Гуманное прощание E-Book

Михаил Сегал

• Herausgeber: Freedom Letters
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Документы века
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 186

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Россия, конец XXI века. Люди живут размеренной жизнью, погружённые в вечерние телешоу и сериалы. Но самым захватывающим сериалом является «Гуманное прощание» — прямые эфиры введённой недавно смертной казни. Роман писателя и кинорежиссера Михаила Сегала создаёт картину недалёкого будущего, где главные герои пытаются переиграть безжалостную машину государства.

Leseprobe

№ 103

Михаил Сегал

Гуманное прощание

Freedom LettersНью-Йорк2024

Глава первая. Гуманное прощание

— Дождь в середине века никуда не торопит. Сидишь себе в каком-нибудь сорок восьмом или шестьдесят первом, как в утробе, ещё не родившись. Если дождь слабый, он прибивает пыль к дороге, если сильный — срывает листья с кустарника.

Умной эту мысль назвать было нельзя, это вообще была не мысль, а, скорее, наблюдение. Вася любил слушать разговоры на Гуманных Прощаниях. Чего только не выдаст мозг человека за несколько минут до смерти. В такие моменты люди говорили на отвлечённые темы: научные, бытовые, вспоминали то, что слышали в новостях, — лишь бы говорить, лишь бы не остаться один на один со смертью, уже положившей руку на плечо. Что может случиться с человеком, обсуждающим футбольный матч или саженцы для дачи? Как будто смерть боится футбола, а люди, которым поручено тебя казнить, передумают.

Уважение к каждой жизни у нас в приоритете. Поэтому, когда снова ввели смертную казнь, сделали это по-человечески, цивилизованно. Около года приговорённый ждал в камере, а потом ему предоставлялось Гуманное Прощание. Родственники или друзья подавали заявку, и в назначенный день его приводили в комнату для прощаний.

Здесь всё было как в обычной квартире: стол, стулья, мягкая мебель, телевизор. Всё было продуманно с использованием современных технологий и отечественным программным обеспечением: в «окно», то есть на экран, запускали вид, который приговорённый привык видеть дома. Семья могла попить чаю, вспомнить интересные моменты из жизни, обняться и проститься.

Напротив «окна» была выстроена стена оранжевого цвета, ведь именно оранжевый, как доказали учёные, создаёт позитивный настрой. Будь стена серая или зелёная, люди могли бы впасть в уныние.

За стеной находился зрительный зал. Там сидели представители общественности для того, чтобы… «контролировать процесс» сказать будет неправильно: они ведь не могли ни на что влиять, но… Всё-таки — немного контролировать: если какое-то нарушение, грубость со стороны персонала или сокращение времени прощания. В этом и смысл цивилизованного подхода — в гражданском контроле. Потому что «цивилизация» — от латинского civis, «гражданин». Это раньше, в Средние века или в двадцатом, когда процветали тоталитарные режимы, жизнь человека ничего не стоила. Но сейчас, когда двадцать первый перевалил за середину, закончилось Объединение Государства, отгремела (ещё до Васиного рождения) Двадцатилетняя война, — сейчас с этим всё строго.

Вася сидел в первом ряду и с интересом слушал разговор Приговорённого с семьёй. За столом сидели: Приговорённый, его жена, сын лет шестнадцати, дочь чуть старше и пожилые родители. Говорили уже час без остановки.

Приговорённый сказал:

— Сейчас, в середине века, всё особенное. Всё способствует релаксации. Даже дождь за окном. Как будто цивилизация зависла в точке покоя и можно просто жить. Нет в этом истерики начала или конца века, как истерики начала и конца жизни, когда нужно к чему-то стремиться или, наоборот, — подводить итоги… Кстати, знаете, что «цивилизация» — от латинского civis, «гражданин»?

— Да, — сказал отец Приговорённого.

Сквозь стену было хорошо видно каждого из говорящих. Казалось даже, что стена, как лупа, слегка увеличивает. Приговорённый ел принесённый женой суп, причмокивал. Мать показывала последние семейные фото.

— Это Верочка… На отчётном концерте… А это Зина с Пашей на юбилее…

Члены семьи ели медленно, а Приговорённый ел быстро и быстро смотрел фотографии.

— Как на даче? — спросил он. — Что посадили?

Отец ответил:

— Сейчас пошла молодая картошка, чеснок пошёл.

— То-то я чувствую, что картошка сладкая, не зимняя, — Приговорённый подмигнул, — очень вкусно!

Отец возразил:

— Это зимняя, наоборот, бывает сладкая, если подмёрзнет.

Приговорённый тоже возразил:

— Это — сладкая в плохом смысле, а я — в хорошем имею в виду. А ля батат.

Все замолчали, и сын Приговорённого сказал деду:

— Батат — это африканская сладкая картошка.

— Я знаю, — ответил тот.

Представление было в самом разгаре, Вася наклонился к Лене и прошептал:

— Вы спрашивали про абсурд в критической ситуации. Вот сейчас начинается.

Лена, затаив дыхание, смотрела сквозь стену. Вася добавил:

— Обычно сначала про еду бывает, а потом пойдёт такой полёт, что никакой писатель не придумает.

Там за стеной воздух словно затвердел. Жена сказала:

— Я кинзу не стала класть, мало ли.

А отец добавил:

— Я до сих пор путаюсь, мы её сажаем?

Вопрос был адресован матери, но она не смогла ничего произнести. Отец уточнил:

— Это такая большая петрушка?

— Да, — сказала жена, — визуально. Но вкус другой.

— Жили всю жизнь, не было никакой кинзы, — покачал головой отец.

И все покачали головой. Мать отмерла:

— Я помню, когда топинамбур первый раз посадили — тоже никто не знал, что это.

А жена подлила мужу супа и сказала:

— Кстати, там есть корень сельдерея.

Люди в зрительном зале переглянулись, потому что стало непонятно: какая связь между топинамбуром и корнем сельдерея? И почему «кстати»? Семья замерла. Говорить о супе больше не получалось. Никто не решался посмотреть на часы. Мать вдохнула глубоко и снова стала показывать фотографии:

— Это вот Люся прислала из Новой Зеландии. Это их младший внук.

Приговорённый с интересом поддержал тему:

— Офигеть. Новая Зеландия, а выглядит, как у нас на даче.

Мать водила пальцем по планшету.

— Вот это он ходит, вот… упал.

А сын стал развивать мысль Приговорённого:

— Это на узком участке кажется, что похоже на нашу природу. В Новой Зеландии всё разное.

— Интересно! — сказал Приговорённый. — На что похоже?

— На Кавказ, на Чехию, иногда на Крым.

Голос сына дрожал, Приговорённый потрепал его по плечу:

— Ну да, не пальмы же…

А отец взял мать за руку. Сказал:

— Да. Пальмы — в Африке.

Лена вцепилась в руку Васи.

— Почему они об этом говорят?

— Я же обещал: такое специально не придумаешь! Им нужно просто говорить что угодно. Мозг в такие моменты выдаёт феерические вещи.

В комнате для прощаний выглянуло солнце.

— Новая Зеландия — родина воинственного народа маори, — сказал сын.

Приговорённый повернулся к дочери:

— Ты чего суп не ешь? Мама приготовила!

— Я ем, — ответила дочь.

— Вкусно?

— Вкусно, — ответила дочь.

— А вот кто победит: омоновец или воин маори? — весело спросил Приговорённый.

Жена посмотрела на него:

— Саша…

Но он отвёл взгляд.

— Нет, я просто — в качестве шутки! Сравнивали в школе, помнишь, кто победит: боксёр или каратист, кит или слон? Просто шутка такая: кто победит: омоновец или воин маори? Они же оба страшные… Вань, найди дедушке маори в планшете… Вот, пап, смотри. Страшный?

— Страшный, — сказал отец.

— Да! Смотри, топор какой!

Сын добавил:

— У них металла не было.

Мать уткнулась губами в руку Приговорённого, пропела остатком голоса:

— Сашенька…

Приговорённый не выдержал и поцеловал мать.

— Мамочка…

Жена первый раз решилась посмотреть на часы и тут же закрыла себе рот ладонью.

Приговорённый оторвался от матери и спросил сына:

— Так что там у них было с металлом?

— У них каменный век был, когда европейцы приплыли. Железа не было.

Сидящим в зрительном зале тоже стало видно время: на прозрачной стене включились часы с обратным отсчётом. Семья замерла, как будто превращённая колдовством в камень. В тишине послышался гулкий свист — это Приговорённый водил пальцем по кромке бокала.

— Да, — сказал он, — настоящий хрусталь.

Жена попробовала остановить его руку, но тот не позволил. Вьюга продолжила кружить по комнате.

— Это таким методом хрусталь определяется? — спросил сын.

— Да, — прошептала жена, — если свистит, значит, хрусталь.

Приговорённый подошёл к «окну».

— А вот интересно: что такое — хрусталь? Это же — как бы стекло? Почему он — хрусталь?

У Лены пошла носом кровь. Вася протянул ей салфетку.

— Это стекло с особым составом, — сказал отец, — там должна быть хотя бы четверть окиси свинца.

Одной рукой Лена держала у носа салфетку, другой закрыла себе рот.

Приговорённый продолжил:

— Понятно: это примерно как булат! По сути — сталь, но почему-то называется «булат»!

Отец посмотрел на часы.

— Булат — это тоже тип стали.

— Да, — заторопился Приговорённый, — но говорят же: «булат», значит, он чем-то отличается?

— Методом закалки, — сказал отец, — раньше не было современных технологий, нужно было раскалить металл, выковать, а потом его давали в руки всаднику, и он должен был очень быстро скакать. Металл охлаждался, и такая сталь называлась булат.

К обсуждению подключился сын Приговорённого:

— А почему в воду нельзя было положить, чтобы охладился?

— Потому что тогда сталь слишком быстро остывала, и получался неправильный мартенсит, — сказал дед.

— А что такое мартенсит?

— Молекулярная структура металла.

Со стороны зрительного зала к двери уже подошли официальные лица и те, кто должен был приводить приговор в исполнение: двое в униформе и двое в белых халатах.

Жена обняла Приговорённого.

— Сашенька, — сказала она.

— Машенька, — ответил он и обнял жену.

Мать разложила торт на блюдцах, и тут же в комнату вошли работники тюрьмы. Главный в штатском сказал:

— Время закончилось. Я прошу семью выйти в зал за стеной.

Никто никуда не пошёл. Жена сказала:

— Скажите, пожалуйста, а можно мы чай выпьем с тортом, это же просто несколько минут?

Главный в штатском подумал и сказал:

— Можно.

Но их уже не оставили одних, пришедшие остались стоять у стола. Семья молчала. Торт не ели, чай не пили. Оно и понятно: напряжённый момент.

Тогда главный в штатском сказал Приговорённому.

— Теперь всё. Вставайте.

— Да, — сказал тот и не двинулся с места.

Жена и мать стали гладить его ладони.

— Вставайте, — повторил главный.

Мать обвила шею Приговорённого, намертво замкнула руки. Люди в форме стали её оттаскивать: сначала деликатно, потом неделикатно. Мать скулила, а жена сначала говорила: «Пожалуйста, я вас очень прошу», а потом уже никаких слов стало не разобрать. Она тоже стала скулить и выть. Приговорённого подняли, посадили на другой стул. Женщины кинулись в ноги главному, и один раз среди воя вдруг разборчиво прозвучало: «Может быть, можно что-то сделать?» Остальные члены семьи понимали, что ничего сделать нельзя, и сидели, глядя перед собой. Люди в форме увели всех, а ползающих по полу женщин унесли за руки и за ноги. Приговорённому закрыли лицо маской с чем-то усыпляющим, он обмяк, человек в белом халате сделал инъекцию. Немного подождали. Потом этот же, в халате, проверил Приговорённому пульс, а главный в штатском сказал:

— Согласно закону Российской Федерации № 273884, принятому на основании распоряжения № 7583 об отмене моратория на смертную казнь, в рамках осуществления реализации приведения в исполнение приговора о смертной казни на территории исправительного учреждения повышенной комфортности № 85, приговор № 415 приведён в исполнение с процедурой Гуманного Прощания в камере повышенной комфортности № 1.

Солнце и город в «окне» погасли, прозрачная стена превратилась в глухую, зрители стали расходиться. В коридоре и позже на парковке все поглядывали на Васю, пара человек попросили с ним сфотографироваться. Красивая журналистка обогнала, улыбнулась:

— Василий Иванович, мы к вам придём в следующую субботу. Ваш же через неделю?

— Да, — ответил Вася и быстро увёл Лену.

Глава вторая. Звезда

— А бывают сериалы не про маньяков? — спросил Вася.

Все засмеялись, потому что Вася хорошо пошутил. Если подумать, то действительно: что ни сериал — маньяк и следователь.

— Ладно на нас так наезжать! — сказал режиссёр. — Мы стараемся каждую историю делать интересной. А маньяк и следователь — это только архетипическая оболочка, вроде сказочных героев.

— Я столько умных слов не знаю, — сказал Вася, и опять все засмеялись. Опять получилось, что он всех перешутил.

Год назад в Васиной жизни произошли изменения. Он был молодым — даже не следователем, а практикантом. И на первом же деле в далёком Ярске буквально за день обнаружил маньяка, которого не могли найти годами, из-за которого чуть не казнили несколько невиновных людей. Дело было громкое, об этих убийствах постоянно говорили в прессе. Ярск, известный до этого торговлей с Китаем, художественной гимнастикой и самым широким разливом Златококши, стал ассоциироваться с чем-то чёрным, страшным, ездить туда боялись. И чемпионаты по гимнастике отменили.

Вася приехал, походил, посмотрел — и указал на маньяка. Это сразу стало всероссийской новостью, а Вася — звездой. Его показали по одному каналу, по другому, начали брать интервью. Хотели даже про него сериал снять, но потом как звезду и в целом парня неглупого стали приглашать на сериалы в качестве консультанта. Чтобы он сценаристам и режиссёрам рассказывал, как всё бывает в реальности, какая психология у маньяка, — чтобы в целом правдиво получалось. Помимо того, всем просто лестно было иметь в съёмочной группе человека, которого узнавали на улицах и приглашали на интервью. На основной работе Васе разрешили отсутствовать, так как рассудили, что он создаёт положительный образ работника полиции.

Сегодня была очередная съёмка. Дождь лил мелкий, противный, но после обеда всё равно решили продолжить. Режиссёр сказал, что для сериала про маньяков так даже красивее будет.

— А бывают сериалы не про маньяков? — спросил Вася.

Все засмеялись, работа возобновилась.

Вася сидел в палатке, защищавшей группу от дождя, потягивал чай и смотрел в монитор. Там история разворачивалась нешуточная: около трупа женщины, найденного у железной дороги, работали эксперты, какой-то мужчина рыдал, пытался прорваться сквозь оцепление с овчарками, подъехала машина, откуда вышли матёрый капитан и девушка-следователь. Они подошли к трупу, молодой лейтенант сказал:

— Товарищ капитан, ещё один труп.

— Вижу, не слепой. — Капитан приподнял край чёрного пакета. — Когда это случилось?

В разговор вступил интеллигентный эксперт:

— Сложно сказать. У неё в сумочке был чек из магазина от шестого числа.

— Значит, — прищурился капитан, — труп пролежал здесь не более трёх суток!

— А не менее? — спросил лейтенант.

— Вот вопрос! — сказала девушка-следователь.

Продюсер сериала обернулся к Васе и извинился:

— Тут диалоги не на высоте. Мы потом улучшим.

Лейтенант уже провожал приехавших обратно к машине.

— Товарищ капитан… Какие мотивы могли быть у маньяка?

Капитан щурился сильнее, думал тщательнее.

— Какие тут могут быть мотивы? Он маньяк, этого достаточно… Пробейте по базе…

После съёмок поехали в офис: думать, что улучшить, и в целом обсохнуть. Вася стоял у окна, смотрел, как напротив, на крыше старого рынка, морды чугунных львов стали под дождём гладкими и, как бутылочное стекло, почти прозрачными. Продюсер попросил дать замечания, Вася оторвался от львов:

— Во-первых, не нужно сто следователей и собак, никто в таком составе на место преступления не приезжает.

— Зрители не разбираются, а для кадра это эффектнее, — стал объяснять режиссёр.

Продюсер, извиняясь за него, улыбнулся:

— А что скажете про диалоги? Так говорят на месте преступления?

— Ну это вам решать, это ведь ваш сюжет.

— Василий Иванович, — красивым низким голосом заговорил сценарист, — а вот меня мотивация маньяка интересует. Я, в принципе, могу подправить к следующей серии.

— Ну у вас там отлично сказано: «Он маньяк — какая ещё нужна мотивация?»

Но сценарист хотел копнуть глубже.

— Мне кажется, что главное здесь — нелюбовь. Человек никого не любит и поэтому убивает. Ему нужно получить те эмоции, которые нормальному человеку даёт любовь.

Вася кивнул:

— Классная идея!

Сценарист воодушевился:

— Такой круговорот нелюбви в природе! Каждый недополучает любовь, родители не любят детей, люди людей, и в какой-то момент это перерастает в убийства.

Вася снова кивнул:

— Офигенно!

К разговору подключились режиссёр и продюсер:

— Хотелось бы понимать, как типичнее? По вашему опыту?

— Да, Василий Иванович, вы же не понаслышке о маньяках знаете.

— Я долго размышлял над природой насилия, — сказал сценарист, — написал этот сериал ещё лет пять назад, когда опять смертную казнь ввели.

Он сидел с открытой посередине тетрадью, водил по чистым листам карандашом. «Девушка-следователь» удобно устроилась на диване, накрыла ноги курткой и восхищённо смотрела на него.

— Просто по логике, — продолжил сценарист, — факт смертной казни должен сдерживать. Убийств должно было меньше стать. А их стало больше. Что с мотивацией у убийц?.. Недостаток любви…

Режиссёр поддержал его:

— Да, не хочется штампов! Он маньяк, но он же не двадцать четыре часа в сутки маньяк. Он же не живёт на какой-нибудь Джекопотрошительной, 13, со страшным лицом каждую секунду!

— Значит, они это делают без всякой мотивации? — спросила «девушка-следователь».

— Это Ира, актриса, — сказал Васе продюсер, — Вы её на площадке видели.

— Девушка-следователь, — представилась Ира.

Актёр, игравший матёрого капитана, сказал:

— Извините. Я просто тут давно сижу. А мне обязательно ту фразу говорить?

Его не поняли.

— Какую?

— «Пробейте по базе». Мы же договаривались обсудить. Я не могу произносить такое клише. У меня в каждом сериале раза три есть фраза «Пробейте по базе».

Сценарист устало посмотрел на продюсера:

— Можно этот вопрос потом решить?

Актёр обиделся и вышел. Внизу замигала приехавшая за Васей полицейская машина. Продюсер сказал:

— Василий Иванович, простите ради бога, мы тут сами всё закончим! Вам же на реальные дела нужно!

Вася попрощался и поехал на следующую площадку — к другой съёмочной группе. Там его тоже любили, ждали и с особенным трепетом встречали, когда он приезжал на «полицейской». Это работало безотказно: всем казалось, что он только что «с дела», что ловит очередного маньяка. Поэтому вопросов задавали мало, кормили, а раз в месяц платили зарплату.

Съёмки уже начались, он зашёл в палатку и уселся на подготовленный для него стул. Снимали захватывающую сцену: около леса обнаружили труп женщины. Молодой лейтенант встретил приехавших капитана и женщину-следователя:

— Товарищ капитан, ещё один труп.

Обступили тело. Подошёл эксперт.

— В сумке найдены помада, телефон и… листок с нотами.

— С нотами? — спросил лейтенант.

— С нотами? — повторила женщина-следователь и взяла в руки листок. — Названия нет, оторвано.

Капитан вгляделся в ноты и что-то напел, пошевелил губами.

— Филипп Гласс, — сказал он, — «La Belle et la Bête».

Затем пояснил:

— Опера «Красавица и чудовище».

Женщина-следователь посмотрела на него с восхищением.

— Пробили по базе? — спросил капитан.

— Так точно, — ответил лейтенант, — пробили! Она играла в оркестре.

Луна озарила лицо капитана, он прошептал:

— И зачем-то вырвала ноты…

— Вот вопрос! — прошептала женщина-следователь.

Эта группа Васе нравилась больше. Общаться было легче, кормили вкуснее. Он охотно поехал на съёмки следующей сцены в концертный зал. Там снимали про то, как женщину убили, то есть предыдущие события. Оказалось, убийца — дирижёр. Женщина играла на виолончели, тут он к ней подкрался и со словами «Сейчас я сыграю своё последнее адажио» задушил. Сопротивляясь, она схватилась за ноты и вырвала листок — как раз без названия. Васе стали задавать вопросы: всё ли правдиво.

— Не пережали? Не искусственно?

— Да нет, очень здорово! Про адажио — класс.

И вдруг заговорила женщина, которую Вася раньше не видел. Невысокая, с умными глазами.

— Есть проблема, это я виновата… Как ему теперь труп тащить за город?

Их познакомили. Это была Лена, сценарист сериала.

— Мы же только сняли, что её нашли в овраге, — сказала она.

Васе захотелось защитить Лену, и он предположил, что дирижёр пригласил виолончелистку на прогулку и там придушил. Но эта идея не понравилась режиссёру. Он замахал руками:

— Я не хочу ничего переснимать! Мне сразу виделось, что он её душит в симфонической обстановке! Это — круто! Это — сцена из хорошего европейского кино! А душить в лесу — это с художественной точки зрения вот такой уровень, — он наклонился и показал ладонь рядом с полом.

Вася предложил транспортировать тело в чехле от контрабаса. Это всех устроило, и Лена с благодарностью посмотрела на Васю. Получилось, что он ей немного помог.

После съёмок поехали в бар, там общались и даже танцевали. Вася сел спиной ко входу, но это его не уберегло: люди подходили, жали руки, фотографировались. «Виолончелистка» подсела с бокалом вина.

— С вами так интересно!

Вася не расслышал, и тогда она повторила ему на ухо, коснувшись губами:

— С вами интересно!

— Скажите, — поинтересовался незнакомый мужчина, — а скоро вашего маньяка будут казнить? Вроде бы год прошёл?

— Скоро, — сказал Вася.

— А можно с вами сфотографироваться?

С каждым подходившим человеком виолончелистка всё нежнее смотрела на Васю. Снова шепнула на ухо:

— Наверное, вам с нами не очень интересно! У нас всё понарошку, а вы внутри настоящей деятельности!

Подходили и подходили: «Извините, а вы Василий?» «Спасибо вам!» «Спасибо, что сохранили кучу жизней!» Потом все смотрели какой-то второй тайм и кричали, и Вася зачем-то кричал, хотя не болел ни за кого. Потом режиссёр звал всех к себе домой играть во что-то, а виолончелистка пыталась договориться о личной встрече, чтобы Вася рассказал о психологии жертвы, что крайне важно для роли. Вечер никак не мог закончиться и замер в абсолютной неподвижности. На одной чаше лежало «нечего делать», а на другой — «нечего делать». И каждое «нечего делать» весило одинаково, словно отлитое на фабрике мер и весов.

И тут кто-то сказал, что на вечеринке будет Лена. Вопрос решился сам собой! Прыгнули в такси, поехали. Москва, как беговая дорожка, помчалась навстречу, до квартиры режиссёра добрались быстро. Там, прокравшись сквозь груду чужой обуви, Вася упал на диван рядом с аквариумом и стал ждать.

Лена пришла такая же, какой он её недавно видел, неизменившаяся. И дело не в том, что она должна была как-то особенно измениться, просто… она вообще не изменилась. Как будто ни на съёмочной площадке, ни здесь она не принадлежала ни тому, ни этому пространству, они огибали её и улетали дальше в свой космос. А она просто была: с этим ретрокаре, с ходящими лопатками под водолазкой, со своей улыбкой, серьёзностью, глазами, левой рукой, правой рукой, каждым вдохом и выдохом.

Вася не хотел ни во что играть, но Лена потянула его за руку.

— Это прикольно, развивает наблюдательность!

В первой игре человек отворачивался, ему называли имя кого-то из присутствующих, и нужно был вспомнить, во что тот сегодня одет — до мельчайших деталей. У режиссёра получалось лучше всего. Ему загадали виолончелистку, и он сразу выдал:

— Синяя кофта, бусы… Джинсы голубые! Бордовая помада!

Все захлопали и загадали какого-то Андрея.

— Голубая рубашка, пиджак, очки в металлической оправе, тёмные штаны, светлые носки.

Васю заставили играть, и у него ничего не вышло, он не угадал.

— Я говорил: у меня не получится!

Потом были игры, которые развивают логику, интуицию и даже страх — нужно было из какой-то пирамидки вытаскивать нижние элементы и ставить наверх, чтобы она не развалилась. Это режиссёр пошутил, когда Вася спросил, что развивает эта игра. Сделал серьёзное лицо и сказал: «Страх». Все засмеялись. Вообще, он был парень остроумный, шутил даже лучше Васи. А Вася и тут проиграл: деревянные дощечки разлетелись во все стороны, загремели по паркету.

Оказались на балконе с Леной.

— Вы не такой, как по телевизору, — сказала она, — не похожи на Шерлока Холмса. Я думала, у вас суперспособности: интуиция, наблюдательность.

— А я всем проиграл! — улыбнулся Вася.

— Думаю, не в этом дело.

— А в чём?

— Просто всё, что здесь происходит, не имеет значения.

Утром Вася шёл по переулкам, и Москва уже не катилась навстречу, а твёрдо лежала под ногами, согревала тёплым асфальтом. Он заглянул к своим «центральным» друзьям, Пете и Оле. Ему обрадовались, стали кормить яичницей. Было хорошо. Глядя на них, Вася всегда думал, что нет ничего в мире лучше, чем брак и совместная жизнь.

Петя, как обычно, начал обзывать Васю богемой.

— Ну что, богема, ешь, приходи в себя.

Яичница была вкусной, непонятно, что Оля туда добавляла.

— Я часик посплю и пойду.

— Да спи сколько хочешь!

— Не, у меня интервью скоро. Просто так получилось — вечеринка закончилась прямо рядом с вами.

Оля поставила перед ним кофе.

— Имеешь право, ты же звезда.

Он ел, а они смотрели на него, как зрители в театре, как болельщики на матче. Как лучшие друзья. Как его брат и сестра. Как небо и трава, которые просто есть от рождения до смерти. Петя изобразил строгость:

— Обидно другое: что без такой вот оказии ты уже сто лет не заходил.

— Ну прекрати! — сказала Оля — Не наезжай на Васю! Он теперь — общественное достояние.

Помимо этого, они успевали говорить друг с другом. Оля задумчиво наклонила голову:

— Мне сделать дулю или хвостик?

Петя погладил её.

— Хвостик.

Как будто они не только приютили его этим утром, но и впустили в своё утро. Стало стыдно, что давно им не звонил.

— Вы ведь тоже не заходите! Почему претензии ко мне?

— Логично! — засмеялся Петя.

— Вот и приходите в любой момент.

— Ну мало ли, вдруг ты там не один.

Вася отрицательно замотал головой. А Оля сказала:

— Я вижу, он в кого-то влюблён — как-то так тонко, под тридцать градусов, а нам почему-то не говорит.

Они попытались добиться от него — «кто принцесса?», но Вася только отшучивался. Тогда Петя стал спрашивать, какие у богемы нравы, выяснять пикантные подробности. Оля перестала скромничать и тоже включилась в допрос.

— А правда, что у них там…

— А правда, что они… Ну, это…

— Ну… Говорят же, что там…

Вася уверял их, что они просто телека насмотрелись. Что ничего «такого» там нет. Петя был разочарован.

— Значит, всё врут про оргии.

— Врут, — подтвердил Вася.

— Блин, скучно жить, — сказала Оля, — а мы-то думали… Думали, раз ты под утро с богемной вечеринки… Вы там…

И Петя добавил.

— Что у вас там был какой-нибудь… секс.

— Да нет, — уже засыпая, сказал Вася, — наоборот, все очень доброжелательно друг к другу относились.

Замерли на секунду и захохотали.

— Смешно получилось, — промурлыкала Оля, и они обнялись втроём.

Глава третья. Казнь

Вася рассказал Лене про другой сериал, где тоже работает консультантом. Лена долго смеялась, узнав, что и сюжет, и реплики там как две капли воды похожи на то, что написала она.

— И что, у них следователь из Москвы тоже едет в маленький город расследовать суперубийство?

— Именно.

— Черт, мне даже стыдно… Ведь сценаристы — это всё разные люди. Но… Если все люди разные, почему тогда сериалы такие одинаковые?

— Да нет, — сказал Вася, — все люди одинаковые.

Лена помолчала и сказала:

— Я хотела возразить, а потом вдумалась. Наверное, вы правы. Не то чтобы совсем правы, но я понимаю, о чём вы.

На следующий день они случайно оказались около этой стены. Договорились встретиться, гуляли по лесу, а потом увидели её. Конечно, это был какой-то дом, но такой длинный и без окон, что казалось, что это стена. И непонятно, зачем здесь было кафе: ни дороги рядом, ни улиц. Не для тех же, кто выходит из леса. Потрёпанная ветром полосатая маркиза нависала над несколькими столами, Вася и Лена пили кофе тут уже около часа.

— Дело в том, что я мало знаю жизнь, — сказала Лена, — ну то есть я знаю свою жизнь, а всю остальную — из книг, из телевизора. И другие сценаристы так же… А вы меня возьмёте как-нибудь?

— Куда? — спросил Вася.

— Ну… Как сказать… На дело.

Вася улыбнулся.

— «Взять на дело» — это у вас как «пробить по базе»?

Лена тоже улыбнулась.