Чокнутая будущая E-Book

Тата Алатова

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Любовный роман с хэппи-эндом
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 365

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Знать свое будущее наперед — это хорошо или плохо? Мирослава Видящая, потомственная гадалка, всегда считала: предупрежден — значит вооружен. Но что делать, если твое «завтра и навсегда» тебе категорически не нравится? Мужчина твоей судьбы совершенно не тот, ведет себя совершенно не так и вообще скользкий тип? Он смотрит на тебя как на пустое место, а ты точно знаешь, что однажды… Однажды вы вывернете друг друга наизнанку. Или можно увильнуть от своей участи?

Leseprobe

Тата Алатова Чокнутая будущая

© Т. Алатова, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Мы встречаем свою судьбу на пути, который избираем, чтобы уйти от нее.

Ж. Лафонтен

Глава 1

О чем должна думать приличная девушка во время своего бракосочетания? Я думала… о будущем разводе.

Бабушка говорила, что первый муж нужен для опыта, а второй – для души.

Признаться честно, опытный образец мне попался не самой первой свежести. Вы только полюбуйтесь: спустя каких-то полчаса в загсе воротничок рубашки уже смялся, лицо покраснело, лысина задиристо блестела под ярким светом хрустальных люстр.

И все же Алеша был еще красив – немного поистрепался с годами, растеряв шевелюру и четкость линий, но сохранил добродушный нрав, синеву лукавых глаз и игривый настрой. Он был веселым и щедрым, любил вкусно поесть и долго поспать, а бабушка говорила, что люди с хорошим аппетитом редко держат камень за пазухой.

Я была его четвертой женой, он – моим первым мужем. Алеша уже перешагнул за полтинник, я недоверчиво и недовольно приглядывалась к маячившему впереди тридцатилетнему рубежу. Он любил шумные вечеринки и большие семейные сборища, я предпочитала тишину и одиночество.

Наш будущий брак был обречен.

Ну и что? Не будешь же спорить с судьбой из-за таких мелочей: подумаешь, муж немного старый и чуточку лысый. Подумаешь, очень легкомысленный.

У каждого, как известно, свои недостатки.

Карты высказались ясно: эта свадьба перевернет мою жизнь. Три великих аркана подряд: Колесо фортуны, Дьявол и Страшный суд.

Необратимые перемены, которые принесут с собой порочную страсть на грани с зависимостью, воздаяние, освобождение; перемены, после которых я стану совсем другим человеком. Лучше, сильнее, мудрее. Вероятно. Или хуже, хитрее, злее. Кто знает.

По мне, так авантюра весьма сомнительная, но бабушка сказала бы: под лежачий камень вода не течет. А я не любила огорчать бабушку.

И под монотонно-торжественный голос сотрудницы загса я все повторяла про себя как заклинание: Колесо фортуны, Дьявол, Страшный суд.

Гремучий коктейль, обещающий встряхнуть мою жизнь до основания.

– Согласны ли вы, Мирослава Мироновна, взять в законные мужья Алексея Петровича?

– Согласна.

Все истории о любви заканчиваются свадьбой.

Моя же ею только началась.

Смешно, но поглазеть на то, как мы обмениваемся кольцами, пришли предыдущие жены Алеши.

Он дружил с ними, представляете?

К бывшим женам прилагались их текущие бойфренды, а также дети, братья и сестры – семья у моего мужа была многочисленная. Я немедленно утонула в ней – в надушенных объятиях, кольцах, которые цеплялись за волосы, щебетании, поздравлениях, цветах и улыбках.

Со стороны невесты присутствовала, собственно, только невеста, но зато какая! Уж я постаралась придать себе как можно более заметный вид: вычурное белое платье облегало меня как перчатка, отчего приходилось семенить на огромных каблуках. Футуристически объемный волан на одном плече угрожающе топорщился. Короткая пышная вуаль цеплялась набекрень, и в ней было столько стекляруса, что голова невольно клонилась набок.

Мордовские корни наградили меня смуглой кожей и черными волосами. О, я была эпатажной и эффектной невестой, вертлявой куклой, которую передавали из рук в руки для очередного «совет да любовь». И это еще крики «горько» не начались!

Вам случалось когда-нибудь перестать понимать, кто вы, где и зачем?

Потеряться во времени и пространстве, утратить всякое представление о реальности, о себе и о людях вокруг?

И внезапно в этом потоке уютного бессознательного натолкнуться на неожиданное препятствие.

Из-за человека, который оказался передо мной, у меня случился стихийный приступ косоглазия. Он был двойственным, и от этого взгляд сам собой расфокусировался.

Бабушка говорила, что начинка и тесто редко совпадают. Люди говорят так, а думают сяк. Двуличные, словом, твари, за то и любить их надобно с опаской да потихонечку, не со всей малахольности.

Лучше я вам опишу этого скользкого типа. Представьте внешность рассеянного интеллигента с богемной небрежной небритостью. Облачите его в классический, чуть мешковатый костюм, мягким движением кисти добавьте добродушное выражение лица. А потом приплюсуйте этому слегка потертому плюшу острые лезвия, спрятанные за мягкими ворсинками.

Тут к гадалке не ходи (ха, чего ходить-то, если я и онлайн-приемы веду): мерзавец явно задумал что-то недоброе, иначе с чего бы ему устраивать этакую клоунаду.

Я моргнула, сверх всякой меры раздраженная чужим коварством. И не лень ведь людям притворяться – по мне, так весьма утомительное занятие.

Может, он шпион? Или мошенник? Или супермен?

Улыбка, намертво приколоченная к моему лицу, поползла вниз. Дежурное «спасибо» застряло на губах. Голова закружилась.

Бабушка учила слушать себя, не отмахиваться от странных ощущений. И сейчас руки буквально онемели от желания достать колоду и со всей тщательностью изучить этого двойственного типа.

– Кто вы? – будто со стороны услышала я свой тревожный и требовательный голос.

Он настолько не подходил к свадебной суматохе, что вокруг немедленно стало тихо, на нас оглядывались.

– Я? – Двойственный тип улыбнулся с приветливостью настолько фальшивой, что меня передернуло. – Как это называется? Пожалуй, я ваш деверь.

– Кто? – Я моргнула длинными накладными ресницами, пытаясь осмыслить степень нашего родства.

– Младший братишка мой, Тоха, – в Алешином голосе послышалось страдание, будто у него зуб прихватило.

Младший.

Тоха.

Ага.

Я понимающе кивнула, мигом припомнив огромную пропасть моральных противоречий, которая лежала между братьями.

Алеша был артистом, служил в драматическом театре, где долгие годы продвигался в амплуа героя-любовника.

Нежная душа, одним словом, трепетный разум, романтический темперамент.

А Антон…

А Антон, простите, был у нас гробовщиком.

Владельцем ритуального агентства на самом деле, но Алеша всегда презрительно говорил «гробовщик» и при этом морщился, оттопыривал нижнюю губу, закатывал глаза и всячески терзался унизительностью такого родства.

Особый драматизм этим отношениям придавал тот неловкий факт, что Антон был очень хорошо обеспечен, а Алеша… ну, не очень. И приходилось старшему брату время от времени припадать к кубышке младшего, наполненной ужасными гробовыми деньгами.

Прижавшись щекой к рубашке свежезарегистрированного мужа, я вдыхала густой запах его туалетной воды и из-под ресниц следила за его младшим братом – он продолжал меня беспокоить.

Как песок в туфлях, как слишком тесная юбка, как ресничка в глазу…

Это значило, что мне срочно нужно было кое с кем посоветоваться.

Если невеста на собственной свадьбе запирается в туалете, фантазии на этот счет могут быть самыми разными. Мне, например, сразу представляется бедолага в пышной фате, пытающаяся впихнуть себя в окно, чтобы потом сбежать с сексуальным мотоциклистом.

Поэтому я принялась отступать к выходу, туда, где на парковке ждала нас вереница украшенных лентами автомобилей.

Как может невеста незаметно исчезнуть в разгар поздравлений, спросите вы?

Когда на сцену выходила Римма Викторовна, незаметно мог исчезнуть даже грузовик. Армия слонов могла наступать с трубным ревом, а восторженная публика продолжала бы восхищенно взирать лишь на Римму Викторовну, и только на нее.

Она, разумеется, опоздала и теперь приближалась к нам со скромным величием богини, спустившейся с небес.

Первая жена моего мужа родилась примой. Она блистала на сцене уже тридцать лет, она блистала и в жизни. Окажись Римма Викторовна на дне океана, блистала бы и там. Она казалась сотканной из цветов и аплодисментов, и сердца всех вокруг начинали биться в такт цокоту ее каблуков.

– Ненавижу, – прошелестел почти беззвучный шепот.

Оглянувшись, я увидела двух последующих Алешиных жен с совершенно одинаковыми напряженными взглядами. Ну вы знаете этот взгляд, таким смотрят мыши на сытых кошек. В нем читалась надежда, что в этот раз хищник пройдет мимо.

Кто из них шелестел ненавистью, я не разобрала, но подозревала, что могли обе. В унисон, так сказать.

– Алешенька, – торжественно-громогласно воскликнула Римма Викторовна, и я принялась отступать назад.

Муж мой слабо трепыхнулся, вытянулся в струнку и замер, не моргая.

За богиней следовали два красивых пажа, которые едва не сгибались под тяжестью корзины цветов.

Я сделала еще шаг к служебному выходу, немного запуталась в пыльной портьере, скользкий сверкающий мрамор под ногами сменился потертым ковролином, а простор зала – узким коридором.

– Милая моя! – Уборщица в синем халате посторонилась, пропуская меня вниз, ее метелка вскинулась, отдавая честь. – Вот кабы я сорок лет назад деру от своего Васьки дала, глядишь, и состоялась бы как личность!

Хохотнув, я отсалютовала ей в ответ и выскочила в духоту июньского дня. Толчея и многолюдность остались у центрального входа, а у черного пели птички и буйствовала сирень. Утопая шпильками в траве, я добралась до кособокой скамейки в густой тени и с трудом согнула себя в сидячее положение под хруст стекляруса.

У меня не было при себе ключей, мобильника, денег, карт или помады – все это просто не поместилось бы в крохотном клатче.

Зато у меня была миниатюрная колода Таро – та самая, которую мы всегда брали с собой в путешествия. На море мы ездили поездом, и бабушка всенепременно покупала два нижних места, и дребезжали стаканы в подстаканниках, и неторопливо плыли березы за окном, и пахло горячим железом, пылью и пирожками, и по вагону бегали какие-то дети, а мы читали Жюля Верна и мечтали о приключениях.

Колода была совсем потрепанной, и на месте проплешин бабушка пририсовывала что-то свое. Так, у Шута вместо собаки появилась кошка, а Повешенный болтался на лиане, а не веревке. Эту колоду я любила той грустной любовью, с которой всегда прикасаешься к утраченному прошлому.

Привычно уколовшись о глухую тоску, согрела карты ладонями и вспомнила плюшевого Антона с лезвиями под шкуркой.

Ну что, мил человек, давай посмотрим, отчего ты так меня царапаешь и беспокоишь.

Король Мечей – ну, кто бы сомневался. Решительный, расчетливый и хладнокровный циник, ха. Скажите что-нибудь новое.

А дальше началась полная чертовщина.

Колесо фортуны – снова. Дьявол – снова.

Судьба и судьбоносная страсть.

Предсказания, приведшие меня к замужеству.

Я застыла, как громом пораженная. Вытянула новую карту осторожно, словно ядовитую змею.

Ну надо же!

Тайные свидания и роман, скрытый от посторонних глаз.

Измены – бац!

Ссоры, разбитое сердце, бессонница, страдания.

Мамочки, а что-нибудь хорошее этого беднягу вообще ждет впереди?

Получите-распишитесь: Верховная жрица.

И новая страшная мысль пронзила меня будто электрическим разрядом: а не я ли прохожу в жрицах?

Не может же быть такого, чтобы карты так повторяли друг друга и в моем раскладе, и в раскладе Антона.

Медленно я вытащила ответ на этот вопрос: карта Влюбленные.

Контрольный.

В голову.

– Плохие новости? – раздался мягкий голос над моей головой.

– Отвратительные, – меланхолично согласилась, разглядывая разложенные по скамейке карты.

Глава 2

Я не любила классических раскладов и строгих схем, поэтому карты по скамейке были рассыпаны несколько хаотично.

Но в этом хаосе проступала очень ясная картина, и она мне категорически не нравилась.

И беда была не в том, что, судя по всему, впереди меня ждала порочная, тайная и болезненная интрижка с младшим братом моего мужа.

Не в том, что он был гробовщиком.

Не в том, что я вышла замуж всего лишь полчаса назад.

И не в том, что все это сложно, аморально и явно грозило миллиардом проблем.

Меня вовсе не пугал внезапно открывшийся портал прямиком внутрь турецкого сериала, где страсти кипят, а в финале все эпично умирают.

В конце концов, жизнь нам дана для ошибок, страдашек и множества самых разных вещей, о которых мы начинаем жалеть сразу после того, как их совершили.

Нет, нет, все это могло бы придать рутине некоторой перчинки. Потом рыдать, заламывая руки, и втайне гордиться собой: ух, какая же я оторва! Ух, какая развратница!

Но с чем невозможно было смириться – это с тем, что злющая судьба упорно подсовывала мне представителя Мечей. И не просто кого-то там, а целого короля.

Вот что было самым отвратительным.

Не в масть, сказала бы бабушка, заядлая картежница.

Поймите меня правильно, я не делю мужчин на первый сорт и второй… Хотя ладно, немножко делю. Мои фавориты – добродушные эмоциональные Кубки, я даже вышла за одного из них замуж, видите, насколько они мне нравятся? Или полные огня жизнелюбы Жезлы. Но никак не трудолюбивые прижимистые Пентакли, и никогда, слышите, никогда-никогда не расчетливые интеллектуалы-Мечи.

Покажите мне хоть одну нормальную женщину, добровольно выбравшую бы холодного бизнесмена, чьи решения всегда подчинены разуму, а не чувствам!

«Но постойте, постойте, – заволнуются сейчас впечатлительные дамочки, – а как же мистер Дарси и множество других книжных героев, черствых снаружи и трепетных внутри?»

«Знаете что, – мой им ответ, – я вам не какой-то археолог или кладоискатель, чтобы раскапывать слои отстраненности в поисках истинного „я“ мужчины».

Мне подавай тех, кто будет вести себя приятно и мило без всякого там… сарказма.

Хуже нет людей, которые то и дело пытаются тебя уколоть, и все ради того, чтобы покрасоваться перед другими или самим собой. Или просто изобразить из себя человека, которого социальные условности не касаются. Он слишком исключительный, понимаете ли, чтобы вести себя вежливо.

– Кхм. Кхм.

Ах да.

Задумалась.

Подняв глаза, я мрачно уставилась на стоявшего передо мной Антона. Ну разумеется! Кто еще мог последовать за чужой невестой в кусты, как не будущий прелюбодей? Вот гад, вы только подумайте! Обхаживать жену родного брата – как-то совсем не по-людски. «Зенки твои бесстыжие», – вот что сказала бы такому бабуля, взяла бы метелку, да и погнала его с крыльца. Но, разумеется, оставила бы открытой заднюю калитку. Потому что женщины нашей семьи с судьбой не спорят, а с благодарностью принимают ее дары.

– Да? – недружелюбно отозвалась я, изо всех сил делая вид, что нет ничего более нормального для невесты, чем сидеть в гордом одиночестве на скамейке в кустах.

– Мирослава Мироновна, у вас все в порядке? – осторожно спросил будущий мой соблазнитель.

– А что это ты, Антошечка, мне выкаешь, – я немедленно и совершенно неожиданно для себя оскорбилась, – а что это ты ко мне по отчеству? Мы же с тобой все-таки родственники, а не всякие там… официальные лица.

– Ну, – философски отозвался он, – с Лехиными женами заранее не угадаешь. Попробовал бы я Римме Викторовне тыкнуть, страшно представить, какая участь меня настигла бы. Возможно, меня даже отлучили бы от дома, и где бы тогда богемная публика пыталась залезть в мои карманы?

– Римма Викторовна – богиня, – задумчиво проговорила я, вспоминая сияние первой жены своего мужа, – после нее была тихоня, а потом – интеллектуалка. Интересно, какой супругой стану я?

«Неверной», – немедленно шепнул внутренний голос, и я закатила глаза.

Застыла, глядя на колоду в своих руках.

Посмотреть, чем все закончится?

Или оставить место для интриги?

В голове самым навязчивым образом крутилась Анна Каренина, сигающая под поезд, и звучал монолог Катерины, луча света в темном царстве: «Отчего люди не летают! Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы?»

И так себя жалко стало, такой трагичной, изломанной героиней я себе показалась, что крупные слезы обожгли глаза, а в носу защипало.

– Мирослава? – неуверенно протянул Антон, явно испугавшись.

Возможно, не каждая Алешина жена бегала в загсовские кусты порыдать, и он теперь просто не знал, что делать.

– Ах, оставь меня, – всхлипнула я, восторженно ужасаясь своей постыдной и постылой участи. – Ах, за что мне все это!

На его лице промелькнуло устало-брезгливое выражение и исчезло, уступив место фальшивому беспокойству.

– Эти экзальтированные театралы, – пробормотал он с явным неодобрением. – Мирослава, давай вернемся к Лехе. Рано или поздно Римма Викторовна выпустит его из своих хищных когтей, и тогда он всенепременно заметит, что невеста-то дала деру.

– Да-да, конечно, – согласилась я, с неохотой отпуская настигшие меня драматические фантазии. – Одну минуту.

И принялась осторожно собирать ветхие карты.

– Это… какая-то свадебная традиция? – тут же спросил Антон.

– Мордовская, – с готовностью подтвердила я. – У нас все невесты просто обязаны всплакнуть в кустах, иначе не видать нам семейного счастья, как своих ушей.

– А, – глубокомысленно и с явным облегчением выдохнул Антон.

Надо сказать, что он вовсе не торопился смотреть на меня с вожделением или хотя бы симпатией.

Король Мечей, а вы что хотели.

Не представляю, что должно с ним случиться, чтобы он воспылал к женщине вроде меня.

Если Пентаклей привлекает богатство, то Мечей возбуждает выдающийся ум. У меня, конечно, есть школьное образование, все девять классов, но блестящим логиком, увы, я не уродилась. Скорее, талантливым интуитом.

– А ты-то что здесь делаешь? – спросила я, упаковывая колоду в крохотный клатч.

– Позвонить вышел. – Антон помахал мобильником. – Ну что, готова? – И он джентльменски подставил локоть, чтобы я за него ухватилась.

С готовностью повиснув на рукаве пиджака, я шагнула из травы, пошатнулась на своих каблучищах, сжала пальцы покрепче, вдохнула терпкий и глубоко-дорогой запах парфюма.

– А знаешь, – утопая взглядом в его неожиданно светлых глазах, продолжила я, не веря своим ушам, – есть еще одна мордовская традиция. Невесту надо выкрасть со свадьбы.

Он заморгал, изображая неуверенность, но я видела настороженное, веселое удивление, которое как бы прокралось на цыпочках на заднем фоне.

– Кажется, это что-то кавказское, – усомнился в моих словах Антон.

– Ну разумеется, – отозвалась язвительно, – а я о чем?

Он угукнул, как любой среднестатистический человек, который вроде что-то учил в школе, но не уверен. Никто на самом деле не помнил ни традиции, ни геолокацию мордвы. Скорее всего, этот народ обитает в Сибири, но, может, и на Кавказе.

– Пойдем. – Я потянула Антона в сторону роскошной черной тачки, которая должна была возглавить наш кортеж. Можно было не сомневаться, кому принадлежит самый дорогой автомобиль. – Я угощу тебя кофе.

– Ты пытаешься поссорить меня с братом? – без всякого упрека, с искренним интересом спросил Антон, не двинувшись с места.

Я остервенело захлопала ресницами, изображая из себя черт знает что.

Кажется, притворство Антона передавалось воздушно-капельным.

Его двойственность притягивала меня к себе, как притягивают ужасные вещи – низкопробный хоррор с оторванными конечностями, например, жирная вредная еда, токсичные сплетни и прочее в этом роде.

Все в этом человеке было неправильным. Порода Мечей прямолинейна, остра, разяща. Они не размениваются на лукавство, но Антон разменивался.

– Разве женщина может рассорить братьев? – спросила с придурковатой наивностью. – Кто я? Четвертая жена. Кто ты? Единственный младший брат. Ответ очевиден, не так ли?

Он покачал головой – с показной растерянностью и внутренней насмешкой, но я уже видела, как хочется ему уколоть Алешу побольнее.

Ах, родственные отношения! Между вековыми врагами не бывает столько подковерного яда, как среди близких людей.

– Прости, – Антон все-таки не был человеком импульсивных поступков, он обязан был просчитывать все наперед, иначе какие из него Мечи, – я провожу тебя к брату.

Мы уже шагали, шагали как миленькие, – я короткими шажочками, ну а Антон подстраивался. Он был примерно моего роста, вернее, роста меня и каблуков, такой типаж незаметного человечка, но как обманчив, как фальшив был мой король!

Я уже присвоила его, уловили? То есть пять минут назад передо мной стоял чужой человек, который всенепременно вот-вот начнет сбивать меня с пути истинного.

Но он не начинал, не сбивал и понятия не имел, что я буду хоть что-то значить для него однажды.

И я, преисполненная веры в непоколебимость судьбы, проявляла активность сама – и, стало быть, меняла наши жизни здесь и сейчас.

Что есть будущее, как не результат наших сегодняшних поступков?

Осознав это, вдруг увидев, что я добровольно несусь навстречу гробовщику Антону, неискреннему, ненужному мне мужчине, я так резко отшатнулась, отскочила, сорвала ладонь с его локтя, что едва не упала.

В светлых изменчивых глазах – может, серых, а может, синих – проступило недоумение.

– Да боже ж ты мой, – вскричала в сердцах, – да что же это такое!

Возможно, я выглядела сейчас сумасшедшей – подумаешь, многие такой меня и считали. Чокнутая Славка, звали меня одноклассники. Чокнутая Мира, говорили обо мне соседи.

Девушка, у которой на свадьбе не было ни одной подруги, – какой еще она могла быть?

Девушка с колодой Таро вместо мобильника – разве могла быть нормальной?

Девушка, вышедшая замуж за человека, который уже три раза развелся, – ну и где тут адекватность?

Девушка, которая почти сыграла в поддавки с нежеланной судьбой.

Но я уже осознала все свои ошибки. И больше их не повторю.

И я, как могла, поторопилась на своих ходулях – обратно в загс, обратно к мужу, к его женам, детям, другим гостям и друзьям.

В безопасность чужих рук и голосов, смеха и улыбок.

В то, что должно было быть моей новой жизнью, отныне и присно.

Но, как оказалось, «во веки веков» – очень короткий период.

Потому что ровно через три дня я стояла на пороге конторы Антона с цветами в руках.

Что я там делала? Вы не поверите.

Глава 3

Вторую жену Алеши, тихоню, звали Лизой. Она была из тех белобрысых светлокожих особ, которые без макияжа похожи на бледную моль. Рядом друг с другом мы выглядели как негатив и позитив.

Лиза была скучной: неинтересная внешность, неинтересная профессия – бухгалтер или вроде того.

Совершенно непонятно, чем она зацепила Алешу, уж он-то любил все яркое и неординарное.

И тем удивительнее, что она пришла к нам наутро после свадьбы – в восемь, представьте себе. Я хочу сказать, что в столь неурочное время можно только с криком «пожар» прибежать к соседям, а вовсе не вваливаться в дом новобрачных.

Алеша еще сладко спал, утомленный затянувшимся застольем, танцами, а более всего – шампанским, которое прошлой ночью лилось рекой.

Кто из вас сейчас подумал, что его вывела из строя бурная свадебная ночь, тот объявляется безудержным оптимистом. Возможно, о жениховской пылкой страсти могли поведать первые жены, я же – лишь о громогласном храпе.

У меня болела голова – шампанское, знаете ли, орудие массового поражения. У меня болело сердце: не каждому приходится начинать семейную жизнь в ожидании неминуемого краха. И ноги болели: каблуки – инквизиторская приблуда.

И, разумеется, я вовсе не ждала гостей в такую рань, а просто пыталась выжить, вливая в себя литры апельсинового сока.

Нет такой беды, которую бы не отогнал витамин С, любила говорить моя бабушка.

Поэтому явление Лизы – бледной Лизы, вот как я ее окрестила, бабушка любила русскую классику, а я любила бабушку – стало для меня полной неожиданностью.

– Доброе утро? – неуверенно пробормотала я, открывая ей дверь.

У Алеши была невозможно пролетарская двухкомнатная хрущевка, тесная и неудобная, а я понятия не имела, как вообще в ней жить.

Мой новый муж любил этот курятник, потому что отсюда до театра было рукой подать.

А я любила свой дом в частном секторе, почти загород, зато двадцать соток, розы и гортензии.

Разумеется, как люди современные, мы пришли к компромиссу: я обещала жить в курятнике лишь половину недели, с субботы по вторник, а Алеша, кажется, очень радовался тому, что четыре ночи в неделю будет проводить свободным мужчиной. Кто знает, может, мы бы открыли секрет счастливой семейной жизни, да только карты предсказывали совсем другое развитие событий.

Впрочем, я еще надеялась избежать предсказанного.

Будущее – это ведь не что-то, высеченное в граните, неотвратимое и безжалостное.

Мы меняем его каждую секунду каждым своим поступком или решением.

– Доброе утро, – согласилась со мной бледная Лиза и просочилась в квартиру, вручив мне ужасный масляный торт в безвкусных розочках.

– Бессонница? – тонко намекнула я, вложив в интонацию весь сарказм, на который только была способна в это время суток.

– Ну что ты, я отлично выспалась, – хмуро отозвалась Лиза.

Мне ничего не оставалось как пригласить ее на микроскопическую кухоньку, где двое уже казались толпой.

– Хороший кофе в шкафчике у окна, – подсказала моя предшественница. – Тот, что на столе, – специально для гостей.

Мой муж еще и скряга?

Вот сюрприз: прикидывался-то приличным человеком, а сам на булавках, то есть зернах, экономит!

С молчаливым неодобрением я потянулась к шкафчику у окна. Широкие рукава атласного кимоно цеплялись за многочисленные фарфоровые статуэтки и завядшие букеты. Посреди крохотной кухни стояло ведро, наполненное цветами, – на этой неделе в театре случилась премьера. Алеша играл дядю Ваню и был так хорош, что цитаты из Чехова мигом вошли в моду в немногочисленных чатах заядлых театралов. Я состояла в каждом из этих чатов, муж рьяно одобрял, когда женщины им восхищались. Средь моих обязанностей числились пылкие хвалебные комментарии и сердечки под каждым фото.

– Что он сказал про меня? – вдруг требовательно и нервно спросила бледная Лиза.

Я стояла к ней спиной, пристально наблюдая за кофе в турке.

Это настоящее проклятие: стоило не то что отвернуться, а просто моргнуть, как он немедленно извергался, как взбесившийся вулкан, и бурные и горячие темные потоки заливали плиту. Кофейное бедствие могло коснуться даже стен и полов – по части заляпывания всего вокруг у меня был превеликий талант.

Ударить в грязь (вернее, в кофейную лужу) лицом при бледной Лизе не хотелось особенно, и я не сразу сообразила, что она меня о чем-то спрашивает.

Что Алеша сказал про нее?

Всего лишь «понятия не имею, зачем я на этой женщине женился. Она мне даже никогда не нравилась». Это было необычно, ведь Алеша охотно очаровывался. Он любил любовь, эти волнение и трепет, придававшие его глазам особый блеск, о котором так восторженно писали потом поклонницы.

– Алеша высоко ценит твои выдающиеся достоинства, – ответила я убежденно.

Женщина, женившая на себе мужчину, которому даже не нравилась, безусловно, способна на многое.

– Да при чем тут этот болван! – воскликнула Лиза. – Я говорю об Антоне!

Я так удивилась, что повернулась к ней, – она казалась сердитой и смущенной одновременно.

С таким лицом не говорят о… как это? О деверях.

С таким лицом выпытывают интимные подробности о жизни бывших.

С таким лицом могла бы говорить об Антоне я – ведь это мне предстоит с ним грехопасть.

У Лизы не было ни одной очевидной причины делать такое лицо.

А неочевидные подсказывали, что мне довелось стать частью той еще семейки. Извращенцы!

И в эту минуту зашипело сбитое кофейной лавой пламя в конфорке.

Ну конечно!

Разве могло быть по-другому?

Кофе проклевывался, рос и созревал исключительно для того, чтобы однажды вырваться на свободу из узкого горлышка турки и понестись вскачь, свободным и неукротимым.

– Ах, какая неприятность! – воскликнула я в сердцах.

Бабушка пребольно била меня по губам за любое мало-мальски серьезное ругательство, и порой я выражалась странно для посторонних.

Лиза даже не пошевелилась.

По какой-то причине у нее отсутствовал безусловный инстинкт каждой женщины, который подбрасывал нас на месте в поисках тряпки каждый раз, когда где-то что-то проливалось или крошилось.

Она продолжала сидеть на месте, втиснутая в узкое пространство между холодильником и столом, и сверлила меня взглядом.

– Ну так что? – поторопила она.

– Что «что»? – переспросила я, раздраженно протирая плиту. – Почему вообще Антон должен был мне что-то сказать? Я его даже не знаю.

– Вы разговаривали вчера в кустах за загсом.

А ты, моль настырная, значит, подглядывала?

– Я бы не назвала это разговором. Так, несколько фраз ни о чем. При чем тут ты?

– Значит, ты должна поговорить с ним обо мне.

– Я?! Должна? – Это было так изумительно-нагло, что слов приличных не находилось, а с неприличными я не дружила. – С чего это?

– Как новая жена Алеши.

– Лиза, я ничего не понимаю, – призналась я, ставя на огонь новую турку с кофе.

– Разве тебе никто ничего не сказал?

– Чего ничего?

У этой дамочки была поразительная способность невнятно излагать свои мысли.

Тут на кухне появился и сам Алеша – в молочно-белой шелковой пижаме, подчеркивающей его идеальный искусственный загар, художественно взъерошенный и сверкающий белозубой улыбкой, особой его гордостью.

– Лизонька, душа моя, – нежно пропев, он целомудренно клюнул бывшую жену в щеку, меня – в плечо, а потом пристроился за столом, красиво выгнув бровь. – Ты пришла подготовить Мирославу к разговору с Антоном? Послушай, детонька, – это уже, кажется, относилось ко мне, – всегда помни, что у этого засранца болезненное самолюбие и гора комплексов. Поэтому даже не думай насмехаться над тем, что он зарабатывает на жизнь, закапывая людей. – И он улыбнулся с высокомерием человека, который посвятил себя великому искусству.

– Давайте сначала, – предложила я миролюбиво, любуясь его жизнерадостным самодовольством.

Удивительное это зрелище – люди, которые в полном восторге от себя. На них можно смотреть бесконечно, как на горы или на море. Мне все время хотелось прикасаться к Алеше, как к редкому чуду.

– Ты не рассказал ей, – обвиняющим тоном обратилась к нему Лиза. – Почему ты не рассказал ей?

– Потому что это ваши женские дела, – отмахнулся Алеша.

– Воспитание детей – женские дела? А ты не имеешь никакого отношения к тому, на какие деньги растет твоя дочь?

– Бытовуха способна погубить во мне артиста!

Кажется, намечался крупный семейный скандал.

Я остро затосковала по бабушкиному дому, в котором было так тихо, что оглушительно тикали ходики, и даже попятилась к двери в надежде раствориться в пространстве.

Тш-ш-ш – зашипел убегающий кофе.

Ну что за утро?

– Мирослава… – Алеша нетерпеливо переставил турку на соседнюю конфорку, отчего стало еще хуже, выключил газ и усадил меня к себе на колени, поскольку других табуреток на кухоньке не было. – Оставь ты это.

– Но я хочу кофе.

– Речь идет о деньгах, – пояснила Лиза.

– Для нашей дочери Арины, – добавил Алеша, и мне показалось, что он сделал некую заминку, будто вспоминал имя девочки.

У Алеши было двое детей: девятилетняя Арина, нажитая вместе с Лизой, и двадцатилетний Олег – плод любви с богической Риммой Викторовной. При чем тут его брат, я по-прежнему не понимала.

– Он платит на них алименты, – рассеянно обронил муж, как будто речь шла о сущем пустяке, безделице.

– Антон? – уточнила я недоверчиво. – С какой стати?

– Я тоже не понимаю, с какой стати Олег получает столько же, сколько и Арина. Он ведь уже взрослый! – оживилась Лиза.

– Почему твой брат платит алименты на твоих детей? – повторила я, не отвлекаясь на нее.

– Потому что у него есть на это средства, – терпеливо пояснил Алеша тоном человека, которому приходится объяснять очевидное.

– Ах вот как, – пробормотала я озадаченно. – А ты что?

– А что я?

– Ну что ты делаешь взамен для Антона?

– Я? – поразился Алеша.

Кажется, разговор зашел в тупик.

– Значит, твой брат Антон – это Скрудж, который уже встретил всех духов Рождества и стал самым щедрым человеком в мире?

– Тоже мне, щедрость – она же ничего не стоит. Тоха не сдирает с себя последнюю рубаху, а просто смахивает крохи с барского стола.

– Конечно, такой пустяк, стоит ли об этом говорить, – безропотно согласилась я.

Я никогда, слышите, никогда не спорю с людьми.

Бабушка говорила, что дурака не переспорить, а умного жаль портить. И какой смысл сотрясать воздух?

Но я могла бы, могла бы возразить Алеше сейчас – если бы во мне было чуть больше решимости и чуть меньше нежности к его мальчишескому обаянию. Ах, какой красноречивой и убедительной могла бы я быть.

Я бы рассказала, например, как растет ребенок, у которого в целом мире одна только бабушка. Бывали у нас периоды, когда мы питались только картошкой и замороженными кабачками. Овощное пюре на завтрак, обед и ужин, а также ботинки, которые стали малы еще прошлой весной, а тебе в них хромать до зимы.

Но Алеша парил над этим миром без тяжести забот на плечах и вряд ли мог понять терзания людей, чьи родственники не закрывали твои счета.

И эта легкость вызывала во мне зависть и желание воспарить тоже.

Ведь можно жить, наверное, не переживая из-за денежных проблем.

То есть я так думаю. Ни разу не пробовала.

– В самые ближайшие дни тебе надо обсудить с Антоном финансы, – быстро сказала Лиза и чуть-чуть покраснела. Второй раз при упоминании этого имени. – Мне жизненно необходимо повысить алименты на двадцать процентов.

– А мне нужна беговая дорожка, – с капризной задумчивостью протянул Алеша. – Актер моего уровня должен быть в безупречной форме.

– Мне надо обсудить с Антоном финансы? – повторила я, все еще не понимая.

– Ну разумеется, – кивнула Лиза. – Этими вопросами всегда занимались Алешины жены.

– А… – Я встала и выпила остатки несбежавшего кофе прямо из турки.

Так алкоголики припадают к бутылке в минуты замешательства.

Я собиралась избегать Антона всеми способами, а не тащиться к нему, чтобы просить денег для своего мужа и его детей.

Более унизительной позиции и не представить.

Но ведь Алеша – тонкая душевная организация – не мог заниматься такими низменными делами.

Он любимец Мельпомены, а не какой-то там торгаш.

– А ты сама не можешь обсудить свои алименты? – спросила у Лизы.

– А он со мной не разговаривает. – И она вновь вспыхнула пронзительно-алым загадочным заревом.

– Лиза обокрала Тоху, – засмеялся Алеша с таким благожелательным видом, будто речь шла о невинной шалости.

– Неправда, – возразила та оскорбленно.

– А вот и правда.

– Я только пыталась его обокрасть, – досадливо поправилась Лиза. – Меня поймали за руку и выгнали взашей. Я работала на Антона какое-то время.

– И он продолжает тебе платить?

– Не мне, а своей племяннице!

Что ж, эта семейка оказалась не извращенцами.

Нормальные такие жулики и эгоисты.

Самые обычные люди.

Глава 4

Идея купить цветы посетила меня глухой ночью.

Алеша уже спал, а я крутилась как уж на сковородке, представляя себе завтрашний день.

Как можно прийти к мужчине, чтобы просить денег?

В ночных грезах мечталось о том, как я гордо откажусь от всего небрежным взмахом руки. «Ах, оставьте, – сказала бы я Антону, – я в состоянии сама позаботиться о своей семье», – после чего ушла бы с прямой спиной в закат. А он бы восхищенно смотрел мне вслед, и в душе его зарождалось бы нечто трогательное, нежное, хрупкое…

Разумеется, потом я надрывалась бы на пяти работах, выбивалась из сил, чтобы в один прекрасный день Антон застал бы меня на стройке с лопатой в руках и ужаснулся тем испытаниям, которые я так мужественно и стойко преодолевала. Он бы бросился ко мне, подхватил на руки (тут я непременно обязана была лишиться чувств от голода и изнеможения), укрыл своим пальто и осыпал бы всеми милостями мира…

Серия корейской дорамы про чеболя и пастушку, которую я с таким упоением показывала самой себе, вот-вот грозила пролиться сладкими восторженными слезами, когда Алеша всхрапнул как-то особенно неприятно, я подпрыгнула, возвращаясь к реальности, села в кровати – и тут увидела себя завтрашнюю: в невинном платье с рюшечками и букетом в руках.

Подходящее платье, лиричное, сиреневое, с кружевными воланами у меня было.

А букет предстояло добыть.

Как вы думаете, какие цветы больше всего подходят явлению бедной родственницы?

Я растерянно стояла в магазине уже почти полчаса и никак не могла отыскать ответ на этот вопрос. Очевидно, нужно было еще учитывать специфику бизнеса моего визави: ничего трагичного вроде белых калл, традиционного вроде красных гвоздик и торжественного вроде алых роз.

Словом, никакого намека на похороны.

Букет должен быть жизнерадостным, как щеночек, виляющий хвостиком.

Чтобы Антон, увидев меня, сразу понял: к нему пожаловала вовсе не меркантильная расчетливая зануда по каким-то там денежным делам, а посол доброй воли, радеющая исключительно о благе семьи.

Послица.

Нет, не спрашивайте меня, почему было так важно произвести милое впечатление. Я все еще не собиралась иметь ничего общего с моим деверем.

Но…

На самый всякий случай (так говорит заядлый курильщик, отвыкающий от сигарет и ныкающий за подклад рюкзака последнюю пачку) – так вот, на самый всякий случай стоило презентовать себя получше.

Вдруг судьба окажется упрямее меня?

В моем кармане лежал список аргументов от бледной Лизы: пять причин, почему ей требовалось повышение алиментов, а старшему сыну Олегу – понижение. Спойлер: потому что он уже взрослый. Мои неуклюжие предположения, что студенты тоже люди и нуждаются в еде, не нашли у Лизы никакого отклика.

Обидно, в общем, получилось – у божественно прекрасной примы Риммы Викторовны и обаятельного Алеши родился весьма неказистый сын. Это я истинно вам говорю, без всякого оценочного суждения.

Факт есть факт: мальчик Олег, второкурсник экономического факультета, был круглощеким колобком, которому в любой романтической истории досталась бы роль комедийного друга, не более того.

И теперь мне предстояло вырвать у него кусок хлеба и отдать его младшей сестре.

Оу, я же теперь злая мачеха, – осенило меня. Оу, возможно, вместо цветов мне стоило припасти наливное яблочко.

Но я купила очаровательный букетик из крокусов и ярких фрезий.

Наверное, в похоронном бюро редко встретишь человека столь же одухотворенно-восторженного, как я.

Стоит только начать придуриваться, так сложно остановиться.

По крайней мере строгие клерки провожали меня осуждающими взглядами – буйные черные кудри, яркая розовая помада, воздушное платьице, пестрый букетик.

То ли просительница, а то ли видение.

Явно намереваясь куда-то мчаться и что-то решать, Антон рывком открыл дверь и резко притормозил.

– Мирослава?

– Привет. – Я неловко протянула ему фрезии и крокусы.

Антон ужасно удивился.

Мужчинам по какой-то причине редко дарят цветы. Не знаю, почему так вышло, но мой вам совет: хотите поставить мужчину в тупик – вручите ему букетик.

– Лехины жены становятся все затейливее, – пробормотал Антон себе под нос, сунул цветы подмышку и отступил обратно. – Прошу, – широким жестом пригласил он.

У него был строгий, даже безликий кабинет в духе чиновника среднего пошиба. Шоурум с гробами выглядел куда презентабельнее этой комнатушки, чьи окна выходили на кирпичную стену.

– Я без предупреждения, – произнесла, разочарованно оглядываясь по сторонам, – забежала на минутку по-родственному.

Кабинет казался таким же фальшивым, как и его хозяин.

Будто просто прикидывался чем-то незаметным, но стоит поскрести по дешевым панелям, можно обнаружить редкие породы дерева.

Едва удержавшись от того, чтобы начать простукивать стены, я пристроилась на скромный стул с кожзамовым сиденьем и уставилась на Антона.

Записка с аргументами Лизы прожигала дыру в кармане.

– Сколько? – спросил Антон, даже не прикидываясь радушным хозяином.

– Спасибо, – прощебетала я, – что предложил. От кофе, пожалуй, не откажусь. И хорошо бы с конфеткой.

– С конфеткой, – повторил Антон несколько обескураженно. – Ну конечно же.

И принялся кому-то звонить, требуя напитки.

Букет так и торчал в его подмышке, но отчего-то это не было смешно.

Это было, если хотите, устрашающе.

Как будто хищник вздумал прикинуться травоядным, но зубы у него уже нетерпеливо пощелкивали.

– Гольфы забыла, – перестав терзать интерком, небрежно заметил он.

– А? – пришла моя очередь удивляться.

– Милое платьице, цветы, кудряшки, конфетки. Еще бы гольфики – и образ Лолиты-переростка был бы более полным.

Лолита-переросток!

Стало так обидно, что на несколько минут я почти забыла о своем возрасте – полновесный тридцатник на носу.

Все дело в том, что я слишком чернявая. Блондинки выглядят легковеснее, им больше сходит с рук.

Будь мои кудряшки золотистыми, а глаза голубыми – ему бы и в голову не пришло рассуждать о всяких дурацких гольфах. Он бы просто любовался персиками моих губ и озерами моих глаз.

Что и говорить: вечно приходится делать лимонад из лимонов, и хоть бы раз получилось малиновое варенье, например.

– Теперь ты будешь надо мной глумиться, потому что я нахожусь в постыдном и унизительном положении попрошайки? – уныло уточнила, разглядывая бесполезные кружева моего подола.

Он хмыкнул и уселся на стол, небрежно бросив цветы на документы.

– Удивительно, но ты первая из Лехиных жен, кто заговорил о стыде. Прежние все больше напирали на то, сколько я ему должен.

– А ты должен? Я бы тоже напирала, но не знаю, о чем именно мы сейчас говорим.

В кабинет вошел грузный мужик в синем рабочем комбинезоне и грохнул на стол огромные кружки с кофе.

Некоторое время мы все завороженно смотрели, как раскачивается кипяток, гадая, выплеснется он наружу или обойдется.

Обошлось.

Мужик вздохнул с явным сожалением и так же молча вышел.

– Кто это? – спросила я ошарашенно. – Он же не копает могилы, в перерывах исполняя обязанности твоей секретарши?

Антон перегнулся через стол, открыл верхний ящик, достал оттуда наполовину съеденную шоколадку и протянул мне.

– Конфет нет, прости, – сказал с улыбкой. – А Мишка… он просто сотрудник, не думай слишком много.

Я вздохнула.

Вот зачем этот человек улыбается, когда прекрасно видно, что ему вовсе не хочется этого делать?

– Не думать я могу, – согласилась, – это гораздо приятнее, чем думать.

– Какое счастливое умение, – иронично заметил Антон.

Шоколад был пористым, горьким, безо всяких приятных добавок вроде орехов или хотя бы изюма.

Люди, которые покупают такой шоколад, вряд ли умеют по-настоящему радоваться жизни, я давно это заметила. Зато твердо стоят на ногах и точно знают, чего хотят.

И нет, я не гадаю по шоколадкам, хотя могла бы.

– Значит, Леха перестал рассказывать всем девицам подряд, что был мне вместо родителей, что всю свою юность потратил на такого сложного подростка, как я? – задумчиво спросил Антон. – Недоедал, недосыпал, но поставил младшего брата на ноги?

– Серьезно?

Это было неожиданно. Алеша не казался человеком, который способен недоедать и недосыпать.

– Это он последние пятнадцать лет такой… сибаритствующий, – проницательно объяснил Антон, не спуская с меня глаз. – А до того был вполне себе и матерью мне, и отцом… Так сколько хочет Лиза?

Я сомнамбулически протянула ему записку с аргументами.

Шоколад был горьким, а кофе – сладким. Неправильное сочетание наоборот.

Антон тоже был неправильным наоборот: пока все люди пытались казаться лучше, чем они были, он пытался казаться хуже.

Зачем?

– Все понятно, – деловито проговорил Антон и сунул записку в карман. – Теперь поговорим о тебе, Мирослава. Какой у тебя доход? Ты планируешь детей? Сколько?

– Пятерых, – ответила без промедления. – Трех девочек и двух мальчиков. Правда, не от Алеши, от другого мужа.

– Какого другого? – не понял он.

– Второго другого, – объяснила я. – Алеша мой тестовый муж, я вышла за него замуж для опыта. По любви я собираюсь выскочить потом за нового мужчину, может, даже за тебя, жизнь ведь такая вся внезапная.

Он закашлялся и кашлял так долго, что я успела выдуть добрую половину огромнейшей кружки кофе.

– Любопытно, – наконец обронил Антон. – А Леха знает о твоих планах?

– Я ему наверняка что-то такое говорила. Почти уверена, но это не точно. В любом случае я вряд ли приду к тебе за алиментами на моих пятерых детей, так что смело вычеркивай меня из списка людей, на которых надо настраивать автоплатежи. Мой бизнес в последнее время процветает.

– И что же это за бизнес? – спросил Антон, почти вернувшийся к первоначальной невозмутимости.

– Потомственная гадалка Мирослава Видящая, – представилась я скороговоркой, – расклады на судьбу, любовь и деньги. Онлайн и офлайн. Скидка десять процентов на каждый пятый расклад. Составление натальных карт и астрологические прогнозы.

Выдохшись, я снова сделала глоток кофе.

– Что? – после долгой, какой-то звенящей паузы спросил Антон. – Это вообще законно?

– В приложении «Мой налог» мой вид деятельности указан как «прочее».

Он снова надолго замолчал, переваривая услышанное.

Возможно, на полном серьезе прикидывал, что указано в моей медицинской справке.

– Карты, – осенило Антона внезапно, – скамейка, загс!

– Бинго, шайба, бито, гол! – в тон ему воскликнула я и, кажется, снова пошатнула душевное равновесие собеседника. Требовалось как-то компенсировать нанесенный ущерб.

– Хочешь шаурмы? – предложила голосом человека, способного достать звезду с неба.

– А у тебя что, с собой? – осторожно спросил он, вроде бы готовый почти ко всему.

Да, огорченно подумала я, принести с собой еду было бы куда практичнее крокусов.

– С собой ничего нет, – преувеличенно бодро прощебетала, – зато я знаю место, где подают отличную шаурму, и совсем рядом.

– Совсем рядом здесь только блошиный рынок, кладбище и горстка старых развалюх, которые давно пора снести.

– Точно, – закивала я, – и отличная шаурма.

Некоторое время Антон задумчиво пил кофе, словно решая про себя какую-то мегасложную задачу.

Терпеть не могу, когда люди так поступают.

Ты говоришь о самой простой вещи в мире – о еде, а они в ответ хмурят брови с таким видом, будто собираются запускать ракету в космос и никак не могут решить, с какой стороны присобачить для нее стартер.

Я неодобрительно таращилась на него всю эту длинную неловкую паузу.

Вот бы роста ему повыше, брови погуще, подбородок порешительнее. Тут, конечно, придется допиливать напильником: первым делом изменить прическу, сделать ее покороче. Слишком много волос для слишком ранней седины.

– Не нравлюсь? – вдруг спросил он. – Ты смотришь на меня, как придирчивая буфетчица на осетрину второй свежести.

– Какой у тебя рост? – уточнила озабоченно.

– Я ниже брата на восемь сантиметров, – огрызнулся Антон с нежданной свирепостью. – Моложе на пятнадцать лет. И уж точно не награжден никакими талантами. Еще какие-то вопросы?

– Полно, – охотно откликнулась я.

Меня так восхитила его резкость, что и словами не передать.

Наконец-то хоть что-то настоящее, правдивое, искреннее.

– Я так тебя понимаю, – воскликнула и, повинуясь порыву, схватила его за руку. – Алеша так ярко сияет, что порой я дышать забываю, когда на него смотрю.

– Что, – отрывисто спросил Антон, – по-твоему, ты сейчас делаешь?

Должно быть, на моем лице отразилось непонимание, потому что он выразительно опустил взгляд, указывая на наши руки.

Это ведь очень социально, правда? Человек вываливает на тебя свои детские комплексы, а ты – ангельская душа – демонстрируешь, что разделяешь его чувства.

– Приходишь с цветами и кудряшками, зовешь на обед, распиваешь тут кофе, хлопаешь ресницами… Мирослава, ты хочешь поссорить меня с братом?

Взревели тромбоны, и мальчики-пажи, сбиваясь с ног, выкатили к моим хрустальным туфелькам алые ковровые дорожки.

На правую ступить – правду сказать. Про карты и наше грядущее прелюбодеяние.

На левую ступить – промолчать и выставить себя бестолковой кокеткой.

Что, Мирослава, выберешь ты?

Глава 5

– Мирослава, ты хочешь поссорить меня с братом?

Я несколько секунд молчала, суматошно отыскивая ответ на этот вопрос.

«Разумеется нет, – вот что прозвучало бы логично в столь щекотливой ситуации, – как ты мог такое подумать».

Но однажды может настать день, когда я стану той самой Еленой, рассорившей несколько царств.

Получается, что мой правильный ответ был бы враньем. А честный – неправильным. Ох ты ж ползучий порей, экая неприятная дилемма!

Поэтому я взмолилась:

– Подожди минуточку! – и торопливо закопошилась в сумочке, висящей через плечо. Она была небольшой, из мягкой кожи, но почему-то у меня никак не получалось достать шелковый мешочек с картами.