5,99 €
Mehr erfahren.
- Herausgeber: ЭКСМО
- Kategorie: Krimi
- Serie: Майор Мартен Сервас
- Sprache: Russisch
Чудовища выползают из ночи… В жизнь майора тулузской полиции Мартена Серваса вернулся его главный кошмар. И у этого кошмара есть имя. Юлиан Гиртман. Самый изощренный, самый хитроумный и самый неуловимый маньяк современности. Человек с тысячью обличий и уловок. Какоето время Гиртман содержался в клинике строгого режима. Но решетки и смирительные рубашки оказались неспособны удержать злого гения…
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 502
Veröffentlichungsjahr: 2024
Ähnliche
Бернар Миньер Гадкая ночь
Bernard Minier
Nuit
© XO Editions, 2017. All rights reserved
© Клокова Е. В., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
* * *
Лоре Муньоз. Это роман и ее тоже.
Жо (1953–2016)
Прелюдия
Она смотрит на часы. Скоро полночь.
Ночной поезд. Ночные поезда – разломы в пространстве-времени, параллельные вселенные: внезапно приостановленная жизнь, тишина, неподвижность. Оцепенелые тела; вялость, сны, похрапывание… И бешеный галоп колес по рельсам, скорость, влекущая людей – их сущности, их прошлое, их будущее – в другое место, до поры скрытое во тьме.
Кто знает, что может стрястись между пунктами А и Б?
Дерево, упавшее на рельсы, злонамеренный пассажир, задремавший машинист… Она размышляет, не углубляясь и не зацикливаясь, скорее из праздности, чем от страха. После Гейло [1] никто не садился, она в вагоне одна. Поезд идет со всеми остановками. Аскер. Драммен. Хёнефосс. Гуль. Ол [2]. Станции, которые вот-вот исчезнут под снегом, – две железнодорожные колеи – четыре рельса, пара зданий (скорее хижин), – как в Устаосете [3], где сошла одна женщина. Она замечает далекие огни, микроскопические в безразмерной норвежской ночи. Несколько отдельно стоящих домов, где над входной дверью всю ночь горят фонари.
В вагоне никого: сразу видно – среда. Когда наступает зима, поезд с четверга по понедельник переполнен, едут в основном туристы-азиаты и молодежь, пункт назначения – горнолыжные базы. А летом четыреста восемьдесят четыре километра линии Осло – Берген считаются одной из самых красочных «железок» в мире: сто восемьдесят два туннеля, виадуки, озера и фьорды. Но в сердце северной ночи, такой ледяной, как нынешняя, в середине недели здесь нет ни души. Широкий проход с рядами одинаковых кресел по обе стороны тих, безмолвен и производит гнетущее впечатление, как будто пассажиры услышали сигнал тревоги и вышли. Все. Кроме нее.
Она зевает. Заснуть не удалось, несмотря на плед и маску-шоры. Пустой поезд не позволяет расслабиться, да и привычка быть настороже не добавляет покоя. Профессия обязывает…
Она прислушивается. Никаких звуков. Никто не ерзает на сиденье, не возится с багажом, не открывает дверь.
Она обводит взглядом пустующие места, серые перегородки, проход, туманные стекла… вздыхает, закрывает глаза. Вдруг все-таки получится вздремнуть?
* * *
Красный поезд появляется из туннеля, как язык изо рта, на фоне ледяного пейзажа. Серовато-синяя ночь, непроницаемая чернота туннеля, белый с голубизной снег, серый лед. И вдруг – молнией – ярко-красный состав, напоминающий кровавый прибой, готовый затопить перрон.
Финсе [4]. Самая высокая точка на линии – 1222 метра над уровнем моря.
Вокзальчик в снежно-ледяном плену, на крыше пуховая перина. Три человека – женщина и молодая пара – прохаживаются под желтыми фонарями по платформе, больше похожей на участок лыжной беговой дистанции.
Кирстен отодвинулась от окна, и снаружи все снова погрузилось во тьму. Она услышала, как вздохнула раздвижная дверь, и уловила какое-то движение в самом конце прохода. Женщина. Лет сорок. Моя ровесница… Кирстен вернулась к чтению. Ей все-таки удалось поспать. Не больше часа, но и на том спасибо – из Осло она стартовала четыре часа назад. Кирстен предпочла бы самолет или – на худой конец – спальный вагон, но начальство решило сэкономить, и вот он, ночной поезд, сидячие места… Экономия бюджета, ничего не поделаешь. Она решила проглядеть свои заметки и достала планшет. Итак. В Бергене, в Мариакирхен [5], найдено тело. Мертвая – убитая – женщина лежала на алтаре среди предметов культа. Аминь.
– Извини…
Она подняла глаза. Ей улыбалась вошедшая в Финсе женщина.
– Не возражаешь [6], если я сяду напротив тебя? Обещаю не мешать. Мне всегда не по себе в ночных поездах, а этот к тому же совсем пустой…
Кирстен, конечно, возражала, но коротко улыбнулась и сказала:
– Садись, пожалуйста. Едешь до Бергена?
– Д-да… Ты тоже?
Она перечитала свои заметки. Сотрудник, звонивший из Бергена, был немногословен. Каспер Стрэнд. Интересно, он и в расследованиях такой же верхогляд? По его сведениям, бездомный, проходивший вечером мимо Мариакирхен, услышал крик и дал деру, но ему не повезло – напоролся на патруль.
Куда намылился, братец?
Рассказ о жутком вопле там внутри констеблей нимало не впечатлил (по тону Стрэнда и некоторым туманным намекам она поняла, что бродягу знают как облупленного), но на улице было холодно и мокро, ребята скучали – и сочли, что даже в ледяном нефе будет уютнее, чем под ветром и дождем, пришедшими с моря. (Да, да, именно так выразился ее бергенский коллега. Надо же, поэт в рядах полиции…)
Она не стала смотреть присланное ей видео из церкви. Из-за женщины, устроившейся напротив. Кирстен вздохнула. Она надеялась, что попутчица вздремнет, но та была бодра и весела, как утренняя пташка. Кирстен бросила на нее взгляд из-под ресниц и поймала ответный. Незнакомка улыбнулась – то ли дружески, то ли насмешливо – и спросила:
– Работаешь в полиции?
Кирстен с трудом сдержала раздражение. В углу экрана красовались лев, корона и слово ПОЛИЦИЯ, так что ясновидение тут ни при чем. Она посмотрела на женщину – не враждебно, но и без особой симпатии, а уж улыбнулась тонкими губами совсем неласково. В комиссариате Осло никто не назвал бы Кирстен Нигаард приятным человеком.
– Да.
– Не будет нескромностью спросить, в каком управлении?
«Будет, будет, конечно, будет!» – раздражилась Кирстен, но решила ответить:
– В Крипо [7].
– Понимаю… ну… нет… не понимаю… Особая профессия, верно?
– Можно сказать и так.
– И ты едешь в Берген из-за…
Кирстен молчала, не собираясь помогать нахалке вести беседу.
– Из-за… ну ты понимаешь… Из-за преступления, так ведь?
– Да.
Сухой тон. Женщина прикусила губу, покачала головой, поняв, что вторглась в запретную зону.
– Прости, вечно я лезу не в свое дело…
Она потянулась к сумке.
– У меня полный термос кофе. Хочешь?
Кирстен колебалась, но все-таки согласилась.
– Наливай.
– Ночь будет долгой. Я – Хельга.
– Кирстен.
* * *
– Значит, живешь одна и сейчас у тебя никого нет?
Кирстен внезапно поняла, что слишком расслабилась и наболтала много лишнего. Эта женщина – та еще ловкачка, если сумела сделать профессионального дознавателя! Даже в самых банальных межличностных отношениях безотказно работает правило: хочешь узнать правду – слушай внимательно и изображай неподдельный интерес. Хельга была бы незаменима в работе со свидетелями; многие в Крипо уступают этой тетке в искусстве допроса! Забавно… Впрочем, сейчас Кирстен было не до смеха, поведение случайной попутчицы начинало действовать ей на нервы.
– Попробую поспать… – сказала она, – у меня завтра трудный день. Не завтра – уже сегодня. – Посмотрела на часы. – До Бергена два часа, нужно отдохнуть.
Выражение лица случайной попутчицы сделалось странным. Она кивнула:
– Конечно. Раз ты так хочешь…
Сухость тона привела Кирстен в замешательство. Изначально она что-то пропустила в этой женщине, а теперь вот вылезло: Хельга не любит, когда ее гладят против шерсти, легко заводится, у нее манихейское видение мира. Жаждет внимания и склонна добиваться его любым способом.
Кирстен постаралась вспомнить, как преподаватели Высшей полицейской школы советовали общаться с подобными свидетелями или подозреваемыми, и закрыла глаза, надеясь положить конец общению.
– Извини…
Кирстен подняла веки.
– Извини, что потревожила, – повторила Хельга. – Я пересяду. – Она шмыгнула носом, одарила Кирстен сочувствующей улыбочкой. У нее вдруг расширились зрачки. – Вряд ли у тебя много друзей.
– О чем ты, не понимаю…
– О твоем мерзком характере. Об умении спроваживать людей. О высокомерии. Неудивительно, что ты одинока.
Кирстен напряглась. Открыла рот, собираясь отбрить мерзавку, но та вскочила, сдернула с полки саквояж.
– Приношу извинения за доставленные неудобства! – рявкнула она и пошла прочь.
«Ну и отлично, – подумала Кирстен. – Найди себе другую мишень…»
* * *
Она задремала. Ей снился сон. Вкрадчивый язвительный голос шипел в ухо: сволочь, дрянь. Кирстен вздрогнула, открыла глаза и едва не подскочила, обнаружив Хельгу в соседнем кресле. Она придвинулась совсем близко и изучала лицо Кирстен, как биолог – амебу в микроскоп.
– Чего тебе?
Хельга на самом деле это сказала? Дрянь. Я услышала слово наяву или во сне?
– Хотела пожелать: да пошла ты!..
Гнев, подобный черной грозовой туче, рвался на свободу.
– Что ты сейчас сказала?
* * *
В 07:01 поезд втянулся в вокзал Бергена. «Десятиминутная задержка – ничто для Норвежских государственных железных дорог», – думал Каспер Стрэнд, вышагивая туда-сюда по перрону. Темнота окутала мир. В такую хмурую погоду беспросветный мрак будет властвовать над городом до девяти утра.
Она сошла с подножки, подняла голову – и сразу вычислила коллегу среди немногочисленных встречающих.
* * *
Легавый. Они встретились взглядами, и Стрэнд увидел себя ее глазами: полицейский увалень, лысый, подбородок плохо выбрит, заметное брюшко (старомодная кожаная куртка слишком обтягивает фигуру из-за пистолета в кобуре под мышкой).
Он пошел к ней, стараясь не слишком пялиться на ноги столичной штучки. Одета она… необычно. Под пальто, коротковатом для зимы, но с меховым капюшоном, на даме был строгий костюм, колготки телесного цвета и ботильоны на шпильке. Может, этой осенью в Осло такая мода? Стрэнд представил, как она в таком вот протокольном виде выходит из конференц-зала в «Рэдиссон Плаза», что возле Центрального вокзала или здания «ДнБ Нор Банк» [8]. Но хороша, что есть, то есть. Между сорока и пятьюдесятью.
– Кирстен Нигаард?
– Да.
Она расслабленным жестом подала ему руку, и он едва решился пожать ее: в перчатке словно не было ничего, кроме воздуха.
– Каспер Стрэнд, полиция Бергена, – представился он. – Добро пожаловать.
– Спасибо.
– Не слишком долго ехала?
– Терпимо.
– Поспать удалось?
– Скорее нет.
– Ладно, пошли. – Каспер протянул красную ручищу к сумке, но Кирстен знаком дала понять, что справится сама. – В комиссариате тебя ждет кофе. А еще хлеб, колбаса, ветчина, соки и брюнуст [9]. Заправимся и начнем работать.
– Я бы сначала взглянула на место преступления. Кажется, это совсем рядом? – спросила Кирстен, когда они вошли под перронную крышу-фонарь.
Бергенский сыщик решил, что ослышался, приподнял бровь и почесал в трехдневной щетине.
– Прямо сейчас?
– Если можно.
Каспер попытался скрыть раздражение, но был не силен в притворстве, и столичная гостья улыбнулась. В этой улыбке не было теплоты, и предназначалась она не ему – Кирстен просто получила подтверждение своему первому впечатлению о коллеге (а оно, как известно, самое верное).
Черт бы побрал эту стерву!
Леса и огромный брезентовый чехол скрывали большую световую рекламу во славу «Бергенс тиденде». Главная ежедневная газета Западной Норвегии наверняка даст материал об убийстве в церкви на первой полосе. Они повернули направо, прошли мимо магазина «Дели де Лука» [10] и оказались под продуваемым всеми ветрами навесом над стоянкой такси. В очереди стояли человек шесть, машин – как всегда – не было ни одной. Люди мокли под косым дождем, но не роптали. Каспер оставил свой «Сааб 9–3» на другой стороне улицы, прямо на мостовой, и Кирстен подумала, что в этих скверах, площадях и более чем обычных зданиях есть нечто невыносимо провинциальное. В том смысле, какой вкладывают в это слово столичные жители.
Каспер ужасно хотел есть – он вместе с группой провел всю ночь на месте преступления на Ганзейской набережной Брюггена.
Кирстен села рядом с ним в машину; темное пальто распахнулось, юбка поднялась, явив восхищенному взгляду мужчины красивые круглые колени. Непокорные белокурые волосы, разделенные косым пробором, падали на воротник пальто.
В блондинистости женщины не было ничего натурального: Каспер заметил и темные корни, и выщипанные в ниточку брови. Глаза ярко-голубого цвета смотрели вызывающе, прямой нос мог показаться слегка длинноватым, тонкие губы были красиво очерчены, а родинка на подбородке было плохо отцентрована.
Эта женщина решительно настроена контролировать всё и вся.
Они были знакомы десять минут, но Каспер вдруг подумал, что не пожелал бы себе такого напарника: ноги, конечно, классные, а вот характер – не приведи господь! Вряд ли он сумел бы долго выносить ее характер и… сдерживать эротические фантазии.
Кирстен
1. Мариакирхен
Неф был едва освещен. Кирстен удивилась, что бергенские коллеги оставили гореть свечи рядом с местом преступления, огороженным оранжевой лентой, запрещающей проход в алтарь и на хоры.
Запах теплого воска щекотал ноздри. Она вытащила из кармана плоскую металлическую коробочку с тремя заранее свернутыми короткими самокрутками и щелкнула зажигалкой.
– Здесь нельзя курить, – сказал Каспер Стрэнд.
Она молча улыбнулась, сделала затяжку, обвела взглядом неф и задержалась на алтаре. Труп уже увезли. Вместе с епитрахилью, на которую наверняка попала кровь, много крови.
Кирстен с детства не была на службе, но помнила, что, выходя к алтарю, священник склонял голову и целовал его. Проведя службу, он делал это еще раз, прежде чем покинуть церковь.
Она закрыла глаза, помассировала веки, мысленно помянула недобрым словом назойливую бабу из поезда, сильно затянулась и посмотрела на алтарь. Фонтан артериальной крови не попал на большое распятие, но забрызгал Богоматерь, Младенца и дарохранительницу. Кирстен различала на позолоте и бесстрастном лице Марии мелкую россыпь красно-коричневых пятен и длинные черные потеки. Расстояние, которое преодолел кровавый гейзер, составляло около трех метров.
Викинги сжигали своих мертвых по ночам в погребальных ладьях, Локи – бог огня и плутовства; Иисус бок о бок с Одином и Тором; христиане, силой обращавшие языческие народы Севера, отрубающие руки-ноги, ослепляющие, калечащие; князья-викинги, сменившие веру из сугубо политических интересов. Конец цивилизации. Вот о чем она думала в тишине оскверненной церкви.
Город все еще спал под дождем. Спал порт. А в порту, у причала перед деревянными домами квартала Брюгген, спал огромный сухогруз, ощетинившийся антеннами и кранами, серый, как военный корабль. Может, призвать на помощь гения места? [11] Прошлое церкви восходит к гораздо более ранним временам, чем те, что прослеживаются в Осло, – здесь нет ни Национального театра, ни Королевского дворца, ни Нобелевской премии мира, ни парка Вигеланд. Начало XII века. Здесь всегда присутствовала дикость древнейших времен. У каждого признака цивилизации есть признак варварства; каждый свет борется с ночью; каждая дверь, за которой горит очаг, скрывает дверь, что прячется во тьме.
* * *
Ей исполнилось десять лет, когда они с сестрой впервые приехали на зимние каникулы к деду, в городок Хелл близ Тронхейма. Кирстен обожала своего дедушку: он был жутко умный, знал кучу смешных историй и любил качать внучек на коленях. В тот вечер дед попросил девочек накормить Хеймдалля [12], старонемецкую пастушью собаку, ночевавшую в риге. Холод стоял такой, что кровь замерзала в жилах, но Кирстен покинула теплый дом и вышла в ледяную ночь. Снег скрипел под меховыми сапожками, ее тень в лунном свете напоминала огромную бабочку. Темная рига выглядела таинственным и опасным местом, и Кирстен стало не по себе. Дед поступил жестоко, послав ее туда среди ночи. Хеймдалль встретил девочку радостным лаем. Он натягивал цепь, подпрыгивал от нетерпения, а когда она его погладила, облизал ей лицо. Кирстен прижалась к горячему телу, зарылась лицом в пахучую шерсть и подумала: «Неправильно оставлять друга спать на морозе». А потом услышала тявканье… Такое тихое, что девочка не обратила бы внимания, если б, по счастливой случайности, Хеймдалль не умолк в этот самый момент. Звук доносился снаружи, и она испугалась. Буйное детское воображение нарисовало ей жуткое создание, которое зовет жалобным голоском, чтобы выманить ее наружу и напасть. Но она все-таки вышла. И скорее угадала, чем увидела слева от себя, в углу между сараем и навесом, прутья клетки. Кирстен подошла ближе. Сердце ее колотилось как безумное, ощущение тревоги росло, визгливый лай теперь напоминал крик зайца-подранка. У нее появилось дурное предчувствие. Еще шесть шагов по снегу – и ее пальцы нащупали прутья; она осторожно заглянула и увидела в глубине, у бетонной стенки, темный силуэт. Молодой песик, едва-едва вышедший из щенячьего возраста. Маленькая дворняжка с вытянутой мордочкой, длинными ушами и короткой жесткой шерстью. Ее голова почти касалась стены, потому что ошейник был продет в кольцо. Она сильно дрожала, сидя на заснеженной траве, и смотрела на девочку.
Кирстен до сих пор помнит молящий взгляд песика. Он говорил: «Помоги мне!» Ничего печальней этого зрелища она никогда не видела, и ее молодое здоровое сердце разбилось на тысячу и один кусок. Щенок выбился из сил и перестал лаять – только издавал слабые душераздирающие стоны и часто моргал от усталости. Она ухватилась за обледеневшие прутья. Могла бы – сломала бы дверцу, подхватила пленника на руки и побежала вместе с ним на ферму. И Кирстен помчалась что было сил, спотыкаясь от боли и отчаяния, влетела в дом и принялась умолять. Дед был непреклонен. Впервые он не уступил капризу внучки. Это бродячий пес, дворняга без хозяина, и он должен быть наказан за то, что украл мясо! Кирстен знала, что малыш умрет на рассвете, если она ничего не добьется, представляла, как ему одиноко, и плакала, кричала, вопила. Ее сестра ничего не понимала, но тоже заревела; бабушка попыталась их успокоить, но дед бросил на Кирстен суровый взгляд, и она на мгновение почувствовала себя пленницей в строгом ошейнике.
– Посади и меня в клетку! – орала Кирстен. – Пусть я тоже там буду!
– Да ты рехнулась! – возмутился дед.
Она вспомнила этот эпизод, узнав из газет, что норвежское государство создало первую в мире полицейскую службу по борьбе с жестоким обращением с животными.
Скоро после дед умирал в больнице. В один из последних дней она улучила момент, когда сестра и остальные родственники спустились в кафетерий, и склонилась над стариком, чтобы прошептать ему на ухо несколько слов.
– Пропади ты пропадом, отправляйся в ад, старая сволочь…
Кирстен надеялась, что он успел вспомнить и понять.
Она обвела взглядом кафедру, алтарь, большое распятие, фрески и вспомнила, что даже Агнес Гонджа Бояджиу, больше известная миру как мать Тереза, провела большую часть жизни в бездонной ночи веры, писала о туннеле, о чудовищной темноте, как будто внутри все умерло. Сколько еще верующих живут во тьме и движутся по духовной пустыне, секрет которой известен им одним?
– У тебя всё в порядке? – поинтересовался Стрэнд.
– Да.
Она достала планшет и вывела на экран видеоматериалы, снятые бергенскими коллегами.
Ecce homo. Се человек.
1. На алтаре лежит женщина; спина выгнута, как при оргазме или от удара током.
2. Голова закинута в пустоту, рот открыт, язык высунут, будто она ждет просфору.
3. На размытом крупном плане видно, что лицо у жертвы в крови и синяках, избитое, почти все кости – носовая, скуловые, решетчатая, обе челюстные – раздроблены; углубление в центре лобной кости, глубокое и ортоскопическое, напоминает желобок или бороздку, нанесенную тупым удлиненным предметом, предположительно – обрезком металлической трубы.
4. Одежда местами разорвана, правая кроссовка отсутствует, на ноге белый шерстяной носок, грязный на пятке.
Кирстен старательно запоминала каждую деталь. Сцена, исполненная животной правды. Правды человечества. Двести тысяч лет варварства и надежды на гипотетический загробный мир, где люди якобы становятся лучше.
Судя по первому впечатлению, женщину забили насмерть. Сначала пустили в ход железную трубу – проломили грудную клетку и размозжили череп, – потом использовали монстранцию [13]. Окровавленная дароносица лежала рядом с телом на алтаре, и эксперты зафиксировали особый характер нанесенных ран: лучи делают монстранцию похожей на солнце. Эти самые лучи-мечи-ножи оставили глубокие порезы на лице и руках неизвестной. Потом ей перерезали горло, и кровь попала на дарохранительницу – до того, как остановилось сердце. Кирстен попыталась сконцентрироваться. Одна деталь в картине преступления была важнее всех остальных, вместе взятых.
Кроссовка «Норт Фейс», черная с белым. Ее нашли метрах в двух от алтаря. Почему?
– Документы при ней были?
– Да. Ее зовут Ингер Паульсен. В центральном архиве уголовных преступлений на нее ничего нет.
– Возраст?
– Тридцать восемь лет.
– Замужем? Дети есть?
– На оба вопроса ответ отрицательный.
Кирстен посмотрела на Каспера. Обручального кольца на пальце нет. Но он может снимать его, когда работает. А держится как женатик. Она подошла чуть ближе: была дистанция личная – стала интимная, меньше полуметра, и он напрягся.
– Вы выяснили, чем она занималась?
– Работала на нефтяной платформе в Северном море. И вот еще что: уровень алкоголя в крови зашкаливает. Она пьющая дамочка…
Кирстен наизусть знала статистику. Число преступлений против личности – убийств – в Норвегии заметно ниже, чем в Швеции, в полтора раза ниже, чем во Франции, почти вдвое ниже, чем в Великобритании, и аж в семь раз ниже, чем в Штатах. Но даже в Норвегии, которая, по данным ООН, в числе стран с самым высоким уровнем человеческого развития, насилие коррелируется с образовательным цензом: всего 34 % убийц – безработные, 89 % – мужчины и 46 % совершили деликт в состоянии алкогольного опьянения. Таким образом, есть существенная вероятность, что убийца – мужчина, и один шанс из двух, что он был сильно пьян. Вполне вероятно и другое: убил кто-то из близких – супруг, друг, любовник, коллега…
Ладно, забудь, иначе совершишь ошибку начинающего сыщика, которого всегда ослепляют статистические выкладки!
– О чем задумался? – спросила Кирстен, выдохнув дым в лицо Касперу.
– А ты?
Она улыбнулась. Ответила, поразмыслив:
– Ссора. Тайное свидание и ссора, которая плохо закончилась. Взгляни на одежду – воротник блузки почти оторван. И главное – отлетевшая с ноги кроссовка. Они дрались, она проиграла и была убита. Живую картину преступник организовал, чтобы потрафить низменным вкусам публики.
Кирстен сняла с губы табачную крошку.
– А что они делали в церкви, как думаешь? Разве дверь на ночь не запирают?
– Запирают. Значит, один из участников представления разжился дубликатом ключей, – предположил Каспер. – Есть и еще кое-что.
Он знаком позвал ее за собой. Кирстен стряхнула пепел с пальто, зябко поежилась, застегнулась и последовала за коллегой. Они вышли через боковую дверь, и Каспер указал на следы. Снег в этом году выпал раньше обычного, и дождь уже растворял его остатки. Кирстен заметила отпечатки подошв на тропинке, проложенной экспертами между надгробными плитами: туда шли двое, обратно – один человек.
– Убийца направлялся в церковь за жертвой, – констатировал Каспер, угадав ее мысли.
Они встретились где-то в другом месте или назначили свидание у храма? Грабители, не поделившие добычу? Наркоман и дилер? Священник? Любовники, решившие «пошалить» в церкви?
– Эта Паульсен – практикующая христианка?
– Понятия не имею.
– На какой платформе она работала?
Каспер сообщил Кирстен название. Она затушила сигарету об стену, оставив на камне черный след, но окурок на землю не бросила. Взглянула на освещенные окна в здании напротив. Девять утра, а на улице по-прежнему темно. Под дождем блестели типичные для квартала Брюгген деревянные дома XVIII века. Сильный ветер разбивал свет фонарей на искры, швырял морось на волосы Кирстен.
– Думаю, соседей вы опросили?
– Результат нулевой, – сообщил Каспер. – Никто ничего не видел. Кроме бродяг. Естественно…
Он закрыл дверь церкви на ключ, и они вернулись к машине, выйдя через калитку.
– А что епископ?
– Его преосвященство вытащили из постели, и он как раз сейчас отвечает на вопросы.
Кирстен вспомнила обрезок трубы, который принес с собой убийца, и у нее появилась идея.
– А что, если наоборот?
Каспер повернул ключ в зажигании и вопросительно дернул подбородком.
– Вдруг первым пришел убийца?
– Ловушка? – Он нахмурился.
Кирстен молча посмотрела на него.
* * *
Полицейский участок, Берген, Хордаланд. Шеф полиции Биргит Стрём изучала Кирстен маленькими, глубоко посаженными глазками. Широкое и плоское, как у рыбы мероу [14], лицо оставалось бесстрастным; губы, больше похожие на лезвие ножа, категорически отказывались изгибаться.
– Ссора? – Голос напоминал скрежет ржавого рашпиля по железу. («Слишком много курит…» – подумала Кирстен.) – Но если умысла не было, зачем убийца принес в церковь обрезок трубы?
– Скорее всего, умысел имел место, – ответила Кирстен. – Но Паульсен сопротивлялась. У нее на ладонях порезы от монстранции. Они дрались, и в какой-то момент Паульсен потеряла одну кроссовку.
Глаза Рыбины коротко сверкнули. Она посмотрела на Каспера, перевела взгляд на Кирстен.
– Ладно. В таком случае как ты объяснишь, что в кармане убитой мы нашли вот это?
Биргит Стрём откинулась назад и выудила из-за спины прозрачный файл (до времени скрытый ее внушительным задом). Движение всколыхнуло не менее впечатляющий бюст. Каспер и другие офицеры из группы расследования проследили за ней глазами, как за Сереной Уильямс, подающей на матч [15].
Кирстен знала, что лежит в файле. Потому-то они и вызвали ее из Осло. А в здание провели, минуя главный вход на улице Всех святых, через узкую бронированную дверь с кодовым замком на улице Хальфдана Хьерульфа, словно хотели скрыть присутствие гостьи. Клочок бумаги. Надпись сделана от руки. Крупными буквами. Каспер просветил Кирстен вчера, позвонив в Крипо меньше чем через час после обнаружения тела. Так что сюрприза не получилось – она знает.
На листке были написаны ее имя и фамилия.
КИРСТЕН НИГААРД
2. 83 души
Вертолет летел поперек шквалистого ветра, движимый двумя мощными турбинами «Турбомека». В полумраке кабины Кирстен упиралась взглядом в затылки двух пилотов в шлемофонах.
Сегодня вечером им понадобятся все их таланты, профессиональная выучка и выдержка. Буря разразилась нешуточная. Так говорила себе Кирстен, облаченная в спасательный жилет. Она сидела сзади и как завороженная смотрела на единственные «дворники», едва справлявшиеся с пощечинами дождя по стеклу кабины. За бортом царила ночь. Кирстен помнила, что последняя авария с вертолетом, обслуживающим платформы в открытом море, имела место в 2013 году. «Супер Пума U2». Восемнадцать человек на борту. Четверо погибших. До этого, в 2009-м, у берегов Шотландии рухнула «Пума AS332». Шестнадцать погибших. В 2012-м – две аварии без человеческих жертв.
Несколько последних дней погода стояла такая, что больше двух тысяч человек, работавших на платформе и курсирующих между Ставангером, Бергеном и Флорё, были прикованы к земле. Этим вечером дали разрешение на вылет, но условия оставались критическими.
Кирстен посмотрела на Каспера (он сидел справа, с приоткрытым ртом и мутными глазами), перевела взгляд на ветровое стекло и наконец-то увидела ее. Платформа вынырнула из мрака метрах в двадцати над поверхностью невидимого океана, похожая на космический корабль.
Широта: 56,07817.
Долгота: 4,2032167.
От побережья: 250 километров.
Одиночество и оторванность от мира…
Внизу темнота была непроглядной, и Кирстен, как ни старалась, не могла разглядеть высокие стальные опоры, принимавшие на себя удары беснующейся волны. Дна они касались на глубине ста сорока шести метров – высота сорокавосьмиэтажной башни, с той лишь разницей, что место надежного здания занимали четыре металлические ноги, казавшиеся очень хрупкими. Вокруг ревел и грохотал океан, а они крепко держали плавучий город…
Чем ближе подлетал вертолет, тем больше платформа «Статойл» напоминала шаткое хаотичное нагромождение разнородных частей. Между мостиками, переходами, лестницами, кранами, контейнерами, километрами кабелей, трубами, загородками, буровыми вышками и шестью этажами жилых кварталов, составленных из модулей «Алжеко» [16], не было ни одного свободного квадратного сантиметра поверхности. Все это богатство ярко освещалось, образуя в некоторых местах чередование видимых и невидимых участков.
Жесточайший порыв ветра сбил железную стрекозу с курса.
«Чертова ночь!» – выругалась про себя Кирстен.
На платформе сосуществовали люди тридцати национальностей: поляки, шотландцы, норвежцы, русские, хорваты, латыши, французы… и иже с ними. Девяносто семь мужчин и двадцать три женщины, поделенные на бригады. Неделю – ночная смена, неделю – дневная, по двенадцать часов в течение месяца. А через четыре недели – ура! – двадцать восемь дней отпуска.
Некоторые улетали в Австралию гонять по волнам на доске, другие катались на лыжах в Альпах; многие возвращались к семьям; разведенные веселились на полную катушку, ударялись в загул, проматывая бо́льшую часть заработанных денег, или искали в Таиланде новую подружку, только-только вошедшую в «дозволенный» возраст. Таковы преимущества профессии: хорошие деньги, много свободного времени и возможность путешествовать, накапливая бонусные мили. Но… Куда девать стресс, проблемы психического здоровья и конфликты, неизбежно частые на борту? «Впрочем, руководство не обременяет себя подобными проблемами, – рассудила Кирстен. – На платформе, без сомнения, хватает сумасбродов, отчаянных типов, полубезумных сорвиголов и личностей типа А [17]. Интересно, Каспер уже отнес ее к одной из категорий? Занудой он тебя точно считает. А сам – этакий большой плюшевый мишка типа В [18]: не карьерист, не агрессивный, толерантный… И спокойный, слишком спокойный. Но этой ночью всё иначе: покинув земную твердь, он наконец расстался со своим идиотским добродушно-снисходительным видом и стал похож на перепуганного мальчугана».
Тридцать метров до воды. Зона приземления (или уместнее будет сказать – приводнения?) представляла собой плохо освещенный шестиугольник, покрытый натянутой сеткой, с большой буквой Н в центре. Все вместе зависало над пустотой, на краю платформы. Металлическая лестница вела в рубку. Каспер не спускал глаз с буквы Н, мечущейся в ночи в такт бешеной пляске вертолета, как движущаяся мишень в видеоигре. Кирстен на секунду показалось, что Стрэнд от ужаса сейчас уронит глаза на пол…
Она заметила пламя факела, горящего на верхушке буровой установки; заветный шестиугольник приблизился. «Вертушка» крутанулась, и посадочная полоса на миг исчезла из поля их зрения. Потом коснулась посадочной площадки, осуществив последнее рыскание [19], и Кирстен показалось, что Каспер икает. «Да уж, – подумала она, – пилот у нас просто ас!»
Как только они выбрались на платформу, ледяной дождь набросился на их лица, как разъяренный пчелиный рой. Ветер завывал и дул с такой силой, что Кирстен вдруг испугалась – не оказаться бы за бортом! Она сделала шаг, другой, зацепилась каблуком за сетку и едва не упала. Темноту вокруг рассеивали неоновые лампы, горевшие на уровне пола. Из ниоткуда вынырнул мужчина в каске и больших наушниках и схватил ее за руку.
– Не становись против ветра! – крикнул он, крутанув ее, как волчок. – НЕ СТАНОВИСЬ ПРОТИВ ВЕТРА!
Да поняла я, поняла, но откуда налетают порывы? Кирстен показалось, что буйный ветер дует сразу отовсюду. Мужчина подтолкнул ее к лестнице. Между ступенями виднелась пустота, и у Кирстен закружилась голова, стоило ей прикинуть, что от твердой поверхности их отделяют тридцать метров, а чуть ниже океанские волны разбиваются о сваи платформы и упрямо продолжают бег по Северному морю.
– Кошмар какой… – простонал у нее за спиной Каспер. Она обернулась, подняла глаза и увидела, как крепко он держится за ограждение.
Кирстен хотела было спуститься на следующую ступеньку, но не сумела. Невозможно. Ветер стоял стеной, дождь и град хлестали по щекам. Может, она по ошибке попала в аэродинамическую трубу, где проводят испытания авиационных двигателей?
– Черт, черт, черт! – промычала Кирстен, униженная, но неспособная сделать даже маленький шажок вперед.
Две руки придали ей ускорение, толкнув в спину, и она преодолела препятствие, ступенька за ступенькой.
Капитан платформы, высокий бородач лет сорока, ждал их внизу вместе с парнем, потрясавшим оранжевыми куртками со светоотражающими полосками.
– Всё нормально? – поинтересовался он.
– Приветствую, капитан. Я – Кирстен Нигаард, офицер Крипо, а это Каспер Стрэнд из криминальной полиции графства, – сказала она протягивая руку.
– Йеспер Нильсен. И я не капитан, а супервайзер. Надевайте, здесь это обязательно!
Властный тон, высокомерный взгляд. Кирстен взяла тяжелую, явно неудобную куртку – и утонула в ней.
– Где капитан?
– Занят! – Нильсен повысил голос, перекрикивая шум, и махнул рукой, приглашая их идти следом. – У нас здесь все равно что в улье – работа никогда не останавливается! Учитывая суточную стоимость содержания платформы, время тут бесценно!
Кирстен отбросило на поручни, согнуло пополам, дождь слепил глаза, но она упрямо шла за провожатым. Они повернули направо, потом налево, снова направо, спустились на несколько ступенек, прошли по мостику с металлическим решетчатым полом, свернули за большим контейнером, который на миг укрыл их от ветра. Мимо туда-сюда сновали люди в касках и защитных очках. Кирстен подняла голову. Всё на платформе было вертикальным, головокружительным, враждебным. Лабиринт из неона и стали, испытываемый на прочность штормами Северного моря. Повсюду запрещающие таблички: НЕ КУРИТЬ, НЕ СНИМАТЬ КАСКУ, НЕ СВИСТЕТЬ (возможно, потому, что, несмотря на шум, любой непривычный звук мог быть признаком опасности и, следовательно, важной информацией), НЕ ЗАСТУПАТЬ. Все вибрировало, грохотало, ревело и выло: трубы ударялись друг о друга, машины разговаривали, море билось о платформу. Направо, налево, направо… Наконец-то дверь. На последнем издыхании они ввалились в своего рода шлюзовую камеру с лавками и шкафчиками. Супервайзер открыл один из них. Снял каску, перчатки и страховочные ботинки.
– Безопасность у нас – дело всех и каждого, – пояснил он. – Несчастные случаи происходят нечасто, но бывают тяжелыми. Платформу подкарауливают самые разные риски. Сейчас на буровой площадке идет сварка – потребовался срочный ремонт. Мы называем это горячей работой. Деликатная фаза, которую нельзя отсрочивать. Не хочу, чтобы вы в такой момент вертелись у нас под ногами, поэтому будете в точности исполнять всё, что я скажу, – добавил он непререкаемым тоном.
– Конечно, – миролюбиво согласилась Кирстен. – Мы подчинимся, если получим полный доступ во все помещения.
– Не думаю, что получится.
– Э-э-э… Йеспер, верно? Мы расследуем преступление, жертва – одна из ваших…
– Вы меня не поняли. – Он перебил ее, не подумав извиниться. – Мой приоритет – безопасность. Не ваше расследование. Я ясно выразился?
Кирстен вытерла лицо и заметила, что Каспер упрямо набычился. Он тоже разгадал нехитрую тактику супервайзера и недоступного капитана: они, как коты, давно пометили свою территорию. Стратегию поддержали «шишки» компании: хозяева на борту – они, следовательно, норвежская полиция сможет действовать в обозначенном ими периметре и определенных ими же условиях. Кирстен открыла было рот, но Каспер успел раньше:
– Ваш капитан когда-нибудь спит?
Бородатый забияка посмотрел на него как на слабоумного.
– Конечно.
– Значит, кто-то его заменяет?
– К чему ты ведешь?
– Я задал вопрос.
Тон был таким, что поежился не только супервайзер, но и Кирстен. «Не такой уж он тип В, этот Каспер Стрэнд!» – подумала она.
– Конечно.
Каспер вплотную подошел к мужчине, и тот вынужден был отступить, несмотря на преимущество в росте.
– К чему я веду? К чему я веду?! У вас есть помещение для собраний-заседаний?
Бородач кивнул, с опаской глядя на полицейского.
– Очень хорошо. Вот что ты сделаешь…
– Подождите, подождите, это какой-то бред, я ведь все объяснил… Вы должны будете…
– Заткнись!
Кирстен улыбнулась. Нильсен побагровел.
– Внимательно слушаешь? – поинтересовался Каспер.
Нильсен кивнул, сцепив зубы, глаза стали злыми.
– Вот и отлично. Сейчас ты проводишь нас в этот ваш зал. Потом к нам присоединятся твой капитан и весь руководящий состав платформы. Все, чья работа в этот час не является жизненно важной, ты меня хорошо понял, дружок? Я плевать хотел на вашу фазу – и горячую, и холодную. Это норвежская платформа, и власть здесь одна – Министерство юстиции Норвегии и национальная полиция Норвегии. Я достаточно ясно выражаюсь?
* * *
У капитана Торда Кристенсена имелась неприятная неосознанная привычка: всякий раз, когда его что-то раздражало, он зажимал пальцами нос. Присутствие на борту двух легавых его просто бесило. Людей в зал заседаний он вызвал сам – Нильсена, врача, многих бригадиров, не работавших в эту смену, брюнетку (если Кирстен правильно поняла – координатора техобслуживания) и блондинку (ее представили как супервайзера по технике безопасности).
– Больше суток назад Ингер Паульсен, работающая на этой платформе, была забита насмерть в церкви Брюггена, – начала Кирстен. – Нам выданы судебное распоряжение и ордер на проведение расследования, по которому весь персонал должен оказывать нам содействие.
– Хмм… Только при том условии, что ваши… разыскания не подвергнут опасности – тем или иным способом – наш персонал, – сухо заметила блондинка в белом свитере и голубом жилете. – В противном случае я лично вмешаюсь и положу этому конец.
«Решительно все на этой треклятой платформе меряются самолюбием, – подумала Кирстен. – Тестостерона из ее яйцеклеток хватило бы на полк Мистеров Вселенная!»
– У нас и в мыслях нет подвергать опасности кого бы то ни было, – дипломатично ответил Каспер. – Тех, кто не может оставить рабочее место, мы допросим позже.
– Ингер Паульсен ночевала в отдельной каюте? – поинтересовалась Кирстен.
– Нет. – Кристенсен покачал головой. – Техники-производственники живут в двухместных каютах – один человек из дневной смены, другой из ночной.
– У вас есть список сотрудников, которые вчера были на берегу?
– Да. Вы его получите.
– Все вернулись?
Капитан бросил вопросительный взгляд на супервайзера.
– Н-нет… – ответил тот. – Из-за погодных условий один вертолет не прилетел, так что семь человек отсутствуют, но, надеюсь, скоро будут здесь.
– А у тебя, доктор, есть пациенты с проблемным психиатрическим профилем? – задала очередной вопрос Кирстен.
– Врачебная тайна, – отозвался коротышка в круглых очках.
– Отменяется в случае уголовного расследования, – мгновенно отпарировала она.
– Будь это так, я немедленно потребовал бы освободить такого пациента от его служебных обязанностей.
– Ладно, спрошу иначе: пользуешь кого-нибудь с более легкими психологическими проблемами?
– Возможно.
– Это да или нет?
– Да.
– Мне нужен список.
– Не уверен, могу ли я…
– Беру ответственность на себя. Откажешь нам – посажу тебя под арест.
Кирстен нагло блефовала, но врач испугался.
– Сколько людей на борту сегодня вечером?
Капитан кивнул, указывая на то, что Кирстен приняла за часы с вращающимся табло. На черном фоне красовались большие белые цифры – число 83. Внизу было написано по-английски: Souls on platform [20].
– Требования безопасности, – пояснил капитан. – Необходимо в любой момент знать точное число сотрудников, присутствующих на борту.
– Сколько у вас женщин? – спросил Каспер.
– Всего двадцать три.
– А кают сколько?
– Пятьдесят двухместных плюс отдельные каюты капитана, супервайзеров, бригадиров и инженеров.
Кирстен задумалась.
– Как ты определяешь, где кто находится в данную минуту?
Слово взяла блондинка:
– Через зал контроля. Все работы на борту должны быть предварительно одобрены, поэтому люди, сидящие перед мониторами, всегда точно знают, где кто находится и чем занимается.
– Понятно. А те, кто свободен, что делают?
Кристенсен снисходительно улыбнулся.
– Ну, учитывая, который сейчас час, думаю, что спят.
– Хорошо. Разбудите их, прикажите выйти из кают и соберите всех в одном месте. Сначала мы обыщем жилье Ингер Паульсен, потом все остальные помещения.
– Вы шутите?!
– А похоже?
* * *
Покойная Ингер Паульсен делила маленькую девятиметровую келью с Перниллой Мадсен – сейчас та дежурила в центре управления. Двухъярусные койки были застелены голубыми простынями. На белых рундуках для белья стояли буквы А и Б. Висевшие на штангах шторки и два крошечных телевизора – под потолком для одной жилички, в углу под верхней полкой для другой – создавали некоторый уют. На стене напротив двери – окно в мир – маленький иллюминатор. Дополняли картину несколько полок, стол с двумя ноутбуками и два стенных шкафа по бокам от входной двери.
– Обстановка может показаться спартанской, – в спину Кирстен прокомментировала блондинка, – но они проводят на борту всего пять месяцев из двенадцати и, если не работают, сидят в столовой или в кафетерии. У нас есть спутниковое телевидение – фильмы показывают на большом экране, три бильярдных стола, кинозал, гимнастический зал, библиотека, музыкальная комната и сауна.
Кирстен сняла куртку и повесила ее на стул – в каюте стояла африканская жара, особенно по сравнению с колючим холодом за бортом.
– Хуже всего приходится на Рождество и в Новый год, – добавила женщина. – Трудно быть вдалеке от своих…
Монотонная речь. Скрытая враждебность.
Кирстен проверила рундуки и ящики стола, посмотрела на полках. Женское белье, майки, джинсы, какие-то записи, детектив карманного формата с загнутыми углами, диски с видеоиграми… Ничего. Пустышка. Легкая вибрация передавалась по переборкам – двигатель? вентиляция? воздушный насос? Женщина говорила не закрывая рта, но Кирстен не слушала. Она отметила для себя, что одна койка застелена по-военному аккуратно, другую можно использовать в качестве наглядного пособия «здесь спит неряха».
Черт, как жарко. Просто пекло какое-то. Пот стекал из-под лифчика на спину и живот, голова грозилась мигренью.
Каспер закончил со шкафами, знаком дал понять: пусто! Они вышли в длинный коридор.
– Ведите нас в каюты мужчин, находившихся на берегу в вечер убийства, – велела Кирстен.
Блондинка моргнула. Уничтожила легавую суку взглядом; язык ее тела кричал: «Задушу, гадина!» Затем повернулась на каблуках и пошла по толстой ковровой дорожке голубого цвета, заглушающей шум шагов, указывая то на одну, то на другую дверь. Кирстен кивнула на две ближайшие:
– Открывайте.
Каспер заглянул в первую каюту, удостоверился, что там никого, и отправился в следующую. Блондинка стояла столбом и наблюдала за ней. За ней – не за Каспером. Плевать… Через пять минут стало ясно: здесь тоже ничего.
Вибрация не прекращалась (будто пульсировали внутренности платформы), проникая ей под череп. Кирстен было жарко, голова кружилась, взгляд блондинки сверлил спину.
Она перешла к следующей двери, обследовала каюту. Точная копия предыдущих. Открыла один из рундуков. И сразу увидела. Среди других тряпок. Женское белье. Испачканное. Кирстен обернулась.
– Эту каюту занимают женщины?
Блондинка покачала головой.
Кирстен продолжила обыск.
Мужская одежда. Фирменные шмотки. «Хьюго Босс», «Келвин Кляйн», «Ральф Лорен», «Пол Смит»… Она открыла следующий рундук. Нахмурилась. Опять женское белье. Кровь на трусиках… А это что такое? У Кирстен участился пульс.
Сухая, как вобла, белокурая супервайзерша не спускала с нее глаз. Наверное, что-то почуяла, поняла по поведению Кирстен.
Та наклонилась, чтобы разглядеть получше. Вещи одного размера, почти все…
Кирстен почудился какой-то шорох. Женщина шевельнулась. Прислонилась плечом к дверному косяку. Подобралась очень близко и пристально смотрит. Кирстен поежилась, дыхание ее участилось. Она взглядом отстранила блондинку и спросила:
– Чья это каюта?
– Не знаю.
– Можешь узнать?
– Конечно.
– Действуй.
Каспер, услышав голос Кирстен, присоединился к ней. Она слегка отодвинулась, чтобы он увидел ящик с уликой, и сказала:
– Что-то тут не так. Слишком просто. Напоминает игру «Следуй по маршруту».
– Если так, то ведут тебя.
А он совсем не глуп…
– Идемте, – позвала женщина. – Их зовут Ласло Сабо и Филипп Невё.
* * *
Они сидели в маленьком кабинетике без окна, забитом папками.
Невё – французская фамилия…
– Который из них был вчера ночью на берегу?
– Невё.
– Где он сейчас?
Блондинка взглянула на большой настенный график с цветными карточками в карманчиках.
– На буровой площадке. Занимается сваркой.
– Француз?
Служащая платформы достала папку из металлической тумбочки, протянула Кирстен. К первой странице была приклеена фотография. Тонкие черты лица, волосы темные, коротко стриженные. На вид лет сорок – сорок пять.
– Назвался французом. Что, в конце-то концов, происходит?
Кирстен и Каспер встретились взглядами, и ее как будто током шарахнуло. Он явно почувствовал то же самое. Наверное, мы сейчас напоминаем охотничьих псов, загоняющих дичь. Не зря нас зовут легавыми!
– Как действуем? – тихо спросила она.
– Отсюда подкрепление не очень-то вызовешь.
– На борту есть оружие? – спросила Кирстен у блондинки. – Кто здесь отвечает за безопасность? У вас наверняка предусмотрены меры на случай нападения пиратов или террористической атаки.
Кирстен прекрасно знала, что офшорные компании крайне щепетильны на этот счет и соблюдают корпоративную тайну. Никто не хочет говорить на деликатные темы и признавать уязвимость своих стратегически важных объектов. Кирстен дважды участвовала в ежегодных антитеррористических учениях «Близнецы», в которых задействовались полиция, спецподразделения, береговая охрана и многие нефтяные и газовые компании. Она ходила на семинары, слушала специалистов – все были единодушны: Норвегия гораздо хуже соседей подготовлена к гипотетическому нападению террористов. До одной совершенно конкретной даты норвежцы были наивным народом, они свято верили, что терроризм их не касается и никогда не коснется. Наивность разбилась вдребезги 22 июля 2011 года, когда Андерс Брейвик устроил массовую бойню в молодежном лагере на острове Утёйа [21].
Но даже сейчас, когда в Шотландии полицейские силы защищают буровые установки и платформы, размещая на борту вооруженных сотрудников, Норвегия не приняла мер безопасности. Впрочем, «Статойл» после захвата заложников 16 января 2013 года на газовом месторождении в Ин-Аменас на юге Алжира решила спасаться самостоятельно [22]. Что произойдет, если хорошо обученные люди с помповыми ружьями посадят вертолет на палубу, возьмут рабочих в заложники и заминируют всю платформу? В Северном море больше четырехсот офшорных установок – разве за воздушным пространством над ними наблюдают круглосуточно? Кирстен сильно в этом сомневалась. Интересно, рабочих, которые возвращаются с континента, досматривают? Что помешает им пронести на борт оружие?
Блондинка нажала на кнопку, наклонилась к микрофону.
– Миккель, можешь прийти? Немедленно…
Через три минуты появился здоровяк, похожий на ковбоя или рейнджера.
– Миккель, эти господа-дамы из полиции. Они хотят знать, есть ли у тебя оружие.
Силач нахмурился, повел стероидными плечами.
– Есть, а что?
– Чем вы вооружены? – поинтересовалась Кирстен и скривилась, услышав ответ. – Кто-нибудь еще вооружен?
– Капитан. Он держит оружие в каюте. Больше никто.
Дьявольщина! Кирстен посмотрела в темный иллюминатор, перевела взгляд на Каспера. Тот кивнул, и по его лицу она поняла, как он оценивает ситуацию.
– Помощи ждать неоткуда… – Кирстен подвела итог одной фразой.
– А он на своей территории, – добавил Каспер.
– Может, скажете, что происходит? – спросил китообразный Миккель.
Кирстен расстегнула кобуру, но оружие вынимать не стала.
– Достань пушку. В ход пустишь только по моей команде.
Миккель побледнел.
– О чем это вы?
– Мы собираемся кое-кого задержать…
Блондинка изумленно уставилась на Кирстен, и та сказала:
– Веди нас…
На этот раз та подчинилась беспрекословно; сорвала с вешалки куртку. Вся агрессивность куда-то улетучилась – ей было страшно. Они гуськом вышли из кабинета и по узкому коридору добрались до металлического трапа – такого же крутого, как все лестницы на платформе. Кирстен шагнула на верхнюю ступеньку и увидела наружные неоновые огни.
Они нырнули в ночь, и грохот разбушевавшегося океана снова ударил по ушам.
Блондинка вела полицейских по лабиринту, иссеченному дождем. Правильнее было бы назвать его ливнем: струи сверкали под лампами на непроницаемом фоне сумерек. Кирстен подняла воротник пальто. Ледяные капли били по затылку, стекали по шее на спину. Мостики вибрировали под их ногами, но звук тонул в привычном шуме платформы.
Огромные, похожие на органные трубы змеились над ними, выстроенные в ряд и подвешенные к надстройке. Каждая труба превосходила высотой жилой дом. Буря заставляла их танцевать, петь, сталкиваться на манер связки колокольчиков. Еще одна лестница… Они скатились по ступенькам и оказались на палубе, покрытой жирной маслянистой грязью, загроможденной различными механизмами и проводами. Кирстен заметила в глубине темную фигуру: человек стоял на коленях, вспышки сварки освещали его через равные промежутки времени.
Инспектор незаметно проверила оружие. Стекло в графитовом забрале маски сварщика сверкало всякий раз, когда вспыхивало мощное белое солнце, искры летели во все стороны, дым поднимался вверх. «Его каска напоминает рыцарский шлем…» – подумала Кирстен.
Занятый делом, сварщик не заметил приближения полицейских.
– Невё! – выкрикнула блондинка.
«Солнце» погасло, человек поднял маску, и Кирстен показалось, что он ухмыльнулся.
– Уйдите… – Кирстен отодвинула женщину. – Филипп Невё? Норвежская полиция! – Последние два слова она произнесла по-английски.
Он не отреагировал. Замер со сварочной горелкой в руке. Человек без лица… Медленно положил аппарат на металлический пол, стянул защитные краги, потянулся к каске. Кирстен не спускала с него глаз, отведя правую руку к бедру. И вот уже ладони подозреваемого поднялись к голове, и из-под каски появилось лицо. То самое, с фотографии. Смотрел он как-то странно, и Кирстен мгновенно насторожилась.
Мужчина плавно распрямился, и ей почудилось, что он вот-вот взлетит, как большой тощий стервятник.
– Без резких движений! – приказала она. – Slowly! [23]
Кирстен полезла в карман за наручниками – там их не оказалось. Черт! Сунула руку в другой – слава богу! Искоса взглянула на Каспера: тот не мигая смотрел на Невё и только что зубами не скрипел от напряжения.
Шесть метров.
Их разделяло шесть метров.
Это расстояние нужно преодолеть, если она хочет надеть на него браслеты. Кирстен огляделась. Каспер достал оружие. Агент службы безопасности держал руку на кобуре – на манер уроженца Дикого Запада. Блондинка выпучила глаза.
– Keep quiet! – рыкнула Кирстен. – Understand me? [24]
Невё смотрел, как загнанное животное, ей показалось, что он в ступоре. Дождь барабанил ему по черепу, струйки воды стекали по лицу.
– Руки за голову! – приказала Кирстен. Невё подчинился намеренно небыстро, не желая спровоцировать полицейских, – но взгляда не отвел. Смотрел на нее.
Сварщик был почти великаном, с таким нужно соблюдать максимальную осторожность. Капля сорвалась со стальной потолочной балки, ударила Невё по макушке, но он даже не вздрогнул.
– Медленно повернись и встань на колени. Руки держи над головой, понял?
Невё молча подчинился, а через секунду исчез из поля их зрения. Легко, как акробат, нырнул за находившуюся справа от него пузатую цистерну.
– Черт!
Кирстен дослала патрон в ствол и бросились в погоню. Обогнула цистерну, грохоча сапогами по металлической решетке пола. Невё свернул налево за толстой изогнутой трубой и скатился по лестнице метрах в десяти от преследовательницы. У последней ступеньки начинался узкий мостик, ведущий на другую, хуже освещенную часть платформы.
– Кирстен, вернись! – орал ей вслед Каспер. – Вернись! Далеко он не уйдет!
Фортель Невё выбил ее из колеи. Сработал инстинкт – «ты бежишь, я догоняю», – и она ринулась за ним в темноту.
– Назад, Кирстен, черт бы тебя побрал!
Под ногами у нее бились гигантские пенные волны. Какого хрена ты творишь? Что за игру затеяла?
Кирстен неслась, размахивая пистолетом, осознавала, что преступник заманивает ее в лабиринт из стальных балок, лестниц и переборок, но остановиться не могла.
Она понимала, как глупо поступает; хорошо хоть, придурок одет в тяжеленный рабочий комбинезон и безоружен. Так она скажет – потом, когда ее спросят, зачем было так рисковать.
В тот момент, когда Кирстен оказалась на другой стороне (в голову почему-то пришла мысль о сторожевых башнях замка, связанных дозорной галереей), высоченная волна ударила в одну из опор, и ледяные брызги окропили ей лицо. Она не нашла Невё глазами – он затаился в тени и оставался невидимым.
– Невё! – крикнула Кирстен. – Давай без глупостей! Деваться тебе некуда!
Беглец не ответил, но она шестым чувством предугадала движение и заметила, как он кинулся вниз, в глубину.
– Эй ты, скотина, а ну вернись!
Кирстен опоздала – Невё исчез, а она осталась без поддержки. Ни Каспер, ни охранник за ней не последовали. Вокруг клубились призрачные тени и фантомы. Ночь раздувала паруса.
Кирстен двигалась вперед, для устойчивости чуть согнув ноги в коленях. Пистолет она держала обеими руками, но видимость была нулевая. Продолжать преследование – чистое безумие! Ты работаешь на публику, дорогая. Или решила всех насмешить?
Она наступила на что-то мягкое, опустила глаза и увидела лежащий большой кучей брезент. Аккуратно перешагнула, не переставая оглядываться, и тут ее схватили за лодыжку, резко дернули. Она упала. Оказалась в нокдауне, как говорят боксеры.
Спина и локоть ударились об пол, оружие отлетело бог весть куда. Из-под брезента со сказочной скоростью вынырнул Невё и кинулся на неё, страшно гримасничая. Кирстен приготовилась нанести ему удар по колену, и тут ночное небо взорвалось. Десятки ламп высветили склонившийся над ней силуэт, прогремел голос Каспера:
– НАЗАД! НЕМЕДЛЕННО! РУКИ НА ГОЛОВУ! НЕ ДУРИ, НЕВЁ!
Кирстен посмотрела на француза: он был в ужасе.
3. Телеобъектив
Кирстен и Каспер уже три часа допрашивали Невё. Они выбрали максимально нейтральное помещение – комнату с пустыми стенами, без окна, – чтобы собеседник смотрел только на них и был сконцентрирован на вопросах.
Кирстен пустила в ход лесть – инсценировка в церкви уникальна; расспросила о его работе – трудно, наверное, быть сварщиком, а потом сделала поворот на 180 градусов и принялась глумиться над его слабостями – до чего же легко мы тебя взяли!
Невё твердил одну фразу: «Я ни в чем не виноват!»
– Это белье моей подружки. Она сама мне его дала, чтобы я мог вспоминать… ну вы понимаете, когда буду далеко…
Кирстен посмотрела ему в глаза. Тот еще преступник… не преступник – сопливый плакса. Ей захотелось отхлестать Невё по щекам.
– А кровь на трусиках откуда? – спросил Каспер.
– Менструальная – проверьте и убедитесь!
Кирстен представила, как он нюхает белье, лежа вечером на койке в своей каюте, и передернулась от омерзения.
– Ладно, допустим. Какого черта ты побежал?
– Я уже говорил.
– Повтори.
– Я десять раз повторял!
Кирстен пожала плечами.
– Повтори в одиннадцатый.
Невё долго молчал, и она с трудом удерживалась от желания встряхнуть ее.
– Я иногда привожу «травку». Немного. Для своих.
– Приторговываешь?
– Нет, за так раздаю.
– Хватит врать! Ты меня почти рассердил.
– Ладно вам, ладно, не злитесь. Ну, оказываю я услуги, что из того, жизнь на борту ох какая несладкая!.. Но я не убийца, крови на мне нет!
И Невё снова заплакал.
Полицейские вышли в коридор.
– Что, если мы ошибаемся? – спросила Кирстен.
– Шутишь?
– Нет.
Она поднялась по лесенке и вошла в рубку.
– Итак? – спросил Кристенсен.
– Мы должны обыскать каюты рабочих, которые еще не вернулись.
– Зачем?
Кирстен и не подумала ответить.
– Хорошо, – сквозь зубы процедил капитан, поняв, что эту женщину ему не переспорить. – Идемте.
* * *
Находка ждала в четвертой по счету каюте.
Крафтовый конверт А4 лежал под одеждой. Кирстен открыла его и увидела фотографии. На первой, на фоне озера, деревни и заснеженных гор, был снят белокурый мальчик лет четырех-пяти – Гюстав, судя по надписи на обороте.
Кирстен вгляделась – снимали телеобъективом.
На следующих двенадцати снимках фигурировал мужчина. Один и тот же. Лет сорока. Волосы темные. Паркует машину. Выходит. Запирает дверцу. Идет по улице, в толпе. Сидит за витриной кафе. Она прочла название улицы.
Все фотографии сделаны во Франции. На одной из последних фигурант входит в большое кирпичное здание через полукруговую металлическую дверь. Французский флаг. Табличка «КОМИССАРИАТ ПОЛИЦИИ».
Французского Кирстен не знала, но последнее слово понял бы любой дурак.
Полиция: politiet.
На крупных планах у мужчины приятное, но очень усталое лицо. И озабоченное. Мешки под глазами, горькая складка у рта. На отдельных снимках силуэт размыт – возможно, перед объективом проехала машина, качнулась ветка, на миг остановился прохожий. Объект о слежке не подозревал.
Кирстен снова перевернула первую фотографию.
ГЮСТАВ
Тот же почерк, что на клочке бумаги, найденном в кармане убитой Ингер Паульсен.
Клочок бумаги с ее именем и фамилией.
Мартен
4. Сраженный молнией
В Тулузе тоже шел дождь, но без снега. Начало октября, а на градуснике +15°.
– «Дом в конце улицы», – сказал лейтенант Венсан Эсперандье.
– Чего?
– Ничего. Так называется один фильм ужасов.
Майор Мартен Сервас сидел в машине, не зажигая свет, и смотрел на мрачный дом у железнодорожной насыпи. Трехэтажный, с блестящей крышей, рядом высокое дерево, отбрасывающее на фасад зловещую тень. Ночь и дождь, расстреливавший палисадник, отделявший их от здания, наводили на мысль о конце света.
«Странное место, – подумал майор. – Кому захочется жить между железнодорожными путями и рекой, в ста метрах от последних домов унылого квартала, рядом со складами, изуродованными граффити?» Их, кстати, привела сюда именно река: на женщин, бегающих вдоль Гаронны, были совершены нападения. Первых двух избили и изнасиловали, третьей нанесли множественные удары ножом, и она умерла в реанимации Университетской клиники. Все нападения произошли в радиусе меньше двух километров от дома, хозяин которого фигурирует в картотеке особо жестоких сексуальных правонарушителей. Мультирецидивист. Выпущен из тюрьмы по УДО сто сорок дней назад. Отсидел две трети последнего срока.
– Уверен, что это здесь?
– Флориан Жансан, улица Паради, двадцать девять, – подтвердил Эсперандье, взглянув на экран планшета.
Сервас прислонился лбом к стеклу, посмотрел на пустырь, где под акациями росла высокая трава. Кто-то говорил ему, что крупная компания, специализирующаяся на строительстве автомагистралей, линий электропередачи и дорогущих стоянок, собирается возвести здесь сто восемьдесят пять жилых комплексов (квартиры, ясли-сад и дом престарелых). К превеликому сожалению и неудовольствию авторов проекта, пробы почвы показали, что содержание свинца и мышьяка в два раза превышает допустимые нормы. По данным некоторых экологических ассоциаций, загрязнен даже уровень грунтовых вод. Что не мешает местным брать воду из колодцев и поливать этой водой свои огороды!
– Он здесь, – сказал Венсан.
– С чего ты взял?
– Кретин зарегистрировался на «Тиндере».
– Это что еще за зверь?
– Есть такое приложение, – с улыбкой уточнил его заместитель, знавший, что патрон – не гик [25] и даже не нёрд [26]. – Жансан – насильник, вот я и решил проверить, не зависает ли он на сайте, где заводят знакомства и назначают встречи. Многие – да нет, все! – женщины, загрузившие приложение на свои смартфоны, тут же становятся известны отбросам вроде нашего клиента.
– Сайт знакомств? – переспросил Сервас, как будто Эсперандье рассказал историю о планете, затерянной в глубинах космоса.
– Да.
– Ну и?..
– Ну и я создал фальшивый аккаунт, чтобы завлечь рыбку в сети. Сработало. Только что. Вот, смотри.
Сервас наклонился, увидел на экране изображение молодого парня и узнал подозреваемого. Рядом стояла красивая блондинка – лет двадцати от силы.
– Пора идти. Нас засекли… Вернее будет сказать – Жоанну заприметили.
– Жоанну?
– Моя фальшивая личность. Блондинка, метр семьдесят, восемнадцать лет, только что вышла… Черт, у меня уже больше двухсот соответствий! Всего за три дня… Та ещё штучка, того и гляди станет чемпионкой спид-дейтинга [27].
Сервас не стал просить: «Переведи на французский, дружок!» – чтобы не давать Венсану повода в очередной раз сделать «страшные глаза»: «Ну вы даете, патрон…» Венсан на десять лет моложе, но какие же они разные! Сервасу сорок шесть, и современная жизнь смущает его, а иной раз приводит в полное замешательство. Он воспринимает реалии как противоестественное смешение технологий, вуайеризма, рекламы и массовой торговли, а его заместитель пиратствовал на форумах и в соцсетях, проводил за компьютером больше времени, чем у экрана телевизора. Сервас осознавал, что устарел, а прошлое утратило смысл и лишилось авторитета.
Он напоминал себе героя последнего фильма Лукино Висконти «Семейный портрет в интерьере». Действие происходит в очень старом доме в центре Рима, на двух его последних этажах. Роскошная, набитая произведениями искусства квартира старого профессора в исполнении Берта Ланкастера. В один несчастный день он сдает последний этаж ультрасовременному и скандальному семейству маркизы Брумонти, и его «милый дом» становится ареной борьбы идей и поколений. К затворнику – против его воли – вторгается загадочный новый мир и завораживает его. Сервас тоже плохо понимал представителей молодого поколения с их девайс-зависимостью и ребяческой возбудимостью.
– Шлет одно сообщение за другим, – сообщил Венсан. – Попался! – Он открыл бардачок – и замер с планшетом в руке. – Здесь твоя пушка…
– Знаю.
– Не хочешь взять ее с собой?
– Зачем? У нашего мерзавца стереотипное мышление, он предпочитает холодное оружие и ни разу не оказал сопротивления при аресте. И потом, у меня есть ты и твое оружие.
Сервас вышел из машины. Эсперандье пожал плечами. Проверил кобуру, снял пистолет с предохранителя и последовал за майором. Холодный косой дождь намочил ему лоб.
– Ты упрямый осел, – сказал он в спину Сервасу.
– Cedant arma togae. Пусть война отступит перед миром.
– Я предложу изучать латынь в полицейской школе, – съязвил Эсперандье.
– Мудрость древних кое-кому добавит ума, – милостиво согласился Сервас.
Они шли по топкому пустырю к садику за оградой, разбитому перед домом. Почти всю южную стену занимал огромный знак граффити, сделанный краской из аэрозольного баллончика. Единственное окно было замуровано. Два окна фасада смотрели на деревья через щели ставен.
Сервас толкнул калитку, и та отозвалась ржавым скрипучим голосом – таким визгливо-высоким, что, несмотря на разбушевавшуюся погоду, в доме наверняка услышали гостей. Полицейские переглянулись, и Венсан кивнул.
Они миновали заброшенный, заросший сорной травой огород, и Сервас замер. Справа от дома, рядом со своей будкой, стоял большой сторожевой пес и смотрел на чужаков. Молча.
– Питбуль, – тихим напряженным голосом прокомментировал Эсперандье из-за спины майора – Закон тысяча девятьсот девяносто девятого года запретил разведение собак первой категории, всех кобелей должны были стерилизовать, но в одной только Тулузе их больше ста пятидесяти, представляешь? A псов второй категории как минимум тысяча… [28]
Сервас оценил цепь: достаточно длинная, так что если зверюга захочет, то достанет их. Венсан вытащил оружие, и Мартен спросил себя, успеет ли он уложить чудовище в броске, если оно решит перегрызть горло одному из них или даже обоим.
– С двумя пушками шансов было бы больше, – наставительным тоном произнес Эсперандье.
Питбуль напоминал безмолвную тень со сверкающими глазками. Сервас поднялся на единственную ступеньку (боковым зрением он все время следил за псом) и нажал на металлическую кнопку звонка. За матовым затертым стеклом угрюмо молчал дом, но вот раздались шаги, и дверь распахнулась.
– Какого черта вам нужно?
Человек, за которым они пришли, оказался худым, почти тощим, и невысоким. Шестьдесят кило и метр семьдесят. На вид – лет тридцать. Голова наголо выбрита. Впалые щеки. Глаза с крошечными, с булавочную головку, зрачками, смотрят из глубины орбит.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Сервас, показывая значок. – Уголовная полиция. Мы можем войти?
Бритоголовый колебался.
– Мы просто хотим задать несколько вопросов… На трех женщин напали у реки, – начал объяснять майор. – Все газеты об этом писали.
– Я не читаю газет.
– Ну, значит, видели в Интернете.
– Не захожу.
– Ясно. Мы обходим все дома в радиусе километра от берега, – не моргнув глазом, соврал Мартен. – Опрашиваем соседей…
Хозяин дома буравил полицейских злобным взглядом – он явно не поверил ни единому слову полицейского. Наверняка думает о блондинке, которую подцепил на «Тиндере». Просто чудо, с такой-то рожей… Сейчас у него одно желание – чтобы мы поскорее убрались. Заглоти реальная девица приманку, что этот урод сделал бы с ней? Сервас читал досье и знал подробности…
– Проблема, месье? – Мартен намеренно взял недоверчивый тон, недоумевающе вздернув брови.
– Что? А… нет, никаких проблем… Входите. И давайте поскорее, мне пора давать матери лекарство.
Жансан сделал шаг назад, Сервас переступил через порог и оказался в темном и узком, как шахта, коридоре. Под дверью, метрах в двух по левой стене, виднелась полоска тусклого света. «Напоминает череду пещер, освещенных лампами спелеологов», – подумал Сервас, усмехнувшись своему неуемному воображению. Воняло кошачьей мочой, пиццей, по́том и окурками. Был еще один запах – хорошо знакомый Мартену: в больших квартирах в центре города, где находили тела старых дам, забытых богом и людьми, пахло лекарствами и одиночеством.
Майор сделал еще один шаг.
По обе стороны коридора были свалены стопки картонных коробок, просевших под весом древних абажуров, пыльных журналов, плетеных корзин со всяким хламом. Тяжелая громоздкая мебель оставляла проход для одного человека – двоим было не разойтись. Склад какой-то, а не квартира… Сервас добрался до двери и бросил взгляд налево. Увидел темные очертания шкафов и комодов, ночник на тумбочке в центре комнаты. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и он разглядел кровать и очертания человека. Болящая мамаша… Сервас не был к этому готов – а кто был бы?! – и непроизвольно сглотнул. Женщина полусидела-полулежала в подушках, нагроможденных у дубовой спинки кровати. В вырезе ветхой ночной рубашки виднелась костлявая грудь. Лицо с выступающими скулами, глубоко посаженные глаза и редкие седые волосы на висках делали ее похожей на героиню картины то ли Дюрера, то ли Гойи. На салфетке, покрывающей тумбочку, лежали упаковки лекарств, в вену узловатой руки была воткнута игла капельницы. Смерть в этой комнате почти вытеснила жизнь. Больше всего пугали слезящиеся глаза ведьмы: даже утомленные болезнью, они сочились ненавистью. Сервас вспомнил адрес дома – улица Паради [29] – и подумал, что ее стоило бы переименовать в улицу Анфер [30].
Довершал образ пожелтевший окурок в растрескавшихся губах – мумия курила, как пожарный, рядом стояла пепельница, над кроватью висело облако дыма.
Сервас перешел в гостиную, освещенную мерцанием телевизора и экранами нескольких компьютеров. «Да здесь целая анфилада комнатенок, соединенных низкими арками, деревянная лестница и куча закутков, хуже варианта не придумаешь…» – подумал он. Что-то коснулось его ног. Кошки, стая кошек, снующих туда-сюда поверху и понизу; десятки разноцветных усатых зверьков разного размера. Сервас разглядел блюдечки и миски с едой, свежей и засохшей, скукожившейся и почерневшей, и приказал себе: «Смотри, куда ставишь ногу, болван! Не хватает только вляпаться».
Вонь стояла невыносимая, но чуткий нос майора уловил запах жавелевой воды. Мартен поморщился.
– Свет можно зажечь? – спросил он. – А то темно, как… сам знаешь где.
Хозяин дома протянул руку, зажег чертежную лампу, высветив половину стола с компьютерами. Сервас успел заметить низкий диванчик и пузатый комод.
– Ну так что там у вас за вопросы?
Жансан слегка пришепетывал, и майор угадал за вызывающим тоном страх и неуверенность в себе.
– Вы гуляете рядом с тропой бегунов, проложенной вдоль реки? – спросил Эсперандье, и Жансан резко обернулся.
– Неа.
– Никогда?
– Я же сказал! – Уродец повысил голос.
– Слышали, что там случилось?
– Нет… но… Да вы что?! Видели, где мы с мамашей живем? Кто, по-вашему, придет сюда делиться слухами? Почтальон? Никто у нас не бывает.
– Разве что бегуны… – заметил Сервас.
– Ну-у-у… некоторые паркуются на гребаном пустыре.
– Мужчины? Женщины?
– И те и другие. Девки иногда берут с собой псов, Призрак нервничает, лает.
– А идут они мимо ваших окон.
– И что с того?
Под ларем что-то лежит. Сервас заметил, как только вошел.
Он сделал шаг, и Жансан занервничал.
– Куда это вы? Если собрались обыскивать…
– На трех женщин напали в двух километрах от вашего дома, – вмешался Венсан, вынуждая парня повернуть голову. – Все три дали одинаковое описание…
Сервас почувствовал, как напрягся хозяин дома, и незаметно переместился еще ближе к ларю.
