Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
- Sprache: Russisch
Шпион и плейбой, светский лев и добрый знакомый всех контрабандистов и владельцев кабаре Европы, изысканный денди и тонкий знаток оружия, беззаботный хищник и блестящий профессионал своего циничного дела. Перед вами Лоренсо Фалько — агент правительства Франко, умудренный и опасный волк-одиночка в диких джунглях гражданской войны в Испании. Его направляют в Аликанте, где он должен устроить побег из тюрьмы крупному франкистскому чину; в Танжер, где его начальство надеется заполучить золото Республики; в Париж, где надо скомпрометировать героя войны, а заодно помешать Пабло Пикассо обнародовать монументальное полотно на Всемирной выставке. Фалько — свободный радикал, ложка дегтя, козырь в рукаве. Он ценит храбрость, в том числе и храбрость противника, но в его мире честь — роскошь, и порой непозволительная. В его мире выживают только искушенные хищники, которым, когда рассеется дым, остается лишь с мрачным юмором констатировать несправедливость мироустройства. И в сердце хищник не пускает никого — кроме одной отважной и безжалостной женщины, своего двойника из кривого, идущего рябью зеркала... Хищник, обаятельно улыбаясь, выходит из леса. Он голоден, опасен и готов к приключениям.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 318
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Arturo Pérez-ReverteFALCÓCopyright © Arturo Pérez-Reverte, 2016All rights reserved
Перевод с испанского Александра Богдановского
Оформление обложки Егора Саламашенко
Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».
Перес-Реверте А.
Фалько : роман / Артуро Перес-Реверте ; пер. с исп. А. Богдановского. — М. : Иностранка, Азбука-Аттикус, 2025. — (Большой роман).
ISBN 978-5-389-28670-2
18+
Шпион и плейбой, светский лев и добрый знакомый всех контрабандистов и владельцев кабаре Европы, изысканный денди и тонкий знаток оружия, беззаботный хищник и блестящий профессионал своего циничного дела. Перед вами Лоренсо Фалько — агент правительства Франко, умудренный и опасный волк-одиночка в диких джунглях гражданской войны в Испании. Его направляют в Аликанте, где он должен устроить побег из тюрьмы крупному франкистскому чину; в Танжер, где его начальство надеется заполучить золото Республики; в Париж, где надо скомпрометировать героя войны, а заодно помешать Пабло Пикассо обнародовать монументальное полотно на Всемирной выставке. Фалько — свободный радикал, ложка дегтя, козырь в рукаве. Он ценит храбрость, в том числе и храбрость противника, но в его мире честь — роскошь, и порой непозволительная. В его мире выживают только искушенные хищники, которым, когда рассеется дым, остается лишь с мрачным юмором констатировать несправедливость мироустройства. И в сердце хищник не пускает никого — кроме одной отважной и безжалостной женщины, своего двойника из кривого, идущего рябью зеркала...
Артуро Перес-Реверте — бывший военный журналист, прославленный автор блестящих исторических, военных, приключенческих, детективных романов, переведенных на сорок языков, обладатель престижнейших литературных наград. Его романы о Фалько — остросюжетные шпионские триллеры и одновременно пародия на них, постмодернистская игра с канонами жанра. Фалько — капитан Алатристе три столетия спустя, Джеймс Бонд в условиях отнюдь не холодной войны, уважительный полупоклон Сомерсету Моэму и Джону Ле Карре.
Хищник, обаятельно улыбаясь, выходит из леса. Он голоден, опасен и готов к приключениям.
© А. С. Богдановский, перевод, 2017, 2018, 2020© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025Издательство Иностранка®
Пресса об Артуро Пересе-Реверте и романе «Фалько»
Стремительный сюжет, который не отпускает внимания с первой до последней страницы. А в промежутке между ними — прискорбный парад человеческих судеб, который наглядно иллюстрирует сложную суть нашего биологического вида и в очередной раз доказывает, что человек человеку волк.
El Cultural
«Фалько» — Перес-Реверте в лучшем виде. Ты как будто видел все это своими глазами.
ABC Cultural
Герой далекого прошлого, Фалько — человек сегодняшнего дня.
El País
«Фалько» — самая увлекательная и беспощадная работа Переса-Реверте.
La Vanguardia
«Фалько» обречен заворожить миллионы читателей по всему миру.
La Verdad
«Фалько», головокружительный, пронзительный, людоедский роман, лишний раз напоминает нам о том, что Перес-Реверте — величайший рассказчик Испании.
La Nueva España
Идеально выстроенный и подкрепленный историческими исследованиями, «Фалько» воплощает бесчисленные таланты автора... Читатель заворожен до самого конца и постоянно ждет сюрпризов.
The Times Literary Supplement
Перес-Реверте написал стройную, подкрепленную исследованиями историю... Действие стремительно — здесь не найдется ни минуты на праздные размышления и покой. «Фалько» — одна из тех книг, за которыми прекрасно проводишь время и которые отсылают ко множеству других отличных приключений, а вдобавок — и превыше всего — она замечательно написана.
Qué Leer
Артуро Перес-Реверте умеет создавать завораживающих персонажей: это искушенные, сильные, умные, циничные личности, они играют по своим правилам, обладают чувством чести, умеют читать между строк и к тому же откровенно соблазнительны. В серой зоне, где границы между добром и злом стираются, жить нелегко, и в этом смысле Перес-Реверте просто гений.
Canarias 7
Фалько, безусловно, еще вернется: его элегантность, его космополитизм, изысканный и непринужденный стиль Переса-Реверте просто требуют этого.
Diario de León
Фалько — это перенесенный в наше время капитан Алатристе. Как и у Фалько, у капитана Алатристе есть свой литературный прототип. Фактически у обоих героев схожий род занятий — убивать людей, им совершенно неизвестных и ничего им плохого не сделавших... Капитан Алатристе убивает просто потому, что ему за это платят деньги. При этом Перес-Реверте уже здесь закладывает идею, которая получит свое развитие в романах о Фалько: даже в этих зловещих играх без правил должны существовать какие-то правила.
STORY
* * *
Все романы Артуро Переса-Реверте взаимосвязаны и складываются в систему, которую классические авторы называли стилем, а современные — миром.
ABC Cultural
Перес-Реверте дарит нам радость от ловкой игры между вымыслом и историей.
The Times
Артуро Перес-Реверте знает, как удержать внимание читателя и заставить его сгорать от нетерпения, пока перелистывается страница.
The New York Times
Читая Переса-Реверте, умудряешься забывать дышать.
Corriere della Sera
Он не просто великолепный рассказчик. Он мастерски владеет разными жанрами.
El Mundo
Есть такой испанский писатель, сочинения которого — словно лучшие работы Спилберга, сдобренные толикой Умберто Эко. Его зовут Артуро Перес-Реверте.
La Repubblica
Элегантный стиль повествования сочетается у него с прекрасным владением словом. Перес-Реверте — писатель, у которого поистине следует учиться.
La Stampa
Перес-Реверте обладает дьявольским талантом и виртуозно отточенным мастерством.
Avant-Critique
Перес-Реверте — писатель, который поистине любит свою работу и бросает читателю вызов на каждой странице.
RTVE
Артуро Перес-Реверте ставит планку очень высоко и всякий раз умудряется не разочаровать.
El Imparcial
Мало кто из современных авторов умеет так блестяще живописать безрассудную отвагу.
The Christian Science Monitor
Перес-Реверте — живой классик, которого сравнивают с Александром Дюма и Жюлем Верном. Его мастерство рассказчика неизменно подкрепляется стоическим взглядом на бытие, трагическим смирением перед диктатом природы, торжеством игры и риска, которые и составляют человеческую жизнь.
El Cultural
Не верю тем, у кого есть дом, кровать, семья или друзья.
Шарль Плинье. Фальшивые паспорта
На самом деле ад — довольно мощный стимулятор.
Джон Дос Пассос. Лучшие времена(неофициальные мемуары)
Роман основан на исторических событиях, но сюжет и все персонажи вымышлены. Следуя законам беллетристики, автор позволил себе изменить некоторые второстепенные исторические детали.
1. Ночные поезда
Женщина, которой предстояло умереть, вот уже десять минут болтала без умолку. Разговор, банальный и пустой, шел в вагоне первого класса: сезон в Биаррице, последний фильм с Кларком Гейблом и Джоан Кроуфорд и тому подобное. Войну в Испании упомянули всего раза два и мимоходом. Лоренсо Фалько́ с наполовину выкуренной сигаретой в пальцах слушал, закинув ногу на ногу и стараясь не измять заглаженную складку фланелевых брюк. Соседка сидела у окна, за которым проплывала ночь. Фалько — напротив и наискосок, ближе к двери в коридор. В купе они были вдвоем.
— Джин Харлоу, — сказал Фалько.
— Простите?..
— Харлоу. Джин... Это она играла в «Китайских морях» с Гейблом [1].
— О-о.
Дама задержала на нем немигающий взгляд на три секунды дольше, чем позволяли приличия. Все дамы, впрочем, удостаивали Фалько по крайней мере этими тремя секундами. Он и сам несколько мгновений оценивал шелковые ажурные чулки, дорожные башмаки столь же отменного качества, что и шляпа с сумкой, брошенные на соседнее сиденье, элегантный костюм от Вионне, который в глазах человека наблюдательного (а Фалько был именно таков) не вполне вязался с чем-то вульгарно-простецким, смутно сквозившим во всем облике соседки. Настораживала и нарочитая приподнятость интонаций. Дама открыла сумочку, оглядела, в порядке ли губы и брови, каждым движением демонстрируя изысканность манер, которой на самом деле была лишена. Легенда, заключил Фалько. Придумано неплохо и воплощено недурно. Но бесконечно далеко от совершенства.
— А вы тоже в Барселону? — спросила соседка.
— Да.
— И война не помеха?
— Я деловой человек. А война одни дела затрудняет, другие — облегчает.
У нее в глазах мелькнула и исчезла мимолетная тень пренебрежения.
— Понимаю.
За три вагона от них протяжно загудел паровоз, колеса чаще и громче застучали по стыкам рельсов — начинался долгий подъем. Фалько взглянул на свои «Патек Филипп». До пятиминутной остановки в Нарбонне оставалось четверть часа.
— Виноват, — сказал он.
Погасил сигарету в пепельнице, вделанной в поручень кресла, поднялся, поправляя стрелки на брюках, подтягивая узел галстука. Лишь беглым взглядом скользнул по своему потертому чемодану свиной кожи, вместе со шляпой и макинтошем лежавшему в багажной сетке над сиденьем. Внутри не было ничего, кроме нескольких старых книг — для придания должного веса. Все необходимое — паспорт, бумажник с французскими, немецкими и швейцарскими деньгами, пузырек с таблетками, черепаховый портсигар, серебряная зажигалка и 9-миллиметровый «браунинг» с шестью патронами в обойме — было при нем. Шляпу надевать не стал, чтобы не вызвать подозрений у соседки, и, мысленно послав прощальный привет коричневому фетру своей безупречной трильби, взял только макинтош.
— С вашего разрешения... — добавил он, открывая дверь купе.
И напоследок взглянул на женщину, но она уже отвернулась к тьме за окном, и в черном стекле отражался ее профиль. Фалько окинул взглядом ее ноги, безразлично отметив: «Красивые». Лицо — ничего особенного, да и то благодаря косметике, однако фигура, угадывавшаяся под костюмом, хороша, и ноги ей под стать.
В коридоре стоял приземистый мужчина в длинном пальто верблюжьей шерсти, двухцветных туфлях, в черной шляпе с очень широкими полями. Глаза навыкате и смутное сходство с американским актером Джорджем Рафтом. На Фалько, как бы невзначай задержавшегося рядом, повеяло смесью бриллиантина с розовой водой. Это было не очень приятно.
— Она? — шепнул человечек.
Фалько кивнул, доставая из кармана портсигар, а из него — новую сигарету. Человечек в пальто скривил рот — маленький, розовый, с жестокой складкой губ:
— Точно?
Не отвечая, Фалько прикурил и двинулся в конец вагона. У выхода в тамбур оглянулся и увидел, что в коридоре уже никого нет. Он курил, прислонясь спиной к двери туалета, возле самого перехода-гармоники из вагона в вагон, и слушал глуховатый перестук колес. Инструктируя его в Саламанке, адмирал особо подчеркивал, что тактическая сторона дела Фалько не касается. Не светись, чтобы не рисковать, если что вдруг пойдет наперекос, — таков был вердикт. Вернее, приказ. Женщина едет из Парижа в Барселону без сопровождения. Твое дело — установить, опознать и немедленно уйти. Остальным займется Пакито-Паук. Не мне тебе объяснять. Со свойственным ему изяществом. Он мастер на такие штуки.
В голове состава снова взвыл гудок. Поезд сбавил ход, и огни за окном теперь не летели, а ползли. Колеса застучали реже и как-то вразнобой. Появившийся в торце вагона кондуктор в синей тужурке и форменном кепи объявил: «Нарбонн, стоянка пять минут», и Фалько, проходя ему навстречу мимо дверей своего купе, подобрался, насторожился. Однако все обошлось: кондуктор разминулся с Фалько в коридоре и вышел в тамбур, — вероятно, Паук задвинул занавески.
Народу на платформе было немного: полдесятка пассажиров с чемоданами выгрузились из вагонов, неторопливо шагал к голове состава начальник станции в красной фуражке и с фонарем в руке, да станционный жандарм в коротком плаще стоял со скучающим видом у выхода, заложив руки за спину и не сводя глаз с часов под стеклянным куполом, показывавших 0:45. Фалько мельком оглядел свой вагон: занавески на окне его купе и в самом деле оказались задернуты. Не вертя головой, а только скосив глаза, он убедился, что Паук вышел из другого вагона и двигается сейчас в пяти шагах позади.
Начальник станции остановился у дальнего края платформы, помахал фонарем и дал свисток. Локомотив фыркнул клубом пара и тронулся, медленно сдвигая с места поезд. Только тогда Фалько вошел в здание вокзала, пересек зал и вскоре оказался снаружи, на улице, где в желтоватом свете фонарей виднелась стена, заклеенная рекламными плакатами, а у тротуара, неподалеку от стоянки такси, как он и предполагал, приткнулся «пежо». Фалько задержался на миг — ровно настолько, чтобы его догнал Паук. Можно не оборачиваться — сложный букет бриллиантина с розовой водой ни с чем не перепутаешь.
— Да, это она была, — подтвердил Паук.
И с этими словами протянул Фалько изящный кожаный портфельчик. Потом, сунув руки в карманы пальто, надвинув на глаза шляпу, торопливо засеменил по улице и скрылся в темноте. Фалько направился к автомобилю — тихо урчал мотор, на водительском месте чернел неподвижный силуэт, — открыл заднюю дверцу и уселся, положив макинтош рядом, а портфель — на колени.
— Фонарь есть?
— Есть.
— Дай-ка.
Водитель протянул ему фонарик и включил первую передачу. В свете фар замелькали пустынные улицы, а потом почти сразу же — предместья, где по обочинам шли белые полоски на черных стволах деревьев. Фалько нажал кнопку и в пятне света стал перебирать содержимое портфеля: напечатанные на машинке письма и документы, записная книжка, вырезки из германских газет и удостоверение личности на имя Луизы Ровира Бальсельс с фотографией и печатью правительства Каталонии. Четыре документа — на бланках с грифом Коммунистической партии Испании. Фалько все спрятал обратно, фонарик положил рядом, устроился поудобней, закрыл глаза, откинул голову на спинку сиденья, предварительно распустив узел галстука и укрывшись плащом. Даже теперь, когда от подступающего сна расслабилось четко очерченное привлекательное лицо, чисто выбритое всего несколько часов назад, но уже вновь обметанное проступающей щетиной, оно не утратило всегдашнего выражения благодушного любопытства, с которым обладатель его, казалось, наблюдает за неким трагикомическим действом, где роль отведена и ему, — однако порой от свирепого оскала лицо это делалось неузнаваемым.
По обеим сторонам шоссе по-прежнему бежали полосатые черно-белые стволы. Прежде чем окончательно погрузиться в сон, Фалько, убаюканный мягким покачиванием автомобиля, вспомнил ноги убитой женщины. Жалко, мелькнуло в отуманенной голове. Упустил случай. Сложись иначе — ему бы не составило труда сделать так, чтобы они раскинулись для него на всю ночь.
— Новое задание, — сказал адмирал.
У него за спиной в окне над пока еще голыми ветвями деревьев на площади возносился купол Саламанкского собора. Двигаясь против света, начальник НИОС — Национальной информационно-оперативной службы — подошел к большой, на полстены, карте Пиренейского полуострова, висевшей рядом с портретом каудильо и полками с энциклопедией «Эспаса».
— Дело мутное и муторное.
С этими словами он достал из кармана пиджака — адмирал на службе неизменно появлялся в штатском — измятый носовой платок, трубно высморкался и посмотрел на Лоренсо Фалько с укоризной, словно тот был виноват в его простуде. Потом, пряча платок, метнул быстрый взгляд на нижнюю правую часть карты и ткнул туда пальцем:
— Аликанте.
— Красная зона, — неизвестно зачем сказал Фалько, и адмирал посмотрел на него сперва внимательно, а потом недовольно.
— Ну ясно, что красная, какой же еще быть?! — ответил он брюзгливо.
Фалько сдержался. Он всего сутки назад приехал в Саламанку, а до этого была трудная поездка по югу Франции и переход границы в Ируне. А еще раньше — головоломное задание в Барселоне, находящейся в республиканской зоне. С того дня, как произошел военный мятеж, у него не было ни одного выходного.
— В могиле выспишься. — И адмирал посмеялся собственной шутке невесело и как бы про себя.
С тех пор как третьего августа его единственный сын, старший лейтенант флота, был убит вместе с другими офицерами на борту крейсера «Либертад», адмирал все чаще не в духе, подумал Фалько. Впрочем, едкость суждений и зловещий похоронный юмор были присущи ему неизменно, даже когда он отправлял агента из группы специальных операций за линию фронта, зная, что в ЧК с него не в фигуральном, а в самом прямом смысле могут содрать кожу заживо. «Ну, зато твоя вдова узнает наконец, где ты спишь», — говаривал адмирал или пошучивал еще как-нибудь, но в том же совершенно даже не забавном роде. А теперь, на четвертом месяце гражданской войны, после того как при разных обстоятельствах было потеряно человек десять агентов, этот ернически-циничный тон усвоила себе вся Служба, включая даже секретарш, радистов и шифровальщиков. И уж как перчатка по мерке, приходился он впору самому шефу — щуплому и малорослому галисийцу родом из Бетансоса, с густой седой гривой, пожелтевшими от никотина усами, нависавшими над верхней губой, крупным носом, косматыми бровями и очень черным, суровым и живым правым глазом (левый был вставной). Адмирал отличался умом чрезвычайным, а слова «красный» или «противник» неизменно вызывали в нем спокойную злобу. Говоря коротко, человек, отвечавший у Франко за шпионаж, был миниатюрен, проницателен, желчен и очень опасен. В генштабе его называли Вепрь. Не в лицо, разумеется, а за глаза.
— Я закурю? — осведомился Фалько.
— Черта лысого ты закуришь! — рявкнул адмирал, меланхолически скосив глаз на пакет с трубочным табаком посреди стола. — Не видишь — у меня страшеннейший грипп!
Хотя начальство было на ногах, Фалько продолжал сидеть. Они с адмиралом знакомы были давно — еще с той поры, когда тот (тогда еще капитан 1-го ранга и военно-морской атташе в Стамбуле) создавал для Республики разведывательную сеть в Восточном Средиземноморье, которую предоставил в распоряжение франкистов, как только вспыхнула гражданская война. А задолго до этого в Стамбуле они занимались поставкой оружия Ирландской республиканской армии, причем Фалько в этой сделке выступал посредником.
— Я тут вам привез кое-что, — сказал он.
И, достав из кармана, положил на стол конверт. Адмирал взглянул на него пытливо. Оттого что стеклянный глаз был чуть светлее настоящего, казалось, будто адмирал как-то странно косит, и это создавало неудобства собеседникам. Он вскрыл конверт и извлек оттуда почтовую марку.
— Не знаю, есть ли у вас такая, — сказал Фалько. — Тысяча восемьсот пятидесятого года.
Адмирал вертел марку, поднося ее ближе к свету. Потом извлек лупу из ящика стола, заваленного трубками и жестянками с табаком, и стал неспешно вглядываться.
— Черная на голубом, — объявил он с явным удовольствием. — Негашеная. Первая в Ганновере.
— Продавец мне так и сказал.
— Где ты ее купил?
— В Андае, перед тем как перейти границу.
— Цена по каталогу — не меньше четырех тысяч франков.
— Я заплатил пять.
Адмирал подошел к шкафу, снял с полки альбом и вложил марку между страниц.
— Внеси в отчет о расходах.
— Уже внес... Что там с Аликанте?
Адмирал медленно запер шкаф. Потом потрогал себя за нос, взглянул на карту и опять потрогал.
— Время еще есть. Дня два по крайней мере.
— Мне надо будет ехать туда?
— Надо.
Забавно, как одно короткое слово может вместить в себя столько всякого, с усмешкой подумал Фалько. Перейти линию фронта, чувствуя такое знакомое беспокойство оттого, что вновь оказался на вражеской территории, что вокруг и впереди поджидают опасность и страх. И может быть, тюрьма, пытки и смерть: выведут на сером рассвете и поставят к стенке или просто пустят пулю в затылок в полутемном тюремном подвале. Безымянный труп свалят в канаву на обочине или в братскую могилу. Бросят лопату извести — и все на том. На миг ему припомнилась давешняя дама в купе, и он, безропотно признав, что от судьбы не уйдешь, вдруг сообразил, что уже начал забывать лицо соседки.
— А пока встряхнись, повеселись, развейся, — посоветовал адмирал.
— Когда введете меня в курс дела?
— На сей раз поэтапно. Завтра утром встретимся с людьми из СИРФ.
Фалько в недоумении вздернул бровь. Это сокращение расшифровывалось как Служба информации и расследований Фаланги — военизированной фашистской организации, объединявшей самых твердокаменных и фанатичных членов Национального движения, во главе которого стоял сам Франко.
— А при чем тут Фаланга?
— А при том. Увидишь. В десять утра у нас встреча с Анхелем Луисом Поведой... Да-да, с этой скотиной. И нечего кривиться!
Фалько убрал с лица перекосившую его гримасу. Поведа возглавлял СИРФ. Твердокаменный ветеран движения, севильянец, стяжавший себе печальную славу в Андалусии, где в первые дни мятежа он по приказу генерала Кейпо де Льяно [2] расстреливал профсоюзных лидеров и школьных учителей.
— Я считал, что мы всегда действуем сами по себе. На свой страх и риск.
— Выходит, что считал ты, не спросясь хозяина. Личный приказ генералиссимуса... На этот раз будем согласовывать действия с фалангистами, и не только: влезут немцы и дай бог, чтоб не встряли еще и итальянцы. Недавно я говорил со Шрётером на эту тему.
Фалько удивлялся все сильней. Он не был лично знаком с Гансом Шрётером, которого неугомонные пересмешники-испанцы по созвучию называли Хуанито Срётер, но знал, что тот руководит нацистской разведкой в Испании и имеет прямой доступ к адмиралу Канарису. Вся франкистская штаб-квартира в Саламанке просто кишела отечественными и иностранными агентами: параллельно с германским абвером работала итальянская разведслужба вдобавок ко множеству испанских спецслужб, соперничавших между собой и порой мешавших друг другу, — фалангисты, разведки армейская и военно-морская, гражданские ведомства вроде тайной полиции и прочие структуры государственной безопасности. Что же касается НИОС, которую возглавлял адмирал, она напрямую подчинялась генштабу, а точнее, Николасу Франко, брату каудильо, и занималась внедрением своих агентов в республиканскую зону и за границу, саботажем, физическим устранением. В ее состав входила особая группа — элитная и малочисленная, — на жаргоне спецслужб именуемая Группа грязных дел или ГГД.
— Сегодня вечером в казино будет прием в честь итальянского посла. Миссия разместится на верхнем этаже. Гостей будет толпа. Так что тебе надо там быть.
Фалько не сводил с него внимательного взгляда. Он знал, что шеф благоволит к нему («Ты мне чем-то напоминаешь сына», — вырвалось у того как-то раз), но знал также, что адмиралу мало дела до светской жизни своих подчиненных. Правильно истолковав его взгляд, адмирал раздвинул губы в язвительной улыбке:
— И Ганс Шрётер там будет непременно. Ты с ним там повидаешься, накоротке... Без лишних глаз и ненужной огласки. Он хочет познакомиться с тобой, но так, чтобы не привлекать внимания... Без посещения нашей конторы и всякого такого прочего.
— И что мне ему сказать?
— Ничего не говорить. — Адмирал в очередной раз трубно высморкался. — Встреча нижнего уровня. Помолчишь, дашь на себя посмотреть и, главное, лишнего не сболтни. Это так... прощупывание. Он слышал про тебя. Теперь хочет попробовать на вкус.
— Я понял. Смотреть, слушать и молчать.
— Вот именно... Там наверняка будет еще один наш с тобой знакомый немец — Вольфганг Ленц.
— Из компании «Рейнметалл»?
— Он самый. С супругой, вероятно. Ута, кажется, ее зовут. Или Грета. Что-то вроде. Короткое такое имя. Нет, все же Петра.
— Я знал ее.
Адмирал послал ему кривоватую усмешку, призванную показать, что эти слова его нимало не удивили. Слишком давно эти двое были вместе.
— Вот как? В библейском смысле?
— Нет. Что называется, шапочное знакомство. На одном званом ужине в Загребе оказался рядом с ней и ее мужем. В прошлом году. Припоминаете? И вы там тоже были.
— Как же не помнить... — Усмешка превратилась в пренебрежительный смешок. — Могутная такая блондинка... вырез на спине до самой этой... задницы. Шлюха, как все немки... Странно, что ты не вышел на арену против этого бычка, а верней, коровки, на тебя не похоже.
Фалько улыбнулся уклончиво и как бы извиняясь:
— На других лужках пасся.
— Понимаю-понимаю... — рассеянно пробормотал адмирал, уже думая о другом. — Но теперь, раз они все равно будут на приеме, нелишне узнать, чем можно у них поживиться. Случайных людей туда не позовут.
— Это должно иметь отношение к нашему делу с Аликанте?
Указательный палец уставился на Фалько, точно ствол пистолета.
— Я ни разу не произнес слово «Аликанте». Уловил, мальчуган?
— Уловил.
Правый глаз глянул жестче и суровей.
— Я не упомянул ни Аликанте, ни какой другой географический пункт.
— Разумеется, нет.
— В таком случае хватит мудрить. Вставай со стула и дуй отсюда. Завтра в десять без четверти жду тебя на улице Консуэло: пойдем к Поведе... Ах да. Форму надень.
— Форму? Вы это всерьез?
— Более чем. Если, конечно, ее еще моль не съела.
Несколько удивленный, Фалько медленно поднялся. Он был не то чтобы военный, а скорей совсем наоборот. В 1918 году его с позором выгнали из Военно-морской академии за скандальную связь с женой одного преподавателя и мордобой с ним самим, случившийся посреди лекции о минно-торпедном вооружении. Тем не менее после начала войны адмирал сумел выхлопотать для Фалько — временно, в интересах дела и облегчения работы — звание капитан-лейтенанта. Во франкистской Испании галуны или звездочки на обшлагах — ключ, отпирающий любые двери.
— Фалангисты млеют при виде мундира, — добавил адмирал вслед. — Так что сразу зайдем с козыря.
На пороге Фалько с преувеличенным строевым щегольством вытянулся и щелкнул каблуками:
— Не был бы я сейчас в штатском, сказал бы: «Точно так, ваше превосходительство!»
— Пошел к черту!
Благоухая лосьоном «Варон денди», разделив зачесанные наверх волосы высоким пробором, он стоял перед зеркалом в своем номере и неторопливо прилаживал накладные крахмальные манишку и манжеты. Черные подтяжки подчеркивали ослепительную белизну сорочки, брюки с безупречными стрелками спускались на сияющие лаком туфли. Лоренсо Фалько на мгновение замер, внимательно всматриваясь в свое отражение, и остался доволен: идеально выбрит опасной бритвой, бачки подстрижены именно там, где надо, серые глаза взирают на него, как и на весь остальной мир, с насмешливо-печальным спокойствием. Когда-то одна женщина — кому же, как не женщинам, давать такие определения? — сказала, что у него глаза хорошего мальчика, у которого в школе дела идут неважно.
В действительности дела и обстояли, и шли великолепно, хотя ему иногда казалось полезным это скрывать, особенно если рядом была женщина. Фалько происходил из хорошей андалусской семьи, издавна связанной с виноделием, виноторговлей и экспортом вина в Англию. Усвоенные с детства манеры и полученное дома воспитание очень пригодились ему позднее, когда беспутная юность, неудавшаяся военная карьера и жизнь, бродячая и авантюрная, подвергли серьезной проверке иные свойства его характера. Сейчас ему было тридцать шесть лет, а за спиной — весьма насыщенная биография: Америка, Европа, Испания. Война. Ночные поезда, переход границы под снегом или дождем, международные отели, тревога темных улиц, запретные тайные объятья. Где-то там, где свежие воспоминания перемешивались со смутными тенями прошлого, были у него еще какие-то картины и образы, которые ему — сейчас, по крайней мере, — не хотелось бы множить. Завораживающее, пленительное пространство жизни представлялось Фалько охотничьим заказником, куда доступ открыт только самым дерзким и отважным, лишь тем, кто согласен рисковать и готов платить, когда придется, не прекословя и не торгуясь. Сколько с меня? Получи, сдачи не надо. Награды вручаются немедленно, а кары — и, быть может, очень жестокие — ждут своего часа, но он пробьет еще очень не скоро. Для Лоренсо такие слова, как «отчизна», «любовь» или «будущее», не имели никакого смысла. Жизнь приучила его жить настоящей минутой. Быть волком во тьме. Алчным и опасным хищником.
Завязав галстук-бабочку, он надел жилет и смокинг, продернул сквозь петельки часовую цепочку, застегнул гладкими овальными серебряными запонками манжеты, ровно на три сантиметра выглядывавшие из рукавов, и принялся рассовывать по карманам аккуратно выложенные на доску секретера предметы: массивную серебряную же зажигалку «Паркер-Бикон», автоматическую ручку «Шиффер-Баланс» в зеленом нефритовом корпусе, карандаш со стальным колпачком, блокнотик, серебряную коробочку с четырьмя таблетками кофе-аспирина, крокодиловой кожи бумажник с двумястами песет мелкими купюрами и несколькими монетами — на чаевые. Потом достал из большой жестяной коробки «Плейерс», доставленной ему из Лиссабона по каналам НИОС, двадцать сигарет и набил ими оба отделения черепахового портсигара, а его спрятал в правый карман смокинга. Потом ощупал себя, убеждаясь, что ничего не забыл, и обернулся к стоявшему в изголовье кровати ночному столику, где лежал пистолет. Это было его любимое оружие, и с июля нынешнего года Фалько с ним не расставался. Полуавтоматический «Браунинг FN» 1910 года выпуска — шестизарядный пистолет бельгийского производства, плоский, надежный, простой в обращении, легкий в но́ске, удобно лежащий в руке, снабженный тремя предохранителями и способный послать 9-миллиметровую пулю со скоростью 229 метров в секунду. Перед тем как принять ванну, Фалько довольно долго с ним возился — разобрал, тщательно вычистил и смазал, удостоверившись, что возвратная пружина, в этой модели расположенная вокруг ствола, ходит плавно и без задержки. Сейчас взвесил его на ладони, убедился, что снаряженная обойма со щелчком встала на место, а патронник пуст, и, завернув в платок, положил на полку в шкафу. Нечего, подумал он, идти на раут в казино со стволом в кармане, хотя там — уж время такое на дворе — не будет недостатка в мундирах, портупеях и кобурах.
Оглядевшись в последний раз вокруг, он взял пальто и черную мягкую шляпу, набросил белое шелковое кашне, погасил свет и вышел из номера. В коридоре губы его раздвинулись в жестокой улыбке при отрадном воспоминании о том, что именно из такого «браунинга» 1910 года выпуска серб Гаврило Принцип застрелил эрцгерцога Франца Фердинанда, развязав Первую мировую войну. Помимо дорогой одежды и английских сигарет, аксессуаров из серебра и кожи, облаток от головной боли, непредсказуемо крутых житейских поворотов и красивых женщин, Лоренсо Фалько любил многозначительные совпадения в деталях.
2. Вздохи Испании
Когда Лоренсо Фалько вошел в зал, духовой оркестр играл «Вздохи Испании» [3]. Крытый внутренний двор казино, расположенный во дворце XVI века, был залит ярким светом, что несколько противоречило требованиям жесткой экономии, которую предписывали национальные интересы. Как Фалько и ожидал, вокруг было много людей в военной форме, перетянутых ремнями, в глянцево сверкающих сапогах, с поблескивающими кобурами на боку. Офицеры, как он заметил, были в немалых чинах — от капитана и выше, и почти все с эмблемами генерального штаба или интендантской службы, хотя кое у кого рука была на перевязи, а на груди — боевые награды, полученные за участие в совсем недавних и особенно ожесточенных сражениях под Мадридом, о которых взахлеб писали все газеты. Война напоминала о себе, но, несмотря на мундиры большинства гостей и общую воинственно-приподнятую обстановку, все это было бесконечно далеко от фронта. Дамы, хоть и держались с подчеркнутой скромностью — она стала чем-то вроде национального стиля: женщине отныне подобало быть созданием утонченным и нежным, верной подругой бойца, его невестой, женой и матерью, — были в элегантных туалетах, соответствовавших понятию «последний крик моды», которая изощрялась в стремлении совместить новые идеологические веяния с женской привлекательностью. Что касается мужчин, то среди защитных френчей мелькали кое-где более или менее корректные смокинги и — значительно чаще — темные костюмы, под которыми виднелись порой форменные голубые рубашки и черные галстуки Фаланги. Гудели голоса, официанты в белых куртках кружили по залу с подносами, уставленными бокалами. Никто не танцевал. Фалько небрежно кивнул кому-то из знакомых, огляделся по сторонам и остановился, чтобы закурить, у широкой каменной лестницы, украшенной желто-красным полотнищем, с которого франкисты, взяв его несколько недель назад в бою, содрали нижнюю пурпурную республиканскую полосу.
— Лоренсо, какими судьбами? Я думал, ты за границей.
Фалько, не успев открыть портсигар, поднял глаза. Перед ними стояла пара — он и она. Мужчина по имени Хайме Горгель был в военной форме, с капитанскими звездочками на обшлагах, с пехотными эмблемами в петлицах. На женщине, тонкой, черноволосой — и незнакомой, — отливало серебром кашемировое платье. В хорошем месте и за хорошие деньги купленное, определил Фалько. Глаз у него был наметанный.
— А я думал, ты на фронте, — ответил он.
— Недавно оттуда. — Офицер прикоснулся к виску, где под зализанными волосами угадывался кровоподтек. — Контузию получил. Говорят, сотрясение мозга.
— Да неужто?.. Сильное?
— Рикошетом задело. Фуражка, по счастью, смягчила удар. В Сомосьерре дело было. Мне дали неделю отпуска прийти в себя. Послезавтра возвращаюсь в часть.
— Как наши дела?
— Чудесно. Мы в двадцати километрах от Мадрида и развиваем наступление. Слух прошел, будто республиканцы эвакуировали правительство из столицы и убрались в Валенсию, так что, если повезет, к Рождеству все кончится... Ты знаком с Ческой, моей свояченицей?
Аромат «Амока». Духи дорогие, изысканные, редкие, в эти дни особенно — «Морок Востока» называют их в журналах мод. Фалько обстоятельно оглядел даму: светлые глаза, длинный нос, идеально вылепленный бюст, превосходная фигура. Таких женщин любил писать Ромеро де Торрес [4]. Качество выше среднего. Намного выше.
— Не имею чести.
— Рекомендую — Лоренсо Фалько, мой школьный товарищ. Мы несколько лет учились вместе в марианистском колледже в Хересе... Мария Эухения Прието, жена моего брата Пепина. Мы все зовем ее Ческа.
Фалько поклонился и пожал протянутую руку. Он несколько раз видел ее мужа — Хосе Марию Горгеля, графа де Мигалоту. Сухой, надменный, вылощенный субъект лет сорока, страстный лошадник и любитель скачек. Одно время и он, и Фалько были завсегдатаями одного и того же клуба фламенко и посещали одни и те же дорогие бордели в Севилье и Мадриде.
— А как поживает брат? — спросил он у Хайме больше из вежливости, но смотрел при этом на женщину. Это всегда и познавательно, и полезно — примечать, как реагирует замужняя дама на упоминание ее отсутствующего супруга.
— Хорошо, насколько я знаю, — отозвался тот. — С восемнадцатого июля [5] в армии, получил под начало роту регуларес [6]. Он тоже где-то на мадридском фронте... под Навалькарнеро, если не ошибаюсь... Хорошо звучит, а? Совсем как в старину — испанский гранд командует ротой мавров... Вечная Испания возрождается, сметая всю эту марксистскую нечисть.
— Грандиозно, — подтвердил Фалько.
И отметил про себя, что женщина уловила потаенный насмешливый смысл его отзыва. Но не успел решить, хорошо это в тактическом отношении или плохо, потому что из-за ее плеча — обнаженного и прикрытого тончайшим газом, опять же в соответствии с новыми веяниями, — некто привлек его внимание. Марили Грангер, личный секретарь адмирала. Он удивился, увидев ее здесь, хотя удивляться было особенно нечему — Марили замужем за офицером Главного морского штаба, почему бы ей не появиться на приеме? Абсолютно в порядке вещей, что она здесь не сама по себе, а в качестве супруги. В глубине зала, за колоннами, возле фуршетного стола, Фалько различил белобрысую голову Ганса Шрётера — тот направлялся к двери маленькой гостиной.
Когда Марили закрыла дверь, оставив их наедине, Шрётер уставился на Лоренсо Фалько. В одной руке у немца был бокал с коньяком, в другой — гаванская сигара. Над жестким крахмальным воротником и галстуком-бабочкой выпирал кадык. Шрам поперек левой скулы добавлял лицу брутальности. Шрётер был высок ростом и худощав, с квадратным, тщательно выскобленным подбородком, с голубоватыми, как арктические льды, глазами, лишенными всякого выражения.
— Чрезвычайно рад познакомиться, — сказал он почти без акцента, если не считать чересчур раскатистого «р».
— Взаимно.
Они оставались на ногах, молча рассматривая друг друга; немец время от времени попыхивал сигарой и пригубливал коньяк. Тишину нарушала только доносившаяся издалека духовая музыка. Наконец Шрётер перевел глаза на дверь:
— Приятный вечер.
— Весьма.
— Кажется, с фронта поступают добрые вести. Марксисты откатываются в беспорядке, со дня на день следует ожидать падения Мадрида.
— Говорят.
Скептическая реплика Фалько пробудила любопытство Шрётера — прихлебывая коньяк, тот поглядел на собеседника еще внимательней:
— Вы знаете, кто я?
— Конечно.
— И что же вам сказал обо мне ваш шеф?
— Что в связи с неким заданием вы хотели бы поглядеть на меня.
Зрачки у Шрётера сузились.
— С каким заданием?
— Не сказал.
Немец продолжал смотреть на него пристально и пытливо. В гостиной стояли кресла, но никто из собеседников не выказал намерения присесть.
— Sprechen Sie Deutsch?
Фалько с улыбкой ответил на том же языке:
— Более или менее. Я некоторое время жил в Центральной Европе.
— А еще какие языки знаете?
— Французский и английский. Ну и самую чуточку итальянский. Еще знаю все турецкие ругательства, проклятия и оскорбления.
Шутка разбилась о каменное лицо Шрётера. Он взглянул на столбик сигарного пепла, потом огляделся, ища, куда бы его стряхнуть, и легким движением указательного пальца отправил прямо на ковер.
— Раз уж речь зашла о турецком языке... Год назад в Стамбуле вы убили моего соотечественника.
Фалько выдержал его взгляд.
— Возможно.
Шрам на скуле как будто обозначился резче.
— Его звали Клаус Топека, он продавал военную оптику.
— Не знаю, не помню. — Фалько пожал плечами. — Не могу ничего сказать.
— Вы стольких убили в Стамбуле и других городах, что всех и не упомнить?
Фалько промолчал. Он прекрасно помнил Топеку, торговца оружием, работавшего и на абвер. Дело было в ноябре 1935 года, еще до войны. А сделано это дело было быстро и чисто — выстрел в затылок на пороге дешевого борделя в квартале Бейоглу. Имитация вооруженного грабежа. Он получил приказ ликвидировать Топеку, который слишком глубоко залез в поставки оптических приборов, покупаемых у Советского Союза на деньги республиканцев. Цель указал Фалько сам адмирал, в ту пору еще возглавлявший испанскую разведслужбу в Восточном Средиземноморье. Забавно, подумал Фалько сейчас, как жизнь перетасовывает карты. Союзы. Дружбу и вражду.
— Ваш шеф отзывался о вас как о человеке, которому можно доверять. В высшей степени надежном. А задание вам предстоит деликатного свойства. Так говорите, вам ничего о нем не известно?
— Да. Говорю.
Шрётер долго молчал, задумчиво посасывая сигару.
— Ну, тогда и я не стану забегать вперед. Почти не стану, — сказал он наконец, выпустив дым. — Скажу лишь, что операцию обеспечивает германский флот. Для участия в ней выделен боевой корабль. Эсминец или подводная лодка — узнаем на днях.
Фалько решил сыграть наивность:
— В красной зоне?
Немец смотрел на него, не отвечая и явно прикидывая в уме, что Фалько знает и о чем умалчивает.
— В Картахене есть германский консул. Его зовут Санчес-Копеник, и он получил инструкции насчет вас. В нужный момент установите контакт.
— Мне никто ничего не говорил о Картахене.
Льдисто-голубые глаза оставались бесстрастны.
— Ну вот я вам говорю. Пребывая в уверенности, что вы забудете название этого города, едва лишь выйдете отсюда.
Картахена и Аликанте. Испанский республиканский Левант. Фалько торопливо соображал, что к чему. Материала для этого, по правде говоря, было мало.
— И что же мне надлежит там сделать? В чем задание?
— Об этом вам скажет ваш адмирал. — Шрётер снова попыхтел сигарой. — Не моя епархия. Думаю, завтра состоится общее совещание с обсуждением всех частностей.
Фалько мысленно поежился. Куда лучше было бы работать одному, на свой страх и риск, и отвечать только перед адмиралом. ГГД для того и существовала. Но теперь, судя по всему, наступают иные времена. И то, что НИОС, фалангисты и немцы окажутся в одной упряжке, никак нельзя было счесть отрадной новостью. Все по старинному испанскому присловью: «Пастухам — ужин, барашку — вертел». И совсем уж неприятна перспектива самому оказаться этим барашком.
— Что еще? — спросил он.
Шрётер поставил пустой бокал на стол.
— Больше ничего.
— Это всё? — удивился Фалько.
— Всё. Я хотел с вами познакомиться. Посмотреть вам в глаза.
— Профессиональное любопытство?
— Можно и так сказать. Мне рассказывали, что в двадцатом году вы с белой армией эвакуировались из Крыма. И даже были ранены.
Фалько бесстрастно выдержал его пристальный взгляд:
— Вероятно.
— Я был морским офицером и служил на «Мютце». Но вы-то ведь не русский. И были так молоды. Что вы там забыли? Как вас туда занесло?
— По делам.
— Нашли место делать дела. Там бывало жарковато.
— Случалось.
— Вы продавали оружие, так? Немножко тем, немножко этим. Или работали на тех, кто продавал?.. На людей Захарова?
Фалько внутренне усмехнулся. С Василием Захаровым он познакомился на пароходе «Конте ди Савойя» за карточным столом. За пять дней плавания из Гибралтара в Нью-Йорк знаменитый оружейный барон проникся симпатией к самоуверенному и раскованному юноше-испанцу — Фалько только что выгнали из Военно-морской академии, и семья отправила его в Америку в надежде, что там он возьмется за ум. Спустя полгода Фалько уже работал на Захарова и курсировал между Мексикой, США и Европой.
— Право, затрудняюсь вам сказать, — ответил он. — Запамятовал.
Немец по-прежнему буквально сверлил его взглядом:
— А правда ли, что вы вели дела не только с русскими, а в ту пору поставляли еще оружие мексиканским революционерам и боевикам ИРА?
— Этого я уж совсем не помню.
— А-а, понимаю... И еще, кажется, вы бывали в Германии? В Берлине, не так ли?
— А вот это, представьте, я помню прекрасно. Оштукатуренные фасады, огни кабаре, фальшивая радость, которая через две улицы превращается в печаль. И все эти шлюхи в истертых шубах шепчут тебе: «Komm, süßer» [7].
— Так было прежде.
— Прежде чем что?
— Прежде чем пришел национал-социализм.
— Ну раз вы говорите...
Немец открыл дверь. Они вернулись в зал, где оркестр, перекрывая гул голосов, играл вступление из оперы «Дикий кот» [8].
— Вы знакомы с господином Ленцем? — спросил Шрётер.
— Да.
Они остановились перед парой — рыжеватый господин держал под руку белокурую, очень высокую и дородную даму в черном атласе.
— Вольфганг Ленц и его супруга Грета. Кажется, вы уже встречались?.. Это Лоренсо Фалько.
— Да, мы знакомы, — подтвердил Ленц.
Он был не в смокинге, а в темном костюме. Дышал анисом, а в руках держал ополовиненный бокал. Пиджак, застегнутый на одну пуговицу, топорщился на изрядном животе. Вольфганг Ленц, представитель концерна «Рейнметалл» на юге Европы, в прошлом несколько раз пересекался с Фалько по делам. Они даже провернули однажды совместную торговую операцию в Бухаресте — очень выгодно сбыли трехтысячную партию винтовок «маузер», старых и неисправных. И оба получили недурные деньги. После мятежа Ленц стал заниматься снабжением армии Франко. Жил он с женой в отеле, и часто можно было видеть, как он, словно к себе домой, заходит в епископский дворец, где расположился генеральный штаб каудильо.
— Оставляю вас в приятном обществе, — сказал Шрётер и отошел.
Фалько достал, открыл и протянул собеседникам портсигар. Ленц отказался, Грета взяла.
— Английские? О-о, спасибо! Люблю английские сигареты.
Она была на голову выше мужа, с грубоватым и вульгарным лицом, но вовсе не безобразна. Густые гладкие волосы до плеч. Ярко накрашенный рот. Вечернее платье сзади обтягивало могучий германский круп, а спереди щедрым декольте открывало полновесность плотных полушарий, которые — с юмором подумал Фалько — ни одна жительница нынешней богомольной и пресной Испании не решилась бы с таким простодушным бесстыдством выставлять напоказ.
— Интересные у вас друзья, — заметил Ленц, показав бокалом на удалявшегося Шрётера.
— Правильней сказать, «деловые партнеры», — сказал Фалько, поднося огонек зажигалки к сигарете, которую Грета уже вправила в янтарный мундштук.
Муж сделал глоток и взглянул на Фалько лукаво:
— Патриотизм и бизнес часто идут рука об руку.
Фалько прикурил сам и выпустил дым через ноздри.
— А как ваши негоции?
— Грех жаловаться. Сами знаете, как это устроено... Генерал Франко нуждается в том, что я могу ему предоставить.
— Но это денег стоит.
