Хозяйка королевской таверны E-Book

Любовь Оболенская

• Herausgeber: Жанры
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 258

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Казалось бы, что могло пойти не так? У Яны было все, что нужно для успеха, — карьера манекенщицы, внешность, пробивной характер. Но однажды столь прекрасные перспективы разом перечеркнула автомобильная авария, в результате которой девушка оказалась… в лютом, грязном, жестоком Средневековье, очень похожем на Англию времен царствования короля Ричарда Львиное Сердце. Там, где совсем иные понятия о красоте и про права женщин никто никогда не слышал. И как прикажете выживать в таких условиях девушке, у которой от прошлой жизни остались лишь маникюрный набор и твердая уверенность, что в любой жизненной ситуации все зависит только от нее?

Leseprobe

Любовь Оболенская Хозяйка королевской таверны

© Оболенская Л., 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

От души благодарю замечательных писателей

Дмитрия Силлова и Полину Ром

за неоценимую поддержку и полезные советы,

полученные от них в процессе написания

этой книги.

Глава 1

Вечер не задался с самого начала.

И винить в этом некого, сама виновата. Оставить туфли в гримерке – это все равно что положить их на муравейник, а потом возмущаться, с чего бы это шустрые насекомые устроили там склад дохлых мух.

Короче, вытаскиваю из шкафчика туфли – а внутри битое стекло.

Мелко так колотое, почти в пыль.

Короче, с душой подошли к процессу. Вдумчиво какая-то зараза молоточком крошила зеленую бутылку, а потом с довольной улыбкой высыпа́ла сюрприз в мои снежно-белые подставки на десятисантиметровом каблуке…

Или Галька, или Танька, больше некому. Такие же, как я, деревенские девчонки, понаехавшие в нерезиновую и пробивающие себе путь к славе и богатству с целеустремленностью ледоколов.

В целом, я не в претензии. Как говорится, просто бизнес, ничего личного, и стекло в туфли – это так, наше дежурное развлечение. Надо будет не забыть сходить на толкучку и запастись старыми советскими кнопками. Они хорошо гнутся поперек и вставляются в носок туфель как родные. Стекло-то я вытряхну, а вот кнопку, загнанную подальше и поплотнее, не увидишь и не почувствуешь, пока ногу в туфлю не всунешь. Я, конечно, девушка по натуре добрая – но это только если меня не злить. Придется накнопить туфли обеим конкуренткам – одной ради мести, второй – для профилактики, чтоб знали, как с Янкой связываться.

Стекло я вы́сыпала в мусорную корзину и вот теперь сижу, лихорадочно протирая внутренности туфель влажными салфетками. Во время процесса пару раз краем глаза себя в зеркале увидела. Жуткое зрелище, да простят меня мои поклонники. Мы, натуральные блондинки, когда ненакрашенные, вообще на привидения похожи. А если еще и злые, как я сейчас, то лучше вообще на нас не смотреть во избежание риска получить инфаркт на ровном месте…

Тут еще таракан мимо пробежал по полу. Я в сердцах стукнула по нему туфлей так, что та чуть у меня из руки не вылетела. Подняла ее – а таракана-то и нет. Бывает такое с этими шустрыми насекомыми. Тряпкой его прихлопнешь, подошвой ли. Поднимаешь – а там никого, будто по пустому месту долбанула. Похоже, мистическая суперспособность у них такая – в случае смертельной опасности исчезать из-под неотвратимых ударов судьбы.

Так.

Яна, спокойно!

У тебя показ через двадцать минут, а ты тут пар выпускаешь, на тараканов охотишься.

Соберись, тряпка!

Гримерша заболела, у костюмерши муж в запое, так что сегодня все сама… Ничего, не впервой, справлюсь. Я ж не столичная фея, которую родители всю жизнь кормили с ложечки. Нам, деревенским, не привыкать ишачить и за себя, и за того парня. Коня на скаку поймать за ноздри, горящую избу потушить плевком через левое плечо – это все про нас.

Значит, сейчас резво впрыгиваем в розовое платье, уродливое, как моя жизнь, и нелепое, как вкус дизайнера, который его придумал. Потом лепим на веки накладные ресницы. Так-то наращенные были бы практичнее, но нам это запрещено – мало ли что взбредет в голову устроителям очередного показа. Может, страусиные перья понадобится на свои ресницы прицепить или шерсть южнорусской овчарки наклеить… Теперь подводим глаза, красим губы поярче – и погнали на подиум, за славой, деньгами и женихом с личным самолетом, на меньшее я не согласна.

Конечно, это все понты…

Сама себя не накрутишь, настроение тут же скатится ниже плинтуса. Как любой нормальной бабе, захочется плакать и жалеть себя, а это никак нельзя. У меня за съемную студию, расположенную возле края цивилизации, который по-местному называется МКАД, за два месяца не плачено. И, судя по взглядам моей квартирной хозяйки, она уже морально готовится выгнать меня обратно. Тогда придется мне, такой всей из себя целеустремленной, ехать обратно, в мое родное Муходрюково, так как в августе я себе с моими финансами даже комнату не найду…

А часы над зеркалом, кстати, уже равнодушно намекают, что мне до выхода осталось пять минут…

– Так, ладно, – говорю я своему отражению в зеркале. – Подобрала сопли, Янка-крестьянка, и вперед. Помни, ты теперь не колхозница с валенками наперевес, а звезда подиума. Вот и веди себя соответственно…

Но посиять на подиуме тоже не получилось.

За один шаг до выхода на сцену у меня сломался каблук. Не знаю, то ли конкурентки его подпилили, чем-то искусно замазав распил, то ли я сама его надломила, когда охотилась за тараканом. Но факт остается фактом. Треск под пяткой – и я лечу на пол.

Если бы не занавес, за который я схватилась, то точно б убилась. А так лишь сорвала его, доставив устроителям показа неслабую головную боль, а зрительному залу – несколько минут веселья. Наверно, это и правда смешно смотреть, как из огромной тяжелой тряпки выбирается модель, громогласно кроя фирменным крестьянским семиэтажным и этот показ, и туфли, и тот гребаный день, когда она появилась на свет.

Наконец я все-таки вылезла на волю из комка тяжелой материи, после чего ведущий шоу, бурля от гнева как закипающий чайник, донес до меня информацию о том, что я сегодня напрочь угробила свою карьеру. При этом меня гораздо больше заботил ноготь, сломанный об грубый занавес. Изувеченную карьеру в столице нашей необъятной порой починить гораздо проще и дешевле, чем ноготь, расписанный у модного специалиста по нейл-арту. Мы ж как те чудики из интернет-мемов, которые покупают себе навороченные телефоны, а потом месяцами сидят на лапше быстрого приготовления, чтобы погасить кредит. Главное – внешняя оболочка, все остальное – на втором месте.

Понятное дело, что, когда я садилась за руль своей малышки, настроение у меня было ниже плинтуса. Словно чувствуя его, моя прелесть на попытки ее завести лишь огорченно рокотала двигателем. Так-то с виду она красавица, за что спасибо знакомому автомеханику Васе. Хороший парень. Пытался ко мне подкатывать, но не уехал дальше френдзоны и невинных поцелуев в щеку, пропахшую бензином и машинным маслом. Я ж модель, меньше чем на принца не согласная. Хотя прекрасно понимаю, что еще лет десять – и автомеханик будет вполне себе неплохой партией. Но до такого надо еще дорасти, вдруг за это время с принцем повезет.

С третьей попытки моя пожилая малышка завелась, и я отправилась в путь с одной лишь мыслью: добраться до дома. После чего неторопливо отмокнуть в ванне, смыть нервное напряжение дурацкого дня, съесть бутерброд с дешевой колбасой и заснуть на скрипучей кровати, из которой лишь недавно удалось окончательно изгнать армию кровожадных клопов.

Счастье – оно у каждого свое.

У кого-то алмазы мелкие, а кому-то оно представляется в виде обшарпанной двери, которую я открываю своим ключом и вхожу в свою пусть съемную, но индивидуальную конуру, где меня до утра никто не потревожит. Время блаженного одиночества… И плевать, что за стенкой опять орут соседи, а над головой лает дурная собака. Тут, внутри моей крохотной студии, только мое личное пространство, любимое до невозможности. А от шумных соседей спасают беруши и точное знание того, что я-то уж точно когда-нибудь найду свое счастье.

Когда предвкушаешь что-то приятное, веки тяжелеют, начиная моргать томно и с удовольствием.

То есть медленнее, чем обычно…

Потому, в очередной раз подняв их, я не сразу осознала, что от машины, едущей по соседней полосе чуть впереди меня, начинает медленно отделяться колесо. Как-то вяло и буднично пришло в голову воспоминание о рассказе Васи – мол, такое бывает, когда в автосервисе забыли закрутить какие-то болты. Ну а мне-то что за дело? У меня ж, наверно, все болты нормально закручены…

А тем временем чужое колесо, начавшее жить своей жизнью, задумчиво прокатилось немного в своем ряду – и вдруг резко вильнуло под передний бампер моей малышки!

Я даже успела подумать, что, возможно, это может быть опасно для других участников движения, когда на скорости в сто километров в час я пну мордочкой моей прелести кусок металла, обтянутый резиной… Кому-нибудь что-нибудь помну, вероятно, но вряд ли буду виновата, ведь это же не мое колесо…

Мысль свою я додумывала уже в воздухе. Похоже, напоровшись на вращающийся диск, моя маленькая машинка взлетела вверх, словно подброшенная трамплином. Последнее, что я увидела, было объятое пламенем колесо на капоте моей малышки.

А потом был удар.

И тишина…

Глава 2

В носу было щекотно. Очень. Не захочешь – придешь в себя.

Ну, я и почти пришла.

Открыла глаза, похлопала ими. На одном веке от этого отвалились накладные ресницы и повисли, загораживая обзор. Я их оторвала окончательно – и оглушительно чихнула в ладошку, куда потоком воздуха вынесло необычно крупного муравья.

Насекомое таким поворотом событий осталось недовольно и чувствительно куснуло меня за палец, отчего я пришла в себя окончательно. Муравья можно понять – если бы меня вынесло куда-то в сопливом вихре, я б тоже была недовольна и, возможно, кусалась.

Стряхнув муравья с руки, я принялась соображать, где я и куда ж меня саму-то занесло. Голова гудела, картинка окружающей реальности плавала перед глазами, но я очень старалась сосредоточиться…

Наконец я осознала, что сижу внутри своей машины, пристегнутая ремнем безопасности, а на соседнем сиденье восседает енот, держит в лапах мою сумочку и смотрит на меня с опаской. Его тоже можно было понять: один глаз с накладными ресницами, другой без – зрелище не для слабонервных.

Но, черт побери, что тут делает дикий зверь? Или я сошла с ума и теперь это вполне нормально, что в моей машине енот пытается проехаться зайцем? Да еще и сумочку мою украл…

Правда, в следующую секунду пришло понимание, что лобовое стекло моей малышки разбито, а сама она стоит посреди леса. Прямо деревья, слева деревья, справа они же, на помятом капоте белка грызет орех, сплевывая на рваный металл осколки скорлупы и недоверчиво косясь в мою сторону.

Ну, зашибись. Приехали…

Отнимать сумочку у дикого зверя было боязно – вдруг укусит. Косясь на непрошеного гостя, я отстегнула ремень безопасности, осторожно пошевелила руками и ногами. Вроде все цело, только болят плечо и верх груди.

И нос.

Потрогала – распухший и болит. То ли муравей там чего-то откусил, то ли я при аварии сама себе рукой по лицу заехала…

Память услужливо преподнесла картину полета над серой лентой асфальта. Думаю, если б не ремень, меня бы просто размазало об руль и торпеду. А так вроде цела… Но я как-то не припомню, чтобы рядом с шоссе был настолько густой лес с нахальными енотами и толстенькими белками…

Увидев, что я шевелюсь, енот вполне по-человечески вздохнул, бросил сумочку и полез из машины. Ну правильно – мясо оказалось живым, обед отменился, чего еще делать в этой побитой колымаге? Правильно, нечего.

Я тоже вылезла наружу, со второй попытки открыв слегка заклинившую дверь.

Блин, реально лес!

Не мираж и не глюк в качестве последствия сотрясения мозга. Воздух такой, что от кислорода аж голова закружилась. Вкусный воздух, от которого я уже отвыкла, живя в городе. Хотя сразу чувствуется, что сыроватый, словно большая река где-то рядом…

Так.

Ну и каким макаром мне теперь отсюда выбираться? То, что север там, где мох на деревьях, а запад – где солнце садится, – это понятно. Но что мне это дает, если я понятия не имею, куда меня выбросило?

В любом случае имело смысл взять с собой сумочку, в которой лежал безглютеновый батончик, маникюрный набор, телефон, ключи от квартиры, паспорт…

Уже не лежали.

В боку сумки зияла существенная дыра, с высокой вероятностью прогрызенная тем самым енотом. Набор в пластиковом чехле этого паразита не заинтересовал, а вот ключей, телефона, паспорта и батончика не было…

Я аж зажмурилась, когда представила свою дальнейшую жизнь без содержимого моей сумочки. Паспорт ладно, восстановлю. Ключи с домохозяйки вытрясу.

Но телефон…

Это ж почти все равно что жизнь потерять! Там же друзья в соцсетях, деловые контакты, новости, связь с миром, банковские карты…

Кто сейчас человек без телефона?

Да никто!

Так, кусок ходячей биомассы, полностью отключенный от социума… Впору обнять мою помятую малышку и начать рыдать, проклиная всех енотов на свете, а также идиотов, не проверяющих колеса своих ведер перед поездкой. Я, конечно, тоже не проверяю, но у меня они хоть не отваливаются…

Рыдать я не начала, сдержалась. А вот скулеж из меня вырвался. Негромкий, но с подвывом, как у собаки, потерявшей мозговую кость…

И тут же сзади раздалось:

– Хей, ю! Тс-с-с!

Я обернулась.

Из кустов выглядывал парень крестьянско-модельной внешности. Ростом с меня, блондин, волосы длинные и грязные, неухоженная бородка. Лицо простовато-смазливое. Такие любят лепить на рекламу машинок для стрижки волос и лосьонов после бритья – типа, человек из народа. Одет как бомж. Драный зеленый плащ с капюшоном, холщовые штаны, на ногах вообще не пойми чего, какие-то арабские туфли, как из мультика про Аладдина, только с разогнутыми носками.

Похоже, ролевик, так как в руках парень держал лук, а из-под его плаща выглядывал колчан со стрелами. Слышала я о подобных типах, у подруги одно время был парень, повернутый на этом увлечении. Страшные люди, у которых в головах какие-то очень свои вселенные, где они и живут, не слишком обращая внимание на объективную реальность. Известно, что ролевики имеют обыкновение собираться в стаи, и тогда не поздоровится тому, кто усомнится в их адекватности. Переубедить могут больно и обидно. Правда, девчонок не трогают. Типа, это неблагородно – лупить даму, не верящую в существование выдуманных миров.

Потому я и оскорбилась, не опасаясь получить леща за свое поведение.

– Простите, молодой человек? – возмущенно поинтересовалась я. – Вы меня ни с кем не спутали? «Хей» знаете кому будете говорить…

Развернуть мысль у меня не получилось. Парень сделал неуловимое движение руками, мимо моего уха что-то свистнуло – и у меня за спиной раздался хрип.

Я резко развернулась…

На траве бился в конвульсиях олень, из-под лопатки которого торчало оперение. В деревне мне приходилось пару раз присутствовать при забивании коров, и я сразу поняла: парень всадил стрелу точно в сердце животного.

Офигеть…

В моей голове сразу пронесся вихрь мыслей.

Откуда в подмосковном лесу олень?

Что это за ролевик, который умеет так стрелять? Может, лучник-спортсмен?

Это вообще законно – убивать оленей?

А может, он маньяк? Живет себе в лесу, одичал, и фиг его знает, что у него в голове…

Я девушка не робкого десятка, но мне стало как-то страшновато. С маньяками мне встречаться не доводилось, и особого желания не было разнообразить свою жизнь таким знакомством…

Захотелось бежать, истошно крича, – но я это желание быстро в себе поборола. Чисто из рациональных соображений. Не понравятся лесному бомжу мои вопли, так с его талантами убегу я не дальше того оленя со стрелой в тушке, что уже перестал сучить ногами. Потому я, стиснув зубы, наблюдала, как парень вылез из кустов, ловко перехватил короткий лук из левой руки в правую, отправил его в специальный чехол, висящий рядом с колчаном, – и направился ко мне.

Подошел. Осмотрел меня с нескрываемым удивлением в глазах, будто реально никогда не видел девушек в модных коротких курточках, джинсах и кроссовках, после чего выдал:

– Ыыю? Ху комест ю хадер?

И вот тут я немного подвисла…

Дело в том, что в корне не правы те, кто считает, будто в современном селе девчонки не сильно умнее коров.

Тут как повезет.

Детям нашего села, я считала, крупно не повезло…

В мои юные годы в нашу школу распределили молоденьких училок, которые принялись нести нам разумное-доброе-вечное с энтузиазмом средневековых инквизиторов. Особенно лютовали историчка, англичанка и технологичка. Кары за ненаписанный конспект или несданный зачет следовали фантастические, причем схитрить было нереально – юные мегеры следили за мастерицами шпаргалок, как орлицы за мышами, тщетно пытающимися скрыться в норках. Эти три гарпии заказали на лесопилке деревянные щиты, а потом подбили трудовика привинтить к нашим школьным партам специальные металлические направляющие, в которые те доски вставлялись для того, чтобы на контрольных отгородить нас друг от друга во избежание списывания и попыток помочь соседу…

Причем внутришкольными репрессиями дело не ограничилось!

Училки сумели сплотить родителей против собственных детей, убедив деревенских в том, что крестьянский труд решительно невозможен без углубленного знания английского языка, истории мира и навыков сшить парашют из тряпок вручную с помощью только иголки и нитки. Лишь позже я узнала, что учительницы просто выслуживались перед департаментом образования, чтобы их перевели из нашего захолустья в более приличное место, – но зато в детстве я совершенно репрессивными методами получила кучу абсолютно бесполезных знаний…

В частности, например, однажды англичанка, решив, что в головы учеников втиснуто уже достаточно знаний о современном языке, принялась терроризировать нас староанглийским, дабы мы могли в полной мере насладиться чтением в подлиннике «Беовульфа» и произведений Джеффри Чосера.

Разумеется, подобного издевательства, транслируемого вне школьной программы, не вынесли даже наши замотивированные родители – но настырная училка все-таки сумела впихнуть в наши головы определенные знания о языке, сильно отличавшемся от современного английского. Любопытно – я думала, что давно забыла про эти школьные издевательства. Но сейчас вдруг осознала, что бомж интересуется, кто я такая и как сюда попала.

Причем интересуется именно на староанглийском!

– Ты прикалываешься? – с надеждой спросила я.

– Ват мэнью «ты прикалываешься»? – спросил блондин, приподняв брови.

И то, как он это спросил, повергло меня в жесточайший ступор… Ибо никогда обыкновенный русский человек не сможет выдать с таким очень своеобразным горловым акцентом два простых и понятных слова.

Читать я не очень люблю, а вот аудиокнижку скачать и послушать ее в машине – это с удовольствием. Про крутых мужиков, типа Снайпера в Чернобыльской Зоне, например. Или про попаданок в прошлое. Красивое такое прошлое, ванильное, чистенькое… С галантными принцами и нежными фрейлинами…

В моем случае вариантов было немного насчет того, куда меня занесло. Или я умерла после аварии, и сейчас над моей душой прикалываются какие-то высшие силы, подкинув мне для знакомства грязненького бомжа. Либо выжила, и это все-таки ролевик, натренировавшийся имитировать древнеанглийский акцент, которым так бравировала наша училка по английскому.

Либо…

Об этом даже думать не хотелось.

Древняя Англия красива только в балладах. А так-то гадюшник еще тот был. Грязь, чума, голод, постоянные войны… Нам историчка все это в красках рассказывала, восторженно закатывая глаза к потолку, словно сама страстно желала оказаться в эпицентре тех событий. Как по мне, так лучше сдохнуть, чем попасть в те времена, воспетые средневековыми менестрелями.

Но, как бы там ни было, из лесу нужно как-то выбираться. И единственным, кто мог показать мне дорогу, был вот этот блондин, смотревший на меня с любопытством ребенка, впервые попавшего в зоопарк и увидевшего там макаку.

Голова у меня и так гудела, но тут прям реально заболела, когда я начала напрягать извилины, пытаясь вспомнить язык Шекспира. Разумеется, думала я на русском, потом переводила в меру своих возможностей. Получилось, само собой, не очень.

– Я… попасть… найти… дорога…

На лбу парня собралась сеть складок.

– Ты с севера?

Это я перевела и поняла без проблем. Кивнула.

– Хорошо, – кивнул парень. «Гуд» – он и есть «гуд», тут напрягаться не пришлось. Потом он махнул рукой, типа, иди за мной.

– Фарота.

Ага. Это вроде «пойдем». Точно староанглийский. Ладно, фарота так фарота.

Мы подошли к мертвому оленю.

Парень положил чехол с луком на траву, снял колчан, скинул плащ и принялся разделывать убитое животное, ловко орудуя ножом. Снял шкуру, начал свежевать. Вы́резал печень, удовлетворенно крякнул – и впился в нее зубами.

Я почувствовала, что сейчас блевану дальше, чем вижу. Причем собственным желудком, так как в нем ничего не было уже несколько часов.

Парень же, аппетитно чавкая, видимо, вспомнил, что он тут не один. Отмахнул ножом кусок печени – и протянул мне, улыбнувшись окровавленным ртом.

– Хочешь?

Это я тоже перевела без проблем – и лишь мотнула головой. Причем, помимо накатившей тошноты, к горлу подступили еще и слезы.

От осознания того, что я не погибла в аварии, а, как давешний таракан, прихлопнутый моей туфлей, исчезла в своем времени.

И конкретно попала.

В самое лютое Средневековье.

Ибо никакой современный молодой парень, даже из деревенских, не сможет так ловко и быстро снять шкуру с оленя и уж точно не станет жрать сырую печень, галантно предлагая отведать ее даме на идеальном староанглийском языке.

Глава 3

Нам, девушкам, проще. Когда нас накрывает шок от осознания произошедшего, у нас есть универсальное лекарство для того, чтобы не сойти с ума.

Слезы.

Потому я вполне объяснимо разрыдалась.

У любителя свежей оленьей печени на лице отразилось несказанное удивление. Выглядел он при этом забавно: глаза расширились, брови приподнялись, рот приоткрылся, с нижней губы кусок непрожеванной печенки свисает. Физиономия в результате получилась настолько забавная, что я, не прекращая плакать, начала хохотать.

Ну да, истерика. Бывает. Думаю, любая двадцатилетняя девчонка, попавшая в такой переплет, вряд ли сможет сохранить железобетонное душевное спокойствие.

Парень же, пару раз хлопнув длинными ресницами, печенку с губы слизнул и осторожно осведомился:

– Ты сошла с ума?

И добавил что-то про демона леса, которого нужно из меня выгнать. Но он это не умеет, зато умеет Тук.

Что такое тук, я не поняла, да и всю фразу, возможно, тоже – парень говорил быстро. Я так, лишь общий смысл уловила, но это не точно. Потому, утерев рукавом джинсовой курточки слезы и оторвав с другого глаза второй ряд накладных ресниц, ответила лишь на то, что до меня стопроцентно дошло:

– Все нормально. Тебя как зовут?

– Джон, – отозвался парень. И, подумав, добавил: – Маленький Джон.

Я не совсем поняла, Литл – это фамилия или прозвище, но уточнять не стала – для уточнения требовался несколько больший словарный запас. И, конечно, практика с тем запасом, который в нас вдолбила целеустремленная училка. Как-никак, целых четыре года прошло, как я школу окончила, сбежав из нее в кулинарный колледж, а это все-таки приличный срок для того, чтобы подзабыть пласт знаний, который я считала лишним балластом в голове.

– Значит, Ваня, – пробормотала я про себя на своем родном.

– Ванья? Тебя зовут Ванья?

– Нет, – мотнула я головой, вновь переходя на язык аборигена. – Я – Яна.

– Яньйиа?

Понятно. Две гласных через согласную, видимо, сложно для местного произношения. Попробуем так.

– Янка. Я – Янка.

– О, Янка хорошо! – обрадовался парень. – Так звали мою корову. А где лошади для твоей колесницы? И как ты на ней попала сюда, ведь дороги здесь нет?

Вопросы были в целом понятные, а вот ответить на них внятно я без практики не могла. Пока в голове переведешь текст на русский, пока свой ответ составишь из тех слов, что помню… Целое дело. Потому я просто пожала плечами и еще раз промокнула глаза рукавом, всхлипнув при этом.

– Не надо больше плакать, – быстро сказал парень. – Это громко, могут услышать. Помоги мне с оленем. Держи за ногу.

Нога животного была окровавлена, но нам, деревенским, это не в диковинку. За два года я, конечно, успела отвыкнуть от сельской рутины, но навыки, привитые с детства, не забываются. Взялась за оленью ногу повыше копыта и несколько раз ее повернула, чтоб парню было удобнее отделить ее от туши.

– Очень хорошо! – сказал Джон, закончив работу. – Хоть ты и дикарка, но разделывать умеешь.

– Дикарка? – удивилась я, усомнившись, правильно ли поняла сказанное.

– Ну да, – кивнул парень. – На севере в Нортумбрии живут одни дикари, и в Шотландии тоже. Никчемные люди, но ты вроде ничего.

– Вот уж спасибо, – пробормотала я.

С одной стороны, приятно, что средневековый охотник не счел меня совсем уж ни к чему не приспособленной. А с другой стороны, обидно, что с ходу записали в дикари. Хотя с практической точки зрения так лучше, чем приняли бы за ведьму какую-нибудь… Кстати, не вредно уточнить, какой сейчас год. О чем я и спросила.

– Тысяча сто восемьдесят девятый, – с гордостью ответил Джон. – Мы теперь благодаря Туку много знаем из того, что доступно только аббатам.

– А тук – это что?

– Не что, а кто, – поморщился стрелок. – Наш человек. Отлично рассказывает легенды, дерется как сам дьявол и враз может осушить целый галлон эля! Держи вторую ногу.

Понятно. Не тук, а Тук. Прозвище какого-то местного хулигана и алкоголика. Ладно.

Тем временем парень откромсал вторую оленью конечность, достал из охотничьей сумки веревку и, ловко взобравшись на дерево, довольно высоко подвесил освежеванную оленью тушу. Понятно зачем. Конечно, если медведь свежего мяса захочет, то достанет, а вот волкам будет не вариант поживиться чужой добычей.

Покончив с тушей, Джон слез с дерева, взвалил снятую шкуру и обе отрезанные оленьи ноги себе на плечи, после чего кивнул мне на лук с колчаном.

– Возьми и неси за мной.

И, не сомневаясь, что приказ будет выполнен, направился в чащу леса.

Выпендриваться я не стала.

Тут теперь как в первые месяцы, когда я только приехала в Москву поступать в Институт иностранных языков. Кулинарный колледж за два года успел надоесть, захотелось культурного общения и соответствующего образования. Поступить-то поступила, причем на бюджет, за что спасибо нашей школьной англичанке и маме, от которой достался пробивной характер.

А вот дальше стало трудно…

Поскольку на крохотную стипендию прожить было нереально, а повариха без опыта местные рестораны не заинтересовала, пришлось устроиться в ателье, подшивать брюки и ставить заплатки. И, само собой, параллельно учиться как проклятая, ибо в институте поблажек не давали…

За год такой жизни я похудела до состояния ходячего скелета – тут-то меня и приметил менеджер модельного агентства, наобещав с три короба и даже частично выполнив обещанное. То есть заплатив за три выступления вполне интересные деньги.

В результате я поняла, что, если и дальше с московскими ценами буду пытаться совмещать учебу с работой, до окончания института вряд ли доживу. Пришлось бросить и институт, и работу в ателье, полностью окунувшись в модельный бизнес.

Тот же менеджер научил, что поначалу лучше молчать, делать что скажут – в разумных пределах, конечно, – и учиться выживать в новой, незнакомой, зачастую враждебной среде. Я и сама видела, как хозяева агентства жестко обламывали новеньких девчонок с гонором, которые начинали качать права с позиции «я звезда!». Потому с тех пор, если я вдруг попадала в незнакомую среду или непонятную ситуацию, моя тактика была следующей: присматриваться, прислушиваться, копить информацию, строить стратегию своего пути на вершину пирамиды – и, конечно, не забывать обиды, чтобы при случае отомстить врагам!

Да-да, я именно такая. Тем, кто мне делает хорошо, я при случае постараюсь сделать в десять раз лучше. Ну а с теми, кто пакостит, я найду способ рассчитаться десятикратно той же монетой…

Джон отлично знал дорогу в глухой чаще. Пару раз он обернулся посмотреть, не рухнула ли я в колючие кусты, зацепившись за какой-нибудь выпирающий корень, – и, увидев, что я уверенно иду за ним, даже одобрительно кивнул головой. Ну а что, я по лесу с детства ходить обучена. Правда, думаю, охотник беспокоился не столько обо мне, сколько о своем луке и стрелах, сделанных тщательно и добротно. Понятное дело. Девчонку-то в любые времена найти не особо большая проблема, а вот годное оружие, из которого с одного выстрела можно убить оленя, – это действительно ценность.

Примерно через четверть часа такой прогулки мне даже жарко стало, пришлось джинсовку снять. А потом лес расступился, и мы вышли на большую поляну, щедро залитую столбами солнечного света, пробившимися сквозь густые кроны деревьев.

На поляне расположился лагерь местных охотников, одетых примерно так же, как и Джон. Зеленые плащи разной степени убитости, под ними – стеганые кожаные куртки с нашитыми на них металлическими бляхами и просторными капюшонами. Штаны у кого кожаные, у кого холщовые, и у всех такая же неудобная дурацкая обувь, как и у Джона.

Всего на поляне расположились человек сорок. Кто-то чинил одежду, неумело тыкая в нее огромной деревянной иглой. Кто-то точил меч на камне. Один пытался играть примитивную мелодию на уродливом подобии овальной балалайки. Остальные же расселись возле четырех костров, на которых готовилась какая-то пища.

Распоряжалась процессом готовки дородная женщина лет тридцати, одетая в донельзя несуразное и неудобное платье. Она ходила между костров с большой деревянной поварешкой, которой и еду мешала в медных котлах, и время от времени под хохот охотников отвешивала затрещины тем, кто пытался что-то вытащить из котелка раньше времени.

Завидев Джона, охотники заорали и захлопали в ладоши.

– Наконец-то свежее мясо! С добычей тебя, Джон! Этого парня удача любит так, словно он на ней женился!

А потом они увидели меня…

На мгновение над поляной повисла тишина – охотники осознавали новую порцию информации. Наконец один из них, огромный, словно гора, выдал:

– Клянусь саном, которого меня лишил фаунтинский аббат, – если в Шервудском лесу водится такая дичь, я готов сейчас же бежать на охоту с копьем наперевес.

Все охотники как один заржали, хотя, на мой взгляд, в сказанном не было ничего смешного. А вот выбесил меня тот громила изрядно. Неприятно, когда над тобой гогочет целая рота оборванцев. Потому я, наплевав на собственные правила, выкрикнула, тщательно подобрав слова в меру своих скромных познаний в языке:

– Смотри не споткнись об корень. А то упадешь и копье сломаешь.

Над поляной вновь повисла тишина – видимо, охотники переваривали мой ужасный акцент. Когда же переварили и поняли, что я сказала, хохот раздался такой, какого я не слышала даже на представлении знаменитого ТВ-клуба.

Громче всех ржал тот громила, что грозился отправиться на охоту. Он аж на спину рухнул, трясясь всем телом, словно припадочный. Ну, офигеть не встать. У этих бедолаг не только с одеждой так себе. Похоже, у них и с юмором плохо. Это наше поколение пресыщено теле- и интернет-шутками ниже пояса, которыми забиты все инфоканалы. Здесь же, в махровом Средневековье, до прогресса такого рода еще восемь столетий с хвостиком.

В том, что я попала именно в Средневековье, больше сомнений не оставалось. Слишком уж убогим был лагерь лесных обитателей.

Шалаши, накрытые кожами и тряпками.

Над кострами – примитивные рогульки с палками, на которых висели котлы либо жарились тушки каких-то грызунов, подозрительно похожих на крыс.

В дальнем углу поляны стояли мишени, сплетенные из ивовых прутьев, а также несколько грубо вырезанных деревянных манекенов со следами ударов мечами.

Рядом со «спортзалом» расположилось нечто вроде склада, где горой были навалены рваные кольчуги, помятые стальные шлемы, лошадиная сбруя и несколько бочонков, о содержимом которых можно было только догадываться.

На ветвях ближайших деревьев висели остатки двух оленьих туш, которые, на мой взгляд, логичнее было бы выбросить, а лучше сжечь – лохмотья мяса на костях почернели и были облеплены мухами. Похоже, это было что-то вроде неприкосновенного запаса на случай голода: когда есть что покушать, такое употреблять в пищу точно не будешь. Но если припрет, на голодный желудок и бульон из старых костей сойдет.

Но, несмотря на вопиющую нищету, настроение у лесных охотников было преотличным. К тому же его знатно простимулировало свежее мясо, принесенное Джоном. И приведенное в виде меня – тоже. Плотоядные взгляды мужчин, которые они и не пытались скрывать, я ощущала даже сквозь одежду.

– С добычей тебя, Джон, – поприветствовал моего сопровождающего крепкий парень в куртке темно-вишневого цвета и зеленом плаще, наброшенном поверх нее. – Мясо клади туда, Агнес с ним разберется. Кто это с тобой?

С удивлением я отметила про себя, что почти все понимаю. Сказались и школа с углубленным изучением, казалось бы, на фиг не нужного, фактически мертвого языка, и год в институте. Там, разумеется, староанглийский отдельным предметом не был, зато преподаватели неплохо привили навык умения изучать языки. Очень нужная способность для студентов Иняза, неожиданно пригодившаяся мне в лесу среди сборища средневековых оборванцев.

Впрочем, давно известно, что стоит попасть в языковую среду, и сразу всплывают в памяти слова и выражения, казалось бы, напрочь забытые за ненадобностью. По случаю окончания кулинарного колледжа я съездила отдохнуть в Турцию – и неожиданно поняла, что совершенно свободно могу и с официантом общаться на тугом, но понятном для него английском, и с таксистом, и в магазине способна рассказать продавщице, что мне нужно. А в конце отдыха говорила уже вполне свободно, словно и не было двух лет отдыха от языковой муштры моей школьной училки…

– В лесу ее нашел, около разбитой кареты, – пояснил Джон. – Не знаю, откуда она там взялась, может, с неба свалилась. Странная. Говорит, что с севера.

– На севере все странное, – кивнул парень, внимательно рассматривая меня. – Давно там не был, и, похоже, многое там поменялось. Одежда точно. И девушки стали выше. Я думал, ты у нас один такой длинный на всю Англию, а оказалось, что и девчонки бывают тебе под стать.

– Длинными бывают языки, – буркнула я. – А я – высокая.

Парень в вишневой куртке расхохотался, и следом все, кто нас слышал. Громче всех ржал Маленький Джон.

– А что, Робин, ловко она тебя отбрила! – прохрипел он, вытирая выступившие слезы. – Клянусь поварешкой Агнес, у этой девочки слова такие же меткие, как твои стрелы.

– Не поспоришь, – усмехнулся Робин. – Как тебя зовут?

– Янка, – отозвалась я.

– Ладно, – кивнул Робин. – Иди садись к огню, погрейся. Агнес, дай ей тарелку с ложкой и налей супа погуще.

– Делать тебе больше нечего, Капюшон, как приваживать всяких бродяг, – проворчала повариха.

– А что еще делать бродягам, как не собирать вокруг себя подобных себе? – удивился Робин. И уже для меня добавил: – Не обращай внимания. У Агнес доброе сердце, потому она вынуждена прятать его за злыми словами. Добрых агнцев в этом мире быстро сжирают злые волки.

Тут спорить было бессмысленно. Ибо в моем мире за восемь столетий в этом плане ничего не поменялось.