Дьявол в бархате E-Book

Джон Диксон Карр

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Krimi
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 425

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Золотой век детектива оставил немало звездных имен — А. Кристи, Г. К. Честертон, Г. Митчелл и др. В этой яркой плеяде Джон Диксон Карр (1906–1977) занимает самое почетное место. Убийство «в запертой комнате», где нет места бешеным погоням и перестрелкам, а круг подозреваемых максимально ограничен, — излюбленный прием автора. Карр вовлекает читателя в сети ловко расставленных ловушек, обманных ходов и тонких намеков и предлагает принять участие в решении хитроумной головоломки. «Дьявол в бархате» (1951), признанный одним из лучших романов Карра, открывает новые грани в творчестве писателя и далеко выходит за рамки классического детектива. Захватывающее путешествие во времени, сделка с дьяволом и романтическая любовная история сочетаются с расследованием загадочного преступления, которое произошло несколько веков назад, в эпоху поздней Реставрации. Для самых пытливых читателей, которым захочется глубже проникнуть в суматошную эпоху английского короля Карла Второго, автор добавил в конце книги несколько комментариев относительно самых ярких и живописных подробностей того времени. Роман публикуется в новом переводе.

Leseprobe

16+

John Dickson Carr

THE DEVIL IN VELVET

Copyright © The Estate of Clarice M. Carr, 1951

All rights reserved

Перевод с английского Екатерины Клиповой

Серийное оформление и иллюстрация на обложке Владимира Гусакова

Карр Дж.

Дьявол в бархате : роман / Джон Диксон Карр; пер. с англ. Е. Клиповой. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. — (Настроение читать).

ISBN 978-5-389-29545-2

Золотой век детектива оставил немало звездных имен — А. Кристи, Г. К. Честертон, Г. Митчелл и др. В этой яркой плеяде Джон Диксон Карр (1906–1977) занимает самое почетное место. Убийство «в запертой комнате», где нет места бешеным погоням и перестрелкам, а круг подозреваемых максимально ограничен, — излюбленный прием автора. Карр вовлекает читателя в сети ловко расставленных ловушек, обманных ходов и тонких намеков и предлагает принять участие в решении хитроумной головоломки.

«Дьявол в бархате» (1951), признанный одним из лучших романов Карра, открывает новые грани в творчестве писателя и далеко выходит за рамки классического детектива. Захватывающее путешествие во времени, сделка с дьяволом и романтическая любовная история сочетаются с расследованием загадочного преступления, которое произошло несколько веков назад, в эпоху поздней Реставрации. Для самых пытливых читателей, которым захочется глубже проникнуть в суматошную эпоху английского короля Карла Второго, автор добавил в конце книги несколько комментариев относительно самых ярких и живописных подробностей того времени.

Роман публикуется в новом переводе.

© Е. И. Клипова, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025Издательство Азбука®

Посвящается Лиллиан де ла Торре

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Призрачная дверь открывается

Что-то разбудило его посреди ночи. Наверное, из-за опущенного полога стало нечем дышать.

В полудреме он не мог припомнить, как опускал полог над ложем, которому было без малого три сотни лет. Пронеслась мысль: перед сном он принял слишком много хлоральгидрата. Может, потому и не запомнил.

Судя по всему, снотворное продолжало действовать. Лежа в темноте, он попытался напрячь память, но та выдавала лишь неясные образы, скрытые за плотной колышущейся завесой. Слова, которые он силился произнести, выходили из разомкнутых уст неслышно, словно облака пара из трещин в иссохшей земле.

Такой и была его речь сейчас — тонкая струйка дыма во тьме.

— Мое имя — Николас Фэнтон, — проговорил он, продираясь сквозь дурман хлоральгидрата. — Я профессор истории в колледже Парацельса, Кембридж. Сейчас идет одна тысяча девятьсот двадцать пятый год. Мне пятьдесят восемь лет.

До него дошло, что слова превратились в слабый шепот. Завеса памяти всколыхнулась, на миг подарив ему зыбкое видение. Это было вчера. Да, вчера вечером.

Он сидит внизу, в гостиной, в доме, который он снял на лето, ведь, как известно, летом в Лондоне «никого не остается». Напротив него, на канапе из дуба, среди подушек в парчовых наволочках — Мэри. На голове у нее — шляпка-колокольчик, знак краткосрочного визита, а в руке — стакан виски с содовой. Мэри, естественно, много младше его и почти что красавица.

— Мэри, — сказал он. — Я продал душу дьяволу.

Николас Фэнтон знал, что Мэри не будет смеяться, даже не улыбнется. Девушка сдержанно кивнула.

— Неужели? — спросила она. — И как же выглядел тот дьявол, профессор Фэнтон?

— Поверишь ли, — ответил он, — никак не вспомню. Он будто на глазах менял обличья. Освещение было тусклым, сидел он вон в том кресле, а мое проклятое зрение...

Мэри подалась вперед. Глаза у нее были какими-то особенными — в юности он сказал бы, что они «с поволокой»: их цвет то сгущался почти до черного, то светлел, становясь темно-серым, словно на юное лицо набегала неуловимая тень.

— Вы и правда продали душу, профессор Фэнтон?

— Ну не то чтобы продал... — Его сухой смешок потонул в тишине. — Для начала, не поручусь, что это был князь тьмы собственной персоной. Меня мог разыграть какой-нибудь приятель-лицедей. Паркинсон из Каюса, к примеру, — с него станется. И потом...

— И потом? — повторила Мэри.

— Не считая истории с доктором Фаустом, — задумчиво проговорил Фэнтон, — дьяволу его фокусы всегда обходились слишком дешево.

— Поясните.

— Вопреки общепринятому мнению, в дьяволе нет ни капли благородства. Он выбирает себе жертв из числа простаков и нещадно мухлюет. А вот умные соперники ему еще не встречались. Если я и заключил с ним сделку, то на крючок попался дьявол, а не я.

Он улыбнулся, давая понять, что к его словам не стоит относиться слишком серьезно. И вдруг — возможно, то была лишь фантазия одурманенного человека, лежавшего теперь наверху за плотно задернутым пологом кровати, — вдруг сцена в гостиной стала еще больше походить на сон.

Бокал в руке Мэри больше не был обычным стеклянным бокалом. Он превратился в начищенный до блеска серебряный кубок. Когда Мэри поднесла его к губам, свет отразился от поверхности и в глаза Фэнтона ударила ослепительная вспышка. Говорят, свет холоден. Но Фэнтон явственно ощутил жар, словно то была вспышка жгучей ярости.

И кажется, в углу комнаты шевельнулась какая-то тень?

Но нет. Иллюзия, не более того. И в бокале, который держала Мэри, не было ничего примечательного.

— И о чем же вы попросили дьявола? — поинтересовалась девушка. — Вернуть молодость, как Фауст?

— Нет. Молодость меня не волнует.

В этих словах была толика истины: Фэнтон неустанно повторял про себя, что время над ним не властно.

— Выходит... вы попросили дать то, что недалекие люди называют вашим наваждением?

— В некотором смысле. Я попросил перенести меня в прошлое: в конкретный день третьей четверти семнадцатого века.

— О да, там вы были бы в своей стихии! — прошептала Мэри.

Как же ему иногда хочется, чтобы она не смотрела на него так сурово и внимательно. И что интересного это дивное создание находит в беседах со старым брюзгой? Загадка.

— Никто из историков, — горячо продолжала Мэри, — не знает эту эпоху лучше вас. Главное, проявляйте осмотрительность, в особенности следите за речью. Тогда ни одна живая душа ничего не заподозрит.

Фэнтон в очередной раз поразился: честное слово, иногда эта юная девушка выражается как умудренная жизнью дама века эдак из семнадцатого.

— И все же, — продолжила Мэри, — я не понимаю.

— Я и сам не понимаю. Но если дьявол сдержит слово...

— Нет, я о другом: вы, должно быть, уже не раз желали перенестись в прошлое.

— О да. Желал — слишком мягко сказано. Боже! — прошептал вдруг Фэнтон, и по его телу пробежала холодная дрожь. — Как я этого жаждал! С той же страстью, с какой мужчины грезят о деньгах и женщинах, я грезил о прошлом... Но раньше я думал, что причиной тому лишь научное любопытство.

— Что же изменилось?

— Во-первых, любопытство усилилось настолько, что дальше терпеть невозможно. Во-вторых, у меня появилась миссия. А в-третьих, я и помыслить никогда не мог, что вызвать дьявола — такое пустяковое дело.

Казалось, из всей тирады Мэри услышала одно-единственное слово.

— Миссия, профессор Фэнтон? Что за миссия?

Фэнтон ответил не сразу. Он поднес руку к утонченному лицу и поправил пенсне, потом машинально провел ею по высокому черепу с зачесанными назад редкими прядями темно-рыжих волос. Фэнтон был высоким и худощавым, а страсть к чтению сделала его еще и сутулым.

Он знал, что для человека, вознамерившегося нырнуть в темные воды прошлого, он слишком немощен: бешеное течение подхватит его и швырнет на скалы, переломав все кости... Но пока что Фэнтон предпочитал об этом не думать.

— В этом самом доме, — произнес он, — десятого июня одна тысяча шестьсот семьдесят пятого года отравили человека. Это было убийство, мучительное и жестокое.

— Вот как! — Мэри поставила бокал на стол для закусок. — Прошу простить меня за недоверчивость, но вы и вправду располагаете доказательствами случившегося?

— Да. У меня даже имеются гравированные портреты каждого из обитателей дома. Узнаю любого, появись он сейчас передо мной.

— Убийство, — медленно проговорила Мэри. — И кто участники этой истории?

— Трое из них — женщины, все красавицы. Впрочем, — добавил Фэнтон поспешно, — сей факт никоим образом не повлиял на мое решение. — Он резко выпрямился в кресле. — Слышали? Какой-то странный, низкий звук? Будто вон там, у книжных стеллажей, кто-то рассмеялся?

— Нет.

Из-под шляпки Мэри выглядывали два треугольника коротко стриженных волос — два черных блестящих крыла на молочно-белой коже. Фэнтону показалось, что взгляд девушки стал жестким.

— Далее, — быстро заговорил он, — сам хозяин дома. Э... что любопытно, он мой тезка. Его тоже звали Николас Фэнтон.

— Ваш предок?

— Нет. И даже не дальний родственник — я проверял. Сэр Николас Фэнтон был баронетом. Последний из его потомков скончался на исходе восемнадцатого века. Так кто же совершил это убийство, Мэри?

— Хотите сказать, что не знаете? — с недоверием спросила девушка.

— Не знаю! Не имею понятия! Ни малейшего!

— Тише, профессор Фэнтон. Вам нельзя волноваться. Иначе ваш голос...

— Прошу меня простить. — Фэнтон взял себя в руки, пытаясь унять вновь охватившую его дрожь. — По неизвестной мне причине, — продолжил он, уже спокойно, как всегда, — в отчете Джайлса Коллинза недостает трех листов. Кого-то арестовали, подвергли допросу и, выбив чистосердечное признание, казнили. Но страницы с подробным описанием следствия утеряны — или украдены. Остается лишь два человека, в чьей невиновности мы можем быть совершенно уверены.

— Неужели? — удивилась Мэри. — Кто же это?

Ее собеседник поморщился:

— Во-первых, сам сэр Николас. Во-вторых, некая женщина. Имя ее не указано, но я все равно догадался, кто она такая. По заметкам в конце документа. Ничего не попишешь — придется работать с тем, что есть.

— Но постойте, — возразила Мэри, — не может быть, чтобы об этом убийстве написал один лишь Джайлс Коллинз.

— Я тоже так полагал. Но в «Процессах о преступлениях против государства» Хауэла упоминания об этом деле нет — что естественно. Как и в первом томе «Полного Ньюгейтского календаря», ведь капитан Джонсон не вел подробного перечня преступлений. Девять лет — представьте себе, целых девять лет! — я занимался расследованием этого убийства: сидел в библиотеках, давал объявления о покупке хоть какой-нибудь книжонки, или памфлета, или, на худой конец, объявления, которые развешивали перед казнью. И ничего.

— Девять лет, — прошептала Мэри. — И я впервые об этом слышу.

Лицо девушки помрачнело; тени, обволакивавшие волосы и глаза, казалось, переползли на лицо.

— Как вы сказали, в деле замешаны три женщины. Осмелюсь предположить, что ваш «сэр Николас» был страстно влюблен в одну из них?

— Что ж... так и есть.

Почему ей, ребенку, есть до этого дело? Ведь двадцатипятилетняя Мэри, дочь его старого друга, доктора Гренвила из Парацельса, всегда была для него, Фэнтона, лишь маленькой девочкой.

— Вы не понимаете, — веско произнес он. — Во имя Гос... дьявола, я сделал все, что было в моих силах! Даже прошел курс по криминалистике и судебной медицине — та еще головная боль. Полагаю, я могу вычислить убийцу. — Он заговорил громче. — Но полной уверенности нет.

— Вот как. — Мэри повела изящными плечами. — Значит, вы решили во что бы то ни стало отправиться в прошлое и отыскать истину?

— Не забывай, у меня миссия. Быть может, мне удастся предотвратить преступление.

Воцарилась звенящая тишина.

— Предотвратить преступление? — переспросила Мэри.

— Именно.

— Но это невозможно! Это событие — лишь мгновение, погребенное в глубине веков. Оно уже свершилось, стало частью потока истории. Вы не сможете изменить...

— Это мне уже говорили, — сухо прервал ее Фэнтон. — Но я стою на своем!

— Кто говорил? Ваш дьявольский друг? Что еще он вам сказал?

О, как непросто ему было описывать ту встречу в беседе с Мэри! Со стороны могло показаться, что двое завсегдатаев какого-нибудь клуба мирно беседуют в курительной комнате. Дьявол действительно нанес ему визит, за час до Мэри. Вопреки сложившимся представлениям, не было ни языков адского пламени, ни оглушительных стонов грешников: хозяин преисподней просто-напросто возник в шпалерном кресле, стоявшем у противоположной стены гостиной.

Фэнтон не лукавил, когда говорил Мэри об облике дьявола. Комната была едва освещена — единственным источником света служила настольная лампа, задрапированная несколькими слоями темно-фиолетового шелка: глаза Фэнтона улавливали лишь дрожащие, неверные очертания фигуры. Голос же посетителя напоминал беззвучный шелест.

— Да, профессор Фэнтон, — учтиво проговорил дьявол. Его произношение, слегка старомодное, больше подошло бы наследнику благородного английского рода, нежели князю тьмы. — Думаю, я смогу все устроить наилучшим для вас образом. Вы не первый, кто обращается ко мне с подобной просьбой. Помню, вы называли конкретную дату...

— Десятое мая одна тысяча шестьсот семьдесят пятого года. Ровно за месяц до убийства.

— Ах да. Приму к сведению. — В голосе гостя появились мечтательные нотки. — Если мне не изменяет память, в те суровые дни кровь лилась рекой. Но вот дамы! — Тут он звучно причмокнул, и Фэнтона передернуло от отвращения. — Милостивый государь, дамы были ослепительны!

Фэнтон промолчал.

— Досадно, однако, — разочарованно протянул гость, — что двое джентльменов вынуждены беседовать о сугубо деловых предметах. Условия мои вам известны, как и... хм... цена. Так отчего же не заключить сделку незамедлительно?

Фэнтон улыбнулся. Его гость не наделен особым умом, — это очевидно. Властью — бесспорно. Но не умом.

— Вы слишком торопитесь, сэр, — мягко возразил он, поглаживая жиденькие волосы на макушке. — Прежде чем мы ударим по рукам, я хотел бы, чтобы вы выслушали мои условия.

— Ваши условия?

Фэнтон почти физически ощутил, как из темной глубины кресла поднялась волна высокомерия, столь мощная, что, казалось, сейчас она сметет весь дом — камня на камне не останется. И Фэнтон, не испытывавший до того ни страха, ни даже благоговения перед гостем, по-настоящему испугался. Однако волна тут же спала, и высокомерие сменилось показной вежливостью.

— Давайте послушаем, — зевнул гость.

— Условие первое: я хочу отправиться в прошлое именно как сэр Николас Фэнтон.

— Это само собой разумеется. — Гость, казалось, удивился. — Впрочем, принято.

— А поскольку мне удалось узнать не так уж много о сэре Николасе, условие будет не единственным. Он был баронетом. Но как вам известно, в те времена этот титул нередко носили выжившие из ума чудаки.

— Верно, верно. Но...

— Я должен быть богат, и в жилах моих должна течь благородная кровь, — продолжал Фэнтон. — Я буду молод и совершенно здоров, и ни мое тело, ни мой разум не станут страдать от хворей и всевозможных изъянов. И вы не должны делать ничего с расчетом лишить меня всего этого.

На секунду Фэнтону показалось, что он зашел слишком далеко.

На сей раз его обдало волной детского раздражения, словно маленький мальчик рассерженно затопал ножками по полу.

— Я не... — Повисла угрюмая пауза. — Хорошо. Да будет так.

— Благодарю. И вот еще что: я наслышан о вашем обыкновении подтасовывать, забавы ради, дни и часы, на манер злодеев из старомодных детективных романов. Поэтому если я говорю «десятое мая одна тысяча шестьсот семьдесят пятого года» — я имею в виду именно десятое мая одна тысяча шестьсот семьдесят пятого года. И вы не станете менять ход событий. К примеру, меня не посадят в тюрьму и не казнят за убийство. Я должен прожить жизнь в точности так же, как сэр Николас. Договорились?

Ему показалось, будто топот детских ножек прекратился, но злость никуда не делась.

— Договорились, профессор Фэнтон. Полагаю, список ваших условий на этом закончился?

— Остался один-единственный пункт, — ответил Фэнтон, у которого на лбу уже выступили капли пота. — Пребывая в теле сэра Николаса, я сохраню собственный разум и не забуду ровным счетом ничего из того, что знаю сегодня, в одна тысяча девятьсот двадцать пятом году.

— Прошу меня простить, — прервал его посетитель. — Боюсь, выполнить это условие полностью мне не под силу. Заметьте, я совершенно откровенен с вами.

— Потрудитесь объяснить.

— В целом, — промурлыкал гость, — вы человек добросердечный и кроткий. Потому-то я и ценю вашу ду... вашу компанию столь высоко. У вас с сэром Николасом, должен признать, много общего. В душе он был хорошим человеком — добродушным, щедрым и даже жалостливым. Но вместе с тем сэр Николас, как сын своей эпохи, был грубоват, обладал необузданным нравом и нередко впадал в гнев.

— Я по-прежнему не понимаю, к чему вы клоните.

— Гнев, — терпеливо объяснил гость, — сильнейшая из человеческих эмоций. И если вы, вы лично — профессор Фэнтон в теле сэра Николаса, — потеряете самообладание, сэр Николас захватит ваш разум и будет владеть им до тех пор, пока вспышка гнева не угаснет. На это время вы станете истинным сэром Николасом. Справедливости ради отмечу, что его приступы никогда не длились более десяти минут. Если вы согласны, я принимаю ваше условие. Что скажете?

Лоб профессора вновь покрылся испариной. Фэнтон лихорадочно обдумывал слова гостя: в чем подвох?

Однако никакого подвоха не было. Скорее всего, за десять минут разъяренный мужчина успеет причинить окружающим массу беспокойства и даже устроить настоящий погром. Но чтобы он, профессор Фэнтон, потерял самообладание? Крайне маловероятно (и вообще, подобное допущение — возмутительная наглость!). Да, с возрастом у него повысилась нервозность — что правда, то правда. Но когда случается очередной приступ, единственное, что он может «натворить», — это сотню раз переложить с места на место курительные трубки, лежащие на полке возле камина. И даже если допустить, что он вдруг потеряет над собой контроль — мало ли! — ему ничто не угрожает, ведь остальные условия будут выполнены. А уж эти условия, поверьте, продуманы до мелочей. Они вроде толстых длинных гвоздей, которыми он надежно заколотит входную дверь, как только выставит дьявола за порог.

— Ну так как? — вкрадчиво спросил посетитель. — По рукам?

— По рукам! — рявкнул Фэнтон.

— Очаровательно, милостивый государь! Осталось лишь скрепить нашу сделку.

— Я... Мне вот что интересно... — начал Фэнтон и поспешно добавил: — Нет-нет, больше никаких условий! Я лишь хотел кое о чем спросить.

— Друг мой, — проворковал гость, — я к вашим услугам.

— Осмелюсь предположить, что подобное выходит за рамки нашей сделки — и даже за пределы вашей власти, — однако же: что, если я пожелаю изменить историю?

Фэнтона обдало очередной волной — вот только на сей раз маленький мальчик заливисто смеялся, будто потешался над ним.

— Ход истории невозможно изменить, — просто ответил гость.

Но Фэнтон не унимался.

— Неужто вы и правда хотите сказать, — изумленно воскликнул он, — что я, человек из просвещенного двадцатого столетия, знающий историю как свои пять пальцев, не смогу на нее повлиять?

— Сможете, — согласился гость. — Вот только не на всю историю, а на пару-тройку несущественных обстоятельств. Главным образом на то, что будет происходить в пределах вашего особняка. Однако, что бы вы ни сделали, конечный результат будет тем же. Так что, — вежливо добавил он, — пробуйте на здоровье.

— Благодарю. Я попробую, будьте уверены.

И дьявол исчез — в своей обычной бесцеремонной манере. Николас Фэнтон долго сидел в своем кресле, успокаиваясь при помощи трубки. А потом пришла Мэри.

Когда он закончил свой рассказ, Мэри несколько минут молчала.

— Так, значит, вы продали ему душу, — произнесла она наконец.

Это было утверждение, а не вопрос.

— Дорогая моя Мэри, надеюсь, что нет.

— Но ведь так оно и есть!

Отчего-то Фэнтону стало немного совестно: кажется, он повел себя не слишком честно со своим соперником. Пусть даже соперник — сам владыка преисподней.

— На самом деле, — нерешительно произнес он, — я, так сказать... приберег туз в рукаве. Только не спрашивай ни о чем. Сдается, я и так наговорил много лишнего.

Мэри резко поднялась с кушетки:

— Мне пора. Уже поздно, профессор Фэнтон.

Как же он мог забыть? Нельзя задерживать девочку после десяти, иначе родители начнут волноваться. И все же, провожая ее до двери, он почувствовал себя уязвленным: слишком уж спокойно Мэри отнеслась к его словам — а ведь он рассказал ей о сделке с самим дьяволом!

— Так что ты думаешь? — не выдержал Фэнтон. — Кажется, совсем недавно ты была на моей стороне.

— Я по-прежнему на вашей стороне, — прошептала Мэри.

— И?..

— Это все ваш разум, — сказала она. — Вы сосредоточили всю его мощь на истории и литературе. Поэтому ваш дьявол получился чем-то средним между умным светским мужчиной и грубым, невежественным мальчишкой. Я хочу сказать, что он совершенно неотличим от человека конца семнадцатого века.

С этими словами она сбежала по низенькому крыльцу и направилась в южный конец Пэлл-Мэлл. Фэнтон остался стоять у распахнутой двери. Вечер выдался влажным и промозглым, и застарелый ревматизм тут же напомнил о себе тянущей болью. Фэнтон запер дверь и вернулся в тускло освещенную гостиную.

Кроме него, в доме не было ни души — даже пса, который бы мог составить ему компанию. Миссис Уишвелл, женщина немолодая, но энергичная, пообещала приходить каждое утро, готовить завтрак и наводить порядок. А каждую неделю они с дочерью будут устраивать мероприятие с многообещающим названием «капитальная уборка».

Остается разве что лечь спать. Хорошо, что врач дал ему бутылочку с хлоральгидратом, которую Фэнтон надежно спрятал в глубине резного дубового серванта в гостиной.

Профессор Фэнтон никогда не злоупотреблял алкоголем. В день он позволял себе лишь одну порцию виски. Вот и сейчас он налил себе стаканчик на сон грядущий: направился к серванту, плеснул виски и щедро разбавил его содовой. Потом уселся в уютное кресло, откинулся на спинку и сделал глоток.

Кажется, на сей раз снотворное подействовало быстрее, чем обычно. Уже через десять минут очертания комнаты начали размываться, и он еле-еле...

Только это и удалось ему вспомнить сейчас, когда что-то разбудило его среди ночи. Или на рассвете? Из-за плотно задернутых штор определить время суток было невозможно. Воздуха не хватало. Сердце тяжело колотилось в груди. А ведь врач предупреждал... Одурманенный хлоральгидратом — как ему думалось, — Фэнтон с трудом сел, опершись о подушки, и попытался восстановить события вечера.

— Уму непостижимо! — пробормотал он. Как все одинокие люди, профессор привык разговаривать сам с собой. — Какой невероятный сон. Впрочем, ничего невероятного. Я, должно быть, выпил это адское зелье намного раньше, просто позабыл.

Он машинально провел рукой по голове, до самого затылка, удивленно замер, потом провел еще раз и медленно опустил руку.

Жидкие пряди, которые он вечно зачесывал поперек черепа, исчезли. Его обрили налысо, словно заключенного.

Но вот что странно: под ладонью явственно ощущалась жесткая щетина, причем даже там, где волос отродясь не было.

Тут до Фэнтона дошло, что впервые за много лет он не надел пижаму. И не только пижаму — он вообще отправился спать голышом.

— Ну и дела! — вполголоса произнес он.

Перевернувшись на левый бок — простыни отчего-то показались слишком жесткими, — он ухватился за полог кровати. Невзирая на кромешную тьму, он понял, что это та самая кровать, в которой он заснул: полог — из плотной небеленой ткани, с наружной стороны украшенный красной вышивкой. Фэнтон видел эту кровать несколько дней назад, когда только оформил договор аренды, и прекрасно помнил, что она невысокая: он присел на край, и даже ноги от пола не пришлось отрывать.

Фэнтон решительно кивнул: да, все так. Он откинул одеяло в сторону и резким движением раздвинул шторы, отозвавшиеся глухим бряцаньем деревянных колец. Первым делом нужно найти пенсне — оно на прикроватном столике. Потом осторожно, держась за край столика, добрести до двери и нашарить выключатель.

Фэнтон потянулся к изножью кровати и даже не удивился, когда рука нащупала некий предмет одежды из шелка, с оторочкой из гладкого меха на вороте и рукавах.

Ну конечно, халат. Фэнтон машинально накинул его на себя, сунул руки в рукава — и почуял неладное. Что случилось с телом? Он всю жизнь был высоким и жилистым, с длинными, худыми конечностями. Так откуда эта мощная грудная клетка, плоский живот и крепкие мускулистые руки?.. Фэнтон свесил ноги с кровати — и не почувствовал под ними пола.

И тогда из горла Николаса Фэнтона, уважаемого профессора истории Кембриджского университета, вырвался стон, больше похожий на низкий животный рык, чем на его обычный голос — профессор говорил негромким баритоном.

Фэнтона затрясло. Его охватил панический ужас — перед непроницаемой тьмой, перед самим собой и неведомой сверхъестественной силой, по воле которой он сидел, обливаясь холодным потом, на краю головокружительной пропасти...

— Прыгай! — прогремел в его ушах чей-то могучий голос. — Кутила, распутник, картежник, прыгай!

Фэнтон прыгнул. И пребольно ударился пятками об пол, который оказался намного ближе, чем он думал.

— Где я? — проорал он в темноту. — Кто я?

Ответом была тишина.

Вокруг царила непроглядная тьма, будто в комнате не было ни единого окна. Фэнтона качнуло в сторону, правая нога коснулась чего-то твердого. Домашние туфли из жесткой кожи. Фэнтон сунул в них ноги и ненадолго замер на месте.

И без того удушливый воздух был пропитан каким-то странным, неприятным запахом. Так, что он хотел сделать? Ах да. Найти пенсне и добраться до выключателя. А что, если?..

Ухватившись за полог, чтобы сохранить направление, Фэнтон бочком двинулся вдоль кровати. В изголовье у стены он действительно обнаружил что-то вроде столика. Фэнтон вытянул вперед руку — и ощутил под пальцами человеческие волосы.

На сей раз он не закричал, даже не вздрогнул. Всего-навсего парик на подставке — обычный парик с завитыми тяжелыми локонами ниже плеч.

Фэнтон кивнул: здесь должно быть что-то еще. Рука скользнула вправо. Так и есть: большой шелковый платок, сложенный в несколько раз. Наверняка той же броской расцветки, что и халат.

Повинуясь внезапному побуждению, Фэнтон сгреб платок со стола, встряхнул и с проворством — чего сам не ожидал от себя, так сильно тряслись руки — повязал вокруг головы. Он был хорошо начитан и знал: любой уважающий себя знатный мужчина, отдыхая в собственном доме en déshabillé1, непременно скрывает бритую голову под платком.

Тяжело дыша, чувствуя, что в его груди — здоровые легкие молодого человека, которому не доводилось задыхаться от хлора во время второй битвы при Ипре, Фэнтон с удивлением понял, что почти успокоился. Но решил проверить еще кое-что.

Он обшарил поверхность стола, однако пенсне так и не нашел. Обогнув стол, он оказался у двери. Дверь на ощупь была грубой и как будто выпирала из проема. Выключателя на его обычном месте не обнаружилось, а вместо круглой фарфоровой ручки на двери была деревянная щеколда, которая изгибалась наружу и вниз, наподобие огромного когтя.

— Вот оно как! — сказал Фэнтон.

И едва не засмеялся, до того нелепо прозвучали его слова.

На столе он нашел свечу в подсвечнике. А вот спичечного коробка... точнее, трутницы — не было. Ждать до рассвета Фэнтон не мог: темнота почти физически давила на него. Если и вправду случилось то, о чем он думает, в доме есть и другие люди.

Другие люди... В памяти всплыли знакомые лица...

Профессор Фэнтон поднял щеколду и распахнул дверь.

И здесь темнота. Но сориентироваться несложно: его спальня — в задней части дома, наверху. Самая большая из всех. По обеим сторонам коридора есть еще спальни, намного меньше по размеру. Впереди Фэнтон заметил слабую полоску света, пробивавшегося сквозь щель под одной из дверей слева.

Фэнтон на трясущихся ногах двинулся к ней. В коридоре стоял уже знакомый гадкий запах. Поравнявшись с полосой света, Фэнтон не стал стучать. Подняв задвижку, он толкнул дверь.

И вдруг почувствовал, будто с глаз его сорвали непроницаемую черную повязку.

У стены напротив двери он увидел туалетный столик. В расписном фарфоровом подсвечнике горела свеча, распространяя вокруг себя тусклое сияние. На столике стояло длинное прямоугольное зеркало, прислоненное к стене.

Перед зеркалом кто-то сидел. Кто именно — сказать было сложно: высокая узкая спинка дубового кресла, обтянутая желтой тканью, с ровными рядами крошечных отверстий, — почти полностью загораживала обзор.

Ясно было одно — это женщина: таких длинных, ниже плеч, черных волос у мужчин попросту не бывает. И женщина эта знала, что он придет. А потому даже не шевельнулась, хотя точно слышала стук задвижки и скрип открывающейся двери.

На миг Фэнтон ощутил сверхъестественный ужас. Если она сейчас обернется, если он увидит ее лицо — последний бастион между его собственной жизнью и тем, что было два с половиной века назад, рухнет.

Но как бы Фэнтону ни хотелось оттянуть это мгновение, оно все-таки настало. Женщина поднялась с кресла, отодвинула его в сторону и повернулась к Фэнтону. Несколько секунд он ошарашенно смотрел на нее, отказываясь верить своим глазам.

— Мэри! — выдохнул он наконец.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Скандальное поведение двух дам

— Ник... — проговорила женщина.

В ее интонации было нечто странное.

Звук собственного голоса вогнал Фэнтона в ступор, и некоторое время он не мог произнести ни слова. Мэри Гренвил ни разу не обратилась к нему по имени, но это совершенно точно был ее голос. Правда, ее внешность поразительно изменилась, и все же Фэнтон чувствовал: это Мэри.

Он привык к тому, что девушка намного ниже его, и сейчас, обнаружив, что он выше ее всего на полголовы, почувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем... Все дело в том — внезапно понял он, —что его рост теперь — пять футов шесть дюймов. А Мэри — отнюдь не ребенок. И как он раньше не замечал очевидного?

На женщине был халат из желтого шелка, слегка засаленный, но сшитый с большим вкусом. Широкие рукава, отороченные белым мехом, складки ворота, окаймленного таким же мехом, спускающиеся едва ли не до талии. Она небрежно придерживала халат на груди, не давая ему распахнуться. В неверном сиянии свечного пламени казалось, будто над белоснежной кожей женщины витает серая дымка — точь-в-точь как вчера.

Мэри стояла, чуть вздернув подбородок, и улыбалась. От ее улыбки Фэнтону сделалось не по себе. Да и выражение, застывшее в серых глазах, настораживало.

И тут он все понял. По крайней мере, решил, что все понял.

— Мэри! — снова произнес он. — Ты тоже попала в прошлое? Выходит, вчерашняя беседа мне вовсе не приснилась? Как не стыдно — могла бы сразу сказать, вместо того чтобы сидеть и слушать меня с участливым видом! Тебя тоже перенесли назад во времени!

Ход оказался неверным.

Женщина в испуге отшатнулась. Кокетливо-лукавое выражение вмиг слетело с ее лица.

— Ник! — воскликнула она с мольбой в голосе. — На каком чудовищном наречии ты говоришь со мной? Если ты обезумел, ступай к другой, а меня оставь!

Ее речь, изобиловавшая протяжными гласными, была непривычна для слуха. Впрочем, Фэнтон прочел столько пьес и писем, датированных концом семнадцатого века (он даже сделал несколько граммофонных записей собственного голоса), что сымитировать произношение было для него парой пустяков. Нередко он делал это на заседаниях кафедры в Парацельсе, смеха ради.

Он вытянулся по струнке и отвесил глубокий, изысканный поклон, на который настоящий сэр Николас никогда бы не сподобился.

— Мадам, если вы соблаговолите меня выслушать, — проговорил он, подражая манере женщины, — я готов объясниться.

На сей раз она его поняла, но и этот ход оказался ошибочным. Женщина дышала тяжело и прерывисто, — казалось, она вот-вот гневно плюнет Фэнтону в лицо.

— Безумец! — прошипела она. — Вино и девки лишили тебя остатков разума. Как и лорда Рочестера!

«А я, похоже, тот еще сорвиголова», — подумал Фэнтон.

Вывод неутешительный, зато теперь ясно, что делать.

— А ну, прикуси язык! — рявкнул он. — Тело Христово! Верещишь как резаная, будто вежливый мужчина тебе в диковинку!

Правая рука, которую женщина подняла, закрываясь от него, безвольно повисла. Крохотное пламя свечи затрепетало, всколыхнув наступавшие со всех сторон тени. Женщина откинула назад пышные волосы. Выражение лица вмиг стало кротким и покорным, на глаза навернулись слезы.

— О, прости меня, — с мольбой произнесла она. Разъяренная тигрица вдруг превратилась в бедную овечку. — Это все оттого, что я не нахожу себе места: ведь ты отвел мне опочивальню напротив покоев твоей супруги... Любимый, я даже не помню, что сейчас тебе наговорила!

— Слышишь ты меня или нет? — продолжал греметь Фэнтон, довольный произведенным эффектом. — Я что, по-твоему, пьян? Или же лишился рассудка?

— Любимый мой, я сказала глупость, признаю!

— А я признаю, что вел не самую праведную жизнь. Ну да полно сожалеть о прошлом! Сейчас мы всё исправим. Давай-ка, шутки ради, — он громко рассмеялся, — представим, будто мы вовсе не знакомы и хотим узнать друга. Итак, кто ты?

На мгновение серые глаза с каймой длинных ресниц удивленно расширились. На лице женщины появилось лукавое выражение.

— Если уж я для вас незнакомка, — ответила она, — тогда меня не знает ни одна душа на свете!

— Чума на твою голову! Зовут-то тебя как?

— Я Магдален Йорк, но вам доставляет удовольствие называть меня Мэг. А кто такая Мэри?

Магдален Йорк.

Джайлс Коллинз не раз упоминал о «мадам Магдален Йорк». Обращение «мадам» не обязательно означало, что женщина замужем, иногда оно лишь указывало на высокое положение в обществе. Точно так же слово «миссис» перед именем театральной актрисы добавляло респектабельности. Однако женщина, которая стояла сейчас перед ним, мало походила на виденный им портрет. Наверное, портретист не отличался особым талантом. Эта Магдален Йорк была...

— Сэр Ник... — вкрадчиво прошептала Мэг.

Она подплыла к Фэнтону и замерла, не зная, стоит обвить руками его шею или все же нет. Зеркало, которое она все это время закрывала собой, оказалось прямо напротив Фэнтона.

Фэнтон подошел к столу, поднял подсвечник и поднес его к зеркалу, чтобы лучше рассмотреть себя.

— Матерь Божья!

На этот раз у него не повернулся бы язык обвинить художника. Из-под коричневой с белыми полосами шелковой повязки на Фэнтона смотрело смуглое, не лишенное привлекательности лицо. Под длинным носом чернела тоненькая полоска усиков, на губах играла добродушная ухмылка.

«Сэр Ник Фэнтон, родился 25 декабря, 1649; умер...» О, так ему сейчас лет двадцать шесть, не больше! Он всего на год старше Мэри... то есть Мэг. В голову вдруг хлынули неожиданные образы — профессор Фэнтон не ожидал такого от себя. Под коричневым халатом с алыми маками, оконтуренными серебряной нитью, отчетливо ощущались крепкие мышцы рук и накачанный пресс.

— Ну же, — проворковала из-за его плеча Мэг. — Больше не станешь изображать из себя безумца?

— Не стану. А вот побриться, — Фэнтон погладил подбородок, — можно было бы и получше.

— Мне все равно, побрит ты или нет! — Тут ее тон изменился. — Любимый... Твои слова о том, чтобы исправить свою жизнь... ведь ты сказал их не всерьез?

— Неужто ты этого не желаешь?

Он отвернулся от зеркала и поставил свечу на стол. Теперь ее тусклое сияние освещало Мэг с ног до головы.

— Желаю — если ты бросишь волочиться за каждой юбкой! — произнесла Мэг с неожиданной серьезностью. Щеки ее пылали, но голос был спокоен. — Вот уже два года я люблю тебя, люблю до умопомрачения! Не вздумал ли ты оставить меня?

— Как я могу?

— Что ж, тогда... — пробормотала Мэг.

Она отрешенно уставилась в пол и как бы невзначай разжала руку, которой крепко сжимала на груди полы желтого халата. Под халатом не оказалось ничего: ни ночной рубашки, ни даже короткого дамского пеньюара, модного в семнадцатом веке.

И тут профессор Фэнтон, уважаемый преподаватель Оксфордского университета, ощутил предательский зов плоти. От вида обнаженной Мэг у него закружилась голова.

«Нет, это уже никуда не годится», — подумал он.

Пытаясь сохранять невозмутимый вид, он попятился к креслу, стоявшему за его спиной, и с размаху уселся в него. Мэг, тайком наблюдавшая за возлюбленным из-под опущенных ресниц, издала сдавленный смешок.

— Наш распутник превратился в праведника? — промурлыкала она. — Какая гадость!

Воистину, у женщин престранное чувство юмора.

Улыбка слетела с ее губ, но щеки по-прежнему горели румянцем.

— Я так разозлилась на тебя оттого, что живу напротив опочивальни твоей жены — застань она нас здесь вдвоем, поднимется нешуточный скандал! О, я была готова тебя убить! Но это в прошлом. Я простила тебя. С чего нам ее бояться?

— Действительно, — хрипло ответил Фэнтон.

Руки у него тряслись, сердце исступленно билось, словно рыба, попавшаяся на крючок. Он поднялся с кресла, Мэг распахнула объятия... Но дотронуться до нее Фэнтону было не суждено. Глаза Мэг все еще были подернуты поволокой, но взгляд вдруг метнулся к двери.

— Щеколда! — прошептала искусительница. — Глупец, ты забыл опустить щеколду! Тихо! Ты это слышал?

— Что еще на тебя нашло? Я...

— Ты не слышал, как кто-то ударил кремнем о кресало? — Мэг разгневанно топнула. — Мой дорогой кузен, твоя супруга будет здесь скорее, чем ты успеешь пересчитать пальцы на обеих руках. В кресло, живо!

Фэнтон пробормотал что-то невнятное. Кажется, слова какой-то политической клятвы последних лет Реставрации. Вероятно, на мгновение им завладел сэр Ник — сознание профессора помутилось.

Но стоило ему сесть в кресло, как сэр Ник исчез.

Фэнтон попытался сосредоточиться на деталях. Когда Мэг улыбнулась, он заметил, что у нее ровные белые зубы. С чего бы? В этот век уход за зубами не в чести: их чистят лишь самые дотошные, с помощью мыльной палочки, да и то изредка. А еще кожа у Мэг слишком белая и чистая, что странно, учитывая... Фэнтон тут же одернул себя, но было слишком поздно: мысли снова приняли опасный поворот.

В спальне напротив глухо стукнула дверная задвижка. Мягкое сияние свечи озарило коридор, и мгновение спустя, под тихий шорох ткани, кто-то вплыл в комнату.

— Милая Лидия! — сладко пропела Мэг, плотно завернувшись в халат и невинно хлопая ресницами.

«Так, значит, вот она, — подумал Фэнтон, не осмеливаясь взглянуть на вошедшую через плечо, — женщина, образ которой я лелеял в своем сердце последние девять лет».

Наконец он собрался с духом и все-таки обернулся.

Лидия, она же леди Фэнтон, выглядела так, словно с минуты на минуту была готова отправиться на королевский бал. На ней было платье без рукавов сине-розового цвета. Лиф в форме сердца был украшен каймой из венецианского игольного кружева; чуть расклешенная юбка полностью закрывала лодыжки. Пышная прическа напоминала шапочку: светло-каштановые кудри были туго уложены по краям головы, при этом несколько прядей спускались до плеч — согласно новой моде, которую ввела фаворитка короля Луиза де Керуаль.

Стройная и изящная, Лидия была ниже Мэг, хотя и надела туфли на каблуках. Ее можно было бы назвать совершенно очаровательной, если бы не одна деталь. Руки, плечи и грудь покрывал толстый слой белой пудры, а лицо напоминало жуткую маску: круглые пятна румян на мертвенно-бледных щеках, ярко-алый рот, одна мушка в виде сердечка наклеена у левого глаза, вторая — в уголке рта.

Леди Фэнтон производила почти ужасающее впечатление. Подобный макияж был бы к лицу семидесятилетней куртизанке, но никак не девушке, которой исполнился всего двадцать один год. Она походила скорее на восковую куклу, нежели на живого человека.

— Дражайшая кузина! — промурлыкала Мэг.

Лидия, покачиваясь, словно каждый шаг давался ей с трудом, направилась к камину, находившемуся слева от нее. Поправив свечу, она поставила ее на каминную полку. Фэнтон не видел лица своей супруги, но точно знал, что у нее прекрасные голубые глаза, которые блестят от невыплаканных слез.

И тут Фэнтон выкинул странный фокус. Схватившись одной рукой за спинку тяжелого кресла, он высоко поднял его и с грохотом опустил на пол.

— Наш милостивый государь Карл Второй, — проговорил он звучно и нараспев, — милостью Господней король Англии, Шотландии и Ирландии, защитник веры... — Затем добавил, еще более восторженно: — Мирно почивает сейчас во дворце Уайтхолл.

— Или где-нибудь еще, — хихикнула Мэг и дернула плечом. — Дальше-то что?

Лидия, казалось, не замечала ее присутствия.

— Сударь, — обратилась она к Фэнтону. Голос у нее был глубокий и приятный. — Вам известно, сколько всего пришлось мне претерпеть. Но вы, наедине с этой женщиной, в трех ярдах от моей опочивальни...

Мэг, ретировавшаяся к прикроватному столику, изумленно раскрыла рот. Весь ее облик кричал о том, что эту невинную девушку только что опорочили.

— О, какая гнусность! Какая мерзость! — Она задрожала всем телом. — Моя прекрасная кузина! Не думаешь же ты, что мы с Ником...

Лидия не удостоила ее даже взглядом. Возможно, именно поэтому Мэг и замерла на полуслове. А возможно, ее лишил дара речи поступок профессора Фэнтона. Низко склонившись перед Лидией на колено, Фэнтон взял ее ладонь в свою руку и поцеловал.

— Госпожа моя, — с нежностью произнес он. — Мне ли не знать, сколько боли причинил я вам? Могу я уповать на то, что вы даруете мне прощение? — Он поднялся и продолжил: — Я отнюдь не жестокий мужлан, коим вы можете меня счесть. И если позволите, я докажу вам это не словом, а делом.

Во взгляде Лидии появилось странное болезненное выражение, от которого у Фэнтона защемило сердце.

— Вы просите прощения? У меня? — прошептала Лидия. — Тогда я тоже умоляю вас простить меня. — Вдруг ее голубые глаза расширились от страха. — Вы клянетесь? — спросила она с мольбой в голосе. — Ваши слова — не злая шутка?

— Клянусь остатками своей рыцарской чести.

— Тогда прогоните эту женщину. — Лидия сжала его руку в своих ладонях. — Не дайте ей остаться здесь еще на день, даже на час! Любимый мой, умоляю! Она ваша погибель, — я знаю это. Она вас...

Лидия не договорила. Мэг схватила со столика зеркальце и швырнула его в нее. Бросок оказался неточным, и зеркальце, пролетев между Лидией и Фэнтоном, окончило свой путь в коридоре, о чем известил звон разбитого стекла.

«Да уж, — подумал профессор Фэнтон. — В нынешнем веке сдержанность явно не почитают за добродетель».

Вдруг он почувствовал, как к голове прилила кровь. Вены на шее вздулись, возвещая о вспышке ярости, — и Фэнтон был бессилен ее остановить.

— Стерва! — взвизгнула Мэг.

— Распутница! — резко ответила Лидия (сказать «продажная девка» ей не позволило воспитание).

— Белорожая!

— Французская зараза!

— Французская зараза? — ледяным голосом переспросила Мэг.

Более страшного оскорбления нельзя было вообразить.

Забыв о халате, целомудренно запахнутом на груди, Мэг резким жестом указала на столик. Тот был завален салфетками, баночками и бутыльками со всевозможными мазями — арсеналом, который она пустила в ход, чтобы стереть с себя косметику.

— Это я-то французская зараза? — усмехнулась Мэг. — Так, значит, это я прячу лицо под слоем пудры? И несу погибель мужскому полу? А может, это наша благообразная женушка, дочь чокнутого индепендента, внучка цареубийцы, проклятого висельника...

Внезапно Мэг умолкла.

Ярость обрушилась на Фэнтона, как цунами, ослепив и оглушив не только тело, но и душу. Он схватил обеими руками кресло и с такой легкостью, словно оно было сделано не из дуба, а из фанеры, поднял его над головой, целясь в Мэг.

На сей раз та испугалась по-настоящему: с криком отшатнулась и бросилась на пол. Волосы разметались по лицу, пальцы, больше похожие на хищные когти, вцепились в пыльный ковер.

Ей повезло: сэр Ник слишком вожделел ее, чтобы убить на месте. Но в ее спасении была и заслуга самого Фэнтона. Несколько мгновений, пока слепая ярость застилала ему разум, он отчаянно боролся. Ему самому это казалось сражением с крышкой старого дряхлого гроба, которая приподнялась, угрожая выпустить немыслимую разрушительную силу. По счастью, он одержал победу, и крышка вновь захлопнулась.

Трясясь всем телом, Фэнтон поставил кресло на место. К горлу подкатила тошнота. Бросив взгляд в зеркало, он увидел бледное, без кровинки, лицо с нахмуренными черными бровями, с тонкой полоской усов над верхней губой — и не узнал себя. Он резко обернулся — откуда взялся этот незнакомец? — но тут же спохватился и овладел собой.

— Надеюсь, я не испугал вас, мадам? — спросил он, обращаясь к Лидии, не к Мэг.

— Разве что самую малость, — ответила та. — Не беспокойтесь обо мне.

Она устремила на него полный надежды взгляд:

— Вы и вправду отошлете ее прочь?

Фэнтон услышал издевательское хихиканье у себя за спиной и обернулся.

Мэг по-прежнему стояла на коленях между столиком и кроватью, с руками, упертыми в пол. Прищурившись, она смотрела на Фэнтона сквозь черные волосы, упавшие на лицо, и смеялась, не разжимая рта. Фэнтон знал: эта царственная шлюха в восторге от устроенного им зрелища.

И тут Фэнтон решил — вполне разумно, — что на сегодня с него хватит.

— Если таково ваше желание, — сказал он Лидии и некрепко сжал ее обнаженное плечо. — Но... не сейчас. Эту ночь, любезная жена, я проведу один. Я должен все обдумать.

Он направился к двери. На пороге он обернулся и рявкнул:

— А вам, дамы, я желаю преспокойной ночи!

По своему обыкновению, он сильно стукнул дверью, позабыв, что та не оснащена современным замком и не захлопнется. Дверь снова приоткрылась, и сквозь дюймовую щель в коридор, до того совершенно темный, полился слабый свет. Фэнтон заковылял к своей спальне, потом остановился и уткнулся головой в стену, чтобы отдышаться и привести мысли в порядок.

Ну и в переплет он попал — врагу не пожелаешь.

Дважды за ночь сэр Ник почти полностью завладел его разумом. И дело не только в гневе, о котором упомянул дьявол, как бы невзначай. Царь преисподней (в будущем не стоит недооценивать его коварство) ничего не сказал о физической страсти. Казалось бы, она никак не связана с гневом, однако имеет над человеком не меньшую власть. К тому же страсть — явление естественное и возникает сама собой, когда тебе двадцать шесть и ты здоров как бык.

За эту ночь Фэнтон начал чуть лучше понимать характер сэра Ника. Сэр Ник пылает неистовой страстью к Мэг Йорк, он никогда не избавится от нее и не причинит ей вреда. Одновременно сэр Ник любит свою жену и не позволит, чтобы с ее прелестной головки упал хоть один волос. По силам ли пятидесятишестилетнему мужчине — читай: мужчине зрелому и опытному — контролировать свои порывы? Безусловно. Вот только... хочет ли он этого? Смутно — и не без ужаса — Фэнтон вдруг осознал, что в глубине души разделяет чувства сэра Ника.

Но он уже пообещал выгнать Мэг Йорк.

Однако не это было сейчас его головной болью. Джайлс Коллинз записал в своем отчете: «Если бы не сэр Ник, Лидия скончалась бы от отравления ровно через месяц». И судя по некоторым подробностям, указанным в манускрипте, убийцей была Мэг Йорк.

Вот с чем он должен был разобраться в первую очередь.

Шаркая скрипучими кожаными туфлями, Фэнтон побрел в свою спальню.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Лидия в коричневом. И яд

Проснувшись, Фэнтон осознавал все совершенно ясно. Теперь он был твердо уверен, что происходящее — не сон, а самая что ни на есть реальность.

Сквозь полог из небеленого льна пробивался тусклый свет утренней зари. Шторы вновь оказались плотно задернуты, было душно, и от этого смрадный запах, царивший в спальне, ощущался еще сильнее. Но даже эта неприятность не портила ему настроение. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя утром таким счастливым и отдохнувшим. Фэнтон с наслаждением напряг мускулы, обтянутые тонким шелком халата, и вдохнул полной грудью.

Поразительно, каким молодым можно ощущать себя в пятьдесят... Стоп! Ему же всего двадцать шесть! Вчерашние неразрешимые проблемы, тяжким грузом лежавшие на сердце, теперь казались легче перышка. Вышвырнуть Мэг и спасти Лидию — просто, как дважды два!

И даже если Мэг невиновна — пусть убирается, невелика потеря.

— Мир, плоть и дьявол, — сказал он самому себе. — Три непримиримых врага души, и я бросил вызов всем троим! — Профессор Фэнтон улыбнулся. — А потом, у меня есть преимущество. Как там у Этьена? «Если бы молодость знала, если бы старость могла»? Так вот, я, по счастью, и знаю, и могу!

В тот же миг, как по сигналу, шторы разъехались в разные стороны и в образовавшемся проеме возник маленький сухой человечек. Он был в темной ливрее незамысловатого кроя, однако из дорогой ткани, в бриджах и шелковых чулках. Человечек стоял, чуть склонив голову и сомкнув ладони на уровне груди. Фэнтон узнал его мгновенно — благодаря гравюре — и в этот раз оказался на высоте.

Конечно же, это был Джайлс Коллинз, слуга-секретарь сэра Ника. Огненно-рыжие волосы топорщились, как проволока; худое длинное лицо заставляло думать, что перед вами стоит пуританин. Но Фэнтон хорошо знал, что таких дерзких нахалов надо еще поискать. Врожденная наглость позволяла Джайлсу говорить все что вздумается даже хозяину. Но вместе с тем — как упоминалось во многих источниках — в целом мире не нашлось бы слуги преданнее, чем Джайлс Коллинз.

— Доброго утречка, сэр, — произнес он приторным голоском.

Фэнтон перекатился на бок, дал себе несколько секунд, чтобы придумать подобающую случаю фразу, и взревел:

— Здорово, нахалюга! — По его мнению, именно так сэр Ник приветствовал по утрам своего верного слугу. — Что, уже на ногах, в такую-то рань?

— А как же... Пришел по вашу душу, — ответил Джайлс. — А вы опять упились перед сном, я смотрю? Доколе? Заведите уже какую-нибудь новую привычку. Хотите, подскажу?

— Не мели чушь.

— И то верно, как тут удержаться? — сочувственно вздохнул Джайлс, гнусно ухмыляясь при этом. — Ох уж эти дамы, верно? Стоит только мадам Йорк... — Последовало описание некоего действа, столь детальное и колоритное, что приводить его здесь мы не рискнем: что бы там ни говорили древние, временами и бумага краснеет. — А уж коли она начнет...

— А ну попридержи язык, шельмец!

Рыжеголовый болтун втянул голову в плечи и, казалось, стал еще меньше. Он выглядел глубоко оскорбленным.

— Да будет тебе, — проворчал Фэнтон. — Я не хотел тебя обидеть.

— А я лишь хотел быть полезным вам, сэр! — заискивающе произнес Джайлс.

— Что до этой распутной девки Магдален Йорк, то она покинет мой дом сегодня же. Дам ей карету — и пусть катится на все четыре стороны. С ней покончено раз и навсегда, ясно тебе?

Тут Фэнтон озадаченно смолк. Джайлс глядел на него, чуть наклонив голову вбок, а его вытянутое протестантское лицо выражало... оно не выражало ровным счетом ничего: ни заискивания, ни согласия, ни даже обычной Джайлсовой наглости.

— Джайлс, что с тобой?

— Ничего особенного, сэр, — ответил слуга. — Просто я не нахожу в ваших словах ничего удивительного — ведь я слышу их далеко не в первый раз.

Фэнтон уселся на кровати, а Джайлс бесшумно скользнул к столику, стоявшему у ее изголовья. На столике, рядом с черным париком — кудри были уже туго завиты и блестели на свету, — Фэнтон увидел массивный серебряный поднос, на котором дымилась громадная серебряная кружка с горячим шоколадом.

Джайлс ловко поднял поднос и поставил его на колени Фэнтону. Потом так же ловко и умело раздвинул все шторы, составлявшие полог кровати, и привязал их к четырем столбикам у изножья. Фэнтон тем временем потягивал шоколад и украдкой осматривал свои покои.

В комнате было два окна. Тяжелые портьеры из тускло-белой парчи с красными полосами были раздвинуты и подвязаны. Со своего места Фэнтон видел лишь серое, полное туч небо да верхушки деревьев, мотавшиеся на ветру. На полу лежал восточный ковер, такой пестрый и яркий, что глазам стало больно. При взгляде на огромные дубовые стулья Фэнтон ощутил тоску: вот уж поистине вызов возможностям человеческого тела. И вообще, комната с низким потолком и стенами, обшитыми коричневыми панелями, производила гнетущее впечатление.

Фэнтон еще раз отхлебнул из кружки и скривился: не шоколад, а какая-то переслащенная жижа, резкая на вкус. Ладно, организм молодой, переварит что угодно. Джайлс, внимательно наблюдавший за хозяином, не выдержал и взмолился:

— Сэр, некогда рассиживаться! — Он страдальчески заломил руки. — Час уже поздний...

— А который час?

— Восьмой давно уж пробил. Да и лорд Джордж скоро прибудет...

— Разве ж это поздно? — зевнул Фэнтон, делая вид, что он еще немного навеселе. — Ты, морковная голова, лучше вот что скажи: какой нынче день и месяц? Да и год, если уж на то пошло?

Джайлс одарил его многозначительным взглядом, однако милостиво сообщил, что на дворе вторник, десятое мая, одна тысяча шестьсот семьдесят пятый год от Рождества Христова.

«Значит, вчерашняя ночь, — подумал Фэнтон, — на самом деле была ранним сегодняшним утром!»

Хоть в чем-то Отец лжи не смухлевал. А лорд Джордж — это, надо полагать, не кто иной, как Джордж Харвелл, второй сын герцога Бристольского, лучший друг и сображник сэра Ника.

— Ваше одеяние, сэр! — Джайлс закружился вокруг стульев, на которых были разложены какие-то вещи, указывая то на один, то на другой. — Скромно и элегантно. Сюртук из черного бархата, бриджи, черные чулки. И конечно, шпага Клеменса Хорна.

Фэнтон с задумчивым видом остановился у высокого стула, на спинке которого висела узкая кожаная портупея с серебряной пряжкой.

— Сегодня может пролиться чья-нибудь кровь, — проговорил Джайлс. — Как бы вы, сэр, не перегнули палку.

— Кровь? — воскликнул Фэнтон. — Что ты несешь?

Ни о чем подобном Джайлс не упоминал. Может, никакого кровопролития и не случилось — если только автор не решил умолчать о нем.

— Одобряете наряд, сэр?

Фэнтон окинул взглядом предметы одежды: все они были хорошо ему знакомы по картинам и книжным иллюстрациям, вот только он понятия не имел, что с ними делать. Оставалось лишь одно.

— Облачай меня! — рявкнул Фэнтон слуге, чувствуя себя последним идиотом.

Джайлс подвел его к столику: почти такой же, что был в спальне у Мэг, он стоял в углу между окном слева от Фэнтона и глухой стеной. Джайлс уже поставил на него громадный серебряный таз и чудовищного размера кувшин с горячей водой; на точильном бруске покоилась огромная, смахивавшая на небольшой тесак бритва (Фэнтону стало слегка не по себе); рядом стояло несколько чаш с кусками слишком уж ароматного мыла. Завершала натюрморт гора подогретых салфеток и полотенец.

Джайлс с нарочитой торжественностью поклонился и широким взмахом руки пригласил Фэнтона сесть на круглый стул — единственный в комнате, — где лежала толстая мягкая подушка. Джайлс принялся за дело. С суровым и торжественным видом — ни дать ни взять французский цирюльник — он размотал тюрбан на голове Фэнтона. Потом, не расплескав ни капли воды, омыл ему кисти рук, захватив лишь пару дюймов кожи выше запястья, и насухо вытер их теплым полотенцем.

Завершив ритуал, Джайлс победоносно воскликнул:

— Вуаля!

Фэнтон, все это время терпеливо помалкивавший, не выдержал. Он поднял правую руку и, покрутив ее перед собой, одобрительно заявил:

— Вот это я понимаю — чистая работа! Ну а если рискнуть и помыть до самого локтя — что скажешь? А может, мне и вовсе ванну принять?

Джайлс недоуменно вздернул рыжие брови:

— Простите, сэр?

— Мне говорили, — задумчиво продолжал Фэнтон, — что десять с лишним лет назад королева Екатерина Брагансская, после свадьбы с нашим королем, приказала установить в одной из своих уайтхоллских опочивален большую ванну с насосом.

— Ваша правда, сэр. Но помыться водой из Темзы — все равно что изваляться в сточной канаве. —Джайлс презрительно сплюнул на ковер. — Эти иностранцы хуже свиней!

— Что ж ты тогда корчишь из себя француза, морковная ты голова? Все равно ведь не похож.

Джайлс напыщенно фыркнул.

— У нас тоже ванна имеется, — заявил он. — В подвале. Большому Тому приходится вытаскивать ее на свет божий раз шесть в год, не меньше: леди Фэнтон с мадам Йорк до одури помешаны на чистоте.

— Попридержал бы ты язык, Джайлс.

— А я что, я ничего.

Джайлс умолк и, опустив пальцы правой руки в чашу с мылом, принялся орудовать ими, как венчиком. Через несколько секунд над краем чаши показалась плотная ароматная пена. Тогда Джайлс снова принялся за свое.

— Наши прекрасные дамы, — произнес он, — могут обойтись — и обходятся! — без всякой ванны. Перед выходом в свет они моют шею, руки и плечи, что естественно, ибо эти части тела выставляются напоказ. А иногда, по особо торжественным случаям, я полагаю, желают помыться с ног до головы.

Тут Джайлс заговорщически подмигнул, и выражение его лица стало совершенно хулиганским — ни дать ни взять шаловливый мальчишка.

— Джайлс, — с напускной укоризной проговорил Фэнтон. — Ты бессовестный шлюший сын.

— Как и всякий из нас, и стар и млад, — парировал рыжий болтун. — И утверждать, будто это не так, станет лишь лицемер. А лицемерие — грех, как учит Святое Писание.

Ловким движением левой руки он набросил Фэнтону на шею теплую салфетку, а потом откинул его голову назад, да так резко, что Фэнтон пребольно ударился затылком об округлую спинку стула. Теперь профессор не видел перед собой ничего, кроме стыка двух деревянных панелей и штукатурки, почерневшей от сажи и пыли. Джайлс с воодушевлением принялся обмазывать его подбородок густой пеной.

— Итак, продолжим...

— Тело Христово, когда ты уже уймешься?

— Сэр Ник, вы слишком много сквернословите. Голову назад, пожалуйста.

Резкое движение — и затылок снова заныл от тупой боли.

— Все женщины, начиная от знатных дам, навроде мадам Картвелл, чья французская болезнь, как ни странно, не смущает его величество, и кончая простолюдинками, навроде мисс Китти, нашей кухарки, на которую вы неоднократно обращали свой похотливый взор...

— Что-о?

— Рот лучше не открывать, сэр, иначе наглотаетесь пены. Так вот. Все женщины от природы имеют наружность куда как более соблазнительную, нежели мы, несчастные бедолаги, коими они вертят, как захотят. И потому куда как чаще раздеваются.

Пена была прохладной и мягкой, но источала ядреный, почти тошнотворный аромат. Фэнтон приоткрыл один глаз:

— Поосторожней с бритвой, нахалюга! Еще бы шпагу взял, ей-богу.

— Волноваться не о чем, сэр, — пропел себе под нос Джайлс. — Вы почувствуете лишь легкое прикосновение, как от перышка.

И это была сущая правда: Фэнтон едва ощущал скольжение стального лезвия по коже, даже когда Джайлс перешел на участок между челюстью и шеей.

— Что же касается мужского пола, — не унимался Джайлс, — не секрет, что и нам надлежит от случая к случаю очищать телеса наши от макушки до пят. Также недурственно было бы открывать окна во всем доме, дабы сквозняк выдувал из него смрад ночных бдений.

— Смрад, будь он неладен! — воскликнул Фэнтон и резко выпрямился. По счастью, Джайлс отреагировал молниеносно, и обошлось без перерезанного горла. — Почему в этом доме так отвратительно воняет?

Джайлс смахнул салфеткой остатки пены с его шеи и пожал плечами:

— Вы так говорите, сэр, будто в этом моя вина, а не ваша...

— А я-то тут при чем?

На сей раз плечи Джайлса поднялись настолько высоко, что почти достигли ушей.

— Ну как же. Подвал наш наполовину затоплен смрадными массами, да только что поделать? — Он горестно вздохнул. — Вы у нас член парламента, приближенный его величества и самый ярый защитник интересов Партии двора2. С полсотни раз вы клялись, ударяя кулаком по столу, что непременно добьетесь от сэра Джона Гилеада разрешения проложить канализационную трубу не менее трехсот ярдов длиной до главного стока. Но вечно забываете.

— На этот раз не забуду, даю слово, — пообещал Фэнтон и покорно запрокинул голову. Затылок снова пронзила адская боль. Хорошо хоть, терпеть оставалось недолго.

— Безусловно, — пробормотал Джайлс, — есть еще одна лазейка.

— Это какая?

— Откачать нечистоты прямо на улицу, по примеру сэра Фрэнсиса Норта. Правда, боюсь, соседи сие решение встретят без восторга.

На этот раз Фэнтон не нашел в его словах ничего смешного.

«Удивительно, — подумал он, — как они все до сих пор умудрились не умереть от тифа и чумы?»

А вслух громко расхохотался:

— Помню, как же: Роджер Норт в своих мемуарах... — Фэнтон спохватился и быстро добавил: — Мистер Норт вечно рассказывает об этом, стоит ему пропустить пинту-другую в «Дьяволе», что в Темпл-Баре.

Бритва зависла в воздухе. Вся дерзость Джайлса вмиг испарилась, и Фэнтон явственно ощутил, что старик не на шутку испугался.

— Не хотите же вы сказать, — быстро произнес Джайлс, — что бывали в таверне «Дьявол»? У поворота на Ченсери-лейн, рядом с «Королевской головой»?

— Если и так, что с того?

И здесь Фэнтон совершил первую серьезную ошибку. Он понял это не сразу: его мозг был так поглощен одной-единственной задачей — не проколоться на повседневных мелочах, — что оставил без внимания крупный промах.

Политические пристрастия сэра Ника не были для него секретом, — более того, когда Фэнтон, изучая личность тезки, узнал о них, то несказанно обрадовался, ведь они совпадали с его собственными. Однако он сразу не сообразил, при чем тут «Королевская голова». Ему вдруг показалось, что в дурно пахнущей комнате стало пасмурно и мрачно, как за окном.

По счастью, Джайлс пропустил его ответ мимо ушей.

— Склоните голову над тазом, — попросил он, — я вас умою.

Через двадцать минут Фэнтон стоял в полном облачении перед ростовым зеркалом и удивленно рассматривал свое отражение. Если бы эти черные блестящие кудри венчали голову профессора Фэнтона (с неизменным пенсне на носу), тот выглядел бы, мягко говоря, по-идиотски. Но они обрамляли широкое смуглое лицо, с серыми глазами и узкой полоской усов над верхней губой, и придавали ему привлекательный и мужественный вид.

Длинный, почти до колена, сюртук из черного бархата сидел превосходно и не стеснял движений. С правой стороны поблескивал короткий ряд серебряных пуговиц, скорее декоративных — застегивать сюртук было не принято. Никаких украшений Джайлс не предложил, за что Фэнтон был ему искренне благодарен. Довершали наряд бархатка, отороченная кружевом, длинный жилет из черного атласа с красными полосами, бриджи из черного бархата и черные гольфы. Лишь один предмет гардероба вызвал у Фэнтона яростный протест.

— Даже не уговаривай! — рявкнул он и ткнул Джайлса кулаком в грудь.

Он намеревался лишь убрать его с глаз долой, но совершенно позабыл о своей молодецкой силе. Джайлс отлетел к стене и растянулся на полу.

Вставать он не стал — уселся там, где упал, и, гордо сложив руки на груди, принялся вполголоса браниться.

— Я надену что угодно, — взмолился Фэнтон, — но только не эти твои проклятущие туфли!

Джайлс пробубнил нечто нечленораздельное и щелкнул пальцами.

— У них четырехдюймовые каблуки, — продолжал Фэнтон. — Да я и полдюжины шагов не пройду! Что до этих подколенных подвязок и бантов на туфлях — мне хорошо известно, что такова нынешняя мода, но смириться с ней я никак не могу, хоть убей!

Кажется, Джайлс пробормотал что-то про капризы и хлыщей.

— Я же не коротышка, на кой черт мне каблуки? — не сдавался Фэнтон. — Эй, Джайлс! Неужто у меня нет обычных удобных башмаков?

Джайлс саркастически хмыкнул.

— Есть такие, — ответил он. — Старые кожаные туфли, в которых вы ходите по дому.

— Отлично! Вот их и неси!

Воцарилась гробовая тишина. Рыжие волосы Джайлса стояли торчком — ни дать ни взять гоблин из сказки.

— Сэр Ник может бросить вызов дьяволу и Господу Богу, — тихим голосом произнес Джайлс. — Сэр Ник может выплеснуть бокал вина в лицо самому лорду Шефтсбери. Но сэр Ник, человек безупречного вкуса, никогда не позволит себе выйти на улицу в комнатных туфлях.

— Давай их сюда!

Джайлс с обреченным видом поднялся на ноги. Бросив на хозяина быстрый взгляд — в котором, кроме удивления, промелькнуло нечто странное, — он смиренно ответил:

— Уже несу, сэр.

И пулей вылетел из комнаты.

Фэнтон снова повернулся к зеркалу. Рука сама потянулась вниз и влево, к эфесу шпаги.

Так же машинально Фэнтон взялся обеими руками за ремень и слегка сдвинул его вправо. С ремня на двух тонких цепочках свисали ножны из тончайших деревянных плашек, склеенных друг с другом и обтянутых шагренью, — они почти ничего не весили.

— Клеменс Хорн, — задумчиво произнес Фэнтон. — Некогда величайший клинковый мастер Европы.

Пальцы правой руки обхватили рукоять с витой дужкой. Отвернувшись от зеркала, Фэнтон вынул шпагу из ножен.

По лезвию скользнула слабая вспышка света. Это была не старая добрая рапира роялистов, с чашевидным эфесом и непомерно длинным, громоздким клинком, пригодным лишь для нанесения рубящих ударов и бесполезным против молниеносных уколов шпагой.

Строго говоря, клинок Фэнтона тоже являлся рапирой — точнее, промежуточным звеном между рапирой и шпагой. Гарда из стали напоминала не до конца раскрывшийся бутон. Короткие загнутые квилоны крестовины, ни на что не годные в бою, служили только для украшения. Будучи короче рапиры старого образца, имея ширину всего в полдюйма и оставаясь незаточенным (не считая кончика), клинок был намного легче ее и куда смертоноснее.

Едва прикоснувшись к нему, Фэнтон вдруг ощутил, как внутри поднимается гордость, смешанная с удовольствием: это было не просто оружие — клинок олицетворял собой непоколебимость и власть. Интересно, откуда взялись эти чувства — он ведь никогда не держал в руках оружия?

Нет, конечно, в молодости он посещал занятия по фехтованию и слыл весьма умелым бойцом. Но о тех учебных сражениях смешно говорить, ведь по сравнению с этим фехтовальная рапира — просто игрушка. Такой «специалист», как он, и двадцати секунд не продержится против настоящего мастера. И в то же время...

«В нашей милой беседе с дьяволом, — подумал Фэнтон, — не было ни слова о дуэли. Он пообещал, что преждевременная кончина мне не грозит. И от болезни я не умру. А от удара шпаги?..»

— Ваши туфли, милостивый сэр, — прервал его размышления Джайлс.

От неожиданности Фэнтон едва не выронил шпагу. Настроение Джайлса никогда не угадаешь заранее: сейчас, к примеру, он всем своим видом выражал покорность, был добродушен и весел.

— Если изволите присесть, — сказал он, держа туфли бережно, словно редкую драгоценность, — я их надену. Вот так так! Я гляжу, вы отрабатывали свой тайный прием.

Фэнтон, стоявший к зеркалу боком, взглянул на свое отражение — и обомлел. Верхняя губа поднята, белые зубы обнажены в мрачной ухмылке; парик сполз на лоб; правая нога выдвинута вперед и согнута в колене, левая ступня повернута; шпага прекрасно лежит в руке.

Тут он очнулся и нарочито громко расхохотался.

— В этом приеме, впрочем, нет ничего тайного, — сухо прокомментировал его позу Джайлс. — Так его называют лишь недалекие болваны. Заметьте, как левая нога подбирается к правой. А рукоять слишком близка к телу. Ха! Уж я-то знаю, о чем говорю.

— Да ведь я не фехтовальщик, — беззаботно ответил Фэнтон.

Он сунул шпагу обратно в ножны и уселся, приподняв полы сюртука и сдвинув ножны набок, чтобы не мешали. Джайлс снова посмотрел на него с каким-то странным выражением. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Фэнтон его опередил.

— Дела не ждут, — рыкнул он сурово, и Джайлс от неожиданности дернулся, будто получил пощечину. — Лорд Джордж Харвелл уже прибыл?

— Нет, сэр, не думаю.

Джайлс натянул ему на ноги разношенные, презренные, но такие удобные туфли.

— Хорошо. Как прибудет — скажешь, чтобы дождался меня. А сейчас сделай вот что. Ступай к моей супруге...

Рыжие брови Джайлса взметнулись вверх, темные глаза полезли из орбит.

— К супруге?

— Ты что, глухой? — спросил Фэнтон.

— У меня прекрасный слух. Я лишь подумал...

— Ступай к ней и спроси, — продолжал Фэнтон, помня об этикете общения с законной супругой в семнадцатом веке, — не будет ли она столь любезна при первой возможности навестить меня в моих покоях?

Именно так: муж никогда не пойдет к жене, если имеются свидетели, а вызовет ее к себе.

— Уже бегу, — буркнул Джайлс, изо всех сил стараясь спрятать хитрющую ухмылку.

Фэнтона так и подмывало дать ему пинка под зад, но он слишком хорошо знал, что этот старый пройдоха (которому запросто можно было дать как пятьдесят, так и семьдесят лет) все равно увернется.

— Мм... — промычал Джайлс. — Простите мою дерзость, сэр...

— Ну что еще?

— Ежели я, по несчастливой случайности, повстречаю мадам Йорк...

— Шли ее к чертовой матери!

Дверь захлопнулась.

Фэнтон принялся шагать туда-сюда. Как только он увидит Лидию, его снова затянет в водоворот эмоций. Но ведь сегодня он чувствует себя совсем иначе! Он молод, красив и полон сил. К тому же он целых девять лет чах над дурно выполненным портретом, воображая, какой на самом деле была эта женщина. Так неужели сейчас, увидев ее во плоти, он не найдет в своем сердце ни капли доброты и участия?

Но даже это не имело значения. Фэнтон схватился за голову, вновь удивившись тому, что на ней — длинные черные кудри. Если бы вчера он не был так разбит и измотан, то сразу бы понял, почему Лидия устроила весь этот маскарад.