Чиновник для особых поручений E-Book

Вера Каменская

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Современный фантастический боевик
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 458

Beschreibung

Знал бы старший лейтенант Станислав Сизов, куда его забросит Её Величество Судьба, возможно, бежал бы из Москвы в пустыню. Но фарш, как известно, в обратную сторону прокрутить невозможно… Оказавшись в Москве образца 1911 года, Стас вдруг обнаруживает, что даже знание будущего и личное знакомство с сильными мира сего возможности расширяет не намного… Но как, скажите на милость, удержаться от искушения немного «подправить» грядущие события? Особенно если в друзьях одномоментно состоят и Премьер-министр Столыпин и будущий «отец народов» Сосо Джугашвили… Вот и Сизов, не удержавшись, пытается вставить свои «пять копеек» в будущее России. И, ввязавшись в эту авантюру, с горечью убеждается, что слишком уж тяжело и неповоротливо пресловутое Колесо Истории, чтобы крутить его туда и сюда. Уж слишком большой инерцией обладает отечественная История… Тем не менее, опускать руки наш Стас просто не приучен. И когда не хватает одного знания, на помощь приходят его профессиональные качества — интуиция, смекалка и хорошее знание человеческой природы. Дорогу, как известно, осилит идущий. И со временем выясняется, что не так уж непреклонна Судьба, как это может показаться на первый взгляд…

Leseprobe

Юрий Каменский, Вера Каменская Чиновник для особых поручений

© Юрий Каменский, 2019

© Вера Каменская, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Часть I Неучтенный фактор

Глава 1 Из огня да в полымя

…С пустяка все, в общем-то, началось. Конечно, когда собираешься на «огнестрел», все семь чувств мобилизуются по полной. А тут делов-то, учителку допросить по мошенничеству. В числе прочих доверчивых дур дала деньги на дешевую черную икру. Ну, это же додуматься надо! Так, где эта умница преподает?

Стас заглянул в ежедневник. Гимназия № 1520… а, в Леонтьевском, рядом со старым МУРом. Сам-то он, конечно, этого не застал, здание в Большом Гнездниковском снесли еще до войны.

Погода была на удивление солнечная. Для московского марта явление, прямо скажем, нетипичное. Можно и пешочком пройтись, благо не так уж далеко, а то уже все легкие в кабинете прокурил.

Старший лейтенант Сизов сбежал по лестнице, предъявил постовому на выходе удостоверение и, открыв тяжелые двери, вышел на улицу. Солнышко светило уже по-весеннему, а вот ветерок дул довольно свежий. Он, сощурившись, поглядел прямо на солнце, застегнул до горла молнию на куртке и медленно сошел по ступенькам.

Стайка смешливых студенток торопилась в стеклянную кафешку, окидывая его на бегу оценивающе-озорными взглядами. Следом степенно прошагал пенсионер в профессорских очках, ведя на поводке рыжую таксу с поседевшей мордой. С балкона ее гулко приветствовал басом черный дог, стуча хвостом по ограждавшим его свободу прутьям – видать, старые знакомцы. Бабуля, спеша к подъезжавшему на остановку автобусу, неловко задела его хозяйственной сумкой, и тут же ее саму чуть не сбил с ног скейтбордист, торпедой пролетевший мимо.

Где-то на грани слышимости завывала сирена «скорой помощи», спеша на вызов. В воздухе зависло сизое облако выхлопа от кативших волной машин – еще часок, и начнутся «пробки». У каждого свои дела и заботы, никому до него и дела нет. Неторопливо шагая по Страстному бульвару, Стас думал не о предстоящем допросе. Чего там голову ломать? Все просто. Из головы не выходила вчерашняя книга. Имя у автора было какое-то интересное – Мархуз… или фамилия такая? Он даже забил это слово в «Яндекс», узнав, помимо всего прочего, что это какая-то сказочная зверюга. Уже по этому было ясно, что писатель – большой оригинал.

Книга была написана в жанре альтернативной истории. Такое впечатление, что весь литературный мир просто помешался на этой «альтернативке» – кромсают эту бедную историю кто во что горазд. Впрочем, «Старший царь Иоанн Пятый», не в пример другим сочинителям, написан был весьма занятно. И заставлял задуматься, если уж на то пошло. Хотя бы о том, что наша жизнь – это цепь сплошных случайностей. Вот, к примеру, заболей он сейчас, и все дела, которые у него в производстве, достанутся Мишке.

Не в том даже дело, что сожитель по кабинету будет клясть его последними словами. Просто стиль работы у них очень разный. Михаил, прямой, как ручка от лопаты, работая с подозреваемыми, подавлял их волю. Нет, не кулаками. Битье – последнее дело, чистой воды профанация. Ну, заставишь ты человека протокол допроса подписать, и что? Посидит он недельку в камере, послушает опытных «сидельцев», с адвокатом поговорит – и пошла в прокуратуру «телега».

И не в том беда, что оперу прокурорские и «охотники за головами» ведро крови выпьют. Ее и по надуманным поводам сосут – только в путь! – а просто жулик в судебном заседании ту же песню споет. И будет оправдан, это же вам не старые времена, ведь конец XX века на дворе. Гуманизация, гласность, плюрализм и еще бог знает сколько всякой модной светотени. Спасибо просвещенной Европе, можно подумать, что до них мы щи лаптем хлебали.

Так что Бредбери, пожалуй, в чем-то был прав – если в меловом периоде раздавить бабочку, получишь на выходе другого президента. Другое дело, что никто этой закономерности, конечно, не проследит и примет как должное. Еще и скажет с умным видом: «История не знает сослагательного наклонения». Это она сама вам доложила, что ли?

Визг тормозов хлестнул по нервам, заставив вскинуть глаза. Сверкающий радиатор «лэндкрузера» надвигался на него неотвратимо, и время словно растянулось. Стас уже чувствовал тепло от двигателя, запах сгоревшего бензина, машина надвигалась медленно и неуклонно, как паровоз, идущий под уклон. Тело не успевало уйти с пути, а тут еще нога зацепилась за бордюр.… Он рванулся что было сил, и вдруг… прямо перед глазами возникла храпящая лошадиная морда, в лицо пахнуло едким лошадиным потом. Конец оглобли ударил в грудь, выбивая из легких остатки воздуха. Улица закружилась перед глазами. Последнее, что он услышал, падая на спину – это отборный мат.

…Приходя в себя, он почувствовал неприятный холод на лице, словно его уткнули мордой в подтаявший сугроб. Стас попытался смахнуть это холодное, но кто-то удержал его руку.

– Лежите, молодой человек, – произнес спокойный мужской голос.

В голове все еще продолжалось вращение, он открыл глаза и увидел склонившегося над ним человека с бородкой. Свет раздражал, и Стас опять смежил веки.

«Врач со скорой, – всплыла мысль. – Еще не хватало в „склиф” загреметь. Вот хрен им: вроде не сломано ничего. Неделю продержат, а я потом дела лопатой разгребай. И откуда взялась лошадь?»

А люди, стоя над ним, обсуждали его так, словно его тут не было, или он уже умер.

– Видать, нездешний…

«С чего бы это? Коренной москвич, между прочим…»

– Мериканец, видать. Вишь, штаны строченые. Я одного такого видал…

«Это он о джинсах, что ли? Нашел, блин, диковину – джинсы в Москве… Деревня, что ли? Да их в любом селе…»

– Не помер бы…

«А вот хрен вам, не дождетесь».

Пересиливая себя, Стас открыл глаза и попытался сесть.

– Лежите, лежите, вам вредно шевелиться.

Опять этот, с бородкой.

– Мне лежать вредно, – буркнул Стас. – Времени нет.

Он с трудом поднялся, прислушиваясь к себе. Грудь, конечно, побаливала, но вполне терпимо. Отряхивая брюки, опер мельком бросил взгляд на стоящих рядом людей. То, что с ними «что-то не то», он понял сразу. Но вот что именно не то? Сознание постепенно прояснялось и потихоньку начинало давать оценку той информации, которую, не скупясь, подавали глаза.

Сейчас, конечно, самой странной одеждой удивить кого-либо трудно, но чтобы вот так, все сразу? Словно попал в массовку на киносъемках о «старом времени». Естественно, что извозчик, стоящий рядом с пролеткой, одет, как извозчик начала века. И дама с манто на плечах – ну прямо барыня с картинки, а рядом с ней открыла рот простецкого вида бабенка в плисовой юбке. Сопел и озадаченно скреб пятерней макушку пузатый дядька. Лезли на глаза вывески с «ять». «Ряженые», в свою очередь, пялились на него, как детсадовцы на новогоднюю елку. Сейчас, конечно, каких только сервисов нет… и шоу… кого сейчас этим «ретро» удивишь? Но куча логических нестыковок росла лавинообразно.

Вместо асфальта – брусчатка. По Страстному за все время проехала одна машина – такое же ретро, как и все вокруг. Разные там фаэтоны, пролетки… да и то не слишком много, в сравнении, разумеется, с тем потоком машин, который он видел минут пять-десять назад. И последней каплей – рослый городовой, направляющийся именно к ним. В том, что это был настоящий городовой, Стас даже не усомнился. Три гомбочки на шнуре – городовой высшего оклада или унтер-офицер.

Это только в дурном чтиве герой, оказавшись в непонятном месте, долго щиплет себя за все части тела, пытаясь проснуться. Если человек не пьян и в своем уме, спрашивается, к чему лишние телодвижения? И так ведь видно, что это явь, а не сон. Веди себя соответственно обстановке, потом разберешься, как тут оказался. Когда будет время. Если будет.

– Что случилось, господа? – Городовой вежливо приложил пальцы к козырьку.

– Дык, это… – замялся извозчик.

– Господин городовой, – выступила вперед дама в манто, – вот этого господина иностранца сбила лошадь вот этого извозчика.

Глядит победно, нос кверху – ни дать ни взять отличница, «сдающая» училке шалунов-одноклассников. Ну, погоди, зубрилка…

– С чего вы, собственно, взяли, что я иностранец? – пожал плечами Стас. – К вашему сведению, я потомственный москвич.

– Ну, вы так одеты, – стушевалась дама. – Я прошу прощения, конечно…

Городовой, повернувшийся к извозчику, замер и вновь обратил взор на Стаса.

– Действительно, сударь, одеты вы, прошу прощения, более чем странно.

С легкой руки «совковых» писателей облик городового царской России сформировался как стереотип гоголевского Держиморды – эдакий здоровый бугай, причем обязательно хамоватый и не дурак кулаком в рыло зарядить. И сейчас Стас с интересом разглядывал унтера. Ну, разве что здоровый, конечно: рост за сто девяносто, это точно. Литые плечи, ни грамма лишнего веса, кисти рук (именно они очень многое говорят об уровне подготовки) как у хорошего бойца – широкое запястье, крепкая ладонь, пальцы сухие и сильные.

В остальном, как говорится, с точностью до наоборот. Держится, как профессионал – уверенно, но без хамства. Глаз цепкий, как у хорошего опера. Когда он окинул Стаса быстрым взглядом, тому, грешным делом, показалось, что он и ствол под курткой засек. Хотя, по идее, не должен бы…

– Будьте любезны, господин москвич, предъявить мне свой паспорт. И вы документы свои несите, – это уже извозчику.

Тот вздохнул и покорно поплелся к пролетке.

– Ну-с…

– Паспорта у меня с собой нет, – спокойно ответил Стас, лихорадочно соображая, стоит ли предъявлять служебное удостоверение. «Ксива» действительна до 1995 года. Трудно предсказать реакцию городового на такой документ. Ни черта, конечно, не понятно, но то, что он каким-то макаром провалился во времени – печальный факт. «Бритва Оккама» сбоев не дает – ничем другим происходящее объяснить было нельзя.

– Ну, что ж вы так-то… – Полицейский укоризненно покачал головой. – Разве вам неизвестно, господин…

Он вопросительно посмотрел на Стаса.

– Сизов Станислав Юрьевич.

– …господин Сизов, что при ношении оружия паспорт обязательно нужно иметь при себе? Это же у вас пистолет под курткой, я не ошибаюсь?

Пока он произносил эту тираду, Стас уже прокачал вариант – как ему в этой дурацкой ситуации поступить.

– Господин городовой, у меня есть служебное удостоверение. Но, боюсь, если я его предъявлю, ситуация запутается еще больше.

– И что вы предлагаете?

По глазам полицейского было видно, что он тоже прокачивает возможные варианты.

– Я прошу вас сопроводить меня в полицейское управление. Это ведь рядом, если не ошибаюсь? К господину извозчику у меня претензий нет. Но его данные я бы записал, на случай, если вы в моем рассказе усомнитесь.

– Гм, – хмыкнул унтер. – Нечасто, надо сказать, меня самого приглашают пройти в управление. Обычно бывает наоборот. Запоминать извозчика нужды нет, потому что он нас и довезет. Не так ли, Артем Ефимыч?

– Дык, мы завсегда, – просиял возница, у которого после слов Стаса, было видно, камень с души свалился. – Прошу!

– Вы позволите мне сесть вперед? – любезно поинтересовался у стража порядка Стас.

Он предпочел не дожидаться приглашения унтера. Ежу понятно, что тот спину не подставит.

– Сделайте одолжение, – чуть заметно усмехнулся тот.

«Не задержание, а прямо светский раут какой-то, – подумал Стас, усаживаясь на мягкое сиденье. – Цирлих-манирлих».

Городовой, придерживая шашку, уселся напротив, извозчик свистнул, и под цокот кованых копыт пролетка проворно свернула в Большой Гнездниковский.

«Вот же занесла нелегкая, – мелькнуло в голове. – И что родителям сообщат? Пропал без вести при исполнении?»

А может, его обратно в свое время перекинет? Нечто подобное он краем уха слышал… или читал… и, что самое смешное, зафиксированы такие случаи были именно в царской жандармерии, да еще парочка за границей – кажется, в Англии.

…Как и ожидал опытный опер, пролетка остановилась не у главного крыльца.

По знаку городового извозчик придержал лошадей у незаметного подъезда.

– Всего вам, ваше степенство, – пожелал он в спину Стасу.

– Ждите здесь, – обронил унтер. – Вас вызовут. Проходите, пожалуйста.

Они прошли длинным коридором, поднялись по лестнице, прошли еще одним коридором, затем снова спустились.

– Сюда, – указал городовой на тяжелую дверь из темного дерева.

Войдя, Стас сразу понял, что его привели в дежурную часть. Попади он в любое государство, дежурку ни с чем не спутаешь. Те же запахи, те же звуки, за стойкой – к бабке не ходи – дежурный. И плевать, что форма на нем не серая, а звезд между двумя просветами не одна, а две. Один взгляд, брошенный на них, едва они шагнули через порог, сказал все. Повинуясь жесту городового, Стас присел на деревянную лавку рядом с барьером. Мысленно усмехнулся, приметив за стопкой бумаг, на тумбочке, медный чайник.

– Кого привел, Семенов? – Привстав, дежурный с любопытством оглядел Стаса (смотрел, конечно, в основном на одежду).

– Непонятный случай, господин пристав, – сдержанно произнес городовой.

– Угу, – буркнул тот. – У меня этих случаев полный «собачник». Пиши донесение и шагай на пост. Дойдет очередь, разберусь.

– Извините, господин пристав, – твердо сказал Семенов. – Случай, действительно, неординарный. Господин Сизов, покажите нам свое удостоверение, сейчас самое время. И пистолетик ваш, будьте любезны.

Стас, изрядно вспотевший в кожаной куртке, вжикнул «молнией» и, достав красную корочку, подал ее Семенову. Тот, не спуская с него взгляда, передал документ приставу. Затем опер плавным движением расстегнул «оперативку» и, медленно вытянув двумя пальцами родной ПМ, протянул его городовому. Тот с удивлением осмотрел пистолет.

– А я-то думал, что все оружие знаю, – озадаченно посмотрел он на дежурного. – Приходилось вам видеть такое?

– Это что, бельгийский? – спросил пристав, взяв оружие у Семенова.

– Русский, – криво улыбнулся Стас.

Как ни просчитывал он свое положение, все равно выходило безрадостно. Исход варьировался от «плохо» до «полный п. дец». Что не радовало, конечно.

– Это где у нас такое? – услышал он и поднял голову.

Дежурный пристав, раскрыв его служебное удостоверение, пялился в него, как та коза на афишу.

– Министерство внутренних… Эс-эс-эс-эр… и печать какая-то странная….

– Действительно до восьмого августа тысяча девятьсот девяносто пятого года, – прочитал Семенов и посмотрел на Стаса. – Да, сударь, вы были правы, пригласив меня сюда. Ну, я все-таки надеюсь, что вы как-нибудь сможете это объяснить.

– Объяснить-то не вопрос, – хмыкнул тот, решив плюнуть на все и идти, что называется, «ва-банк». – Сможете ли вы поверить моим словам?

– Ну, я тут столько сказочников уже видел, – хмыкнул пристав. – Одним больше, одним меньше….

И Стас рассказал. Спокойно, не торопясь, по порядку. Когда он назвал свой год рождения, оба слегка приподняли брови. После эпизода с джипом и сменившим его извозчиком дежурный кивнул Семенову на дверь, и тот, не проронив ни звука, вышел. Вернувшись минут через десять, он положил на стол дежурного густо исписанный бланк.

– Извозчик полностью подтверждает, что сей господин возник из ниоткуда прямо посередине улицы. – На вопросительный взгляд пристава он добавил: – Договориться они не могли. Господин Сизов в сознание приходил на моих глазах. Да, и….

Городовой махнул рукой. Это и без слов было понятно – на кой ляд извозчику это надо?

– Ну, и что делать прикажете? – потер щеку дежурный. – Решительно теряюсь….

– Вы можете мне сказать, – нарушил паузу опер, – какое сегодня число? И какого года?

– А, ну да, – кивнул пристав. – Ваш интерес понятен. Двадцать седьмое августа тысяча девятьсот одиннадцатого года.

– Ладно, господин пристав, пошел я на пост. История, конечно, интересная, но недосуг.

– Иди, иди, Семенов. И в самом деле…

– Прощевайте, господин Сизов. Надеюсь, увидимся еще. Очень мне хочется поспрашивать вас кое о чем. Если не возражаете, конечно.

– Не возражаю, – вздохнул Стас. – Куда я теперь денусь….

Когда за городовым закрылась дверь, он вдруг хлопнул себя по лбу.

– Погодите, господин пристав… у вас ведь Кошко Аркадий Францевич командует?

– Статский советник Кошко – глава нашей полиции. Значит, сохранилось его имя в анналах истории?

– Сохранилось, – кивнул Стас. – А правда, что к нему на прием любой человек с улицы попасть может?

– Правда, – кивнул тот.

– Нужно мне кое-что важное ему сообщить. Как вы понимаете, мне многое известно.

– Понимаю, – посерьезнел пристав. – Ежели вы, господин Сизов, не мистификатор, от вас большая польза выйти может. Сейчас вас проводят. Коренев!

Из смежного помещения вышел высокий молодой человек, одетый, как щеголь.

«Рубите мне голову, если это не опер», – поймав быстрый изучающий взгляд, подумал Стас.

– Коренев Владимир Иванович, сыщик, – представил его дежурный. – А это господин Сизов Станислав Юрьевич, наш коллега. Владимир Иванович, проводи господина Сизова к Аркадию Францевичу. Я его по телефону предупрежу.

Они снова отправились в путешествие по длинным коридорам. На сей раз шли недолго. Корнев несколько раз незаметно, как ему казалось, бросал любопытные взгляды на одежду Стаса, но не заговаривал.

Наконец они остановились перед дверью, на которой красовалась металлическая табличка со словом «Приемная». Открыв ее, сыщик пропустил опера вперед. Сидящий за столом полицейский офицер при их появлении вежливо встал.

– Это вы – господин Сизов? Аркадий Францевич ожидает вас.

Глава 2 Сыщик и опер

Ну прямо как в кино! Портрет царя Николая на стене, тяжелые бархатные шторы и соответствующая времени обстановка – полный антураж. Из-за массивного стола навстречу ему поднялся высокий плечистый мужчина с пышными усами – в точности как на портрете в книге.

– Здравствуйте, Аркадий Францевич.

– Присаживайтесь, пожалуйста! – Русский Шерлок Холмс радушным жестом показал на кожаное кресло. – Как вас прикажете величать? Спасибо, Владимир Иванович, можете быть свободны.

Молодой сыщик, положив перед наальником пистолет и удостоверение, неслышно исчез за дверью.

– Итак?

– Стас. Станислав Сизов. Сыщик.

– А, коллега… – Кошко, раскрыв удостоверение, внимательно изучал его. – Оперуполномоченный, хм… что за странная должность, право слово….

– Что тут странного? – пожал плечами опер. – Хотя да… опер – упал – намоченный. Это у нас так прикалываются… шутят, в смысле.

– Забавно, – хохотнул сыщик. – Упал – намоченный! Умеет русский народ что-нибудь эдакое вывернуть….

– Раньше вообще-то нас звали инспекторами уголовного розыска.

– Ну, гораздо благороднее звучит, – одобрительно кивнул статский советник. – А то упал – намоченный… дурной вкус. Вы в каком году свет увидели, господин Сизов?

– В шестидесятом, – ответил Стас и, уже ответив, сообразил, что матерый сыщик попросту заговаривает ему зубы. – В тысяча девятьсот шестидесятом.

– И пистолет ваш изготовлен аккурат в год вашего рождения, – задумчиво сказал Кошко. – Прямо тебе Герберт Уэллс. И что, машина времени изобретена? Нет, судя по вашим показаниям.

– Нет, не изобрели еще.

– Я так и понял. Знаете, что мне нравится во всем этом происшествии, так это полнейшая его нелепость.

– Ну да, – кивнул Стас. – Выдумать можно было и чего-нибудь пополезнее.

– Вот именно, – кивнул знаменитый сыщик. – Пополезнее, верно изволили заметить. Ничего, кроме головной боли, вам эта история не сулит.

– Это уж точно, – буркнул опер.

Аркадий Францевич потер лоб.

– Рассуждая меркантильно, для вас сие приключение – как зайцу курево, а вот для меня, как для сыщика, это дар свыше… Вы, смею надеяться, в гимназии по истории Отечества хорошо успевали?

– Успевал, – с кривой усмешкой кивнул Стас, вспомнив учебник «История СССР». – А самое главное, сам потом по истории нашей книги читал. Для вас я, конечно, ценный источник информации, козе понятно.

Кошко, конечно, отметил сарказм, прозвучавший в ответе собеседника, но никак на это не прореагировал, только бровь чуть заметно поднялась.

– И про меня память сохранилась?

И по тому, как он это спросил, Стас понял, что вопрос не праздный.

«И тебе ничто человеческое не чуждо», – ухмыльнулся он про себя.

– Про вас помнят, – кивнул он. – Вас ставят нам в пример. Вас называют русским Шерлоком Холмсом.

– Приятно, конечно, слышать. Но я совсем заговорил вас, прошу прощения.

Он снял телефонную трубку.

– Сергей Иванович, будьте любезны, закажите в ресторане обед на две персоны. Нет, сюда. Благодарю вас.

– Ну вот, – улыбнулся Кошко. – Сейчас отобедаем, чем Бог послал, а потом, уж не обессудьте, вы мне расскажете о вашем прошлом, а я послушаю про наше будущее, прошу прощения за каламбур.

…Статский советник аккуратно промокнул усы хрустящей салфеткой. Адъютант внес накрытый салфеткой поднос, на котором стоял накрытый чайник, серебряная сахарница и два чайных стакана в подстаканниках.

– Благодарю, Сергей Иванович.

Кивнув, офицер неслышно исчез за дверью.

– Чай, я полагаю, в России пить не перестали? – поинтересовался Кошко, наполняя стаканы темным, как деготь, напитком.

– Не перестали, – кивнул Стас, отхлебывая из стакана. – Такого, правда, редко попить удается. Спешка, гонки. Пакетики больше.

– Шелковые, как у китайцев, что ли?

– Бумажные, – тяжело вздохнул опер.

– Бумажные? – удивился сыщик. – Ну, это, воля ваша, моветон чистейшей воды. Как можно?

– Бог с ним, с чаем, – решительно мотнул головой Стас. – Есть дело, которое отлагательства не терпит. Через четыре дня, в Киеве, студент Дмитрий Богров выстрелом из револьвера убьет Петра Аркадьевича Столыпина.

– Подробности помните? – Кошко сразу подобрался, как перед прыжком.

– Царь со всем двором будет находиться в Киеве. Там же, естественно, будет и премьер-министр.

Стас рассказывал сухо, коротко, отстраненно. Эмоции кончились, началась работа.

– Начальник Киевского Охранного отделения… по-моему, фамилия – Кулябко…

Кошко молча кивнул.

– …от своего агента Дмитрия Богрова получил информацию, что ночью в Киев прибыла женщина, на которую боевой дружиной возложено произвести террористический акт – убийство Столыпина.

Богров сказал, что знает ее в лицо и поможет, если что, опознать. Кулябко выписал ему пропуск в театр. Богров прошел туда и произвел в премьер-министра два выстрела из револьвера. От мгновенной смерти того спас орден, в который попала пуля. Изменив направление, пуля миновала сердце. Пятого, если не ошибаюсь, сентября, Столыпин умрет в больнице. Говорят, существовала версия, что Богров выполнял задание охранки.

Все время, пока Стас рассказывал, сыщик слушал его не перебивая. За все время он не задал ни одного вопроса. Когда опер замолчал, Кошко долго сидел, что-то обдумывая. Стасу нетрудно было просчитать ход его мыслей. Он сам, окажись на месте Кошко, пробивал бы два направления. Первое – не является ли его странное появление частью гигантской дезы? Непонятно, конечно, с какой целью, но когда ясно станет – поздно будет. В политике порой такие многоходовки прокручивают, гроссмейстер курит! А второе – если это правда, то как уберечь премьера, который по жизни советов не слушает, а прет, как бык на красный свет? Задачка не для первого класса, прямо скажем.

– Значит, есть такая версия, что начальник жандармского отделения этому поспособствовал? – сказал наконец Аркадий Францевич. – Кулябко, конечно, бурбон и дурошлеп, каких поискать… но человек честный.

– У меня такое впечатление, что его попросту переиграли, – решился вставить Стас.

Кошко молча кивнул, продолжая что-то обдумывать.

– Значит, так, господин инспектор… кривить душой не стану, есть у меня соображения на ваш счет. Как «про», так и «контра», уж не обессудьте. Коли сами сыщик, то, стало быть, знаете, что в нашем проклятом ремесле доверие дорогого стоит… Но ставки больно высоки. Потеряем Петра Аркадьевича – Россию просрем, прошу прощения.

Он испытующе посмотрел на опера. Стас молчал. Прав был известный сыщик, чего уж там.

– Сделаем мы вот что, – продолжил Кошко. – Я назначаю вас чиновником для особых поручений. Формальности наверху утрясу сам, это моя печаль. Но коли окажется, что вы, сударь, мистификатор, не обессудьте – застрелю сам.

– Я согласен, – спокойно сказал Стас. – О Столыпине и у моих современников такое же мнение. Только главная беда не в террористах, а в царе. Слабоват ваш самодержец, вы уж извините, если чего нарушил невзначай.

– Он уже не только наш, но и ваш тоже, – с нажимом сказал сыщик. – И «нарушил», смею заметить, не то слово. Впредь советую думать.

– Вот вы и додумались, – непримиримо буркнул Стас. – Премьера грохнули, потом сообща Россию большевикам слили. А через восемьдесят лет опера в кабинетах вешаться начали, потому что семья голодом сидит, а зарплату по три месяца не платят.

Его понесло. Но вызывающий взгляд опера натолкнулся на растерянные глаза великого сыщика. Там была такая неприкрытая боль, что Стасу стало стыдно.

– Как такое может быть? – тихо спросил Кошко.

– Простите, – Стасу стало нестерпимо стыдно, словно маленького ребенка по лицу хлестанул. – Простите меня, Аркадий Францевич. У нас там последнее время не все благополучно было. Вам рассказать – не поверите. Да, и не стоит, наверное….

– Стоит, – твердо сказал сыщик. – Но об этом позже. Коли все так, как вы говорите, это поломать надо. Но сейчас главное – Петра Аркадьевича уберечь. Вы, как, – перевел он разговор в более насущное русло. – Свое оружие предпочитаете или из нашего арсенала лучше взять? Боюсь, что такого типа патронов сейчас не найти. Разве что…

Он, осмотрев ПМ, умело отжал защелку, вытащил магазин и, выщелкнув патрон, покрутил в пальцах.

– …от парабеллума Борхард-Люгера подойдет?

– Нет. Этот на миллиметр короче. И тип другой. Вот парабеллум я бы взял. Можно?

– А почему нет? – пожал Кошко могучими плечами. – Парабеллум так парабеллум. Ну и переодеться, конечно, нужно. В эдаком-то виде вас бог знает за кого примут. При вашей новой должности невместно, знаете ли.

– Да кто спорит! – согласился Стас. – Только вот наши деньги тут не в ходу, а ваших у меня, сами понимаете, нет.

– Позвольте полюбопытствовать.

Сыщик взял протянутую двадцатипятирублевку, внимательно ее осмотрел, потер лоб.

– Вот этот профиль мне, воля ваша, кого-то напоминает.

– Ну да, – ухмыльнулся Стас. – Сейчас-то он, пожалуй что, в розыске. Владимир Ильич Ульянов−Ленин, основатель первого в мире государства рабочих и крестьян.

– Основатель государства? – брезгливо покривил губы Кошко. – Адвокатишка этот, социалист?

– Вот потому они вас и сожрали, – безжалостно сказал опер. – Не принимали вы их всерьез. А они с вами либеральничать не будут. Ладно, не ко времени эта тема, потом расскажу со всеми подробностями. Про сон дня на три забудете, ручаюсь.

…Через два часа старший лейтенант милиции Сизов, а ныне чиновник для особых поручений при главе российского сыска входил в кабинет Кошко. На сей раз он был одет в серый двубортный костюм из шерстяной ткани. Одежда, в принципе, не слишком-то отличалась от той, к которой он привык. За исключением разве что котелка. Но в эти годы появляться на улице без головного убора было решительно не принято.

В кармане лежала солидная пачка денег и документ, удостоверяющий, что Сизов Станислав Юрьевич вам не абы кто, а о-го-го. И как завершающий штрих его нового положения – новенький парабеллум, привычно засунутый за ремень брюк.

– Проходите, Аркадий Францевич вас ожидает, – сообщил адъютант.

– Благодарю вас, Сергей Иванович, – вежливо отозвался Стас, открывая двери.

Уже на самом пороге он быстро глянул через плечо и поймал взгляд, полный неприязни. Да, не любит его адъютант, это ясно, так что и к бабке не ходи. Хотя с чего бы, кажется? Или он всех не любит, кто к его шефу слишком приближен?

– Ну вот, совсем другое дело, – приветствовал его статский советник. – Сейчас подадут машину. Поужинаем в поезде, время дорого.

…Привокзальная площадь встретила их звонкими воплями мальчишек, продающих газеты, которые лихо лавировали меж публики, и криками бойких лоточников, предлагавших горячие, с пылу с жару, пирожки, бублики и прочие печеные вкусности.

На перроне все было чинно – звон колокола, отметившего прибытие состава, пыхтение паровоза, окутанного шипящим паром. И никакой тебе суеты и нервозности при посадке в вагоны. Носильщики в фартуках таскали чемоданы, баулы и саквояжи отбывающих пассажиров под ленивым взглядом дежурного.

А перрон жил своей жизнью. Грудной смех дамы в длинной накидке и галантный поклон провожавшего ее офицера. Веселый щебет малышей, которые под присмотром тощей maman и дородной няньки проследовали в соседний вагон. Чопорный немец важен и невозмутим, а следом семенит «колобок» в котелке и при монокле. На него насмешливо поглядывают молодые офицеры и весело смеются, полные молодости и юношеской бесшабашности. Ага! Сделали стойку на миловидную девицу. М-да, ничто не ново в этом мире!

Раздался первый удар колокола, и провожающие покинули вагоны. На второй удар паровоз ответил свистком и запыхтел, выбрасывая в небо клубы дыма. Поезд вздрогнул, дернулся и, сдвинувшись с места, стал набирать ход. Стас, думая о своем, провожал взглядом уплывающий перрон. Заглянувший в дверь кондуктор вежливо поинтересовался, не изволят ли господа откушать чаю или предпочитают пройти в ресторан. Однозначно, здесь обслуживание пассажиров на должном уровне, это вам не брезгливо-хамский сервис из его времени.

Он постепенно вникал в жизнь этой России и ловил себя на мысли, что ему искренне жаль терять ее такую… За окном вагона проплывала черная, как чернила, ночь с редкими огоньками полустанков.

– Поверьте, Станислав, – вздохнул Кошко, добавляя по чуть-чуть коньяка в стаканы с чаем. – Я ведь старый сыщик, битый-перебитый. То, что вы мне правду говорите, я и так вижу. Не могу понять – продолжал он, – как так могло случиться, что государь вообще с этой, прости Господи, швалью, в переговоры вступал? В девятьсот пятом всех этих робеспьеров один Семеновский полк разогнал, как ветер осенние листья. Где же лейб-гвардия была? Только не говорите, что и они измене предались.

– Не предались, – грустно покачал головой Стас. – Сгинули в Пинских болотах. Он их сам туда направил. Вот так-то, Аркадий Францевич.

Этому диалогу предшествовал долгий рассказ. Стас, щадя сыщика, провел экскурс в отечественную историю. Правда, про самые крайние моменты – про сажание священников на кол и прочее средневековье – он, пожалев нервы собеседника, слишком-то не распространялся. Кошко за глаза хватило и того, что он услышал. Про разгул терроризма он и так был в курсе. Про русско-германскую войну тоже слушал спокойно. Рассказ про расстрел царской семьи заставил статского советника стиснуть зубы, только желваки заходили на скулах.

Опер, глядя на неподдельное замешательство статского советника, уже стал задумываться – во зло или во благо его появление здесь? Юношеским максимализмом он давно уже не страдал. И про бабочку Рея Бредбери помнил хорошо. А также знал, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. Одно он понимал прекрасно – полного понимания ситуации от здешних он не добьется. Монархисты будут верны царю, независимо от того, во зло или во благо это обернется для России. Революционерам, тем вынь да положь свержение самодержавия, и никаких гвоздей. А потом друг за друга примутся, как пауки в банке.

Интересно, чиновник для особых поручений – достаточно ли большая «шишка» для того, чтобы начать свою игру?

«Да нет, – мысленно одернул он сам себя. – С ума сошел, что ли? Дешевле между Сциллой и Харибдой втиснуться. Там и то шансов больше. Да что там… если уж говорить о шансах, их у меня как у мышки меж двух жерновов».

– Ладно, коллега, – зевнул Кошко. – Давайте спать, пожалуй. В Киев только завтра вечером прибудем, а государь приедет дней через пять-шесть. Так что время, я думаю, у нас есть. Да, как вам здешние удобства? У вас-то, поди, прогресс шагнул так далеко, что нам, темным, и не снилось?

– Как вам сказать, – уклончиво ответил Стас. – Я же в генеральских вагонах не ездил. В простых, само собой, такой роскоши нет. Но поезда, конечно, быстрее ходят. Спокойной ночи, ваше высокопревосходительство.

Он понемногу начинал врастать в эту новую старую жизнь.

Глава 3 Вокруг да около

…Поезд прибыл в Киев, когда уже начало смеркаться. Путешественники вышли на перрон. Правда, было еще достаточно светло, и фонари не горели.

Когда они вышли на привокзальную площадь, к ним лихо подкатила пролетка.

– Куда изволите, господа?

Стас оглянулся на Аркадия Францевича – он и в прежней жизни в Киеве никогда не был.

– На Фундуклеевскую, в «Эрмитаж», – небрежно бросил тот, усаживаясь на сиденье.

– А что, извозчик не знает, на какой улице гостиница? – тихонько хмыкнул Стас.

– Чтобы кругами не катал, как приезжих, – отмахнулся Кошко, думая о чем-то своем.

Оказывается, трюки таксистов родились до появления собственно такси как такового. Вот уж воистину, ничто не ново под Луной.

Поняв, что статскому советнику не до него, Сизов откинулся на мягкое сиденье, с интересом разглядывая улицы, по которым их вез извозчик. Они не слишком-то напоминали те старые хроники, которые ему приходилось видеть. Может, потому, что черно-белые фильмы с неестественно спешащими персонажами мало напоминали вот эти улицы с живыми и спокойно идущими по своим делам людьми. Скорее это походило на изображение из художественного фильма. Строго говоря, эти улицы, что называется, глаз не цепляли – все обыденно, разве что прохожие одеты чуть иначе, да разные там пролетки и кареты вместо автомашин.

Они вышли возле гостиницы «Эрмитаж», никем не встречаемые, и прошли внутрь. В огромном холле, за стойкой, скучал портье. При их появлении он мгновенно сбросил с себя сонную одурь и уставился на вошедших с величайшим вниманием.

– Номер на двоих, – бросил Кошко, небрежным жестом подавая паспорт.

Стас подал свой, мельком отметив, что паспорт сыщика выписан на имя мещанина Фадеева Ивана Петровича. По-видимому, и здесь хватало интриг между службами. Если так, задача их усложняется на порядок – вряд ли глава здешней жандармерии примет их с распростертыми объятиями и будет обсуждать с ними свою агентуру.

«Я бы точно не стал», – честно признался сам себе Стас, шагая за начальством по ковровой дорожке в номер.

В процессе дальнейшего обсуждения деталей операции выяснилось, что он был абсолютно прав в своих подозрениях.

– Кажется, одно дело делаем, – с досадой говорил шеф российского сыска, расхаживая со стаканом чая в руках по роскошному номеру. – Ладно бы оно касалось чего-то действительно секретного.

Стас хмыкнул.

– То, что эти рэ-эволюционэры, – Кошко произнес это слово с невыразимым презрением, – стучат жандармам друг на друга, как очумевшие дятлы, – секрет полишинеля. Надеюсь, хотя бы вам, в конце XX века, незнакомы эти беды?

– Какое там! – вздохнул опер. – Как бы еще не хуже, чем у вас.

– Как? – пораженный, Кошко встал, как изваяние. – Стоп! Разве я неверно понял, что у вас там… м-м… государство рабочих и крестьян, так?

– Так, – обреченно кивнул Стас, чувствуя себя лектором, которого обязали втолковать младшей группе детского сада, чем просто коммунизм отличается от военного коммунизма.

– А кто у вас там революционирует, позвольте полюбопытствовать? Что там, у рабочих и крестьян, свои парии и патриции появились?

– Вы удивительно точно выразили суть проблемы! – Сизов криво усмехнулся. – Впрочем, они никуда и не девались.

– Да-а… – покачал головой сыщик. – Бедная Россия… Похоже, не суждено ей долго жить без потрясений.

– Ну, кто предупрежден, тот вооружен.

– Что?! Что вы хотите сказать?

У статского советника Кошко был такой вид, словно его тюкнуло по темечку ньютоново яблоко. Опер смотрел на него с усмешкой. Едва он окончательно осознал, что попал в этот мир всерьез и надолго, пришло понимание того, что если можно остановить убийство Столыпина, почему бы не остановить революцию?

Как бы ни вздорно это звучало, задача не показалась ему безнадежной. Трудной, почти невозможной – да! Но, как у нас говорят, «чуть-чуть» не считается. Стас, конечно, не был каким-то там идеалистом, какое там! Скорее, решая какую-то задачу, он становился прагматичным до безобразия. Но, как это ни парадоксально, среди сослуживцев старший лейтенант Сизов слыл безбашенным идеалистом. По той простой причине, что опера, «напавшего на след», не могло остановить ничто, кроме разве что прямого приказа. Да и то… Прыжки с крыши на крышу, проникновение в квартиру через балкон на седьмом этаже и прочие подвиги создали ему репутацию, которой он, как трезво оценивал сам Стас, ни в коей мере не заслуживал. Лучше всего, пожалуй, его характеризовал один случай. Тогда в крупных городах России как раз набирали силу подростковые банды. Драка «район на район» была в то время обычным делом. Он заступил дежурным по отделению, а вечером ему по «прямой связи» дежурный по городу сообщил, что навстречу друг другу движутся две большие группы подростков, и предполагаемая встреча должна произойти именно на их территории. ОМОН поднимать поздно – успеют разве что уже к разгару побоища. К тому же дети… Черт его знает, действительно ли «городовой» считал, что спецназ поднимать нецелесообразно, или просто «отмазывался», потому что проспал это дело! Стас в это вникать не стал – какая теперь разница? Чем дежурный по отделению может отреагировать на массовую драку? Да ничем. Это прекрасно понимали оба, просто один «сливал» ответственность на другого. И у этого «другого» выхода было два. И оба тупиковые: ни хрена не делать, сославшись на то, что в его подчинении на момент поступления информации были только помдеж и водила, либо выехать туда одному и стать жертвой группового нападения. Даже если повезет остаться в живых и сохранить табельное оружие (если, конечно, можно поверить, что любопытные малолетки не станут забирать оружие у лежащего трупом мента), долгое отписывание в прокуратуре по разным глупым вопросам.

Однако Стас поступил до безумия просто. Взяв из ружпарка автомат, он оставил на своем месте помдежа и выехал на ту самую «точку рандеву». Ему повезло – он точно рассчитал, что «сходняк» разразится аккурат во дворе школы. Въехав туда, он спокойно вышел из машины и, поглядев на то, как с двух разных концов через заборы уже начали спрыгивать «передовые», так же спокойно подал команду «разойдись!» и дал очередь вверх. Подростки брызнули врассыпную, и инцидент, таким образом, был исчерпан.

Трудно сказать, чего тут было больше – везения или расчета. Сам Стас придерживался второй версии. Руководство и сослуживцы, как и следовало ожидать – первой.

– Как ты мог додуматься – на детей с автоматом? Ты с ума сошел, что ли? – в ужасе вопрошал его потом начальник отделения.

– Евгений Савельевич, – невозмутимо отвечал Стас. – Все было рассчитано: пока драка не началась, они еще соображали. Они же не дураки – на автомат кидаться. Наоборот – на них мент с автоматом вышел! Это же приключение – они гордиться этим будут, друзьям пересказывать. И цена этому делу – три акаэмовских патрона. И потерпевший один-единственный.

– Кто?! – в ужасе вскричал «Бивень» (как звали за глаза шефа).

– Помдеж, – ухмыльнулся Сизов, – ему автомат чистить пришлось. А если бы я их не остановил, их бы куда больше было.

Победителей, как правило, не судят, и все обошлось устным «скрипом» начальства и от коллег – порицаниями в матерной форме. Здесь, конечно, ситуация посложнее. Стас прекрасно понимал, что революция – это не толпа пьяных матросов, под настроение взявших Зимний. Любая революция – это, во-первых, большие деньги. Он знал, что большевиков, меньшевиков, эсеров и прочих весьма интенсивно финансировали со стороны. Причем не только иностранные разведки, которым стабильная Россия нужна была, как чирей на заднице. Столь ненавистные пролетариатом буржуи, которых рабочие и крестьяне потом вожделенно стреляли и развешивали по фонарям, тоже в этом поучаствовали – будь здоров! Понять их, конечно, можно. Устроить буржуазную республику вместо набившего оскомину самодержавия – вот на эту морковку и повелись промышленники. Недооценили они большевиков, чего уж там. И Стас тоже прекрасно понимал, что проигрывает тем по всем позициям, кроме одной-единственной – он знал прикуп.

И потому, глянув в ошарашенные глаза великого сыщика, он широко улыбнулся.

– Я хочу сказать, что у нас с вами есть шанс спасти Россию.

И, взяв бутылку, вопреки всякому этикету, набуровил себе коньяку прямо в чайный стакан и махнул его одним глотком.

…Поутру статский советник Кошко отправился с визитом к начальнику Киевского жандармского отделения Кулябко.

– Ох, знали бы вы, Станислав, как не хочется мне визит этот наносить, – вздохнул он.

– Догадываюсь, – кивнул Стас. – С «соседями» общаться – то еще удовольствие.

– Соседями? – не понял сыщик. – А! В смысле – соседний департамент? Забавно подмечено, надо будет коллегам рассказать, повеселятся изрядно. Ну а вы пока по городу погуляйте, что ли…

«А в самом деле! – подумал опер. – Рассиживаться-то некогда. Хоть к театру подходы поглядеть».

Говоря откровенно, не слишком-то он верил, что Аркадий Францевич с жандармом смогут прийти к единому мнению. Реакция последнего вполне предсказуема – за информацию спасибо и до свидания! Мы профессионалы, мы сами, без сопливых, разберемся.

Это правильно, конечно, что каждый занимается своим делом, иначе это не работа была бы, а сущий дом терпимости – не поймешь, кто, кого и за что. Однако верно и то, что «специалист подобен флюсу – он односторонен». Прав был Козьма Прутков. И про то, что ковчег строил любитель, а «Титаник» – профессионалы, тоже сказано не в бровь, а в глаз.

«В общем, резюме такое, – хмыкнул про себя Стас, шагая по утренним улицам Киева. – На жандарма надейся, а сам не плошай».

…Раскатистым басом бухнул колокол, и его голос долго висел в воздухе над золочеными куполами, которые поднимались над городом, словно шлемы древних воинов. Не утяжеленный выхлопами свежий воздух бодрил, дышалось легко, и опер с любопытством разглядывал вывески на мелких лавочках и магазинах. Поспешал служивый люд, извечно боявшийся опоздать. Звонко цокая копытами, прогарцевал молоденький корнет, судя по его серьезному виду, с поручением. Подпрыгивая на брусчатке колесами, проскрипел тяжело нагруженный обоз, а его, сигналя, обогнало блестящее авто, за рулем которого гордо восседал затянутый в кожу водитель.

– Вот же зараза, – хмыкнул вполголоса Стас. – Наверняка круче Шумахера себя мнит!

Взглянув на встреченную по дороге парочку, Стас сразу решил, что она направляется в театр. И не просто туда направляется, она – плоть от плоти этого театра. Было в ней что-то такое… богемное, что ли. Обе дамы были высокими и стройными. Но, судя по их одежде, пошитой хоть и с претензиями, но явно у местечковой портнихи, до высшего сословия им было далеко. У одной были большие светлые глаза. Настолько большие, что он сразу, по привычке, окрестил ее Стрекозой. Вторая имела острые черты лица, и Стас про себя назвал ее Птичкой.

Он был уверен, что их принадлежность к миру искусства определил верно. Возможно, из-за взглядов, которым обе стрельнули в рослого симпатичного опера. А может, из-за каких-то невесомых флюидов, которые он, как опытный мент, уловил «верхним чутьем». Стас за годы службы в «ментуре» привык этому чувству доверять. Не единожды оно спасало его от неприятностей, а пару раз точно от верной смерти. Поэтому, даже не успев как следует обдумать это неожиданное наитие, он сделал шаг по направлению к девицам. Медлить не следовало, ибо театр был уже в пределах видимости.

– Простите мне, бога ради, мою неучтивость! Позвольте представиться – коллежский секретарь Сизов Станислав. Вы не подскажете мне, как пройти в оперу?

Они словно ждали этого. Стрекоза радостно заулыбалась, словно встретила давнего друга. Птичка, наоборот, скромно потупилась, однако при этом так «даванула косяка», что любой, что-то понимающий в женщинах, понял бы, что если ее подругу можно снять за пять секунд, считая вдох и выдох, то эта сама кого хочешь снимет.

– Вика, – наклонила голову большеглазая.

– Ника, – в тон ей представилась подруга.

– Если вы нас проводите немного, вы придете прямо к опере, – кокетливо поглядела на него большеглазая.

– С превеликим удовольствием, – галантно поклонился Стас, пристраиваясь рядом. – В вас за версту видно служительниц муз. О музы! Мельпомена, Полигимния и Талия! «И талия!» – воскликнул, пораженный в самое сердце, Марк Антоний, и Рим мгновенно был переименован.

Девушки весело рассмеялась. Новоявленный кавалер явно пришелся им по вкусу. И одет более чем прилично. Им, бедным служительницам искусства, было так тяжело пробиться в этом мире! В мечтаниях они грезили – нет, совсем не о принце, скорее о состоятельном господине – желательно молодом и щедром, взявшем под свою опеку юное дарование. И предел девичьих грез – удачное замужество! Вот и сейчас, кто его знает, может, это госпожа Фортуна вдруг расщедрилась, подбросив им такой шанс?

– Да, чувствуется, что музы и вас почтили своим присутствием.

– Да что вы! – картинно схватившись за лоб, продолжал «бутафорить» Стас. – Я туп, косноязычен и неуклюж… и лишь при виде вас в моей душе проснулся поэт, готовый пятистопным ямбом восторгаться каждым сантиметром ваших туфелек.

– У, какой вы комплиментщик, – не то осуждая, не то восторгаясь протянула, кокетливо поведя плечиком, Птичка.

– Сегодня вечером дают «Сказку о царе Салтане», – с гордостью сообщила Стрекоза. – На представлении будет сам государь-император.

– Сам государь? – сделал «большие глаза» опер. – Получается, вы будете там допоздна… Жаль… Значит, принести вам цветы и шампанское не удастся….

– Ну… – Стрекоза метнула быстрый взгляд на подругу, – вообще-то….

– Нет ничего невозможного. Есть там один тайный ход, и мы вам его покажем. Только дяде Васе, столяру, нужно заплатить двугривенный.

– Да я ему целковый заплачу! – пылко воскликнул Стас, одарив обеих таким взглядом, что Стрекоза зарделась, как майский цвет, а Птичка подарила многообещающий взгляд.

Подойдя к театру, девицы направились в обход здания, поманив за собой Стаса, и остановились перед какой-то неказистой дверью, которая оказалась не заперта. В полутемном коридоре горела мутная лампочка, пахло деревом и клеем. Из двух дверей одна была заперта на висячий замок, а из второй лился свет, и чей-то напрочь лишенный музыкальности голос распевал арию Ленского:

– Я-а-а лю-у-у-блю-у вас… Я-а-а лю-у-у-блю-у вас, Ольга…

– Дядя Вася! – позвала Стрекоза-Вика.

– Ась? – из дверей выглянула седоватая борода, поверх которой блестели два грачиных глаза.

– Дядя Вася, здравствуйте, – пропела Птичка-Ника. – Как здоровье ваше?

– А, это вы, стрекозки, – разулыбался «певец». – Старика пришли…

Договорить он не успел. Входная дверь распахнулась, и вошел рослый полицейский. Стас поглядел на погоны – зеленые, и лычка как у старшины, только серая. «Вроде бы околоточный надзиратель…» – припомнил он то, что успел прочесть в кабинете Кошко.

– Здравствуйте, кто заведует данным помещением?

– Я, господин околоточный, – вытянулся во фрунт дядя Вася. – Столяр Василий Куценко, мещанин.

– А вы, молодые люди? – околоточный повернулся к Стасу.

– Барышни мне рекомендовали дядю Васю как искусного столяра, – не моргнув глазом ответил Стас. – Хочу этажерку под книги заказать.

– Ясно, – кивнул тот. – Однако прошу здесь долго не задерживаться. Проводится важное мероприятие.

– Да мы уже почти договорились, – улыбнулся опер. – Сейчас уйдем.

– Скажите, милейший, – потеряв к ним интерес, околоточный снова повернулся к столяру, – отсюда можно пройти внутрь оперы?

– Никак нет, – «поедая глазами» начальство, отчеканил дядя Вася. – Так что помещение замкнутое.

– А эта куда ведет? – заглянув в столярку, показал надзиратель, показывая на запертую дверь.

– Не извольте беспокоиться! – засуетился столяр. – Это кладовка наша.

– Откройте.

Убедившись, что кладовка не имеет выхода, он снова повернулся к Стасу.

– Извинения прошу, служба. Позвольте взглянуть на ваши документы.

Внимательно посмотрев паспорт, он поднял на опера внимательный взгляд.

– Где остановиться изволили?

– В «Эрмитаже».

– С какой целью в город пожаловали?

– Коммерческие дела.

– Всего хорошего!

Вернув паспорт, околоточный коротко козырнул и вышел.

– Беспокоится начальство, – ехидно хихикнул дядя Вася. – Так что-с, молодой человек, этажерку заказывать будем?

– Ну дя-а-а-дя Вася, – капризно протянула Ника. – Этот молодой человек – наш друг. Проведи его сегодня вечером к нам, пожалуйста.

– Не-не-не, сегодня и не просите, – замотал головой столяр. – Видите, что сегодня творится, прямо Содом с Гоморрой!

Стрекоза-Вика за спиной подруги обозначила хорошо знакомый оперу жест, потерев большой палец об указательный. Стас понятливо кивнул и, расстегнув пальто, достал из кармана портмоне.

Хорошо, что он, завтракая в ресторане, разменял одну из четвертных банкнот. Ради такого дела как будто и не жалко, но столяр, получив такую сумму, точно заподозрил бы неладное.

Порывшись в отделении для монет, он извлек на свет божий серебряный рубль и протянул его столяру.

– Выпейте, уважаемый, за здоровье нашего государя императора.

– Ну, разве что за императора, – пробурчал и, помявшись чуток, уцапал-таки монету. – Вы, ваша милость, подходите эдак за полчаса до начала, я вас проведу.

Глава 4 По следу провокатора

…Помахав девицам рукой на прощание, Стас проследил, как они вошли в здание оперы, присел на скамеечку и полез в карман за папиросами. «Уинстона», к которому он привык, здесь, конечно, не было. Но «Тройка», которую он купил в ресторане, оказалась штукой вполне приличной.

– Итак, все как обычно, – усмехнулся он, глядя на стайку горластых воробьев, затеявших разборки над оброненной горбушкой хлеба. – Имея нужное знакомство, проникнуть на объект труда не составит.

Он раскрыл коробку, отмечая краем глаза, что какая-то фигура, покружив по площадке перед входом, направляется к нему.

– Простите, не разодолжите папиросой?

Стас поднес горящую спичку к папиросе, выдохнул дым и полез в карман.

– Сделайте одолжение!

Опер отметил с внутренней усмешкой, что, оказавшись здесь, стал выражаться как-то старомодно: атмосфера так действует, что ли… Протягивая раскрытую коробку, он взглянул на просителя. Видел он уже это лицо, точно! Лично не встречал, но… такое чувство, словно только вчера разглядывал его в свежей ориентировке. В документах, которые он перелопатил у Кошко? Не факт, но возможно… Размышляя, он не забывал краем глаза отслеживать перемещения «объекта». А тот, собственно, никаких особых телодвижений не совершал. Отошел и присел на другую скамейку.

В это время к нему подошел какой-то хорошо одетый господин. Трудно сказать, почему, но Стасу показалось, что более всего тот похож на чиновника. Спроси почему, он бы не ответил. «Интуиция, Ватсон…».

Безмятежно выпуская дым вверх, Стас искоса наблюдал за «объектом» и его визави. Они продолжали сидеть, о чем-то тихо переговариваясь, а опер, любуясь вычурным зданием оперы, размышлял, удастся ли Аркадию Францевичу добиться толку от главы местных жандармов. При этом он, не забывая о шушукающейся парочке, мысленно, чисто по привычке, составлял словесный портрет «усатого»: высокий, лицо европейского типа, волос русый с сильной рыжиной, носит усы, держится прямо, как военный…

Стоп! Вот оно! Так держатся люди, постоянно носящие форму. Полицейский? Жандарм? Военный? Нет, полицейского, пожалуй, следует отбросить: они умеют цивильное носить – работа обязывает.

В это время «военный» поднялся и, небрежно кивнув, пошел прочь.

– Александр Иванович! – окликнул его «объект».

От Стаса не ускользнуло, как Александр Иванович непроизвольно стрельнул глазами по сторонам.

«Ага, узнанным ты быть не хочешь! – хохотнул про себя Стас. – Спасибо, господин „стрелок”! Вот потрафил так потрафил!»

Собеседник двумя быстрыми шагами вернулся к «объекту». Видно было, что он что-то ему выговаривает. Тот, слушая его, смотрел почтительно, но его губы непроизвольно кривились, выдавая презрение к собеседнику.

«Куратор от жандармерии?» – продолжал «прокачивать» Александра Ивановича опер.

Упомянутый собеседник меж тем, попрощавшись, направился прочь. Заметив, как профессионально он оглянулся, Стас отказался от мысли последовать за ним и еще больше стал склоняться к мысли, что имеет дело с жандармом.

…Аркадий Францевич Кошко меж тем возвращался от начальника Киевского жандармского отделения. Несмотря на внешнее спокойствие, внутри у него все бурлило, как в Везувии. Нет, Кулябко, конечно, был вежлив и предупредителен. Еще бы! Начальник отделения города не может «через губу» разговаривать с главой департамента государства. Но! Службы разные, это во-первых. Во-вторых, жандармерия, как ни крути, стоит повыше полиции…

– Проходите, пожалуйста, господин статский советник. Чем могу быть полезен? – Кулябко был вежлив, но не более того.

– Господин полковник, мне поступила важная информация, которую я считаю необходимым довести до вашего сведения.

– Слушаю вас.

Кошко вздохнул.

– У меня есть все основания считать, что ваш агент Богров Дмитрий ведет с вами двойную игру.

– Это какая-то ошибка, – сделал морду чайником жандарм. – И вообще, я не вправе обсуждать агентурные вопросы с кем бы то ни было. Это строжайше запрещено циркулярами, и вам об этом превосходно известно.

– Если мне известно о самом факте агентурного контакта, то смешно ссылаться на секретные циркуляры, – не удержался от легкой колкости Аркадий Францевич. – Богров сообщил вам о женщине, которая готовит террористический акт. Смею вас заверить, что это только легенда. Никакой женщины не существует. Богров лично собирается стрелять в премьер-министра Столыпина.

К чести (или наоборот) Кулябко, на его лице не дрогнула ни одна жилка. Разве что лицо стало донельзя официальным.

– Мне ничего не известно ни о каком Богрове, – отчеканил полковник. – Мне ничего не известно ни о каком покушении. Я не могу обсуждать вопросы секретной работы с посторонними. Даже с вами, уважаемый господин Кошко. Впрочем, вы можете подать рапорт по своей линии.

– Хорошо, – кивнул Аркадий Францевич. – У меня к вам только одна просьба. Распорядитесь выписать пропуска в Киевскую оперу. Для меня и моего помощника.

– Только один, для вас лично, – сухо ответил жандарм. – Простите великодушно, но места в двенадцатом ряду строго лимитированы, а ответственность, случись, не дай бог, что, с меня никто не снимет.

Он достал из стола пропуск и, вписав в него имя посетителя, витиевато расписался.

– Прошу вас.

– Честь имею, – поднялся Кошко.

– Честь имею, – встал хозяин кабинета.

Проходя через приемную, сыщик столкнулся с высоким рыжеватым господином, входящим в отделение с улицы. Мельком он отметил, что где-то видел этого господина, но был не в том настроении, чтобы вспомнить точно.

Когда Аркадий Францевич, все еще пылая праведным гневом, поднялся в номер, Стас был уже там.

– О результате не спрашиваю. – Опер отхлебнул чаю из стакана, который держал в руке, расхаживая по номеру. – Простите, но по лицу видно.

– Да уж, общение с «соседями»… – употребил новое словечко Кошко. – Это то еще удовольствие, смею заметить.

– Бог с ними, – махнул рукой Стас. – Это было, есть и будет. Нам главное информацию реализовать.

– Мне дали только один пропуск, причем именной, – с досадой сказал статский советник, снимая пальто и шляпу.

– Это, конечно, горе, – философски заметил опер. – Но не беда. Я нашел способ попасть внутрь без всякого пропуска. Я опер или где?

– В смысле – «или где»? – озадачился Аркадий Францевич.

– Это шутка такая, не обращайте внимания. У меня сейчас два срочных вопроса: что за тип встречался с Богровым и где мне пристрелять ствол? Второй даже срочнее первого.

– И думать забудьте, – замахал руками сыщик. – в высочайшем присутствии оружие может иметь только личная охрана.

– Ага. И террористы, – съязвил Стас. – У них, видать, особое положение. И потом, вы забыли, что я через черный вход приду. Меня на входе обыскивать не будут.

– Ну, – задумался Кошко, – особу моего статуса, положим, обыскивать не положено…

– Вот именно, – хмыкнул опер. – А то больно уж мы законопослушные. На радость всякой сволочи.

Аркадий Францевич крякнул, но возражать не стал.

– Тир тут недалеко есть, в полицейском отделении. Пистолет должен быть как родной, тут вы совершенно правы. Отрадно видеть, что наши потомки не растеряли того наследия, которое мы собираем по крупицам.

– Конечно, – отозвался Стас, не желая огорчать хорошего человека.

Растеряли – это еще слабо сказано. Просрали – вернее будет. Причем все что можно. И даже то, что нельзя. Остались крупицы – вот это верно. Впрочем, статскому советнику об этом знать не обязательно, у него тут своих забот – выше крыши. «Довлеет дневи злоба его», – верно говорили древние.

…В отделении полиции, как и следовало ожидать, проблем не возникло. Начальник отделения, проникшись при виде высокого гостя, выделил им в помощники здоровенного хмурого унтера.

– Унтер-офицер Калашников, – представил он его. – В стрельбе, уверяю вас, чистый виртуоз. Располагайте им, как мной.

– Позвольте осведомиться, ваше высокородие… – повернулся унтер к Аркадию Францевичу.

– Соблаговолите, – кивнул тот.

– Дежурная пристрелка или под конкретное задание?

– Под конкретное.

– Извольте условия назвать, – деловито сказал унтер. – Все в лучшем виде сделаем.

Они спустились в тир. Здоровяк открыл ключом тяжелую дверь и пропустил высоких гостей вперед. Стас огляделся. Хороший, добротный служебный тир. Без электронных наворотов, конечно, откуда же им тут взяться, в начале XX века?

– Так, какие условия? – поинтересовался унтер, включая подсветку.

– Объект движущийся, внезапно появляющийся, мишень грудная, дистанция десять-пятнадцать метров, в условиях временного дефицита, – отчеканил без запинки опер. – В смысле времени будет мало. Секунда-две, не больше.

– Соображаете, ваше благородие, – с уважением отозвался Калашников, перебирая мишени.

Он выбрал из стопки несколько нужных и пошел вперед. По щелчку невидимого тумблера на расстоянии примерно пятнадцати метров повернулись семь ростовых мишеней, стоящие одна возле другой, на расстоянии метра друг от друга.

– Ваше высокородие! – шепнул Стас. – Такой тир, по-моему, заслуживает как минимум благодарности. У нас такие же.

– Стреляйте, ваше благородие, – кивнул, возвращаясь на рубеж, Калашников.

Кошко с явным интересом наблюдал за тем, как его молодой коллега, сделав шаг вперед, расстегнул пиджак и пристально поглядел на мишени, словно прикидывал расстояние до цели.

– Господин унтер-офицер, – не поворачиваясь, попросил Стас. – Скомандуйте мне, пожалуйста.

– Слушаюсь, вашбродь, – отозвался унтер. – Приготовиться… пли!

Стас, откинув полу пиджака, выхватил парабеллум. Одна за другой засверкали вспышки, загрохотали выстрелы, зазвенели вылетающие гильзы.

– Проверить мишени, – скомандовал Калашников.

Когда они втроем подошли к мишеням, унтер крякнул.

– Изрядно, Станислав, – кивнул статский советник.

Стас внимательно осмотрел пробоины – попали все пули, но в центре были только две, прочие пять были в разных концах мишеней, ближе к краю.

– Нет, еще разок, пожалуй, надо. Никто мне второй попытки не даст. У меня один выстрел. Найдутся еще патроны? – повернулся он к унтеру.

– Не извольте беспокоиться, вашбродь, – уважительно отозвался тот. – Берите, сколько потребуется. Видать, важное у вас задание.

– Ваша правда, – кивнул Стас, возвращаясь на рубеж.

Он вынул пустой магазин и передал его унтеру. Вторая серия была более удачной. После пятого отстрела он наконец приобрел необходимую уверенность. Пока Стас чистил оружие, Кошко о чем-то тихо разговаривал с начальником отделения. По довольному виду последнего легко можно было определить предмет беседы. Без сомнения, рекомендация опера упала на благодатную почву.

…Без всяких помех Стас прошел в столярку. Хозяин помещения коротал время, шаркая рубанком досточку и отчаянно коверкая мелодию, ублажал свой слух очередной арией. Увидев его, дядя Вася, находящийся уже в изрядном подпитии, поднял открытую ладонь к плечу, как бы говоря: «Все как надо!» Тяжело поднявшись, он вышел в коридорчик и неверными руками отомкнул замок на второй двери. На недоуменный взгляд опера столяр плутовски подмигнул и, шагнув внутрь, одним движением, привычно отодвинул стоящий у стены шкаф.

– Вот ведь оно, как получается, – дохнул свежим перегаром. – Дело-то молодое, опять же, лишнего глазу не терпит.

За сдвинутой мебелью обнаружился аккуратный проем в стене.

– Подсобное помещение, – пояснил он. – Выходит к «мужской комнате». Дальше, ваша милость, сами не теряйтесь, а дядя Вася свое дело сделал.

Выйдя в коридор, Стас убедился, что «внедрение» прошло удачно. Зайдя в курительную комнату, он спокойно выкурил папиросу и направился к буфету. Несмотря на то что первое отделение уже началось, в буфете он оказался не единственным. Советская дисциплина еще не пустила здесь корни – буфет работал без перерыва. Ты купил билет, а уж в буфете ты сидишь или в партере – это твоя трагедия. Да и актеры, у которых выход нескоро, перекусить заглядывали или рюмашку пропустить для бодрости. Правда, из пятерых, как он определил, трое были его коллегами – видимо, их задачей было «перекрывать» входы в зрительный зал. Но, к счастью, его появление никакой реакции не вызвало – мало ли, захотел человек коньячку выпить.

«Мы артисты, наше место в буфете», – насмешливо подумал Стас и заказал кофе по-варшавски с эклером.