Ведьма приходит по понедельникам E-Book

Анна Литвинова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 349

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Варя Кононова ушла со службы, из своей суперсекретной комиссии, которая занимается всем загадочным и непознанным, происходящим в стране. Они наконец-то поженились с экстрасенсом Алексеем Даниловым, и у них родился сын Арсений. Казалось бы, живи и радуйся! Однако вокруг их семьи начинаются сверхъестественные и неприятные события: на старой фотографии вдруг проявляется молодой человек, с которым Варя познакомилась позавчера. На прием к Данилову приходит очаровательная ведьма, которая рассказывает его же собственный сон. А потом похищают малыша Арсения… Каждая книга Анны и Сергея Литвиновых — это модный детектив с актуальной остросовременной проблематикой, отличающийся оригинальным захватывающим сюжетом и яркими обаятельными героями. Помимо непосредственно детективной линии авторы особое внимание уделяют динамичности и занимательности сюжета: приключениям, авантюрам, опасностям и, конечно, любви. В новом остросюжетном романе Анны и Сергея Литвиновых возвращаются любимые герои — сотрудница засекреченной спецслужбы Варвара Кононова и ее избранник, экстрасенс Алексей Данилов.

Leseprobe

Анна и Сергей Литвиновы Ведьма приходит по понедельникам

Посвящается замечательным советским ученым и музейным работникам: археологам, этнографам, антропологам

Все выдумано, от первой до последней буквы!

Всякое совпадение с реальностью мест действия, характеров и ситуаций романа является непреднамеренным, целиком случайным и полностью остается на совести читателя.

© Литвинова А.В., Литвинов С.В., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава 1 Взбесившийся вагон

Варя Кононова

Наши дни

Ушла – и забудь.

Примерно по такому принципу действовал КОМКОН, самое секретное подразделение из числа российских спецслужб. Никто из сотрудников, отправленных в резерв, никогда на место службы больше не возвращался. Во всяком случае, Варя Кононова таких ни разу не видела и о подобных визитах не слышала. Ей самой однажды довелось по делу вернуться в подземную штаб-квартиру, но она считала, что то был единичный, исключительный случай. Поэтому иной раз она думала усмешливо: «Даже странно, что нам, всем тем, кто уходит из комиссии в отставку, память, как в фильме “Люди в черном”, напрочь не стирают».

С полковником Петренко тем не менее она продолжала общаться. Он у них с Алешенькой на свадьбе свидетелем и шафером был.

И на крестины Сенечки его, конечно, пригласили – но не крестным. Крестным Данилов взял своего многолетнего помощника Сименса; тот, несмотря на немецкую фамилию, оказался самым что ни на есть православным русаком.

Однажды полковник обмолвился, что его повысили и он снова стал исполняющим обязанности начальника комиссии. Варя его поздравила, но больше о службе Петренко не произнес ни слова. Ни о каких комконовских делах не заикался.

Скучала ли майор в отставке Кононова по работе в комиссии? Конечно, скучала. Иногда думала, что ее порыв уйти был, пожалуй, слишком спонтанным и необдуманным. Никто ее не гнал. Могла бы служить и служить. Скоро подполковника дали б. А должность у нее полковничья была. К пенсии бы точно доросла. Но главное: какими интересными вещами они занимались!

Однако сожаление всплывало и пропадало, потому что нынешняя жизнь ей по большому счету куда больше нравилась.

Она стала мамой. А жить, отдавая себя крохотному Сенечке, наблюдая день за днем, как он растет и меняется, – ох как интересно! Куда сильнее вдохновляло, чем служба, в которой, честно говоря, тупизма и бюрократии хватало.

Хотя во многом роли матери и домашней хозяйки оказались значительно тяжелее, чем оперативника-спецслужбиста.

Никто, ни единая душа их маленькой семейке не помогал.

Родители Вари погибли давно, в 1993-м.

Мамы Данилова не стало раньше, в девяностом году. Отец его тоже скончался.

Поэтому младенец Арсений остался без опеки-заботы со стороны бабушек-дедушек, причем с обеих сторон.

Помощи ждать было неоткуда, поэтому приходилось все самим. Нянек-бабок они решили не брать. Алеша сказал, что будет Варю всячески поддерживать – в течение как минимум года ни в какие командировки-туры-гастроли по стране не поедет. И притом один день в неделю, когда у него нет приема страждущих, станет безраздельно сыночком заниматься, а Варю отпускать, куда бы она ни собралась: на маникюр-педикюр, стрижку-укладку, в кафе с подружками посидеть.

Обещание свое он выполнял. Нелегко мужу было, особенно по первости – с младенцем на руках весь день! Но он держался и всегда ее заранее спрашивал: «Ну, куда ты собираешься в следующий понедельник?» – у него именно первый день недели свободным от приема был.

В этот раз Варя сказала: «Я еду на свою старую работу».

Он нахмурился, в первый момент не понял: «В “Ритм-один”, что ли?» – «Ритм-один» была компьютерная фирма, под прикрытием которой служила Варя.

– Нет, туда, – ответствовала Кононова и показала глазами вниз, имея в виду то место, которое она иногда, когда никто не мог слышать, называла «бункер», а порой «подвал». То, где дислоцировался суперзасекреченный КОМКОН. – Мне Петренко звонил, очень просил прибыть.

Алеша скривился: ее служба, казалось бы, давно покинутая, снова пробиралась к ним в дом. Однако полковника он уважал (хотя не сказать чтобы любил и, наверное, отчасти ревновал к нему Варю), потому дернул плечом и буркнул:

– Воша валя, – то есть в его трактовке: «Воля ваша».

И вот: с утра Варя для Сенечки сцедила молочка. Несмотря на солидный годовалый возраст, она продолжала его раз, а то и два в день баловать натуральным материнским продуктом (слава богу, хватало). Дала Алеше инструкции насчет прикорма ребеночка и одевания на прогулку – и отправилась.

Нечего говорить, подходила к своему бывшему рабочему месту с замиранием сердца. Петренко встретил ее перед воротами. Никакого пропуска выписывать не понадобилось. Оказалось, отпечатки и пальца Кононовой, и роговицы ее глаза в памяти пропускной системы сохранились. Поэтому миновали первую проходную – калитку у ворот – без проблем. Сержант-дежурный только козырнул. За воротами имелся небольшой асфальтированный дворик, в котором припаркованы были две разъездные машины и авто трех-четырех высших руководителей спецслужбы. Среди них она узнала петренковский личный «Фольксваген Туарег».

В центре дворика располагалось невзрачное одноэтажное здание. Снова проверка личности – и снова система откликнулась положительно на папиллярный рисунок пальца Вари и узоры ее глаза.

– Значит, на самом деле любой бывший сотрудник может в любое время на службу прийти? – спросила она у полковника.

– Не любой, а только ты. И только сегодня, – скупо ответил он.

Они вошли в лифт. Он ухнул вниз, на семидесятиметровую глубину.

А там было все так же, как в последний раз, после отставки, когда она приходила охотиться на Козлова, убийцу своих родителей: коридоры с ковровыми дорожками, залитые люминесцентным светом, дубовые двери без табличек, и непонятно, кто за ними сидит.

Варя хорошо знала, что находится там, внутри, в кабинетах, потому что сама провела в таком двадцать без малого лет: фальшокно с фотографией пейзажа за ним; тесное помещение, стол с компом, внутренний телефон, два стула. На стеллажах – папки с делами, электрочайник, банка с кофе.

В коридорах, по обыкновению, никого не было, а кабинет Петренко оказался тем самым, начальственным, с длинным столом для заседаний, где она неоднократно получала пендюлей от командиров КОМКОНа, в том числе в короткий период до того, как Петренко понизили, – и от него самого. При виде тех самых владетельных покоев, где сотрудникам раздавали моральные оплеухи, ностальгия ее сразу пошла на убыль.

Наконец они остались одни, без камер, пронизывающих все пространство около и внутри комиссии, и Петренко сказал: «Ну, здравствуй, Варя», – и обнял ее. Вот таким он был, прежний ее начальник: все хранил в себе, никаких душевных порывов на публике не допускал. Отстранил молодую женщину, осмотрел, промолвил:

– Ты похорошела.

– Потолстела, – уточнила она.

Варя, конечно, после родов прибавила. Килограммов десять, кошмар. Ушло все в живот, в попу, в бедра. И лицо расширилось.

Пришлось даже к сезону парк летних сарафанов обновлять, приобретать более просторные. И она условилась с Даниловым, что купит абонемент в спортклуб, будет по утрам, до его работы в зал ходить: на тренажерах подкачается, в бассейне поплавает, в хаммаме попарится. Не сомневалась – с проблемой лишнего веса она, как и со всеми другими вызовами в своей жизни, тоже справится.

– Да нисколько ты не поправилась! – соврал Петренко. – Наоборот: разрумянилась, разгладилась, стала настоящей женщиной.

– Настоящей? – улыбнулась она. – А была искусственной?

– Была девчонкой, порой с мальчишескими повадками. Иногда угловатая. Иногда резковатая. А сейчас ты как будто нашла себя, влилась в форму, для тебя самой матерью-природой предназначенную.

– Как вы успели все это заметить, Сергей Александрович, за те пять минут, пока мы общаемся?

– Я и на крестинах обратил внимание, порадовался за тебя, просто тогда не было момента сказать… Короче, материнство тебе явно на пользу. Как Сенечка? Как Данилов?

Довольно кратко, стараясь не сбиваться в «мамочкины» подробности и быть юмористичной, она поведала о ребенке. Два слова сказала о муже: «Трудится в поте лица». Спросила, в свою очередь:

– Как у вашей замечательной семьи дела?

– Оля все так же. Работает, сделали ее начальницей библиотеки.

– Поздравляю.

– Передам… А Юлька… Юлька в прошлом году вместе с мужем в Эмираты укатила. – При словах о дочери полковник посуровел, сжал челюсти, заиграл желваками: видать, не слишком нравилось, что его кровиночка стала релоканткой, – да и товарищи по службе ему, похоже, успели попенять. – Муж у нее айтишник, вот и решил отплыть в теплые края.

– Сочувствую, товарищ полковник. Скучаете по дочери, наверное?

– Не без этого. Оля туда к ним в гости вырывается временами, а мне выезд за кордон, как ты понимаешь, сейчас прикрыт… Чаю, кофе выпьешь? – резко сменил тему начальник. – Меня новой кофеваркой осчастливили.

– Нет, спасибо. Лучше расскажите, чем обязана я вашему вызову? Нельзя было на улице поговорить, прохаживаясь возле моего дома? Или в парке «Кусково», как в былые времена?

– Да вот хочу показать тебе кое-что. Документ секретный, выносу за территорию части, естественно, не подлежит. А в пересказе теряются определенные нюансы.

Петренко подошел к столу, открыл верхний ящик, протянул Варе одну страничку текста. Пояснил:

– Коллеги из Ясенева меня снабдили. Говорят, это не первое аналогичное сообщение из-за океана.

Варя взяла листок, стала читать бумагу, напечатанную исключительно капслоком, заглавными буквами:

СЕКРЕТНО

ЭКЗ № 2

ШИФРТЕЛЕГРАММА № 05/109

ВАШИНГТОН 434 13.05.2024 06:45

ТОВ. БОРИСОВУ

ОБ АКТИВИЗАЦИИ СПЕЦСЛУЖБ США В НАПРАВЛЕНИИ АНОМАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ

ПОСТУПАЮЩИЕ ИЗ НЕСКОЛЬКИХ ИСТОЧНИКОВ ДАННЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ, ЧТО ФБР, АНБ, ЦРУ, РУМО, А ТАКЖЕ ДРУГИЕ КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЕ И РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЕ СТРУКТУРЫ США АКТИВИЗИРОВАЛИ РАБОТУ ПО ВЫЯВЛЕНИЮ АНОМАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ. ЕСТЬ СВЕДЕНИЯ, ЧТО С ИХ СТОРОНЫ НАЧАЛАСЬ ОХОТА ЗА НЕКИМ ЧЕЛОВЕКОМ, ГРУППОЙ ЛЮДЕЙ ИЛИ СТРУКТУРОЙ, КОТОРЫЙ/КОТОРЫЕ ОБЛАДАЮТ СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫМИ СПОСОБНОСТЯМИ. В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ИМЕЮТСЯ ДАННЫЕ, ЧТО НИКОМУ В США В ТОЧНОСТИ НЕ ИЗВЕСТНО, ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЮТ СОБОЙ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК/ГРУППА/СТРУКТУРА, КАКОВА ПРИРОДА ЕГО/ИХ ВОЗНИКНОВЕНИЯ, КАКИМИ ЯВЛЯЮТСЯ ЕГО/ИХ ЦЕЛИ И КАКИЕ УГРОЗЫ ОН/ОНИ ТАЯТ.

В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ В АМЕРИКАНСКОМ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОМ И КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОМ СООБЩЕСТВЕ ВОЗОБЛАДАЛА ВЕРСИЯ, ЧТО ЭТО ПРЕДСТАВИТЕЛИ ИНОПЛАНЕТНОГО РАЗУМА, КОТОРЫЕ ПОД ЛИЧИНОЙ ЛЮДЕЙ ВЕДУТ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДЛЯ ПОСЛЕДУЮЩЕЙ КОЛОНИЗАЦИИ ЗЕМЛИ. НЕ ИСКЛЮЧАЕТСЯ ТАКЖЕ ВАРИАНТ, ЧТО УПОМЯНУТЫЙ/ЫЕ ОБЪЕКТ/ОБЪЕКТЫ ЯВЛЯЮТСЯ ПОРОЖДЕНИЕМ МИСТИЧЕСКИХ, НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СИЛ.

НР 383 РЕЗИДЕНТ КВР КЕНТАВР 12.05.2024 13.35

– Сильное сообщение, – прокомментировала, отложив бумагу, Кононова.

– Понимаешь, Варя? – молвил Петренко. – Раз у них такое появилось, раз американе нечто такое ищут – значит, подобное, скорей всего, возникло и у нас. Как иначе? Всегда все происходило симметрично с главным противником. Помнишь, Посещение номер один, в тысяча девятьсот пятьдесят первом году? А потом следующее, в шестьдесят втором, во время Карибского кризиса? Чуть не в один день тогда гости появились и у нас, и у американов. Есть основания думать, что и нынче они действуют аналогично прошлым посещениям – то есть одновременно появляются и у штатников, и у нас.

– Но сейчас, – прокомментировала Варя, – в отличие от пятидесятых-шестидесятых годов, пришельцы, наверное, кроме России, и в Китай должны наведаться, и в Европу. А может, и в Индию тоже. Мир ведь из тогдашнего двухполярного явно превратился в мультиполярный.

– Я задавал этот вопрос коллегам из Ясенева, из Комитета по внешней разведке. Они мне ответствовали, что данными из Китая, Индии или из Европы пока не располагают.

– А не дезинформация ли это? – Кононова кивнула на шифровку.

– Что ты имеешь в виду? Что наши заокеанские партнеры перевербовали резидента под кодовым именем Кентавр и потому он стал гнать нам дезу?

– Нет, я предполагаю, а вдруг американе, – когда-то Данилов рассказал ей, что первые советские ракетчики, включая Королева, называли жителей США именно «американами», получалось забавно, но уважительно, вроде «марсиан». И Варя, и Петренко переняли это словечко, – американе специально распускают эти слухи ради того, чтобы мы стали искать в темной комнате черного кота – а его при этом там и нет? Отвлекали силы и средства в поисках того, что в реальности не существует?

– Говорят же тебе, это не первое подобное сообщение. И по другим каналам аналогичная инфа из США проходила. А потом, люди из комитета внешней разведки – серьезные товарищи. Они, что называется, за базар отвечают.

– И вы, то есть комиссия, тоже начали работу в этом направлении?

– Она именно нам и поручена, Варюша. В соответствии с задачами нашей организации.

– Вот как! Рада за вас. Давайте, действуйте. Но при чем тут я, товарищ полковник?

– А при том, что это ведь твоя тема. Как мы с тобой в яранской тундре с чужими бились, помнишь?

– Такое забудешь!

– Поэтому, конечно, тебя не хватает… – выговорил-таки полковник слова, которые были ей очень по сердцу. – Но если я предложу тебе вернуться на службу – временно, для выполнения задания, – ты ведь не согласишься?

– Не соглашусь, товарищ полковник. У меня сыну только годик исполнился. И никого в помощниках: ни бабушек, ни нянек. Один Данилов, но он сидеть круглые сутки с ребенком не может, спасибо, раз в неделю меня, как сегодня, отпускает. Ему надо деньги зарабатывать, семейку нашу кормить. Пенсии моей, хоть и военной, на нас троих явно не хватит. Так что при всем моем уважении и любви к вам: нет и нет.

– М-м-м, жалко, конечно. Но ты ведь сможешь поработать над этой темой факультативно? Присмотреться? Пошерстить Интернет? Соцсети?

– А что мы ищем? Более подробно можно?

– Сожалею, но у меня никакой дополнительной информации, кроме данной шифровки, пока не имеется. Я, знаешь, на интуицию твою очень рассчитываю. – Петренко сделал паузу и добавил: – И на Данилова.

– На Алешу? – округлила глаза Кононова. – Шифровку вы мне показали секретную, КОМКОН – организация секретная, тема вышеизложенная – секретная. Что же я Данилову могу сказать?

– Скажи в этаком, округленном виде. Он ведь тебя спросит, зачем ты мне сегодня вдруг понадобилась? Вот и поведай супругу – безо всяких ссылок на коллег из Ясенева, конечно. Пусть Данилов тоже присматривается к окружающим. У него-то самого экстраординарные способности, в отличие от нас всех, имеются.

– Н-да, Сергей Александрович, задание точно в стиле комиссии. «Ступай туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». – «А деньги?» – «А денег нет, но вы держитесь»

– А что ты хочешь? Мы с тобой в таком режиме двадцать лет совместно проработали. Давай я тебя познакомлю с сотрудниками, которые официально эту тему начали вести.

Когда Варя вернулась домой, в их квартиру почти что в центре столицы, на Краснопролетарской, Данилов встретил ее с крайне загадочным выражением лица. Она даже забеспокоилась: что случилось? Однако выглядел Алеша скорее радостным. Да и Сеня смотрелся здоровеньким и довольным. Он стоял в кроватке, держался за барьер и качался на крепеньких ножонках. Когда увидел Варю, радостно заорал: «Ма! Ма! Ма!» – и так до бесконечности – и протянул к ней ручонки.

«Боже мой, – екнуло у нее, – и я почти всю жизнь отказывалась от этого счастья! Дотянула чуть не до сорока лет! И ради чего? Ради какой-то работы!»

Она взяла сына на ручки, потаскала по комнате, потискала. Он тоже обнимал ее, сжимал за голову, восхитительно пах молочным своим детством. Подошел Алеша, обнял одновременно и ее, и малыша. И опять от этих объятий, когда они втроем оказались все вместе, Варя почувствовала новый прилив нежности и любви – к ним обоим. Хотелось всю жизнь простоять вот так с ними, со своими любимыми мальчиками, в объятиях и ничего больше не делать – тем более не имелось никакого желания выполнять задания Петренко.

Данилов спросил малыша: «А ко мне пойдешь?»

Тот охотно переменил дислокацию и перебрался на ручки к отцу. Алеша осторожно опустил младенца и поставил ножками на пол.

Стоять парень научился давно, но для того, чтобы хранить равновесие, ему все время требовалось держаться – в последнее время хотя бы за один палец взрослого.

– Отойди-ка на три шага, дорогая! – скомандовал супруг. Она выполнила пожелание: предчувствовала, к чему дело идет. – Помани его!

– Сенечка, иди ко мне, – ласково позвала Варя.

И, о чудо, малыш оторвался от руки мужа и сделал сам – первые! самостоятельные! – шаги в ее направлении! Ему как раз хватило шести шажков, и он стал заваливаться, но она подхватила сыночка в свои объятия, подняла, обняла, воскликнула: «Ой, какой же ты молодец!» – и зацеловала, затормошила.

– А?! – гордо воскликнул Данилов, будто бы это именно он, лично за сегодняшний день, пока ее не было рядом, научил сына ходить. – Каковы мы?

– Да, Лешка, поздравляю! Давай снимем видео – самые первые шаги? На память?

– Слушай, ну ты прям как блогерша какая! Начнем еще в соцсети куда-нибудь нашего ребеночка выставлять!.. Да снимем мы его со временем, снимем, никуда не денемся… Давай лучше отметим достижение сына. Есть хочу не могу. Я, пока Сенька почивал, пасту сварганил с лососем. И бутылочку новозеландского шардоне поставил охладиться.

– Яжемать, забыл? Кормящая! – напомнила Варя. – Какое там новозеландское.

– Сеня не все молочко выпил, что ты утром сцедила. И прикорм добавим, до утра хватит ему.

– Ах ты змей-искуситель!

Слава богу, характер у их сыночка оказался по жизни покладистый, натура нескандальная, позитивная. По ночам он, особенно в последнее время, как месяцев восемь исполнилось, обычно спал. За всю ночь только один раз, от силы два требовалось встать, покормить, успокоить, найти потерянную соску.

Поэтому, уложив малыша, поставили «радионяню», уселись на кухне. Данилов за что ни брался – все у него хорошо получалось. В этот раз и угощение удалось – паста с лососем под сливочном соусом, и вино он правильное выбрал: очень летнее, под теплый воздух, который струился из полураспахнутого окна.

«Вот ведь судьба, – думалось Варе, – могла я вообразить, что когдатошний объект разработки станет самым близким для меня человеком? Тут и Данилов, конечно, свою роль сыграл – преследовал меня по-настоящему, да и способности свои экстрасенсорные наверняка проявил, чтобы покорить, – хотя напрочь это отрицает. Но вот мы не просто живем вместе, а подлинные теперь муж и жена перед богом и официальными органами».

Она вспомнила, как полтора года назад, когда сказала под Новый год Алеше, что беременна, он немедленно предложил: расписываться в загсе и венчаться в церкви. «И давай не затягивать, – настоял тогда, – пока твое интересное положение окружающим не очевидно и Великий пост не начался».

Обвенчались и расписались в конце февраля прошлого года, шаферами были полковник Петренко и Сименс, а с ее стороны – давняя подруга Верочка Погодина и бывшая однокурсница Наташа.

Одно только сделали не по правилам: она не стала фамилию менять. Возможно, Данилову это оказалось неприятно, но он ее поддержал: «В память о твоем отце, генерале и докторе наук. Великий был человек».

Варю совсем не тошнило, и была она на венчании очень красивой. Так жаль, что не могут ее увидеть и порадоваться ни мама, ни папа – тридцать лет, как спят в земле сырой.

А в июне она родила. Алеша все время был с нею рядом, и при родах она впервые согласилась, чтобы он на нее воздействовал, поэтому всю ее боль он старался брать на себя. Она видела, как ему самому тяжело и нездорово, лицо его посерело, на лбу пот выступил, он крепко сжимал и кусал губы – зато она особых страданий не испытывала, и ребеночек выскочил быстро и почти безболезненно – а Данилов (усмешливо подумалось ей) стал первым мужчиной, который почувствовал, что такое рожать. И за это она тоже была ему благодарна.

Малыша, мальчика, хотелось назвать в честь своего отца Игорем – но Данилов отговорил: «Папа твой, конечно, был человеком великим, но погиб трагически и в относительно молодом возрасте – зачем ребеночку такой ментальный груз?» О том, чтобы назвать в честь даниловского папаши, и речи не шло – был тот человеком странным, неоднозначным, да и умер тоже далеко не стариком.

Алеша предложил наименовать сыночка Арсением – она согласилась.

– Для чего тебя Петренко вызывал? – вырвал ее из приятных воспоминаний Данилов.

– Окажемся на открытом воздухе, расскажу, – ответила она.

– Ох уж эта шпиономания, – пробурчал он, – неужели думаешь, что нас с тобой до сих пор слушают?

– Конечно, – убежденно проговорила она.

Из-за стола они переместились в спальню.

С Даниловым ей всегда была хорошо – ну, если быть честной, почти всегда. Он уверял и клялся, что никаких своих сверхъестественных способностей к этому не прикладывал, мыслей не читал, желаний не предугадывал – когда бывал с ней, возводил типа вокруг себя невидимый, но непроницаемый стакан. Кто знает: может, правда – Алеша вообще был болезненно честным человеком. А может, и врал. Или, точнее, привирал немного.

После родов она еще больше раскрылась. Сильнее чувства стали. И когда Алеша в постели до сердца доставал, вцеплялась в него и шептала – вот только кричать теперь во все горло боялась: а вдруг Сенечку разбудим.

Потом они оба заснули, обнявшись.

Ночью Варя пару раз вставала к малышу. А под утро сны у обоих стали перемежаться с явью, и думы и заботы дня вдруг спутывались с ночными видениями, и от этого становились вдруг яснее, отчетливее, но и мягче, успокоительней.

Все последнее время, с того момента под Новый год, когда Варя объявила, что беременна, Данилов не переставал в глубине души думать и переживать о малыше. Поводы имелись, и не только естественная тревога отца за своего сына. Варя, согласно ужасному жаргончику отечественных врачей, являлась старородящей – а значит, риски, связанные с беременностью, повышались. И помочь ей, выручить в случае беды он, несмотря на все свои способности, никак не мог.

Но главное, что его беспокоило, – как раз они, его таланты. Ведь он, Данилов, явно выделялся из обычного человечьего ряда. Был необыкновенным, особенным. Да, он в итоге сумел приручить свой дар и благодаря тому смог хорошо зарабатывать и пользоваться уважением окружающих. Но какие испытания и мучения ему пришлось преодолеть, когда этот дар только просыпался! Как тяжело было! Настоящее счастье, что ему в конце концов удалось направить свои умения в конструктивное, полезное русло! Сколько людей с аналогичными способностями попросту гибли: спивались, оказывались в психушках или на дне жизни! Нет, совсем он не хотел, чтобы его сыночек, его Сенечка унаследовал от него таланты и связанные с ними тяготы. Как ему мечталось, чтобы он оказался самым обыкновенным ребенком! С каким вниманием он всматривался в него: не проявится ли нечто, свидетельствующее о будущих сверхспособностях!

Нет, пока, слава богу, ничего не проявлялось. Сын рос обычным крохой. Однако тревога не отпускала. Она прорывалась и днем, когда Данилов возвращался с работы и с беспокойством вглядывался в личико сына. Врывалась в подсознание ночью, когда малыш в его снах вдруг начинал угадывать в колоде закрытые карты или решать тригонометрические уравнения – и это становилось для него, для отца, мучительной тяготой. Он на мгновение просыпался, произносил, как мантру, короткую молитву – и снова засыпал, и видел сны о другом; однако подспудное волнение все равно длилось.

Рядом, разметавшись большим обнаженным телом, спала Варя. Ее сон под утро тоже был неглубок, она прислушивалась к сопению (через «радионяню») малыша. А еще невольно ей вспоминалось, как вчера в штаб-квартире КОМКОНа Петренко вызвал, чтобы познакомить с ней, двух новых офицеров – они поступили на службу в комиссию после ее увольнения, и она их никогда раньше не видывала.

Оба прибыли в кабинет Петренко – в гражданском, как водится. Первый – капитан Вежнев, Антон. Лет тридцати пяти и, боже, какой красивый! Лицо как у Петренко, словно из фильма о римских гладиаторах, – только полковник роста совсем невысокого и, что там говорить, немолодой, а этот высоченный, с голубыми глазами, длинными ресницами. И с атлетической фигурой, которую не скрывало легкомысленное поло. Он при знакомстве задержал Варину руку в своей и осмотрел ее откровенно раздевающим взглядом. От подобного мужского внимания она за последние два года после увольнения совершенно отвыкла – все с Даниловым да с Даниловым.

Алеша, конечно, очень хороший: умный, добрый, амбициозный, заботливый – но красота не самая сильная его сторона. Вдобавок скажем прямо: каждая девушка, и Варя тоже, нуждается в подобном неприкрытом восхищении эдакого полубога. И она в тот момент как-то сразу почувствовала себя в большей степени женщиной, чем минуту назад: осознала, как она хороша в своем открытом сарафане с мощными плечами и руками и прочими богатствами, способными ослепить любого мужчину.

Ничего, разумеется, в петренковском начальственном кабинете, кроме этих первых взглядов, не последовало. Просто сухой и скупой разговор о деле. Обменялись номерами телефонов. Договорились держать связь. Разве что на прощание капитан Вежнев опять дольше обычного задержал ее руку в своей ладони. И она в ответ не стала демонстрировать при пожатии собственную силушку бывшей чемпионки Москвы по гребле и мастера спорта, притворилась мягкой и робкой девочкой.

Но, кроме красавчика, в кабинет к полковнику был вызван другой офицер комиссии – старший лейтенант Любовь Андриянова. Девушка оказалась одета, в противовес Варе и Вежневу, в летний, льняной, но строгий деловой костюм. Лет тридцати, маленькая, черненькая, хорошенькая. Она тоже, как капитан, схватывала все на лету, и в какой-то момент Кононова ощутила дикий укол ревности: «Вот, я ушла со службы, однако свято место пусто не бывает, и теперь эта фря крутится рядом с Петренко и красавцем Вежневым и решает важные вопросы государственного значения, секретные расследования ведет. А я выброшена из большой жизни, поставлена на каждодневное обслуживание ребеночка и мужа».

Сейчас, в полусне, у Вари снова повторялся эпизод знакомства с Вежневым. Она любила Данилова и никогда за двенадцать лет, что они прожили вместе, даже в мыслях не изменяла ему – но над снами мы не вольны, да и видение ей демонстрировали самое что ни на есть целомудренное: капитан снова глядит на нее глубоким взглядом и задерживает свою руку в ее.

А потом, как всегда рано, проснулся Сенечка, началась возня: менять подгузник, кормить, поить. Засобирался на работу Данилов. Очарование сна было быстро утеряно, да и верила Варя: увиделись они с капитаном первый и последний раз.

Найти новых чужих (или иных, или странных) – замечательная идея. Только как она сможет Петренко в этом помочь? У нее кругозор и оперативный простор ограничены единственным окошком в мир: компьютером и Интернетом.

А даже если она отыщет хоть что-нибудь – будет докладывать лично Петренко. Капитан-красавец с опытом службы в КОМКОНе полтора года – явно не тот уровень, чтоб она с ним советовалась, да простят ее боги за высокомерие.

Алеша уехал на работу, в свой офис, где вел каждодневный прием. Он начинал поздно: в одиннадцать, в двенадцать – в зависимости от того, кто из пациентов сумел убедить девочек на ресепшене, ведающих записью, что его, клиента, случай требует немедленной консультации у экстрасенса.

А Варю поглотила рутина: опять покормить Сеньку и отправиться с ним гулять.

Жили они почти что в центре Москвы, недалеко от Садового – поэтому мест для прогулок имелось немного. Двор их огромного восьмиподъездного, двенадцатиэтажного дома был, правда, зеленым, и небольшой садик в нем имелся. Порой гуляли там. Но чаще отправлялись с Сенечкой в Делегатский парк. Вот и сейчас Варя снарядила прогулочную коляску, и пошли.

Они не раз обсуждали с Даниловым, что пребывание в городе неполезно для малыша. Но какие оставались варианты? Дача ее родителей? Да, там огромный зеленый участок и кругом леса, только с удобствами негусто, выкупать малыша – проблема. Да и не сможет Данилов по вечерам к ним из города приезжать, а потом каждое утро на работу в пробках по Щелковскому шоссе тащиться. А без него ей там будет и тяжело, и скучно, и страшно.

Рассматривали другой вариант: снять коттедж с удобствами. Но этим, как оказалось, надо было озабочиваться в конце зимы, в начале весны – к лету, когда они спохватились, все пристойные варианты оказались разобраны. Вот лопухи!

Вот потому-то пока приходилось в Делегатском парке прогуливаться, дышать пыльной листвой.

Пока шли от дома к парку, Сеня поспал.

А не успели прийти – явление: прямо перед Варей возник капитан Вежнев из вчерашней встречи в КОМКОНе (и сегодняшнего утреннего сна). Улыбается во все тридцать два великолепных белоснежных зуба и делает жест, словно обнять ее хочет.

– Здравствуйте, Варвара Игоревна! Как я рад вас видеть!

А она не слишком-то подготовлена к подобной (да и к любой!) встрече: не накрашена, сарафан самый простецкий, чуть ли не домашний, на ногах босоножки, под ними сильно поиздержавшийся педикюр. Поэтому Кононова легкий тон нового знакомца не поддержала, нахмурилась:

– Как вы здесь оказались?

– Да вот, решил прогуляться по парку. Удивительная встреча, не правда ли?

– Слушайте, в Москве зарегистрировано тринадцать миллионов постоянного населения, не считая приезжих. Не надо делать вид, что вы со мной тут встретились случайно.

– От вас ничего не скроешь! Подлинный глаз-алмаз! – Он поднял обе руки, как бы сдаваясь. – Да, признаюсь: узнал по внутренней базе ваш адрес, сообразил, что вы как раз пойдете со своим замечательным малышом гулять. Очень хотел увидеться, поговорить. Вы на меня чрезвычайно сильное впечатление произвели вчера, Варвара Игоревна. Может, посидим где-нибудь, выпьем кофе?

– Я с ребенком. Гуляю. Вы не видите?

– Может, дома у вас?

– Ваше нахальство становится просто смешным.

– Тогда разрешите составить компанию? Пройтись рядом?

В процессе разговора он прямо-таки пожирал ее глазами – неужто соблазнить, дурачок, хочет?

Хотя столь очевидное мужское внимание, от которого она успела за время декрета отвыкнуть, было, что говорить, приятным.

– Откровенно говоря, я по делу. – Капитан поскучнел и зашагал бок о бок. – Хочу заручиться вашей поддержкой. Вы ведь, Варвара Игоревна, долго в КОМКОНе прослужили, да и по званию выше меня, хоть и в отставке. Я к чему? Эта история, куда нас всех троих, и вас, и меня, и старлея Андриянову тоже, Петренко ввергнул, представляется мне совершенно бесперспективной. Как мы будем искать неизвестно кого неизвестно где? Мало ли что американцы себе навоображали! Они нам что, указ? Почему мы по их наводке должны время и силы терять? Короче, скажу вам, Варя…

«Ого, вот я стала просто Варей, без отчества, такими темпами он к концу разговора на “ты” перейдет».

– …скажу вам, Варя, что я совершенно не собираюсь надрываться на этой теме. Не то чтобы саботировать стану, но и гореть энтузиазмом тоже не буду. И поэтому прошу вашего понимания в данном вопросе.

Кононова пожала плечами. Покойный отец-генерал с самого детства наставлял ее: «Не надо выдавать лишнюю информацию». Потом примерно ту же максиму внушал Петренко. Поэтому она не стала говорить, что ей тоже кажется задание, порученное Вежневу и Андрияновой, странным и бесперспективным. И она, конечно, будет настороже, но вот куда бежать и что делать – представления не имеет.

А тут и Сенечка проснулся. Варя остановилась, наклонилась к нему. Но сыночек не стал выказывать никаких недовольств по поводу того, что сидит пристегнутый, аки космонавт, в своей прогулочной коляске, не просился ни ножками погулять, ни, наоборот, на ручки.

Вошли в парк и остановились в виду длинного, расписанного деревьями бетонного забора и антивандального туалета. На дорожках никого не было, и Кононова разговаривала с Вежневым лицом к лицу. Сенечка тоже во все глаза рассматривал незнакомого высоченного дядю, не капризничал.

В ответ на предложение красавца о «понимании» она высказалась так:

– Смешно, что вам, Антон, понадобилось мое одобрение. Я никто, отставник, зачем вы меня в эту историю впутываете? Я-то вам чем помочь могу – в любом случае, будете вы жилы рвать или нет?

– Вы на меня очень сильное впечатление вчера произвели. Мне всегда такие, как вы, женщины нравились. Красивые, сильные, уверенные в себе, самодостаточные. Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет – это ведь про вас. Поэтому я любыми путями пытаюсь продолжить общение.

– Хватит, Антон! – выкрикнула она. – Вот эту тему давайте оставим. Я замужем, и я счастлива. Поэтому не желаю слышать больше ваших подкатов.

Он горестно вздохнул.

– Разрешите тогда безмолвно вами восхищаться. И у меня имеется предложение: давайте все-таки встретимся. Нет-нет, я не настаиваю на тет-а-тет с вами. Давайте соберемся: вы, я, ваш муж и старлей Люба. Поговорим о том о сем. Познакомимся поближе. В караоке, к примеру, сходим вчетвером?

– Для нас с мужем это совершенно неприемлемо. У нас, как видите, ребенок, – она кивнула на колясочку, – оставить его не с кем.

– Хорошо, мы тогда с Любой Андрияновой к вам домой заявимся. Вы не волнуйтесь, всю еду и выпивку принесем с собой. И посуду за собой помоем.

– Какое-то настораживающее желание с вашей стороны у меня дома оказаться.

– Конечно! Я ведь знаю от Петренко: у вас прекрасная квартира в элитном тихом центре, от отца-генерала – доктора наук досталась. Интересно ж посмотреть, как советские руководители в былые времена жили.

– Ладно, созвонимся как-нибудь.

– Нет, нет. В эту субботу мы с Любой – у вас.

Варю и напор его ошеломил, и мужское постороннее внимание показалось лестным, и вечеринок они много лет не закатывали. Поэтому она, вместо того чтобы резко отсечь наглеца (как умела), пробормотала:

– Я спрошу у мужа, какие у него дела в субботу. Он по выходным у меня работает обычно.

– Для вас, я уверяю, не будет никаких хлопот! Мы все принесем с собой. Умоляю вас.

Он протянул руку:

– До свидания, Варя. Я очень, очень рад, что вы выслушали меня. Я позвоню вам завтра в это же время, мы обсудим детали.

Вежнев поклонился, развернулся и пошел к выходу из парка.

И тут сразу захныкал, закапризничал Сенечка. Она взяла его на ручки – но нет, он просился гулять своими ногами. Варя протянула ему руку, он уцепился за палец и потопал.

Вежнев и его визит произвели странное, мутное впечатление – будто встречаешься с каким-то мошенником или делягой. Если б не изначальное знакомство в недрах КОМКОНа, она б его и слушать не стала. Но при этом капитан обладал даром убеждения – вероятно, специально готовился по жизни входить в доверие, немудрено для сотрудника спецслужбы. Пятнадцать минут назад она и помыслить не могла, что будет принимать у себя дома сослуживцев, – а теперь ей вдруг показалось это разумным, приятным и правильным.

«Заодно Данилова попрошу, пусть он при встрече гостей наших при помощи своих способностей прокачает».

Даром экстрасенса в частной жизни муж старался не пользоваться – говорил, неэтично. Но иногда, по просьбам Вари, уступал. И мог распознать, что за намерения у человека: злые, добрые, – да и прочие детали из сознания контрагента незаметно вытащить.

Сеня деятельно перебирал ножонками, устремляясь к пасущимся на траве голубям. Когда подошел ближе, жирные птички важно вспорхнули, пересели на другое место. Он не стал хныкать, а все равно потащился к ним. «Упорный товарищ растет, – подумалось ей, – в меня, да и в Алешу».

Алексей Данилов

У мужа Вари этот день явно не задался.

В офис, где он принимал клиентов/пациентов, Данилов обычно ездил на метро. Путь недальний, а единственное положенное ему место на парковке во дворе офиса Алексей уступил под нужды страждущих: тот, кто прибывал к нему на машине, мог на время приема припарковаться там. Затем его сменял следующий.

Ехать до работы Данилову было четыре остановки на метро, от «Менделеевской» до «Полянки», и там пешком по переулкам. В полчаса – сорок минут он обычно укладывался. По пути в вагоне и на эскалаторах изучал в телефоне, кто в этот день пожалует, – секретарша первичную инфу собирала. А если у человека не первый визит, а повторный, проглядывал свои заметки, с чем приходил(а) страдалец раньше.

Начинал прием он обычно в двенадцать, поэтому, когда ехал, в метро аншлага не было. Вот и в этот раз уселся на местечко у двери – сидя читать удобнее. Но буквально сразу над ним нависла девица: подкачанные губы, презрительный взгляд из-под длинных ресниц; в руках – одновременно! – сумка дамская, полиэтиленовый пакет с какой-то едой, плюс телефон, плюс прозрачный стакан со светло-коричневым напитком – видать, холодным кофе. И при всей этой поклаже юная особа каким-то образом длинными острыми синими ногтями что-то печатала в телефоне и время от времени засасывала из стакана свой напиток. Емкость с жидкостью угрожающе кренилась в руке девахи. Данилов быстро понял, распознал своим внутренним зрением: быть беде, – поэтому стал приподниматься, уступая, от греха, девушке место.

– Садитесь, пожалуйста.

Но оказалось поздно. Поезд вдруг дернулся, и стакан из рук девицы полетел прямиком на брюки и пиджак Алексея.

– О боги! – воскликнул он. Черта он в устной речи никогда не поминал, матерных слов не использовал: знал, что тяжелая, темная энергия, содержащаяся в этих односложных, древних заклинаниях, самым разрушительным образом воздействует не только на тех, кого обругивают, но и на самого ругателя.

На его светло-голубом костюме, любимом летнем льняном, расплылись отвратительные пятна: и на пиджаке, и на брюках.

Стакан, крышка, соломинка разлетелись по вагону. По полу потекла мутная жидкость.

– Ой, простите! – прощебетала девчонка легким тоном, словно чуть толкнула его или на ногу наступила.

– Не «простите», – сказал вставший в полный рост Данилов, – а вы должны оплатить химчистку костюма.

Девица надменно улыбнулась. Полупустой вагон с интересом наблюдал за начинающейся сварой.

– С какого перепуга? – заносчиво молвила фря и проплыла к выходу – поезд как раз тормозил на «Чеховской».

Данилов устремился за ней. Он не любил применять в личных целях собственные таланты, однако полагал при этом, что наглость непременно надо наказывать.

Девчонка выпрыгнула на платформу.

– Стойте, – отдал он ей приказание. – Послушайте меня.

Девица выполнила команду: остановилась и развернулась к нему. Они оказались у по-модерновому изогнутой колонны лицом к лицу.

– Вы должны, – еще раз повторил Алексей, но в этот раз внушительно, – оплатить химчистку костюма, который испортили.

– Ой, а у меня нет наличных, – покорно пробормотала собеседница. Контакт произошел, она оказалась в его власти.

– Я приму от вас перевод.

– Скажите, пожалуйста, ваш телефон?

Девочка слушалась его. Это требовало сильнейшей концентрации и напряжения воли, и Данилов на мгновение подумал, что напрасно этим занимается, растрачивает себя по пустякам, неужто у него не хватило бы денег оплатить химчистку? Но очень уж нагло девица бросила ему в лицо на предложение о компенсации: «С какого перепуга?» Захотелось проучить мерзавку, пусть знает, что за любые оплошности (и тем более собственную бессовестность) приходится платить.

Он продиктовал свой номер, а она открыла приложение банка на телефоне и послушно перевела пять тысяч. Данилов даже заметил – не заглядывая в экран, а внутренним зрением, – что деньги у нахалки оказались далеко не последними, на разных счетах у нее числилось три с половиной миллиона.

– Больше так не делайте, – проговорил он, отпуская ее.

Девица облегченно упорхнула.

В офисе у Данилова имелись и пара запасных рубашек, и костюм – не беда, что не летний, а осенне-зимний, твидовый. К вечеру вроде обещают похолодание, а дамочки, записанные к нему на прием, как-нибудь переживут нарушение дресс-кода. На брюках и пиджаке расплывались мокрые пятна – неудобно, конечно, но что делать, надо ехать. Не отменять же прием – он старался быть пунктуальным и назначенные визиты переносил лишь в особенных случаях.

Подошел поезд. Данилов, размышляя о своем, сел в него. В вагоне оказалось совсем мало народу. В репродукторе проговорили что-то неразборчивое – не механическим, заранее записанным голосом, а машинист пробурчал, но Алексей не расслышал, что именно. И вдруг вагон дернулся и поехал в другую сторону.

Ожидая, что поезд отправится направо, Данилов чуть не упал, когда состав тронулся в противоположном направлении.

Серьезно? Он ошибся? В забытьи перешел через платформу?

Обратное направление движения ничуть не удивило остальных пассажиров. Практически все увлеченно утыкались в свои мобильники, и только один, по виду волосатый студент, читал книжку. К нему Алексей и обратился: «А какая следующая остановка?» Тот оторвался от чтения, обвел вагон замутненным взором, сфокусировался на спрашивающем и молвил: «Кажется, “Цветной бульвар”».

И впрямь – через пару минут состав как ни в чем не бывало затормозил на «Цветном бульваре» – той станции, которая, поясним мы для не москвичей (и для тех, кто не ездит в метро), шла следующей за «Чеховской», но не в том направлении, куда стремился Данилов, а как раз в противном.

Он немедленно вышел из странного поезда. Вагоны постояли-постояли на станции, а затем дернулись и отправились опять-таки назад – к «Менделеевской»! Туда, откуда только что прибыли!

Данилов постоял на платформе, скорее обескураженный, чем взволнованный. Ему было интересно, что будет дальше.

И вот, как положено в столичном метро вне часа пика, минуты через три с небольшим раздались гул и грохот нового состава. И он приближался в правильном направлении: от «Менделеевской» в сторону «Чеховской»!

Данилов глянул на часы: он опаздывал к первому приему, а ведь надо успеть переодеться. На такси по московским пробкам наверняка задержишься еще сильнее. Поэтому молодой человек не стал рефлексировать, а шагнул во вновь прибывший вагон – тем более вместе с ним обыденно-буднично входили другие пассажиры.

Никаких объявлений по внутренней радиотрансляции не последовало, но поезд преспокойненько отправился туда, куда ему было положено, – к «Чеховской». А Данилов огляделся и вдруг увидел, что спутники его – те же самые, с кем он недавно прибыл от «Чеховской» и которые только что благополучно умчались в противоположном направлении! Те семь-десять человек разного пола и возраста, кто по-прежнему не отрывался от телефонов, и тот самый парень с длинными волосами и серьгой в ухе, читавший книгу.

Алексей снова подошел к нему и спросил: «А какая следующая станция?» Тот с прежним ошарашенным видом опять оторвался от повествования (Данилов заметил, что читал тот лекции Лотмана), покрутил головой и молвил: «Чеховская».

– А ты сам до какой едешь-то?

– До «Боровицкой».

– И ничего тут, в поезде, странного не замечал?

– А должен был?

– Он сначала в одну сторону ехал, потом в противоположную, а сейчас снова в правильную.

Студент глянул на вопрошающего, как на маньяка. Тем более грязные пятна расплываются у дядьки на пиджаке и брюках.

– Вы уверены? Тогда это первый случай в истории московского метро. Надо занести в анналы.

Остальные пассажиры тоже не выказывали ни малейшего удивления из-за странного поведения состава. Сосед длинноволосого оторвался от телефона и стал с улыбкой прислушиваться к разговору с выражением: как много в большом городе странных людей! Данилов понял, что он и впрямь производит впечатление чудаковатого, если не ненормального: костюм с мокрыми пятнами, задает необычные вопросы.

Но все равно вопросил, теперь второго спутника – того, кто прислушивался:

– А вы не заметили? Ведь этот состав сначала шел к «Менделеевской», а потом поменял направление и отправился к центру!

Но тот только с улыбкой развел руками.

Да состав и не чудил больше. Для начала, как положено, прибыл на «Чеховскую». Потом снова поехал в правильном направлении и спустя пару минут оказался на «Боровицкой» (студент, как и обещал, вышел, сунув книгу в свой холщовый шопер). И наконец – «Полянка», станция назначения для Данилова.

Он вышел из поезда. И все время, пока поднимался на поверхность и шагал до офиса, думал: что это было? Девчонка, разлившая на него холодный кофе? Поезд метро, ездящий туда-сюда?

Связаны ли эти два события между собой? А значит, связаны ли с ним, Даниловым?

И если да и оба этих случая предназначены для него, то что это было? Послание? Предупреждение? Или просто случайная флуктуация, игра неземных, неведомых сил, коей он нечаянно стал свидетелем?

Глава 2 Соль и сахар

О том, что с ним случилось в тот день, Данилов рассказал Варе очень дозированно.

Она, конечно, заметила, что он пришел не в той одежде, поэтому пришлось поведать, как на него в метро вылили кофе. Но он не стал распространяться, что вытребовал у неряхи-нахалки денег на химчистку, – почему-то стыдно стало, что разменял свои сверхспособности на банальное сведение счетов. В обеденный перерыв он эти средства перечислил в первый попавшийся приют для животных.

Не обмолвился и о поездах, что ходили в разные стороны по серой ветке, – зачем говорить о том, что не имеет (пока) внятного объяснения, только зря беспокоить.

В свою очередь, Кононова инфу о том, как провела день, тоже донесла до мужа не в полном объеме. Она, что естественно, промолчала о любовных поползновениях Вежнева – равно как и о том, над какой темой поручил им совместно трудиться Петренко. Но вот о том, что красавчик-капитан подкараулил ее в Делегатском парке и стал набиваться в гости, да со своей коллегой Любой Андрияновой, – поведала.

Она думала, что супруг нахмурится или даже разозлится, но он, наоборот, легко проговорил:

– О, прекрасно! Пусть приходят! Самое время нам начинать социализироваться. Ребенку второй год пошел. А то нигде не бываем, ни с кем не встречаемся.

Может, столь благостная реакция Алеши объяснялась тем, что разговор они вели в постели, нагие, и голова Вари с растрепавшимися волосами лежала на плече мужа.