Опрокинутый горизонт E-Book

Марк Леви

MARC LEVY

L’HORIZONа L’ENVERS

МАРК ЛЕВИ

Опрокинутый горизонт

Роман

Издательство "Иностранка"

Москва

Marc Levy

L’Horizonаl’envers

Перевод с французского

Аркадия Кабалкина

Леви М.

Опрокинутый горизонт : Роман / Марк Леви ; Пер. с фр. А. Кабалкина. — М. :Иностранка, Азбука-Аттикус, 2016.

ISBN978-5-389-12219-2

16+

Три студента крупного американского университета, занимающиеся нейробиологией, находятся на пороге большого научного открытия. В самый разгар работы одного из них настигает неизлечимый недуг. Не желая смириться с судьбой, друзья решают воспользоваться своими научными достижениями и приступают к рискованному эксперименту, результат которого непредсказуем.

www.marclevy.info

© Editions Robert Laffont / S. A., Paris, Versilio, Paris, 2016

© Фотографии: Photo12/Alamy; Jasmin Sander/Plainpicture

© Кабалкин А., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2016 Издательство Иностранка®

Моим родителям,

сестре,

детям,

жене

и Сюзанне

Нет ничего неотвратимее, чем невозможное.

Виктор Гюго

ХОУП

Вдали послышался вой сирены.

Джош глубокодышал, прижимаясь лицом к стеклу. Его взгляд скользил по кирпичнымфасадам квартала, где они с Хоуп поселились год назад. Попустой улице заметались синие и красные блики, озаряя комнату, переддверью дома остановился маленький фургон.

На счету была каждая секунда.

— Джош, мне пора сделать… — послышался умоляющий голос Люка.

Обернуться и взглянуть в лицо любимой женщины было выше его сил.

— Джош, — прошептала Хоуп, когда ей в вену вошла игла, — не смотри, не нужно, нам с тобой всегда хватало молчания.

Джош подошелк кровати, наклонился к Хоуп и поцеловал ее. Она приоткрылабескровные губы.

— Мне так повезло, что я познакомилась с тобой,Джош, — произнесла она с улыбкой и закрыла глаза.

Вдверь постучали. Люк встал и впустил бригаду: двух санитаров с носилками и врача, который сразу бросился к изголовью Хоуп и стал мерить ей пульс. Потом, вытянув из чемоданчика ворох шнурови электродов, он принялся прилаживать их к ее груди, запястьями лодыжкам.

Взглянув на бумажную ленту с кардиограммой, врач подал знаксанитарам. Они подставили носилки, подняли Хоуп и уложили ее наледяной матрас.

— Надо торопиться, — сказал врач.

Джош смотрел, как уносятХоуп. Он хотел ехать с ними, но Люк его удержали, не выпуская его руку, подвел к окну.

— Ты действительносчитаешь, что все получится? — спросил Джош еле слышно.

— Забудущее не поручусь, — ответил Люк, — но сегодня вечероммы совершили невозможное.

Джош смотрел сверху на улицу. Санитары задвинули носилкив фургончик, следом за ними туда залез врач. Дверцы захлопнулись.

—Если этот доктор о чем-то догадался… Я никогда не смогутебя отблагодарить.

— Это вы двое — ученики чародея, а у меня скромная роль. То немногое, что я сделал, было радинее.

— Ты сделал самое главное.

— Только если ее теория верна…Будущее покажет, так ли это.

1

— Почему ты вечно на себя наговариваешь? Поразительно, что такая девушка, как ты, настолько в себя не верит. Или это военная хитрость?

— При чем здесь хитрость? Только ты и мог сказать такую глупость!

— Может, ты просто напрашиваешься на комплименты?

— Ага, значит, я права! Если бы я была красавицей, тебе бы в голову не пришло, что я нуждаюсь в комплиментах.

— Ты меня достала, Хоуп. Самое неотразимое в тебе — твой ум. Таких странных девушек я еще не встречал.

— Когда парень называет девушку странной, обычно это означает, что она дурнушка.

— Как будто нельзя быть одновременно красивой и странной! Если бы я посмел такое утверждать, ты обвинила бы меня в сексизме и в мачизме.

— А еще в том, что ты законченный кретин. Ничего, у меня есть право так говорить. Эта Анита, как она тебе?

— Кто такая Анита?

— Не прикидывайся!

— Она была не со мной! Мы оказались на соседних местах, вот и обменялись мнениями о фильме.

— Какие мнения можно составить о фильме, сюжет которого сводится к погоне продолжительностью в час двадцать и к трогательным объятиям в конце?

— Ты мешаешь мне работать!

— Ты битый час таращишься на ту брюнетку, что сидит в дальнем конце читального зала. Хочешь, я тебе помогу? Попрошу у нее номер телефона, спрошу, не замужем ли она, скажу, что мой приятель мечтает сводить ее на архаусный фильм. «Великая красота» Паоло Соррентино, шедевр Висконти, старая лента Фрэнка Капры… что ты выберешь?

— Я правда работаю, Хоуп, и не моя вина в том, что эта девушка попадает в поле моего зрения, когда я думаю.

— Тут я с тобой согласна: когда человека настигает любовь, глупо винить в этом попутный ветер. Кстати, о чем ты думаешь?

— О нейромедиаторах.

— А, о всяких норадреналинах, серотонинах, допаминах… — принялась насмешливо перечислять Хоуп.

— Помолчи немного и послушай меня. Уже признано, что они способны мобилизовать мозг на определенные действия, усиливать внимание, память, влиять на циклы нашего сна, на наше пищевое и сексуальное поведение… Например, мелатонин играет важнейшую роль в возникновении зимней депрессии.

— Лучше подскажи, какой нейромедиатор вызывает летнюю депрессию в тот момент, когда надеваешь купальник. Я сразу же выдвину тебя на Нобелевку!

— Что,если молекулы действуют двояко? Предположим, нейромедиаторы накапливают информацию о том,как они воздействуют на нас в течение жизни. Представь, а вдруг они играют роль частиц живой памяти и накапливают всенаши достижения, формируя и меняя наш характер? Никто не знает,где именно в мозгу гнездится наше самосознание — то,что превращает каждого из нас в уникальное существо. А теперьпредположим, что нейромедиаторы, совсем как сеть информационных серверов, тоже образуютсеть, а она и есть человеческая личность!

— Блестяще! Даже гениально! Как же ты намерен это доказать?

— Зачем, по-твоему, я занимаюсь наукой о нейронах?

— Чтобы соблазнять девушек! Уверена, первый же профессор, которому ты поведаешь о своих революционных идеях, предложит тебе переквалифицироваться в юриста, филолога, в кого угодно, лишь бы ты больше не болтался среди его студентов!

— А вдруг я прав? Ты понимаешь, какие могут быть последствия?

— Если представить, что твою туманную теорию удастся обосновать, а в один прекрасный день расшифровать содержащуюся в этих молекулах информацию, это обеспечит мгновенный доступ к человеческой памяти.

— И не только: еще можно будет ее переписывать и — почему нет? — воспроизводить человеческое сознание в компьютере.

— По-моему, кошмарная идея! Собственно, зачем ты со мной об этом толкуешь?

— Чтобы ты подключилась к моему проекту.

Хоуп расхохоталась так громко, что соседи по читальному залу укоризненно на нее покосились. Смех Хоуп всегда улучшал Джошу настроение. Даже когда она поднимала на смех его самого, что случалось нередко.

— Для начала угости меня ужином, — зашептала она. — Только чтобы никакой несъедобной дряни с доставкой на дом! Я про настоящий ресторан.

— Давай ненадолго отложим, а? Сейчас я на мели, но к концу недели ожидаются кое-какие поступления.

— От твоего отца?

— Нет, я подрабатываю репетитором, натаскиваю одного балбеса, родители которого воображают, что он в конце концов возьмется за ум.

— Ты злобный сноб. Ладно, я сама заплачу.

— На таких условиях я, так и быть, согласен пригласить тебя на ужин.

Джош и Хоуп познакомились на первом курсе. Дело было ранней осенью, Джош и Люк курили на краю лужайки не очень законную сигарету, одну на двоих, и делились своими любовными разочарованиями. В нескольких метрах от них, прислонившись к стволу вишни, сидела Хоуп и готовилась к занятиям.

Внезапно она громко и отчетливо осведомилась, кто это поблизости страдает неизлечимым недугом, оправдывающим применение на свежем воздухе психотропного средства.

Люк встал и попытался определить, кто говорит: преподаватель или студентка. Заметив озабоченно озиравшегося Люка, Хоуп помахала рукой и сдула со лба челку, упавшую ей на глаза. Люк был очарован.

— На вид ты вроде не болен. Получается, при смерти твой дружок, считающий звезды средь бела дня. Тут явно замешан ваш ямайский табачок, даже меня от него мутит.

— Хочешь с нами? — спросил Люк.

— Спасибо, но мне и так трудно сосредоточиться. Из-за вашей искрометной беседы на тему женского пола я уже полчаса перечитываю одну и ту же строчку. С ума сойти, сколько глупостей способы нагородить про женщин парни вашего возраста!

— Что такое интересное ты читаешь?

— Профессор Юджин Фердинанд Олген­брук, «Врожденные нарушения центральной нервной системы».

— «Хорошенькая девушка, тоненькая и непринужденная, с головыдо ног сотворенная для того, чтобы выжить…» Раймонд Карвер, «О чем мы говорим, когда говорим о любви». У каждого своякультовая книжка, верно? Не хочешь просветить нас насчет женского пола?Этот предмет загадочнее любых патологий коры головного мозга и кудаболее захватывающий.

Хоуп бросила беглый взгляд на Люка, захлопнула книгу и встала.

— Первый курс? — спросила она, подходя к нему.

Джош поднялсяей навстречу, она замолчала, уставившись на его протянутую руку. Удивившись,что она не намерена ее пожимать, он снова сел.

Люк заметил,как они друг на друга смотрят, заметил огонек в глазаху Хоуп. Незнакомка успела его околдовать, но он понял, чтосвой выбор она остановила не на нем.

Хоуп всегда отрицала, чтосразу же почувствовала влечение к Джошу, но Люк не верилни одному ее слову и всякий раз, когда всплывала этатема, вспоминал, что последующие события подтвердили его догадку.

Джош тоже клялся,что в тот день не заметил в Хоуп ничего соблазнительного,и добавлял, что она — из тех девушек, чья красотараскрывается, только когда узнаешь их поближе. Хоуп так и не сумелазаставить его признаться, комплимент это или насмешка.

Познакомившись, они с удовольствиемпровели вместе этот теплый вечер бабьего лета. Джош был неразговорчив,а потому на вопросы Хоуп вместо него отвечал Люк. Джоштихо злорадствовал, наблюдая, как его лучший друг лезет из коживон.

К середине осени Хоуп,Джош и Люк превратились в неразлучную троицу. После занятий онивстречались на площади перед библиотекой, если позволяла погода, или в читальном зале, если было холодно или дождливо.

Из них троих Джошработал меньше всех, но получал самые высокие оценки. После каждогоэкзамена Люк, сравнив результаты, признавал, что Джош превосходит их обоихинтеллектом. Хоуп была более сдержанна в оценках: у Джоша, конечно,блестящий ум, но слишком уж часто он пользуется своейспособностью очаровывать, причем жертвами его становятся и преподаватели, и многочисленные особы женского пола. Единственное, что она признавала за ним, — это более развитое воображение, зато считала его слишком несобранным.

Люк, по крайней мере, не позволял себе отвлекаться на любую семенящую впереди пару стройных ножек и, как она, был ориентирован на академический успех.

Однажды вечером в кафетерии — они штудировали конспекты — девушка за соседним столиком так нагло уставилась на Джоша, что он тоже стал коситься на нее. Хоуп, потеряв терпение, предложила ему не тянуть время, а просто отвести эту гусыню к себе в комнату и там ее поиметь, вместо того чтобы изображать усердие, прикрывшись тетрадкой.

— Какая реплика! Сколько изящества! — огрызнулся Джош.

— Счет один-один, — подвел итог Люк. — Можно вопрос? Почему вы все время друг друга подкалываете? Пора бы заняться чем-нибудь еще.

Оба промолчали, и Люк добавил:

— Например, сходить куда-то вместе.

Тут оба впали в замешательство, о котором они потом долго вспоминали. Вскоре Хоуп удалилась, заявив, что ей нужно готовиться к экзаменам, а в компании таких двух кретинов, как они, это невозможно.

— Что на тебя нашло? — спросил Люка Джош.

— Устал смотреть, как вы ходите кругами, словно подростки. Надоело, правда.

— А я-то тут при чем? Кстати, между мной и Хоуп ничего нет, мы просто друзья.

— Ты гораздо глупее, чем кажешься. Или совсем слепой, разне замечаешь очевидного.

Джош пожал плечами и тоже ушел.

Вернувшись в квартиру-студию,которую они делили с Люком, он уселся перед ноутбуком и занялся непривычными для себя поисками. Перебрав все псевдонимы, которые пришлиему на ум, он был вынужден признать очевидное: Хоуп оказаласьединственной из известных ему людей, не фигурировавшей в Сети. Такаяскрытность его заинтриговала.

На следующий день он решил дождаться ее после занятий. Они долго бродили по дорожкам кампуса, однако ему так и не удалось заговорить с ней на эту тему. Хоуп водила его вокруг здания библиотеки, забавляясь тем, что Джош не замечает, как они раз за разом возвращаются в одну и ту же точку. Наконец она зашагала в сторону корпуса, где находилась ее комната, а он увязался за ней.

— Чего тебе, собственно, надо, Джош? — не вытерпела она.

— Составить тебе компанию.

— Ты отстал и хочешь, чтобы я помогла тебе с заданиями?

— Я никогда не отстаю.

— Как тебе это удается, если ты постоянно куришь косячки? Научная загадка!

— Я концентрируюсь на главном и оптимизирую рабочий процесс.

— А мне кажется, тебе помогает целая армия лаборанточек.

— Хоуп, меня раздражает, что ты постоянно меня в чем-то обвиняешь. По-твоему, кто я такой?

— Человек исключительных способностей, но мне трудно это признать, а это самое обидное.

Джош так и не понял, сказала она это искренне или чтобы над ним посмеяться.

У входа в корпус Хоуп напомнила ему, что молодых людей туда не пускают. Единствен­ный способ войти — нацепить парик.

Только теперь Джош осмелился задать вопрос, из-за которого сюда притащился.

— Откуда ты знаешь, что меня нет в социальных сетях? — ответила Хоуп вопросом на вопрос.

— Я ничего не нашел.

— Значит, ты искал!

Джош промолчал, что было равносильно утвердительному ответу.

— Так ничего и не скажешь? — не отставал он.

— Нет. Мне тоже любопытно, что подвигло тебя терять драгоценное время и выискивать сведения обо мне в Интернете. Не проще ли было бы спросить меня саму?

— Проще. Спрашиваю.

— Афишировать все, что делаешь, значит доказывать другим, что твоя жизнь лучше, чем у них. Моя жизнь — просто другая, это же моя жизнь, а не чья-нибудь еще, поэтому я приберегу ее для себя. Кстати, тебя тоже нет на фейсбуке.

— Правда? Откуда ты знаешь? — спросил Джош с той самой улыбкой, которая бесила Хоуп сильнее всего.

— Один-один, как сказал бы Люк, — признала она.

— Не люблю социальные сети, как и сети вообще, — процедил Джош. — И вообще, я одиночка.

— Чем ты намерен заняться после колледжа?

— Дрессировать слонов в цирке.

— Это тот самый ответ, который заставляет меня думать, что мы никогда не переспим, — заявила Хоуп, даже не подумав о том, как ужасно это прозвучало.

Джош, застигнутый врасплох, оторопел.

— Ты что, никогда об этом не думал? — не унималась Хоуп.

— Думал, но знал, что ты никогда не пустишь к себе в постель дрессировщика слонов, поэтому ничего не предпринимал.

— Ничего не имею против слонов… Учти, ты стал бы очередным трофеем в моем списке охотничьих трофеев. — Она откровенно над ним издевалась. — А еще представь себе утро после. Слишком тяжело было бы объяснять тебе, что не следует питать иллюзий и надеяться, что у нас все всерьез. Так и вижу, как, сгорая от стыда, тайком ухожу на заре, пока ты спишь. Поверь, ты достоин кого-то гораздо лучшего, чем я, и…

— Вот каким ты меня считаешь? — не дал ей договорить Джош. — Вульгарным, развязным типом, так ведь?

— Вульгарным — ни в коем случае, развязным — безусловно.

Джош понуро удалился, а Хоуп спохватилась, что, кажется, переборщила. И бросилась за ним вдогонку.

— Посмотри мне в глаза и поклянись, что ты не такой.

— Ты вольна думать что хочешь.

Джош ускорил шаг, но Хоуп обогнала его и преградила ему дорогу.

— Дай мне поколдовать ночью в лаборатории — и я изготовлю снадобье, которое незаметно подмешаю завтра утром тебе в кофе.

— Как подействует это снадобье? — спросил Джош, пытавшийся справиться с обидой.

— Оно сотрет все твои воспоминания за последние сутки, а главное, все, что я наговорила, мои неуклюжие шуточки и… все мои недостатки. Но не беспокойся: как меня зовут, ты вспомнишь.

Она улыбнулась, и на щеках у нее появились две ямочки. Потрясенному Джошу они показались двумя скобками, в которые она отныне заключила всю его жизнь. На лице Хоуп появилось какое-то странное выражение. То ли такого раньше не было, то ли он его просто не замечал, но в тот момент он почувствовал, что теперь между ними все будет совсем не так, как раньше. Ни одна из прежних возлюбленных не сумела пробить его панцирь, но слова Хоуп в тот вечер поразили его в самое сердце.

Он поцеловал ее в щеку, тут же пожалел о своем порыве, который счел нелепостью, и с ужасом понял, что не может связать двух слов, чтобы пожелать ей приятного вечера.

— Хочешь, чтобы мы и дальше считали освещенные окна? — пришла ему на помощь Хоуп. — Я бы предложила звезды, знаю, ты их любишь, вот только сегодня облачно.

Хоупсама удивлялась, почему ее все время тянет позлить Джоша. У нее тоже появилось ощущение, будто в воздухе витает смущение. Пришловремя ослабить оборону. Отталкивая Джоша, она могла окончательно его потерять.Держать глухую оборону было уже бесполезно, она влюбилась в него — напрасно это отрицать. Конечно, она не придавала сексу такогозначения, как ее подруги, однако не могла не признать: послевстречи с Джошем ей не очень-то хотелось — а еслипо правде, то вовсе не хотелось, — встречаться с другимимужчинами, и вряд ли это было простым совпадением. Неужели онатак наивна, чтобы хранить верность тому, с кем у нееничего нет? Что за безумная молекула побуждает мозг к такомусамоограничению?

Джош в растерянности наблюдал за ней. Хоуп сгорала от желания позвать его к себе. В этот поздний час в холле общежития не было ни души. Подняться по лестнице, пройти по коридору до двери ее комнаты — ничего сложного при соблюдении некоторых пре­досторожностей. В худшем случае они столкнутся с какой-нибудь студенткой, причем вероятность, что та окажется образцом морали и решит донести на Хоуп, крайне мала. Ее соседки часто шли на такой риск, и она не раз их за этим заставала. Все эти мысли пронеслись у нее в голове в один миг, но самым трудным было поведать о них Джошу, который пристально смотрел на нее. Разве трудно просто сказать: «Хочешь зайти на минутку и выпить глоток вина на прощанье?» Правда, в ее комнате нет ни спиртного, ни посуды, только стакан для чистки зубов. Таким же компрометирующим, хотя более правдивым, было бы предложение «продолжить разговор наверху». Она трижды пыталась заговорить, и каждый раз слова застревали в горле.

Джош все смотрел и смотрел на нее, время шло, и пора было переходить к делу… или не переходить. Она изобразила улыбку, еще более безмятежную, чем раньше, пожала плечами и вошла в холл. Одна.

Джош впал в задумчивость, пытаясь оценить размер ущерба, нанесенного их дружбе, а также серьезность возникших у него мыслей о моногамии. Вторая проблема не на шутку его встревожила, и он дал себе слово до утра не делать окончательных выводов, да и никаких выводов вообще, если снова почувствует себя нормально, и уж точно никогда больше не смотреть на губы Хоуп.

Хоуп растянулась на кровати, уставилась в потолок, схватила один из учебников и стала его листать, не в силах сосредоточиться. В кои-то веки она пожалела, что у нее нет соседки по комнате и, чувствуя, что уснуть все равно не удастся, встала и отправилась в лабораторию.

Когда у нее случалась бессонница, она любила там работать. Студенческая лаборатория, огромное помещение с розовыми стенами — это цветовое решение казалось Хоуп загадочным, — располагала всем, о чем только мог мечтать студент. Микроскопы, центрифуги, холодильные шкафы, стерильные контейнеры и десятка три столов, на каждом из которых размещалась раковина с подставкой для химической посуды и стоял компьютер. Правда, чтобы туда попасть, надо было пройти по коридору, всегда вселявшему в нее страх. Она глубоко вздохнула и с мыслью, что могла бы провести остаток вечера с Джошем, если бы сумела выразить свои чувства, вышла из комнаты.

Короткий коридорчик вывел ее в холл. Поскольку ее экологические принципы велели ей экономить электроэнергию, она не стала включать свет и в потемках заторопилась в сторону лаборатории, напевая себе под нос для пущей смелости.

За дверью ее ждал сюрприз: в лаборатории сидел Люк. Он прильнул к микроскопу и как будто не услышал, что она вошла. Хоуп приблизилась к нему на цыпочках, решив напугать его до полусмерти.

— Не дури, Хоуп, — приглушенно прорычал он из-под защитной маски, закрывавшей почти все лицо. — У меня тут тонкие манипуляции.

— Что за манипуляции в такой поздний час? — спросила Хоуп, огорченная тем, что ее затея не удалась.

— Клетки в процессе разогрева.

— Что за работа?

— Какая может быть работа, когда ты меня отвлекаешь? Полагаю, если ты явилась сюда на ночь глядя, то тоже с целью поработать?

— Очаровательно! — ответила она, не двинувшись с места.

Люк оторвался от микроскопа, резко крутанул табурет и уставился на нее:

— Тебе чего, Хоуп?

— Как у Джоша с юмором? Я имею в виду: улыбка-то у него сногсшибательная, а вот есть ли чувство юмора, неизвестно.

Люк окинул Хоуп суровым взглядом и снова приник к микроскопу.

— Могу, конечно, и со спиной твоей поговорить, — не сдавалась Хоуп, — но ты бы мог быть повежливее.

Люк послушно развернул табурет.

— Джош — мой лучший друг, а ты в нашей компании новенькая. Ты ошибаешься, если думаешь, что я стану обсуждать его с тобой в его отсутствие.

— Зачем греть клетки?

— Я правильно понял, что этот вопрос не связан с предыдущим?

— Я сочла эту тему исчерпанной и перешла к следующей.

— Хорошо. Это способ их разбудить.

— Раньше ты их усыплял?

— Да, методом охлаждения.

— Зачем?

Люк понял, что от нее просто так не избавиться. Он устал, работы у его оставалось еще на несколько часов. Порывшись в кармане, он достал две монеты по 25 центов и протянул Хоуп.

— В коридоре стоит кофейный автомат. Мне большой стакан, со сливками, с двойной порцией сахара. Себе возьми какой хочешь.

Хоуп весело смотрела на него, не вынимая рук из карманов.

— За кого ты меня принимаешь?

Он молча воззрился на нее.

— Постыдился бы! — бросила она и направилась к автомату.

Вернувшись, она поставила перед ним бумажный стакан.

— Так над чем ты тут трудишься?

— Сначала обещай, что не скажешь Джошу.

Хоуп обрадовалась: у них с Люком будет общая тайна, в которую они не посвятят Джоша. Она согласно закивала и приготовилась внимательно слушать.

— Слыхала про биостаз?

— Это что, зимняя спячка?

— Почти. Состояние, схожее с зимней спячкой, только более протяженное. Его еще называют «обратимая остановка жизни».

Хоуп взяла стул и села.

— Некоторые млекопитающие способны замедлять свой обмен веществ до состояния, близкого к смерти. Для этого они постепенно понижают температуру тела почти до нуля. При такой летаргии у животного резко снижается потребление кислорода, в сто раз сокращается сердечный ритм и скорость кровообращения. Сердцебиения почти не расслышать. Для выживания организм вырабатывает сильные антикоагулянты, препятствующие образованию в крови сгустков. Клеточные процессы, можно сказать, останавливаются. Очаровательно, ты согласна? Задача в том, чтобы выяснить, обладают ли другие млекопитающие этой способностью, не умея ею пользоваться. Ты наверняка слышала о редчайших случаях, когда люди, угодившие в ледяную воду или заблудившиеся в горах и спасенные спустя продолжительное время, выживают без осложнений для нервной системы, несмотря на тяжелую и длительную гипотермию. Организм у них реагирует схожим образом — можно сказать, отключается для защиты жизненно важных органов, совсем как у тех животных, о которых я говорил.

— Хорошо, все это я знаю. но почему ты занимаешься биостазом?

— Не торопись. Теоретически — тут я настаиваю на слове «теоретически» — состояние биостаза может позволить организму застыть и законсервироваться на неопределенное время.

— Разве не так поступают уже теперь со сперматозоидами для экстракорпорального оплодотворения?

— Не только, еще и с эмбрионами на ранней стадии деления. Максимальное количество клеток при этом равняется восьми, но это единственные, так сказать, организмы, которые удается таким способом законсервировать, а главное, при необходимости оживить. Сохранение — это одно, возвращение к жизни — совсем другое. Наука в своем нынешнем состоянии столкнулась с физической проблемой. При очень сильном понижении температуры внутри тканей образуются кристаллы льда, разрушающие или повреждающие клетки.

— Что ты, собственно, пытаешься доказать?

— Ничего, мне хватает изучения явления, это занятие меня очаровывает. Крио­генизация находится на пересечении нескольких дисциплин: медицины, физики низких температур, химии. Самое трудное — найти человека, способного все это совмещать.

—И ты стремишься стать таким «совместителем», дирижировать всем этим оркестром?

— Может быть, когда-нибудь… Имеет человек право на мечту?

— Зачем скрывать это от Джоша?

— У меня есть на то свои причины. Ты дала мне слово и, надеюсь, сдержишь его.

— Откровенно говоря, я не вижу ничего удивительного в том, чтобы посвятить ночь наблюдению за замороженными клетками. Можешь на меня положиться, я не подведу.

Люк, опять припав к микроскопу, пожал плечами.

— Брось! Ты принимаешь меня за фантазера. Не мешай работать.

Хоуп внимательно за ним наблюдала. Здесь была какая-то странность, она не сомневалась, что Люк что-то скрывает не только от Джоша.

— Знаешь, почему я выбрала эту специализацию? — спросила она, немного помолчав.

— Не знаю и знать не хочу.

— Чтобы синтезировать молекулу, которая воспрепятствовала бы развитию нейродегенеративных заболеваний.

— Гляди-ка! Вздумала покуситься на болезнь Альцгеймера, не больше и не меньше?

— На Альцгеймера и на всю его родню. Как видишь, я тоже занимаю место в когорте великих фантазеров.

Люк повернулся к Хоуп. От его проницательного взгляда ей стало не по себе.

— Когда-нибудь я тебе все объясню, но не сейчас. А пока оставь меня в покое. Раз ты сюда явилась, значит, у тебя тоже есть дела.

Почувствовав, что больше из Люка ничего не вытянуть, Хоуп отошла от него и села за другой стол.

В голове у нее беспорядочно роились мысли. Цепляясь за скудные знания, приобретенные на первом курсе, она силилась постичь, чем способна одарить медицину криогенизация. Однажды ей попалась статья об некоем эпизоде, зафиксированном в приемном отделении больницы в Питтсбурге. Там раненых в критическом состоянии подвергли глубокой гипотермии, чтобы дать хирургам время заняться их травмами. Температуру тела понижали до 10 градусов, погружая организм в состояние на грани клинической смерти, а потом раненого приводили в чувство. На основе холода, рассуждала Хоуп, в будущем можно будет создавать новые методы лечения. Ей хотелось понять, что именно заставило Люка тайком от Джоша укрыться в лаборатории на всю ночь.

Когда она подняла голову, оказалось, что Люк так и не отлип от микроскопа.

— А нельзя применить холод как технику маркировкипри борьбе с раковыми клетками? — спросила она. — Предположим,перед сеансом химиотерапии понижаем температуру тела. По логике вещей, злокачественныеклетки в спящем состоянии более уязвимы.

— Как и доброкачественные, — отозвался Люк. — Выскажи это предположение завтра на занятии. Посмотрим, как отреагирует профессор.

— Держи карман шире! Сначала я сама обкатаю свою гениальную идею.

— Гениальность заключается в том, что бы додуматься до чего-то раньше всех ос­тальных, — бросил Люк безразличным тоном. — Если, прежде чем сделать очередное гениальное открытие, ты дашь себе труд воспользоваться серверами, которые факультет предоставляет в твое полное распоряжение, то узнаешь, что уже несколько лет назад в небольшие опухоли стали вводить криозонды для снижения их температуры до минус сорока градусов. Внутри злокачественных клеток образуются кристаллы льда, взрывающиеся при нагреве. Просто поразительно, как далеко может уйти медицина за то время, что ты мешаешь мне работать.

— А вот грубить необязательно. Мне просто хотелось поболтать.

— Нет, ты докапываешься, чем я тут занимаюсь, а у меня нет на это ответа. Просто эксперименты, вот и все.

— Эксперименты какого рода?

— Такого рода, что мне, может быть, придется из-за них переходить на другой факультет. Потому я и тружусь ночью, потому и не хочу о них распространяться. Поняла?

— Поняла только, что теперь буду умирать от любопытства. Видимо, ты меня и вправду плохо знаешь. Ну, будешь говорить? Да или нет?

Люк перешел к ней за стол, взял ее за плечи и притянул к себе.

— Советую тебе хорошенько подумать. Если я поделюсь с тобой этой тайной, то ты волей-неволей станешь моей сообщницей.

— Уже подумала!

Но Люк вернулся на свое место, и Хоуп поняла, что сейчас больше ничего от него не добьется. Собрав свои вещи, она вышла из лаборатории. На сей раз она была слишком взбудоражена, чтобы бояться темного коридора.

У себя в комнате она опять растянулась на кровати и взяла смартфон, чтобы написать письмо. Прочитав написанное, она, поколебавшись, нажала на клавишу «отправить».

2

Зазвонил будильник. Джош открыл глаза, потянулся и нехотя вылез из кровати. Набрал в ладони холодной воды, потер щеки и, полюбовавшись в зеркале своей мятой физиономией, решил побриться под душем. Следовало применить все имеющие средства, чтобы выйти из сонного оцепенения.

После бритья он тщательно вытерся, посмотрел на часы и стал торопливо одеваться. Приближались экзамены, предстоял длинный день.

Он проверил, все ли собрано для занятий, заряжен ли телефон, в кармане ли часы, и выбежал из студии, захлопнув за собой дверь.

По пути он забрал из газетного ящика бесплатную университетскую газету и заторопился в кафетерий.

Устроившись за столом, чтобы позавтракать, он открыл всмартфоне свою почту. Взгляд сразу упал на единственное письмо, заслуживавшеепрочтения на голодный желудок.

«Дорогой Джош,

не буду ходить кругами. Часть моей мозговой коры подбивает сказать тебе: «Не обижайся за вчерашнее», а другая недоумевает, зачем я вообще тебе пишу.

Целую (в щеку, конечно).

Хоуп».

Он боялся, что не сумеет написать такой ответ, чтобы она улыбнулась. Занятия были в разгаре, а он думал только об этом.

В ответ на вопрос Люка, почему он уже битый час таращится в потолок и что-то бормочет себе под нос, Джош ответил:

— Кажется, вчера вечером я нагородил Хоуп чепухи.

Только оказавшись вместе с ним в лаборатории, Люк задал второй вопрос:

— Ты рассказал ей о нашей работе?

— Нет, это здесь ни при чем. Я проводил ее до общежития, и у нас произошел странный разговор. Я думал, она пригласит меня к себе. Не знаю, как мне быть.

— Немудрено растеряться, когда у тебя целая толпа девушек!

— Хоуп не такая, и вообще хватит сказки рассказывать: романов у меня было всего ничего. Я ухаживаю за многими девушками, но не тащу их всех в постель.

— Это как посмотреть. Кому, как не мне, приходится потом выслушивать жалобы отвергнутых тобой красоток?

— В том-то и дело, что я их отвергаю! Ска­жешь, тебя это не устраивает? А кстати, где ты ночевал?

— Коротал ночь в лаборатории. Должен же кто-то заботиться о продвижении нашего проекта! Скажи честно, ты намерен все ей откровенно рассказать?

Джош сделал вид, будто обдумывает вопрос друга. Если бы он все решал сам, то давно уже уговорил бы Хоуп к ним присоединиться: ее помощь была бы неоценима. Но, зная Люка, он понимал, что спокойнее будет предоставить решение ему.

— Почему нет? Она умная, с воображением, пытливая и…

— Думаю, ты понимаешь, какие у вас с ней отношения, но предупреждаю: если мы во все это ее посвятим, тебе придется забыть о своих чувствах. Нельзя допустить, чтобы из-за любовного разочарования она сошла споезда на полпути. Если она согласится, то без всяких условий.

Целую неделю Хоуп не показываласьв лаборатории. Каждую свободную минуту она штудировала работы по криогенизации.Ей была свойственна состязательность: стоило Люку ее поманить — иона сразу решила освоить тему не хуже, чем он.

Что жедо Джоша, то он напряженно размышлял о выдвинутом Люком условииее приема в их команду. Оно представлялось ему достаточной причиной,чтобы ничего не менять в своей жизни, хотя это,как ни странно, совершенно его не устраивало.

В субботу, получив деньгиза репетиторство, Джош попросил у Люка разрешения взять его машину.

—Куда ты собрался?

— Это как-то повлияет на твой ответ?

— Нет,просто интересно.

— Мне надо подышать воздухом, немного поколесить по сельскойместности. Вечером вернусь.

— Поехали вместе, мне тоже не мешает развеяться.

—Мне хочется побыть одному.

— Собрался колесить по сельской местности впиджаке и приличной рубашке? Можно узнать ее имя?

— Ты дашьмне ключи?

Люк достал из кармана брюк ключи и бросил ему.

—Заправиться не забудь!

Джош спустился по лестнице, сел за руль «Шевроле-Камаро» и только тогда позвонил Хоуп. Пригласив ее, он предложилвстретиться у ворот кампуса, перед станцией метро «Вассар-стрит». Хоуп несоглашалась из принципа, отговариваясь необходимостью заниматься. Но Джош только сказал:«Через десять минут» — и нажал отбой.

— Ладно! — буркнулаона и бросила телефон на кровать.

Она причесалась перед зеркалом, натянуласвитер, поменяла его на другой, еще раз причесалась, сунула всумочку телефон и выбежала из комнаты.

На месте свидания она дождалась, когдапоток машин остановится на красный свет, и поискала взглядомДжоша на тротуаре напротив. Потом она заметила «Камаро», припаркованный во втором ряду, в нескольких метрах от перекрестка.

— В чем дело? — спросила она, сев в машину.

— Надо поговорить. Приглашаю тебя на ужин. В этот раз плачу я. Что предпочитаешь?

Хоуп гадала, что он задумал. Ей ужасно захотелось опустить щиток и посмотреть на себя в зеркальце, но она переборола себя.

— Итак?

— У меня карт-бланш?

— В пределах моих финансов.

— Как насчет устриц на морском берегу? Свози меня на Нантакет.

— Туда три часа пути, не считая парома. Придумай что-нибудь поближе.

— Что-то ничего не придумывается… Ладно, сойдет и пицца. Сэкономленные средства пойдут на бензин.

Взглянув на нее, Джош повернул ключ зажигания и тронулся с места.

— Нам надо было ехать на юг, а ты повернул на север, — заметила она, когда они выехали из города.

— Отсюда всего сорок пять минут до Салема: там будут и твои устрицы, и берег моря.

— Чудесно, пусть будет Салем. Ты мне расскажешь о ведьмах. Так о чем ты хотел со мной поговорить?

— В общем, тоже о колдовстве, только другого рода. Приедем на место, тогда и обсудим.

Джош включил кассету, край которой торчал из магнитолы под приемником, и повернул регулятор громкости.

Они переглянулись, словно заговорщики, услышав голоса Саймона и Ганфанкела: оказывается, их друг любил музыку шестидесятых. Хоуп снова и снова перематывала пленку и слушала «Mrs. Robinson» 1, подпевая во весь голос, и Джош подумал, что до Нантакета он бы так, пожалуй, не дотянул.

Вскоре на горизонте показался Салем. Джош знал там хороший рыбный ресторанчик в маленьком порту, в историческом центре. Собственно, само место заслуживало того, чтобы проделать неблизкий путь. Однако Хоуп хотела полакомиться морепродуктами и подышать морским воздухом, а достопримечательности ее вроде бы не интересовали. Он оставил машину на стоянке и повел ее в ресторан.

Очаровав даму-метрдотеля, он получил столик у окна.

— Сколько мы можем себе позволить? — шепотом спросила Хоуп, глядя в меню.

— Сколько хочешь.

— Так, чтобы потом не пришлось отрабатывать мытьем посуды.

— Дюжину.

Хоуп устремила взгляд на маленький аквариум с тремя омарами, клешни которых были стянуты резинками.

— Подожди, — сказала она, снова забирая у него меню, — у меня другая идея. Забудь про устриц.

— Разве не они были целью поездки?

— Нет, цель — услышать твое важное сообщение.

Она поймала за руку официанта, повела его к аквариуму, показала пальцем на самого мелкого из ракообразных и попросила подать его в пластиковом пакете. Джош не вмешивался.

— Не желаете, чтобы его сначала сварили? — осведомился официант, недаром работавший в городке ведьм: он воображал, что уже все повидал, но с такой причудой еще не сталкивался.

— Нет, прямо так. И счет, пожалуйста.

Джош расплатился и последовал за Хоуп, которая, получив своего омара, торопливо зашагала к пристани, где покачивались на спокойной воде несколько лодочек с убранными парусами.

Там она плюхнулась животом на доски причала, опустила пакет в воду, снова вытащила, встала, обвела взглядом горизонт и воскликнула:

— Туда! Мыс на полуострове — это то, что надо!

— Можно узнать, что ты задумала, Хоуп?

Она, не отвечая, заторопилась вперед, и за ней потянулся тонкий мокрый след: из худого пакета подтекала вода.

Минут десять спустя она, запыхавшись, добежала до края пирса. Там она вынула из пакета омара и попросила Джона крепко его держать. Аккуратно сняв с клешней резинку, она заглянула в черные рачьи глазки.

— Ты встретишьомаршу своей мечты, вместе вы наплодите кучу маленьких омарчиков, иты научишь их не попадаться в рыбачьи сети. Они тебяпослушаются, потому что тебе удалось выжить. А когда состаришься, расскажиим, как некая Хоуп спасла тебе жизнь.

И она попросила Джоша забросить счастливчика как можно дальше.

Описав впечатляющую дугу, омар исчез в водах Атлантики.

— У тебя явно не все дома! — воскликнул Джош, следя, как лопаются пузырьки на воде.

— В твоих устах это звучит как похвала. Устриц было уже не спасти, их успели вскрыть.

— Что ж, будем надеяться, что твоему избраннику повезет и он доберется до открытого океана. Не знаю, сколько времени он томился в неволе, в кандалах. Наверняка у него сильно затекли клешни.

— У него все получится, я уверена! У него был вид настоящего бойца.

— Поверю тебе на слово. Что же мы будем теперь есть?

— Сэндвич, если у тебя хватит денег.

Они побрели обратно по пляжу. Хоуп разулась и с наслаждением шлепала по мокрому песку.

— Что такого срочного ты намеревался мне сообщить? — спросила она на полпути.

Джош остановился и вздохнул.

— Просто я хотел поговорить с тобой раньше, чем Люк.

— О чем?

— Кто оплачивает твою учебу, Хоуп?

Надежда, что Джош привез ее сюда, чтобы поговорить о них, отхлынула стремительно, как океан во время отлива.

— Отец, — ответила она, скрывая разочарование.

— А мою — лаборатория,в форме займа. Обзаведясь дипломом, я должен буду все имвозместить или десять лет на них вкалывать.

— А ты еще говорил про моего омара, что он слишком долго томился в кандалах!

— Не всем студентам могут помочь родители.

— Как ты поступил?

— По конкурсу. Нужно было предложить инновационную концепцию, пока что утопическую, но осуществимую в будущем.

— Какая странная затея!

— Большую часть технологических новшеств, кардинально изменивших наш образ жизни, еще тридцать лет назад сочли бы фантастичными. Это заставляет задуматься, разве нет?

— Возможно, смотря что тебя интересует. Люк тоже продал душу?

— Мы шли на конкурс вместе.

— И какой инновационный проект вы придумали?

— Составить цифровую карту всех мозговых связей.

— Ну конечно… И вы совершаете этот подвиг вдвоем, попутно занимаясь по общей программе. По-моему, тебе лучше отложить свое сенсационное заявление.

— Это очень серьезно. Мы работаем в составе огромной команды исследователей, на проект выделены крупные суммы. Нам с Люком удалось попасть в яблочко: они взяли нас к себе.

— Кто бы сомневался! Как вам удалось сделать такой меткий выстрел? — спросила Хоуп с сомнением и с ноткой зависти.

— Поклянись, что это останется между нами! Ни слова Люку! Если он сам с тобой об этом заговорит, обещай разыграть удивление.

— Выкладывай! Я уже и так чувствую, что вы меня удивите.

Джош расплылся в широкой улыбке:

— В общем, все просто. Я гений!

Хоуп изумленно разинула рот:

— Ты такой скромный, что дух захватывает.

— И это тоже.

— Я все поняла. Ты считаешь, что я еще гениальнее тебя, вот и предлагаешь мне вкалывать вместе с вами!

— Вроде того. Ты умница, у тебя открытый ум, ты, как и мы, мечтаешь изменить мир.

— Допустим… Но, прежде чем ответить, я должна обсудить с вами, как вы намерены использовать свои результаты, когда получите что-то конкретное. Подозреваю, что ты вынашиваешь какой-то тайный замысел. Сперва ответь, почему тебе было так важно поговорить со мной об этом до Люка?

— Потому что он поставил условие приема тебя в команду.

— Какое?

— Чтобы между нами ничего не было.

Итак, на их любовной истории был заведомо поставлен крест. Хоуп испытала досаду, но одновременно ей льстило, что они остановили свой выбор на ней. Третьим ее чувством было раздражение.

— Не пойму, в чем проблема, ведь между нами ничего нет и не могло бы быть. И вообще, зачем он сует нос не в свое дело?

Джош шагнул к ней и обнял ее.

Хоуп никогда ни к кому не лезла с поцелуями, и первые ее поцелуи бывали по большей части неудачными, она встречала то вялые, то слишком резвые губы, но то, что получилось с Джошем, было… Она искала правильное слово, чтобы описать волну дрожи, пробежавшей по ее спине и разбившейся на бесчисленные брызги внизу затылка. Этот поцелуй был воплощением нежности. А именно нежность дарила ей величайшее счастье, поэтому это качество она ценила превыше всего, ибо оно обещало безупречное равновесие ума и чувств.

Джош смотрел на нее. Она мысленно умоляла его молчать, не портить словами опьянение первого поцелуя. Он прищурился — и стал совершенно неотразимым — и погладил ее по щеке.

— Ты по-настоящему красивая девушка, Хоуп. Ты так хороша, и ты единственная, кто не отдает себе в этом отчета.

Хоуп решила, чтоеще немного — и она проснется, и окажется, что за окномдождливое воскресное утром, а она лежит у себя в комнатев старой мятой пижаме со страшного похмелья, с головной болью,от которой жить не хочется.

— Ущипни меня! — попросила она.

— Что?

— Умоляю, ущипни, потому что если я сама себя ущипну, то сделаю себе больно.

Они обнялись и опять принялись целоваться, иногда прерываясь, чтобы посмотреть друг на друга в безмолвии неизведанных прежде чувств.

Джош взял Хоуп за руку и повел обратнов порт.

Они зашли в пиццерию. Зал показался им тоскливым, и они решили съесть пиццу, сидя на низеньком парапете у мола.

После этого импровизированного обеда они отправились гулять по улицам старого города. Джош обнимал Хоуп за талию. Вдруг над ними зажглась вывеска одного из маленьких отелей, предлагавших ночлег и завтрак. Хоуп подняла глаза и приложила палец к губам Джоша.

— Не вздумай тайком смотаться с утра пораньше, оставив меня в Салеме одну.

— Если бы не экзамены через несколько недель и не опасность, что Люк меня прибьет за то, что я не отдал ему машину, я бы охотно предложил тебе пробыть здесь до тех пор, пока я тебе не надоем.

Хоуп толкнула дверь заведения и выбрала самый дешевый номер. Поднимаясь по лестнице на последний этаж, они чувствовали, как у обоих все быстрее бьется сердце.

Комната в мансарде оказалась довольно милой. Стены были оклеены приятными обоями со спокойным пасторальным рисунком, окошко выходило на пристань. Хоуп открыла его и хотела высунуться, чтобы подышать ночными запахами, но Джош ей не дал — начал ее раздевать. Получалось у него это довольно неуклюже, чему она даже обрадовалась.

Она стянула кофточку, оголивгрудь, и жестом велела Джошу снять рубашку. Их джинсы полетелина стул, и они повалились в кровать.

— Подожди… — простонала она, сжав в ладонях его лицо.

Но Джош ждать не стал, и их тела слились на смятой простыне.

День проник в комнату, словно вор. Хоуп натянула на голову одеяло и украдкой глянула на Джоша. Он спал, закинув на нее руку. Открыв глаза, он подумал, что женщина с ним рядом — из тех, чей приход незаметен, чьи мысли вечно пытаешься угадать, о ком гадаешь, достаточно ли ты для них хорош. Из тех, рядом с которыми у мужчин появляется надежда стать лучше.

— Уже поздно?.. — пролепетал он.

— Часов восемь. А пусть бы и полдень, не хочу брать телефон и смотреть время.

— Я тоже. Хотя мой телефон, наверное, забит посланиями от Люка.

— Будем считать, что время самое подходящее.

— Это должно было случиться, ведь я очень плохо на тебя влияю.

— Нечего важничать! Вдруг это я плохо на тебя влияю?

— У тебя лицо другое.

Хоуп повернулась и села на него верхом.

— В каком смысле другое?

— Не знаю… Оно светится.

— Ничего оно не светится, просто солнце его освещает и слепит глаза. Был бы ты более галантным, пошел бы и задернул штору.

— Не хочу, этот свет тебе идет.

— Да, правда, мне хорошо. Только не вздумай воображать, будто это из-за того, что ты замечательный любовник. Ночь секса дается тому, кто готов отдаться.

— Раз я не замечательный любовник, чего же ты так светишься?

— Когдакто-то обнимает тебя во сне и улыбается тебе, открывая глаза,это как искра любви, от нее становишься счастливым. Без паники,я просто так это сказала, к слову пришлось.

— Меня твои слова не пугают. А теперь посмотрим, хватит ли тебе смелости ответить на вопрос: думаешь, ты могла бы когда-нибудь полюбить человека со всеми моими недостатками?

Хоуп посмотрела в зеркало над кроватью: в нем отражался стул с комком их джинсов.

— Как не полюбить спасителя омара?

— Получается, я не замечательный любовник?

— Может, изамечательный, но сейчас я те­бе этого не скажу, не хочетсявидеть, как ты надуваешься от гордости, ты слишком избалован девицамис центром тяжести в области задницы.

Джош мрачно посмотрел на нее и зарылся лицом в подушку.

— Ты что, серьезно? — спросила Хоуп, взяв его за подбородок. — Не станешь же ты мне внушать, что сегодня ночью в меня влюбился?

— С таким умом — и такая дурочка? Пора­зительно!

— Не шути с такими вещами, Джош, у меня всего одно сердце, и мне не хочется, чтобы его растоптали.

— Думаешь, я бы заговорил с тобой о любви, если бы был неискренен?

— Понятия не имею.

— Ладно, замнем для ясности… Лучше мне помолчать. Давай одеваться, — сказал он, вылезая из кровати. — Пора ехать.

Хоуп схватила его за руку и опять подтащила к кровати.

— Что ты скажешь Люку,когда мы вернемся? Правду или что его машина сломалась?

— Мне кажется, ты боишься счастья, Хоуп. Возможно, тебе страшно, что ты только попробуешь его на вкус, а оно возьмет и утечет между пальцами. Но счастье невозможно без риска. Как ты поступаешь, когда тебе хочется получить удовольствие? Идешь в лабораторию или зубришь в библиотеке. Как работать с такой жаждой изменить мир в сердце и при этом довольствоваться монотонностью жизни? Если ты не готова сделать все, чтобы раздвинуть стены повседневности, может, ты просто не хочешь быть счастливой?

— Когда ты нервничаешь, то становишься неотразимо соблазнительным, Джош. Ска­зать мужчине, что он сексуальный, когда это правда, — вовсе не сексизм.

Хоуп жадно поцеловала Джоша, обняла его и, обвив ногами, соединилась с ним. Его движения были сначала медленными, потом все ускорялись, пока они оба не достигли наслаждения. Упав вместе с ним на подушки, Хоуп потихоньку отдышалась и проговорила:

— Твоя пылкая тирада о счастье трогательно наивна. У тебя абсолютно дикие представления о моей жизни, но при этом именно от тебя я услышала самое милое в моей жизни признание в любви.

Соскочив с постели, она подняла с пола свою футболку, прикрыла ею грудь в блестящих капельках пота, прижала джинсы к животу и, пятясь, скрылась в ванной, заперев дверь на задвижку.

— Советую сходить за газетой! — крикнула она через дверь. — Я буду принимать ванну, это надолго!

Они забыли про занятия, про звонки Люка, прото, что им не хватит денег до конца месяца. Онипозволили себе долго валяться в постели, плотно пообедали и подарилидруг другу по футболке с названием города и рисунком —повешенной на дереве ведьмой. Купив для Люка стаканчик для карандашейв столь же дурном вкусе, они полакомились на дорожку вафлямии покатили обратно.

Заскучав в плотном транспортном потоке, Хоуп обратилась к Джошу с вопросом:

— Не расскажешь подробнее о вашем с Лю­ком проекте?

— Месяц назад коллективу ученых удалось воссоздать на компьютере участок мозга крысы. Искусственный интеллект соединится с интеллектом этого мелкого млекопитающего, обогатится его когнитивными способностями, памятью, умениями, способностью принимать решения, приспособляемостью…

— Гениально! И что дальше? «Макинтош», способный поедать сыр грюйер?

Джош и бровью не повел.

— Это открывает широкое поле возможностей, — заявил он.

— Какова во всем этом ваша роль?

— Сейчас мы думаем о том, что будет на следующем этапе.

— Хотите искусственновоссоздать че­ловеческий мозг? — спросила Хоуп с усмешкой.