Храм Темного предка E-Book

Татьяна Степанова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: По следам громких дел. Детективы Т. Степановой
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 499

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Сама Судьба преподнесла Екатерине Петровской и Гектору Борщову незабываемый свадебный подарок — расследование дела пропавшей экспедиции… В 1931 году профессор Велиантов и его друзья обнаружили грандиозную находку в горах Тянь-Шаня. Понимая всю важность открытия для мировой науки и опасность, грозящую экспедиции в тех диких тогда местах, профессор отправляет разным адресатам отрывочные записи, фотографии и… самое главное «доказательство». Произошло то, что предвидел ученый — экспедиция бесследно сгинула в горах. Спустя почти сто лет загадочная смерть научного сотрудника Зоологического музея Елены Красновой и еще двух человек всколыхнула сведения о пропавшей экспедиции. Эти убийства расследуют полковник Гущин, Катя Петровская и Гектор Борщов. А чтобы найти преступника и обнаружить то самое бесценное сокровище, сокрытое от людей почти столетие, им нужно отправиться на Тянь-Шань… Татьяна Степанова — подполковник полиции, бывший сотрудник Пресс-центра ГУВД Московской области и следователь, поэтому в ее остросюжетных романах так правдоподобно и детально описывается расследование криминальных загадок. Татьяна ежедневно работает с информацией о реальных преступлениях, и ее детективные истории максимально достоверны.

Leseprobe

Татьяна Юрьевна Степанова Храм темного предка

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Степанова Т. Ю., 2024

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

* * *

Если ночь в горах застала, разведи большой костер,Вместо дров меня брось, и я сгорю в огне.

Билал Назым[1]

Глава 1 Недальний восток. Синяя птица

1931 г. Где-то на Тянь-Шане

– Дэв-хан, они уходят. Абдулла уводит своих людей, они говорят: после случившегося они не могут остаться. Их догадки темны и смутны. Они боятся тебя.

Дэв-хан проигнорировал слова помощника, своей правой руки и доверенного лица. Эмоции, эмоции… Его помощник взволнован и, кажется, тоже напуган. И не одобряет в душе его поступка. Дэв-хан неотрывно смотрел на Небесную гору. Отсюда на нее открывался прекрасный вид при любой погоде. За свои тридцать лет он не встречал зрелища более величественного и великолепного. Божественного! В вечернем воздухе разливалось некое невидимое, но остро осязаемое его обостренными чувствами волшебство – закатное солнце окрашивало пик совершенной формы в багрянец. На фоне остальных вершин Тянь-Шаня он напоминал царский рубин в драгоценной оправе.

В вечернем воздухе витали запахи хвои и крови.

Один из людей Дэв-хана наступил на труп китайца и поднял за косу его отрубленную голову. Показал трофей. Кровь пропитала чесучевую безрукавку китайца и надетый сверху ватник. Дэв-хан оторвался от созерцания горы, покосился на обезглавленное тело. Трупы убитых валялись на земле. Головы отсекли китайцам: пятерым кули-носильщикам, одетым в грязное тряпье, и проводнику – предателю в безрукавке из чесучи. Именно он вел экспедицию. Навьюченные скарбом лошади чужаков сбились в кучу и тревожно ржали, чуя запах мертвецов и крови. Люди Дэв-хана потрошили вьюки, выкидывая на землю ящики с чучелами птиц, научное оборудование, продукты, консервы и носильные вещи. Труп их главного начальника обыскивала лично младшая сестра Дэв-хана – пятнадцатилетняя Айнур.

Айнур – Лунный свет…

Она родилась ночью по дороге из Синьцзяна в Пекин под луной и получила от родителей имя в ее честь. Дэв-хан любовался своей ловкой и бесстрашной сестрой. «В бирюзовом чапане с солнечным лицом ты явилась, как цветок, что в зарю вплетен…[2] – строки Билала Назыма словно о ней написаны», – меланхолично думал он. Назыма почитал их отец, а они с сестрой с детства знали многие стихи великого поэта всех уйгуров наизусть.

На Айнур были голубой чапан (ватный халат, подпоясанный мужским кушаком), сапоги и шаровары; черные смоляные волосы она заплела в две тугие косы. Ее точеную головку украшала допа – расшитая шелком тюбетейка, а за спиной через плечо болталась винтовка. Из нее она собственноручно застрелила их главного. Чужак даже не успел ничего понять, когда она внезапно появилась из зарослей арчи и, подобно газели, вскочила на валун у горной тропы, вскинула винтовку. Ее меткий выстрел выбил мозги из ученой головы чужака. А потом они застрелили всех остальных. Без всякой пощады.

Айнур достала из кармана суконного пиджака их главного очки и блокнот. Пиджак чужак носил по-городскому, прямо на шерстяной свитер, несмотря на июльскую жару. Он был уже в летах. А записки его на русском языке…

– Все надо сжечь дотла, брат, – деловито, совсем по-взрослому заявила пятнадцатилетняя Айнур – Лунный свет. – Трупы всех этих собак. Их вонючее барахло. Ящики, чучела птиц. Бумаги. Лошадей зарежем и тоже сожжем. От них вообще не должно ничего остаться – ни горстки пепла. Ведь экспедицию станут искать.

– Дым костра увидят из долины, – ответил сестре Дэв-хан.

– Решат – лесной пожар где-то в горах. Мы, уходя, подожжем окрестный кустарник, пепел потом развеем с гор, – ответила Айнур и вырвала из рук одного из членов отряда теплые кальсоны и ботинки чужаков. – Не смей брать! Брось! Нам их тряпок не надо. Мы не воры и не грабители. Все предадим огню!

– Ты сама пламя, сестра, – заметил с восхищением Дэв-хан. – Благодарю тебя за меткий выстрел и за смелость. Хороша, девчонка, а? – обернулся он к своему помощнику.

Тому перевалило далеко за сорок. Умный и осторожный, он пришел с Дэв-ханом с той стороны гор, из Китая. Он служил еще покойному отцу Дэв-хана. И знал некоторые тайны их рода.

– Хочешь ее в жены? – насмешливо спросил Дэв-хан помощника. – Я же не слепой.

– Шад[3], тебе ведомы мои чувства, ты всех видишь насквозь, – ответил тот, думая о поразительном сходстве брата и сестры – обоих небо наградило редкой красотой и умом, но поскупилось на доброту и милосердие.

Помощник часто называл его Шад – принц… И он не льстил Дэв-хану. Тот имел права на высокий титул по происхождению.

– Тогда оставайся верен мне. Не бери пример с глупца Абдуллы. Эй, Абдулла! – Дэв-хан окликнул вожака отряда местных басмачей, присоединившихся к ним месяц назад из корысти за деньги, а теперь позорно и трусливо бежавших прочь, когда дело дошло до главного. – Доброй дороги, друг! Не споткнись! Крепко держись в седле!

– Мне говорили умные люди: не связывайся с идолопоклонником даже за мзду, – ответил бородатый Абдулла-басмач в ватном халате. – Что ты натворил? Ученых начнут искать. Я рискнул головой сторонников – все ради тебя, идолопоклонника! А ты сам – чужак в здешних местах. Правоверному мусульманину не по пути с тобой, Дэв-хан. Ты из Нижнего мира, шайтан – верны слухи о тебе! Ученые, которых ты прикончил, наблюдали за птицами – только и всего. Блаженные люди… Во многих кишлаках мои земляки их встречали гостеприимно. Они расспрашивали моих земляков о Синей птице, замеченной в горах. Они искали только ее. Птицу!

– Нашли. Здесь. На свою беду. – Дэв-хан указал на ящик с выброшенным из него на землю чучелом птицы, похожей на дрозда. В закатных лучах солнца ее перья сверкали словно сапфир – синим, небесным цветом…

Бородатый Абдулла-басмач махнул рукой – что с тобой говорить? Дэв-хан наблюдал, как его отряд садится на коней и уезжает.

– Абдулла, они все мертвы! – крикнул он вдогонку. – Никто из них ничего не расскажет, я заткнул им рты кровью и камнями! Гляди в оба, пусть твои люди не проболтаются! А то я доберусь и до вас. Ученый из Москвы, его помощник и фотограф – они отныне падаль, корм для грифов и волков… Пес-фотограф сдох. Собаки-кули китайские и проводник-шакал… Они – прах!

– Не все! – Абдулла обернулся, остановил коня. – Мальчишка сбежал, младший брат фотографа!

– Он ушел еще позавчера утром, – ответил Дэв-хан. – Его отослали домой с поклажей. Он не знает о случившемся с остальными. И он – глухонемой! Я не воюю с калеками. Мальчишка не поднимался сюда в горы, и он не сможет ничего никому рассказать, ведь Небо лишило его языка!

Абдулла ему не ответил. Когда отряд басмачей скрылся из виду, помощник снова обратился к Дэв-хану:

– Шад, Абдулла и его люди не поняли, к счастью, почему некие места в горах – запретная территория. И ты приносишь жертвы, ограждая ее от посторонних. Но они начнут распускать нелепые и зловещие слухи.

– Для них Небесная гора просто вершина в снегах, – ответил Дэв-хан. – Но не мне же объяснять тебе – что, почему и как. Для чего я иду на жертвы и убийства в общем-то невинных людей. Ученых.

– Ты сам все осознаешь, Шад. И мое сердце рвется в печали и тревоге за тебя. Ты не Абдулла, он из простых, родился в кишлаке. А ты учился в Бэйда – Пекинском университете, – слушал лекции по философии, много путешествовал. Но ты сейчас расстрелял целую экспедицию: двух русских ученых и местного фотографа, носильщиков, проводника, разыскивающих Синюю птицу. На юге ее полно, но в здешних горах, говорят, она великая редкость. Если все откроется, тебя обвинят в варварстве и жестокости. Ладно, пусть с китайцами у нас свои давние счеты – твоего отца подло убили и обезглавили в Запретном городе, хотя он служил маленькому императору и регенту верой и правдой…

Помощник бросил взгляд на обезглавленные трупы китайских кули и проводника, на остальные тела. Всех убитых люди Дэв-хана начали обкладывать хворостом и валежником, готовя огромный костер. Пятнадцатилетняя Айнур командовала ими.

– Мы не варвары, – со страстью ответил Дэв-хан. – И мы не продажные бандиты, подобно Абдулле и его швали. Мы чужие? Наверное, да. Наша земля за синими горами. Но наш рассеянный народ живет и здесь. Мы – скитальцы… Так уж вышло, что великая тайна… бесценное сокровище моего рода скрыто по эту сторону гор. Веками наш род хранил ее. Разве не является запретным для досужих чужаков место моего предка? Стража Небесной горы? О, Великий, Темный… Только Тебе я служу и поклоняюсь! Отдам свою жизнь и всю свою кровь до последней капли за Тебя, мой Бесценный, без которого не было бы ни моих предков, ни меня, ни сестры, ни наших потомков…

Помощник сразу опустил глаза. Умолк. Когда Шад – его принц и хозяин – «ставил на свой личный граммофон подобную заезженную пластинку», с ним было бесполезно спорить, что-то доказывать или возражать. Так его воспитали с детства. Они с сестрой с молоком матери всосали все это. Он фанатик? В какой-то степени – да. В самом крайнем своем проявлении, когда дело касается Небесной горы и тайны их рода скитальцев, потомков уйгурских принцев из Синьцзяна и Желтых уйгур, издревле почитающих Великого Темного предка.

Помощник представил Дэв-хана в Бэйда – Пекинском университете: этакий лощеный европеизированный молодой человек с идеальным пробором, в визитке, брюках в полоску и лакированных туфлях. Со своими наложницами на вечеринках он танцевал танго и новомодный чарльстон. И сравнил его с Дэв-ханом нынешней ипостаси – в грязном чапане, подбитом ватой, с «маузером», заткнутым за кушак, и винтовкой за спиной. Бедность и небрежность походной одежды лишь подчеркивали его мужскую стать. Кровь древнего рода наградила его красотой, но вместе с ней вселила в его просвещенную, жаждавшую знаний душу некое странное безумие, не поддающееся рациональному объяснению.

Ведь он и правда верит в то, о чем говорит с таким пафосом. Ради чего убивает столь жестоко и страшно.

Но это лишь сказка, темная, жуткая легенда!

Или все же правда?

– Никто больше не должен узнать о том месте, – твердо заявил Дэв-хан. – Никто. Никогда. И все останутся живы.

– А глухонемой братишка фотографа? – осторожно спросил помощник.

Дэв-хан лишь глянул на него. И отвернулся к Небесной горе.

На ее склоны идеальной пирамидальной формы уже наплывали клочья густого тумана. Но заходящее солнце освещало самый пик – словно утес облили свежей жертвенной кровью. И он смаковал ее соленый вкус…

Лучи солнца погасли.

И все окутало тьмой.

Помощник вспомнил байки старого шамана, накурившегося травы-дурмана, колдуна из дальних степей, где обитают желтые уйгуры. Мол, именно в сумеречный пограничный час ОН, ТОТ, КТО ХРАНИТ НЕБЕСНУЮ ГОРУ, и выходит из тайного логова на свою лютую охоту.

Глава 2 Незнакомец

Наши дни

– Они оба в его крови. Взгляните на них. Какие еще доказательства их вины в убийстве вам нужны?

К полковнику Гущину пафосно обращался начальник местного полицейского управления. Стояла тихая теплая сентябрьская ночь. Пялилась луна – небесный фонарь. Другое освещение на старой бетонке, соединявшей подмосковные Липки с железнодорожной станцией Воробьевка, напрочь отсутствовало. Полицейским пришлось включить фары патрульных машин на месте происшествия. Причудливые тени метались вокруг – появлялись внезапно, множились, словно угрожая, и расточались в дым.

На обочине бетонки приткнулась старая ржавая «Лада». Возле нее в пыли лежал окровавленный труп.

Полковник Гущин никогда прежде не бывал в Липках. Место недалеко от Москвы, но сущая глухомань – заброшенные песчаные карьеры, маленькая станция, вокруг лишь закрытые склады и две грандиозные стройки новых жилищных комплексов в чистом поле. Дальние огни прожекторов и башенных кранов во тьме.

– Их застукали прямо на месте убийства, – продолжал местный начальник полиции. – Хорошо, я распорядился маршрут ночного патрулирования изменить и включить бетонку. А то бы тело до утра пролежало. Здесь вообще мало кто сейчас ездит из-за новой развязки с федерального шоссе к стройкам.

Полковник Гущин молча созерцал труп, возле которого хлопотали два местных криминалиста-эксперта. Гущин вечером возвращался из Наро-Фоминска с совещания, выезжать на происшествие в район он вообще не планировал – адски устал, голова трещала. Мечтал вернуться домой и завалиться спать. Сообщение об убийстве застало его в пути, он находился от Липок всего в десяти километрах. Его сразу оповестил дежурный по главку: убийцы задержаны с поличным – группа лиц. Причем среди них есть несовершеннолетние. Поэтому Гущин и решил отправиться в Липки лично.

– Жертва – гастарбайтер, мигрант, – убежденно вещал местный коллега. – Наверняка со стройки. И машина его – рыдван с ржавым кузовом. Правда, при нем никаких документов. Но видно же невооруженным глазом – мигрант-азиат со стройки! Среди ночи за бухлом рванул. И попался здешним щенкам. Они его прикончили ради забавы. Зарезали.

– У машины калужские номера, коллега, – заметил полковник Гущин.

– Ну и что? – Начальник полиции пожал плечами. – Федор Матвеевич, на стройках наших кого только нет, мигрант в Калуге пошабашил, потом к нам перелетел. Контингент мобильный.

Полковник Гущин отвернулся от самоуверенного подчиненного и шагнул к трупу, нагнулся. В свете фар полицейских машин он видел перед собой мужчину лет за пятьдесят, азиатской внешности, смуглого, волосы темные с проседью. На лице его застыла маска страдания. Его одежда – летняя ветровка, рубашка и даже бежевые сатиновые брюки – потемнела от крови.

– У него два ножевых ранения, – сообщил Гущину местный криминалист-эксперт. – В спину, в область левой лопатки. И в шею, глубокая резаная рана.

Полковник Гущин надел резиновые перчатки, низко нагнулся. Начал осматривать кисти рук убитого.

– Что у него с пальцами? – спросил он эксперта.

– Сломаны на правой руке – средний и указательный, – эксперт рукой в перчатке тоже пощупал кисть жертвы.

– Подозреваемые могли ему причинить повреждения, защемив руку дверью машины? – спросил полковник Гущин.

– Затрудняюсь сказать, – честно признался эксперт.

– На следы пыток похоже, – тихо заметил Гущин. – Я уже видел подобное. Пальцы ломают жертве. Коллега, – он обратился громко к местному полицейскому начальнику, – посмотрите. Ни мозолей у него, ничего, указывающего на работягу-строителя. Кожа ладоней мягкая. Руки вполне интеллигентного человека.

– Они в рукавицах на стройке пашут, в перчатках. Мигранты ко всему приспосабливаются, – отрезал недовольно начальник полиции. – Я не понял – что там про пытки, а?

– Давайте расстегнем ему рубашку, – попросил эксперта полковник Гущин.

Криминалист расстегнул пеструю хлопковую рубашку на груди убитого, и они сразу заметили следы жестоких побоев, а также неглубокие ножевые порезы.

– Били, ножом полосовали. – Начальник полиции, наклонившись над трупом, шумно сопел – ему мешал внушительный живот, перетянутый ремнем. – Федор Матвеевич, в салоне машины полно крови. Его именно там приканчивали задержанные моим нарядом ППС типы. Да вы с сотрудниками моими поговорите, сразу все вам станет ясно!

– Пока мне не все ясно, и я продолжу осматривать тело, – возразил полковник Гущин. – Обе раны, в спину и шею, жертве нанесли одну за другой одномоментно или с определенным временным интервалом?

Криминалист глянул на Гущина, затем на начальника местной полиции – своего командира. Не зря полковник Гущин – высокое главковское начальство, шеф уголовного розыска – задает подобный каверзный вопрос.

– Поворачиваем тело, осматриваем рану на спине, – приказал полковник Гущин. – Раз-два взяли – аккуратно.

Они втроем – полковник Гущин и два эксперта – повернули тело на бок, задрали ветровку и рубашку.

– Могу определить сейчас визуально – рана на спине большей давности, чем на шее, – ответил эксперт. – Видите? На спине на краях раны кровь запеклась. Она темного, почти черного цвета. А из раны на шее при надавливании она все еще выступает.

– Обе раны, по сути, смертельны, – заметил полковник Гущин. – Проникающий удар ножом под левую лопатку, в область сердца. И глубокая резаная рана шеи, точнее горла, слева. Я думаю, сначала его ударили ножом в спину. И, возможно, не в машине. Где-то еще. Затем положили тело в салон, считая нашего незнакомца мертвым, однако нож сердца не задел. Потерпевший спустя какое-то время начал подавать признаки жизни. Тогда убийца ударил жертву ножом в шею. Пытался добить в салоне – отсюда обильные потеки крови на сиденьях и на полу. Но незнакомец наш умер опять-таки не сразу, он жил еще какое-то время. Возможно, у него сильный организм.

– Вы просто слышали вопли задержанных. Их наглую ложь, – начальник местной полиции начал раздражаться. – Мол, они его не убивали, а хотели спасти. Чушь! Они увиливают от ответственности. А вы, Федор Матвеевич, при всем моем к вам уважении, сейчас ведетесь на их вранье. Мои парни из ППС, между прочим, их прямо у «Лады» застукали. Они окружили труп сворой, а увидев патрульную машину, сразу бросились наутек. Моим ребятам пришлось стрелять в воздух и даже по колесам их драндулетов.

– Наш убитый не походит на гастарбайтера, коллега, – возразил полковник Гущин. – И возраст у него солидный. Хотя, конечно, если жизнь заставит, можно и в полтинник на стройке кирпичи класть. Но… если ваши сотрудники ППС застукали на месте происшествия его убийц – где всё?

– То есть? – спросил недовольно начальник полиции.

– Его документы, личные вещи – хотя бы портмоне, мобильный, карты, – если, по-вашему, он среди ночи рванул за водкой. В округе есть круглосуточный супермаркет? Или частный шланбой?[4]

– Круглосуточного нет, но спиртное мигранты достанут – у своих же земляков. Миф, что узбеки не пьют, – усмехнулся начальник полиции.

– Мне кажется, он не узбек. Хотя я могу ошибаться, – парировал полковник Гущин. – Патрульные сработали хорошо, задержали подозреваемых оперативно. Но тогда у них должны были изъять какие-то вещи убитого. И самое главное – окровавленный нож, орудие преступления, раз на их одежде его кровь. А нож где же?

– Они пытались бежать. Наверное, выбросили нож в траву.

– Ищите в траве вещдоки, – сурово приказал полковник Гущин. – Хватит заниматься демагогией, коллега. На месте убийства отрабатываются абсолютно все версии. А не одна – для вас наиболее удобная и простая. Ищите! До утра еще далеко. Луна высоко. Задача ясна?

– Так точно, – буркнул начальник местной полиции. – Найдем, Федор Матвеевич. А вы перед допросом задержанных переговорите с моими патрульными.

Гущин отошел от тела, давая криминалистам возможность продолжать осмотр и собирать улики. На подмогу прибыл еще один криминалист-эксперт, срочно вызванный из дома. Он возился у «Лады», осматривал салон, брал образцы крови с сидений и пола. Затем обошел машину. Что-то привлекло его внимание на земле.

– В кювете бензин разлит. Федор Матвеевич, чувствуете запах? – спросил он.

Гущин вдохнул. Теплый ночной ветер… Вокруг много машин, и запах бензина ощущается в воздухе – неудивительно.

– Дальше на траве тоже следы бензина, – долговязый эксперт, согнувшись в три погибели, щупал землю. – Здесь канава сырая после дождя. Не пойму – где бензин, где природная влага.

К полковнику Гущину уже спешили двое патрульных – совсем юные, зеленые полицейские в экипировке и бронежилетах.

– Докладываем, товарищ полковник, обстановку, – бодро начал рапортовать старший. – Осуществляли согласно инструкции ночное патрулирование по маршруту. На развилке нам посигналил водитель «Газели», заявил, мол, его четверть часа назад подрезали недоумки, устроившие гонки на двух машинах. Он чудом избежал аварии, ругался почем свет. Сказал – вроде молодые мальчишки за рулем, пьяные. Указал он в сторону заброшенной бетонки – мол, туда они рванули, во тьму. Но мы, конечно, потратили какое-то время на его опрос, задержались. А эти… подозреваемые… видимо, рванули напрямик через пустырь, поэтому оказались на месте происшествия сразу после инцидента с «Газелью». Короче, временем для убийства они располагали.

– Ясно, и что вы увидели? – спросил полковник Гущин с большим интересом. Ему и правда было любопытно.

– Тьма-тьмущая, – пожаловался второй патрульный. – В свете фар три машины на обочине. «Лада» – корыто, и еще две – «Гранта» и «Киа». И группа парней – четверо, и девчонка с ними, как оказалось, несовершеннолетняя. А из парней один несовершеннолетний – тот, на ком следы крови, ему шестнадцать. Его приятелям по восемнадцать. «Киа» принадлежит одному из них – объявил, мол, подарок родителей. А «Грантой» владеет отец другого пацана. Он сказал нам, что тайком взял ее покататься, у него самого нет прав. И на нем тоже имелись следы крови – на толстовке. Ну и труп мы увидели, без признаков жизни, на земле, рядом со старой «Ладой».

– То есть вы оба лично не видели непосредственно сам момент убийства потерпевшего? – уточнил полковник Гущин.

– Нет. Но они все кружились возле лежавшего на земле человека. Суетились вроде… Нехорошо как-то… Может, следы заметали? Услышав нашу сирену, бросились к своим машинам.

– Я из патрульной нашей старушки стрелять не стал, – объявил другой полицейский. – Сами понимаете, товарищ полковник, серьезная движуха – труп и группа молодежи. Девица… Я выскочил – кричу: «Полиция, всем стоять на месте!» И уже дальше по уставу применил табельное оружие, пресек попытку удрать. Они застыли в ступоре у тачек с пробитыми колесами. Мы их с напарником задержали и сразу вызвали наших из отдела – разбираться с трупом.

– Вы, конечно, сразу обыскали ребят? – задал новый вопрос полковник Гущин.

– Действовали и далее по инструкции. Ножа у них мы не обнаружили. И личного имущества потерпевшего тоже – наверное, они его ограбить не успели. Но на двоих – повторяю, несовершеннолетнем и его приятеле – была кровь. Мы и на суде это подтвердим, – твердо ответил патрульный. – Все они тряслись, оправдывались. Но мы особо не вникали. Ждали наших из отдела. А девчонка сразу в слезы. Умоляла нас отпустить их всех домой.

– Но вы на ее слезу не поддались. – Полковник Гущин смотрел на юнцов-полицейских, почти ровесников задержанных. Они очень-очень старались. И не ему – циничному закоренелому профи – подшучивать над ними.

– У пацанов вся одежда и руки в крови! И вообще ничего не ясно! – пылко воскликнул юный полицейский. – Но они хором орали: «Мы его не убивали! Наоборот, пытались ему помочь!»

– От машины в сторону пустыря ведет дорожка из бензина! – громко оповестил опергруппу криминалист, осматривающий старую машину с калужскими номерами. – «Ладу» пытались поджечь!

Глава 3 Что сказал покойник

Задержанных охраняли полицейские. Полковник Гущин подошел, глянул: испуганные пацаны и девчонка в спортивных бомберах, кроссовках. От них за километр разило пивом. На толстовках и штанах двух парней расплылись обильные пятна крови.

– Мы его не убивали! – загалдела вся компания наперебой. – Мы его, наоборот, спасти пытались! Остановились на дороге ради него!

Полковник Гущин выбрал двух окровавленных фигурантов и девушку, с троицей под охраной отошел подальше.

– Вы аварию с «Газелью» на развилке едва не устроили? – прямо спросил он.

Парни закивали, бормоча: «Мы не нарочно! Водила дорогу не уступил».

– А здесь что натворили? – Гущин указал на старую «Ладу» на обочине. – Тоже не уступил вам мигрант дорогу? Подрезал вас? И вы с ним посчитались? Наказали его?

– Да нет же! Мы полицейским объясняли! Они нас послали! Схватили, обыскали! Выслушайте хоть вы нас, – горячо возразил парень постарше. – Мы ни в чем не виноваты!

– Это он все сделал! – выпалил фальцетом его несовершеннолетний приятель. – Мы с Лерой вообще ни при чем!

Гущин вздохнул – поплыли ребятки. Юнец уже сливает корешка, сейчас наперебой начнут валить один на другого. Нервы, нервы, нервы… Зумеры в передрягах народ нестойкий.

– Он зарезал мигранта? – Гущин, обращаясь к подростку, кивнул на его старшего приятеля.

– Вы что? Нет! Послушайте меня, – завопил юнец испуганно. – Кирка тоже ни при чем, и я, и все наши… Мужика убил тот, кто был там! – И он указал в сторону пустыря.

Гущин глянул – в свете фар бурьян, заросли редких кустов и деревья, вроде чахлая придорожная рощица, даль тонула во тьме.

– Рассказывайте, только не врите, – велел он.

– Мы просто катались ночью, свернули на Липки, – сбивчиво начал старший парень. – Олег мне крикнул вдруг: «Смотри! Трава горит!»

– Я увидел на обочине бегунок! – подросток сильно волновался. – А в свете фар впереди машину на обочине. И я сразу подумал: словно в фильме – кто-то разлил бензин, поджигая тачку. Я крутанул руль и съехал в кювет, чтобы колесами загасить огненную дорожку, не дать распространиться! И остановился! Я не думал, не боялся, что наша машина загорится. Я сделал все на автомате!

– То есть ты, в свои шестнадцать, утратив инстинкт самосохранения, в состоянии алкогольного опьянения управлял чужой машиной без прав? – уточнил невозмутимо полковник Гущин.

– Да! Но это не важно сейчас. Выслушайте нас! – Подросток придвинулся к Гущину почти вплотную. – Мы выскочили из тачки. Лера закричала: «Смотрите, у леса кто-то есть!»

Полковник глянул на девушку Леру. Косметику на ее личике размыли обильные потоки слез.

– У деревьев в траве еще тлел огонь. И я заметила темную фигуру, – всхлипнула Лера. – Я толком не разглядела. Огонь на земле вспыхнул и погас. А тень метнулась за деревья. Ой, нет, все было не так!

Гущин хмыкнул: подозреваемые в групповом убийстве традиционно начинают путаться в показаниях. Во лжи?

– А как все проистекало, Лера? – терпеливо спросил он.

– Человек стоял в темноте, он видел нас, все длилось примерно минуты две. Он ждал, колебался – напасть на нас или же скрыться. К счастью, подъехали наши, вторая машина, они ведь чуть отстали. Мы их обогнали! Он просто понял – нас много, он не справится со всеми. И огонь его погас в траве. Он не решился запалить бензин снова. И юркнул во тьму.

– Ясно, – подытожил спокойно полковник Гущин. – Дальше?

– Мы все бросились к машине, – заявил парень постарше. – Олег рванул заднюю дверь, и на него буквально вывалился оттуда тот мужик, весь в крови. Он захрипел, грохнулся на землю, мы с Олегом пытались ему помочь, у него горло было перерезано!

– Потерпевший находился в салоне «Лады» на заднем сиденье? – уточнил полковник Гущин. – И он на тот момент еще подавал признаки жизни?

– Да! Да! – завопила хором троица. – Мы его не убивали!

– Олег мне крикнул: «Звони в „Скорую“!» – Лера начала плакать. – Я достала мобилу, но, по закону подлости, мой телефон разрядился. Наши все обалдели… тот узбек… или таджик… он забился в конвульсиях и заорал…

– У него началась агония, он вцепился в нас с Киркой, притягивал к себе близко, я испугался, – сказал глухо Олег. – У него на губах кровь пузырилась, потом потекла изо рта прямо на меня… Он бормотал…

– Что? – полковник Гущин насторожился.

– Про тигра вроде. Тигри… Или тигр… И сказал слово «хан».

– Тигр Шер-Хан? Мигрант вспомнил перед смертью книгу Киплинга? – удивленно уточнил Гущин.

По недоуменному взгляду зумеров он понял: они не слыхали про Редьярда Киплинга.

– Маугли? – сделал еще одну попытку Гущин.

– Не знаю… наверное… Он бормотал, но я не понял, он говорил на своем языке.

– Он схватил меня за волосы, когда я наклонилась, – прошептала Лера. – Давясь кровью, прохрипел мне по-русски: «Небесная гора».

Мальчишки закивали: точно!

– А потом он умер, – Лера уже рыдала. – Его пальцы вцепились в мои волосы клещами, но он уже не дышал. Олег начал разжимать ему пальцы. Мы услышали вой полицейской сирены, патрульная машина примчалась. Мы еще больше испугались, только мертвяк держал меня за волосы, я пыталась освободиться при помощи мальчишек.

– Вы ему сломали пальцы? – спросил полковник Гущин.

– Нет! – Лера глянула на него – дикий взгляд сквозь слезы. Затравленный.

– Наши, остальные, бросились к тачке, но мент выстрелил в воздух, потом по колесам, – заявил Олег. – Пальцы у мертвого сами вдруг разжались. Лера освободила волосы. Но патрульные нас уже повязали.

– Какой рукой потерпевший вцепился вам в волосы? – полковник Гущин задавал важные вопросы невозмутимо. – Левой или правой?

– Правой… ой, нет, левой! Я уже не помню! – Лера всхлипывала. – Какой-то сюр… кошмар, и мы внутри!

Гущин кивнул патрульным: стойте здесь с троицей, охраняйте их, – а сам направился к криминалисту-эксперту. Итак, задержанные пытались дать логическое объяснение факту наличия крови на их одежде и сообщили, что трогали старую «Ладу» – по крайней мере, дверную ручку снаружи. Их отпечатки пальцев найдут и проверят. И факт сей тоже не в их пользу.

– Две бензиновые дорожки от машины – от переднего правого колеса и заднего левого, сливаются в одну, – сообщил криминалист Гущину. – Поджог пытались устроить с умом, однако он все равно не удался.

Они вместе двинулись по бензиновому следу вдоль кювета к черной «Киа» – именно ее колесами безбашенный зумер якобы пытался погасить огненную змейку, не страшась сам взорваться. Внимательно осмотрели грунт, траву, канаву, выбрались на пустырь. Внезапно эксперт обо что-то споткнулся в темноте и посветил фонарем.

– Канистра! – Криминалист поднял ее и осмотрел: пустая, пластиковая, пробка отсутствует.

– Вызываем кинолога, – решил Гущин. – Задержанные упоминали человека у рощи. Отработаем след.

Эксперт позвонил в дежурную часть насчет кинолога. Тот примчался на патрульном «газике».

– По бензину работаем? – осведомился он. – Это не есть хорошо, да, Солнышко?

Его напарник-овчарка в наморднике глухо, басовито тявкнула, подтверждая. Полковник Гущин дал им обоим полный карт-бланш, он никогда особо не вникал в тонкости работы четвероногих помощников полиции. Его интересовал лишь результат.

– Я еще вам одну вещь хочу сказать. Я вспомнила! – тоненьким голоском крикнула ему девушка Лера.

Гущин вернулся к задержанным.

– Я дергала волосы из его пальцев, – тихо произнесла девушка. – Он умирал на моих глазах. Мы ничем не могли ему помочь, он истекал кровью. Но я слышала его самое последнее слово.

– И что сказал покойник? – осведомился полковник Гущин.

– Жегич.

– А что это?

– Я не знаю, – Лера зябко передернула худенькими плечами. – Но я не забуду нынешней ночи.

Кинолог с овчаркой вернулся быстро.

– Солнышко отказывается работать в адских условиях, – пояснил он. – Бензин. Но у деревьев она нашла вещицу.

Он держал в руках смятый кусок черного шелка. Так сначала показалось полковнику Гущину. Он забрал его и, надев перчатки, рассмотрел в свете фар. Предмет оказался расшитой узором, ношеной и засаленной изнутри тюбетейкой, мокрой от бензина.

Глава 4 Окно напротив

День спустя

– Федор Матвеевич, здравствуйте! Я очень рада вас видеть!

Екатерина Петровская, криминальный обозреватель пресс-центра подмосковного полицейского главка столкнулась с полковником Гущиным в вестибюле у КПП.

– Здравствуй, Катя. Ты домой? – Гущин, судя по выражению его лица, тоже обрадовался их неожиданной встрече.

Часы на стене вестибюля показывали четверть седьмого. Прежде Катя не помнила, чтобы полковник Гущин покидал свой рабочий кабинет столь рано, обычно он засиживался в главке допоздна, а то и до утра. Они давно не виделись с полковником – он долго и тяжело болел, затем восстанавливался после очень серьезного ранения при задержании преступника. Перенесенный ковид и рана оставили глубочайший след и в его душе, и во внешности и отразились на здоровье. Катя отметила с тревогой, насколько изменился полковник Гущин – сильно похудел, осунулся и постарел. Зачах могучий дуб… Обращаясь к ней, он слегка подкашливал. Краем уха Катя слышала в главке сплетни: оперативная удача по-прежнему верна Гущину, хотя из-за ухудшения здоровья он все реже выезжает на места преступлений, больше занимается кабинетной аналитикой. И еще коллеги говорили: Гущин теперь постоянно работает в связке с молодыми напарниками с гражданки. Обоих его новых помощников – Макара Псалтырникова и Клавдия Мамонтова – Катя отлично знала, судьба прежде сводила ее с ними. Она безмерно поражалась их крепкому профессиональному и дружескому союзу с полковником – слишком уж они разные люди и по возрасту, и по характеру. Как-то они все вдруг взяли и подружились за ее спиной, сплотились. А ее даже в известность не поставили! Ну надо же!

Впрочем, она особо не вникала в ситуацию – все ее мысли и чувства занимал Гектор. Ее Гек… С трагических и кровавых событий в Кашине и Чурилове миновало десять дней[5]. За это время они вместе с Гектором снова побывали в клинике на Воробьевых горах. Пожилой доктор, прозванный Катей Асклепием, осмотрел Гектора, проверил анализы и заявил им обоим – осталось подождать еще чуть-чуть, активное заживление продолжается. Расчувствовавшись, доктор обнял Гектора и Катю, пожелав им еще немного терпения.

Катя упросила, буквально умолила Гектора пока уезжать на ночь домой в Серебряный бор. Но она ведь еще и трудилась в пресс-службе! Правда, и ее любимая некогда работа, средоточие всех ее амбиций, постепенно отходила на второй план. Катя ловила себя на мысли: она постоянно думает о Гекторе и теряет профессиональный интерес к криминальным происшествиям. Без него все пусто для нее, все лишено смысла. Гектор, скрепя сердце согласившись покидать ее лишь на ночь, в восемь утра каждый день являлся за ней из Серебряного бора на Фрунзенскую набережную и отвозил из дома на работу. Потом, по его признанию, маялся и считал минуты до вчера. Ровно в шесть он приезжал за Катей в Никитский переулок, забирал из главка. Они вместе ужинали в кафе, разговаривали, строили планы и не могли наглядеться друг на друга. И сейчас Катя, общаясь с полковником Гущиным, постоянно поглядывала в мобильный – нетерпеливый Гектор заблаговременно явился на Большую Никитскую час назад, ждал ее. Написал ей сообщение: «Сдыхаю от тоски. Выходи уже, а?»

– Я домой, Федор Матвеевич, я подписала рапорт на отпуск, – объявила Катя полковнику Гущину. О другом своем важном решении она пока не хотела ему сообщать. Позже расскажет все. Неизвестно ведь, как он воспримет ее новости, еще начнет отговаривать. Она ответила Гектору: «Иду».

– И я домой, – вздохнул полковник Гущин. – Устал. Надоело над бумагами корпеть. Ты далеко машину поставила? Пойдем, я тебя провожу до парковки, а потом прогуляюсь немного, воздухом подышу.

Они вышли из главка. Сентябрьский вечер встретил их почти летним теплом и духотой. Катя сняла пиджак своего делового костюма, осталась в топе без рукавов и брюках. В кабинете она сменила привычные лодочки на высоких каблуках на удобные лоферы. С работы она забрала свои вещи, на плече ее болтался тяжелый шопер.

– Отпуск – милое дело, – меланхолично заметил полковник Гущин. – А ты изменилась, Катя.

– Как ваше здоровье, Федор Матвеевич? – заботливо спросила Катя. – Как вы себя чувствуете?

– Превосходно, весел я и бодр! – Гущин опять начал подкашливать. – А ты просто сияешь…

Он, видимо, хотел продолжить комплимент. Но в этот момент они услышали резкий звук… стук… треск, донесшийся со стороны Зоологического музея. В узком и тенистом Никитском переулке здания подмосковного главка полиции и Зоологического музея располагались прямо друг напротив друга.

Катя подняла голову и увидела открытое окно на третьем этаже, в самом конце здания музея. Почти напротив окна кабинета пресс-службы, где обычно сидела она сама, но значительно выше. Здание подмосковного главка – пятиэтажное, а Зоологический музей, имеющий высоченный фундамент, вмещающий обширный подвал-хранилище и музейные залы с грандиозными по высоте потолками, внешне имеет три этажа, однако высота обоих зданий практически одинакова: окна музея на третьем идут вровень с окнами пятого этажа главка подмосковной полиции. Сколько помнила себя Катя, никакие окна в Зоологическом музее никогда прежде не открывались – даже в июльскую тридцатиградусную жару. Но сейчас на третьем этаже в конце здания, где к зоомузею примыкает его более низкая пристройка-флигель, расположенная напротив бюро пропусков главка, окно оказалось распахнутым.

Однако Катя не успела даже удивиться небывалому событию – она увидела Гектора на углу Никитского переулка: он быстро шел к ней и полковнику Гущину. Тот тоже его заметил – высокого, широкоплечего, атлетического сложения шатена, на вид чуть за сорок, с серо-синими глазами, одетого в серые потертые джинсы и темно-серую рубашку.

– Привет! Еле дождался тебя. – Гектор, подойдя, сразу забрал у Кати тяжелый шопер и закинул себе на плечо. – Ну как дела наши? Удачно?

Наблюдательный полковник Гущин отметил: незнакомец сильно взволнован, он в каком-то всепоглощающем, отчаянном и вместе с тем радостном смятении пребывает. И в нетерпении. И Катя тоже разом вспыхнула. Полковник внезапно почувствовал себя ужасно лишним.

– Гек, это Федор Матвеевич Гущин, – Катя тем не менее представила своего коллегу Гектору. – А это мой…

– Здравствуйте. Катя мне о вас рассказывала, вы работали раньше вместе. А я полковник Гектор Борщов.

Гущин воззрился на него:

– Слышал о вас. Вы тот самый полковник Гектор Игоревич Борщов?! – Гущин уже не мог скрыть своего изумления. Слухи про полковника Гектора Троянского – Троянца, как его окрестили в их общих дальних и ближних профессиональных кругах, и на Кавказе, и в Сирии… – не вязались с обликом того, кого он сейчас видел перед собой. Бывший спецагент. Бывший наемник экстра-класса – гроза террористов. Бывший консультант серьезных структур… Бывший, бывший… Много всякого разного болтали о нем в кулуарах силовиков – и хорошего, и плохого. И вот он перед Гущиным собственной персоной и по виду, ну, этакий Джерард Батлер! Лучезарная улыбка!

– Смотря что вы подразумеваете, полковник, – Гектор усмехнулся уголком рта.

– Вы прежде работали в 66-м отделе ФСБ, и отдел тот гикнулся… то есть его расформировали и ликвидировали с вашей подачи, – Гущин с досадой укорил себя за высказанные вслух досужие профессиональные сплетни. – А вас потом перевели в советники…

– Я уволился из конторы, финита, – лаконично бросил Гектор Борщов.

– Каждый хозяин своих поступков. Признаться, утрата одиозного 66-го отдела меня мало огорчила, земля ему стекловатой, – в тон ему ответил полковник Гущин. – Хотя я далек от интриг: мы – полиция – черная кость, а вы кость белая…

– Я теперь служу только ей, – сказал Гектор и на глазах Гущина демонстративно взял Катину руку, поцеловал в запястье.

Катя руку у него не отнимала. И полковник Гущин опять ощутил себя абсолютно лишним в их компании… Все с ними ясно. Поцелуй в запястье – чего уж больше надо? И теперь его вопросы про прошлое полковника Гектора Борщова более чем неуместны. Он их, может, и не слышит уже, он занят только Катей, поглощен целиком… А она им. Как они смотрят друг на друга!

– Рапорт подписала на отпуск и другое важное дело тоже сделала, – сообщила Катя Гектору.

– Отлично. Отпразднуем. Я столик зарезервировал в ресторане на Твербуле, пойдем, – Гектор все не отпускал Катиной руки.

Вновь пронесся над Никитским переулком странный звук – то ли приглушенный вопль, то ли стон, но его перекрыл громкий вой сирены «Скорой» на Тверской. Они втроем направились по переулку к Большой Никитской улице. Полковник Гущин решил распрощаться с ними на углу. Они поравнялись с входом в Зоологический музей, и Катя машинально оглянулась. Она вспомнила про распахнутое окно на третьем этаже музея под крышей. Гектор оглянулся тоже: он, подобно подсолнуху за солнцем, поворачивался вслед за Катей – куда она смотрит, туда и он. Полковник Гущин плелся рядом, он не оглядывался. В сердце его угнездилась гнетущая тоска: «Я старый больной солдат, донна Роза, и не знаю слов любви…»

Внезапно оглянувшаяся назад Катя резко остановилась.

На ее глазах из распахнутого окна на третьем этаже Зоологического музея вылетел человек.

Женщина в платье, с растрепанными, развевающимися по ветру темными волосами.

Ее тело сначала задело верхнюю часть фонаря на тротуаре под окнами музея. Перевернулось в воздухе и с силой ударилось грудной клеткой о железный барьер, выставляемый полицейскими на проезжей части Никитского переулка, где запрещали любую парковку машин. Тело несчастной, выпавшей из окна женщины опрокинуло барьер и грохнулось на землю. Бедняга упала навзничь.

Катя бросилась к ней. Гектор ринулся за Катей – он тоже все видел. А полковник Гущин пропустил момент падения незнакомки из окна. Обернувшись на возглас Кати, он узрел женщину уже лежащей на проезжей части Никитского переулка.

– Федор Матвеевич! Она из вон того открытого окна музея упала на моих глазах! – крикнула Катя Гущину.

– Сами люди так не падают, – объявил Гектор. – Ее сейчас вышвырнули с третьего этажа!

Вот так и вышло, что у тела несчастной они оказались втроем самыми первыми. В Никитском переулке сначала никто ничего даже не понял – прохожие отсутствовали, а полицейские из службы внутренней охраны главка выскочили минут через пять уже на шум и крики с улицы. Сотрудники главка начали выглядывать наружу из окон – многие собирались домой с работы, их привлекла суета в переулке. Однако в зоомузее не открылось больше ни одного окна.

Катя, подбежав, рухнула на колени рядом с упавшей. Она думала лишь о помощи ей. Гектор и полковник Гущин склонились над телом.

– Федор Матвеевич, она жива. Но могла себе спину сломать, ее нельзя сейчас трогать, переворачивать. Вызывайте «Скорую»! – объявил Гектор. Поднял голову, внимательно осматривая распахнутое окно на третьем этаже музея.

– Гек, я никого не вижу, – и Катя глянула вверх. – Внутри вроде пусто.

– Но кто-то находился с ней. Ее вытолкнули! – убежденно ответил Гектор. – Заметила траекторию падения?

Женщина застонала от боли, захрипела.

– Ххххааан…

– Что? – Катя низко наклонилась к несчастной, уловив аромат дорогих люксовых духов незнакомки. Платье на ней было скромное – офисное, а вот духи потрясающие, шлейфовые.

– Хан…

– О чем вы? – Полковник Гущин вздрогнул – он уже слышал про какого-то Хана. Подростки на ночной дороге, зарезанный мертвец-мигрант, якобы его предсмертные слова…

– Умираю… – незнакомка хрипела.

– Нет, нет, держитесь! «Скорая» уже в пути! Сейчас врачи приедут, помогут вам! Держитесь! Пожалуйста! – Катя пыталась ее ободрить, но не знала способа облегчить ее страдания.

– Кто вас вытолкнул из окна? – громко спросил Гектор. – Кто с вами находился в музее? Его имя!

– Хан… Хан-Тенгри… – Незнакомка, казалось, искала кого-то невидимого, она глядела сквозь Катю. И та заметила что-то странное у нее с глазами. Они красные, налитые кровью. Будто отсветы багрового пламени в них – не закатное солнце.

«Он говорил про тигра… Тегри… или Тигр… – пронеслось в голове Гущина. – Хан… Тигр Шер-Хан?»

– Кто вас выбросил? Скажите мне! Я его сейчас найду! – Гектор добивался своего.

– Сссокровище… – шептала незнакомка. – Они все его искали… их всех тогда убили, и я умираю… вы должны его отыскать… Скорее, может, он еще там…

– Кто? – спросила потрясенная Катя.

– Доказательство… он привез… Шалаево… на развилке… у станции… Бесценное сокровище!

– Кто привез? Какое сокровище? – Гектор тоже опустился на колени рядом с пострадавшей.

– Шалаево на развилке у станции! Сообщите…

– Кому? О чем? – Катя ловила ее шепот, наклонившись к самому ее лицу. Каждое слово давалось незнакомке с великим усилием. Жизнь едва теплилась в ней.

– Сообщите… – Глаза несчастной закрылись.

Со стороны Большой Никитской послышался вой сирены «Скорой».

– Федор Матвеевич, вы оставайтесь с ней, врачи на подходе. Сюда ведь Петровка нагрянет разбираться, ваши сотрудники здесь не смогут работать, да? – Гектор поднялся и подал руку Кате. Он брал ситуацию под свой контроль и дерзко командовал самим полковником Гущиным.

– Дежурный по главку уже позвонил московским, а с начальником МУРа я сейчас сам свяжусь. – Полковник Гущин словно оправдывался, он все никак не мог опомниться. Снегом на голову на них обрушились события! Ведь ничего не предвещало!

– Пока ваша полицейская канитель не завертелась официально, я с Катей в музей, – объявил Гектор. – Он там. Человек, выбросивший ее из окна. Я смотрел все время – входные двери музея не открывались. А если он через запасной выход дернул в сторону Моховой – в музее камеры. Вычислю. Но я думаю, он все еще в музее прячется. И я его достану, подонка. Допрошу и отдам вашим и Петровке. Катя, мы с тобой в зоомузей.

– Гек, музей, кажется, закрыт сегодня. Понедельник. У них выходной, я вспомнила, – сообщила Катя.

– Пусть попробуют не впустить. Фауна, блин! Зверррюшки… А у них из окон людей среди бела дня швыряют. О-бал-деть! – Гектор сдернул с плеча нагруженный шопер Кати, всучил его слегка растерявшемуся в вихре непредвиденных событий полковнику Гущину.

В Никитский переулок заворачивала «Скорая помощь», ее встречали полицейские из службы охраны главка. Сотрудники высыпали на улицу. Врачи спешили к лежавшей на тротуаре женщине. Собиралась толпа.

Гектор с Катей устремились к дверям зоомузея.

Двери дубовые, крепкие, закрытые наглухо. Монолит.

Глава 5 Фауна. Переполох!

Гектор громко постучал в запертые двери Зоологического музея.

– Откройте, полиция! – возвестила Катя.

Гектор заколотил по двери кулаком, сразу что-то треснуло. Щелкнул замок, и одна из створок приоткрылась.

– Прекратите ломиться! Музей закрыт, выходной! – послышалось из-за двери.

– Открыть немедленно! Га-ааа-сударственные органы. У вас убийство в музее! – гаркнул Гектор.

Дверь распахнулась. Катя и Гектор увидели пожилого охранника, он что-то жевал, вытирал рукой губы.

– Убийство? У нас в музее?!

За спиной охранника возникли две пожилые дамы-сотрудницы и еще один охранник.

– Что случилось? – спрашивали они наперебой.

Гектор и Катя вошли в знаменитое сводчатое фойе Зоологического музея, выкрашенное зеленой краской, отделанное дубом, с потрясающими анималистическими фресками на стенах. В фойе у кассы рабочий в комбинезоне монтировал стенд: «День Хомячка в нашем музее! Отмечаем с пользой! Информация для родителей дошкольников и младшеклассников». За стендом на одной фреске тигр охотился в джунглях, а на другой – взлетали над Нилом священные алые ибисы. Пахло мастикой для полов, нафталином и анисом. Атмосфера фойе – чисто академическая, торжественная. Даже Гектор сразу сбавил тон.

– Вы разве не слышали шум в переулке? – спросил он.

– Слышали, не глухие. Типичный полицейский хайп, нам не привыкать, раз полиция с нашей альма-матер окна в окна, – скрипучим голосом возвестила мятежно одна из ученых дам – с седой укладкой помпадур, в черном пончо и с костылем хай-тек.

– Из окна третьего этажа вашего музея только что упала женщина, разбилась, – сказала Катя. – Я из полиции, мы хотим осмотреть помещение на третьем этаже. Срочно.

– Из какого окна? Из нашего?! – музейные сотрудники в фойе сразу переполошились.

– Окно крайнее к торцу здания музея, где пристройка, – заявил Гектор. – Какие помещения на третьем этаже?

– Архивный фонд библиотеки и рабочие кабинеты, – ответила другая пожилая ученая дама в мохеровой кофте. – Боже мой, но кто… кто упал?!

– Женщина. Темноволосая, худощавая, лет сорока пяти, в темно-синем платье-рубашке. У нее прекрасный парфюм, – Катя описала несчастную незнакомку. – Кто она? Сотрудник музея или технический персонал?

– Лена?! Это ведь она. – Пожилая дама потрясенно обернулась к своей коллеге, глянула на охранников.

– Елена Станиславовна, похоже… Она пришла сегодня около двух, я ей дверь открывал, – ответил охранник. – По описанию вроде она. Но я ее видел в плаще бежевом, затрудняюсь насчет платья.

– Да что вы такое плетете? Зачем Елена Станиславовна могла броситься из окна?! – грозно рявкнула басом пожилая ученая дама, опирающаяся на костыль хай-тек. – Вы на что намекаете, а?

– Может, и самоубийство. Но я дико сомневаюсь, мадам, – ответил ей Гектор. – Вашу сотрудницу… кстати, ее фамилия?..

– Краснова, – подсказал охранник.

– Ее вытолкнули, пытались убить. – Гектор окинул взором моментально притихшую компанию музейных работников, стенд «День Хомячка», фрески, зеленые стены, сводчатый потолок фойе. – Расклад следующий. Не пререкаться! Базар оставить. Нас с коллегой немедленно проводить на третий этаж – в библиотеку или кабинет, определим на месте. Мне сию минуту подготовить полный видеообзор текущих суток с ваших музейных камер – всех без исключения. И внутренних в залах, и наружных, смотрящих в Никитский переулок, на главный вход и на запасной выход во дворы к Моховой.

– А камеры у нас сегодня все отключены, и внешние, и внутренние, – растерянно ответил охранник.

– Почему? – Гектор обернулся к нему.

– Работы у нас профилактические, проводка… Здание старое, перегородки наверху деревянные… Необходим ремонт. Электричество отключали, систему кондиционеров и камеры наблюдения. Сегодня выходной, посетителей нет. И завтра мы закрыты на санитарный день. До сих пор электрики со щитком возятся. Но я двери главного входа и аварийных выходов запер строго по инструкции. Ключи у меня.

– То есть музей в течение последнего времени никто не покидал? – уточнил Гектор.

– Сотрудники не обязаны являться в выходной день, только дежурная музейная смена, – объявила дама в кофте. – Сегодня я и Адель Викторовна – хранитель оссуария, мы на месте… и техники, конечно. Руководство музея в полном составе на расширенном симпозиуме во Владивостоке, посвященном природным заповедникам, они прилетят лишь на следующей неделе. Елена Станиславовна пришла сегодня в музей по своей личной инициативе. Но я до сих пор поверить не могу! Какая-то ошибка! Я ей сейчас позвоню! – Она выхватила из кармана кофты мобильный.

– Не нужно, оставьте, проводите нас скорее на третий этаж, – терпеливо и вежливо заметила Катя. – Мы уже много времени потеряли.

В фойе, словно фантом, возник еще один сотрудник – гораздо моложе всех остальных. Долговязый мужчина лет сорока, однако уже лысый, в сером худи с засученными рукавами и джинсах.

– По какому поводу митинг? – Он изумленно взирал на собравшихся в фойе.

– Сева, к нам полиция нагрянула! – воскликнула басом властная ученая дама с костылем. – Дело нам шьют об убийстве!

– Адель Викторовна, вы меня пугаете.

– Где Елена Станиславовна? Ты ее видел сегодня?

– Конечно, – лысый Сева кивнул. – Она забрала материалы из фонда библиотеки и осталась наверху, кабинеты все свободны сегодня.

– Когда вы ее видели? – уточнила Катя.

– Наверное, в обед или позже. А что? – Сева растерянно моргал.

– Они вломились и твердят, что она – либо самоубийца, из окна бросилась, либо ее выкинул кто-то! – Ученая дама Адель Викторовна ткнула костылем в сторону высокого Гектора. – Кто-то из нас, понимаете, Сева? Языками метут, словно помелом… Уголовку шьют!

– Мадам, криминальный жаргон? Я плакал! – Гектор поднял брови. – Я прям поражаюсь вашему лексикону. Оссуарий – это, кажется, кости? Винтаж?

– Экспонаты, молодой человек. А я, к вашему сведению, в лагере родилась на Колыме. У меня маму гэбэшники посадили в пятидесятом – беременную мной, – отрезала пожилая ученая дама, целясь костылем хай-тек прямо Гектору в живот. – Не вам учить меня лексикону. Сейчас найдем Леночку живой и невредимой, и вы уберетесь восвояси со своими нелепыми оскорбительными подозрениями!

– Пожалуйста, проводите нас скорее на третий этаж, в кабинет Красновой. – Катя обратилась к сотруднику Севе, казавшемуся ей наиболее адекватным из всего негостеприимного окружения.

– Идите за мной. – Сева сделал приглашающий жест, и они вслед за ним отправились по музейному лабиринту навстречу неизвестности.

Но компания хранителей преследовала их по пятам. Ученые дамы быстро передвигаться не могли, обмениваясь гневными тревожными репликами, они спешили изо всех сил. В арьергарде находились охранник и рабочий, монтировавший стенд. Он зачем-то вооружился молотком.

Сева провел Катю и Гектора по фойе мимо чучела знаменитой слонихи из зоопарка – персонажа московских легенд и мемов, – затем по всему Нижнему залу. В стеклянных витринах их встречали чучела животных, пресмыкающихся и насекомых со всего света.

– На лестницу прямо за Жориком!

«Жорик» оказался скелетом ископаемого мамонта в углу Костного зала. Лестница, скрывающаяся за ним, вела на второй этаж в Верхний зал. Они очутились в царстве птиц. Когда пересекали зал, Катя обратила внимание на одну витрину: декорации ручья на фоне нарисованных гор со снеговыми вершинами и на ветках чучела небольших птиц удивительного глубокого синего цвета. Инсталляцию создали с редким искусством и правдоподобием, оперение птиц в электрической подсветке сверкало драгоценным сапфиром. Катя даже замедлила шаг, любуясь. Несмотря на всю серьезность и трагичность момента, она ощутила в душе смутное сожаление – каждый рабочий день она ходила в главк мимо Зоологического музея, но не посещала его – лишь в детстве, в школьные годы…

Они быстро миновали галерею Верхнего зала. Прошли по коридору с фотоэкспозицией, посвященной истории зоомузея.

– На служебную лестницу теперь за Вовиком – за мной, прошу. – Сева открыл скрипучую дубовую дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен».

«Вовик» – притаившийся на лестничной клетке еще один гигантский, устрашающий взор скелет мастодонта, словно допотопный страж охранял путь на третий этаж. По винтовой лестнице они поднялись под самую крышу музея. Шли по коридору, Гектор распахивал двери всех кабинетов. Катя достала из своей сумки кросс-боди салфетки, и они касались дверей через них. Окна везде закрыты. Последняя дверь. Гектор потянул ручку, обернутую салфеткой, на себя, и дверь распахнулась.

Катя увидела открытое окно. Очень низкий подоконник. На хлипкой приставке сбоку, заложенной книгами, стоял горшок с декабристом. Его аккуратно переместили с низкого подоконника. Не скинули на пол. Не разбили вдребезги, сломав комнатный цветок.

Они с Гектором вошли.

– Вы оставайтесь снаружи, – велел Гектор Севе.

Тот устремился за ними.

– Нет Елены Станиславовны! – растерянно констатировал Сева. – Она упала? Отсюда?! Из кабинета? Но она жива?!

– Она, к счастью, жива, – ответила ему Катя. – Ступайте к лестнице, передайте остальным, пусть не заходят даже в коридор. И ничего не трогают. После нас наши коллеги – полицейские и эксперты – еще раз проведут во всех помещениях третьего этажа тщательный осмотр. Не стоит вашим сотрудникам искушать судьбу, навлекать на себя лишние подозрения. Предупредите их, пожалуйста.

Гектор подошел к окну и выглянул наружу.

– «Скорая» отчалила, – сообщил он. – Краснову везут в больницу. Кипеж внизу в самом разгаре. Петровка, 38 пожаловала, я их вижу. Коллега Гущин отдувается за всех в окружении конкурентов. Скоро они и сюда нагрянут, надо нам торопиться. Итак, все случилось именно здесь. Отсюда ее вышвырнули из окна.

– Гек, никаких следов борьбы, – Катя осматривала кабинет. – И обстановка не нарушена. Полный порядок.

– Заценил уже, Катенька, но… Заметила, здешние «божьи коровки» прям ополчились на нас! Есть что скрывать им? Нервы нам мотали в фойе, тянули резину. А здесь, наверху, кто-то мог скоренько убрать все, зачистить улики. Шик-блеск-крррасота!

– Все не уберешь, – резонно ответила Катя. – Давай раму оконную осмотрим. Когда жертва сопротивляется убийце, на раме часто заметны следы – царапины, сколы.

Они оглядели окно, раму, подоконник – и ничего подозрительного не увидели. Кроме приставки в тесном кабинете имелись лишь стол и два стула. На стуле у двери лежал небрежно брошеный бежевый тренч, на спинке висела дамская сумка с потертыми ручками и расстегнутой молнией.

– Гек, здесь никто ни с кем не боролся, – объявила Катя, чуть поколебавшись. – Приставка дряхлая на двух опорах, вплотную к подоконнику. Краснова – женщина высокого роста, если бы ее кто-то насильно выталкивал из этого окна, она бы в борьбе непременно задела ногами приставку и опрокинула. Подоконник очень низкий и широкий. На него удобно садиться. Цветок заботливо переставили с подоконника, когда открывали створки. Чувствовал ты спертую духоту в музейных залах, когда мы шли? Они отключили не только камеры, но и кондиционеры по всему зданию. Кондиционер над дверью, – Катя указала на белый короб над притолокой. – Он не работает. В коридоре третьего этажа просто нечем дышать, сегодня плюс двадцать пять, и на солнце к концу дня крыша музея сильно нагрелась. Ничто не указывает на насилие – наоборот, все факты свидетельствуют об обратном. Краснова из-за духоты сама распахнула окно. Мы с Гущиным слышали стук или шум в переулке со стороны музея, когда вышли из главка. Потом еще звук… может, стон? Но если бы Краснову выталкивали, она бы кричала, звала на помощь.

– Катенька, все зависит от сноровки и навыков нападающего, смотря как творчески подойти к вышвыриванию. Способы разные есть. – Гектор усмехнулся уголком губ, словно вспомнил что-то. – В ученой норке все подозрительно чисто. И меня полный ажур настораживает. Мы же с тобой видели траекторию падения тела.

– Краснова упала не под окна музея, а на проезжую часть, ударившись о фонарь, а затем о парковочный барьер, – ответила Катя. – Здесь нет ни малейших признаков борьбы и насилия. Но на суицид тоже не похоже. Мы же с ней говорили, какая она самоубийца? Она пыталась нам что-то сообщить, непонятно, правда, о чем ее слова. Но она не назвала тебе имени убийцы! Она бы сказала, ведь убийцу, находившегося с ней в кабинете, она точно знала. Если не убийство и не суицид, остается лишь несчастный случай. Ей внезапно стало плохо? Поэтому она начала открывать окно, запертое десятилетиями? Сама переставила декабрист, распахнула створки и… села боком на подоконник. Она могла потерять сознание, отключиться и наклонилась. Дальше уже сила тяжести увлекла ее вниз.

Гектор показал Кате большой палец.

– Впечатлен логикой твоей, Катенька, но… останусь пока при своем. Ты заметила вид ее глаз?

– Красные глаза, кровью налитые, – ответила Катя. – Я еще подумала, она их травмировала при падении.

– Нет, никаких синяков, она не ударялась лицом. Точечные петехиальные кровоизлияния я разглядел. Разрыв микрососудов. Случается при сердечных приступах и еще по ряду причин.

Катя слушала внимательно – Гектор всегда подмечает неведомое другим. И выводы его о скрытом почти всегда верны.

– Все же, по-твоему, Краснову убили? – спросила она.

– Не знаю пока, очень мало информации. Но в кабинете, где она провела последние часы перед падением, картина подозрительно мирная. – Гектор обернулся к рабочему столу. – Даже ноутбука нет. Ну, фауна! По старинке все в музее зоологии – бумажки, бумажки, листочки, клочки… Вроде старые письма. Короб с номером – библиотечный файл, она забрала материалы из архива, так нам поведали злые «божьи коровки»… Ба, ее мобильник! – Гектор рукой, обернутой в салфетку, сдвинул вбок пожелтевшие листы, исписанные выцветшими от времени синими чернилами. – Смартфон крутой. – Он коснулся экрана, тот остался темным. – Запаролен, Face ID.

Он достал свой навороченный смартфон и начал быстро фотографировать бумаги на столе. Катя заметила на одном пожелтевшем листе внизу дату 1931.

– То, с чем она работала, у нас сейчас времени нет изучить. Петровка в двери музея лбом стучится. – Гектор продолжал быстро профессионально фотографировать документы. – Если признают попытку суицида, то никому этот бумажный хлам будет не интересен, но если я прав, то… К тому же в ее последних словах крылось нечто чрезвычайно загадочное. Хотелось бы мне разобраться подробнее.

В коридоре послышались шум, голоса.

– Закругляемся, – объявил Гектор. – Последний штрих.

Он потянулся к стулу и через салфетку дотронулся до сумки Красновой, скинул одну потертую ручку со спинки. Из-за открытой молнии стало видно содержимое – пудреница, ключи, косметичка, солнечные очки, пачка салфеток, кошелек. Боковое отделение, чем-то набитое, плотно закрывала вторая молния.

– Она не замужем, – уверенно заявил Гектор. – Обручального кольца на пальце нет и приперлась в музейный выходной на работу. Типичный синий чулок.

– Как я, – сказала ему Катя.

Гектор посмотрел на нее. Взгляд его сразу изменился, потемнел.

Шум в коридоре усилился. Они быстро покинули кабинет. «Божьи коровки» не вняли предупреждению Кати – ученые дамы, охранник, Сева и рабочий с молотком двигались по узкому пространству коридора сплоченной группой.

– Елена действительно бросилась из окна? – взволнованно обратилась к Гектору и Кате ученая дама с костылем хай-тек. – Почему? В чем причина? Личное? Она пребывала в длительной депрессии… Она мне жаловалась.

– Мы пока не можем сказать точно, что именно произошло с вашей сотрудницей, – честно призналась Катя. – Надеюсь, она сама нам расскажет. Ее увезли в больницу, она жива.

– А я вспомнил! – воскликнул тревожно охранник. – Не знаю, наверное, не важно, но все же… Сегодня днем она шла к музею другой дорогой, чем ходит всегда, годами.

– То есть? – поинтересовался Гектор.

– Она живет за городом, в поселке, ездит на электричке, затем на метро до «Библиотеки имени Ленина», самая к нам ближайшая станция, потом пешком до музея. Обычный ее многолетний путь. Сегодня в два часа я открыл дверь музея рабочим и увидел Елену Станиславовну, она спускалась вниз по Большой Никитской, причем по противоположной стороне мимо Консерватории, пересекла улицу и вошла, поздоровалась со мной. Она не выглядела подавленной или расстроенной. Скорее немного рассеянной, словно задумалась о чем-то. А лицо у нее было просто землистым.

Глава 6 Шалаево

Явившиеся в Никитский переулок на место происшествия полицейские Петровки, 38 остановили Катю и Гектора на выходе из Зоологического музея. Полковник Гущин вмешался и объяснил: наша сотрудница, отправленная мной в музей для проверки, и полковник Гектор Игоревич Борщов, оказавший ей активную помощь. У Гектора больше не имелось всесильного бейджа правительственного «консультанта», но старший оперативной группы Петровки лишь глянул на него оценивающе-внимательно – и отпустил его и Катю.

Катя быстро рассказала Гущину об увиденном и услышанном в зоомузее. Гектор забрал у него Катин шопер с вещами, он о чем-то думал. Гущин до сих пор не мог прийти в себя. Он, выезжавший на сотни происшествий, убийств, кровавых разборок, видевший всякое, пребывал в смятении. Годами он глядел из окна кабинета на голубое здание музея напротив – оно казалось ему вечным, незыблемым символом покоя и стабильности. Гущин, ревниво относившийся к Петровке, 38, сравнивал частенько в душе: они, Петровка, отгородились от всех стеной, заперлись от города и мира. А подмосковный главк не строил стен и заборов, окна в окна с ним – старинный прекрасный особняк, музей в переулке, – средоточие учености и академизма. Чисто московское интеллигентное сосуществование. Единство полных противоположностей. Но, оказывается, покоя и мира нет и в оплоте учености, в музей проник вездесущий темный хаос. Полковник Гущин воспринимал происшедшее крайне болезненно, с разочарованием. Он внимал словам Кати – она старалась не упустить ни одной детали.

– Краснова больше ничего не сказала, – поинтересовался Гектор, – когда ее забирали врачи?

– Нет, я находился все время рядом, – ответил Гущин. – Я тоже ждал – вдруг она назовет имя вытолкнувшего ее из окна. Но, выходит, не очень похоже на попытку убийства?

– А на суицид совсем не похоже, – заметил Гектор. – Интересные она вещи бормотала.

– А кто это может быть – Хан-Тенгри? – спросил полковник Гущин. – Имя напавшего на нее?

– Хан-Тенгри – гора на Тянь-Шане. Пик неземной красоты, полное совершенство. – Гектор неотрывно смотрел на Катю. Она поправляла растрепавшиеся густые волосы, подкалывала их высоко японской шпилькой.

– Гора в Средней Азии? – уточнил полковник Гущин озадаченно.

– На самой границе Киргизии, Казахстана и Китая, округа Синьцзян. Место силы. – Гектор улыбнулся Кате. – Хан-Тенгри переводится как Небесная гора.

– Как… как вы сказали, Гектор Игоревич? – Полковник Гущин резко повернулся к нему.

– Небесная гора. А что?

Гущин молчал.

– Елена Краснова упомянула про сокровище, – заметил Гектор. – Бесценное сокровище. Его кто-то якобы искал, и всех прикончили. И она при смерти. Надо же, музейная «божья коровка» – и сокровище… Пиастррры!

В его серых глазах вспыхнули и погасли яркие синие искры. А Гущин внезапно вспомнил сплетню в кулуарах про полковника Гектора Борщова – Гектора Троянского. Мол, бывший элитный спецагент, экс-наемник – законченный авантюрист. Работал за крупный процент денежным вышибалой в интересах одиозного 66-го отдела.

– А Шалаево – это… – небрежно бросил Гектор.

– Заброшенная железнодорожная станция в шестидесяти километрах от Москвы, я выезжал как-то туда на разбойное нападение на водителей фур, – ответил полковник Гущин. – Место глухое, старая железнодорожная ветка больше не используется. Когда-то служила главным перевалочным пунктом у наркоторговцев из Средней Азии. Давненько.

– Краснова нас именно туда настойчиво посылала, – заметил Гектор. – По ее словам, кто-то еще там. Какое-то доказательство привез… Чего? Существования сокровища?

– Небесная гора, – полковник Гущин глянул на Катю, потом на Гектора. – Хан-Тенгри… я слышал о ней совсем недавно.