Жажда расплаты E-Book

Евгения Михайлова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Детектив-событие
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 246

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Даша Смирнова — невероятная красавица, в которую влюбляются все мужчины. Но она выбрала своего коллегу Влада, хотя тот женат, а она замужем. Однажды жена Влада застала любовников вместе, и начался настоящий кошмар… Сотрудники фирмы, где работают Даша и Влад, в курсе их отношений. Знают они и о том, что во Влада отчаянно и безответно влюблена начальница Даши… Буря страстей переворачивает вверх дном не только их частную жизнь, но и весь холдинг. Сами того не желая, влюбленные становятся виновниками целой серии трагедий, остановить которую может только опытный частный детектив Сергей Кольцов… В прошлом Евгения Михайлова работала журналистом и провела немало журналистских расследований, а теперь сочиняет преступления сама. Но невыдуманные жизненные истории по-прежнему служат для Евгении вдохновением, и именно на реальных событиях она основывает свои сюжеты. Каждый ее остросюжетный роман — это настоящий детектив-событие.

Leseprobe

Евгения Михайлова Жажда расплаты

Персонажи и события романа вымышленные. Любые совпадения с реальными людьми и фактами случайны.

© Михайлова Е., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Вместо предисловия

«Замечательный день сегодня. То ли чай пойти выпить, то ли повеситься».

Антон Чехов

Часть первая. Причины…

Глава 1

Тот день

Тот день влит ледяным шрифтом в мозги и сердца действующих лиц. Слова, взгляды и вздохи обожжены пламенем печи для закалки стали. Все умерли на короткий, парализующий кровь миг. И все остались живы – для попыток пройти вперед или назад: не имеет значения куда. Ради самого факта живого движения, ради возможности реанимировать мысли, ради осознанной боли. Ради мук, которые никогда не закончатся для этих троих.

Такими оказались эти люди: они не умели легко дышать и поняли это, прожив не так уж мало лет, пройдя по полю обильного опыта, познаний и собственных открытий в науке выживания. В тот острый и беспощадный миг одного дня они все осознали, что не способны прощать. Нет, их многие считали достаточно гуманными, даже добрыми людьми. И в благородной науке прощения они не новички. В целом и общем она им давалась легко. Но только не в тот миг. Не в тот день. Не в приступе боли тех взорвавшихся эмоций, которые будто внезапно поразил тяжкий вирус неизлечимости. Так оно, вероятно, и было, потому что они все понесли с собой в разные стороны эту заразу, эту инфекцию неверия, непрощения и жажды расплаты. Неизвестно как, непонятно зачем, нелогично и почти самоубийственно каждый страстно желал другому зла – не смерти, конечно, не болезни, не безработицы, не нужды. Каждый хотел, чтобы другой, не посторонний, а именно близкий, может, самый родной человек испытал ту боль, которая терзает его самого. Любящий человек хотел видеть самые тяжкие, именно душевные муки объекта своей любви, какие терзали собственное сердце. По крайней мере так этим людям казалось.

И никто никогда даже не смог озвучить воспоминание об этом дне, не говоря о том, чтобы пошутить над тем, что произошло. А ведь такая шутка оказалась бы вполне уместной: ситуация при объективном рассмотрении была банальной и даже почти анекдотичной. Ключевое слово «почти».

Такими были и первые слова Валерии после долгой паузы.

– Господи, как в анекдоте, – произнесла она.

Валерия в первые минуты видела невероятно четко, в малейших деталях не только тех двоих, но и себя. Влетевшую в свою квартиру радостную дуру, которая до такой степени соскучилась по собственному распрекрасному мужу, что понеслась сюда издалека, из роскошного особняка отца, губернатора крупного города. Лера там безмятежно отдыхала с сыном-подростком и вдруг сорвалась, как бешеная, на ночь глядя, ничего толком не объяснив близким. Она так разомлела, так изнежилась от родительского внимания, дорогих даров, ухода и безделья, что вспоминала Владислава только таким, в какого влюбилась с первого взгляда, когда они оба были еще абитуриентами Академии Ильи Глазунова. У Владислава Нестерова уже был стаж работы художником в студии дизайна, Валерия Федорова выбрала для себя профессию критика искусства. Не в силу способностей, а потому что могла выбрать, чего душа пожелает. А хотелось чего-то прекрасного с выходом в свет, к известным, ярким людям. Но Валерия взглянула на Влада и поняла, что все уже нашла. Она никогда не встречала такого красивого, яркого, остроумного, непринужденного человека и настолько притягательного мужчину. Он, конечно, тоже поступил. И, если очень коротко, Влад не отказался от ее любви и связанных с ней привилегий. Этот сверкающий парень был из бедной провинциальной семьи. Отец Валерии посоветовал им пожениться до получения диплома, чтобы он мог заняться карьерой зятя. Тот факт, что Лера не собирается работать, был уже для всех очевиден. Она хотела создать совершенную семью. Ей теперь нравилось в жизни одно занятие – любить мужа и глаз с него не сводить.

Прошло тринадцать лет, семейная жизнь оказалась совсем не похожей на сказки, которые Лера придумывала для себя. Но одно осталось неизменным: она постоянно хотела видеть Влада, безумно скучала по нему и готова была ради минутной встречи мчаться куда угодно. И если бы не папин услужливый водитель, наверное, бежала бы пешком…

Вот и приехала в три часа ночи, отпустила папиного водителя, сказав забрать ее утром в двенадцать, чтобы отправиться обратно: она обещала сыну Вите пойти с ним на футбольный матч местных команд.

И дело даже не в том, что было три часа ночи. Самым ужасным, постыдным, болезненным и унизительным обстоятельством стало для нее ярко-красное платье, обтягивающее бедра и сильно открывающее грудь. Она купила его у довольно известного дизайнера буквально за несколько часов до того, как рвануть в Москву. Дизайнер подгонял его при ней. Валерия истосковалась, измечталась. Она всегда ждала, искала тот особый взгляд Влада, которым он смотрел на то, что ему нравилось. Или на тех, кто ему нравился. Валерия без раздумий отдала бы годы жизни за этот взгляд. У Влада безумно красивые карие глаза, и они обладают удивительной способностью теплеть, разгораться, даже обжигать взглядом восхищения, желания. Но в семейных отношениях Влад оказался очень сдержанным, деликатным и чуть ли не робким. Лера жаждала его откровенного взгляда, как наркоман дозы. Но там, на отдыхе, в папином особняке, очередной бессонной ночью после пестрого и бездумного дня она вдруг подумала о том, что не может вспомнить, когда Влад так смотрел на нее. Возможно, не успевала заметить от волнения. Она всегда волновалась рядом с ним. Вот и решила примчаться при всем параде и наконец зафиксировать, поймать этот взгляд…

Можно сказать, получилось…

В холле горел свет, дверь в супружескую спальню была открыта, на столике у огромной кровати, которую Валерия выбирала не один месяц как самую главную вещь, горела маленькая изящная настольная лампа. Лера ее обожала, как живое существо. В ее нежном, теплом, интимном свете обнаженный Влад смотрел на бессильно откинувшуюся на подушки женщину. Она лишь небрежно прикрыла простыней часть своего бесстыжего, чужого, враждебного и на самом деле очень красивого тела. Так отдыхают после шквала бурной страсти. А в его бархатных глазах цвета шоколада плавилась на огне восхищения нежность и разгорался новый пожар безумства.

Наверное, Лера могла бы простоять у того порога не один час на своих окаменевших, вросших в пол ногах, если бы они продолжили. Если бы не посмотрели вдруг в сторону такой страшной помехи… Да, она успела заметить и испуг во взгляде мужа, и потрясение в больших, вдруг ставших огромными зеленоватых глазах этой твари.

– Как в анекдоте, – сумела произнести с вымученным смешком Валерия и почувствовала, как ее горло перехватило волной расплавленного металла: то была невероятная, никогда не изведанная до того момента ненависть.

Лера страстно ненавидела обоих, но… Она точно знала, что если отпустит в себе все человеческое – контроль, достоинство, ошметки каких-то условностей, то не бросится выцарапывать изменнику глаза, в которых еще не погас позорный огонь преступного желания. Нет. Она бы бросилась уродовать это проклятое женское лицо, рвать зубами ее нежное горло.

Но она по-прежнему стояла неподвижно, все мышцы парализовало. Она уже узнала женщину. Она ее видела однажды у кабинета литературного холдинга, в котором Влад был руководителем отдела иллюстраций. Валерия тогда даже сказала мужу: «У вас новая сотрудница? Хорошенькая». Влад небрежно ответил: «Да. Привез и назначил Мих-Мих. Выпускница журфака. Ты же знаешь, как он тщательно выбирает райских птичек для опеки. Но эта вроде даже писать умеет». Валерию тогда все успокоило: и небрежный тон мужа, и, главное, обозначенная принадлежность красивой девушки высокому куратору холдинга. Михаил Михайлович Герасимов был какой-то шишкой в правительстве, неглупым и неплохим человеком, практически всесильным, с одной слабостью – он очень любил роль благодетеля и покровителя юных дарований женского пола. Даже в случаях, когда о дарованиях нет и речи. «А такую Мих-Мих точно не выпустит из виду и рук», – подумала тогда Валерия. Она уже познала горечь понимания печального факта: Владислав не скован цепями предрассудка под названием «супружеская верность». Но она свято верила в его порядочность: он ни за что не причинит ей боли унижения и брошенности. Она верила даже в то, что их особой близости не опасны ни его случайные эмоции, ни несерьезный флирт или даже короткий роман. Он сумел ей это внушить без разрушительных выяснений отношений. И почему-то в ту ночь Лере сразу стало понятно, что это исключение, гроза, буран и горе. И вот главная виновница. В любом случае она, даже если Влад ее силой затащил в их дом, в их постель. Что исключено, конечно. А почему поняла…Тот взгляд Влада. Таким он не был еще никогда.

– Закрой дверь, пожалуйста, Лера, – произнес Владислав своим мягким баритоном, в котором иногда звучали повелительные нотки, как сейчас. – Нам нужно одеться.

Она повиновалась, но с места не сдвинулась. Очень быстро они вышли, кое-как одетые. Женщина обошла Леру, схватила с вешалки синий плащ и сумку. Влад смотрел только на нее, свою любовницу, как будто был не в состоянии произнести то, что отменило бы этот ужас и позор. И он по-прежнему стоял босиком. Это придало Лере храбрости, подарило что-то похожее на надежду: он остается с ней! И она сумела сказать почти легко:

– Владик, неужели ты не проводишь девушку? На улице ночь, ветер, дождь. Ты мог бы отвезти ее домой, если у нее есть дом…

В этот момент женщина открыла дверь трясущимися руками, сказала «прощайте» и побежала по лестнице, не подумав вызвать лифт. Они были на десятом этаже.

Та ночь

Та ночь стала логичным завершением исторического дня Даши. Вечером она впервые за всю свою семейную жизнь не гасила, а затягивала дежурную ссору с мужем Петей. Им обоим уже не первый год казалось, что ссора – это не просто единственное содержание отношений. Это убийца и реаниматор их союза одновременно. Петя как заведенный выискивал поводы для подозрений, ревности, истерических претензий. Она вяло отбивалась, со временем просто уходила в другую комнату, пыталась чем-то заниматься, но он бился в запертую дверь, которую приходилось открывать, поскольку муж Даши страдал настойчивостью лишь в том, что не надо. Даша пускала его, чем возрождала совсем уж нелепые надежды. Ему мерещилось, что после скандала они обнимутся, как прежде, и радостно поплывут в любовный экстаз. Что ссора сможет разбудить ее желание. В таком порядке. Петя оказался не то чтобы тупым – поверхностным и монотонным, как дятел, посвятивший жизнь долбежке деревьев, только без естественной прелести милой птички. У Пети все происходило тяжело и натужно, в том числе понимание.

Когда Даша открывала дверь, Петя бросался к ней в порыве чувств, вызванных ужасным заблуждением: он во имя спасения собственной самооценки внушал себе ложную идею о том, что Даша, как и он, идет на ссору, чтобы разогреть их взаимную любовь, как он ее понимал. Они, конечно, что-то теряют в будничных преодолениях, связанных с постоянным погружением в проблемы, соблазны и ловушки внешнего мира. А ссоры, как мощный возбудитель, возвращают их к сути несомненной и доказанной преданности, которой не страшны привычные скандалы. Тот случай, когда милые бранятся…

Петя в любом диалоге слышал только себя, как дятел, оглохший от своего стука. Находил повод для ревности, выстраивал, как ему казалось, логичную «доказательную базу», увлекался до степени вдохновения. С позиции такого опыта умело доводил жену до крайнего раздражения, отчаяния. Фиксировал лишь внешние симптомы ее состояния и умудрялся совершенно не допускать до сознания то, что Даша говорила. А она давно уже все говорила всерьез. Что разлюбила, что за шесть лет брака не нашла в их союзе ни одной точки соприкосновения. И что вышла за него замуж по детской глупости: у нее замедленное взросление. А до сих пор пытается существовать рядом с ним, чтобы не огорчать родителей, которые сейчас далеко и не смогут ее поддержать.

Все это чистая правда. Даше было восемнадцать лет, когда в их компании выпускников одной школы появился Петр Денисов, который учился уже на третьем курсе физтеха. Он выглядел настолько взрослее всех ребят, его считали настолько просвещенным и опытным, что он и для Даши стал авторитетом, сошел за умного и, главное, за взрослого мужчину. Петя начал по-настоящему, по-взрослому ухаживать, и Даше показалось, что она тоже влюбилась. А когда пообещала, что выйдет за него замуж, тут вроде и деваться уже было некуда. Даша всегда выполняла свои обещания.

Она в один год поступила в МГУ и вышла замуж. В тот же год и наткнулась лбом на непреодолимую стену нелепости собственных решений. Она оказалась в западне без любви, доверия, без надежного и разумного спутника, который совсем перестал взрослеть, в отличие от нее. И, главное, без выхода к внешнему миру, хотя бы к такому удачному коллективу сокурсников – интересных, одаренных, разных, привлекательных, веселых… Даша даже разговаривать с кем-то боялась: вдруг Петя следит из-за угла.

На вручение дипломов к ним пришли представители разных изданий, телевидения, радио. Присматривались, задавали вопросы, приглашали. Даша получила не менее пяти интересных предложений. Но однажды к ней подошел очень солидный человек, который представился Михаилом Михайловичем Евдокимовым. Он оказался большим чиновником, сказал, что прочитал ее дипломную работу и предлагает ей самой выбрать себе работу из списка тех мест, которые считает наиболее перспективными. Так Даша оказалась в отделе культуры известного медиахолдинга. К этому времени сомнений в том, что Евдокимов относится к ней слишком хорошо, уже не было. Мелькала даже мысль отказаться от его участия и этого заманчивого места. Но все уже полетело вперед, закружилось, и жизнь настолько изменилась, что некогда было даже фиксировать перемены в себе и вокруг.

И только в тот знаменитый вечер, во время ссоры с мужем, который разжигал собственные подозрения и обвинения с особым вдохновением, Даша вдруг четко поняла: да не нужно больше бежать и закрываться. Надо просто все сказать ему и себе.

И сказала именно то, что даже он не смог не услышать. Потому что это была не теория, не общие слова.

– Петя, я люблю другого человека. Мы встречаемся, понимаешь? Мы – любовники. У нас с тобой больше нет ничего общего, а наша близость мне давно неприятна.

Петя застыл, побелел… Ей показалось, что он теряет сознание. Но он только вышел в ванную, там долго умывался, кашлял, сморкался, возможно, плакал… Вышел и сказал:

– Убирайся из моего дома. Мразь ты и шлюха.

Она сжалась от ужаса: никогда еще муж так грубо не оскорблял ее. И каким-то непостижимым образом вдруг пришло облегчение: до него наконец дошло. Он понял даже то, что они не могут больше находиться рядом ни минуты. Вот что значит сила факта и склонность Пети к точным наукам.

Даша взглянула в окно: там была уже глубокая ночь, шел дождь. На часах почти полночь. Ей было тяжело, больно и страшно, но она точно знала: надо бежать, иначе вся монотонность их общего плена лишит ее дыхания и надежды на спасение. Это первый и, возможно, единственный шанс. Схватила плащ, сумку и вылетела из квартиры, которая, к слову, была им куплена ее родителями.

Она пробежала под ливнем так далеко от дома, сколько смогла без передышки. Остановилась и осмотрелась, чтоб знать, что Петя не помчался ее догонять и точно уже не увидит из окна. Так. А теперь один вопрос: куда ехать. Родители уже три года живут в Париже, где папе предложили работу. Московскую квартиру продали, чтобы там устроиться. Собственно, ответ на вопрос куда, один – к Тамаре, конечно. Только к ней Даша может явиться в любое время суток, уверенная в том, что ей будут рады. Только Томе не нужно ничего объяснять и не потому, что это трудно, а в силу ее способности все сразу правильно понять. И что уникальнее всего: Тамаре дано прочувствовать суть случившегося, причины и степень боли травмированной души. И главное: Тамара всегда одна. Ее принцип существования: каждый человек имеет право защищать свое уединение любыми способами, и никто не обязан терпеть против своего желания другого носителя таких прав.

Тамара – дочь папы Даши от первого брака. Она – произведение двух совершенно разных и сильных индивидуальностей. Мать – грузинская художница и композитор. Папа – ученый в четвертом поколении, известный в мире математик. Они когда-то встретились, остановились, ошеломленные яркостью друг друга, стремительно поженились и в таком же темпе расстались, не смирившись с тяжестью инородного таланта на собственном поле. Но свою первую дочку папа очень любит и настоял, чтобы она переехала в Москву, к нему поближе. Тома на пятнадцать лет старше Даши. А умнее, наверное, на века, как считает Даша с пяти лет, когда их впервые познакомили. У Томы невероятное лицо – сильное и выразительное, как на грузинских портретах ее мамы, черные прямые волосы, она всегда одета в черные платья или черный брючный костюм.

Многие, если не все, считают Тамару жестким и нелюдимым человеком. И только близкие знают ее чудесную душу – преданную, благородную и самоотверженную.

Даша набрала номер сестры, та почему-то долго не отвечала, а потом красивый грудной голос Тамары произнес:

– Что-то случилось, дорогая? Почему ты так поздно не спишь?

– Я на улице, Тома. – Даша старалась изо всех сил не заплакать от облегчения, что сестра ответила. – Я убежала от Пети и больше туда не вернусь.

– Понятно. Я не удивлена и даже рада, Даринка. И страшно корю себя за то, что не сообразила дать тебе второй ключ от моей квартиры. Я в Калининграде в командировке, девочка. Давай спокойно подумаем: ты можешь еще кому-то позвонить?

– Конечно, Тома. Я просто не решила кому. Не думала об этом. Я всегда думаю только о тебе. Но я найду, ты только не беспокойся.

– Хорошо. Позвони, пожалуйста, когда найдешь.

Даша долго просматривала список контактов. Людей столько, что, наверное, можно было бы ими заселить небольшой необитаемый остров. И все, кажется, хорошо к ней относятся. Бывшие одноклассники и сокурсники. Сослуживцы по холдингу, новые интересные знакомые, которых встретила во время работы: интервью, репортажи. С некоторыми возникло что-то похожее на дружбу, некоторые откровенно демонстрируют Даше симпатию, они будут рады помочь… Но! Сейчас уже ночь, у людей семьи. Кто поймет такую блажь – сбежала от мужа и просится на ночевку.

На букве «В» Даша задержалась. Несколько раз просмотрела контакт ВН – Владислав Нестеров – и прокручивала дальше. Именно это нет, ни в коем случае!

Даша и Влад встречаются уже почти год. Она влетела в этот буйный пожар без тормозов и раздумий, она даже не сможет вспомнить подробности того подлунного полета. В голове, во всем теле только постоянное томление и ожидание того, о чем раньше не догадывалась, без чего умудрилась прожить без малого двадцать шесть лет. И вдруг очнулась и пошла на звук ласкового, мягкого и требовательного баритона. Ощутила в совершенно чужом человеке то родное тепло, без которого, как сразу почувствовала, ее человеческая и женская суть просто самовоспламенится, как сухая трава, и останется горстью пепла на остывающих комьях земли. Но все это время Даша помнила и о муже, и о родителях, о собственном долге и обещаниях. Она бы остановилась любой ценой… Если бы заметила хоть каплю фальши в том, что говорил и делал Влад. Если бы почувствовала в его поступках опыт и повадки бывалого соблазнителя, привыкшего к постоянным и многочисленным победам. Она была очень внимательной. И поверила в то, что Владислав полюбил по-настоящему, даже в то, что такое случилось впервые в его жизни, несмотря на достаточное количество коротких романов. Он говорил о них с иронией, как о чем-то легком, обычном и даже скучном.

– Ты не представляешь, как другие женщины отличаются от тебя, – сказал Влад однажды.

– В чем? – уточнила Даша. – Я не понимаю.

– Во всем, – ответил он. – Абсолютно во всем. Никогда не думал, что встречу такую.

Владиславу сорок четыре года, у него есть жена и тринадцатилетний сын.

…Даша взглянула на время в телефоне: час ночи. Она вообще-то может позвонить любому контакту и просто сказать, что попала в беду, не может попасть домой, да что угодно… Назвать любую техническую причину. Такое бывает с тысячами людей. И никто не станет особенно расспрашивать и, конечно, пригласит к себе… Но тут вспомнила!

– Ты можешь позвонить мне всегда, в любое время дня и ночи, – сказал ей однажды Влад. – Если не смогу говорить, скажу: «Вы ошиблись номером» – и положу трубку. Но я обязательно перезвоню. Это будет через минуты. Не забывай об этом.

Он знал о ее сложных отношениях с Петей. А Даша все сказанное Владом уже воспринимала как откровение и высшую мудрость, не меньше.

Она нажала вызов. Он быстро ответил. Даша подождала немного слов: «Вы ошиблись номером». Но Влад просто сказал:

– Даша, я дома, один. Жена и сын поехали к ее родителям, у тестя юбилей. Примерно дней на десять, может, больше. Прошло четыре дня. Лови такси и запомни адрес.

И мрачный свет тяжелого, невыносимого дня вдруг ярко вспыхнул молнией надежды, во всем появились смысл и значение. Даша полетела в свою самую сверкающую ночь. До нее они встречались в квартирах друзей Влада – на час, два, три… Проваливались в блаженство, выбирались в униженном опасении быть застуканными женами или детьми очередного друга.

Через пару часов Даша стояла в своем тонком плаще под ливнем, в незнакомом дворе, дрожала и думала о том же: куда бежать, к кому стучаться, к каким чертям бросить свое несчастное, опозоренное, растоптанное тело, какой отравой залить свой скулящий мозг, чтобы он перестал тикать. Боль, потрясение были несравнимы с тем, что она испытала, убежав из дома. Тогда был ужас перед собственной решимостью и временной неизвестностью, но не было сомнения в том, что все правильно, что это перемена. Сейчас – страшная тяжесть отверженности, участи постылой жертвы предательства, которую, перед тем как выгнать из приюта ее радости, изваляли в смоле презрения с перьями насмешки. «Ты не проводишь девушку домой? Если у нее есть дом», – спросила жена Влада, его хозяйка с беспощадным лицом надзирательницы над нелепым красным платьем, которое окрашивало всю сцену разоблачения в цвет ее безусловной победы.

И Влад не произнес ни слова, не шевельнулся. Он не сделал и шага, чтобы хотя бы открыть Даше дверь. Она сама неумело открывала эту чужую дверь. И он знал, что Даше некуда идти.

Владислав не мог лучше и спокойнее продемонстрировать свою позицию: он остается в своем доме, со своей законной женой. И только одна из двух женщин имеет право лечь с ним в постель, чтобы в благополучном тепле проспать остаток ночи, встретить общее утро, вместе позавтракать в проверенном и защищенном супружестве.

Обида была острой, пронзительной. Даше казалось, что она никогда уже не сможет легко вздохнуть. И меньше всего она думала о Валерии, жене Влада. Да, она показалась ей отталкивающей, жестокой, но, в конце концов, она была в своем праве. Это не ей Влад так пылко и красиво признавался в любви каждый божий день. Не она решила Дашу приютить в эту ненастную ночь. Возненавидела ли Даша Влада? Конечно нет. Как может возникнуть ненависть к человеку, близости которого жаждет все ее существо, которого она выбрала из всех как самого красивого, умного, блестящего, теплого, понимающего и родного… Но она, наверное, уже не сможет назвать свою привязанность любовью. Даша даже сейчас уверена, что они с Владом не смогут перестать встречаться, что их встреча – роковая. Это не отменить, не забыть, от этого не убежать. Но это больше не сулит безоблачного счастья и отсутствия страданий. Растоптано главное – доверие.

В ту ночь Даша испытала самое сильное чувство за всю свою жизнь. Оно оказалось сильнее даже роковой влюбленности. То была жажда расплаты. Когда-то и как-то Влад должен испытать такую же боль.

Даша уже бежала по пустой улице, как будто ей в спину дул горячий ветер ада. Только подальше от этого проклятого дома. Остановилась, когда все вокруг уже освещало утро. Дальше нельзя. Появятся люди, они не должны ее увидеть такой – жалкой, несчастной, изгнанной. Надо срочно спрятаться, отсидеться, пока не вернутся силы жить, смотреть и говорить.

Даша даже подумала о том, чтобы позвонить Мих-Миху. Он точно в любом положении что-то придумает. На улице не оставит. Но тогда придется ему рассказать о романе с Владом. Мих-Мих и Влад давно и хорошо знакомы. Даша может убеждать кого угодно в том, что Мих-Мих привязан к ней платонически, как опекун по призванию. Но ей, как и всем, понятно, что это не так. Ему очень не понравится такая информация. Конечно, есть вариант – ничего не объяснять, но это как минимум нечестно и непорядочно. Он, разумеется, все узнает в конторе, в которой, как в большой деревне, быстрее всего разлетаются сплетни. С какой стати причинять боль человеку, который всегда готов понять и помочь. Нет, лучше забиться в чужой подъезд, как бездомная бродяжка.

Даша в очередной раз пролистала контакты. Теперь все сложнее. В середине ночи еще возможны достоверные объяснения: многие люди попадают в неприятности по ночам. Но утром… Как-то придется осветить события ночи. Правду не произнести даже под пытками. А придумывать сюжет обмана и после этого воспользоваться чьей-то помощью – совсем постыдно и подло. Даша вдруг без раздумий выбрала один контакт – Антон Казимирович Ковальский, ответственный секретарь из редакции холдинга. Это не самый приятный, но самый верный вариант. Только ему можно ничего не объяснять.

Убитое утро

Антон Ковальский не спал в эту ночь. Он вообще очень мало спал по ночам. Те были временем его вдохновения. Никакого казенно-принудительного порядка. Никаких обязанностей, которые невозможно отменить или перенести. Никакого общения с так называемым коллективом, который всегда и везде за очень малочисленными исключениями является стадом тупых, иногда еще и злобных существ, лишенных даже индивидуальности. Антон – коллекционер раритетов. Это не только уникальные вещи, предметы искусства. Это и вкусы, запахи, несомненные признаки человеческого таланта, обаяния, свет настоящей красоты. Ковальский с презрением отвернется от тысячи человек, отказав им в капле своего внимания, и признает гением практиканта, написавшего несколько по-настоящему сильных строк.

Антон постоянно нуждается в женщинах в силу темперамента, но близкие отношения с ними для него – система и порядок использования необходимых вещей. Разве что попадется раритет, какого он еще не встречал.

Антон и весь мир использовал: вся его жизнеспособность была целенаправленной. Ковальский заставлял мир подчиниться ему, стать комфортным для выбранного способа существования, способным доставлять радость или хотя бы удовлетворение. Это не отменяло и не смягчало его глубокого презрения и ненависти к миру за то, что какие-то создатели возненавидели его самого с самого младенчества. Антон – физически сильный человек, с развитыми, натренированными красивыми руками, ногами. У него властное, выразительное лицо, выдающийся ум, неутомимая способность к просвещению, разнообразные дарования. Но он горбун с детства. В самом ужасном и откровенном варианте увечья. И судьба была так жестока, что забросила его с беспомощной матерью в глухую сибирскую деревню, откуда женщина так и не сумела добраться до какой-то медицины, чтобы спасти своего сына от такой беды.

Антон выбрался сам, когда был уже взрослым. Тот путь никогда не вспоминает. Только образно: брел пехом и ехал на перекладных, как Ломоносов, полз на брюхе, разрывая кожу и плоть до сердца, прикидывался глухим, слепым и мертвым, чтобы спастись от человеческой агрессии. Но он донес главное до островков цивилизации – несгибаемую волю и силу разума.

Началась Москва и Литинститут, а там нашлись люди, которые его оценили. Сейчас Антон занимает серьезный пост, он один из самых авторитетных людей в профессии. У него большая комфортабельная квартира, два прекрасных автомобиля и личный водитель. И ему принадлежат все ночи его особой, полной, многоцветной жизни, в которой он по-настоящему реализует себя. Он не просто коллекционирует раритеты и любуется ими. Они – его собеседники, кормильцы, поильцы. Они – свидетели его вдохновения и ценители результатов. Антон и сам неплохо рисует, хотя никогда и никому не показывал своих работ. Сам себе эксперт: это не шедевры, но в них есть особый смысл и нерв, какие не часто увидишь и в шедеврах. Он играет на своем антикварном рояле. Техника слабая, конечно, практики никакой. Научился, потому что иногда в его мозгу звучат мелодии, которые он ни разу раньше не слышал. Обычно это связано с пережитым волнением, неосознанным ожиданием или внезапным моментом тайного торжества, никому больше не заметного.

Антон Ковальский пьет лучшее в мире вино, ест особо изысканные блюда из тех, которые ему доставляет по звонку итальянский шеф-повар небольшого частного московского ресторана – не для всех, не для богатых и не для чиновников с их проститутками. Это ресторан для ценителей и любителей. Его владелец Никита Соколов – один из очень немногих друзей Антона. Главное в нем – ненавязчивость, культура беседы, основанная на уважении к необычному мнению за гранью всех банальностей, и тонкий отзвук понимания, даже благодарности в ответ на искренность. Соколов тоже учился в Литинституте, но выбрал то, что счел настоящим призванием.

– Я не Пушкин и никогда не стану Буниным. Давно понял, что так мне не дано, а хуже не хочется. Я вообще хочу украшать жизнь другим способом. Люблю есть и кормить людей, – коротко говорит Никита, когда к нему пробиваются репортеры. – Как-нибудь выберу время и напишу книгу об этом, чтоб оправдать образование. Пока набираю материал, и он, кстати, не столько гастрономический, сколько психологический.

Каждое блюдо, приготовленное его поваром Марио, имеет свой смысл и свою мелодию, – считает Антон.

В ту ночь он после чудесного ужина записал собственную мелодию, которая не первый месяц звучит в мозгу так часто, как никогда раньше. Поработал над аккордами, записал, послушал отстраненно, со стороны. Это очень неплохо. Опять же: не шедевр ни разу, но кому-то могло бы понравиться. Только никто не уловит того, что слышит сам Антон. Этот слабый и нежный стон одного сердца, сосланного в чужое тело. Плач красоты, которую никто не видит. Потому Антон никому и не даст послушать эту мелодию, хотя она ему нравится больше прежних. Никто не поверил бы, что у этого композитора есть сердце, тем более такое. Значит, это не тот композитор.

Антон посмотрел в темное, залитое осенними слезами окно. Вот он главный миг ночи. Он увидел отражение человека, каким он должен был прийти в этот мир – статного, красивого и непобедимого. Этого достаточно для скромного торжества.

Антон нажал вызов контакта по имени Галя.

– Приезжай.

– Буду через сорок минут, – ответила женщина. – Я в Москве у подруги.

На часах начало второго ночи. У Гали никогда не бывает сонного голоса. Антон давно определил для себя место и миссию Гали в пестрой толпе обычных людей. Это рабочая лошадка. И в таком определении нет ничего оскорбительного. Лошадь – трогательное, живописное и преданное животное.

Галина была высокой брюнеткой с узким, худощавым лицом и темными, пристально наблюдающими и напряженно ожидающими глазами. Она постоянно ждала знака, приказа, призыва – нужно сделать то, это, десятое и сотое. Нужно бежать, мчаться, срочно исполнить. Нужно обслужить. У нее даже ноздри трепещут от усердия, как у бегущей лошади.

Галина Николаева – лучшая секретарша Ковальского. Не только на этом месте работы. Она в принципе лучший секретарь, какого он встречал в жизни. Она, несомненно, достойна того, чтобы продолжить служебные отношения и доказать ему, что она и в личном, интимном плане – лучший секретарь. Ну не партнерша же, не подруга и, конечно, не любовница. Ее задача – обслужить его потребности по свистку и при этом не оставить ощущения чего-то грязного и пошлого. Разумеется, это платная работа – не очень мало, чтобы не обидеть ее и не лишить энтузиазма, и совсем не много, потому что много это не стоит, и она должна такое понимать.