Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Столетия назад на истерзанной планете народы заключили Клятвенное перемирие, чтобы раз и навсегда покончить с войнами. Свои интересы они доверили отстаивать высокопрофессиональным бойцам, рыцарям-гриварам, в рукопашных поединках. Одним из этих прославленных рыцарей был Мюррей Пирсон. Был до того момента, когда проиграл бой, от которого зависела дальнейшая судьба его родины. Теперь он всего лишь скаут Цитадели, охотник за потенциальными чемпионами. В мрачных трущобах Подземья сражается на арене юный беспризорник по имени Сего. Мюррей верит, что этот подросток достоин поступления в Лицей, престижнейшее заведение, где лучшие мастера боевых искусств тренируют гриваров для грядущих подвигов. Но проблема в том, что Сего — невольник, а цена его свободы — победа в свирепых схватках, из которых нелегко выйти живым. Впервые на русском!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 536
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Alexander Darwin
THE COMBAT CODES
Copyright © 2015 by Alexander Darwin
This edition is published by arrangement with Johnson & Alcock Ltd.
and The Van Lear Agency
All rights reserved
Перевод с английского Сергея Самуйлова
Серийное оформление Виктории Манацковой
Оформление обложки Егора Саламашенко
Иллюстрация на обложке Виталия Еклериса
Дарвин А.
Кодекс боя : роман / Александер Дарвин ; пер. с англ. С. Самуйлова. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (Звезды новой фантастики).
ISBN 978-5-389-25428-2
16+
Столетия назад на истерзанной планете народы заключили Клятвенное перемирие, чтобы раз и навсегда покончить с войнами. Свои интересы они доверили отстаивать высокопрофессиональным бойцам, рыцарям-гриварам, в рукопашных поединках.
Одним из этих прославленных рыцарей был Мюррей Пирсон. Был до того момента, когда проиграл бой, от которого зависела дальнейшая судьба его родины. Теперь он всего лишь скаут Цитадели, охотник за потенциальными чемпионами.
В мрачных трущобах Подземья сражается на арене юный беспризорник по имени Сего. Мюррей верит, что этот подросток достоин поступления в Лицей, престижнейшее заведение, где лучшие мастера боевых искусств тренируют гриваров для грядущих подвигов. Но проблема в том, что Сего — невольник, а цена его свободы — победа в свирепых схватках, из которых нелегко выйти живым.
Впервые на русском!
© С. Н. Самуйлов, перевод, 2024
© Издание на русском языке,оформление.ООО «Издательская Группа«Азбука-Аттикус», 2024Издательство Азбука®
Посвящается Кэти, державшей меня за руку каждый раз, когда я терял очки.
И джиу-джитсу, «мягкому искусству», которое нечасто бывает мягким, но смягчает душу.
Мы сражаемся не для того, чтобы причинять боль или продлевать страдания. Мы сражаемся не для того, чтобы смягчать гнев или удовлетворять жажду мести. Мы сражаемся не ради богатства или повышения социального статуса. Мы сражаемся, чтобы остальным не пришлось этого делать.
Первая заповедь Кодекса боя
Мюррею не нравилась собиравшаяся в «Талу» публика. По большей части сброд, подонки, для которых поединок — что-то вроде драки. Но эти подонки считают себя знатоками боевого искусства.
Шлепая по грязному, липкому полу, он протолкался к бару. Сгрудившиеся у стойки завсегдатаи пили, курили и орали перед экранами, настроенными на канал «Обзор Системы».
От души хлебнув эля, Мюррей направился в центр заведения, где уже собралась плотная толпа. Лучи света с трудом проникали сквозь клубы трубочного дыма, протискивались между потными телами.
В какой-то момент Мюррей почувствовал, как трепыхнулось сердце и на затылке зашевелились волосы. Он стер со лба струйку пота. Даже столько лет спустя, даже в этой убогой дыре свет добрался до него.
Пробившись сквозь людскую массу, Мюррей оказался у края арены.
Вплавленный в грунт круг — восемь метров в диаметре — был изготовлен из стали с добавкой ауралита. Размеры по стандарту Подземья. В Верхнем мире круги обычно делали шире, диаметром в десять метров. Мюррей предпочитал последние — больше пространства для маневра.
Светящиеся желтые жилы пронизывали стальную конструкцию, и прямо над головой пульсировали, словно живое сердце, собранные в гроздь огоньки, освещая двух сцепившихся на арене мальчиков.
— А! Великий скаут вернулся! Что, ребятишки заканчиваются? — Мужчина, стоявший на краю круга, хлопнул Мюррея по плечу. — Меня Калсансом звать.
Мюррей на приветствие не отреагировал, сосредоточив внимание на мальчишках. Один — на вид лет десяти, худенький, изможденный серый, уличный бродяжка — едва ворочался под своим противником, весившим, похоже, фунтов на шестьдесят больше.
Наблюдавшие за поединком посетители то и дело поглядывали на подвешенное к потолку большое световое табло. Там мелькали, постоянно обновляясь, биометрические показатели борцов: частота сердечных сокращений, скорость мозговых волн, сатурация легких, кровяное давление, уровень гидратации. В нижней части табло были представлены изображения скелетной и мышечной систем соперников — очень подробные, вплоть до скола на зубе.
Когда большой врезал маленькому локтем в подбородок, на соответствующем изображении вспыхнула красная точка: перелом кости. Сердцебиение пострадавшего резко участилось.
Продолжая удерживать противника, большой уперся тому коленями в грудь. Маленький скорчился, перевернулся на бок и поджал ноги.
— Нельзя так подставлять спину, — пробормотал Мюррей, словно надеясь, что маленький услышит.
Большой нанес новый жестокий удар локтем, и Мюррей моргнул, услышав сухой треск черепной кости. Еще два удара локтем в голову — и малыш на мгновение напрягся, глаза закатились, и он обмяк.
Паривший над кругом светящийся шар померк и рассыпался; рой тлеющих огоньков веером разлетелся над толпой.
— Того, что поздоровее, зовут Н’Джал, — сообщил Калсанс, когда победитель вскинул руки. — Он тут всю неделю пацанов укладывает. Новенький в команде «Талу».
Восторга зрители не выразили, если не считать нескольких пьяных хлопков. Н’Джал подошел к своему бородатому наставнику, и тот, как собаку, потрепал мальчишку по голове. Вошедшая в круг команда проигравшего вытащила своего бойца за ноги.
— Талу в этом цикле уже купил несколько крепких гриваров, — продолжил Калсанс, снова пытаясь завязать разговор с Мюрреем. — Держу пари, попытаются скинуть всю партию Цитадели, сечешь? Даже если не все выдержат тамошний уровень конкуренции, уж одна-то жемчужинка в такой куче обязательно найдется.
Хотя Мюррей едва удостоил Калсанса взглядом, тот продолжил:
— Теперь-то, понятное дело, уже не то, что прежде. Все под строгим контролем Цитадели: организованный бридинг, тренировочные лагеря. Да ты и сам знаешь. Вот только нынче киротийцы дышат нам в затылок. Вот местные круги и оживились, и такие парни, как ты и Талу, пользуются этим на всю катушку.
— Я не такой, как Талу, ты меня с ним не ровняй, — прорычал Мюррей, и его плечи заметно напряглись.
Калсанс отпрянул, словно внезапно осознав силу и мощь стоящего рядом с ним мужчины.
— Нет-нет! Конечно, нет, друг. Вы совершенно разные. Талу, как и любой работорговец, просто пытается подзаработать, а ты... ты ведь был... рыцарем. — Он умолк.
Призрачно светящиеся клочки вернулись в круг, словно мухи слетелись на свежую добычу. Опустившись сначала на холодную ауралитовую сталь, они взмыли и снова собрались в парящий клубок. На табло высветились новые биометрические показатели. Пришло время следующего поединка — и еще одной кружки эля для Мюррея.
Натянув на голову капюшон, Мюррей вышел из «Талу» и сразу же окунулся в знакомый шум и гам Маркспар-роу.
Во всю длину улицы выстроились магазины, бары и гостиницы; у выхода, прямо на булыжной мостовой, стояли тележки, с которых продавали разного рода еду, чьим резким кисловатым запахом полнился воздух. Разношерстного вида торговцы громкими криками пытались привлечь прохожих к своему товару. Мимо проталкивались спешащие покупатели, под ногами шныряли оборванные детишки с перепачканными физиономиями.
С тех пор как Мюррей впервые вернулся в Подземье, здесь многое изменилось.
Двадцать лет назад он гордо шествовал по Маркспар-роу в сопровождении свиты тренеров. Его приветствовали восторженными возгласами, хлопали по спине и провожали благоговейными взглядами. Глубинный народ смотрел на него снизу вверх, ведь он представлял гриваров.
Теперь Мюррей имел привычку держаться подальше от главных улиц. В Глубь он пришел один, не привлекая к себе внимания. Да и вряд ли кто-нибудь узнал бы его — с отросшей бородой и обвисшим животом.
— Протеин высшего качества! — прокричал, завидев Мюррея, мужчина в ближайшем ларьке. — Протестирован на киммерийскую тень! Продукт центральной фабрики Эзо! Настоящий вкус! Сертифицирован гильдией производителей! — Маленький лысоватый лоточник держал в руке облепленную этикетками коробочку.
Рядом с крепким, жилистым торговцем Мюррей выглядел громадиной. И пусть за последний десяток лет его живот изрядно вырос, а растрепанную бороду будто густо посыпали солью, он по-прежнему производил внушительное впечатление. Бугристые предплечья и мозолистые кисти под обрезанными рукавами плаща напоминали дубины.
Флюкс-татуировки, покрывающие руки от локтей до кончиков пальцев, оживали и слегка меняли пигментированный узор, когда он сжимал кулаки. Острый, резко очерченный, ломаный-переломаный нос не отличался прямизной, а расплющенные уши смахивали на раздувшихся жаб. На вечно хмуром лице жутковато выделялись ярко-желтые глаза под нависшими бровями.
Мюррей свернул в узкий каменный проулок, защищенный от шума центральной улицы. Прошел мимо беловолосой торговки, прячущейся за прилавком с фруктами.
— Лучший пульсирующий виноград! Служители говорят, съедайте несколько ягод в день, и вы переживете архивариуса. — Она улыбнулась, жестом предлагая на выбор набухшие, пульсирующие от спелости плоды.
Ближе к середине проулка, когда крики торговцев уже начали стихать, Мюррей остановился перед обшарпанной дубовой дверью. На выцветшем навесе проступало изображение желтоглазой летучей мыши с оскаленными зубами.
В «Летучей мыши» воняло пролитым пивом и потом. В заведении толпилась обычная публика — гривары и патроны работяг-грантов. Сюда же заглядывали мерки в надежде подхватить контракт на работу, сборщики — передохнуть после посевного сезона в степи, перепачканные землекопы с ближайших рудников.
Со стареньких лайтбордов «Обзора», висящих на дальней стене, слетал пронзительный голос комментатора:
— А теперь... прямой репортаж из столицы Эзо, с великолепного стадиона «Олбрайт»...
Единственное, что объединяло представителей разных родов, это поединки, демонстрируемые «Обзором». Хотя большинство живущих в Подземье считались гражданами Эзо, их предпочтения в большей степени определялись ставками, которые они делали.
Большинство посетителей «Летучей мыши» не отрывались от экранов. Некоторые с трудом сохраняли вертикальное положение в окружении пустых бутылок и едва не падали со стульев. Два покрытых коркой грязи гранта восклицали, когда Мюррей проталкивался между ними, направляясь к бару:
— У Фегара короткий рич! Нет, моего парня ему не одолеть!
— Ты что, приятель, нейро перебрал? Он завалил Самсона, а уж тот-то в десять раз круче этого!
Умом и сообразительностью гранты не отличались. Их выводили с прицелом на тяжелый физический труд и использовали в горнодобыче, транспортировке грузов, сборе урожая, расчистке и уборке территории. Хотя Мюррей частенько задавался вопросом, не питие ли их настоящий талант. Впрочем, сам он ничего против грантов не имел — они занимались своим делом и никому не мешали. Не лезли в жизнь гриваров. Не манипулировали и оставались в тени. В отличие от даймё.
Высокий, жилистый бармен с кожей цвета обсидиана полировал стойку. Левая сторона его лица провисла, лысина блестела от пота. Подойдя ближе, Мюррей поймал взгляд единственного видящего глаза.
— Самый лучший местный эль.
Мужчина налил кружку единственного имеющегося в наличии эля, и половина его лица растянулась в широкой ухмылке.
— Старина гривар, каким ветром занесло тебя в мое чудесное заведение в этот солнечный день в Глуби?
Сделав глоток, Мюррей смахнул с губ пену:
— Каждый год, Андерсон, одно и то же. Поваляться у горячих ключей, выгнать с потом все заботы. Заглянуть на недельку в «Дом куртизанок», да и назад — в Верхний мир, в особняк на Адар-Хиллз.
Андерсон усмехнулся и, перегнувшись через стойку, обменялся с Мюрреем крепким, запястье к запястью, рукопожатием.
— Рад тебя видеть, дружище. Хотя ты теперь еще уродливее, чем я помню с последней встречи.
— Да и ты тоже. — Мюррей скорчил гримасу. — Твоя рожа каждый раз напоминает мне, что ты всегда забывал прикрываться от хай-кика.
Андерсон ухмыльнулся и еще раз вытер стойку. Некоторое время мужчины молча смотрели на экран, показавший тысячи ликующих зрителей на трибунах и тут же переключившийся на сверкающий круг в центре арены.
Два застывших в боевой стойке гривара представляли Эзо и империю Кирот.
Мюррей допил эль и поставил кружку на стойку, жестом попросив Андерсона повторить.
В углу экрана появился список претензий, напоминая зрителям о том, что поставлено на кон в этом поединке. Запасы рубеллия в одном из спорных пограничных регионов между Эзо и Киротом, оценивающиеся в миллионы битов, тысячи рабочих мест и сервитут для живущих там мирных собирателей.
«Судьба народов в силе наших кулаков».
Схватка началась, и Мюррей наблюдал за ней спокойно, внимательно, с подобающим гривару уважением к состязанию. Не так, как нынешняя публика — свистящая, орущая, хлопающая и плюющаяся. Ни малейшего почтения к поединку.
Рыцарь Эзо первым атаковал киротийца, обрушив на него шквал панчей.
— Помнишь, да? — вздохнул Андерсон. — Пусть даже и такое случалось принимать, времена-то были хорошие.
— Предпочитаю не вспоминать. — Мюррей хлебнул эля.
— Знаю, дружище. Но я за воспоминания держусь. Кровь, пот и сломанные кости. Берешь парня в удушающий или валишь добрым кроссом. А потом лежишь, не спишь и думаешь: ну вот, ты сделал что-то важное, изменил ситуацию.
— Что, черт возьми, изменил? Какую такую ситуацию? Я никаких перемен не вижу. Наверху творится все то же самое дерьмо. — Мюррей принюхался. — И здесь все тот же запах: сырой, несвежий.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — сказал Андерсон. — Мы сражались во благо нации. За то, чтобы Эзо всегда оставался сверху.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, и это именно то, о чем постоянно твердят политики даймё. Благо нации. Каждый год одно и то же, и так все десять лет. Давай в Глубь — за свежим гриварским мясом.
— Так, по-твоему, скаутская программа не работает? — спросил Андерсон.
Мюррей приложился к кружке:
— Мы найдем еще одного Артемиса Халберда. Так постоянно вещает этот самодовольный подонок Каллен. Поставь его в круг, он и шагу не сделает, чтоб не споткнуться, но при этом командует в Цитадели целым крылом.
— Ты никогда не встречался с глазу на глаз с командором Олбрайтом...
— Да он трус! Как он может руководить? С тем же успехом даймё могли бы назначить в Командование кого-то из своих. Гривары рождаются, чтобы сражаться. Об этом говорят тысячелетия бридинга. Мы созданы не для того, чтобы обивать углы, приторговывая по мелочи, будто какие-нибудь барыги.
— Времена изменились, дружище. — Андерсон покачал головой. — Цитадель должна держаться, в противном случае Эзо отстанет. У Кирота скаутская программа действует уже два десятка лет. Говорят, даже бесайдийцы собираются развивать нечто в этом духе.
— Они знают, что здесь, внизу, только ошметки, — перебил его Мюррей. — Дети, у которых нет ни единого шанса. И даже если бы кто-то один пробился... Что получили мы с тобой? За все те годы, что прослужили вместе? За все те жертвы...
Разговор был оборван глухим стуком распахнувшейся двери. В бар вошли трое. Гривары.
Андерсон вздохнул и положил руку на плечо Мюррея:
— Не горячись.
У первого вдоль линии подбородка тянулась, поблескивая, ниточка пирсинга. Рядом с ней темнели нанесенные на скулы флюкс-тату. Два других — похоже, близнецы, с одинаковыми, заросшими седой щетиной лицами и похожими на цветную капусту ушами, — могли бы соперничать с Мюрреем по части плотности и веса.
Тип с татуировкой моментально поймал взгляд, брошенный Мюрреем от стойки бара.
— А! Уж не самый ли самый!
С удивительной легкостью и пугающей быстротой Мюррей сорвался с места и шагнул к незнакомцу.
— Берегись! — крикнул из-за стойки Андерсон.
Широкий, с замахом, удар сбоку должен был свалить Мюррея, но тот небрежно блокировал его плечом, присел, обхватил противника за колени и, резко выпрямившись, поднял и швырнул на ближайший столик. Обломки разлетелись во все стороны.
Мюррей моргнул.
Он по-прежнему сидел на табурете у стойки бара, а побежденный в его воображении гривар нависал над ним, ехидно ухмыляясь.
— Больше нечего сказать, а, старик? Даже представить себе не могу такую жизнь. Чтобы меня посылали сюда заниматься грязной работой. Каждый год рыться в мусоре.
Не обращая внимания на издевки, Мюррей отпил эля.
— Думаешь, кто-нибудь из твоих помойных крыс пройдет в этом году Испытания? — не унимался человек с татуировкой на лице. — Одному, кажется, это удалось? И что с ним случилось? Ах да, вспомнил.
Андерсон поставил три кружки с элем и поочередно послал их по стойке в направлении неуемного клиента.
— За счет заведения, Сайдек. И не сесть ли тебе с твоими мальчиками вон там, в углу, чтобы у нас не было проблем?
Сайдек ухмыльнулся, забрал угощение, но, прежде чем отойти, снова повернулся к Мюррею:
— Завтра я отправляюсь на разведку в «Лампаи». Почему бы тебе не пойти за мной, не посмотреть, как это делается? Увидишь, как работает настоящий гривар, сменишь обстановку. Все лучше, чем глядеть, как малолетки в грязи ковыряются.
Мюррей не отрывал глаз от экрана над баром. «Обзор» повторял концовку боя теперь в замедленном режиме. Голос комментатора пронзал тишину, повисшую над заполненным стадионом «Олбрайт».
— Какая досада! Вопрос решен просто и справедливо — быстрым ударом коленом. Адарианские ресурсы достаются Кироту!
Андерсон прислонился к стойке напротив Мюррея и, наблюдая на повторе за нокаутом, налил себе эля.
— Учитывая, как идут дела, надеюсь, что заработает скаутская программа... или хоть что-нибудь другое, если уж на то пошло. Иначе при следующей нашей встрече будем пить киротийское пойло, что они называют медовухой...
Мюррей изобразил улыбку, хотя и почувствовал, как напряглись на мгновение мышцы. Он осушил кружку.
Что выпил лишнего, Мюррей понял, лишь когда вышел из бара и побрел, спотыкаясь и пошатываясь, по Маркспар-роу. Сумеречная смена заканчивалась, и светильники, протянутые по потолку, заливали Подземье слабеющим красным светом. Вечер в «Летучей мыши» затянулся, они с Андерсоном долго вспоминали добрые старые времена.
Хотя Мюррей часто это отрицал, ему действительно не хватало света. А еще он сожалел, что не вернулся в боевую форму, ту, времен службы.
«В том-то и проблема с нами, гриварами. Мы ржавеем».
Он хрустнул костяшками пальцев. Ноги сами несли его неведомо куда.
Тело изнашивалось, приходило в упадок, как старое основание вот этого рассыпающегося подземного города. Спина болела постоянно, колючая невралгическая боль простреливала бока независимо от того, сидел он, стоял или спал. Шея давно стала жесткой, как доска. Запястья, локти, лодыжки перенесли столько переломов, что могли подвести в любой момент. Даже кожа лица потеряла чувствительность и воспринималась как некая чужеродная оболочка. Мюррей еще помнил время, когда был гибким и подвижным. Руки и ноги двигались так, словно суставы работали в масле, и безукоризненно соединяли все элементы победы: тейкдауны, панчи, сабмишн.
Ему и тогда приходилось часто обращаться в медотсек — зашивать раны и сращивать сломанные кости, но он всегда возвращался в норму, чувствуя себя отлаженной гидравлической системой. Теперь же, идя по Маркспар-роу, Мюррей чуть ли не слышал скрежет трущихся друг о дружку костей и суставов.
Впрочем, виноват был он сам, поскольку упустил шанс остаться молодым. Первое поколение нейростимуляторов появилось, когда он находился на пике бойцовской карьеры. Большая часть его команды стала принимать стимуляторы по рекомендации тогдашнего заместителя верховного командора Мемнона. «Нам нужно иметь преимущество над врагом», — убеждал он рыцарей-гриваров. Коуч не соглашался с ним — последние несколько лет эти двое были готовы вцепиться друг другу в глотку. Коуч считал, что принять стимуляторы означает совершить святотатство, нарушить Кодекс боя. Самую простейшую его заповедь: «Ни инструменты, ни технологии».
Он часто говорил Мюррею: «Живи и умри так, как мы родились — с криком, со сжатыми окровавленными кулаками».
Стимуляторы все же начали применяться, и Коуч ушел со своего поста. Разногласия среди командоров усугублялись. Мемнон был готов на все, чтобы получить преимущество, даже если это означало использование технологий даймё. Коуч же заявил, что скорее умрет, чем отречется от заповедей Кодекса.
Даже после ухода Коуча Мюррей продолжал следовать его наставлениям и отказался принимать стимуляторы. Несколько его товарищей по команде тоже остались чистыми: Андерсон, Лейна, Ханрин, старина Двузуб. Поначалу они ни в чем не уступали остальным, а Мюррей даже носил капитанский пояс. Эффект проявился лишь через несколько лет.
Поначалу это было едва заметно: пропущенный тейкдаун, запоздалая реакция на вылетевший из ниоткуда джеб. Постепенно такие неприятные сюрпризы учащались. Мюррей старел, силы уходили, реакция замедлялась, тогда как другие рыцари-гривары Эзо поддерживали себя нейростимуляторами.
А потом наступил конец. Поединок в Кироте. Вся команда, вся страна зависели от Мюррея. Груз ответственности лежал на его плечах. И он проиграл.
Где бы сейчас ни был Коуч, он бы плюнул на землю, увидев, во что превратился Мюррей. Отступивший в тень, застрявший на скромной должности гриварского скаута, забытый. Всего лишь винтик в машине даймё.
Мюррей не сразу заметил, что свет почти погас. Улицы опустели и притихли. Пришло время темной смены, и большинство жителей Глуби разошлись по домам.
Уже на автопилоте Мюррей взял курс на стадион «Лампаи», нависавший над ним, словно впавший в спячку зверь. Тени обступили со всех сторон, тьма заполнила глубокие складки плаща.
У входа в «Лампаи» Мюррей резко остановился перед старой бетонной стеной и черными воротами из кованого железа. Задрав голову, он уставился на уходящие ввысь стропила. Потом приложил ладонь к золотой, холодной на ощупь табличке на воротах. Надпись на ней гласила: «Стадион „Лампаи“. Дата постройки: 121 год П. A. Да будет эта первая из многих арен служить символом нашего Клятвенного перемирия и постоянным напоминанием о разрушениях, на которые мы способны. Здесь прольют гривары свою кровь, почитая это честью и привилегией. Мы сражаемся для того, чтобы остальным не пришлось этого делать».
— Они сражаются для того, чтобы остальным не пришлось этого делать, — прошептал Мюррей.
Когда-то он верил в Первую заповедь Кодекса. Он повторял эту мантру снова и снова перед каждым поединком, выкрикивал ее, выходя на стадионы по всему миру.
Мюррей Пирсон, Могучий. Он был силой самой природы, ужасом в круге. Был. А теперь он просто еще одна тень под высоченными стропилами.
Мюррей до отказа наполнил воздухом грудь. И с силой выдохнул его без остатка.
Всю неделю, ежедневно Мюррей приходил в «Талу» и наблюдал все то же, что и каждый год до этого. Упитанные, физически более развитые гривары легко побеждали серых. Особого мастерства не требовалось — сильный всегда побеждал слабого.
В конце концов слабых не осталось. Клиенты не хотели покупать проигравших, сломанных, а это означало, что команда наставников «Талу» впустую тратила время на их обучение, а сам Талу впустую тратил биты на их содержание. Порченые фрукты выбрасывают, и хозяин круга поступал с детьми, как с гнильем — выбрасывал на улицу, туда же, где и подобрал. Шансов выжить у них было немного.
Подойдя к краю круга, Мюррей поморщился — в голове глухо пульсировала боль. Светящиеся клочки собирались в гроздь над борцовской площадкой.
Первый гривар появился из бокового входа и остановился возле угла своего наставника. Лет пятнадцати, высокий для своего возраста, со смуглой кожей и хорошо развитыми, рельефными мышцами. Все признаки гриварского чистокровного бридинга были налицо: сплющенные уши, тяжелые надбровные дуги, выпуклые предплечья, яркие глаза.
На выбритой, как и у всего выводка Талу, голове красовалась флюкс-татуировка. Каждый продукт в Глуби имел свою цену, и посетители должны были ее видеть. Некоторые из присутствующих присматривались, как стервятники к куску мяса, а значит, определенный интерес парень уже вызвал.
Наставник несколько раз шлепнул подопечного по лицу, встряхнул и втолкнул в круг. Агрессивность отозвалась агрессивностью: мальчишка заскрежетал зубами, ударил себя кулаком в грудь и прошелся по периметру.
Зрители захлопали, засвистели, заулюлюкали в предвкушении жестокого зрелища.
Второй участник поединка выглядел так, словно оказался в круге случайно. Заметно младше своего противника, худенький, с тонкими, висящими плетьми руками.На лбу лежал длинный спутанный чуб. Мюррей покачал головой. Похоже, мальчишку забрали прямо с улицы и, не потрудившись даже минимально подготовить, бросили на арену.
Мальчик прошагал с ничего не выражающим лицом, избегая зрительного контакта как со своим соперником, так и с публикой. Нашел назначенную ему стартовую позицию и застыл в неподвижной позе.
— Того, что повыше, темненького, зовут Маркус. Видел его вчера. — Калсанс снова оказался рядом, как и в предыдущие дни.
Мюррей воспринимал его как присосавшегося паразита и все ждал, когда же он попросит о какой-нибудь услуге. Хотя, возможно, он был одним из шпионов Каллена, посланным проверить, не вышел ли скаут из-под контроля и занимается ли как должно порученным делом.
— Только что пополам сломал какого-то серого. Ох и задаст же взбучку этому доходяге!
Худой мальчишка стоял все так же не шевелясь, вытянув руки вдоль туловища. Сначала Мюррею показалось, что паренек просто уперся взглядом в земляной пол, но, присмотревшись, он обнаружил, что глаза закрыты.
— Талу уже слепых ставит в круг, — проворчал Мюррей.
— Ему нравится время от времени устраивать шоу для посетителей, — пожал плечами Калсанс. — Держу пари, он пытается повысить цену на Маркуса. Откармливает, дает возможность показать себя.
Поединок начался с того, что Маркус принял боевую стойку и стал покачиваться вперед-назад, делать ложные выпады и пританцовывать на цыпочках.
— Это как если бы эзойский угорь собрался сожрать рыбку гуппи, — хихикнул Калсанс.
После короткой разминки Маркус направился к противнику, который как будто не замечал опасности. Мюррей наблюдал за ним с любопытством: поза не агрессивная, но и испуганным мальчик не выглядит. Скорее... расслабленным.
— Я бы не был так уверен.
Приблизившись на расстояние удара, Маркус сделал ложный выпад кулаком и тут же нанес хай-кик с разворота в голову. За долю секунды до того, как голень достигла бы цели, мальчишка подсел и, словно распрямившаяся пружина, метнулся вперед, чтобы обхватить опорную ногу атакующего. Маркус энергично попытался стряхнуть мальчика, но тот держался крепко, как привязанный. Мало того, ударив плечом в колено, он свалил противника.
Нейтрализовав одно преимущество Маркуса, мальчишка переключился с ног на туловище.
— Уже неплохо, — сказал Мюррей, наблюдая за схваткой с возрастающим интересом.
Собравшись с силами, Маркус рванулся вперед, сбросил обвившего его, словно ленивец, мальчугана и навалился сверху. Спеша побыстрее закончить затянувшийся поединок, он выпрямился и нанес короткий удар сверху вниз, в голову. В нужный момент паренек отвернул подбородок, и кулак лишь скользнул по скуле.
В руке хрустнуло, и Маркус взвыл от боли. Биометрические данные на световом табло вспыхнули красным.
Умело используя свое, казалось бы, невыгодное положение, мальчик схватил противника за локоть пострадавшей руки, рванул ее к себе и, нажав как на рычаг, перевернулся. И оказался на спине Маркуса!
— Ты только посмотри! — Мюррей удивленно вскинул бровь. — Славный бэк-тейк, провалиться мне во тьму.
Неожиданный поворот событий оживил интерес публики: одна часть зрителей одобрительно загудела, другая издевательски заухала, почуяв потерю ставок.
В глазах Маркуса Мюррей увидел шок. Согласно всем выкладкам, поединок должен был закончиться легкой победой гривара и пополнить его послужной список. Скорее всего, наставник велел ему разделаться со слепым мальчишкой быстро и жестоко. Получилось же, что теперь Маркус борется за выживание, и при этом ситуация выглядит так, словно он попал в водоем с акулами.
Всхрапнув от напряжения, гривар оттолкнулся от земляного пола, поднялся и попытался сбросить слепого со спины. Однако тот держался крепко, он даже начал просовывать руку под подбородок Маркуса, чтобы провести удушающий захват.
То ли решив прибегнуть к последнему средству, то ли от беспомощности Маркус упал навзничь, придавив противника своей массой. На секунду-другую обоих бойцов скрыла завеса пыли. Зрители притихли.
Мюррей затаил дыхание.
Пыль осела.
Слепой не отпустил гривара. Сомкнувшись на горле Маркуса, его костлявые пальцы сжимали все сильнее. И вот у недавнего фаворита закатились глаза, а руки обмякли.
Светящаяся гроздь вспыхнула и погасла, разлетевшись комочками по залу.
Победитель выкатился из-под потерявшего сознание противника.
Глаза на заляпанном кровью лице были плотно закрыты.
Гривару не требуются ни инструменты, ни технологии для повышения физической доблести. Тот, кто ищет легкие способы на пути к мастерству, ослабляет себя. В столкновении с неблагоприятной ситуацией его атрибуты силы бесполезны.
Раздел первый, Двенадцатая заповедь Кодекса боя
Еще немного, еще несколько минут.
Солнце выглянуло из-за оконной рамы и бросило на мальчика луч света.
Он крепко зажмурился, привычно ожидая услышать суровый голос старого мастера. С этого голоса, объявляющего подъем, и начинался каждый тренировочный день.
Арри облизала мальчику лицо мокрым, шершавым языком. Солоноватый ветер ворвался в окно, принеся с собой острый запах рыбы — ее сушили на каменной плите. Воробьи уже расчирикались, как обычно с утра, и Арри присоединилась к птичьему хору, тявкая мальчику в ухо.
Он перевернулся, схватил Арри и зарылся лицом в ее теплую шерсть. От собаки пахло почти так же, как от выброшенных на берег водорослей.
Еще всего лишь несколько минут.
Солнце поднялось над окном, свет запульсировал на сомкнутых веках. Так хотелось остаться в тихой, спокойнойтемноте. Слышать убаюкивающий, медленно погружающий в сон шум прибоя. Лежать не двигаясь, отгородившись от несущегося куда-то мира.
Он открыл глаза.
Мальчик сидел в полутемной камере, наблюдая за танцующим в воздухе комочком. Он смотрел на крошечный светящийся шарик, пока глаза не затянуло белой пеленой. Смотрел, сосредоточившись на дыхании, на глубоких вдохах и медленных выдохах.
Боль в глазах становилась невыносимой, и в конце концов мальчик моргнул и отвернулся.
Стоило это сделать, как тени моментально возвратились, завесы тьмы выросли вокруг. Он протянул руки и прикоснулся к холодным каменным стенам, провел ладонями по знакомым трещинам.
Темнота в закутке его вполне устраивала. В ней он чувствовал себя как дома. А вот к свету пришлось привыкать, и это заняло немало времени.
Когда он впервые очутился в Подземье, белые лучи обрушились сверху и моментально обожгли глаза. Мальчик инстинктивно зажмурился, вскинул руки, закрывая лицо, и вскрикнул от боли.
Нагой, в корках засохшей крови, он не удостоился даже мимолетного внимания на улицах Подземья. Никто из прохожих не остановился, не предложил помощь, пока он лежал, свернувшись калачиком, в тени какого-то высоченного здания, куда забрался в отчаянной попытке спастись от света. Вероятно, его принимали за одного из детей-гриваров, выброшенных на улицу хозяином какого-нибудь круга. В конце концов мехи, роботы-уборщики, смели бы его, как сметали мусор. Но, видимо, кто-то должен был проверить, не осталась ли в нем крупица жизни, хоть что-то ценное, что еще можно выжать из тщедушного тела. А может быть, местных убедил крик, который он поднял, когда его стали вытаскивать из тени.
Он очнулся в этой камере. Светящийся жгутик появился в первый же день и повис в углу среди паутины. Сегодня мальчик неотрывно смотрел на него на протяжении ровно ста вдохов и лишь потом отвел глаза.
Глядеть на свет он приучал себя каждый день. Слепящий эффект ослабевал медленно и мучительно. Вспышки белого становились все меньше, всплески яркости — мягче.
Для мальчика это было огромное достижение, ведь он неделями не открывал глаз, избегая света. Даже когда похитители вытащили его и заставили драться, он не пошел на уступку — к их разочарованию и досаде.
Впрочем, в поединке слепота не мешала. Парни, против которых его выпускали, были медлительны и неуклюжи. Мальчик слышал их шаги, шумное дыхание, выдававшее местонахождение и движения. От слепого трудно ожидать точного, эффективного удара, но для захватов зрение не требуется. Главное — добраться до противника.
За дверью камеры послышались шаги, и светящийся комочек в углу исчез, оставив Сего в привычной темноте.
— Держи жратву, серый доходяга!
Здесь его называли по-всякому и на разных языках, которые он не понимал. Все клички звучали оскорбительно: серый, падальщик, мусор, слепое отродье. Но мальчик помнил свое настоящее имя. Потеряв многое другое, он сохранил имя. Сего.
В нижней части двери открылось окошко, в него скользнула металлическая тарелка с зеленой жижей. Похитители называли эту еду бойцовской зеленью.
Щель закрылась не сразу. Сего чувствовал: охранник наблюдает за ним, ждет, что он схватит тарелку и примется за еду. Нет уж, пусть продолжают считать его слепым. Не открывая глаз, Сего пошарил по каменному полу — притворился, что ищет подачку.
«Кажущаяся слабость есть сила, а выставляемая напоказ сила есть слабость».Баритон старого мастера отозвался эхом в голове Сего.
— Слепой выродок, хочешь — жри, не хочешь — не жри, мне плевать.
Окошко с грохотом захлопнулась, и Сего услышал, как охранник сплюнул на пол перед камерой.
— Думаешь, хорошо устроился, пацан?
Сего не ответил. Эти люди слышали, как он кричал, когда его забирали с улицы, но больше не услышали от него ничего.
— Видел таких, как ты. Босс, поди, рассчитывает изрядно на тебе навариться, — продолжал за дверью надзиратель. — Помнится, был у нас одноногий драчун. Народу нравилось. Резвый такой, прыгал по кругу, выигрывал бои одним ударом. А потом босс подобрал ему хорошего кикера с заточенными голенями. Тот сломал попрыгунчику здоровую ногу прямо в колене. Был одноногий — стал безногий, так мы его потом и называли. — Охранник хохотнул и удалился по коридору.
Сего подождал, вслушиваясь, и, лишь убедившись, что охранник ушел, открыл глаза и посмотрел на стоящую перед ним ржавую металлическую тарелку. Потом наклонился, зачерпнул водянистой зеленоватой кашицы, отправил в рот и, механически пережевав, проглотил. В первые дни здесь он не ел, за что и поплатился, едва не потеряв сознание в первом же бою. Теперь Сего заставлял себя есть, стараясь не обращать внимания на отвратительный вкус и запах месива.
Он отбросил в сторону металлическую тарелку и поплотнее завернулся в прохудившееся одеяло. Сего хорошо знал, что такое боль, но холод отличался от боли, и привыкнуть к нему не получалось. Холод не отступал, пробирал до костей, отчего постоянно текло из носа. Больше всего на свете хотелось постоять под теплым солнцем, чувствуя песок между пальцами ног. Здесь, в Подземье, Сего понял, что может запросто зачахнуть. Несколько дней он слонялся, беспомощный, по улицам и, скорее всего, умер бы от голода, если бы его не подобрали похитители.
Сбросив с плеч одеяло, Сего соскочил на пол и приступил к упражнениям: отжимания, приседания, планка. Встав на цыпочки, ухватился за притолоку и начал подтягиваться, не обращая внимания на впившиеся в пальцы занозы. Выполняя тейкдаун — глубокий присед, длинный шаг, бедра резко вперед, — он разбил в кровь колени о холодный каменный пол. В тесной камере Сего метался, как акула в большом аквариуме.
Потом он до изнеможения, до дрожи в руках боксировал с тенью, отрабатывал круговые удары ногами, сдирая кожу ступней о шершавые каменные стены. Трещины в полу собирали пот и кровь.
Он не зачахнет!
Многое в Подземье было чужим, незнакомым — свет, холод, еда, люди и их языки, — но только не бой.
Знакомый запах боя ощущался везде, он струился по темным каменным коридорам и висел в шумных притонах. О бое вещали с развешенных на стенах экранов, и его эхо отдавалось в каждом зале. Тема боя звучала в речах каждого охранника, завсегдатая бара, подвыпившего гуляки и заработавшего пару битов разносчика. Боевой блеск мерцал в глазах гриваров, мужчин и женщин, мальчишек вроде Сего, широкогрудых, покрытых боевыми шрамами типов, прячущихся под плащами и держащихся в тени. Бой жил здесь, в Подземье, и Сего был рожден для него.
Смотреть на светящийся комочек долго мальчик не мог — начинали болеть глаза, — но к самому огоньку проникся теплыми чувствами. Тот появлялся регулярно, зависал в углу и пульсировал, словно пытаясь наладить контакт.
— Ты ведь не один такой, да? Вас здесь много?
У Сего вошло в привычку разговаривать с огоньком, и, хотя «собеседник» не отвечал, слышать собственный голос после долгого молчания было приятно. Каждый раз, прежде чем начать этот односторонний разговор, Сего проверял, нет ли поблизости надзирателя.
— Я видел их, таких же, как ты. Они парили над какими-то огромными машинами. Но смотреть на них было больно, — признался Сего.
Воспоминание о слепящем свете, бьющем сверху по улицам Подземья, засело в памяти, словно выжженное пламенем.
— Почему ты не летаешь там, вместе с остальными?
Он только теперь начал вспоминать, что увидел, когда оказался в Подземье. Высоченные потолки, похожие на серые шероховатые небеса. Громоздящиеся здания и с жужжанием проносящиеся мехи. Тысячи людей проходили мимо, не обращая внимания на окровавленное тело, скорчившееся на тротуаре.
Возможно, этот светящийся комочек — его единственный друг здесь, внизу.
Ругательства, которыми осыпал мальчика подходивший к двери надзиратель, хотя и свидетельствовали о его интересе к пленнику, вряд ли могли расцениваться как признак дружелюбия.
— На твоем месте я бы вернулся к своим. — Сего махнул рукой, словно отгоняя огонек.
Тот, однако, упрямо продолжал пульсировать в углу.
Сего замолчал, услышав эхо шагов в коридоре. Светящийся комочек мигнул и исчез.
На этот раз их было двое. Оба мужчины. Их подметки глухо стучали по каменному полу. Один — определенно крупный, около двухсот пятидесяти фунтов.
Дверь задребезжала. Сего крепко зажмурился и сел на дощатые нары.
— Вставай, серое отродье, твое время пришло!
Дверь открылась, грубые руки схватили мальчика за плечи. Сего инстинктивно напрягся. Его подняли и понесли к выходу.
— От сопляка воняет, как из крысиной норы.
— Не у всех такая чистая задница, как у тебя, Альдо.
Сего потащили по длинному коридору.
— Говорю тебе, насадки для душа — хорошая штука. И не надо мне больше этого дерьма — ведра холодной воды на голову, как делают в Глуби местные, — сказал один.
— Кто сказал, что я лью воду себе на голову? — спросил другой. — Эти мылоеды заставляют говорить по-ихнему и даже пахнуть по-ихнему. Все чистенькие. Девушки пахнут мылом и цветами. А я предпочитаю, чтобы от моей женщины несло грязью и кровью. Натурально, как и подобает настоящим гриварам.
Тот, которого звали Альдо, фыркнул:
— Как знаешь. Босс хочет, чтобы мы разобрались с этим слепцом, и не важно, нравится тебе это или нет. Давай, надо его обработать.
Толчком в спину Сего вышвырнули за дверь. Каменный пол под ногами сменился студеным металлическим.
— Вот уж приведем тебя в порядок, — со злорадной ухмылкой сказал Альдо.
Сего положили на металлический стол. Он не сопротивлялся, даже когда что-то зажужжало, приблизилось и коснулось головы. Клок волос упал на пол. Его брили.
— Сейчас будет немного больно, — усмехнулся второй после того, как голова Сего была начисто выбрита.
Мальчика придавили к столу, и что-то обожгло кожу. Запах паленой плоти ударил в нос, и Сего сжал кулаки и стиснул зубы, но не издал ни звука.
Его заставили снять грязную одежду и залезть в большой чан с холодной водой. Смеясь, окунули с головой. Голая, в царапинах кожа вспыхнула от холода. Когда Сего выбрался из чана, охранники взвесили его и измерили рост. Вооружившись проволочными щетками, содрали с него слой кожи, выдали пару штанов с завязками и снова вывели в коридор.
Доставив Сего в соседнюю комнату, охранники не ухмылялись, не посмеивались и вели себя непривычно тихо.
Чья-то здоровенная рука сжала его лицо, запрокинула голову.
— Он не слепой, идиоты! — хрипло проквакал жабий голос.
Сего ощутил чужое смрадное дыхание.
— Что? Нет, босс, он даже в свой горшок не попадает в камере. Мы точно знаем, что он...
— Не слепой! — перебил надзирателя тот, кого называли боссом.
— Но как же?.. Он ведь дрался? Почему тогда...
— Вот и мне интересно, — сказал босс. — Видишь движение под веками? Он закрыл глаза, но они все равно пытаются что-то разглядеть. У настоящего слепого зрачки давно бы остановились.
— Выходит, маленький засранец просто дурачит нас, — пробормотал охранник.
— Открой глаза, — ровным тоном приказал босс.
Сего не подчинился. Притворная слепота была его единственным преимуществом перед похитителями. Единственным инструментом, который он прятал в заднем кармане.
— Открой глаза, или я велю Альдо проткнуть их ножом, и тогда посмотрим, насколько они тебе дороги.
Босс сказал это так, что сомневаться в его намерении не приходилось. В голове у Сего эхом прозвучал голос старого мастера: «Учитесь понимать, когда нужно держать позицию, а когда лучше отступить. Удерживая ее слишком долго, можно оказаться в невыгодном положении».
Сего открыл глаза.
Человек, стоявший перед ним, был огромен. Подлокотники кресла из последних сил сдерживали расползающуюся плоть. На Сего он смотрел, причмокивая губами, как на выставленный напоказ кусок мяса.
— Хм... Золотистые глаза. Никогда таких не видел. Гриварский род, определенно, но какой вид, наверняка сказать не могу. — Босс окинул мальчика оценивающим взглядом и продолжил уже другим, снисходительным тоном: — Кто твоя мамочка, малыш? Из какой ты семьи? А нет ли в тебе чего-то от гранта?
Сего непонимающе смотрел на него.
— Ну, значит, просто еще один бродяжка. — Толстяк повернулся к Альдо. — Так говоришь, его нашли у «Лампаи»? Уверен, что он не из наших? Или не сбежал от Сауло на другом конце города?
Альдо покачал головой:
— Ни то ни другое, босс. Мы его просканировали, поискали в архивах — там ничего нет. Действительно странно. Обычно у этих ребятишек хоть какой-то след находится.
— Откуда ты взялся, малыш? — Босс пристально посмотрел на Сего.
Тот молча встретил его взгляд.
— Среди этих мальчишек всегда есть такие вот злюки. — Когда босс говорил, с его губ летели капельки слюны. — Ты не понимаешь, златоглазка, что папочка Талу хочет тебе помочь. Я мог бы вышвырнуть тебя обратно на улицу, чтобы ты подметал полы или подавал угощение какому-нибудь богатенькому даймё. Ты бы шел по жизни с дырой в сердце, всегда чувствуя притяжение света и не понимая, чего тебе не хватает. — Человек, назвавший себя Талу, помолчал, облизывая губы. — Ты можешь пройти здесь Путь Света, исполнить свое предназначение. Борьба — вот для чего ты рожден, златоглазка. Я на твоей стороне, неужели не видишь? Выступай успешно, и обращаться с тобой будут хорошо. Может быть, тебя даже купит какой-нибудь толстосум — служить семье или бизнесу. Делать что-то хорошее в этом мире. Не понимаешь?
Чутье советовало Сего хранить молчание.
— Они не понимают. — Талу вздохнул; звук получился ужасный, каркающий. — Когда-нибудь ты еще поблагодаришь меня, златоглазка. — Он развернул свое кресло и принялся просматривать изображения на портативном лайтдеке. — Запиши его в команду. Посмотрим, как у него сладится с наставником Озарком.
Охранники уже повели Сего к выходу, когда Талу снова повернулся к нему.
— И на этот раз, малыш, держи глаза открытыми. Они тебе понадобятся.
Двор был обнесен высокими каменными стенами с высокими решетчатыми окнами, выходящими на уровень улиц Подземья. Кое-где на стенах виднелись дорожки тускло светящегося мха; сама дворовая площадка представляла собой круг утрамбованного красного грунта. По периметру двора бежали цепочкой восемь бритоголовых мальчиков, связанных одной веревкой.
Когда мальчик в конце цепочки споткнулся, остальные продолжали бежать, волоча беднягу по земле — то ли не заметили, что их товарищ упал, то ли им было все равно. Паренек впереди смахивал на быка — мышцы на ногах вздулись, на лбу пульсировала вена. Он тянул за собой остальных.
Стоявший в центре круга мужчина скрипучим голосом требовал бежать быстрее, тянуть сильнее и подниматься с земли. Приятного впечатления он не производил.
Охранник подвел к нему Сего:
— Наставник Озарк, у нас тут новенький для твоей команды.
— Должно быть, какая-то ошибка, — не отводя глаз от бегущих мальчишек, сказал Озарк. (Сего заметил имплантированное в горло аудиоустройство, из которого и доносился скрипучий голос.) — У меня команда полная.
— Приказ босса, Озарк, — продолжал охранник. — Босс сказал, чтобы ты взял его к себе — пусть освоится и потренируется.
— Ну, раз босс сказал, так тому и быть. Просто теперь ребятам придется делить еду на девятерых вместо восьмерых.
Озарк перевел выцветшие желтые глаза на Сего. Хмурое выражение не изменилось — похоже, оно обосновалось на его лице раз и навсегда.
— Хотя они точно не придут в восторг.
Охранник кивнул и ушел, оставив Сего во дворе с Озарком.
— Кем бы ты себя ни мнил и кем бы ни был, забудь обо всем. Теперь ты являешься собственностью Талу и, как его собственность, являешься и моей собственностью. Я твой наставник, и это значит: я приказываю — ты выполняешь. Когда я приказываю: «ползи!» — ты ползешь. Когда я говорю: «Бей!» — ты бьешь. — Озарк повернулся к бегущим и закричал на замыкающего. — Вставай, червяк! Двигайся, да поживее, а иначе будете носить друг друга до темной смены!
Мальчонка в конце цепочки, похоже, мог вот-вот отключиться. По грязному лицу текли слезы. Некоторое время его просто тащили на веревке, но потом ему удалось, ухватившись за нее, подняться и побежать.
— Задача у меня одна, и заключается она в том, чтобы сделать тебя сильным и чтобы ты мог побеждать в круге. Твоя победа будет означать, что я со своей задачей справился. Твоя победа будет означать, что ты больше стоишь для Талу-лу-лу-лу... — В аудиоустройстве, похоже, случился какой-то сбой, с которым Озарк справился, хлопнув себя по затылку.
Сего невольно улыбнулся, а Озарк, заметив его реакцию, нахмурился еще сильнее, совершив, казалось бы, невозможное.
— Стой! — скомандовал наставник, и команда остановилась.
Некоторые согнулись в три погибели, тяжело отдуваясь; другие как подкошенные свалились на землю.
— Девятая команда! У вас новичок. Представляю... — Озарк выжидающе посмотрел на Сего, который все еще не решался поднять глаза.
— Сего.
— Сего. Так вот, ваш новый друг, Сего, веселится, глядя на вас. Говорит, что вы похожи на сборище недоумков, бегающих по кругу. Говорит, он вдвое сильнее любого из вас.
Теперь вся команда уставилась на Сего. Здоровяк, бежавший первым, расправил плечи и топнул ногой, точно готовый атаковать бык.
— Как, по-вашему, надлежит Девятой команде встретить новичка? Он ведь будет теперь с вами — тренироваться с вами, есть вашу еду, мочиться в ваш горшок. Разве он не заслуживает достойного приема? — Озарк потянул себя за бороденку, состоящую из нескольких длинных, жестких волос. — А, знаю-знаю. В честь Сего мы продлим тренировку на два часа. Да, наверное, вы пропустите ужин и ляжете спать голодными, но нам нужно принять во внимание интересы Сего, а ему — наверстать упущенное.
И без того до предела измотанные, мальчики поникли, понурились, но смолчали.
— Ну что ж, приступим. Выполним задание для нашего друга Сего. Бег по кругу! — рявкнул Озарк.
Сего поставили в середину цепочки. Веревка была снабжена металлическими карабинчиками, пристегивавшимися к петлям на поясе штанов. Стоявший перед Сего паренек со шрамом на подбородке обернулся и прошептал:
— Насмехаешься над нами? Плохо. Команда с тобой рассчитается.
Здоровяк во главе группы тоже смерил Сего угрюмым взглядом и, отвернувшись, устремился вперед, вызвав цепную реакцию рывков и столкновений. Один мальчишка споткнулся, следовавший за ним упал, и его потащили по земле, не давая возможности подняться.
Озарк наблюдал с мерзкой ухмылкой, время от времени покрикивая и требуя прибавить ходу.
Убедившись, что группа выбилась из сил и большинство едва держится на ногах, он крикнул:
— Ленивца несут!
По этой команде группа делилась на пары, после чего один взваливал на себя другого и носил по двору, пока не падал на колени.
Сего попал в пару с обладателем шрама на подбородке. Мальчишка, судя по его злобному взгляду, не был склонен к сотрудничеству. Став в свою очередь ношей, он сделал все возможное, чтобы затруднить Сего выполнение задачи и, переместив свой вес, свалился с его спины как мешок с репой.
Сего разочарованно вздохнул, а его напарник поднялся с самодовольной ухмылкой на лице. В следующую секунду он отвернулся, и Сего быстро подсел под него, схватил за ногу и взвалил на плечи, классически, хотя и не до конца, исполнив колесо через плечи.
Мальчишка удивленно хмыкнул и постарался поудобнее устроиться на спине у Сего. Бегая по двору вместе с остальными, Сего вспомнил, как старый мастер заставлял его часами разучивать ката-гурума.
Глядя на своих новых товарищей, он отмечал, что их способы переноски напарников далеки от эффективных. Так, лидер — про себя Сего называл его Быком — обливаясь потом, нес парнишку помладше под мышкой.
Последнее задание Озарка называлось «висеть до последнего».
По периметру площадки с потолка свисали веревки, и каждый должен был забраться наверх, повиснуть и продержаться, сколько сможет.
— Кто упадет первым, тот всю следующую неделю дежурит по ночному горшку, — пообещал Озарк.
Сего не знал, в чем заключаются обязанности дежурного по ночному горшку, но решил, что заступать на такое дежурство не хочет.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы залезть с помощью рук и ног, как островной ферркот. Там, наверху, сквозь оконные решетки проникал уличный свет; на висящих под потолком мальчишек падали багровые тени. У некоторых после многочасовой тяжелой тренировки вибрировали мышцы.
Почему бы не победить этих ребят? Сего знал, что способен продержаться дольше любого из них, возможно до глубокой ночи. Если показать, какой он сильный, они, наверное, будут с ним поосторожней.
Сего посмотрел направо, на мальчонку, висевшего рядом с ним. Того самого, которого тащили на веревке. Он весь дрожал от напряжения, по щекам текли слезы.
— Давай, Плакса, — поддразнивал его висевший чуть дальше паренек с желтыми дерзкими шакальими глазами. — Можешь падать прямо сейчас. Знаешь же, что все равно свалишься первым. Вы, серые, для того и созданы, чтобы ночные горшки вычищать.
Снова в голове у Сего зазвучал голос, на этот раз особенно громко, как будто старый мастер стоял здесь же, во дворе. «Мы сражаемся для того, чтобы остальным не пришлось этого делать».
Сего разжал пальцы и ловко приземлился на ноги.
И встретился взглядом с Озарком.
План сработал не так, как предполагал Сего. Показав слабость, он надеялся, что команда простит ему дополнительные часы тренировки и поделится едой. Но нет: словно стая почуявших запах крови волков, она сочла его жертвой.
После изнурительных занятий наставник Озарк задержал новичка и заставил перетащить все оборудование со двора на склад. Работу Сего заканчивал под громкое урчание желудка, в котором со вчерашнего дня не побывало ни крошки.
Придя наконец в спальню, он обнаружил, что отдохнуть негде. Хотя дополнительную койку для него поставили, на матрасе лежало несколько металлических банок. С верхней койки свесился парень со шрамом на подбородке, подцепил пальцем комок зеленой гущи, отправил его в рот и громко рыгнул.
— Будет кровать Модека, — сказал он.
— Модека? — переспросил Сего.
— Да. Вот это Модек. — Парень кивком указал на банки. Говорил он с каким-то незнакомым акцентом. — Команда решила, что сегодня твоя зеленка — его.
С койки напротив подал голос здоровяк, таскавший остальных по кругу. Как и ожидал Сего, его голос звучал так, словно исходил из выдолбленного бревна. Звали парня Дозер, и он действительно имел некоторое сходство с бульдозером.
— Модек наверняка продержался бы на веревке дольше, чем ты, слабак. Поэтому он получил твою кровать, а ты будешь спать на полу, — объявил он деловитым тоном.
Еще один парень подошел к Сего и остановился, скрестив руки на груди и поджав губы. Сего узнал в нем типа с желтыми шакальими глазами, который насмехался над расплакавшимся малышом.
— А теперь Дозер и Коленки займутся нашим новичком, обеспечат ему радушный прием, как велел наставник Озарк, — прошипел он. — Нам здесь не до детских игр. Никто же не знает, как долго придется возиться с этим... Сего.
Здоровяк, которого назвали Дозером, громко заухал:
— Пока у меня не появится патрон.
Желтоглазый презрительно посмотрел на него сверху вниз:
— Заткнись, Дозер. Не вмешивайся, когда я говорю. И патрона тебе не видать еще долго.
Дозер потупился:
— Но, Шиар...
— Как я уже сказал, мы должны обеспечить Сего теплый прием, тем более что он так любезно изъявил желание поработать с ночным горшком. Почему бы не оказать ему ответную любезность, позволив заступить на дежурство уже сегодня? Кстати, меня жутко распирает после зеленки. — Шиар облизнул губы. — Дозер, почему бы тебе не начать? Выдай-ка твой знаменитый вонючий залп — так, чтоб из горшка через край.
Дозер хлопнул в ладоши и направился в смежный со спальней туалет. Проходя мимо новенького, окинул его свирепым взглядом. Шиар же, придвинувшись ближе, прошептал Сего на ухо:
— Не думай, что я не видел. Ты нарочно отпустил веревку. Только имей в виду, серый, жалости ты здесь не найдешь.
После Дозера еще несколько мальчишек потянулись к горшку. Парень со шрамом на подбородке, Коленки, ухмыльнулся.
— Ну, теперь ты по уши в дерьме.
Шиар ушел последним и вернулся с маленькой проволочной щеткой. Протянув ее Сего, сказал:
— Горшок почти полон, и больше половины навалил Дозер. Слей все в помойную канаву, а потом вот этой щеткой вычисти горшок до блеска. Охранник в утренней смене большой придира, так что постарайся, чтоб ни пятнышка.
Вокруг зазвучали смешки, а Дозер даже восторженно хлопнул ладонью по металлическому столбику койки.
Сего не взял щетку, даже не переменил позу, стоя с опущенными руками.
Он знал немало боевых приемов, знал, как надо двигаться, дышать, беречь силы. Но его не учили разбираться с такими вот мальчишками. И снова в самый нужный момент прозвучал в голове голос старого мастера: «Возможно, тебе понадобится отдать позицию, чтобы получить позицию. Не бойся отступить, позволь противнику диктовать тебе темп. А потом, когда он решит, что контролирует ситуацию, воспользуйся импульсом к своей выгоде».
Секунду Сего смотрел Шиару в глаза, а затем с молниеносной быстротой выхватил щетку из его руки. Шиар вздрогнул, но скрыл удивление за натужным хохотком. Сего же приступил к работе и, опорожнив горшок, принялся оттирать его металлической щеткой. Оказалось, это не так уж просто, тем более что приходилось задерживать дыхание. К концу руки до того устали, что повисли плетьми, а перед глазами из-за нехватки воздуха плыли белые круги.
Когда Сего вернулся в спальню, все остальные уже крепко спали. Он нашел местечко в углу комнаты и свернулся калачиком на холодном каменном полу рядом с койкой того малыша. Вскоре стало понятно, почему в команде его прозвали Плаксой — парнишка силился сдерживать рыдания, но все равно под натянутой на голову рваной простыней раздавались всхлипы.
Слушая его плач, Сего заставил себя закрыть глаза и попытался уснуть.
Гривар не должен стремиться к владению землей, деньгами и слугами — мирским имуществом — сверх необходимого. Отказываясь от всего и посвящая себя совершенствованию боевого мастерства, гривар освобождается от бремени, чтобы атаковать и защищаться без колебаний.
Седьмая заповедь Кодекса боя
Зеленоватое свечение играло на коже Сего. Легко, без малейших усилий разрезая волны, он чувствовал, как те набухают, проходят под ним и берут курс на далекий берег, о который разобьются в конце пути.
Рой кожистых летучих мышей скользил над водой рядом с ним, то и дело, словно пикирующие бомбардировщики, бросаясь вниз, на пенящийся вокруг него планктон. Мерцающая полоса планктона уходила вдаль, образуя своего рода дорожку для Сего.
Впереди, примерно в десяти ярдах, виднелся темный силуэт. Кто-то другой плыл в той же светящейся полосе, рассекая волны и сохраняя отрыв, сократить который Сего, как ни старался, не мог.
Сего попытался найти свой ритм — ровный, устойчивый, интенсивный. Какое бы физическое упражнение ни выполняли братья — борьбу, бег, скалолазание или плавание, — старый мастер всегда требовал выкладываться по полной.
Ноги, руки, туловище работали в унисон, каждый гребок питался энергией предыдущего, каждый вдох соответствовал каждому рывку.
Сего не думал о мрачных глубинах. Вне светящейся ленты планктона повсюду царила темнота. Небо над ним было таким же черным и непостижимым, как и бездна.
Сего плыл, следуя своему ритму.
Внезапно он услышал крик. Силуэт впереди исчез с поверхности воды.
Сего нырнул и попытался подплыть к тонущему, но ощутил сопротивление воды. Она уплотнялась, становилась вязкой и тягучей. Его движения замедлялись, вода будто застывала вокруг ног и рук.
Воздуха в легких уже не осталось, какая-то сила тянула Сего вниз. Он отчаянно пытался подплыть к тонущему, но не мог сдвинуться с места. Жидкость обволакивала, затекала в рот и уши, душила и застилала глаза.
Он погружался в темноту.
Сего снова проснулся на голом холодном полу в Подземье. И почему-то вспомнил тот светящийся комочек, частенько навещавший его в камере. После перехода в Девятую команду Сего больше не встречался с ним. Ему не хватало тех односторонних разговоров — новые товарищи были далеко не такими хорошими слушателями.
В комнату вошел пожилой охранник. Шагая между кроватями, он тряс их так, что дребезжали железные рамы.
— Пора вставать и приниматься за дело. Шевелитесь, нытики. — Сильнее всего он тряхнул койку Плаксы.
По утрам каждый мальчик получал банку бойцовской зелени. Сняв крышку, Сего поморщился и отвернулся — в нос ударил неприятный запах.
Уловив краем глаза его реакцию, охранник на секунду остановился:
— Тебе чертовски повезло, парень. Есть койка, есть чем наполнить брюхо каждое утро. А ты выйди туда. Посмотри на тех подонков, на кливерных наркоманов, на темное отродье. Поймешь, какой ты везунчик.
После очередной холодной ночи все проснулись голодными и на еду набросились с завидной целеустремленностью, хотя и без восторга. Дозер, закончивший первым, швырнул пустую банку в стену напротив своей койки, подтянул штаны на завязках и громко рыгнул.
— Эх, поскорее бы выйти — я им покажу, на что способен.
Он помахал руками, нанося удары воображаемому противнику.
— С такими панчами тебя ни один патрон не возьмет, — поддразнил его Коленки, парень со шрамом, и, подобрав банку, бросил Дозеру.
Тот сбил ее на лету:
— Да, конечно! А тебя возьмут, когда ты все свои бои проиграл? Да, вентуриец?
— Всего-то один бой, к тому же тот парень весил фунтов на тридцать больше. Бык вроде тебя, качок надутый, умения — ноль. Просто сел на меня и задавил, — объяснил, оправдываясь, Коленки.
— Какая разница, главное — ты проиграл. Патронам важен результат. Ты будешь во дворе с детьми возиться, а я в Лицей отправлюсь. Когда-нибудь стану рыцарем. И сделаю настоящую флюкс-тату.
Коленки захохотал так, что едва не подавился зеленкой.
— Что? — Дозер даже покраснел от обиды. — Почему ты думаешь, что я не поступлю в Лицей?
— Не могу представить тебя рыцарем. Никак ты в этот образ не вписываешься. Разве что какой-нибудь патрон купит тебя со скидкой. — Коленки ухмыльнулся.
Дозер напрягся и даже шагнул к насмешнику, но тут в комнату вернулся старый охранник.
— Поберегите силы для круга. А теперь отправляйтесь во двор. Как я слышал, наставник Озарк приготовил для вас что-то особенное. — Он зловеще усмехнулся.
Сего натянул штаны и сел на койку — ждать своей очереди обрить голову. Бритва была одна, и ее передавали по кругу. Талу требовал брить голову каждое утро, чтобы наносить новое флюкс-клеймо. Сего уже знал, что клеймо обозначает индивидуальную цену каждого ученика в битах. Наблюдавшие за поединками патроны могли определить, кто из мальчишек чего стоит и есть ли смысл его покупать. С каждой победой цена ученика возрастала, и это отражалось в его флюкс-клейме. Цена Сего равнялась пока нулю; его предыдущие поединки всего лишь дали основание считать, что он готов заниматься у наставника.
Построившись позади охранника, команда направилась во двор. Проталкиваясь в голову колонны, Шиар насмешливо посмотрел на Сего. К этому времени у Шиара были самые лучшие показатели; ненамного отставал от него Дозер.
Слушая в перерывах разговоры своих новых товарищей, Сего пытался понять, зачем все это делается. Приобретая мальчишек для своей школы, Талу не стеснялся в выборе средств. Дозера купили по бросовой цене у какого-то уличного торговца, спешившего избавиться от неходового товара перед переселением в Верхний мир. Коленки прибыл с партией вентурийских грантов, отправленных в Глубь для работы в шахтах. Плаксу взяли из сиротского приюта сразу после того, как его родители умерли от киммерийской тени. Некоторых мальчиков просто подобрали на улице. Как и самого Сего.
Шиар был — о чем он непрестанно всем напоминал — из чистой семьи Подземья, которую застали тяжелые времена. Насколько смог понять Сего, родителям пришлось продать все свое имущество и некоторых детей, в том числе и Шиара.
После покупки мальчики проходили курс боевой адаптации — не требующую больших затрат подготовку, направленную на повышение качества и цены продукта. Для тренерской работы с рекрутами Талу нанимал таких людей, как Озарк, обещая им небольшую долю от успешных продаж. После подготовительного курса Талу выставлял юных гриваров в свой круг для показательных боев, чтобы потенциальные клиенты могли наблюдать за ними и делать ставки. Обычно патроны приобретали гриваров в юном возрасте — мальчику легче привить преданность хозяину.
Хотя Сего уже слегка освоился в странном мире Подземья, он понимал, что еще многое нужно узнать и многому научиться.
Наставник Озарк с навсегда, похоже, въевшейся в его физиономию угрюмостью дожидался своих подопечных во дворе.
— Ну что, паршивцы, пора заняться делом как следует. Некоторым из вас предстоит вскоре драться, и мне нужно, чтобы вы победили. Ваша победа — моя победа, а значит, и победа Талу. — Озарк пристально посмотрел на Сего. — Проиграешь — долго не протянешь. Талу ждать не станет — пережует и выплюнет. Вернешься на улицу, откуда пришел, а там киммерийская тень тебя приберет.
В школе Талу подготовка состояла в основном из упражнений, направленных на закалку духа и укрепление стойкости в бою. Здесь не обучали технике боя, не развивали навыки, необходимые для будущего совершенствования. Талу не заглядывал далеко вперед и делал ставку на скорую продажу большей части своих активов.
Для начала Озарк приказал сделать пятьдесят отжиманий, и его металлический голос эхом отразился от каменных стен. Потом мальчики ползали по-собачьи и бегали на четвереньках по периметру двора до полного изнеможения. И в конце еще носили друг друга, пока не валились с ног.
Время от времени Озарк заставлял подопечных вести бой с тенью или демонстрировать круговой удар ногой, что служило для него показателем прогресса. Ему нравилось наблюдать, как мальчишки падают, теряя равновесие в момент поворота. Он не давал никаких советов, не показывал, как наносить раунд-кик, зато издевался над неуклюжестью, разражаясь после каждой неудачи отрывистым и хриплым, как у гиены, смехом.
Сего знал, что старый мастер преподал ему настоящую технику. Показал те едва уловимые движения, которые и делают разницу. Дал понять, что сила любого удара, рукой или ногой, идет от бедер. Научил использовать рычаг и инерцию противника.
Последние несколько дней Сего держался незаметно, выполнял свои обязанности, выносил и чистил горшок — делал все, что от него требовалось. Товарищи по команде продолжали понемногу отравлять ему жизнь: воровали еду, сообщали Озарку о нарушениях и во время тренировок устраивали мелкие пакости вроде тычка в бок.
Он чувствовал, что время использовать импульс противника почти пришло. Нужно, войдя в круг, показать свою силу.
Ждать первого боя Девятой команде пришлось недолго. Наставник Озарк хотел как можно скорее проверить Сего и определить, чего он стоит.
После многочасовых тренировок под глазами у Сего темнели круги, а тело затекло, потому что он по-прежнему проводил ночи на каменном полу. По утрам остальные члены команды смотрели на него сверху со своих коек.
Озарк направился к кругу, мальчишки строем последовали за ним.
— И не вздумайте отлынивать, паршивцы. Лузеры остаются лузерами, — предупредил наставник.
Круг находился в центре большой усадьбы Талу. Сего уже провел здесь несколько поединков, но по-настоящему, открытыми глазами, увидел его лишь теперь.
Весь огромный зал слился для него в шумное, пестрое пятно. Мужчины и женщины сидели вдоль стойки бара, пялились на светящиеся экраны, толпились по периметру круга, разговаривали, чокались стаканами, колотили ладонями по перилам и орали на десятках непонятных языков. В воздухе стоял запах прокисшего эля. Вонючий трубочный дым тянулся к потолку, где собралось серое облако. В дальнем конце зала дымилось на жаровне какое-то мясо, добавляя смраду в и без того душную атмосферу.
Сего уже задыхался, а ведь поединок еще не начался. Подойдя к стене круга, он попытался успокоиться, выталкивая воздух из легких, как учил старый мастер. Вот только вдыхать приходилось тот же воздух, и грудь сжималась все теснее.
Озарк подтолкнул его вперед, в пульсировавший лазурно-голубой стальной круг.
Противник уже стоял напротив — мальчик примерно такого же сложения, может быть на несколько дюймов выше, со вздернутым носом и узкими глазами. Судя по клейму на голове, он имел на своем счету несколько выигранных в кругу боев. Стоявший рядом наставник что-то шептал ему на ухо.
Над кругом вспыхнуло большое световое табло с изображением Сего и его противника, с мигающими цифрами, сосредоточиться на которых не получалось.
Сего почувствовал, как усилилось биение сердца. Отражается ли сердечный ритм на табло? Видит ли это противник? Мальчик попытался сделать еще один глубокий вдох, но безуспешно.
Сего не понимал, ради чего он здесь. Неужели старый мастер обучал его искусству боя для того, чтобы драться в этом притоне на потеху пьяным обитателям Глуби? Чтобы его купил какой-то патрон, на службе у которого он проведет остаток своих дней? Бессмыслица. От бесплодных мыслей кружилась голова.
Откуда-то вдруг вырвался рой светящихся голубых огоньков. Собравшись в гроздь, они повисли над кругом. Сего слышал, что они называются спектралами. Спектралы напоминали светящийся комочек в его камере, но выглядели все же иначе.
Сего сразу ощутил их свет. Он проникал в глаза и растекался теплом по коже. Ничего похожего мальчик прежде не испытывал. Окружавший его хаос растворился в тишине, как будто на арену опустился звуконепроницаемый пузырь. Но можно было дышать. Скопившийся воздух вырвался из легких. Сего вдохнул через нос, и другой, свежий воздух заполнил каждую клеточку тела, побежал вдоль позвоночника, смыл напряжение в плечах и отозвался легким покалыванием в пальцах рук и ног.
Дыхание и сердечный ритм успокоились, все вокруг замедлилось и вошло в фокус. Теперь Сего ясно видел своего противника. Больше никого, только два мальчика, разделенные кругом. Все так, как и должно быть. Его прошлое, его одеревеневшее тело, проблемы с командой и наставником Озарком — все это не имеет теперь никакого значения.
Другой мальчик двинулся в его сторону. Но почему он так неуклюж, так медлителен? Сего остался на месте.