Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
- Sprache: Russisch
Завершающий том цикла «Колесо Времени». Грандиозная фэнтезийная сага приближается к концу. Мир замер в ожидании начала Последней битвы, того самого решающего сражения между силами Света и силами Тьмы. Фактически она уже началась.Кандор, одна из Пограничных земель, захвачен ордами троллоков. В Тарвиновом ущелье, ведущем из Великого Запустения в населенные людьми земли, кипит сражение. Подвергшийся нападению сил Тьмы город Кэймлин, столица королевства Андор, пал под ударами приспешников Темного. В Черной Башне — предательство. Объединенные силы Света сходятся на свой последний совет перед великим сражением. Ранд ал'Тор — Дракон Возрожденный — заявляет, что собирается поразить Темного и готов пожертвовать ради победы собственной жизнью. Но прежде требует подписать договор о будущем мире между народами. Впрочем, чем бы ни завершилась битва, Свет все помнит. Свет помнит всех. Память Света светла.Впервые на русском!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 1710
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Robert Jordan and Brandon Sanderson
A MEMORY OF LIGHT
Copyright © 2012 by Bandersnatch Group, Inc.
Maps by Ellisa Mitchell
Interior illustrations by Matthew C. Nielsen and Ellisa Mitchell
All rights reserved
Перевод с английского Андрея Полошака, Тахира Велимеева
Серийное оформление Виктории Манацковой
Оформление обложки Татьяны Павловой
Издательство благодарит за помощь в работе над циклом «Колесо Времени» Тахира Адильевича Велимеева, Бориса Германовича Малагина, а также всех участников сетевого содружества «Цитадель Детей Света», способствовавших выходу в свет настоящего издания.
Джордан Р., Сандерсон Б.
Колесо Времени. Кн. 14 : Память Света : роман / Роберт Джордан, Брендон Сандерсон ; пер. с англ. А. Полошака. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. + вкл. (4 с.). — (Звезды новой фэнтези).
ISBN 978-5-389-27570-6
16+
Завершающий том цикла «Колесо Времени». Грандиозная фэнтезийная сага приближается к концу.
Мир замер в ожидании начала Последней битвы, того самого решающего сражения между силами Света и силами Тьмы.
Фактически она уже началась.
Кандор, одна из Пограничных земель, захвачен ордами троллоков. В Тарвиновом ущелье, ведущем из Великого Запустения в населенные людьми земли, кипит сражение.
Подвергшийся нападению сил Тьмы город Кэймлин, столица королевства Андор, пал под ударами приспешников Темного.
В Черной Башне — предательство.
Объединенные силы Света сходятся на свой последний совет перед великим сражением. Ранд ал’Тор — Дракон Возрожденный — заявляет, что собирается поразить Темного и готов пожертвовать ради победы собственной жизнью. Но прежде требует подписать договор о будущем мире между народами.
Впрочем, чем бы ни завершилась битва, Свет все помнит.
Свет помнит всех.
Память Света светла.
Впервые на русском!
© А. С. Полошак, перевод, 2024
© Т. А. Велимеев, перевод, глоссарий, 2024© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2024Издательство Азбука®
Харриет,свету жизни мистера Джордана.И Эмили,свету всей моей жизни
И пала Тень на землю, и раскололся Мир, как камень. И отступили океаны, и сгинули горы, и народы рассеялись по восьми сторонам Мира. Луна была как кровь, а солнце — как пепел. И кипели моря, и живые позавидовали мертвым. Разрушено было все, и все потеряно, все, кроме памяти, и одно воспоминание превыше всех прочих — о том, кто принес Тень и Разлом Мира. И имя ему было — Дракон.
Из «Алет нин Таэрин алта Камора, Разлом Мира».Неизвестный автор, Четвертая эпоха
Первая весть
Бэйрд сжал монету двумя пальцами — большим и указательным — и поежился, чувствуя, как сминается и плющится металл. Он убрал большой палец — на твердой меди остался явственный отпечаток, блестевший в неярком свете факела, — и ощутил такой озноб, будто всю ночь просидел в погребе.
В животе заурчало. Снова.
Порыв северного ветра встревожил пламя факелов. Бэйрд сидел близ центра военного лагеря, спиной к большому камню. Провиант давно испортился. Оголодавшие солдаты с ворчаньем грели руки над кострами или раскладывали по земле мечи, пряжки, кольчуги — все, что было у них металлического, — как раскладывают белье на просушку. Может, надеялись, что под утренним солнцем металл обретет прежние свойства.
Бэйрд скатал испорченную монету в шарик. «Храни нас Свет, — подумал он. — Свет...» Бросил шарик в траву и вернулся к работе над камнями.
— Хочу знать, что здесь случилось, Карам! — выкрикнул лорд Джарид. Он и его советники стояли неподалеку, вокруг стола, устланного картами Андора и окрестностей Кэймлина. — Мне надо знать, каким образом они подошли так близко, и еще мне нужна голова королевы Айз Седай, этой треклятой приспешницы Темного! — Джарид стукнул кулаком по столу.
В прошлом Бэйрд не замечал у него в глазах столь безумного блеска, но под гнетом событий — испортившееся продовольствие, странные создания в ночи — лорд превращался в другого человека.
Позади Джарида бесформенной грудой лежал командирский шатер. Волосы Джарида, отросшие за время изгнания, теперь развевались на ветру, на лице дрожали отблески факела, а к мундиру, когда лорд выползал из шатра, пристали сухие травинки.
Недоумевающие слуги пытались вытащить из-под складок ткани железные шесты, но те размягчились, как и весь металл в лагере, а крепежные кольца растянулись и разошлись, словно теплый воск.
В ночи пахло как-то не так: древней пылью и затхлыми комнатами, куда не входили уже много лет. Такому запаху не место на лесной полянке. В животе у Бэйрда снова заурчало. О Свет! Вот бы заморить червячка... Он сосредоточил внимание на работе, держа камни так, как в детстве учил его старый Паппил. При ударе камня о камень рождалось чувство, отгонявшее голод и озноб. Хоть что-то в этом мире осталось неизменным.
Лорд Джарид бросил на него недовольный взгляд. Бэйрд входил в число десяти человек, этой ночью выбранных лордом для охраны шатра.
— Принесите мне голову Илэйн, Карам, — произнес Джарид, повернувшись к своим капитанам. — Эта шальная ночь — дело рук ее ведьм.
— Принести голову? — раздался скептический голос стоявшего чуть поодаль Эри. — Каким образом?
Лорд Джарид оглянулся. Все, кто стоял у освещенного факелом стола, последовали его примеру. Эри смотрел в небеса. На плече — нашивка: золотой кабан бросается на красное копье. Знак личного телохранителя лорда Джарида, но голосу Эри недоставало уважения.
— Как именно, Джарид, следует отделить ее голову от тела? Зубами отгрызть?
От столь вопиющей дерзости замер весь лагерь. Бэйрд перестал стучать камнем о камень. Да, поговаривали, что лорд Джарид превратился в форменного сумасброда. Но такое?
— Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? — брызнул слюной покрасневший от ярости Джарид. — Ты, мой телохранитель!
Эри не отрывал взгляда от запеленутого в хмарь неба.
— Ты лишен денежного довольствия за два месяца! — объявил Джарид, но голос его дрожал. — Разжалован и назначен чистить отхожие места впредь до особого распоряжения. А заговоришь со мною снова, отрежу тебе язык!
Бэйрд вздрогнул под дуновением холодного ветра. Эри был лучшим из всех, кто остался от повстанческой армии. Другие телохранители замялись и потупились.
Эри взглянул на лорда и улыбнулся. Ни слова не сказал. В этом не было необходимости. «Отрежу тебе язык»? Весь до последнего металл в лагере размяк, как топленое сало. На столе перед лордом лежал покоробленный кинжал, растянувшийся, когда тот доставал его из ножен. Борта расстегнутого мундира хлопали по телу Джарида; в прошлом их украшали серебряные пуговицы.
— Джарид... — произнес Карам. Юный лорд одного из второстепенных Домов, лояльных Дому Саранд, был толстогуб, но худощав лицом. — Ты и правда... Правда считаешь, что это сделали Айз Седай? Что они уничтожили весь наш металл?
— Ну конечно! — рявкнул Джарид. — А кто еще? Только не говори, что веришь в те байки, что травят у костров на привале. Последняя битва? Ха! — Он опустил взгляд на стол, где лежала, придавленная камешками по углам, карта Андора.
Бэйрд вернулся к своим камням. Тук, тук, тук. Сланец и гранит. Непросто оказалось отыскать подходящие камни, но дед Паппил научил внука разбираться в их разновидностях. Когда отец Бэйрда отказался от семейного ремесла, перебрался в город и стал мясником, старик решил, что его предали.
Сланец мягкий, гладкий. Гранит бугристый, с острыми краями. Да, остались в мире неизменные вещи, хоть и немного. Такое уж ныне время, что кругом обман. В прошлом неколебимые лорды того и гляди размякнут... ну, как металл. В небе бурлят черные тучи, а храбрецы, с которых Бэйрд всегда брал пример, дрожат от страха и поскуливают в ночи.
— Неспокойно мне, Джарид. — Пожилой лорд Дэвиес был кем-то вроде Джаридова наперсника. — Сколько дней прошло, а нам никто не встретился. Ни фермеров, ни солдат королевы. Что-то недоброе творится.
— Она увела людей, — прорычал Джарид. — Готовится внезапно атаковать.
— По-моему, Джарид, она не обращает на нас внимания, — заметил Карам, посмотрев на небо, где по-прежнему клубились тучи. Бэйрд подумал, что уже несколько месяцев он не видел неба без туч. — Зачем ей утруждать себя? Наши люди голодают. Еда как портилась, так и портится. Все признаки...
— Она хочет выдавить нас с этих земель! — заявил Джарид, выпучив горящие глаза. — Все это — дело рук Айз Седай!
В лагере вдруг стало тихо, если не считать стука камней Бэйрда. Мясницкое ремесло ему никогда не нравилось, но так уж вышло, что он обрел пристанище в страже лорда. Поразительно, но забивать скот и резать людей — почти одно и то же. Неприятно вспоминать, с какой легкостью Бэйрд переменил одно занятие на другое.
Тук, тук, тук.
Эри обернулся. Джарид с подозрением смотрел на Бэйрда, словно собираясь объявить о более строгом взыскании.
«Он же не всегда был настолько плох? — подумал Бэйрд. — Да, хотел усадить жену на трон, но какой лорд этого не хочет?» Трудно понять, что кроется за ширмой его имени. Из поколения в поколение семья Бэйрд почитала семью Саранд.
Эри направился прочь от командного пункта.
— Куда это ты собрался?! — взревел Джарид.
Эри сорвал с плеча нашивку телохранителя семьи Саранд, отшвырнул ее в сторону и, шагнув из созданного факелом круга света, ушел в ночь навстречу северным ветрам.
В лагере мало кто спал. Люди жались у костровых ям, поближе к теплу и свету. Некоторые, вооружившись глиняными горшками, пытались варить пучки срезанной травы, листья или полоски кожи. Что угодно, лишь бы это могло сгодиться в пищу.
Глядя вслед Эри, многие встали.
— Дезертир, — прошипел Джарид. — Сколько всего пережили, а теперь он уходит. Лишь потому, что настали трудные времена!
— Люди и вправду голодают, Джарид, — повторил Дэвиес слова Карама.
— Знаю, знаю! Большое спасибо, что напоминаешь мне о наших бедах. С каждым треклятым вздохом! — Дрожащей рукой Джарид вытер лоб, а затем хлопнул потной ладонью по карте. — Нужно ударить по одному из крупных городов. Теперь, когда ей известно наше местоположение, от нее не сбежать. Беломостье. Возьмем Беломостье и пополним запасы провианта. После сегодняшнего фокуса ее Айз Седай наверняка ослаблены. Иначе она пошла бы в атаку.
Бэйрд бросил косой взгляд во тьму. Солдаты один за другим вставали, поднимая дубины и боевые посохи. Некоторые уходили без оружия. Они скатывали походные тюфяки, закидывали на спину узлы с пожитками, а затем тянулись прочь из лагеря, безмолвные, будто призраки. Ни звона кольчуг, ни позвякивания застежек на доспехах. Металла больше не было. Казалось, у этих людей отняли душу.
— Илэйн не рискнет выступить против нас большим числом, — сказал Джарид, словно уговаривая себя. — В Кэймлине наверняка неспокойно. Ты сообщал о множестве наемников, Шив. Чего доброго, они подняли восстание. Эления, конечно же, действует против Илэйн. Беломостье. Да, Беломостье — идеальный вариант. Видите ли, если удержим его, рассечем страну надвое. Наберем войска, заставим мужчин западного Андора встать под наше знамя. Затем двинем на... Как оно называется, то место? Ах да, Двуречье. Там тоже найдутся годные к службе. — Джарид с презрением фыркнул. — Говорят, у них десятилетиями не было лорда. Дайте четыре месяца, и у меня будет войско, с которым нельзя не считаться. Такое, что она не осмелится натравить на нас своих ведьм...
Бэйрд поднес камень к свету факела. Чтобы получился добрый наконечник копья, надо обрабатывать камень, идя от поверхности к сердцевине. На сланце Бэйрд начертил мелком нужную форму, затем обтесал его от краев к центру, а дальше уже нужно не бить, а постукивать, отсекая маленькие кусочки.
Одну сторону наконечника он успел сделать раньше, и со второй почти закончил. Ему казалось, что Паппил нашептывает: «Наше дело — камень, Бэйрд. Не слушай отца. Если копнуть поглубже, наше дело — камень, да и сами мы рождены от камня».
Лагерь покидали все новые и новые солдаты. Как ни странно, почти все молчали. Джарид наконец-то заметил, что происходит. Он выпрямился, схватил один из факелов и поднял его повыше:
— Куда они? На охоту? Уже несколько недель как нам не встречалось дичи. Может, капканы ставить?
Никто не ответил.
— Наверное, что-то увидели, — бормотал Джарид. — Или померещилось. Я не потерплю новой болтовни о призраках и прочих глупостях! Эти видения создают ведьмы, чтобы лишить нас присутствия духа. Вот именно... Именно так, а не иначе!
Неподалеку зашуршало: Карам рылся в ворохе парусины, недавно бывшей его палаткой. Наконец он выпрямился, держа в руках какой-то мешочек.
— Карам? — окликнул его Джарид.
Тот взглянул на лорда, опустил глаза и принялся развязывать поясной кошель. Замер, рассмеялся и вытряхнул его содержимое. Золотые монеты слиплись в комок, точь-в-точь как свиные уши в глиняном горшке. Карам сунул золото в карман, порылся в кошельке и выудил перстень. С кроваво-красным камнем в его центре ничего не стало.
— Пожалуй, в наши дни таким и за яблоко не расплатишься, — проворчал Карам.
— Немедленно объясни, что ты затеял! — рыкнул Джарид. — Твоих рук дело? — Он махнул рукой, указывая на уходящих солдат. — Решил поднять мятеж, да?
— К этому я не причастен, — с виноватым видом ответил Карам. — И ты тоже. Мне... очень жаль.
С этими словами он зашагал прочь от света факелов — к немалому изумлению Бэйрда, ведь лорд Карам и лорд Джарид дружили с самого детства.
Следом за ним побежал лорд Дэвиес. Удержать Карама, велеть ему вернуться? Нет, он догнал Карама, зашагал рядом, и оба скрылись во тьме.
— Считайте, что вы вне закона! — визгливо крикнул им вслед взбешенный Джарид. — Я буду консортом при королеве! Никто не даст укрытия ни вам, ни членам ваших Домов! Никто не предложит помощи! Десять поколений кряду!
Бэйрд опустил взгляд на камень в руке. Остался последний этап — шлифовка. Хороший, дельный наконечник должен быть гладким. Бэйрд взял еще один обломок гранита, подобранный им для этой цели, и принялся аккуратно водить им по боковине сланцевой заготовки.
«Похоже, это ремесло я помню лучше, чем предполагал», — думал он, а лорд Джарид никак не унимался.
В изготовлении наконечника было что-то могучее. Простые движения словно развеивали мрак. С недавних пор на Бэйрда, да и на весь лагерь, легла какая-то тень. Будто... Будто он, как ни пытайся, не мог оставаться на свету. Каждое утро он просыпался с чувством, что вчера похоронил близкого человека.
Оно может сломить тебя, такое отчаяние. Но акт созидания — любого созидания — дает ему отпор. Таков один из способов противостоять... ему. Тому, чье имя не принято произносить вслух. Тому, кто — и это всем известно — стоит за происходящим, независимо от слов лорда Джарида.
Бэйрд встал. Наконечник вышел неплохой, хотя отшлифовать еще разок не помешает. Но это позже. Бэйрд поднял древко копья — металлическое острие отвалилось, когда лагерь накрыло пузырем зла, — и на глазах у остальных гвардейцев прикрепил к нему новый наконечник — так, как в далеком прошлом показывал ему Паппил.
— Такие нам пригодятся, — сказал Мореар. — Можешь сделать еще?
Бэйрд кивнул:
— По пути остановимся у того холма, где я нашел сланец.
Умолкший было Джарид вытаращил глаза, блеснувшие пламенем факелов:
— Нет! Ты же мой телохранитель! Такой дерзости я не потерплю!
Лорд бросился к Бэйрду, и видно было, что он готов пролить кровь, но Мореар и Росс схватили его за руки. Похоже, Росс сам оторопел от своего поступка — как ни крути, это открытый мятеж, — но руку лорда не отпустил.
Бэйрд пошарил возле своей скатки, забрал кое-какие вещи и кивнул остальным. Те подошли к нему, и восемь телохранителей Джарида поволокли изрыгавшего проклятия лорда через лагерь — вернее сказать, через то, что от него осталось, — мимо тлеющих кострищ и упавших палаток, брошенных уходившими в ночь солдатами. Их становилось все больше, и они держали путь на север. Навстречу ветру.
На краю лагеря Бэйрд приметил отличное крепкое дерево. Он дал знак остальным, те взяли у него веревку и привязали лорда Джарида к толстому стволу. Тот не переставал ругаться, пока Мореар не заткнул ему рот носовым платком.
Бэйрд подступил к лорду Джариду и подсунул ему под локоть бурдюк с водой:
— Поменьше дергайтесь, милорд, а не то уроните. Кляп не слишком тугой, так что сумеете его выплюнуть. А как захочется пить, просто приподнимите руку. Вот, пробку я вынул.
Джарид свирепо уставился на него.
— Ничего личного, милорд, — продолжил Бэйрд. — Вы всегда были добры к моей семье. Но поймите, нельзя, чтобы вы увязались следом и усложняли нам жизнь. Пора кое-что сделать, а вы всем мешаете. Может, надо было кому-то раньше сказать, но уж как есть, так есть. Бывает, повесишь мясо вялиться, забудешь про него — и пиши пропало, весь окорок на выброс.
Он кивнул остальным, и те побежали за походными скатками. Затем Бэйрд указал Россу на ближайший выход сланца и объяснил, какой камень годится для наконечников, после чего вернулся к лорду Джариду. Тот рвался из пут.
— Дело не в ведьмах, милорд. Илэйн не виновата... Хотя правильнее называть ее королевой. Даже не верится, что этакая юная красотка стала королевой. Я предпочел бы не кланяться ей, а усадить себе на колено в какой-нибудь таверне. Но Андору нужна правительница, за которой пойдут в Последнюю битву. И это, уж простите, будет не ваша жена.
Джарид обмяк, обвиснув на веревках. Гнев вытек из него, будто кровь, и теперь лорд плакал. Как-то странно это — видеть, как плачет лорд.
— Когда нам кто-нибудь встретится — если встретится, — я скажу, где вас найти, — пообещал Бэйрд. — И еще скажу, что у вас могут найтись драгоценные камни. Может, за вами придут. Кто знает? — Он помолчал. — Зря вы встали у нас на пути. Ведь все, кроме вас, понимают, что будет. Дракон возродился, былые узы разрушены, старые клятвы забыты... И лучше я буду болтаться в петле, чем позволю Андору отправиться на Последнюю битву без меня.
Он закинул новое копье на плечо и зашагал в ночь. «Так или иначе, есть у меня клятва более древняя, чем перед твоим семейством. Клятва, от которой не в состоянии освободить и сам Дракон». Клятва перед родной землей. Эти камни у него в крови, а его кровь — в камнях Андора.
Бэйрд собрал остальных, и все отправились на север. В ночи за спиной у них всхлипывал одинокий лорд, а по лагерю начинали рыскать призраки.
Талманес потянул за поводья. Селфар загарцевал и тряхнул гривой. Энергии у чалого было хоть отбавляй — наверное, чуял тревогу хозяина.
В ночном воздухе висел густой дым. Дым и вопли. Талманес вел Отряд по дороге, наводненной перемазанными сажей людьми. Солдаты двигались словно среди обломков кораблекрушения в илистых водах, с беспокойством поглядывая на беженцев.
— Держать строй! — крикнул им Талманес. — Всю дорогу до Кэймлина пробежать не получится. Спокойней!
Он вел солдат со всей возможной быстротой, почти трусцой. Позвякивали доспехи. Половину Отряда Красной руки, включая Истина и почти всю кавалерию, Илэйн забрала с собой на Поле Меррилор. Наверное, допускала, что отступать придется в самом спешном порядке.
Так или иначе, от конников мало толку на городских улицах — вне всяких сомнений, запруженных не меньше, чем эта дорога. Селфар фыркнул и мотнул головой. Уже близко. Вон она, городская стена, чернеет в ночи, озаренная красноватым светом, будто весь город превратился в кострище.
«Помилуй Свет поверженное знамя...» — подумал Талманес, и его пробрал озноб. Над городом висели громадные клубы дыма. Дело скверное. Куда сквернее, чем когда айильцы напали на Кайриэн.
В конце концов он отпустил поводья, дав волю коню. Какое-то время чалый галопом летел по обочине, а затем Талманес с неохотой пересек дорогу, игнорируя мольбы о помощи. Удивительно, как повлияло на него время, проведенное в обществе Мэта. Теперь он жалел, что не способен предложить нуждающимся в поддержке реальную помощь. Так уж Мэтрим Коутон действовал на окружающих. В последнее время Талманес видел простых людей в совершенно ином свете. Может, потому, что толком не знал, считать Мэта лордом или нет?
С другой обочины Талманес какое-то время рассматривал горящий город, дожидаясь отставших солдат. Он мог бы посадить всех на лошадей — хотя парни не были обученными кавалеристами, за каждым солдатом в Отряде закрепили коня для дальних переходов, — однако сегодня решил не рисковать. На улицах наверняка встретятся троллоки и мурддраалы, и солдаты Талманеса должны быть готовы к внезапной стычке. Широкими колоннами маршировали пикинеры; с флангов их прикрывали стрелки с заряженными арбалетами. Талманес не допустит, чтобы его парни остались беззащитны перед атакой троллоков, — и не важно, насколько срочная у них боевая задача.
Но если потерять тех драконов...
«Да осияет нас Свет», — подумал Талманес. Казалось, что окутанный клубами дыма Кэймлин закипает, но в некоторых частях Внутреннего города, находившихся высоко на холме и видимых из-за стены, пожары еще не начались. Дворец не тронуло огнем. Может, гвардейцы еще держат оборону?
Вестей от королевы не поступало. Судя по всему, на подмогу в город никто не торопился. Должно быть, Илэйн до сих пор в неведении, а это плохо.
Очень плохо. Хуже не бывает.
Впереди Талманес заметил Сандипа и нескольких разведчиков Отряда. Стройный лейтенант с трудом пробирался через окружавших его беженцев.
— Умоляю, добрый господин! — причитала какая-то молодая женщина. — Мое дитя, моя дочь осталась на окраине, на северных холмах...
— У меня там лавка без присмотра! — вторил ей какой-то толстяк. — А в ней посуда!..
— Люди добрые, — въехал в толпу Талманес, — чтобы мы вам помогли, для начала расступитесь. Дайте войти в треклятый город.
Понемногу беженцы перестали напирать, и Сандип с благодарностью кивнул командиру. Этот загорелый и темноволосый офицер Отряда, к тому же еще и превосходный целитель-травник, отличался дружелюбием, но сегодня был мрачнее тучи.
— Сандип, глянь-ка вон туда, — указал Талманес на большую группу бойцов неподалеку. Все они смотрели на город.
— Наемники, — проворчал Сандип. — На пути мы встретили несколько отрядов. Похоже, никто из них не думает и пальцем шевельнуть.
— Это мы еще посмотрим, — заметил Талманес.
Люди рекой вытекали из городских ворот — кашляя, прижимая к груди скудные пожитки, таща за собой плачущих детей. Этот поток иссякнет еще не скоро. Народу в Кэймлине было как в таверне в базарный день, и те, кому повезло сейчас сбежать, — лишь малая крупица по сравнению с теми, кто остался за городскими стенами.
— Талманес, — негромко сказал Сандип, — скоро город превратится в мышеловку. Здесь недостаточно путей к отступлению. Если Отряд загонят в угол...
— Знаю. Но...
По беженцам у ворот вдруг прокатилась волна возбуждения, она была почти осязаема, будто людей охватила дрожь. Разрозненные возгласы сменились чуть ли всеобщим воплем. Талманес развернулся, оглядываясь. За стеной, в тенях у ворот, мелькали массивные фигуры.
— О Свет! — воскликнул Сандип. — Это еще кто?
— Троллоки, — ответил Талманес, поворачивая коня. — О Свет! Они хотят захватить ворота, чтобы перехватить беженцев и не выпустить их.
Из города ведут всего пять ворот, и стоит троллокам их перекрыть...
Значит, бойня уже началась. Если троллоки не дадут испуганным людям сбежать, дело примет совсем скверный оборот.
— Давай быстрей! Бегом! — громко скомандовал Талманес. — Все к воротам!
Он пришпорил Селфара, и тот перешел на галоп.
В любом другом месте такое здание с однообразно-унылыми комнатами назвали бы таверной, хотя Изам ни разу не видел здесь никого, кроме женщин с погасшим взглядом, что занимались уборкой и готовили безвкусную еду. Тут ему всегда было очень неуютно. Он сидел на жестком табурете за сосновым столом, таким старым, что древесина, пожалуй, утратила всякий цвет задолго до рождения Изама. К столешнице он старался лишний раз не касаться, а не то в ладони окажется больше заноз, чем копий у айильцев.
На столе стояла помятая жестяная кружка, наполненная темной жидкостью, но Изам не пил. Он сидел у стены и посматривал в единственное окно на немощеную улицу, тускло освещенную ржавыми фонарями. В окно он глядел украдкой, искоса, стараясь не высовываться, чтобы его не заметили через грязное стекло. В Городе лучше не привлекать ненужного внимания.
Город. Другого названия у этого места не было. Может, оно вообще никак не называлось. На первый взгляд поселение и впрямь походило на город, причем довольно большой. За две с лишним тысячи лет здесь без конца то разрушались, то вырастали здания, одинаково приземистые и невзрачные. Почти все они были построены пленниками, зачастую несведущими в строительском ремесле, а руководили ими такие же невежды. Многие дома не рушились только потому, что их подпирали стены соседских зданий.
Новый взгляд тайком на улицу. Струйка пота сбежала по щеке. Кто же придет по его душу?
Вечернее небо рассекал едва различимый профиль далекой горы. Где-то в Городе металл скрежетал по металлу, словно билось стальное сердце. За окном мелькали фигуры. Мужчины в запахнутых плащах с капюшонами, лица скрыты кроваво-красными вуалями, одни глаза блестят.
К таким лучше не присматриваться.
Прогремел гром. На склонах горы густо вспыхивали молнии, но какие-то странные, тянувшиеся не вниз, а вверх, к извечным серым тучам. Немногие из людей знали, что Город этот находится неподалеку от долины Такан’дар и сам Шайол Гул высится над ним. Разве что до некоторых доходил слух о его существовании. Что до Изама, он был бы не прочь оставаться в неведении.
Мимо окна прошли еще несколько человек. Красные вуали. Эти парни никогда их не снимают. Ну почти никогда. Если один из них опустит вуаль, значит пора его убить. Ведь иначе он убьет тебя. Казалось, эти люди бесцельно слоняются по улице, разве что хмуро смотрят друг на друга да охаживают пинками многочисленных бездомных псов, тощих и одичалых, случись тем оказаться на пути. Немногие женщины, рискнувшие выйти на улицу, смотрят в землю и жмутся к стенам домов. Детей не видать, да и вряд ли они тут есть. Город — не место для детей. Изам это знал. Он здесь вырос.
Один из прохожих заглянул в окно и остановился. Изам старался не шевелиться. Самма Н’Сэй, Ослепляющие, всегда были вспыльчивыми гордецами. Нет, «вспыльчивые» — это слишком мягко сказано. Чтобы вонзить нож в какого-то Бездарного, им хватит любого пустяка. Обычно кровью платил кто-то из слуг. Обычно, но не всегда.
Человек в красной вуали продолжал смотреть на Изама. Тот совладал с собой и не отпрянул от окна. Нечего устраивать представление из случайной встречи. Его призвали сюда по срочному делу, а такое нельзя игнорировать, если хочешь остаться жив. Тем не менее... Если человек сделает хоть шаг в сторону здания, Изам ускользнет в Тел’аран’риод, зная, что отсюда даже Избранные не смогут последовать за ним.
Вдруг Самма Н’Сэй отвернулся от окна и стремительно зашагал прочь. Изам почувствовал, как спадает внутреннее напряжение, однако полностью оно не растает. Только не здесь. Здесь он не дома, хотя провел здесь все детство. Этот Город — все равно что смерть.
Какое-то движение. Изам глянул вдаль. В конце улицы появился еще один рослый человек — в плаще и черной куртке, но с открытым лицом. Шагает к таверне. Невероятно, но улица опустела: Самма Н’Сэй в мгновение ока разбежались по переулкам.
Значит, это Моридин. Изам не застал того дня, когда Избранный впервые явился в Город, но был о нем наслышан. Самма Н’Сэй считали Моридина одним из Бездарных, пока тот не доказал, что они заблуждаются. И ограничения, наложенные на них, его не сдерживали.
О числе погибших Самма Н’Сэй говорили по-разному, но ниже двенадцати оно не опускалось, и по собственному опыту Изам знал, что этим рассказам можно верить.
Когда Моридин приблизился к таверне, на улице оставались только собаки. Он прошел мимо окна. Изам, набравшись храбрости, смотрел во все глаза. Похоже, Моридина не интересовали ни Изам, ни таверна, где тому велено было ждать. Возможно, у Избранного другие дела, а с Изамом он встретится позже.
Когда Моридин скрылся из вида, Изам наконец глотнул темного пойла. Местные нарекли его «огонь». Вполне подходящее название. Предполагалось, что эта жидкость — подобие пустынного напитка. Подобие жалкое, испорченное, как и все остальное в этом Городе.
Как долго Моридин продержит его в ожидании? Изаму это место не нравилось. Навевало воспоминания о детстве. Проходившая мимо служанка в заношенном до дыр платье молча поставила на стол тарелку. Изам тоже промолчал.
Он опустил взгляд на свой ужин: тонкие ломтики вареных овощей, по большей части лука и перцев. Поковырял еду, попробовал и со вздохом отставил тарелку. Вкус пресный, как у ничем не приправленной просяной каши. И никакого мяса. Что, в общем-то, к лучшему: Изам предпочитал есть мясо животных, забитых и разделанных у него на глазах. Эта привычка осталась с детства. Если не видел все самолично, как знать, откуда оно взялось, это мясо? Возможно, оно и в самом деле недавно бегало на юге. Или, может, выросло здесь, в окрестностях Города, — к примеру, корова или коза.
Или еще кто. Бывает, проиграется тут человек, расплатиться с долгами не может, а потом раз — и нет его, пропал. Зачастую и Самма Н’Сэй, что не блюли чистоту породы, признавали негодными к обучению, и на этом все заканчивалось. Трупы исчезали. Иной раз тело хоронили, но нечасто.
Изама замутило.
«Чтоб оно сгорело, это место! Чтоб ему сгореть, заодно с...»
В таверне стало одним человеком больше. Увы, со своего места Изам не мог уследить, кто подходит к двери с другого конца улицы. Вошедшей оказалась женщина — миловидная, в черном платье с красной оторочкой. Изам не признал ни стройной фигуры, ни тонких черт лица. Он все сильнее верил, что в состоянии опознать всех из Избранных, ведь они частенько являлись ему во снах. Ясное дело, об этом Избранные не подозревали. Они считали себя хозяевами Тел’аран’риода. Впрочем, некоторые и впрямь были весьма искусны.
Но Изам не менее искусен. К тому же он умеет оставаться незамеченным — как никто другой.
Кем бы она ни была, женщина приняла чужой облик, хотя здесь, в Городе, в этом не было необходимости. Так или иначе, Изама наверняка призвала именно она. Никакая другая женщина не станет разгуливать по Городу с таким надменным видом, будто стоит ей приказать скале подпрыгнуть — и та подпрыгнет. Изам молча опустился на колено.
От этого движения проснулась и заныла рана в животе, полученная в схватке с волком. От нее Изам еще не оправился. В груди шевельнулась ненависть Люка к Перрину Айбара. Странное дело. Обычно Люк был мягче и сговорчивее непреклонного Изама. По крайней мере, Изам был уверен, что это так.
Так или иначе, в том, что касается этого особенного волка, они пришли к соглашению. С одной стороны, Изам трепетал от азарта — нечасто выпадает случай поохотиться на кого-то вроде Айбара, — однако ненависть гнездилась глубже, чем охотничий трепет. Изам непременно убьет этого волка.
Стараясь не морщиться от боли, он склонил голову. Не разрешив ему встать, женщина уселась за стол и какое-то время постукивала пальцем по жестяной кружке, изучая ее содержимое, и молчала.
Изам не шевелился. Многие из глупцов, называющих себя приверженцами Темного, терпеть не могут, когда на них смотрят свысока. Пожалуй, именно таков, как с неохотой признавал Изам, и Люк.
Но Изам — охотник, и это его вполне устраивает. Пока ему ничего не угрожает, так что нет причин возмущаться, когда другие подчеркивают его статус.
Но как же ноет бок, чтоб ему сгореть!
— Хочу, чтобы он был мертв, — тихим, но твердым голосом сказала женщина.
Изам молчал.
— Хочу, чтобы его выпотрошили, как животное, чтобы его потроха разбросали по земле, чтобы вороны выпили его кровь, чтобы солнце выбелило и высушило его кости и чтобы они растрескались от жары. Хочу, чтобы он был мертв, — слышишь, охотник?
— Ал’Тор?
— Да. В прошлом ты не справился с заданием. — Ее голос был как лед. Изаму стало зябко. Непреклонная особа. Такая же непреклонная, что и Моридин.
За годы своей службы он понял, что почти все Избранные достойны одного лишь презрения. Несмотря на могущество и предполагаемую мудрость, они вели себя как малые дети. Однако от поведения собеседницы его взяла оторопь, да и говорила она не так, как остальные. Поэтому у него возникла мысль о том, действительно ли он выследил их всех.
— Ну? — продолжила женщина. — Что скажешь в свое оправдание?
— Всякий раз, когда кто-нибудь из ваших поручает мне эту охоту, — ответил Изам, — является кто-то еще и дает мне другое задание.
По правде говоря, Изам предпочел бы продолжить свою охоту на волка, но он обязан повиноваться, и прямой приказ Избранной не оспоришь. Если не считать Айбара, все охотничьи задания примерно одинаковы. И коли надо, то он убьет этого Дракона.
— На сей раз такого не будет, — сказала Избранная, все еще глядя в кружку. Изама она взглядом не удостоила. И встать ему не разрешила, так что он оставался коленопреклоненным. — Другие отказались от прав на твою службу. И если только Великий повелитель не отдаст тебе иной приказ — если только не призовет тебя самолично, — задание не изменится. Убей ал’Тора.
Краем глаза Изам засек движение на улице и бросил взгляд в окно. Избранная же не подняла глаз. Мимо окна прошли фигуры в плащах с капюшонами, черных и неподвижных, несмотря на ветер.
И еще кареты. Редкие гости на этих улицах. Медленно катятся вперед, мерно покачиваясь на ухабистой дороге. Изаму не надо было заглядывать в занавешенные оконца. Он и без того знал, что в каретах тринадцать женщин — по числу мурддраалов. Все Самма Н’Сэй оставались в переулках. Подобных процессий они старались избегать. По понятным причинам это зрелище пробуждало в Самма Н’Сэй... глубокие чувства.
Кареты скрылись из вида. Итак, поймали еще одного, хотя Изам предполагал, что теперь, когда порчи больше нет, подобное осталось в прошлом.
Прежде чем упереться взглядом в пол, он заметил в темном переулке напротив еще кое-что — куда более неуместное. Маленькое чумазое лицо, широко раскрытые глаза. Появление Моридина и прибытие тринадцати прогнало Самма Н’Сэй с улицы, где беспризорникам теперь ничто не грозило. Наверное.
Изам хотел крикнуть мальчишке, чтобы тот убрался прочь. Чтобы бежал отсюда и рискнул пересечь Запустение, ведь лучше стать добычей гигантского червя-джумары, чем жить в этом Городе, не приносящем ничего, кроме страданий. Ступай! Беги! Умри!
Мальчишка нырнул в тень, и кричать стало некому.
В бытность свою таким же мальчишкой Изам многому научился. Например, как найти пищу, которая не попросится обратно, когда сообразишь, что ты съел. Как драться на ножах. Как оставаться невидимкой для других.
И разумеется, как убивать людей. Не усвоив этот особенный урок, в Городе не выжить.
Избранная по-прежнему смотрела в кружку. На свое отражение, понял Изам. Что же она в нем видит?
— Мне понадобится помощь, — наконец произнес Изам. — Дракона Возрожденного охраняют, и он редко появляется во снах.
— Помощь тебе окажут, — тихо пообещала женщина. — Но ты должен найти его, охотник. И забудь о своих прежних уловках. Не пытайся его приманить. Льюс Тэрин распознает такую ловушку. Кроме того, ал’Тора теперь не отвлечь от цели. Времени почти не осталось.
Она говорила о провальной операции в Двуречье. В тот раз делом заправлял Люк. Что знал Изам о настоящих городах, настоящих людях? Думая о них, он чувствовал что-то вроде тоски, хотя подозревал, что на самом деле тоскует Люк. Изам — охотник, только и всего. Люди интересовали его лишь с практической точки зрения. Например, куда метить, чтобы стрела пронзила сердце.
Но та операция в Двуречье... От нее разило, как от гниющего трупа. Изам до сих пор не понял ее смысла — то ли требовалось на самом деле выманить ал’Тора, то ли удержать его, Изама, в стороне от важных событий. Избранных восхищали его умения уходить в сны, ведь этот навык им недоступен. Конечно, они способны на подражание, но им для этого нужно направлять Силу, открывать врата, тратить время.
Ему уже надоело быть пешкой в играх Избранных. Лишь бы дали ему поохотиться! Что за прихоть — каждую неделю указывать на разную добычу.
Но такое в подобном тоне Избранным не говорят, и поэтому Изам держал возражения при себе.
В дверях таверны сгустились тени. Служанка исчезла в кладовке, и в общем зале не осталось никого, кроме Изама и женщины в черном платье.
— Можешь встать, — сказала она.
Он поспешно распрямился, и тут в таверну вошли двое мужчин. Они были рослыми и мускулистыми, лица закрывали красные вуали. Одеты в коричневое, как айильцы, но при себе у них нет ни луков, ни копий. Эти создания убивают куда более смертоносным оружием.
Хотя лицо его осталось бесстрастным, Изам ощутил прилив самых разных чувств. Детство, полное страданий, голода и смерти. Целая жизнь, проведенная в стараниях избежать взгляда таких, как эти двое. С грацией прирожденных хищников они направились к столу. Изам не без труда сдержал дрожь.
Мужчины опустили вуали и оскалили зубы. «Чтоб мне сгореть!» Зубы у них были заостренными.
Значит, Обращенные. Это видно по глазам. Глаза у них не такие, как у людей. Какие-то совсем не человеческие.
Изам едва не сбежал, чуть было не шагнул в сон. Убить сразу двоих он не сумеет, да и прежде чем удастся сразить одного, от него останется горстка пепла. Изам не раз видел, как Самма Н’Сэй лишают других жизни — зачастую из любопытства, прощупывая пределы своего могущества.
Они не напали. Знают ли, что перед ними Избранная? Если так, зачем опускать вуаль? Вуаль они опускают только перед убийством, да и то не перед каждым. Только перед тем, которого ждали давно и с нетерпением.
— Они отправятся с тобой, — сказала женщина. — Вдобавок получишь горстку Бездарных, чтобы одолеть охрану ал’Тора.
Она повернулась к Изаму и впервые посмотрела ему в глаза. Судя по всему, с отвращением. Будто Избранную коробило прибегать к помощи такого ничтожества.
«Они отправятся с тобой», — сказала она. Не сказала: «Они будут служить тебе».
Вот ведь скотство! Да, мерзкая будет работенка.
Тяжело дыша, Талманес едва увернулся от топора, с грохотом раздробившего булыжник, пригнулся и с силой вогнал клинок троллоку в бедро. Тот, задрав бычью морду, взревел от боли.
— Чтоб мне сгореть, ну и смердит же у тебя из пасти! — прорычал Талманес.
Он рывком высвободил меч и попятился, а когда троллок упал на колено, отсек ему руку, державшую топор, после чего посторонился, и двое пикинеров пронзили тварь копьями. С этими монстрами нежелательно сражаться в одиночку. Ясное дело, в любом бою лучше иметь прикрытие, но в стычке со здоровенными силачами-троллоками — особенно.
В темноте мертвые тела походили на груды мусора. Чтобы стало светлее, Талманесу пришлось поджечь караулки у городских ворот, а оставшиеся с полдюжины гвардейцев до поры до времени присоединились к Отряду.
Черной отливной волной троллоки начали отступать от стены. В натиске они переусердствовали. Вернее сказать, их перенапрягли, ведь ими управлял Получеловек. Талманес опустил руку, потрогал рану в боку. Та кровоточила.
Караулки догорали. Придется спалить несколько торговых лавок. Да, есть риск, что пожар распространится, но город уже потерян, так что нет смысла разводить церемонии.
— Бринт! — крикнул Талманес. — Подожги-ка вон ту конюшню!
Бринт схватил факел и бросился выполнять приказ. Тут подошел Сандип:
— Они вернутся. Наверное, уже скоро.
Талманес кивнул. Теперь, когда схватка закончилась, из подворотен и переулков появлялись горожане и робко шли к воротам, за которыми — хотелось бы верить — окажутся в безопасности.
— Мы не можем оставаться здесь и удерживать ворота, — сказал Сандип. — Драконы...
— Знаю. Какие у нас потери?
— Точно пока сказать не могу. Но не меньше сотни.
«О Свет! Мэт, как узнает, с меня за это шкуру спустит». Мэт ненавидел терять бойцов. Полководческий гений в равной мере сочетался в нем с добротой и сердоболием. Странное сочетание. Странное, но воодушевляющее.
— Отправь разведчиков на пригородные тракты. Пусть высматривают, не приближаются ли отродья Тени. Троллочьи трупы нам тоже пригодятся. Пусть их сложат в баррикады. Эй, солдат!
Проходивший мимо усталый воин — судя по мундиру, гвардеец королевы — застыл на месте:
— Милорд?
— Надо известить людей, что через эти ворота можно покинуть город. Есть ли у вас сигнал горна, знакомый этим андорским крестьянам? Такой, чтобы все шли сразу сюда?
— Крестьянам? — задумчиво повторил гвардеец. Похоже, это слово ему не понравилось. Здесь, в Андоре, оно звучало нечасто. — Да, есть. «Марш королевы».
— Сандип?
— Подключу к делу горнистов, — кивнул тот.
— Хорошо. — Талманес опустился на колени, намереваясь вытереть клинок о рубаху павшего троллока. Бок болел, но рана была пустяковая. В обычном бою ее назвали бы царапиной.
Рубаха оказалась настолько грязной, что Талманес чуть было не побрезговал касаться ее клинком, но троллочья кровь вредна для стали, и поэтому он все же вытер меч. Потом он встал, не обращая внимания на боль, и побрел к воротам — туда, где привязал Селфара. В бою с отродьями Тени на этого мерина полагаться не стоило. Скакун он отменный, но в Порубежье его не обучали.
Никто не задавал вопросов, когда Талманес взобрался в седло и повернул Селфара на запад, за ворота, к наемникам, которых он заметил чуть раньше. Увидев, что они подошли к городу, Талманес нисколько не удивился. Битва притягивает воинов, как огонь — озябших путников зимней ночью.
В недавно закончившийся бой они вступать не стали. Подъехавшего Талманеса приветствовала небольшая группа наемников. Шестеро толсторуких и, пожалуй, не слишком сообразительных парней узнали и его, и Отряд Красной руки. С недавних пор Мэт стал знаменитостью, и это способствовало репутации Отряда. И еще наемники, конечно же, заметили забинтованный бок Талманеса и троллочью кровь у него на одежде.
Вообще-то, рана уже горела как Свет знает что. Талманес осадил Селфара, затем осторожно похлопал по седельным сумкам. «Где-то у меня был припрятан табачок...»
— Ну? — спросил наемник, экипированный лучше своих товарищей. Командира распознать нетрудно: в подобных отрядах им зачастую становится тот, кто дольше прочих остается в живых.
Талманес выудил из сумки курительную трубку — не самую лучшую (ее он в бой не брал, поскольку отец считал такое дурной приметой), но вторую по качеству. Где же табак?
«Ага, вот он». Талманес достал кисет, набил в трубку немного табаку и поднес лучину к факелу настороженного наемника.
— Драться будем, только если заплатят, — предупредил командир, дородный и на удивление опрятный, хотя бороду подстричь ему не помешало бы.
Талманес раскурил трубку, выдохнул клуб дыма. За спиной у него затрубили горнисты. Мелодия у «Марша королевы» оказалась цепкая. Горнам вторили чьи-то возгласы, и Талманес обернулся. На главной улице появились троллоки, на сей раз отряд побольше.
Арбалетчики выстроились в шеренги и начали стрелять по команде, которой Талманес не услышал.
— Драться будем... — снова начал старшой наемников.
— Знаешь, что это? — негромко спросил Талманес, не вынимая трубки изо рта. — Это — начало конца. Падение государств и объединение человечества. Это и есть Последняя битва, дурень ты треклятый.
Наемники замялись.
— Ты... Ты говоришь от имени королевы? — спросил командир, в надежде хоть на какую-то поживу. — Мне лишь надо, чтобы мои люди не остались ни с чем.
— Если будете драться, — ответил Талманес, — обещаю очень солидную награду.
Предводитель наемников ждал продолжения.
— Даю слово, что вы не перестанете дышать, — сказал Талманес, попыхивая трубкой.
— Это угроза, кайриэнец?
Талманес выпустил очередной клуб дыма, затем наклонился в седле, всматриваясь наемнику в лицо, и произнес, не повышая голоса:
— Сегодня я убил мурддраала, андорец. Он задел меня такан’дарским клинком, и рана уже почернела. Это значит, что мне осталось несколько часов, и это в лучшем случае. Затем яд с клинка выжжет меня изнутри, и я умру самой мучительной смертью, какой только может умереть человек. Мне совершенно нечего терять, приятель, так что советую отнестись к моим словам со всей серьезностью.
Дородный мужчина оторопел.
— Вариантов у вас два, — объявил Талманес, развернув мерина и обращаясь ко всему отряду наемников. — Драться, как мы все, помочь этому миру увидеть новый день и, быть может, в итоге заработать сколько-то монет, но платы за это обещать не стану. Второй вариант — сидеть здесь, смотреть, как троллоки режут людей, и твердить, что даром вы не работаете. Если повезет и мы спасем мир без вашего участия, еще успеете подышать, прежде чем вас вздернут как подлых трусов.
Молчание. Горны звучали во тьме позади.
Командир наемников взглянул на своих товарищей. Те согласно закивали.
— Ступайте к воротам. Удерживайте их вместе с остальными, — велел Талманес. — А я отправлюсь вербовать на подмогу другие наемные отряды.
Лильвин обвела глазами многочисленные лагеря, усеявшие место, известное под названием Поле Меррилор. Луна еще не взошла, и в темноте могло показаться, что костры для приготовления пищи на самом деле не костры, а корабельные фонари в оживленном ночном порту.
Этого она, пожалуй, больше не увидит. Лильвин Бескорабельная уже не была капитаном корабля и впредь никогда им не будет. Желать иной судьбы — все равно что игнорировать саму суть того, кем она стала.
Байл положил руку ей на плечо. Сильные пальцы, загрубелые от многодневной работы. Лильвин накрыла его ладонь своей. Проскользнуть через одни из тех переходных врат, что были открыты в Тар Валоне, оказалось нетрудно. Байл прекрасно ориентировался в городе, хотя постоянно ворчал: дескать, надоело здесь сидеть. «От этого места у меня волоски на руках шевелятся, — говорил он. — Вот бы никогда больше не видеть здешних улиц. Честное слово».
Но все равно пошел вместе с ней. Хороший он человек, Байл Домон. Лучший, кого она нашла в этих чужих для нее землях. Да, бывали у него в прошлом неприглядные моменты, но они остались позади. Если он не понимал, как пристало вести дела, то хотя бы пытался понять.
— Вот это зрелище! — сказал Байл, всматриваясь в тихое море огней. — И чего теперь ты хочешь?
— Найти Найнив ал’Мира или Илэйн Траканд.
Он поскреб бороду, которую носил в иллианском стиле, с выбритой верхней губой. Волосы на голове у него были разной длины; Байл перестал брить половину головы, когда Лильвин дала ему свободу — ясное дело, для того, чтобы они могли пожениться.
Ну и правильно. Бритая голова привлекла бы здесь ненужное внимание. Из Байла вышел неплохой со’джин — после того, как были решены некоторые... вопросы. В итоге, однако, Лильвин не могла не признать, что Байл Домон не предназначен для этой роли. Слишком он шершавый, неотесанный, и никакому приливу не сгладить этих острых углов. Собственно, за это Лильвин его и любила, хотя никогда не говорила этого вслух.
— Не поздновато ли, Лильвин? — спросил он. — Не лучше ли подождать до завтра?
Нет. В лагерях тихо, истинная правда, но это не сонная тишина. Это тишина кораблей, ожидающих попутного ветра.
Лильвин почти не знала, что тут происходит. В Тар Валоне она вопросов не задавала: держала язык за зубами, чтобы ее не выдал шончанский акцент. Невозможно собрать столько людей в одном месте, не спланировав все заранее. Масштаб и впрямь оказался грандиозным; Лильвин слышала, что здесь проведут какое-то собрание, где будут присутствовать почти все Айз Седай, но увиденное превзошло любые ее ожидания.
Она направилась через поле, Байл последовал за ней, и вскоре они присоединились к группе тарвалонских слуг, куда их приняли благодаря предложенной Байлом взятке. Лильвин такое не нравилось, но способа получше ей в голову не пришло. Она старалась не думать о том, с кем у Байла были налажены раньше связи в Тар Валоне. Что ж, раз ей больше не ступить на палубу, впредь у него не будет возможности заниматься контрабандой. Хоть какое-то утешение.
«Ты — капитан корабля. Это все, что ты умеешь, и все, чего ты хочешь. А теперь тебя зовут Бескорабельной». Женщина вздрогнула и сжала кулаки, чтобы не обхватить себя руками. Провести остаток дней в этих неизменных землях, передвигаясь не быстрее, чем способен бежать конь, не чувствуя запаха открытого моря, не направляя нос судна к горизонту... Без того, чтобы поднять якоря, поставить паруса и просто...
Она опомнилась. Найти Илэйн или Найнив. Пусть ее и назвали Бескорабельной, она не сгинет в этой пучине. Лильвин зашагала вперед, держась прежнего курса. Подозрительный Байл слегка нахохлился, пытаясь держать все вокруг в поле зрения. Крепко сжав губы, он то и дело поглядывал на Лильвин. Теперь-то ей известно значение этих взглядов.
— В чем дело?
— Лильвин, что мы будем здесь делать?
— Я же сказала — надо найти...
— Да, но зачем? Найдем — и что дальше? Они же Айз Седай.
— В прошлом они относились ко мне с уважением.
— И поэтому ты решила, что нас примут?
— Может быть. — Лильвин окинула мужчину взглядом. — Выкладывай, Байл. Что у тебя на уме?
— Зачем это надо, чтобы нас приняли, Лильвин? — вздохнул он. — Найдем себе корабль, где-нибудь в Арад Домане. Где нет ни Айз Седай, ни шончан.
— Я не стала бы командовать кораблем, который тебе по душе.
Он ответил унылым взглядом:
— Я умею вести честные дела, Лильвин. Незачем...
Она подняла руку, вынуждая умолкнуть, и коснулась плеча Байла. Оба остановились на тропинке.
— Знаю, любовь моя. Знаю. А слова говорю для того, чтобы мы закружились в водовороте, который никуда не ведет.
— Но зачем?
Слово царапнуло ее, как засевшая под ногтем заноза. Зачем... Действительно, зачем она проделала весь этот путь в обществе Мэтрима Коутона и в опасной близости к Дочери Девяти Лун?
— Мой народ, Байл, совершенно не понимает, как устроен мир. И, не понимая этого, сеет несправедливость.
— Не забывай, что тебя отвергли, Лильвин, — тихо произнес он. — Не забывай, что теперь ты больше не одна из них.
— Я навсегда останусь одной из них. У меня забрали мое имя, но не мою кровь.
— Прошу простить за оскорбление.
Она коротко кивнула.
— Я по-прежнему храню верность императрице, да живет она вечно. Но дамани... Дамани — самая основа, фундамент ее власти. С их помощью она обеспечивает порядок и целостность империи. И дамани — это обман.
Сул’дам способны направлять Силу. Этому таланту можно научиться. Даже теперь, спустя несколько месяцев после прозрения, Лильвин не могла осмыслить эту истину во всем ее многообразии. Других заинтересовали бы политические преимущества; другие вернулись бы в Шончан и воспользовались этим знанием, чтобы обрести власть.
Временами Лильвин жалела, что не поступила таким образом. Временами.
Но мольбы сул’дам... И понимание, что Айз Седай совсем не такие, как ей говорили...
Надо что-то делать. Но если что-то делать, не сокрушит ли она всю империю? Надо тщательно, очень тщательно обдумывать свои поступки — как последние ходы в игре шал.
Вдвоем они следовали в темноту за вереницей слуг. Те или иные Айз Седай нередко посылали прислугу за чем-нибудь оставшимся в Белой Башне, так что переходы туда-обратно были обычным делом, и это к лучшему. В лагерь Айз Седай они вошли, не вызвав никаких расспросов.
Лильвин даже удивилась этому, но вскоре заметила у тропинки несколько человек. Увидеть их оказалось непросто — по некой причине их фигуры будто сливались с тем, что было вокруг, особенно в темноте. Шончанка заметила одного, только когда он шевельнулся, отделился от остальных и зашагал чуть позади Лильвин и Байла.
Несколькими секундами позже стало ясно, что этот человек распознал в них чужаков. Может, из-за походки или осанки. Из предосторожности они надели самую простую одежду, хотя борода Байла выдавала в нем иллианца.
Лильвин остановилась, тронула мужа за локоть и развернулась лицом к преследователю. Если верить описаниям, это был Страж.
Человек приблизился. Они едва вошли в лагерь, палатки в котором располагались концентрическими кругами. Лильвин с тревогой отметила, что в некоторых горел свет, слишком ровный для свечи или светильника.
— Приветствую! — вежливо поздоровался Байл, подняв руку. — Мы разыскиваем Айз Седай по имени Найнив ал’Мира. Если ее тут нет, тогда хотелось бы встретиться с другой, которую зовут Илэйн Траканд.
— Ни той ни другой в этом лагере нет, — ответил Страж. Он был долгоруким, грациозным, с длинными темными волосами и лицом... каким-то незаконченным, словно скульптор начал высекать его из камня, но потерял интерес и бросил работу.
— Ой! — сказал Байл. — Стало быть, виноваты. Не подскажете ли, где их лагерь? Дело, видите ли, безотлагательное. — Говорил он как дышал. Куда искуснее, чем Лильвин. При необходимости Байл умел очаровать собеседника.
— Погодите-ка, — ответил Страж. — Ваша спутница тоже ищет этих Айз Седай?
— Она, знаете ли... — начал Байл, но Страж, не отводя внимательного взгляда от Лильвин, поднял руку:
— Пускай сама ответит.
— Еще как ищу! — заявила Лильвин. — Клянусь престарелой бабулей! Эти женщины, они обещали нам заплатить, и без денег я не уйду. Ведь Айз Седай говорят только правду, это известно всем и каждому. Если не хотите указать нам дорогу, дайте другого проводника!
От такого словесного шквала Страж заметно опешил, широко раскрыл глаза и, хвала всему сущему, кивнул:
— Сюда.
Подозрения его, как видно, улеглись, и он направился к окраине лагеря.
Лильвин украдкой отдышалась и последовала за Стражем. Байл бросил на нее гордый взгляд и ухмыльнулся так широко, что обернись в тот момент их проводник, непременно бы сообразил, что дело нечисто. Да и сама Лильвин не сдержала едва заметной улыбки.
Иллианский акцент давался ей непросто, но они с Байлом пришли к выводу, что ее звучащая по-шончански речь будет небезопасной, особенно среди Айз Седай. Байл утверждал, что ни один настоящий иллианец не примет Лильвин за свою землячку, но дурачить остальных ей пока что удавалось, причем неплохо.
Шагая в ночи прочь из лагеря Айз Седай, Лильвин чувствовала, как легчает на душе. Пусть она дружит с двумя Айз Седай — а они и впрямь подруги, несмотря на возникшие осложнения, — но это не значит, что ей приятно находиться в лагере, где полным-полно подобных женщин. Страж вывел их с Байлом на открытое пространство посреди Поля Меррилор, где стоял огромный палаточный городок с множеством небольших шатров.
— Айильцы, — шепнул Байл. — Здесь их десятки тысяч.
Любопытно. Об этом народе ходили зловещие слухи и легенды, в которые верилось с большим трудом. В этих рассказах, пусть и полных преувеличений, Айил представали сильнейшими воинами по эту сторону океана. В иной ситуации Лильвин не отказалась бы от тренировочного боя с парой-тройкой айильцев. Она машинально коснулась своей котомки, где в продолговатом кармане, прямо под рукой, хранилась дубинка.
Ну и рослые же они, эти айильцы! Лильвин миновала несколько костров. Сидевшие вокруг них люди казались расслабленными, но за окружающим они следили еще внимательнее, чем Страж. Опасный народ. Они готовы к бою насмерть, даже когда отдыхают у огня. В ночном небе над этим лагерем трепетали флаги, но что на них было изображено, Лильвин рассмотреть не удавалось.
— Что за монарх правит этим лагерем, Страж? — спросила она, и проводник обернулся. Черты его лица терялись в тенях.
— Твой король, иллианка.
Шагавший рядом Байл напрягся.
«Мой...»
Дракон Возрожденный. Хорошо, что она не сбилась с шага. Еще чуть-чуть — и запнулась бы. Мужчина, способный направлять Силу. Это гораздо, гораздо хуже, чем Айз Седай.
Страж остановился возле одной из палаток в центре лагеря.
— Вам повезло. У нее горит свет.
Охраны возле палатки не было. Страж спросил разрешения войти, получил утвердительный ответ, после чего откинул входной клапан и кивнул — дескать, вперед, — но другую руку положил на меч и принял боевую стойку.
Лильвин не очень приятно было оставлять за спиной вооруженного бойца, но какой у нее выбор? Так что она вошла внутрь. В свете той чудно́й сферы за письменным столом сидела, сочиняя какое-то послание, знакомая женщина в зеленом платье. Таких, как Найнив ал’Мира, в Шончан называют теларти, что означает «женщина с пламенной душой». Со временем Лильвин поняла, что Айз Седай положено сохранять спокойствие сродни покою тихих вод. Что ж, порой Найнив тоже бывала спокойной, но в одной излучине от этой мирной заводи рокотал бурный водопад.
Когда Лильвин с Байлом вошли, Найнив от письма не отвлеклась. Косы у нее больше не было, и распущенные волосы доходили до плеч. Странное зрелище, будто корабль без мачты.
— Погоди минутку, Слит, — сказала Найнив. — Честное слово, с недавних пор вы, Стражи, суетитесь вокруг меня, будто птички, потерявшие кладку. Неужели у ваших Айз Седай не осталось для вас поручений?
— Многие волнуются за Лана, Найнив Седай, — невозмутимо пророкотал Страж по имени Слит.
— А я, по-твоему, не волнуюсь? Знаешь, надо бы отправить вас рубить дрова или еще чем-то занять. Если еще один Страж заявится с вопросом, не нужна ли мне...
Тут она подняла взгляд и наконец-то увидела Лильвин. Лицо Найнив тут же стало безмятежным. Холодным. Обжигающе холодным. Лильвин бросило в пот. Ее жизнь была в руках этой женщины. Почему же Слит привел их сюда, а не в шатер Илэйн? Пожалуй, не следовало упоминать имя Найнив.
— Эти двое потребовали встречи с вами, — объяснил Слит. Лильвин не заметила, как он вынул меч из ножен. Байл Домон пробурчал что-то себе под нос. — По их словам, пришли за обещанными деньгами. Однако в Башне они ни к кому не обращались и о себе не заявляли и каким-то образом ухитрились юркнуть в переходные врата. Мужчина — из Иллиана, а женщина откуда-то еще. Свой говор она скрывает.
Итак, с акцентом дела обстояли хуже, чем Лильвин предполагала. Она покосилась на меч. Если откатиться вбок, Страж, наверное, промахнется — при условии, что ударит в грудь или в шею. Можно выхватить дубинку и...
Но они в палатке Айз Седай, и Лильвин не успеет вскочить после переката. Ее обездвижат плетением Единой Силы, и это в лучшем случае.
— Мне знакомы эти люди, Слит, — холодным тоном произнесла Найнив. — Правильно, что привел их сюда. Благодарю.
Меч мгновенно вернулся в ножны, и Лильвин почувствовала на шее легкий ветерок, когда Слит тише мыши выскользнул из палатки.
— Если хочешь просить прощения, — начала Найнив, — ты пришла не к тому человеку. Я подумываю, не передать ли тебя Стражам. Пусть допросят. Глядишь, выудят из твоей вероломной головы кое-что полезное о твоем народе.
— Я тоже рада тебя видеть, — хладнокровно отозвалась Лильвин.
— Так что случилось? — осведомилась Найнив.
Что случилось? О чем говорит эта женщина?
— Только не думайте, что я не пробовал дать отпор, — вдруг начал оправдываться Байл. — Пробовал, но меня с легкостью одолели. Повезло, что не перебили моих людей, не сожгли корабль, не пустили его ко дну!
— Уж лучше бы ты, иллианец, погиб вместе со всеми, кто был на борту! — заявила Найнив. — Тер’ангриал оказался в руках у Отрекшейся; Семираг затаилась среди шончан под личиной... Как у них называется судья? «Говорящая Правду» — верно?
— Да, — тихо признала Лильвин. Теперь она все поняла. — Сожалею, что нарушила клятву, но...
— Что-что, Эгинин? Сожалеешь? — Найнив вскочила из-за стола, едва не опрокинув стул. — Не самое подходящее слово в устах человека, поставившего под угрозу весь мир и едва не столкнувшего всех нас с обрыва, за которым нет ничего, кроме тьмы! По приказу Семираг этот тер’ангриал скопировали, женщина, и одна копия оказалась на шее у Дракона Возрожденного. Да-да, Дракона Возрожденного! Представь себе его под контролем одной из Отрекшихся! — Найнив всплеснула руками. — О Свет! Мы были на волоске, на тончайшем волоске от гибели, и все из-за тебя. Конец всего сущего. Ни Узора, ни мира, ничего! Из-за твоей безалаберности едва не угасли миллионы жизней!
— Я... — Лильвин вдруг поняла, сколь грандиозны ее неудачи. Ее жизнь кончена. Она утратила даже само имя. Ни имени, ни корабля, отобранного самой Дочерью Девяти Лун. Однако в нынешнем свете это утратило всякую важность.
— Я дал отпор, — твердо повторил Байл. — Сражался так, как только мог.
— Как видно, я должна была драться рядом с тобой, — предположила Лильвин.
— Это я и пытался объяснить, — мрачно подтвердил Байл. — Много раз пытался, чтоб мне сгореть.
— О-хо-хо, — схватилась за голову Найнив. — Что ты делаешь здесь, Эгинин? Я-то надеялась, что ты мертва. Случись тебе погибнуть, не нарушив клятвы, и я не смогла бы тебя винить.
«Я сама передала его в руки Сюрот, — подумала Лильвин. — То была цена моей жизни, единственный способ спастись».
— Ну? — сверлила шончанку взглядом Найнив. — Не отмалчивайся, Эгинин!
— Теперь меня зовут иначе. — Лильвин упала на колени. — У меня отняли все, включая мою честь! Видишь? Позволь расплатиться! Отныне я принадлежу тебе!
— В отличие от вас, шончан, — фыркнула Найнив, — мы не держим людей в качестве домашних животных.
Лильвин не изменила позы. Байл положил руку ей на плечо, но не пытался поднять ее с колен. Без малого цивилизованный, теперь он прекрасно понимал, почему Лильвин ведет себя именно так, а не иначе.
— Встань! — резким тоном приказала Найнив. — О Свет, Эгинин! Помнится, ты была такой сильной, что могла разжевать камни и выплюнуть песок!
— И эта сила вынуждает меня подчиниться, — опустив взор, промолвила Лильвин. Неужели Найнив не понимает, насколько это трудно? Куда проще распороть себе горло, вот только у Лильвин больше нет чести и она не вправе требовать столь легкой смерти.
— Встань!
Лильвин послушалась.
— Пойдем. — Найнив схватила лежавший на койке плащ и накинула его на плечи. — Отведу тебя к Амерлин. Быть может, она знает, что с тобой делать.
С этими словами она целеустремленно вышла в ночь, и Лильвин последовала за ней. Решение уже принято. Остался лишь один осмысленный путь, единственный способ сохранить жалкий осколок чести и, быть может, помочь своему народу избавиться от лжи, в которой он существовал с незапамятных времен.
Отныне Лильвин Бескорабельная принадлежит Белой Башне. Что бы ей ни приказали, как бы с ней ни поступили, этот факт останется непреложным. Она — собственность Айз Седай. Лильвин станет да’ковале этой Амерлин и ринется в грядущий шторм, подобно кораблю, чьи паруса истрепал ветер.
Быть может, остаток чести поможет ей завоевать доверие этой женщины.
— Таким способом в Пограничных землях издавна облегчают боль, — пояснил Мелтен, разбинтовывая рану Талманеса. — Волдырник замедляет распространение порчи, вызванной окаянным клинком.
Этот жилистый парень с буйной шевелюрой носил скромный плащ и такую же рубаху, чем походил на андорского дровосека, но говорил как порубежник, а в сумке таскал разноцветные шарики, которыми иной раз жонглировал, чтобы потешить ребят из Отряда Красной руки. В прошлой жизни он, наверное, был менестрелем.
Непростой человек. Такого не ожидаешь встретить в Отряде. Хотя кто из «красноруких» простой?
— Понятия не имею, как он ослабляет действие отравы, — продолжал Мелтен, — но как-то приглушает. Имейте в виду, яд не природного происхождения, так что высосать его из раны не получится.
Талманес надавил на бок ладонью. Жжется так, будто под кожей ползает шипастая лоза и при каждом движении впивается в плоть. Он прямо-таки чувствовал, как яд распространяется по телу. О Свет, как же больно!
Неподалеку солдаты Отряда пробивались к дворцу. В город вошли через южные ворота, а удерживать западные оставили наемников под началом Сандипа.
Если в Кэймлине и остался очаг сопротивления, то во дворце, но, к несчастью, по городским кварталам, что отделяли от него воинов Талманеса, блуждали троллочьи кулаки. Раз за разом натыкаясь на своры этих монстров, «краснорукие» вынуждены были вступать в кровопролитные стычки.
К тому же узнать, действительно ли там, на холме, есть способные сражаться бойцы, было невозможно — для этого требовалось прорваться к дворцу, рискуя попасть в окружение, если один из блуждающих троллочьих кулаков зайдет с тыла. Но деваться некуда: Талманес обязан выяснить, что осталось от обороны дворца — если от нее вообще что-нибудь осталось. А уже оттуда он двинется дальше в город и доберется до драконов.
Повсюду пахло дымом и кровью. Выдалась недолгая передышка, и убитых троллоков оттащили к правой обочине, чтобы очистить проход.
В этой части Кэймлина тоже встречались беженцы — хотя уже не река, но ручеек, который сочился из темноты навстречу Талманесу и его людям, частично занявшим главный проезд ко дворцу. Эти беженцы не требовали защитить их лавки или спасти жилища; они лишь рыдали от счастья при встрече с вооруженными людьми. Мадвин направлял их к свободе по прорубленному бойцами Отряда безопасному коридору.
Талманес посмотрел наверх, на холм, на вершине которого едва виднелся в ночи дворец. Пожары, охватившие почти весь город, не тронули его белых стен, и они вздымались из клубов дыма, будто призраки. Огня нет. Следовательно, дворец защищают — верно? Разве он не стал бы первой целью ворвавшихся в Кэймлин троллоков?
Чуть раньше Талманес отправил вперед разведчиков, чтобы дать своим людям — да и самому себе — хоть какой-то роздых.
Мелтен закончил накладывать припарку и туго затянул бинты.
— Спасибо, Мелтен, — кивнул Талманес. — Такое чувство, что уже помогает. Ты сказал, что это помогает унять боль. А какой еще есть способ?
Мелтен отстегнул от ремня металлическую фляжку и протянул ее Талманесу:
— Шайнарский бренди, очень крепкий.
— Выпивать в бою? Вряд ли это хорошая мысль, приятель.
— Берите, — мягко сказал Мелтен. — Хлебните от души, милорд. Иначе не пройдет и часа, как вы не сможете встать.
Талманес помедлил, потом взял фляжку и сделал долгий глоток. Бренди обжигал едва ли не сильнее, чем рана от клинка мурддраала. Талманес прокашлялся и сунул фляжку за пазуху.
— По-моему, Мелтен, ты перепутал бутылки, а эту жидкость сцедил из дубильного чана.
— А еще говорят, что лорд Талманес лишен чувства юмора, — хмыкнул Мелтен.
— Напрочь, — подтвердил Талманес. — Лучше ты со своим мечом держись поближе.
Мелтен с торжественным видом кивнул и прошептал:
— Страхоборец...
— В смысле?
— Это порубежный титул. Вы сразили Исчезающего, и теперь вы страхоборец.
— В нем уже торчало штук семнадцать арбалетных болтов.
— Какая разница, страхоборец? — Мелтен положил крепкую руку ему на плечо. — Когда боль станет невыносимой, сожмите кулаки, поднимите руки, и я все сделаю.
Талманес встал и непроизвольно охнул. Оба понимали, что к чему. Те немногие порубежники, кто служил в Отряде, сходились во мнении, что раны, нанесенные такан’дарским клинком, ведут себя непредсказуемо. Некоторые быстро нагнаиваются, от других человеку становится дурно, а если они чернеют, как у Талманеса... Такое хуже всего. Спасти его могли только Айз Седай, да и то лишь в ближайшие несколько часов.
— Знаешь, — пробурчал Талманес, — хорошо, что у меня нет чувства юмора. Иначе я подумал бы, что Узор играет со мной какую-то шутку. Дэннел! Тащи сюда карту, если есть!
«О Свет, как же не хватает Ванина...»
— Милорд! — Из потемок выскочил Дэннел, капитан одного из орудийных расчетов Отряда, с факелом в руке и с наспех нарисованной картой. — По-моему, я нашел короткий путь к тому месту, где Алудра хранит драконов.
— Первым делом пробиваемся к дворцу, — отрезал Талманес.
— Милорд... — Пухлогубый Дэннел понизил голос и принялся оправлять форму, будто она сидела как-то не так. — Если Тень завладеет этими драконами...
— Я прекрасно знаю, Дэннел, насколько это опасно. Большое спасибо. Допустим, мы дошли до склада с драконами — и как быстро ты сможешь их увезти? Не хотелось бы рассредоточиться и выбиться из сил, а Кэймлин горит быстрее, чем надушенное письмо, адресованное любовнице благородного лорда. Я намерен забрать орудия и поскорее покинуть город.
— Парой выстрелов я могу сровнять вражеские укрепления с землей, милорд, но драконы — штуки очень неповоротливые. Хорошо, что они привязаны к повозкам, но все равно мы не сможем двигаться быстрее... скажем, быстрее обоза. К тому же потребуется время, чтобы подготовить их к залпу.
— В таком случае идем во дворец, — сказал Талманес.
— Но...
— А во дворце, — непреклонно продолжил он, — если посчастливится, мы найдем женщин, умеющих направлять Силу, и те откроют нам переходные врата прямиком на склад Алудры. Кроме того, если дворцовая гвардия еще сражается, то мы хотя бы будем знать, что друзья прикрывают нам спину. Мы непременно заберем драконов, но сделаем это по-умному.
Талманес заметил, что с холма бегом спускаются Ладвин и Мар. Последний сразу же устремился к Талманесу:
— Там троллоки. Числом не меньше сотни, засели на улице.
— Всем построиться! — крикнул Талманес. — Пробиваемся во дворец!
В палатке-парильне стало совсем тихо.
Авиенда предполагала, что ее рассказ встретят скептически, что непременно последуют вопросы, но не ожидала такой болезненной тишины.
Хотя она понимала, почему все молчат. После своих видений о том, как Айил в будущем постепенно утрачивают джи’и’тох, она чувствовала то же самое. Она видела бесчестье, упадок и гибель своего народа. Теперь же, по крайней мере, ей было с кем разделить это бремя.
Тихо шипели в котле раскаленные камни. Пора бы плеснуть на них воды, но всем шестерым в палатке было не до этого. Остальные пятеро — Хранительницы Мудрости, обнаженные, как и Авиенда, поскольку именно так принято париться. Сорилея, Эмис, Бэйр, Мелэйн и Кимер из клана Томанелле Айил. Все смотрели в пустоту, на время оставшись каждая наедине со своими мыслями.
Одна за другой они распрямляли спину, садились ровнее, будто принимая на плечи новый груз, и это утешало Авиенду. Пусть она и не ждала, что эти пятеро сломаются под гнетом новостей, приятно было видеть, что они не отворачиваются от опасности, но смотрят ей в лицо.
— Затмевающий Зрение уже в шаге от мира, — сказала Мелэйн. — Узор каким-то образом покоробился. В снах мы по-прежнему видим многое из того, что будет или чего не будет, но вероятностей слишком много, и для нас они неразличимы. Ходящим по снам неясна судьба нашего народа. Как и судьба Кар’а’карна после того, как он в Последний день плюнет в глаза Затмевающему Зрение. Нам неведома правда, стоящая за видением Авиенды.
— Мы должны это проверить. — Сорилея обвела остальных твердым как камень взглядом. — Обязаны все узнать. Это единичный случай или отныне такое видение является каждой женщине взамен предыдущего?
— Эленар из клана Дэрайн, — сказала Эмис. — Ее обучение почти закончено. Она будет следующей, кто отправится в Руидин. Можно попросить Хейд и Шанни, чтобы те приободрили ее.
Авиенда едва не поежилась. Она прекрасно знала, как умеют «приободрять» Хранительницы Мудрости.
— Да, так было бы неплохо, — подалась вперед Бэйр. — А что бывает, когда проходишь через стеклянные колонны во второй раз? Быть может, отсюда и запрет на возвращение?
Никто не посмотрел на Авиенду, но девушка чувствовала, что ее не упускают из вида. Ее поступок и впрямь был запретным. Кстати говоря, рассказывать о произошедшем в Руидине тоже не разрешалось.
Опасаться наказания не стоило. Руидин не убил ее; все переживания были обусловлены вращением Колеса. Бэйр продолжала смотреть куда-то вдаль. По щекам и груди Авиенды струился пот.
«Я вовсе не скучаю по ваннам», — твердила себе она. Ведь она не изнеженная мокроземка. Однако по эту сторону гор в палатке-парильне не было такой уж необходимости. Ночами здесь не промерзаешь до костей, так что жар был не расслабляющим, а гнетущим, и если воды предостаточно для нормальной ванны...
Нет. Она решительно сжала челюсти, потом спросила:
— Можно высказаться?
