Ход коня E-Book

Камилла Лэкберг

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 771

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Шахматная головоломка — упражнение для ума. Но сейчас ее решение — единственный способ спасти жизнь ребенка… Из детского сада в Стокгольме бесследно исчезает маленький мальчик. Инспектор полиции Мина Дабири и ее коллеги быстро обнаруживают сходство обстоятельств исчезновения с другим, более ранним похищением ребенка. Тогда все закончилось очень плохо. Но никаких связей между этими двумя детьми и их семьями нет. А затем происходит еще одно похищение — по той же схеме. И снова ни единого следа… Отчаявшаяся Мина обращается к знаменитому менталисту Винсенту Вальдеру, который не так давно помог ей с очень трудным и опасным делом. Выясняется, что, если представить город как шахматную доску, похищения происходят в соответствии с известной шахматной головоломкой «Ход коня». И если не остановить безумного шахматиста, то похищенных и убитых детей будет еще больше… Уникальный дуэт следователей — менталиста-профайлера и офицера полиции — продолжает исследовать темный мир иллюзий, обмана, запутанных загадок и страшных убийств.

Leseprobe

Камилла Лэкберг, Хенрик Фексеус Ход коня

Camilla Läckberg, Henrik Fexeus

Kult

Copyright © 2022 Camilla Läckberg Published by arrangement with Nordin Agency AB, Sweden

Иллюстрация на обложке Анны Кроник и Мирослава Жарского

Перевод с шведского О. Б. Боченковой

© Боченкова О.Б., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Первая неделя

Фредрик убеждается – вот уже, наверное, в сотый раз, – что сквозь пластиковый пакет ничего не видно. Он не хочет испортить сюрприз. Утирает распаренное солнцем лицо – верные плюс двадцать девять. Несмотря на жару, Фредрик предпочел проделать путь от офиса в Сканстулле, что неподалеку от Цинкендамма, до детского сада Оссиана пешком. Сегодня среда, но получилось уйти с работы раньше обычного. В такую жару мало кого волнует график. Большинство коллег уже сидят за холодным пивом в открытых ресторанах под тентами.

Прогулка заняла не больше двадцати минут, и все-таки не мешало прихватить бутылку с водой. Рубашка липнет к потной спине, рукава закатаны. Пиджак, конечно, пришлось снять.

Фредрик снова проверяет пакет. Большая коробка, ручки еле сходятся. Для них с Жозефин до сих пор остается загадкой эта страсть Оссиана к автомобилям. Ни Фредрик, ни она никогда не интересовались ничем подобным. Правда, Оссиану удалось заразить отца «Лего»…

Рекомендуемый возраст – 10+. Оссиану пять, но Фредрик уверен, что малыш справится. Он умный. «Иногда умнее отца», – отмечает про себя Фредрик и смеется. Впрочем, на этот раз и папа не оплошал. Только очень сообразительный отец мог купить «сюрприз», способный удержать сына в четырех стенах в лучшие дни лета. Потому что, судя по всему, дело обстоит именно так. И завтрашний день будет не менее солнечным.

Оссиан ведь с утра до вечера на свежем воздухе. Так уж он устроен. Дома мечется, как зверь в клетке, если нет нового «Лего». Может, стоило бы показать его врачу, но Жозефин с этим не торопится. Активность Оссиана здоровая, так что оснований для беспокойства нет. Других детей и в пятилетнем возрасте не оттащишь от родительских смартфонов, и даже врачи ничего не могут с этим поделать. Грустно.

Фредрик входит в ворота детского сада в Бакене и смотрит на часы. Однако же быстро он дошел… Похоже, они еще не вернулись из парка.

– «Эй, секси-леди…» – мурлычет Фредрик, поднимаясь на холм за корпусом подготовительной группы.

Gangnam style [1] – на сегодняшний день любимая композиция Оссиана. «Стоит только поддаться», – улыбается про себя Фредрик. Они с Оссианом даже танцевали под нее. И не просто так, а тщательно прорабатывали хореографию.

На холме небольшая игровая площадка и деревья, среди которых так удобно прятаться. Для Оссиана это целый лес.

– «Оппан гангнам стайл!» – бормочет Фредрик.

И дети, ростом чуть выше его колена, на пару секунд забывают про игры и останавливаются в замешательстве. На них желтые жилеты с логотипами разных дошкольных учреждений. Этот парк – популярное место. Звонкие детские голоса висят в воздухе. Похоже, «Лего Техник» придется отложить до другого раза. Этот день просто создан для игры в прятки. Домой можно не торопиться, Жозефин обещала позаботиться об ужине. Он оглядывается и видит Тома, одного из воспитателей.

– Добрый день! – улыбается Фредрик.

Том сосредоточенно вытирает нос одному из своих подопечных.

– «Опп-опп-опп», – подхватывает он привязчивую мелодию. – Угадайте, кто у нас сегодня выбирает музыку…

– А я предупреждал. – Фредрик поднимает указательный палец. – К концу недели вся ваша группа будет танцевать под «Гангнам». Но где же наш диск-жокей? Что-то я его не вижу…

Том отпускает малыша и на секунду задумывается.

– Посмотрите на качелях, – советует он. – Он часто там пропадает.

Ясное дело. Когда Оссиан устает от беготни, он любит покачаться на качелях. Точнее, просто посидеть. Качели – его любимое место уединения, где никто не мешает размышлять о мировых проблемах.

Фредрик направляется к качелям. Все они заняты, но Оссиана нет ни на одной. Фелисия, старшая подруга Оссиана, отходит от качелей. Фредрик бросается за ней.

– Эй, Фелисия, ты не видела Оссиана?

– Видела, давно.

Фредрик хмурится. В душу закрадывается смутное подозрение. Разумом он понимает, что это не более чем отблеск чрезмерной родительской опеки, которая дает о себе знать при первой возможности, вне зависимости от того, есть ли для нее основания. Совершенно иррациональное чувство. Наверное, было бы кстати где-нибудь в африканской саванне, где за каждым кустом смерть, но здесь, в центре Стокгольма, ему нет никакого оправдания.

Умом Фредрик это понимает, но тревога неприятным холодком ползет по затылку. Большая коробка «Лего», еще недавно казавшаяся такой замечательной, теперь только мешает.

Фредрик снова поднимается к Тому:

– Его нет на качелях.

– Хм… странно. – Том просматривает список детей. – Он должен быть… или нет, подождите. Женя с группой малышей вернулась в корпус. Наверное, Оссиан захотел в туалет и ушел с ними. Извините. Разумеется, она должна была поставить меня в известность, но вы ведь знаете, как это бывает…

Конечно, Фредрик это знает. Неприятное чувство пропадает, и он вздыхает с облечением. Женя и Том – ответственные воспитатели, но дети – живые люди, с почти невероятной способностью вечно оказываться не там, где их ожидают найти.

Том смущен, и Фредрику становится его жалко. Как бы то ни было, с детьми нельзя расслабляться. Другие родители закатывают скандалы по куда меньшему поводу.

– Да, конечно, – торопливо соглашается Фредрик. – Хороших выходных, Том! Увидимся в понедельник. Оппа-оппа!

Он бежит обратно к подготовительному корпусу. Дверь нараспашку. Фредрик входит в прихожую, с именными крючками на стенах и платяными шкафами с выдвигающимися ящиками. Крючок Оссиана пуст, что само по себе ничего не значит. Если сын в туалете, его куртка может валяться там на полу. Или, если уж на то пошло, где-нибудь на игровой площадке. Что было бы совсем не удивительно, с учетом жары. Зачем ему вообще куртка в такой день?

– Оссиан? – Фредрик стучит в дверь первого попавшегося туалета. – Оссиан, ты здесь?

Женя идет к нему по коридору. За ее спиной двое малышей трясут перед носом друг друга перепачканными краской пальцами, давясь смехом.

– Добрый день, Фредрик, – говорит Женя. – Потеряли Оссиана? Он в парке, с Томом.

Неприятное чувство возвращается молниеносно, буквально сбивая с ног. Теперь это уже не легкий холодок в области затылка, а удар в солнечное сплетение.

– Его нет в парке, – говорит Фредрик. – Я только оттуда. Том сказал, что Оссиан должен быть с вами.

– Здесь его точно нет. Вы смотрели на качелях?

– Нет… То есть да. Его там нет, говорю вам… Проклятье!

Развернувшись на каблуках, Фредрик выбегает из корпуса. Бывали случаи, когда дети самовольно покидали территорию детского сада. Как Фелисия, например. Она успела дойти до дома, прежде чем воспитатели поняли, что случилось. С тех пор у родителей сердце не на месте. Интересно, можно когда-нибудь привыкнуть к этому невыносимому чувству?

Фредрик бежит к холму. Чертова коробка бьет по ногам. Дети шныряют по парку, но ни один из них не Оссиан.

Глаза Тома округляются, когда он видит, что Фредрик вернулся. Кажется, теперь и он понял.

– Оссиан… он должен быть где-то здесь. – Фредрик бросает пакет с «Лего» на траву.

Том спрашивает детей, не видели ли они Оссиана. Игровые домики, конечно. Как он мог о них забыть? Оссиан, конечно, прячется в одном из них. Фредрик бежит к домикам, но уже издали видит, что они пусты. Где еще… В кустах? Среди деревьев? Оссиан не может играть один, следовательно, кто-то должен знать.

Фелиция. Она сказала, что видела Оссиана, пусть даже давно.

Фредрик возвращается к Тому и детям. Пот бежит со лба и по спине, горло готово разорваться от бешеной пульсации. Фелиция, с ведерком, строит башни из песка. Как будто ничего не случилось и мир не сорвался с катушек, готовый лететь в тартарары.

– Фелиция, – Фредрик сдерживается, чтобы не напугать девочку, – ты говорила, что видела Оссиана. Когда это было?

– Когда он разговаривал с той глупой тетей, – не отрываясь от песчаного строительства, отвечает Фелиция.

– Глупой… – Фредрик чувствует, как горло становится куском наждачной бумаги. – Это была старая тетя?

Фелиция уверенно качает головой.

– Совсем не старая, – говорит она. – Как моя мама, а ей тридцать пять лет. У мамы недавно был день рождения…

Фредрик с трудом сглатывает. Кто-то был в этом в парке. И разговаривал с детьми… с его ребенком. Женщина. Не воспитательница и не чья-нибудь мама… Незнакомая женщина, посторонняя.

Он присаживается на корточки рядом с Фелицией.

– Кто она, ты знаешь? – Сдерживается, чтобы не закричать. – И почему ты называешь ее глупой?

Фелиция смотрит на него поверх песчаной башни. В глазах – страх и слезы. Даже она понимает: случилось то, чего не должно было случиться. Никогда.

Фредрик отступает на шаг, чтобы сохранить равновесие.

– Мне на фиг не нужны ее игрушки, – медленно выговаривает Фелиция. – Они понравились Оссиану, а не мне. Я хотела погладить щенков, которые были у нее в машине. Но она не разрешила. Только Оссиану. Потом они ушли.

Фредрик чувствует, как в груди у него разверзается черная дыра. В которую он стремительно падает.

* * *

Мина встала у входа и оглядела помещение. Сегодня после обеда людей в спортзале не так много. Это хорошо. И публика в основном в возрасте. Старшеклассники, кроссфит-дамы и мускулистые мужчины уже ушли. В три часа дня по будням здесь заправляют люди посолиднее, которые тщательнее протирают тренажеры, как после себя, так и после обильно потеющих монстров, на смену которым заступают.

Но Мина все равно не хочет рисковать. В кармане тренировочной куртки, как и всегда, тонкие одноразовые перчатки, две маленькие бутылочки с дезинфицирующим средством, салфетки из микрофибры и пакет с зиплоком, куда можно убрать все использованное.

Сегодня в программе тренировок ноги и корпус. Мина натягивает перчатки, подходит к свободному тренажеру для ног и брызжет спреем на все детали. Некоторые ограничиваются обработкой рукояток или, что того хуже, подушкой сиденья. Но микробы, они ведь повсюду. Как можно быть такими беспечными?

Мина складывает салфетку, убирает в пакет и достает новую. Это не спортзал, а инфекционная камера. В тренажерном зале полицейского здания тем более невозможно заниматься. Мина слишком хорошо знает, кто туда ходит. Это все равно что сунуть нос в чужое дерьмо.

Конечно, было бы разумнее тренироваться в маске. С учетом того, что витает здесь в воздухе. Тяжелоатлеты часто пускают газы. При одной мысли о фекальных бактериях, разгоняемых по помещению системой вентиляции, становится трудно дышать. Но маска привлекает слишком много внимания. С другой стороны, есть специальные маски для тренировки дыхательных мышц.

– Вы собираетесь тренироваться или пришли сюда заниматься уборкой?

Мина вздрагивает, поднимая глаза от спинки сиденья, которую только что протирала.

Перед ней мужчина лет семидесяти с лишним. Маленькие круглые очки, седые волосы. В глазах – вопрос. Красная футболка, не для спортзала. Не специальная дышащая ткань, а обыкновенный хлопок. И, конечно, большое влажное пятно на груди.

Мина выпрямляется.

– На вас антисанитарная футболка, – говорит она. – Вы вообще в курсе? Хлопковая ткань намокает от пота, который потом размазывается по тренажерам. Нужно запретить тренироваться в такой одежде.

Мужчина отвечает ей убийственным взглядом, качает головой и уходит. Мина явно не стоит его драгоценного времени. Плевать. Она еще несколько раз проводит по сиденью салфеткой, прежде чем убрать ее в застегивающийся пакет. Садится на тренажер, устанавливает вес. Мужчина в красной футболке подсаживается к вертикальной тяге. Ну конечно, пятно на спине еще больше. Мина морщит нос. Выбор между популярностью и здоровьем для нее очевиден. Пусть оставят свои бактерии себе, как и симпатии.

Мина привыкла, что к ней относятся, как к инопланетянке. Ей плевать. Очевидно, чувство сопричастности человечеству – такой же миф, как и «родственные души», «любовь до гроба» и тому подобная чушь. Совершенно оторванные от жизни концепции, продвигаемые Голливудом и повышающие градус тревожности в обществе. Было даже одно исследование на эту тему, Мина читала. Оказывается, после просмотра романтической комедии люди чаще оценивают свою личную жизнь как неудавшуюся. Ведь никакие отношения не могут соответствовать придуманной экранной «любви».

Сама Мина ни с кем не чувствовала связи. В настоящее время, по крайней мере. Да и в прошлом, если на то пошло. За исключением того недолгого времени, которое провела с дочерью. Мужчины не вызывали у нее теплых чувств. Тем более никакой «сопричастности», кроме, разве… Да, с ним. С менталистом. Но это было давно [2].

Она видела рекламу его нового шоу в «Фейсбуке» [3] и почти купила билет. Почти, потому что не была уверена, что справится с собой, когда увидит его на сцене.

Представить только, если он заметит ее в зале…

Мина нахмурилась. В любом случае держать дистанцию безопаснее. С тех пор он не давал о себе знать, и Мина понимала почему. Во-первых, семья. Два года тому назад жена Винсента очень интересовалась их с Миной отношениями, и винить ее за это глупо. Винсент прямо сказал, что Мария ревновала. И события на острове не улучшили ситуации. Мина и Винсент чуть не погибли. Неудивительно, что после этого его жена возненавидела Мину. И дело не в Мине, которая, в конце концов, работала в полиции…

События на Лидё их сблизили, и для Мины такая степень близости оказалась невыносимой. Поддерживать отношения в дальнейшем стало не так просто. Она опять замкнулась в неприступном форте собственной рипофобии, за стенами которого только и чувствовала себя в полной безопасности. Винсента, как ей казалось, тоже вполне устраивало держаться от нее на расстоянии.

Тем не менее…

* * *

– Главное – помнить, что это не всерьез, – сказал Винсент. – Демонстрация сверхъестественных способностей, которых на самом деле у меня нет. Это так, уж поверьте мне.

Он поднял бровь. Напряженная тишина прорывалась нервными, неуверенными смешками – то, что нужно.

Зал «Крюсельхаллен» в Линчёпинге был полон, несмотря на будний день. Тысяча двести человек приехали из города и окрестностей, чтобы увидеть мастера менталиста в этот вечер среды. На взгляд самого менталиста, людей даже многовато. Но его участие в расследовании убийств два года тому назад привлекло большое внимание средств массовой информации. Если Винсент до того и не был публичной фигурой, то, безусловно, стал ею после событий на Лидё. Точнее, не сам Винсент. Никто и по сей день не знал, кто такой Винсент Боман. Мастер менталист – вот кто стал излюбленным героем прессы, и публики тоже. Продажи билетов возросли вдвое после сообщений о том, как он чуть было не захлебнулся в резервуаре с водой.

Его импресарио Умберто сумел скрыть от журналистов подробности участия Винсента в этом деле. Только потому он и имел возможность до сих пор выступать на публике. Общественность наверняка изменила бы отношение к любимому артисту, если б узнала, что он, пусть и невольно, стал причиной смерти трех человек. Сам Винсент, разумеется, не был убийцей. Никого из этих троих, по крайней мере.

Но у журналистов свои представления о виновности и невиновности. Поэтому Умберто и сделал все возможное, чтобы сохранить в секрете мотив Яне. Чему в немалой степени способствовал тот факт, что Яне и Кеннет бесследно исчезли с лица земли.

«Экспрессен» одно время попыталась раскопать историю гибели матери Винсента. Узнав об этом, Умберто налетел на них как ястреб: или они навсегда оставляют эту тему, или не получат от него больше ни одного пресс-релиза и не сделают ни одного интервью с артистами, которых он представляет. Им решать, стоит ли история почти полувековой давности таких жертв. Журналисты решили, что не стоит. Винсент догадывался, что не последнюю роль в этом сыграл итальянский темперамент Умберто.

Тем не менее информация о том, что убийца посылал Винсенту сообщения, просочилась в средства массовой информации. И эта история настолько будоражила воображение, что просто не могла не начать жить собственной жизнью.

Люди присылали Винсенту свои версии происшедшего, даже не задумываясь о том, насколько это бестактно. Впрочем, он хорошо их понимал. Иначе не был бы менталистом.

– То, что я сейчас буду делать, перенесет нас в начало прошлого века, когда такие эксперименты были в моде, – продолжал он. – Схожие приемы используют создатели новых религий. Новых сект, во всяком случае.

Сцена оформлена в стиле салона конца девятнадцатого века. Два кожаных кресла. В одном мужчина из публики, поза и лицо выдают крайнюю степень напряжения.

Ранее Винсент спросил, есть ли у кого-нибудь из присутствующих медицинское образование. Нужен кто-то, кто умеет нащупать пульс. В числе прочих поднял руку этот мужчина. Он был совершенно спокоен, когда менталист попросил его подняться на сцену. Даже смеялся. Но после того, как Винсент дал ему подписать бумагу, освобождающую мужчину от всякой медицинской и юридической ответственности за последствия того, что должно произойти – всю ответственность Винсент брал на себя, – мужчина занервничал. И не только он, но и зрители, что не могло не понравиться Винсенту. Подписание бумаги – не более чем способ нагнетания драматизма. И все-таки для Винсента каждый раз это было напоминанием того, что все может пойти не так, как задумано.

– Итак, Адриан. – Винсент опустился в пустое кресло, чуть наискосок от того, в котором сидел мужчина. – Мы постараемся войти в контакт с теми, кто находится по ту сторону. С мертвыми, я имею в виду. Есть ли у вас умерший родственник, с которым вы хотели бы пообщаться? У меня такое чувство, что вы не особенно скучаете по бабушке, которая еще жива. Но как насчет дедушки по материнской линии?

Мужчина издал нервный смешок и поерзал в кресле.

– Да, Эльза жива. А вот Арвид… десять лет как умер. Я говорю о своем дедушке.

Расхожий трюк, проще некуда. На вид мужчине чуть меньше тридцати – значит, его родителям должно быть от пятидесяти до шестидесяти. А их родителям, в свою очередь, от восьмидесяти до девяноста. Поскольку женщины в среднем живут дольше мужчин, статистически более вероятно, что жива бабушка. При других обстоятельствах Винсент устыдился бы мошенничества, особенно после того, как увидел, как впечатлили мужчину его слова. Но речь шла о доверии публики, которое нужно завоевать, о профессиональной репутации и, в конце концов, о деньгах. Есть цели, которые оправдывают любые средства.

– Что ж, попробуем достучаться до дедушки Арвида… – Винсент оглядел публику: – На всякий случай напоминаю: это не всерьез. – Он повернулся к Адриану: – Сейчас я попробую войти с ним в контакт. Но для этого мне самому надо переправиться туда.

Винсент достал что-то вроде ремня от брюк, обернул вокруг шеи и продел конец через пряжку, чтобы получилась петля. После чего протянул левую руку мужчине, который начал бледнеть.

– Пощупайте мой пульс. Топайте ногой в ритм пульсу, чтобы все в зале могли слышать.

Мужчина взял Винсента за запястье. Некоторое время искал средним и указательным пальцем, а потом удовлетворенно кивнул и начал отбивать ногой ритм. Винсент посмотрел ему в глаза:

– Увидимся. Я надеюсь вернуться. Отбивайте ногой ритм, не останавливайтесь.

Он затянул ремень на шее и поморщился. Притворяться излишне, это действительно было больно. Пока Винсент затягивал петлю, Адриан держал его за запястье и ритмично топал ногой, пока не остановился. Что означало, что пульс у Винсента больше не прощупывался. Только что, на глазах у всего зала, менталист задушил себя.

Публика ерзала на стульях. Винсент дал ей время опомниться, отпустил ремень и медленно поднял голову. Повернул к Адриану лицо с уставленными в пустоту глазами.

– Адриан…

Тот вздрогнул.

– Сейчас здесь находится дух, называющий себя Арвидом. Давайте убедимся в том, что это действительно ваш дедушка. Спросите его о чем-нибудь, что можете знать только вы и он. Что-нибудь из вашего детства. Он говорит… Арвид говорит, что научил вас кататься на велосипеде. Что-нибудь об этом помните?

Адриан кивнул, явно смущенный.

– Я упал с велосипеда. Каким местом я ушибся?

Винсент молчал несколько секунд, словно к чему-то прислушивался.

– Вы оцарапали колено, – сказал он наконец. – И согласились ничего не говорить об этом маме. Шрам так и не сошел.

Адриан отпустил руку Винсента, явно потрясенный. Правда же заключалась в том, что у большинства людей с детства сохранились воспоминания об оцарапанном колене. Остальное – чистой воды авантюра. Но ведь и воспоминания отчасти непредсказуемая вещь. Даже если все было не совсем так, сейчас в голове Адриана события оформились по заданной Винсентом схеме.

– Арвид просил кое-что вам передать, – продолжал Винсент. – Он говорит, нужно продолжать упорствовать и не терять веры в себя. Чтобы все сложилось, потребуется несколько больше времени, чем вы того ожидаете. Понимаете, о чем это?

Адриан кивнул:

– О моем бизнесе. Эту тему мы поднимали как раз накануне его смерти. С тех пор мне так и не удалось встать на ноги.

– Он говорит, что сожалеет о том, что так вышло. Что он имеет в виду?

– Последние несколько лет мы мало общались, – тихо ответил Адриан. – Почти не разговаривали. Мы поругались.

– Ваш дедушка сожалеет об этом. Он просит передать, что любит вас.

По щекам Адриана потекли слезы. Теперь Винсент окончательно завоевал доверие зала, но – боже мой! – как же он не любил эти слезы… Все дело в так называемом эффекте Барнума. Некоторые утверждения звучат конкретно, но чрезвычайно открыты для интерпретации и подходят большинству людей. Классический трюк, используемый медиумами, состоит в том, чтобы дать клиенту самому понять смысл того, что говорят «духи», после чего окончательно становится ясно, что с медиумом всё в порядке. Если после этого что-то пойдет не так, можно смело обвинять клиента в том, что он недостаточно точно истолковал «послание».

– Связь ослабевает, – с напряжением в голосе объявил Винсент. – Есть что-то еще, что вы хотели бы сказать, прежде чем он исчезнет?

– Спасибо, – прошептал Адриан. – Больше ничего.

Винсент вытянул руку и откинул голову назад, как будто потерял сознание. В зале повисла мертвая тишина. Адриан нерешительно взял запястье менталиста и принялся ощупывать его пальцами. Спустя некоторое время он начал топать ногой. Сначала медленно. Потом все чаще, ритмичнее, пока пульс снова не вошел в норму.

Винсент открыл глаза и, нежно улыбаясь, взял руку Адриана. Этот номер никогда не вызвал бурных аплодисментов. Для этого публика была слишком ошеломлена. Людям требовалось время свыкнуться с тем, что они видели. Но воспоминаний хватит уж точно на несколько месяцев, в этом можно не сомневаться.

– Не забывайте…

Винсент обратился к аудитории с теми же словами, с которых начал, только теперь несколько мягче. Сейчас они уязвимы, с этим нельзя не считаться.

– На самом деле я не общаюсь с духами. И не верю в то, что это может делать кто-то другой. Что я могу – так это быть достаточно убедительным для СМИ. Сейчас в ходу те же психологические и вербальные уловки, что применялись сто пятьдесят лет назад. Цель – создать видимость того, что кто-то может выйти на связь с вашими умершими родственниками. Сама идея слишком хороша, чтобы не быть правдой. Поэтому это правда.

Винсент вышел за кулисы, прежде чем раздались аплодисменты. Он оставил их раньше, чем они того ожидали, и это тоже заранее продуманный ход.

Шея болела. Чертов ремень! В следующий раз нужно быть осторожнее. И не стоит надолго блокировать кровоток. Контакт с духом, может, и уловка, но остановка пульса самая настоящая. Только вот ремень здесь ни при чем. Винсент останавливал пульс лишь в руке, а не во всем теле. Методы остановки пульса в отдельных частях тела – наиболее охраняемый секрет всех менталистов. Винсент никому не рассказывал, как ему это удается.

Тем не менее остановка пульса более чем на тридцать секунд, пусть даже только в руке, опасна. Другие помощники из публики отпускали руку, как только пульс переставал прощупываться, но Адриан держал. Тем самым он не оставил Винсенту выбора. Поскорее бы закончилось это турне… Не дело так часто блокировать кровоток.

Он спустился в зеленую комнату. На столе стояла «Лока». Три бутылки – режущий глаз, почти невыносимый диссонанс. Винсент быстро открыл холодильник и достал четвертую. Челюсти сразу расслабились. Он наполнил стакан водой из-под крана, сел на диван и выдохнул остатки напряжения.

Публика все еще аплодировала. Проще всего было бы вернуться к ним, широко улыбнуться и раскрыть карты, обратив их растерянность и недоумение в нечто более безобидное. Но Винсент предпочел оставить их наедине со своими сомнениями и догадками.

Минута отдыха – и все изменится. Винсент отказался от привычки лежать на полу после каждого выступления. Иногда эта методика срабатывала, но чаще нет. Он взял телефон. Сайнс Бергандер, друг менталиста, конструировавший реквизит для трюков и помогавший в расследовании убийств, включая дело Тувы, сегодня был в зале. Винсента интересовало его мнение о новом шоу. В телефоне висело сообщение от Сайнса. Отправленное, судя по указанному времени, как раз в тот момент, когда Винсент покидал сцену. Но с Сайнсом Бергандером можно подождать. Должно быть кое-что еще…

Винсент открыл оставшуюся часть списка сообщений. Все верно, есть еще несколько. Но того, что он ищет, среди них нет. От той, что изменила его жизнь, став ее частью. С кем он когда-то решился поделиться самым сокровенным в себе. Она исчезла – так же быстро и неожиданно, как когда-то появилась.

Последний раз они виделись в октябре. Потом была зима, сменившаяся, в свой черед, весной, летом и осенью. И вот теперь снова лето. Без малого два года как он с ней не разговаривал. И не пытался выйти на связь, как бы того ни хотелось. Они с Марией затеяли семейную психотерапию. Винсент не хотел давать повода для ревности.

Терапия разочаровала, оказавшись не такой эффективной, как ожидалось. Но прошло слишком много времени, и теперь Винсенту было неудобно прерывать затянувшееся молчание. Как ни тосковал он по Мине, для нее всегда была важна неприкосновенность личного пространства. И Винсент не мог этого не уважать.

Конечно, и у нее не было особых поводов его беспокоить. С самого начала было ясно, что Мина предпочитает справляться со своей жизнью самостоятельно. Винсент понятия не имел, как сложилась эта ее жизнь. Возможно, она вышла замуж, и у нее была семья. Или уехала за границу…

При этом он ничего не мог с собой поделать. Впервые Винсент встретил Мину после выступления, и с тех пор каждый раз всматривался в зал, когда уходил со сцены. Хотя списка сообщений в телефоне было бы вполне достаточно.

Мина в очередной раз не объявилась.

* * *

Она сняла очки и улыбнулась. Закинула ногу на ногу, подалась вперед в кресле. Они сидели друг напротив друга. Не было даже стола, который бы их разделял. Слишком много возможностей для считывания информации. Поначалу Рубену было не по себе. Он чувствовал себя перед ней чуть ли не голым. Но вскоре привык. Настолько, что даже не удосужился заглянуть в декольте, когда она к нему наклонилась. Между тем Аманда была довольно привлекательная женщина.

– То есть вы полагаете, мы всё проработали до конца? – спросил Рубен, глядя на часы.

Они беседовали всего минут тридцать, но Аманда, похоже, уже собиралась откланяться.

– До конца это проработать вряд ли возможно, – ответила она. – Но я не вижу причин вам возвращаться сюда, если только не возникнет новой проблемы. Впрочем, решать вам. Что вы чувствуете?

Рубен посмотрел на Аманду – психолога, которого посещал каждый четверг вот уже больше года. Что он чувствовал? Что за вопрос! Правда, сейчас это раздражало его не так сильно, как вначале.

– То, что я чувствую, мы можем оставить Фрейду. Если я чему-то здесь и научился, так это тому, что мои чувства совсем необязательно таковы, какими я их вижу. Поэтому я предпочитаю не анализировать, а действовать, исходя из рациональных соображений. Вот уже полгода как я воздерживаюсь от секса, это мой сознательный выбор. И неважно, что эмоциональная часть моего эго вопиет о желании трахаться.

Аманда вопросительно изогнула бровь.

– Я действительно прекратил бегать за женщинами, – пояснил Рубен. – Всё как мы договаривались. Не думаю, что это навсегда – ведь я мужчина в расцвете сил. Но секс больше не кажется мне таким уж важным. После того как я осознал, какую более глубокую потребность он замещает…

– И какую же?

Рубен вздохнул. Как ни крути, они опять заговорили об этом. О чувствах.

– Осознание того, что для меня не проблема заполучить в постель женщину, придает силы. Оно же создает иллюзию удовлетворения другой, более глубокой и важной, в моем понимании, потребности… – Рубен снова вздохнул. – Потребности в близости. Вы довольны?

Потребность в близости. Рубен никогда не думал, что сможет произнести это вслух. Звучит забавно. Но дело в том, что и сама эта мысль была не более чем защитной реакцией. Проклятье! Гуннар и другие коллеги-полицейские подняли бы Рубена на смех, если б узнали, что он посещает психолога. Гуннар сработан из норрландской древесины, как он сам выражается. Он решает все проблемы в лесу, с бутылкой водки. Черт, слышал бы Гуннар, что несет Рубен в кабинете Аманды! Он снова посмотрел на стенные часы. Чуть больше половины девятого. Он должен сидеть в своем кабинете, в отделении полиции. Прежде чем кто-нибудь из коллег задастся вопросом, чем это Рубен Хёк занимается по утрам… Обычное объяснение было – провожает домой случайную девушку из ночного бара. Но и его можно было использовать лишь ограниченное число раз.

Девушку, да. Рубен почти не помнил, как это делается. Если он и пытался соблазнить Аманду во время их первых встреч, то, скорее, следуя неосознаваемой привычке.

– Осталось еще одно, что я хотел бы сделать, – сказал он. – Встретиться с Эллинор.

– Рубен. – Аманда предостерегающе вскинула голову. – Помните, что мы говорили о том, что нужно двигаться дальше. Эллинор следовала за вами все эти годы как призрак прошлого. Вы должны ее отпустить. Вы не закончите терапию, пока не сделаете этого.

– Знаю. Именно поэтому и хочу с ней встретиться. Чтобы покончить с этим. Я просто войду и поздороваюсь, клянусь! Мне нужно снять Эллинор с пьедестала, на который я ее поставил.

– Звучит разумно, – одобрила Аманда и прищурилась. – Вы уверены?

– Самое худшее, что может случиться, – я оплачу вам еще несколько сеансов, – рассмеялся Рубен.

Но он и в самом деле был уверен. Рубен нынче не тот, что год назад. Гуннару лучше держать язык за зубами.

Они встали. Рубен пожал руку Аманде, в пятидесятый, наверное, раз устояв перед искушением пригласить ее чего-нибудь выпить. В самой этой мысли не было ничего плохого, пока она оставалась не более чем мыслью. В конце концов, он все еще был Рубеном Хёком. Кроме того, у него были дела поважнее. Поприветствовать Эллинор, например. Он уже знал, где она живет. Последнее «прости» – и можно считать себя свободным.

* * *

Винсент глубоко вздохнул, прежде чем переступить порог кухни. Его жена Мария возилась там вот уже около часа. Он знал этот навязчивый запах – ароматические свечи, травяные смеси в тканевых мешочках, мыло и освежители воздуха. Запахи стояли стеной, обволакивали, как непроницаемое мокрое одеяло.

– Ты и дальше собираешься хранить это дома, дорогая?

Он потянулся к кухонному шкафу за чашкой с текстом: «Это не я такой незрелый, это ты каловая сосиска». Налил кофе из перколятора, сел за стол.

– Разве ты не помнишь, что говорил наш семейный терапевт? Ты должен поддерживать мои бизнес-начинания. Это важно.

Мария была занята тем, что упаковывала маленьких керамических ангелочков в большую коробку. На вошедшего мужа она даже не оглянулась.

– Помню, – отозвался Винсент. – И поддерживаю тебя во всех твоих начинаниях. Интернет-магазин – интересная идея, но не лучше ли хранить товары на складе?

Мария глубоко вздохнула, по-прежнему спиной к мужу.

– Как заметил Кевин, аренда складских помещений – это дорого. Ну а с учетом того, что возможная прибыль от твоего последнего шоу до сих пор не просчитана, будет разумным, если я, как единственный взрослый человек в этом доме, возьму на себя ответственность за наш семейный бюджет.

Винсент посмотрел на жену. Он не ожидал от Марии такой взвешенной, рациональной аргументации. Курс «Ступи на свой путь», как видно, не прошел ей даром. При том, что Винсента коробило от упоминания руководителя курса Кевина в каждом втором предложении.

Винсент знал, что Мария по натуре искательница. В ее характере все время за кем-то следовать. Но то, что следующим гуру станет консультант по стартапам, все равно было неожиданностью.

– Ответственность? – переспросила неожиданно объявившаяся на кухне Ребекка. – Кто-то готов заплатить деньги за этот мусор? – Она с отвращением взяла белую деревянную дощечку с текстом и прочитала вслух: – «Живи. Смейся. Люби». Ого! Почему бы не «Умри. Плачь. Возненавидь»?

– Ребекка! – одернул дочь Винсент, хотя в глубине души поддерживал ее.

– Кевин сказал, что у меня отличное чутье на коммерчески жизнеспособные проекты, – кисло заметила Мария и подняла на Ребекку полные ненависти глаза.

Ребекка проигнорировала это, подошла к холодильнику и открыла дверцу.

– Астон! Черт…

Из гостиной в тон ей взревел Астон:

– Что?!

– Ты опять допил молоко для хлопьев и положил пустой пакет в холодильник?

– Он не пустой! – Голос Астона заполнил кухню. – Там еще осталось немного!

Ребекка со значением посмотрела на отца, взяла пакет и перевернула вверх дном. Три капли медленно упали на пол.

– Что ты делаешь? – возмутилась Мария. – Немедленно вытри!

Она вскочила со стула и уронила ангела, который лежал у нее на коленях. Фигурка разлетелась на множество осколков. Как видно, материал был хрупким.

– О нет! – вскричала Мария. – Посмотри, что ты наделала, Ребекка!

– Я? Это ты его уронила! Или я виновата в том, что ты такая неуклюжая? А ты что молчишь, папа? Почему позволяешь ей надо мной издеваться?.. Нет, с меня хватит. Немедленно еду к Дени.

Винсент открыл было рот – и тут же закрыл. Слишком поздно. Ребекка уже направлялась к входной двери.

– Будь дома не позже восьми вечера! – крикнула Мария ей вслед. – Сегодня только четверг.

– У меня каникулы!

Ребекка сорвала с вешалки тонкую летнюю куртку и хлопнула дверью.

– Спасибо за помощь. – Мария встала перед Винсентом, скрестив руки на груди. – Не забудь отвезти Астона в группу. Вы уже опоздали.

Винсент стиснул зубы. Самым правильным будет промолчать. Он так и не научился справляться с эмоциональными бурями и, что бы ни говорил, делал только хуже. Поэтому с некоторых пор выбрал новую стратегию – тише воды ниже травы.

Винсент попытался вспомнить хоть что-то толковое из того, что говорил семейный терапевт. Трудно ожидать помощи от специалиста, когда считаешь себя лучшим специалистом, чем он. Хотя Винсент старался держаться скромно.

Давно шла речь о том, что ему самому имеет смысл обратиться к терапевту. Чтобы проработать случившееся с его матерью. Воспоминания, которые он подавлял вот уже сорок лет. Но Винсент не мог позволить кому-то другому копаться в этом. Словно где-то внутри неусыпный сторож охранял потайной уголок его души от внешнего вторжения.

Винсенту хотелось, чтобы терапия оказалась тем волшебным средством, которое вернет их с Марией друг другу. И он снова будет понимать жену, что когда-то как будто ему удавалось. А Мария перестанет ревновать его всякий раз, когда Винсент уезжает в другой город. Что сейчас невероятно осложняет жизнь им обоим, поскольку профессия мастера менталиста предполагает гастроли. И супруги действительно старались, особенно Мария.

То, что предположил терапевт, лежало на поверхности: причина ревности в низкой самооценке. Возможно, сыграли роль обстоятельства, при которых Мария и Винсент сошлись. Когда он оставил первую жену Ульрику ради ее младшей сестры Марии.

Винсент понимал, что не все так просто. Было в Марии что-то еще, чего ни она, ни терапевт не могли уловить. Что-то, что пробуждало в ней агрессию, стоило Винсенту только направить свое внимание на что-то другое, кроме дома и семьи. Чисто инстинктивно, так что винить в этом Марию было бы несправедливо. Этот же инстинкт заставлял ее сейчас смотреть на него как на инопланетянина.

А Винсенту, как и много раз до того, хотелось знать, чего она от него добивается.

Поначалу было легко. Тогда любовь заставляла их пренебречь всем, что не было ею. Винсент до сих пор помнил, как они заканчивали фразы друг друга, как могли общаться одними взглядами. Но потом он как будто стал забывать ее язык. Вопреки логике, с годами супруги все хуже понимали друг друга. Винсент не хотел этого, сопротивлялся. Но, как ни старался, ключик к Марии был утрачен.

Сейчас она, очевидно, ждала, что он скажет. И все-таки было крохотное жемчужное зернышко в куче того, что наговорил терапевт. Он посоветовал Винсенту проявлять участие всякий раз, когда Мария расстроена или возмущена. Даже если она не права. Так Мария будет чувствовать себя с ним в большей безопасности. Что, в свою очередь, должно помочь ей более конструктивно выражать свои эмоции, прежде чем они перейдут в агрессию или гнев. Конечно, на деле никогда не бывает так гладко, как в теории. Но попытаться стоило.

– Ты злишься, дорогая, – начал Винсент, стараясь сохранять участливый и спокойный тон. – Но гнев вреден для твоего тела. Ты, конечно, сама заметила, как напряглись твои суставы и мышцы. При этом кровообращение замедляется. То есть нарушается естественный баланс нервной, сердечно-сосудистой и гормональной систем. Кроме того, увеличивается кровяное давление, вместе с частотой сердечных сокращений и уровнем тестостерона. В результате организм в избытке вырабатывает желчь, которая попадает в те его участки, где ее не должно быть.

Мария подняла бровь. Кажется, рекомендация терапевта действительно сработала.

– Когда ты злишься, – продолжал Винсент, – активность твоего мозга меняется. Особенно в височной и лобной долях. Вывод: злиться небезопасно. Ты можешь общаться с Ребеккой более конструктивно?

Он замолчал и осторожно улыбнулся. Мария в недоумении уставилась на него. Затем скривила губы, как будто съела лимон, развернулась на каблуках и вышла.

* * *

Со слезами счастья в глазах Юлия переступила порог отделения полиции в Кунгсхольмене. Могла ли она раньше думать, что будет так сильно тосковать по этому довольно уродливому зданию?

День ее триумфа выдался жарким. Система вентиляции вовремя вышла из строя, дав коллегам возможность в полной мере прочувствовать, что такое пекло. Обмахиваясь листком бумаги, Юлия открыла дверь в конференц-зал. Для коллег – обычный четверг. А для нее – возвращение в потерянный рай. По крайней мере, пока она не объявила им, зачем они здесь.

– Юлия! – приветствовал ее бородатый мужчина, в котором она не сразу узнала Педера.

– Это борода отца семейства, а не какая-нибудь хипстерская бородка, – самодовольно объяснил Педер, поймав ее вопросительный взгляд.

– Это хипстерская бородка, как ни крути, – проворчал Рубен, переступивший порог зала следом за Юлией. – Нам еще повезло, что сегодня такая жара. Иначе пришлось бы лицезреть тебя в той маленькой шапочке, которую ты носил всю весну, не снимая.

Похоже, с коллегами всё как обычно. Мина и Кристер, во всяком случае, выглядели довольными при ее появлении. Если Юлия, конечно, правильно истолковала их реакцию.

– Мои запоздалые поздравления, – пробормотал Кристер.

Золотистый ретривер Боссе тяжело дышал. Он устроился на полу, в том самом месте, где Юлия оставила его несколько месяцев назад. На этот раз Боссе не нашел в себе силы даже поздороваться как следует. Ограничился тем, что отрывисто гавкнул и устремил на Юлию счастливый взгляд.

– Да, поздравляю! – подхватила Мина и с ужасом уставилась на пиджак Юлии.

Та тоже посмотрела на то место на левом плече и громко выругалась:

– Черт подери! В доме ни одной тряпки без рвоты…

Она сорвала с себя пиджак и собиралась было повесить его на спинку стула, но остановилась, еще раз оглянувшись на Мину, и направилась к вешалке у двери.

– Пока это каша, проблема решается в два счета, – заметил Педер с понимающей улыбкой. – Подожди, вот пойдут бананы и бефстроганов в банках… «Ваниш» – единственное, что против них работает. И лучше порошок, чем те розовые баночки. Замачиваешь в «Ванише», а потом стираешь при девяноста градусах. Лучше с отбеливателем, так что поначалу придется носить только белое.

– Буду иметь в виду. – Юлия подняла руку в оборонительном жесте. – И тебе доброго утра, Педер.

Ей было достаточно забот с шестимесячным Харри, чтобы не озадачиваться заранее проблемами предстоящих возрастных этапов.

Юлия поспешила сменить тему:

– Как приятно вернуться и снова видеть вас всех! Разумеется, я следила за вашей работой, пока меня здесь не было. И не чувствовала ничего, кроме гордости. Прежде всего, за тебя, Мина. – Мина замещала Юлию на посту руководителя группы. – Но теперь я с вами. Не то чтобы отдохнувшая и полная сил, но везде не успеешь.

Юлия нерешительно рассмеялась. У нее была мысль рассказать о небольшом семейном недоразумении, вынудившим ее в конце концов сегодня и не днем позже переступить порог отделения полиции. И как это недоразумение дало Юлии понять окончательно, что «равностность» их с мужем отношений – иллюзия, державшаяся только благодаря ребенку.

Его аргументы слово в слово повторяли то, что рассказывали ее подруги. Что женщина биологически лучше приспособлена к уходу за ребенком. Что Торкелю совершенно невозможно оставить работу, потому что в этом случае все рухнет. Компания обанкротится. Шведский ВВП полетит в тартарары. Катастрофа немедленно распространится по всему миру, и наступит конец света.

Больше всего Юлию расстроило, что у них была договоренность. Она берет на себя первые шесть месяцев, Торкель – следующие шесть. Оба они подали заявление на отпуск и получили желаемое. Чего Юлия уже тогда не осознавала, так это того, что со стороны Торкеля с самого начала это была чистой воды игра на публику. Он ни секунды не верил, что Юлия действительно хочет разделить с ним этот срок. Она до сих пор видела его потрясенное лицо, когда на прошлой неделе напомнила, что в четверг возвращается на работу.

Они с Торкелем не разговаривали несколько дней. Когда всего час назад Юлия собиралась идти, перед ней стоял чужой, страшный человек. Озлобленный, охваченный паническим страхом, со вздыбленными волосами. И опять этот бред о «связи», «биологическом наследии» и том, что ему, по-видимому, придется поговорить с ее начальством.

Кончилось тем, что Юлия молча передала ему Харри и быстро вышла за дверь. С тех пор она так и не решилась заглянуть с свой телефон.

– С возвращением! – оскалился в волчьей улыбке Рубен.

Юлия старательно игнорировала тот факт, что ему трудно отвести взгляд от ее груди.

Она прекратила кормить грудью неделю тому назад, но та, похоже, этого не поняла. Юлия тосковала по чашкам В-размера. Потому что с размером Е у нее сразу не заладилось.

– У меня есть чем подбодрить вас перед началом совещания, – объявил Педер.

– О нет… – в один голос простонали Рубен и Мина.

Но Педер как будто ничего не слышал. Сунул телефон в руку Юлии и поставил на воспроизведение.

– Это тройняшки, – пояснил он, захлебываясь от восторга. – Подпевают Анисе Дон Демине на «Фестивале мелодий». Такие милые!

Юлия посмотрела на троих детей в подгузниках, раскачивающихся перед огромным телеэкраном, и про себя согласилась с Педером в том, что они милые. Только именно сегодня эта милота как никогда некстати. И последнее, чего хотелось бы Юлии на данный момент, – иметь детей больше, чем у нее было.

– Подожди, я прибавлю громкость, – сказал Педер.

Стоны со всех сторон усилились.

– Спасибо, достаточно. – Юлия вернула Педеру телефон. – Они действительно милые. Предлагаю начать. Вчера после обеда поступило сообщение о похищенном ребенке, некоем Оссиане Вальтерсоне, пяти лет. По ошибке оно не было помечено как приоритетное, поэтому его прочитали только сегодня утром.

– Боже мой! – простонал Педер. – Этого не должно было случиться…

– Тем не менее это произошло. Так или иначе, руководство поручило дело нам. И, чтобы мы присвоили расследованию высшую степень приоритетности.

Мина кивнула и сделала хороший глоток из бутылки с водой. Ставя ее на стол, постаралась разместить как можно дальше от бороды Педера. Это заметил Боссе. Он подошел к Мине со свесившимся языком и уставился на нее так, будто хотел очаровать.

– Кристер, – обратилась к коллеге Мина, – если ты собираешься и дальше приводить его сюда, ставь ему миску с водой. Еще на один дюйм ближе к моей бутылке, и я буду вынуждена купить другую.

– Ничего страшного не происходит, – успокоил Мину Кристер. – Собачья слюна стерильна, ты вообще в курсе? Но миску все-таки придется поставить, с учетом того, как долго мы здесь находимся. Боссе самому это не нравится.

Кристер подозвал собаку, которая укоризненно посмотрела на Мину, прежде чем устроиться у ног хозяина.

Юлия задумалась, стоит ли объяснять коллеге, что собачья слюна вовсе не так стерильна, как ему кажется, что у нее совершенно другая микрофлора, чем у человеческой, и некоторые из бактерий чрезвычайно опасны. Любящий взгляд, которым Кристер встретил Боссе, убедил ее не делать этого.

– Я забыла, какой тут у вас детский сад, – торопливо сказала Юлия. – Давайте сосредоточимся на деле. Наша группа получила подкрепление в лице одного человека, имеющего опыт в подобных расследованиях. Он из переговорщиков… переговорной команды, я хотела сказать. Они так и не определились с названием, но все понимают, о ком речь.

Юлия остановилась и оглядела удивленные лица коллег.

– А почему они так и не определились с названием? – спросил Педер.

– Чистая психология, – ответила Юлия. – Без названия они как бы не существуют как группа. О них сложнее собрать информацию. В каком-то смысле без названия они неуловимы.

– Ого! – Педер сделал серьезное лицо и поднял бровь.

– Но, как я уже сказала, этот человек уже не их, а стал долгожданным пополнением нашей команды. Он будет здесь с минуты на минуту. И у него есть кое-какие соображения насчет Оссиана.

– А нам действительно нужно пополнение? – Мина нахмурилась.

– Хочешь сказать, нас тебе более чем достаточно? – рассмеялся Кристер и рассек локтем воздух в сторону Мины. Очевидно, он слишком хорошо знал коллегу, чтобы избегать прямого контакта.

Но Юлия предвидела реакцию Мины, которую всегда пугали перемены. Особенно связанные с появлением новых людей, с которыми придется выстраивать отношения. С тех пор как осенью около двух лет назад из ее жизни исчез Винсент, Юлия не видела, чтобы Мина с кем-нибудь разговаривала, кроме коллег. И даже те месяцы, когда она замещала Юлию в декретном отпуске, мало что изменили. При этом Мине не помешало бы несколько расширить круг общения…

– Руководство хочет идти в ногу со временем, – вдруг сказал Кристер. Он почесал Боссе загривок и был вознагражден преданным собачьим взглядом. – Равенство и толерантность – сейчас это актуально, – пояснил Кристер свою мысль. – Но у нас уже есть две женщины, так что новенький либо трансвестит, либо гей.

– Кристер! – Педер сурово посмотрел на старшего коллегу. – Похоже, полицейское управление зря потратилось. Дорогостоящие курсы толерантности не вытащили тебя из каменного века.

Кристер вздохнул и почесал Боссе за ухом.

– Я пошутил, – осторожно заметил он. – Сейчас все такие нервные… И потом, в моем высказывании не было оценки. Так что кое-кого из присутствующих не мешало бы направить на курсы следом за мной.

– Сам выбор слов несет…

Негромкий стук оборвал мысль Педера. Все дружно повернулись в сторону двери.

– Вы вовремя. – Юлия показала рукой на вошедшего. – Позвольте представить нашего нового коллегу Адама Балондему Блума.

– Представление впечатляет, – с улыбкой похвалил мужчина, входя в конференц-зал. – Хотя Адама Блума было бы вполне достаточно.

* * *

Тетя и правда очень глупая. Обещала щенков, а их у нее нет. Зато есть настоящая гоночная машина. Совсем как моя игрушечная, только большая.

Когда тетя пришла в детский сад, она спросила меня, не хочу ли я сесть в гоночную машину. Конечно, я хотел. Потом мы уехали. Тетя говорила, что мы вернемся. Что она просто хочет покатать меня на гоночной машине. Но мы не вернулись.

Я очень испугался. В желудке все закрутилось и засосало, как будто вдруг выдернули пробку и выпустили воду из ванны. Я сказал об этом тете, но она не ответила.

Мы ехали долго, и теперь я у нее. Мне здесь совсем не нравится. Я хочу к маме и папе, но тетя говорит, что сейчас это не получится. Только потом. И еще, чтобы я перестал плакать.

Здесь есть и другие взрослые. Я не знаю, кто они, и боюсь их. Они приходят и уходят. Мне разрешили играть на планшете в «Роблокс» сколько угодно, но я не хочу. Здесь все так странно и не как дома.

Ночью я смотрю в потолок. Они отключают весь свет, поэтому ничего не видно.

Я зову маму, папу, но они не приходят.

– Оссиан, ты здесь ненадолго, – сказала мне утром глупая тетя. – Придет время, и ты сможешь вернуться домой.

Еда здесь невкусная, но я все равно не хочу есть. Я спрашиваю, зачем меня сюда привезли. Она молчит. Никто не ответил мне на этот вопрос. Все говорят только, чтобы я перестал плакать. И еще, что все будет хорошо.

У них такие добрые голоса… И такие злые глаза…

* * *

Мина с любопытством наблюдала за новеньким, хотя и старалась делать это незаметно. Но не все оказались настолько тактичны. Рубен, к примеру, пялился не стесняясь и довольно недружелюбно. Мину не удивила его реакция. Адам Блум являл собой образец отличной физической формы, с хорошо развитыми бицепсами и четкими контурами пресса, вырисовывающимися под обтягивающей белой футболкой. Мина заметила, как Рубен инстинктивно втянул живот.

Сама она не особенно восторгалась мускулистыми мужчинами, предпочитая качкам стройных, изящных, с гордой осанкой и скорее жилистых, нежели с громоздким телосложением. Желательно в стильном костюме и… Мина вздрогнула. Никогда прежде ее мысли не ускользали в этом странном направлении. Усилием воли она заставила себя вернуться к докладу Юлии, все еще стоявшей перед доской. Лицо начальницы было серьезно, как будто она собиралась сказать что-то действительно важное.

– Как я уже говорила, нам поручено расследование исчезновения Оссиана Вальтерсона.

– Пять лет, боже мой… – снова застонал Педер.

Мина понимала его. Пропавший ребенок – кошмар каждого родителя. Полицейский значок от этого не спасает. У Педера тоже маленькие дети. И хотя прошло много лет с тех пор, как Мина сама испытала нечто подобное, она слишком хорошо все помнила.

– Именно так, – подтвердила Юлия. – Предположительно, Оссиана похитили вчера из детского сада в Сёдермальме. Мы, конечно, опросим там всех. Но есть некоторое сходство между похищением Оссиана и более ранним случаем. Начальство рекомендовало присмотреться к этому повнимательнее. – Она обратилась к новому участнику группы: – Адам, вам, наверное, есть что сказать на эту тему.

Тот прочистил горло. Юлия села и глазами пригласила Адама Блума заступить на ее место.

Адам без тени смущения сделал это. Мина завидовала той уверенности, с которой он, как казалось, встал перед группой странных, как на подбор, и, очевидно, скептически настроенных людей. Ей бывало не по себе в куда более дружелюбном окружении.

– Для начала немного о том месте, откуда я к вам прибыл…

Кристер многозначительно посмотрел на Педера. Если он подумывает спросить, имеет ли Адам в виду Кению или Гамбию, может смело паковать вещи. Мина точно выгонит его вместе с собакой.

– Я из переговорной команды, – пояснил Адам. – Год назад мы участвовали в расследовании исчезновения Лилли Мейер. Были основания полагать, что это связано с довольно напряженной тяжбой родителей об опеке над ребенком. Предполагалось, что злоумышленник – кто-то из членов семьи. Меня привлекли на случай, если возникнет необходимость в переговорах с похитителем.

– Ее ведь нашли мертвой, верно? – спросил Педер сдавленным голосом.

Мина прекрасно помнила этот случай, хотя с тех пор прошел почти год. Новость разлетелась подобно разорвавшейся бомбе. Девочку нашли под брезентом на пристани Хаммарбю-Шёстаде, в нескольких метрах от популярного киоска с мороженым. СМИ съели на завтрак руководителей следственной группы за то, что те не могли даже назвать подозреваемых, хотя жертва была сразу опознана. Родители, не стесняясь, высказывались в прессе. Суматоха вокруг этого дела все еще не улеглась – прежде всего потому, что преступление не было раскрыто.

Боссе как будто почувствовал настроение Педера. В всяком случае, перебрался к нему под ноги и ткнулся носом в колени. Мина заметила, что нос оставил влажный след, и поморщилась.

– Все верно. Лилли была найдена убитой в начале лета. Ее нашли на террасе Люгнет, то есть на большом пирсе для пикников в Хаммарбю-Шёстаде, напротив от Норра-Хаммарбюхамнен.

– И вы привязали это к тяжбе за опеку? – саркастически переспросил Рубен. – Вы сами только что об этом говорили. Так в чем сходство с нашим случаем? И зачем нам сотрудник переговорной команды?

Мина заметила, что он все еще держит живот втянутым. Что, наверное, страшно неудобно.

– Преступник до сих пор не установлен, – напомнил Адам. – Все, что у нас есть, – подозрения в отношении одной пожилой пары, находившейся в тот момент неподалеку. Собственно, они исходят от воспитательницы дошкольного учреждения, пребывавшей в шоковом состоянии, поэтому никогда не воспринимались всерьез. Подозрения в отношении членов семьи также всё еще не сняты. Но, честно говоря, не думаю, что это имеет какое-то отношение к семье. Особенно сейчас, когда у нас появился почти идентичный случай с Оссианом.

– Что вы имеете в виду под «идентичный»? – спросила Мина и нахмурилась.

– Мальчик похищен из детского сада неким лицом, которое никто не видел, – пояснил Адам. – В жизни такое случается значительно реже, чем в криминальных телесериалах. Чаще всего за похищением стоят родственники. Иногда цель состоит в том, чтобы вернуть ребенка домой. Часто этому предшествует тяжба родителей об опеке. В нашем же случае похититель не известен ни нам, полицейским, ни сотрудникам детского сада. Редкий случай. Исключительный, я бы сказал. Но это повторилось уже дважды, с Лилли и Оссианом. Поэтому начальство и решило, что мой опыт может оказаться вам полезным. У нас мало времени. Я могу вкратце поделиться с вами тем, что имею. Остальное прочитаете между строк.

– Я полностью согласна с руководством в том, что опыт Адама для нас незаменим, – сказала Юлия, прищурившись на Рубена. – Мы можем двигаться дальше, да, Рубен?

Тот пробормотал что-то невнятное и кивнул.

– Лилли нашли спустя три дня, верно? – Кристер вытер пот со лба рукавом рубашки. Жара в зале стояла невыносимая. Мина держалась из последних сил. – То есть с учетом того, что Оссиан исчез вчера, времени у нас действительно не так много.

– Минуточку, – остановил его Педер. – То есть мы уже исходим из того, что это дело рук одного человека?

– Других версий на данный момент у нас нет, – ответила Юлия, прочистив горло. – Обстоятельства, как было сказано, почти идентичны. Поэтому мы работаем, исходя из предположения, что у нас мало времени. Меня просили уже сегодня вечером провести пресс-конференцию. А пока я хочу, чтобы Адам и Рубен поговорили с сотрудниками детского сада. Мина и Педер поедут к родителям Оссиана.

– Почему бы Адаму и Кристеру не заехать в детский сад? – сказал Рубен и посмотрел на часы. – Мне срочно кое-куда нужно.

– Кристер займется проверкой реестра преступлений на сексуальной почве, – пояснила Юлия. – Мне нужен список всех, кто был освобожден в прошлом году. Просто на всякий случай. И, Рубен, в последний раз напоминаю, что ты все еще полицейский. Сейчас это главное, остальное потом.

– Похоже, свидание с очередной «тиндер»-знакомой придется отложить, – печально заметила Мина.

– Реестр, – проворчал Кристер. – Снова реестр…

– Я не зарегистрирован на «Тиндере», – фыркнул Рубен. – Мне это не нужно. В отличие от тебя, Мина. Ты у нас почти монашка.

Мина демонстративно положила перед ним телефон, поискала в приложениях и загрузила «Тиндер».

– Полегчало? – спросила она Рубена. – Надеюсь, моя личная жизнь больше не заботит тебя настолько, чтобы это создавало помехи в работе.

Она уже решила удалить приложение сразу по окончании совещания.

– Тишина в классе. – Юлия постучала ручкой по столу. – Приступаем. Все действительно очень серьезно.

Адам стоял перед ней с таким видом, словно не знал, куда ему идти.

– Сами видите… – Юлия развела руками. – Наверное, мы не самая дисциплинированная группа из тех, с кем вам пришлось работать. Но, в общем и целом, мы хорошие.

– Часы тикают, – вздохнул Адам. – День почти прошел. Приступаем, коллеги.

* * *

Кристер не мог работать в своем душном кабинете и перебрался с лэптопом в открытое офисное пространство. Достал телефон и уставился на доску, поделенную на шестьдесят четыре черных и белых квадрата. Партия давно завершилась, просто ему трудно было принять ее итог.

Кристер всегда считал, что хорошо играет в шахматы. Не то чтобы всю жизнь он только этим и занимался, но почему-то думал, что шахматы – это его. Уж очень хорошо они соответствовали стилю его жизни в целом: виски, одиночество, джазовая музыка… Даже с тех пор, как одиночество Кристера нарушил Боссе. Потому что собака тоже удачно вписалась в общую картину.

Представление Кристера о собственных шахматных способностях изменилось в тот день, когда он скачал бесплатную программу в телефоне. С тех пор Кристер играл постоянно. Вот уже шесть месяцев – и все еще был на начальном уровне, потому что не выиграл ни одной партии. Он вздохнул, отметил в приложении очередной конфуз и отложил телефон. То, чем ему предстояло заняться, было важнее.

Подошла Мина со своим лэптопом и опустилась на стул рядом.

– Могу помочь, – сказала она. – Пора начинать. Не будем терять времени.

– Да, начнем, – вздохнул Кристер.

Реестр преступлений на сексуальной почве. Вот и они, голубчики…

Он вяло посмотрел на чашку с кофе. Остыл, похоже, и давно. Кристер громко вздохнул, заставив Боссе обеспокоенно склонить голову набок.

– Лежать, старичок. Папе придется поработать за компьютером. У тебя есть вода. И топчан.

Кристер почесал собаку за ушами. Довольный оказанным вниманием, Боссе три раза обошел вокруг стола и улегся на топчан.

– Ну что ж. – Кристер открыл программу. – Посмотрим…

Считалось, что он создан для такой работы – часами напролет пролистывать страницу за страницей, ища иголку в стоге сена. Тоскливый, неблагодарный труд. Хорошо хоть, на этот раз вызвалась помочь Мина. Обычно Кристер все делал в одиночку.

Почему его никогда не приглашают погонять по городу с включенной мигалкой? Не то чтобы Кристеру этого очень не хватало, но ведь можно предложить хотя бы разок, из вежливости? В знак признательности и уважения к его опыту, после стольких лет работы на выездах. Слава богу, Кристер теперь не там, но тем не менее.

– Могу проверить, связан ли кто-нибудь из них с Лилли, – предложила Мина. – На случай, если мы имеем дело с рецидивом. А ты тем временем посмотришь, кто из них сейчас на свободе.

– Звучит неплохо, – кивнул Кристер и продолжил пролистывать файл.

Пункт за пунктом. Маньяк за маньяком. Показать их широкой общественности – люди перестанут выходить из дома. «Шведское будущее» уверяет нас, что наибольшую опасность представляют люди с именами Ахмед или Мухаммед. Но Кристер видит совсем другое. Вот они – Свен Вестин, Карл-Эрик Юханссон, Петер Лундберг. Каждый белее снега. И наверняка нравятся маленьким детям. Про таких потом говорят: «Надо же, а такой симпатичный мужчина». Или – «Здесь какое-то недоразумение. Он так хорошо общался с моим сыном»…

Боссе скулил во сне и двигал лапами, как будто за кем-то гонялся. Охотился. На кого, интересно. Уж точно не на педофилов. Черт… Кристер надеялся, что Юлия ошиблась, и мужчины и женщины, глядевшие на него с монитора, не имеют никакого отношения к исчезновению Оссиана. Этот мир и без того достаточно скверное место.

Кристер оглядел соседние столы. Пусто. Сезон отпусков. Коллеги кто хлещет ведрами пиво на борту яхты где-нибудь в Сандхамне, кто ловит лобстеров на Готланде, кто стучит молотком на даче.

Мина встала:

– Духота, конечно, жуткая, но мне нужен кофе. Тебе принести? Я немного еще помогу тебе, а потом мы с Педером поедем к родителям Оссиана.

Кристер мрачно кивнул. Часы тикают, как выразился Адам Блум. Он почти слышал их. Впереди целый день в компании самых отпетых больных ублюдков… Определенно кофеин не помешает.

* * *

– Уверена, что мы подходим для этого?

Педер сглотнул. Мина его поняла: не «мы», а «я». Или «мы», в смысле «те, у кого есть маленькие дети».

– Если сомневаешься в себе, можешь остаться. Всё в порядке, я справлюсь сама.

Педер покачал головой:

– Не-ет, это все-таки моя работа. Я уверен. Только давай начнем и покончим с этим прямо сейчас.

Они направились к одной из полицейских машин в гараже. Мина позволила Педеру сесть за руль. Вождение отвлечет его от мрачных мыслей. Она перевела разговор на его детей. Это всегда срабатывало. Теперь она могла спокойно отвернуться к окну, предоставив Педеру болтать без умолку.

– …А сегодня утром Мейя сказала «овсянка», – вдруг донесся до ушей Мины голос коллеги. – То есть ты представляешь, какого ума должен быть этот ребенок? Ей три года, и «кася» – вот что в лучшем случае выговаривает большинство ее сверстников. А у нее – «овсянка»… Думаю, нам придется отдать ее в школу для особо одаренных детей. Говорят, одаренность создает не меньше проблем, чем другие детские «особенности». Но мы с Анетт точно справимся. Есть еще Майкен, и ее будущее – большой спорт. Видела бы ты, как она поднимается на скалодром в детском саду! Как держит равновесие и все такое… Будущая олимпийская чемпионка. Мы уже морально готовы к тому, что придется возить ее на тренировки… Ну, и Молли. У нее удивительный талант общаться с животными. На днях она принесла домой птицу со сломанным крылом. Мы устроили бедняжке гнездо в обувной коробке, которую выложили ватой. Молли ухаживала за птицей как маленькая птичья мама. Даже разговаривала с ней… Птица умерла, к сожалению. Но нам с Анетт стало ясно, что наша дочь – будущий ветеринар. Я говорю тебе, может, в Кольмордене или в зоопарке…

Мина отвернулась к окну, позволив восторгам Педера влетать в одно ухо, тут же вылетая из другого.

Они миновали Стуреплан, кишащий людьми в дорогих солнцезащитных очках, стильной одежде и с идеальным загаром. В уличных кафе не протолкнуться. Розовое вино в бокалах сверкает на солнце. Что ж, можно только позавидовать тем, в чьем распоряжении все время вселенной. Сама же Мина, с больной головой и ноющим сердцем, едет на беседу с обезумевшими от горя родителями, чей пятилетний ребенок бесследно исчез…

Ее время неумолимо истекает. Часы тикают, как выразился Адам Блум, у которого был аналогичный случай с девочкой по имени Лилли.

* * *

Воспитатель Том выглядел более несчастным, чем Рубен считал это возможным для взрослого мужчины. Коллега Тома Женя и директор Матильда тоже были здесь. Добавить Рубена и Адама – и нечего удивляться тому, что комната для персонала детского сада в Бакене оказалась переполнена. Пот ручьями стекал по носу и щекам Тома, несмотря на открытые окна.

Рубен попытался взять себя в руки. Уже когда утром Юлия начала совещание, он думал только об Эллинор, о том, что и как ей скажет. Ожидалось, что совещание будет коротким, все поздравят Юлию с возвращением на работу, и через пять минут Рубен будет сидеть в машине. Вместо этого на стол легло дело Оссиана… И теперь Рубену нужно срочно на нем сосредоточиться. Не на женщине, преследовавшей его во снах больше десяти лет, а на пропавшем мальчике Оссиане, которого нужно срочно найти. Потом в распоряжении Рубена будет все время мира, но сейчас…

Собрав волю в кулак, он прогнал прочь мысль об Эллинор и оглядел людей в комнате для персонала. Адам должен был начать разговор, и он это сделал.

– Итак, – сказал новый коллега Рубена, – вернемся к событиям вчерашнего дня. Как получилось, что никто не заметил исчезновения Оссиана?

Боже мой! Не слишком ли он прямолинеен для эксперта по переговорам? Даже Рубен знал, что нельзя начинать беседу с обвинений. Вид у воспитателей и без того как у приговоренных. Ни Рубен, ни Адам, ни сам господь бог ничего путного из них не вытянут, если эти люди будут чувствовать себя загнанными в угол.

Том смотрел на стену, увешанную детскими рисунками, среди которых, насколько понимал Рубен, бо́льшую часть составляли более или менее удачные портреты любимых воспитателей.

– Мы просто пытаемся установить, где находились все, когда Оссиана похитили, – как мог мягко пояснил Рубен вопрос Адама.

Теперь Том выглядел так, будто в любой момент был готов провалиться сквозь землю. Он вытащил из ящика стола бумажный платочек, промокнул им глаза и ответил:

– В Скиннарвикспаркене всегда много детей. Невозможно держать всех в поле зрения. Старшие дети не нуждаются в такой опеке, как малыши. И потом, все они знают, что нельзя уходить из парка, не предупредив нас. Мы регулярно проверяем всех по списку. В том, что я не видел Оссиана в течение нескольких минут, нет ничего необычного.

Том замолчал и снова посмотрел на рисунки. Один из них на удивление подробно изображал мужскую фигуру внутри сердца. На рубашке мужчины красовалась большая зеленая Т. В углу рисунка, аккуратно, хотя и свободном стиле, художник вывел собственную сигнатуру: «Оссиан».

У Рубена в горле внезапно встал комок. Пришлось откашливаться.

– Их мир, – хрипло пояснил Том и тут же поправился: – Наш мир… одно из самых безопасных мест в этом городе.

– Мы понимаем, – кивнул Адам, – но факт остается фактом. Ваша безопасность дала трещину. То же касается вашей опеки.

Нет, это сам дьявол! Теперь Рубен понимал, почему Адам ушел из переговорной команды. По щекам Тома текли слезы.

– Я ни в чем вас не обвиняю, – продолжал Адам, – но вы должны понимать, как это изменит отношение к вам, и прежде всего со стороны родителей ваших воспитанников. Чем больше мы будем знать о том, что произошло, тем скорее сможем помочь вам восстановить репутацию, хотя бы отчасти… – Он отвернулся от Тома, посмотрел в глаза Матильде, директрисе, и закончил мысль: – …Что, думаю, было бы желательно, с учетом того, как мало детей посещает сегодня дошкольные учреждения.

Ну хорошо, может, Адам и не так плох. Но это же не переговоры. Обычная беседа, в каких у Рубена явно больше опыта. Собственно, он здесь все и организовал. Рубен, а не эта гора мускулов, ростом сто девяносто сантиметров.

– Нас интересует, – сказал Рубен, – не видели или не знаете ли чего-нибудь такого, что могло бы помочь следствию. Кто эта женщина, которая его увела? О ней что-нибудь известно?

Женя покачала головой. Она не выглядела такой вспотевшей, как Том, несмотря на то что была в хиджабе. Рубена так и подмывало спросить, не слишком ли жарко с тряпкой на голове. Он подозревал, что этот вопрос Жене задавали уже много раз.

– Мы опросили всех детей, – ответила Женя. – Все они знают не только родителей друг друга, но и старших сестер и братьев. Эту женщину никто раньше не видел.

Адам встал и подошел к окну, выходившему на холм, где пропал Оссиан. Он как будто о чем-то думал. Потом вернулся к столу и сел.

– В таком случае, возвращаемся к тому, с чего начали. Почему никто из вас не заметил ее появления? Дети заметили, а вы нет.

– Хотите сказать, мои сотрудники имеют какое-то отношение к похищению? – Матильда посмотрела на Адама широко раскрытыми глазами. – Что они намеренно что-то замалчивают? Я ручаюсь за Тома и Женю и доверяю им как себе. Это лучшие педагоги, с кем мне когда-либо приходилось работать. Не уверена, что имеет смысл продолжать этот разговор без официальных юридических представителей.

Рубен замахал руками. Отличная работа! Адвокаты – только их здесь не хватало… После Адама ему разгребать и разгребать, без лопаты не обойдешься. Положа руку на сердце, Рубен был даже рад этому. Адам сам подставил себе подножку и сделал себя виноватым во всех последующих неудачах.

– Полагаю, эта женщина не хотела, чтобы ее видели, – осторожно возразил Рубен. – Она выжидала удобного случая выйти к детям. Вас никто ни в чем не обвиняет.

Матильда как будто немного успокоилась.

– Последний вопрос, – сказал Адам. – Есть кое-что еще, что ускользает от моего понимания. Оссиан пошел с ней добровольно. Он всегда так доверчив к незнакомым взрослым?

– Гоночные машины, – тихо пояснил Том. – «Ламборгини», «Кенигсегг», «Порше»… Он знает все модели и марки. Неважно, настоящие они или сделаны из картона. Главное, чтобы выглядели как гоночные машины. И желательно красного цвета.

– Во всяком случае, так она сказала Фелисии – машины и щенки. Вряд ли Фелисия это выдумала. Другой вопрос, существовали ли эти щенки на самом деле. Фелисии так и не удалось их увидеть.

– То, что эту женщину не узнал никто из детей, – начал Рубен, глядя в свои записи, – не означает, что она не знала Оссиана раньше. Вы не замечали каких-нибудь странностей в его поведении в последнее время? – обратился он к воспитателям. – Ну или в поведении его родителей?

Том покачал головой:

– Все будто как обычно. Ничем не примечательная летняя неделя… То есть… я хотел сказать, до вчерашнего дня.

– Ну что ж, – Адам поднялся со стула, – спасибо за помощь. Пожалуй, на сегодня всё.

Матильда встала и пошла проводить полицейских. Этой женщине удалось произвести впечатление на Рубена. Визит полиции сбивает с толку. Обычно люди слишком растеряны, чтобы проявлять инициативу. Но только не Матильда. Она, как разъяренная львица, защищала свой прайд. И при этом привлекательна как женщина… Интересно, в постели она так же инициативна? Было время, когда Рубену действительно захотелось бы это узнать. Но сейчас это не более чем мимолетная мысль. И все Аманда… Чертова психология!

– Разумеется, мы проведем свое внутреннее расследование, – заверила Матильда, протягивая руку полицейским. – Но пока мы рассказали вам все, что нам известно на данный момент. Надеюсь, вы будете держать нас в курсе расследования. Мы прекрасно осознаем ответственность, что бы вы там ни думали.

Рубен и Адам подали руки Тому, Матильде и Жене. Рука Тома была вялой, а взгляд – как будто из загробного мира. Похоже, воспитателю потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Ловкий ход, – похвалил Адам, когда они были уже за дверью. – Хороший полицейский – плохой полицейский. Мы довольно быстро вытянули из них все, что нужно, а оперативность сейчас – главное.

Рубен уставился на нового коллегу. Или в переговорных группах принято разыгрывать спектакли? Насколько известно Рубену, их стратегия – выстраивание доверительных отношений с человеком, из которого нужно вытянуть информацию. Адам же добивался чего угодно, только не расположения воспитателей. Запугивал, загонял в угол. Но в результате… разве они не выложили все, что нужно?

– Только в следующий раз, – продолжал Адам, – я хочу быть добрым полицейским.

Разумеется… Главное – не забыть прихватить с собой лопату.

* * *

Винсент выглянул в окно офиса «Шоулайф продакшн» на Страндвеген. Послеполуденное солнце стояло еще высоко, играя на воде залива. Но Винсент ничего этого не видел, потому что пытался представить себя вылетающим вместо ядра из пушки. Или же в черном трико, ползающим по комнате, кишащей насекомыми. Ни та, ни другая картина его не воодушевляли.

Винсент поднялся.

– Не упрямься, – услышал он за спиной голос Умберто. – Это пойдет на пользу твоему бренду. Ты предстанешь перед публикой с более… человеческой, что ли, стороны. Насколько такое возможно, конечно.

Винсент отошел от окна и снова сел. На этот раз Умберто обошелся без домашнего печенья. Это могло означать, что их отношения снова вступили в более тесную, менее формальную стадию. С другой стороны, что, если Умберто просто устал от Винсента?.. Но четыре ромовых рулета фабричного производства ясно свидетельствовали, что если Винсент и вышел из фавора, то не совсем.

– А как же «Узники форта»?

Винсент потянулся за рулетом, как только понял, что Умберто собирается сделать то же самое. Тогда на блюде их останется две штуки. Все-таки какой-то порядок должен соблюдаться.

– Можно ведь продумать программу, где я… буду больше похож на себя, – добавил он. – Если мне вообще имеет смысл появляться на экране телевизора.

Умберто вздохнул и склонился над столом, прижав кончики пальцев к подбородку.

– Винсент, amico mio [4], послушай. Моя задача – обеспечить кассовые сборы. Что будет, если люди перестанут покупать билеты на твои шоу?

– Ты лишишься дохода, – механически ответил Винсент.

– Именно. Но прежде всего дохода лишишься ты. Все просто, элементарная экономика. Чтобы зарабатывать тем, чем ты сейчас занимаешься, нужно продавать больше билетов, пусть даже наши доходы растут. После истории с Яне все шло как по маслу. Некоторое время, потому что бесконечно долго это продолжаться не могло. Выходит, время от времени нужно напоминать о себе людям. Выступить в роли пушечного ядра – неплохой способ сделать это.

Винсент старался не показывать, насколько был взвинчен. Итак, «Узники форта». Fångarna på fortet, F-p-f. Позиции букв в алфавите – 6, 16 и 6. То есть 6166.

Когда серьезно занимаешься «Лего» – а Винсент делал это достаточно серьезно, сначала с Беньямином, теперь с Астоном, – обращаешь внимание на артикул комплекта. Потому что одна и та же вещь – скажем, машина – может быть собрана по-разному в разных наборах. Винсент был почти уверен, что на коробке конструктора, который он однажды купил Беньямину, значился артикул 6166.