Чингисхан. Сотрясая вселенную E-Book

RedDetonator

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Военная боевая фантастика
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 460

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

В 1227 году н. э. Темучжин, всемирно известный как Чингисхан, скоропостижно умер в своем шатре во время похода на Тангутское царство. Смерть его была неприятной, мучительной и весьма болезненной, но на этом ничего не кончилось. Хрип умирающего старика перетек в вопль новорожденного ребенка, раздавшийся в некой неприятного вида лачуге, где люди говорили на ином языке. И это был уже не 1227, а самый настоящий 396 год н. э. Западная Римская империя, императорская провинция Паннония перед вторжением гуннов. Впереди — смутное время, эпоха гибели империй и восхода новых народов. Есть ли здесь место для человека, уже однажды повернувшего русло истории?

Leseprobe

RedDetonator Чингисхан. Сотрясая вселенную

© RedDetonator, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава первая. Юный криминал

18 августа 1227 года нашей эры, Тангутское царство, осадный лагерь под городом Чжунсин

– Кто-о-о?.. – без особого интереса спросил Темучжин.

Каган Монгольской империи лежал на соболиных шкурах и флегматично жевал основательно разваренное мясо куропатки. Зубы у него были уже не те, поэтому китайский лекарь рекомендовал не напрягать челюсти понапрасну. Еще у него сильно болела спина, поврежденная при падении с лошади.

«Как же плохо быть старым… – подумал Темучжин, более известный как Чингисхан. – Ох, как хорошо было быть молодым…»

– Великий хан, гонец от Боорчу-багатура[1], – заполз в ханский шатер рядовой кешиктен[2] Хортау.

Он велел ему лично передавать любые вести без риска лишиться головы за их содержание, но только потому, что Хортау чем-то напоминал ему Тогрула[3], побратима его отца.

«Старая история…»

– Заводи… – вяло махнул рукой Темучжин.

– Боорчу-багатур докладывает, что сжег все усадьбы вокруг города Гуюаня и перехватил два крупных отряда из земель Цинь, – сообщил Хортау. – Он со своим туменом[4], как вы мудрейше велели, движется на соединение с туменом Борохула.

– Правильно… – тихо произнес Темучжин, отбросив ножку куропатки. – Еще?.. Что?..

Желудок его слабо проурчал что-то благодарственное. Пища в последнее время проходит плохо, так и норовя застрять в его старых кишках, вызывая стойкие запоры. Есть большую часть дня не хотелось, поэтому приходилось заставлять себя.

Он почти прикончил тангутов, нанесших ему смертельное оскорбление шесть лет назад. Кто-то бы забыл, но не он.

«Проклятые рисоеды… – раздулся в нем застарелый уголек ненависти. – Недостаточно сил у меня? А что вы теперь скажете?»

– Великий хан… – вновь упал на колени Хортау. – Прибыл император тангутов Мочжу. Он сдается со всем своим двором и просит пощады для себя и своей страны…

– Запускай… – разрешил Темучжин, после чего с натугой отрыгнул.

Ждать пришлось недолго. Зная, что после трапезы у Чингисхана редко бывает хорошее настроение, императора затолкали в шатер и поставили на колени.

– Говори… – произнес Темучжин.

Император Мочжу открыл рот, чтобы начать что-то говорить.

– А хотя знаешь… – поморщился великий хан. – Бадай, задуши его…

Император тангутов, обряженный в роскошные шелка, в многосоставную черную шляпу, типично тангутскую, был схвачен ближайшими кешиктенами, после чего на его шею была накинута удавка. Он не успел ничего сказать, не успел сделать лишнего вдоха, как настала его смерть. Зачем говорить, если и так все понятно?

– Хортау, – позвал Темучжин, потеряв интерес к удавлению тангутского наглеца, – шли гонца к Боорчу… Пусть… хрф… уф… Пусть… ххрф…

Темучжин внезапно завалился набок и выпучил глаза.

– Великий хан!!! – подлетел к нему обеспокоенный Хортау. – Господин! Повелитель!

– Хрф… – выдохнул Темучжин, лицо которого покраснело, а левый глаз наполнился кровью. – Хрф… Ыф… Убить… всех… Хрыф… Города… Ыф… Сжечь… Сжечь… А-а-а…

18 августа 396 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

– Кхы… А-а-а… – издал ребенок первый в жизни звук. – А-а-а… А-а-а-а!!!

– Abraba hropjan![5] – радостно провозгласила некая старуха неприятного вида, но Темучжин видел лишь мутные тени и блики света.

Он ничего не понимал, голову будто сжало, глаза ослепли, не видно ничего, тело ощущается будто чужое, страшно до одури, непонятно, что происходит и что его ждет.

В голове была пустота, мысли не могли выстроиться в связную конструкцию, а еще эта пустота болела, но как-то отстраненно, будто не с ним, а с кем-то еще. Пытаясь сохранить ускользающую, будто вода между пальцами, целостность разума, Темучжин заставил себя успокоиться, начав считать до десяти, как когда-то учила мать, Оэлун. Жизнь показала, что это не помогает, поэтому Темучжин совершил много необдуманных дел, за которые приходилось расплачиваться, но возраст и опыт со временем взяли свое…

Счет помог выиграть немного времени – истекание разума замедлилось. Но вечно это продолжаться не могло, потому что Темучжин чувствовал, как начинает терять сознание и часть себя. Все мутнело, меркло, терялось и таяло…

19 августа 401 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

– Эйрих, иди домой! – позвала его Тиудигото.

Тиудигото – это мать. Но есть еще отец, Зевта. А еще есть два старших брата, Валамир и Видимир. Первый родился за два года до Эйриха, а второй – за год. Также есть Эрлиева, она родилась через год после Эйриха. Но ходят слухи, что была еще некая Эвохильда. Эти же слухи утверждают, будто она умерла за год до рождения Эйриха. Родители ничего не говорят об этом, за неурочные расспросы Эйрих был бит отцом, а затем ему дополнительно прилетело от матери. Злые люди…

Воспоминания начали возвращаться к нему только примерно год назад. Тогда-то он понял, что Эйрих – это не его имя. Настоящее его имя – Темучжин, великий хан монголов. В какой-то момент все начали звать его Чингисханом, а ему так понравилось, что впредь его звали только так.

Язык учился очень легко, потому что он себя не помнил и постигал язык готов будто первый. Это простой язык, в нем нет многих понятий, к которым он привык, поэтому учиться ему было легко.

– Иду, – ответил Темучжин и бросил недоделанные силки, которые мастерил за домом.

Здесь все совершенно иначе. Он до сих пор не понял, где находится. Возможно, Тенгри послал его на небеса, так он считал последние полгода, но однажды он порезался кремневым ножом и понял, что этот мир настоящий. Ведь все же знают, что на небесах нельзя порезаться или пораниться, там нет боли и страданий.

Это стало решающим фактором и подтвердило то, что предполагал Темучжин: нет никаких небес Тенгри для праведных и подземного мира Эрлика, где неправедно прожившие жизнь подвергаются вечным мучениям. Все это ложь шаманов и жрецов, потому что Темучжин прожил достойную жизнь, обратил в прах всех своих врагов, отправил могучие тумены для покорения народов на Западе и на Юге. Он жил полноценной жизнью и брал у нее все, сокрушая любого, кто смел бросить ему вызов. Это ли не гарантированный путь в благословенные небеса? Но вместо вечного благоденствия средь небес он получил проклятую лачугу, сквозь которую свободно проходит ветер, а также светловолосых и голубоглазых родителей, едва способных прокормить своих детей.

И по этой причине Темучжин, пока что более известный как Эйрих, старательно вспоминал полузабытые навыки по самостоятельной добыче пропитания. В детстве он жил очень плохо, смерть отца, подло отравленного проклятыми татарами, разрушила его беззаботную жизнь, превратив ее в кошмар. Две жены Есугея-багатура, отца Темучжина, Оэлун и Сочихэл, не смогли удержать под рукой сторонников отца, а племя тайчиутов угнало их скот. Это была тотальная нищета, они пытались ловить рыбу, охотились на дичь, ставили силки и выкапывали коренья.

Добравшись до дырявой лачуги, которую пока что приходилось называть своим домом, Темучжин, следуя заведенному родичами ритуалу, коснулся оберега защитника дома, после чего вошел внутрь.

Вокруг глухой лес, поэтому неудивительно, что лачугу сделали из древесины. Только древесина была старой, сухой, попахивающей стариной. Видно, что строили в спешке, а потом так и оставили.

– Надо перемолоть зерно, отец принес сегодня с утра, – произнесла Тиудигото.

Это была высокая женщина, худая от постоянного недоедания, светловолосая и голубоглазая, таких людей Темучжин видел среди тысяч рабов, поставляемых с Запада. На вид ей лет двадцать, но Темучжин мог ошибаться с оценкой. Зубы у нее в полном порядке, а значит, она может рассчитывать на долгую жизнь. Взгляд у нее умный, она не глупа, но одного ума мало, чтобы прокормить своих детей.

– Найди этих троих, пусть помогут тебе, – продолжила Тиудигото. – Надо успеть до вечера, иначе Зевта будет недоволен.

«Эти трое» – это Валамир, Видимир и Эрлиева.

– Сделаю, – коротко ответил Темучжин.

С братьями и сестрой у него отношения не задались прямо сразу: он отличался от них, а уже только этого было достаточно, чтобы нашлись причины для неприязни. Если эти трое тратили все светлое время на бессмысленные игры, то Темучжин работал. Работал для того, чтобы было чем набить желудок.

Вчера ему удалось поймать в силки достаточно глупого кролика. Его чуть поела лиса, нашедшая зверька раньше, чем Темучжин, но он отбил добычу и сумел вырезать неплохие куски мяса, а также спасти несколько кусков шкуры. Кроличья шкура, особенно если речь идет о паре поврежденных кусков, мало на что пригодна, но бросать ее просто так было бы глупостью.

Тот день омрачило лишь то, что на запах жарящегося мяса примчались братья с сестрой. Пришло время драться за еду, но эти трое были заведомо сильнее. К счастью, вовремя сориентировавшийся Темучжин успел затолкать себе в рот большую часть недожаренного мяса и съесть его. Было очень горячо, но еще более вкусно. А потом из него выбили всю пыль. Пинками.

«Плохо быть слабым», – подумал он.

В тот день ему вспомнились события из прошлого детства. Он очень сильно хотел есть, желудок уже давно перестал урчать. Они с Хасаром, родным младшим братом, поймали рыбу в реке Онон, уже собирались ее зажарить и съесть, но тут появились единокровные братья, Бехтер и Бельтугей. Бехтер решил, что достойно забрать их добычу себе. Он был сильнее, поэтому в драке его одолеть не удалось. Бельтугей был менее уверен в правильности действий Бехтера, но все же помог ему. Не стерпев обиду, Темучжин взял с собой Хасара, выбрал момент и напал на Бехтера. Он перерезал ему глотку, потому что никто не смеет отнимать у него еду без последствий для себя. И эти маленькие…

Темучжин волевым усилием взял себя в руки. Он слишком зрел, чтобы опускаться до этих зверенышей. Убивать их он не будет, хотя это было бы выгодно, но в будущем, когда он вновь возвысится, он не дарует им и дырявой кошмы… Так он решил. А Эрлиеву отдаст в жены какому-нибудь рядовому воину. Если будет хорошо вести себя, то может рассчитывать на гвардейца из кешиктенов.

Выследить этих троих было нетрудно. Он знал, где они обычно обретаются: на берегу небольшой безымянной речушки, сильно мелеющей к концу лета. Нет, кто-то раньше как-то называл эту речушку, но местные жители, испокон веку обитавшие на этих землях, не перенесли встречи с их племенем, бежавшим от неких «бесчисленных орд конников». Расспросы родителей не принесли никакой пользы, потому что Эйриха никто не воспринимал всерьез и не считал нужным вести с ним просветительские беседы.

«Губительный подход, – подумал Темучжин, огибая скопление подсохшего кустарника. – Даже я откладывал некоторые государственные дела, чтобы учить уму-разуму своих детей, а у меня их было немало…»

Поселение, в котором они сейчас обитают, называется просто деревней, то есть племя даже не посчитало нужным как-то называть это место. Это было связано с тем, что племя уже неоднократно переезжало все дальше и дальше на юг. Сейчас, судя по всему, затишье, но вождь может принять решение идти в более плодородные земли, памятуя об угрозе от орды конников.

Темучжину даже на миг показалось, что Тенгри поставил его на пути монгольских туменов, следующих на запад, но родители никогда не слышали о монголах и Чингисхане, а Темучжин снова получил взбучку, чтобы не рассказывал больше всякие небылицы…

С этими людьми надо вести себя осторожно, потому что он сейчас наименее ценный член семьи, и отказаться от него гораздо легче, чем от старших братьев или сестрицы, которая, если переживет детство, может стать выгодным товаром (не у одного Темучжина есть план отдать ее замуж за сдельную сумму, калым). И если он вызовет гнев родителей или покажет, что вреда от него больше, чем пользы… Выжить будет гораздо тяжелее. При родителях, которые хоть как-то, но заботятся о нем, он постоянно хочет есть. Его буквально истомляло осознание того, что если он не будет хорошо есть, то не вырастет настоящим воином. Если он уродился в Зевту, своего нынешнего отца, то, при достаточно интенсивных тренировках и хорошей еде, сможет вымахать даже выше, чем отец.

Зевта – дюжий малый, светловолосый, как все в их семье, сероглазый, с волевым лицом, на котором есть несколько явно боевых шрамов, с сильными руками, а также характерной осанкой человека, знающего себе цену. Темучжин, встреть он такого среди монголов, подумал бы, что видит перед собой опытного воина. И это была истина: Зевта служил в дружине вождя Бреты.

Вроде бы дружинник – это готовый к бою по первому зову воин, поэтому большую часть дня Зевта проводил в бражном зале вождя, где, как говорили старшие братья, сильно выпивал за счет вождя. Есть здесь такой обычай, когда вождь платит за бесплатные мед и брагу для своей дружины. Поэтому дружинников у него немного, всего двенадцать человек, зато каждый из них являлся отличным воином, если верить старшим братьям, опять же.

– Трое! – крикнул Темучжин. – Вы где?

Вероятно, играют в прятки или залегли в кустарнике и спят. Темучжин начал злиться. Во-первых, от того, что слишком мал сейчас и его ни во что не ставят. Во-вторых, от того, что должен работать как какой-то простолюдин.

Каков его нынешний быт? До рассвета его будят, он одевается в свое грубое рубище, после чего выходит вместе с братьями и сестрой собирать валежник в лесу. Пока идет сбор валежника, Тиудигото готовит нехитрый завтрак, на котором надо как-то продержаться до вечера: лепешка грубого хлеба, может, иногда немного мяса, если Зевта соизволит принести что-то из бражного дома.

После завтрака Эйрих и братья ищут в лесу упавшие деревья, которые можно отломать от корней и приволочь домой. Предполагается, что Зевта займет у соседей топор и нарубит дров, эти дрова будут складированы в ветхом сарае, где пролежат до зимы, чтобы было чем топить очаг.

С металлом здесь все очень плохо, впрочем, как было и в степи во времена юности Темучжина. Вся сталь, которую только удавалось получить, уходила на топоры и наконечники копий для воинов. Лишнего металла нет, поэтому плотницкие топоры и даже хозяйственные ножи – это дорогое удовольствие. Поэтому освободить даже небольшое деревце от корней – это большой труд для маленьких ручонок Эйриха.

Чтобы хоть как-то облегчить работу, он вновь взялся за старое. Под старым понимается работа с камнем. В пору страшной нищеты, когда не хватало металла даже на наконечники для стрел, Темучжин колол кремень и делал острые наконечники для охоты на дичь. Следует сказать, что он стал неплохим мастером, способным выбивать из камня даже примитивные ножи, а однажды у него получился неплохой топор, которым он некоторое время рубил маленькие деревья, чтобы компенсировать недостаток запасов кизяка. Кизяк – это овечье дерьмо, смешанное с соломой и высушенное в специальной форме. Здесь в подобном нет необходимости, так как в лесах полно валежника и палых деревьев.

Железо получить удастся нескоро, потому что оно здесь лишь чуть дешевле золота. В связи с этим Темучжин в ближайшие дни найдет подходящий камень и выбьет из него нечто, похожее на топор. И пока остальные будут колотить корни подручными камнями или бессмысленно гнуть их из стороны в сторону, он, если все получится как надо, будет срубать малые деревья, чтобы быстрее всех выполнять дневную задачу.

Кремневый нож он уже нашел у речки. Там валялось много камней, поэтому он потратил часа четыре, чтобы найти себе инструмент для повседневно-бытовых задач.

– Вы где?! – вновь крикнул он, идя вдоль берега.

И снова тишина. Если они замыслили засаду, чтобы вновь выбить из него пыль… За что? Эрклиг их знает! Это же дети! Разве им нужен повод, чтобы избить кого-то, кто слабее, чем они?

Тут он услышал шум и копошение где-то за очередным скоплением суховатых кустов. Значит, точно хотят его избить… Но теперь, когда он распознал засаду, эта затея им дорого обойдется. Сегодня кто-то из них точно умрет… Или будет жалеть, что выжил…

Рука сама сняла с пояса кремневый нож. Мальчик Эйрих пригнулся и начал внимательно следить за тем, куда ступает. Он сфокусировался на мысли, что на охоте, и от ее результатов зависит то, как он будет жить дальше.

Обогнув источник шума по большой дуге, Темучжин, максимально скрываясь, чему хорошо помогало то, что он босоног, начал заходить к непрерывному шуму с тыла. Были места, где пришлось нашуметь – сосновые колючки захрустели слишком громко, но если не учитывать это, он подкрался образцово незаметно.

И на небольшой полянке, которую окружали эти суховатые кусты, он увидел сцену, которая заставила его крепко задуматься. Точнее, взвесить все «за» и «против». Валамир и Эрелиева лежали на траве, избитые и связанные конопляной веревкой, а Видимира активно щупал, как девку, некий крепкий мужчина, лица которого Темучжин не видел. Слышал он, что есть такие люди, охочие до мальчишечьего тела. Сам он их не уважал, а в своем воинстве не терпел, подвергая казни. Мужчина должен быть с женщиной, не с другим мужчиной. И тем более не с мальчиком. Это против природы и против воли Тенгри. Если бы Тенгри хотел такого, может, в этом появился бы какой-то практический смысл?

А «за» и «против» он начал взвешивать потому, что если оставить события идти своим ходом, то это решает ряд проблем: больше никаких конкурентов на родительскую еду, никаких рисков быть битым этими погаными недоносками, но… Есть риск, что этот неизвестный не убьет его братьев с сестрой, они вернутся домой, расскажут о произошедшем отцу, тот затеет свару и может погибнуть на судебном поединке. Эту вероятность исключать не следует. А еще это урон чести их семьи, то, что средний сын Зевты был с мужчиной. Сам же Темучжин будет насмехаться на этим сопляком, он себя знает…

Еще эти трое будут обязаны ему за свои жизни. Уж он-то воспользуется этим до последней монеты… И монеты! У неизвестного могут быть деньги, у него может быть нож! Такая штука Темучжину очень нужна. Еще веревка, которой связаны его брат с сестрой, она тоже ценная в его убогой нищете вещь.

Решение склонилось в пользу того, чтобы стать благородным спасителем беззащитных недоносков…

Темучжин начал движение, перекатив в ладони кремневый нож. Неизвестный привстал на колени, задрал на Видимире робу, затем начал развязывать перевязь своих штанов. Лучше момента судьба не предоставит.

Стиснув зубы от напряжения, вызванного тем, что он сомневался в силе своих рук, Темучжин рванул к неизвестному мужчине, взял его за волосы, ощутил недоуменное движение головой, после чего приставил к глотке своей жертвы кремневый нож и с силой дернул его в сторону.

Зубчатая режущая кромка распорола ткани и повредила правую сонную артерию. Видимира, заоравшего от ужаса, щедро обрызгало кровью.

– Заткнись! – приказал ему Темучжин. – Закрой свою поганую пасть!!!

Видимир выпучил глаза в удивлении и замер. Уронив на землю кремень, Темучжин опустил голову неизвестного, чтобы кровь перестала заливать до полусмерти напуганного Видимира.

На поясе неизвестного висел кошель. Сдвинув его из-под пуза покойника, Темучжин невольно улыбнулся, когда заглянул внутрь: бронзовые монеты, римские. Он не знал, сколько они стоят, но это его первые деньги. На них точно можно что-то купить, поэтому взгляд в будущее становится чуточку светлее…

Нож обнаружился за сапогом. Это был острый кусок железа длиной в полторы ладони Эйриха. Рукоять деревянная, крепящаяся бронзовыми заклепками. Дальнейший сбор трофеев обогатил Темучжина на серебряную монету, спрятанную в секретном кармашке штанов, а также на десяток бронзовых монет, спрятанных в сапогах. Сапоги тоже немалая ценность, поэтому их он с покойника снял.

– Ты, – указал Темучжин на Видимира, – иди к реке, только скрытно, смой с себя кровь. Рубище свое принесешь сюда.

Видимир продолжал лежать, глядя на него пораженным взглядом.

– Я. Сказал. Иди. К. Реке! – отчеканил Темучжин. – Живо!!!

Мальчик не выдержал давления и вскочил, умчавшись к водоему.

– Эйрих, что ты наделал? – изумленно спросил Валамир. – Это ведь…

– Никто не узнает, если вы не будете никому говорить, – произнес Темучжин. – Если вы скажете кому-нибудь, станете такими же, как он.

Дальнейший обыск ничего не дал. Ни топора, ни тем более уж меча не было.

– Какими? – спросила не очень умная Эрелиева.

– Мертвыми, – снизошел до пояснения Темучжин. – У него было оружие?

– Не было ничего, – ответил Валамир. – Он попросил нас помочь ему…

– Кто это такой? – поинтересовался Темучжин.

Спросил он это, продолжая ощупывать одежду жертвы на предмет дополнительных ценностей. Всегда есть шанс, что человек спрятал на теле больше ценностей, чем может показаться после первого обыска. Уж Темучжин-то в этом хорошо разбирался…

– Что с нами теперь будет? – спросил Валамир.

– Ты напрасно гневишь меня, Валамир, – предупредил его Темучжин. – Отвечай на вопрос.

– Это дядя Дикиней… был… – ответил Валамир.

– Если не хотите присоединиться к дяде Дикинею, – произнес Темучжин, – никому не говорите о том, что произошло. А теперь я вас развяжу, и мы пойдем закапывать дядю Дикинея в овраге. Знаю я тут один…

Родителям о произошедшем знать необязательно, потому что в таком случае придется платить вергельд, то есть денежную компенсацию от рода убийцы роду убитого. У них весь род состоит из одной семьи, поэтому вергельд не по их мошне, у них ничего нет. А Темучжин знает одну работающую везде истину: нет покойника и доказательств – нет преступления.

– Где этот маленький паскудник? – Темучжин посмотрел в сторону реки. – Эй, Видимир, поторопись! Валамир, бери его за плечи, не бойся, он теперь ничего не сможет, он ведь мертвый.

– Но… – Валамира сложило пополам в приступе рвоты.

– Лучше бы тебе не бояться мертвых, – недовольно покачал головой Темучжин. – Лучше бы тебе бояться меня.

Глава вторая. Время голодных хищников

19 августа 401 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

– Почему так долго? – недовольно спросила Тиудигото. – Я уже собиралась идти искать вас.

– Я нашел их не сразу, – ответил Темучжин. – Они игрались рядом с пещерой.

На самом деле они закопали Дикинея в овраге. Вырезав дерн, дети выкопали яму, поместили туда тело, после чего зарыли обратно и выложили дерном так, будто нет никакой ямы. Подобная практика распространена в степи, когда надо надежно избавиться от трупов, но так делают только душегубы и разбойники.

В глазах местного вождя Эйрих с братьями и сестрой, если все вскроется, будет самым настоящим душегубом, тяжесть вины которого усугубляется еще и попыткой сокрытия преступления, поэтому нет ничего удивительного в том, что Темучжин был вынужден применить душегубский метод. Единственное, о чем он жалел, что у Дикинея не было с собой оружия.

С другой стороны, оружие легко опознать. Может, это даже к лучшему.

– У какой именно пещеры? – насторожилась Тиудигото.

– Где раньше жил медведь, – ответила Эрелиева. – Мы собрали ягоды и сидели у пещеры.

– А что с одеждой Видимира? – спросила Тиудигото, посмотрев на среднего сына.

– Я упал в реку… – озвучил тот заранее заготовленный ответ.

– Бездельники… – процедила мать. – Берите зернотерку и курант[6], мелите зерно по очереди.

Темучжин начал работать первым. Он приволок зернотерку к очагу, расположенному в центре этого убогого жилища, после чего начал толочь зерно, используя курант как палку-каталку. Если заниматься этим больше половины жизни, а он занимался этим уже почти два с половиной года[7], невольно выработаешь навык. Особенно когда за неповиновение или недостаточно старательное исполнение тебя бьют оплеухами. Пришлось привыкнуть и терпеть.

Если сравнивать с тем временем, когда он был в плену у Таргутай-Кирилтуха, вождя рода тайчиутов, здесь все не так плохо. Жадный толстяк использовал убийство Бектера как предлог для захвата Темучжина и превращения его в раба. Темучжин пытался сбежать, даже скрылся в лесу, но из-за голода и холода, наплевав на гордыню, через несколько дней вышел из леса, после чего был сразу же схвачен. Толстяк приказал надеть Темучжину на шею колодку, сделав факт порабощения публичным. Позор, но иначе было не выжить.

Из рабства Темучжин сбежал довольно быстро, воспользовавшись беспечностью тайчиутов. Ему хотелось отомстить, но жизнь была дороже, поэтому он спрятался в юрте батрака Сорган-Ширы, где тот обитал с сыновьями Чилауном и Чимбаем, а также с дочерью Хадаан. Пришлось париться под ворохом овечьих шкур, потеть как проклятый, но зато все закончилось хорошо и его не нашли.

Темучжина можно назвать каким угодно человеком, но никто не мог назвать его неблагодарным: Сорган-Шира и его сыновья заняли достойные места в великом воинстве, а Чилаун и Чимбай вообще стали одними из первых его нукеров[8], впоследствии заняли должности командиров гвардии кешиктенов. Сорган-Шира потом, когда Темучжин стал великим ханом, получил титул нойона-тысячника[9], а также за былые заслуги вместе с сыновьями получил право брать все, что нашел в боях и на охоте.

«Старая история…» – подумал Темучжин.

Пусть было тяжело и унизительно являться рабом, но он многое извлек из этого состояния. Впредь он никогда просто так не плевал на тех, кто находится ниже него. Ненавидеть и презирать тех, кто бросал ему вызов, – сколько угодно, но ненавидеть и презирать тех, кто просто достиг меньшего, чем ты или был менее удачлив, это пятнает честь воина и великого хана.

«Только побывав на самом дне и вырвавшись на самую вершину, понимаешь, что такое жизнь», – философски подумал Темучжин, катая курант взад-вперед.

Перемолов три глиняных чашки зерна, он уступил место Эрелиеве, которая явно была до полусмерти напугана необходимостью находиться с ним в одном месте.

– Мы семья, ведь так? – с усмешкой спросил у девочки Темучжин.

– Д-д-да… – пугливо дернулась Эрелиева.

– Работай усердно, – сказал ей Темучжин. – Позовете меня, когда придет мой черед.

Раз есть время до его очереди, то нужно потратить его со всей пользой. Силки все еще лежат за домом.

Конский волос тут не достать пока что, поэтому он взял волосы у Тиудигото, которая удивилась просьбе, но отрезала небольшой пучок. Тратить его пришлось экономно. Особенная морока в этом свете была с ограничением на толщину петли ввиду дефицита материала. Из-за этого добыча часто срывалась, безнаказанно сжирая наживку в виде хлебного мякиша. Иногда попадалась слишком крупная лесная тварь, поэтому тоже происходил обрыв петли. Но теперь, когда вокруг тела Темучжина намотана длинная кожаная бечевка, выдранная из одежды Дикинея, прочность удавки больше не являлась проблемой. Теперь силковая охота пойдет куда живее…

Прикопав ненужный теперь волос матери под домом, Темучжин сноровисто переделал силок. Ножом пришлось пользоваться аккуратно, чтобы не заметила Тиудигото, иногда выходящая из дома по различным хозяйственным надобностям.

Что есть силок? Это деревянный колышек из двух составных частей, на одной из которых, напряженной изгибом и придерживаемой второй частью, висит петля, а на второй части – кусок наживки. Когда лесная тварь касается второй части силка, она освобождает первую часть, после чего петля натягивается. Но это еще не все. Животное, испугавшись резкого движения, начинает дергаться, еще сильнее затягивая петлю на своей глотке. Но это в идеале. Обычно петля затягивается на туловище или лапе лесного гостя.

Когда новый силок был завершен, Темучжин посидел на лавке перед домом и подумал о том, как можно будет использовать монеты, добытые с дяди Дикинея. Показывать родителям их нельзя, потому что это подозрительно, когда у ребенка в руках появляются шальные деньги, будет много вопросов, на которые у Темучжина нет вразумительных ответов.

– Твой черед, Эйрих, – очень неуверенно подошел Валамир.

«Почему этих двоих назвали похоже, а меня Эйрихом?» – подумал Темучжин.

Он решил взять привычку называть себя Эйрихом и только Эйрихом. С Темучжином покончено, он в прошлом, как и Чингисхан. Старые достижения больше не имеют никакого значения, потому что тут о них никто ничего не знает.

Тенгри, или Христос, или Будда, или Аллах, неважно, кто, даровал ему шанс. Из ничего снова стать всем. Снискать величайшую славу, сокрушить или покорить своих врагов, получить власть, которая и не снилась его предкам. Его отец, Есугей-багатур, даже не мечтал о том, что имел Темучжин в прошлой жизни, а здесь…

Пока что он слишком мало знает об этом мире. Ему известно лишь о существовании некоего императора на юго-востоке, еще об одном императоре, живущем на северо-западе, а также о коневодах, сокрушающих все встреченные на своем долгом пути народы.

Сам он, выходит, из племени готов. Есть еще род, но с этим до сих пор непонятно. Зевта говорил, что их предком был некий «сам Острогота». Кто это такой, Острогота? На этот вопрос в прошлый раз Эйрих получил смачный подзатыльник. Видимо, он должен сам знать. Но откуда?

Об этих вопросах он и размышлял, меля зерно для ужина и завтрашнего завтрака. Лепешки из грубой муки могут доконать кого угодно. Ему хотелось мяса, много мяса. Пусть телом он маленький гот, но в душе его живет кочевник. Кочевники не едят траву и печеную муку, они едят мясо.

«Маленький кусочек хотя бы вяленого мяса…» – с тоской подумал Эйрих, размалывая новую порцию зерна.

Сегодня уже поздно ставить силок, но старые силки проверить надо обязательно…

Два часа спустя они заготовили нужное количество муки, после чего Тиудигото начала печь лепешки на ужин. Дело небыстрое, поэтому Эйрих решил, что есть время для проверки и снятия силков. Нож был спрятан под рубищем, недостойным свободного мужа. Мальчик привязал его через плечо на бечевку, чтобы можно было быстро извлечь из прорези на подмышке.

Первый силок находился в лесном кустарнике, примерно в пяти сотнях его детских шагов, в месте, где он несколько раз слышал куропаток. Силок оказался пустым, но сорванным – значит, дичь сумела освободиться и сбежать с добычей. Необходимо забрать черенок и смотать остатки волоса, чтобы не наводить злых лесных духов на пока еще очень нужную мать.

Второй силок Тему… Эйрих установил близ оврага, поросшего лещиной, то есть в двух с половиной тысячах шагах от дома. И тут явно что-то было, но недавно сбежало. Досадно, но ожидаемо. Черенок забрать, а волос смотать.

Третий силок был расположен рядом с водопоем, то есть близ очень удобного спуска к реке, при всем желании мимо не пройдешь. И вот здесь была настоящая удача! Эйрих подлетел к силку, где дрыгал лапками полузадушенный заяц, на ходу извлек нож и сразу же перерезал лесной твари глотку.

Разделывать прямо тут его нельзя, но и домой нести… А почему бы и нет? Если доказать родителям свою полезность, можно заработать их благосклонность, и тогда они могут начать охотнее говорить с ним. На Тиудигото нет большой надежды, она ведь женщина и совсем не видела мир, а вот Зевта может знать очень много, особенно если знать, что он почти постоянно сидит в бражном доме рядом с вождем. Эйрих принял решение.

Домой он возвращался быстро, потому что не очень любил лес, особенно когда речь идет о лесе после заката. Будь у него лук… Вот с луком надо срочно что-то решать. Если он не сумеет развить нужные навыки в детстве, потом будет поздно заниматься… Во всяком случае, он не сможет стать лучшим. Пока золотое время, надо тренироваться, а для этого нужен детский лук. Детский лук может достать только Зевта, значит, нужно заработать его расположение.

Монеты? Это самый дешевый способ, но и самый опасный. Зевта обладает плохим нравом и за человека Эйриха еще не считает, может разозлиться и зашибить его. Да и неожиданное появление у Зевты лишних денег вызовет вопросы у соседей и соратников. Нет, не подходит.

Тогда единственный способ заработать расположение Зевты – это мясо. Придется делиться, но и себя внакладе не оставлять.

Прибежав домой, Тем… Эйрих привычно коснулся оберега и переступил через порог.

– Это откуда? – с ходу спросила Тиудигото, увидевшая зайца в его руках.

– Поймал в силки, – тряхнул Эйрих колышками на плече. – Два оказались пусты, а в третьем придушился заяц.

– М-м-м, – произнесла мать, стараясь скрыть удовольствие от вида трофея.

Видимир и Валамир смотрели с нескрываемой завистью, а Эрелиева глядела на тушку зайца, как на дар Тенгри. У всех троих ребятишек в унисон заурчали животы.

– Когда придет отец? – поинтересовался Эйрих, бросая тушку к очагу.

– Как придет, тогда и будет ужин, – ответила Тиудигото. – И часто ты ловишь зайцев?

– Вот первый по-настоящему удачный раз, – с сожалением вздохнул Эйрих.

Он с неприязнью посмотрел на братьев с сестрой.

– На это ты израсходовал мой волос? – поинтересовалась мать.

– Да, – кивнул Эйрих. – Но я нашел бечевку, поэтому больше волос не нужен. Вот остаток…

Мальчик передал матери скомканные в клочок волосы. Тиудигото бросила свои волосы в очаг, это тоже защита от злых духов. Но Темучжин, то есть Эйрих, считал, что закопать под юртой было бы надежнее…

«Никак не привыкну… – с раздражением подумал он. – Эйрих, Эйрих, Эйрих, Эйрих…»

– Ты хорошо поработал сегодня, Эйрих, – похвалила его мать. – Молодец.

Мальчик с благодарностью поклонился в пояс, как учили. Тиудигото весело улыбнулась.

– Как королевне римской поклонился, – произнесла она.

– Я сделаю тебя матерью короля, – заявил Эйрих.

– Ох, Эйрих, Эйрих… – Улыбка Тиудигото погрустнела.

Она подняла тушку лесного зайца и оглядела ее со всех сторон.

– Ножом резал? – удивленно спросила она.

– Вот этим кремнем, – показал Эйрих обагренный кровью кусочек камня.

Он не стал бы великим ханом, позволяй себе засыпаться на мелочах…

– Хваткий ты мальчонка! – рассмеялась мать. – Отец будет тобой доволен!

Эйрих дежурно улыбнулся.

Пока мать разделывала зайца и допекала хлеб, Темучжин… Эйрих занимался модернизацией силков.

– Можно, помогу? – раздался неуверенный вопрос от Эрелиевы.

– Если умеешь, – пожал плечами Эйрих.

– Научи меня, – попросила сестра.

С нее нечего взять взамен за науку, хотя…

– Дашь мне половину своей лепешки, – сказал Эйрих.

Расставаться с едой, которая была уже очень близко, Эрелиева не хотела, это видно было по глазам, но, с другой стороны, выгода от силков была продемонстрирована практически только что: похвалу от матери заработать непросто, а Эйрих получил ее как нечто само собой разумеющееся.

– Но ты покажешь, как их правильно ставить, – сделала контрпредложение Эрелиева.

– Тогда ты будешь давать мне по пол-лепешки каждый день следующие десять дней, – покачал головой Эйрих.

– А это сколько? – не поняла девочка.

Эйрих показал все пальцы рук.

– Или можешь дать пять лепешек, но раз в два дня, – предложил он ей.

Эрелиева изобразила напряженное вычисление, но Эйрих точно знал, что она не умеет считать.

– Хорошо, – согласилась сестра, а затем подозрительно прищурилась: – Но только без обмана.

– Договорились, – ободряюще улыбнулся Эйрих. – Это выгодно тебе и мне. А вы чего стоите?

Братья выглядывали из-за стены дома и грели уши.

– Если хотите научиться делать и ставить силки, вы уже знаете цену, – сказал им Эйрих.

– Это не по-родственному – брать плату за науку, – неуверенно произнес Валамир.

– Если не нравится, проваливай, – заявил Эйрих. – Не для того я учился этому, чтобы потом просто так отдавать. Или вы забыли, как пытались отнять у меня еду? Вы должны ценить мою доброту: я мог обидеться и не дать вам сейчас ничего.

– Я ценю твою доброту, Эйрих! – сразу же заявила Эрелиева. – Они заставили меня в тот раз!

– Ах ты… – начал злиться Валамир.

– А ну заткнулись все! – приказал Эйрих. – Мои условия те же, что и раньше. Десять дней по пол-лепешки. Или пять дней по лепешке.

– Но как ты это считаешь? – спросил Видимир.

Недавние события сказались на нем, его слегка потряхивало, но сейчас речь шла о еде, а он голоден, поэтому активно участвовал в полемике.

– У вас столько нет, чтобы вам хватило на учебу счету, – усмехнулся Эйрих.

Сам он не владел грамотой, потому что сначала не имел к тому средств с возможностями, а затем посчитал, что уже слишком поздно учиться, но устным счетом владел отлично. Мать учила его на черточках, сам он учил своих сыновей точно так же. Сейчас он имел преимущество перед этими детьми, потому что они вообще не умели считать дальше десяти.

Теперь же, в свете того, что он маленький сопляк, у которого вся жизнь впереди, учеба будет очень мудрым шагом. Только где найти учителя?

– Я согласен отдавать тебе по половине лепешки десять дней за науку, – сказал Валамир.

– А ты? – посмотрел Эйрих на Видимира.

– Я тоже, – вздохнул тот.

Эйрих прошел к поленнице и выбрал там несколько пригодных веток.

– Теперь смотрите внимательно, повторять не буду, – произнес он, доставая нож.

Силки – это нехитрое дело, но надо знать некоторые важные вещи, чтобы все работало так, как задумано. В лесу он видел некоторое количество силков, оставленных конкурентами, но ставили их не так умело, как это делал он. Чужое он трогать не любил, потому что не считал себя вором, хотя соблазн присвоить чужую бечевку возник…

«Надо лучше прятать силки или заходить дальше в лес, – подумал он, наглядно демонстрируя родичам удавочный узел. – Но без оружия уходить слишком далеко – это риск бесславно умереть, как последний меркит[10]».

Нужно легитимно раздобыть копье и лук. Но это потом, а пока надо показать результаты…

21 августа 401 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

Эйрих осторожно двигался по лесу, внимательно прислушиваясь к окружению. Причиной для осторожности было то, что он обнаружил у водопоя следы волчьих лап. Даже будь у него копье, он бы не рискнул лезть в схватку с волком, потому что волки не ходят поодиночке, а ему за глаза хватит даже одного. Но кушать хочется всегда, это чувство не покидает его уже который день, поэтому он наплевал на риски и пошел проверять свои силки.

Сегодня утром Эрелиева похвасталась целыми двумя жирными куропатками, попавшими в силки ночью. Рискованная затея оправдала себя, поэтому сестра была героиней дня. А вот Валамир и Видимир остались ни с чем, хоть и последовали ее примеру. Удача охотника – неверная вещь.

Эйрих же следовал проверенной методике и ставил силки с утра, ведь ночью дичь предпочитает спать и едва ли рискнет искать себе пропитание. Эрелиеве просто повезло, что она поставила силки близко друг к другу, причем в том месте, где решили заночевать куропатки. Чистая удача, сопутствующая тем, кто только начинает.

Первый силок вообще никто не трогал, кусок хлеба высох и напоминал сейчас камешек. Нужно будет переставить на более перспективное место…

По соседству обнаружились следы чужого силка, а также признаки того, что кто-то в него попал, и причина неудачи стала предельно ясна.

Второй силок был забрызган кровью и перьями: мелкий хищник нашел добычу Эйриха раньше. Бечевка была перегрызена зубами, что сильно расстраивало. А вот третий силок порадовал толстеньким зайцем, удушившим себя насмерть.

Эйрих перерезал лесной твари глотку, снял силок и поспешил домой.

Остальные охотники до дикого мяса – это затруднение. Срочно нужен лук, чтобы старательно тренироваться, иначе он так и продолжит жить впроголодь…

– В лесу волки, – коснувшись оберега и войдя в дом, заявил Эйрих. – Видел следы на речном водопое.

– Ты не ошибся? – обеспокоенно спросила Тиудигото. – О, ты принес зайца!

– Я не ошибся, – уверенно ответил Эйрих, бросая тушку перед очагом. – Если возле поселения волки…

– Надо сказать Зевте, – вздохнула мать. – Он опять будет недоволен…

– Я пойду к площади, послушаю, что люди говорят, – произнес Эйрих. – Может, я не единственный, кто видел следы.

Можно было сходить к охотнику, но это неприятный человек, с которым ему не хотелось иметь никаких дел.

– Сходи к Хумулу, – приказала ему Тиудигото. – Скажи, что видел, и приведи его к водопою.

Вообще-то ему хотелось разузнать побольше об окружающем мире, но последнее время он был сильно занят добычей пропитания, поэтому не мог отлучиться. Но придется слушаться Тиудигото, потому что она имеет над ним власть.

Хумул – это охотник, занимающийся отстрелом крупной дичи. У него можно выменять свежее мясо, но он дорого берет, поэтому основными заказчиками выступают вождь Брета, старейшина Торисмуд и священник Григорий.

«Вообще-то Хумул может мне пригодиться, – подумал Эйрих. – Если удастся уговорить его дать мне детский лук, это будет большим успехом и решением моих проблем».

Деревня их была на сорок с лишним домов, то есть довольно большая, но жили здесь все плохо, ведь постоянно не хватало еды. Земля давала скудный урожай, сеяли тут хуже, чем китайцы, хотя те больше предпочитали рис… Эйрих вообще ничего не смыслил в земледелии, но даже ему видно, что готы не слишком-то надеются на посевы, предпочитая ходить на охоту. Но со зверьем тут все очень плохо, поэтому готское земледелие вынужденное и необходимое.

Причиной плохой жизни было то, что римляне не исполняли своих обязательств. Именно такую версию он услышал вчера, когда пьяный отец разговаривал с матерью. Когда они бежали сюда через Дунай, было обещано снабжение провиантом, но некий «губернатор Фракии, песий сын» шлет гонцов с отговорками и жалуется на недород. Терпение вождей на исходе, поэтому высока вероятность начала набега на южные земли, где, как известно, всегда много еды и ценностей.

– Здравы будьте, почтенный Хумул, – церемониально поклонился Эйрих, подойдя к дому охотника.

– Да какой я почтенный? Что ты мелешь, сопляк? – выглянул из-за дверной занавески охотник.

Хумул был пожилым человеком, прожил где-то около сорока теплых лет. Волосы у него черные, глаза карего цвета, но черты лица готские. Лицо у него такое, будто он вечно чем-то недоволен, это проявлялось не только в лице, но и в его обычных словах. Ростом он на пять голов выше Эйриха, сила в руках еще есть, а еще у него богатый опыт охоты на различное зверье, поэтому за ним ходит слава самого удачливого охотника. Так-то здесь все так или иначе занимаются охотой, но Хумул достиг в этом особых успехов и внутриплеменного признания.

– Прошу прощения, – вновь поклонился Эйрих.

– Чего забыл тут? – спросил охотник.

– Я видел следы волков на водопое… – начал Эйрих.

– Ты? – скептически усмехнулся охотник. – Видел? Да ты из материнской дырки вчера вылез! Что ты несешь, сопляк?

– Я могу нарисовать, – нашелся Эйрих, вынужденный стоически терпеть оскорбления.

Потом, когда настанет время, он затолкает эти слова Хумулу в поганую глотку, а сверху зальет свинец…

– Ну так нарисуй, – разрешил ему охотник.

Взяв ветку, Эйрих старательно нарисовал на утоптанной земле виденный след.

– Ты действительно что-то видел, – хмыкнул Хумул. – Но я думаю, это была собака. Все же пойдем к водопою. Если окажется, что это ерунда, то я выбью из тебя душу древком вот этого копья.

Охотник взял копье, прислоненное к стене его хибары, после чего направился в сторону леса. Последовав за охотником, Эйрих раздумывал о том, как можно попросить у него детский лук и не быть посланным на срамный уд.

Дойдя до безопасного спуска к реке, они остановились, потому что Хумул напрягся. Причиной напряжения его было то, что волчьих следов на песке было много. Гораздо больше, чем видел Эйрих.

Осень – это время, когда животным нужно набирать побольше жира на зиму. Эйрих не был глупцом, поэтому умел интуитивно устанавливать причинно-следственные связи. Готы появились здесь недавно. И сразу, как появились, они начали выбивать окрестную живность, от малой до великой. Охотиться стало тяжело, это да, но не только людям. Возможной причиной появления здесь волков может служить бескормица, созданная самим существованием готов, и если эти волки голодны, то скоро начнут пропадать люди…

– Ох, сучье семя… – процедил Хумул, глядящий куда-то в лес.

Эйрих посмотрел в том же направлении и увидел группу волков.

– Надо уходить в деревню и собирать мужей, чтобы перебить тварей, пока они нам людей резать не начали, – произнес охотник. – Сопляк, беги за мной!

Глава третья. Волки!

21 августа 401 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

– Сопляк, не отставай! – крикнул через плечо Хумул. – Если хочешь жить, беги быстрее!

Эйрих же не тратил дыхание на ответ. Сейчас он по-настоящему понял, насколько слаб, поэтому фокусировался исключительно на беге. До деревни путь неблизкий, а волки, вероятно, кинулись в погоню. Еще он понял, что нужно срочно раздобыть обувь или сделать себе какие-нибудь обмотки. Сучья и колючки царапали и кололи его пятки, но сейчас не до этого.

В деревню они влетели на последнем издыхании. Точнее, это Эйрих чуть не сдох, а Хумул сделал несколько вдохов-выдохов, перехватил копье и развернулся, чтобы встретить волков. Но волки не рискнули лезть в поселение, ведь они понимали, что тут полно взрослых и вооруженных мужчин.

Уперев руки в колени, Эйрих часто задышал. Желудок просился вывернуться наизнанку, горло горело огнем, а маленькие ножки тряслись. Пусть он держал себя в руках, но организм не обманешь: он чудом избежал смерти от клыков голодных хищников. В степи волки тоже были большой бедой. В особо лютые зимы они проникали в стойбища или нападали на отары. Иной раз в метель эти хитрые твари похищали овец, а иногда даже коней. Если в стойбище были достаточно глупые дети, то похищали и их – тела потом можно было и не найти. Решением проблемы являлись волкодавы, свирепые зверюги, коим по силам загрызть даже взрослого мужчину. Но здесь Эйрих так и не увидел ни одной псины высотой человеку хотя бы по колено. Такие шавки волку не помеха. О наличии поблизости волков, к слову, следовало судить по поведению дворовых собак. Они первыми чувствуют прибытие своей дальней родни…

– Уф… Что делать будем?.. – спросил Эйрих, немного отдышавшись.

– Беги в бражный дом, кричи, что пожаловали волки, – ответил Хумул, не сводя глаз с хищников.

– Налетят на тебя, – произнес Эйрих с неодобрением.

– А ты – божий хранитель для меня? Иисус Христос? – процедил охотник. – Беги давай, а то двоих сожрут!

Хумул был прав: едва ли волки воспринимают Эйриха как серьезную угрозу и угрозу вообще, поэтому единственное, что их останавливает, близость селения и копье в руках охотника.

Не став строить из себя непонятно что, Эйрих развернулся и побежал в сторону центра поселения.

– Волки! Волки! – кричал он. – К оружию!

Не успел он добежать до бражного дома, как оттуда посыпали вооруженные воины, бородатые и свирепые. Указав пальцем в сторону северо-западного входа в поселение, Эйрих закричал:

– Дядя Хумул там один остался против волков!

Тут на крыльце появился наиболее богато одетый воин, это был вождь Брета. Черноволосый мужчина, предположительно, переживший тридцать зим, физически крепкий и грузный, усатый, но без бороды, с лицом человека, не способного отказаться от алкоголя. Мешки под серыми глазами свидетельствовали, что от своей дружины он как минимум не отставал.

Отец Эйриха почти никогда не приходил домой в трезвости, поэтому всем прекрасно понятно, чем они занимались днями напролет. С другой стороны, воинству больше нечем заняться. Тренироваться? Пф-ф-ф, зачем? Работать в поле, чтобы прокормить семью? Да кому это вообще надо?

В прошлой жизни Эйрих, тогда грохочущий на всю вселенную Чингисхан, имел однозначное отношение к пьянству. В его войске во время похода пьяницы карались по всей строгости его закона. Кешиктены имели еще больше ограничений с алкоголем, потому что большую часть времени находились на службе. Простые кочевники, конечно, имели право на возлияния, но возле себя Чингисхан пьянствующих не терпел.

«Во хмелю люди совершают дурные дела, убивают и ссорятся, – подумал Эйрих. – Вино удерживает человека от того, что он знает, и от искусств, которыми он обладает, оно становится занавесом или преградой на его пути и для его дела».

Но сейчас было не время для размышлений о вреде пьянства. Если Хумула загрызут волки…

Охотник отбивался от обнаглевших волков с помощью копья, уже обагренного кровью. Его несколько раз укусили, но эти раны он разменял на двоих мертвых волков. Хумул – храбрый человек.

Дружинники во главе с Бретой накинулись на волков, которые в азарте схватки не сразу оценили масштаб трагедии. Стая была крупной, около десяти хвостов, не считая убитых Хумулом. Несколько дружинников кинули сулицы, что повлекло потерю еще одного волка, а затем стая решила, что в этой битве им не победить. Поджав хвосты, волки спешно покинули деревню, скрывшись в кустарнике, опоясывающем поселение кольцом.

Хумула взял под руку отец Эйриха, после чего повел в его дом.

– Ты! – указал на Эйриха вождь. – Ты же сын Зевты?

– Да, господин, – церемониально поклонился тот.

– Хах, кто тебя учил так кланяться? – усмехнулся вождь. – Как цезарю римскому!

– Если на то воля бога, то ты станешь цезарем, – ответил Эйрих.

Слова ничего не стоят, а человеку приятны.

– Ха-ха-ха! – довольно рассмеялся хмельной вождь. – Зевта хорошо тебя воспитывает, малец! Как тебя звать?

– Эйрих, господин, – ответил тот.

– Что случилось, Эйрих? Почему я вижу, что в поселение зашли волки? – начал опрос Брета.

– Господин, сегодня я проверял свои силки, – начал рассказ Эйрих. – Один я поставил у реки, поэтому проверил водопой на всякий случай, где увидел волчьи следы. Я пришел домой, мать сказала, чтобы я сходил к охотнику Хумулу и рассказал ему об увиденном.

– Так, – кивнул вождь, опершись на рукоять боевого топора.

– Охотник Хумул велел, чтобы я показал ему эти следы, – продолжил Эйрих. – Я показал, но там уже было больше следов, а потом мы увидели волков. И побежали.

– Ты сразу помчался звать нас, а Хумул остался, чтобы тебя не загрызли, – восстановил последовательность вождь Брета. – Подойди ко мне.

Эйрих приблизился к вождю, не ожидая ничего хорошего. Сам бы он, будь такое в прошлой жизни, наказал бы мальца за то, что тот был недостаточно убедительным и не позвал с собой больше вооруженных мужчин, а тут…

– С моей руки тебе перстень, – снял вождь серебряную печать с безымянного пальца. – Передашь отцу, как придет домой. Как вырастешь и станешь воином, будешь носить с честью. Заслужил.

– Премного благодарен, господин, – вновь церемониально поклонился Эйрих, а затем будто бы что-то невзначай вспомнил. – Просьба есть у меня к тебе, господин.

– Хм, просьба? – нахмурился вождь. – Ну, проси.

– Я хотел бы научиться владеть луком, но у меня нет… – заговорил Эйрих.

– Детский лук со стрелами нужен? – сразу понял его вождь. – Лучники нам нужны, да, нужны… Давно бы попросил отца, я бы выдал ему! Эх ты, столько времени напрасно…

На самом деле Эйрих точно знал, что даже полгода назад было бы слишком рано начинать, а через полтора года уже будет слишком поздно. Настоящий кочевник начинает учиться стрелять из лука лишь немногим позже, чем садится в седло, в пять лет от роду.

– Витигес, Клеф, соберите туши волков и тащите к дому Хумула, это его добыча, – приказал Брета. – А ты, малец, иди за мной.

Два упомянутых дружинника пошли за волокушей, а Эйрих последовал за вождем и остальными дружинниками.

Селяне выглядывали из своих лачуг, глядя на необычную процессию. Расправа над волками произошла так быстро, что никто не успел ничего понять. Мужчины и женщины, старики и дети перешептывались, строя догадки о том, почему это Эйриха, странного мальчика, сына Зевты, ведут куда-то дружинники, руководимые самим Бретой.

То, что его считают странным, это общеизвестный факт. Все дети как дети, а он всегда хмурый ходит, с вопросами странными иногда пристает, про римлян спрашивает много, про кочевников, что пришли с востока и не дают покоя честному народу… Одно слово, странный.

В бражном доме Эйрих был впервые. Как-то так сложилось, что детям в бражный дом нельзя. Озвученного запрета вроде как нет, но негласно сюда можно только воинам. И сегодня Эйрих был здесь впервые. Не то чтобы это какая-то большая радость или особо знаменательный день, у Темучжина походный шатер был более впечатляющим, чем это здание, но ему всегда хотелось посмотреть, что тут находится внутри. А внутри воняло алкоголем, потом и продуктами рвоты. Место беспробудной и длящейся годами пьянки просто должно было пропахнуть всем этим.

– Хильто! – громко позвал Брета. – Найди мой детский лук! И стрелы короткие! А ты, малец, садись за стол!

Эйрих не стал скромно отнекиваться, сев за стол в той части, где было ближе всего до запеченного кабанчика, уже начатого и сильно поеденного.

– Ты молодец, что увидел следы волков, – похвалил его Брета. – И похвально, что хочешь овладеть луком. А, смотри, что есть у меня! Ты ешь пока, нечего сидеть без дела!

Неожиданно ловко для достаточно грузного человека вождь сбегал в другой конец бражного дома и примчался обратно, но уже с неким свертком в руках.

Эйрих к моменту возвращения вождя уже успел впихнуть в себя, почти не жуя, большой кусок кабанятины. Второй пришлось рвать пальцами, так как у мальчика уже выпало несколько передних молочных зубов, и грызть было неудобно. За считаные минуты он съел не менее десяти процентов от остатков кабанчика, что вызвало легкое удивление вождя.

– Гуннский лук! – Брета бережно сдвинул ткань свертка. – Забрал его с тела могучего воина, до этого убившего пятерых славных воителей…

Эйрих трофей оценил. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять: это работа мастера. Нет, пока не попробуешь в деле, не узнаешь истинные свойства этого лука, но что попало так достойно украшать не будут, потому что у кочевников так не принято. Это всякие китайцы способны часами украшать любую, даже самую бесполезную поделку орнаментом и рисунками, а у кочевников слишком мало времени на подобную ерунду. Если что-то и украшать, так только по-настоящему стоящую вещь…

– Ты вроде бы смышленый малец, – заговорил вождь, пристально посмотрев Эйриху в глаза. – Если через пять лет сможешь пять раз подряд попасть в ростовую мишень с пятидесяти шагов, станешь младшим в моей дружине. Будем учить тебя воинскому ремеслу, но только если не будешь тратить мое время зря. Согласен на такие условия?

– Да, согласен, – без раздумий ответил Эйрих.

Дружина, если не пьянствовать как свинья, это отличное место, где будет доступ к богатству и воинской славе. Успешных воинов уважают. За успешными воинами идут люди.

– Ты целеустремлен, – похвалил его вождь. – Но одного этого мало, чтобы стать великим воином. Покажешь себя – будут тебе честь и слава. Но если зря потратишь мое время…

– Я не подведу тебя, господин, – заверил его Эйрих.

– Хильто, где ты там? – громко окликнул свою служанку вождь.

Женщина пришла спустя минуту. В руках ее был маленький лук, такой же миниатюрный колчан с десятком стрел, а также круглая мишень.

– Вот это теперь твое, – произнес вождь. – Упражняйся, Эйрих, покажи мне, что я действительно разглядел в тебе будущего мастера-лучника.

– Благодарю тебя, господин, – снова поклонился Эйрих, после чего принял из рук вождя свой первый в своей новой жизни лук.

Домой он вернулся в приподнятом настроении. Все складывалось хорошо, а значит, его амбициозные планы обретали все более явственные очертания…

– Это откуда? – с беспокойством спросила Тиудигото.

– Это подарил мне вождь, – ответил Эйрих. – За то, что я вовремя увидел волков.

– Значит, ты не ошибся? – спросила мать.

– Я знаю, что я видел, – твердо произнес Эйрих. – Ошибки быть не могло.

– Где твой отец? – спросила мать.

– Помогает Хумулу оклематься, так как охотника погрызли волки, – ответил Эйрих. – Надо было взять больше вооруженных мужчин, но мне бы никто не поверил.

– Я и сама не слишком-то поверила, – вздохнула Тиудигото.

– Вождь также даровал мне перстень, – показал Эйрих серебряную печатку. – Сказал, что я должен передать его отцу, а тот, когда я стану воином, передаст мне его обратно.

– Жди отца, – кивнула мать. – Дети, сегодня никуда не выходим, волки рядом. Эйрих, ты не голоден?

– Я успел перехватить там пару кусков кабанятины, – ответил Эйрих, – но не откажусь от хлеба.

29 августа 401 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

Эйрих стоял на утоптанной площадке и держал тяжелый камень, весящий, как взрослый лук, на вытянутой руке. Тяжело, больно, но без этого не обойтись. Он сам заставлял своих сыновей, каждого, держать вот так камень долгими часами. Нужно, чтобы левая рука привыкла к тяжести, стремясь к тому, чтобы она обрела неподвижность камня. Это один из компонентов меткой стрельбы.

До этого он с самого утра занимался натяжением лука. Детский лук для этого не годился, поэтому он попросил отца сделать ему макет взрослого лука с толстыми жилами в качестве тетивы. Натягивать такую тетиву было тяжело, но Эйрих понимал, что если будет тренироваться без всецелой самоотдачи, его планам будет не суждено реализоваться.

– А зачем ты держишь камень? – спросила у него из-за спины Эрелиева.

– Чтобы рука стала тверже, – ответил ей Эйрих, покрасневший от натуги.

Лицо его напоминало выражением лицо Сизифа, который наткнулся валуном на глубокую кочку. Эйрих не знал, кто такой Сизиф и почему он тащил камень в гору, но если бы узнал, то по достоинству оценил бы усилия собрата.

Перед этим были упражнения по выработке привычки правильно вскидывать лук, чтобы рука сама правильно помещала стрелу в нужное место. Даже если знаешь это все лучше, чем все селение вместе взятое, это не сильно помогает. Руки-то не помнят, поэтому все нужно осваивать заново. Но зато Эйрих знал, как. И детских ошибок не повторял, за счет чего очень быстро осваивал лук.

Еще, зная о том, что у него не скоро появится достаточное количество лошадей, Эйрих занимался бегом на своих двоих. Пока что он бегал просто так, чтобы развить выносливость, а в будущем нужно будет достать тяжелую броню, чтобы в бою было легко бегать хоть часами. Но это в будущем, а сейчас утяжеление будет, скорее, вредно, чем полезно.

– А зачем тебе твердая рука? – продолжила допрос любопытная Эрелиева.

– Чтобы лук не дрожал, – ответил Эйрих, нашедший возможность хоть немного отвлечься от тяжелой нагрузки.

Когда говоришь и думаешь о чем-то еще, ломящая боль в руке немного отступает.

– А-а-а, понятно, – протянула Эрелиева. – Можешь научить меня стрелять из лука?

– Ох… Зачем тебе? – с натугой в голосе спросил Эйрих.

– Хочу стрелять из лука, – просто ответила сестра. – Ты ведь хочешь убивать зайцев из лука? Зайцы вку-у-усные…

– Что я… получу взамен? – спросил Эйрих, выпучив глаза.

– У меня ничего нет… – развела руками Эрелиева. – А! Придумала! Я буду давать тебе каждого третьего зайца, которого поймаю!

Куропаток она отдавать ни за что не захочет, потому что очень любит бульон, приготавливаемый Тиудигото. Хотелось бы выставить условием каждую третью куропатку, но уже давно ясно, что Эрелиева на такое никогда не пойдет. Иногда казалось, что она без раздумий обменяет самого Эйриха на годовой запас дичи…

– Это хорошо, – кивнул Эйрих. – Завтра, как принесешь мне зайца, приступим к упражнениям.

Практически бесплатный заяц – это всегда хорошо. Нужно больше мяса.

Валамир и Видимир полностью сфокусировались на силках, с каждым днем уходя все дальше от дома, а вот Эрелиева благодаря своей внимательности ставит свои силки ближе к дому, но получает добычи больше, чем два брата вместе взятых. Эйрих подозревал, что она поняла что-то важное об охоте с силками, но делиться открытием не спешит, используя знание для своей личной пользы.

Зевта, их отец, был очень доволен тем, что дети увлеклись охотой и дома теперь чаще появляется мясо. Сам он как-то говорил, что вождь собирается учинить большую охоту, обещая щедрую добычу дружине, только вот о точных сроках никто не знает, и ждать китайского Цагаан Сара[11] не стоит, потому что желудок хочет еды каждый день, а не только в канун большой охоты…

Вопросов, какой ерундой мается Эйрих, никто из домашних не задавал. Его уже и так считали странным, поэтому нынешние действия укладывались в его общую странность. Надо ему играться с камнями? Пусть играется. Благо с едой острой проблемы нет и свободного времени стало больше.

Иногда опуская обессиленную руку, Эйрих продержался в противостоянии с камнем целых десять минут. Рука будет болеть следующие несколько дней, но в этом ребенке упорства на десяток взрослых, поэтому тренировки будут продолжаться.

Рано еще отрабатывать стрельбу по мишеням, он дал себе три месяца на то, чтобы поставить руку и отточить навык постановки стрелы. Эйрих чувствовал, что знания помогут быстро повысить свою меткость и выполнить указ вождя гораздо раньше, чем тот мог рассчитывать. Придется тратить время на сестру, в успех которой Эйрих не особо верил, но…

«Дополнительный заяц стоит усилий», – подумал он.

3 сентября 401 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония