Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Максим Романов, молодой бизнесмен, заходит в случайное кафе и знакомится там с девушкой Ириной. Через некоторое время Максим уже сидит в подсобке этого кафе, прикованный наручником к его новой знакомой, а два бандита угрожают им пистолетами. Но не это самое скверное. Очень скоро Максим раскусил злодеев: ими оказались сотрудники полиции, и они явно принимали его за другого человека. Молодым людям удалось сбежать, несмотря на то что их руки по-прежнему были скованы. А через несколько дней Максиму приходит новость: в подсобке кафе, где его удерживали силой, обнаружили тела двух полицейских, а Ирина при этом бесследно исчезает... Увлекательный детектив на крайне важную тему; Автор ведет рассказ от первого лица, что воспринимается убедительно и достоверно; Автор 25 лет проработал в компаниях-производителях Samsung Electronics, Nokia, Microsoft, Epson. Прошел путь от мерчендайзера до главы представительства, потому все, что он пишет о бизнесе и предпринимательстве, совершенно достоверно и убедительно.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 631
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Все, что вы прочтете – является исключительно плодом фантазии автора. Любые совпадения с реальными историческими событиями, именами и датами – не более, чем случайность.
– Максим, гляньте в окно, что видите?
За окном было апрельское краснодарское небо, памятник казакам в островке травы посреди круглой мощеной площади, черная дорога асфальта и за ней сквер с бюстом Жукова и Мемориальной аркой. Люди, машины, фонтан в глубине сквера за аркой.
– Вы понимаете, в каком здании вы находитесь?
– Администрация, мы в здании Администрации Краснодарского Края.
– Максим, как вы думаете, зачем мы привезли вас в это здание?
– Вы хотите показать мне ваши возможности. И хотите намекнуть, что вы работаете с одобрения властей.
– Похвально, мне рассказывали, что у вас аналитический склад ума. Но не верно. Не совсем верно. Демонстрация наших возможностей будет чуть позже. И покровительство нынешней, так называемой, власти нам совершенно не требуется. Мы просто хотели показать вам, что мы здесь не в гостях. Мы в этом здании, в этом городе, в этом крае, мы тут дома.
– Я думал дома гостям тапочки предлагают, чай, ну может воду на худой конец. А не к тележкам скотчем приматывают. Напомните, почему мне не стоит кричать и звать на помощь?
– Хороший вопрос. Во-первых, вас никто не услышит. В этом кабинете полная звукоизоляция, даже от направленного лазерного микрофона. А во-вторых, если вы начнете кричать, нам придется снова вас отключить, и вы пропустите демонстрацию, о которой я вам только что говорил.
– Хорошо, я не буду кричать. А держать меня привязанным к этой тачке вы почему считаете нужным? Я для вас опасен, или думаете, я ручку со стола сворую?
– Ай молодец, ай умница! Другой бы на его месте вопил и карами небесными грозил, а он ничего себе, шутит. Нет Максим, не опасаемся мы. Просто реакция на увиденное у вас может быть разная. Поэтому не взыщите, но пока вы в таком вот положении останетесь. Кстати, уже пора. Вы в окошко смотрите, сейчас интересное начнется.
Меня снова подкатили к окну.
Прямо напротив администрации остановилась синяя девятка. С пассажирской стороны на тротуар вышел молодой человек, черноволосый, бородатый, в темном спортивном костюме. Он обошел машину, не торопясь открыл багажник и вытащил из него трубу длиной метра полтора. Еще раз обошел машину, обернулся к зданию администрации и улыбнувшись помахал рукой. Затем вскинул трубу на плечо, повернулся к скверу Жукова, замер. Звука выстрела я не услышал. Из трубы вылетел снаряд, пролетел справа от бюста маршала и влепился в колонну Мемориальной арки. Осколки камня и облицовочной плитки пыхнули фонтаном во все стороны накрыв случайных прохожих. Арка чуть просела, но не упала.
Бородач с гранатометом отбросил трубу на тротуар, не торопясь подошел к памятнику казакам. Расстегнул ширинку и начал мочиться на постамент. Затем, так же не торопясь, застегнулся, подошел к ожидавшей его машине, сел на заднее пассажирское место. Машина очень плавно, без визга и пробуксовок отъехала от тротуара и исчезла из вида.
– Максим, вижу вас впечатлила демонстрация? А теперь скажите мне, Максим Александрович, зачем вы этот теракт организовали?
Меня зовут Максим Романов, мне 36, рост 186, 95 кг, короткие темные волосы, серые глаза, когда смеюсь, вокруг образуется множество мелких морщинок. Родился и всю жизнь живу в Краснодаре. Хотя, говорить, что я живу в каком-то городе – не правильно. Последние десять лет я провожу в России не больше семи-восьми месяцев в год. Из них в Краснодаре, наверное, не больше трех месяцев. Я основатель и единственный владелец сети ресторанов быстрого питания «Максим». Вернее, я один из нескольких тысяч владельцев акций сети «Максим». От остальных держателей акций «Максима» меня отличает 55-процентный контрольный пакет. В рейтинге богатых россиян Форбс оценивает меня примерно в 600 млн. долларов и ставит в своем списке куда-то в конец второй или начало третьей сотни богатейших россиян. Конечно, это оценка моих официальных активов. На самом деле я сам оцениваю себя примерно в 1,2–1,5 миллиарда, моя стоимость колеблется от стоимости активов. Ну да не суть. Сейчас весна, четверг, 6 апреля 2017 года. Через несколько дней мой 37-й день рождения. Я в Краснодаре, пристегнут наручниками к совершенно не знакомой мне блондинке в подсобке кафе на улице Красной. Передо мной стоят два крайне неприятных типа. Особенно не приятно то, что один из них держит пистолет, направленный дулом мне в живот. Второй тип держит такой же пистолет направленным в голову моей соседке. Как я уже сказал, девушка, с которой меня объединяет один наручник на двоих, мне совершенно не знакома. Тоже самое могу сказать и о персонажах, хвастающихся нам своим огнестрельным оружием. На то, чтобы понять, что пистолеты настоящие, а не пластмассовые игрушки из Детского мира, даже моих не глубоких знаний оружия хватает. Но знаете, я не то, что не напуган. Я скорее даже разочарован. Как я уже сказал, я достаточно богат. И разумеется, большинство моих знакомых тоже вполне себе обеспеченные люди. Так вот, некоторые из них почему-то считают, что лучший подарок мне на день рождения – эмоции. Наверное, они думают, что раз «у человека все есть», дарить ему материальные подарки не круто. В прошлом году, за день до дня рождения, мне «подарили» захват заложников в самолете. Я был пассажиром захваченного лайнера. Два года назад, накануне моего ДР, был захвачен ресторан, где я мирно обедал. По всей видимости, мои друзья узнали, что мне нравится фильм с Брюсом Вилисом «Крепкий орешек», вот и стараются дать мне шанс спасти народ. Одна беда, я не стремлюсь никого спасать. Я прошел некоторое обучение действиям в экстремальных ситуациях и знаю, что в подобных случаях лучше ничего не делать, чем сделать что-то, что может навредить.
Итак, весна, Краснодар, подсобка кафе, блондинка, наручники, два пистолета и пара бандитов угрожающего вида. Скука.
Когда-то я думал над приобретением самолета. Многие мои знакомые, потолкавшись в зонах досмотров в аэропортах, столкнувшись с задержками регулярных рейсов, получив в соседей по креслу болтливого пассажира, купили себе супер джеты, какие-нибудь Гольфстримы, Лиры или Робинсоны. Некоторые пользуются частными авиаперевозками, фрахтуя мини джеты для перелетов. Но я не вижу в этом смысла. Вернее не так. Смысл в частном самолете разумеется есть. Ведь наша огромная страна связана авиасообщением только через Москву. Чтобы мне из Казани попасть в Екатеринбург, оттуда в Хабаровск и вернуться в Краснодар, мне понадобится шесть регулярных рейсов со стыковкой в Москве, вместо возможных трех прямых. Поэтому смысл в частном самолете конечно же есть. Но мне нравится атмосфера аэропортов. Это не железнодорожный вокзал! В любом аэропорту есть некая своя, только ему присущая атмосфера. Шереметьево – это еще со времен Шереметьево-2 главные ворота «туда», Хельсинки, с его деревянными инсталляциями – прям таки пропитан духом северных озер и лесов. Вена – это капучино и кабинки для курения. И даже владивостокский Кневичи, екатеринбургский Кольцово или польский Вроцлав имени Николая Коперника имеют свой шарм. Самолет в любой стране это все же транспорт повышенной стоимости и позволить его себе могут, к сожалению, далеко не все. Это или командировочные бизнес-пассажиры, или отпускники-путешественники. Но в любом случае это люди, предпочитающие скорость стоимости. Да и сам полет, не знаю, как для поколения миллениумов, 2000 плюс года рождения, а для более старших людей это, пусть и не осознанный, но праздник. Даже для менеджера среднего звена, проводящего в командировках половину времени, полет, в отличии от поезда, автобуса или машины, это маленький праздник. Поэтому в аэропортах и царит, на мой взгляд, некая приподнятая эмоциональная атмосфера. Мне нравится эта обстановка. Я люблю, присев за столик в бизнес зале, поработать в окружении постоянно сменяющихся соседей, под объявления о вылетах, в этом присущем только аэропортам гуле голосов, самолетов и радио анонсов. Частные аэропорты, депутатские в России и первого класса в остальных странах салоны, через которые летают владельцы собственных самолетов, не дают этого погружения в человеческий водоворот обычного аэропорта. Поэтому я пользуюсь регулярными рейсами.
Мой рейс SU 1284 Москва-Краснодар приземлился в аэропорту Пашковский 6 апреля в 08:35. Меня встретил водитель и в начале десятого я уже ехал по улице Фадеева в сторону улицы Мачуги по дороге в центр города. Своего помощника, Сергея Давыдова, я отпустил до понедельника сразу по прилету, он попросил отгулы потому что собирался встретиться с какими-то родственниками. И сейчас я сидел в машине один, с бутылочкой минералки, смотрел в окно на уже по-весеннему зеленый и солнечный после еще снежно-слякотной Москвы Краснодар. Новый мэр Краснодара, как и большинство его предшественников, в первую очередь занялся декорированием дороги из аэропорта. В принципе, вполне логично. Где побывают гости города и что они увидят предсказать нельзя. Ремонтировать микрорайоны смысла нет, ведь люди в них уже живут и из-за отсутствия бордюра или ливневки никуда не уедут. А вот по дороге из аэропорта у приезжих складывается первое, самое запоминающееся, впечатление о городе. И потом в Москве два депутата смогут обронить: «Был я недавно в Краснодаре, встречался с людьми, ничего себе город, ухоженный, зеленый, отличные дороги, видно, что есть у города хозяин». Потому и ставятся в любом городе по дороге от аэропорта одинаковые красивые, сплошные заборы, регулярно кладется новый асфальт, стоят светофоры с обратным отсчетом времени. Но сегодня улица Мачуги- это восьми полосная когда-то дорога шириной более двадцати пяти метров, на которой сейчас вообще нет никакой разметки. Представьте южных темпераментных водителей, которые должны сами определить для себя границы своей полосы для движения. При этом на дороге еще и рабочие вяло ковыряют асфальт и маневрируют на своих желтых строительных машинах. Вот и едем мы со скоростью 10 км/ч. Даже мой всегда спокойный водитель выводит беззвучную дробь пальцами по рулю, а это верный признак его не вполне расслабленного состояния.
Поездка в Москву прошла не то, чтобы плохо, скорее, напряженно. Я коммерсант, бизнесмен, управленец. Кто угодно, только не политик. Но разумеется, при выходе на определенный уровень в бизнесе, человек знакомится с властью. Вернее, власть обращает внимание на человека и знакомится с ним. Когда в 1999 году я открывал свою первую столовую «Максим», я пришел к участковому инспектору милиции, представился и подарил ему и его руководству месячные абонементы на обеды. Когда в 2004 я открывал тысячную столовую, ставшую к тому времени уже «рестораном быстрого питания Максим» в Казани, полномочный представитель президента в ЮФО сам пригласил меня в Ростов-на-Дону на встречу. Когда в 2011 я вошел в ТОП 500 российского Форбс, я впервые встретился с президентом. Конечно это была не «встреча», мне скорее «показали» президента на одном из саммитов, а со мной встречался его помощник. Это вполне закономерно. Власть должна убедиться в лояльности тех своих граждан, состояние которых дает им возможность сделать нечто, заметное со стороны. Согласитесь, богатый человек может построить стадион, открыть парк, построить больницу. А может стать спонсором оппозиции. И хорошо, если это будет наша, домашняя оппозиция. А может ведь и с радикалами связаться, особенно если богач религиозен. И не важно, к какой конфессии он принадлежит. Странное дело, но именно религия в большинстве своем приводит к конфликтам, войнам, переделам географии. Вспомните крестовые походы, появление Пакистана, арабо-израильский конфликт или Сирию…
Итак, уже почти пять лет у меня есть куратор «в структурах» и я регулярно встречаюсь с представителями власти. Это правила игры. У тех же американцев это еще более отлажено, структурировано и запротоколировано. У нас, сколько бы вы ни вложили в предвыборную кампанию президента, вам не дадут переночевать в Кремле. Вернее, дадут, но скорее за хороший коньяк и коробку сигар для коменданта. А вот у них, в США, вполне официально можно получить ночь в спальне Линкольна в белом доме за пару-тройку миллионов в предвыборное шоу будущего президента. И если вас не испугает призрак Авраама Линкольна, вы вполне можете рассчитывать на ночлег в святая святых всей западной демократии. Кстати, именно недогляд власти в штатах привел к тому, что их президентом стал Трамп, классный бизнесмен, но никакой политик. Но что-то я не о том.
В июне следующего года в России стартует чемпионат мира по футболу 2018. Моя компания выиграла конкурс на обеспечение питания болельщиков, команд-участниц и журналистов на стадионах и в комплексах размещения, пресс-центрах и вообще во всех официальных локациях. Организаторы ставили задачу показать самобытность русской кухни, то есть пирожки вместо хот догов, компот вместо колы, коробочки не с лапшой, а с бефстрогановым, ну и так далее. Никто, кроме Группы Компаний Максим, в масштабах страны не смог бы потянуть такой проект. Конечно, желающих было очень много, на таком проекте можно заработать вполне себе не плохое состояние. Поэтому то, что я назвал «конкурсом» скорее было боданием моих лоббистов и представителей моих конкурентов. Мои люди лучше отработали свои зарплаты и в итоге, в середине далекого 2011 года, через полгода после выбора России местом проведения ЧМ, я подписал контракт на обеспечение питанием чемпионата мира по футболу 2018. Контракт принесет мне и моим поставщикам громадные деньги. Но разумеется, с каждого проданного пирожка, котлеты по-киевски или коробочки пюре я, помимо легальных налогов, должен отчислить сумму «на развитие спорта». Причем, с момента подписания контракта, эти суммы уже трижды кратно увеличивались. Но пока они оставались в пределах плановых значений, которые мои аналитики прогнозировали еще в начале проекта, так что на встречах по этому вопросу я, скорее для вида, торговался, но в итоге разумеется подписывался под обновленными условиями. Поэтому очередная встреча с кураторами в Москве прошла не то, чтобы плохо, а по-деловому сложно. Но в целом все в привычных и прогнозируемых рамках.
Из-за ремонта дорог, я доехал до центра города только в районе одиннадцати часов. Водитель высадил меня возле кинотеатра Аврора на улице Красная 202 и должен был ждать на стоянке законодательного собрания, ул. Красная дом 3. Между этими адресами порядка пяти километров тенистой аллеи со множеством уличных кафе. Дорожную сумку, кейс, пальто и галстук я бросил в багажник еще в аэропорту, оставшись в темно синем тонком шерстяном костюме и белой льняной рубашке. Самое то для плюс двадцать и солнца. Телефон я еще в машине переключил на голосовую почту. Мне хотелось погулять, подумать, выпить кофе. На все планировал потратить около двух часов.
Выйдя из машины у супермаркета Табрис, я перебежал дорогу и вышел к Авроре. Как-то один мой знакомый сказал, что перебегать дорогу без светофора могут позволить себе только люди с отличной медицинской страховкой и без планов на вечер. Я полностью с ним согласен, но в полдень, в четверг, в центре Краснодара машины стоят такой плотной пробкой, что я могу себе это позволить.
Проходящий молодой усатый казак из патруля только укоризненно взглянул и покачал головой в мою сторону, но подходить ко мне они не стали. В последнее время в Краснодаре, да и по всей Кубани, значительно увеличилось присутствие казаков во всех сферах жизни. Начиналось все лет десять назад, когда в Краснодарском крае был принят знаменитый «Детский закон», по которому дети до четырнадцати лет не могут находиться на улице без сопровождения взрослых после 21:00. С четырнадцати лет и до совершеннолетия комендантский час устанавливается с 22:00 до 06:00. Именно тогда впервые на улицы массово вышли казачьи патрули. Причем, если раньше они сопровождались милиционерами, то уже лет так пять, незаметно и постепенно, патрулирование улиц в ночное время на Кубани полностью перешло от ППС к казакам. Я много езжу по стране и встретить на улице вооруженных огнестрельным и холодным оружием сотрудников не государственных войсковых организаций можно только на Кубани и в Чечне. Разумеется, историческая казачья форма, в которой патрулируют улицы казаки, в тысячу раз приятнее смотрится, чем черная военная униформа чеченских патрульных. Может быть поэтому у нас на Кубани на возросшее влияние казаков не то, что не смотрят с негативом, наоборот, все чаще люди звонят с проблемой не на 02, в полицию, а на горячую линию оперативного отдела Кубанского Казачьего войска. А для кубанских пацанов вообще есть две главные мечты: либо попасть в футбольную школу ФК Краснодар, либо в казачье кадетское училище.
Итак, казаки ко мне не подошли, лишь пожурили взглядом, и я спокойно подошел к Авроре.
Комплекс кинотеатра Аврора был построен в 1967 году по проекту сочинского архитектора Сердюкова. Интересное, знаковое здание для Краснодара. Сколько свиданий было назначено у Авроры, сколько ориентиров начинались со слов: «от Авроры…». Конкурировать, наверное, может только Дом Книги. Кстати, местные историки рассказывали мне, что раньше на этом месте был скифский курган, место давно особенное… Теперь кинотеатр почти разрушен, панели обшивки отваливаются, стены в лесах. Муниципалитет выделил уже несколько десятков миллионов рублей на реконструкцию кинотеатра, но, как это часто у нас бывает, подрядчик исчез со всеми деньгами. Мэр города выставил реконструкцию Авроры на тендер, но сумма муниципальной поддержки была чрезвычайно мала и желающих вложиться в заведомо бездоходный проект не оказалось. Говорят, один из крупных краснодарских бизнесменов взялся за реконструкцию комплекса за свой счет. Почему я не стал этого делать? Во-первых, я никогда не был благотворителем или меценатом. Все мои «добровольные» пожертвования были чисто деловыми инвестициями в репутацию или в конкретных людей. Да и вообще, в том месяце, когда мэру понадобилось решение вопроса, я был в Италии, учился управлять гидросамолетом на озере Комо. Возможно, кинотеатр и статую железной комсомолки с ружьем на плече назвали Авророй, именем богини утренней зари, за звезду, которую она держит в руке. Эдакий фьюжен: звезда – богиня – комсомолка – винтовка – кинотеатр… Архитектура, тем более такая парадная как тут, всегда была многозначна. Мне нравится здесь бывать. Тень деревьев, фонтаны, красивые прохожие, смеющиеся дети на роликах и скейтах. Приятно посидеть с кофейным стаканчиком на ступеньках и просто подумать.
Оставив вход в кинотеатр за спиной, а железную революционерку справа, я пошел через группу поющих фонтанов вниз, в сторону центра города. Первое встреченное на моем пути кафе меня почему-то не привлекло. Наверное, слишком громко включенное радио «Европа Плюс». Кстати, заметили, что в большинстве наших общепитов, от кафе до баров и ресторанов, по телевизорам показывают клипы каких-либо российских исполнителей, а аудио ставят сборники англоязычных певцов? Мой арт директор, ответственный за атмосферу в наших ресторанах, объяснил это тем, что русские клипы сняты «дорого и богато», народу нравится. А вот звуковой ряд уступает. Ну не нравится людям есть и пить под песни нашей попсы. Рестораторы это интуитивно чувствуют и вот, в большинстве заведений, Киркоров открывает рот под песни Леди Гага или Вера Брежнева танцует в своем клипе под Роби Вильямса.
Пройдя еще пару сотен метров я услышал знакомую песню, звучавшую в следующем кафе. В нем я ни разу не бывал, даже не знаю, как оно называется, уверен, что в прошлую мою прогулку по улице Красной его еще не было. Но то, что в нем играет «Just Like Heaven» из альбома «Kiss Me» группы «The Cure» меня и удивило, и порадовало. Надо сказать, что для меня, как для многих парней моего поколения, фанатевших когда-то по песням «Кино», открытие в более позднем возрасте группы «The Cure» было некоторым разочарованием. Тогда я узнал, что Виктор Цой был не столь уж оригинален, а просто повторил стиль британской группы. Хотя, любая стоящая группа влияет на следующее поколение, наверно это нормально. Я как-то встречался с Миком Джагером, в том числе говорили о феномене британской музыки как основы многих и многих локальных групп.
Кафе располагалось на аллее, между двумя рядами кленов, посаженных вдоль всего бульвара на улице Красной. Обыкновенные деревянные столики с такими же деревянными стульями, на спинках которых выжжена реклама пива. Но из-за музыки я все же решил попробовать тут кофе. Посетителей в кафе не было, только за одним столиком в тени сидела очень красивая худенькая молодая девушка, лет двадцати семи, блондинка с каре до плеч, в серых кроссовках, светло-голубых, почти белых джинсах, черной майке и черной джинсовой куртке. Ее и соседний стол были единственными местами в тени, зонтики над столами официанты еще не раскрыли и остальные столики заливало апрельское краснодарское солнце. Прикинув, где будет тень в ближайшие тридцать-сорок минут, я сел за соседний с блондинкой столик.
– Здравствуйте, меню или так рассказать? – спросила официантка, девушка лет двадцати пяти, в голубых джинсах, белой майке, коричневом фартуке и ярко розовых, почти что кислотных кроссовках. Небольшой бейджик с именем Галя на левой лямке фартука.
– Добрый. Кофе в турке делаете? Крепкий, без сахара, большую чашку пожалуйста. – Вот не люблю я кофе из кофе маши, идеальный для меня кофе – это вообще заваренная в чашке арабика свежего помола.
– Сварю в турке, ок, а может к кофе десерт? Есть очень вкусный, не приторно сладкий пирог с вишней. – Девушка чуть не облизнулась, явно недавно пробовала этот самый пирог и он ей и правда очень понравился.
– Галя, а давайте, если не очень сладкий! – Я и впрямь захотел попробовать что-то после хоть и качественной еды бизнес класса, но все же это была еда в самолете, на высоте вкусы сильно меняются из-за давления, влажности и вообще, это еда в самолете, что еще рассказывать.
– Девушка, у вас либо диск заело, либо на радио у диджея инфаркт, – моя соседка смотрела на официантку и увидев ее непонимающий взгляд добавила, – у вас песня, «Лестница в Небо», играет третий раз подряд.
– Да да, девушка, а может и того хуже, Саддам Хусейн восстал и захватил радио станцию. – Добавил я с улыбкой.
А соседка та замужем, или папа у нее увлекается роком. Ну не поверю, что девушка сама по себе знает про случай на американской радиостанции, когда песня «Led Zeppelin» «Stairway to Heaven» звучала в эфире двадцать четыре часа! Слушатели и скорую вызывали диджею, и полицию, думали либо инфаркт у диджея, либо любитель этой песни Саддам Хусейн с боевиками станцию захватил.
– Ой, простите, это новый сборник, только вчера хозяин сказал его теперь ставить, я и не знала, что там песни повторяются по нескольку раз! – Смутилась официантка.
– А повар не заметил? – Спросил я.
– А рано для повара, он к двум подходит, пока я одна на хозяйстве, – официантка располагающе улыбалась. – Но пирог все равно вкусный, его не у нас, его в пекарне пекут.
– Супер, хорошая реклама, пирог вкусный, его не у нас готовят. Кофе то сварите?
– Большая чашка, крепкий, без сахара. семь минут.
– Девушка, мне свежевыжатый сделаете? Или до двух, шефа ждать? – Блондинка за соседним столом мило, но достаточно холодно улыбалась официантке.
– Фрэш? Зеленое яблоко сельдерей, да, четыре минуты, все будет! – Официантка поправила стул у соседнего столика и удалилась внутрь ресторана через деревянную дверь справа от стойки бара.
– А все остальное не фрэш? – Еле расслышал я шепот соседки.
– Мадам, в любом языке есть идиомы, что ж вы так строго та? – Не то, чтобы я любил лезть с разговорами к людям, но общаться я и правда люблю.
– Во-первых, мадмуазель. А во-вторых, русский язык слишком красив и в нем и так достаточно заимствований из английского. Хотя, да, простите, что-то я злая сегодня. – Блондинка смущенно заправила волосы за ухо.
– А вы откуда о Лестнице в Небо знаете?
– Адме точка ру, почему-то именно такая информация запоминается. – Оправив куртку девушка переложила ногу на ногу и села ко мне боком, чуть покачивая в такт музыки носком серой кроссовки Нью Беланс.
– Может я к вам за стол? Ну что мы как поссорившиеся соседи в коммуналке, и разговариваем, и каждый за своим столиком сидит?
– Сразу видно, что вы в коммуналке не жили, нету там на кухне места для отдельного стола на каждую семью. Там, как раз-таки, и сидят все за одним столом, не важно в каких соседи отношениях. Вы что, тоже хотите по-семейному? За одним столом? Я – девушка доверчивая, как предложение могу воспринять. Опять же кольца на безымянном у вас нет. После кофе ко мне едем, с папой знакомиться?
– А кто у нас папа?
– А вы невесту по папе выбираете?
– От папы стиль ухаживания зависит.
– Оу. Так вы за мной уже ухаживаете? Не тратьте свое моджо на меня, вы мне, простите, не интересны.
– Я думал, что девушкам нравится, когда с ними вежливо флиртуют. А еще, ну вы же в курсе, что отказ только раззадоривает мужчину?
– Ого, какое самомнение. Но я не люблю рисковать, а флирта без риска забеременеть не бывает. А еще, ну вы же в курсе, что отказ останавливает мужчину, раззадоривает он самца. Навязчивого самца, который никак не может признать, что он не альфа и нужен далеко не всем женщинам. Вы мужчина или самец?
– Я лентяй. Мужчина-лентяй. Поэтому для меня отказ – это отказ.
– А это уже, простите, избегание. Я бы ее добился, но мне лень. Вы просто боитесь отказов, вы избалованы вниманием и слишком цените себя при достаточно низкой самооценке. Эдакий показной нарциссизм с комплексом неполноценности внутри, уж простите, что откровенно говорю.
– Нарциссизм, комплекс? Ну уж нет, это не про меня. Я вполне адекватно и, может даже наоборот, излишне критично к себе отношусь. Вас как зовут? Я Максим.
– Очень приятно, Максим. Но, как я уже сказала, знакомство мне не интересно, я просто хочу выпить сок в теньке с музыкой, которая мне нравится, кстати, обратили внимание, «Дорз» играет, у хозяина кафе интересный музыкальный вкус, давайте послушаем музыку. – Девушка улыбнулась и отвернулась в другую сторону. Есть такая улыбка, когда человек смотрит как бы сквозь тебя и вежливо приподнимает уголки губ. Это значит, что ты не плохой человек, при других обстоятельствах, с тобой может и подружились бы, и даже, возможно, вам вместе было бы интересно проводить время, но вот сейчас, в данный конкретный момент, ты не нужен этому человеку. «Вы мне не интересны, сейчас». Предельно четко, ясно, объективно и ни капли не задевает человека.
В этот момент открылась дверь возле барной стойки и вышла официантка, неся поднос с большой белой чашкой кофе, тарелкой с пирогом и высоким бокалом зелено-желтого напитка с шапкой светло-коричневой пены и торчащей трубочкой.
Почему-то сначала девушка подошла к моему столику, хотя я сидел дальше от бара. Поставив тарелку с действительно аппетитным пирогом и чашку кофе, она улыбнулась и сделала буквально шаг вправо, к столику блондинки. При этом носок ее розового кроссовка зацепился за ножку стола, она сделала второй, быстрый шаг, как бы переступая, выгнув корпус чуть вперед. Для сохранения равновесия обе руки, и свободная, и с подносом, на котором стоял сок, инстинктивно пошли вверх и к себе. Поднос наклонился, как будто на нем лежало зеркальце и официантка решила в него поглядеться, стеклянный стакан со свежевыжатым миксом яблока и сельдерея наклонился наоборот вперед, от девушки, словно в замедленной съемке, перекувыркнулся через край подноса и, сделав несколько переворотов в воздухе, смачно шлепнулся на плитку, разлетевшись на миллиард стеклянных осколков и зелено-бурых частичек сока.
Я даже не хотел смотреть вниз. Мои черные туфли и темные брюки были не в самом эпицентре этого витаминного взрыва. Больше того, между нами были ноги официантки Гали. Но и все равно я почувствовал шрапнель осколков, ударившую по ногам. А вот официантке, в ее голубых «левисах», и моей соседке, с ее почти белыми джинсами, учитывая, что они была на прямой линии этой взрывной волны, досталось наверняка прилично. О том, что осколки стакана поранят ноги в джинсах и кроссовках я не беспокоился. Ущерб будет максимум косметическим, но все равно, такие вещи не добавляют радости в настроение.
– Вы в порядке? – Я привстал и протянул руку официантке, все еще не выпрямившейся после спотыкания.
– Да да, все нормально, простите, – она смущенно смотрела то на меня, то на блондинку, – простите, сейчас я все вытру, сейчас, сейчас принесу салфетки, вы не поранились? – Видно было, что девушка чуть в шоке, но все же это не первый ее разбитый стакан, и ситуация для нее ни капли не шоковая.
– Какие салфетки? Девушка, у вас туалет где? – Говоря это моя соседка почему-то задержалась взглядом на часах у себя на левом запястье, и только потом посмотрела на свои светло голубые джинсы, теперь до колен украшенные частыми бурыми точками, словно ее обрызгал из грязной лужи идиот-водитель.
– Да да, пойдемте, сейчас я вам дам нетканные тряпочки, они все соберут, – и повернувшись ко мне, – я вас не испачкала?
– Ничего страшного, плохо, что пирог остывает, – попытался подбодрить ее я, – а в остальном все нормально.
– Пойдемте, я вас провожу, – Галя руками показала блондинке направление к двери возле барной стойки, – туалет там, салфетки я принесу.
Официантка и блондинка зашли в помещение, а я остался с чашкой кофе и пирогом.
Минуты через три-четыре, я успел уже сделать пол дюжины глотков действительно хорошего кофе и съесть ломтик по-настоящему вкусного пирога, в кафе зашли двое мужчин и присели за ближайший к бару столик. Оба в поношенных, не дорогих костюмах, светлых, но не белых, рубашках без галстуков и потрепанных полуботинках. Почему-то я всегда обращаю внимание на обувь. Многие этого не делают, а зря. По обуви можно сказать о человеке очень многое. И даже если не о человеке в целом, то уж о его желании создать впечатление или о его приоритетах в данный момент времени точно.
Эти мужчины, оба слегка за сорок, оба, как я уже сказал, в костюмах без галстуков, были обуты в удобные, не первой молодости, ботинки на шнуровке и с высокой каучуковой подошвой. Один, тот, что был чуть полнее и ниже, носил темно коричневые туфли дерби с четырьмя шнуровочными дырками. Туфли были явно не супер дорогие, но все же качественные, годы службы износили носок, сделав его морщинистым как лоб скептика, а каблук был стерт с внешней стороны, как будто человек имел привычку ходить разведя носки в стороны. Второй посетитель, повыше, худее на пять-шесть килограмм, носил черные классические броги. Этот вид ботинок мне всегда одновременно и нравился, и отталкивал. Он особенно популярен у европейцев в возрасте сорок пять плюс. Но вот лично мне узор из накладок кожи с дырочками как-то всегда отдавал цыганщиной в самом плохом смысле этого сова. Особенно убого это украшение смотрится на неухоженной обуви, когда дырочки забиваются пылью и грязью и орнамент становится светлыми точками на фоне темной кожи. Именно такими и были ботинки второго мужчины. Ну и кроме того, его подошва так же была сделана из резины и достаточно стерта на внешних краях каблука. Типичная обувь и одежда людей, чья работа связана с выполнение государственной функции, но при этом она, эта работа, не кабинетная, а требует непосредственного присутствия «в полях». Отсюда эти не дорогие костюмы и стоптанные удобные ботинки, с толстой амортизирующей подошвой, рассчитанные на долгое хождение.
Двое новых посетителей окинули взглядом меня, пустые столики, стойку бара. Затем тот, что был чуть ниже, встал из-за стола, открыл дверь справа от стойки бара, заглянул внутрь и, обернувшись, сделал знак своему товарищу, который тоже встал и они вместе вошли в помещение кафе, куда недавно отлучились блондинка и официантка Галя.
Апрельское солнце по-прежнему ярко светило, птички щебетали, кофе был очень даже ничего, такая же история с пирогом. После хмурой Москвы, с ее затянутым низкими облаками небом, мне действительно было очень приятно сидеть тут, в Краснодаре, в открытом кафе. В машине у меня лежит пара темных очков, но я почему-то забыл их прихватить и теперь чуть щурился на солнечный свет, смотрел на проходящих людей, думал ни о чем. Есть такое состояние у человека, когда он как бы и думает о чем-то, а вот сконцентрироваться и сказать, о чем были вот только что мысли-человек не может. Именно это состояние для меня – максимальный отдых, максимальное расслабление, релаксация. Я давно научился находить и использовать такие моменты, когда можно «думать ни о чем», просто наслаждаясь вкусным кофе, приятной погодой, красивыми прохожими.
Из этого состояния меня вывела официантка Галя, которая подошла и, почему-то чуть заплетающимся языком, сказала:
– Вас девушка просит помочь ей, у нее что-то отмыть не получается, она просит вас подойти помочь.
– Девушка, ушедшая с вами вместе в туалет оттереть пятна от сока, просит меня, не знакомого ей мужчину, зайти к ней в туалет и помочь ей? Вы уверены, что ее просьба звучала именно так?
– Я не знаю, я просто прошу вас зайти в ресторан и помочь этой девушке, я не знаю, что ей нужно, это вы сами решите, мне просто сказали завести вас внутрь.
По всей видимости я уж слишком отвлекся от реальности, расслабившись с чашкой кофе под весенним солнцем. Иначе я бы обратил внимание на слова «мне сказали», вместо логичного «она просила». Я не придал значения и тем двум персонажам, что явно не были сотрудниками кафе, но вошли в него. Я бы обратил внимание на спокойную после разбитого стакана официантку, которую сейчас почему-то чуть подтрясывало. Ни на что это я не обратил внимания и просто поднялся из-за стола и прошел к двери, справа от барной стойки.
Открыв дверь, я вошел в полутемный коридор. Ближайшая, левая дверь, дешевая металлопластиковая, с белыми сэндвич панелями, вела, по-видимому, за стойку, в бар. За ней, так же по левой стороне, была еще одна такая же пластиковая белая дверь с надписью маркером «служебное помещение». В конце не длинного коридора светились неоном световые трубки, согнутые в виде букв М и Ж. Справа был проем, распахнутая настежь дверь в какое-то подсобное помещение, заставленное пластмассовыми и картонными ящиками. На одном из картонных ящиков с надписью Абрау-Дюрсо сидела моя давешняя соседка. Только вот сидела она как-то неправильно. Корпус сильно наклонен вперед, локти рук на коленях широко расставленных ног, руки скрещены впереди, кисти беспомощно свисают вниз. Так обычно сидят спортсмены по окончании дистанции. Или герои американских фильмов, в самом конце, на фоне догорающего здания, укрытые пледами медиков или пожарных. Как бы то ни было, поза блондинки ни капли не соответствовала тому, что я ожидал бы увидеть. Это была поза уставшего, смирившегося с чем-то тяжелым человека. Даже если любимым джинсам нанесен фатальный ущерб, не будет так сидеть человек, тем более девушка.
Из комнаты почти выбежал один из мужчин, тот, который плотнее и ниже. Он практически втолкнул меня в комнату и, не останавливаясь, выскочил на улицу. Все произошло очень быстро, очутившись в комнате я сразу направился к девушке, но тут услышал:
– Стоп, не надо торопиться, сядь на ящик рядом с ней, – это сказал мужчина, более высокий и менее плотный из недавно зашедшей в ресторан пары.
Я не заметил его из коридора так как он сидел справа от двери, у стены в глубине комнаты, напротив девушки. Как я уже сказал, это был мужчина чуть за сорок, плотный, но не толстый, темно серый костюм с вытянутыми и чуть лоснящимися коленками и локтями, неопределенного цвета рубашка, нечто среднее между кремовым и серебряным, черные, основательно ношеные броги. На левой руке Ориент на стальном браслете. Круглое лицо, судя по раздражению на подбородке, недавно бритое, грязно красные белки глаз вокруг карих зрачков. Темные волосы с уже заметной сединой, короткая, но уже торчащая по бокам как у гриба с только начавшей расти шляпкой прическа. Ему бы черную папку в руки, и именно так должен выглядеть участковый, или опер полицейский не выше капитана. Прям шаблонная внешность, отложившаяся у меня в памяти еще по временам, когда я сам общался с районными отделениями тогда еще милиции, для открытия своих первых столовых. Вот только в руках у этого «полицейского» была не черная папка, а черный, с коричневыми накладками на рукояти ПМ под патрон 9х17 мм. Я знаю этот пистолет потому что в свое время много пострелял из такого Макарова на стрельбище под Краснодаром. Было у меня когда-то такое хобби. Не долго, наверное, месяца три, я по нескольку раз в неделю ездил стрелять. Но этого хватило на то, чтобы запомнить особенности основных пистолетов и револьверов, ружей и автоматов.
Качнув дулом в мою сторону мужчина не громко повторил:
– Садись на ящик рядом с подругой.
– А если нет?
– А если нет, мне придется в тебя стрелять.
– То есть если я сяду, ты стрелять не будешь? Тогда я сажусь, а ты убираешь пистолет, справедливо?
В этот момент в комнату втолкнули официантку и за ней зашел второй мужчина. Так же чуть за сорок, не высокий, может 165 см., примерно 80 кг, темно синий полиэстеровый костюм, блекло синяя светлая рубашка, ежик темно русых волос. Лицо уставшее, мешки под глазами, сеточка лопнувших сосудов вокруг носа. Судя по лицу, у мужика явно нет планов дожить до пенсии. Картину дополнял аромат дешевого табака, прям таки шедший от него.
– Она 112 уже набрала, – сказал он и замахнулся на официантку, – хорошо я успел, не позвонила.
– Выведи ее, успокой и возвращайся, – распорядился первый мужчина, и глядя на блондинку добавил, – а мы пока проведем первичное дознание.
Низкий схватил официантку за руку и вытянул в коридор. Я повернулся им в след и увидел, что он втолкнул ее в дверь, ведущую в бар и захлопнул дверь за собой.
– Ты так и не сел, мне нужно тебя ударить, чтобы ты слушался? – Первый мужчина как бы в задумчивости приложил дуло пистолета к подбородку.
– Ты так и не ответил, уберешь ли пистолет, если я сяду.
– Пожалуйста, сядьте и не злите его, – неожиданно тихо сказала блондинка.
– Послушай подругу, зачем тебе провоцировать заведомо агрессивного человека? Это как минимум глупо, – мужчина улыбнулся.
– Ну, раз тут собрались не глупые и, надеюсь, интеллигентные люди, то давайте познакомимся. Меня зовут Максим, а вас? – Я поочередно посмотрел на блондинку, затем на мужчину.
Тут открылась барная дверь и из нее вышел полный мужик, сделал пару шагов по коридору и зашел в нашу комнату.
– Браслеты надень им, – сказал первый мужчина, – а то вот чувак что-то себя слишком вольно чувствует.
Второй мужик достал из правого бокового кармана пиджака наручники и, подойдя к блондинке, взял ее правую руку и застегнул один браслет на запястье.
– Подходи, Максим, дай руку и сядь уже на этот чертов ящик, – распорядился первый мужчина.
Я досчитал про себя до десяти. Медленно. Раз Миссисипи, два Миссисипи, три Миссисипи… Все это время я смотрел в ямочку под носом у первого мужика. Взгляд в эту точку как ничто другое бесит собеседника, который смотрит вам в глаза. Он видит, что вы смотрите на него, но не может найти контакт глазами. Это реально бесит. Я неоднократно использовал этот метод на переговорах. Так вот, только досчитав до десяти я медленно одернул брюки, сел на ящик справа от блондинки и протянул вперед левую руку. Второй мужчина тут же оттянул мои часы максимально к предплечью и застегнул наручник между браслетом часов и кистью руки.
Застегнув на мне наручники, второй мужчина отошел к противоположной стене, достал из нагрудной кобуры такой же, как у первого, Макаров и направил его мне в живот.
Итак, я сижу пристегнутый к не знакомой мне блондинке в подсобке бара, мне в живот смотрит пистолет. Скоро мой 37й день рождения. Скучно.
Григорий Титов считал, что родился дважды. Первый раз в 1974 году, в больнице поселка Чусовой Пермской области, когда он физически появился на свет. Второй раз он родился спустя ровно тридцать лет, в 2004, в реанимации Краснодарской краевой клинической больницы номер 1, когда узнал о смерти отца и понял, для чего он сам родился тридцать лет назад.
С детства Гриша всегда ощущал себя очень счастливым ребенком. Его отец, Семен Михайлович Титов, был самым сильным, самым смелым и самым веселым человеком на земле. А его мама, Клавдия Васильевна, была самой нежной, доброй, и готовила самые вкусные на свете пирожки. В их доме всегда пахло выпечкой. Дома менялись со скоростью картинки в переворачиваемом калейдоскопе. Были комнаты в офицерских общежитиях, коммуналки, гарнизонные гостиницы. Но всегда, как только семья Титовых заселялась в дом, в нем начинало пахнуть выпечкой, окна украшались занавесками, а на столах появлялись вышитые Клавдией скатерти и рушники.
Гришин отец, Семен Титов, потомок древнего казачьего атаманского рода, окончил Краснодарское высшее военное авиационное училище в звании лейтенанта в 1972 году. За проявленные в ходе обучения способности, а закончил Семен обучение не то, что первым на курсе, а с лучшими показателями вообще за историю ВУЗа, лейтенант Титов в том же году был направлен для прохождения дальнейшей службы в Куйбышевскую Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского и Ю. А. Гагарина. Там же, в Куйбышеве, под Ульяновским спуском, недалеко от знаменитого бара «На дне», на набережной Волги, солнечным осенним днем лейтенант Титов познакомился со студенткой пятого курса филологического факультета Куйбышевского Гос Университета Клавдией Семашко. Ему сразу, с первого взгляда, понравилась высокая, черноволосая, веселая, и в то же время скромная, даже для консервативного семьдесят второго года в провинциальном Куйбышеве, девушка. Черные как смоль волосы почти до пояса, крутые бедра, грудь, огромные, всегда блестящие глаза. Семен моментально, с первого взгляда потерял сердце, влюбился без памяти. Ну и ей тоже пришелся по душе силач, красавчик и балагур лейтенант Титов. Буквально на второй неделе знакомства Семен пришел домой к профессору Семашко и попросил руки его дочери. А уже через месяц после знакомства молодая семья Титовых заселилась в отдельную комнату семейного общежития офицеров при академии военно-воздушных сил.
Командование и руководство академии, где служил лейтенант Титов, пророчило ему славную научную карьеру военного теоретика и выход на пенсию в сорок лет минимум в звании полковника. Но, это было не его. У каждого человека есть его собственная система ценностей, его modus operandi и modus vivendi, образ поведения и образ жизни. Для кого-то, чтобы быть положительным героем в своих собственных глазах, достаточно раз в год подать милостыню и не бить ремнем детей. И вот уже человек вполне себе положительно смотрит на себя в зеркало и даже рассчитывает на некую благосклонность к нему Кармы, Всевышнего или еще какой высшей силы. Но не так воспитывали Титова казаки, его дед и отец. Не для того поступал Семен в летное училище, чтобы, сидя за столом в кабинете, разрабатывать тактику воздушного боя. Несколько поколений кубанских казаков стояли у него за спиной. И не ряженых казаков, нацепивших купленные в киоске Союзпечати кресты, одевших бурку и выпивших стопку с бутафорской шашки. А настоящих, казаков, целью и смыслом жизни которых была служба Отечеству. Такие всегда были. И они пронесли свою честь, гордость и казацкие ценности через все время гонений, запретов, времена предания забвению самого понятия казачества. С пониманием той чести и привилегии, которая выпала ему родиться казаком, Семен воспитывался с самого детства. Поэтому кабинетная служба не могла его прельстить. В ноябре 1972 Семен написал рапорт на командировку во Вьетнам и в декабре улетел туда в составе группы военных советников. Три месяца Титов официально «инструктировал» вьетнамских пилотов, а фактически участвовал в боестолкновениях с американскими истребителями-бомбардировщиками Republic F-105 Thunderchief летая на МиГ-17. Вернулся в Куйбышев уже другой человек. Клавдия ни словом не упрекнула мужа. Ни за встреченный в одиночестве первый семейный Новый Год, ни за трехмесячную командировку сразу после свадьбы. При встрече она задала мужу только один вопрос: «Тяжело?». И крепко поцеловала. Семен тоже не особо распространялся, как получил внеочередное звание старший лейтенант и за что у него на левой стороне кителя появилась медаль «За отличие в воинской службе».
В течении следующих двух лет Семен пересел на МиГ-21, было еще три командировки во Вьетнам, перевод в военную часть в Казахстан под Астану, а осенью 1974 года его перевели в часть под Пермью. Там, зимой 1974, у Титовых родился первый сын, Григорий.
До 1977 года капитан Титов с семьей поменяли еще четыре военные части. За эти неполные четыре года он побывал в командировках в Эфиопии, Анголе, Мозамбике и Сирии, на правой стороне кителя прибавились два галуна тёмно-красного цвета и галун золотистого цвета за три ранения, медаль «60 лет Вооруженных сил СССР», вторая «За отличие в воинской службе» и самая ценная, самая уважаемая среди воинов, «За отвагу».
В декабре 1977 капитана Титова перевели служить на авиабазу Айни в Таджикскую ССР, а уже в январе 1978, прямо в канун Рождества, в роддоме Душанбе у Семена и Клавдии родился второй сын, Иван. Девять из десяти первых месяцев после рождения сына Семен провел в командировках в Афганистане. Сначала он учил летчиков генерала Дауда летать на МиГ-19 и Миг-21, а после апрельского переворота был советником при Мухаммеде Hyp Тараки. Когда на смену Тараки пришел Хафизулла Амин, отношения СССР и Афганистана несколько охладели, но зато, уже майор Титов, стал чаще бывать дома, с любимой семьей. Затем был мятеж в Герате, казни советников и специалистов, а через девять месяцев, в декабре 1979 года, советское правительство приняло решение о вводе наших вооруженных сил в Афганистан. 27 декабря советский спецназ провел стремительную атаку на президентский дворец в Кабуле, и, после свержения Амина, у власти был поставлен бывший заместитель премьер-министра Бабрак Кармаль. Началась война.
Семь долгих лет, вплоть до 1986 года, Семен регулярно выполнял интернациональный долг в составе Ограниченного контингента советских войск. А летом 86-го, при проведении разведывательного полета в районе города Джелалабада, уже после заявлений Михаила Горбачева о намерении вывести наши войска из Афганистана, МИГ-21-бис полковника Титова был подбит из американского переносного зенитно-ракетного комплекса «Стингер». Это было одно из первых применений Стингера против наших самолетов в Афганистане. И это было очень успешное применение.
Семен успел катапультироваться, но было ли это его удачей или наоборот проклятием – он сам до конца своих дней так и не решил. После катапультирования его, потерявшего сознание, захватили местные крестьяне и переправили родственникам, куда-то на восток, на границу с Пакистаном. С одной стороны, Семен был ценным пленником, за советского летчика можно было получить хорошие деньги от любой из сторон конфликта, хоть от русских, хоть от моджахедов. А с другой стороны, ненависть дремучих горцев к советскому специалисту, бомбившему их села, была столь велика, что поймавшее Титова семейство было вынуждено даже охранять его от своих же соплеменников. Круглосуточная охрана и трехметровая глубина зиндана, в котором держали Семена, не оставляла ни малейшего шанса на побег.
Один раз в день летчику кидали в яму одну или две треугольные лепешки наан, чаще всего уже высохшие и измазанные глиной. Несколько раз, судя по словам мальчишки-переводчика по пятницам, Семену давали миску тушеных овощей, в которой так же попадались комки глины. Один раз в день Семену спускали шаткую лестницу и он вылезал на поверхность. Ему давали десять минут на туалет, потом ставили на колени перед низким оружейным ящиком, привязывали вытянутые руки к торчащим деревяшкам и с ним начинали беседовать, настойчиво предлагая перейти в ислам. Несколько раз Семен начинал было сопротивляться, но заканчивалось это тем, что его избивали сначала палками, а затем ногами, и спускали по лесенке обратно в яму. Поэтому он перестал сопротивляться физически, а начал концентрироваться на внутреннем состоянии, пытаясь раствориться в своих мыслях, абстрагироваться от своего тела и от тех мучений, которым он подвергался. Семен не был религиозным человеком, напротив, как почти все летчики советской армии, он был коммунистом. Но он почему-то не мог даже на словах отречься от икон, которые с детства видел бережно сохраняемыми своим отцом и дедом в их старом доме в Краснодаре. И чем тверже Титов отказывался от смены веры, тем жестче становился беседовавший с ним афганец. А однажды, спустя тридцать-сорок дней плена (Семен не был уверен в том, сколько дней он провел в плену), местный мулла сообщил Семену, что его продали в другую деревню. К тому моменту на левой руке у Титова уже не осталось ногтей. Их вырывал, предварительно загнав под них тонкие щепочки, седобородый старец, мулла деревни, ласково убеждавший Титова принять ислам. Иногда старик передавал щипцы подростку, пацану лет двенадцати-тринадцати, который переводил его слова для Семена на плохой английский. Подросток, не переставая рассказывать Титову, какие радости ждут правоверных и какие муки уготованы шурави, легко брал его палец, защипывал кончиком плоскогубцев отросший ноготь и начинал очень медленно тянуть. Сломав Семену ноготь, мальчишка спокойно бросал плоскогубцы или молоток под стол и бежал запускать воздушного змея.
Мулла, сообщивший Титову через мальчишку новость о его продаже, почти ласково сказал, что он зря не согласился стать мусульманином и остаться в их деревне и что теперь он действительно пожалеет о том, что приехал в их страну. На Титова надели грубую деревянную колодку, больно саднящую кожу шеи и плеч и впивающуюся в запястья. И словно скотину, хворостиной, под смех детворы и летящие ему в голову камушки, бросаемые мальчишками, погнали куда-то в горы.
Перегон, а иначе это назвать было нельзя, пленника через горы занял почти весь день. Ботинки, как и всю форму, с Семена сняли еще в первые дни его плена. Одет летчик был в старые, грязные, спадающие широкими серо-коричневыми волнами штаны партуг с завязкой из обрывка какой-то серой бечевки. Рубаха перухан напротив, была Семену мала и бугрилась на плечах и спине даже после голодания в плену. На ногах у летчика были сандалии, сделанные из старой автомобильной покрышки.
Новый кишлак ничем не отличался от старого. Такой же глубокий зиндан, такой же древний седобородый старик в белой чалме, белых штанах и рубахе, поверх которой надет жилет, монотонно бубнящий что-то черноволосому мальчишке, который переводит все сказанное на такой же дрянной английский. Так продолжалось еще два дня, при этом Семена не пытали, во время бесед он сидел на коленях упершись руками в землю и по-настоящему отдыхал, стараясь надышаться воздухом на весь следующий день. Только один раз его избили палками в новой деревне, в самый первый день, перед тем как впервые забросить его в зиндан, но это было сделано как-то не очень активно, скорее для проформы.
А вот на третий день все изменилось. Семена вытащили из ямы не как обычно, под вечер, а днем, в самый солнцепек. Вокруг были не афганские крестьяне, а шестеро европейцев, хоть и одетых в афганские партуг и перухан и с шапкой пакуль на головах. Но на ногах у них были одинаковые, песочного цвета, берцы на высокой шнуровке. У пятерых на плечах, дулами вниз, висели советские 7,62-миллиметровые автоматы АКМС. Один из солдат, а судя по выправке, с которой они стояли, и по тому, как держали оружие, это были именно солдаты, подошел к Семену и на чистом русском спросил:
– Ты левша или правша?
Семен чуть опешил. Он автоматически опустил взгляд на свою изуродованную левую руку с распухшими, похожими на сосиски, испачканные томатным соусом пальцы, потом перевел взгляд на правую руку, с обломанными, грязными ногтями, покрытую ссадинами и глубокими царапинами, но все же целую, по сравнению с левой.
– Правша.
– Вот и здорово, тогда пойдем помоешься и поедим плов. У них тут просто совершенно исключительный плов, они его с изюмом, орехами и финиками готовят. Я им свежего ягненка привез, так что в мясе можно быть точно уверенным, – говоря это солдат добродушно улыбался и приветливо показывал рукой в сторону какого-то сарая, на крышу которого установили железную ржаво-синего цвета бочку, – иди в душ, а мы тебя здесь подождем, без тебя за стол не сядем.
– А если левша?
– Что что? – Солдат уже обернувшийся к своим товарищам снова посмотрел на Семена.
– А если бы я был левша? – Еще раз спросил Семен, хотя уже знал ответ.
– Ну, если бы ты был левшой, то тебя бы расстреляли, – так же добродушно улыбаясь ответил солдат и снова повернулся к своим товарищам.
– У них нет столов. Так что, за стол мы с тобой не сядем, – тихо сказал Семен и медленно пошел в сторону сарая с бочкой.
Следующие две недели стали для Семена настоящим адом. Шестерка солдат оказалась западными наемниками, помогающими моджахедам в войне против советских войск. Две недели Семена склоняли к сотрудничеству, к переходу на запад, к публичным выступлениям, осуждающим советскую агрессию против свободы Афганистана. Правая рука нужна была для того, чтобы он мог писать письма и их можно было бы идентифицировать по почерку. А вот левая рука им была не нужна…
В отличии от афганского муллы, эти спецы действовали не грязными плоскогубцами и щепочками, а стерильными стальными скальпелями и иголками. Разумеется, анестезии не было ни там, ни там.
От боли Семен стал совершенно седым. Пальцы на левой руке за две недели отрезали. По кусочку. Буквально по сантиметру. Каждый день Семена выволакивали из ямы, привязывали кожаными ремнями к деревянному креслу и «беседовали». После бесед раны обрабатывали антисептиками и бросали его обратно в зиндан. Иногда Семену приходила мысль размотать перевязки и измазать раны землей, чтобы получить заражение и умереть. Вот только это был бы побег. А он не мог сбежать. Для него этот зиндан был его полем боя. Иногда, в короткие минуты забытья, когда боль переходила некий порог и становилась уже не чем-то выкручивающим мышцы и взрывающим мозг, а просто фоном, постоянным фоном его существования, иногда в такие минуты Семен начинал видеть своего отца, прошедшего всю войну и написавшего на стенах Рейхстага «Здесь были кубанские казаки». Тогда же, распластавшись на глиняном полу афганской ямы и глядя через деревянную решетку на такие близкие звезды, летчик и коммунист Семен Титов поверил в Бога и тихим шёпотом произнес свою первую молитву. Он не просил у Бога ни свободы, ни смерти, ни мести своим мучителям. Он просил Всевышнего дать ему силы вынести это испытание и не предать. Не предать своего отца, деда, своих сыновей и свою жену. Семен знал, если он согласится на предложение, он уже никогда не сможет смотреть в глаза своим родным, ушедшим и живым.
А потом была ночь и взрывы, и крики афганцев. Взрывом с зиндана смело деревянную решетку и Семена присыпало комьями глины и песком. Но даже без решетки выбраться наверх по вертикальным стенам Семен не смог. Несколько часов он пытался осыпать землю и таким образом выбраться на поверхность. Но смог набить только холмик с пол метра высотой. Так на этом холмике его и сморил тяжелый сон.
А когда рассвело, Семен проснулся от русского мата, который слышался сверху. Одновременно плача и смеясь Семен начал кричать и вот на фоне голубого неба появилась лопоухая голова в песочной панаме с красной звездой.
Я пристегнут к не знакомой мне блондинке в подсобке бара, мне в живот смотрит пистолет. Скоро мой тридцать седьмой день рождения. Скучно.
– Итак, кто ты такой, Максим? – Тот мужик, который был повыше явно лидировал в их дуэте. – Я вижу, что ты слишком спокоен для случайного прохожего, так посторонний человек себя под дулом пистолета не ведет. Поэтому пожалуйста, из уважения к моему интеллекту, не говори, что ты просто случайно зашел выпить кофе с тортиком.
– С пирогом, у них тут чудесный пирог с вишней. Не сами готовят, шеф-повар приходит к двум, сейчас только Галя на хозяйстве, пирог они из пекарни получают. С кофе – уммм, просто изумительно, очень рекомендую, – говоря это я с откровенной ухмылкой смотрел на высокого в сером костюме, – вот видишь, я не говорю того, что ты просишь не говорить.
– Максим, я вижу, что ты не глупый человек, подумай, какой смысл тебе меня злить?
– Он и правда тут ни при чем, я его впервые вижу, он просто хотел со мной познакомиться, хотел ко мне за столик присесть, – моя соседка проговорила это даже не поднимая голову. – Давайте уже или застрелите его, или прогоните. И будем разговаривать.
– Оооо, Ирина Николаевна, а вот теперь я тем более уверен, что Максим тут совершенно при чем. Прям таки по макушку при чем. Я знаете ли, ваше дело та почитал, вы та еще, шпионка, Мата Хари, или как вас там ваш хозяин называет, я вот в ваших фамилиях запутался если честно. Но чтобы вы, интеллигентная барышня, так рекомендовали застрелить человека, ну право, грубо.
– Товарищи, – я быстро посмотрел на всех троих, – я бы рад с вами тут посидеть полялякать, да вот времени правда в обрез. Давайте, вы сэкономите себе трудочасы и мы разойдемся? А я со своей стороны обещаю рассказать друзьям, как чуть не обделался, попав в лапы к настоящим бандитам.
Я все еще был на сто процентов уверен, что это очередная глупая инициатива одного из моих друзей. Это явные актеры, ну максимум, нанятые для сценки полицейские. Будь они и вправду на службе, пристегнуть правую руку женщины и левую мужчины? При том, что мужчина наверняка более опасен? Ну нет, даже самый не опытный полицейский надел бы наручники наоборот. Спрашивать имя нанимателя, чтобы пообщаться с этим моим «другом» я не стал. Все равно им, актерам, оно не известно. У них наверняка есть руководитель, который и организовывает такие квесты.
Усмешка Ирины и злобный взгляд высокого мне очень не понравились. Но еще больше мне не понравилось то, что низкий мужик зашел ко мне за спину и положил руку мне на плечо. Стоящий человек может легко контролировать сидящего перед собой. А учитывая, что одна моя рука была пристегнута наручником к руке женщины, моя свобода действий стала очень ограниченной.
Правой рукой синий костюм залез ко мне во внутренние карманы пиджака, сначала в левый, пустой, потом в правый. Я ношу документы только в правом кармане, привычка осталась еще со студенческих времен, когда я ездил в общественном транспорте. Все карманники настроены на работу с правшами, ведь их больше. Поэтому они тренируются вытаскивать вещи из левых карманов, в которых большинству людей удобнее носить кошельки. Сегодня, кроме шелкового носового платка и старенького телефона BlackBerry у меня в карманах была лишь одна кредитная карта, Мастер Кард Сити Банка, Citigroup Black Chairman Card на имя Max Roman. Не удивляйтесь, что на карте не совсем мое имя написано. Это сделано по многим причинам. И это не только безопасность. По имени Макс Роман определить национальность человека практически невозможно. Да что там говорить, тут понять где имя где фамилия нельзя! Такое имя, плюс свободный английский, зачастую помогают мне быть своим практически в любой европейской стране, иногда это очень помогает.
Мужик передал кредитку и телефон высокому в сером костюме, тот внимательно рассмотрел телефон, понажимал на кнопки и на экран, разумеется не разбудив этим устройство, затем положил телефон в левый боковой карман пиджака, отчего тот еще больше провис и стал похож на мешок. Мужчина переключил внимание на кредитку, покрутил между пальцами, зачем-то несколько раз перевернул и поскреб по выпуклым буквам имени ногтем.
– Сити банк? У нас он только в Фестивальном микрорайоне, даже банкоматов их пара-тройка всего по городу. Ты москвич, Максим? По фамилии – цыган, но лицо слишком уж светлое. Что за фамилия такая, Роман? Ты не Романович? Смешно было бы. Кто ты, Макс Роман?
– Ты же понимаешь, что на такой общий вопрос я дам тебе, если конечно захочу, очень общий ответ, типа «человек», «мужчина», «россиянин»? – Я спокойно смотрел ему в глаза и самую малость улыбался. Я видел, что он прям таки начинает закипать от злости и еле сдерживает себя. Странно, чего бы ему так близко к сердцу принимать свою роль?
– Я еще раз повторю свой вопрос, последний раз повторю. Максим, очень прошу ответить честно. Не для тебя, для себя прошу. Видишь, как я откровенен? Тебе от ответа ничего не будет. А меня ты тем самым избавишь от необходимости бить тебя. Руками я тебя бить не стану, это только в фильмах можно ударить без риска свою же руку повредить. А вот ключицу тебе сломать пистолетом я могу и прям таки уже готов. Пожалуйста, избавь меня от этого, я правда не садист и не хочу тебя бить. Но если ты меня вынудишь, я это сделаю. Итак, Максим, скажи, ты казак?
Сказать, что я опешил – ничего не сказать. Казак? Его интересует казак ли я? Что за бред и абсурд. Кто, чей воспаленный мозг писал им сценарий?
– Вопрос не имеющий однозначного ответа. Я родился в Краснодаре, мои предки жили на Кубани уже лет двести назад. С большой долей вероятности кто-то из них был казаком. А в чем интерес? Вы только казаков к женщинам пристегиваете, или наоборот, если я казак – вы извинитесь и дадите мне мой пирог доесть?
– Ну все!
С этими словами высокий кивнул мужику в темно синем костюме, стоящему у меня за спиной. С моего плеча убрали руку, я инстинктивно повел голову вправо и наверх, чтобы увидеть того, кто стоял за мной, но в этот момент мне на голову резко натянули прозрачный полиэтиленовый пакет. Как и откуда его достали так быстро я не понял, да и думать об этом смысла не было. Я лишь инстинктивно набрал побольше воздуха в грудь и при этом с максимально большого размаха ударил правым локтем в пах стоящего за мною. Вернее сказать, ударил я пустоту, лишь слегка задев его правое бедро. Пакет плотно прижали к моей шее, я инстинктивно еще раз вдохнул и полиэтилен плотно прилип к моим губам, надулся пузырем, только вот надулся внутрь меня.
Если вам надевают на голову пакет люди с пистолетами, при этом вы находитесь в подсобке ресторана, где наверняка много ножей, то с большой долей вероятности вас не хотят убить. Скорее всего вас просто пытают. Вот только я не мазохист, и не то, что удовольствия от физической боли не получаю, я еще и очень злюсь на тех, кто мне эту боль причиняет. Злость очень плохой советчик в бизнесе, в любой интеллектуальной деятельности. Но в то же время она – отличный помощник в физической схватке. И в этот момент я никак не сдерживал свою злость! Что есть силы я ударил правым кулаком вверх и назад, рассчитывая, что именно там, над моей головой, находится голова душившего меня мужика. И по тому, что чвакающий звук я услышал даже в пакете, плюс по ощущению сминаемой плоти под кулаком, я понял, что достиг цели. Давление мне на плечи чуть ослабло, и на реверсе, опуская руки из-за головы, я схватил пакет и сдернул его.
– Сссука, губу разбил, Сереж, можно я ему ухо отрежу? – Мужик в темно синем костюме прям таки выпрыгнул у меня из-за спины и выхватил из кармана складной нож.
Вопрос низкого окончательно подтвердил мою догадку о руководящей роли высокого в этом тандеме. Понятно, значит разговаривать нужно с ним.
– Нет, я сам его сейчас зарежу, – сказал высокий в сером.
– Не надо никого резать, он правда не наш, – тихо проговорила женщина. – По крайней мере не надо никого резать пока он ко мне пристегнут, – при этом она приподняла свою правую руку, как бы напоминая всем, что все еще пристегнута наручниками к потенциальному трупу.
В этот момент из коридора, со стороны бара, раздался грохот падения чего-то большого и стеклянного.
– Ты официантку успокоил? – Злобно глянул на напарника Сергей.
– Я ее придушил и к стеллажам скотчем примотал, там у них скотч был…
– Придушил… Проверь! – Мужчина в сером все еще держал в руках пистолет и сейчас почесывал дулом правую скулу. – И заодно выключи музыку и найди табличку «закрыто», не хватало, чтобы еще кто-то пивом похмелиться приперся. Бегом!
Низкий выбежал в дверь и прикрыл ее за собой. Серый костюм переложил пистолет в левую руку, поддернул брюки и наклонил корпус ко мне так, что его глаза смотрели на меня близко-близко и меня прям таки обдало несвежим дыханием курящего человека, который очень долго жевал мятную жвачку. Как бы в задумчивости он поднял правую руку и медленно почесал свой затылок. Я не люблю курящих людей, вернее, я их не понимаю. Как можно добровольно травить себя, да еще и таким вонючим способом? Из-за неприятного запаха я невольно отвел лицо вниз и в сторону и пропустил момент удара. А он был хорош. Открытой ладонью, чуть сложенной лодочкой, ровно по центру уха. От такого удара вполне можно было и оглохнуть, хорошо, что высокий ударил явно не в полную силу, хотя и очень близко к тому. Моя голова дернулась, почти прикоснувшись к правому плечу. В ухе моментально раздался оглушительный звон. Острая боль пронзила голову. Это элементарная физика. При ударе ладонью создается колоссальное давление, которое легко может надорвать барабанную перепонку. Это может привести к крайне плачевным и серьезным последствиям, вплоть до потери слуха. Эту скверную мысль я обдумал за долю секунды, как только отошел от шока. А за следующие две секунды я понял еще две, крайне важные и очень неприятные для меня вещи.