7,99 €
Книги Авы Хоуп — это чувственные истории о любви, в которой нет места токсичности и предательству, ее герои настолько легкие и веселые, что счастливый финал им непременно гарантирован. Меня зовут Джейк Эванс, и футбол — то, чем я живу. Точнее — жил. Ведь я вот-вот лишусь карьеры из-за глупой ошибки. И ради того, чтобы вернуться в основной состав «Манчестерских дьяволов», я пойду на что угодно, даже на фальшивые отношения с едва знакомой девушкой. Амелия Хайд пишет романы о любви и готова спасти мою репутацию лишь при одном условии — я должен стать ее идеальным книжным парнем. Она кажется мне сумасшедшей. Но боюсь, что к моменту моего возвращения в Манчестер эта сумасшедшая может стать для меня чем-то гораздо более важным, чем желанный мною хет-трик…
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 407
Veröffentlichungsjahr: 2025
© Хоуп А., текст, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
С благодарностью моей семье, Маше С., Селине Аллен, Мари Милас и Тане Свон за то, что верили в меня тогда, когда я сама уже не верила, а также Алекс Хилл за то, что направляла меня, пока я следовала за мечтой.
Посвящается каждому, кто однажды потерял веру в себя и хотел отказаться от мечты.
Официально: я стану новым игроком футбольного клуба «Ротенбург».
Неофициально: а можно мне просто сдохнуть по дороге в Баварию?
Откидываюсь на подголовник и устало выдыхаю.
С минуты на минуту в квартире моего лучшего друга и товарища по команде Остина и его девушки Оливии начнутся мои проводы в ад. И я едва сдерживаюсь, чтобы не вжать в пол педаль газа и не убраться отсюда на своем новеньком «Бентли», который, к слову, явно не оценят по достоинству немногочисленные жители деревушки, где мне придется прожить чуть больше чем пару месяцев.
За грядущее пребывание в чистилище стоит поблагодарить папочку, ведь именно он стоит за трансфером в ад.
Отдать в аренду «Ротенбургу» лучшего нападающего «Манчестерских дьяволов» в качестве наказания?
О, конечно, почему бы и нет.
Других же способов проучить алкоголика-сына нет.
И любителя доггинга, чуть не забыл, простите.
В свою защиту скажу, что тем вечером я был пьян. Чертовски пьян.
Но (не под запись) мне понравилось. Было очень даже весело. Гораздо веселее, чем провести в аренде псевдофутбольного клуба половину сезона.
Я должен был уехать еще два месяца назад, но в очередной раз получил травму во время матча, и мое восстановление заняло больше времени, чем предполагал мой отец. Но теперь я готов приступить к тренировочному процессу. А вот к переезду в Германию я определенно не готов. И к тому, что теперь мне придется стать монахом, – тоже.
Честно, не понимаю, как мой разгульный образ жизни мешает «Манчестерским дьяволам»?
Все те девушки, с которыми я переспал за вторую половину прошлого сезона, никак не повлияли на количество забитых мною голов. А их, между прочим, одиннадцать! Не девушек. Голов. Девушек было гораздо больше, но я все еще не наблюдаю связи между футболом и сексом. А вот мой отец, очевидно, наблюдает. Поэтому он решил лишить меня и того и другого.
Просто класс. Я чертов счастливчик! (Нет!)
От мыслей отвлекает вибрация айфона в кармане.
Остин: Спорим, ты уже минут с двадцать сидишь и думаешь о том, как бы свалить?
Хмыкаю и печатаю ответ.
Джейк: Ты слишком хорошо меня знаешь…
Остин: Я просто наблюдателен. Ведь ты сидишь так перед моим окном, придурок.
С губ срывается смешок, и я вскидываю голову.
Прямо за резным забором передо мной в панорамном окне второго этажа вижу улыбающегося Остина, который стоит, скрестив на груди руки. Еще через секунду рядом с ним появляется Оливия. Ее рыжие волосы отливают золотом в свете солнца, неожиданно осчастливившего угрюмый Манчестер в середине сентября. Ливка лучезарно улыбается и машет мне рукой. И я все-таки набираюсь смелости и выхожу из автомобиля.
Не подумайте, я рад, что в моей жизни есть Оливия и Остин, но всякий раз, когда я оказываюсь в их квартире, в груди саднит, а в памяти проскальзывают воспоминания об Элизабет. И о ее измене.
Мы провели вместе больше пяти лет. Она была моей первой любовью. И я планировал быть с ней целую жизнь. Но… Элизабет решила иначе.
Это долгая история. Просто знайте, что у меня все еще болит всякий раз, когда вижу ее. А вижу я ее слишком часто, ведь она девушка придурка, что играет со мной в одной команде. И снова и снова видеть, как он ее целует, равносильно тому, как облить себя бензином и поджечь.
Любой здравомыслящий человек наверняка сказал бы, что я сам виноват в том, что все еще одинок. Не пытайся я заливать горе алкоголем и забываться с помощью случайных связей, возможно, я бы уже встретил свою любовь. Вот только невозможно встретить кого-то, если ты все еще не можешь отпустить прошлое.
А как его отпустить, если каждый раз, когда я смотрю в изумрудные глаза Элизабет, сердце щемит в груди?
Остин и Оливия не виноваты в том, что нашли друг друга. Но я подсознательно словно виню их за это. Как бы глупо это ни звучало, я завидую. Пытаюсь понять, почему они проносят свою любовь сквозь года, а мы с Элизабет – нет. Думаю о том, что было бы сейчас с нами, если бы я тогда не застал ее в постели с другим. Воображение рисует яркие картинки счастливого будущего, которые тут же меркнут, ведь прошло уже столько времени. Но я все еще люблю ее. И это какое-то нездоровое чувство, которое раз за разом выбивает у меня из-под ног почву.
– Хорошо, что мы живем на втором этаже, – доносится голос Остина, когда я оказываюсь на лестничном пролете.
– Почему? – хмурюсь, подняв на него глаза.
– Жили бы выше – успели бы состариться и умереть, пока ты дошел. У тебя память как у рыбки Дори? Приходилось на каждой ступеньке останавливаться, чтобы вспоминать, как пользоваться ногами?
– Ха. Ха, – гримасничаю я и добираюсь до их квартиры.
Остин стоит, убрав руки в карманы, и пытается испепелить меня взглядом.
– Что? – выдыхаю я.
– Всего несколько месяцев, Джейк.
– Тебе осталось жить? Не знал, что ты умираешь, бро. Это так неожиданно.
Друг устало закатывает глаза.
– А Ливка знает? – продолжаю идиотничать я.
– Знает что? – в дверях с широкой улыбкой появляется Оливия.
– Что Остину с тобой очень повезло, – от сердца произношу то, что вертится в голове. Улыбка Оливии становится еще шире. Она притягивает меня в свои объятия. – Привет.
– Привет. – Лив отстраняется, и следом за ней мы проходим в квартиру. – Я приготовила твой любимый рататуй. О, и еще отец привез тебе из Мичигана их местный овсяный стаут.
Присвистываю.
– Но я отдам тебе его только после твоего возвращения из Ротенбурга, – тут же вздыхает Оливия. – Ведь ты в завязке.
Открываю от удивления рот.
– Это всего лишь пиво! – негодую я.
– У тебя проблемы с алкоголем, бро, – отчитывает меня Остин.
И это бесит. Хотя он прав. И это тоже бесит.
– У меня нет проблем с алкоголем, бро. Это обычное недопонимание между нами. Во всех отношениях бывают размолвки. Я могу взять бутылочку с собой на прием к психологу, – фыркаю я, устраиваясь на стуле за обеденным столом.
Оливия прикусывает губу, сдерживая смех, пока Остин вскидывает бровь, пристально глядя на меня.
– Ты нужен мне на поле, Джейк. Тебе прекрасно известно, что твою аренду запросто могут продлить и до конца сезона, если ты нарушишь условия.
– Да, капитан.
– Джейк. – Остин наклоняет голову.
– Так точно, капитан.
Друг в ужасе смотрит на меня:
– Если ты вдруг собираешься начать петь, то дай мне фору в несколько секунд, чтобы я надел звуконепроницаемый скафандр и превратился в Сэнди.
– О, милый, ты скорее Сквидвард, – целует его в щеку Оливия, вызывая у меня усмешку.
– Ну спасибо, Мышонок, – недовольно фыркает Остин.
Лив ставит на стол рататуй, и я в очередной раз ловлю себя на мысли, какая она замечательная и как же Остину с ней повезло. Всякий раз, когда эти двое приглашают меня на ужин, Оливия готовит что-то из овощей, прекрасно зная, что я вегетарианец. Не то чтобы я навязывал кому-то свое мнение или настаивал на том, что на столе не должно быть мяса. Нет, ничего такого. И тем не менее она никогда не забывает о том, что я его не ем.
– Лив, ты волшебница.
– Ты говоришь так каждый раз, когда приходишь на ужин, – смущается она и возвращается к кухонному островку.
– Потому что это правда! – кричу ей вслед.
– Еще секунда, и я решу, что ты подкатываешь к моей невесте. – Остин пронзает меня гневным взглядом.
– Я делаю это вот уже больше двух лет, но она все равно выходит за тебя, бро.
– Я серьезно, – выдыхает Остин. – Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на нее? Не замечаю, что ты не хочешь приходить к нам? Что ты каждый раз избегаешь Оливию?
Опешив, открываю рот.
– Ты думаешь… – свожу брови к переносице. – Что я влюблен в нее?
– Ты мне скажи.
Делаю глубокий вдох.
– Я влюблен в то, что есть у вас. Хочу так же, черт возьми, Ос. Я не могу больше видеть Элизабет. Не могу. Она приходит на каждый гребаный матч. Сидит в ЕГО футболке. Хотя должна сидеть в моей, – вываливаю на него все от отчаяния. – Я хотел жениться на ней. Кольцо, что я собирался подарить ей, все еще лежит в верхнем ящике моей тумбочки. По соседству с презервативами, – грустно усмехаюсь. – Я все жду, что она вернется, понимаешь?
Остин удивленно смотрит на меня, нахмурив брови. В его взгляде недоумение.
– Почему ты ни разу не говорил об этом? – тихо спрашивает он.
Провожу рукой по волосам и шумно выдыхаю.
– Потому что, по сути, не так важно, по какой причине я пью и сплю со всеми подряд. Главное, перестать это делать. И я понимаю, что ты не веришь в то, что я справлюсь. Никто не верит. И я, черт возьми, даже не уверен, что вообще хочу справляться. Я просто хочу уехать подальше от Элизабет. Пару месяцев без нее, пусть даже в какой-то деревне на другом конце света, – прекрасно. Даже если я останусь там навсегда, это куда лучше, чем чувствовать, как твое сердце умирает, стоит увидеть, как она улыбается.
Наступает молчание. С кухни доносится приглушенная музыка, пока Лив нарезает салат. Отвожу взгляд в сторону и смотрю в окно. Листья дуба, растущего прямо перед ним, трепещут на сильном ветру, пока по хмурому небу стремительно проносятся тучи, скрывающие свет. С губ срывается шумный выдох, и тело пронзает чувство облегчения. Я наконец-то произнес вслух то, что давно терзало меня.
– Почему ты просто не захотел перейти в другой клуб? – тихо спрашивает Остин. – Ты один из лучших нападающих АПЛ[1]. Ты мог переехать куда угодно.
– Потому что я не могу не видеть ее. У меня зависимость, Ос, – перевожу взгляд обратно на него. – Только не от алкоголя. У меня зависимость от Элизабет. И если клубы анонимных алкоголиков или наркоманов существуют, то клуб, где бы собирались в кружок все те, кто все еще любит Элизабет, нет. А даже если бы было что-то подобное, я бы в него не вступил. Мне не нужна монетка трезвости. Мне просто нужна чертова машина времени, которая вернет мне то, что у нас было. И я бы не смог добровольно уехать от нее. Просто не смог бы.
– Так ты… спровоцировал отца?
Ухмыляюсь, хотя мне сейчас совсем не весело. Я смеюсь скорее от тупости и собственного отчаяния.
– Он еще долго терпел все мои выходки. Не думал, что у него такая выдержка.
– Ну прям святой отец, – цокает Остин, и я фыркаю, а затем мы оба разражаемся хохотом.
– Что я пропустила? – У стола с тарелкой в руках появляется Оливия.
– Я собирался предложить Джейку стать моим шафером на нашей свадьбе. Но ждал, когда ты вернешься.
Лив садится на колени к Остину и коротко целует его в нос. И на этот раз я даже не завидую. Я просто принимаю факт того, что у меня никогда не будет подобного, пока я болен.
И для того, чтобы порвать с одержимостью Элизабет и излечиться, я должен немного потерпеть этот чертовски неудачный трансфер.
Аминь!
«Фридрих опустился перед девушкой на колени и начал покрывать нежную бархатистую кожу ее бедра легкими скользящими поцелуями. Когда он добрался до заветного места, спрятанного под полупрозрачной тканью трусиков, с губ Франчески сорвался стон, прозвучавший так дико и утробно. Этот звук распалил Фридриха, сделал его тверже. Мягким прикосновением пальцев он сдвинул кружево и в эту самую секунду впился губами в набухший бугорок…»
Бугорок?
Господи.
Закрываю книгу и со стоном откидываюсь на подголовник. Это уже четвертая книга за неделю, на которой я не могу продвинуться дальше первой же постельной сцены.
Естества, величественные фаллосы, дрожащие чресла, влажные киски, холмики удовольствия, нефритовые стержни, автоматические поршни, шелковые складочки…
Боже, спаси и сохрани.
Морщусь от воспоминаний и откладываю «Алхимию желания» на журнальный стол.
Нет, конечно, я понимаю, что о коллегах, как о покойниках, можно говорить либо хорошо, либо никак, но… Почему книги этого автора настолько популярны?
Ладно, предположим, что это просто я такая неженка, моралистка или монашка. И дело именно во мне, а вовсе не во всех этих своеобразных словечках. А еще, возможно, дело в моем затянувшемся творческом кризисе.
После того как я с позором уволилась из издательской группы «Хэвидж», мое вдохновение помахало мне ручкой и улетело куда-то далеко, может, даже на Фиджи. И, честно признаться, будь я на его месте, я бы тоже не захотела возвращаться оттуда в серый и унылый Ротенбург-об-дер-Таубер.
На календаре середина сентября, и город напоминает одно большое сизое пятно. От вида серого неба за окном хочется плакать. Хотя мне в целом сейчас хочется плакать. И не только по этой причине.
Ау, вдохновение, можешь не возвращаться, просто скажи, где и мне взять денег на Фиджи?
С губ срывается очередной стон отчаяния.
Сегодня суббота, и я собираюсь немного порыдать от жалости к самой себе, сидя дома вместо того, чтобы отправиться на работу и в рамках программы по литературе рассказать старшеклассникам школы Всех Святых о том, что «Ромео и Джульетта» вовсе не история прекрасной трагичной любви, а Ромео – самый настоящий токсик.
Хотя книга о психологических проблемах подростков кажется гораздо лучше той стопочки популярных романов, что я заказала на «Амазоне». Предполагаю, что во мне где-то глубоко прячется внутренний Ромео, ведь я, очевидно, тоже тот еще токсик.
На столике начинает вибрировать телефон, и я устало тянусь к нему, чтобы посмотреть, от кого пришло сообщение.
Мари: Ну как там твои фаллосы? Чресла задрожали?
Прыскаю со смеху от сообщения подруги в нашем общем чате под названием «Рехаб». Рядом с именем моей старшей сестры Урсулы появляются точки, говорящие о том, что она набирает текст, и уже через пару секунд всплывает сообщение и от нее.
Урсула: Сегодня влажная киска не хлюпала?
Закрываю рот ладонью, чтобы не начать хохотать в голос, ведь в соседней комнате спит моя шестимесячная племянница Анна, а затем печатаю ответ.
Амелия: Нет, девочки, сегодня был бугорок.
Мари: И все?
Урсула: Что, обошлось даже без роботизированного поршня?
Снова хихикаю в руку.
Амелия: Возможно, Фридрих обнажил его после. Я закрыла книгу на слове «бугорок».
Мари: Выходит, у тебя фобия бугорков?
На этот раз я закатываю глаза.
Урсула: Вот тебе, кстати, идея для следующей книги.
Амелия: Про боязнь бугорков?
Урсула: Ну ты же писатель. Придумай что-нибудь эдакое.
Мари: Точно! Это может быть разновидностью трипофобии.
Мой громкий смех нарушает поразительную тишину в доме. Тут же снова подношу ладонь ко рту, но поздно. Громкий плач Анны доносится из соседней комнаты.
Я прикрываю веки, а когда спустя пару минут распахиваю их, передо мной возникает недовольное лицо моей младшей сестры Хезер, держащей на руках орущего младенца.
– Мили, – начинает Хезер, и по ее тону мне становится известно, что она скажет дальше. – От тебя шума больше, чем от Анны!
Спорно.
– Прости, – шепчу я, посылая сигналы в рай, чтобы ангелы вновь усыпили младенца, но, видимо, в нашем захолустье проблемы со связью, и мои сигналы не доходят до места назначения, раз Анна все еще орет.
– Генри и так не в восторге от того, что ты живешь с нами вот уже четыре месяца! Я все понимаю, тебя уволили…
Я уволилась сама. Но напоминать об этом в сотый раз не собираюсь. Я определенно не из тех, кто любит играть с огнем.
– Хезер, я обязательно съеду, как только накоплю нужную сумму для залога на квартиру.
– И когда же ты накопишь на него? С твоей-то работой в школе! – Она делает глубокий вдох и проводит рукой по взъерошенным светлым волосам, убирая выбившиеся пряди за ухо. – Я вообще не понимаю тебя, Мили. В школьные годы ты при любом случае цитировала строки романов о любви. Затем уехала в Мюнхен, едва тебе исполнилось восемнадцать. Получила филологическое образование и устроилась на работу стажером в одно из самых престижных издательств Германии. И тут вдруг из-за каких-то глупых недомолвок с руководством ты просто берешь и все это бросаешь, а затем решаешь повиснуть у нас на шее? – Я никак не реагирую, тогда Хезер закрывает глаза и выдыхает. – Прости, Мили. Прости. Я просто очень устала. Конечно же, ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе потребуется. Забудь все, что я наговорила.
Ну, сложно забыть то, что выслушиваешь каждую неделю вот уже четыре месяца.
Я поднимаюсь с кресла, чтобы притянуть ее к себе для обнимашек, которые сейчас так ей нужны. Впрочем, мне они нужны не меньше.
– Я понимаю, что от меня много шума и проблем…
– Нет, прости. Прости. Прости. – Голос сестры доносится приглушенно из-за того, что она уткнулась лицом мне в ключицу. – Мне просто нужно поспать. Когда станет легче?
– Лет через восемнадцать, когда Анна съедет, – срывается с губ, и Хезер вдруг начинает шмыгать носом.
– Восемнадцать?! – едва ли не плачет она. Ох уж этот мой длинный язык. – Какой кошмар. Почему все эти книги по материнству не говорят о том, что будет настолько тяжело? Я так устала, Мили…
Мне хочется ее успокоить, вот только поплакать вместе с ней мне все-таки хочется больше. Склоняю голову, прижимаясь виском к мягким волосам сестры, и делаю глубокий вдох.
Когда-нибудь я снова поверю в себя и перестану думать, что я неудачница.
Но это когда-нибудь.
А пока… Пока я разваливаюсь, как «Мерседес» моего отца примерно того же года выпуска, что и я.
Итак. Наверное, настало время представиться.
Меня зовут Амелия Хайд, и я неудачница.
И это не просто моя история о том, как четыре месяца назад моя жизнь круто изменилась.
Это моя… «Вендетта».
«Вендетта».
Единственное слово, которое я смогла написать в файле своей новой рукописи с того самого момента, как покинула Мюнхен.
Да уж. Мститель из меня так себе, раз я даже не знаю, какой у меня план.
Оставаться в домике Хезер и Генри вблизи знаменитой башни св. Марка, ходить на работу в школу Всех Святых и рассказывать школьникам о романтизации абьюза, читать порнороманы и пытаться написать свой?
Звучит не очень мстительно и больше смахивает на план по становлению отчаянной домохозяйкой в одноименном сериале.
Откидываюсь на спинку кресла и стараюсь не издать ни звука, чтобы не разбудить едва уснувшую в соседней спальне Анну.
Суматошный день казался бесконечным, и я в очередной раз за эти четыре месяца убедилась, что материнство младшей сестры для меня – лучший контрацептив.
Хотя будто мне есть от кого заводить детей. Для того чтобы они появились, нужно как минимум заниматься сексом. А последние два года я вижу члены только в книгах. И то если повезет. Чаще мне все же являются фаллосы и жезлы.
Жезлы. Точно.
Тянусь к роману, который так и не дочитала сегодня. Тому самому, где бугорки. Тяну за предусмотрительно приклеенный стикер и открываю книгу на странице, где вот-вот случится соитие Франчески и Фридриха.
Когда я вижу слово «бугорок», мое лицо на долю секунды сводит судорогой, но я все же заставляю себя прочесть дальше:
«Волна мощного желания нахлынула на Франческу. Каждое движение языка Фридриха сводило с ума. А стоило ему проскользнуть пальцем меж ее припухших складочек, ее сознание тут же улетело в бездну. Она стонала, теряя контроль, пока Фридрих вновь и вновь кружил вокруг горошинки желания…»
Горошинки желания…
Горошинки. Мать вашу. Желания…
Я зажмуриваюсь от очередной порции ужаса и, поджав губы, мотаю головой.
Ладно, автор бестселлеров по версии «Нью-Йорк Таймс», удиви меня еще больше.
Распахиваю веки и делаю глубокий вдох, предвкушая дальнейшую боль для своих глаз.
«Наконец Франческа издала гортанный стон и открыла взору Фридриха свою беспомощность. Она окончательно капитулировала, отдавая всю себя.
– О, Фридрих, Фридрих! – кричала она вновь и вновь, пока ее голос не сорвался.
Фридрих поднялся с колен и провел тыльной стороной ладони по губам, стирая соки ее пульсирующей киски.
– Хорошая девочка, – простонал он, обнажая свой налившийся стержень.
Выпрямившись, Фридрих поднес его к блестящим от сока лепесткам и погрузился внутрь, начав таранить ее лоно, словно отбойный молоток…»
Резко захлопываю книгу, когда мой внутренний токсичный Ромео показывается на горизонте.
Ладно. Наверное, это все же со мной что-то не так. Триста двадцать четыре тысячи положительных оценок на «Гудридс» ведь не могут врать, правда? Или, наверное, просто я монашка. Именно поэтому никто не таранит мое лоно после расставания с Адамом. Да и он его не особо прям таранил, если уж на то пошло.
Лоно…
Боже. Где достать нейтрализатор памяти, как у «Людей в черном», чтобы я никогда-никогда-никогда больше не выдавала этих словечек в реальной жизни?
Зачем я тогда читаю все эти порнокнижки, спросите вы.
Что ж, ответ прост: постельные сцены в романах помогают развить фантазию.
Например, мужчины возбуждаются от просмотра порно. Но вот девушки… Девушкам не так интересно просто смотреть на секс. Куда более возбуждающе представлять все это в своем воображении.
Он сверху или снизу?
Сверху. Проводит подушечками пальцев по голени, поднимаясь все выше.
Хотя нет, лучше он снизу. Крепко сжимает большими ладонями твою грудь, подмахивая при этом бедрами и наращивая темп с каждым толчком.
Говорит ли он пошлости? Или тихо постанывает? А может, именно в тот момент, когда его глаза темнеют от желания, происходит долгожданная кульминация?
Вот для чего нужны эти порнороманы – для того, чтобы погрузиться в мир фантазий. Позволить себе придумать идеального мужчину. Идеальный член. И идеальный секс.
Любой роман – это выдуманный автором мир, который становится для каждой читательницы реальным, а книжные мужчины превращаются в эталоны мужественности. Они гораздо лучше тех самых принцев, что должны прискакать на белом коне, разбудить поцелуем Спящую красавицу или спасти от заклятья Малефисенты.
И, учитывая мою подорванную самооценку из-за разрыва с Адамом и эмоциональное состояние после прощания с мечтой о становлении автором бестселлеров, мне чертовски сильно необходим горячий книжный мужик. Который не будет держать свой жезл, а после потирать горошинку желания.
Черт с ним, с вдохновением, я просто хочу отвлечься.
От проблем, от одиночества, от самобичевания.
Конечно, мысль, что когда-нибудь я снова смогу писать, греет мое сердце, но горячий книжный мужик согреет меня куда сильнее.
Устало выдыхаю в очередной раз за кажущийся бесконечным день и тянусь к телефону, чтобы поплакаться девочкам в «Рехабе».
Открываю чат и вижу десяток сообщений.
Мари: Интересно, а трипофобы боятся ребристых презервативов?
Урсула: Что за бред? Там же волдырики-пузырики, а не дырки. А трипофобы боятся дырок.
Мари: Меня пугает, что ты так хорошо осведомлена в трипофобии.
Урсула: Меня пугает, что ты не знаешь, как выглядят ребристые презервативы.
С губ срывается смешок, и я поджимаю их, чтобы не расхохотаться в голос. Больше мне нотаций от младшей сестры не надо.
Мари: Учитывая мое годовое воздержание, я уже не знаю, как выглядят и члены.
Урсула: гифка танцующего члена
Урсула: Не благодари.
Мари: Я и не собиралась.
Урсула: Неблагодарная. Это все из-за неудовлетворенности.
Мари: Спасибо, кэп, но меня полностью удовлетворяет Джонни.
Урсула: Что еще за Джонни?
Мари: Кролик.
Урсула?
Урсула: Не знала, что ты питаешь ТАКОЙ ВИД слабости к животным…
Мари: Джонни – вибратор-кролик.
Мари: Урсула, иногда твоя смышленость меня поражает!
Урсула: Рада, что хотя бы иногда.
Мари: А куда подевалась Мили?
Урсула: Наверное, проверяет, страдает ли она трипофобией, читая про дырочки.
Мари: гифка ржущего Леонардо Ди Каприо
Урсула: гифка надевающего очки Эдварда Калена
Мари: МИЛИ! АУ!
Урсула: Не мешай человеку исследовать свое сознание.
Боже, как же хорошо, что у нас есть этот чат. Прыскаю со смеху и печатаю сообщение.
Амелия: Это был отбойный молоток.
Урсула: Надеюсь, не в прямом смысле. А то инородные предметы во время прелюдий стали слишком популярны в любовных романах.
Мари: фото шоколадного батончика
Урсула: гифка отвращения от Дина Винчестера
Мари: Он зарычал, когда кончил?
Амелия: Он все еще не кончил.
Урсула: гифка с поигрывающими бровями
Урсула: А Фридрих-то хорош.
Смеюсь.
Мари: Мы этого пока не знаем. Ведь, я так понимаю, Франческа тоже все еще не кончила.
Амелия: Она кончила. Фридрих носит почетное звание заклинателя горошинок желания.
Урсула: Сожги эту книгу.
Мари: Как удалить тебя из нашего чата за подобные слова?
Амелия: Книги – это святое.
Урсула: Ты только что назвала книги о членах святыми?
Мари: Они не о членах.
Урсула: О членах.
Амелия: Ну, они правда не о членах, Урсула. По большей части они об отбойных молотках…
Девочки кидают мне пару смеющихся гифок в ответ, и еще около получаса мы обсуждаем будущее Фридриха и Франчески. Еще минут через двадцать мои веки начинают слипаться. Попрощавшись, я выхожу из чата и падаю лицом в подушку в надежде, что завтра мое вдохновение все же соизволит вернуться с Фиджи.
Прошло уже больше недели, а вдохновение все еще попивает пина-коладу где-то на песчаном пляже. Не то что я.
Грех жаловаться, немецкий «Гиннесс» гораздо приятнее этого приторного тропического коктейля, но все же я не на Фиджи, а в маленьком пабе у центрального рынка Ротенбурга.
Сегодня пятница, и мы, как обычно, собрались здесь вместе с местной футбольной командой «Ротенбург» после их матча. Отмечать, правда, нечего – очередное поражение. Но собраться всем городом в баре в качестве поддержки клуба – что-то вроде традиции, которую не позволит нарушить даже грустный счет на табло.
Паб переполнен людьми, что не может не радовать. Пару месяцев назад Генри, муж моей младшей сестры Хезер, собирался продавать это место, если дела не пойдут в гору. Но поданная Даниэлем идея со скидкой в день матчей для фанатов «Ротенбурга» сработала.
Наш городок совсем не большой, но каждый второй его житель одержим футболом. Хотя, думаю, я немного лукавлю, и на самом деле им одержим весь город. А потому после игр в пабе не протолкнуться, чему Генри очень рад. Ему даже удалось нанять себе сменщика, позволив тем самым себе чаще появляться дома.
– Мили, ты будешь доедать бретцель? – интересуется мой младший брат Даниэль, сидящий напротив.
– Нет, забирай, – отодвигаю корзинку от себя, не отрывая взгляда от повтора игры на большом экране.
– Как же он крут! – восхищается Даниэль. – Ты хотела бы от него детей?
Беру сырный шарик и бросаю прямо в него.
– Очень по-взрослому, Мили.
Показываю язык:
– Я старше тебя на три года.
– Думаю, родители тебе лгут. Судя по твоему поведению, тебе не больше пятнадцати.
– Что? – морщусь. – Нет, мне определенно не пятнадцать. В пятнадцать я и подумать не могла, что буду писать порно!
Как назло, в тот момент, когда я произношу слово «порно», комментатор, как и публика, замолкает, и моя реплика громко звучит в абсолютной тишине вокруг.
Прячу лицо рукой, пока Даниэль смеется.
– Ты проработала младшим редактором в отделе эротики издательства «Хэвидж» несколько лет, но все еще краснеешь. Почему, Милс?
– А ты уже на третьем курсе колледжа, но все еще девственник. Почему, Даниэль?
Брат прыскает:
– Я храню себя для той единственной.
– Или это все же из-за твоей одержимости микросхемами, – тут же фыркает подошедший к нам Генри.
– Меня буллит собственная семейка, – вздыхает Даниэль и отпивает «Гиннесс». – Вот, кстати, Мили, раз порно не пишется, то, может, напишешь семейную драму?
Снова кидаю в него сырным шариком, и на этот раз Даниэль ловит его ртом.
– Ага. Про инцест. А ниже можно будет написать: основано на реальных событиях. – Я снова показываю ему язык и тут же зажмуриваюсь, понимая, что это вновь прозвучало в идеальной тишине.
И когда я смогу привыкнуть к тому, что не стоит стесняться того жанра, в котором пишу? Тем более в Германии, ведь Германия – родина порно. Именно здесь оно было впервые легализовано. Забавно то, что многие женщины считают порно чем-то постыдным, вот только легализовали его благодаря Беате Узе. И – о надо же! – она женщина.
Так что мне бы взять с нее пример и стать более… раскрепощенной.
Хотя сделать это довольно сложно. Особенно если учесть тот факт, что весь мой сексуальный опыт строится лишь на сценах любовных романов, а в жизни же… В жизни я зажатая, неуверенная в себе двадцатичетырехлетняя девушка маленького роста, которая не отличается идеальными 90–60–90, у которой нет ни мужа, ни детей, ни даже престижной работы и которая вечно слышит, что она ничтожество в сравнении с двумя сестрами и братом. Как полюбить себя, если никто вокруг не любит?
Не то чтобы я прям очень из-за этого переживала, но порой хочется хотя бы разок испытать то же, что испытывают героини тех самых книг о любви. Ну, или хотя бы порнокниг, ладно. Это кажется куда более реальным, нежели какая-то выдуманная любовь.
Где-то ведь и в самом деле существуют парни с гигантскими членами, которые могут в постели вытворять всякое эдакое? Ведь если бы идеальных книжных мужиков не существовало в реальном мире, современные любовные романы отправились бы в фантастику. Логично?
Но нет. Они всё еще не там.
Значит, среди миллиардов людей есть хотя бы один тот самый мужчина, сошедший с книжных страниц. Тот самый прототип. Идеал. Мечта.
Вот только где его искать?
– Твою мать! – раздается рядом со мной мужской голос, и я с ужасом понимаю, что по моей груди что-то льется.
Опускаю взгляд и морщусь от вида жидкости на белой футболке. Судя по запаху, это пиво. Пытаюсь понять, что произошло, и вскидываю голову.
– Извини, – выдыхает мужчина, его язык заплетается, и я понимаю, что он пьян. – Немного свернул не туда со своей траектории. Теперь тебе придется избавиться от своей футболки. Предлагаю уединиться где-нибудь в подсобке. Я тоже разденусь в качестве поддержки. А потом можем поддержать друг друга парочкой оргазмов.
Блондинчик улыбается, а затем неожиданно стягивает с себя футболку, демонстрируя идеальные шесть кубиков и прокачанные V-образные мышцы живота.
– Теперь ты, красотка, – с ухмылкой показывает на меня жестом.
Приоткрываю рот от наглости этого парня.
– Приятель, поосторожнее, – тут же подрывается с места Даниэль.
– Хочешь быть третьим? – скалится парень.
– Это моя сестра, придурок.
Что я там говорила про инцест? Хотя троп «сводные» очень даже популярен в современных любовных романах.
– Это будет наш грязный секрет, – ухмыляется придурок, и у меня едва не выпадают глазные яблоки.
Шум вокруг стихает, и взгляды толпы обращаются на нас.
– Так, ладно, хватит, – появляется парень рядом с блондинчиком и обнимает его за плечи, удерживая на месте, а затем быстро наклоняется, чтобы поднять с пола футболку, и тут же бросает ее в лицо друга. – Я прошу прощения за это. – Он обводит взглядом мою мокрую футболку с Рапунцель, а затем кричит бармену: – Джозеф, запиши все, что закажет эта девушка, на мой счет. И мне действительно жаль. – Парень устремляет глаза на меня, и наши взгляды встречаются. – Я оплачу химчистку или куплю новую футболку… в детском магазине.
Не могу удержаться и закатываю глаза. Хоть он и прав.
А что плохого в том, чтобы одеваться в детских магазинах? Когда твой рост сто пятьдесят два сантиметра, это очень даже удобно.
– А ваш друг не хочет извиниться? Ведь это именно он облил меня пивом. Значит, он и должен мне новую футболку, а не вы.
– Джейк Эванс?! – вдруг раздается удивленный крик рядом с нами. – Не верю своим глазам. Это вы?!
Парень, великодушно оплативший мои сегодняшние напитки, делает глубокий вдох, слегка опустив голову, а затем все же отвечает:
– Да, это я.
На его губах расцветает улыбка, а на щеках тут же проявляются ямочки.
– Джейк Эванс?! Нападающий «Манчестерских дьяволов»? – с недоверием в голосе кричит Даниэль. – Здесь, в Ротенбурге?!
Джейк облизывает губы, и с них срывается вздох.
– Вообще-то, с этого дня я нападающий «Ротенбурга».
Вокруг эхом проносятся удивленные охи-вздохи.
Понятия не имею, что за «Манчестерские дьяволы». И кто такой Джейк Эванс – тоже. Не подумайте, мне нравится футбол, и я с самого детства хожу на все матчи нашей команды, но меня совершенно не интересует, что происходит за пределами футбольного поля.
Пока все гадают, что он здесь делает, меня больше интересует, откуда этот парень так хорошо знает немецкий, если он из Манчестера. Узнай Даниэль о моих мыслях, он бы назвал меня занудой, что в целом недалеко от правды.
Внимательно обвожу взглядом парня скорее из любопытства, нежели из интереса.
Футболисты не привлекают меня совсем. А вот британцы вроде Тео Джеймса – очень даже. Хоть передо мной и не он, должна признать, что этот британец очень даже хорош собой. Высокий, широкоплечий и смазливый. Типичный футболист, наверняка отлично разбирающийся в гелях для волос.
Внутренний душный Ромео снова с нами. Скучали?
– Так где ты купила эту футболку?
Реплика красавчика заставляет меня оторваться от собственных мыслей и вскинуть голову. Люди вокруг уже вернулись к своим делам, а Даниэль болтает с тем самым блондинчиком, который облил меня пивом, и я понимаю, что прослушала весь разговор.
Класс.
– Это моей кузины, – срывается с губ, прежде чем я успеваю подумать.
Черт.
– Между прочим, это ее самая любимая футболка. Такую очень сложно достать. Редкая. Очень редкая. Эксклюзивная модель.
– Ладно, – улыбается Джейк. – Тогда я оплачу химчистку для твоей кузины. Снимай футболку.
Хмурюсь.
– Ну не сию же секунду, – фыркает он, вынуждая меня уже не в первый раз закатить глаза. – Видела бы ты себя.
– Кажется, я пропустила тот момент, когда мы перешли на «ты».
– Ага, ты была занята изучением моего лица. Пялилась на меня все это время. Даже не моргнула ни разу.
– Я… – облизываю губы. – Просто заметила сходство между тобой и Остином Пауэрсом.
Джейк поджимает губы, пытаясь не рассмеяться.
– Ну да. Мы с ним оба секретные шпионы, – шепчет он, и я взглядом выражаю свой скептицизм. – Просто скажи мне, куда тебе привезти футболку. Я достану такую же.
– Не нужно. Говорю же, это ручная работа.
– Я настаиваю.
– Все правда в порядке. И я не понимаю, почему ты все еще здесь.
– Потому что твой парень заваливает вопросами моего тренера по физической подготовке. – Он кивает в сторону Даниэля.
Хочется сказать, что это не мой парень, а всего лишь мой брат. Но зачем ему об этом знать?
– Ты серьезно напиваешься с тренером? – вместо этого интересуюсь я.
– Я – нет. Он, – кивает на блондинчика, – да-а-а-а, – протягивает Джейк, и я смеюсь. – Вы, немцы, очень своеобразно подходите к тренировочному процессу.
– Это правда. Кстати, откуда ты так хорошо знаешь немецкий?
– В детстве я часто приезжал сюда на турниры и всегда гостил в немецких семьях. Поэтому успел выучить язык.
– Ого, – произношу я, не зная, что еще сказать. Я достаточно давно не общалась с незнакомыми людьми. Тем более с мужчинами.
Мы оба молчим некоторое время, пока синие глаза Джейка с интересом изучают меня.
– Думаю, пора уводить отсюда тренера, – первым нарушает молчание Джейк. – Я еще раз очень извиняюсь за футболку. Не думаю, что он сделал это специально, и все же вышло неприятно. Тем более если учесть, что это эксклюзивная модель.
Киваю.
– Все в порядке. Правда.
Конечно, все в порядке. Ведь я солгала. Я купила эту футболку в самом дешевом детском магазине за пять евро. И кузине она оказалась мала, а потому я оставила ее себе.
Я могла бы рассказать ему об этом, но не думаю, что хочу еще раз пересекаться с Джейком Эвансом.
У меня слишком бурная фантазия, а я определенно понимаю, что совершенно не в его вкусе. Да и он, как и любой футболист, наверняка пользуется у женщин большим спросом. Здесь сейчас не так много представителей прекрасного пола, но взгляд каждой направлен на него. И в этих взглядах я отлично наблюдаю похоть и интерес, ведь Джейк Эванс сексуален, что греха таить.
И так как мне здесь ничего не светит, лучше держаться от него подальше.
Джейк облизывает губы и убирает руки в карманы. Он делает шаг назад, все еще не сводя с меня взгляда:
– Был рад познакомиться…
– Амелия, – представляюсь, понимая, что он ждет этого.
Уголки его губ приподнимаются.
– Амелия.
И он разворачивается, направляясь к моему брату, что-то увлеченно обсуждающему с тренером «Ротенбурга». А мой взгляд падает на накачанную задницу Джейка, и я тут же широко распахиваю глаза от мелькнувших в голове пошлых мыслей.
М-да уж, Амелия Хайд, ты возбудилась от простого разговора с мужчиной. Уму непостижимо.
Мне срочно нужен один из моих порнороманчиков.
И вибратор…
На часах девять утра, и мне хочется сдохнуть. Хотя я вчера даже не пил.
Кто бы мог подумать, что мой новый тренер будет недоволен тем, что я алкоголик в завязке. И кто бы мог подумать, что после литров пяти пива этот самый тренер в девять утра решит бегать с нами по полю…
Вероятно, любой житель Баварии мог бы подумать, но точно не я.
Кажется, отец надо мной издевается. Он, очевидно, желает мне умереть пьяным в какой-нибудь бочке с хелем. Умереть трезвым в Ротенбурге, как я успел понять, в принципе невозможно, судя по моим наблюдениям за те немногочисленные дни, что я провел здесь. Складывается впечатление, что немцы пьют пиво вместо кофе по утрам. Так что, господа и дамы, мой отец определенно совсем в меня не верит. А точнее, в мою трезвость. Да что уж там, в свою трезвость при таких условиях не верю даже я сам. Запретный плод сладок, как известно. Буквально. Учитывая то, как и в самом деле сладок на вкус темный лагер.
Но я держусь.
Уже три дня. Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут. Двести пятьдесят девять тысяч двести секунд. Без алкоголя. И без секса.
Хотелось бы еще сказать, что и без Элизабет. Но…
Если не пить и не снимать девиц оказалось не так уж и сложно, то вот тут нарисовались проблемы под названием «гребаные-соцсети-чтоб-вас».
Как перестать обновлять новостную ленту и пересматривать наши с Элизабет фотографии?
Я так жалок.
Блевать от самого себя хочется.
Но если раньше я мог залить алкоголем отвращение к самому себе, то сейчас я могу выпустить пар лишь на поле, по которому ношусь вот уже сорок минут.
На улице промозгло, прям как в Манчестере. Небо заволокло темными тучами, и с него летит моросящий противный дождь, пока я делаю ускорения от боковой до боковой, а затем обратно – скрестным шагом. Ветер хлещет по лицу, но кого это волнует, когда речь идет о футболе.
Футбол – единственная постоянная вещь в моей жизни. Сегодня я могу любить миниатюрную Ариану Гранде, а завтра вдруг решу, что мне все же по душе модель вроде Кендалл Дженнер. Утром мне захочется провести отпуск в Монако, а уже в обед я вдруг надумаю, что хочу покорять Эверест. Но я никогда не перестану хотеть играть в футбол.
Даже если я лишусь ног, рук, половины тела, я буду играть в футбол. Понятия не имею как, но буду.
Единственная причина, по которой, возможно, я все же завяжу с футболом, – моя смерть. Но и то спорно. Вполне вероятно, к тому времени будет что-то вроде симуляции жизни после смерти. Ну, или до каких технологий еще дойдут в будущем. И что дальше? Правильно, в симуляции будем только я, мяч и ворота.
Штормовое предупреждение? Плевать, я буду нестись с мячом по ветру.
Наводнение? К черту, задержу дыхание, но продолжу чеканить мяч над уровнем воды.
Землетрясение или пожар? В первую очередь я схвачу свои счастливые бутсы.
Кто-то назовет меня психопатом, кто-то – больным придурком, и я даже не буду пытаться доказывать обратное. Для меня футбол – не просто игра. Футбол – то, чем насыщаются мои легкие, стоит мне сделать вдох.
И за то, что из-за Элизабет я оказался здесь, в самой второсортной команде Бундеслиги. Я себя ненавижу.
Хотя что значит – из-за Элизабет? Я могу сколько угодно винить ее, но правда в том, что я не так уж и глуп и прекрасно осознаю, что она не заставляла меня совершать те поступки, из-за которых я, собственно, здесь и оказался.
А вообще, формально я здесь из-за отца. Он, конечно, классный, но за что-то меня недолюбливает. Возможно, за то, что я переспал с его последней секретаршей. В его офисе. На его столе. На глазах у его подчиненных…
Скорее всего, именно это стало последней каплей.
Стыдно ли мне?
Да. Это была ужасная провокация с моей стороны. Я хотел вывести его из себя, словно был подростком, а не взрослым мужчиной. И я даже не подумал о том, каково будет этой девушке. И что она лишится работы. Я не принуждал ее, никогда бы не сделал подобного. Она сама опустилась передо мной на колени, а дальше… Черт, я был так пьян, что не помню и половины того, что происходило. А если быть предельно честным, то не помню девяносто девять процентов.
Мне от самого себя тошно.
И вот эти тупые оправдания, что все это из-за Элизабет, должны прекратиться.
В детстве я всегда мечтал стать футболистом, сейчас я мечтаю стать хорошим человеком. И если для этого необходимо пожить какое-то время в этой дыре… То я готов. Готов на все. Лишь бы избавиться от гребаной одержимости бывшей.
Отбрасываю в сторону мысли, стоит нам закончить с бегом и растяжкой. Делимся на квадраты: четыре – два. Сначала я в четверке. В два касания передаем друг другу мяч, пока двое других игроков пытаются его перехватить. Затем во время паузы мы меняемся, и я оказываюсь в числе двоих. Это гораздо интереснее. Еще некоторое время спустя упражнение заканчивается, и вратарь занимает свою позицию, чтобы каждый игрок несколько раз ударил по воротам.
Когда тренировка подходит к концу, я выжат как лимон. В раздевалке звучит громкая музыка, которая слышна даже под сильным напором душа. Холодная вода хлещет мне в лицо, пока по телу разливается приятное ощущение усталости. Обматываю полотенце вокруг бедер и возвращаюсь к команде, чтобы переодеться.
Вчера я успел познакомиться с мужиками, пока мы были в баре, но сейчас мне не хочется поддерживать беседу, тем более что они обсуждают предстоящую игру с командой, которая держится на третьем месте турнирной таблицы. Очевидно, здесь нам ничего не светит. Что тут скажешь?
Молча одеваюсь и сажусь на скамейку, чтобы завязать шнурки, как вдруг звонит мой телефон.
– Привет, – удивленно произношу, приняв вызов отца.
Прощаюсь с мужиками, хватаю сумку и покидаю раздевалку, потому что здесь очень шумно.
– Как Ротенбург?
– Я трезв.
– Я спрашивал не об этом.
– Но интересует тебя именно это.
На другом конце линии слышится тяжелый вздох.
– Я должен был это сделать, Джейк.
– И, спешу заметить, я даже не пытался оспорить твое решение. Ты ведь владелец «Манчестерских дьяволов».
– Сейчас я твой отец.
Хмыкаю.
– Джейк.
– Что?
– Ты зол, я понимаю.
– Нет, пап, ты не понимаешь. Речь ведь о моей карьере.
– Да. Ты бы хотел, чтобы тебя выгнали с позором после доггинга на стадионе, прости господи?
Делаю глубокий вдох и выдыхаю облако на прохладном воздухе, едва выхожу из здания.
– Ну, меня, по сути, и выгнали.
– Нет. Я замял все. К журналистам это не просочилось. Парочка их бесполезных статеек без единых доказательств. И на этом все. Джейк, я знаю, как для тебя важен футбол. И я хочу, чтобы ты перестал тратить время на подобные выходки. Потому что я тебя не узнаю.
Я и сам себя не узнаю.
– Так как первая тренировка? – так и не дождавшись моего комментария, продолжает отец.
– Думал, будет хуже. Тренер нормальный мужик. Команда средний возраст тридцать плюс, ну… сам понимаешь.
– Половина сезона. Всего четыре месяца, даже меньше уже.
Молчу.
– Джейк. Это для твоего же блага.
– Ты представляешь, как на моей статистике отразится пребывание здесь?
– Лучше так, чем если бы тебя выгнали.
– За что? За секс?
– Черт возьми, да! Ты нарушил все пункты контракта. Его бы просто разорвали.
Устало прикрываю веки и устраиваюсь на переднем сиденье своего нового «Мерседеса».
– Это единственное, что я мог сделать.
– Ты правильно поступил, пап. Я просто… – зарываюсь рукой в волосах. – Это все непривычно. Другой уровень. Никаких перспектив.
– Зато никаких соблазнов.
Фыркаю.
– Пап, тут вместо кофе на завтрак «Гиннесс».
– Шутишь?
– Не-а. – С губ срывается смешок.
– То есть я отправил сына-алкоголика прямиком в Чистилище.
– Читаешь мои мысли.
– Ты справишься, – выдыхает он.
– Это вопрос или утверждение?
– Утверждение, Джейк.
Тяжело сглатываю.
– И еще кое-что, – вдруг добавляет папа.
– Удиви меня.
– Ты должен будешь тренировать школьников в рамках своего наказания.
– Что, прости? – теряю дар речи.
– Раз в неделю. У тебя завтра в двенадцать встреча с тренером футбольной команды школы Всех Святых. Он тебе обо всем расскажет.
Ну просто великолепно.
– Всегда знал, что ты меня не любишь, пап.
– Правда? А мне казалось, я тщательно это от тебя скрывал.
– Тебе только казалось.
Отец фыркает:
– Звони, если что-то будет нужно, ладно?
– Ладно.
– Я тобой горжусь, Джейк.
– Не подмазывайся. Я рассекретил тебя.
Из трубки вновь доносится фырканье.
– Рад, что ты не злишься.
Устало выдыхаю:
– Рад, что не злишься ты. Учитывая, что я занимался сексом на твоем столе.
– Ну, не ты один. С той секретаршей я тоже успел позажигать.
Морщусь:
– Фу, папа.
– Но я хотя бы делал это не на глазах у всех сотрудников стадиона.
– Мой косяк. Но давай поскорее закончим этот разговор, потому что мне теперь плохо от той информации, которую я только что узнал.
– Будто ты не догадывался, что я занимаюсь сексом.
– Пока, пап. – Я отключаюсь, скорчив гримасу похлеще Джима Керри в «Эйс-Вентуре».
Кошмар.
Я и дети.
Дети и я.
Причем я еще и за главного.
Это вообще как? Типа несу за них ответственность?
Уму непостижимо.
Я ожидал чего угодно: принудительного посещения психолога, ежедневной сдачи анализов на содержание алкоголя, воскресных служб или вступления в клуб анонимных сексоголиков. Но… тренировать детей в школе?
Сижу в машине уже минут сорок и пытаюсь переварить в голове эту информацию. Не то чтобы я не любил детей… Я просто никогда с ними не взаимодействовал.
Да, конечно, пару раз я подписывал футболки младшим футболистам клуба, что выходили с нами на матчи УЕФА, но я бы не назвал это прям каким-то взаимодействием. Другое дело – нести за парней ответственность и пытаться их чему-то научить. Вот как раз таки это кажется мне еще более нереальным, чем, например, избавиться от одержимости Элизабет.
Боже, я могу не думать о ней хотя бы минуту своей жизни?
В очередной раз глубоко выдыхаю и открываю дверцу «Мерседеса». На улице льет как из ведра. Быстро обхожу машину, чтобы взять из багажника сумку с формой, и перепрыгиваю через большую лужу, поверхность которой покрыта огромными пузырями. К моменту, когда я добираюсь до стадиона, мою одежду можно выжимать.
Оказавшись в длинном коридоре, по обеим сторонам которого расположены стеллажи с кубками, грамотами и фотографиями, снова шумно выдыхаю, предвкушая самое страшное, что только могло со мной произойти в Ротенбурге.
Ну какой из меня тренер? Я за самим собой не могу уследить.
Кошмар. Просто кошмар.
Чувствую, как потеют ладони, пока неспешно следую к тренерской, где меня, по словам отца, должны ожидать.
Дохожу до нужной мне двери и делаю глубокий вдох, прежде чем постучать по ней. Услышав громкое «Войдите», вновь шумно выдыхаю и нажимаю на ручку. Когда дверь открывается, я вижу перед собой Джозефа, бармена из бара, в котором мы вчера зависали. Вскидываю от удивления брови. Детский тренер-бармен? Германия не перестает меня удивлять. Что дальше? Драгдилер-кардиолог? Монахиня-стриптизерша?
– Джозеф? – пытаюсь спрятать удивление в голосе.
– О, Джейки, – подрывается со стула он. – Рад вновь тебя видеть.
Мы пожимаем друг другу руки, и я, все еще шокированный, устраиваюсь на стуле рядом.
– Что ж, честно признать, я был удивлен, когда мне сообщили, что ты придешь.
– Не поверишь, я был удивлен не меньше.
– Великий Джейк Эванс в нашем захолустье, – произносит Джозеф, и звучит это так, словно он злорадствует. – Все еще в голове не укладывается.
– Полностью разделяю твои мысли.
С губ тренера срывается смешок.
– Ты легенда.
– Скромничать не буду: я хорош, – с улыбкой пожимаю плечами.
– Видел твою игру против «Ливерпульских львов» в конце прошлого сезона. Просто что-то невероятное.
– Спасибо, – произношу сквозь зубы, немного выбитый из колеи после упоминания прошлого сезона. – Так введешь меня в курс дела?
– В курс дела? – сводит брови к переносице Джозеф.
– Дети. Я ведь должен буду их тренировать.
– Точно. Дети. – Он опускает взгляд на наручные часы. – Они с минуты на минуту должны выйти из раздевалки. Переодевайся пока. И пойдем знакомиться. По дороге расскажу, как у нас все устроено.
Киваю и поднимаюсь со стула, чтобы наконец снять мокрые шмотки, после чего переодеваюсь в спортивный костюм, беру из рук Джозефа свисток, манишки для игровой части тренировочного процесса, мячи и следом за ним покидаю тренерскую.
Полчаса спустя я уже стою на кромке поля. Дождь поутих, и больше нет нужды воображать себя Акваменом и пересекать огромные лужи.
Парни заканчивают упражнения с мячом в парах, отрабатывая прием и передачи, пока я стою, все еще пытаясь унять сумасшедшее сердцебиение.
Когда Джозеф представил меня команде, я вдруг понял, что понятия не имею, что я здесь делаю. Я не командный игрок. Сейчас, возможно, это прозвучало эгоистично, но зато честно. И я понятия не имею, как строится игровой процесс в команде.
Моя позиция – нападающий. Я быстрый, ловкий и юркий, но тупой. У меня напрочь отключается мышление, когда я на поле. Я не умею предугадывать следующий шаг противника и не думаю о том, какие у меня есть варианты для лучшей тактики. Я просто вижу мяч, беру и бегу. И на этом все.
И чему я могу научить этих четырнадцатилетних парней – огромная тайна, разгадать которую сможет только Шерлок, а я, очевидно, не он.
Погруженный в свои мысли, не замечаю, как Джозеф дает свисток команде, чтобы приступить к квадратам, а затем пытаюсь сконцентрироваться на последующих ударах по воротам.
Ладно, хоть в чем-то я разбираюсь и запросто смогу показать, как с закрытыми глазами закрутить в девяточку.
Несмотря на то что меня не интересует игровая тактика, я много времени провожу за изучением ударов и их отработкой. Это не всегда помогает во время матчей, ведь я уверен, что игровой процесс практически не подчиняется распланированной схеме действий, учитывая то, что букмекеры гребут баснословные суммы на неверных прогнозах аналитиков и ведомых на них любителей ставок. И тем не менее я верю в то, что отработка ударов отлично повышает статистику забиваемых мною голов.
Следующие пятнадцать минут я лишь наблюдаю за тем, как парни поочередно пробивают по воротам. Многие из них даже не попадают в створ в принципе. И это меня пугает.
Не то чтобы я зазвездился или набивал себе цену, но и принижать свои собственные достижения я не собираюсь, ведь я очень хорош и по праву ношу звание лучшего бомбардира лиги. Это не врожденный талант и не деньги моего отца, это долгий и упорный труд. И в свои четырнадцать я уже мог забить с закрытыми глазами, чего не скажешь об этих мальцах.
Пока я с ужасом наблюдаю за происходящим и нахожусь в состоянии транса, упражнение подходит к концу. Вокруг раздаются аплодисменты – парни благодарят друг друга за тренировку, и я с облегчением выдыхаю, что этот дурдом подошел к концу.
– Патрик! – кричит Джозеф парню, что ни разу не попал по воротам. – Задержись, пожалуйста.
Ну восхитительно.
– Джейк, познакомься, это Патрик. Капитан наших «Акул».
«Рад знакомству, надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, что наносить удар нужно в створ ворот, а не просто в воздух», – практически срывается с моих губ.
Я ужасен, очевидно, но его удары… куда ужаснее. Худшее, что когда-либо видели мои глаза.
Хотя нет. Худшим, что когда-либо видели мои глаза, была моя обнаженная девушка в постели с другим. Да, пожалуй, то, что этот малец не в курсе основ футбола, меньшая из моих проблем.
– Привет, Патрик, – выдыхаю я. – Нужно будет поработать над ударами. Постараюсь помочь, чем смогу.