Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Иностранка
- Kategorie: Krimi
- Serie: Авторская серия Ю Несбё
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2023
Харри Холе оказался в затруднительном положении — и это еще мягко сказано. У себя в квартире застрелилась — или была застрелена — женщина, с которой он, кажется, провел ночь... Беда в том, что он ничего не помнит. К тому же он занимается расследованием ограбления банка — преступления почти безупречного, не считая того, что грабитель без видимой причины застрелил служащую. Холе уверен, что убийство преднамеренное, но начальство считает его простой случайностью. Врагов у Харри не счесть, многие рады подставить его, и вот ему в который раз приходится вступать в опасную игру с законом, чтобы одолеть Зло...
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 665
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Jo NesbØ
Sorgenfri
Ю Несбё
Немезида
Издательство «Иностранка»
Москва
Jo NesbØ
Sorgenfri
Перевод с норвежского О.Рождественского (гл. 1–23), А.Чеканского (гл. 24–51)
Несбё Ю
Немезида : Роман / Пер. с норв. О.Рождественского, А.Чеканского. —М. : Иностранка, Азбука-Аттикус, 2013.
ISBN 978-5-389-05355-7
16+
Харри Холе оказался в затруднительном положении — и это еще мягко сказано. У себя в квартире застрелилась — или была застрелена — женщина, с которой он, кажется, провел ночь… Беда в том, что он ничего не помнит. К тому же он занимается расследованием ограбления банка — преступления почти безупречного, не считая того, что грабитель без видимой причины застрелил служащую. Холе уверен, что убийство преднамеренное, но начальство считает его простой случайностью. Врагов у Харри не счесть, многие рады подставить его, и вот ему в который раз приходится вступать в опасную игру с законом, чтобы одолеть Зло…
Книга также выходила под названиями “Не было печали” и “Немезида”
© Jo Nesbø 2002 Published by agreement with Salomonsson Agency
© Рождественский О., перевод на русский язык, 2009
© Чеканский А., перевод на русский язык, 2009
© Касьяненко А., Иванов К., оформление, 2012
© Издание на русском языке. ООО “Издательская Группа “Азбука-Аттикус”, 2013 Издательство Иностранка®
Часть I
Глава 1
План
Я должен умереть. Причем смысла в этом нетникакого. Согласно плану, так не должно было случиться, по крайнеймере согласно моему плану. Тем не менее вполне возможно, чтоя, сам того не замечая, все время шел к этому.Однако я планировал не так. Мой план был лучше. В моем плане был смысл.
Я смотрю в отверстие ствола и знаю, что он придет оттуда. Вестник. Перевозчик. Рассмеяться напоследок. Воттак свет в конце туннеля оборачивается подчас пороховой вспышкой. Проронитьпоследнюю слезинку. А ведь мы могли бы сделать эту жизньпрекрасной, ты и я. Если бы следовали моему плану. Последняямысль. Все задают вопрос, в чем смысл жизни, и никто — в чем смысл смерти.
Глава 2
Астронавт
Старик казался Харри похожим на астронавта. Смешные мелкие шажки, тусклый, мертвый взгляд и беспрестанное шарканье толстыми подметками по паркету. Как будто их обладатель больше всего на свете боялся оторваться от земли и взлететь, зависнуть в воздухе.
Харри перевел взгляд на часы, висевшие на белой кирпичной стене над входной дверью. 15.16. За окном по Бугстадвейен по-пятничному деловито сновали люди. Луч низкого октябрьского солнца отразился в боковом зеркале машины, которая выехала со двора и втиснулась в плотный поток транспорта.
Харри снова попытался сконцентрировать все свое внимание на личности старика. Шляпа и элегантный серый пыльник явно нуждались в чистке. Под пыльником — твидовый пиджак и серые брюки, сильно поношенные, но аккуратно отглаженные, с острыми, как лезвие ножа, стрелками. До блеска надраенные башмаки со стоптанными каблуками. Один из тех пенсионеров, которыми так и кишит Майорстуа. Это не было предположением. Харри уже успел выяснить, что бывшему торговцу готовым платьем Августу Шульцу восемьдесят один год и все это время он безвылазно прожил в Майорстуа, за исключением военных лет, которые провел в бараке Освенцима. А своими больными ногами он обязан падению с пешеходного мостика через кольцевую автодорогу во время одного из регулярных визитов к дочери. Согнутые в локтях под прямым углом к туловищу и выставленные вперед руки придавали фигуре старика изрядное сходство с механической куклой. На правой руке висела коричневая трость, а левая, сжимающая банковскую квитанцию, была протянута в сторону второго окошка. Харри не было видно лицо сидящего за ним коротко стриженного молодого человека, однако он точно знал, что тот смотрит на старика со смесью сострадания и раздражения.
В 15.17 Август Шульц добрался-таки до окошка. Харри вздохнул.
В первом окошечке Стине Гретте отсчитывала семьсот тридцать крон парню в голубой вязаной шапочке, который только что передал ей ордер. Каждый раз, когда она клала на стойку очередную банкноту, бриллиант в кольце на безымянном пальце ее левой руки ярко вспыхивал.
Хотя Харри и не мог этого видеть, он знал, что справа от парня у третьего окошка стоит женщина с детской коляской, которую она рассеянно качает, причем совершенно напрасно, поскольку ребенок в коляске крепко спит. Женщина терпеливо дожидается своей очереди, пока фру Брэнне громогласно объясняет кому-то по телефону, почему он не может осуществить автоматический перевод денег со своего счета, если получатель не заключил с банком соответствующий договор, и что это она, а не он работает в банке, и вообще, не пора ли им закончить этот бесплодный спор.
В этот самый момент в двери банка поспешно вошли двое мужчин — один высокий, другой пониже — в одинаковых темных комбинезонах. Стине Гретте подняла голову и посмотрела на них. Взглянув на свои часы, Харри принялся считать. Мужчины торопливо направились в угол помещения, прямо к окошку Стине Гретте. При этом высокий двигался осторожно, будто переходя лужу, а тот, что пониже, шел вразвалочку, как ходят те, кто нарастил слишком большую мышечную массу. Парень в голубой шапочке медленно повернулся и пошел к выходу; пересчитывая полученные деньги, он не обращал на идущих ему навстречу мужчин никакого внимания.
— Привет, — сказал высокий, со стуком ставя на стойку перед Стине черный чемоданчик.
Низенький поправил на носу темные очки с зеркальными стеклами, тоже подошел к стойке и выложил на нее точно такой же кейс.
— Деньги! — пронзительным фальцетом пискнул он. — Открывай дверь!
Все на экране замерли, будто кто-то вдруг нажал на кнопку «Пауза» на пульте. Лишь движущийся за окном транспорт свидетельствовал о том, что время не остановилось. Да еще секундная стрелка часов Харри, согласно которой прошло десять секунд. Стине нажала на кнопку под стойкой. С жужжанием сработал электронный замок; низенький распахнул дверь и прижал ее коленом к стене.
— У кого ключ? — спросил он. — Живее, мы не можем ждать весь день!
— Хельге! — не оборачиваясь, позвала Стине.
— Что? — откликнулись из приоткрытой двери единственного во всем помещении кабинета.
— К нам пришли, Хельге!
В дверях появился мужчина в очках, с галстуком-бабочкой.
— Хельге, эти господа хотят, чтобы ты открыл банкомат, — сказала Стине.
Хельге Клементсен тупо уставился на одетых в комбинезоны мужчин; к тому времени оба они уже были за стойкой. Высокий бросал нервные взгляды на входную дверь; низенький пристально, не отрываясь, смотрел на управляющего отделением банка.
— О да, разумеется, — смущенно выдавил из себя Хельге Клементсен, словно только что вспомнил о давно забытой договоренности.
Харри замер, стараясь не упустить ни малейшей детали происходящего; глаза его жадно ловили каждое движение, отмечая даже крохотные изменения мимики. Двадцать пять секунд. Продолжая фиксировать время по часам над входной дверью, угловым зрением он все же видел, как управляющий отделением отпирает банкомат, достает оттуда две продолговатые металлические кассеты для денег и передает их мужчинам. Все происходило быстро и в полном молчании. Пятьдесят секунд.
— А это тебе, папаша! — Невысокий извлек из своего кейса две точно такие же кассеты и протянул Хельге Клементсену.
Судорожно сглотнув слюну, управляющий кивнул, взял кассеты и вставил их в банкомат.
— Приятных выходных! — пожелал низенький, с удовольствием потянулся всем телом и взял свой чемоданчик.
Полторы минуты.
— Эй, послушай-ка, не спеши, — остановил его Хельге.
Невысокий замер.
— А квитанция-то?
Повисла пауза. Некоторое время вошедшие молча смотрели на щуплого седого управляющего, затем, как по команде, рассмеялись. Смех был тоненький, громкий, с визгливыми, чуть ли не истерическими нотками — ни дать ни взять наркоманы.
— Ты что, серьезно думал, что мы так и уйдем? Вот просто так отдадим тебе два миллиона без всякой квитанции?!
— Ну-у… — замялся Хельге Клементсен. — На прошлой неделе один из ваших чуть было не забыл.
— Сейчас в инкассации столько новеньких.
Низенький и Клементсен поочередно расписались в квитанции, и каждый взял себе по копии — желтой и розовой соответственно.
Дождавшись, когда инкассаторы выйдут, Харри снова отметил время. Две минуты десять секунд.
Сквозь стеклянную дверьон видел, как белый инкассаторский автомобиль с фирменной эмблемой «Нордеа»отъехал от здания филиала банка.
Разговоры в помещении возобновились. Харри мог бы и не пересчитывать всех тех, кто в этот момент находился внутри, однако он все же сделал это. Семь человек. Трое за стойками и трое перед ними, включая младенца, а также парень в брюках от рабочего комбинезона, который только что вошел и встал у столика в центре, чтобы переписать номер счета в платежную квитанцию, выданную, Харри это знал, туроператором «Саги Сульрайсер».
— Адьё, — попрощался Август Шульц и зашаркал в направлении выхода.
Часы показывали 15.21.10. Вот тут-то все и началось.
Харри заметил, что, когда дверь открылась, Стине Гретте встрепенулась было, но тут же снова углубилась в чтение своих бумаг. Затем она опять подняла голову, на этот раз значительно медленнее. Харри перевел взгляд на входную дверь. Вошедший мужчина расстегнул молнию своего глухого комбинезона и достал продолговатый оливково-зеленый предмет с вороненой вставкой, оказавшийся не чем иным, как автоматической винтовкой AG-3. Темно-синяя шерстяная шапочка скрывала все лицо мужчины, за исключением глаз. Харри снова начал отсчет от нуля.
Совсем как у куклы, шапочка зашевелилась в том месте, где должен был находиться рот:
— This is a robbery. Nobody moves1.
Говорил он негромко, однако в тесном помещении его слова прозвучали подобно пушечному залпу. Наступила мертвая тишина. Харри посмотрел на Стине. Мужчина передернул затвор винтовки — звонкое клацанье хорошо смазанных механизмов заглушило далекий шум автомобильных моторов. Левое плечо Стине еле заметно опустилось.
«Храбрая женщина, — подумал Харри. — А может, просто окаменела от страха». Эуне, профессор психологии, преподававший у них в Школе полиции, говорил, что, если человека как следует испугать, он перестает думать и начинает действовать запрограммированно, так, как его учили. В момент ограбления большинство банковских служащих нажимают бесшумную тревожную кнопку в состоянии, близком к шоковому, утверждал Эуне, ссылаясь на то, что впоследствии при опросе многие не могут вспомнить, включали они сигнализацию или нет. В это время они действуют на автопилоте. В точности как и грабитель, заранее запрограммировавший себя стрелять в каждого, кто попытается его остановить. Чем больше грабитель испуган, тем меньше вероятность заставить его одуматься. Харри попытался рассмотреть глаза грабителя. Голубые.
Грабитель снял с плеча черную сумку и швырнул ее на пол между банкоматом и мужчиной в брюках от рабочего комбинезона, который так и застыл в тот момент, когда его ручка дописывала последнюю петлю в восьмерке. Затем одетый в черное налетчик сделал оставшиеся шесть шагов, отделявшие его от низкой стойки, уселся на нее и одним махом перенес ноги на противоположную сторону. Там он встал за спиной у Стине, которая сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. «Отлично», — подумал Харри. Она явно знала инструкцию и не провоцировала грабителя попытками рассмотреть его получше.
Бандит между тем приставил ствол винтовки к затылку Стине и, наклонившись, прошептал ей что-то на ухо.
Судя по всему, Стине еще не начала паниковать всерьез, хотя Харри было видно, как тяжело вздымается ее грудь. Казалось, женщине не хватает воздуха, а легкая белая блузка, несмотря на худобу, внезапно стала ей слишком тесной. Пятнадцать секунд.
Стине кашлянула. Один раз. Другой. Наконец на пленке послышался ее голос:
— Хельге. Ключи от банкомата.
Голос был низкий и хриплый, совсем не похожий на тот, каким она произносила почти те же самые слова тремя минутами раньше.
Хотя Харри и не было этого видно, он знал, что Хельге Клементсен стоял в дверях своего кабинета и прекрасно слышал все, начиная с первой реплики грабителя.
— Скорее, иначе…
Эти слова она произнесла едва слышно. В наступившей затем паузе единственным звуком, нарушающим тишину, было шарканье подошв Августа Шульца. Казалось, кто-то в жутко медленном ритме раз за разом шуршит щетками по барабану.
— … он меня застрелит.
Харри попытался сквозь окно осмотреть улицу. Вероятно, где-то там был припаркован автомобиль с включенным мотором, однако отсюда его не было видно. Только поток транспорта и люди, снующие в обоих направлениях с более или менее беспечным видом.
— Хельге… — В ее голосе появились умоляющие нотки.
«Ну выходи же, Хельге», — подумал Харри. На сегодняшний день ему уже было известно немало о пожилом управляющем филиала банка. Харри знал, что дома его ждут два королевских пуделя, жена и только что брошенная мужем беременная дочь. Знал, что они упаковали все вещи и готовы отправиться в летний домик в горах, как только Хельге Клементсен вернется с работы. Однако знал также, что сейчас Клементсен чувствует себя будто погруженным в воду, как в некоем сне, где все движения замедляются, сколь бы быстро ты ни пытался действовать. Наконец он появился в поле зрения Харри. Налетчик развернул кресло Стине так, чтобы, находясь по-прежнему у нее за спиной, оказаться лицом к Хельге Клементсену. Тот в свою очередь замер в позе ребенка, который, дрожа от страха, угощает лошадь чем-то вкусненьким: откинувшись всем телом назад, Хельге держал ключи в вытянутой руке, как можно дальше от себя. Грабитель прошептал что-то Стине на ухо и направил ствол винтовки на Клементсена, который тут же непроизвольно отшатнулся и отступил на пару шагов.
— Он говорит, чтобы ты открыл банкомат и положил новые кассеты с деньгами в эту черную сумку, — сдавленным голосом сказала Стине.
Хельге Клементсен, как загипнотизированный, не отрывал глаз от направленной в его сторону винтовки.
— У тебя есть двадцать пять секунд, потом он выстрелит. В меня. Не в тебя.
Клементсен открыл и снова закрыл рот, как будто хотел сказать что-то.
— Ну же, Хельге.
В дверях наметилось движение, и Хельге Клементсен, с видимым усилием переставляя ноги, появился в помещении. С момента начала ограбления прошло тридцать секунд. Август Шульц уже почти достиг выхода. Управляющий филиалом опустился на колени перед банкоматом и в ступоре уставился на связку ключей. Всего их было четыре.
— Осталось двадцать секунд, — послышался голос Стине.
«Полицейский участок Майорстуа, — подумал Харри. — Садятся в машины. Восемь кварталов. Пятничные пробки».
Дрожащими пальцами Хельге Клементсен выбрал наконец ключ и вставил его в прорезь замка. На полпути ключ застрял. Хельге Клементсен надавил сильнее.
— Семнадцать секунд.
— Но… — начал было он.
— Пятнадцать.
Хельге Клементсен вынул ключ и попытался вставить другой. Тот вошел до конца, однако не поворачивался.
— Тринадцать. С зеленой наклейкой, Хельге.
Хельге Клементсен тупо разглядывал связку, как будто в первый раз ее видел.
— Одиннадцать.
Третий ключ вошел легко. И повернулся. Хельге Клементсен открыл дверцу банкомата и обернулся к Стине и налетчику.
— Мне нужно открыть еще один замок, чтобы достать касс…
— Девять! — Стине почти кричала.
Хельге Клементсен всхлипнул; пальцы его лихорадочно перебирали бородки ключей, как будто он внезапно ослеп и на ощупь пытался определить нужный.
— Семь.
Харри напряг слух. Все еще никаких полицейских сирен. Август Шульц взялся за ручку входной двери.
Звякнул металл — ключи упали на пол.
— Пять, — прошептала Стине.
Входная дверь раскрылась, и в помещение банка ворвались звуки улицы. Харри показалось, что издалека доносится так хорошо знакомый ему жалобный звук; вот он стих и сразу же возник опять. Вой полицейской сирены. Дверь снова закрылась.
— Две. Хельге!
Харри закрыл глаза и досчитал до двух.
— Вот, смотри! — Это уже кричал Хельге Клементсен. Он наконец справился со вторым замком и теперь, сидя на корточках, отчаянно дергал кассеты, которые, по всей видимости, застряли. — Сейчас, я только достану деньги! Я…
Слова его прервал пронзительный вопль. Харри перевел взгляд в противоположный угол и увидел перекошенное лицо женщины, с ужасом взирающей на неподвижный ружейный ствол, упирающийся в затылок Стине. Моргнув пару раз, дама умолкла и бессильно поникла над своей коляской, откуда, как бы на смену ей, тут же раздался с каждой секундой усиливающийся детский плач.
Когда первая кассета наконец-то сошла с направляющих, Хельге Клементсен потерял равновесие и едва не свалился навзничь. Он тут же потянулся за черной сумкой. В течение шести секунд обе кассеты с деньгами перекочевали в нее. Послушно следуя поступившей команде, Клементсен застегнул молнию на сумке и встал у банковской стойки. Распоряжался налетчик по-прежнему через Стине, голос которой теперь звучал неожиданно твердо и даже спокойно.
Минута и три секунды. Ограбление окончилось. Сумка с деньгами лежала на полу прямо посредине помещения. Через несколько секунд подъедет первый полицейский автомобиль. Через четыре минуты остальные машины перекроют все возможные пути отхода в районе места преступления. Каждая клеточка тела преступника в этот момент должна была бы кричать о том, что сейчас самое время сматываться отсюда. И тут произошло то, чего Харри никак не мог понять. Это было просто-напросто абсолютно лишено всякого смысла. Вместо того чтобы пуститься наутек, грабитель развернул стул Стине так, что теперь она оказалась лицом к лицу с ним. Наклонившись, он что-то шепнул ей. Харри прищурился. В ближайшие дни обязательно надо будет это проверить. Однако в данный момент он был убежден, что правильно все разглядел. Стине во все глаза смотрела на безликого грабителя, и по мере того, как смысл сказанных им шепотом слов доходил до ее сознания, сама она изменялась в лице. Тоненькие, аккуратно выщипанные брови приподнялись, образуя две высокие дуги над глазами, готовыми, казалось, выскочить из орбит от изумления; верхняя губа искривилась, а уголки рта опустились в подобии усмешки. Ребенок умолк так же резко, как начал кричать. Харри перевел дух. Он все понял. Перед ним был стоп-кадр. Фотоснимок, сделанный большим мастером. Два человека, запечатленные в тот момент, когда один сообщает другому о вынесенном ему смертном приговоре. Лицо в маске на расстоянии двух ладоней от открытого лица. Палач и его жертва. Ствол ружья упирается в ямочку на шее над висящим на тонкой цепочке золотым сердечком. Хоть Харри этого и не видел, однако догадывался, как под кожей в этой ямке судорожно пульсирует жилка.
Приглушенный заунывный звук. Однако это не полицейские сирены — просто зазвонил телефон в прихожей.
Грабитель обернулся и посмотрел прямо в камеру наблюдения, расположенную под потолком над банковской стойкой. Затем он поднял руку в черной перчатке с растопыренными пятью пальцами, сжал ее в кулак, после чего выставил указательный палец. Итого шесть пальцев. Шесть секунд сверх отведенного им времени. Он снова повернулся к Стине, взял винтовку в обе руки и, держа ее на уровне бедра, поднял ствол так, что теперь он оказался направлен ей в голову. Затем он слегка расставил ноги, чтобы смягчить отдачу. Телефон все звонил и звонил. Минута и двенадцать секунд. Стине приподняла руку, как будто собираясь помахать кому-то на прощание; в этот момент бриллиант в ее кольце блеснул.
Когда он нажал на спусковой крючок, часы показывали 15.22.22. Раздался короткий глухой щелчок. Кресло Стине наклонилось назад, а голова ее дернулась, как у сломанной куклы. Затем кресло опрокинулось. С тупым стуком ударившись головой о край письменного стола, Стине Гретте исчезла из виду. Не видел Харри теперь и красочную рекламную наклейку нового пенсионного фонда «Нордеа» на стекле над банковской стойкой — в одно мгновение все стекло стало красным. В соседней комнате по-прежнему сердито надрывался телефон. Грабитель перемахнул через стойку и подбежал к своей сумке. Харри следовало принимать какое-то решение. Налетчик поднял сумку. В этот момент Харри наконец определился. Одним движением покинул кресло. Шесть прыжков — и он на месте. Снял трубку.
— Говорите.
Во время последовавшей паузы слышны были звуки полицейских сирен, доносившиеся из работавшего в гостиной телевизора, какой-то пакистанский хит, звучавший в соседней квартире, и тяжелые шаги на лестничной клетке, принадлежавшие, по-видимому, фру Мадсен. На другом конце линии мягко рассмеялись. Этот смех был из далекого прошлого. Из очень далекого, да и совсем не ко времени сейчас. Как семьдесят процентов всего того, что нет-нет да и возвращалось к Харри в виде туманных слухов или просто выдумок. Однако в достоверности этой истории сомневаться не приходилось.
— Что, Харри, по-прежнему изображаешь из себя мачо?
— Анна?
— Да уж, ты меня приятно удивляешь.
Харри ощутил растекающееся внутри приятное тепло, почти как после доброго глотка виски. То-то и оно, что почти. В зеркале он видел фотографию, которую сам повесил когда-то на противоположной стене. Они с Сестренышем совсем маленькие на каникулах где-то в Витстене. Улыбаются так, как это могут делать только дети, убежденные, что ничего плохого с ними произойти не может.
— Ну, Харри, и чем же ты занимаешься в воскресный вечер?
— Ну… — Харри поймал себя на том, что пытается говорить так же, как и она, — низким грудным голосом, слегка растягивая слова. Нет, это ему ни к чему. Только не сейчас. Кашлянув, он постарался взять вполне нейтральный тон: — Тем же, чем занимается большинство людей.
— А именно?
— Смотрю видео.
1 Это ограбление. Никому не двигаться (англ.).
Глава 3
Камера пыток
— Смотрел видео?
Сломанное офисное кресло протестующе затрещало, когда инспектор Халворсен, откинувшись на спинку, взглянул на превосходящего его по всем статьям коллегу. Старший инспектор Харри Холе даже был на девять лет старше. На юном простодушном лице Халворсена явно читалось недоверие.
— Ну да.
Подцепив большим и указательным пальцами складку кожи под налитым кровью глазом, Харри осторожно оттянул ее вниз. Мешок исчез.
— Все выходные?
— С субботнего утра до воскресного вечера.
— Значит, немного развлекся вечером в пятницу.
— Точно. — Вынув из кармана плаща синюю папку, Харри положил ее на свой стол, стоящий напротив стола Халворсена. — Читал выдержки из протоколов допросов.
Из другого кармана Харри извлек серый пакетик, на котором значилось: «Французский колониальный кофе». Кабинет, который делили они с Халворсеном, находился почти в самом конце коридора, в красной зоне на шестом этаже Полицейского управления в Грёнланне. Два месяца назад они вскладчину купили «Rancilio Silvia» — кофеварку для приготовления эспрессо. Отныне она называлась «Сильвией» и занимала почетное место на архивном ящике под заключенной в рамку фотографией девушки, с ногами забравшейся на письменный стол. Ее веснушчатое лицо отчаянно пыталось сохранить серьезное выражение, сквозь которое, однако, проглядывал смех. Сфотографирована она была на фоне такой же офисной стены, как и та, на которой висела карточка.
— Знаешь, что трое из четырех полицейских не могут без ошибок написать слово «неинтересный»? — спросил Харри, вешая плащ на плечики. — Либо они пропускают «е» между «т» и «р», либо…
— Интересно.
— А ты чем занимался в выходные?
— В пятницу сидел в машине у квартиры американского посла: какой-то псих анонимно сообщил по телефону, будто в автомобиль заложена бомба. Разумеется, ложная тревога. Но ты же знаешь, они теперь из кожи вон лезут, так что пришлось проторчать там весь вечер. В субботу снова пытался найти ту единственную, которая на всю жизнь. К концу воскресенья пришел к выводу, что такой не найти. Ну и что там на допросах говорят о личности грабителя? — Халворсен засыпал кофе в двойной бумажный фильтр.
— Ну-у… — Харри стащил с себя свитер. Под ним оказалась темно-серая футболка, некогда, по-видимому, черная, с почти стершейся надписью «Violent Femmes»2. Харри со стоном опустился в кресло. — Не поступило ни одного заявления о том, что кто-то видел его вблизи банка перед ограблением. Парень, вышедший из «Севен-элевен» на противоположной стороне Бугстадвейен, видел, как налетчик побежал в направлении Индустри-гате. Он обратил на него внимание из-за шапочки. Камера наружного наблюдения банка зафиксировала их в тот момент, когда грабитель поравнялся со свидетелем перед металлическим контейнером для мусора, стоящим у «Севен-элевен». Единственная интересная деталь, о которой упомянул свидетель: поднимаясь по Индустри-гате, грабитель дважды переходил с одной стороны улицы на другую.
— Парень, который никак не может решить, по какой стороне улицы ему идти. Что ж тут такого интересного? — Халворсен вставил двойной фильтр в стационарный. — Со всеми «е» и без всякого «т» между «с» и «н».
— Да ведь ты же ничего не смыслишь в ограблениях банков, Халворсен.
— А зачем мне? Наше дело — ловить убийц, а грабежами пусть занимаются хедмаркенцы.
— Хедмаркенцы?
— Ты разве не заметил, что в отделе грабежей все на «йе» и «итте»3 и в вязаных кофтах с характерным узором? Так в чем фишка-то?
— Фишка в Викторе.
— В кинологе с собакой?
— Как правило, они первые, кто прибывает на место преступления, и опытные грабители знают это. Хороший пес может даже в городе взять след движущегося пешком налетчика. Но если он пересечет улицу, по которой ходит транспорт, собака след теряет.
— И что из этого?
Халворсен утрамбовал кофе специальной трамбовкой и в конце процедуры выровнял его поверхность. Он утверждал, что данная операция позволяет отличить истинных профессионалов варки кофе от жалких любителей.
— Это укрепляет подозрение, что мы имеем дело с матерым преступником. Таким образом, мы могли бы значительно сузить круг подозреваемых. Шеф отдела грабежей и разбойных нападений рассказывал мне…
— Иварссон? Вот уж никогда бы не подумал, что ты не прочь с ним поболтать!
— Мы и не болтали. Он говорил, обращаясь ко всей следственной группе, в состав которой вхожу и я. Так вот, он сказал, что профессиональных грабителей в Осло меньше сотни. Пятьдесят из них — полные тупицы, наркоманы или же умственно отсталые — попадаются практически каждый раз, как совершают преступление. Половина из них и сейчас сидит, так что их мы смело можем вычеркнуть. Сорок человек — хорошие исполнители, которым удается уйти, если кто-то поможет им спланировать ограбление. Остается десяток профессионалов, тех, что грабят инкассаторов и банки. Чтобы взять их, требуется определенная удача. Мы и пытаемся отследить, где и когда находится каждый из них. Сегодня нам предстоит проверить их алиби. — Харри бросил взгляд на «Сильвию», пыхтевшую на архивном ящике. — А еще я в субботу беседовал с Вебером из криминалистической лаборатории.
— Мне казалось, Вебер в этом месяце выходит на пенсию.
— Кто-то ошибся в подсчетах, и его отправят только летом.
Халворсен рассмеялся:
— По этому поводу он, наверное, брюзжал еще больше, чем обычно, а?
— Ну да, только не совсем по этому поводу, — согласился Харри. — Просто ни он, ни его люди ни хрена там не нашли.
— Совсем ничего?
— Никаких отпечатков пальцев. Ни единого волоска. Нет даже мельчайших волокон ткани или ниток от одежды. А найденные следы обуви, разумеется, свидетельствуют, что башмаки у преступника были новехонькие.
— То есть они не могут даже сравнить особенности износа с прочей обувью подозреваемых?
— То-очно. — Харри сделал упор на «о», почти пропев его.
— А что с орудием ограбления? — поинтересовался Халворсен, осторожно передвигая чашку с кофе со своего стола на стол Харри. Подняв глаза, он обнаружил, что левая бровь Харри приподнялась настолько, что едва не касается светлого ежика волос. — Прости. С орудием убийства.
— Ничего. Оно не найдено.
Халворсен присел на свою часть стола и осторожно отпил глоток кофе.
—Корочеговоря, среди бела дня человек вошел в банк, где полнонароду, взял два миллиона крон, убил женщину, преспокойно вышел оттудаи удалился по не такой уж многолюдной улице с оживленным движением. И случилось это в самом центре норвежской столицы,в нескольких сотнях метров от полицейского участка. А у нас,профессионалов, состоящих на службе в королевской полиции и получающих заэто деньги, ничего на него нет?
Харри медленно кивнул:
— Почти ничего. У нас есть видеозапись.
— Которую ты, насколько я тебя знаю, сейчас тщательнейшим образом изучаешь секунда за секундой.
— Ну да. Даже десятые доли секунды.
— А показания свидетелей небось можешь цитировать наизусть?
— Только Августа Шульца. Он рассказал много интересного о войне. Выдал мне целый список имен своих конкурентов по торговле готовым платьем из числа так называемых добропорядочных норвежцев, которые во время войны участвовали в дележе конфискованного у его семьи имущества. Он даже точно знает, кто из них чем сейчас занимается. А вот что ограбление произошло, он не в курсе.
Остатки кофе они допивали молча. В оконное стекло стучали капельки дождя.
— А ведь тебе нравится такая жизнь, сознайся, — внезапно сказал Халворсен. — Проводить выходные в полном одиночестве, пытаясь ловить призраков.
Харри усмехнулся, однако оставил его слова без ответа.
— А я-то надеялся, что теперь, когда у тебя появились некоторые семейные обязанности, ты наконец забудешь свои чудачества.
Харри предостерегающе взглянул на молодого коллегу:
— Не думаю, что придерживаюсь того же мнения. Ты же знаешь, мы еще даже не живем вместе.
— Да, но у Ракели есть сынишка, а это многое меняет, не так ли?
— Ну да. Олег. — Харри откатился на кресле к архивному ящику. — В пятницу они улетели в Москву.
— Да ну?!
— Судебный иск. Отец мальчика хочет получить родительские права.
— Резонно. А что он за птица?
— Ну-у… — Харри поправил висевшую чуть криво фотографию над кофеваркой. — Он какой-то профессор. Ракель познакомилась с ним и вышла замуж, когда работала там, в России. Родом он из старой, жутко богатой семьи. По словам Ракели, родственники имеют немалый политический вес.
— И парочку знакомых судей в придачу, да?
— Наверняка. И тем не менее мы надеемся, что все пройдет как надо. Всем известно, что у папаши крыша совсем поехала. Этакий, знаешь ли, скрытый алкаш, который подчас не в силах справиться со своими эмоциями.
— Могу себе представить.
Кинув быстрый взгляд на коллегу, Харри успел заметить мимолетную усмешку, которую Халворсен, правда, тут же поторопился стереть с лица.
В Полицейском управлении все знали, что у Харри проблемы с алкоголем. Сам по себе алкоголизм не может служить причиной увольнения госслужащего, а вот за появление на работе в нетрезвом виде выгнать вполне даже могут. Когда Харри сорвался, в высоких кабинетах стали поговаривать о том, как бы избавить полицию от такого сотрудника. Однако Бьярне Мёллер, начальник убойного отдела, как обычно, простер над Харри свою охраняющую длань, объяснив его состояние особыми обстоятельствами. Обстоятельства эти заключались в том, что девушка с висящего над кофемашиной фото — Эллен Йельтен, напарник и близкий друг Харри, — была насмерть забита бейсбольной битой на тропинке возле Акерсельвы. Хотя Харри удалось оправиться, рана все еще кровоточила. Тем более что, по мнению Харри, дело все еще не было расследовано до конца. Не успели Харри с Халворсеном собрать технические доказательства причастности к убийству неонациста Сверре Ульсена, как старший инспектор Том Волер поспешил к нему на квартиру, чтобы произвести арест. Ульсен пытался отстреливаться, и Волеру в целях самообороны пришлось его пристрелить. Так следовало из рапорта самого Волера, и ни улики, найденные на месте происшествия, ни расследование всех обстоятельств дела, предпринятое Службой внутренней безопасности, не содержали ни единого намека на что-либо иное. С другой стороны, мотивы убийства, совершенного Ульсеном, так и остались невыясненными, за исключением того, что все указывало на его причастность к нелегальной торговле оружием, в результате которой Осло в последние годы наводнило стрелковое оружие на любой вкус. Эллен же вышла на его след. Однако Ульсен был лишь исполнителем; личности тех, кто на самом деле руководил ликвидацией, полиции так и не удалось установить.
Именно для того, чтобы иметь возможность довести до конца дело Эллен, Харри добился перевода обратно в отдел по расследованию убийств после кратковременного пребывания на самом верхнем этаже здания Управления, в Службе внутренней безопасности. Там его уход все восприняли с радостью. Мёллер радовался не меньше, заполучив его снова к себе на шестой этаж.
— Смотаюсь-ка я с этой штукой наверх к Иварссону, в отдел грабежей и разбойных нападений, — буркнул Харри, помахивая видеокассетой. — Он хотел просмотреть пленку вместе с очередной девчонкой-вундеркиндом, которую ему недавно удалось заполучить.
— О? И кто такая?
— Летний выпуск Школы полиции; наверняка уже раскрыла не меньше трех ограблений только на основании просмотра видеозаписей.
— Угу. Симпатичная?
Харри вздохнул:
— Эх, молодо-зелено… Как же вы все предсказуемы. Надеюсь, она дельный сотрудник, остальное меня не волнует.
— Но это точно женщина?
— Конечно, папаша и мамаша Лённ могли быть шутниками и дать мальчику имя Беата.
— Нутром чую — симпатичная.
— Не думаю. — Пронося сквозь дверной проем свои сто девяносто пять сантиметров, Харри привычно пригнулся.
— Что так?
Ответ прозвучал уже из коридора:
— Хорошие полицейские все уроды.
По первому взгляду на Беату Лённ трудно было судить, симпатичная она или дурнушка. Уж точно не уродина — некоторые даже сочли бы ее кукольно-красивой. Главным образом из-за того, что все у нее было слишком миниатюрным: лицо, нос, уши, фигура. Однако прежде всего в глаза бросалась ее бледность. Кожа и волосы были настолько бесцветными, что Харри вспомнилась утопленница, которую они с Эллен выловили в Буннефьорде. Однако между ними было одно существенное различие: Харри чувствовал, что стоит ему отвернуться, и он тут же забудет, как выглядит Беата Лённ. Сама она от этого, по-видимому, не очень бы расстроилась, судя по торопливости, с которой пробормотала свое имя и отняла у Харри влажную ладошку, едва позволив ее пожать.
— Знаешь, Холе у нас здесь что-то вроде ходячей легенды, — сказал начальник отдела Руне Иварссон, стоя спиной к ним и поигрывая связкой ключей. В верхней части серой металлической двери, находящейся прямо перед ними, красовалась выполненная готическими буквами надпись: «Камера пыток». Под ней значилось: «Кабинет № 598». — Верно, Холе?
Харри не ответил. Не приходилось сомневаться, какого рода легенды имеет в виду Иварссон. Он никогда и не скрывал, что считает Харри Холе позором для всего личного состава полиции, и давным-давно ратовал за его скорейшее изгнание из рядов.
Между тем Иварссон отпер дверь, и они вошли внутрь. «Камерапыток» была специальным помещением, служившим отделу для изучения, монтажа и копирования видеозаписей. Помимо большого стола в середине комнаты, здесь былооборудовано еще три рабочих места. Окон не было. Стены украшалаполка с видеоматериалами, дюжина наклеенных листочков с фотографиями находящихся в розыске налетчиков, большой экран, занимающий одну из торцевых стен, картаОсло, а также множество трофеев, захваченных во время удачных операцийпо задержанию бандитов. К примеру, рядом с дверью висели двевязаные шапочки с прорезями для глаз и рта. Интерьер дополнялисерые компьютеры, черные мониторы, VHS- и DVD-проигрыватели и великое множествопрочей аппаратуры, в назначении которой Харри не разбирался.
— Ну и что же удалось выудить из этой записи убойному отделу? — поинтересовался Иварссон, плюхаясь в кресло.
Произнося «убойному», он намеренно протянул «ой».
— Кое-что, — сказал Харри, отходя к полке с видеокассетами.
— Кое-что?
— Не особо много.
— Жаль, никто из вас не удосужился поприсутствовать на докладе, который я делал в сентябре в помещении столовой. Если не ошибаюсь, там были представители всех отделов, кроме вашего.
Иварссон был высокого роста, длиннорукий и длинноногий; из-под уложенных красивой волной светлых волос на собеседника смотрели ярко-голубые глаза. Мужественное лицо напоминало лица манекенов немецкой фирмы «Босс»: на нем все еще виднелись следы загара после долгих часов, проведенных Иварссоном летом на теннисном корте, а может, и в солярии физкультурно-оздоровительного центра. Короче, Руне Иварссон был прекрасным примером понятия «симпатичный мужчина», тем самым подкрепляя теорию Харри о взаимосвязи между внешностью и деловыми качествами следователя. Отсутствие сыщицкого таланта, однако, с лихвой возмещалось у него тонким политическим чутьем и способностью безошибочно угадывать, к какой из группировок в иерархии Полицейского управления выгоднее примкнуть в данный конкретный момент. Кроме того, врожденную самоуверенность Иварссона многие воспринимали как доказательство его лидерских качеств. Между тем упомянутая самоуверенность основывалась исключительно на том, что Иварссон, к счастью для себя, абсолютно не замечал собственной ограниченности. Не приходилось сомневаться, что данное обстоятельство непременно будет сопутствовать продвижению по службе и рано или поздно сделает его начальником Харри — прямым либо косвенным. Вообще-то Харри вроде бы не приходилось жаловаться, что такая посредственность благодаря карьерному росту оказалась отлученной от следственной работы. Однако опасность субъектов, подобных Иварссону, как раз и заключается в том, что они, как правило, воображают, будто обязаны вникать во все и руководить действиями тех, кто в самом деле умеет вести расследование.
— И что же, мы пропустили что-то важное? — спросил Харри, проводя пальцем вдоль ряда кассет с написанными от руки наклейками.
— В общем-то нет, — язвительно бросил Иварссон. — Действительно, кого могут интересовать такие пустяки, как расследование преступлений?
Харри удалось побороть искушение ответить, что на тот доклад он не пошел намеренно, прослышав, будто все сведется к похвальбе Иварссона, что с тех пор, как он вступил в должность шефа отдела грабежей и разбойных нападений, раскрываемость ограблений банков возросла с 35 до 50 процентов. При этом ни единым словом не упоминалось, что назначение это совпало с увеличением численности сотрудников вдвое, расширением их полномочий при выборе методов ведения расследования, а главное, отдел наконец-то избавился от своего худшего сотрудника — следователя Руне Иварссона.
— Меня это вроде как интересует, — сказал Харри. — Расскажи-ка, к примеру, как вам удалось распутать вот это. — Он наполовину вытянул с полки одну из кассет и прочел вслух надпись на наклейке: — «20.11.94, Сберегательный банк «НОР», Манглеруд».
Иварссон усмехнулся:
— С удовольствием. Их мы установили старым, проверенным способом. На свалке в Алнабру они сменили автомобиль, а тот, что оставили, подожгли. Однако он сгорел не полностью. Мы нашли перчатки одного из налетчиков со следами ДНК. Потом мы сравнили их с ДНК тех наших старых знакомых, кого осведомители после просмотра видеозаписи назвали в качестве наиболее вероятных участников ограбления, и данные одного из них совпали. А поскольку этот идиот в ходе ограбления еще и выстрелил в потолок, ему дали четыре года. Еще что-нибудь интересует, Холе?
— Ммм… — Харри покрутил в руках принесенную им кассету. — А что это были за следы ДНК?
— Я же сказал, совпадающие. — Уголок левого глаза Иварссона нервно дернулся.
— Прекрасно, но что именно это было? Частицы омертвевшей кожи? А может, ноготь? Кровь?
— Разве это так уж важно? — Голос Иварссона стал резким, в нем явно слышались нетерпеливые нотки.
Харри подумал, что ему, пожалуй, стоит заткнуться. К чему сражаться с ветряными мельницами? Люди, подобные Иварссону, все равно никогда ничему не научатся.
— Да в общем-то нет, — услышал Харри собственный голос. — Разумеется, если не интересуешься такими пустяками, как расследование преступлений.
Харри ощутил на себе тяжелый взгляд Иварссона. От тишины, повисшей в специальном звуконепроницаемом помещении, закладывало уши. Иварссон открыл рот, собираясь что-то сказать.
— Суставной волос.
Мужчины, как по команде, повернулись к Беате Лённ. Харри и думать забыл о ее присутствии. Она же, переводя взгляд с одного из них на другого, почти шепотом повторила:
— Суставной волос. Это такие волоски на фалангах пальцев… их называют…
Иварссон откашлялся:
— Абсолютно верно, это был волос. Однако — хоть, может, и не стоило бы уточнять — это был волос с тыльной стороны кисти. Не так ли, Беата? — Не дожидаясь ответа, он легонько постучал указательным пальцем по стеклу своих массивных часов. — Ну, мне пора бежать. Приятного вам просмотра.
Не успела дверь за Иварссоном закрыться, как Беата выхватила у Харри кассету, которую вмиг с мягким жужжанием проглотил плеер.
— Два волоска, — сказала девушка. — В левой перчатке. С фаланги пальца. И свалка была не в Алнабру, а в Карихёуген. А насчет четырех лет — все правильно.
Харри с удивлением посмотрел на нее:
— Разве это не было задолго до тебя?
Передернув плечами, она нажала на «play»:
— Просто надо читать отчеты.
— Хм. — Харри внимательнее пригляделся к собеседнице, поудобнее устраиваясь в кресле. — Давай-ка посмотрим, не оставил ли и этот тип нам чего-нибудь вроде суставного волоса.
В видике что-то тихонько скрипнуло, и Беата выключила свет. Пока Харри разглядывал появившуюся на экране синюю заставку, он вдруг ощутил, как в сознании его мелькают кадры другого фильма. Фильм был короткий, длился лишь несколько секунд. Вся увиденная им сцена утопала во вспышках голубоватого света, перемежавших полумрак «Вотерфронта», давно уже снесенного клуба, некогда располагавшегося в фешенебельном районе Акер-Брюгге. Тогда он еще не знал ее имени. Женщина со смеющимися карими глазами что-то крикнула ему, стараясь перекричать ревущую музыку. Играли композицию в стиле панк. «Green On Red». Джейсон и «The Scorchers». А Харри все подливал «Джим Бим» себе в колу, и ему было глубоко наплевать, как ее зовут. Он узнал это лишь на следующий день, когда, решительно отдав швартовы, они пустились в первое свое плавание на кровати со спинкой в форме безголовой лошади. Харри снова ощутил прилив блаженной истомы, как и накануне вечером, когда услышал в телефонной трубке ее голос.
Однако на экране уже возникло изображение.
Старик начал преодолевать непростой для себя маршрут от входной двери до банковской стойки. Через каждые пять секунд угол съемки менялся.
— Торкильдсен с ТВ-2, — заметила Беата Лённ.
— Нет, это Август Шульц, — поспешил поправить Харри.
— Я о монтаже, — откликнулась она. — Похоже, работа Торкильдсена с ТВ-2. Кое-где отсутствует раскадровка по десятым секунды.
— Отсутствует? Но как ты…
— Здесь много всего. К примеру, обрати внимание на задний план. Видишь красную «мазду» на улице перед банком? Она в самом центре кадра. Теперь камера сменилась, а она по-прежнему в центре. Но ведь объект не может находиться в двух местах одновременно.
— Считаешь, кто-то напортачил с записью?
— Да нет. Все снятое шестью внутренними и одной наружной камерой переписывается на одну пленку. На исходной записи в момент смены камеры вместо изображения на мгновение возникает слепая вспышка. Поэтому, чтобы не нарушать взаимосвязь деталей эпизода, необходим монтаж. Иногда, когда мы не можем справиться своими силами, нам приходится прибегать к помощи телевизионщиков. А они, как в данном случае Торкильдсен, часто мухлюют с тайм-кодом, чтобы картинка не дергалась, стала лучше. Мне кажется, это у них на уровне профессионального невроза.
— Профессионального невроза, — повторил Харри.
Странно было слышать этот, в общем-то, старомодный термин из уст такой юной девушки. Или она не столь уж молода, как ему показалось с первого взгляда? Когда свет потух, кое-что в ней изменилось. Тело как будто расслабилось, жесты стали свободнее, голос тверже.
В помещении банка появился налетчик и выкрикнул свою английскую фразу. Голос звучал глухо и словно издалека, как будто доносился из-под толстого одеяла.
— А об этом ты что думаешь? — спросил Харри.
— Норвежец. Говорит по-английски, чтобы невозможно было узнать диалект, акцент либо характерные слова, которые мы могли бы связать с ранее совершенными им ограблениями. Одежда, не оставляющая волокон, которые мы потом могли бы найти в сменных автомобилях, на конспиративной квартире или у него дома.
— Хм. Что-то еще?
— Все края одежды тщательно подклеены скотчем, чтобы нигде не оставить следов ДНК. Видишь, штанины притянуты к сапогам, а рукава — к перчаткам. Не удивлюсь, если он обмотал скотчем всю шевелюру, а брови залил воском.
— Стало быть, профи?
Она пожала плечами:
— Восемьдесят процентов ограблений банков планируются менее чем за неделю и совершаются лицами, находящимися под воздействием алкоголя или наркотиков. В нашем случае преступление выглядит прекрасно подготовленным, а грабитель — трезвым.
— С чего ты взяла?
— Если бы у нас было хорошее освещение и камеры получше, можно было бы увеличить отдельные кадры и рассмотреть его зрачки. Но поскольку всего этого нет, я сужу по его жестам. Движения спокойные, тщательно выверенные, видишь? Если он что и принимал, то не амфетамин или что-то подобное. Скорее транквилизаторы, к примеру рогипнол. Они это любят.
— Почему?
— Ограбление банка — экстремальная ситуация. Оказавшись в ней, ты не нуждаешься в том, чтобы тебя что-то подстегивало. Скорее наоборот. В прошлом году один вооруженный автоматом субъект ворвался в отделение Норвежского банка на площади Солли, изрешетил потолок и стены и выбежал из банка, так и не взяв денег. Судье он сказал, что ему просто необходимо было дать выход той дозе амфетамина, которую он принял. Честно говоря, я предпочитаю, чтобы налетчики принимали рогипнол.
Харри кивком указал на экран:
— Посмотри на плечо Стине Гретте в первом окошке. Видишь, сейчас она нажимает тревожную кнопку? Звук на записи становится намного лучше. Почему?
— Сигнализация соединена с видеомагнитофоном, и, когда она включается, запись в несколько раз ускоряется. Улучшается качество изображения и звука. Он становится таким отчетливым, что вполне можно провести звуковой анализ. Теперь ему не поможет даже то, что он говорил по-английски.
— А что, это и вправду такая верная штука, как говорят?
—Звук, записанныйна пленку, —это те же отпечатки пальцев. Если мысможем предоставить специалистам из Технического университета десяток произнесенных грабителемслов, записанных на пленку, они проведут сравнительный анализ его голосас точностью до девяноста пяти процентов.
— Хм. Но не при таком качестве звука, как до включения сигнализации, да?
— В этом случае точность уменьшается.
— Вот, значит, почему он сначала кричит по-английски, а потом, когда считает, что сигнализация включена, заставляет говорить вместо себя Стине Гретте.
— Так оно и есть.
Они молча просмотрели, как одетый во все черное налетчик перемахнул через банковскую стойку, приставил ствол к голове Стине Гретте и принялся шептать ей на ухо.
— А что ты думаешь о том, как она реагирует? — спросил Харри.
— Что ты имеешь в виду?
— Выражение ее лица. Тебе не кажется, что она выглядит относительно спокойной?
— Мне ничего не кажется. Как правило, выражение лица не дает достоверной информации. Могу поспорить, пульс у нее сейчас близок к ста восьмидесяти.
Они наблюдали, как Хельге Клементсен беспомощно суетился на полу перед банкоматом.
— Надеюсь, потом ему дадут возможность пройти необходимый курс реабилитации, — покачав головой, тихо сказала Беата. — Я видела, как после подобных ограблений у людей просто не выдерживала психика.
Харри промолчал, однако про себя решил, что фразу эту она, по всей видимости, позаимствовала у кого-то из старших коллег.
Налетчик повернулся лицом к камере и показал им шесть пальцев.
— Интересно, — пробормотала Беата и, не глядя, сделала какую-то пометку в лежащем перед ней блокноте.
Краем глаза Харри наблюдал за молоденькой коллегой и видел, как, заслышав сухой щелчок выстрела, она подскочила на стуле. Когда грабитель на экране перепрыгнул в очередной раз через стойку и, прихватив свою сумку, направился к двери, миниатюрный подбородок Беаты задрался вверх, ручка выскользнула из пальцев.
— Последний фрагмент мы не стали помещать в Интернет и давать телевизионщикам, — сказал Харри. — Смотри, вот его снимает наружная камера.
Они увидели, как грабитель торопливо пересек на зеленый свет по пешеходному переходу улицу Бугстадвейен и поспешил вверх по Индустри-гате. Затем он скрылся из виду.
— А что полиция? — спросила Беата.
— Ближайший полицейский участок расположен на Хиркедалсвейен прямо за шлагбаумным пунктом платного проезда, всего лишь в восьмистах метрах от банка. Тем не менее после сигнала тревоги им потребовалось около трех минут, чтобы прибыть на место происшествия. Так что у грабителя было по меньшей мере две минуты для отхода.
Беата в задумчивости смотрела на экран, на котором как ни в чем не бывало продолжали сновать люди и автомобили.
— Свой отход он продумал так же хорошо, как и само ограбление. Вероятно, его машина стояла за углом, вне пределов досягаемости камер наружного наблюдения банка. Удачно.
—Можетбыть, —откликнулся Харри. —С другой стороны, он совсемне похож на того, кто рассчитывает только на удачу. Нетак ли?
Беата пожала плечами:
—Большинство удачных ограблений банков выглядят тщательнопродуманными.
—О’кей, но тут у него было гораздо больше шансов,что полиция опоздает. Ведь в пятницу все патрульные машины этогорайона были задействованы совсем в другом месте…
—…вблизи резиденцииамериканского посла! —закончила за него Беата, хлопнув себя полбу. —Анонимный звонок об автомобиле со взрывчаткой. У меняв пятницу был выходной, но об этом сообщали в теленовостях.Сейчас, когда повсюду царит такая паника4, неудивительно, что всеринулись туда.
—Никакой бомбы так и не нашли.
—Разумеется. Классическийтрюк —что-нибудь выдумать, чтобы перед самым ограблением направить полициюподальше от места преступления.
Оставшуюся часть записи они просмотрели молча. АвгустШульц, застывший у пешеходного перехода. Светофор успел несколько раз переключитьсяс зеленого на красный и обратно, а старик так и не двинулся. «Чего он ждет? —подумал Харри. —Показеленый установится надолго? Сбоя в работе светофора, который может случитьсяраз в сто лет? Ну вот. Похоже, дождался». Издалека донессязвук полицейской сирены.
— Что-то здесь не стыкуется, — сказал Харри.
— Всегда что-то не стыкуется, — с усталым старческим вздохом заметила Беата Лённ.
Запись окончилась; на экране замелькала пурга.
2 Название американской рок-группы с учетом сленга можно перевести как «Отчаянные слюнтяи».
3 Характерные окончания имен жителей фюльке Хедмарк — «je» и «itte».
4 События романа относятся к 2002 г., когда весь мир находился под впечатлением террористических актов 11 сентября 2001 г. в США.
Глава 4
Эхо
— Снег?
Вспрыгивая на край тротуара, Харри едва не кричал в трубку мобильника.
— Ну да-а-а. — Связь с Москвой была плохая. Словам Ракели вторило трескучее эхо.
— Алло?
— Тут жутко холодно…о. И на улице, и в гостинице…це.
— А как с атмосферой в зале суда?
— Тоже ниже нуля. Раньше, когда мы жили здесь, его мать сама мне твердила, чтобы я забирала Олега и уезжала. А теперь сидит как ни в чем не бывало со всеми остальными и испепеляет меня ненавидящим взглядом…дом.
— Но дело-то хоть движется?
— Откуда мне знать?
— Как это — откуда? Во-первых, ты юрист, во-вторых, знаешь русский.
— Видишь ли, Харри, подобно ста пятидесяти миллионам русских, я ничегошеньки не смыслю в здешней системе правосудия. Понятно…о?
— Понятно. А как там Олег?
Харри дважды повторил вопрос и, так и не дождавшись ответа, взглянул на дисплей телефона, проверяя, не прервалась ли связь. Секунды на табло, однако, продолжали сменяться, и он снова приложил трубку к уху:
— Алло?
— Алло, алло, Харри, я тебя слышу…шу. Я так скучаю по тебе…бе. Ты что смеешься…ся?
— Просто у тебя это смешно выходит. Эхо.
Подойдя к дому, Харри достал ключ, отпер дверь подъезда и вошел внутрь.
— Ты считаешь, я хнычу?
— Да нет же, конечно нет.
Харри кивнул Али, который, обливаясь потом, пытался протащить финские сани через дверь подвала.
— Я тебя люблю. Слышишь? Я тебя люблю! Алло! Алло!
Растерянно посмотрев на отключившийся телефон, Харри поднял глаза, и тут же взгляд его натолкнулся на сияющую улыбку соседа-пакистанца.
— Ну разумеется, Али, тебя я тоже люблю, — пробормотал он, снова пытаясь набрать номер Ракели.
— Кнопка повтора, — сказал Али.
— А?
— Да так, ничего, проехали. Слушай, если появится желание сдать свой чулан в подвале, скажи мне. Ты ведь им почти не пользуешься, верно?
— А что, у меня есть там чулан?
Али молитвенно закатил глаза к небу:
— Сколько лет ты здесь живешь, а, Харри?
— Я же сказал, что тоже тебя люблю.
Али с вопросительным видом уставился на Харри, который отмахнулся от него, жестом давая понять, что снова дозвонился, и помчался вверх по лестнице, держа перед собой на вытянутой руке, как лозоходец свою лозу, ключ от квартиры.
— Ну вот, теперь мы можем разговаривать, — сказал Харри, входя в свою по-спартански обставленную аккуратную двухкомнатную квартирку, купленную им за бесценок еще в конце восьмидесятых, когда на рынке жилья царил полнейший застой. Иногда Харри казалось, что этой покупкой он исчерпал лимит удач, отпущенных ему судьбой.
— Как бы мне хотелось, Харри, чтобы ты мог сейчас быть с нами. Да и Олег по тебе соскучился.
— Он что, так прямо и сказал?
— Ему и говорить ничего не надо. Вы ведь с ним так похожи.
— Слушай, я как раз говорил, что люблю тебя. Успел повторить это три раза — сосед свидетель. Знаешь, чего это тебе будет стоить?
Ракель рассмеялась. Харри был влюблен в этот ее смех с тех самых пор, как в первый раз его услышал. Подсознательно он ощущал, что готов сделать все, лишь бы слышать его как можно чаще. Лучше всего — каждый день.
Сбрасывая на ходу ботинки, он обратил внимание, что на автоответчике в прихожей мигает красный сигнал. Харри улыбнулся: и, не будучи ясновидящим, он знал — Ракель днем уже пыталась связаться с ним. Его прозорливость объяснялась очень просто: никто другой Харри Холе на домашний номер не звонил.
— Признавайся, откуда ты взял, что меня любишь? — ворковала между тем в трубке Ракель.
Эхо, к счастью, пропало.
— Знаю, потому что чувствую, как у меня потеплело на… как это называется?
— На сердце?
— Да нет, сзади и пониже. Как же это?.. Почки? Печень? Селезенка? Ага, вот! Чувствую прилив тепла к селезенке.
На другом конце провода Ракель то ли всхлипнула, то ли рассмеялась. Так толком и не поняв, Харри нажал на кнопку автоответчика.
«Привет, это снова я…»
Харри ощутил, как сердце будто всколыхнулось, и среагировал прежде, чем успел о чем-то подумать, — отключил телефонную приставку. Но было поздно: слова, произнесенные чуть хрипловатым женским голосом с вкрадчивыми интонациями, продолжали витать в воздухе, эхом отражаясь от стен комнаты.
— Что это там у тебя? — спросила Ракель.
Харри с трудом перевел дух и наконец нашелся что ответить, хотя и понимал, что уже слишком поздно:
— Да так, радио. — Откашлявшись, он продолжил: — Когда будешь знать, сообщи, каким рейсом вы прилетаете, — я вас обязательно встречу.
— Разумеется, сообщу. — В голосе ее по-прежнему сквозило недоумение.
Повисла неловкая пауза.
— Ну ладно, мне пора, — сказала наконец Ракель. —Давай созвонимся вечером, часиков в восемь.
— Отлично! То есть нет, я буду занят.
— О-о! Надеюсь, чем-то приятным?
— Ну-у… — Харри слегка замялся. Затем, набрав побольше воздуха, он выпалил: — Во всяком случае, мне предстоит встреча с женщиной.
— Вот даже как! И кто же эта счастливица?
— Беата Лённ. Новый инспектор отдела грабежей и разбойных нападений.
— И по какому поводу?
— Надо побеседовать с супругом Стине Гретте, той, которую застрелили во время ограбления на Бугстадвейен. Помнишь, я тебе рассказывал? А еще с заведующим отделением банка.
— Ладно, удачи. Созвонимся завтра. Погоди, тут Олег хочет пожелать тебе спокойной ночи.
Харри услышал торопливый детский топот, и в трубку тяжело задышали.
Положив трубку, Харри еще некотороевремя стоял в прихожей, разглядывая свое отражение в зеркале надтелефонным столиком. Если следовать его теории, сейчас оттуда на него смотрел хороший полицейский. Налитые кровью глаза, крупный нос, украшенныйпричудливой сетью синих прожилок, кожа с глубокими порами, костистое лицо.Морщины на нем выглядели глубокими зарубками, произвольно нанесенными накусок бревна. Как же так получилось? В зеркале он виделу себя за спиной висящую на стене фотографию смеющегося загорелогомальчугана с сестренкой. Однако вопрос, который задавал себе Харри,относился отнюдь не к тому, куда девались прежние юностьи красота. Сейчас его мучило совсем другое. Вглядываясь в собственныечерты, он искал то, что изобличало бы в нем лгуна,предателя и труса, каким он себя ощущал после того, кактолько что нарушил одно из немногих обещаний, что дал себесам: никогда, ни за что и ни при какихобстоятельствах не врать Ракели. В основе их непростых отношений, гдеи так существовало немало подводных камней, не должно оставаться местадля лжи. Так почему же он все-таки солгал? Действительно, они с Беатой собирались встретиться с мужем Стине Гретте. Нопочему он не рассказал, что после этого договорился о встречес Анной? Старая пассия —что тут такого? Бурный краткийроман, после которого, разумеется, в душе остался след, однако отнюдьне рана. Они просто поболтают, выпьютпо чашечке кофе, расскажутдруг другу, как они жили «после того как». На томи разойдутся.
Харри вновь нажал на кнопку автоответчика, чтобы дослушать сообщениедо конца. Прихожую опять наполнил голос Анны: «… жду нашей встречисегодня вечером в «М». Да, кстати, две небольшие просьбы. Немог бы ты по дороге заглянуть в мастерскую «Замки» наВибес-гате и забрать ключи, которые я там заказала? Они работаютдо семи, и я предупредила, чтобы готовый заказ отдали тебе.И еще: будь добр, надень, пожалуйста, те джинсы, которые мневсегда так нравились!»
Низкий, чуть хрипловатый смех. Казалось, вся комнатавибрирует в такт ему. Нет сомнений, она все та же.
Глава 5
Немезида
Струи дождя мерцающими нитями рассекали ранние октябрьские сумерки, вспыхивая в свете лампочки, освещавшей керамическую табличку, на которой значилось, что здесь проживают Эспен, Стине и Тронн Гретте. Под «здесь» следовало понимать желтый секционный до5в районеДисенгренда. Нажав на кнопку звонка, Харри осмотрелся по сторонам. Дисенгрендапредставляла собой четыре длинных секционных дома, а вокруг тянулись обширныенезастроенные земельные участки, также обрамленные типовыми блочными домами. Навзгляд Харри, все это напоминало круговую оборону, занятую первыми американскими поселенцами для отражения атак воинственных индейцев. В общем-то, так оно и было. Секционные дома здесь выстроили в шестидесятые годы специально для представителей бурно растущего среднего класса. Рабочие — стремительно сокращающееся коренное население блочных домов на Дисенвейен и Травервейен — уже тогда видели в них новых хозяев жизни, новых властителей будущей страны.
— Непохоже, чтобы он был дома, — сказал Харри и еще раз позвонил в дверь. — Как по-твоему, он хорошо уяснил, что мы придем к нему во второй половине дня?
— Нет.
— Нет?
Харри обернулся и посмотрел на Беату Лённ. Укрывшисьпод зонтиком, девушка тряслась от холода. На ней была юбка и туфли на высоких каблуках. Еще когда Беата подхватилаего у «Шрёдера», ему сразу пришло в голову, что одетаона скорее как на вечеринку —вовсе не для допроса.
— Гретте дважды подтвердил договоренность, когда я звонила ему, — сказала она. — Но при этом у меня создалось впечатление, что он немного того… не в себе.
Харри перегнулся через перила крыльца и прижался носом к кухонному окошку. Внутри было темно; единственное, что ему удалось рассмотреть, — белый настенный календарь с логотипом «Нордеа».
— Ладно, поехали обратно, — сказал он.
В этот момент с шумом распахнулось кухонное окно у соседей.
— Вы, случаем, не Тронна ищете?
Слова эти были произнесены с типичным бергенским акцентом: «р» настолько раскатистое, что казалось, средних размеров поезд сходит с рельс. Повернувшись, Харри увидел смуглое морщинистое лицо пожилой женщины, которая пыталась одновременно и улыбнуться, и сохранить серьезное, даже скорбное выражение.
— Точно, — подтвердил Харри.
— Родственники?
— Полиция.
— Понятно, — кивнула пожилая дама, и скорбная мина исчезла. — Я-то думала, вы пришли выразить соболезнования. Он на теннисном корте, бедняга.
— На теннисном корте?
— Вон там, за забором палисадника, — показала соседка. — Он там с четырех часов.
— Но ведь уже совсем темно, — сказала Беата. — И дождь идет.
Дама пожала плечами:
— Видно, он сильно переживает.
Она так напирала на свое трескучее «р», что Харри вспомнилось детство, проведенное в Уппсале6: точно так же трещали, ударяясь о спицы, кусочки жесткого картона, которые они специально закрепляли на втулках своих велосипедов.
— Насколько я понимаю, ты тоже родом с востока, — сказал Харри, когда они с Беатой двинулись в направлении, указанном дамой. — Или я ошибаюсь?
— Нет, — коротко ответила Беата.
Теннисный корт оказался на полпути между блочными и секционными домами. Глухие удары ракетки о мокрый мяч они услышали еще издалека, а когда подошли ближе, сумели в быстро сгущающихся осенних сумерках различить на огороженной металлической сеткой площадке силуэт одинокого игрока, раз за разом тренирующего подачу.
— Эй, вы, там! — позвал Харри, подходя вплотную к ограде.
Мужчина не ответил. Только сейчас стало видно, что на нем костюм, рубашка и галстук.
— Тронн Гретте?
Теннисный мячик плюхнулся в темную лужу и отскочил к сетчатой ограде, обрушив на них каскад дождевых брызг, которые Беата, к счастью, отразила своим зонтом.
Девушка попыталась открыть калитку.
— Он заперся изнутри, — шепнула она.
— Холе и Лённ из полиции! — крикнул Харри. — Мы с вами договаривались. Можно, мы… Черт!
Харри заметил мячик, только когда он врезался в металлическую сетку и застрял в ней в дюйме от его лица. Протерев глаза от брызг, он осмотрел свой костюм и убедился, что выглядит так, будто его только что с головы до ног обдали жидкой красновато-коричневой грязью из краскопульта. Увидев, как теннисист подбрасывает следующий мяч, Харри непроизвольно повернулся к нему спиной.
— Тронн Гретте!
Ответом на крик Харри было эхо, родившееся между блочными домами. Прочертив замысловатую дугу на фоне света, падающего из их окон, очередной теннисный мячик скрылся где-то во тьме за пределами площадки. Харри снова повернулся к корту как раз в тот миг, когда некое существо с диким ревом выскочило из темноты и с размаху ринулось на ограждение как раз напротив него. В момент соприкосновения разъяренного теннисиста с металлической сеткой раздался надсадный скрежет. Нападавший рухнул на четвереньки, затем поднялся, разбежался и повторил свою попытку. Упал, поднялся и кинулся снова.
— Господи, да у него, похоже, крыша поехала, — пробормотал Харри.
Он инстинктивно отшатнулся, увидев прямо перед собой мертвенно-бледное лицо с выпученными глазами. Это Беата включила фонарик и осветила повисшего на ограждении Гретте. Ко лбу его прилипла прядь мокрых черных волос, а бегающий взгляд, казалось, искал, за что бы зацепиться. Медленно скользя по сетке, как тающая снежная каша по ветровому стеклу, он наконец сполз на землю и замер.
— И что нам теперь делать? — по-прежнему шепотом спросила Беата.
Почувствовав, как что-то скрипнуло у него на зубах, Харри сплюнул в ладонь и убедился, посветив фонариком, что это красноватая грязь с гаревого корта.
— Звони в «скорую», а я пока схожу к машине за кусачками, — сказал он.
— И что, ему дали успокоительное? — спросила Анна.
Харри кивнул и сделал глоток колы. Вокруг них у барной стойки, как куры на насесте, сидели представители младой поросли здешних завсегдатаев из числа жителей западной части Осло и дружно поглощали вино, коктейли и колу. «М», как и большинство столичных кафе, было заведением, с одной стороны, достаточно фешенебельным, а с другой — довольно провинциальным. Такая смесь претенциозности и наивной скромности производила, в общем, благоприятное впечатление. Харри почему-то вспомнился одноклассник по прозвищу Диез — отличник и тихоня, — у которого, как однажды выяснилось, имелась некая тетрадочка, куда он прилежно записывал все бранные слова из лексикона отпетых школьных хулиганов.
— Они свезли беднягу в больницу. Мы еще немного побеседовали с соседкой, и выяснилось, что с тех пор, как погибла жена, он каждый вечер проводил на корте, раз за разом тренируя подачу.
— Надо же. С чего бы это?
Харри пожал плечами:
— Психические срывы не редкость у тех, кто теряет близких при таких обстоятельствах. Некоторые стараются забыть обо всем и вести себя так, будто умерший человек по-прежнему жив. Соседка рассказала нам, что Стине и Тронн Гретте были превосходной парой в миксте и, если позволяла погода, ходили на корт чуть ли не каждый вечер.
— Выходит, он ждал, что жена вот-вот примет его подачу?
— Похоже на то.
— О господи! Слушай, закажи мне еще пивка, а я пока прогуляюсь в туалет.
Анна соскочила с высокого стула и, слегка покачивая бедрами, направилась в глубину зала. Харри старался не провожать ее взглядом. Он уже успел рассмотреть все, что его интересовало. Пара свежих морщинок у глаз, несколько новых седых волосков в прическе цвета воронова крыла. В остальном она была все той же. Прежний, слегка загнанный взгляд угольно-черных глаз из-под сросшихся бровей, немного крючковатый узкий нос, излишне полные вульгарные губы, впалые щеки, временами придававшие всему лицу какое-то голодное выражение. Красавицей ее не назовешь — для этого все черты были слишком тяжелыми и резкими, —
