Место встречи изменить легко E-Book

Наталья Александрова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Смешные детективы Д. Калининой и Н. Александровой
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 273

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Все для пенсии, долгожданной и любимой. Нужно хорошо выглядеть, чтобы тебя не отправили на заслуженный отдых раньше времени. Желательно прикупить домик в Ницце к тому моменту, когда все-таки отправят, – чтобы было где дышать свежим воздухом и копаться на грядках. Правда, писательница Ирина Снегирева уверена, что лучшее занятие и до пенсионной черты, и после – читать криминальные романы, а большим наслаждением, чем чтение, может быть только сочинение детективов. Увы, от очередного сюжета ей придется отвлечься – любимая подруга Катя, кажется, нажила врага в лице одного начальника, который как раз приготовил кейс с взяткой для высокопоставленного лица, отбывающего в Ниццу…

Leseprobe

Наталья Николаевна Александрова Место встречи изменить легко

© Александрова Н.Н., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

На широком, как летное поле аэродрома, письменном столе зазвонил телефон.

На этом столе громоздилось несколько телефонов, но именно этот старомодный массивный аппарат цвета слоновой кости был самым важным. Звонил он редко, и каждый такой звонок означал или серьезные неприятности, или шанс, подаренный благосклонной судьбой.

Лев Николаевич протянул руку и снял трубку.

Рука мелко дрожала.

Нужно собрать волю в кулак, не позволять себе распускаться. Этак руки будут потеть от волнения, а это уже совсем не годится. Рукопожатие человека его уровня должно быть сухим, твердым и холодным. Холодным, как сталь.

Еще не так давно, снимая трубку с этого аппарата, Лев Николаевич вставал. Он долго не мог приучить себя разговаривать с начальством сидя. Даже когда начальство никак не может его видеть. Но в последние дни судьбоносные звонки следовали один за другим, и он привык относиться к ним более сдержанно.

– Слушаю, – проговорил Лев Николаевич, прижав трубку к уху.

– Материалы подготовлены? – поинтересовался бесцветный голос, искаженный устройством засекречивания.

– Готовы.

Лев Николаевич едва не назвал собеседника по имени, но вовремя прикусил язык.

– Передашь их сегодня моему человеку.

На том конце трубки назвали место встречи.

Лев Николаевич замялся, и бесцветный голос с едва различимой усмешкой проговорил:

– Не беспокойся, Лева, наши договоренности в силе. Как только документы поступят по назначению – тебя переведут в Москву, место для тебя уже готово.

Лев Николаевич едва не выпалил: «Рад стараться». Правда, его радость подпортила насмешливо-покровительственная интонация собеседника. И еще то, что тот назвал его по имени. Конечно, вычислить человека по номеру телефона ничего не сто́ит, но все же есть какие-то правила – как вести такие разговоры. Он-то не назвал того, с кем говорил, по имени-отчеству! Тем самым этот человек еще раз указал ему место, подчеркнул дистанцию между ними.

Из трубки давно доносились гудки отбоя.

Лев Николаевич взглянул на нее с некоторой неприязнью и положил на место.

Ладно, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним. Главное – попасть в Москву, а уж там он развернется.

Он встал из-за стола, открыл сейф, вынул новенький кейс с массивными металлическими замками. Поставил кейс на стол и огляделся, словно уже прощался со своим кабинетом.

Еще недавно этот кабинет казался ему пределом мечтаний, венцом карьеры. Этот просторный стол, красивая вымуштрованная секретарша, огромный ковер с мягким зеленым ворсом, многочисленные телефоны… Именно числом телефонов на столе определяется уровень начальника!

Только добившись этого места, он понял, как малы, как ничтожны его возможности. Настоящая власть, настоящее влияние, настоящие деньги и вообще настоящая жизнь – только там, в Москве. И ради того, чтобы попасть туда, он готов был на любой риск. Да что там – на любую подлость и даже любое преступление.

Ведь надо признаться перед самим собой: то, что он сейчас делает, – очень рискованно.

«Материалы», – надо же! Он хмыкнул. Никакие не материалы, а обычная взятка. Ладно, не совсем обычная, деньги, конечно, большие – триста тысяч долларов. Хотя для Москвы это не так чтобы много.

Все дело в том, что человек, для которого предназначены деньги, очень уж на виду, да еще сейчас у него неприятности. Там, в Москве, все время какая-то чехарда – то министров сажают, то прокуроров меняют… Откладывать такое дело нельзя, нужно действовать сейчас, пока этот человек что-то может. Кто знает, каким будет его преемник.

Так что если сейчас станет известно о взятке, ему, Льву Николаевичу, не видать не то что Москвы, но даже этого кабинета. Да какой там кабинет! Ему останется разве что собирать бутылки по помойкам – хотя, говорят, и там конкуренция.

На лбу у него выступила испарина.

Лев Николаевич достал из кармана белоснежный платок, промокнул лоб и взялся за ручку кейса.

И в это время ожило переговорное устройство на его огромном столе.

– Лев Николаевич, – низким интимным голосом проговорила секретарша Виктория, – к вам Антон Сергеевич!

– Черт, – прошипел Лев Николаевич. Не могла сказать, что я ушел! Обычно она куда сообразительнее. Как не вовремя!.. Но что делать, придется принять, а то пойдут разговоры… – Пусть войдет! – громко сказал он, щелчком переключил интерком и поспешно переставил кейс со стола на пол, сбоку от своего удобного кресла.

Дверь кабинета открылась на четверть, и в щель деликатно проскользнул крупный светловолосый мужчина с преданно-выпученными рыбьими глазами. В руке он держал большой потертый портфель.

– Что у вас, Антон Сергеевич? – Лев Николаевич демонстративно взглянул на часы. – Меня ждут в мэрии.

– Это по поводу нового корпуса, – зачастил тот, еще больше выпучив глаза. – Вы хотели посмотреть чертежи, вы просили их подготовить… Я могу показать… – Недоговорив, он плюхнул портфель на дальний конец стола, расстегнул застежку и принялся вываливать уйму бумаг.

– Не сейчас. – Лев Николаевич поморщился: откровенная тупость подчиненного его раздражала. – Вы не поняли? Я же сказал: меня ждут в мэрии.

– Извините! – Подчиненный всплеснул руками, его шея побагровела, а глаза чуть не вылезли из орбит. – Извините, я сейчас! – Он принялся торопливо заталкивать бумаги обратно в портфель.

– Лев Николаевич, – раздался вдруг из интеркома взволнованный голос секретарши, – можно вас на секунду? Это очень важно!

– Что? – раздраженно спросил начальник. – В чем дело?

– Я не могу говорить. – Виктория перешла на свистящий шепот. – Но это очень важно!

– Черт! – Лев Николаевич покосился на спрятанный под столом кейс, потом на подчиненного, который трясущимися руками убирал в портфель чертежи, и в несколько шагов покинул кабинет.

Едва он вышел из кабинета, Антон Сергеевич словно переродился. Он выпрямился, стремительно обежал стол, вытащил из-под него кейс, вернулся на прежнее место. Из своего огромного портфеля он вынул второй кейс, точно такой же, как первый. Чемоданчик Льва Николаевича ловко запихнул в свой портфель, сверху завалил чертежами. Свой же кейс поставил на место похищенного, у кресла начальника, метнулся к другому концу стола и снова с глупым видом принялся засовывать в портфель чертежи и листы документов.

– В чем дело? – Лев Николаевич вышел в предбанник и раздраженно уставился на секретаршу.

Та выразительно взглянула на дверь кабинета, из-за которой доносилось сосредоточенное пыхтение Антона Сергеевича.

Шеф пожал плечами и прикрыл дверь плотнее.

– Так в чем дело? – Он навис над секретаршей, как грозовая туча над утлым парусником, затерявшимся на просторах океана.

– Это как раз насчет Антона Сергеевича, – зашептала секретарша. – Еще вчера хотела вам сказать.

– Что такое? – раздраженно прошипел Лев Николаевич. – Сейчас не самый подходящий момент…

– Я вчера видела, как он садился в машину к Федору Михайловичу! – едва слышно выдох-нула Виктория.

В другой день Лев Николаевич благосклонно выслушал бы такую информацию, более того, она бы его весьма заинтересовала. Еще бы – его непосредственный подчиненный, заместитель по хозяйственным вопросам, вступает в контакты с главным конкурентом! Здесь явно просматривается какая-то интрига.

Но сегодня у него были дела важнее, и Лев Николаевич, побагровев, рявкнул на секретаршу:

– Занимайся своими делами!

Он развернулся и хотел вернуться в кабинет, но Виктория внезапно разрыдалась. Она уронила лицо в ладони, узкие плечи затряслись. Сквозь бурные рыдания прорывались отдельные слова:

– Зачем же так!.. Я хотела как лучше… вы же просили меня сообщать… я старалась…

Женские слезы всегда действовали на Льва Николаевича удивительно сильно, тем более что Виктория была для него не совсем посторонней. Вздрагивающие плечи и беззащитный затылок вызвали в душе железного человека неожиданное движение. Он склонился над ней, погладил по узкой спине, достал из кармана платок. Секретарша подняла заплаканное лицо, взглянула на шефа полными слез глазами. Он вытер ее лицо своим платком и смягчившимся голосом проговорил:

– Не надо так, не надо, я погорячился. Это действительно важная информация, спасибо тебе. Если все будет хорошо, я возьму тебя с собой в Москву…

– Правда, Лев Николаевич? – Лицо секретарши посветлело, как небо после грозы.

– Правда, правда! – Он потрепал ее по щеке и вернулся в кабинет.

Антон как раз закончил убирать в портфель свои бумаги. Он взглянул на шефа глазами свежезамороженного минтая и забормотал:

– Извините, Лев Николаевич, я уже ухожу, меня уже нет… Уже ушел.

– Вон! – заорал шеф.

Антона как ветром сдуло.

Лев Николаевич выдохнул, мысленно сосчитал до десяти, взял кейс и покинул кабинет.

Секретарша проводила начальника преданным взглядом, но как только дверь за ним закрылась, лицо ее изменилось. Вместо трогательной беспомощности на нем проступили расчетливость и высокомерие. Виктория сняла трубку местного телефона и, услышав знакомый голос, проговорила:

– Антон Сергеевич? Как я справилась со своей ролью? Блестяще? Теперь очередь за вами!

Повесив трубку, она потянулась, как сытая кошка.

Все-таки мужчины удивительно примитивны, и вертеть ими не представляет никакого труда! Не один, так другой, не другой, так третий, но она непременно добьется своего!

Катя Дронова неторопливо шла по тротуару, наслаждаясь первым по-настоящему теплым днем. Апрель в этом году выдался холодным, до самой середины случались неожиданные снегопады, и только к двадцатому потеплело и подсох асфальт.

Навстречу ей двигался странный человек. Он размахивал руками и что-то бормотал. Катя попыталась обойти его, но странный тип заступил ей дорогу и громко забубнил, как закипающий чайник.

– Не понимаю.

Доброжелательная Катерина честно пыталась вслушаться в это бормотание и даже понять, на каком языке он говорит. Не английский точно, не французский – да нет, просто бессмыслица какая-то!

Незнакомец еще активнее замахал руками, выпучил глаза, возмущаясь Катиной непонятливостью, ухватил ее за руку и попытался ей что-то объяснить.

«Да он глухонемой! – догадалась наконец Катерина. – Или просто немой. Интересно, он по губам читать умеет?»

– Напишите на бумажке, что вам нужно, – предложила она и для верности изобразила рукой движения пишущего человека.

Незнакомец бурно обрадовался, закивал и забормотал еще непонятнее. Потом он вдруг показал пальцем на что-то у Кати за спиной.

Она оглянулась.

На большой скорости к ним приближался мотоциклист в черной кожаной куртке и блестящем, тоже черном шлеме, закрывающем всю голову, отчего его владелец казался похожим на взбесившегося инопланетянина.

Она хотела что-то спросить у глухонемого, но как раз в эту секунду мотоциклист промчался мимо них, сдернул с Катиного плеча сумку и умчался в светлую даль, напоследок издевательски рыкнув мотором.

– Ой! – вскрикнула Катерина. – Что же это творится? Прямо среди белого дня, почти в центре города…

Она повернулась к глухонемому, чтобы призвать его в свидетели происшествия, но того и след простыл.

Только теперь до нее дошло, что глухонемой наверняка был в сговоре с мотоциклистом и специально отвлекал Катю своим бормотанием. Да и никакой он не глухонемой, а самый обыкновенный жулик.

Она представила, как начнут стыдить ее подруги Жанна и Ирина, если рассказать им эту историю.

«Сколько раз тебе говорили – не носи сумку на плече, – заявит Ирина. – В городе полно всякой шпаны, которая только и смотрит, где что плохо лежит».

«И вообще ты вечно считаешь ворон! – непременно добавит Жанна. – В наше трудное время женщина должна быть собранной, как солдат перед боем, а ты расхаживаешь с таким видом, будто на лугу цветочки собираешь».

Нет, ни в коем случае нельзя им рассказывать о сегодняшнем происшествии. Не дождешься от них сочувствия, сплошные упреки и поучения. Подруги называется.

Стоило вспомнить Жанну, как Катерина охнула. У них ведь сегодня назначена встреча, они вместе собирались пойти на выставку в арт-кафе «У бездомной кошки». Причем до встречи оставалось совсем мало времени, а Катя отвлеклась, расслабилась на весеннем солнышке и обо всем забыла. А тут еще эта сумка! Нет, надо срочно звонить Жанке.

Неожиданно настроение у Кати поднялось. Она вспомнила, что, наученная горьким опытом, не положила мобильник в сумку, а повесила на шею и спрятала под одеждой. А еще на всякий пожарный пришила к любимой куртке болотного цвета потайной кармашек, в котором держала заначку на случай таких, как сегодня, неприятных происшествий.

Радуясь своей предусмотрительности, Катя распахнула куртку, расстегнула верхние пуговки блузки и полезла за декольте в поисках мобильника. Мимо как раз проходил невзрачный дядечка средних лет. Увидев Катины манипуляции, он испуганно моргнул, покраснел, как пожарная машина, и на всякий случай прибавил шаг.

Катерина проводила дядечку задумчивым взглядом, выловила наконец телефон и набрала Жанку. Руки тряслись от стресса, так что она долго не могла попасть в нужные кнопки.

Послышались гудки, и вот долгожданный раздраженный голос, правда, искаженный помехами.

– Это я, – робко проговорила Катя.

– Наконец-то! – хрюкнула трубка. – Сколько можно ждать!

– Да тут со мной… – начала было Катя, но прикусила язык: Жанка сразу примется воспитывать.

– Некогда, – отрезала та, – тебя давно уже ждут. Немедленно поезжай к «Стерегущему»! Тебе передадут…

– Что передадут? К какому стерегущему? – недоумевала Катерина, но трубка запищала и умолкла.

Катя уставилась на мобильник в недоумении. В самый неподходящий момент разрядилась батарейка.

Что такое ей только что сказала Жанна? Кто ее ждет? Что ей должны передать? И куда немедленно ехать? Ах да, к «Стерегущему»!

Катерина сообразила, что подруга имела в виду памятник миноносцу «Стерегущий», тот, что стоит в парке в начале Каменноостровского проспекта. Но почему именно там, когда кафе вовсе даже на площади Искусств?

Жанна торопила, сказала, что ехать нужно немедленно…

Из-за угла выехала маршрутка. Подходящий номер, идет как раз на Петроградскую сторону. Катя залезла в потайной кармашек и облегченно вздохнула: деньги есть, хотя бы на дорогу хватит. Она призывно замахала подъезжающей маршрутке и втиснулась на свободное сиденье.

«Если Жанна сказала, что нужно ехать к «Стерегущему», – размышляла Катя, – то нужно ехать. С ней лучше не спорить».

Подруга – очень занятая и деловая женщина, нотариус, время у нее всегда расписано по минутам. Она хорошо зарабатывает и многое успевает: следить за собой, посещать фитнес-клуб и косметолога – иначе говоря, выглядеть ухоженной и довольной жизнью. Хотя нет, довольной жизнью выглядит как раз она, Катерина, а Жанка вечно всех критикует, поучает и воспитывает. Ее суждения бывают подчас излишне резки, так что Ирина, их третья подруга, не раз пыталась поставить Жанну на место. Но у Ирки это получается, а у нее, у Кати, нет. Не стоит и пытаться. Жанна, конечно, действует из самых лучших побуждений, она, говоря ее собственными словами, пытается как-то упорядочить Катеринину бестолковую жизнь. Но, если уж на то пошло, Катя совсем не хочет что-то менять в своей жизни.

У нее есть все, что нужно человеку. Любимая работа – это раз. Катя – художник, занимается прикладным искусством – из кусочков ткани, кожи, меха, бисера и стекляруса она творит потрясающие панно! Да-да, именно так и было сказано в каталоге выставки в прошлом году. Выставка прошла с большим успехом, о Катином творчестве писали в газетах, даже один толстый журнал разразился приличной рецензией. Можно сказать, что Катя, как творческая личность, вполне состоялась.

У нее есть муж – это два. Нет, пожалуй, муж – это все-таки самое главное. Муж у Кати замечательный, очень умный и увлеченный человек, профессор. Он изучает африканские племена и много ездит по свету на разные конференции и симпозиумы. Ездил он и в Африку, но с тех пор, как провел там больше полутора лет, хотя собирался всего на три месяца, Катя его туда не пускает. А сейчас его пригласили на двухнедельный семинар в Копенгаген. Что ж, Дания – тихая страна, ничего там с профессором не случится.

Катя привычно смахнула слезу. Она плохо переносила разлуку с мужем.

Жанка, конечно, ехидно утверждает, что Катерина всех обманывает, что сама она только рада мужниным отлучкам, потому что тогда можно спокойно спать до полудня, а потом разложить свои цветные тряпочки и делать вид, что работаешь.

«Это неправда, – в который раз подумала Катя. – Просто семейная жизнь отнимает много времени. Не успеешь углубиться в творческий процесс, как оказывается, что нужно готовить обед. Или идти в магазин. Или делать уборку».

Вот Ирина ее понимает, она сама творческий человек, писательница. И очень хорошая, кстати. И было бы здорово пойти на выставку с ней, но Ирка категорически отказалась: заканчивает очередной роман, никуда не выходит. Так что пришлось идти с Жанной, а та зачем-то отправила ее к «Стерегущему».

Тут Катя очнулась от раздумий и заметила, что тетка напротив очень неодобрительно на нее смотрит. Катя проследила за ее взглядом и заметила, что забыла застегнуть пуговки на блузке. Теперь тетке – и не только ей – был виден розовый атласный бюстгальтер и мобильный телефон, который удобно лежал на груди: свисать ему было некуда.

«Если бы Жанка увидела этот лифчик, она убила бы меня на месте, – с грустью подумала Катя, застегивая пуговицы. – Я обещала выбросить его еще в позапрошлом году. Но что делать, если он такой удобный? В конце концов, личный комфорт – это главное».

Она повеселела и встретила осуждающий теткин взгляд независимой улыбкой. Тетка отвернулась первой.

Через десять минут Катя высадилась на Каменноостровском.

Серая скала с памятником одиноко возвышалась посреди сквера.

Катерина не сразу заметила маячившего у постамента мужчину.

Мужчина был незнакомый. Довольно солидный, хорошо одет. Седые виски, брезгливое выражение лица. В руке, немного на отлете, он держал черный плоский чемоданчик и то и дело посматривал на часы. Часы – даже отсюда было видно – у него массивные, на золотом браслете.

«Наверное, какой-нибудь Жанкин клиент, – подумала Катя. – Нет, что за привычка – поручать подругам собственные дела! Как будто у меня своих забот мало».

Увидев ее, мужчина шагнул навстречу и еще раз демонстративно взглянул на часы.

– Опаздываете! – сердито проговорил он, протягивая Кате чемоданчик. – Вы же знаете, как важен фактор времени!

– А что… – начала Катя.

Она хотела спросить, что ей теперь делать с чемоданчиком, но мужчина уже круто развернулся, в несколько шагов пересек сквер, сел в черную машину и укатил.

– Интересно, – проговорила Катя, растерянно оглядываясь по сторонам, – и что мне теперь делать?

Чемоданчик был довольно тяжелый.

Вдруг у нее под блузкой истерически зазвонил мобильник. Наверное, он немного от-дохнул, собрался с силами и решил еще поработать.

Катерина вздохнула, привычным движением расстегнула блузку и вытащила телефон на свет божий.

– Где ты, интересно, шляешься? – раздался, как всегда недовольный, голос Жанны. – Небось вообще забыла, что мы с тобой сегодня договорились пойти на выставку!

– Вот это здорово! – Обычно незлобивая Катя задохнулась от возмущения. – Я езжу по твоим делам, а ты мне еще и выговариваешь?

– По моим делам? – удивленно переспросила Жанна. – По каким еще делам? Катька, ты вообще где находишься?

– Сейчас как раз у «Стерегущего», – обиженно выдохнула Катя. – Еще и этот твой клиент высказал недовольство: опоздала я, видите ли.

– Ты действительно всегда опаздываешь, – согласилась Жанна, но тут же переключилась на главное: – У какого еще стерегущего? Какой клиент? Катерина, у тебя что, температура?

– А что мне теперь делать с этим кейсом?

– Ничего не понимаю! – Жанна секунду помолчала и продолжила уже несколько тише: – Ты можешь объяснить, что происходит?

– Нет, это ты мне объясни, что происходит! – Катерина, наоборот, повысила голос. – Ты мне звонишь, то есть нет, я тебе звоню, и ты мне велишь срочно ехать к памятнику «Стерегущему»…

– На Петроградской?

– Ну да. А что, есть еще один памятник? Я приехала, здесь какой-то тип смотрит на часы, отдает мне кейс и уезжает. И после этого ты требуешь от меня объяснений?

– Катька, – проговорила Жанна после продолжительной паузы, – я тебя никуда не посылала.

– То есть как не посылала?

– Я с тобой не говорила по телефону, ты попала куда-то не туда. Катька, во что ты снова вляпалась?

– Но как же не говорила? – Катя растерянно огляделась. – Ты уверена?

– Абсолютно.

Обманчивое апрельское солнышко спряталось за тучу, и в сквере снова похолодало. Катя уставилась на чемоданчик.

– И что мне теперь делать? – прошептала она еле слышно. Уголки губ опустились, как у маски трагедии.

– Ты меня слышишь? – надрывалась в трубке Жанна.

– Нет, то есть да, – выдавила Катя.

– Неизвестно, что тебе подсунули! – горячилась Жанна. – Может, в этом кейсе наркотики! А может – бомба! Избавься от него как можно скорее!

– Да-да, конечно, – испуганно пискнула Катерина и оглянулась.

Неподалеку стоял угрюмый человек с граблями. Вместо того чтобы скрести газон, он очень подозрительно поглядывал на Катерину.

«Если поставить кейс около памятника и сбежать, – думала Катя, медленно отступая, – он наверняка подумает, что я террористка и собираюсь взорвать этого «Стерегущего». Догонит, вызовет полицию, и как я потом оправдаюсь? Вдруг в этом чемодане действительно бомба?»

Человек с граблями медленно двинулся в ее сторону.

«Нет, ну почему мне так не везет? – горько сокрушалась Катя, отступая. – Сначала сумку украли, теперь еще этот дурацкий кейс. Вот за что мне такие неприятности?»

Она отошла от памятника и пересекла сквер. На другой стороне Каменноостровского красовалась вывеска кафе. Решение пришло мгновенно: чашечка кофе и два-три пирожных – это то, что ей сейчас нужно, чтобы справиться со стрессом и заодно сообразить, что делать с несчастным кейсом.

Кафе было полупустым. Официантка, крупная блондинка бальзаковского возраста, оживленно разговаривала с кем-то по телефону.

– А он? – восклицала она грудным голосом. – А она? Ужас-ужас! А она? А он? Кошма-ар!

Катерина уселась за угловой столик и поставила злополучный кейс рядом. Потом вытащила из потайного кармана заначку и пересчитала под столом. Подсчеты не то чтобы сильно порадовали, но и не разочаровали.

За стойкой бара стоял включенный телевизор, по которому шли городские новости.

– Поступила дополнительная информация об аварии в городском метрополитене, – тараторила молоденькая дикторша. – В результате повреждения рельсов приостановлено движение на Московско-Петроградской линии. Один поезд застрял на перегоне между станциями «Сенная площадь» и «Технологический институт». В нашей студии находится сотрудник управления метрополитена Иван Иванович Петровский…

Камера сместилась, показав мрачного мужчину с обвислыми щеками в темно-синем, хорошо отглаженном костюме.

– Иван Иванович, – прощебетала дикторша, – что вы можете сообщить нашим зрителям по поводу этой аварии? Каковы ее причины? Когда будет восстановлено движение?

Представитель метрополитена нервно сглотнул, покосился на дикторшу и проговорил голосом старательного ученика, отвечающего хорошо выученный урок:

– По моим данным, авария уже устранена, движение будет восстановлено в ближайшее время. Жертв нет.

– А какова судьба пассажиров того поезда, который застрял на перегоне?

– По моим данным, – с той же заученной интонацией ответил сотрудник метрополитена, – пассажиры этого поезда в ближайшее время будут доставлены на станцию «Технологический институт». Пострадавших среди них тоже нет.

– Спасибо, Иван Иванович! – пропела дикторша жизнерадостным пионерским голосом. – А теперь новости из зоопарка! В семье жирафов снова прибавление…

Официантка с сожалением закончила волнующий разговор и подошла к посетительнице.

Неожиданно у Кати возникло неприятное чувство, которое бывает, когда кто-то смотрит в затылок.

Она обернулась.

За ее спиной находилось окно кафе, а за этим окном стоял очень странный человек. Он был весь какой-то потертый, помятый, обвислые, как у бульдога, щеки покрывала трехдневная щетина, но не это было самым неприятным в его внешности. Глаза незнакомца смотрели в разные стороны и даже с разным выражением, как будто это были два независимых и враждебных друг другу существа. Один глаз странного человека уставился на припаркованные неподалеку машины, а второй с неприязненным любопытством наблюдал за Катериной.

Заметив, что она повернулась, незнакомец криво усмехнулся и враскачку отошел от окна.

– Будем что-нибудь заказывать? – прервала Катины наблюдения официантка.

– Будем. – Катерина решительно потянулась к меню. – Пирожные у вас какие есть?

– Вам с кремом или диетические? – поинтересовалась официантка.

– А диетические – это как?

– Диетические – это диетические. На фруктозе и без крема.

Катя тяжко вздохнула. Диетические пирожные – это то же самое, что безалкогольная водка. Она решила, что подруги ничего не узнают, и заказала «наполеон».

Катерина не стремилась похудеть. Она искренне считала, что хорошего человека должно быть много, и не сомневалась, что большинство мужчин предпочитает полных женщин. Но вредные подруги постоянно пилили ее и призывали к здоровому образу жизни. Но как же тогда снимать стресс? Этого Катя решительно не понимала.

Через полчаса, когда она допила маленькую чашку кофе и прикончила третье пирожное, нет, кажется, четвертое, на душе у нее стало гораздо легче. Все сегодняшние неприятности отступили. Жизнь снова была прекрасна и удивительна. Катерина расплатилась, поднялась и уверенной походкой направилась к дверям.

– Женщина! – окликнула ее официантка. – Вы свой чемоданчик забыли!

Катя помрачнела: она действительно напрочь забыла об этом чертовом чемоданчике.

С тяжелым вздохом она вернулась за кейсом и наконец покинула гостеприимное кафе.

На улице она первым делом увидела того потертого мужчину, который заглядывал в окно.

Он стоял перед соседней витриной обувного магазина, засунув руки в карманы потертого до невозможности плаща, и делал вид, что изучает женские босоножки со стразами.

«Наверняка маньяк, – с опаской подумала Катя. – Вылитый Чикатило. И явно поджидает меня».

Тут ее взгляд упал на уличные часы, и она вскрикнула: за кофе с пирожными она совсем забыла о Жанне и выставке.

Маньяк немедленно вылетел у нее из головы. Рассерженная Жанна страшнее любого Чикатило, а в том, что сейчас она накалена до предела, можно не сомневаться.

В это время на Каменноостровском показалась маршрутка. Катя радостно взвизгнула, замахала руками и бросилась ей наперерез. Боковым зрением она заметила какое-то движение справа по курсу, но не обратила на него внимания. Только подбегая к дверям, она увидела, что потертый тип бросил свое увлекательное занятие и устремился в том же направлении – то ли пытался остановить Катерину, то ли рассчитывал сесть в ту же маршрутку. Траектории Кати и незнакомца пересеклись.

Катерина попыталась притормозить, но увы – она набрала слишком большую скорость, да и избыточный вес сыграл свою роль. Закончилось все тем, что она налетела на мужчину и отбросила его с дороги, как скорый поезд отбрасывает пушинку. Незнакомец отлетел в сторону и забормотал что-то нечленораздельное. Катя не стала прислушиваться. Она нырнула в маршрутку и захлопнула за собой дверь.

– Поезжайте скорее, – заторопила она водителя, – этот тип меня преследует!

– Конэчно, дорогая! – Водитель сорвал машину с места. – Только я его очэнь понимаю: такой красивый жэнщин – и один!

«Точно, худеть надо, – с грустью подумала Катя. – Скоро мне водители маршруток и ларечники проходу давать не будут».

Маршрутка переехала мост, миновала Летний сад, Инженерный замок и свернула направо.

– Остановитесь, пожалуйста, на следующем светофоре, – попросила Катя.

– Конэчно, дорогая! – Водитель притормозил. – Тэлефончик дашь?

– Разбежался! – беззлобно отозвалась Катя и устремилась к цели своей поездки.

Арт-кафе «У бездомной кошки» занимало большой сводчатый подвал в самом что ни на есть историческом центре – в двух шагах от Большого зала филармонии, рядом с Русским музеем и тремя театрами. По причине такого удачного расположения выставки и вечера в этом подвальчике пользовались большой популярностью у художественной интеллигенции.

Обычно перед входом здесь толпились творческие личности, легко опознаваемые по кудлатым бородам и легкому беспорядку в одежде. Но сейчас у дверей и на ступеньках было совершенно пусто, если не считать той самой бездомной кошки, которая и дала имя этому популярному заведению. Да и кошка была какой-то странной – она стояла совершенно неподвижно, выгнув спину верблюдом и задрав облезлый хвост.

Присмотревшись, Катерина поняла, что кошка эта не живая, а отлита из бронзы.

Дверь «Бездомной кошки» была заперта. Открыли ее только после робкого Катиного стука.

– У нас сегодня спецмероприятие, – сказал широкоплечий молодой человек с оловянными глазами, неприязненно окинув Катерину взглядом с головы до ног.

– А я как раз туда! – обрадовалась она. – У меня и приглашение есть!

Металла в глазах молодого человека не убавилось. Вдобавок ко всему он теперь еще особенно недоверчиво косился на ее куртку. Катя поставила чемоданчик на землю и стала рыться в карманах. Вот ведь, подруги ее ругают за то, что вечно все таскает в карманах, но если бы приглашение сегодня было в сумке, его бы украли. И ключи. И мобильный телефон. А так все нужные вещи на месте.

Но для того, чтобы все помещалось в карманах, нужно иметь большие карманы. Они, конечно, отвисают, и вид у куртки такой неприглядный… Это говорила Ирина, а Жанна, которая всегда называет вещи своими именами, прямо заявляла, что у Катерины вид в этой куртке цвета болотной жижи, как у бомжихи. И что еще немного, и ей начнут подавать на бедность. В этой куртке, язвила Жанка, запросто можно встать в людном месте и тянуть: «Поможите, люди добрые, мы сами не ме-естные, хата сгорела-а!»

Катя хотела сегодня на встречу с Жанной надеть пальто и красивый шарф. Но отвлеклась, разбирая свои лоскутки, а когда спохватилась, времени на сборы уже не осталось. Пришлось натянуть что было под рукой.

Приглашение нашлось быстро. Молодому человеку пришлось посторониться, пропуская Катю. Лицом он, правда, так и не потеплел.

– Со мной еще подруга, она не приходила? – тараторила Катя, на ходу стягивая куртку. – Такая женщина яркая, экстравагантная…

– Как вы? – Молодой человек не удержался от сарказма.

– Что вы! – По простоте душевной Катя не расслышала никакого сарказма. – Гораздо интереснее!

– Ну-ну, – фыркнул парень и отвернулся. Прямо в этот момент Катя сбросила куртку ему на руки.

То есть ей показалось, что сбросила. Куртка свалилась на пол с оглушительным звоном – как уже говорилось, в карманах там были ключи и еще много нужных вещей. Катя с негодованием обернулась. Молодой человек стоял, опустив руки по швам, и смотрел на плакат, который извещал посетителей, что сегодня, двадцать третьего апреля, состоится открытие художественной выставки «Истинно материальное искусство».

– Хотя бы гардероб у вас есть? – упавшим голосом спросила она.

– Налево по коридору, – невозмутимо ответил молодой человек. Глаза его по-прежнему напоминали оловянные пуговицы.

Катя подхватила вещи и пошла по темному узкому коридору, который заканчивался тремя вешалками.

«Наверное, Жанка не дождалась меня и ушла, – печально думала она. – Теперь обиделась, наверняка будет ругаться. Внутрь ее не пустил этот с оловянными глазами, приглашение-то у меня. Ох, как нехорошо получилось…»

Приглашение на открытие выставки Катерине буквально силой всучил Гриша Четверкин, ее старый, еще по Академии художеств приятель. Гриша позвонил накануне и долго упрашивал ее пойти вместо него.

– А сам-то? – слабо сопротивлялась Катерина.

– Да понимаешь, у меня халтура срочная, никак нельзя отказаться. А ты сходи, ознакомься. Там все прикладное, тебе как раз по теме. Опять же проветришься, а то небось все дома сидишь, нигде не бываешь.

– Это да, – согласилась Катя. – И муж как раз в командировке…

– Вот видишь, значит, время свободное есть! – заметно повеселел Гришка и поскорее отключился. Он пообещал, что попросит сына сегодня же вечером завезти Катерине приглашение и бросить в почтовый ящик.

Возле вешалок никого видно не было, и Катя отважилась вполголоса спросить:

– Есть здесь кто-нибудь? Ау-у!

Поскольку никто не появился, пришлось повторить громче. Только после третьего вопля явилась наконец тетка в синем сатиновом халате и взяла Катину куртку.

– Мероприятие скоро кончится, – бубнила она, обтирая губы и стряхивая крошки с халата, – а они все идут. Время же указано, а они будто читать не умеют…

– Еще чемоданчик, пожалуйста, возьмите, – униженно попросила Катя, – будьте так добры…

– Да вы что? – Тетка возмущенно засопела. – Где же это видано? Еще сопрет кто, а мне отвечай!

– Так одежду ведь тоже спереть могут! – возразила Катя.

– Эту? – Тетка так выразительно посмотрела на злосчастную куртку, что Катя решила, что выбросит ее сразу же по приходе домой – на радость Жанке. – Ладно, – неожиданно подобрела тетка и убрала кейс под вешалку. – Но в случае чего – с меня никакого спроса!

Катя сердечно поблагодарила и даже осмелилась помечтать, что кейс кто-нибудь украдет. Это было бы лучше всего – ей не надо будет думать, как от него избавиться!

Она прошла по длинному полутемному коридору, то здесь, то там натыкаясь на кошек. Кошки представляли собой часть постоянного оформления кафе, оправдывая его название. Были они самые разные – отлитые из бронзы и выкованные из железа, керамические, составленные из деталей детского конструктора и сшитые из лоскутков. Лоскутная кошка вызвала у Кати самый живой интерес: собственные высокохудожественные панно она творила из такого же материала.

Из темного угла сверкнули ярко-зеленые глаза. В первый момент Катя подумала, что это настоящая живая кошка, но, подойдя ближе, убедилась, что перед ней очередное изделие скульптора, который вместо глаз вставил две зеленые лампочки от старого радиоприемника.

Коридор закончился. Катя оказалась в первом из просторных подвалов, отданных под сегодняшнюю экспозицию.

Мероприятие было в самом разгаре. Это было видно по тому, что все присутствующие уже успели разбиться на группки по три-четыре человека и говорили теперь чрезвычайно громко, стараясь перекричать других. Большинство посетителей явно были чересчур оживлены: глаза у них блестели, как у той кошки в темном углу, жесты были слишком размашистыми, а мимика – по-цирковому утрированной.

Причину этого оживления Катя поняла, увидев чуть в стороне стол, на котором красовались несколько початых бутылок водки, одноразовые стаканчики и почти нетронутая тарелка с бутербродами.

Она вспомнила, как пару раз оказывалась на фуршетах за рубежом. Тамошняя публика в два счета расправлялась с закусками, а выпивка, как правило, оставалась. Наши же вернисажные завсегдатаи быстро разделываются с выпивкой, а закуску могут оставить почти нетронутой. По этому поводу есть даже две популярные присказки: «Мы сюда не есть пришли» и «Когда заканчивается водка, закуска становится просто едой».

Вот и сегодня отношение к закуске было откровенно прохладным. Или это просто бутерброды оказались несвежими?

Помимо стола с бутылками и тарелками, в помещении имелись еще столы, столики и подставки, на которых, как в первый момент показалось Кате, тоже была разложена закуска. Правда, эта закуска была какой-то странной. И потом, ее было чересчур много.

Только внимательно приглядевшись, Катя сообразила, что то, что она приняла за закуску, на самом деле и было экспонатами. Экспонаты эти составляли три группы, выполненные в разной художественной манере.

Часть произведений была из овощей. Фигуры людей и животных рука мастера составила из вареных картофелин, крупных морковок и свежих огурцов. Попадались также отдельные помидоры и баклажаны.

Вторая группа экспонатов представляла собой изделия из хлеба. Несколько вполне реалистических скульптур из хлебного мякиша, замечательная композиция из круассанов и булочек для гамбургеров, абстрактная конструкция из бубликов и баранок. Особого Катиного внимания удостоился симпатичный крокодил из длинного батона с разинутой пастью и маленькими изюмными глазками.

Третья часть выставки являла миру произведения из сосисок, сарделек и копченой колбасы. Некоторые скульптуры показались Кате просто неприличными.

Она огляделась в поисках кого-нибудь из знакомых, с кем можно было бы обсудить увиденное, но ни одного знакомого лица не попалось. Присутствующие делились на две категории: это были или художники с богемным видом, кудлатыми бородами, в драных свитерах и поношенных джинсах, или галерейщики в дорогих костюмах, с великосветскими манерами и стрижками от модных парикмахеров.

Наконец Катя заметила в дальнем углу знакомое лицо и двинулась к нему через толпу. Но не тут-то было. Дорогу ей перегородил бородатый тип с горящими глазами и крупной бородавкой на носу.

– Привет, подруга боевая! – воскликнул он нараспев и схватил Катю за локоть. – Как тебе наш славный труд?

– Вы участник, да? – догадалась Катерина, пытаясь высвободиться.

– Догадлива же ты, подруга! – пропел художник и еще крепче вцепился в круглый Катькин локоть. – Леонтий Хвощ зовут меня!

Катя успела еще утром пробежать глазами программу выставки и сейчас вспомнила, что там действительно фигурировал некто Леонтий Хвощ. Его раздел был озаглавлен «Хлеб – всему голова».

– Это вы из хлебобулочных изделий свои произведения создаете? – спросила она и сделала движение локтем.

– Да, это так. Творю из хлеба искусство скорбное свое, – подтвердил Леонтий. – Хлеб – наше все! Лишь им мы живы! На нем культура вся стоит!

– А что это вы все стихами выражаетесь? – поинтересовалась Катя. – Это что, тоже составляющая вашего творческого метода?

– Стихами я не выражаюсь, – обиделся Хвощ. – Я по-простому говорю! Культура вышла из народа, она понятной быть должна! – Но тут же его лицо посветлело, обида исчезла, и он жизнерадостно предложил: – Давай с тобою выпьем водки, она ж из хлеба создана!

– Водки? – Катя поморщилась. – Я вообще-то водку не очень… Может быть, лучше шампанского?

– Предмет культуры буржуазной сие шампанское вино! – строго провозгласил Леонтий. При этом он выразительно поднял палец и выпустил Катину руку. Катерина не замедлила этим воспользоваться и вырвалась на свободу.

Юркнув в толпу, она тут же наткнулась на знакомого художника Севу Вострикова.

– Севка, привет! – обрадовалась она. – Ты сейчас в активной стадии?

Все знакомые Вострикова знали, что он попеременно находится то в запое, то в завязке. Запои сам Сева называл «периодами пассивного творчества» и утверждал, что эти периоды ему необходимы, чтобы накопить творческую энергию. Когда же запой прекращался, он создавал свои энергичные и выразительные холсты, что сразу указывало на переход к «стадии активного творчества».

– В активной, в активной, – подтвердил Востриков. – В самой что ни на есть активной! – Он странно облизнулся и добавил: – Вовремя ты, Катерина, пришла. Сейчас как раз это, ППИ начнется.

– Что начнется? – не расслышала Катя.

– Тундра ты, Катерина, – усмехнулся Востриков, – таких элементарных вещей не знаешь. Все западные теоретики твердят, что мы живем в эпоху ППИ – показного потребления искусства. Вот сейчас оно и начнется, причем в полный рост!

– Показное – что? – Катя захлопала длинными белесыми ресницами.

– Потребление искусства! – повторил Сева. – Этот, как его, преферанс. В смысле, перформанс. Я сегодня как раз пообедать не успел. – И он снова облизнулся.

– Перформанс? – заинтересовалась Катя. Это умное слово она знала. – А в чем он будет заключаться?

– Ты чего, мать, не знаешь? – уставился на нее Востриков. – Это ведь их главная творческая идея: искусство, значит, должно быть полностью употреблено. Чтобы, значит, его до конца понять, надобно его употребить. Или полностью усвоить. Поэтому они и творят из съедобных материалов. А то как же ты употребишь, допустим, гипсовую статую? Или холст? О бронзе и мраморе я уже не говорю. Тем более о металлических конструкциях, из которых некоторые создают свои, с позволения сказать, шедевры.

До Кати наконец начал доходить смысл Севкиных слов.

– Все эти произведения сейчас съедят, это ты хочешь сказать?

– А то! – Севка сделал шаг в сторону ближайшей колбасной композиции. – Мировая закусь! Я же говорю: пообедать сегодня толком не успел, так что я у них буду этот… Идеальный потребитель подлинного искусства!

– То-то никто из присутствующих бутербродами не интересуется!

– Ясное дело, все аппетит для перформанса берегут.

– А ты уверен, что это искусство свежее? – Катерина принюхалась. – Ладно овощи, хлеб тоже – самое большее зачерствеет. А колбаса и сосиски? Неизвестно, когда они эти шедевры создавали.

– Не дрейфь, Катерина, – отмахнулся Востриков. – Сегодня с утра и создавали, из самого свежего материала! У них с колбасной фабрикой постоянный договор!

– А как же быть с утверждением, что жизнь коротка, а искусство вечно?

– Устаревший подход! – поморщился Сева. – Подлинное искусство должно быть мимолетно и эфемерно. Долгим может быть только ощущение от его восприятия. Так сказать, послевкусие!

– Так от несвежих сосисок ощущение будет гораздо дольше, – не удержалась Катерина.

– А ведь ты права! – Идея Севке явно понравилась. – Надо мужикам эту мысль подкинуть. Свежая, так сказать, художественная мысль – творить из несвежих продуктов!

Один из участников выставки выступил вперед, прокашлялся и хорошо поставленным голосом объявил:

– А сейчас, господа, все мы станем участниками перформанса под названием «Коллективное потребление искусства». Прошу к столу, то есть к стенду!

Публика оживилась и бросилась к выставочным стендам. Вечно голодные художники умудрились оттеснить галеристов и первыми накинулись на съедобные произведения.

Сева, забыв о Кате, тоже прорвался к столу с колбасно-сосисочной композицией и вонзил в нее желтоватые от никотина зубы.

Катю такое потребительское отношение к искусству изрядно шокировало, поэтому она предпочла остаться в стороне от перформанса. Да, она всегда отличалась отменным аппетитом, но зрелище того, как оголодавшие художники с чавканьем и хрустом поедают произведения коллег, вызвало не самые приятные ощущения.

Она огляделась, заметила дверь с понятной каждому табличкой и скрылась за ней.