Алая вуаль E-Book

Шелби Махёрин

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Mainstream. Фэнтези
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 709

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Прошло полгода с тех пор, как Селия дала обет и вступила в ряды шассёров, став первой в истории охотницей. Вместе со своим женихом и капитаном шассёров Жан-Люком она полна решимости найти свое место в жизни и защитить Бельтерру. Однако эхо прошлого неотступно преследует ее, а на королевство надвигается новое зло — некто или нечто убивает невинных, оставляя на их шее две небольшие ранки. Теперь у Селии есть еще одна причина бояться темноты, ведь злодей идет за ней. И чем ближе ее преследователь,тем сильнее ей хочется поддаться искушению и тьме.

Leseprobe

Шелби Махёрин Алая вуаль

Shelby Mahurin

THE SCARLET VEIL

Copyright © 2023 by Shelby Mahurin

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© Н. Морозова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Любовь живет вечно

Рен, мой птенчик, эта книга посвящается тебе

Часть I. Mieux vaut prévenir que guérir

Береженого бог бережет

Французская пословица

Пролог

Любопытная вещь, этот аромат воспоминаний. Нужен лишь легкий намек, чтобы перенестись в прошлое, – едва уловимый запах лавандового масла матери, легкий дымок курительной трубки отца. И каждый по-своему напоминает мне о прошлом. По утрам матушка всегда наносила масло, глядя на свое отражение в зеркале и считая новые морщинки на лице. Отец курил трубку, когда принимал гостей. У них были пустые взгляды и поспешные движения, и, кажется, отца это пугало. Меня они определенно пугали.

Но вот пчелиный воск… Пчелиный воск всегда будет напоминать мне о сестре.

Каждый вечер, когда наша нянюшка Эванжелина зажигала свечи, Филиппа тут же тянулась за серебряной расческой. По нашей детской комнате разносился легкий аромат меда, а Филиппа расплетала мне косу и начинала расчесывать мои волосы щеткой. Эванжелина устраивалась в любимое кресло, обитое розовым бархатом, и, щурясь сквозь фиолетовую дымку сумерек, с теплотой смотрела на нас.

Ветер – прохладный в ту октябрьскую ночь – шелестел за окном в ожидании сказки.

– Mes choux[1], – тихо проговорила Эванжелина и достала вязальные спицы из корзины у кресла.

У камина, свернувшись клубком, лежала наша собака – гончая по кличке Пташка.

– А я рассказывала вам о Les Éternels? – спросила она.

Как обычно, Пиппа заговорила первой. Нахмурившись, она перегнулась через мое плечо. В ее взгляде сквозили любопытство и настороженность.

– О Вечных?

– Да, милая.

Внутри у меня все всколыхнулось в предвкушении. Я посмотрела на Пиппу; наши лица разделяли всего пару дюймов. Золотистые крапинки, которые она не смыла после урока живописи, блестели у нее на щеках, словно веснушки.

– А она рассказывала? – Моему голосу не хватало ни мелодичности Эванжелины, ни уверенности Филиппы. – Кажется, нет.

– Точно нет, – с серьезным видом ответила Пиппа и посмотрела на женщину. – Мы бы хотели послушать. Пожалуйста.

Наша нянюшка вскинула брови, услышав властные нотки в голосе Пиппы:

– Неужели?

– Ну расскажи, пожалуйста! – Забыв обо всем, я подскочила и захлопала в ладоши.

Сестра, которой уже было двенадцать, тогда как мне едва исполнилось шесть, схватила меня за ночную сорочку и потянула, чтобы я села обратно. Она положила руки мне на плечи.

– Леди не повышают голос, Селия. Что сказал бы папенька?

К щекам тут же прилил жар, и с виноватым видом я сложила руки на коленях.

– По-настоящему красив лишь тот, кто красиво поступает.

– Именно. – Пиппа снова перевела взгляд на Эванжелину, которая едва сдерживала улыбку. – Пожалуйста, расскажи нам эту сказку. Мы обещаем не перебивать.

– Хорошо.

Привычными движениями Эванжелина начала вязать из шерстяной пряжи нежно-розовый шарф – ее гибкие пальцы двигались легко и непринужденно. Мой любимый цвет. Шарф Пиппы, ослепительно белый, уже был готов и лежал в корзине.

– У тебя на лице краска, милая. Будь добра, умойся.

Пиппа вытерла щеки, и Эванжелина продолжила:

– Отлично. Итак, Les Éternels. Они рождены в земле – холодной как лед и крепкой как камень – без сердца, без души и без разума. Ими движет лишь порыв. Лишь вожделение и страсть. – Последние слова няня произнесла с каким-то особым удовольствием. – Первая Вечная пришла в наше королевство из далеких земель. Она жила в тени, насылая на людей свою болезнь. Заражая своей магией.

– А какая это была магия? – спросила Пиппа, расчесывая мне волосы.

– А что такое вожделение? – Я чуть наклонила голову и сморщила нос.

Эванжелина притворилась, что не услышала меня:

– Страшная и отвратительная магия, милые мои. Очень мерзкая.

Ветер нетерпеливо бил в окна, нетерпеливо ожидая продолжения, но тут вдруг Пташка перевернулась и пронзительно завыла, испортив драматический момент. Эванжелина бросила на собаку раздраженный взгляд:

– Магия, которая требует крови. И смерти.

Мы с Пиппой украдкой обменялись взглядами.

– Dames Rouges, – едва слышно прошептала мне сестра на ухо. – Алые Дамы.

Как-то отец обмолвился о них, о самых странных и немногочисленных сверхъестественных существах, обитающих в Бельтерре. Он тогда разговаривал с каким-то чудаковатым мужчиной в своем кабинете и даже не думал, что мы слышали их беседу.

– О чем это вы перешептываетесь? – резко спросила Эванжелина и ткнула спицей в нашу сторону. – Секретничать неприлично.

Пиппа вскинула голову. Она забыла, что леди не должны и сердито хмуриться.

– Ни о чем, Эванженила.

– Ни о чем, Эванжелина, – тут же поддакнула я.

Нянюшка прищурилась:

– Какие дерзкие, а? Что ж, Les Éternels просто обожают таких дерзких девочек. Считают их самыми сладкими и милыми.

В груди у меня чуть сжалось от ее слов, а когда сестра провела расческой по моим волосам, по шее побежали мурашки. С широко распахнутыми глазами я придвинулась к краю стула:

– Правда?

– Разумеется, нет! – Пиппа с силой бросила расческу на трюмо. Она взяла меня за подбородок и повернула лицом к себе. – Не слушай ее, Селия. Она врет! – твердо сказала сестра.

– Отнюдь нет, – решительно возразила нянюшка. – Я поведаю вам то, что рассказывала мне матушка. В лунном свете Les Éternels бродят по городу, охотятся за слабыми духом и соблазняют порочных душой. И поэтому по ночам мы всегда спим дома, милые мои, и всегда молимся.

Опустилась тишина, даже ветер стих. Слышалось лишь постукивание вязальных спиц.

– Всегда серебряный крест на шею надевайте и парами ходите. – В ее голосе зазвучали знакомые мелодичные нотки. – Ступайте твердо по земле, святую воду при себе держите. А если вдруг сомнения одолели, вы спичку подожгите. И в пламени ужасное создание погубите.

Я села чуть ровнее. Руки у меня дрожали.

– Эванжелина, я всегда молюсь, но сегодня за ужином, когда Филиппа отвернулась, я выпила все ее молоко. Как думаешь, я теперь слаще ее? А вдруг меня захотят съесть злодеи?

– Какая глупость! – фыркнула Пиппа и принялась укладывать мне волосы. Она была явно раздражена, но ее прикосновения оставались нежными. Сестра подвязала мои угольно-черные пряди розовой лентой, сделала красивый бант и перекинула волосы мне за плечо. – Я буду защищать тебя от любого зла, Селия.

В груди у меня разлилось тепло, и сердце наполнилось уверенностью. Филиппа никогда не лгала. Никогда тайком не ела сладости, не обманывала и не давала пустых обещаний. Никогда она и не пила мое молоко.

Филиппа ни за что не позволит, чтоб со мной приключилась беда.

Ветер на мгновение улегся – вновь застучал по окнам, нетерпеливо ожидая продолжения, – а затем недовольно стих. Солнце скрылось за горизонтом, и на небо выплыла осенняя луна. Нежный серебристый свет залил комнату. Оплыв, свечи погасли, тени удлинились, и в комнате внезапно потемнело. Я сжала руку сестры.

– Прости, что выпила твое молоко, – прошептала я.

Пиппа сжала мои пальцы в ответ:

– Я все равно не люблю его.

Несколько минут Эванжелина внимательно на нас смотрела, и ее лицо оставалось невозмутимым. Наконец она встала и положила спицы с пряжей обратно в корзину. Она погладила Пташку по голове и задула свечи на каминной полке.

– Вы хорошие девочки. Добрые и любящие сестры.

Она поцеловала нас в лоб, уложила в постель и поднесла последнюю зажженную свечу поближе. Ее глаза сияли, но я не могла понять, о чем она думала.

– Обещайте, что будете держаться друг за друга.

Мы кивнули, и Эванжелина, задув свечу, подошла к двери.

Сестра обняла меня за плечи и притянула к себе. Я уткнулась в ее подушку, от которой приятно пахло Пиппой – медом из летних цветов. Пахло сестринскими наставлениями, нежными прикосновениями, хмурыми взглядами и белоснежными шарфами.

– Я ни за что не отдам тебя ведьмам, – заверила меня Пиппа. – Никогда.

– А я не отдам им тебя.

Эванжелина замерла у двери и обернулась с хмурым видом. Она задумчиво склонила голову. В это мгновение луна скрылась за облаками, и комната погрузилась во мрак. Ветки деревьев застучали по окну, и я съежилась, но Филиппа тут же крепко обняла меня.

Тогда она ничего не знала.

Как и я.

– Глупышки, – прошептала Эванжелина. – А кто говорит о ведьмах?

И она ушла.

Глава 1. Пустые клетки

Я расшибусь в лепешку, но поймаю этого мерзкого уродца.

Смахнув со лба выбившуюся прядь волос, я снова села на корточки и проверила механизм ловушки. Вчера я потратила уйму времени, чтобы срубить дерево, обломать ветки, покрасить древесину и соорудить клетки. Принести вино. Еще больше времени ушло на то, чтобы прочитать все книги о лютенах, которые я нашла в Башне шассеров. Эти маленькие гоблины больше всего любят ивовый сок – его сладкий аромат отчего-то привлекает их, – и, несмотря на свой неказистый вид, лютены ценят красоту.

Вот зачем нужны разукрашенные клетки и бутылки с вином.

Когда этим утром я запрягала телегу, доверху груженную клетками и бутылками с вином, Жан-Люк смотрел на меня так, словно я сошла с ума.

Возможно, так и было.

Я определенно представляла себе жизнь охотника, а вернее охотницы, куда интереснее и значимее. Уж точно я не думала, что мне придется, скрючившись, сидеть в грязной канаве, обливаясь потом в плохо подогнанной форме, и выманивать в поле проказливого гоблина.

К несчастью, я неверно рассчитала размеры клеток, и бутылки с вином просто не влезли в них. Уже на ферме мне пришлось все их разобрать. Смех шассеров до сих пор звучал у меня в ушах. Их не волновало, что ради этого поручения я научилась забивать молотком гвозди, что в процессе повредила палец. Не волновало их и то, что я купила золотую краску на свои собственные деньги. Нет. Они заметили лишь мою ошибку, и теперь моя кропотливая работа щепками валялась на земле. Жан-Люк поспешил помочь мне собрать клетки – ворча на наших собратьев-шассеров, сыпяших остротами, – но внезапно к нам подбежал разгневанный фермер Марк. Как капитан охотников Жан должен был успокоить его.

Пришлось мне одной выслушивать насмешки шассеров.

– Какая трагедия, – усмехнулся Фредерик, нависнув надо мной. Лучи солнца золотили его каштановые волосы. – Но вышло очень красиво, мадемуазель Трамбле. Они похожи на кукольные домики.

– Прошу тебя, Фредерик, – процедила я сквозь стиснутые зубы, собирая клетку. – Сколько раз мне еще просить тебя называть меня просто по имени? Мы же все равны.

– Боюсь, что еще один раз точно. – Его улыбка стала похожей на оскал. – Вы все-таки леди.

Не говоря ни слова, я просто встала и пошла прочь. Я спустилась с холма, подальше от него и других. Я знала, что спорить с типами вроде Фредерика бессмысленно.

«Вы все-таки леди», – сказал Фредерик.

Я закрыла последнюю клетку и поднялась, чтобы полюбоваться проделанной работой. Сапоги и подол были испачканы в грязи, но меня переполняла гордость. Осталось дело за малым. Лютены, облюбовавшие ячменное поле фермера Марка, скоро почувствуют запах ивового сока и придут на него. Заметив вино, они тут же кинутся к нему – в книгах говорится, что лютены действуют в порыве чувств, – и запрыгнут в клетки. Ловушки захлопнутся, и мы отвезем этих мелких паразитов обратно в Ля-Форе-де-Ю, где им самое место.

Ничего сложного. Как конфетку отнять у ребенка. Но я, разумеется, не стала бы отнимать у детей сладости.

Судорожно вздохнув, я подбоченилась и как-то уж слишком рьяно кивнула. Да, грязь и черная работа стоили того. Пятна на юбке я отстираю, но самое приятное – я отловлю всех лютенов и перевезу их в лес, не навредив им. Отец Ашиль, новый архиепископ, будет мной гордиться. Возможно, и Жан-Люк тоже. Да, все идет хорошо. Загоревшись надеждой, я спряталась в зарослях сорной травы у поля и затаилась в ожидании. Все обязательно получится.

«Должно получиться».

Прошло несколько минут.

– Ну же, – прошептала я, всматриваясь в ячменные колосья и стараясь не теребить балисарду на поясе.

Я дала священный обет несколько месяцев назад, но так и не привыкла к клинку. Рукоять с сапфиром ложилась в ладонь тяжело, чужеродно. Я начала нетерпеливо притоптывать. Октябрь выдался на удивление теплым, и по шее у меня стекали капли пота.

– Ну, давайте же. Где же вы?

Мгновение тянулось бесконечно, за ним последовало еще одно. А может, три. Или десять. За холмом слышался смех братьев. Я не знала, как они собирались ловить лютенов, – они не пожелали поделиться своими планами с единственной женщиной в своих рядах. Впрочем, мне было все равно. Я не хотела от них никакой помощи, а после моего провала с клетками мне уж точно не нужны были зрители.

Перед глазами предстало снисходительное выражение лица Фредерика.

Смущенное лицо Жан-Люка.

«Нет уж!»

Я отогнала прочь мысли о них обоих и раздвинула сорную траву, чтобы проверить ловушки еще раз.

«Не надо было приманивать лютенов на вино. Глупая была затея…»

Моя мысль внезапно оборвалась, когда я заметила, как среди ячменных колосьев показалась маленькая морщинистая ножка. Я резко замерла, переполненная радостью. Стараясь не дышать, я вгляделась в серовато-коричневое существо, ростом мне по колено. Лютен смотрел на вино огромными темными глазами. Казалось, что все в его внешности было слишком… ну, чересчур. Чересчур большая голова. Чересчур острые зубы. Чересчур длинные пальцы.

Откровенно говоря, существо походило на картофелину.

Лютен на цыпочках стал подбираться к вину и, кажется, не замечал ни меня, ни чего-либо вокруг. Его взгляд был прикован к пыльной бутылке. Причмокивая губами, он нетерпеливо потянулся к вину. Существо забралось в клетку, и она тут же со щелчком захлопнулась, но лютен лишь прижал к себе бутылку и заулыбался. Два ряда острых, точно иглы, зубов поблескивали в лучах солнца.

Миг я смотрела на него как зачарованная.

Не сдержавшись, я тоже заулыбалась. Я подошла к лютену и чуть наклонила голову. Он был совсем не таким, каким я себе его представляла, – и вовсе не мерзким. У него были пухлые щечки и круглые коленки. Когда фермер прибежал к нам вчера, он кричал о каких-то рогах и когтях.

Лютен перевел взгляд на меня, и его улыбка померкла.

– Привет.

Я медленно опустилась и положила руки на колени, чтобы лютен мог их видеть.

– Прости, пожалуйста, за ловушку. – Я указала на расписную клетку. – Фермер, который возделывает это поле, попросил перевезти тебя и твою семью. У тебя есть имя?

Лютен смотрел на меня немигающим взглядом, и жар прилил к моим щекам. Я оглянулась через плечо: нет ли позади шассеров. Наверняка сейчас я выглядела ужасно нелепо – и они заклевали бы меня до смерти, если бы увидели, как я болтаю с лютеном, – но мне показалось неправильным поймать беднягу в клетку и даже не поговорить с ним.

– Меня зовут Селия, – сказала я, чувствуя себя все глупее и глупее.

В книгах ничего не говорилось о том, как гоблины общаются между собой, но как-то же они должны это делать. Я показала на себя и повторила:

– Селия. Се-ли-я.

Лютен молчал. Это он или она?

Так. Я расправила плечи и подняла клетку за ручку. Я вела себя смехотворно. Нужно было проверить остальные ловушки. Но сначала…

– Откупорь пробку, – неохотно проворчала я, – и откроешь бутылку. Надеюсь, тебе нравится бузина.

– Ты что, с лютеном разговариваешь?

Покраснев, я выпустила из рук клетку и резко обернулась.

– Жан! – пискнула я тонким голосом. – Я… я не слышала, как ты подошел.

– Очевидно.

Жан-Люк стоял в зарослях, где еще недавно пряталась я. Глядя на мое виноватое лицо, он вздохнул и скрестил руки на груди.

– Селия, что ты делаешь?

– Ничего.

– И почему я тебе не верю?

– Хороший вопрос. Так почему же ты мне не вери…

Внезапно лютен схватил меня за руку, и я резко замолчала на полуслове. Вскрикнув, я отскочила и упала. Нет, не потому, что лютен схватил меня когтями, а потому, что услышала его голос. Как только он дотронулся до меня, в голове у меня зазвучал странный даже не голос – отголосок: «Larmes Comme Étoiles»[2].

Жан-Люк тут же бросился ко мне и выхватил балисарду.

– Стой! Не надо! – Я закрыла собой лютена в клетке. – Да стой ты! Он ничего мне не сделал! Он не желает мне зла!

– Селия, – раздраженно начал Жан-Люк, – а вдруг он бешеный…

– Это твой Фредерик бешеный! Лучше маши своим ножом перед ним. – Я обернулась к лютену и нежно улыбнулась ему. – Прошу прощения, что ты сказал?

Я шикнула на Жан-Люка, когда лютен протянул ко мне ручку и подозвал к себе.

– Ой. – Я с трудом сглотнула, не особо желая брать гоблина за руку. – Ах да, хорошо…

Жан-Люк сжал мне локоть:

– Надеюсь, ты не собираешься касаться этого существа. Мало ли что оно трогало этой рукой!

Лютен нетерпеливо замахал мне – и, пока не успела передумать, я чуть дотронулась до его пальцев. Кожа на них была огрубевшая и грязная. Словно корни дерева.

«Меня зовут Larmes Comme Étoiles», – повторил он, и голос его звучал как ирреальная трель.

Невольно я охнула:

– Звездные Слезинки?

Лютен коротко кивнул и снова схватил вино. Он злобно взглянул на Жан-Люка, который фыркнул и попытался оттянуть меня назад. Чувствуя, как голова у меня шла кругом, я упала в объятия Жана.

– Слышал? – выдохнула я. – Он сказал, что его зовут…

– У них нет имен. – Жан-Люк обнял меня покрепче и пристально посмотрел мне в глаза. – Лютены не умеют говорить, Селия.

Я прищурилась:

– То есть я солгала. Так ты думаешь, да?

Жан вдохнул – всегда-то он вздыхает, – нежно поцеловал меня в лоб, и я чуть оттаяла. От него приятно пахло крахмалом, дубленой кожей и льняным маслом, которым он всегда полировал балисарду. Такой знакомый аромат. Такой успокаивающий.

– Я думаю, что у тебя доброе сердце.

Я знала, что он подразумевал это как комплимент. Я надеялась на это.

– Я считаю, что твои клетки прекрасны, а лютены любят бузину. – Жан-Люк посмотрел на меня с улыбкой. – А еще я думаю, что нам пора идти. Уже темнеет.

– Идти? – растерянно спросила я и перевела взгляд на холм. Я почувствовала, как под моей ладонью напряглись его мышцы. – А как же другие лютены? В книге говорилось, что в норах могут жить по двадцать гоблинов. Наверняка фермер хочет, чтобы мы забрали их всех.

Я нахмурилась. А ведь голосов шассеров уже давно не было слышно. На ферме все стихло. Лишь петух иногда кукарекал.

– А где?.. – Внутри у меня все сжалось от стыда. – А где все, Жан?

Он не смотрел на меня.

– Я отправил их.

– И куда же?

– В Ля-Форе-де-Ю.

Жан-Люк откашлялся и выпустил меня из объятий. Он убрал балисарду в ножны и улыбнулся, подняв клетку. Спустя мгновение он протянул мне руку:

– Готова?

Я посмотрела на его руку, и на меня накатила тошнота. Жан отправил бы охотников в лес только по одной причине.

– Они уже… поймали других лютенов, да?

Жан молчал, и я подняла на него взгляд. Он смотрел на меня настороженно и внимательно, словно я треснутое стекло, готовое разбиться вдребезги от малейшего прикосновения. Возможно, так и было. Я уже не могла сосчитать, сколько трещин на моей «стеклянной» коже и какая из них станет для меня последней. Может быть, как раз эта.

– Жан? – повторила я.

Еще один тяжелый вздох.

– Да, – наконец признался он. – Они уже их поймали.

– Но как?

Жан-Люк покачал головой и вскинул руку.

– Да неважно. Твоя идея соорудить клетки была отличной, а опыт придет со временем…

– Это не ответ.

Меня всю затрясло, но я ничего не могла с собой поделать. Прищурившись, я посмотрела на его бронзовую руку, на блестящие, коротко остриженные волосы. Жан выглядел аккуратно и собрано – хоть и чувствовал себя не в своей тарелке, – моя же прическа растрепалась, пряди прилипли к мокрой шее, по спине стекал пот. Перепачканные щеки горели от усталости и стыда.

– Как они поймали всех лютенов? – Внезапно меня поразила страшная догадка. – Постой, а как долго они их ловили? – с укором спросила я и чуть ли не тыкнула его в нос. – Сколько ты меня уже ждешь?

Звездные Слезинки наконец откупорил бутылку и осушил половину за один глоток. Он немного пошатнулся, когда Жан-Люк аккуратно поставил клетку на землю.

– Селия, не надо так с собой, – примирительным тоном сказал Жан. – Твоя идея с ловушками сработала, а этот лютен… даже сказал тебе свое имя. Такого прежде не случалось.

– Я думала, у лютенов нет имен! – раздраженно воскликнула я. – И не надо со мной снисходительно разговаривать! Как охотники поймали лютенов? Руками не получится, они же шустрые, и… и…

Взглянув на смиренное выражение лица Жан-Люка, я почувствовала, как внутри у меня все опустилось.

– Выходит, они в самом деле поймали их руками. Господи. – Я потерла переносицу. Дышать стало тяжелее. В груди все до боли сжалось. – Мне надо было помочь им, а я с этими ловушками…

Золотая краска на клетках теперь казалась мне глупой и пошлой.

– Я просто впустую потратила наше время.

«Вы все-таки леди».

– Да нет же! – Жан-Люк яростно замотал головой и сжал мои грязные руки. – Ты попробовала что-то новое, и у тебя получилось.

Голова у меня загудела, когда я услышала его ложь. Полгода я только и делала, что усердно старалась. Вскинув голову, я шмыгнула носом и выдавила улыбку.

– Да, ты прав, но уходить пока рано. Вдруг на ферме остались еще лютены. Может, Фредерик упустил одного или двух…

– Этот последний.

– Откуда ты знаешь, что он последний?

Я закрыла глаза. Наконец я все поняла. И сдалась.

– Это ты отправил его ко мне? – тихо спросила я.

Жан-Люк ничего не ответил. Повисло тяжелое молчание. С широко распахнутыми глазами я схватила его за синий мундир и затрясла его.

– То есть ты сначала поймал его, а потом… потом пробрался на поле и выпустил его?

– Не говори ерунды…

– Так или нет?

Избегая моего взгляда, Жан-Люк отвел мои руки:

– У меня нет на это времени, Селия. Сегодня вечером перед мессой у нас срочное собрание. Отец Ашиль прислал весть. Я должен был вернуться в Башню уже несколько часов назад.

– Зачем? – спросила я, не в силах сдержать дрожь в голосе. – И что… что за срочное собрание? Что-то случилось?

Старый вопрос. Избитый и надоевший. Вот уже несколько недель Жан-Люк постоянно куда-то пропадал, о чем-то шептался с отцом Ашилем, когда думал, что я не вижу. Он не говорит мне, о чем они секретничают и отчего их лица мрачнеют с каждым днем. У них есть какая-то тайна – срочное дело, – но, когда я спрашиваю Жана об этом, он всегда отвечает одинаково: «Это не твоя забота, Селия. Не нужно тебе беспокоиться».

Словно заведенный механизм, он повторял одно и то же.

– Идем. Я уже все погрузил. – Он кивнул на лошадей.

Я перевела взгляд на телегу, в которую он аккуратно сложил все клетки, пока я ловила лютена. Всего девятнадцать. Двадцатую Жан держал в руках. Не говоря ни слова, он пошел к лошадям. Привалившись к клетке, пьяный лютен сладко похрапывал в лучах закатного солнца. Другим эта сцена могла показаться вполне милой, может, немного необычной. Кто-то бы даже кивнул одобрительно, увидев серебряный значок на моем корсаже и кольцо с бриллиантом на пальце.

В памяти всплыли слова Жан-Люка, которые он сказал мне осенью:

«Чтобы защищать невинных, размахивать мечом вовсе не обязательно, Селия. Ты как никто другой доказала это».

Время показало, что мы все лжецы.

Глава 2. Прелестный фарфор, прелестная куколка

В первые за полгода я решила пропустить мессу. Когда Жан-Люк, как и подобает, постучался в мою дверь в половине восьмого – нашего вечного сопровождающего, как ни странно, рядом с ним не было, – я притворилась больной. Тоже впервые. Вообще-то, я никогда не лгала, но сегодня мне ни до чего уже не было дела.

– Прости, Жан. Кажется, я немного простудилась.

Покашляв в сторону, я выглянула в скрытый полумраком коридор. Дверь я лишь чуть приоткрыла. Не стоило Жан-Люку видеть меня в ночной сорочке – шелковой, кружевной, цвета слоновой кости. Одна из многих непрактичных вещей, которые я забрала с собой из родительского дома. Разумеется, она не защищала меня от здешних ледяных сквозняков, но в ней я хотя бы чувствовала себя собой. Да и когда я перебралась в Башню, Жан-Люк настоял, чтобы я поселилась в комнате с камином.

Щеки у меня до сих пор иногда горели от стыда, ведь только в моей комнате был камин.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Жан и пощупал мой лоб, но я-то знала, что у меня жара не было. – Мне послать за целителем?

– Нет-нет. – Я отвела его руку. – Мне всего лишь нужно выпить чашку мятного чая, пораньше лечь спать, и все пройдет. Я как раз расстелила постель.

Жан тут же отдернул руку, словно его ошпарило кипятком.

– Ясно, – неловко сказал он и отошел назад. – Мне… очень жаль. Я подумал, вдруг ты захочешь… Да нет… Лучше отдыхай. – Он поспешно оглянулся и покачал головой, глядя куда-то в темноту. Снова покашлял. – Если к утру не поправишься, скажи. Я поручу твои обязанности другим.

– Не нужно, Жан, – тихо произнесла я, едва сдерживаясь, чтобы не выглянуть за дверь.

Может быть, сопровождающий все-таки пошел вместе с ним. На душе тут же стало как-то тоскливо. Разумеется, Жан привел с собой сопровождающего, как же иначе? Я бы никогда не попросила его прийти ко мне ночью одному, рискуя нашим добрым именем и служебным положением.

– Я и с кашлем могу работать с каталогом.

– Знаю, что можешь, но лучше не стоит, – робко улыбнулся Жан. – Фредерик вполне здоров и читать умеет.

С усилием сглотнув, я выдавила улыбку в ответ, ведь он был не виноват в моей сегодняшней неудаче с лютенами, как и не виноват в нашем постоянном сопровождении. Именно благодаря Жан-Люку и шассерам гоблинам не навредили и перевезли их в Ля-Форе-де-Ю, а фермер теперь сможет спокойно собрать урожай ячменя. Все остались в выигрыше.

Видимо, и я тоже, так?

«Хорошо бы».

Отбросив всякую предусмотрительность, я положила руки ему на грудь, и мое помолвочное кольцо засияло в свете свечей.

– Мы оба знаем, что, если я останусь в постели, ты не станешь никому поручать мои обязанности. Ты сам все сделаешь, и сделаешь прекрасно, но ты не можешь вечно выполнять за меня мою работу.

Невольно я подалась ближе к нему, и Жан последовал моему примеру. Его взгляд был прикован к моим губам.

– Ты не только мой жених, Жан-Люк, – прошептала я, – но еще и мой капитан.

Он с трудом сглотнул, и отчего-то по моему телу разлился жар. Прежде, чем я успела что-то сделать – впрочем, я даже не понимала, что мне делать, – Жан снова оглянулся через плечо. Я тут же представила себе, как сопровождающий хмуро смотрит на него, скрестив руки на груди. Только вместо сурового покашливания вдруг раздался веселый голос. Веселый и такой знакомый.

– Хотите, чтоб мы ушли?

Позади Жан-Люка внезапно возникло веснушчатое лицо Луизы ле Блан, известной как La Dame des Sorcières, или Госпожи Ведьм. Вскинув брови, она озорно улыбнулась:

– Ты же знаешь, как говорят… шестеро – уже толпа.

Я удивленно поморгала:

– То есть шестеро?

– Чепуха, – позади нее раздался еще один знакомый голос. – Семеро – толпа, а не шестеро.

Лу улыбнулась еще шире, хотя казалось, это было невозможно.

– Ты явно говоришь со знанием дела, Борегар. Не хочешь поделиться с нами подробностями?

– Думаю, он точно не откажется.

Каково же было мое удивление, когда Козетта Монвуазен, главная среди Алых дам – немногочисленных, но весьма опасных ведьм Бельтерры, – оттолкнула Жана и подошла ко мне. Раздраженно вздохнув, Жан распахнул дверь, и передо мной предстали сам король Борегар Лион и его брат, Рид Диггори.

Ну, единокровный брат Бо и…моя первая любовь.

Я изумленно на них уставилась. Когда-то я относилась к ним всеми со страхом и настороженностью – особенно к Риду, – но битва за Цезарин все изменила. Словно прочитав мои мысли, Рид неловко помахал мне рукой:

– Я говорил им, что лучше сначала послать тебе весточку.

У Рида одного не было никакого титула, но репутация самого молодого капитана шассеров по-прежнему гремела на все королевство. Конечно, это было давно. До битвы. До того, как он нашел своих родных.

До того, как открыл в себе магический дар.

Но моя улыбка была искренней.

– Не говори глупостей. Я так рада всех вас видеть!

– И мы рады встрече. – Коко чмокнула меня в щеку. – Только умоляю, запрети Бо рассказывать о прошлых подвигах. Поверь, эти россказни нравятся лишь ему одному.

– Ну не знаю. – Лу приподнялась на цыпочках, чтобы тоже меня чмокнуть, и я, не удержавшись, крепко обняла их обеих. – Мне вот понравился его рассказ о свидании с одной девчонкой, которая обожала заик, – договорила она. Голос ее был приглушен моими объятиями.

Тепло разлилось по всему моему телу, когда я отпустила подруг. Бо нахмурился и легонько щелкнул ее по лбу.

– Не надо было тебе об этом рассказывать.

– Ага, – радостно захихикала Лу. – Не надо было.

Друзья посмотрели на меня.

Одни из самых могущественных людей в королевстве, а может, и самые могущественные, стояли у моей комнаты и как будто ждали от меня чего-то. Я же растерянно смотрела на них, не зная, что сказать. До этого они никогда не навещали меня здесь. Церковь редко пускала гостей в Башню шассеров, а у Лу, Коко и Рида, как ни у кого другого, было полно причин никогда не переступать здешний порог.

«Ворожеи не оставляй в живых».

После битвы за Цезарин Жан-Люк постарался полностью стереть эти гнусные слова, но темный отпечаток букв все еще виднелся над входом в жилые помещения Башни. Когда-то мои братья жили, руководствуясь этим заветом.

А Лу, Коко и Рид едва не сгорели на костре из-за этих слов.

Сбитая с толку, я наконец нашла в себе силы спросить:

– Не хотите войти?

В эту секунду из собора Сан-Сесиль де Цезарин раздался колокольный звон. На душе стало еще теплее, и я счастливо улыбнулась друзьям. Даже Жан-Люку, который глядел с молчаливым неодобрением. Должно быть, он пригласил их в Башню и ради этого даже решил пропустить мессу. Колокол наконец смолк.

– Я верно понимаю, что сегодня мы не идем на службу? – спросила я.

– Кажется, мы все простудились, – лукаво улыбнулась Коко.

– И я знаю, как нам вылечить простуду. – Подмигнув, Лу вынула из-под плаща бумажный сверток и гордо помахала им.

На бумаге золотом сияла надпись «Кондитерская Пана», и коридор наполнился сладкими ароматами корицы и ванили. Лу достала булочку и протянула мне. Рот у меня тут же наполнился слюной.

– Излечивают еще и от дерьмового настроения.

– Лу, следи за языком! – Рид бросил на нее пронзительный взгляд. – Мы все-таки в церкви.

В руках он держал прелестный букет из хризантем и фиалок, перевязанный розовой лентой. Когда я поймала его взгляд, Рид чуть несколько раздраженно покачал головой и уже с улыбкой протянул мне букет.

– Надеюсь, ты все еще любишь розовый, – откашлявшись, сказал Рид.

– Кто ж не любит розовый? – спросила Лу, а Коко вынула из-под алого плаща карты.

– Все любят розовый, – согласилась Коко.

– А я вот не люблю. – Не желая оставаться в стороне, Бо достал из-за спины бутылку вина. – Выбирай свой яд, Селия. Что же это будет? Булочки, карты или вино?

– Почему бы не все вместе? – поинтересовалась Коко, и ее темные глаза заискрились весельем. Она шлепнула картами по бутылке. – Откуда же у вас на кровати розовая подушка, если вы так не любите этот цвет, а, ваше величество?

Ничуть не смутившись, Бо оттолкнул ее карты бутылкой.

– Ты же прекрасно знаешь, что эту подушку для меня вышила сестренка. – Бо повернулся ко мне. – Эти три «яда», как известно, исцеляют душевную боль.

«Душевная боль».

– Прекрасно сказано, – с горечью произнесла я.

Я еще не успела решить, что выбрать, как Жан-Люк рассерженно выхватил бутылку вина и карты.

– Вы что, рехнулись? Я позвал вас не для того, чтобы выпивать и играть в азартные игры…

– Так внизу прихожане распивают вино. – Коко закатила глаза.

– Это другое, и ты прекрасно об этом знаешь, – хмуро бросил Жан.

– Убеждай себя и дальше, капитан, – сладким голосом пропела она и повернулась ко мне. – Считай это прелюдией к празднованию твоего дня рождения, Селия. – И она указала на вино с картами.

– Ты уж точно заслужила хорошенько погулять три дня, – с широкой улыбкой сказала Лу. – Но мы поймем, если ты захочешь сегодня побыть одна, – добавила она мягко. – Просто скажи, и мы уйдем.

Лу взмахнула рукой, и воздух наполнился острым ароматом магии. В руке у меня вместо булочки с корицей появилась чашка со свежезаваренным мятным чаем, от которого клубились завитки пара. Она взмахнула еще раз, и вместо букета цветов в руке у меня возникла стеклянная баночка с медом.

– Это для горла, – пояснила Лу.

Я восхищенно посмотрела на друзей.

Конечно, я уже видела магию прежде – хорошую и плохую, – но никогда не переставала ей удивляться.

– Останьтесь, – выпалила я поспешно. У меня не было сил притворяться. Я приподняла чашку с чаем и баночку меда. – Спасибо вам. Мне вдруг стало гораздо лучше.

После сегодняшнего ужасного дня я с огромной радостью готова была провести вечер за вином и карточными играми. Мне хотелось расцеловать Жан-Люка, только вот я повела себя довольно грубо, едва не отказавшись от подарков Лу. Я поднесла чашку к губам и сделала большой глоток. Горячий чай тут же обжег мне горло, и я едва не поперхнулась.

– Ты как? – Жан-Люк озабоченно похлопал меня по спине.

– Все хорошо, – с трудом выдохнула я и поставила чашку на столик.

Лу пододвинула стул и усадила меня.

– Просто обожгла язык, – сказала я. – Ничего страшного…

– Не говори ерунды, – возразила Лу. – Как ты будешь смаковать шоколадные эклеры с обожженным языком?

Я тоскливо посмотрела на бумажный сверток с выпечкой:

– Ты купила шоколадные…

– А как же! – Лу бросила взгляд на Жана, стоявшего рядом с мрачным выражением лица. – Я еще и канеле[3] принесла, так что хватит буравить меня злобным взглядом. Хотя, если память меня не подводит, ты больше любишь ром, – усмехнулась она.

Жан яростно замотал головой:

– Не люблю я ром!

– Убеждай себя и дальше, капитан, – повторила Коко.

Острым ногтем она проколола себе палец. Тут же закапала кровь, и воздух снова наполнился ароматом магии. Лу и Белые дамы черпали свою силу из земли, Коко же и ей подобные полагались на собственное тело.

– Вот. – Коко капнула немного крови и меда мне на палец. – Лу права. Обожженный язык испортит весь вечер.

Не смея смотреть на Жана, я поднесла палец к губам. Разумеется, он не одобрял происходящее. Да, шассеры больше не преследовали ведьм – и в этом есть немалая заслуга самого Жан-Люка, – но магия все еще была ему неприятна.

Однако, как только я проглотила кровь Коко, язык и горло тут же зажили.

«Потрясающе!»

– Лучше? – тихо спросил Жан.

Я взяла его за руку и отвела в сторону. Я так широко заулыбалась, что щеки заболели.

– Да. Спасибо большое, Жан, – прошептала я и взглядом указала на Лу, которая начала выкладывать на столе выпечку. Две булочки она взяла себе, остальным дала по одной. – Я знаю, что ты предпочитаешь проводить свои вечера по-другому, но я так давно хотела научиться играть в карты. – Я сжала ему руку в волнении. – Не такой уж это и большой грех – сыграть в карты с друзьями, да? Лу даже принесла тебе канеле. – Не дожидаясь ответа и в душе страшась его, я обняла Жана и уткнулась ему в грудь. – Думаешь, Лу умеет играть? А она научит нас? Я никогда не понимала всех деталей, но вместе мы точно разберемся…

Жан-Люк мягко высвободился из моих объятий:

– Уверен, у тебя все получится.

Я растерянно заморгала. Покраснев, я прикрылась руками. Я совершенно забыла, что на мне была только ночная сорочка.

– Ты о чем?

Вздохнув, Жан-Люк оправил на себе мундир почти инстинктивным жестом, и мой взгляд невольно упал на его нагрудный карман, в котором обозначилось что-то небольшое и прямоугольное. Кажется, книга.

«Как странно».

Он редко приходил ко мне, когда я работала в библиотеке, и не слишком любил читать.

Но спросить я ничего не успела.

– Селия, я… не могу остаться. Прости, – тихо произнес Жан-Люк и отвел взгляд. – Мне нужно закончить служебные дела, порученные отцом Ашилем.

«Служебные дела, порученные отцом Ашилем».

Я не сразу поняла смысл его слов, и, когда наконец ко мне пришло осознание, я почувствовала, как сердце у меня сжалось. Снова в его взгляде сквозило знакомое сожаление. Снова он ничего не ответит мне, даже если я спрошу. Мне невыносима эта очередная тайна. Очередной отказ.

Повисло неловкое молчание.

– Отец Ашиль хочет, чтобы ты работал во время мессы? – мягко спросила я.

Жан-Люк смущенно потер шею:

– Ну… нет. Он думал, что я приду на службу, но он все поймет…

– То есть у нас есть еще полтора часа, верно?

Жан промолчал, а я взяла халат, висевший на двери. Лу нарочито громко начала восхищаться моей старенькой шкатулкой для драгоценностей. Коко тут же подхватила, а Бо смял бумажную обертку от выпечки и кинул ее в Рида.

– А ты можешь отложить дела до окончания мессы? – тихо спросила я.

Не в силах стоять спокойно, я снова схватила его за руку. Я не хотела портить вечер очередной ссорой и ему тоже не позволю.

– Я соскучилась, Жан, – сказала я, сдерживая мольбу в голосе. – Я понимаю, у тебя много дел, но… мне бы так хотелось проводить побольше времени с тобой вместе.

Он удивленно на меня посмотрел:

– Правда?

– Разумеется, правда.

Я обхватила обе руки Жана и поднесла их к своему сердцу.

– Ты же мой жених. Я хочу разделить с тобой все, даже шоколадный эклер и карточную игру. К тому же кто еще мне скажет, если Лу вдруг начнет жульничать? – тихо добавила я.

Жан неодобрительно покосился на наших друзей.

– Мы вообще не должны играть в карты, – тяжело вздохнул он и легонько поцеловал мои пальцы. – Но я ни в чем не могу тебе отказать. – И он сжал мою руку.

Сладкий аромат шоколада и корицы внезапно показался мне приторным от его лжи, а вкус меда на языке стал горчить. Я постаралась отбросить все эти мысли и всмотрелась в глаза Жана, полные нерешительности. Он тоже хотел побыть со мной. Точно хотел.

– Так твои дела подождут? – спросила я.

– Думаю, да.

Выдавив улыбку, я трижды поцеловала его руки и запахнулась в халат.

– А я уже говорила тебе сегодня, что ты самый лучший жених на свете?

– Нет. Но можешь говорить мне это почаще, – засмеялся он.

Мы наконец присоединились к друзьям. Жан подошел к столу и выбрал для меня самый аппетитный эклер. Себе же он ничего не стал брать, даже канеле.

– Мы с тобой в паре, – бросил Жан.

Эклер тут же показался мне холодным.

– Ты знаешь, как играть в карты?

– Лу и Бо немного научили меня, когда мы распивали бутылку рома. – Жан смущенно откашлялся.

– Вот оно что.

Лу громко хлопнула в ладоши, и от неожиданности я едва не выронила эклер.

– Он дерьмово играл, так что не волнуйся, Селия, ты обыграешь его на раз-два.

В тот миг внизу в церкви заиграла музыка, и свет замерцал при громких звуках органа. Жан-Люк бросил на меня быстрый взгляд, когда я инстинктивно потянулась зажечь свечу. В комнате уже горело больше десятка свечей. Они стояли на прикроватных столиках цвета слоновой кости, на книжных полках, платяном шкафу и каминной полке. С улицы казалось, что у меня в комнате сияло солнце, но сейчас мне не хватало даже его света.

Темнота была мне не по душе.

В детстве мы с Филиппой, прижавшись друг к другу, прятались под одеялом. Хихикая, мы представляли, что в нашей комнате обитали чудовища. Я уже давно не ребенок и знала, что таилось во тьме. Чувствовала влажные прикосновения и гнилостный смрад. И сколько бы я ни терла щеткой тело, сколько бы ни душилась, зловоние тьмы преследовало меня повсюду.

Я откусила побольше от эклера, чтобы унять бешено колотящееся сердце.

У меня было только полтора часа, чтобы насладиться временем с друзьями, поесть эклеров и сыграть в карты, и ничто не испортит мне вечер: ни тайны Жан-Люка, ни мои собственные. Они, как и всегда, будут ждать меня утром.

«С нами все будет хорошо, Селия. Все будет в полном порядке».

«А почему ты не показываешь свои шрамы, Селия? Они означают, что ты выжила».

«Я выжила! Выжила! Выжила…»

– Обещай не жульничать, – сказала я Лу и, подумав, посмотрела на Бо и ткнула в него эклером. – И ты тоже.

– Я? – притворно оскорбился он. – Да все прекрасно знают, что жульничать у нас любит Рид!

Рид тихо рассмеялся и сел на край постели.

– Я никогда не жульничаю. Ты просто в карты не умеешь играть.

– Тебя просто пока никто за руку не поймал, – заявил Бо и взял стул, – а так-то ты жульничаешь.

– Тогда тебе придется подловить меня. – Рид пожал плечами.

– Не все из нас владеют магией…

– Рид не использует магию, – сказала Лу, аккуратно срезая колоду. – Мы просто говорим ему, какие у тебя карты, когда ты отворачиваешься.

– Что? – Бо вытаращил глаза. – Что вы делаете?

Задумчиво покивав, Коко стянула сапоги и села на постель рядом с Ридом.

– Мы рассматриваем это как совместную победу. Селия, мы с тобой вместе играем, – сказала Коко.

Жан-Люк повесил плащ на спинку стула, и книга тяжело оттянула нагрудный карман. Я отвела взгляд, стараясь не думать о ней. Жан уже хотел было возразить, но Коко вскинула руку.

– Ничего не хочу слышать. Впереди у вас долгая жизнь вместе. Вы еще много времени проведете друг с другом.

Я с усилием рассмеялась, думая о том, как же Коко была не права.

Жизнь вместе подразумевала доверие, но Жан-Люк никогда не расскажет мне о своих тайных делах…

А я никогда не расскажу ему, что произошло в гробу моей сестры.

Снова мне снился кошмар.

За окнами бушевала буря. Она сотрясала землю, разрушала дома и вырывала с корнями деревья. Сверкнула молния и рассекла пополам дуб, растущий у нас во дворе. Дерево обрушилось на нашу с сестрой комнату и едва не пробило крышу. Я тут же запрыгнула к Пиппе в кровать и спряталась под одеялом. Она обняла меня.

– Глупышка моя, – певуче протянула сестра, поглаживая меня по голове.

За окном сверкали молнии. Голос Пиппы звучал незнакомо, как будто и не ее вовсе, а пальцы… были неестественно длинными. Она резко схватила меня за волосы и притянула к себе фарфоровыми руками. Мы с сестрой очень похожи: словно черно-белые матрешки.

– Тебе страшно, милая? Тебя пугает магия?

В ужасе я отшатнулась, но Пиппа сжала меня еще крепче и широко улыбнулась. Улыбка у нее была слишком широкой.

– Да, магии стоит бояться, ведь она может погубить тебя, если я того пожелаю. Ты хочешь этого, милая? Хочешь умереть?

– Н-нет, – в очередной раз ответила я.

Я словно мчалась по кругу. Перед глазами все закружилось. Я ничего не видела, не могла дышать. В груди все болезненно сжалось.

– П-п-прошу…

– П-п-прошу, – передразнила меня Пиппа и вскинула руки. На пальцах уже не сверкали молнии – с них свисали нити, как у кукольника.

Эти нити зацепились мне за голову, шею и плечи. Пиппа поднялась с постели, и я беспомощно поплелась за ней. В руках у меня внезапно появилась балисарда. Бесполезная. Пиппа вдруг воспарила над комнатой и потянула меня к разрисованному деревянному домику.

– Иди сюда, милая. Ах, какая же прелестная маленькая куколка.

Ноги у меня подкосились – топ-топ-топ, – взглянув вниз, я хотела закричать, но не смогла. Мои губы стали фарфоровыми, а кожа – стеклянной. Пиппа посмотрела на меня, и я сжалась под пристальным взглядом ее изумрудных глаз. Я пошатнулась и упала на ковер. Балисарда превратилась в оловянный ножик.

– Иди ко мне, – пропела Пиппа. – Иди ко мне и позволь разбить тебя вдребезги.

– П-Пиппа, я не хочу больше играть…

Она зловеще засмеялась и медленно наклонилась ко мне. Сверкнула молния, и в ее свете угольно-черные волосы сестры показались белыми.

«Прелестная куколка, прелестный фарфор,Сердечко я вырежу ейИ съем его в полночь, когда выйдет срок,Спасти ее прежде успей».

Пиппа щелкнула пальцами, и я тут же разлетелась на мириады кусочков. Осколки глаз полетели в кукольный домик, где не было ни молний, ни грома, ни фарфоровых лиц.

Здесь была лишь тьма.

Она проникала мне в нос и рот, пока я не начала задыхаться от смрада гниющей плоти и приторно-сладкого аромата меда. Ломкие пряди волос Пиппы лезли мне в горло, опутывали язык, но я не могла из них вырваться. Руки оказались все в ссадинах, перепачканные кровью, пальцы сломаны, а вместо ногтей – деревянные щепки. Они торчали, словно когти, пока я царапала крышку гроба сестры, пока звала Пиппу и Рида. Я все кричала и кричала, пока голос мой не надорвался.

– Никто не спасет нас.

Пиппа неестественно медленно повернула голову ко мне. Ее красивое лицо осунулось и стало каким-то… неправильным. Я не должна была ничего видеть в темноте, но я видела, и у нее не было половины лица. Всхлипнув, я закрыла глаза, но ее образ не выходил у меня из головы.

– Но ты хотя бы со мной, – прошептала она. – И мы не умрем в одиночестве.

Mariée…

По щекам у меня покатились слезы, перемешиваясь с кровью, грязью, с сестрой.

– Пиппа…

– С нами все будет хорошо, Селия. – Костлявой рукой она коснулась моей щеки. – Все будет в полном порядке.

А потом она вырвала мое сердце и съела его.

Глава 3. Соломенное чучело

Когда я проснулась утром, мне показалось, что я наглоталась осколков стекла. На цыпочках я кралась по оружейной, стараясь ступать тихо и не кашлять – даже чай Лу не смог исцелить мое горло после ночных криков. Солнце еще не взошло, и мои братья пока спали. Если мне повезет, я успею закончить упражняться до того, как шассеры спустятся. И меня никто не увидит.

Жан-Люк заверил, что мне не нужно упражняться так же, как остальным, но без должной подготовки из меня не выйдет охотницы.

Другие шассеры не тратили время на чтение книг и сооружение ловушек.

В темноте я провела холодными пальцами по оружию и едва не порезалась. Грозовые тучи закрыли бледное рассветное небо. Скоро пойдет дождь. Что ж, еще одна причина поскорее со всем покончить. Я наугад схватила какое-то копье, но оно тут же выскользнуло у меня из рук и упало на каменный пол. Своим грохотом оно, скорее всего, разбудило даже мертвого.

– Кости Христовы, – проворчала я и с трудом водрузила копье обратно на место.

Как его вообще можно поднять, а уже тем более ловко орудовать им? Я бросила взгляд на дверной проем и коридор за ним. Если прислушаться, то можно было различить приглушенные голоса слуг на кухне, но узнать, в чем дело, так никто и не пришел. Ночью тоже никто не приходил: ни слуги, ни шассеры, ни капитан. Мы все притворялись, что никто не слышит моих криков.

Меня охватило сильное волнение, и я решила выбрать посох – куда более подходящее мне оружие. Моя балисарда осталась в комнате.

Что ж, сегодня мне все равно никого не понадобится закалывать.

Оглянувшись еще раз, я на цыпочках прокралась на тренировочную площадку. Вдоль кованой ограды стояли соломенные чучела и злобно на меня смотрели. К ним примыкали деревянные столбы, покрытые зазубринами от ударов мечей, и мишени для стрельбы из лука. Посреди располагался большой каменный стол. Полосатый навес укрывал его от непогоды. Жан-Люк и отец Ашиль часто стояли у этого стола и шептались о своих тайнах.

«Это не твоя забота, Селия. Не нужно тебе беспокоиться».

Вот только Жан-Люк считал, что мне не стоило вообще ни о чем волноваться, и я лишь беспокоилась еще больше. Сегодня я даже встала в пять утра, чтобы не столкнуться со своими братьями. После моего первого учебного боя несколько месяцев назад я поняла, что мои таланты шассера предназначались для… чего-то другого.

«Ага, например, для сооружения ловушек?»

Я потерла глаза и, нахмурившись, подошла к соломенному чучелу.

После вчерашнего сна я поняла, что больше не смогу вернуться домой. Обратной дороги не было. Оставалось лишь идти вперед.

– Так.

Прищурившись, я покосилась на уродливое пугало и встала в стойку, как это делали шассеры. Ветер слегка трепал мою синюю шерстяную юбку. Я выпрямилась и покрепче ухватила посох обеими руками.

– У тебя все получится, Селия. Это не так уж сложно. – Кивнув, я запрыгала на носочках. – Помнишь, что тебе сказала Лу? Глаза.

Я взмахнула посохом:

– Уши.

Снова взмахнула, на этот раз сильнее:

– Нос.

И еще раз.

– И пах.

Решительно и яростно я ударила чучело посохом в живот. Пугало так просто сдаваться не собиралось, и посох, отскочив от соломы, ударил меня в живот. Согнувшись пополам, я расстроенно потерла ушиб.

Неожиданно у двери оружейной кто-то захлопал в ладоши. Гром так грохотал, что я едва различила хлопанье, но вот смех я ни с чем не могла спутать. Только он так смеялся! Щеки тут же залил жар. Я резко обернулась. Фредерик в окружении шассеров не спеша шел ко мне. Ухмыляясь, он все так же хлопал в ладоши, отрывисто и выразительно.

– Браво, мадемуазель! Прекрасно получилось!

Фредерик положил руки на соломенные плечи чучела, а его товарищи тихо посмеивались. Утро выдалось морозным, но Фредерик не стал надевать мундир поверх тонкой льняной рубахи.

– Гораздо лучше, чем в прошлый раз. Растете на глазах.

В прошлый раз я запуталась в юбке и едва не сломала себе лодыжку.

Снова громыхнул гром, словно бы вторя моему мрачному настроению.

– Фредерик.

Я неуклюже подняла с земли посох. В моих руках он казался огромным, но таким крошечным в сравнении с полуторным мечом в ножнах шассера.

– Как твои дела? Надеюсь, ты хорошо спал.

– Спал как младенец, – ухмыльнулся он и отнял у меня посох. – Простите мне мое любопытство, мадемуазель Трамбле, но что вы здесь делаете? Кажется, вы-то как раз спали плохо.

Вот тебе и притворство.

– Я пришла упражняться в боевой подготовке, – с трудом ответила я спокойно, хоть и сквозь стиснутые зубы. – Как и ты, Фредерик. Как и вы все. – Я бросила на шассеров многозначительный взгляд.

Они даже не опустили глаза, не смутились, не стали притворяться, что заняты чем-то другим. Да и зачем? Им всегда весело наблюдать за мной.

– Неужели? – широко улыбнулся Фредерик, рассматривая мой посох в своих мозолистых руках. – Но, мадемуазель, мы не упражняемся со старыми, обшарпанными посохами. Такой деревяшкой ведьму не убьешь.

– Мы не убиваем ведьм. – Я вскинула голову. – Больше нет.

– Правда? – спросил он, вскинув брови.

– Правда!

Один из шассеров спрыгнул с забора. Это был Базиль, весьма неприятный тип.

– Зато двумя деревяшками можно! Шестом и спичкой! – захохотал он так громко, словно услышал поистине смешную шутку.

Я сверкнула на него глазами и бросила, не сдержавшись:

– Смотри, чтобы Жан-Люк тебя не услышал.

– Да ладно тебе, Селия, – раздраженно проворчал Базиль и все-таки отвел взгляд, – я же просто пошутил.

– Ой, какая я глупая. Очень смешно вышло.

Фредерик с усмешкой швырнул мой посох на землю.

– Не волнуйся ты так, Базиль, Жан-Люка здесь нет. Откуда он узнает об этом. Ему же никто не расскажет, так? – Он подкинул меч вверх, поймал его за лезвие и протянул мне рукоятью вперед. – Но, если ты и правда хочешь упражняться вместе со всеми, Селия, я с радостью тебе помогу.

Над собором сверкнула молния.

– Мы все поможем, так ведь? – громко спросил Фредерик, стараясь перекричать раскаты грома.

Что-то в его взгляде изменилось.

Что-то изменилось во дворе.

Я отступила на шаг, глядя на шассеров, – они медленно приближались ко мне. Нескольким охотникам стало не по себе – хоть у кого-то из них оставалась совесть.

– Это… это вовсе не обязательно, – произнесла я, с усилием делая глубокий вдох. Пытаясь успокоиться. – Я просто могу поупражняться с чучелом…

– О нет, Селия, так не пойдет.

Я медленно отступала, а Фредерик шел за мной, пока я не уперлась спиной в пугало. Меня захлестнула тревога.

– Оставь ее, Фредерик, – сказал Шарль и, покачав головой, выступил вперед. – Пускай упражняется.

– Жан-Люк нас всех распнет, если ты ей навредишь, – вторил ему другой шассер. – Давай я с тобой проведу бой.

– Жан-Люк, – мягко проговорил Фредерик, но его глаза блеснули сталью, – прекрасно понимает, что его хорошенькой невесте здесь не место. А ты сама как думаешь, а, Селия? – С ухмылкой он снова протянул мне свой меч. – Разве здесь твое место?

В его взгляде и глазах всех шассеров горел немой вопрос: «Ты охотница или просто хорошенькая невеста капитана?»

«Я и охотница, и невеста», – хотелось мне прорычать в ответ. Но они все равно не услышат меня – не пожелают или не смогут. Расправив плечи, я посмотрела Фредерику прямо в глаза и взяла у него меч.

– Да! – бросила я, надеясь, что они все меня услышали. – Мне здесь самое место! Спасибо, что поинтересовался.

Фредерик глумливо захохотал и отпустил меч.

Не в силах удержать его, я отшатнулась, запуталась в подоле и упала на землю, едва не налетев на лезвие. Фредерик со вздохом ухватил меня за локоть и наклонился ко мне.

– Просто признай уже, ma belle[4], тебе лучше работать в библиотеке.

Я замерла, услышав это уничижительное обращение:

– Нет.

Отдернув руку, я оправила юбку и лиф. Глаза и щеки у меня горели.

– Но я бы предпочла другое оружие. Этим я не смогу сражаться, – твердо сказала я, указав на меч.

– Не сомневаюсь.

– Вот. – Шарль бесшумно подошел ко мне и протянул небольшой кинжал. Первые капли дождя заблестели на его тонком лезвии. – Возьми это.

Раньше, когда я не служила в ордене шассеров, мне, вероятно, были бы приятны его галантность и веселый взгляд. Его сострадание. Я бы представила его рыцарем в сияющих доспехах, который никогда бы не стал общаться с Фредериком и ему подобными. Себя бы я представила девой, запертой в башне. Отбросив желание присесть в реверансе, я просто кивнула ему.

– Спасибо, Шарль.

Глубоко вдохнув, я повернулась к Фредерику, вертевшему меч в руках.

– Начнем? – спросил он.

Глава 4. Наша девочка

Я вскинула кинжал, а Фредерик небрежно взмахнул рукой и выбил клинок у меня из руки.

– Урок первый: нельзя использовать кинжал против полуторного меча. Даже ты должна это знать. Ты же столько древних манускриптов наших уже пролистала… или ты только сказки читаешь?

– Я даже поднять такой меч не могу, болван! – рявкнула я и подняла кинжал с земли.

– А я тут при чем?

Фредерик кружил рядом со мной, играл, словно кошка с мышью, пока остальные шассеры наблюдали за представлением. Шарль смотрел настороженно. Его друг куда-то пропал.

– Ты хоть как-то укрепляла тело? Как ты справишься с лугару, если даже меч поднять не можешь? А может, ты вообще и не захочешь драться с лугару. Может, захочешь подружиться с ним?

– Хватит говорить ерунду! – выпалила я. – Если будет нужно, я все сделаю…

– А это нужно.

– Ты живешь прошлым, Фредерик. – Я сжала рукоять кинжала так сильно, что побелели костяшки пальцев. Как же мне хотелось огреть его по голове! – Шассеры изменились. Нам больше не нужно убивать тех, кто от нас отличается…

– Ты думаешь, что твои друзья спасли мир. Как же ты наивна, Селия. Зло продолжает жить. Может быть, не во всех сердцах, но в некоторых точно. Битва за Цезарин многое изменила, но только не это. Миру все равно нужны шассеры. – Фредерик вонзил меч в соломенное чучело с такой силой, что лезвие задрожало. – И поэтому мы несем нашу службу. Давай. Я буду оборотнем. Я только что полакомился скотиной и цыплятами на ферме. – Он раскинул руки, словно стоял на сцене театра. – Одолей меня.

Дождь усилился. Глядя на Фредерика, я начала закатывать рукава, чтобы хоть как-то потянуть время.

Я ведь даже не знаю, как можно одолеть оборотня.

«Глаза, уши, нос и пах».

Смех Лу прорвался сквозь вереницу беспорядочных мыслей. Мы встретились на тренировочной площадке на следующей день после моей присяги. В тот самый день, когда Жан-Люк сказал, что никому из нас больше не нужно упражняться.

«Неважно, с кем ты сражаешься, Селия. У всех есть слабое место. Тот же пах. Вмажь по нему как следует и беги без оглядки».

Расправив плечи, я чуть шире расставила ноги и вскинула кинжал. Базиль усмехнулся.

Во двор подтянулись еще шассеры. Они смотрели на нас с нескрываемым любопытством.

«У меня все получится».

Я решила ударить Фредерика по лицу, но тот ловко перехватил мою руку, крутанул меня и припечатал лицом к соломенному чучелу. Перед глазами заплясали огоньки. Фредерик прижимал меня к пугалу, удерживая сильнее, дольше, чем следовало. Солома оцарапала мне лицо, и я едва не закричала. Как же это несправедливо! Яростно вырываясь, я ударила локтем ему в живот, и он немного ослабил хватку.

– Ваши огромные глаза выдают вас, мадемуазель, – усмехнулся Фредерик. – Слишком выразительные.

– Какая же ты свинья! – прорычала я.

– Хм-м, какая пылкая.

На этот раз я решила ударить его по уху, но Фредерик снова уклонился, и я, промахнувшись, поскользнулась на мокрой земле.

– Да просто признай уже, что тебе здесь не место, и я тут же отступлю. Возвращайся к своим нарядам, книжкам и теплому огню в камине, а я займусь делом. Вот такая она, наша девочка, – пропел он, пока я силилась что-то разглядеть сквозь мокрые пряди, упавшие на глаза. – Признай, что твоих способностей недостаточно, чтобы помочь нам, и мы отпустим тебя с миром.

– Сочувствую тебе, Фредерик. Тяжело тебе. Но я не твоя девочка и не твоя суженая. Мне жаль всякую женщину, которой ты придешься по нраву.

Я бросилась, чтобы ударить ему по носу, и он тут же сбил меня с ног. Я тяжело упала на землю и закашляла, стараясь не шевелиться. Осколки в горле будто врезались все глубже и глубже, того и гляди пойдет кровь.

«Глупышка Селия, – напевала Моргана. – Ах, какая же прелестная маленькая куколка».

– Вставай.

Фредерик закатал рукава и указал на мой мундир. На его руке я с удивлением заметила татуировку. Его льняная рубаха промокла и стала почти прозрачной, и сквозь ткань проглядывали первые две буквы имени «ФФ».

– Тебе не кажется, что ты заигралась? Примерила чужой костюм?

«Иди ко мне и позволь разбить тебя вдребезги».

– На себя посмотри, – процедила я сквозь стиснутые зубы и толкнула его, но он остался недвижим. – Вытатуировал свое имя дважды, чтобы все точно запомнили, кто ты?

Фредерик не успел ничего ответить – из оружейной раздались голоса, и мы все разом обернулись. Я все еще была на мокрой земле, Фредерик нависал надо мной. И в таком виде мы предстали перед Жан-Люком и его тремя спутницами в бирюзовых мундирах. Посвященные.

Несмотря на то что дождь усилился, превратившись в ливень, Жан-Люк быстро нашел меня взглядом. На миг его глаза широко распахнулись, и он помрачнел. Снова сверкнула молния, озарив собор. Лицо Жан-Люка потемнело, а за его спиной показался товарищ Шарля.

– Какого черта здесь творится? – спросил он, подходя кнам.

Фредерик даже не дернулся, лишь растянул губы в довольной улыбке.

– Ничего особенного. Просто дружеский учебный бой.

Жан-Люк угрожающе вынул балисарду:

– Отлично. Давай тогда проведем бой.

– Как скажешь, капитан. – Фредерик дружелюбно кивнул. – Как только мы закончим.

– Вы уже закончили.

– Еще нет, – выдавила я, тряхнув головой. Грязь с мокрых волос тут же разлетелась в разные стороны. В уши затекла вода, в голове звенело. Фредерик самодовольно смотрел на нас. Я прищурилась, сжимая руки в кулаки:

– Дай мне закончить, Жан.

– «Дай мне закончить, Жан», – едва слышно передразнил меня Фредерик.

Посмеиваясь, он убрал прядь волос с моего лица. По телу у меня тут же пробежала неприятная дрожь – жест был слишком интимным. Жан-Люк что-то кричал, но я не слышала его, так громко звенело у меня в ушах.

– Признай уже, что позоришь его, и я отстану.

«Неважно, с кем ты сражаешься, Селия. У всех есть слабое место».

Во мне вспыхнула ярость, и инстинктивно я ударила его промеж ног. Раздался приятный треск.

Кажется, я просчиталась. Глаза Фредерика широко распахнулись, и он рухнул не назад, а прямо на меня. Отползти я не успела, и он с воем и проклятьями выхватил у меня из руки кинжал и в ярости прижал его к моей шее.

– Ах ты сучка…

Жан-Люк тут же схватил Фредерика и отбросил его. Взгляд моего жениха был мрачен, как черное небо над головой. Снова сверкнула молния.

– Да как ты смеешь нападать на одну из нас? Да еще на Селию Трамбле?

Фредерик не успел уклониться, и Жан схватил его и толкнул в мишень для стрельбы из лука. Не обращая внимания ни на злобный взгляд Фредерика, ни на его размеры, капитан яростно затряс его.

– Ты хоть знаешь, что она сделала для нашего королевства? Хоть представляешь, чем она пожертвовала?

Отшвырнув Фредерика, как мешок с картошкой, Жан обвел взглядом шассеров и указал на меня. Я поспешно поднялась.

– Селия покончила с самой Морганой ле Блан… или вы уже забыли о древней Госпоже Ведьм? Забыли ужас, царивший в этом королевстве, пока она властвовала? Забыли, как в своей безумной мести она убивала мужчин, женщин и детей?

Жан перевел взгляд на Фредерика, который, скривившись, отирал грязь с рубахи.

– Так что? Успел забыть? – спросил он его.

– Я все помню, – прорычал Фредерик.

Шассеры замерли, не смея пошевелиться. Не смея даже дышать.

Насквозь промокшие посвященные жались друг к другу у входа в оружейную и смотрели на нас широко распахнутыми глазами. Их лица не были мне знакомы. Я видела их впервые. И я гордо расправила плечи, ради них и ради себя самой. Внутри горело страшное унижение, но вместе с тем и толика гордости. В прошлом году мы вместе с Лу действительно покончили с Морганой ле Блан. Раз и навсегда.

– Вот и отлично.

Жан-Люк резко убрал балисарду в ножны, а я осторожно подошла к нему. Он не посмотрел на меня.

– Если я еще раз увижу подобные выходки, я лично попрошу отца Ашиля лишить зачинщика звания шассера, – тихо пообещал он. – Мы выше этого.

Фредерик с отвращением сплюнул. Жан-Люк взял меня за руку и повел в оружейную, но не остановился там. Он вел меня все дальше и дальше, и наконец мы пришли к чулану у кухни. С каждым шагом Жан выглядел все более взволнованным. Молча он подтолкнул меня в чулан. Сердце у меня ушло в пятки.

Ради приличия дверь Жан до конца не закрыл.

Он выпустил мою руку.

– Жан…

– Мы же все обговорили, – произнес он и устало потер лицо. – Договорились, что ты не будешь упражняться с другими шассерами. Договорились не ставить себя в такое положение снова.

– Это в какое же?

Толика гордости, теплившаяся у меня в груди, угасла, превратившись в серый пепел. Резкими и грубыми движениями я отжала мокрые волосы.

– В мое положение? – дрожащим голосом спросила я. – Шассерам полагается упражняться в боевых искусствах, разве нет? Вместе с товарищами.

Жан с хмурым видом взял с полки полотенце и протянул его мне.

– Если ты хочешь упражняться в бою, я помогу тебе. Я же говорил тебе, Селия.

– Ты не можешь все время относиться ко мне по-особенному! У тебя нет времени обучать меня, Жан, и… Фредерик верно говорит. Несправедливо, что к ним требования высоки, а ко мне…