Канун нового, 1990 года. От сердечного приступа умирает генерал армии США. Ничего необычного, казалось бы, в этом нет, однако обстоятельства его смерти вызывают много вопросов. Высокий чин найден обнаженным в номере неприглядного мотеля, и дежурному офицеру военной полиции Джеку Ричеру приходится ехать на вызов. Он выясняет, что из номера похищен генеральский портфель, в котором, предположительно, были сверхсекретные бумаги, а вскоре находит тело вдовы генерала, убитой в собственном доме той же ночью. «Зачистка» продолжается: одного за другим уничтожают двух солдат спецназа. Происходят перестановки в высшем командовании. И кто-то внутри огромного бастиона, которым является американская армия, очень хочет подставить Джека Ричера — ранее неприкасаемого следователя особого отдела, — чтобы сделать его козлом отпущения для тех, кто привык убивать... Приквел к сериалу о Джеке Ричере.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 480
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
18+
Lee Child
THE ENEMY
Copyright © Lee Child, 2004
This edition is published by arrangement with Darley Anderson and Associates Ltd. and The Van Lear Agency
All rights reserved
Перевод с английского Владимира Гольдича, Ирины Оганесовой
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Оформление обложки Ильи Кучмы
Чайлд Л.
Джек Ричер: Враг : роман / Ли Чайлд ; пер. с англ. В. Гольдича, И. Оганесовой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. — (Звезды мирового детектива).
ISBN 978-5-389-29002-0
Канун нового, 1990 года. От сердечного приступа умирает генерал армии США. Ничего необычного, казалось бы, в этом нет, однако обстоятельства его смерти вызывают много вопросов. Высокий чин найден обнаженным в номере неприглядного мотеля, и дежурному офицеру военной полиции Джеку Ричеру приходится ехать на вызов. Он выясняет, что из номера похищен генеральский портфель, в котором, предположительно, были сверхсекретные бумаги, а вскоре находит тело вдовы генерала, убитой в собственном доме той же ночью. «Зачистка» продолжается: одного за другим уничтожают двух солдат спецназа. Происходят перестановки в высшем командовании. И кто-то внутри огромного бастиона, которым является американская армия, очень хочет подставить Джека Ричера — ранее неприкасаемого следователя особого отдела, — чтобы сделать его козлом отпущения для тех, кто привык убивать...
Приквел к сериалу о Джеке Ричере.
© В. А. Гольдич, И. А. Оганесова, перевод, 2009
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025Издательство Азбука®
Памяти Аделы Кинг
ГЛАВА 1
«Неужели сердечный приступ?» Возможно, именно такой была последняя мысль Кена Крамера, возникшая у него в голове ослепительной вспышкой страха, когда он перестал дышать и упал в пропасть. Он знал, что нарушил все правила. Ему не следовало находиться здесь с этим человеком, да еще имея при себе вещь, которую он должен был спрятать в более надежном месте. Но Крамер пренебрег этими правилами. Он решил сыграть и выигрывал. Он лидировал в игре. Наверное, он улыбался — до того самого мгновения, пока его не предал внезапный глухой удар в груди. И тогда ситуация повернулась на сто восемьдесят градусов. Успех превратился в катастрофу. И у него не осталось времени что-нибудь исправить.
Никто не знает, что чувствует человек, когда его настигает смертельный сердечный приступ. Нет выживших, которые могли бы рассказать нам об этом. Врачи говорят о некрозе, тромбах, кислородном голодании и закупорке кровеносных сосудов. Они предсказывают учащенное сердцебиение. Они используют термины вроде «инфаркт» или «фибрилляция», но эти слова не имеют для нас никакого значения. «Ты просто падаешь замертво», — следовало бы им сказать. Кен Крамер так и сделал. Он упал замертво и унес с собой все свои тайны, а проблемы, которые он оставил после себя, чуть не прикончили за компанию и меня.
Я сидел один в чужом кабинете, временно занятом мною. На стене висели часы без секундной стрелки — только часовая и минутная. Часы были электрическими и не тикали. Они хранили молчание, как и сама комната. Я внимательно следил за минутной стрелкой. Она не двигалась.
Я ждал.
Стрелка пошевелилась, перепрыгнув вперед на шесть градусов. Ее движения были механическими, затухающими, точными. Она дернулась разок, дрогнула и замерла.
Минута.
Одна прошла, другая началась.
Еще шестьдесят секунд.
Я продолжал следить за часами. Они долго, очень долго оставались в неподвижности. Затем стрелка дернулась еще раз. Новые шесть градусов, новая минута, ровно полночь, и 1989 год превратился в 1990-й.
Я отодвинул стул и поднялся из-за стола. Зазвонил телефон, и я подумал, что кто-то решил поздравить меня с Новым годом. Но оказалось, что я ошибся. Звонил гражданский коп, чтобы сообщить, что в мотеле в тридцати милях от базы обнаружено тело военного.
— Мне нужен дежурный офицер военной полиции.
Я снова сел за стол и сказал:
— Это я.
— У нас один из ваших, мертвый.
— Один из моих?
— Военный, — пояснил он.
— Где?
— В мотеле, в городе.
— Как он умер? — поинтересовался я.
— Скорее всего, сердечный приступ, — ответил коп.
Я перевернул страницу настольного календаря с 31 декабря на 1 января и только после этого спросил:
— Что-нибудь подозрительное?
— Мы ничего такого не заметили.
— А раньше вы видели сердечные приступы?
— Сколько угодно.
— Ладно, — сказал я. — Позвоните на пост в штабе. — И назвал номер телефона. — С Новым годом.
— Разве вам не нужно сюда приехать?
— Нет, — ответил я и положил трубку.
Мне не нужно было туда ехать. Армия — большая организация, чуть больше Детройта и чуть меньше Далласа, и такая же несентиментальная, как оба этих города. В настоящий момент в ней насчитывалось около девятисот тридцати тысяч мужчин и женщин, представлявших все слои населения страны. Уровень смертности в Америке составляет примерно восемьсот шестьдесят пять человек на каждые сто тысяч, и в отсутствие продолжительных военных действий солдаты умирают не чаще и не реже обычных людей. В целом они моложе и здоровее, чем остальное население, но они больше курят и пьют, хуже питаются, переживают сильные стрессы, и им приходится делать разные опасные вещи во время учений. Так что уровень смертности в армии примерно такой же, как среди гражданских лиц. Иными словами, они умирают, как все. Произведите вычисления, сравнив процент смертности и состояние здоровья, — и вы получите двадцать два мертвых солдата в день: несчастные случаи, самоубийства, сердечные приступы, рак, инсульт, болезни легких, печени и почек. Результат такой же, как в Детройте или Далласе. Вот почему мне не нужно было туда ехать. Я не коп и не гробовщик.
Часы ожили. Стрелка дернулась, подпрыгнула и успокоилась. Снова зазвонил телефон. Кто-то захотел поздравить меня с Новым годом. Сержант из приемной перед моим кабинетом.
— С Новым годом, — сказала она мне.
— И вас тоже, — ответил я. — Вы что, не могли просто встать и просунуть голову в дверь?
— А вы не могли сделать то же самое?
— Я разговаривал по телефону.
— Кто звонил?
— Никто, — ответил я. — Какой-то тип не дожил до Нового года.
— Кофе хотите?
— Конечно, — ответил я. — Почему бы и нет?
Я снова положил трубку. К этому моменту я прослужил больше шести лет, и армейский кофе был одной из тех вещей, которые доставляли мне настоящее удовольствие. Без всяких вопросов он лучший в мире. А еще сержанты. Эта сержант родилась в горах в Северной Джорджии. Я познакомился с ней два дня назад. Она жила за пределами гарнизона на стоянке трейлеров, где-то среди холмов Северной Каролины. У нее был маленький сын. Она рассказала мне о нем, но о ее муже я не услышал ни слова. Она вся состояла из кожи и сухожилий и была жесткой, как клюв дятла, но я ей нравился. Я точно знаю, потому что она принесла мне кофе. Если ты кому-то не нравишься, он не станет носить тебе кофе. Вместо этого он с удовольствием вонзит тебе нож в спину. Дверь открылась, и сержант вошла с двумя кружками в руках — для меня и для себя.
— С Новым годом, — снова сказал я.
Она поставила обе кружки на мой стол и спросила:
— А он будет счастливым?
— Не вижу причин, чтобы ему не быть счастливым, — сказал я.
— Берлинская стена уже наполовину разрушена. По телевизору показывали. Там устроили грандиозный праздник по этому поводу.
— Рад, что у кого-то праздник.
— Там куча народу, огромная толпа. Все поют и танцуют.
— Я не смотрел новости.
— Это произошло шесть часов назад. Разница во времени.
— Они, наверное, еще празднуют.
— У них в руках были кувалды.
— Это не запрещено. Их половина — свободный город. Мы потратили сорок пять лет, чтобы он таковым оставался.
— Скоро у нас не останется врагов.
Я попробовал кофе. Горячий, черный, лучший в мире.
— Мы победили, — сказал я. — Разве это не хорошо?
— Нет, если ты зависишь от чека, который тебе выдает Дядюшка Сэм.
Как и я, она была одета в полевую военную форму, предназначенную для лесистой местности. Рукава были аккуратно закатаны. Нарукавная повязка с буквами «ВП» («Военная полиция») располагалась строго горизонтально. Наверное, сержант закрепила ее булавкой в незаметном месте. Ее ботинки сверкали.
— У вас есть камуфляжная форма для пустыни? — спросил я.
— Я никогда не была в пустыне, — ответила сержант.
— Они изменили рисунок. Теперь на форме большие коричневые кляксы — результат пятилетних исследований этого вопроса. Парни из пехоты называют свою форму «шоколадная крошка». Отвратительный рисунок. Его придется снова менять на прежний. Но им потребуется еще пять лет, чтобы это понять.
— И что?
— Если им нужно пять лет, чтобы изменить рисунок камуфляжной формы, ваш малыш закончит колледж прежде, чем они сообразят, что неплохо бы провести в армии сокращение. Так что вам не о чем беспокоиться.
— Хорошо, — сказала она, нисколько мне не поверив. — Думаете, он сможет учиться в колледже?
— Я с ним не знаком.
Она ничего не ответила.
— Армия ненавидит перемены, — сказал я. — А враги у нас будут всегда.
Сержант продолжала молчать. В этот момент снова зазвонил телефон, она сняла трубку и ответила за меня. Послушала примерно одиннадцать секунд и протянула мне трубку.
— Полковник Гарбер, сэр, — сказала она. — Из Вашингтона.
Она взяла свою кружку и вышла. Полковник Гарбер являлся моим начальником, и, хотя он хороший человек, я не мог поверить, что он звонит мне через восемь минут после наступления Нового года просто по дружбе. Это не его стиль. Некоторые офицеры любят по большим праздникам изображать из себя эдаких развеселых свойских парней. Но у Леона Гарбера даже в мыслях такого нет, он никогда и ни с кем не стал бы вести себя подобным образом, и уж тем более со мной. Даже если бы он знал, что я нахожусь здесь.
— Ричер у телефона, — сказал я.
На другом конце наступило долгое молчание.
— Я думал, ты в Панаме, — наконец заговорил он.
— Я получил приказ, — ответил я.
— Из Панамы в Форт-Бэрд? Почему?
— Я не задаю таких вопросов.
— Когда?
— Два дня назад.
— Удар ниже пояса, ты согласен? — сказал он.
— Разве?
— В Панаме, наверное, было намного веселее.
— Там было неплохо, — подтвердил я.
— И тебя уже поставили дежурить в новогоднюю ночь?
— Я сам вызвался, — сказал я. — Хочу им понравиться.
— Пустое дело, — заметил он.
— Сержант принесла мне кофе.
Он помолчал.
— Тебе звонили по поводу трупа в мотеле?
— Восемь минут назад, — ответил я. — Я отправил их в штаб.
— А они перекинули свое сообщение дальше, в результате меня вытащили из-за стола.
— Почему?
— Потому что военный, о котором идет речь, — генерал с двумя звездами.
Наступила тишина.
— Мне не пришло в голову спросить, кто он такой, — проговорил я.
Гарбер продолжал молчать.
— Генералы тоже смертные, — заявил я. — Как и все прочие люди.
Никакого ответа.
— Там не было ничего подозрительного, — добавил я. — Он умер, и все. Сердечный приступ. Я не видел причин волноваться.
— Это вопрос чести и достоинства, — сказал Гарбер. — Мы не можем допустить, чтобы генерал с двумя звездами лежал кверху брюхом на публике. Мы обязаны отреагировать. Кто-то должен там присутствовать.
— Иными словами, я?
— Я бы предпочел, чтобы это был кто-нибудь другой. Но скорее всего, ты сейчас единственный в мире трезвый офицер военной полиции. Так что это будешь ты.
— Мне потребуется час, чтобы туда добраться.
— Он никуда не уйдет. Он мертв. Кроме того, им еще не удалось найти трезвого патологоанатома.
— Хорошо, — сказал я.
— Веди себя уважительно, — посоветовал Гарбер.
— Хорошо, — повторил я.
— И вежливо, — добавил он. — За пределами гарнизона мы в их власти. Это гражданская юрисдикция.
— Я знаком с гражданскими, — ответил я. — Встречался как-то раз с одним.
— Но ты должен контролировать ситуацию, — сказал он. — Если ее потребуется контролировать.
— Скорее всего, он умер в своей постели, — сказал я. — Как делают обычные люди.
— Звони мне, если возникнет необходимость, — проговорил он.
— Хорошая была вечеринка?
— Отличная. Моя дочь приехала.
Он повесил трубку, а я позвонил гражданскому диспетчеру и получил адрес и название мотеля. Потом я оставил свой кофе на столе и сообщил сержанту, что происходит, а затем отправился к себе, чтобы переодеться. Я решил, что «присутствовать» означает надеть зеленую форму класса «А», а не камуфляж для передвижения по лесистой местности.
Я взял «хаммер» в гараже военной полиции и, отметившись на посту у проходной, выехал через главные ворота. Мне удалось найти нужный мотель через пятьдесят минут. Пришлось проехать тридцать миль к северу от Форт-Бэрда по темной, непримечательной местности, где длинные одноэтажные здания с магазинами сменялись чахлыми лесами и пребывающими в зимней спячке полями со сладким картофелем. Все это было мне в новинку, потому что я никогда еще здесь не служил. На дорогах никого не было — все праздновали Новый год. Я надеялся, что мне удастся вернуться в Бэрд до того, как народ начнет разъезжаться по домам. Впрочем, я не сомневался, что гражданским автомобилям далеко до «хаммера».
Мотель находился среди низких зданий торгового центра, сгрудившихся в темноте около большой шоссейной развязки. В центре я заметил стоянку для грузовиков. А еще там имелась дешевая закусочная, которая работала в выходные, и заправочная станция, достаточно большая, чтобы на нее могли заехать восемнадцатиколесные грузовики. И бар, построенный из шлакобетонных блоков, без названия и окон, но зато с яркими неоновыми вывесками. Над ним светилась розовая надпись: «Экзотические танцы», а парковка размерами не уступала футбольному полю. Тут и там на ней виднелись радужные бензиновые лужи. Из бара доносилась громкая музыка, вокруг в три ряда стояли припаркованные машины. Все сияло ядовитым желтым светом, который падал от фонарей. Ночь выдалась холодная, и на землю медленно опускался слоистый туман. Мотель располагался на противоположной стороне улицы, напротив заправки. Убогий, потрепанный, вытянувшийся в длину примерно номеров на двадцать. Он казался пустым. В левом конце находилась контора с символическим подъездом для машин и автоматом по продаже кока-колы.
Первый вопрос: что мог делать генерал с двумя звездами в таком месте? Я был совершенно уверен, что Министерство обороны не стало бы устраивать никакого расследования, если бы он остановился в «Холидей-инн».
У предпоследней комнаты были кое-как припаркованы две полицейские патрульные машины. А между ними стоял маленький простой седан. Холодный, покрытый изморозью. Самый обычный «форд», красный, четырехцилиндровый. С лысой резиной и пластиковыми колпаками на колесах. Наверняка взятый напрокат. Я поставил «хаммер» рядом с правой патрульной машиной и выбрался на мороз. Музыка, доносившаяся из бара на противоположной стороне улицы, стала громче. Свет в предпоследнем номере не горел, дверь была открыта нараспашку. Я решил, что копы специально выстуживают номер, чтобы наш старикан не созрел слишком рано. Мне ужасно хотелось на него взглянуть. Я еще никогда не видел мертвых генералов.
Три копа остались в машинах, а один вышел ко мне. Он был в темных форменных брюках и кожаной куртке, застегнутой на молнию до самого подбородка. Никакой шляпы. Бляха, прикрепленная к куртке, сообщала, что его зовут Стоктон и он заместитель шефа полиции. Я его не знал, ведь прежде никогда здесь не служил. Он был седой, лет пятидесяти, среднего роста, немного располневший, но по тому, как он изучал мои нашивки, я понял, что он, скорее всего, раньше служил в армии, как и большинство копов.
— Майор, — сказал он вместо приветствия.
Я кивнул. Точно, служил. У майора на погонах имеются маленькие, размером всего в дюйм, золотые дубовые листочки, по одному с каждой стороны. Стоктон смотрел на меня снизу и сбоку, что не давало возможности хорошенько их разглядеть, но ему было известно, что они собой представляют. Значит, он различал чины. Кроме того, я узнал его голос. Это он звонил мне через пять секунд после полуночи.
— Я Рик Стоктон, — представился он. — Заместитель шефа.
Он был совершенно спокоен. Ему уже доводилось видеть смерть от сердечного приступа.
— Джек Ричер, — сказал я. — Дежурный офицер ВП.
Он тоже узнал мой голос и улыбнулся.
— Вы все-таки решили приехать, — проговорил он.
— А вы мне не сказали, что у вас тут генерал с двумя звездами.
— Ну да.
— Никогда не видел мертвого генерала, — признался ему я.
— Мало кто видел, — сказал он, и по его тону я догадался, что он служил в армии рядовым.
— Армия? — спросил я.
— Морская пехота. Первый сержант.
— Мой старик служил в морской пехоте, — сказал я.
Я всегда это говорю, когда имею дело с морскими пехотинцами, обретая таким образом своего рода законный статус. И тогда они перестают относиться ко мне как к обычному пехотинцу. Но я стараюсь особенно не распространяться и не сообщаю им, что мой отец дослужился до капитана. Рядовые и офицеры не слишком жалуют друг друга.
— «Хамви», — сказал он, глядя на мою машину. — Нравится?
Я кивнул. «Хамви» — общепринятое сокращение от официального названия1, полностью характеризующего возможности армейского «хаммера». Это типично для армии: ты получаешь то, что тебе говорят.
— Работает, как обещано в рекламе.
— Слишком широкий, — сказал он. — Не хотел бы я управлять им в городе.
— Перед вами пустили бы танки, чтобы расчищать дорогу, — успокоил его я. — Думаю, так и было задумано.
Музыка из бара продолжала оглушительно греметь. Стоктон ничего не ответил.
— Давайте посмотрим на мертвого генерала, — предложил я ему.
Он провел меня внутрь, нажал на кнопку выключателя, и в прихожей зажегся свет. Затем нажал на другую, и свет вспыхнул в комнате. Я увидел самый обычный номер мотеля. Прихожая шириной в ярд со шкафом слева и ванной комнатой справа. Дальше прямоугольник двадцать на двенадцать футов с встроенными полками той же ширины, что и шкаф, и кроватью размером с ванную. Низкий потолок. Большое занавешенное окно в дальнем конце, на стене под ним — батарея и кондиционер. Почти все предметы в комнате были изношенными, потрепанными, тусклого коричневого цвета. Сама комната казалась мрачной, сырой и убогой.
На кровати лежал мертвец.
Голый, лицом вниз. Он был белый, довольно высокий, лет шестидесяти. Сложен как стареющий профессиональный спортсмен. Как тренер. Я отметил, что у него вполне приличные мускулы, но, как и у всякого пожилого человека, вне зависимости от физической формы кое-где уже появился жирок. На бледных безволосых ногах виднелись старые шрамы. Жесткие седые волосы облепили череп, а на шее, сзади, я заметил полоску обветренной кожи. Типичный представитель армии. На него могли бы посмотреть сто человек, и все сто без малейших колебаний сказали бы, что перед ними военный офицер.
— Его нашли в таком виде? — спросил я.
— Да, — ответил Стоктон.
Второй вопрос: как? Человек снимает на ночь номер и рассчитывает, что его никто не будет беспокоить по крайней мере до тех пор, пока утром не придет горничная.
— Как? — спросил я.
— Что «как»?
— Как его нашли? Он что, позвонил в «девять-один-один»?
— Нет.
— Тогда как?
— Вы увидите.
Пока что я ничего не увидел.
— Вы его переворачивали? — поинтересовался я.
— Да. А потом перевернули обратно.
— Не возражаете, если я на него взгляну?
— Пожалуйста.
Я подошел к кровати, подсунул левую руку под мышку мертвого генерала и перевернул его. Он был холодным и уже начал коченеть. Я положил его на спину и увидел сразу четыре вещи. Первое: его кожа имела отчетливый серый оттенок. Второе: на лице застыла гримаса боли и удивления. Третье: он схватил правой рукой левую возле бицепса. И четвертое: он был в презервативе. У него давно упало давление, а вместе с ним исчезла эрекция, и презерватив висел пустой, похожий на прозрачный кусок бледной кожи. Было очевидно, что он умер прежде, чем испытал оргазм.
— Сердечный приступ, — сказал Стоктон, стоявший у меня за спиной.
Я кивнул. Серая кожа — надежный индикатор сердечного приступа. А также удивление на лице и резкая боль в левой руке.
— Обширный, — сказал я.
— Но до или после проникновения? — спросил Стоктон с улыбкой в голосе.
Я посмотрел на подушку. Постель была полностью застелена. Мертвый генерал лежал поверх покрывала, натянутого на подушки. Но осталось углубление в форме головы, а также вмятины в тех местах, где вдавливались локти и пятки человека, лежащего снизу.
— Она была под ним, когда все произошло, — сказал я. — Это точно. Ей пришлось из-под него выбираться.
— Жуткая смерть для мужика.
Я обернулся.
— Я могу представить себе и худшие варианты.
Стоктон молча улыбнулся.
— Что? — спросил я.
Он не ответил.
— Нашли какие-нибудь следы этой женщины?
— Ни волоска, — сказал Стоктон. — Она сбежала.
— Портье видел ее?
Стоктон снова улыбнулся.
Я посмотрел на него и все понял. Дешевый мотель на пересечении дорог, со стоянкой для грузовиков и баром, в тридцати милях от военной базы.
— Она была проституткой, — сказал я. — Вот как его нашли. Портье ее знает. Он видел, как она убегала, слишком рано. Ему стало интересно почему, и он зашел сюда проверить.
— Он сразу позвонил нам, — подтвердил Стоктон. — Разумеется, интересующая нас дама давно исчезла. А он отрицает, что она вообще здесь была. Твердит, что у них не такое заведение.
— Вашему отделу уже приходилось здесь бывать?
— Время от времени, — ответил он. — Поверьте мне, это именно такое заведение.
«Ты должен контролировать ситуацию», — сказал Гарбер.
— Сердечный приступ, верно? — проговорил я. — И ничего больше.
— Скорее всего, — ответил Стоктон. — Но нужно произвести вскрытие, чтобы убедиться.
В комнате повисла тишина. Я ничего не слышал, кроме радиопереговоров в патрульной машине и музыки, грохочущей в баре на другой стороне улицы. Я снова повернулся к кровати и посмотрел на лицо мертвого генерала. Мне он был незнаком. Тогда я обратил внимание на его руки. На правой было кольцо Уэст-Пойнта, а на левой — обручальное, широкое, старое, судя по всему, девять карат. Затем я взглянул на его грудь. Когда он потянулся правой рукой к левой, личные знаки, висевшие на цепочке на шее, оказались под мышкой. Я с трудом поднял его руку, вытащил личные знаки и поднял их повыше, насколько позволила натянувшаяся цепочка. Его звали Крамер, он был католиком, группа крови нулевая.
— Мы можем сделать вскрытие за вас, — предложил я. — В Центральном армейском госпитале Уолтера Рида.
— За пределами штата?
— Он генерал.
— Вы хотите замять дело?
— Естественно. А вы бы не хотели?
— Наверное, — не стал спорить Стоктон.
Я опустил личные знаки на грудь мертвеца, отошел от кровати и проверил прикроватные тумбочки и встроенные полки. Ничего. Телефона в комнате не было. В таком месте должен быть телефон-автомат у стойки портье. Пройдя мимо Стоктона, я заглянул в ванную и обнаружил рядом с раковиной черную кожаную сумочку, закрытую на молнию. На боку красовались инициалы «КРК». Я открыл ее и нашел там зубную щетку, бритву, маленький тюбик зубной пасты, предназначенный специально для путешествий, и мыло для бритья. И больше ничего. Никаких лекарств. Ничего от сердца. Презервативов тоже не было.
Я проверил шкаф. В нем на трех отдельных вешалках была аккуратно развешана форма класса «А»: брюки на перекладине одной вешалки, китель — на второй, рубашка — на третьей. Галстук на рубашке. Над вешалками, прямо по центру, офицерская фуражка с золотой плетеной тесьмой. По одну сторону от нее лежала сложенная белая майка, по другую — тоже сложенные белые «боксеры».
Рядом с выцветшей дорожной сумкой зеленого цвета, прислоненной к задней стенке, стояла пара черных ботинок. Они были начищены до блеска, внутри лежали свернутые носки. Дорожную сумку, отделанную по швам потертыми кожаными полосками, судя по всему, купили в самом обычном магазине. Мне показалось, что в ней не так много вещей.
— Вы получите результаты, — сказал я. — Наш патологоанатом пришлет вам полную копию отчета — без дополнений или утаивания какой-либо информации. Если вам что-нибудь не понравится, мы без лишних вопросов отправим мяч на вашу половину поля.
Стоктон ничего не ответил, но я не почувствовал враждебности с его стороны. Некоторые гражданские копы вполне нормальные парни. Большая военная база вроде Бэрда оказывает значительное влияние на окружающий ее гражданский мир. Поэтому представители военной полиции проводят довольно много времени со своими гражданскими коллегами, и иногда это бывает совсем не просто, а порой — вполне терпимо. У меня возникло ощущение, что со Стоктоном у меня не будет серьезных проблем. Он был расслаблен. Если честно, мне он показался ленивым, а ленивые люди всегда с радостью передают свои обязанности другим.
— Сколько? — поинтересовался я.
— Что «сколько»?
— Сколько здесь могут стоить услуги проститутки?
— Двадцати баксов хватит, — ответил он. — В этих краях вряд ли можно найти что-нибудь экзотическое.
— А номер?
— Думаю, пятнадцать.
Я снова перевернул труп. Это оказалось совсем не просто. Он весил по меньшей мере двести фунтов.
— Ну так что? — спросил я.
— В каком смысле?
— В том смысле, чтобы мы сами произвели вскрытие.
На мгновение в номере воцарилась тишина, Стоктон смотрел на стену.
— Приемлемо, — сказал он.
В дверь постучал один из полицейских, сидевших в машине.
— Только что позвонил патологоанатом, — доложил он. — Он сможет приехать не раньше чем через два часа. Сегодня все-таки Новый год.
Я улыбнулся, понимая, что «приемлемо» сейчас превратится в «исключительно желательно». Через два часа Стоктону нужно будет находиться совсем в другом месте. Вечеринки подойдут к концу, и дороги превратятся в настоящий кошмар. Через два часа он будет умолять меня забрать у него этот труп. Я ничего не сказал, коп отправился в машину ждать новых распоряжений, а Стоктон прошел в номер и остановился у занавешенного окна спиной к трупу. Я взял вешалку с форменным кителем и повесил на дверь ванной, где на него падал свет из коридора.
Смотреть на форменный китель класса «А» — все равно что читать книгу или сидеть с владельцем кителя в баре и слушать историю его жизни. Этот китель идеально подходил по размерам телу, лежащему на кровати, а на табличке с фамилией значилось «Крамер», что соответствовало фамилии на личных знаках. Кроме того, там имелась ленточка «Пурпурного сердца»2 с двумя бронзовыми дубовыми листьями, обозначавшими второе и третье награждение медалью, что соответствовало шрамам на теле. На погонах красовались две серебряные звезды, подтверждавшие, что он генерал-майор. Знаки различия на лацканах сказали мне о том, что он из бронетанковых войск, а наплечные знаки различия указывали на 12-й корпус. А еще китель украшала целая куча наград, полученных в его части, и множество медалей за Вьетнам и Корею, часть которых он, наверное, заслужил верой и правдой, а часть — нет. Некоторые были иностранными, ношение их разрешено, но не обязательно. Иными словами, я смотрел на очень представительный китель, относительно старый, в идеальном порядке, самый обычный, сшитый не на заказ. Все это говорило о том, что генерал Крамер отличался профессиональным тщеславием.
Я проверил карманы. В них ничего не оказалось, кроме ключей от взятой напрокат машины. Они висели на кольце в виде цифры 1, сделанном из прозрачного пластика, внутри которого была вставлена бумажка с названием «Херц»3, напечатанным желтыми буквами наверху, и номером машины, написанным шариковой ручкой внизу.
Бумажника в карманах я не обнаружил. Мелочи тоже.
Я повесил китель назад в шкаф и проверил брюки. В карманах было пусто. Тогда я заглянул в ботинки, но нашел там только носки. Я приподнял фуражку — под ней ничего не оказалось. После этого я достал дорожную сумку и открыл ее на полу. В ней лежала полевая форма и пилотка. Смена носков, нижнее белье и пара начищенных военных ботинок из простой черной кожи. Пустое отделение, судя по всему, предназначалось для сумочки, которую я нашел в ванной. Больше ничего. Совсем ничего. Я закрыл сумку и вернул на место. Присел на корточки и заглянул под кровать. Ничего.
— У нас есть причины для беспокойства? — спросил Стоктон.
Я встал и покачал головой:
— Нет.
Это была ложь.
— В таком случае можете его забрать, — разрешил Стоктон. — Но я получу копию отчета.
— Договорились, — подтвердил я.
— С Новым годом, — сказал он и направился к своей машине, а я — к «хаммеру».
Я набрал номер 10-5, что означало: «Требуется машина „скорой помощи“», и велел своему сержанту отправить вместе с машиной двоих дежурных, чтобы переписали и собрали вещи Крамера, а затем отвезли ко мне в кабинет. Потом я устроился на водительском сиденье и стал ждать, когда уедут парни Стоктона. Я проследил за тем, как они скрылись в тумане, вернулся в номер и нашел ключ от машины Крамера, которым открыл взятый им напрокат «форд».
В нем ничего не оказалось, кроме запаха чистящего средства для обивки и копии квитанции на прокат машины. Крамер взял ее в четырнадцать тридцать в международном аэропорту Даллес, расположенном неподалеку от Вашингтона. Он расплатился карточкой «Американ экспресс» и получил скидку. Пробег на момент получения им машины равнялся 13 215 милям. Сейчас на одометре значилось 13 513, это означало, что он проехал 298 миль, иными словами, отправился сюда прямо из аэропорта.
Я убрал квитанцию в карман и закрыл машину. Проверил багажник — он был пустым.
Ключи исчезли в моем кармане вслед за квитанцией, а я двинулся на другую сторону улицы, в бар. С каждым шагом музыка становилась все громче. Примерно за десять ярдов я почувствовал запах пивных паров и сигаретного дыма из вентиляторов. Пройдя между припаркованными машинами, я нашел вход в бар — надежную деревянную дверь, плотно закрытую, чтобы внутрь не попадал холод. Я потянул ее на себя, и в меня ударила волна шума и горячего воздуха. Внутри кипела жизнь. Я увидел около пятисот человек, черные стены, ярко-красные прожектора и зеркальные шары. В задней части на площадке стриптизерша, голая, но в белой ковбойской шляпе, ползала на четвереньках по кругу, собирая долларовые бумажки.
За конторкой у двери устроился крупный парень в черной майке. Его лицо пряталось в глубокой тени. В луче прожектора я разглядел, что грудь у него размером с нефтяную бочку. Музыка была оглушительной, посетители набились в бар, точно селедки в бочку, плечо к плечу, от стенки до стенки. Я шагнул назад и отпустил дверь, которая тут же закрылась. Несколько мгновений постояв на холодном воздухе, я пошел назад, пересек улицу и направился в контору мотеля.
Это было довольно мрачное место. Флуоресцентные лампы заливали комнату зеленоватым светом, кроме того, сюда доносился шум автомата по продаже кока-колы, стоящего сразу за дверью. На стене висел телефон-автомат, под ногами у меня был старый, выцветший линолеум, а у другой стены притулилась конторка в половину человеческого роста, обитая панелями из искусственного дерева — такие по большей части используются в подвалах. Портье сидел на высоком табурете за конторкой. Это был белый парень лет двадцати с длинными сальными волосами и безвольным подбородком.
— С Новым годом, — сказал я.
Он ничего не ответил.
— Ты взял что-нибудь из номера, в котором лежит труп?
Он покачал головой:
— Нет.
— Повтори.
— Я ничего не брал.
Я кивнул, потому что поверил ему.
— Хорошо. Когда он снял номер?
— Я не знаю. Я пришел в десять. Он уже был здесь.
Я снова кивнул. Крамер взял машину напрокат в два тридцать и, судя по показаниям одометра, направился сразу сюда, значит, он снял номер примерно в половине восьмого. Или в половине девятого, если он останавливался где-нибудь перекусить. Или в девять, если он был исключительно осторожным водителем.
— Он пользовался телефоном-автоматом?
— Телефон не работает.
— Тогда как он вызвал проститутку?
— Какую?
— Ту, что он трахал, когда умер.
— Здесь нет проституток.
— Может, он зашел в бар и подцепил ее там?
— Его номер в самом конце. Я не видел, что он делал.
— У тебя есть водительские права?
Парень уставился на меня:
— А что?
— Это совсем простой вопрос. Либо они у тебя есть, либо их нет.
— У меня есть права, — ответил он.
— Покажи, — велел я.
Я был крупнее автомата по продаже кока-колы, весь в значках и ленточках, и он сделал то, что сказано, как обычно поступают двадцатилетние парни, когда я разговариваю с ними таким тоном. Он слез с табурета и достал из заднего кармана бумажник. Раскрыл его. Права были покрыты молочно-белой пленкой, там имелась фотография, имя и адрес.
— Ладно, — сказал я. — Теперь мне известно, где ты живешь. Я еще вернусь, чтобы задать тебе парочку вопросов. Если я тебя здесь не найду, то приду к тебе домой.
Он ничего не сказал. Я вышел в дверь, вернулся к своей машине и стал ждать.
Через сорок минут приехал еще один «хаммер» и армейская труповозка. Я сказал парням, чтобы они забрали все, включая взятый напрокат «форд», но не стал дожидаться, когда они это сделают. Я поехал назад, на базу. Отметившись на проходной, я вернулся в свой кабинет и сказал сержанту, чтобы она соединила меня с Гарбером, а сам уселся за стол и стал ждать. Телефон зазвонил меньше чем через две минуты.
— Ну, и что там интересного? — спросил Гарбер.
— Его звали Крамер, — сказал я.
— Это мне известно. Я поговорил с полицейским диспетчером, после того как позвонил тебе. Что с ним произошло?
— Сердечный приступ, — сказал я. — Во время сексуального контакта с проституткой. В мотеле, который брезгливый таракан постарается обойти стороной.
Гарбер долго молчал. Наконец сказал:
— Проклятье! Он был женат.
— Да, я видел обручальное кольцо. А еще кольцо из Уэст-Пойнта.
— Выпуск пятьдесят второго года, — сообщил мне Гарбер. — Я проверил.
Телефон снова замолчал.
— Проклятье! — повторил Гарбер. — И почему только умные люди совершают такие глупости?
Я ничего ему не ответил, потому что не знал.
— Нам нужно действовать осторожно, — проговорил Гарбер.
— Не волнуйтесь, — сказал я. — Операция прикрытия уже началась. Местные ребята разрешили мне отправить его в госпиталь Уолтера Рида.
— Хорошо, — сказал он. — Это хорошо. — Затем помолчал немного. — Давай с самого начала.
— У него нашивки Двенадцатого корпуса, — начал докладывать я. — Значит, он служит в Германии. Вчера прилетел в аэропорт Даллеса. Наверное, из Франкфурта. Скорее всего, на гражданском самолете, потому что он был в форме класса «А», видимо, рассчитывал на скидки. Если бы он летел на военном самолете, то надел бы обычную форму. Он взял напрокат дешевую машину, проехал двести девяносто восемь миль, снял в дешевом мотеле номер за пятнадцать долларов и подцепил шлюху за двадцать.
— Я знаю про полет, — сказал Гарбер. — Я связался с Двенадцатым корпусом и поговорил с его людьми. Сказал им, что он умер.
— Когда?
— После того как переговорил с диспетчером.
— Вы им сообщили, как и где он умер?
— Я сказал только, что, скорее всего, это сердечный приступ. Никаких подробностей, ничего определенного про место. Похоже, я принял правильное решение.
— А что насчет полета? — спросил я.
— «Американ эрлайнз», вчера, из Франкфурта в аэропорт Даллеса, прибыл в час дня. Сегодня в девять часов он должен был вылететь из аэропорта Нэшнл в международный аэропорт Лос-Анджелеса. Направлялся на конференцию бронетанковых войск в Форт-Ирвине. Крамер был командующим этими войсками в Европе. Важная шишка. Мог через пару лет претендовать на пост заместителя начальника штаба. Как раз их очередь. Сейчас заместителем начальника штаба является кто-то из пехоты. Они придерживаются принципа ротации. Так что у него были шансы. Но теперь это ему уже не грозит.
— Видимо, да, — сказал я. — Он ведь умер и все такое.
Гарбер ничего не сказал.
— Сколько времени он собирался здесь провести? — спросил я.
— Должен был вернуться в Германию через неделю.
— А как его полное имя?
— Кеннет Роберт Крамер.
— Могу побиться об заклад, что вы знаете, когда и где он родился, — заметил я.
— И что?
— А еще знаете номер рейса, на котором он летел, и номер его места в самолете. Сколько правительство заплатило за билеты. Попросил ли он вегетарианский обед. И в какую комнату его собирались поселить в Ирвине.
— Ты к чему клонишь?
— К тому, что я ничего этого не знаю.
— Откуда тебе знать? — удивился Гарбер. — Пока я висел на телефоне, ты разгребал дерьмо в мотеле.
— Знаете что? — сказал я. — Всякий раз, когда я куда-то отправляюсь, у меня с собой целая куча бумажек: билеты, командировочные удостоверения, подтверждение брони, а если я лечу за границу, у меня еще есть паспорт. Когда же я собираюсь на конференцию, в моем портфеле лежат разные бумаги, которые могут мне пригодиться.
— О чем ты говоришь?
— В его номере в мотеле не было билетов, подтверждений брони, паспорта, подорожной. Короче говоря, всего того, что люди возят в портфелях.
Гарбер ничего не ответил.
— У него была дорожная сумка, — продолжал я. — Из зеленой парусины, с креплениями из коричневой кожи. Десять против одного, что был такой же портфель. Скорее всего, сумку и портфель выбрала его жена. Наверное, заказала по каталогу компании «Л. Л. Бин». На Рождество, лет десять назад.
— И портфеля там не оказалось?
— Возможно, он держал в нем свой бумажник, когда надевал форму класса «А». Учитывая, сколько у него было разных ленточек, пользоваться внутренним карманом было неудобно.
— И что?
— Думаю, девица видела, куда он положил бумажник после того, как расплатился с ней. Затем они занялись делом, он умер, а она решила, что может этим воспользоваться и немножко подзаработать. Думаю, она украла портфель.
Гарбер немного помолчал, прежде чем спросить:
— С этим возникнут проблемы?
— Все зависит от того, что еще лежало в том портфеле.
ГЛАВА 2
Я положил трубку и увидел записку от моего сержанта: «Звонил ваш брат. Сообщения не оставил». Я сложил ее пополам и бросил в корзину для мусора. Затем отправился к себе и поспал три часа. Встал за пятнадцать минут до рассвета и был около мотеля, когда начало светать. Утро не изменило окружающий пейзаж к лучшему. Он являл собой печальное зрелище. На многие мили никого вокруг. Тихо. Никакого движения. В первый день нового года рассвет всюду такой: полнейшее затишье и пустота. На шоссе — ни одной машины.
Забегаловка на стоянке грузовиков была открыта, но посетителей там не оказалось. В конторе мотеля тоже никого. Я прошел к предпоследнему номеру, где совсем недавно лежало тело Крамера. Дверь была заперта. Я прислонился к ней спиной и представил себе, что я шлюха, чей клиент только что умер. Я выбираюсь из-под его тела, быстро одеваюсь, хватаю портфель и бросаюсь бежать. Что я буду делать? Сам портфель меня не интересует. Мне нужен бумажник и, возможно, карточка «Американ экспресс». Поэтому, порывшись в нем, я беру то, что мне требуется, а от портфеля избавляюсь. Но как?
Лучше всего было бы оставить его в комнате. Но по какой-то причине я этого не делаю. Может быть, из-за паники. Или меня так потрясло и испугало случившееся, что я решаю сбежать оттуда как можно быстрее. В таком случае какие еще есть места? Я посмотрел в сторону бара. Наверное, я собираюсь именно туда. Потому что там моя база. Но я не могу пойти в бар с портфелем в руках. Мои товарки это непременно заметят, ведь у меня и так с собой большая сумка. Проститутки всегда носят большие сумки. Им требуется много самых разных вещей: презервативы, массажные масла, может, пистолет или нож, возможно, машинка для считывания кредиток. Если девица одета так, будто она собирается на бал, а в руках у нее сумка, словно она едет в отпуск, значит, перед вами проститутка.
Я посмотрел налево. Может быть, я обхожу мотель сзади? Там вроде бы спокойно. Все окна выходят туда, но сейчас ночь, и окна наверняка занавешены. Я повернул налево, потом еще раз налево и оказался позади номеров, на прямоугольном участке, заросшем чахлыми растениями, — он шел вдоль всего здания полосой примерно в двадцать футов шириной. Я представил себе, что иду очень быстро, затем останавливаюсь в глубокой тени и ощупью роюсь в портфеле. Я нахожу то, что мне нужно, и швыряю портфель в темноту. Отбрасываю его футов на тридцать.
Я стоял там, где она вполне могла остановиться, и оглядывал сектор примерно в четверть круга. Получалось, что мне нужно проверить около ста пятидесяти квадратных футов. Земля здесь была каменистой и замерзшей. Я нашел очень много всякой всячины: мусор, использованные шприцы, куски фольги, колпак от колеса «бьюика» и колесо от скейтборда. Но портфеля не было.
В дальнем конце участка находился деревянный забор, примерно шести футов высотой. Я забрался на него, заглянул и увидел еще одну прямоугольную площадку, заросшую травой и усыпанную камнями. И никакого портфеля. Я слез с забора, прошел вперед и оказался сзади конторы. Окно из грязного ребристого стекла, видимо, вело в туалет для персонала. Под ним были свалены в кучу ржавые кондиционеры, к которым явно несколько лет никто не прикасался. Я двинулся вперед, завернул за угол, потом налево и оказался на усыпанной гравием площадке, где стоял контейнер для мусора. Я открыл крышку и обнаружил, что контейнер заполнен на три четверти. Портфеля там не было.
Тогда я пересек улицу, прошел через пустую парковочную площадку и посмотрел на бар. Он был закрыт, и в нем царила тишина. Неоновые вывески не горели, и составляющие их маленькие искривленные трубочки показались мне холодными и мертвыми. В дальнем конце парковки, точно потрепанный автомобиль, стоял еще один контейнер для мусора. В нем портфеля тоже не оказалось.
Я зашел в забегаловку, по-прежнему пустую, проверил пол вокруг столов и табуретов в кабинках, потом за стойкой. В углу стояла картонная коробка с парой одиноких зонтиков. Портфеля не было. Я заглянул в женский туалет. Ни женщин, ни портфеля.
Я посмотрел на часы и вернулся к бару. Мне нужно было задать там несколько личных вопросов, но я понимал, что он не откроется еще по меньшей мере часов восемь. Повернувшись, я снова взглянул на мотель. В конторе так никто и не появился. Поэтому я отправился назад, к своему «хаммеру», и забрался в него как раз в тот момент, когда по радио прозвучал сигнал 10-17. «Возвращайтесь на базу». Я подтвердил получение приказа, включил мощный дизельный двигатель и поехал в Бэрд. Поскольку движения на шоссе не было, мне удалось добраться до него меньше чем за сорок минут. На парковке я заметил машину Крамера. За столом перед моим кабинетом сидел уже другой дежурный — капрал. Заступила дневная смена. Капрал был маленьким и смуглым, судя по всему, родом из Луизианы. В его жилах явно текла французская кровь. Я всегда ее распознаю, когда вижу.
— Ваш брат снова звонил, — доложил он.
— Зачем?
— Он не оставил сообщения.
— А с какой стати десять семнадцать?
— Полковник Гарбер требует десять девятнадцать.
Я улыбнулся. Можно всю жизнь говорить только «десять это» или «десять то». Иногда мне кажется, что со мной именно так и происходит. 10-19 — это контакт по радио или телефону, но менее срочный, чем 10-16, когда требуется связаться с кем-нибудь по секретной наземной линии. «Полковник Гарбер требует 10-19» означало: «Гарбер хочет, чтобы вы ему позвонили» — и все. В некоторых подразделениях военной полиции принято говорить по-английски, но, судя по всему, здесь такой привычки не было.
Я вошел в свой кабинет и увидел дорожную сумку Крамера у стены и картонную коробку с его обувью, нижним бельем и фуражкой. Форма висела на трех плечиках на моей вешалке для одежды. Я прошел мимо нее к столу и набрал номер телефона Гарбера. Слушая гудки, я пытался понять, что потребовалось от меня брату. А заодно как ему удалось меня найти. Шестьдесят часов назад я находился в Панаме. Причем в самых разных местах, так что ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы меня разыскать. Значит, это что-то важное. Я взял карандаш и написал на клочке бумаги: «Джо». Затем два раза подчеркнул.
— Да? — сказал мне в ухо Гарбер.
— Ричер, — доложил я и посмотрел на часы, висящие на стене.
Было начало десятого утра. Самолет, на котором Крамер должен был лететь в аэропорт Лос-Анджелеса, уже находился в воздухе.
— Сердечный приступ, — сказал Гарбер. — Без вопросов.
— Быстро они справились.
— Ну, он же был генералом.
— Генералом с больным сердцем.
— На самом деле с плохими коронарными артериями. У него был тяжелый атеросклероз, который стал причиной желудочковой фибрилляции, приведшей к смерти. Так нам сказали. И я им верю. Видимо, приступ начался, когда шлюха снимала лифчик.
— У него не было с собой никаких лекарств.
— Скорее всего, он не знал о своей болезни. Так бывает. Ты чувствуешь себя прекрасно, а потом раз — и умер. Подстроить это нельзя. Наверное, при помощи электрического шока можно симулировать фибрилляцию, но не количество всякой дряни в артериях, которая копилась в течение сорока лет.
— А что, есть причины подозревать, что его смерть была неестественной?
— В ней мог быть заинтересован КГБ, — сказал Гарбер. — Крамер и его танки являлись самой серьезной тактической проблемой Красной армии.
— Сейчас Красная армия смотрит в другую сторону.
— Еще рано делать выводы, насколько они серьезны и сколько времени будут туда смотреть.
Я ничего не сказал, и телефон молчал тоже.
— Я не могу позволить, чтобы кто-нибудь влез в это дело, — проговорил Гарбер. — Пока не могу. Учитывая все обстоятельства. Ты ведь меня понимаешь?
— И что?
— А то, что тебе придется сообщить вдове о случившемся, — сказал Гарбер.
— Мне? Разве она не в Германии?
— Она в Виргинии. Приехала домой на праздники. У них там дом.
Он продиктовал мне адрес, и я записал его на бумажке, на которой чуть раньше подчеркнул имя «Джо».
— С ней еще кто-нибудь? — спросил я.
— У них нет детей. Так что, наверное, она одна.
— Хорошо, — сказал я.
— Она еще ничего не знает, — добавил Гарбер. — Мне потребовалось довольно много времени, чтобы ее разыскать.
— Мне взять с собой священника?
— Он умер не на поле боя. Думаю, ты можешь взять с собой женщину в качестве напарницы. На случай, если миссис Крамер захочет поплакать.
— Ладно.
— Надеюсь, ты понимаешь, что ей не нужно знать никаких подробностей. Он летел в Ирвин. Умер в отеле, где ждал своего рейса. Такой будет официальная версия. Пока никто, кроме тебя и меня, ничего не знает, и пусть так и останется. Напарнице, которую ты возьмешь с собой, можешь сказать правду. Миссис Крамер, скорее всего, начнет задавать вопросы, и вы должны отвечать одинаково. Как насчет местной полиции? От них не произойдет утечки?
— Коп, с которым я разговаривал, — бывший морской пехотинец. Он знает правила.
— Semper Fi!4 — сказал Гарбер.
— Мне не удалось найти его портфель, — сообщил я ему.
Телефон снова замолчал.
— Сначала поезжай к вдове, — сказал Гарбер. — А потом постарайся его отыскать.
Я велел дежурному капралу перенести вещи Крамера ко мне домой, так как не хотел, чтобы с ними что-нибудь случилось. Рано или поздно вдова захочет получить их назад. А на большой базе вроде Бэрда вещи иногда пропадают, что бывает исключительно неприятно и доставляет массу хлопот. Затем я отправился в офицерский клуб, где принялся разглядывать представителей военной полиции, которые ели поздний завтрак или ранний ланч. Они, как правило, держатся в стороне от остальных, потому что все их ненавидят. Я заметил группу из четырех человек в форме — двух мужчин и двух женщин. На руке одной из женщин была шина, которая мешала ей есть, — значит, ей будет трудно вести машину. У другой были лейтенантские нашивки и имя «Саммер» на груди. Она выглядела лет на двадцать пять и была невысокой и стройной, с кожей цвета красного дерева.
— Лейтенант Саммер, — обратился я к ней.
— Сэр?
— С Новым годом.
— И вас тоже, сэр.
— Вы сегодня заняты?
— Обычные обязанности, сэр.
— Хорошо. Жду вас через полчаса. Форма класса «А». Вы нужны мне, чтобы утешить вдову.
Я снова надел свою форму класса «А» и вызвал из гаража седан. Мне не хотелось ехать в Виргинию на «хаммере»: слишком много шума и не слишком много удобства. Рядовой подогнал мне новенький «шевроле» оливкового цвета. Я расписался в получении, подъехал к штабу и стал ждать.
Лейтенант Саммер появилась на двадцать девятой минуте. Она на мгновение замерла на месте, а затем направилась к машине. Выглядела она великолепно. Она была очень маленького роста, но двигалась легко и уверенно. А еще она была похожа на шестифутовую модель с подиума, только в миниатюре. Я вышел из машины, оставив открытой дверцу со стороны водителя, и встретил ее на тротуаре. Ее форму украшал значок мастера снайперской стрельбы с планками, обозначающими винтовку, мелкокалиберную винтовку, автоматическую винтовку, пистолет, мелкокалиберный пистолет, автомат и пулемет. Получилась небольшая лесенка длиной в два дюйма. Длиннее, чем у меня. У меня только винтовка и пистолет. Она замерла передо мной, встала по стойке смирно и безупречно отсалютовала.
— Лейтенант Саммер явилась по вашему приказанию, сэр, — доложила она.
— Не напрягайтесь, — сказал я. — Никаких формальностей, договорились? Называйте меня Ричер или никак не называйте. И не нужно салютов, я их не переношу.
Она помолчала, а потом расслабилась.
— Хорошо, — сказала она.
Я открыл пассажирскую дверцу и начал садиться.
— Вести буду я? — спросила Саммер.
— Я не спал почти всю ночь.
— Кто умер?
— Генерал Крамер, — ответил я. — Большая шишка из бронетанковых войск, расквартированных в Европе.
— И что он здесь делал? Мы же пехота.
— Проезжал мимо, — объяснил я.
Она забралась на водительское место и подвинула кресло максимально вперед. Поправила зеркало. Я же, наоборот, отодвинул свое сиденье как можно дальше назад и постарался устроиться поудобнее.
— Куда? — спросила она.
— В Грин-Вэлли, Виргиния, — ответил я. — Думаю, дорога займет часа четыре.
— Там живет вдова?
— Нет, она приехала домой на праздники, — сказал я.
— А мы, значит, должны сообщить ей новость? С Новым годом, мэм, и, кстати, ваш муж умер, так?
Я кивнул.
— Повезло нам.
На самом деле я нисколько не волновался по поводу предстоящего разговора. Генеральские вдовы, как правило, отличаются сильным характером. Либо они в течение тридцати лет упорно толкали мужа вверх по лестнице, либо те же тридцать лет терпели его, когда он делал это сам. В любом случае на свете осталось мало вещей, которые в состоянии вывести их из равновесия. По большей части они сильнее и жестче самих генералов.
Саммер сняла пилотку и бросила на заднее сиденье. У нее были короткие волосы, почти ежик, изящной формы череп и скулы. И гладкая кожа. Мне понравилось, как она выглядит. А еще она очень быстро вела машину. Она пристегнула ремень и помчалась на север так, словно участвовала в гонках «Наскар».
— Несчастный случай? — спросила она.
— Сердечный приступ, — ответил я. — У него были плохие артерии.
— Где? В гостинице для офицеров?
Я покачал головой.
— В дрянном маленьком мотеле в городе. Он умер на двадцатидолларовой проститутке.
— Вдове мы этого, конечно, не скажем?
— Не скажем. Об этом мы вообще никому не должны говорить.
— А кстати, почему он тут оказался?
— Он приехал не в Бэрд. Он прилетел из Франкфурта в Даллес, через двадцать часов должен был лететь в аэропорт Лос-Анджелеса, а оттуда в Ирвин на конференцию.
— Понятно, — сказала она и замолчала.
Мы проехали мимо мотеля, только значительно западнее, и направились в сторону шоссе.
— Я могу спросить? — заговорила Саммер.
— Пожалуйста.
— Это испытание?
— В каком смысле?
— Вы ведь из Сто десятого особого отдела?
— Да, из него, — ответил я.
— Я подала заявление, которое в настоящий момент рассматривается.
— В Сто десятый?
— Да, — сказала она. — Итак, это закрытая проверка?
— Чего?
— Моих способностей, — сказала она. — В качестве кандидата.
— Мне требовалась женщина для сопровождения. На случай, если вдова окажется слабонервной. Я выбрал вас по чистой случайности. Капитан со сломанной рукой не смогла бы вести машину. А с нашей стороны было бы несколько неуместно дожидаться приказа о назначении от мертвого генерала.
— Наверное, — не стала спорить она. — Но я все равно пытаюсь понять, ждете ли вы, когда я начну задавать очевидные вопросы.
— Мне кажется, что любой представитель военной полиции, у которого есть голова на плечах, должен задать очевидные вопросы, вне зависимости от того, рассматривается ли его заявление о переводе в особый отдел.
— Хорошо, я спрашиваю. У генерала Крамера было двадцать свободных часов, он решил немного расслабиться и не возражал против того, чтобы заплатить за удовольствие. Но почему он приехал сюда? Иными словами, зачем проделал триста миль?
— Двести девяносто восемь, — уточнил я.
— А потом ему пришлось бы возвращаться назад еще столько же.
— Очевидно.
— Так зачем?
— Вот вы мне и скажите, — предложил я. — Если вам придет в голову что-нибудь такое, о чем я не подумал, можете рассчитывать на мою рекомендацию, когда будет решаться вопрос о вашем переводе.
— От вас ничего не зависит. Вы не мой командир.
— Кто знает? — сказал я. — По крайней мере, на этой неделе.
— А что вы вообще здесь делаете? Случилось что-то, о чем я должна знать?
— Я и сам не знаю, зачем я здесь, — ответил я. — Я получил приказ, а больше мне ничего не известно.
— Вы действительно майор?
— В прошлый раз, когда проверял, был майором.
— Мне казалось, что следователи из Сто десятого все уорент-офицеры5. И что они работают в штатском или под прикрытием.
— Как правило, так и есть.
— Тогда зачем присылать вас сюда, если они могли взять уорент-офицера и выдать его за майора?
— Хороший вопрос, — сказал я. — Может, когда-нибудь я узнаю на него ответ.
— Можно спросить, какое у вас предписание?
— Временно исполняющий обязанности начальника военной полиции Форт-Бэрда.
— Наш начальник военной полиции отсутствует, — сказала она.
— Я знаю, — проговорил я. — Я проверил. Его перевели в тот же день, что и меня. Временно.
— Значит, вы исполняете обязанности начальника.
— Как я уже сказал.
— Исполняющий обязанности начальника военной полиции и особый отдел — вещи не связанные.
— Я могу прикинуться, — сказал я. — Я начинал как самый обычный военный коп, совсем как вы.
Она ничего не сказала, просто продолжала молча вести машину.
— Насчет Крамера, — нарушил я тишину. — Почему он решил проехать шестьсот миль? Это же примерно двенадцать часов за рулем из тех двадцати, что у него были. Только затем, чтобы потратить пятнадцать баксов на номер и двадцать на шлюху?
— Какое это имеет значение? Сердечный приступ — это сердечный приступ. Или у вас есть сомнения?
Я покачал головой.
— В госпитале Уолтера Рида уже сделали вскрытие.
— Значит, на самом деле не имеет никакого значения, где и когда он умер.
— Пропал его портфель с бумагами.
— Понятно, — сказала Саммер.
Она задумалась, слегка прищурив глаза.
— А откуда вам известно, что у него был портфель? — спросила она.
— Наверняка мне это не известно. Но вы когда-нибудь видели, чтобы генерал отправлялся на конференцию без портфеля?
— Не видела, — сказала она. — Вы думаете, проститутка прихватила его и сбежала?
Я кивнул.
— Такова рабочая гипотеза на данный момент.
— Значит, нужно ее найти.
— Но кто она?
Саммер снова слегка прищурилась.
— Бессмыслица какая-то.
— Вот именно, — согласился я.
Саммер стала размышлять вслух:
— Существует четыре возможные причины, по которым Крамер не остался в Вашингтоне. Первая: он ехал вместе с другими офицерами и не хотел портить свою репутацию, приглашая проститутку к себе в номер. Они могли увидеть ее в коридоре или услышать через стенку. Поэтому он придумал какой-то повод и остановился в другом месте. Вторая: даже если он летел один, у него могла быть командировка от Министерства обороны, и он побоялся, что портье увидит девицу и позвонит в «Вашингтон пост». Такое тоже случается. Поэтому он решил заплатить наличными в никому не известной дыре. Третья причина: если его билет купило не Министерство обороны, его могли хорошо знать в каком-нибудь крупном отеле, и по этой же причине он решил спрятаться за пределами большого города. И четвертая: он не мог удовлетворить свои сексуальные пристрастия, изучая «Желтые страницы» округа Колумбия, поэтому отправился туда, зная наверняка, что его обслужат так, как ему хотелось.
— Но?
— Проблемы один, два и три можно решить, отъехав на десять или пятнадцать миль. Двести девяносто восемь — это перебор. И хотя я готова поверить, что существуют пристрастия, которые невозможно удовлетворить в округе Колумбия, мне представляется маловероятным, что здесь, в Северной Каролине, можно получить что-нибудь экзотическое. Да и стоить такое удовольствие должно значительно больше, чем двадцать баксов.
— В таком случае зачем он решил прокатиться на шестьсот миль?
Она не ответила, ехала молча и думала. Я закрыл глаза. И не открывал их целых тридцать пять миль.
— Он знал девушку, — сказала Саммер.
Я открыл глаза.
— Откуда?
— У некоторых мужчин имеются предпочтения, своего рода фаворитки среди проституток. Возможно, они познакомились давно. Он на нее запал. Так тоже бывает. Это вообще могло быть что-то вроде любви.
— И где же он мог с ней познакомиться?
— Здесь.
— Бэрд — база пехоты. Он был из бронетанковых войск.
— У них могли быть совместные учения. Вам нужно это проверить.
Я промолчал. Пехота и танковые войска постоянно проводят совместные учения, но там, где находятся танки, а не пехота. Перевозить людей через континент гораздо проще, чем тяжелую технику.
— Он мог встретиться с ней в Ирвине, — продолжила Саммер. — В Калифорнии. Может, она работала в Ирвине и по какой-то причине ей пришлось уехать из Калифорнии, но ей нравится обслуживать военные базы, вот она и перебралась в Бэрд.
— Какой проститутке может нравиться обслуживать военные базы?
— Той, что интересуется деньгами. Иными словами, любой из них. Военные базы поддерживают экономику тех мест, где они находятся, — во всех отношениях.
Я ничего не сказал.
— Или она всегда работала в Бэрде, но отправилась за пехотой в Ирвин, когда там проводились очередные совместные учения. Они иногда продолжаются месяц или даже два. Какой смысл оставаться дома, когда нет клиентов?
— Так что же вы выбираете? — спросил я.
— Они познакомились в Калифорнии, — сказала Саммер. — Крамер наверняка часто бывал в Ирвине. Затем она перебралась в Северную Каролину, но она ему так нравилась, что он был готов навещать ее всякий раз, как оказывался в Вашингтоне.
— Она не делала ничего особенного. Не забывайте про двадцать баксов.
— Может, ему и не требовалось ничего особенного.
— Давайте спросим у вдовы.
Саммер улыбнулась:
— А если она ему просто нравилась? Старалась ему нравиться. Проститутки это хорошо умеют. Больше всего на свете они любят постоянных клиентов. Для них гораздо спокойнее и безопаснее, когда они уже знакомы с мужчиной, которого обслуживают.
Я снова закрыл глаза.
— Итак? — спросила Саммер. — Мне удалось придумать что-нибудь, что не пришло вам в голову?
— Нет, — сказал я.
Я заснул, прежде чем мы покинули штат, и проснулся примерно через четыре часа, когда Саммер слишком быстро помчалась по въезду в Грин-Вэлли. Моя голова дернулась вправо и ударилась об окно.
— Извините, — сказала Саммер. — Вам следует проверить записи телефонных разговоров Крамера. Он мог позвонить заранее, чтобы убедиться, что она на месте. Вряд ли он поехал бы так далеко, полагаясь на случайность.
— Откуда он мог звонить?
— Из Германии, — ответила она. — Перед отъездом.
— Скорее, воспользовался телефоном-автоматом в аэропорту Даллеса. Но мы проверим.
— Мы?
— Вы можете стать моим партнером.
Она никак не отреагировала на мои слова.
— В качестве испытания, — добавил я.
— А это важное дело?
— Скорее всего, нет. Но может быть, и важное. Все зависит от того, каким вопросам посвящена конференция. И какие бумаги у него были с собой. У него в портфеле могли лежать стратегические планы и карты расположения наших войск в Европе. Или новые тактические разработки, оценка недостатков, любая секретная информация.
— Которую мечтает заполучить Красная армия.
Я кивнул.
— Однако меня гораздо больше беспокоят журналисты. Газеты и телевидение. Представьте себе, что какой-нибудь репортер находит секретные документы в куче мусора возле стрип-клуба, — вот это будет очень неприятно.
— Может, вдова что-нибудь знает. Он мог обсуждать с ней свои дела.
— Нельзя у нее спрашивать, — возразил я. — Для нее он умер во сне, накрывшись одеялом до самого подбородка, а все остальное ее не касается. Вопросы, которые нас беспокоят, на данном этапе должны остаться между вами, мной и Гарбером.
— Гарбером? — переспросила она.
— В этом деле нас трое: я, вы и он, — подтвердил я.
Я увидел, как она улыбнулась. Дело было самым обычным, но работа с Гарбером — это определенно удача для человека, подавшего заявление на перевод в 110-й особый отдел.
Грин-Вэлли оказался иллюстрацией безупречного колониального городка, а дом Крамера — аккуратным старым особняком в его богатой части. Викторианская конфетка с крышей, крытой черепицей, и множеством башенок и крылечек, выкрашенных в белый цвет, посреди пары акров изумрудно-зеленой лужайки. Тут и там росли величественные хвойные деревья, которые кто-то посадил лет сто назад, следуя четкому плану. Мы остановились у обочины и стали смотреть на дом. Не знаю, о чем думала Саммер, а я оглянулся вокруг себя и занес эту картину в свою память под буквой «А», что означало «Америка». У меня есть номер социальной страховки и такой же, как у всех, сине-серебристый паспорт, но, учитывая, сколько пришлось разъезжать по миру моему отцу, а потом и мне самому, вряд ли в моей жизни наберется пять лет, проведенных в континентальной Америке. Мне известен набор элементарных знаний, например, столицы штатов или в каком количестве матчей выиграл Лу Гериг6, а также кое-что из того, чему учат в средней школе: поправки к Конституции и значение Антиетама7. Но я не имею ни малейшего понятия о том, сколько стоит молоко, как следует обращаться с телефоном-автоматом, а также как выглядят и пахнут самые разные места. Поэтому, когда у меня появляется возможность, я восполняю пробелы в своем образовании.
И уж можете не сомневаться, дом Крамера стоил того, чтобы присмотреться к нему как следует. Бледное солнце заливало его своим светом, дул легкий ветерок, в воздухе плыли ароматы древесного дыма, а нас со всех сторон окружала глубокая тишина холодного дня. В таком месте должны были бы жить ваши дедушка и бабушка. Вы бы их навещали осенью, собирали листья, пили яблочный сидр, а потом возвращались сюда летом, загружали каноэ в старенький фургон и отправлялись на озеро. Дом напомнил мне картинки в книгах, которые мне давали в Маниле, Гуаме и Сеуле.
Пока мы не вошли внутрь.
— Готовы? — спросила Саммер.
— Конечно, — ответил я. — За дело. Пора встретиться с вдовой.
Она промолчала. Я не сомневался, что она уже выполняла подобные поручения. Я тоже, и не один раз. Ничего приятного в этом нет. Саммер отъехала от обочины и двинулась к подъездной дорожке. Медленно направилась к входной двери и остановилась в десяти футах от нее. Мы одновременно открыли дверцы, вышли наружу и поправили свои форменные куртки. Пилотки мы оставили в машине. Если миссис Крамер за нами наблюдала, она должна была сразу все понять. Двое представителей военной полиции у дверей — это плохая новость, а если они к тому же еще и без пилоток, тогда дело хуже не придумаешь.
Дверь была выкрашена в тусклый красный цвет, от ветра ее защищал стеклянный экран. Я позвонил в звонок, и мы стали ждать. Мы ждали довольно долго, и я заподозрил, что дома никого нет. Снова позвонил. Дул холодный ветер, он оказался сильнее, чем можно было подумать.
— Нужно было сначала позвонить, — сказала Саммер.
— Мы не могли, — ответил я. — Не могли сказать: «Пожалуйста, будьте дома через четыре часа, потому что мы должны сообщить вам очень важную новость, с глазу на глаз». Слишком длинное вступление, вам не кажется?
— Я проехала такой путь, и мне даже некого утешить.
— Звучит как песня в стиле кантри. А потом ваш грузовик ломается и ваша собака умирает.
Я снова позвонил. Никакого ответа.
— Давайте посмотрим, на месте ли машина, — предложила Саммер.
Мы нашли машину в закрытом гараже на две машины, стоящем в стороне от дома. Мы разглядели ее в окно. «Меркурий гранд-маркиз», зеленый металлик, размером с океанский лайнер. Идеальный автомобиль для генеральской жены. Не новый, но и не старый, высшего класса, но не самый дорогой, и подходящего цвета. Совершенно американский.
— Думаете, это ее машина? — спросила Саммер.
— Возможно, — ответил я. — Бьюсь об заклад, что до того, как он стал подполковником, они ездили на «форде», а позже пересели в «меркурий». Наверное, ждали, когда он получит третью звезду, чтобы купить «линкольн».
— Печально.
— Вы так думаете? Вспомните, где он был ночью.
— А она где? Может, вышла прогуляться?
Мы развернулись, и ветер ударил нам в спину. В этот момент мы услышали, как в задней части дома хлопнула дверь.
— Она была в саду, — сказала Саммер. — Видимо, работала там.
— Никто не работает в саду первого января, — возразил я. — По крайней мере, в этом полушарии. Тут ничего не растет.
Однако мы снова обошли дом и еще раз позвонили в звонок. Будет лучше, если вдова генерала встретит нас на своих условиях, официально. Но миссис Крамер нам не открыла. Мы снова услышали, как стукнула задняя дверь, бессмысленно, словно ветер решил немного порезвиться.
— Нужно проверить, — сказала Саммер.
Я кивнул. Когда дверь вот так стучит, получается особенный звук, который может многое означать.
— Да, — согласился я. — Наверное, нужно.
Мы вместе отправились к задней части дома. Сердитый ветер толкал нас в спину. Дорожка была выложена плитняком и вела к кухонной двери, которая открывалась внутрь. Скорее всего, там имелась пружина, чтобы дверь не болталась по собственной воле. Судя по всему, пружина ослабла, потому что порывы ветра время от времени распахивали дверь на несколько дюймов. Потом они стихали, и дверь со стуком закрывалась. Так произошло три раза, пока мы стояли и смотрели на нее. Это стало возможно, так как кто-то взломал замок.
Это был хороший замок, из стали, которая оказалась надежнее дерева. Кто-то воспользовался ломом, с силой ударил раза два, замок выдержал, а дерево — нет. Дверь открылась, замок вывалился из дыры и остался лежать на дорожке. Щепки валялись повсюду, видимо разбросанные ветром.
— Что теперь? — спросила Саммер.
Системы безопасности в доме не было. Сигнализации тоже — я нигде не заметил ни проводов, ни коробок. Никаких автоматических звонков в ближайший полицейский участок. Значит, мы не могли знать, давно ли ушли плохие парни, или они еще в доме.
— И что теперь? — снова спросила Саммер.
Мы были без оружия. Кто берет с собой оружие во время официального визита в форме класса «А»?
— Идите к передней двери, на случай если кто-нибудь оттуда выйдет, — сказал я.
Саммер без возражений отправилась выполнять приказ, и я дал ей минуту, чтобы она могла занять позицию. Затем я толкнул дверь локтем и вошел в кухню. Закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной, чтобы она не открылась. А потом прислушался.
В доме царила тишина.
В кухне едва различимо пахло тушеными овощами и кофе. Она была большой и относительно чистой. Место, которым часто пользуются. Справа от меня в дальнем конце я заметил дверь. Открытую. За ней виднелся маленький треугольник гладко отполированного дубового пола. Коридор. Очень медленно я двинулся вперед и направо, и у меня за спиной с грохотом хлопнула входная дверь. Мне удалось разглядеть еще кусок коридора. Судя по всему, он вел прямо к парадной двери. Слева была закрытая дверь. Наверное, столовая. Справа от нее — кабинет или маленькая гостиная: письменный стол, стул и книжные полки из темного дерева. Я сделал один осторожный шаг вперед, потом еще один.
И увидел мертвую женщину на полу в коридоре.
ГЛАВА 3
У нее были длинные седые волосы, и она была в белой фланелевой ночной рубашке. Она лежала на боку, ступни — около двери в кабинет. Руки и ноги раскинуты так, будто она бежала. Из-под тела торчал пистолет. Одна сторона головы была полностью снесена. Кровь и мозг пропитали волосы. На дубовом полу застыла лужа крови, темной и липкой.
Я шагнул в коридор и остановился на расстоянии вытянутой руки от нее. Затем присел на корточки и потянулся к запястью. Кожа была холодной. Пульс мне нащупать не удалось.
Я остался сидеть на корточках, прислушиваясь к тишине. Ничего. Я вытянул шею и посмотрел на ее голову. Миссис Крамер ударили чем-то очень жестким и тяжелым. Хватило одного сильного удара. Рана по форме напоминала длинную канаву, примерно в дюйм шириной и около четырех дюймов в длину. Миссис Крамер смотрела на заднюю часть дома, в кухню, и удар нанесли слева и сверху. Я огляделся по сторонам, выпустил ее запястье, встал и вошел в гостиную. Персидский ковер закрывал бóльшую часть пола. Я стоял на нем и представлял себе, как прислушиваюсь к тихим, осторожным шагам в коридоре. Представлял, как продолжаю держать в руке ломик, которым взломал замок. Представлял, как я замахиваюсь, когда появляется моя жертва, проходящая мимо открытой двери.
Я посмотрел вниз и увидел на ковре кровавый след и волосы. Убийца вытер об него свое орудие.
Больше ничего в комнате не было тронуто. Она показалась мне какой-то безжизненной, лишенной индивидуальности. Складывалось впечатление, что ее обустроили, потому что в доме должен быть кабинет, а не потому, что в нем была необходимость. Стол не выглядел так, будто за ним работали. На нем стояли фотографии в серебряных рамках, но меньше, чем я ожидал увидеть, учитывая, как давно они женаты. На одной из них мертвый мужчина из мотеля и мертвая женщина из коридора были сняты на фоне «Маунт-Рашмора»8. Генерал и миссис Крамер на отдыхе. Он — значительно выше ее, сильный, полный жизни и энергичный. По сравнению с ним она выглядела крошечной.
Еще на одной, цветной, фотографии Крамер был снят в форме несколько лет назад. Он стоял на верхней ступеньке трапа и собирался сесть в транспортный самолет С-130. Форма Крамера была зеленой, самолет — коричневым. Он улыбался и махал рукой. Видимо, отправлялся на очередной пост, где получил свою первую звезду. Имелся еще один снимок, почти такой же, только более свежий: Крамер на трапе самолета, он повернулся и с улыбкой машет рукой. Наверное, на пути к своей второй звезде. На обеих фотографиях он махал правой рукой, а в левой у него была та же сумка для одежды, которую я обнаружил в шкафу в мотеле. А кроме того, на всех снимках под мышкой он держал один и тот же портфель.
Я снова вышел в коридор, старательно прислушался, но ничего не услышал. Я мог бы обыскать дом, однако в этом не было необходимости, поскольку я не сомневался, что в нем нет никого и ничего из того, что я хотел бы найти. Поэтому я в последний раз посмотрел на вдову Крамера, на ее ступни. Да, недолго она была вдовой. Может, час или три. По моим представлениям, кровь на полу появилась двенадцать часов назад. Но точно сказать было трудно. Это подождет до приезда врачей.
Я вышел через кухонную дверь и отправился искать Саммер. Сказал ей, чтобы она сходила в дом и посмотрела собственными глазами. Так было быстрее, чем объяснять, что я там обнаружил. Она вернулась через четыре минуты, спокойная и собранная. «Одно очко в пользу Саммер», — подумал я.
— Как вы относитесь к совпадениям? — спросила она.
Я ничего не ответил.
— Нам придется съездить в Вашингтон, — добавила она. — В госпиталь Уолтера Рида. Чтобы они еще раз проверили результаты вскрытия.
Я продолжал молчать.
— Теперь его смерть становится подозрительной. Что я хочу сказать? Вероятность того, что определенный военный умрет в определенный день, примерно один к пятидесяти тысячам, но чтобы его жена умерла в тот же самый день? А уж тем более чтобы ее убили в тот же самый день?
— Это был не тот же самый день, — сказал я. — Даже не тот же год.
Саммер кивнула.
— Ну да. Канун Нового года и первое января. Но вы ведь понимаете, что я имею в виду. Трудно поверить, что прошлой ночью в госпитале дежурил патологоанатом. Значит, его привезли специально. Откуда? Скорее всего, с вечеринки.
Я усмехнулся:
— Иными словами, вы хотите, чтобы мы отправились туда и сказали: «Эй, а вы уверены, что ваш доктор вчера был в состоянии сделать нормальное вскрытие? И отличить сердечный приступ от убийства?»
— Мы должны проверить, — упрямо повторила она. — Я не люблю совпадения.
— Как вы думаете, что здесь произошло?
— Кто-то взломал дверь и влез в дом. Миссис Крамер проснулась от шума, встала, схватила пистолет, который всегда держала под рукой, спустилась вниз и направилась на кухню. Смелая была женщина.
Я ничего не сказал.
— Так мы поедем в госпиталь?
— Обязательно, — ответил я. — Как только закончим здесь.
Мы позвонили в полицейский участок Грин-Вэлли с телефона, висящего на стене в кухне. Затем связались с Гарбером и сообщили ему новость. Он сказал, что встретится с нами в госпитале. А потом мы стали ждать. Саммер наблюдала за входом в дом, а я — за задней дверью. Ничего не происходило. Копы приехали через семь минут — маленькая колонна из двух полицейских патрульных машин, машины с детективом и «скорой помощи». Они прибыли с воем сирен, который был слышен за милю, и с включенными огнями. Влетев на подъездную дорогу, они наконец заткнулись. Во внезапно наступившей тишине мы с Саммер отступили назад, и вся компания промчалась мимо нас. Нам здесь нечего было делать. Жена генерала являлась гражданским лицом, а дом находился в их юрисдикции. Как правило, я не позволяю таким мелочам мешать моей работе, но дом уже рассказал мне все, что я хотел знать. Вот почему я был готов не вмешиваться и заработать несколько положительных очков. В дальнейшем они могут оказаться очень полезными.
Патрульный наблюдал за нами целых двадцать минут, пока остальные копы осматривали дом. Затем оттуда вышел детектив в цивильном костюме, чтобы снять с нас показания. Мы рассказали ему о сердечном приступе Крамера, о том, что мы приехали, чтобы сообщить вдове о его смерти, и о том, как услышали стук двери. Детектива звали Кларк, и он совершенно спокойно отнесся к тому, что мы ему поведали. Зато его взволновало то же, что и Саммер. Оба Крамера умерли в одну и ту же ночь, находясь на расстоянии многих миль друг от друга, что было совпадением, а он любил совпадения не больше, чем Саммер. Мне стало жаль Рика Стоктона, заместителя шефа полиции в Северной Каролине. В свете новых событий его решение позволить мне забрать тело выглядело не слишком правильным. Получалось, что половина задачки оказалась в руках военных. Значит, возникнет конфликтная ситуация.
Мы назвали Кларку номер телефона, по которому он мог связаться с нами в Бэрде, и сели в свою машину. По моим представлениям, до округа Колумбия было около семидесяти миль. Примерно час и десять минут. Или меньше, учитывая, как Саммер вела машину. Она сорвалась с места, выбралась на шоссе и вжала педаль акселератора в пол так, что машина задрожала от усилий.
— Я видела портфель на фотографиях, — сказала она. — А вы?
— Да, — ответил я.
— Вас расстраивает вид мертвых людей?
— Нет, — сказал я.
— Почему?
— Не знаю. А вас?
— Немного.
Я ничего не сказал.
— Вы считаете, что это совпадение? — спросила она.
— Нет, — ответил я. — Я не верю в совпадения.
— Значит, вы думаете, что патологоанатом что-то пропустил?
— Нет, — повторил я. — Я думаю, что результаты вскрытия, скорее всего, соответствуют действительности.
— Тогда зачем мы так мчимся в округ Колумбия?
— Потому что я хочу извиниться перед патологоанатомом. Я впутал его в эту историю, навязав ему тело Крамера. Теперь гражданские копы будут изводить его целый месяц. Ему это совсем не понравится.
