5,99 €
Новый сборник «Куриного бульона для души» посвящен особой связи между матерью и сыном. Здесь собрана 101 история о взрослении, безграничной любви и поддержке. Ведь так важно уметь отпустить и одновременно всегда быть рядом. Марни некому было заплетать косички, зато она прыгала с тарзанки, карабкалась на деревья и ловила рыбу вместе со своими тремя сыновьями. Мейсон продал свой велосипед, чтобы купить маме в подарок дорогие перчатки. Став известным спортсменом Дэниел рассказал репортерам, что у его мамы отличный крученый бросок и это она научила его играть в бейсбол.
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 390
Veröffentlichungsjahr: 2025
Jack Canfield, Mark Victor Hansen, and Amy Newmark
Chicken Soup for the Soul. Moms & Sons; Stories by Mothers and Sons, in Appreciation of Each Other
Copyright © 2008 by Chicken Soup for the Soul Publishing, llc. All Rights Reserved
© Снитич О.Б., перевод на русский язык, 2024
© ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Для нас число 101 всегда было магическим. Именно столько рассказов было в первой книге «Куриный бульон для души», и именно к такому количеству историй мы всегда стремились в наших последующих сборниках. Мы любим число 101, потому что оно означает начало, а не конец. После 100 мы начинаем заново со 101.
Мы надеемся, что эта книга тоже станет для вас началом: новый взгляд на жизнь, обновленное чувство цели, окрепшая решимость разобраться с проблемой, которая вас давно беспокоила. Возможно, вы позвоните другу или любимому человеку и поделитесь с ним своими чувствами. Или сами усядетесь за клавиатуру и напишете собственную историю для «Куриного бульона», чтобы ее прочитали другие люди – такие же, как вы.
В этом томе собрана наша 101 лучшая история и стихотворение о матерях и сыновьях. Мы делимся всем этим с вами в совершенно особенный для нас момент – в пятнадцатую годовщину со дня выхода первой книги из серии «Куриный бульон для души». Когда в 1993 году мы опубликовали наш первый сборник, нам и в голову не могло прийти, что положили таким образом начало будущему издательскому феномену – одной из самых продаваемых серий книг в истории.
Мы не ставили перед собой цель продать более ста миллионов книг или опубликовать более 150 наименований. Мы просто хотели затронуть сердце хотя бы одного человека, надеясь, что этот человек, в свою очередь, повлияет на другого, и так далее по цепочке. Пятнадцать лет спустя мы знаем, что это сработало. Ваши письма с историями поступают к нам беспрерывно, их число уже перевалило за сотни тысяч, и это вдохновляет нас продолжать свою работу.
В пятнадцатую годовщину у нас появилась новая энергия, новая решимость и новые мечты. Мы вернулись к нашей цели – 101 рассказ или стихотворение в одной книге, мы обновили дизайн обложек и дизайн страниц, а также расширили команду «Куриного бульона для души» благодаря новым друзьям и партнерам, которые живут на другом краю страны, в Новой Англии.
В новый сборник вошла 101 лучшая история о матерях и сыновьях из всех собранных за всю нашу богатую пятнадцатилетнюю историю. Мы выбрали проникновенные и полные любви рассказы, написанные матерями, сыновьями и бабушками. Некоторые из них заставят вас смеяться, другие вызовут слезы, но, так или иначе, все они согреют ваше сердце.
Мы надеемся, что вам понравится читать эти истории так же, как нам понравилось подбирать их для вас, и что вы поделитесь ими со своими семьями и друзьями. Мы выбрали 43 книги цикла «Куриный бульон для души», в которых первоначально появились эти истории, на случай если вы захотите продолжить чтение. Уверены, что вам придутся по душе и другие сборники, посвященные семье, воспитанию детей и женским судьбам из серии «101 наша лучшая история».
С любовью, благодарностью и уважением,
Мальчиков практически невозможно понять. По крайней мере, в возрасте от 18 месяцев до 90 лет.
Будущая судьба ребенка – это всегда работа его матери.
Чтобы подготовиться к материнству, я прочитала все доступные на тот момент книги доктора Спока, Пенелопы Лич и Т. Берри Бразелтон. Я разговаривала как с молодыми, так и с «опытными» матерями и получила от них массу информации и советов по воспитанию детей. Однако на самом деле единственный совет, который мне стоило бы усвоить, звучит так: «Не моргай».
Казалось, только вчера мы с моим мальчиком болтали по игрушечному телефону Fisher-Price, но стоило мне моргнуть, и вдруг оказалось, что это ему принадлежит низкий голос в трубке, и это он говорит мне: «Привет» в перерывах между важными встречами.
Я соглашалась включить телевизор, чтобы он мог посмотреть «Улицу Сезам», а потом моргнула – и вот этот подросток уже является единственным членом семьи, кто может управлять растущим числом пультов дистанционного управления для DVD-проигрывателя, кабельного телевидения, PlayStation, стереосистемы и далее по списку.
Я давала своему сыну разноцветные карточки Playskool, чтобы он играл с ними по дороге в магазин или зоопарк, – потом моргнула, а он уже просит ключи от нашей машины и хочет самостоятельно исследовать новые места.
Я провела много часов, помогая ему выучить алфавит, – потом моргнула – а в его жизни уже появились новые пугающие сочетания из тех же самых букв: SAT, GPA и AP[1].
Сколько раз я переживала, когда мой маленький мальчик жаловался, что ему не с кем играть, – потом моргнула – и теперь он просит совета, где купить дюжину роз, чтобы отправить возлюбленной на День святого Валентина.
Помню, как отвела сына в детский сад и целых три часа я не находила себе места, пока не пришло, наконец, время забирать его. Но потом моргнула – и вот уже везу своего студента в колледж, зная, что не увижу его в течение следующих трех месяцев.
Когда он учился в первом классе, я собирала сумку, с которой он должен был ехать к другу, живущему через два дома от нас, на вечеринку с ночевкой, – потом моргнула – а он сам пакует свой багаж, чтобы провести целых полгода в учебном заведении на другом конце света.
Кажется, еще совсем недавно, одним весенним днем я сняла тренировочные колеса с его новенького блестящего велосипеда – потом моргнула – и оказалось, что этот решительный молодой человек уже скопил достаточно денег, чтобы купить свою собственную машину.
Вот только вчера вечером я укладывала его спать в десять часов вечера – потом моргнула – и теперь, сама отправляясь в кровать, я слышу, как он выходит из дома, чтобы провести вечер с друзьями.
Я сделала сотню фотографий своего мальчика в квадратной академической шапочке на торжественной церемонии по случаю окончания подготовительной школы – потом моргнула – а он уже жмет руку президенту университета и получает свой диплом выпускника колледжа.
Раньше мне приходилось наклоняться, чтобы крепко обнять и поцеловать сына в макушку, но потом я моргнула и обнаружила, что теперь, обнимая его, мне надо самой встать на цыпочки.
Помню, с каким трудом я поддалась на уговоры, когда еще в школе он просил купить ему сотовый телефон. Потом я моргнула – и мой сын-второкурсник стал первым из всех членов семьи, кто смог дозвониться до меня 11 сентября. Он хотел убедиться, что я выбралась из Всемирного торгового центра.
«Мама! Ты в порядке?»
И если вам, как мне когда-то, нужен совет от опытной женщины, то скажу вам так: «Не моргайте».
Думай по правилам, думай без правил, думай о простом, думай о сложном. Придумать можно все что угодно, если постараться.
Мой сын Алекс был готов покорять вершины сразу, как только появился на свет. Мы с ним еще даже не вернулись домой из больницы, а у него уже был такой вид, будто он собирается встать на ножки, если только кто-нибудь протянет ему мизинцы для страховки. Прошло много лет, и мой тощий маленький подросток впервые собрал свое снаряжение, обувь, мел и веревки и отправился покорять Альпы.
Каждый раз, когда Алекс ходил на скалодром, я втайне надеялась, что ему это надоест. Но оказалось, что лазание по горам – это единственное, что ему действительно нравится. Поэтому я просто не могла ответить отказом, когда он стал умолять меня отпустить его в Швейцарские Альпы. Я понимала, что там ему предстоит совершить восхождение вместе со своим приятелем Пьером и его отцом. Но признаться, что от одной только мысли об этом меня охватывает настоящий ужас, было выше моих сил.
Если бы тогда я увидела «скалу», на которую они собирались взобраться в тот солнечный день, то ни за что бы не согласилась. Филипп (так звали отца его приятеля) заверил, что она вполне по силам моему сыну.
И вот мы на месте. Монолит (как я могла не задаться вопросом, почему он так называется?) возвышался над Национальным парком Верхняя Савойя, рассекая небо подобно небоскребу – трехсотфутовый вертикальный меч из светлого гранита.
Я ахнула.
– Что?!
Нет, они не могли находиться там наверху – Алекс никогда бы не сделал ничего столь безрассудного! Не может быть, чтобы ЭТО было по силам моему сыну.
– Regardez![2]
Собравшиеся у подножия горы люди показывали на двух альпинистов, цеплявшихся за склон. Те двое двигались очень медленно и были едва различимы. Я запрокинула голову, не в силах оторвать взгляд от крошечных фигурок. Через несколько минут у меня заболела шея.
– Там наверху люди! – прокомментировал кто-то по-французски, указывая в небо. Чувство вины накрыло меня. Я должна была знать, куда они направляются. Должна была настоять на своем и сказать: «Нет». Теперь моя глупость могла стоить жизни моему сыну и отцу его друга.
В неподвижном альпийском воздухе был отчетливо слышен каждый звук. Голос Алекса казался тихим и неуверенным, когда он отвечал на указания Филиппа. Хотя Алекс прекрасно говорил по-французски, Филипп на всякий случай обращался к нему по-английски. Перестраховывался! Эта ирония не ускользнула от меня, пока я сжимала и разжимала кулаки и старалась дышать как можно медленней.
Между тем толпа у подножия горы росла.
– Ce n’est pas des Français, ça[3], – сказал кто-то. – Они говорят по-английски.
Раздался ропот, затем несколько человек понимающе закивали:
– Эти англичане сумасшедшие!
Англичане или нет, но безумная парочка продолжала медленно, с остановками, подниматься по отвесному склону скалы. Зачем кому-то понадобилось вот так цепляться за скользкую каменную стену?
Алекс не смотрел вниз – лишь на Филиппа, который выкрикивал ему указания, пока мой сын поднимался вслед за ним в небо.
Снова послышались голоса – кто-то сделал еще одно открытие.
– Там, наверху, маленький мальчик!
Это откровение задело всех за живое, теперь в их голосах зазвучало осуждение.
– Где мать этого мальчика? – спросил один наблюдатель. – Как она могла позволить ему сделать такое?
«Действительно, как?» – повторила я про себя, борясь с подступившей тошнотой.
Вдруг наступила тишина: зрители отвлеклись от скалы высотой в тысячу футов и заметили, что я стою поблизости, но не присоединяюсь к ним. Теперь все они смотрели на меня – на единственную подозреваемую, на плохую мать. Кое-кто осмелился сочувственно мне улыбнуться. Я улыбнулась в ответ.
– C’est mon fils[4], – наконец призналась я. – Это мой сын.
Пришлось рассказать, почему альпинисты говорят по-английски.
– А, американцы… – Это, по-видимому, все объясняло.
И тут я почувствовала, что атмосфера у подножия горы изменилась. Или это просто я заметила то, что до той минуты ускользало от меня. Люди по-прежнему смотрели вверх, но в их позах и взглядах я видела не осуждение, а сочувствие и заботу.
Я прищурилась. Улыбка возвращалась ко мне, сердце понемногу успокоилось. Там, наверху, был мой сын. Все за ним наблюдали, а он совершал нечто, о чем мы, привязанные к земле существа, не осмеливались и мечтать. Он следовал за своей страстью.
Когда Филипп и Алекс, перевязанные веревкой, словно в замедленной съемке, благополучно спустились обратно на землю, толпа разразилась аплодисментами в честь маленького мальчика, который покорил большую гору. Слезы, которые я смахнула, прежде чем обнять его, не были слезами страха. Я гордилась им.
Алекс улыбался, и такой улыбки на его лице я не видела еще никогда. Он излучал тихую гордость за свое высшее достижение. Не то, которого я желала ему, а то, что он выбрал для себя сам. Он сам поставил перед собой препятствие и преодолел его. Разве это не было истинным показателем успеха?
И пусть в обычной жизни Алекс по-прежнему забывал подбирать свои носки, складывать грязную одежду в корзину для белья и наводить порядок на кухне. Но он познал радость победы на своей собственной священной земле, выиграл свою первую битву.
Я не могу обещать, что никогда больше не буду беспокоиться о его безопасности. Да и какая мать смогла бы? Но в тот день, у подножия Монолита, я тоже начала свой путь – путь к доверию и бесстрашию.
Каждый набор для выживания должен включать в себя чувство юмора.
Наш ближайший сосед был тренером команды моего старшего сына. Он часто выводил команду на поле для тренировок.
Однажды теплым весенним днем я возилась с домашними делами, когда раздался стук в дверь. На пороге стояли двое парней. Они сказали, что мистеру П., тренеру, нужен кубок. Я сразу же принесла один из комнаты сыновей. Мальчики забрали кубок и побежали с ним обратно на поле.
Через несколько минут стук раздался снова. Те двое вернулись, чтобы прояснить ситуацию: оказалось, что мистеру П. не нужен был спортивный кубок, ему был нужен стакан для воды.
Но знаете, привыкаешь думать определенным образом, когда воспитываешь сыновей.
Лучшая часть жизни праведного человека – это его небольшие, безымянные и всеми позабытые поступки, вызванные любовью и добротой.
Брайану семь. Он мечтатель и сводит свою учительницу с ума. А она такая же жесткая, как ириска в декабре.
Однажды Брайан пришел в школу с опозданием на час. Учительница выбежала из класса, спустилась в кабинет директора и позвонила матери Брайана.
– Брайан сегодня опоздал на час, – сказала она. – С меня хватит!
Мать Брайана волновалась весь день. Наконец, Брайан вернулся домой.
– Брайан, что случилось в школе?
– Я опоздал. Моя учительница разозлилась.
– Я знаю, Брайан. Она позвонила мне. Так что случилось?
– Ну, – начал Брайан, – ночью шел дождь. Весь тротуар был усеян червями.
Он немного помолчал и продолжил:
– Я знал, что дети на них наступят, поэтому попытался засунуть их обратно в отверстия в земле.
Брайн посмотрел на мать:
– Это заняло много времени, потому что они не хотели туда залезать.
Мать обняла его.
– Я люблю тебя, Брайан, – сказала она.
Иные виды спорта – это просто спорт. Бейсбол – это любовь.
Поскольку у нас с женой растут трое сыновей, ей пришлой забыть о своей неприязни к спорту и официально стать «матерью из Младшей лиги».
Недавно у нас родился четвертый малыш.
Помню, как медсестра вышла в приемный покой больницы, чтобы позвать меня. Жену везли на каталке в палату, когда я догнал ее.
– Ваш муж пока не знает, кто у вас родился, – предупредила ее медсестра.
Моя жена перевела на меня взгляд и сонно улыбнулась:
– Еще четыре года в Младшей лиге мне обеспечены.
Человеку столько лет, на сколько он себя ощущает.
Снекоторых пор мой четырнадцатилетний сын Тайлер стал вести себя более ответственно: без напоминания выполнял свои обязанности по дому, поддерживал порядок в своей комнате, держал слово. Для меня такие перемены означали лишь одно: Тайлер вырос.
Моментов, когда я вдруг со всей остротой осознавала происходящие в нем перемены, за нашу жизнь было несколько. Например, когда исчез его младенческий запах, или когда я сняла с его велосипеда тренировочные колеса. Помню, с какой тоской я наблюдала, как он избавляется от всех своих игрушек – тогда он сохранил только плюшевую гориллу, которую моя мать подарила ему, когда еще была жива. Похоже, нынешнее изменение будет самым радикальным. Проглотив слезы, я начала планировать особенный день – день инициации для моего сына.
Особенный день Тайлера начался с завтрака в ресторане. На этот раз детей среди приглашенных не было – только отец Тайлера, его мачеха, отчим и я. Тайлер казался таким счастливым, впервые оказавшись с нами наравне.
За несколько недель до церемонии я подарила Тайлеру специальный дневник. Я записала в него множество вопросов и попросила, чтобы он подумал и ответил на них. Кто был его героем и почему? Когда он почувствовал самую глубокую связь с Богом? Какой подарок в его жизни был его самым любимым и почему?
Кроме того, Тайлер сам выбрал нескольких взрослых, которые имели большое значение в его жизни, и я договорилась, чтобы каждый из них нашел время, чтобы погулять с ним в тот важный день, стараясь быть настолько открытым и откровенным, насколько это возможно.
Среди приглашенных был директор школы, в которой учился Тайлер. Он поделился с сыном своей любимой молитвой – молитвой святого Франциска. Ту же самую молитву моя мать читала каждое утро на протяжении всей своей жизни. Они с Тайлером были очень близки, и позже он признался, как ему казалось, что и она была там в те мгновения.
В сумерках семья и друзья собрались на церемонию на причале у озера. Короткий дождь освежил воздух, теперь в нем чувствовалась осенняя прохлада. Мы сидели вокруг костра, играла кассета с записью индейской флейты. Тайлер поделился со всеми своими намерениями относительно своей ответственности перед планетой, гости благословили его, а мы – его родители – дали устное обещание, что с этого момента в своих сердцах будем считать его мужчиной.
Гостей попросили принести подарки, никак не связанные с деньгами. В результате наш сын получил коробку с записками на тему «Что мне нравится в Тайлере», желудь могучего дуба, мешочки ручной работы и многое другое. Один мужчина прочитал вслух стихотворение, посвященное его отцу.
Во время церемонии и в последующие недели люди подходили ко мне и говорили: «Сегодня я был бы другим человеком, если бы мои родители подарили мне обряд инициации». Никогда – даже в самых смелых мечтах – я не могла предвидеть того чувства единения и святости, которое мы с сыном испытали в его особенный день.
Теперь в нашем доме стало все по-другому: появилось уважение друг к другу. Часто, прежде чем заговорить с Тайлером, я спрашиваю себя: «Как бы я сказала это мужчине?» А Тайлер кажется менее погруженным в себя и более чувствительным к переживаниям других людей.
Помню, как однажды, несколько месяцев спустя, наша семья планировала прогулку. За окном было дождливо и холодно, и все, кроме меня, хотели пойти поиграть в игровые автоматы. Я сделала несколько слабых попыток предложить что-то другое, но их энтузиазм победил. В тот день у меня не было сил постоять за себя.
Мы уже стояли на пороге, когда Тайлер, который теперь был на голову выше меня, обнял меня за плечи и сказал: «Я вижу, что ты на самом деле не хочешь идти в игровой центр. Давай сядем и решим, что мы все хотим сделать. Потому что я никуда не пойду, пока ты тоже не будешь счастлива».
Я была так удивлена, что расплакалась, но это были слезы счастья. Было чудесно чувствовать, что о тебе заботятся, и знать, что мой сын когда-нибудь станет любящим мужем и отцом для своей собственной семьи. Да, Тайлер стал мужчиной – прекрасным мужчиной.
У меня два сына-подростка, Люк и Сэм. Я воспитываю их одна и, будто самые важные сокровища на свете, собираю все, что они когда-либо сказали или сделали. Недавно в моей копилке появился еще один бесценный подарок – записка, которую передал мне мой сын Люк на День матери.
В то утро я чувствовала себя вдвойне благословенной, когда, сидя в церкви между сыновьями, слушала слова пастора о семьях и матерях. Это послание было ободряющим, в нем говорилось о том, что родители и дети должны проявлять любовь и заботу друг к другу.
Во время проповеди Люк что-то нацарапал на листе бумаги и передал его мне. Мое сердце сжалось, когда я начала разворачивать его письменное признание в любви. Я уже предвкушала сообщение, что я лучшая мама в мире, и изо всех сил старалась не расплакаться на публике. Я даже закусила губу, чтобы сдержать свои эмоции, когда прочитала: «Посмотри за меня сегодняшнюю игру «Лейкерс», пока я на работе».
Октябрь – прекрасный месяц, потому что знаменует собой драгоценное, но мимолетное пересечение хоккея, бейсбола, баскетбола и футбола.
Смех – это мгновенный отдых.
– Кто лучше? – спросила я мужа через несколько недель после свадьбы, – Кассиус Клей или Мухаммед Али?
Мой муж смотрел на меня широко раскрытыми от ужаса глазами:
– Ты смеешься, правда?
Я смиренно покачала головой.
– Это один и тот же человек, – ответил муж и снова уткнулся в газету.
У меня было оправдание: я просто пыталась приспособиться к миру спорта, в котором обитал мой муж. Мой отец и братья увлекались спортом, но их интерес не шел ни в какое сравнение с одержимостью моего суженого. Он смотрел все игры, знал всю статистику, анализировал всех тренеров и слушал все спортивные ток-шоу по радио.
Он изо всех сил старался вовлечь во все это и меня. «Посмотри повтор!» – кричал он из комнаты, где стоял телевизор.
И я, бросив все, что делала в тот момент, мчалась через весь дом, чтобы увидеть еще один впечатляющий захват, блок, удар, финиш или прыжок. Все это было очень впечатляюще, однако все равно не привлекло моего внимания так, как хорошая книга, долгая прогулка, звезды в ясную ночь или картина Моне.
По мере того как наш брак продвигался по игровому полю жизни, у нас родились трое сыновей. Теперь в нашем доме сложилась идеальная команда: питчер, кэтчер и отбивающий. Пока мои подруги с дочерями наряжались для обедов и походов по магазинам, я натягивала джинсы и часами торчала на поле, выкрикивая: «Беги! Ты можешь сделать это!»
– Скажи, ты не слишком разочарована тем, что у тебя нет дочки? – спрашивали подруги.
– Вовсе нет, – честно отвечала я.
– Что ж, на небесах есть особое место для матерей троих мальчиков, – вздыхали они, цитируя популярное руководство для родителей.
По мере того как каждый из сыновей взрослел и за завтраком открывал свой раздел спортивной страницы, я тоже менялась. Я отказывалась оставаться на скамейке запасных. Ну и что с того, что у меня не было длинных волос, милых платьев и балетных туфель? Зато я могла быть девушкой, подающей мячи, или выйти на поле с битой.
Я сама не заметила, как стала своим парнем. Я подавала и забрасывала мяч, я ловила рыбу. Передо мной открылся совершенно новый мир. Занятия, которые я никогда бы не выбрала сама, превратились в удивительные приключения.
Будучи питчером в игре с соседскими ребятами, я открыла для себя удовольствие от удачного удара по мячу и полюбила землистый запах вытоптанной травы жарким летним днем.
Будучи драйвером на лужайке для гольфа, я восхищалась точностью выполнения четырехфутового удара и заодно успевала порадоваться трелям птиц, которые пели нам серенады с соседнего дуба.
Как специалист по насаживанию наживки на крючок, я ощущала волнение рыбы, дергающей леску, и краем глаза замечала все оттенки заходящего солнца.
Стоило мне привыкнуть ко всем этим занятиям, как мальчики вступили в подростковый возраст, что потребовало от меня новых решительных изменений. Однажды, в очередной раз доставив их на место встречи с друзьями, я поняла, что нет никакого смысла просто сидеть и ждать. Вопреки здравому смыслу, я присоединилась к их занятиям.
Холодным пасмурным днем я взбиралась на сорокафутовую сосну, раскачивалась на веревке и кричала: «Тарзан!», прежде чем окунуться в холодные воды озера Нортвудс. Я каталась на самых быстрых и крутых американских горках тематического парка, вопя во все горло, и посещала бейсбольные конференции, где бегала с толпой фанатов за автографами игроков, которых я даже не знала. Будучи начинающим лыжником, я оказалась на вершине заснеженной горной вершины, на слишком крутом склоне просто потому, что мои сыновья решили, что мне понравится открывающийся оттуда вид.
«Дерзай, мама, – сказали они. – Ты можешь это сделать!»
И я это делала.
Однако пик моей спортивной карьеры наступил, когда сыновья перешли на мое игровое поле.
Однажды мой восемнадцатилетний сын вернулся из города и описал приватную экскурсию по художественному музею, которую он устроил своим друзьям. Вслед за этим мой шестнадцатилетний сын принялся обсуждать контрастные романы популярного автора, а мой тринадцатилетний сын заметил в бархатной темноте неба сверкающий Орион и объявил, что это его любимое созвездие. Это был успех.
Недавно мы возвращались домой после того, как отвезли нашего старшего сына в колледж. Младшие сыновья и муж затеяли спортивную викторину.
– Назовите три профессиональные баскетбольные команды, названия которых не заканчиваются на «с».
– Кому принадлежит рекорд по количеству хоум-ранов кэтчера?
Я рассеянно слушала, следя, как лучи фар фермерских тракторов скользят по рядам залитых лунным светом кукурузных полей. В окно лился сладкий аромат урожая. Вдруг вопросы иссякли. Я воспользовалась моментом.
– Кто был лучше, – спросила я, – Мухаммед Али или Кассиус Клей?
Ошеломленная тишина.
– Мухаммед Али? – ответил один.
– Кассиус Клей? – догадался другой.
Муж расхохотался:
– Это один и тот же человек!
– Эй, это классный вопрос с подвохом, мама! – воскликнул мой средний сын.
– Давай опробуем его на Билли и Греге, когда вернемся домой, – предложил младший.
Двадцать пять лет спустя я отыгралась. Только не спрашивайте меня о счете.
Повзрослев, мы теряем радость простых событий. Возможно, именно поэтому Бог позволяет нам быть родителями. Восторг, который мой десятилетний сын Колби испытывает от автомобильных гонок, смягчает мое сердце и открывает новые горизонты.
Помню, как мы отправились на гонку в Канзас-Сити, чтобы увидеть заезды NASCAR Busch и Winston Cup. Я и раньше посещала подобные мероприятия, но для моего сына это был первый раз. Он пришел в настоящий восторг от новой трассы и еще больше – от составленных мною планов.
Великого штурмана из меня бы никогда не вышло – я умудрялась заблудиться каждый раз, стоило нам только выйти на улицу. Но я и не думала расстраиваться. Потому что каждый раз, потерявшись, мы вдруг натыкались на какой-нибудь выставочный автомобиль. Мы увидели машину Джеффа Гордона, любимую машину моего сына, пока искали ресторан «Венди», чтобы пообедать. Нашли симулятор вождения автомобиля Tide в продуктовом магазине, сделав крюк на десять миль в поисках съезда на межштатную автомагистраль. Мы случайно стали свидетелями разгрузки машины M&Ms – какой кайф вызвали у нас эти звуки!
В наш первый вечер в городе я планировала пойти на праздник фанатов, который должен был состояться на местной ярмарке. Ожидалось, что там появится много пилотов. Очередь за автографами выстроилась еще до нашего прихода, поэтому нам оставалось просто стоять и ждать. На этот раз нашей целью был Расти Уоллес. Мой внутренний взрослый сто раз успел усомниться в успехе этого ожидания, однако счастливое предвкушение, которое испытывал сын, заглушило мой скептицизм. Пока я дежурила в очереди, Колби бегал с места на место, делая снимок за снимком, а затем отчитывался передо мной.
Первое (и, возможно, самое острое) волнение охватило сына, когда на сцену поднялся Марк Мартин. Десятилетний Колби взобрался вслед за ним, встал всего в шести футах и направил в его сторону фотоаппарат. Сделав быстрый снимок, он остался на месте и уставился на гонщика. Вам знакомо чувство, возникающее, когда кто-то буквально сверлит вас глазами? Марк обернулся и встретился взглядом с восхищенным молодым поклонником. Он улыбнулся, а затем продолжил разговаривать с толпой. Колби тут же отправил мне сообщение о «волнении всей его жизни», как он это назвал.
Потом мы, наконец, добрались до начала очереди, чтобы встретиться с Расти Уоллесом. Колби захотел сфотографироваться. Это было непросто, ведь очередь нельзя было остановить даже на секунду. Зная это, мы разработали целый план, и его требовалось выполнить идеально, поскольку у нас был только один шанс.
Итак, Колби запрыгнул на платформу, где сидел Расти. Чтобы удержать равновесие, он изо всех сил ухватился за стол. Расти, услышав, как какая-то легкомысленная мамочка выкрикнула его имя (разумеется, это была я), поднял голову и одарил нас улыбкой. Кадр был сделан. Мы двинулись дальше, чрезвычайно гордые собой.
День гонки несколько померк по сравнению со встречами со знаменитыми гонщиками. И все же сын прижался всем своим маленьким телом к забору, чтобы подобраться как можно ближе к Джеффу Гордону после его представления, и фотографировал своего любимого пилота, пока тот ехал, махая рукой толпе. В тот день Джефф выиграл.
Я устала от болей в ногах, страдала от недосыпа и нездоровой пищи в выходные, но все равно улыбалась, когда слышала, как Колби рассказывает о той первой гонке. «Я встретил Расти Уоллеса, – говорит он. – Марк Мартин улыбнулся мне, а Джефф Гордон ПОБЕДИЛ!»
Вот он, идеальный уик-энд для любого десятилетнего фаната гонок. Что до меня, то мне просто посчастливилось разделить с ним эту радость.
Говорят, что возраст – это то, что у вас в голове. Хитрость заключается в том, чтобы не дать ему проникнуть в ваше тело.
Вода искрится подо мной. Легкий ветерок развевает мои волосы. Я чувствую себя молодой.
Вот уже несколько дней мы с мужем и двумя сыновьями наслаждаемся отпуском, и сегодня я решила взять напрокат катер и покататься на водных лыжах. Я подумала, что это великолепная идея. Представляла, как становлюсь активным участником этого семейного события и выхожу, наконец, из привычной роли уставшей мамы-болельщицы. Признаюсь, с годами я стала менее активной, и мне это не очень-то нравится. Так что я пристыдила своего упрямого мужа, буквально заставив его арендовать катер. Я назвала его брюзгой средних лет, лишенным жажды приключений и уделяющим слишком мало времени отстаиванию своей мужской спортивной доблести. Кажется, это сработало.
В то утро, натягивая старый купальник (на всякий случай – подальше от зеркала), я чувствовала себя необычайно резвой и дерзкой. Я вспомнила ту молодую девушку, чуть больше двадцати. Ах, я была такой милой, такой загорелой, такой худенькой. Однажды я каталась на лыжах по чистому голубому озеру в Колорадо. Каким высоким казалось мне небо! Весь мир был у моих ног. У меня все было под контролем. Я могла сделать все, стоило только захотеть!
Поток волнующих воспоминаний нахлынул на меня, заглушая смутное неприятное сомнение. Внутренний голос шептал: «Ты делала это только один раз!» Но кого в такие моменты волнует осторожность? Я была в восторге! Я была готова! Мой муж наверняка тоже разглядел особый блеск в моих глазах и оценил мою решимость катиться на лыжах навстречу собственной молодости. Он понимал, что никакие слова не разубедят меня. Поэтому просто медленно покачивал головой.
Первый обязательный шаг заключался в том, чтобы найти спасательный жилет подходящего размера. Пошарив в катере и примерив три или четыре, которые, конечно же, были сшиты для больших сильных мужчин (умеющих кататься на лыжах), я, наконец, нашла симпатичный маленький красный жилет. Мне он показался почти идеальным, поскольку скрывал большую часть моего тела.
Дальше предстояло спрыгнуть – пусть и неуклюже – с лодки в воду. Это был единственный раз, когда я заколебалась, вспомнив о стае отвратительного вида рыб, дежуривших у причала. Однако в тот момент у меня были более насущные проблемы. Мальчишки бросили мне лыжи. С большим трудом я начала надевать на ноги эти тонкие, очень длинные приспособления, а это непростая задача, особенно когда ты находишься в воде в своем милом маленьком спасательном жилете, который вздулся на шее и постоянно заставляет тебя переворачиваться на спину. И все же я выполнила это неподобающее для леди задание и сразу же почувствовала себя чертовски хорошо – более сильной, более уверенной и уже гораздо больше похожей на прежнюю молодую женщину.
Все это время ребята кружили вокруг меня на катере. Сквозь гул двигателя я слышала, как они кричат: «Тряси! тряси!» Трясти? Почему они хотят, чтобы я что-то трясла? Я начала совершать руками какие-то круговые движения, и тут мой сын перегнулся через борт лодки и рявкнул мне на ухо: «Трос!» О да! Трос! Нужно ухватиться за трос, когда он будет рядом. Я знаю это. Все, что мне нужно сделать, это найти трос, который плавает где-то в стороне от меня. Я не вижу его, но ребята продолжают кричать и показывать пальцами, так что я решаю, что он рядом, и продолжаю искать. Гребу в одну сторону, гребу в другую, кружусь на месте… «Он прямо здесь, мам! Прямо здесь!» – «Прямо здесь, где… ГДЕ?» Наконец, мальчики бросают трос так, чтобы я могла его увидеть. Мне интересно, почему они просто не сделали этого с самого начала.
Итак, трос в руке, лыжи приподняты, я киваю головой, как настоящий профессионал: «Вперед!» Теперь я уверена, что смогу это сделать. Однажды я уже сделала это, не так ли? Двигатель начинает набирать обороты, гребной винт – вращаться. Мой муж нажимает на педаль газа и медленно выводит катер – мне кажется или он склонил голову в молитве?
Я чувствую, как вода течет по моей коже, пробуждая воспоминания о прошлом. Ааа, да. Я постепенно расслабляюсь, лодка набирает скорость. Я крепче сжимаю трос. Потом мы вдруг начинаем двигаться быстро… быстрее… а потом уже и слишком быстро! Я не знаю, что произошло, но без всякого предупреждения этот гладкий, блестящий новый катер превратился в ревущего монстра, который, извиваясь и поворачиваясь, несется по воде с головокружительной скоростью.
Я ничего не помню. Что я должна теперь сделать? Нет времени думать. Поэтому я просто продолжаю хвататься за трос, даже когда мне кажется, что мои руки отрываются от остального тела! По-моему, надо держать ноги вместе, но… о, вода. Там так много воды! Я не помню столько воды. Она идет на меня стальной стеной. Я использую каждый мускул своих пятидесятилетних ног, изо всех сил стараясь удержать их вместе. Пытаясь сохранить равновесие и хоть немного достоинства, я начинаю подниматься вверх, вверх – еще чуть-чуть – и тут… через наносекунду я это чувствую! Боже мой! Мои ноги на самом деле расходятся – это происходит – это – это шпагат!
Трос вырывается у меня из рук, после чего я врезаюсь лицом в нечто, похожее на кирпичную стену. Вода немедленно начинает заполнять нос и рот. Неужели я тону? Это все? Будут ли в моем некрологе такие слова: «Утонула, разбившись о воду»? Но потом я чувствую, как меня что-то подхватывает и переворачивает на спину – о, мой дорогой, дорогой маленький красный спасательный жилет!
Ошеломленная и отплевывающаяся, я выныриваю на поверхность. Семья умоляет меня вернуться на катер, что было бы самым разумным поступком. Но я пока не могу расстаться со своей мечтой. И лишь после еще двух попыток, которые были точными копиями первой, я, наконец, принимаю поражение. С тяжелым чувством смирения в душе и еще более тяжелым – в теле я неуклюже забираюсь обратно на борт, ударившись лодыжкой о гребной винт – последнее унижение. Последний способ монстра сказать: «Попалась!»
Я оглядываюсь назад, понимая, что оставила свою юность где-то там, на бескрайних просторах голубой воды. В глазу появляется слеза и скатывается по моей загорелой (слегка морщинистой) щеке. Мой разум знает, что пришло время попрощаться. На сердце… что ж – на сердце тяжело и грустно.
Мои мальчики уже готовятся спрыгнуть с лодки и начать свое потрясающее путешествие. Наблюдая за ними, я чувствую, как понемногу успокаивается мое печальное и тяжелое сердце. Исцеление займет некоторое время, но я, несомненно, скоро приду в себя. Я чувствую, как мои кости расслабляются, а кожа впитывает солнечные лучи. Может быть – всего лишь может быть, – у взросления, которому я так сопротивлялась, есть свои преимущества. Жесткие, необузданные действия юности уступают место мягкости и мудрости. Возможно, мне больше не придется так сильно бороться. Меня уносят волны времени, и с этой мыслью я проваливаюсь в желанный сон.
Большая часть нашего счастья зависит от нашего характера, а не от обстоятельств.
Все лето наш шестилетний сын Крис умолял отца взять его с собой на первую рыбалку. Важный день должен был настать завтра, но Рона вызвали на работу, и момент оказался испорчен. Я видела разочарование в глазах сына. Едва сдерживая слезы, он повернулся, чтобы уйти.
– Подожди минутку, Крис, – сказала я. – Можно я пойду с тобой на рыбалку?
– Ну, э-э, хорошо, мам, – протянул он, как будто не был уверен, что правильно меня расслышал.
– Мы встанем в пять часов утра. Это нормально?
– Конечно. – Его слезы уже сменились улыбкой.
Мне следовало бы серьезней подумать, прежде чем обещать, ведь я никогда раньше не рыбачила.
Ровно в пять утра зазвонил будильник. Не помню, когда в последний раз вставала так рано. Быстро съев по миске хлопьев, мы погрузили в машину большой ящик, набитый бутербродами, напитками и огромным количеством льда – достаточным, чтобы упаковать всю рыбу, которую мы собирались поймать. Со списком необходимых нам вещей мы заехали в ближайший рыболовный магазин, чтобы купить удочку, леску, крючки и немного червей. Потом мы отправились на озеро.
Стояло типичное августовское утро, солнце уже палило вовсю. Согнувшись под тяжестью снаряжения, мы тащились вдоль скалистого берега, пока, наконец, не устроились под неким подобием дерева. Я объяснила Крису, что «подобие» дерева – это растение, которое хотело бы стать настоящим деревом, но не смогло, потому что деревья здесь, в Аризоне, растут не очень большими из-за сильной жары и отсутствия дождей. Он согласился, что слабая тень все же лучше, чем ее полное отсутствие.
Я нацепила леску на удочку и закрепила крючок таким узлом, который удержал бы Моби Дика.
Следующего шага я опасалась больше всего.
– Мама, ты поможешь мне насадить червяка на крючок?
– Хорошо, но тебе лучше побыстрее научиться самому. Это первый и последний раз, когда я это делаю.
«Ладно, я с этим справлюсь», – подумала я, зажмурила глаза и быстро схватила первого червяка, который тут же стал извиваться у меня между большим и указательным пальцами. Следующей задачей было насадить червяка на крючок. Я не знала, что черви бывают разных размеров; этот был очень тощим. Крис отступил назад – отчасти из-за выражения моего лица, а отчасти потому, что его поразило, что я вообще осмелилась прикоснуться к червю. Должно быть, он читал мои мысли.
– Он не хочет оставаться на крючке, – прошептал он.
Червяк продолжал извиваться изо всех сил.
И тут, совершенно случайно, я все же проткнула червя. Он повис на крючке, смертельно раненный, корчась от боли.
– Быстро бросай леску в воду! – закричала я.
Крис ни за что не смог бы насадить этих тощих червей на крючок, при этом не зацепившись сам. Осознание того, что мне придется возиться со всеми остальными извивающимися, скользкими маленькими ползучими существами, не привело меня в восторг, однако вскоре я стала настоящим экспертом по «случайному» насаживанию червей на крючок.
Три часа спустя в углу нашего холодильника аккуратно лежали в ряд три маленьких синежаберных солнечника. Остальные рыбы в озере остались равнодушны к нашим «худосочным» подношениям. Мы решили возвращаться домой.
Рон все еще был на работе. Я вспотела, от меня пахло рыбой, наш улов оказался весьма скудным.
– Мам, мы будем их готовить?
– Я думаю, мы могли бы, – поморщилась я. Такая мысль даже не приходила мне в голову. Рыбины были настолько мелкими, что вряд ли из каждой из них вышло бы больше, чем по два маленьких кусочка. Тем не менее я выложила их на сковороду. Через несколько минут все три рыбы перекочевали на тарелку Криса.
– Нет, мам, тоже возьми себе одну, – настаивал он.
Мой план не сработал; мне придется съесть одну рыбу. Крис откусил первый кусочек и не выплюнул его, так что я тоже попробовала. На вкус рыба была точь-в-точь как озерная вода, но я заставила себя проглотить ее. Рон вошел как раз в тот момент, когда я доедала последний кусочек.
– Ну, как прошла ваша поездка? – спросил он.
Крис заговорил прежде, чем я успела произнести хоть слово.
– Это было здорово, папа! Вода была такой прозрачной и гладкой, а небо – по-настоящему голубым. Когда мы только приехали туда, там не было лодок, так что было очень тихо. Мы слышали пение птиц. Мы с мамой сидели на камне и смотрели, как утка плавает и оставляет след в воде. Это оказалось действительно весело, и мама была самой лучшей!
Затем он рассказал Рону все о «подобии» деревьев. Когда он закончил говорить, Крис повернулся и обнял меня.
Было ли небо таким уж голубым? Какие поющие птицы? И я даже не видела утку. Я была слишком поглощена насаживанием червей на крючок, чтобы оценить всю красоту, но Крис все сделал за меня.
– Спасибо, мам. Давай в следующие выходные снова поедем к нашему месту? – попросил Крис, и его глаза заблестели.
Как я могла отказаться?
– Конечно, милый, мы обязательно туда поедем.
Мать – это та, которая может занять место всех других, но чье место не может занять никто другой.
Летние каникулы у мальчиков в самом разгаре. Досмотрев по телевизору бейсбольный матч высшей лиги, мой сын Дэниел роется в шкафу в поисках своей пластиковой биты, мяча и миниатюрной бейсбольной перчатки.
– Давай, мам! – говорит он. – Пойдем поиграем в мяч.
Я знаю, что он не даст мне покоя, пока мы не выйдем на близлежащее бейсбольное поле, чтобы сыграть в его не подчиненную никаким правилам, но очень воодушевляющую версию бейсбола. Поэтому я надеваю свою поношенную кепку «Нью-Йорк Метс», беру собственную потрепанную перчатку, и мы идем.
По дороге в парк мне становится грустно от того, что этот маленький мальчик должен играть в бейсбол со своей матерью. Не то чтобы я была неуклюжей – в конце концов, в старшей школе и колледже я была звездой софтбола и до сих пор являюсь одним из ведущих игроков местных любительских команд. И дело не в том, что я не люблю бейсбол, потому что я его люблю. Просто иногда мне хочется, чтобы у моего сына был кто-то, кто играл бы с ним в мяч. Кто-то мужского пола.
Быть матерью-одиночкой подрастающего мальчика – одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала в своей жизни. Да, я многому могу научить своего сына. Могу сидеть рядом с ним на трибуне и авторитетно описывать действия на бриллианте[5]. Могу показать, как подавать, как добиться плавного ритма заводки, растяжки и подачи с красивой синхронностью. Могу научить бить битой: «Убери свой стик с плеча! Подними локоть! Глубоко вдохни! Выходи на поле и действуй!»
Я могу показать своему сыну, как ударить ногой по первой базе так, чтобы у него был прямой путь ко второй, и при этом он не выходил слишком далеко за пределы базовой линии. Я могу натренировать его отбиваться боком, низко надев перчатку, расслабив конечности, в погоне за сильным ударом граундера на второй базе. Я могу обучить его навыкам хорошего кэтчера – в том числе тому, как блокировать пластину своим телом и как безропотно принимать резкий удар. Именно так я сама играю в мяч. И он тоже будет хорошим игроком.
Но есть много вещей, которым я не в состоянии его научить. Даже если я расскажу ему, как должен вести себя молодой человек, я сделаю это с точки зрения женщины. Я не могу объяснить ему, как быть мужчиной. Я ничего не знаю о тонкостях и секретах мужественности. Я могу играть в мужские игры сколько угодно, и играть в них убедительно, и мой сын чему-нибудь непременно научится. Но это будет не то же самое, как если бы в его жизни был мужчина, которым он мог бы восхищаться, с которым мог бы общаться и у которого мог бы учиться.
Я ищу для него образцы для подражания, но это легче сказать, чем сделать. Я разборчива – я и должна быть такой. Я хочу, чтобы Даниэль стал хорошим, смелым человеком, уважающим женщин, равенство и разнообразие, сильным и уверенным в себе. К счастью, вокруг нас достаточно мужчин, готовых взять на себя обязательство быть частью жизни моего сына в отсутствие полноценного отца. Все вместе они дают моему сыну отличное представление о том, каким человеком он может в перспективе стать.
Я хочу, чтобы у моего сына было общественное сознание Фрэнка, чувство юмора Алана, трудовая этика Даррена и мягкость Стива. Я хочу, чтобы у него была любовь Фила к своей матери, преданность Дэвида церкви и семье, стремление Тони к образованию и веселый дух Теда. Я хочу, чтобы у него было тихое спокойствие Ларри, дружелюбие Левона, услужливость Билла и тяга к приключениям Бена. Я хочу, чтобы Дэниел обладал всеми этими качествами и кое-чем большим. Я хочу, чтобы он взял все, чему научился у этих людей, и однажды передал это другому мальчику, установив с ним неразрывную связь.
Я надеюсь, что мой сын когда-нибудь в скором времени будет играть в бейсбол с кем-то, кто заодно во время игры расскажет ему о некоторых жизненных нюансах. С кем-то, кто будет говорить с ним так, как я не могу, – как мужчина с мальчиком, с мужской точкой зрения и с мужской любовью. Моему сыну очень повезет, если он встретит такого человека.
А пока у меня есть одна мечта.
Мировая Серия[6] только что закончилась. Мой сын, самый ценный игрок Серии, привел свою команду к победе, продемонстрировав идеальную игру: ни пробежек, ни пропущенных голов, ни ошибок, ни обходов. Все поражены: ведь он еще так молод!
– Кто научил вас так подавать? – спрашивает репортер.
Мой сын улыбается.
– Моя мать, – говорит он. – У мамы отличный крученый бросок. Таня Дж. Тайлер
Разум обладает огромным контролем над телом; очень немногие болезни могут победить сосредоточенную энергию и решительный дух.
Однажды вечером я разговаривал с матерью по телефону. Она только что вернулась со своего первого занятия по гольфу.
– Уверена, что мне действительно нравится эта игра, – заявила она.
На прошлое Рождество мы с братом, сестрой и подругой купили маме стартовый набор клюшек. У мамы есть собственный бизнес в сфере спортивного страхования и пособий, и уже много лет она попадает на деловые встречи Дорал и Пеббл-Бич. При этом она, единственная из всех членов семьи, не играет в гольф. «Ну, я могла бы сыграть там раунд, если бы умела, – говорила она. – Зато мне нравится кататься по полю на карте. Вы же знаете, как я люблю шум океана».
Естественно, наша семья не могла долго этого выносить. Поэтому мы рискнули и удивили ее клюшками. Мы были уверены, что она станет неплохим игроком, потому что однажды видели, как она сделала несколько взмахов на тренировочном поле и один раз здорово отбила мяч. Кроме того, это стало бы хорошей физической нагрузкой.
Мама была очень взволнована – она так мало знала о гольфе и боялась выглядеть глупо.
– Просто ненадолго сходи на рейндж[7], мам. Затем ты можешь попробовать сыграть на нескольких лунках и постепенно дойти до полного раунда, – посоветовал я.
За эти первые несколько месяцев она ходила на рейндж всего пару раз. Зато ей очень понравилось покупать одежду. «Сегодня я купила себе новый костюм для гольфа». «Теперь у меня есть туфли для гольфа»…
– Как насчет твоего свинга? Ты забивала мячи в последнее время?
– Нет, но я хочу быть полностью готовой, когда придет время ехать в гольф-лагерь!
Мы с братом и сестрой посовещались и порекомендовали ей начать делать хотя бы простую растяжку и упражнения за несколько недель до поездки в лагерь «Сосновые Иголки». Потом расслабились и стали ждать.
Целую неделю мы не общались. Но узнав, что занятия в школе закончились, я позвонил маме.
– О, нам было так весело! – воскликнула она. – И знаешь что? Вчера я сыграла свой первый раунд.
– Ого, целых восемнадцать лунок?
– Ну, это был раунд с девятью лунками. И моя команда победила! Это был, что называется, «лучший мяч». И на одной лунке я вела его до самого грина, и мы использовали мой мяч.
– Что ты имеешь в виду – это был пар-3 или пар-4?
– О, я не знаю.
– Мне нравится такое отношение, мама.
Это была правда.
– Все, что я знаю, – призналась она, – это то, что надо стараться загнать мяч в лунку как можно меньшим количеством ударов. Удары других дам были гораздо короче, и одна из них сказала: «О боже, мяч Салли на грине».
Уверен, что это был один из тех переломных разговоров, которые происходят только раз в жизни.
– Итак, позже я сыграла еще девять лунок, и знаешь что? Я выбила еще. Когда я сказала бармену, сколько я забила, он удивился и сказал: «Салли, ты понимаешь, что если ты пройдешь все восемнадцать лунок, то забьешь 100? Это фантастика». Еще раз спасибо тебе за клюшки, Адам. О, знаешь что? Мне нужно узнать, где ты их взял, чтобы я могла купить сэнд-ведж и питчинг-ведж.
– Ну конечно, – я даже смутился, – мы же купили тебе только стартовый набор. Думаю, тебе еще понадобятся клюшки с четными номерами.
– О, боже, нет. Пока нет. Но я узнала о том, чем бить и на какие расстояния. Конечно, сейчас я, наверное, отступлю, но мне очень нравится эта игра!
Таково было чудесное, полное мимолетной невинности, знакомство моей матери с гольфом. Она открыла для себя прелести игры и наслаждалась самим действием. Эксперимент удался.
Все матери – это работающие матери.
Мой сын Мэтт впервые заплакал февральским утром, в одиннадцать часов. Это был не последний раз, но точно – самый лучший.
Полная энтузиазма молодая медсестра улыбнулась:
– У вас прекрасный мальчик! Вы хотите его увидеть?
– Нет, – был мой категоричный ответ. Она хихикнула и вынесла сына из-за ширмы.
– Ох… он такой уродливый, – только и смогла произнести я.
Младенец был лысым, если не считать челки из густых каштановых волос, свисавших до самых плеч. Все его тельце покрывала кровь и какая-то отвратительная слизь. Мое сознание еще не прояснилось после анестезии. Помню, как спрашивала себя: «Что такое ты говоришь? Ты не должна так поступать!»
Это было в четверг. К следующему четвергу мы уже были дома, и я ждала, когда же во мне проснется пресловутая «материнская любовь». Я ухаживала за сыном, держала его на руках, переодевала его, купала – я делала все, что положено… и ждала.