Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Ану похитили, ее пытали… И в ней проснулась Тьма — жестокая сила, внушающая страх всему королевству. С ней Ана сможет отомстить мучителям за все страдания. Если выживет. Инквизиция сделала ее своей мишенью, а собственный разум вот-вот предаст. В самый тяжелый момент ей протягивает руку помощи таинственный граф, обещая обучить ее, помочь добиться справедливости и подарить спокойную жизнь. Но какой ценой Ане обойдутся его обещания?
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 503
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
© Алёна Мандельбаум, текст, 2024
© hekkil, иллюстрации, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
В начале была Тьма, и Тьма была Ничто.
И была Она одна, и ничто чрез Нее не на́чало быть. И родился Свет, и все чрез Него на́чало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет людей.
И не была больше Тьма во тьме, была Тьма со Светом.
И узрели люди Свет, и возлюбили Его. И узрел Свет людей, и возлюбил их. И хотела Тьма, чтобы Свет узрел Ее, и возлюбил только Ее. Свет есмь любовь, любовь есмь Свет.
Слышала Тьма мысли людей, и были они мерзки.
И повели Тьма и Свет спор о том, благи ли люди. И был неразрешим он. И снизошел Свет к людям, как человек. И последовала Тьма за Ним. Она сказала: поверил Ты в тень. Позволил Ты людям видеть, но сам ослеп. Я буду ждать. И отказалась Она от памяти, чтобы забыть ненависть.
И пообещал Свет найти Тьму и поведать об их споре, если будет права Она. И сказал Он: да останутся Они навсегда среди людей, если прав Он.
Ана бежала сломя голову. Она не чувствовала ни пронизывающего холодного ветра, бьющего ей в лицо, ни камней, впивающихся в ноги, ни кровоточащих ран на спине, груди, бедрах.
Она стремилась убраться оттуда подальше. От места, которое звала домом, от людей, которых считала семьей. Ана сворачивала в неосвещенные закоулки, стараясь скрыться от любопытных глаз. Пропойцы ничего не соображали и не замечали, а случайные прохожие, с кем она все же сталкивалась, сразу забывали увиденное.
Ана проскользнула в дыру в заборе и нырнула в единственное незаколоченное окно, находящееся вровень с землей. Рухнув на что-то мягкое, она осмотрелась. Внутри не было ничего, кроме ветхой мешковины, на которую приземлилась Ана, да гниющих листьев, занесенных ветром.
Ноги сами принесли ее в знакомый дом. В этом месте век назад произошел разлив Тьмы, поэтому местные считали его проклятым. Небольшое городское поместье так и не было достроено, дом пустовал и постепенно разваливался. Разливы происходили нередко, но не такой силы и не с таким числом жертв.
В тот день здесь еще была рыночная площадь. В праздник Великого Нисхождения ярко светило солнце, и народ вывалил на улицы. В разгар веселья мужик внезапно метнул в другого камень. Вспыхнув гневом и яростью, они сцепились в бесчеловечно жестокой схватке, кусаясь и отрывая друг от друга куски плоти. Один за другим, без всякой видимой причины, к ним присоединялись люди вокруг. Рыночная площадь погрузилась в хаос безумия, который не могла остановить ни стража, поддавшаяся помешательству, ни подоспевшие инквизиторы. Виновником был проклятый, чья Тьма вырвалась наружу, но в кровожадной толпе, где каждый имел на себе ее след, его было не найти.
Погибло несколько святых, прежде чем приняли решение уничтожить всех. Инквизиция никого не оставила в живых. Город, да и вся страна долго оправлялись от удара: вера в силу Света, а значит и в силу Церкви, подорвалась. Простые люди в ужасе отказывались выходить из дома. Ходили слухи, что проклятый, наславший безумие, жив, а некоторые утверждали, что никакого проклятого и не было, что сама земля разверзлась, выпустив Тьму.
На этом самом месте отважный барон затеял строительство дома, надеясь обрести богатство на брошенной земле. Но судьба уготовила ему печальную участь: на охоте он упал с лошади, разум его помутился, и в конечном итоге он лишился всего. Жители же города верили, что несчастье барона – не случайность, а проклятое место принесло беду.
Ана посильнее укуталась в мешковину и усмехнулась злой иронии своего положения: может, земля здесь и правда притягивала Тьму? Жесткая ткань царапала и липла к коже. Ана прикоснулась к ранам на бедрах, они болели не так сильно, как должны были. Ощутила под пальцами влажную, загустевающую кровь, и внутри все сжалось.
На нее нахлынули воспоминания, грудную клетку сдавило тисками, мерзкая щекотка разлилась по телу, подобралась к горлу, дыхание сбилось. Ане захотелось кричать, рыдать, биться в истерике. Но ни одна эмоция так и не покинула ее тело. Ей казалось, что сейчас по ее венам течет ненависть, и стоит открыть рот, проронить слезинку, как все выйдет из-под контроля.
Кажется, только недавно она радостно готовилась к предстоящему балу: накручивала локоны на свои черные неподатливые волосы, примеряла платье, на которое копила целый год. В академии ежегодно проводилась церемония совершеннолетия – все ученики и ученицы, которым исполнилось девятнадцать, теперь имели право участвовать в светских мероприятиях. Именно с этого возраста позволялось искать себе пару. Из-за своего происхождения Ана и не надеялась, что будет интересна хоть кому-то из мужчин, но бал означал еще и окончание обучения в академии. Она его очень ждала. Наконец-то она станет свободной.
На мгновение подвал вспыхнул ярким светом. Его было достаточно, чтобы понять: за ней пришли. Ана вжалась в угол и напряглась. Она не собиралась сражаться, это бесполезно. Она – одна из проклятых, ее казнят. Но сила внутри требовала высвобождения. Если инквизиторы не слишком талантливы, она попробует отбиться. «Они ни в чем не виноваты, они защищают город, тебе конец в любом случае», – уговаривала себя Ана, не зная, как долго сможет сдерживаться, пока не сойдет с ума.
Неизвестный стоял у двери и не спешил действовать. Ана задрожала, то ли от ужаса, то ли от нетерпения.
– Ты не потеряла контроль над Тьмой, – тихо, будто бы для себя, произнес он.
Этот человек мог быть и не инквизитором. Что он хотел? Он пришел, чтобы вернуть ее? Ана задыхалась в неизвестности. Она вновь почувствовала на себе руки первосвященника. Она не знала, как мягкое прикосновение может вызывать столь всепоглощающий ужас, будто ее обливали кипятком. Перед глазами мелькали картины, как он раздевал ее на сцене перед залом, полным людей в масках, как называл цену за то, что с ней могут сделать. Ана попыталась подняться, но ноги не слушались.
Мужчина сделал шаг и немного наклонился, вытянув руку вперед, как подходят к диким животным.
– Не бойся, я не причиню тебе вреда. – Он подошел ближе.
Ана всхлипнула. Вся ее внутренняя сила, только что грозившая вырваться, вдруг спряталась. Ана была жалкой и беспомощной перед владельцами Света. Они могут делать с ней все, что захотят. Уже сделали…
Рядом с мужчиной вспыхнул огонек, не больше того, что исходит от спички.
– Не подходи. Убью, – с трудом прошипела Ана.
На самом деле она не смогла бы пошевелить и пальцем, но вошедший должен знать, на что способна проклятая в ужасе.
Ана не сопротивляется, когда ее раздевают. Обнаженное тело чувствует касания грубых рук, холодный воздух, жесткий пол. Она чувствует все, но ничего не понимает. Черта между реальностью и мучительным кошмаром размыта. Из зала поднимается человек, заплативший за нее. Он идет к ней на сцену под одобрительные свисты и крики зала. Он подходит ближе и с самодовольной ухмылкой хватает ее за грудь. От неожиданности, смешанной с отвращением, Ана толкает его. Мужчина отступает, а лицо его искажает ярость.
– Я заплатил за тебя, тварь! – Он берет хлыст.
Удар.
Можно подумать, что к боли со временем привыкаешь.
Удар.
Это не так.
Удар.
Она падает на колени.
Удар.
Кричит.
Удар.
Он улыбается. Он доволен. Наклоняется к ней, поднимает одной рукой лицо за подбородок, а другой – впивается в раны на ее спине. Хватает за волосы и резко прижимает лицо к своему паху. Ее тошнит.
– Сука.
Ана не понимает, что происходит. И уж тем более она не ожидает, что отказ первосвященнику закончится вот так, что ее обратят комком боли, отчаяния и… презрения. Мир замедляется. Человек, вновь замахивающийся на нее, становится маленьким и незначительным.
«Я сдалась?.. Подчинилась им?..» Ана поднимается на ноги. Сейчас она способна на все.
Бежать.
Человек, чьи штаны в ее рвоте, идет к столику, на котором лежат инструменты для пыток, берет нож и перерезает себе горло.
В зале совсем тихо. Кроме Аны никто не вышел.
– Девочка! Дитя мое! Очнись!
Ана услышала немолодой голос и почувствовала брызги на лице. Она открыла глаза, еще не соображая, что происходит, и попыталась пошевелиться. Тело отозвалось резкой болью. Над ней нависла старушка со стаканом воды в руке.
– Вы… кто? – только и спросила Ана.
Последним она помнила подвал, незнакомца и протянутую руку.
– Ой, божечки мои! Заговорила! Пей, пей, птенчик! – Старушка поднесла стакан к ее губам и наклонила, чтобы Ана могла сделать глоток. – Три дня спала! Я думала, уж и не проснешься. Мастер вон мертвеца притащил в дом, а мне и выхаживай, будто других забот мало. Но все равно приходила, тормошила тебя. Посмотри, бледная какая, чай с голоду помрешь, не успев в себя прийти! – Закончив причитать, старушка поставила стакан на тумбу рядом с кроватью и резво выскочила из комнаты, оставив Ану без объяснений.
Ана приподнялась, сморщившись от боли в спине, и осмотрелась. В комнате царила полутьма, тяжелые портьеры были не до конца задернуты, и через них пробивалось солнце. В затхлом воздухе играла пыль. Здесь давно не проветривали, да и не убирали. Ана провела рукой по прикроватной тумбе, на пальцах осталась серая грязь.
Она посмотрела на свою запачканную руку. «У меня есть Тьма, да?» Почему-то казалось, что сила должна исходить именно из рук. Ана не чувствовала ничего необычного. «Тьма…» – смаковала она, примеряла к себе.
Тяжело вздохнула.
Ана не знала, как к себе относиться, но в одном сомнений не было – она стала чудовищем. Хотелось сбежать от тревожных мыслей, снова забыться во сне. Она закрыла глаза в надежде, что все вокруг исчезнет. И мир, и она, и те, кто с ней это сотворил.
Дверь отворилась, и вошла старушка, осторожно неся поднос с наставленными на него тарелками.
– Вот, покушать принесла, птенчик мой. Осталось всякого понемногу на кухне, вот и собрала. Хлебушек там, бульончик, рыбка. Кушай, кушай.
Она поставила поднос Ане на колени и села рядом. По комнате разлились ароматы еды, а потом в нос ударила терпкость чеснока и перебила все остальное.
Ничего не исчезло.
Ана печально посмотрела на поднос и перевела взгляд на свою благодетельницу: старушка была сухонькая, вся в морщинах, седые волосы собраны в пучок, белый передник был весь в масляных пятнах, а на лице играла озорная улыбка.
– Что смотришь своими глазищами! Ешь, говорю! – старушка аккуратно подвинула поднос чуть ближе. – Глазища какие, совсем бесцветные. Люди не пугаются? За слепую не принимают? Ну, я-то вижу, что со зрением у тебя все в порядке, вон как вылупилась. Я – Хельга, самый важный человек в доме! – Она гордо приосанилась, а потом охнула и схватилась за спину. – Радикулит, проклятый! Ты зови меня бабусей, все так зовут…
Ана не спеша хлебала бульон, слушая болтовню Хельги. Каждый глоток давался с трудом, тело ломило, горло жгло, однако она запихивала в себя ложку за ложкой, не желая отвергать доброту суетной женщины.
– Где я? – слабо улыбнувшись, спросила Ана.
– Как где, деточка? У мастера. Принес тебя, положил в самую дальнюю комнату и запретил слугам заходить. Опасно, сказал. Сам каждый день здесь бывал, вона смотри, сколько перевязок сделал!
Ана оттянула ворот ночной рубашки и увидела, что торс и бедра замотаны бинтами. По коже побежали колючие мурашки, когда она представила, что мог сделать мужчина с ее бессознательным телом. Живот скрутило, на лбу выступил пот. Но вслух Ана только едва слышно буркнула: «Мог бы и пыль протереть тогда».
– А я что, слуга что ли, давно уже нет. Вот и заглянула, как увидела, что мастер о тебе так печется. Раз он, значит и я. Кто лучше бабуси за больным присмотрит! Да без меня здесь все бы уже к праотцам отправились! Мне вот сто лет уже, а я живу и здравствую, значит и остальные у меня такие же будут! Ты кушай, рыбку я чесноком сдобрила, от всех болезней помогает.
Послышался звук шагов, и в дверном проеме показалась мужская фигура.
– Хельга!
Старушка подскочила от неожиданности.
– Ой, мастер, за что же вы так со старой женщиной, – запричитала она, – я тут вашего подобрыша кормлю, а вы меня в могилу свести вздумали!
Старушка попыталась ретироваться, но путь был прегражден.
– Хельга. Я запретил сюда входить, – негромко, но твердо произнес мужчина.
– Простите за непослушание. – Старушка смиренно поклонилась, но в глазах искрило озорство.
Мужчина отошел и выпустил ее из комнаты, Хельга засеменила вон.
Ана узнала его. Это он был в ее туманных воспоминаниях. Мгновение назад она еще сомневалась, но вот в комнату вошло подтверждение того, что и подвал, и таинственный спаситель вправду существовали. Только что она представляла, что этот человек мог с ней сделать, пока менял повязки, но, увидев его перед собой, она не испытала ни благодарности, ни тревоги. Мужчина подошел ближе и сел на кресло рядом с кроватью. На первый взгляд, он не производил никакого впечатления, кроме того, что имел довольно привлекательную внешность: как восковой фрукт, без цвета, запаха и вкуса, но красивый.
– Как ты? – Его голос не выражал ни грамма беспокойства.
Ана молча разглядывала его, пытаясь понять, что он думает, заглянуть в его мысли. Он сидел расслабленно, положив ногу на ногу, и мягко улыбался, каштановые волосы спадали на лоб, свободная рубашка была расстегнута на несколько верхних пуговиц. Каждым движением, каждой частью тела он выражал спокойствие и дружелюбие, но Ана видела в его зеленых глазах тяжесть и усталость, разочарование, презрение ко всему живому.
Ана затрепетала, но не испугалась. Она знала, что права, но также догадывалась, что ей он не угрожает.
Он отвел взгляд, вздохнул и произнес только одно слово:
– Прекращай.
– Что прекращать?
– Пытаться влезть мне в голову.
– Я не понимаю, – ответила Ана, про себя подумав, что не понимает не только это замечание, но и вообще происходящее.
Она попыталась сесть ровнее, готовясь выяснить, где и зачем она оказалась, но спину резануло острой болью, и послышался слабый звук отрывающихся от ран бинтов.
Мужчина поднялся, подошел ближе и заговорил:
– Я зашел сделать перевязку, позволишь? – Он наклонился над Аной, взялся за край одеяла и начал его стягивать. – Мне придется тебя раздеть, не возражаешь? – мужчина спрашивал разрешение, но в его голосе не было ни смущения, ни неловкости.
Ана отпрянула и прикрылась руками.
– Не позволю, возражаю, – эхом отозвалась она.
Перед ее глазами вспыхнули картины: как с нее сдирают одежду, как наносят удары, как слизывают кровь с самых интимных мест. Внутри все похолодело, Ана распахнула глаза, стараясь сосредоточиться на настоящем.
«Не… поз… во… лю…» Если он не послушает, то она будет готова. Теперь она могла себя защитить. Но мужчина не предпринимал никаких действий. Он просто кивнул и сел обратно в кресло.
– Я не подумал о твоем удобстве. – Он развел руками. – У меня уже вошло в привычку менять тебе повязки. Что же, давай начнем сначала. Меня зовут Кеннет, ты у меня дома, и я, как ты, может, уже заметила, пытаюсь тебя подлатать. Вопросы?
Ана немного успокоилась. От него не исходила угроза, скорее отстраненность.
– Почему? – спросила она.
– По доброте душевной? – усмехнулся Кеннет. – Я отслеживал всплески Тьмы по городу и вместо массовых беспорядков и безумия нашел тебя. Едва успел вытащить до прихода Инквизиции. Натворила ты дел.
Ана нахмурилась. Он продолжил:
– Сейчас ты в гостевом крыле – самой дальней части дома. Условия не лучшие, согласен. – Он обвел взглядом комнату. – Но выбора не было. Не похоже, что ты умеешь управлять своей способностью.
– Поэтому вы запретили ко мне входить. – Ана знала, что те, кто испытал на себе воздействие Тьмы, зачастую теряют рассудок, если вообще выживают.
– Именно. Хельге повезло. – Он помрачнел.
– Я бы ей не навредила! – Ана повысила голос и тут же зашлась сухим кашлем.
Она никогда не причиняла вред тем, кто проявлял к ней доброту, и ей стало обидно, что Кеннет такое предположил.
– А мне? – Он испытующе посмотрел на нее.
Ана задумалась, но все же покачала головой. Она все еще разделяла людей на плохих и хороших, а мир – на черное и белое. И пока что Кеннет не казался плохим.
– Но все же Тьму ты на меня направила.
– Когда?
– В начале нашей беседы, ты должна была это ощутить. Я вот точно ощутил. – Он нарочито потер виски, изображая невыносимые страдания.
Ана вдруг осознала, что тяжесть, печаль и презрение совсем не совпадали с образом Кеннета. Это была не просто ее догадка – он только что сам подтвердил ее реальность.
– Мне нужна твоя сила. Поэтому я хочу, чтобы ты восстановилась и научилась ей пользоваться. В моем доме ты в безопасности.
Ана наконец услышала в его словах признание, что ее спасение не было только благотворительностью. Она бы не поверила в добрую волю, а зная, что будет полезна, Ана могла надеяться на честную сделку. Он ушел, не завершив разговор. Напоследок только добавил, что теперь за ней будет ухаживать Хельга.
Так и произошло. Милая старушка помогала менять повязки, приносила еду и болтала о быте в доме. Время тянулось медленно и заунывно, раны тревожили Ану каждую ночь, прерывая сон. Но иногда телесная боль вытаскивала ее из ночных кошмаров, состоявших из обрывков воспоминаний. Ане запрещалось выходить из комнаты, и неделю она сидела в четырех стенах. Кеннет больше не приходил. Ей было тошно, больно и грустно от беспомощности, она задыхалась в тесноте и пугалась теней.
Но так или иначе у нее появилась возможность обдумать происходящее и решить, что делать дальше. Обладатели Тьмы обычно быстро теряли рассудок, поэтому Ана не была уверена, как много времени у нее осталось.
Владельцев Света называют святыми, а Тьмы – проклятыми. У этого были причины: Церковь проповедовала, что Свет даруется людям благим и достойным, тогда как Тьма – удел прогнивших и отвратительных душ. И теперь она убила человека запретной и ужасной силой, потому ее наверняка ищут и, как найдут, казнят. Проклятых боятся, ненавидят, истребляют… Ана осмысливала всю свою жизнь «до», понимая, что как раньше уже не будет, пыталась понять, почему Тьма появилась в ней. Ее ли это вина? Могла ли она этого избежать? Стала ли она чудовищем или, быть может, уже была?..
Академия Святого Иоанна открылась при монастыре почти два века назад, когда обладатели Света стали все чаще появляться среди монахов и священников. Здесь обучали детей из благородных семей, обещая возможность получить статус святого. И правда, каждый год хотя бы у одного из учеников появлялась сила Света, поэтому никто не смел усомниться в праведности Церкви, тогда как она разрасталась и укрепляла влияние.
Мальчики и девочки жили и учились раздельно. Мальчиков обучали наукам и прикладным навыкам. Они получали не только общее воспитание, но и профессию, будь то владение мечом или счетоводство. Образование было разносторонним – ожидалось, что эти молодые люди поведут королевство Каритас в будущее.
Девиц же обучали домоводству, уходу за детьми, танцам, музицированию. Обязательными предметами были языки, математика и литература. Но главной целью всегда оставалась необходимость сделать из учениц хозяйственных жен и востребованных невест.
Ана не была ни аристократкой, ни святой, ее младенцем подкинули под двери монастыря, монахини приняли и воспитали. В раннем детстве Ана оказалась предоставлена самой себе и наслаждалась свободой. Ее жизнь подчинялась лишь распорядку церковных служб да приемов пищи. Ей повезло быть никем, от нее не требовали ничего, кроме незаметного существования.
Все изменилось, когда в семь лет ее передали в академию. Основными правилами здесь были духовность и покорность. Свободолюбивая Ана не могла взять в толк, почему разрешены только короткие прогулки после обеда и ужина, за несвоевременную улыбку на уроке били по губам, а неправильная осанка исправлялась ударами розг. Вместо ответов ее ждали ежедневные молитвы и проповеди, а каждое слово воспитателя и учителя приравнивалось к слову Святца.
Ана думала, что сможет завести подруг, но ей не оказалось места среди дворянок. Смеялись не вместе с ней, а над ней.
Когда Ана пожаловалась воспитательнице, ей рассказали о терпении и прощении. Ане наказывалось принять обидчиц с распростертыми объятиями, как истинно чистой душе. Наверное, она была грязной, раз в следующий раз оттаскала Марину за светлые космы. Так Ана впервые попала в зеркальную комнату – тесный куб, что казался бесконечным из-за зеркал вместо стен, пола, потолка.
Ее раздели догола и поставили на колени.
Ей сказали, что плоть человека слаба.
Ей сказали смотреть на себя, не отводя взгляда.
Ей сказали, что она предала дух ради страстей плоти.
Ее ударили хлыстом.
Сначала было нестерпимо больно. И потом тоже. Каждый раз как в первый – хлыст, напитанный Светом, сразу заживлял нанесенные телу раны, оставляя только душевные.
Ана бы и хотела вмиг обратиться примерной ученицей, но как могла она, когда находила свою одежду изрезанной, а учебники – утопленными в помойной воде? Ее главной добродетелью стало терпение, а его тенью – скрытность, лживость и притворство. Ана не могла дать сдачи девочкам, которым молчаливо позволялось издеваться над безродной, зато могла сбежать. Она научилась прятаться, выучила каждый уголок, привычки и распорядок воспитателей. Сделала подкоп под забором, скрытым за кустами, и научилась выбираться на свободу.
Больше всего ей нравилось бегать за яблоками на рынок. Добрая торговка угощала ее за небольшую помощь. Так Ана и встретила свое утешение – дорогого друга, в чьих глазах она увидела себя. Он показал ей заброшенный дом, подвал которого стал для них убежищем, где они, спрятавшись от света, говорили о злости и боли, о ненависти и безнадежности, о своем бессилии. Два ребенка, каждый со своими ранами, успокаивали друг друга и понимали: они больше не одиноки.
В академии с каждым годом отношение к ней ухудшалось: учителя перестали проверять ее письменные работы, оценки выставляли не глядя и потом жестоко наказывали. У юных девочек, учениц, оторванных от семьи и помещенных в железные ограничения, накопленные грусть и усталость обращались в черствость и злость. Ана была безнадежна и беззащитна. Бей и пинай крысу, забравшуюся в дворянский дом.
Только Дионис утешал ее, обещая покарать обидчиц. Называл ее красавицей, когда она начинала верить в свое уродство, называл заброшенный дом их домом, где она сможет разбить прекрасный сад, называл себя ее рыцарем, который заберет ее, когда они повзрослеют.
Ана жила их встречами, фантазиями о своем месте и свободе и обещанием, что они станцуют вместе на церемонии совершеннолетия.
Однажды, когда Дионис гордо вел ее по улице, держа за руку, их заметила мать-настоятельница. Она подошла к Ане и мягко предложила вернуться в академию и по пути лишь немного пожурила, позволяя Ане надеяться, что ее побеги не так уж и страшны.
Ночью ее впервые наказали хлыстом без лечебной силы Света. Следы от ударов больше не заживали. На окнах кельи установили решетки, а дверь закрывалась на засов снаружи.
Каждое зеркало, каждая новая алая полоса, постепенно розовеющая и белеющая, теперь напоминали о том, чем заканчиваются надежды.
Ана старалась начать жить заново. Она прибрала и отдраила каждый угол комнаты, как только стала нормально передвигаться. Хельга принесла ей пару платьев, правда на несколько размеров больше необходимого, белье, книги, даже ожерелье и гребень для волос, как будто Ане нужно было украшать себя, сидя взаперти. Но хотя бы она уже могла ухаживать за собой сама.
Ана слушала рассказы Хельги и фанатично смотрела в окно каждый раз, когда замечала там какое-то движение: горничных, развешивающих белье, садовника, поливающего цветы, – ее интересовало все, что было видно из места ее заточения. Перед ней открывалась уютная и одинокая часть сада: большие кусты, за которыми легко спрятаться, поросшая мхом стена, а вдалеке мокрые простыни, развевающиеся на ветру.
Благодаря Кеннету у нее появилась не только надежда на вторую жизнь, но и доступ к книгам, которых было не найти в академии. Ана читала об истории, не правленной Церковью, о жизни в Каритасе до того, как появились силы Света и Тьмы, и любовные романы, откровенность которых смутила бы не только монахинь. Правда, ни книги, ни вид из окна не дали ей подсказок в вопросе, что же от нее нужно Кеннету.
– Хельга, когда я смогу встретиться с мастером? Думаю, я иду на поправку, сколько мне здесь еще находиться? – В один из дней, когда старушка принесла завтрак, Ана решилась сделать первый шаг.
Раньше она пыталась расспрашивать Хельгу о мастере, но та ничего толкового не отвечала, может, ей было запрещено что-либо рассказывать?
– Птенчик мой, когда же ты меня правильно называть начнешь? Хельга да Хельга! Все как неродная. – Покачала головой старушка, – засиделась тута в четырех стенах, я смотрю, на волю просишься. У мастера кроме тебя забот полно, тута вообще не появляется, то во дворец его требуют, то в город, то еще куда. Но не могу я уже смотреть, как ты чахнешь, света белого не видя. Эх, попробую поймать его и привести к тебе.
Разговор с Хельгой состоялся два дня назад. Кеннет так и не пришел. Ана вздохнула и отложила книгу. Взаперти становилось все теснее. Даже в академии разрешали прогулки, здесь же большую часть времени она проводила в мыслях, и они пожирали ее изнутри. Лежа в постели, Ана представляла, как ее мучители выцарапывают свои глаза. Обедая, она размышляла, смогут ли они отгрызть себе руки. Читая о зверствах Иоганна VI, воображала, что на колья сажают совсем не политических преступников. Она понимала, что способна на все это. Тьма позволяла подчинять разум от незначительного внушения до полного контроля, однако было слишком легко не справиться с управлением. Страшнее всего было, используя Тьму, разрушить собственный разум – тогда сила, больше ничем не управляемая, становилась стихийным бедствием, и именно так, как известно, заканчивали все проклятые. Но ее разум и она сама пока в целости, а использовать силу она собиралась только на тех, кто того заслуживал.
Неожиданно до нее донеслось смущенное хихиканье. Голос и смех Лиззи слышались отчетливо: она стояла под открытым окном. Ана навострила уши и прижалась к стене, чтобы остаться незамеченной. С горничной был и Джеймс – лакей, от которого приходили в восторг все служанки поместья. Его светлые кучерявые волосы напоминали жидкое золото, загорелая кожа и мускулистое тело заставляли трепетать девичьи сердца.
Эта парочка приходила сюда постоянно, и для Аны они уже стали почти знакомыми. Джеймс шептал Лиззи что-то на ушко, а она озорно смеялась в ответ. Ана наблюдала за их интрижкой с самого своего появления здесь – она была свидетельницей того, как Лиззи стеснялась взять его за руку, как он приносил ей букеты полевых цветов, как они ссорились, когда Лиззи считала, что он флиртует с другими, как потом они мирились, заключая друг друга в объятия. На вид горничной было лет шестнадцать, и ее чувства соответствовали возрасту: беспокойные и спонтанные, нежные и наивные. Джеймс казался Ане немного старше, но это могло оказаться обманчивым впечатлением из-за его высокого роста и крепкого телосложения.
Обычно она с любопытством следила за ними: они напоминали ей о сказках о любви, прочитанных тайком в детстве, и о ее дорогом друге, которого Ана потеряла так давно. Но сегодня ее одолевала мрачная меланхолия, а эта парочка была слишком радостна, слишком свободна, слишком счастлива. «Убирайтесь отсюда…» – она сморщилась от горечи и тоски.
Послышался шлепок и недоуменный возглас: «Лиззи, какого черта?!» – «Ты, ублюдок, как посмел!» – крик в ответ. Ана выглянула и увидела убегающую в слезах Лиззи и Джеймса, смотрящего ей вслед. «Что на нее нашло?» – пробормотал он себе под нос, топчась на месте. Ана смотрела на его широкую спину и задавалась тем же вопросом. Ее злость исчезла так же быстро, как и появилась.
Джеймс резко обернулся, и их взгляды встретились.
– А ты кто такая?! – со смесью раздражения и удивления спросил он.
Ана молчала, не зная, что сказать, а потом назвала свое имя.
– И что? Я должен тебя знать? – Он сделал шаг ближе, его тон стал резче.
– М-мастер… – Ана хотела сказать, что Кеннет разрешил ей здесь оставаться, но язык не слушался.
– А-а. Ты в запертой комнате, что ли, живешь? Из-за тебя сюда входить нельзя? – Джеймс стукнул себя по голове и расслабился.
Ана кивнула. Она слышала пару раз, как слуги говорили о ее комнате, и из разговоров поняла, что никто из них не знает о причине запрета.
– И давно ты здесь? – поинтересовался лакей. – Ой, глупость спросил, с начала запрета ты здесь и есть, да?
– Джеймс, подай руку, пожалуйста, – вместо ответа попросила Ана, а ее сердце учащенно забилось.
Он подал, она оперлась на нее и с легкостью перемахнула через подоконник. Оказавшись на мягкой траве, Ана глубоко вдохнула и подставила лицо солнцу. Джеймс же изумленно смотрел на нее. Он сейчас нарушил приказ графа Блэкфорда или помог несчастной девушке? Рассматривая ее бледную, почти прозрачную кожу, глубокие синяки под глазами и блаженство, написанное на лице, хотя она еще и на шаг не отошла от места своего заточения, он не мог заставить себя сожалеть о содеянном.
– Почему тебя заперли? Граф… со странностями, конечно, но не то чтобы прямо жестокий, – Джеймс пробормотал, нервно оглядываясь, проверяя, не подслушивает ли кто.
– Долгая история, – отмахнулась она.
«Не жестокий, да?» – усомнилась Ана. Поведение лакея противоречило его словам.
– Отведи меня к нему, – сказала она, собрав всю свою смелость.
Она не могла сбежать, да и не хотела, а ждать дольше просто не было сил. Ей надо знать, что происходит, ищут ли ее, как ее будут обучать, что с ней станет. Кеннет пообещал ей ответы, дал надежду и исчез.
– К кому? – Джеймс переспросил.
– К мастеру, графу, как его там… – Ана потянулась, разминая одеревенелые мышцы.
Джеймс не отвечал. Она терпеливо ждала, понимая его нерешительность. Кеннет не церемонился со слугами, когда они нарушали приказы, а Джеймсу уже дали одну поблажку. Он был умелым и дружелюбным парнем, но слишком импульсивным, мог забыть свое место, мог даже не понять, что делает что-то не так. «Погодите-ка… нет-нет-нет-нет!» – Глаза Аны распахнулись, и она отшатнулась от Джеймса. Всю эту информацию она сейчас выудила из его мыслей. «Даже не заметила, как это произошло… я же не сломала его?»
Ана вгляделась в парня. Он считал ее странной и дерганой. Он уже пожалел, что помог ей выбраться, все же граф не просто так ее запер.
Его мысли продолжали литься ей в сознание, и она не знала, как прекратить этот поток.
– Убирайся! – закричала Ана, схватившись за голову.
«Точно сумасшедшая. И угораздило же меня вляпаться». – Джеймс отпрянул.
– Тебе точно помощь не нужна? – На самом деле он был только рад уйти.
– Оставь меня…
Джеймс развернулся и быстрым шагом поспешил вон. «Ненормальная, небось и за нами с Лиззи подглядывала все время», – мысли Джеймса становились все отчетливее, пока он не пропал из виду.
Ана поняла, что дрожит, только когда кроме ее мыслей в голове ничего не осталось. Она забралась обратно в комнату. В чрезмерно просторном платье это оказалось не так-то просто: ноги путались в подоле, длинные рукава мешали зацепиться. Ее ранили мысли Джеймса, он так быстро к ней переменился.
На лбу выступила испарина, сердце колотилось, как безумное. Ана налила себе воды и залпом выпила. Ей надо было успокоиться. Наконец она осознала, что по-настоящему опасна. С самого появления в ней Тьмы она наивно полагала, что все же сможет управлять ей. Ее мучитель заслужил, Кеннет был слишком подозрительным, Лиззи, так может это и не она вовсе. Ана тяжело опустилась на кровать. «Хватит себя обманывать, все это сделала ты. И ты ничего не контролировала».
Тьма не была ни новым чувством, которое можно осмыслить, ни конечностью, которая бы двигалась согласно велению разума. Она была чем-то отдельным, влезшим внутрь и затаившимся. Ана теперь принадлежала не себе, а непредсказуемому разрушению, оберегающему ее и берущему за это высокую плату. Какое действие вызовет Тьму? Какая мысль?
«Кеннет. Ты же обещал… обещал помочь».
Беспокойный сон то приходил вместе с кошмарами, то уходил, оставляя Ану наедине с собственными мыслями, которые тревожили только сильнее. Платье измялось, в развороченной кровати было жарко и душно. Ана проснулась еще до наступления рассвета. Она лежала с открытыми глазами и смотрела в стену. Ей было ненавистно находиться наедине с собой, каждая ее частичка стала чужой. Она мечтала не думать и не чувствовать, потому что вина камнем лежала на сердце, давила все сильнее и сильнее, и ей никто не мог помочь. Зазвучали колокола, призывая прихожан на утреннюю проповедь. Раздался щелчок – в замок вставили ключ и повернули. Хельга принесла завтрак ровно в семь, как и всегда. Ана в ужасе вскочила, подбежала к уже открывающейся двери и прижала ее всем весом.
– Хельга! Не входите ко мне, пожалуйста! – с паникой в голосе взмолилась она.
Ручка двери вернулась на прежнее место, и Хельга встревоженно спросила:
– Птенчик, ты чего? Как же завтрак?
– Пожалуйста… – Ана шмыгнула носом, по щекам опять покатились непрошеные слезы. – Позовите Кеннета, он мне нужен…
– Хорошо-хорошо, только дверь открой, дай хоть посмотреть на тебя, ты в порядке?
– Кеннет был прав, ко мне нельзя… меня надо изолировать, я слишком опасна.
– Ох, батюшки мои, деточка, что ж это такое, – запричитала Хельга, – я позову мастера, как только он вернется.
– Спасибо…
– Я оставлю еду под дверью, ты уж поешь.
Ана услышала удаляющиеся шаги и облегченно вздохнула, ей повезло, что Хельга легко согласилась.
Время шло, Ана все сидела в постели, окутанная густой пеленой мрака. Шторы, запершие ее в темнице собственных терзаний, оставались задернутыми. Остывший завтрак стоял под дверью нетронутый, словно гость, визита которого никто не ждал. Время шло. Колокола пробили обедню.
«Почему так долго? – вонзилась мучительная мысль. – Где же он? Что мне делать, если он не придет?»
С каждой минутой тлеющий огонек надежды в душе Аны гас, оставляя после себя пепел отчаяния.
У тебя есть только ты – таков закон жизни. «Если Кеннет так и не появится, то можно будет найти кого-нибудь из стражей и сдаться. И если повезет, то Тьмой по пути я никого не зацеплю».
Время шло, Ана задремала. И вдруг раздался стук в дверь.
– Я войду? – Кеннет не стал ждать разрешения.
Следом за ним в комнату ворвался свежий ветер, разбавив душный воздух. Ана резко вскочила с кровати: «Наконец-то!» Даже после того как она смирилась с необходимостью действовать в одиночку, при виде темной фигуры Кеннета по ее телу разлилась волна облегчения.
– Соскучилась? – он игриво склонил голову набок и едва заметно улыбнулся.
– Н-нет, не в этом дело… – Ана смущенно потупилась в пол, представляя, как сейчас выглядит: волосы, превратившиеся в воронье гнездо, мятое, перекошенное платье, опухшее лицо.
«Проклятый меня забери, не до волнений о внешности сейчас!» – одернула она себя и уже увереннее заговорила:
– Вы были правы, я себя не контролирую.
– Да, Хельга мне рассказала о твоем состоянии. – Кеннет смотрел на нее внимательно, казалось, полумрак ему совсем не мешал. – И кто же твои жертвы? – У Аны внутри все на мгновение замерло от его слов.
– Джеймс и, наверное, Лиззи. – Ана постаралась как можно подробнее рассказать, что случилось.
– Я должен был прийти раньше. Нет, не надо было тебя вообще одну оставлять. – Кеннет сосредоточенно тер переносицу. – Подождешь меня еще немного? Я проверю, как там те невезучие, что с тобой пообщались.
Он вышел из комнаты. Как ни странно, Ане полегчало даже от столь краткого визита. Кеннет ее немного успокоил: он будто бы не видел проблемы в ее срывах, хотя сам и стремился изолировать Ану. Совсем скоро он вернулся.
– Они в порядке, ни следа Тьмы, ты чисто работаешь, – Кеннет усмехнулся и сел на кровать рядом с Аной.
Она облегченно выдохнула и спросила:
– Вы можете научить меня контролировать Тьму?
– Всему свое время, – он ответил расплывчато, – сейчас нам надо поговорить.
– У меня как раз много вопросов накопилось.
Ана даже не знала, с чего начать: ее ищут? Зачем она Кеннету? Как ей удалось не повредить Тьмой разумы слуг? Но спросила:
– Почему вы так долго не приходили?
– Из-за тебя, Ана, из-за тебя… – Кеннет посмотрел ей в глаза. – Натворила ты дел, девочка.
Он говорил с ней свысока, и Ана почувствовала себя никчемным котенком, который разодрал любимое кресло хозяина.
Кеннет продолжал:
– Когда я тебя вытаскивал, то не ожидал, что ты за собой сорок трупов оставишь. Хельга тебе газеты не приносила?
– Что? Нет… – Ана недоуменно нахмурилась.
– Берегла твои чувства значит, милая Хельга. «Крупнейшее массовое самоубийство в Каритасе!», «Культ поклонения Тьме принес себя в жертву!» – видела бы ты эти заголовки! Это я идеи подавал, как замести все под ковер, – Кеннет говорил, будто речь шла о забавных сплетнях.
Его тон вводил Ану в ступор. Она не понимала, какое отношение имеет к этому. Она ждала новостей о разливе Тьмы, о гибели дворянина.
– Ана, ты убила их всех. Заставила совершить самоубийство. Целый зал людей, пришедших на аукцион рабов. Разгребать эту кашу мне еще долго, но пока что – спасибо. Ты сделала этот мир немного чище. – Кеннет взял Ану за руку, ласково пожав, и широко улыбнулся.
Вокруг посветлело. Ана замерла, пытаясь осмыслить сказанное.
– Сорок человек? – ее голос предательски дрожал.
– Да.
– Я убила сорок человек… – собственные слова пронзили ее тысячами игл. Чудовище, проклятая – вот, кем она стала.
– Они не заслужили зваться людьми. – Кеннет сильнее сжал ее руку.
Чего он ожидал? Что она порадуется вместе с ним? Один всплеск эмоций – и вот зал наполнен трупами, а она даже не заметила. Еще недавно Ана думала, что хуже быть не может. Но ошибалась. Внутренности пылали огнем, сдерживая рвущийся наружу крик. Дикий, первобытный ужас и чувство вины разрывали ее. Воздух вокруг задрожал, а мир начал сыпаться на осколки. Ана сидела неподвижно, только по щекам текли горькие слезы, которых, как ей казалось, уже не осталось. Вибрация усиливалась. Ана чувствовала, что скоро все кончится.
– Все хорошо, ты все сделала правильно. – Кеннет успокаивающе погладил ее по спине.
«Правильно?! Это… это правильно?!» – из груди Аны вырвался стон, полный боли и отчаяния. Она оплакивала себя, девочку, желавшую жить по-своему. Воздух в комнате сгустился, делая каждый вдох невыносимым.
Кеннет притянул Ану к себе и крепко обнял. Она уткнулась лицом в его грудь и прижалась. Неважно, что он чужой, неважно, что их объятия нарушают все правила приличия. Ане нужно было только одно: чтобы агония, выжигающая ее изнутри, прекратилась. И Кеннет, спокойный, не обвиняющий ее ни в чем, просто находящийся рядом, был ее лекарством. Она рыдала на его плече, вжимаясь все крепче. Все вокруг залило ярким светом, Ана зажмурилась. Она увидела себя, свой силуэт, растворяющийся во мраке. Силуэт девочки, которая только начинала жить.
– Хельга, это правда, что ты согласилась помогать мне, зная, что я проклятая? – спросила Ана, пока старушка вертелась вокруг, снимая с нее мерки.
– Конечно, воробушек мой. – Хельга улыбнулась. – Мастер мне все объяснил и позволил ухаживать за тобой, небось поэтому-то ты сейчас и стоишь здоровая, не то что все предыдущие…
– До меня был кто-то еще? – удивилась Ана. Внутри неприятно кольнуло, когда она почувствовала себя «одной из». А потом по спине пробежал холодок: что же стало с предыдущими?
– Молчу-молчу! Сама у мастера узнаешь, я и так лишнего сболтнула.
Ана кивнула и задумалась. После вчерашнего разговора с Кеннетом ее заточение закончилось.
По его словам, Ана уже хорошо обращалась со своей силой, и не было причин переживать, что она потеряет контроль. Для слуг и внешнего мира она станет дочерью обедневшего провинциального аристократа, которую Кеннет по старой дружбе согласился приютить и представить высшему обществу. Сейчас же для нее готовились покои в основном здании, портному заказали гардероб, а Кеннет заканчивал последние штрихи в ее легенде.
Ана чувствовала себя настолько спокойно, насколько позволяли обстоятельства. Она отделила себя сегодняшнюю от той, разбитой и сломанной. Ей предложили новую личность, и она согласилась всей душой. Она хотела стать другим человеком, тем, кто может влиять на собственную жизнь, тем, кто отвечает за свои действия.
– Все, закончила. – Зычный голос Хельги выдернул Ану из размышлений. – Мастер будет здесь с минуты на минуту, не грусти, птенчик.
Старушка быстро собрала вещи и вышла из комнаты. Ана едва успела ее поблагодарить. Она осталась наедине с собой, провела рукой по мягкому покрывалу, засмотрелась на пыль, танцующую в лучах солнца. «Ну вот и все, прощай, надеюсь, мы никогда больше не встретимся».
В дверь постучали. Ана обернулась.
– Кеннет, входите! – она крикнула почти радостно.
– С сегодняшнего дня – граф Блэкфорд, не забывай. Привыкай обращаться ко мне по титулу, – произнес Кеннет, переступив порог комнаты.
Ана почувствовала, как между ними будто выросла стена.
– Хорошо, граф Блэкфорд, – послушно пробормотала она.
– Молодец. А теперь пойдем в столовую, время обедать. – Он предложил опереться на его руку.
Это был только жест учтивости, но его оказалось достаточно, чтобы ощущение отчужденности, сковавшее Ану, отступило так же быстро, как и появилось.
Они шли по просторным коридорам, интерьеры сменялись с пустых и запыленных на роскошные, наполненные предметами искусства и свежими цветами.
– Как себя чувствуешь?
– Я готова, – твердо ответила Ана.
Кеннет остановился и повернулся к ней.
– Это я и так понимаю. Я спрашивал о твоем самочувствии. – В его голосе прозвучал упрек, но во взгляде Ана уловила легкую грусть.
– Все хорошо. – Она отвела глаза.
Ей было стыдно и неловко вспоминать о вчерашнем и совсем не хотелось говорить о своих чувствах. Она заперла их и повесила табличку «Опасно!».
– Ладно, предположим, я поверил. – Они продолжили путь. – Но тебе придется научиться доверять мне.
Опять этот назидательный тон. Ана выдохнула с раздражением.
– Доверие надо заслужить, вы же понимаете, граф Блэкфорд.
Ей не хотелось признавать вслух, что она уже доверяет Кеннету слишком сильно. И сейчас ее терзало недоверие не к другим, а к самой себе.
Они вошли в столовую. Просторное, залитое светом помещение встречало накрытым столом, за которым с удобством могли бы разместиться человек десять. Кеннет учтиво подвинул для Аны стул, а сам сел с торца. В воздухе витал аромат свежего хлеба, жареного мяса и специй.
– У нас тут самообслуживание, – пояснил Кеннет, пока откупоривал бутылку вина. Лишь после его слов она заметила, что в комнате нет слуг. Кеннет и Ана еще не приступили к трапезе, когда в столовую вошел дворецкий и громко оповестил:
– Ваше Сиятельство, прибыла баронесса Вилфордская.
– Я же сказал, меня не беспокоить, – Кеннет ответил, не поднимая взгляда, в его голосе засквозил металл.
– Она говорит, что прибыла по неотложному делу, – дворецкий продолжил, хотя на лице выступила испарина.
– У нее каждое дело неотложное, – Кеннет сказал себе под нос так, что расслышала только Ана.
– По очень-очень неотложному! – раздался высокий голос. – Дорогой, не смей обижать меня!
Дворецкий вздрогнул и поспешно отошел в сторону. На пороге комнаты возникла женщина. Она, грациозно покачивая бедрами, подошла к столу и без приглашения опустилась на стул напротив Аны.
Ана, завороженная, не могла оторвать взгляд от незнакомки и даже забыла удивиться внезапному вторжению. Она была невероятно красива в своей простоте: маленькое лицо с розовыми пухлыми губами, кудрявые волосы соломенного цвета, собранные в небрежный хвост. На ней был брючный костюм без каких-либо украшений, похожий на одежду для верховой езды, который подчеркивал ее тонкую талию. Но Ану притянул ее взгляд: уверенный, игривый, устанавливающий правила.
– Вероника, рад тебя видеть. – Кеннет натянуто улыбнулся. – Что тебя ко мне привело?
– Давай-ка сначала это отсюда уберем, а потом о делах. – Вероника ткнула пальцем в Ану.
Ана густо покраснела: презрение, с которым незнакомка говорила о ней, растревожило еще не затянувшиеся раны. Ана практически с мольбой посмотрела на Кеннета, ожидая, что тот заступится за нее.
– Она нам не помешает, пусть слушает, – Кеннет ответил так, будто Аны и не было рядом.
В уголках глаз предательски защипало, а потом она испугалась, что обида освободит Тьму. Ана поднялась со стула и несмело произнесла:
– Мне правда лучше уйти, не хочу мешать вашему разговору. – Она смотрела в пол, не желая ощущать на себе ни уничижительный взгляд Вероники, ни взгляд Кеннета, каким бы он ни оказался.
– Ты останешься здесь. – Голос Кеннета был негромким, но жестким и не терпящим возражений.
Ана вздрогнула и тихо села обратно, не поднимая глаз. Ей так хотелось провести обед наедине с графом, свободно с ним поговорить, да и просто… с ним было спокойно. «Наивная. Он ведет себя так, как хочет, а не как хочется тебе», – одернул Ану внутренний голос.
Вероника уже набрала себе целую тарелку еды. Кеннет налил им двоим вина, а Ане, не спрашивая ее мнения, воды.
– Твое дело. – Вероника пожала своими изящными плечами. – Секреты тоже твои в любом случае.
– Представь тогда уж мне свою гостью. – Тон Вероники сочился ядом.
Ана сжала кулаки, вскипело негодование. Неужели и с новой силой, в новой жизни она позволит вытирать об себя ноги?
– Меня зовут Ана, и я не гостья, я здесь живу, – произнесла она, устав от пренебрежительного тона. Сейчас ей казалось, что она имеет больше прав находиться здесь, чем Вероника, ворвавшаяся без приглашения.
Взгляд Вероники вспыхнул яростью, она крепко сжала в руке вилку.
– Леди Ана Мелрой, если быть точнее, – добавил Кеннет и одобрительно кивнул. – Ана – дочь моего учителя, и я по старой дружбе согласился приютить ее у себя на время бального сезона.
– Значит, ты у нас бедная провинциальная овечка, которая приехала в столицу, чтобы найти себе нового хозяина? – Вероника впервые обратилась к ней напрямую.
– Ты перегибаешь. Сама была такой же в свое время, – одернул ее Кеннет.
– Такой же? Ха… – она шумно выдохнула. – Нет уж, такой я никогда не была. – Вероника оценивающе провела взглядом по Ане снизу вверх.
Ана съежилась. Насмешка заставила ее вспомнить, что она выглядит как бледная, истощенная моль в слишком большом тканевом мешке.
– Да и хозяина мне искать не нужно было, правда ведь… же-ни-шок? – Ехидство, звучащее в голосе Вероники, ясно намекало, что Ане здесь не место.
Она оторопела. Почему-то раньше ей не приходило в голову, что у Кеннета может быть семья, что у него в принципе может быть личная жизнь. Ана попыталась понять, что чувствует кроме смятения, и не смогла. «Что я тогда здесь делаю? – она задавалась вопросом. – Позволять жить в своем доме другой женщине, когда у тебя есть невеста – это же нарушает все правила приличий!»
– Зачем ты пришла? – Кеннет пропустил выпад мимо ушей и вернул диалог в деловое русло.
– Мой информатор, кхм… – Вероника прервалась, покосившись на Ану.
– Пусть слушает! Ей полезно понять, как тут все работает.
– Ладно-ладно, мой информатор передал, что под тебя копают. Они не поверили в то, что ты разобрался с проклятым, – тон Вероники изменился, теперь она говорила серьезно и даже немного мрачно. – Ты раньше всегда им предоставлял тела, в этот раз все слишком чисто.
– Еще недавно их все устраивало, что изменилось?
– Это все гребаный Карл! Всегда нос не в свое дело сует. Добился, чтобы его на дело назначили.
– А по сути у них хоть что-то есть? Или я от одного его имени должен дрожать от страха?
– Ничего ты не должен, но не помешало бы для разнообразия, – огрызнулась Вероника. – Карл давно на тебя косо смотрит, еще со времен твоих экспериментов с проклятыми, говорю тебе, надо быть настороже.
– И это все? – На лице Кеннета не дрогнул ни один мускул.
Ана старалась вникнуть в слова, но невольно ловила себя на мыслях о баронессе. «Какая же она решительная и смелая, – думала она, – своим присутствием затмевает все вокруг». В душе Аны не осталось места для обиды, вызванной резкими словами, ее сменило острое восхищение. Она понимала чувства баронессы: неизвестная девушка поселилась в доме ее жениха! Где это видано?
И лишь спустя мгновение в ее разум пробралась фраза: «…эксперименты над проклятыми…» В ушах застучала кровь. Что это значит? Зачем она на самом деле здесь? «Нет, я просто не так поняла, – успокаивала себя Ана. – Кеннет все объяснит, не нужно поддаваться панике».
– Тебе мало? Ты – связующее звено! Если они что-то найдут, то все кончено! Все! – воскликнула Вероника.
– Пусть попробуют. Не стоило приходить ради такой ерунды. – Кеннет как ни в чем не бывало отрезал кусок стейка и положил в рот.
– Дорогой, ты слишком в себя веришь, – баронесса грациозно поднялась со своего места. На ее лице уже не было ни раздражения, ни тревоги, только улыбка с привкусом язвительности. Но руки баронессы подрагивали, а на шее вздулась вена.
– Спасибо за информацию, – Кеннет сказал с нажимом, стараясь закончить разговор.
– Всегда пожалуйста, – ее голос стал более мягким, бархатным. – Я, честно говоря, надеялась, что мы сможем побыть вдвоем. – Она подошла к Кеннету, немного наклонилась и что-то шепнула ему на ухо, а затем обвила шею руками и намеренно неспешно поцеловала его в щеку.
Ана смущенно отвернулась, будто застала то, что не предназначалось для ее глаз. Только вот Вероника смотрела на нее в упор, с вызовом. «Она видит во мне соперницу и за это презирает меня. Ей кажется, что я недостойна здесь быть, но тем не менее…» – мысленно заключила Ана.
Кеннет ответил на поцелуй Вероники дежурной улыбкой. Они попрощались, и невеста графа покинула зал. Только тогда Ана смогла расслабиться и облегченно выдохнуть.
– Не самое приятное знакомство, не так ли? – участливо спросил граф.
Ана наблюдала, как он сложил салфетку пополам и тщательно протер место, которого коснулись губы Вероники.
– Не уверена, что мне стоило присутствовать при вашей беседе.
«Она оставила отпечаток помады? Да нет, вроде. Тогда он просто брезгливый? Странная помолвка… договорная?»
– Стоило. С Карлом, похоже, и тебе, и мне придется столкнуться. Кроме того, ты теперь не одна, ты часть «нас», и надо начинать вникать в происходящее.
– «Нас»? Вы состоите в каком-то обществе? – Ана недоуменно воззрилась на Кеннета. С чего она взяла, что он действует сам по себе?
– Можно и так сказать.
После обеда Кеннет проводил Ану в ее новую спальню. Она восхищенно осмотрелась. Классический светлый интерьер одним своим видом укорял ее прошлую комнату, где всегда царил полумрак и ощущение покинутости. Изысканные завитки лепнины украшали белые стены, над кроватью висел балдахин. Ножки стульев, стола и остальной мебели были покрыты золотом. В нос ударил сладкий аромат цветов, на прикроватной тумбе стоял пышный букет. Улыбнувшись, Ана подошла ближе и коснулась лепестков.
– Какие красивые гортензии! – Она обернулась.
Кеннет все это время тихо наблюдал, прислонившись к стене.
– Ты знаешь их значение? – он ответил с полуулыбкой.
– «Безразличие». Я люблю цветы.
– «Вспомни обо мне». – По лицу Кеннета легкой вуалью скользнула меланхолия.
Ана застыла в недоумении.
– Это еще одно значение. Для тех, кто боится быть забытым.
– Все запутаннее и запутаннее. – Ана присела на кровать. «Какая мягкая!» – мелькнуло в голове. – Граф Блэкфорд, говорить загадками – это часть вашего образа?
С ней он всегда такой. Или со всеми? В нем не было ничего однозначного: его раздражение сменялось учтивостью, его ответы создавали только больше вопросов. Ана поймала себя на том, что хочет прочитать его мысли, узнать, что скрывается за спокойной полуулыбкой.
– Оставлю это на твое усмотрение. – Кеннет подошел к окну и кивнул, подзывая Ану.
Из окна открывался вид на просторный сад.
– Гортензии слишком разрослись. – Граф указал на ту часть, где они росли. – Поэтому горничные наполнили ими все жилые помещения.
«И это все?» – мысленно спросила Ана.
– И это все. – Кеннет повернулся к ней. – На остаток дня ты свободна. Нажми на рычажок у кровати, если что-то понадобится, тогда придет Хельга. Мне необходимо закончить некоторые приготовления, поэтому на сегодня я тебя покину.
Ана расстроенно шаркнула ногой и опустила голову. Он опять уходил. Да, она сменила спальню, но у нее осталось столько вопросов. «И я расспрашивала его о цветах? Серьезно? Это было так важно?» – Ана закусила губу.
– Завтра, все завтра. – Кеннет, кажется, заметил ее разочарование. – Обещаю, буду в твоем распоряжении целый день. Давно уже пора посмотреть, на что ты способна.
Ана терпеливо кивнула.
– До встречи. – Граф галантно поклонился.
– До встречи. – Она присела в реверансе.
Кеннет вышел из комнаты, и Ана опять осталась одна. Она вздохнула, упала на кровать, перевернулась на бок и закрыла глаза. Перед ними возник образ Кеннета.
Его каштановые волосы спадают на лоб, он их поправляет. Пальцы тонкие и длинные. Смотрит на нее. «Глаза… травянисто-зеленые». Ворот рубашки опять расстегнут.
«И все-таки он до дрожи привлекательный», – признала Ана. Каждый раз, когда она ловила его взгляд, сердце пропускало удар. «Так, все, хватит! У него есть невеста!» – Возвращаться в реальность не хотелось, но она выдернула себя из соблазнительных фантазий.
Ана поднялась и стала внимательно осматривать комнату. Обшарила ящики: там нашлось белье, предметы первой необходимости, украшения и даже косметика. Просторный шкаф стоял полупустой: висела лишь пара платьев. Ана подошла к зеркалу и приложила их к себе. «Похоже, подходят», – она улыбнулась. И хотя платья были скроены просто, без украшений и излишеств, выглядели они опрятно и утонченно и пришлись ей по душе, хотя она и понимала, что платья были куплены уже готовыми. Ана большую часть жизни провела среди юных дворян и научилась отличать дорогие материалы от дешевых, видеть изысканность в простоте. Мерки сняли только сегодня утром, а Ане уже не терпелось получить свои платья на заказ.
В своей старой комнате она не думала о возможностях Кеннета, но прогулка по поместью, огромный сад за окном, роскошный обед и ее новая спальня – все кричало о богатстве владельца. Сдержанно, но кричало. Чем дольше она здесь находилась, тем больше сомнений в ней появлялось. Зачем она ему? Помогая проклятой, он рискует всем.
Ана вспомнила страх Вероники, когда та рассказывала, что Кеннета подозревают. Она не могла представить, что может сделать, чтобы окупить жертвы, на которые граф ради нее пошел.
Ей вдруг стало неуютно, захотелось вернуться в скромную и отдаленную комнату. Кеннет продолжал вселять в нее надежду. Но зачем?..
«Ему нужно оружие. – Ана откинулась на кровать. – И это я».
Она горько рассмеялась, ее начал бить озноб. Только что она раздумывала, какое платье выбрать и как лучше накраситься. «Вот посмеялся бы, увидь, как меч румянится и бусы подбирает!» – Слезы впитались в наволочку.
Ане захотелось, чтобы вошел Кеннет и обнял ее, как тогда. В его руках весь мир был пустотой, чистым листом, светом. Да, ярким, пронизывающим светом. В сердце Аны образовалась еще одна трещина. «Он воспользовался силой Света, когда обнял меня. – Она ударила кулаком по кровати. – Дура! Идиотка! Какая я все же… Кеннет защищал других от меня, он просто сделал барьер из себя, а я размечталась».
Мысль о том, что в его добром и ласковом жесте не было нежности к ней, камнем повисла на шее, но Ана не винила Кеннета. Тьма и правда грозила вырваться, и он успешно справился с задачей ее удержать.
– Проснись и пой! – сквозь сон услышала Ана и почувствовала, как кто-то настойчиво трясет ее за плечо.
– М-м, что?.. – с трудом произнесла она, не соображая, что происходит.
Она повернулась и попыталась открыть глаза, но веки подались с трудом – они слипались от высохших слез. Наконец картинка перед глазами прояснилась, и Ана различила стоящего над ней Кеннета. Он был в той же одежде, что и вчера, рубашка заметно измялась, а под глазами пролегли мешки. Сонливость как рукой сняло. Ана резко присела и натянула одеяло до шеи.
– Граф Блэкфорд, что вы… – «…себе позволяете?!» – здесь делаете?
Она оставила свое возмущение невысказанным – Кеннет не мог за одну ночь стать человеком, которого волнуют приличия.
– У нас сегодня много дел, поднимайся, – спокойно произнес граф, пропустив вопрос мимо ушей.
– Может, вы хотя бы позволите мне собраться?
– Конечно, только побыстрее. – Он небрежно махнул рукой и сел в кресло возле окна. Выходить из комнаты он, похоже, не собирался.
Ана опешила от столь равнодушного нарушения ее границ. Ее накрыло волной смущения, и она закрыла руками вспыхнувшее лицо. Ана была в одной ночной рубашке и никак не могла готовиться к выходу при мужчине!
– Поторопись!
– Подождите снаружи… – она тихонько взмолилась.
– Да чего я там не видел, – сказал он бесцветно и подпер подбородок рукой.
Он выглядел уставшим и раздраженным. Непохоже, что он хотя бы прилег ночью. Ана вздохнула и поднялась с кровати. Все равно сорочка закрывала ее с головы до пят. Она решила привести себя в порядок в ванной комнате и отложила смущение в ящик к другим бесполезным эмоциям.
Еще даже не рассвело. Ана подавила зевок, семеня за Кеннетом. Она успела только умыться и кое-как одеться, как он сказал ей выходить. По пути она пыталась хоть немного пригладить волосы, спутавшиеся за ночь до состояния вороньего гнезда.
– Что случилось? Куда такая спешка? – спросила Ана, с трудом поспевая.
– Вчера на ночь глядя пришло письмо, – нахмурился Кеннет. – Сегодня после двенадцати к нам нагрянет Карл.
– Карл?
– О нем Вероника предупреждала.
Ана кивнула. Тогда Кеннет от Вероники отмахнулся, поэтому разговор показался не важным. Но сейчас, видя беспокойство и встревоженность графа, стало понятно, что все не так уж и просто.
– Кто он такой?
– Старший инквизитор с недавнего времени.
Ана поежилась. Если стражи отвечали за порядок в городе в целом, то задачей инквизиторов было контролировать все, что связано с проклятыми. Из-за этого у них были почти неограниченные полномочия, и они не подчинялись королю. Они относились к Церкви и отчитывались перед первосвященником. Для Аны инквизиторы стали не защитниками, а охотниками и палачами.
– Я в опасности? – она постаралась звучать спокойно, но живот скрутило от страха. Инквизитор… совсем рядом, и даже граф не сможет ему противостоять.
– Да. – Кеннет сильнее нахмурился. – Я уверен, что он знает о тебе.
Сердце Аны упало, ноги подкосились, и она замерла, не в силах сделать и шагу. «Как… откуда? Все кончено». Стены коридора словно начали сжиматься, а потолок опускаться. Ее раздавят, уничтожат, как букашку, от нее не останется и следа.
Кеннет заметил ее шок и раздраженно выдохнул, но все же подхватил ее под локоть.
– Я говорил не о твоей Тьме. Думаю, Карл знает, что у меня в поместье появилась девушка из ниоткуда, вот и хочет разузнать. О том, что ты проклятая, знать он не может.
Ана снова почувствовала твердый пол под ногами.
– Кеннет, надо было сразу так сказать. – Она выдохнула с облегчением.
– Граф Блэкфорд.
Он привел Ану в свой кабинет, больше похожий на небольшую библиотеку. Вдоль стен высились полки, ломящиеся от книг. Рабочий стол, располагавшийся по центру комнаты напротив широкого окна, был завален бумагами. Часть документов валялась на полу, часть оказалась настолько измятой и изорванной, что несложно было догадаться, что ими промахнулись мимо урны.
Ана безмолвно разглядывала творящийся беспорядок. «У графа была непростая ночь, это уж точно».
– Проходи, присаживайся. – Кеннет указал ей на единственный стул, приставленный к столу.
– А вы? – Ана подумала, что это место не слишком удобно для разговора.
Кеннет подошел и стал быстро проглядывать документы, Ана все же послушно села, куда ей указали. Какие-то бумаги он бросал на пол, а некоторые откладывал в сторону. Он остановился на исписанном мелким почерком листе.
– Так, это тебе. – Он протянул его Ане. – Здесь твоя биография, предстоит ее хорошенько запомнить.
– Поняла.
– Почитаешь потом, сейчас надо разобраться с другими вещами. В письме от инквизиторов сказано, что Карла ждать к двенадцати, а значит, он прибудет на час раньше. У нас есть шесть часов, чтобы подготовить тебя.
Ана почувствовала себя на уроке в академии, таким строгим и назидательным был его тон. Слова Кеннета, казались ей светлячками, которые должны были рассеять ее непонимание, но вместо этого мельтешили перед глазами и путали еще сильнее.
– Карл – первый, кто дослужился до статуса старшего инквизитора, не обладая силой Света. Мы с ним сталкивались последний раз года три назад, когда я зачищал излияние Тьмы в трущобах. Там была ситуация похожая на то, что случилось с тобой. Мне удалось спасти проклятого до прихода Инквизиции.
– А что с ним стало?
– Он протянул неделю, а потом потерял контроль. Не выжил. – Кеннет пожал плечами.
Ана поежилась. Вот какой конец ее ждет! А граф присел на край стола рядом. Она отодвинулась от него.
– Карл тогда еще только начинал, отвечал за всякую бюрократию. Но уже трепал мне нервы: поднимал шум, что я прячу проклятых, что я на стороне Тьмы. – Кеннет раздраженно провел рукой по волосам, поправляя пряди, падающие на глаза. – Он прав, конечно, но лучше бы сидел тихо.
– Как вы с ним справились? Вас же не поймали? – Ана посмотрела на Кеннета с беспокойством.
– А ты как сама думаешь, если я тут сижу перед тобой живой и свободный? – он посмеялся.
Ана опять поймала себя на мысли, что перед ним ощущает себя ребенком. Сколько ему лет? Чуть больше тридцати?
– Карлу тогда пришлось закусить язык, инквизитор не инквизитор, а выступать против святого, который на власть работает с десяток лет, – пустая затея. Честно говоря, я рассчитывал, что он усвоит урок, но он, похоже, просто стал упорнее.
Кеннет потянулся на другой край стола за чашкой, на дне которой плескались остатки черного кофе, и сделал глоток.
– В общем, сейчас у него с полномочиями все получше, поэтому отказать ему в визите я не могу.
– Понятно… Но как нам быть? Меня же раскроют. – Ана неуверенно теребила в руках листок с легендой.
– Давай по порядку. Во-первых, надо посмотреть, что с твоим контролем Тьмы. Несмотря на то что ты все время переживаешь, ты пока справляешься лучше большинства. Во-вторых, тебе придется достоверно представить себя как леди Мелрой, провинциальную баронессу. Любая оговорка, излишняя нервозность тебя выдадут.
Ана на мгновение задумалась, а потом слабо улыбнулась.
– Я неплохо умею притворяться. Какой характер лучше изобразить? Думаю, глуповатая простушка, которая в восторге от столицы, подойдет.
– Хорошо, так и твои ошибки в глаза бросаться не будут, да и от правды недалеко.
Ану бросило в краску от негодования, что значит «от правды недалеко»? Она рассерженно посмотрела на графа, ей хотелось защитить себя. Да, она не знатного происхождения, и она никак особенно не проявила себя, пока была в поместье, но все же она ученица престижного образовательного учреждения, к ее знаниям и манерам в обществе не придраться.
– Что ты знаешь о Тьме? – Кеннет, казалось, не заметил ее возмущения.
Ана выпрямила спину и уверенно заговорила:
– Тьма проявляется у людей, покинутых Святцем. Без его покровительства душа человека гниет, развращается и в конце концов поглощается Тьмой. Проклятыми становятся испорченные люди, те, кто стремится ко злу. Поэтому их низменные желания разрушают окружающих и их самих.
Она внимательно следила за реакцией Кеннета, желая увидеть одобрение в его взгляде, но вместо этого он медленно закатил глаза и устало выдохнул.
– Серьезно? Я понимаю, что тебе это вбивали в голову с детства. Но ты ни разу не пыталась хотя бы немного обдумать эти утверждения? Особенно сейчас.
Ана замялась.
– Но… но… – У нее вспотели ладони, а в голову не приходило ни одного оправдания. Она думала, что все так и происходит, иначе почему бы святыми чаще всего становились те, кто служит Церкви? Почему проклятые всегда сеют разрушение? – У меня Тьма проявилась, когда я злилась, и потом тоже. Она всегда хочет вырваться, когда я чувствую что-то плохое.
– Я понимаю. – Кеннет смягчился. – Церковь все сделала, чтобы эта версия стала правдой. Но на самом деле…
– А с чего вы взяли, что знаете, как оно на самом деле? – перебила Ана, упорствуя.