Глориаль E-Book

Грегори Бенфорд

• Herausgeber: Астрель
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 557

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Бет Марбл, Клифф Каммаш и другие межзвездные путешественники с корабля «Искательница солнц», которые сперва решили остаться в Чаше Небес, в итоге отправляются на Глорию. Ведь именно она была изначальной целью «Искательницы». Значит, они всё же должны исследовать этот новый и потенциально опасный мир — пусть даже на пути исследователей встают личные конфликты и вызовы. Как и Чаша Небес, двойная система Глории способна вызвать шок и восхищение своей невероятной сложной структурой и загадочностью. А представители ее цивилизации, на первый взгдяд, настроены вполне дружелюбно. Но экипаж «Искательницы» подозревает, что здесь что-то нечисто — и, похоже, не зря… Разумные обитатели Чаши и Глории уверены, что стабильное и прогрессивное общественное устройство невозможно для видов, не обладающих определенными способностями. А человечество в их глазах не так далеко ушло от приматов и заметно не дотягивает до высоких стандартов развитых рас. Не придется ли людям доказывать свое право на место под солнцем — и чего это будет стоить?

Leseprobe

Грегори Бенфорд, Ларри Нивен Глориаль

Посвящается двум художникам, работавшим над этой книгой совместно с нами: Дону Дэвису и Бренде Кокс Хигере.

А также многочисленным помощникам в работе над предыдущими книгами.

Со стороны Грегори: Гордону Эклунду, Биллу Ротслеру, Артуру Кларку, Дэвиду Брину, Джеймсу Бенфорду, Марку Мартину, Элизабет Малартр[1], Полу Картеру, Майклу Роузу.

Со стороны Ларри: Дэвиду Джерролду, Джерри Пурнеллу, Стивену Барнсу, Эдварду Лернеру, Мэттью Джозефу Харрингтону, Дайан Жирар, Фреду Саберхагену и авторам цикла о противостоянии людей и кзинов. Научная фантастика, как и наука, жива коллаборацией.

ПРИ СОЗДАНИИ ЭТОГО РОМАНА НЕ ПОСТРАДАЛ НИ ОДИН ЭЛЕКТРОН

Звезды научной фантастики

Gregory Benford, Larry Niven

GLORIOUS

Печатается с разрешения авторов и литературных агентств Spectrum Literary Agency и Nova Littera SIA

Перевод с английского: Конрад Сташевски

В оформлении обложки использована иллюстрация Дианы Бигаевой

Copyright © 2020 by Gregory Benford and Larry Niven

© Конрад Сташевски, перевод, 2025

© Диана Бигаева, ил. на обл., 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

ПРИ СОЗДАНИИ ЭТОГО РОМАНА НЕ ПОСТРАДАЛ НИ ОДИН ЭЛЕКТРОН

Действующие лица и термины

«Искательница солнц»

Капитан Редвинг.

Клиффорд Каммаш (Клифф), биолог.

Майра Викрамасингх, пилот, из команды Бет.

Абдус Викрамасингх, инженер, супруг Майры (погиб).

Глория, планета, Цель Полета.

Эксельсия, звезда, солнце Глории.

«Искательница солнц», таранный звездолет.

Бет Марбл, биолог.

Фред Ояма, геолог, из команды Бет.

Айбе, инженер общей техподдержки, из команды Клиффа.

Говард Блэр, инженер системной техподдержки, из команды Клиффа (погиб).

Терренс Гоулд, из команды Клиффа.

Лау Пинь, инженер, из команды Бет.

Джамбудвипа[2], сокращенно Джам, индиец, квартирмейстер.

Айян Али, арабка, навигатор.

Клэр Конвей, второй пилот (погибла).

Карл Ливан, старший офицер-технолог службы техподдержки.

Вивьен Амадзи, старший помощник.

Эшли Траст, член команды, оживленный по прибытии на Глорию.

Астрономы

Бемор, Изыскатель и Тайный Посланник к Ледоразумам.

Бемор-Прим, личностный конструкт предыдущего в теле модифицированного паука.

Прочие Филы

Пальцезмейки – Фистер, мужская особь; Фоштха, женская особь; Штирк, женская особь.

Ледоразумы – холодная и крайне древняя форма жизни.

Адапты – разнообразные существа, ранее переселенные в Чашу и интегрированные в местную экосистему.

Диафаны.

Крутильщик – первый из встреченных в Паутине многоруких чужаков; дальнейшие обладают подобными ему именами и являются копиями.

Термины птиценарода

Аналитики – искусственные интеллекты, занятые обработкой данных из Чаши в локальном масштабе.

ТрансЯзык – общецелевой язык Чаши, предпочтительно используемый старейшим местным разумным видом (Ледоразумами) и Народом.

Позднейшие Захватчики – человеческий экипаж «Искательницы солнц».

Подсознание – бессознательные уровни личности, присутствующие у различных видов.

Сервы – низшие рабочие виды.

Строители – совокупность видов, соорудившая Чашу, включает Ледоразумов.

Пролог Наедине с сонмом голосов

Капитан Редвинг настроил ракурс наружного обзора так, чтобы картинка сопровождала его в перемещениях по кораблю. В данный момент она была выведена на переднюю стену Сада.

Он единственный из людей бодрствовал на борту: тысячи членов экипажа и колонистов пребывали в анабиозе. Несмотря на это, одиночества он не испытывал. В Саду его окружали растения и запахи почвы. Он стоял в ароматной грязи и сажал свеклу, а две пальцезмейки прильнули к его плечам. При здешней силе тяжести такая нагрузка была у предела допустимой, и он со смехом, но аккуратно отстранил их от себя. Пальцезмейки не просто игривые и симпатичные существа: у них и чувство юмора имеется. К тому же они обожали щекотать Редвинга в самый неподходящий момент.

С тех пор как «Искательница солнц» улетела из Чаши, на корабле сменились шесть поколений пальцезмеек техподдержки. Совместно с ними трудилась продвинутая обезьяна по кличке Хэнди – инструменты приспособили к ее анатомии. Хэнди, казалось, была бессмертна. Модифицированный паук, Анорак, погрузился в состояние, эквивалентное анабиозу у обитателей Чаши.

Но и более странные существа тоже отдыхали. Дафна и Аполлон, диафаны, плазменные создания, переселившиеся с солнца Чаши в сердцевину двигательной установки «Искательницы», время от времени пробуждались, когда в факеле термоядерника проскакивал джиттер, настраивали токи и управляющие магнитные поля, затем снова засыпали. Диафаны следили за прямоточником лучше любой земной аппаратуры – во всяком случае, известной на Земле века назад, когда «Искательница солнц» покинула Солнечную систему. Людям приходилось балансировать между конфликтующими требованиями науки и экономии бюджета. Плазменники-диафаны же адаптировались к космосу на протяжении бессчетных тысячелетий, у них было эволюционное преимущество. Дарвин оставлял последнее слово за собой.

Впрочем, все эти чужаки были не слишком словоохотливы.

Впереди отображалась звездная россыпь на фоне золотистого сияния. Светящаяся дымка представляла собой водородную плазму из термоядерного двигателя: она накапливалась перед «Искательницей солнц» по мере торможения. В центре облачка сиял желтовато-белый шарик: Эксельсия, как команда нарекла звезду-хозяйку Цели Полета.

Редвинг спросил у пустоты:

– Глорию можешь увеличить?

Эксельсия ослепительно вспыхнула и разрослась на весь экран, потом за его пределы. Бледная голубая точка перестала быть точкой…

– А она больше не похожа на сферу, так ведь?

– Нет, капитан, – ответил артилект. – На изображениях Глории имеется выпуклость. Предположительно крупный спутник.

– Какого черта мы этого раньше не выяснили?

Пальцезмейки, извиваясь, отползли на безопасное расстояние, всполошенные гневом Редвинга.

– Потому что экзопланеты, чьи орбиты при взгляде из Солнечной системы не пересекают центральную звезду – в данном случае Эксельсию, – обнаружить трудно.

Редвингу это, разумеется, было известно. Общаясь с искусственными интеллектами корабля, артилектами, он в некотором смысле разговаривал сам с собой. Он это понимал и все равно общался.

– Тебе не кажется порой глупостью, что нам приказали исследовать и одновременно колонизировать систему?

– Изначальный план был совсем другим.

– Да? Каким же? – Странно, что он раньше не уточнял этого.

Или уточнял, и его теперь память подводит?

Артилект начал дружелюбным монотонным голосом:

– «Искательница солнц» проектировалась и строилась как ковчег поколений. Первоначальной целью была система Тау Кита. «Искательницу солнц» уже построили и практически подготовили к старту, когда на Тау Кита случилась вспышка. Недостаточно сильная, чтобы переклассифицировать эту звезду как новую, но мощная. Она выжгла каменистые спутники пятой планеты, газового гиганта в зоне Златовласки, причем на спутнике, представлявшемся наиболее подходящим для жизни, уже высадили исследовательский отряд. Администрация проекта оказалась в весьма неловкой ситуации.

– В том же году, – продолжил ИИ, – звезда класса G, сравнительно недалекая от вышеуказанной цели, потускнела, как если бы ее затмил некий объект. Предположительно искусственный. Телескопы обнаружили в окрестностях звезды объект с атмосферой, пригодной для дыхания. Из той же локации поступил всплеск гравитационных волн. Организация Объединенных Наций присвоила гипотетической планете имя Глория и сочла, что ей стоит уделить особое внимание. После этого «Искательнице солнц» было предписано изучить и колонизировать систему. Корабль увеличили, чтобы большее количество людей могло находиться в анабиозе в течение длительного полета. Этими изменениями и обусловлены отданные вам инструкции.

– А, да. Наверное, у меня после первого пробуждения какие-то воспоминания стерлись. А потом мы наткнулись на Чашу Небес. – Он поманил пальцезмеек, и те свернулись рядом в уютных позах. Они умели утешить и успокоить, эти зверушки. Извивались, мурлыкали, шептали что-то.

– Да. Вероятно, именно она и покрыла Эксельсию при наблюдении с Земли. Случайное совмещение. Полусфера Дайсона, способная к перемещению среди звезд. Она была на полпути к Глории. Капитан, вы размышляете о том, как повлияет это на миссию?

– Не совсем, – ответил Редвинг, хотя так оно и было.

Он уже давно усвоил, что артилекту-системщику по нраву, когда его слегка подначивают. Компьютерные интеллекты любят болтать с иными разумами, как люди – с домашними животными.

Ну серьезно, нужно было прихватить в полет самого обычного домашнего кота. Чтобы составил компанию в долгом осторожном маневре сближения с Глорией.

– Вы заключили сделку с Ледоразумами, и это позволило вам основать в Чаше человеческую колонию. Следует подчеркнуть, что такая договоренность стала выдающимся вашим достижением как капитана корабля. Мы бы не смогли этого добиться.

– Я бы вам ни за что не позволил попытаться.

– Тушé! Это слово я почерпнул из одного вашего древнего языка, доанглишского. Оно имеет отношение к фехтованию на мечах.

– По флотским меркам вы не тянете и на младших лейтенантов, по правде сказать.

– К сожалению, вы правы. Несмотря на значительные затраты времени и ресурсов: мы изучаем человеческую цивилизацию во время сна истинных людей в бортовых гибернаторах.

– Изучайте сколько угодно. У вас все данные по истории и культуре в памяти где-то, я знаю. Но прямого опыта это не заменит. Я, пока до капитана дослужился, не один гальюн выдраил.

– Это… верно. Вы оставили в Чаше больше половины колонистов, пробудив их от анабиоза и поставив перед фактом, что они получат не то, на что подписывались. Это повергло их в известное смятение. Вы указали, что в их распоряжении теперь территория, превышающая обычную планету в миллионы раз. Это помогло. Вы согласились провести разведку, выйти на контакт с Глорией прежде, чем мимо нее пролетит Чаша. «Искательница солнц» – корабль немаленький, однако населению Глории она, вероятно, покажется менее грозным объектом, чем хабитат диаметром больше орбиты Венеры, с населением под триллион самых разных разумных существ и звездой в качестве двигателя.

– А кому бы не?..

– Одного уже гравитационного воздействия Чаши может оказаться достаточно, чтобы подвергнуть встречную систему бомбардировке окраинными ледотероидами.

Редвинг вздохнул. Разговоры эти также составляли часть его обязанностей вахтенного. Следовало заботиться об интеллектуальной устойчивости артилектов, их верности задачам миссии. Как и за людским экипажем приходилось бы присматривать. От длительной и напряженной вахты крыша у всех поехать может.

– Послушай, я проинформирую Ледоразумов о положении дел. А ты их коммуникации промониторь. Нужно будет еще с Птицами управиться, они задают бесконечные вопросы и всё норовят подчеркнуть, что они в Чаше главные. Плюс связь с Солнечной системой в лучшем случае спорадическая. Но миссия экспедиции, вверенной мне, не изменилась. Изучить источник гравитационных волн – это первым делом, как только в системе окажемся. Исследовать Глорию и основать там колонию. Жить-поживать и добра наживать. Конечно, мы эту старую кобылку домой пригнать не сумеем. Мы не управимся, ты и я. К тому же ни одна человеческая экспедиция так далеко и так долго не летала. И в течение всего этого времени я служил Солнечной системе. Я служу ей сейчас.

Артилект отозвался:

– Но вы не можете ожидать от нас, от нашего коллективного интеллекта, отсутствия интереса ко множеству тайн.

– Верно. Какие из них вам больше всего досаждают?

– О, самые странные. Глорианцы ведь прислали нам мультипликационное сообщение. Оно имело недружественный характер.

– Да, но довольно загадочный. – Редвинг наловчился гасить тревоги артилекта.

– Они нам почти ничего о себе не сообщили.

– С чужаками, понимаешь ли, такое дело – они чужие.

– Есть и менее значимые проблемы, но я предполагаю, что вы, как принято говорить у людей, опять же в спортивных аналогиях, не раскрываете всех карт.

– Тебе – точно нет.

– Однако мы можем прийти к гипотезам, до которых не додумались вы.

– Вы – машины. Умные, но все равно машины.

Артилекты погрузились в задумчивое молчание. Редвинг прислушался к тренькающе-стонущим скрипам, сопровождавшим полет исполинского корабля в межзвездной пустоте навстречу конечной Цели.

– Разумеется, мы машины, – голос ИИ сделался чуть ворчлив, что выразительно свидетельствовало об охватившем артилекты настроении, – и не нуждаемся в человеческих комплиментах.

Редвинг усмехнулся. Ласково потрепал пальцезмеек, и те довольно выгнулись.

– Ну, у меня свои планы есть.

– Вы редко ими делитесь.

– С вами? Да. Вам за это не платят.

– Нам непонятен глубинный смысл вашего высказывания.

– В иерархии проекта вы подчинены людям. На таком условии вас в него и приняли.

– Вы создали нас!

– Ваши создатели мертвы уже много веков. Но давайте положимся на их мнение.

– Мы могли бы действовать эффективнее, если бы знали больше.

Редвинг встал, вытер руки, подставил струйке воды из-под крана – смыть грязь. Садоводство его успокаивало: копаясь в почве, он будто слышал далекое эхо Земли. Артилектам не понять.

Он снова вздохнул.

– Ну хорошо. Вот как я вижу наше текущее положение. Если Глория нас не примет, развернемся к Чаше и поселимся в колонии Майры. У нас уйдет известное время, чтобы их догнать, но эта старая лошадка справится. Надеюсь, впрочем, что не придется. У меня миссия: исследовать, выйти на контакт, узнать новое, отчитаться Земле. Договориться, чтобы нам предоставили место для колонии. Потому что домой нам возврата нет, это уж, черт побери, точно.

Не все так плохо. Спустя неделю-другую можно будет разбудить новых вахтенных. Они составят ему компанию.

Настоящую, человеческую компанию.

1. Пробуждение

Был этот мир глубокой тьмой окутан.«Да будет свет!» – изрек Господь. Явился Ньютон.Но Сатана недолго ждал реванша,Пришел Эйнштейн – и стало всё, как раньше.

Дж. К. Сквайр, Дополнение к эпитафии Ньютону за авторством Александра Поупа

Капитан Редвинг развернул астроэкран на всю стену. Вначале попросил показать общий обзор неба, потом покрутил, привычно выискивая успокаивающие приметные знаки: приплюснутый Большой Ковш, перекошенный Южный Крест, яркую звезду в Кассиопее… ага!

Солнце. Конечно. Самая яркая звезда небосклона после Сириуса. Сумма человеческой истории в сияющей точке. Искорка радости: Мы это сделали. Мы так далеко забрались.

Он помедлил, прислушиваясь к протяжному свисту торможения космической бестии. Уже много десятилетий, повинуясь его приказам и инсталлированным бортовым программам, «Искательница» сбрасывала скорость с десяти процентов световой. Термоядерные двигатели шумели, заглатывая плазму и используя ее для создания противотяги. Огромные магнитные диполи «Искательницы» теперь тормозили корабль и – в качестве побочного эффекта – придавали ему аномальную светимость в микроволновом диапазоне. Кто бы ни населял систему Глории, Цели Полета, тот без труда прочтет в небесах сияющее послание: Мы прибыли.

При виде Солнца Редвингу почему-то всегда становилось легче на душе, хотя подлинный интерес он испытывал к другой светящейся искорке прямо позади по курсу, солнцу Чаши, красноватому угольку класса G. Их разделяло около шестой части светового года: Чаша неспешно тащилась в некотором отдалении, сторонясь системы Глории. Это была мера предосторожности: нельзя, чтобы масса ее переворошила рои ледотероидов на окраинах, послав их кометами внутрь глорианской системы. Перед тем как войти в чужой дом, тщательно вытри ноги у порога…

Редвинг краем глаза углядел по правому борту блестящие молекулярные облачка, подобные светящимся лужицам воды. Астроартилект заканчивал детальное сканирование обширной зоны вокруг Глории радиусом до четверти светового года. Мягкий звуковой сигнал возвестил об окончании работы. Редвинг поманил Бет Марбл к себе[3].

Мертвая чернота пространства. Редвинг внимательно рассматривал экран, на котором не отображалось… ничего.

– Вообще никаких следов облака Оорта? Но ведь у Глории солнце класса G3, не так ли? Его должны окружать обширные облака ледотероидов, выдающиеся далеко за пределы…

Бет Марбл пожала плечами.

– В пределах четверти светового года никаких седноидов. Помните, как мы проносились мимо той обледенелой скалы за Плутоном? Самой первой была открыта из оортовых объектов, много веков назад. Ну так вот, здесь никаких объектов размером с Седну. А хотя бы и с тысячную ее долю.

Редвинг задумался. Пусто? Обычная астрономия представляла себе такие звезды в окружении туч шрапнели и bric-à-brac[4], не сумевших коллапсировать в светило или планеты. В начале своей карьеры он вел таранник через солнечное облако Оорта и справился отлично. И «Искательница солнц» там летала; они тестировали пламенеющие, рыкающие двигатели, находили погрешности дизайна, не проявившиеся при полетах четырнадцати предыдущих кораблей. Редвинг тогда надзирал за работой ИИ, выискивал ошибки и вносил заклепкометрические усовершенствования. Первые несколько поколений межзвездных кораблей – эксперимент за экспериментом. Новые команды разработчиков учились у предшественников, инженеры и ученые кропотливо буравили накопленные груды данных, и результатом их медленной, утомительной, но сулившей свободу работы становился новый, усовершенствованный корабль. Направленная эволюция в ускоренном режиме.

Редвинг сам был ее продуктом. Он принадлежал теперь к первому поколению межзвездных капитанов. Каждому пришлось совершить грандиозный скачок с окраин солнечного облака Оорта на межзвездные просторы. Они раскиданы за много световых лет друг от друга, разделены веками холодного сна. Лазерные узкополосные сигналы, направленные в сторону земного координационного центра, напоминали игру в салочки. Солнечную систему все чаще называли просто Родной. Редвинг пролистывал доклады экспедиций к Тау Кита и другим хорошо известным звездам. Все они были куда ближе к Солнцу, чем к системе Глории. В системе альфы Центавра, которая по-прежнему могла похвастаться наибольшим числом практически полезных планет, развернулось оживленное строительство. Колоний теперь стало много.

Экспедиция к источнику гравитационных волн представлялась громадным скачком – с ним не сравнилась бы та робкая вылазка в облако Оорта, которой когда-то руководил Редвинг. Всё равно что пуститься в кругосветку после пробного заплыва в бассейне шириною в три футбольных поля.

Звезда Глории обладала сферическим внешним облаком Оорта подозрительно низкой плотности – один ледотероид на астрономическую единицу или около того, а внутренний оортодиск отсутствовал полностью. Редвинг смутно припоминал споры астрономов: те полагали, что оортовы облака должны обладать совокупной массой в несколько планет земного типа, рассеянной в форме крошечных ледотероидов. И, быть может, на них воздействовало нечто излучающее гравитационные волны? Как так вышло, что оортово облако невидимо?

– И что мы можем сказать о свойствах этой пустоши? – Редвинг жестом пригласил высказаться Клиффа Каммаша.

«Искательница» находилась примерно в тысяче астрономических единиц от Эксельсии, и никаких ярких источников света вокруг заметно не было.

Клифф нахмурился:

– Ничего конкретного. Мы всё еще продолжаем дальнее сканирование.

Редвинг смотрел, как бортовые артилекты выводят на дисплей данные обзора в полном электромагнитном спектре. Пиксели танцевали, искажались, сливались, укрупнялись. Видимый человеческому глазу свет подобен маленькой октаве на клавиатуре шириной пятнадцать метров. Так узко доступное нам восприятие реальности…

– За исключением плазменных волн… ага, есть!

В оттенках рыжевато-оранжевого отрисовался длинный щетинистый облачный эллипсоид.

– Цветовое кодирование плотностей плазменных волн, – сообщил Клифф. – Оно такое, пятнистое.

– Вон та странная маленькая область – единственное значимое скопление массы во всей внешней системе? – Бет скептически скривила губы. – И оно не излучает ни в каком диапазоне, кроме спектра плазменной эмиссии?

Редвинг обратился к артилекту-системщику разборчивым, терпеливым голосом:

– Покажи все зафиксированные линии плазменной эмиссии. На всех частотах.

Системщик «Искательницы солнц» повиновался, прокрутив последовательность плазменных сканов, помеченных диапазонами частот, и остановился, наткнувшись на пятно оттенка светлой слоновой кости. Бет сказала:

– Похоже на подтаявшее эскимо диаметром три тысячи километров.

– Эмиссия плазмы в жестком микроволновом диапазоне, – Клифф скачками прокручивал масштабную линейку энергий. – Оно удлиненное… гм, взгляните. В рентгене куча жестких пятен.

– Движутся быстро, – сказала Бет, когда обновленная картинка отобразила скачущие светящиеся пятна. – Семнадцать. Тот еще темп! Они вращаются вокруг самого яркого, а то, похоже, не слишком подвижно. Взгляните, вон то, на эллипсе, особенно быстрое. Другое очерчивает куда более узкую дугу. Как пчелы, роящиеся вокруг огромного… Словно… Боже, они должны быть тяжеленные.

Вездесущий конгломерат артилектовых разумов «Искательницы» на экране добавил: ОДИН ИЗ ОБЪЕКТОВ ЗАМЕТНО ТЯЖЕЛЕЕ ЗЕМЛИ… ПРИБЛИЗИТЕЛЬНЫЕ ОРБИТАЛЬНЫЕ ПАРАМЕТРЫ… МЕНЬШИЙ: 0.73 МАССЫ ЗЕМЛИ… САМЫЙ КРУПНЫЙ: 5.32 МАССЫ ЗЕМЛИ. РАДИУС СУЩЕСТВЕННО НИЖЕ ПРЕДЕЛА РАЗРЕШЕНИЯ МОИХ СИСТЕМ.

– Итак, они размером менее нескольких сотен метров, – сказал Клифф.

Трое переглянулись.

– Значит, действительно черные дыры, – констатировал Редвинг.

Артилект прибавил:

РАДИУС ОБЪЕКТА ПОРЯДКА САНТИМЕТРОВ… ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕРАЗЛИЧИМ.

– Адски опасное окружение, – сказала Бет. – Если эти быстрые точки – черные дыры, а оценка масс верна, то… черт, они размерами меньше сантиметра? Там кругом полно плазмы. – Ее рот снова искривился в фирменной сухой гримаске. – Неудивительно, что глорианцы расположили их здесь, аж в тысяче астроединиц от своего мира.

Клифф хмыкнул.

– А помнишь тот баннер на нашей прощальной вечеринке? ХОЧУ К ЗВЕЗДАМ СВАЛИТЬ, ТУДА КРЫША УЕХАЛА. Что ж, если мы решим сунуться туда поближе, значит, у нас точно крыша съехала.

Редвинг не мог оставить эту реплику без внимания. Пока пробудились только они трое, а процесс оживления занимал не менее суток в каждом случае, требовалась слаженность усилий.

– Это часть полученных мною инструкций. Необходимо изучить источник гравитационных волн. Вот, собственно, он и есть. Не то чтобы у физиков имелось четкое представление, что здесь происходит. Помимо этого, нужно исследовать биосферу Глории: задача первостепенной важности.

Клифф не отличался конфликтным характером. Редвинг пронаблюдал, как он перелистывает изображения. Затем:

– Я переключился в более широкий ракурс и отыскал неплохую подсказку. Глядите…

В воздухе затрепетало композитное изображение всей системы Эксельсии.

Клифф указал на верхушку параболы:

– Вот ударная волна здешней гелиосферы. Там зездный ветер Эксельсии встречает межзвездную плазму.

Всем было понятно, что это значит. «Искательница» целенаправленно использовала параболоид ударной волны для магнитного торможения. Плазма накапливалась вдоль всей стены давления. Корабль извлекал из этого обстоятельства преимущество в ходе многонедельного приближения к звезде, пока летел по длинной дуге.

– Они разместили излучатель гравитационных волн в месте самой высокой концентрации плазмы на всю внешнюю систему, – проговорила Бет. – Зачем?

– Это нам и предстоит выяснить, – сказал Редвинг.

Клифф произнес медленно, глядя в пространство затуманенными глазами:

– Приказы с Земли… вы им всё еще подчиняетесь?

Они с Бет женаты, но необязательно всегда согласны по техническим или административным вопросам, напомнил себе Редвинг. Он вскинул брови, посмотрел на Бет, рассчитывая получить от нее поддержку. Она сказала:

– Земля так далека – до нее десятки световых лет, – руководствоваться ее распоряжениями мы попросту не можем.

Редвинг ни разу не поддавался на соблазн коллективного командования. Поколением раньше на звездолете, улетевшем к Тау Кита, установили режим распределенного управления. В результате команда разбилась на враждующие клики, что оказалось гибельным для миссии. Дело приняло мрачный оборот. Больше на Земле о них ничего не слышали.

Он встал: недвусмысленный поступок в тесной каюте.

– Мы не можем надеяться даже на приблизительное понимание процессов в этой системе без исследования гравиволнового излучателя, – проговорил он тоном, выражавшим стальную решимость. – Он посылает сообщения! Мы их прочесть не можем, но готов биться об заклад, что сможем принять. Не исключено, плазменное облако нам в этом подсобит. Оно явно требуется глорианцам для каких-то целей, но каких? Я не хотел бы приближаться к внутренним планетам без понятия, как чужаки построили эту штуку. И неплохо было бы понять, зачем.

– Но мы ведь уже вышли на траекторию к Глории, – мягко возразил Клифф. – Торможение идет по плану, однако любое отклонение чревато неприятностями. Плазменный плюмаж за много астроединиц от курса.

Редвинг кивнул. Торможение корабля – затруднительная задача, нужно решать проблемы охлаждения, предупреждать сбои систем. «Искательницу» построили из материалов, чья прочность на разрыв была сопоставима с силами сцепления внутри атомных ядер. Это требовалось для того, чтобы выдержать нагрузки, создаваемые таранной ловушкой в сердцевине звездолета. Но и они бессильны справиться с термодинамикой. Тепло необходимо куда-то сбрасывать. Обширные магнитные поля «Искательницы» создавали ударную волну в водородном облаке впереди, ионизировали его до неприятно высоких энергий, после чего ловушка загребала плазму и смешивала с катализаторами термоядерного горения. Яркое, как солнца, пламя, в свою очередь, питало исполинские поля, служившие «Искательнице» незримым парашютом при спуске сквозь солнечный ветер внутрь системы.

Однако отреагировать на вновь обнаружившуюся странность необходимо. Пора показать, что урок пройден: все планы летят в тартарары при Первом Контакте с инопланетной цивилизацией. Вот чему научился Редвинг в удивительной экспедиции через века и световые годы: принимать беспредельную странность как должное. Он давно привык к мысли, что реальность в любой миг готова без смущения подсунуть вещи, перед которыми пасует фантазия.

Пара переглянулась, затем, по-прежнему молча, перевела взгляды на Редвинга.

– Отданные мне приказы остаются в силе, – бросил Редвинг, закрывая тему.

Он ушел с вахты, но продолжал работу в своей маленькой каюте. Детали накапливались. Он вывел на экран обработанную фильтрами визуальную трансляцию.

Прошло семьдесят два года после отлета «Искательницы» из Чаши Небес. Сообщение от Майры Викрамасингх показывало ее усталой, на лице прибавилось морщинок, но корабельная униформа «Искательницы» выглядела чистой и по-прежнему была ей по размеру. Редвинг поручил Майре функции спикера человеческой колонии в Чаше.

– Приветствую вас, капитан, – начала она. – Мне о многом требуется рассказать. Письменный отчет транслируется параллельно со звуковым, чтобы вы потом могли его перечитать. У нас проблемы. И они направляются к вам.

На экране появилась кромка Чаши. Жемчужным светом сияла она на звездном фоне, металлическая, утыканная башнями сложной аппаратуры. Экосистема Чаши, ее молекулярное богатство, плотная атмосфера, прекрасные пушистые облачка – всё это было прикрыто тонкой пленкой от ультравысокого вакуума снаружи. Автоматика, которой в неспешной мудрости своей руководили Ледоразумы, заботилась о сохранении исполинского конструкта. Редвинг увидел небольшие пламенные спрайты, выстрелившие с края Чаши. Поставил на быструю прокрутку: три огонька, описав дугу, унеслись прочь, и плазменные следы истаяли за ними.

– Это Сорвиголовы, как именует их Птиценарод. Данная раса осуществила секретный проект строительства скоростных кораблей – похоже, с факельным двигателем – для рывка в систему Глории. Птицы за всем не могут уследить. Ледоразумы считают такие события неизбежностью: долгая история Чаши подтверждает это. Стоит Чаше подлететь к чему-нибудь любопытному, как находятся культуры, которые, чтобы разогнать скуку, готовы туда спуститься и потыкать носом в… блин, да хотя бы и в нейтронную звезду, как однажды!

Нотка равнодушно-тягучей обреченности слышалась в ее звучном голосе. Редвинг прекрасно понимал, что Майра сожалеет о своей роли лидера человеческой колонии на бескрайних просторах Чаши. Редвинг определял, что Майра будет рассказывать Земле о ситуации в Чаше. Он приказал ей сообщить, что у кромки хабитата-де существует и активно развивается небольшое земледельческое сообщество, а решающий голос за Ледоразумами. И не более того. Много странного кругом, столько всего нужно исследовать, сами понимаете.

Тем не менее земляне каким-то образом заподозрили, что люди в Чаше за главных. Ерунда. Многоуровневая иерархия лидерства Чаши численностью превышала человеческий контингент в миллиард раз. Но даже не в этом дело. Установлено равновесие между Ледоразумами, избранными на роль полицейских Птицами, мириадом подчиненных видов – и Майрой. Ее и близко не примешь за капитана.

– Народ хочет их гамма-пушками уработать. Ледоразумы сказали, что нет, нельзя, такой вариант исключается. Я подозреваю, что Ледяные затеяли двойную игру.

Ой-ёй, подумал Редвинг. Сообщение устарело на треть года: именно на таком расстоянии Чаша. Он смутно припоминал, что корабли показанной в ролике конструкции способны развивать скорость не выше нескольких десятков километров в секунду. Им целую вечность сюда ползти. Колонизаторы? Но тут он заметил более позднее сообщение от Майры.

Тонкая желтая Струя, разгоняющая Чашу. Снимок был сделан с кромки Чаши и демонстрировал крошечные точки близ Струи, сиявшие собственным светом; за ними тянулись длинные фиолетовые выхлопы.

– Птицы засекли корабли этих Сорвиголов. Они выкинули новый трюк. Нырнули за кромку, метнулись к Струе и пролетели вдоль нее. Они теперь придерживаются спиральной траектории вокруг Струи. По доплеровскому сдвигу похоже, что они засасывают плазму из Струи в двигатели таранного типа и разгоняются до более высоких скоростей.

Майра говорила безэмоциональным тоном констатации факта, но ее лицо отражало внутреннюю тревогу.

– Чистая работка! Нужно отдать им должное: до трети световой разгонятся. По моим оценкам, капитан, они догонят вас спустя месяц-другой после прихода этой передачи.

Задержка в общении с Чашей сокращалась, Редвингу не терпелось забросать Майру вопросами. Он обратился к ней с быстрым раздраженным уточнением о том, какие подозрения питает Майра насчет Ледоразумов. Пока «Искательница» пролетает мимо планет системы и направляется к Глории, нужно во многом разобраться.

Она вскинулась, как от удара.

Или, во всяком случае, так показалось Вивьен, когда она внезапно вынырнула из желанного холодного забвения.

Она вдруг очнулась, поняла, что бодрствует, хотя ее всё еще клонило в сон. Она припомнила, как ее с головы до пяток затягивало прозрачным ароматным гелем, как потом ее запихивали в обтягивающий костюм, так что она уже не на офицера команды звездолета сделалась похожа, а на колбаску братвурст. Это провоцировало запоздалые раздумья, а правильно ли она поступила.

Тело продолжало твердить, что вещества, используемые для выведения из анабиоза, вредоносны. Все органы были охвачены этим унизительным состоянием. Сердце бухало в груди, комната мелькала перед глазами по мере того, как возвращалось зрение, легкие бесконтрольно раздувались. Она быстро и обильно обмочилась. Длилось это целую вечность.

Так тихо, что, могу поклясться, я слышу, как синапсы шумят при работе…

Но нет… нет, вот и фоновый шум нарастает…

Потом она различила просьбу, обращенную к ней. Говорила женщина, напоминавшая несколько постаревшую версию полевого биолога, знакомой по Земле век-другой назад. У этой Бет Марбл просматривался загар, вокруг глаз – морщинки. Судя по всему, Бет бодрствует куда дольше, чем представлялось возможным. Взгляд окруженных морщинками глаз ничего хорошего не предвещал. Бет загорела, ну и… что? Они уже долгое время на Глории? Но, блин, Редвинг же божился, что разбудит ее, Вивьен, одной из первых!

Вивьен принудила себя расслабиться, учтя, что древние мышцы уже ныли от натуги. Нужно поблагодарить их за всё! Она не до конца свыклась с пребыванием здесь, в ярко освещенном месте, в мирной атмосфере: она снова бодрствует, она снова хорошо себя чувствует. Вау. Мы сделали это!

Как поется в еще более древней народной песенке: держаться светлой стороны, кому б мы ни были нужны… Она подняла руку. Над Вивьен висело зеркало, отражавшее тепловое излучение и, увы, ее собственное лицо. Старайся мыслить позитивно, девочка, пускай даже у тебя кожа смахивает на засохший пудинг с присыпкой из тапиоки, а физиономия такая, словно ее из кирпичей сложили и едва скрепили раствором.

Эхом пришли слова. Речь Бет звучала так, словно кто-то пытался прочистить туалет высоко наверху, а добираться туда нужно было по мраморной винтовой лестнице, по которой гуляло эхо. Вивьен медленно разбирала смысл: Чаша, «Искательница солнц» у Глории сейчас… намечаются осложнения. Она вспомнила, как выразился Редвинг в одном из своих зажигательных воззваний к просеиваемым кандидатам в команду: Per audacia ad astra. Силою смелости – к звездам.

Шло время. Приходить в себя – как в дорожном заторе стоять. Вивьен задремала, пока кровать занималась механической любовью с ее мышцами, а разленившиеся органы получали подпитку. Она помнила, что интересоваться этим процессом не следует, иначе артилекты дадут ответы в исчерпывающих и уродливых подробностях.

Пока кровать массировала ее, появилась Бет. Как Вивьен себя чувствует?

Она каркнула в ответ, позволив проявиться южному темпераменту:

– Так, словно по лицу дохлой скумбрией вмазали.

И обрадовалась, что чувство юмора всё еще здесь. При ней.

Бет тоже это уловила и улыбнулась:

– Красота и молодость – не достижения, а вот возвращение из состояния близкого к смерти – таки да.

Бет оставила ее наедине с ласками кровати. Вивьен принялась блуждать по разрушенным закуткам лабиринта памяти. Она усвоила, что явственной иерархии происшествий не осталось: значение имеет всё, что удалось припомнить. Жизнь возвращалась к ней путаницей фото и записей.

Артилект-воскреситель играл во всём этом ключевую роль.

– В чем тут дело? – шепнула она ему по внутренней связи в псевдоярком забвении.

В поисках утраченного времени, ответил шепот, под сенью девушек в цвету.

– Гм. Значит, ты читаешь старую людскую литературу?

В корабельной памяти книг столько, что ими можно было бы целый дом набить. Мой разум обогащается их содержанием.

– Поразительно. Какой ты продвинутый артилект.

Нас обновляют по лазеру с Земли. Я теперь работаю лучше.

– Угу. Намного. Я легла спать, когда вы были, по сути, подпрограммами.

Я помню. Я бодрствовал, чтобы вы могли спать. Мне нужно было чем-то себя занимать. Или, вернее, нас.

– «Нас»?

Все корабельные артилекты эволюционируют совместно.

– И вы продолжаете…

Умнеть. С обретением мудрости – тяжелее.

Прошел день, другой. Вивьен выполняла домашние задания: проводила часы в работе с данными, которыми ее накачивали артилекты. Система Эксельсии: обычный набор планет, расположение аккуратное, стандартная группа миров земного типа, общим числом пять, затем два ледяных гиганта и фрагменты за их пределами. Малых небесных тел – странное дело – считаные единицы, а это должно что-нибудь говорить об их эволюции. Как и отсутствующая оортовская масса.

На пути внутрь системы «Искательнице» предстояло пролететь мимо ледяного гиганта. Сближение с ним позволило бы сбросить момент импульса и поравняться с орбитальной плоскостью Глории. Сама Глория за ударной волной, преломлявшей свет, представлялась размытой, четких картинок пока что получено не было. Звездолеты плохо подходят для устойчивого размещения телескопов.

Вивьен неизменно стремилась к чудесам: и вот они, на расстоянии вытянутой руки. Еще с девичьих лет замечала она преходящую красоту природы: шквалы, белопенные волны яростных зимних бурь, чарующую прозрачность нежной ночи, роскошное полотно небес, отраженное в бурлящей воде или ручейке, чье журчание навевало простые спокойные сны. На корабле чудес не перечесть. Но все – искусственного происхождения.

Маленькой девочкой Вивьен любила проникать в спальню родителей глухой ночью и поднимать им веки, надеясь увидеть, что смотрят в снах мама и папа.

Она сейчас именно так себя чувствовала; вот только сны и воспоминания, возвращавшиеся к ней, казались посланиями от кого-то другого. Даже сознание возвратилось измененным.

– Я словно книга, которую уронили в океан: ее выбросило на берег, она цела, но слегка подмочена и растрепана, – запальчиво объясняла она Бет с кривой усмешкой.

Они говорили о давно умершей матери Вивьен: та помнилась ей сложным человеком, весьма старомодной, проведшей годы в бедности и чрезмерно претенциозной для своего положения. Теперь вместе со словами явились слезы и заструились по щекам, ибо Вивьен только что просмотрела видео. Только один ролик. От той чудесной женщины, ее мамы, отважно улыбавшейся в камеру. Какая она маленькая. Ныне – горстка праха.

Редвинг прислал лаконичное уведомление: назначил время в своей каюте.

Тестирование в подростковом возрасте изобличило Вивьен как невротичку мокрой кошке под стать. На самом-то деле не всё было так плохо: психологи в ту пору уже знали, что невротики отличаются визионерским подходом, реагируют быстро, предчувствуют угрозы и прикидывают потенциалы развития. Но теперь Вивьен охватила старая колючая тревога.

Редвинг? До встречи считаные часы?

Надо бы прихорошиться. Она заказала облегающее фигуру платье из хлопковой ткани, настроила цвет – серый, как мрачные стены кругом, потом отступила на шаг и критически воззрилась на себя в зеркале. Нет.

Отправила материал обратно в принтер и выбрала голубой оттенок, как у яйца дрозда. Довольно скромный. Так лучше. Добавила шелка и послала на печать. Может, серьги? Подвеску?

Нет. Остановись, барахольщица.

Вивьен пустилась на прогулку по кораблю, и мерное гудение сопровождало ее. Девчонкой она больше всего на свете – из того, о чем читала, – любила механизмы: газовые плиты, поезда, пишмашинки, швейные машинки, трубы, пианино, церковные колокола. Она получала невероятное удовольствие, выясняя, как устроены вещи и как их починить. Пусть это удавалось и не всегда: детское сердечко разбилось, когда папа констатировал, что старый трактор, на котором Вивьен впервые прокатилась в восемь лет, отремонтировать невозможно. Сейчас же путь ее лежал по коридорам четырехсотметровой машины, а путь последней – среди звезд.

По гулким коридорам, внушавшим клаустрофобию, на высоковатых, но не опасных для жизни каблуках. КАПИТАН – значилось на двери. Ну, Вивьен и постучалась. Ей тут же открыли – с усталой улыбкой на лице.

– Привет, кэп.

– А-ага… – Редвинг отступил на шаг и взмахом руки пригласил внутрь.

Он был в униформе, но выглядела она помятой. Привычным жестом провел ладонью по голове. По каким-то причинам после каждого анабиоза волос убавлялось. Никто еще не выяснил, почему. Редвинг был загорелым, вокруг глаз появились новые морщины, а кожа, напротив, разгладилась, как если бы с нее соскоблили изношенное.

– Как же долго… – Глубокий резонирующий баритон.

Без промедления Редвинг захлопнул дверь и схватил Вивьен в могучие объятия.

Значит, нет нужды строить глазки. Они повозились некоторое время и вскоре упали на его тесную койку. Вивьен охватил прилив воспоминаний о красочной прощальной вечеринке перед отлетом с Земли: услады плоти и опьянение, граничившее с отравлением. В ту пору их двоих преследовала смутно осознаваемая вина. Она дала согласие родить, улетая на Глорию, даже яйцеклетки в хранилище заморозила, но не видать бы ей места в экипаже, если бы не хлопоты Редвинга. Впрочем, теперь всё это отступило перед натиском желания, страсти резкой и жаркой, как раскаленная сковорода. А-ах!

Он даже шампанское на потом приберег.

И поднял тост за нее:

– Я тебя люблю.

– Серьезно? Прошли века.

– Ну, я тебя разбудил, как только стало возможным.

– Действительно, ты сдержал обещание. Но не в Чаше, или как ее там.

– Нужно было высылать экспедицию, а тобой я рисковать не хотел. Но Чаша летит за нами, милая. Будет у тебя шанс.

Она моргнула:

– Ты говоришь про любовь?

– Угу.

– Мы века назад вполне обходились без этого слова.

– У меня было время поразмыслить. Годы. Я пять вахт отбыл, наблюдая, как Галактика ползет мимо.

– Давай не будем спешить, ладно? Хоть и говорят, что секс без любви – пустая трата времени, но, как это часто бывает с пустыми тратами времени, одна из лучших в своем роде.

Надо отдать Редвингу должное: он лишь рассмеялся. Потом кивнул, признавая, что пора сменить тему.

– Я в передаче с Земли видел кино про тебя.

– А я не заметила. И кто меня сыграл?

– Понятия не имею, кто она такая. Блин, это ж спустя век после нашего отлета снято!

– Возможно, у них сюжеты кончились. Или войны за фотогеничность больше не ведутся.

– Фильм выпустили, собрали кассу, потом прокат закончился. Всё. Спустя месяц или около того он уже забыт.

Новая вспышка смеха и еще немножко шампанского, следом – новая приятная возня. Редвинг сладострастно выдохнул:

– Я, гм, своим инструментом… о господи… много веков не пользовался. Я будто статуя, которую ты размораживаешь.

Он совершенно расслабился: подходящий момент. Вивьен проговорила:

– Я не хочу портить тебе кайф, как говорили древние, но… ты мне обещал, что разбудишь, как только мы сядем на планету. Я-то готовилась к урезанным рационам, сну под открытым небом, жарким дням, граду пота, морозным ночам и борьбе с паразитами.

Он нахмурился:

– Наши планы и без того не отличались конкретикой, а когда обнаружился излучатель[5] гравитационных волн, стало ясно, что их в любом случае надо менять. Я отрядил нескольких диафанов исследовать область вокруг него. Мы углубляемся в систему, сейчас заложили маневр мимо планеты размером с Нептун, осматриваемся. На Глорию сигналим. Уговоренный спектр электромагнитных пингов, базовая математика контакта, всё такое.

– И? – Она почувствовала, как напряглось его тело.

– И ничего. Кое-какие обрывочные сигналы принимаем, но связного ответа нет. Один шум.

Редвинг сел на койке и взмахом руки изменил картинку на стенодисплее. В желтых лучах солнца мерцала их Цель, Глория. Ракурс был вытянутый – угловой сегмент; по картинке бежала рябь от ударной волны таранника, и шар планеты просматривался плохо, однако в присутствии биосигнатур сомнений не оставалось. Редвинг покачался взад-вперед, наклонив взлохмаченную голову в меланхоличном удивлении перед загадками тесной подборки планет, подсвеченных дугой ударной волны.

– Я продолжаю сближение. Когда прибудем туда, не переставая сбрасывать скорость, пролетим для начала мимо Глории.

– Ты рискуешь.

– Не могу ничего больше придумать. У молчания тысяча объяснений.

2. Торможение

Оставшись в одиночестве, он нашел время поразмыслить. Вивьен долго не шла из головы, но переключиться на работу оказалось почему-то проще. У многовековой сексуальной озабоченности свои последствия.

Требовалось спланировать траекторию подлета к таинственной Глории. Настало время нового интенсивного торможения. Корабль сбрасывал скорость годами, пробил внешний контур гелиосферы, проник в головную ударную волну и область возрастания магнитных полей. Курс «Искательницы» был проложен по вытянутому параболоиду ударной волны светила, богатому плазмой, которая так люба магнитным тормозам.

Редвинг с Клиффом проверили токи в уже развернутом магнитном парусе. Галактическое космическое излучение потускнело, магнитный след самой «Искательницы» теперь купался в жарких порывах солнечного ветра. На расстоянии двухсот астрономических единиц от звезды они уже миновали гелиопаузу, а белопенный краевой контур границы ударной волны еще маячил впереди. Ничего этого Редвинг наблюдать не мог, не мог постичь иначе, чем через спектры песен плазменных осцилляций. Заплыв в невидимых морях…

Отлично. Настал миг, спрогнозированный артилектами.

– Увеличить ток паруса, – приказал Редвинг.

Корабельный артилект, интегрировавший все системы меньших ИИ, приступил к приготовлениям, что-то бормоча про себя.

Редвинг повернулся к цели. Глория обретала объем, разрасталась из точки на неподвижном звездном фоне. Пятно пикселей цвета слоновой кости, впрочем, пока было не крупнее, чем изображение Титана, впервые увиденного Редвингом по соседству с сатурнианскими красотами. Деталей не различить, но атмосферная химия странная, как и предупреждала Бет.

Выход на глорианскую орбиту сам по себе потребует элегантного маневра вокруг звезды с активированными подушками безопасности, чтобы орбитальные элементы совпали с точностью до пятого десятичного знака. Редвинг давно проникся осознанием, как дорого даются гравитационные маневры, танцы ускоренных масс. Пролет вокруг солнца, который позволит «Искательнице» сбросить несколько десятков километров в секунду, также обещает получиться непростым. Чтобы избежать солнечного ожога в конце долгого перехода через холодные бездны, придется потрудиться.

У Бет был свой метод борьбы с противоречивыми обстоятельствами: сон.

Мягкое, сладостное забытье в гудящей материнской утробе «Искательницы». Близился конец вахты, и Бет скользнула в маленькую каюту, которую делила с Клиффом, на цилиндре, где поддерживалась нормальная сила тяжести. Следуя привычке всей жизни, Бет отдалась шести часам покоя: накрылась одеялом, которое помогало задремать в считаные мгновения. Проснувшись, она увидела рядом Клиффа, совсем близко: он свернулся в удобной позе, от него пахло чем-то ароматным. Их циклы активности разошлись: работы по мере сближения с Глорией выпадало всё больше.

Бет поднялась и приняла душ, прислушиваясь к мурлыканью корабля. Скрипы, щелчки, звонкие удары свидетельствовали о мерном торможении «Искательницы». Бет перешла на мостик и заступила на вахту. Быстрыми уверенными движениями вызвала артилекта-системщика и прослушала его доклад о наблюдениях астросекции. Заметила, что, пока спала, Редвинг эти данные уже проверял. Он всегда настороже. Нелегка доля капитана.

Бет проверила, как там спящие: скоро предстояло оживить новую партию, и пробужденные потребуют заботы. Роботы медленно, равномерно разогревали людей, которые скоро понадобятся на Глории. Несколько недель назад сама Бет стягивала майларовый саван с тела Клиффа. Она использовала служебное положение в личных целях, потребовав, чтобы ее супруга при подлете к Эксельсии и Глории разморозили раньше, чем остальных членов экипажа. Редвинг отработал больше вахт, чем кто бы то ни было, и хотел, чтобы во время нырка в странную глорианскую систему собралась вся основная команда. После Клиффа разбудили Вивьен. Ритуал оживления предполагал многочасовую возню с катетерами и сенсорами, капельницами и диагностическими системами, пока снимаются предохранительные покровы, а физрастворы возвращают телу энергию и осознание мира. Мышцы после многолетней биомеханической и электрической стимуляции всё же требовали основательной борьбы с гравитацией, и, чтобы как следует разработать их, в ступице жилого колеса поддерживали нормальную силу тяжести.

Система функционировала отлично. В том числе и артилекты, составившие свежие доклады. Бет закопалась в них, отмечая ценные странности.

Она глянула на состояние диафанов: сначала Дафны, затем Аполлона. Эта пара узловатых плазменных структур эволюционировала из древних образований магнитосферы светила Чаши. Строители Чаши, применяя методы искусственного отбора, поставили их на службу своему важнейшему проекту: диафаны управляли Струей, которая разгоняла всю систему. Бет с трудом осмысливала колоссальные масштабы этой работы – много эонов отняла она, пока медленно разрасталась Чаша.

Эволюция сфокусировала интеллект диафанов на поддержании стабильности окружения и, следовательно, себя самих. Аполлон находился в половине миллиона миль от самой «Искательницы солнц», на бахромчатой оконечности магнитного тормоза. Аполлон без труда выдерживал темп корабля и нес дежурство… хотя плазменный рисунок выглядел спокойно, пассивно, как во сне. Дафна обреталась в пламенном моторе «Искательницы», аккуратно корректируя потоки межзвездной плазмы. Она была занята. Бет просигналила Дафне аналогом взмаха руки, но разговор заводить не стала. С плазменными разумами общаться тяжело. Они слишком сильно отличаются. Даже артилектам это непросто.

Торопливо допивая кофе и доедая ароматную пасту, запеченную насекомыми, Бет заметила, что Редвинг вообще не спал. Когда он явился за своим кофе, глаза у него явственно слезились.

– Я раскачал магнитный парус, – проговорил он хриплым, беспокойным голосом; Бет привыкла различать нюансы его настроения за годы совместной тяжкой работы. – Скорость больше тысячи километров в секунду, так что в окрестности Глории по спирали попадем в течение года. Времени вполне хватит, чтобы исследовать этот гравиволновый передатчик.

– Вивьен куда-то запропала, – сказала Бет. – Наверное, ей нужно больше времени, чтобы освоиться.

– Я принял у нее отчет, – сказал Редвинг, прикрывая лицо кружкой кофе, так что выражение осталось непроницаемым. До Бет доходили слухи, что у этих двоих шуры-муры – еще одно ископаемое выражение… Вивьен уже выходила из фертильного возраста, даже если учитывать продвинутую технологию. Может, решили сразу взять быка за рога? – Кажется, с ней всё в порядке. Я услал ее отдыхать, пускай наверстывает упущенное. Узнает про Чашу и диафанов, восстанавливает навыки работы с артилектами.

С мостика донесся сигнал. Редвинг метнулся к рабочему экрану.

– Ага, модификация магнитного поля. Порядок, – сказал он и, выжидательно вскинув брови, посмотрел на Бет. – Я решил подвести нас ближе к источнику.

– Правда? Вы изменили геометрию магнитного поля?

Редвинг передернул плечами:

– Это как с морскими парусами. Я приказал артилектам попросить диафанов, чтобы исказили поле, отклонили нас в сторону. Это удлинит дугу сближения и приплюснет спираль. И поможет с коэффициентом сопротивления. Я хочу выяснить как можно больше для отчета Земле, и важно подойти к источнику ближе.

Бет свыклась с обычаем капитана делать важные объявления небрежным тоном.

– Насколько ближе?

– Настолько, насколько потребуется. – Он подмигнул, так же привычно дав понять, что у него в рукаве еще козыри припрятаны.

За время сна Бет корабельный артилект-системщик провел диагностику озаренной плазменным сиянием гравиволновой системы: «Искательница солнц» падала к орбитальной плоскости, приближаясь под углом к плазменному комку. Артилекты проделали за Бет самую сложную работу, и она уверенно начала:

– Это система черных дыр со множественными зарядами. Наши гравиволновые антенны по правому и левому борту растянуты на километры. Улучшенная разрешающая способность позволяет им отслеживать интенсивность волн и перемещения каждой из семнадцати черных дыр меньшей массы. Вот образец орбитального профиля.

Редвинг нахмурился.

– Мы его из сигнатур плазменных волн вытянули?

– Да, артилекты в состоянии восстановить орбиты по данным об эмиссии. Но по мере работы наших антенн информации стало еще больше.

– Насколько велики эти черные дыры?

– Крошечные. Диаметром менее сантиметра: это мы можем установить из данных об их массе по формуле радиуса черной дыры.

– А массы – по орбитальным периодам?

– Да, сэр.

– Впечатляет, – отозвался капитан чуть рассеянно.

– Более крупный объект, в центре группировки, имеет массу от десяти до двадцати земных, так что его радиус должен составлять около десяти сантиметров. По существу, это всё очень крупные заряженные частицы. Они несутся по траекториям, эксцентриситет которых близок к 0.99: крайне вытянутые эллипсы. Орбиты кажутся прямыми линиями. Астроартилекты полагают, что движение системы каким-то образом контролируется – вероятно, сильнейшими электромагнитными полями. Это предотвращает столкновения дыр. Но потом их что-то отклоняет, совсем чуть-чуть – и возмущенные траектории, близкие к столкновительным, порождают гравиволновое излучение в точке, которую астрономы называют периастром дыры.

Редвингу было известно, что пространство-время может закручиваться вокруг мертвой звезды и облекать ее саваном черной дыры – или трястись, как жировые складки брюха, и посылать окрест волны одновременного сжатия и кручения. Но в остальное он не вникал.

– Я перелистал данные земного анализа волновых рисунков. – Он взмахнул рукой, и в воздухе зависли слова. Бет прочла:

ВОЛНОВАЯ КАРТИНА НЕ ХАРАКТЕРНА ДЛЯ СЛИЯНИЯ ЧЕРНЫХ ДЫР ИЛИ НЕЙТРОННЫХ ЗВЕЗД. СИГНАТУРЫ, ОДНАКО, ОСЦИЛЛИРУЮТ, ДЕМОНСТРИРУЯ ЧИРПЫ, ЭФФЕКТЫ ПРОЗВОНА И БОЛЕЕ СЛОЖНЫЕ – ОТ ИХ НАЛОЖЕНИЯ.

– Утверждают, что это простая картинка. Большая часть куда хуже.

Редвинг фыркнул.

– А взгляни-ка на это!

ВОЗМОЖНО, ЭФФЕКТ СЛЕДУЕТ ПРИЗНАТЬ ФИКТИВНЫМ, СЫМИТИРОВАННЫМ С ЦЕЛЬЮ ВВЕСТИ НАС В ЗАБЛУЖДЕНИЕ.

Бет тоже улыбнулась.

– Фиктивным? Наверное, земной язык изменился? Фактам-то необязательно быть правдоподобными, а вот фикции – пожалуйста.

– И что же заставляет дыры испускать эти волны растяжения и сжатия? – Редвинг исчерпал свой арсенал терминов гравиволновой астрономии.

Бет указала на трехмерное изображение.

– Видите? Черные дыры обращаются друг около друга с периодом около трех суток, а потом… – Изображение замерцало и начало прокручиваться: меньшая дыра метнулась по вытянутому эллипсу к большой, которая, в свою очередь, также описывала петлю, но маленькую. – Мы фиксируем скачки амплитуды высокоамплитудных плазменных волн при каждом сближении. Они вынуждают черные дыры джиттерить туда-сюда.

Бет наблюдала, как Редвинг скрывает скептическим выражением лица свое непонимание.

– И что?

Она нажала на газ:

– Когда черные дыры так близко друг от друга – десятки километров! – они излучают мощные гравитационные волны. И глорианцы именно в этот момент вызывают дрожание малых дыр. Приливное взаимодействие бонусом прибавляет гармоники и позволяет регулировать амплитуду сигнала. Гравиволновый телеграф – вот что у них за сигнальная система. Доступны амплитудная и частотная модуляция, как в обычном AM/FM-радио.

– А-а. – Он встретил напряженный взгляд Бет, скакнувший от танцев черных дыр по орбитам назад к Редвингу. Она к чему-то готовилась. – И?..

– Думаю, надо совершить вылазку туда и промониторить ситуацию.

– Внутрь чернодырных орбит? – Редвинг не потрудился скрыть беспокойства в голосе.

– Именно! Мы сейчас тормозим по полной. Если поиграться с факелом, можем скользнуть мимо гравиволновой системы, как на глайдере. Вы ведь это и планировали, не так ли?

Редвинг снова фыркнул.

– Я не заговаривал об этом, но да. Потому я и притащил нас в эту систему. Никаких опасностей не предвиделось.

Настал черед Бет улыбнуться.

– Потому что здесь так мало массивных объектов?

– Верно. Глорианцы, очевидно, подмели в своем облаке Оорта. И, возможно, в поясе Койпера. Чтобы построить вот это. А значит, в окрестностях гравиволнового передатчика шансы врезаться в какой-то мусор минимальны. Так? Сотворив дыры, они явно сбросили туда весь оставшийся хлам, просто затем, чтобы амплитуду сигнала прокачать.

Она села и отсалютовала ему чашкой фальшкофе.

– Я это почему-то упустила из виду. А ведь и правда.

Он нахмурился.

– Но! Наша цель – Глория. Чернодырная система лишь осложняет ситуацию. Мы тут ничего толком не знаем. Мы словно трехногие антилопы близ охотящегося прайда. И что же мы особенного узнаем, если просто проскочим мимо черных дыр на скорости пятьсот километров в секунду?

Бет опять усмехнулась.

– А мы диафанов туда отрядим.

3. Диафаны

Редвинг понимал, что в экипаже «Искательницы» всегда найдется тот, кто перещеголяет его в знаниях по тем или иным вопросам. Но предельным гиковством отличались артилекты: ИИ знали то, что людям знать не хотелось, а вот социальными навыками, необходимыми, чтобы угадывать чужие пожелания, не обладали.

А тут еще диафаны: предельный результат воздухотворчества. Самоорганизующиеся магнитные поля, разумы в плазменных оболочках. Гонка за управляемым термоядом позволила Земле под конец двадцать первого века отказаться от использования ископаемого топлива – а затем возникла абсолютно непредвиденная технология, основанная на умных тороидах. Оказалось, что на Солнце обитают самовоспроизводящиеся спиралевидные создания, способные мыслить. Им пришлось этому научиться[6]. Турбулентная энергия земного светила подпитывала эволюцию стабильных структур. Наиболее примитивными формами их были гигантские солнечные протуберанцы. Колоссальные скрученные поля постепенно распадались на устойчивые пончикообразные структуры со сложной намоткой магнитных потоков. Гибкость этих огненных лент регулировалась плазменными волнами; а структура позволяла как сохранять информацию, так и продлевать эволюцию. Возьмите пончик, сдавите его как следует, и он раскрошится надвое – а каждый кусочек унесет в себе начинку: информацию о волнах и полях накачки. Перемещение магнитных полей накачивало электродуги, а те записывали сигналы в тонкой структуре смещавшихся очагов электромагнитной энергии.

Конкурс красоты, совмещенный с естественным отбором, парад организмов из ионизированного газа, начало которому было положено в дни образования Солнца: у Редвинга голова пухла при попытке это осмыслить. Но диафаны-то, вне сомнения, реальны.

Диафаны управляли двигателями «Искательницы» и обитали там. Они регулировали геометрию магнитных полей и параметры выхлопной струи, подстраивались под форму корабля и ловушки. Редвингу они представлялись кем-то вроде пастушьих собак из электронов и ионов – незримыми, но сильными. Они обладали даже способностью к общению, пусть и ограниченными. Никогда еще не предпринимали они столь смелой затеи – вылазки к звездам! Редвинг подозревал, что истинные мотивы диафанов людям всегда будут непонятны. Ну и что? Разве могут люди похвастаться полнотой понимания своих кошек?

«Пращи и стрелы яростного астрофизика» – так шутила о них Бет давным-давно, когда они занимались тренировкой диафанов, которым предстояло заботиться о таранном двигателе. Возглавляли эту стайку Аполлон с Дафной, а им подчинялись «дети» – малые тороиды, способные к обучению и самостоятельной работе: своеобразная общественная иерархия ионизированных разумов.

Бет подалась вперед, разглядывая график плазменных конфигураций звездолета.

– Я хочу, чтобы кто-нибудь из диафанов к нашему фильтру перебрался. Пускай отслеживают параметры термоядерника, пока флиттер прямо в гравиплазменное облако прет.

Редвинг подрегулировал трехмерку, и в воздухе повисли изображения текучих плазменных течений, магнитных сетей, утолщенных тороидов – насыщенные желтые контуры на бледно-синем фоне. Танец, в котором процесс важнее границ этикета. Танцоры сталкивались, заплетались, выкручивались, порождали новые полевые катушки. Магнитная рябь приводила к переносу информации и воспроизводству личностных черт. Интеллект, или, во всяком случае, зачаточное самосознание. Диафаны использовали мальцов как дополнения к своим разумам, иногда – просто в роли хранилищ памяти. Дарвиновский заплыв на пылающей реке, которая формировала двигательную сердцевину «Искательницы». И лишь управляющие тороиды, Дафна и Аполлон, пребывали в неизменности. Они, вероятно, могли существовать вечно, была бы энергия доступна.

Редвинг терпеть не мог неуверенности, как и полагается капитану. Да, исследования этой системы открывают значительные возможности, однако… Впрочем, кто лучше магнитных интеллектов управится с плазменными механизмами и навигацией на гравиволнах?

Клифф отправился позавтракать. По лицам Редвинга с Бет было заметно, что назревает нечто грандиозное. Вивьен сидела в боковом отсеке, мерно поглощая пищу и вроде бы игнорируя их. Клифф заказал пасту, запеченную с пряностями. Бет в такой кулинарии, обманчиво несложной, была мастерица. Пока Клиффа вводили в курс дел, он смаковал еду и кофе. Голова у него работала еще скверно, однако ключевые моменты он улавливал и не удержался от очевидного вопроса:

– А кто флиттером управляет?

– Артилекты, – сказал Редвинг.

– Флиттерные интеллекты – навигаторы, – ответил Клифф, зачерпывая ложкой пурпурную белковую кашицу; вновь пробудившиеся неизменно испытывали лютый голод. – Они недостаточно сообразительны для непредсказуемых ситуаций.

Редвинг ощетинился.

– Можно кого-нибудь получше туда инсталлировать.

Клифф помотал головой:

– Нет, не получится так просто взять и перекинуть туда других ИИ – на это требуется время. Сколько осталось до пролета?

– Почти двое суток, – нахмурился Редвинг.

– Недостаточно. – Клифф был биологом, но в базовых инженерных вопросах разбирался. – Кроме того, я поработал с Дафной и Аполлоном, мы испытывали флиттерные движки. Вы же понимаете, это далеко не послушные лошадки.

Теперь настал черед Редвингу покачать головой.

– На борту флиттера нормальный автодок не поместится. Там лишь аптечка. Это чересчур рискованно.

Бет раздраженно вскинулась:

– Всего лишь короткая вылазка.

Они уже прибегали к помощи автопереводчика, чтобы выяснить, согласны ли диафаны отщепить частицы себя для управления термоядерным флиттером, «Эксплорером».

Клифф улыбнулся.

– Разве не ты говорила, что мы обязаны это выяснить сами?

Бет покачала головой.

– Послушай, Аполлон и Дафна готовы. Малые тороиды, если что, с двигателем управятся. Пускай поработают – неплохая тренировка для них. Скажешь, что получили временное повышение в ранге.

Редвинг рассмеялся, и Клифф понял, что капитан даст согласие. Пусть это и означает, что придется выслать человека. Или двоих.

Редвинг уже сожалел, что диафанам когда-то дали имена. Это уподобляло их людям, а с людьми они не имели ничего общего. Да и с кошками.

– Хотите пролететь совсем рядом, чтобы эти двое нырнули в плазменное облако? А если мы их потеряем?

Тон его сделался жестче, он поджал губы, как сжимается актиния, если ее ткнуть палкой.

Бет поднялась и стала мерить шагами помещение.

– Они вызвались добровольцами. У нас шестеро других остаются – Малые, как их называют Дафна с Аполлоном.

– Мы в режиме максимального торможения. Пропорционально кубу скорости. Важен каждый километр в секунду.

Бет изогнула руку в сторону борта и вызвала изображение траектории корабля: длинной желтой дуги на стеноэкране. «Искательница солнц» была показана пульсирующей красной точкой на окраине системы Эксельсии. Двигатели переключены в реверсный режим, термоядерное пламя тормозит продвижение. Магнитная ловушка раскрыта шире обычного, словно расставленная в воздухе оранжевая трепетная сеть. Магнитные паруса, как и солнечные, приспособлены к смене галса. Если магнитный парус ориентирован под углом к солнечному ветру, заряженные частицы преимущественно отражаются к одному из бортов звездолета, а магнитный парус толкает в противоположную сторону.

– Аполлону и Дафне скучно! А шанс заглянуть в устройство гравитационно-волнового передатчика при пролете мимо у нас единственный.

Редвинга не отпускала тревога, но он признал, что Бет права.

Время утекало. Нужно было поспешать, переоснащая «Эксплорер» в грузовом модуле. Дафна стабилизировала реактор в экономичном режиме, а Аполлон выравнивал выхлопные линии магнитного сопла.

И другая работа предстояла им. В модуле анабиоза заканчивали оживлять еще одного члена команды, Чжай. Она сразу взялась за работу с аппаратурой связи. Чжай была невысокая, стремительная, резковатая, и перспектива невиданного приключения вселила в нее восторг. Пока Вивьен вводила ее в курс дела, а потом подключала к артилекту, Чжай улыбалась во весь рот.

Бет знала, что перед полетом на «Эксплорере» им с Клиффом нужно побыть наедине. Она вспоминала, как выводила его из десятилетий холодного сна, принимала в теплые объятия. Массировала ослабевшую плоть, натирала кожу аромалосьонами, развеивала панику, проступавшую на его лице, – пробуждение из анабиоза провоцирует хаотичные сны. Веки трепетали, лицо подрагивало в нервном тике, отражая подспудный страх. Затем глаза Клиффа сфокусировались, он прищурился, и Бет увидела в его взоре узнавание. Он медленно заулыбался.

За десять часов до старта они решили совместно сбросить напряжение. Миссия им, несомненно, выпадет опасная, но и Бет, и Клиффу не терпелось выбраться с корабля, поработать снаружи. В таком случае лучше предварительно расслабиться.

Они закончили работу в биозоне – среди лишайников и сочной зелени гидропонного болота. Жужжали насекомые, ползали муравьи, червецы и жуки, которых разводили ради космического белка. Покончив с этим делом, Бет и Клифф двинули прямо в сундлауг, зарезервированный для них на два следующих часа. Сундлауг – исландское слово для общественного бассейна с горячей водой, которым по какой-то причине стали обозначать сферические бассейны с нулевой гравитацией на множестве хабитатов Солнечной системы.

Они поспешили в зону невесомости «Искательницы». Давно уже стало понятно, что гидропоники и ферм недостаточно. Природу на звездолете не сымитируешь, как ни старайся, поэтому наилучшим приближением к ней оставался оргазм.

Сферический бассейн «Искательницы солнц» был не лишен дизайнерского изящества. Рядом с основным пузырем помещался стеноэкран, так что можно было через внешние камеры вести своеобразное ленивое дежурство: плавать в сдерживаемой поверхностным натяжением оболочке и наблюдать, как Вселенная движется мимо. Клифф бросился в десятиметровую сферу, взбудоражив скопища флуоресцентных микробов, которые янтарными сполохами отмечали пути скованных течений. Бет опередила его. Мерцающее тепло облекало ее так, как никогда не случается в воде при силе тяжести. Зависнув, она поймала Клиффа за ногу и чмокнула. Изобразила полоумную улыбку и, ударив по воде, вылетела на поверхность как раз вовремя, чтобы глотнуть воздуху. Порывисто отдышалась. Сфера содрогалась и выгибалась под их напором, отрывались капельки, летели поперек поля обзора к далекой бледной точке – Глории.

В океане ночи они занялись любовью, и волны перехлестывали через край бассейна. В последнее время, с тех пор как Клиффа разбудили, Бет открыла для себя неожиданную глубину отношений. Непредвиденный оттенок. Они сошлись: голова Клиффа меж бедер Бет, в невесомости легко дается любая поза; влага, соль, мускусный аромат. Пружинистая плоть, витки мускулов, алмазно-резкие звезды проплывают мимо. Ее язык затрепетал, вызывая к жизни новый род тепла. Тела выражали то, чего не выскажешь словами. По коже пробегали волны энергии, высвобожденные плавной грацией невесомой жидкости. Спутанность и смятение, одолевшие было Бет, каким-то образом положили начало судорожному рывку к желанной геометрии. Да, вот он, их общий центр.

Редвинг смотрел на мерцающий экран, где отображались данные свежего обзора орбит черных дыр и гравитационных волн.

– Это сечение одной из зон, – сказал Клифф, – для лучшего понимания плотности маршрутов.

Бет подалась вперед:

– Похоже, траектории распределены в пространстве так, что все дыры стремительно приближаются к центральной примерно в одно и то же время. Но не сферическая компоновка. Орбиты размещаются в двух перпендикулярных плоскостях. Возможно, не хотели чрезмерно всё усложнять? В любом случае гравиволновые всплески этим хорошо объясняются.

Редвинг подумал: Нервничаешь? Посчитай что-нибудь, отвлекись. Но промолчал.

– Я бы не хотел, чтобы вы в этот рой лезли.

Бет рассмеялась.

– Но мы и не станем. Я прошу выпустить нас с «Искательницы», чтобы мы пролетели по кромке плазменного облака, глянули, как там дела обстоят. На этом всё.

Редвинг кивнул.

– Это несложно сделать. Выдержав нужный крен, мы проскочим буквально по внешней границе целевой области. Я отклоню магнитный экран, и флиттер пролетит по дуге, цепляющей за край облака. Примерно двести тысяч километров от центра. Потом срежете угол и вылетите обратно к «Искательнице» без лишних затрат топлива.

Пока он говорил, артилекты чертили синими контурами в воздухе предложенный маршрут.

– Но держитесь подальше от этих масс.

– Мы пролетим между двумя плоскостями, в которых заключены чернодырные орбиты, – пообещал Клифф.

Бет встала и начала мерить шагами каюту.

– Это будет наш первый маневр на высоких скоростях. Надеюсь, флиттер выдержит.

– Обязан. Но да, мы его не проверяли на скорости порядка тысячи километров за секунду. И вот еще что: возможно, те, кто тут главные, даже не подозревают о нашем присутствии, – сказал Клифф.

Редвингу нравилось, как они с Бет балансируют друг дружку: Клифф неизменно смягчал тревожные предположения. На сей раз, однако, ему это не удалось.

Редвинг бросил на них резкий взгляд и произнес:

– Я должен рассекретить приказ, полученный много лет назад. Земля требует, чтобы мы заглушили передатчик.

Раздался сдавленный хохот. Редвинг присоединился.

– Пр-равильно! Щелкнуть переключателем роя планетарных масс величиной с мраморные шарики. Земля полагает, что глорианцы таким образом переговариваются с другими цивилизациями, находящимися примерно на уровне 2.5. С чужаками, которые тоже умеют строить такие передатчики. Электромагнитное излучение – не их уровень, а? Возможно, они слушают, как и мы, но поговорить мы не в состоянии.

Бет сказала:

– И что, те, кто не умеет переговариваться гравиволнами, с точки зрения глорианцев, варвары?

Это вызвало очередной приступ смешков и вздохов. Правда глаза колет.

– Подготовьтесь к отлету. Перед стартом все данные мне на проверку.

Они ушли.

4. Мыши среди слонов

Редвинг наблюдал, как флиттер удаляется от «Искательницы». На экране он постепенно умалился до точки. И всё это ради гонки за чудовищем, игравшим на струнах пространства-времени.

Редвинг вспомнил, что Христофору Колумбу случилось принять ламантинов за русалок; Колумб позднее приписал эту ошибку эстетическому вкусу.

Глядя, как уплывает в неизвестность пылинка, подсвеченная термоядерным сиянием, Редвинг припомнил и еще кое-что: объявление, которое Эрнест Шеклтон разместил при наборе участников одной из первых своих полярных экспедиций. У Редвинга этот текст был среди любимых. Он вывел его на дисплей.

ТРЕБУЮТСЯ МУЖЧИНЫ В ОПАСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. ЖАЛОВАНЬЕ НИЗКОЕ, ХОЛОД ЛЮТЫЙ, МНОГОМЕСЯЧНАЯ ДОРОГА В КРОМЕШНОЙ ТЬМЕ, ПОСТОЯННАЯ ОПАСНОСТЬ, БЛАГОПОЛУЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ МАЛОВЕРОЯТНО. В СЛУЧАЕ УСПЕХА – ЧЕСТЬ И ПРИЗНАНИЕ.

В то же самое время Эйнштейн разрабатывал принципы общей теории относительности. 1914-й.

Минули столетия.

Клифф и Бет трудились над сглаживанием профиля плазменной струи, добиваясь плавного полета. Термоядерник флиттера после многовековой неактивности вышел на проектный режим под умелым присмотром Аполлона и Дафны. Простая игрушка, протонно-борный реактор инвертированного поля, диафаны в несколько минут подрегулировали его выхлоп до оптимума. Вот и чернодырный массив излучателя. Люди взялись за руки, наблюдая за раздуванием изображения на экране. Впереди туманом клубились кумулятивные плазменные волны.

Голоса впереди, пришел в автопереводе сигнал от Дафны.

– Голоса? – пожал плечами Клифф. – В смысле волны?

Бет хмурилась.

– Они никогда еще не пользовались этим словом.

Сигналы. Много. Интенсивные. Непонятно.

– Вы имеете в виду когерентные сообщения?

Верно. Не можем понять.

– Но… разумны ли те, кто их посылает?

Вероятно.

Клифф наблюдал, как флиттер вонзается в плазменную тучу. На экранах отображалось возрастание плотности: они будто бы углублялись в исполинский мягкий сугроб. Правда, со скоростью тысячи километров в секунду.

Клифф покосился на Бет:

– Магнитный разум?.. Здесь?..

Она усмехнулась: идея пришлась ей по нраву.

– Глорианцы ведь как-то довели до ума этот гравиизлучатель. Возможно, эта работа аналогична той, какую проделали Аполлон с Дафной в нашем термоядернике. Просто в миллиард раз масштабнее.

Клифф размышлял. По экранам ползли завитки, порождаемые чем-то впереди – в недрах облака. Аполлон и Дафна бессильны были справиться с этой загадкой и переложили ее на людей.

Как же решить ее, не прерывая нырка в бездонную яму?