Однажды мы придем за тобой E-Book

Олег Рой

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Изгои. Романы Олега Роя
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 484

Beschreibung

Чего можно достичь в том возрасте, когда ты чувствуешь себя взрослым, а к тебе относятся как к подростку? Поль МакДи, талантливый компьютерщик, вынужден подрабатывать, развозя товары. Микеле Солариано прирожденный изобретатель, но взламывает автомобильные системы и угоняет дорогие тачки. Красавица-модель Летиция Лафлер участвует в самых громких показах, но мечтает стать невидимкой. Фридрих Вайсманн обладает огромной внутренней силой, но с детства парализован и прозябает в монастыре, построенным кармелитами. Что объединяет этих, казалось бы, разных подростков, живущих далеко друг от друга? Все они – люди нового поколения, и у каждого есть своя необычайная способность. На них объявлена охота, но знает ли охотник, какую угрозу для него представляет жертва? Кто отомстит за тех, кому вы не дали любви?

Leseprobe

Олег Рой Однажды мы придем за тобой

© Резепкин О., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

* * *

Автор выражает благодарность редактору Битанову Алексею Евгеньевичу (АКА Алекс Вурхисс) за помощь в работе над миром серии романов.

Часть 1. Генерация персонажей

Поль МакДи: Джинн из бутылки

Твоя погода – дождь,

Твоя дорога – лужи,

Такой, какой ты есть,

Системе ты не нужен.

Ты можешь стать лучше,

Ты можешь быть хуже,

Такой, какой ты есть,

Системе ты не нужен…[1]

Есть вечные вещи, от которых люди никогда не избавятся. Не, не так. От которых человеку не придет в голову избавляться. И опять не то… не знаю, как сказать. Например, хип-хоп. Говорят, это недавнее изобретение. Вроде бы придумали его всего сто лет назад. Но мне как-то не верится. Странно даже представить, что когда-то в мире не было хип-хопа. Может, он просто по-другому назывался, кто знает… я в истории не силен.

С другой стороны, компьютеров, например, тоже когда-то не было… Даже страшно подумать! Как скучно жили человеки… ни компа, ни хип-хопа. А это единственные вещи, которые я по-настоящему люблю.

Погода, как назло, прямо как в песне, которая сейчас у меня в наушниках. Поздняя осень у нас в штате не очень приятное время. Дожди как с октября зарядили, так и фигачат напропалую. На такой дождь приятно смотреть из окон собственной гостиной, сидя перед камином и потягивая грог. Так говорит ма’бэби[2]. Ну ей ли не знать, у нее коттедж есть и даже камин в гостиной. У меня ни фига подобного, не назовешь же коттеджем похожее на дровяной сарай одноэтажное бунгало, которое родители получили в подарок от штата в связи с рождением Поля МакДи-младшего, то бишь меня. Камина в доме нет, в нем нет даже отдельной кухни, зато есть спальня, детская и две ванны. Часть дома отдана под гараж для отцовского драндулета. В детской живу я с моими сестрами – Элен и Жюстин (моя ма – франкофонная канадка, поэтому у нас такие имена).

По меркам нашего городка Джинна (это я о своей ма’бэби, если что) довольно богата – у ее отца есть собственная заправка, совмещенная с мойкой, автосервисом и даже франчайзинговой кафешкой. На самом деле старина Фиц такой же реднек, как и мой па, но только забрался чуть повыше, трепыхаясь всеми конечностями.

По местным меркам нашу семью не назовешь нищебродами: па имеет постоянную работу, ма на вэлфоре по инвалидности – у нее нет руки, и я, по правде, не знаю, как ма ее потеряла. Отец говорит, что на лесопилке, но в подробности не вдается, остальные вообще молчат, только косятся странно. А сосед, Хокинг, противный старикашка, коп на пенсии, как-то назвал моего па «сраным дауншифтером», поскольку тот когда-то имел свой бизнес в Фениксе, но почему-то бросил. Когда я попытался его об этом расспросить (па, а не вонючку Хокинга, понятно), отец опять ничего объяснять не стал, да еще и разозлился на меня. А за что, спрашивается?!

Что плохого в том, что я интересуюсь… тем, что со мной связано? С моим рождением, с моей семьей? Эй, ‘айфолкс[3], не слишком ли много вы от нас скрываете? И как доверять вам, если вы нам не доверяете?

У меня есть серьезные опасения, что я замешан в чем-то паршивом и кровавом в отношении собственной ма. Кроме шуток, есть основания подозревать, что руку она потеряла из-за меня. Может, я, когда мелкий был совсем, полез куда-то не туда (я и сейчас лажу не туда, но последнее время в основном в виртуале), а ма из-за этого осталась однорукой, как древний автомат по разводу на бабло. Что, так трудно сказать об этом? Хотя бы в воспитательных целях, чтобы я думал своим Jack o’lantern[4], куда лезу и что не я один могу пострадать.

А они молчат. Когда надо. А когда не надо, наоборот, говорят чересчур много. Не думайте, я люблю своих родителей, хотя с появлением на свет Элен, а потом и Жюстин они на меня положили и внимания мне уделяют примерно столько же, сколько Бараку, черному приблудному барбосу. Даже странно, что этого блохоносца мне разрешили оставить.

Раньше Барак везде за мной бегал, провожал до школы и встречал из нее, а когда я стал подрабатывать почтальоном, носился за моим велосипедом, куда б я ни поехал. Теперь он старый, большую часть времени дрыхнет в конуре. Ма его жалеет, даже варит ему кашу с мясом, размалывая блендером в пюре, поскольку с зубами у Барака совсем печально, а на баночном питании разориться можно. Иногда я ему покупаю баночку, за что ма меня ругает: она думает, что в эти банки кладут какую-то химию, чтобы собаки становились типа наркоманами. А по моим прикидкам, Бараку абсолютно по фигу, что точить – баночку или мамкино пюре. Ему с детства было абы пожрать.

Да, я работаю почтальоном, уже два года, чтобы собрать бабло на колледж. Родители сказали, что у них столько нет, сколько нужно, но они докинут, если я соберу тысяч двадцать. Поступать мне в следующем году, так что успею. Хочу пойти на что-то связанное с сетями, не с рыболовными, ясен перец, а с компьютерными, ведь я, как уже было сказано, от компов фанатею. Причем прикол в том, что у меня самого только древний, как жопа динозавра, яблочный моноблок – отстой полнейший в наше время, когда планшет может то, что двадцать лет назад не осилил бы вычислительный центр пятиугольного здания с дыркой посредине[5]. Но планшета у меня нет, и, может, к лучшему. Говорят, что раньше в школах боевых искусств Востока учеников во время тренировки часто связывали или нагружали чем-то – типа, посмотрим, как ты ухитришься не огрести в табло со связанными руками и гирей, привязанной к ноге. Зато потом, когда их развязывали, получались те еще бойцы.

Я понимаю, почему гуру программирования – либо из Восточной Европы, либо индусы. У них, говорят, нищета похлеще нашей, на бигмак неделю надо вкалывать, если не по удаленке, потому работают они на таком железе и таком софте, по сравнению с которыми даже мой моноблок выглядит как спейс-шаттл на фоне дельтаплана. Так что неудивительно, что меня в Сети даже ’айфолкс считают крутым, как Айрон Мэн, ну, в плане всяких хакерских бяк. Поработали бы они на этом убогом эппле…

Есть у меня приятель, в смысле, в Сети, не в реале. Живет хрен знает где, по ту сторону Атлантики, в каком-то диком захолустье, вроде того, где шифровался Волдеморт от магических акабов[6]; к тому же он старше меня на шестнадцать лет. Нет, не в смысле бойфренда, даже не думайте, я не из этих. Мы корешим по интересам, он меня всяким полезным фичам учит, но не как факн’тича[7], а как нормальный па или старший брат, которого у меня никогда не было. Но реально, Петр (его так зовут, именно Петр, а не Питер, говорю ж, он откуда-то из Восточной Европы) мне ближе, чем па и ма.

Я могу показаться чересчур болтливым, но по жизни я как раз больше молчун. Открою маленький секрет: такие, как я, ничем не отличаются от других, кроме одного – мы нашли возможность говорить с самими собой. Чем я и занимаюсь, пока кручу педали. Работы у меня много. Раньше, говорят, почтальоны возили письма, газеты, теперь вместо этого – телевидение и Интернет. Письмо я видел только один раз за два года работы, я отвозил его в Оак Лейн, местный дом престарелых у кладбища Оак Лоун. Напечатанные газеты появляются только перед выборами и, по сути, представляют собой спам на плохой бумаге.

Почта теперь доставляет товары. Мы работаем с основными службами доставки от DCL до вездесущего Алиэкспресса. Последний, кстати, на семьдесят процентов нас и загружает. Не знаю, как в больших городах, но у нас многие заказывают именно так – и немудрено, зачем ехать на шопинг в Милуоки, Сент-Пол или Дулут, находящиеся от нас примерно на одинаковом расстоянии и одинаково далеко, если можно заказать товары с доставкой? Раньше у мистера Брауна (это мой босс) была тачила, на которой он все и развозил, но бензин подорожал после аварии в Тексасе. Говорили, это ненадолго, мол, справятся с последствиями аварии и цена опять вниз пойдет, а фиг там. С аварией до сих пор не разобрались (шутка ли – целый городок вроде нашего вместе со всем населением ушел под землю!), да еще и у правительства пошел крутой замес с «зелеными», отчего на гидроразрыв конгресс наложил безвременное вето. Как итог – две трети нефти у нас привозные, бензин дорог, и машины в нашей глубинке тихо ржавеют в гаражах. А я кручу педали и, в общем, даже доволен. Поскольку к весне у меня будет достаточно денег, чтобы оплатить свою учебу… вот черт!

Нет, ну и откуда такие фраера берутся?! Пока я ехал, задумавшись, меня обогнал какой-то козел. Помните, я говорил о дорогом бензине? Так вот, этот факн’щит рассекает на хреновом «Роллс-Ройсе» размером с полфуры, движок в пятьсот киловатт при семи тысячах кубиков, двадцать один литр сраного высокооктанового бензина на сотню километров! И все бы ничего, мне на его машину класть от души, но эта зараза влетела в лужу, да так, что меня прям с ног до головы обдало грязью. Я едва успел отвернуться, чтобы посылку не заляпало, чуть не грохнулся с велика и, само собой, перепугался, как если бы живого Крюггера увидел. Фак, фак, фак… на мне, конечно, дождевик поверх парки, но все равно промок я изрядно, чтоб водиле этому в лесовоз на полном ходу въехать. Лес у нас возят киберфуры, управляемые компом, и такие вот фраера регулярно в них влетают. Поскольку комп – он умный, и действия идиота за рулем могут его нехило озадачить на время, достаточное для того, чтобы идиот вынес себе мозг о бревно в кузове.

Я свернул на обочину, остановился возле пожарного гидранта. Положил на него посылку, снял дождевик. И понял, что я в грязи, как Новый Орлеан после цунами. В таком виде доставлять клиенту посылку не катит даже в нашем медвежьем углу. Давай сориентируемся…

Так… мы находимся между Маклахлен-стрит и Прайвет-драйв. Кстати, в нашем городишке есть даже улица имени меня… Шучу, конечно, это другой МакДи, нам даже не родственник. И зовут его, кстати, не Поль, а Пол, но сэлфи под вывеской я сделал, его можно видеть у меня на аватаре. Улица Поля МакДи, зачетно? Там, кстати, живут крутые ребята, есть офис какого-то подразделения «Паккард Белл», за цвет и форму называемый в народе «Сияющий вигвам». Я их сервер ломанул от нечего делать; короч, они занимаются безопасностью банковских вкладов (а свой сервер защитили кое-как, дурики). Если карта ляжет, глядишь, я еще и поработаю в «вигваме». На улице имени себя.

И еще контора Д8, тех самых экологов. Правильные ребята, респект им и уважуха. Борются за чистоту в мире, но не лозунгами, как почивший в бозе Гринпис, а реальными делами. Чистая вода, чистый воздух, чистые продукты без химии… Как раз то, что нужно. Мне б чистый дождевик сейчас…

Мечты, мечты… Когда жизнь серая, как сегодняшняя погода, только и остается, что мечтать. А вот и «Старбакс» неподалеку, отправлюсь-ка туда. Дождевик почищу и просохну немного.

В «Старбаксе» народу почти не было: какая-то парочка сидела за столиком у окна, и только. Тем лучше, никто меня грязным не увидит. Я зашел в туалет, почистился, оттер кроссовки от глины и грязи, руки вымыл… Терпеть не могу эти кафики, в них всегда так вкусно пахнет, а у меня кэш на минимум выкручен, не могу лишний раз сэндвич купить… Когда я вышел, парочка уже исчезла и в зале никого не осталось. Проходя к стойке, я в окно увидел старого знакомца – «Роллс-Ройс», обдавший меня дорожной грязью. Долбаная тарантайка выползала со стоянки, увозя парочку.

Черт его знает почему, но я решил сесть туда, где до того сидели они. Подкорка сработала, не иначе. Еще подходя, я заметил нечто необычное. Ну, как необычное… короче, на диванчике лежала черная картонная коробка без надписей. Бомба? В нашем «Старбаксе»? С таким же успехом можно проводить теракт на пустыре за школой. Там даже эффективнее будет, на пустыре постоянно какие-то пацаны ошиваются, а в нашем «Старбаксе» никогда больше двух-трех посетителей зараз не видели. Кто-то решил грохнуть старушку Мэгги? Ха-ха-ха, она и в молодости не особо кому была нужна.

Любопытство губит кошку… Я на ходу откусил круассан, запил кофе, присел рядом с коробкой, покосился на нее. Сбоку она была скреплена пластиковым фиксатором – похоже на фабричную упаковку, только вот никаких надписей ни сверху, ни сбоку… Интересно, а снизу? Конечно, брать чужие вещи нельзя, да и опасно, так что лучше ну ее, эту коробку…

Нет, снизу тоже никаких надписей. Коробка довольно тяжелая, размеры – примерно пятнадцать на двенадцать…[8] Вот чего точно нельзя делать, так это вскрывать находку. Ни в коем случае. Лучше отдать ее Мэгги или снести к шерифу. Только дурак станет вскрывать случайно найденную коробку!

Внутри оказался… У меня мягко сжалось сердце. Я о таком только слышал, ну, рекламу видел еще, в Сети. У нас такое даже не рекламируют. Потому что дорого для местных реднеков. Вот представьте себе, что вы нашли на улице пачку сотенных… нет, не так: расшаренную кредитку на предъявителя. Почувствовали? Дух захватывает, правда? Вот и у меня захватило.

Мне захотелось включить находку прямо здесь, в «Старбаксе», я еле сдержался. Голопланшет. Эта коробейка содержала в своем пластиковом нутре мощнейший компьютер, спутниковый модем и голографический монитор – в общем, все мои надежды и мечты. Стоила она примерно столько, сколько наш семейный коттедж с землей под ним.

Я и сам не заметил, как засунул планшет во внутренний карман парки. Они же могут за этой штуковиной вернуться! Больше всего мне не хотелось расставаться с находкой. Просто слов нет, как не хотелось!

Я быстро допил уже едва теплый кофе и, на ходу доедая круассан, выбежал из кафе. Спрятать его, что ли? Не круассан, конечно, планшет. Идите на фиг, что упало, то пропало! Если вы можете позволить себе заправляться на месячную зарплату той же Мэгги, купите себе новый планшет, с вас не убудет.

До адресата своей посылки я добрался быстро – за мной словно черти гнались или тот мужик на «Роллс-Ройсе». Получателем был Джеймс Харрисон, хороший мужик, наш местный юрист. Ему за шестьдесят, и передвигается он на коляске – после инсульта ноги отказали. Казалось бы, вот инсульт – он в голову бьет, но голова у мистера Хариссона по-прежнему варит дай боже каждому, а ноги не ходят.

– Какой-то ты сегодня напряженный, – сказал мистер Харрисон, когда я отдал ему посылку. – Что-то не так в школе или с родителями?

– Да нет, все как всегда, – пожал плечами я. Вот еще, не хватало свои отношения с родителями с посторонним обсуждать! Да и не это меня сейчас заботило…

– Не серчай, – сказал мистер Харрисон, доброжелательно (и, кажется, вполне искренне) улыбаясь. – Просто мне кажется, у тебя проблема и тебе нужен совет. Я юрист, у меня глаз на такие вещи наметан.

«Угу, и кошелек, видимо, тоже», – подумал я. Знаю, сколько юристы за свои услуги берут… Был бы я умный, сам пошел бы на юриста или на врача. Болеют и ссорятся люди всегда, с самого начала истории.

– Кстати, – словно прочитав мои унылые мысли, добавил мистер Харрисон, – консультации у меня платные и дорогие, но советы я даю даром. Особенно смышленым юношам, которые, возможно, когда-нибудь станут моими клиентами. Например, если захотят заключить брачный контракт. – И заговорщически подмигнул. И я решился:

– Мистер Харисон, скажите, а вот если я нашел деньги – считается ли, что я их украл?

– Нет, конечно, – пожал плечами мистер Хариссон. – Даже если эти деньги были переписаны и учтены, сам факт их наличия у тебя не доказывает то, что ты их похитил. Более того, их у тебя даже изъять не смогут. Если, конечно, ты их действительно нашел, а не украл.

– А если это не деньги, а вещь? – уточнил я.

Мистер Хариссон поморщился:

– Смотря что за вещь. Если она уникальна, если существует запись о том, что она принадлежит мистеру N, у тебя ее изымут и передадут ему, но других последствий не будет. А если это ширпотреб, то и изъять не смогут. – И, подмигнув, добавил: – Нашел что-то? Ну, колись уже, я могила.

– Ага, – покраснел я. Не возьмут меня в шпионы, не умею тайн хранить. – Штука дорогая, – электроника…

– С этого бы и начинал, – разулыбался мистер Харрисон. – Не боись, парень, есть три тайны: тайна исповеди, врачебная тайна и юридическая. Разгласить их – значит поставить жирный крест на репутации, а я хоть и прикован к этой железяке, но репутацией дорожу.

– Мистер Хариссон, – сочувственно сказал я, – вы же обеспеченный человек. Купили бы себе вместо этой дребедени экзоскелет, вам это по карману. А то и вообще имплантировали себе его – не то что ходить, прыгать можно…

Юрист запустил руку в карман на боку коляски и достал пачку сигарет, украшенную традиционной картинкой с выкидышем.

– Знаешь, Поль… не доверяю я этой машинерии. Я из того поколения, которое в детстве смотрело «Терминатор». А ну как оно взбесится и потащит меня на крышу какого-нибудь небоскреба, а оттуда пешком вниз через парапет? Согласись, жуть: идешь и знаешь, что сейчас сбросишься с крыши. И сделать с этим ничего не можешь…

Я поежился. И правда, страшно, если так подумать. Вслух же сказал:

– У вас прекрасная фантазия. Книг не пишете?

– Не-а, – пожал плечами мистер Харрис. – Так, иногда сценарий для НВО подгоню, на стакан виски по субботам хватает…

– Че, правда? – У меня даже глаза на лоб полезли.

– В новом сезоне их «Холмса на Манхэттене» мои серии – четвертая, пятая и седьмая, – ответил он. – Хочешь, расскажу, что в седьмой, она еще не вышла. Проверишь.

– Нет, спасибо, – отказался я. – Не люблю спойлеров, и… я вам и так верю. С чего вам лгать?

– Для лжи, дружок, иногда причины не нужны, – ответил мистер Харрисон. – Но я тебе не вру. Так вот, о твоем деле. Говорят, ты хорошо в компьютерах разбираешься?

– В наше время в компьютерах каждый второй хорошо разбирается, – пожал плечами я.

– Вот и посмотри в Сети, на кого имей твоей находки зарегистрирован. Сейчас технику по-другому не купишь – платишь-то по карточке, это тебе не «Вулмарт» или «Старбакс». А как карту система акцептирует, сразу и записывает на это имя имей купленного оборудования. Сайт с базами сам найдешь, ты в этом лучше шаришь, чем я. Вообще, – мистер Харрис подмигнул, – слыхал я, что эту информацию можно переписать, как говорит мой внук из Майами, – ламмер справится левой пяткой. Фил, он вроде тебя, тоже, дай ему волю, жил бы в Сети…

– Вы толкаете меня на преступление? – спросил я, подняв бровь. – Я ничем таким не занимаюсь!

И, подмигнув, добавил:

– Спасибо за совет, мистер Харрисон. Я ваш должник.

– Никогда не говори этих слов юристу. – Мистер Харрисон улыбнулся во все свои тридцать два прекрасных зуба. – И вообще, следи за языком. В наше время его пробег дороже поездки на «Роллс-Ройсе».

– Учту, – сказал я, пожимая протянутую руку. – Мистер Харрисон, вы для меня делаете больше, чем родители.

– Ты это брось, – посмурнел юрист. – Ничего ты о своих предках не знаешь. Поверь, они достойны любви и уважения.

– Откуда ж мне о них знать, если они ничего не рассказывают! – ответил я. – Может, вы…

– Нет, – отрезал мистер Харрис. – Родители правильно делают, что молчат. Не сейчас. Ты еще растешь, у тебя личность не устаканилась. Черт его знает…

Он замер, подперев челюсть двумя пальцами, и сказал:

– Заболтался я с тобой. Пойду, у меня дел еще на сегодня немерено. Помни, что я сказал, а нужна будет консультация – приходи. Если платить бабки – лучше уж тому, кого хорошо знаешь.

И, развернув коляску, покатил по дорожке к дому.

Слова мистера Харриса озадачили меня так, что я даже про планшет ненадолго забыл. В них была какая-то тайна, интригующая и опасная, и связана она с моим рождением. Что же скрывают родители, да еще такое, за что я их должен любить и уважать? Может, у матери были трудные роды… в ходе которых она потеряла руку? Я нервно хохотнул. Как можно потерять руку при родах? Бред.

Тем не менее…

Я заехал на почту, отчитался, взял бабки (шеф мой по старинке платил чистоганом, хоть у меня имелась кредитка; я, правда, с собой ее не носил, дома лежала в ящике стола, чтобы не было искушения потратить накопленное на учебу, – когда в кармане пара баксов, много не спустишь) и попер домой. Мне не терпелось опробовать свою новинку… и проверить, на кого же она все-таки зарегистрирована. Что греха таить, я уже думал, где взять прогу, чтобы эту запись поправить. Эх, был бы Петр на месте… у него любым софтом можно разжиться, Восточная Европа же…

Дома тем не менее я не сразу бросился в свою комнату, сначала зашел на кухню, сточил приготовленный матушкой бургер с яйцом, запил соком и лишь потом отправился к себе. Но даже тогда планшет включил не сразу, решил, пусть сначала сестры заснут. А пока залез в Сеть по своему старенькому эпплу, чтобы раздобыть софтину и узнать, кто ж мне такой щедрый подарок удружил.

Тут меня ждал приятный сюрприз – Петр был на месте. Этот чудак почему-то не пользовался скайпом, предпочитая старый текстовый коммуникатор.

«Привет! Давненько тебя не слышно было, где пропадал?» – поинтересовался я.

«Привет! Проблемы, брат», – ответил он.

«Чет серьезное? Помощь нужна?» – уточнил я.

«Пока нет. – Он прислал пожимающий плечами смайлик. – Слушай, ты не в курсе, у вас последнее время никаких странных случаев не было?»

«Где, в городке?» – удивился я.

«В штате. И в целом по стране», – ответил он.

Я задумался: странных?

«В каком смысле странных?»

«Ок, спрошу прямо: у вас молодежь твоего возраста не пропадает?»

Я неопределенно фыркнул. Пропадает, конечно. Лет пять назад я даже какую-то передачу краем уха слышал о том, что ежегодно тысяч пятьдесят детей пропадают и половину так и не находят. Передача, правда, шла по любимому матушкой специфическому каналу, на котором всякие конспирологи рассказывают про страшных русских хакеров, подключенных спинным мозгом к Сети, и прочую ахинею.

«Пропадает, причем регулярно. По пятьдесят тысяч в год», – озвучил я конспирологические выкладки.

«Я не в том смысле, – ответил Петр. – Последнее время и именно твоего возраста. Не слышал ничего такого?»

«Не-а», – ответил я.

«А к тебе никто не подкатывал? – уточнил он. – По Сети там или в реале?»

«Ничего такого. – Я ответил ему его же смайликом. – Сегодня только на дороге машина грязью облила, других происшествий не было. А что?»

«У меня племяшка пропала, – объяснил Петр. – Как раз твоего возраста. Я начал шуршать и нарыл такое, что волосы дыбом. По всему миру исчезают подростки, родившиеся в сорок втором – сорок третьем».

«Как я… – сказал я. – Я как раз зимой сорок третьего родился».

«Знаю, у тебя в профайле написано, – ответил Петр. – Короче, ты там будь осторожнее, ок? Особенно в реале».

«Почему? В смысле, почему в реале?» – спросил я.

«Не у всех похищенных был доступ в Сеть, – ответил Петр. – Некоторые жили в захолустье, как…»

«Как у меня?» – уточнил я, добавив пару лыбящихся смайликов.

«Без обид, но ты живешь не на Манхэттене, – ответил Петр. – Я, правда, тоже не в Москве и даже не в Любляне».

«Ок, спасибо за предупреждение. – Меня больше другое интересовало. – Слушай, можно у тебя помощь попросить? Не совсем в рамках закона».

«Хочешь банк ломануть? – спросил тот, кинув шутливые смайлики. – Я в твоем возрасте хотел. Только сейчас это не прокатит, особенно у вас в Штатах, так что…»

«Ну, ты что, я ж не крыса, – ответил я, хотя на миг – совсем короткий – представил, что действительно ломанул, «Чейз Манхэттен» например… Классно, наверно, вышло бы! Вилла в Майами, каждой сестре по отдельной комнате с отдельной ванной, мне – «Линкольн» вместо велосипеда… а главное – компьютеры, голографический проектор, 3D-принтер промышленного класса со сканером…

«Сказал Поль – и замечтался… – подколол меня Петр. – Так че там у тебя за дело-то, бандитско-воровское?»

«У тебя нет проги, чтобы переписать имей?» – спросил я, чувствуя, что смущаюсь.

«В смысле? – уточнил он. – На устройстве или…»

«Или». – Мне было стыдно. Очень стыдно. Целых пять секунд.

«М’бадди[9], ты хоть сечешь, что просишь? – ответил Петр. – Хорошо, что ты ко мне обратился, иначе не отвертелся бы от акабов. Там дело не в одной записи, по всей цепочке идти надо – переписать магазинный чек, электронный чек в банке, где оплатили покупку, запрос в банк, платежку. Прикинь, какой гемор?»

«То есть без вариантов?» – посмурнел я.

«Без вариантов только рак на последней стадии, даже пуля в голову имеет варианты, – ответил он. – Принимай файл, только работать он у тебя будет всю ночь. До этого свой девайс не включай, а еще лучше – отсоедини от него питание от греха подальше».

Эх, а я только хотел планшет на зарядку поставить! Да, каюсь, я уже попытался его включить, но агрегат показал стопроцентную разрядку. Факн’щит!

Я принял переданный файл, а потом Петр сказал, что должен бежать. Мол, надо ему еще с кем-то встретиться. На ночь глядя? А, ну да, у него там раннее утро как раз. Я его поблагодарил, а он еще раз потребовал, чтобы я был осторожен.

Факн’щит… Эй, ‘айфолкс, своим поведением вы учите нас не доверять вам, пропускать ваши слова мимо ушей, и это мы подсознательно распространяем на всех вашего поколения, даже на самых лучших. Мы на автомате не слушаем то, что идентифицируем как «нравоучения», и влезаем туда, куда нельзя, именно потому, что вы запрещаете нам это, не объясняя причин. Мы не такие дураки, как вам кажется, и если вы честно расскажете нам об опасностях, ожидающих нас, мы для разнообразия не сделаем какую-нибудь глупость, нам тоже жизнь и здоровье дороги…

Если честно, на предупреждения Петра я тогда мало обратил внимания. А зря.

Прога Петра была у меня наготове, инструкция, прилагавшаяся к ней, оказалась, что называется, для чайников, разобрались бы даже Жюстин, которая еще в куклы играет, и Элен, у которой, кроме мальчиков и шмоток, на уме ничего нет. Вот только воспользоваться программой мне так и не довелось.

Я протер глаза. Потом еще раз. Ущипнул себя. Потом взял со стола невесть как оказавшуюся там брошку Элен и уколол подушечку пальца. Айкнул, пососал палец, чувствуя вкус крови… глаза могут обманывать, тактильные и вкусовые ощущения тоже, но не все же разом!!!

В графе с указанием имея моего трофея зеленым по черному значилось: «Поль МакДи, паспорт такой-то, кредитная карточка такая-то». Номер паспорта совпадал. Я достал из стола карточку и проверил – тоже совпадает.

Это что же выходит? Я в кафе нашел свой собственный планшет, на оплату которого мне не хватило бы всех денег, что я собрал на колледж?

Я проверил свой банковский счет… не, ну а вдруг я лунатик, взял и ночью заказал планшет… способ доставки, конечно, смущает, но… у меня просто голова пухла не то от обилия догадок, не то от их абсурдности.

Но все собранные мною деньги оставались на моем счету. А значит…

Любопытство… Не знаю, как там с кошками, а люди от него, наверно, пачками дохнут. По-хорошему отнести бы находку шерифу. Или оставить в кафе у Мэгги. Или выбросить с моста в речку, протекавшую за околицей моего городка. Эх, если бы мы все вчера были такими умными, как сегодня…

Я включил планшет. Над плоской поверхностью поднялся столб света, слишком яркого для моей темной комнаты, даже Жюстин заворочалась (Элен же было по фиг, она, наверно, могла бы спать и на рок-концерте под колонками). Я крутанул пиктограмму настройки и, опустив ногтем бегунок яркости, приглушил голографический поток. Планшет тем временем нашел Сеть и без лишних проволочек подсоединился к ней.

В световом столбе, кроме настройки и корзины, плавала лишь одна иконка – маленькая сова, умильно поворачивавшая ко мне голову. Такой проги я не знал, и по-хорошему эту сову требовалось придушить, пока маленькая. Мало ли, может, вирус какой?

Я протянул мизинец (это был как раз тот палец, который я уколол), и сова тут же перебралась на него. После чего исчезла, а вместо нее на мгновение появилась большая сияющая буква «А». Однако литера почти тут же погасла, сменившись грустным лицом темноволосой девушки лет на пять-десять старше меня.

Раньше я 3D-чат видел, как говорится, редко и издалека, но сразу понял, что передо мной не бот, а живая девушка. Понятия не имею, где у моего планшета камера, но она, вероятно, есть, потому что девушка меня увидела и даже узнала.

– Привет, Поль, – сказала она, глядя мне в глаза. – Прости, что заляпали тебе дождевик, но надо же было как-то передать тебе подарок.

– Кто вы? – спросил я. В этот момент все предупреждения Петра вылетели у меня из головы, во-первых, потому, что девушка была красива – таких красавиц даже на тиви нет, все на головидение перебрались, во-вторых, потому, что она удостоверила меня в том, что планшет мой.

– Мы друзья, – ответила девушка. – У каждого из нас есть друзья, о которых мы не знаем, Поль. Тебе кажется, что ты никому не нужен, никому не интересен, но это не так. Однажды все меняется. Для тебя эта минута наступила сегодня.

– Я не понимаю, – сказал я. – Почему? Что вам от меня надо?

Девушка усмехнулась… У нее была очень приятная, чувственная улыбка.

– Бедный Поль… ты так привык, что всем что-то от тебя надо – родителям, сестрам. Ты даже и представить не можешь, что кто-то может любить тебя просто за то, что ты есть.

У меня в горле пересохло.

– Вы меня любите? – спросил я удивленно.

Девушка подмигнула:

– Не так, как ты себе представил, маленький негодник. Да, я тебя люблю, более того, восхищаюсь тобой. Давай познакомимся. Тебя зовут Поль МакДи, а меня – Надин фон Конт.

– Вы немка? – удивился я.

– Такая же, как ты шотландец, – улыбнулась Надин. – Во мне намешано много кровей и немецкая в том числе. Так вот, ты спрашивал, что нам от тебя надо. А я хочу спросить: что тебе надо от нас?

Я ляпнул первое, что пришло в голову:

– Планшет себе можно оставить?

Надин рассмеялась:

– Ты уже знаешь, на кого зарегистрирован его имей, правда?

Я кивнул.

Она продолжила:

– Знаешь, на что это похоже? На джинна из бутылки. Сейчас я – твой джинн, исполнитель желаний. Ты можешь загадать все, что хочешь, например… – Она на миг наморщила лоб. – Скажем, вживить комп прямо в мозг, как кардиостимулятор вживляют в сердце. Круто, правда?

Я почувствовал, как по позвоночнику пополз холодок. Она что, мысли читает? Но я даже не думал об этом… сейчас.

– Это похоже на телепатию, – сказала она и напела: – It’s a kind of magik… Смотри!

После чего повернулась ко мне в профиль, и я увидел у нее за ухом восьмиугольное… восьмиугольную… в общем, черт его знает, что это было, похоже на мембрану какую-то или на арт из компьютерной бродилки. Надин нажала на мембранку и достала продолговатый цилиндр без стенок. Внутри него было… такое я только на футуристических сайтах видел, гиперкуб из многослойных микропроцессоров и слоты голографической памяти в виде шестигранных кристалликов, придающих цилиндру сходство с маленьким полуобгрызенным початком кукурузы.

Надин прикрыла глаза.

– Представь себе все компьютеры пятиугольного здания с дыркой, – сказала девушка, заставив меня вздрогнуть. Она читала мысли! Это было мое личное выражение! Факн’щит, м’ззаф’ка! – Эта штука мощнее примерно вдвое. Смотри, – она провела мизинцем по ряду транспьютеров, пощелкивая ногтем на стыках, – ВВС, ВМС, Морпехи, отдел тактики, отдел МТО, отдел спутниковых систем…

От ее голоса в совокупности с тем, что она говорила, простите за грубость, можно было кончить. В буквальном смысле слова. Я хотел эту штуку, хотел примерно так же, как саму Надин!

– Хочешь? – спросила меня она так, как обычно спрашивают девочки с секс-чатов, только натуральнее, естественнее, чувственнее. – Это только небольшая часть того, что ты можешь получить…

– Кому продать душу? – в шутку спросил я. – У меня палец проколот, так что могу подписать кровью…

Она поморщила носик:

– Хорошего же ты мнения обо мне и моих прекрасных ножках, если считаешь, что они оканчиваются копытами! Душу можешь оставить себе, нас она не интересует. И мы не покупатели. Мы организаторы.

– Организаторы чего? – уточнил я.

– Команды, – ответила она. – Специальной команды. Хочешь к нам? У тебя будет и навороченная техника, и многое другое, а главное – те, кому ты по-настоящему нужен.

– Мне нужно подумать, – тихо сказал я.

Она своевольно тряхнула головой:

– А вот думать некогда. Сегодня, сейчас, вот прямо через пять минут эта дверца рождественского календаря закроется и ты останешься со своим планшетом, так и не узнав, что такое носить в голове вычислительную мощь Пентагона.

Мне стало страшно. С одной стороны, как я понял, мне придется покинуть родных, бросить все, чем я раньше занимался. С другой – потерять такое… да я потом повешусь от тоски, ей-богу!

И я сделал выбор. Нетрудно догадаться какой. Любопытство… ну, я уже говорил. Наверно, во мне есть что-то кошачье…

Рания Асуад ат Тен: Леди Лёд

Мне снится зима.

Хлопья снега, падающие на землю и покрывающие ее густым белым саваном. Голубой лед под ногами. И мне почему-то совсем не страшно. Хотя, наверно, должно бы – ведь я никогда не видела столько снега и льда. А может, видела? В прошлой жизни например?

Не то чтобы я верю в реинкарнацию, хотя всем говорю, что верю, но лишь для того, чтобы позлить своих приемных родителей. Они правоверные мусульмане и, конечно, хотели бы и меня вырастить такой. У них, кажется, все мое будущее рассчитано с того момента, как они меня удочерили. Вот только я на этом их плане поставила жирный крест. Не позволю никому за меня что-то решать. По какому праву? Потому что меня удочерили? А у меня разрешения спрашивали? Нет. Ну, объективно говоря, в то время, когда меня оформили как Ранию Асуад ат Тен, я лежала в пеленках и даже не агукала.

Приемные родители никогда не скрывали, что я им не родная. Вообще какая-то темная история с моим рождением – по их словам, мой отец погиб в результате несчастного случая, а мать умерла чуть позже от полученных в том же несчастном случае травм, успев, однако, произвести на свет меня. Я, блондинка с молочно-белой кожей и ясно-голубыми глазами, ничуть не похожу на смуглых, черноглазых и темноволосых выходцев из далекого Пенджаба.

Мои приемные родители довольно богаты, хотя и относятся к среднему классу. Отец, специалист по челюстно-лицевой хирургии, в основном занимается косметическими операциями. Мать по профессии ортопед, но работает представителем крупной медико-фармацевтической корпорации. И да, они британские граждане во втором поколении – отец моего приемного папочки прибыл в эту страну с парой фунтов в кармане и, как с придыханием говорит матушка, «сделал себя сам». То есть сделал бизнес. Он тоже был специалистом по челюстно-лицевой хирургии и имел огромную практику на какой-то давней войне.

У матушки, чьи предки прибыли примерно в то же время, похожая картина. Отец моей маман быстро добился признания как фармацевт. Думаю, не погрешу против истины, отметив, что на родине у него, возможно, тоже была обширная практика, но, скажем так, относящаяся к медицине весьма косвенно. Впрочем, в девятнадцатом веке кокаин и опий считались лекарственными средствами. Потому у меня такое стойкое предубеждение к наркоте и прочему дурману – ненавижу все, что хоть как-то связано с моей приемной семьей.

Многие (и родители в первую очередь) считают меня неблагодарной сучкой. Наверно, так оно и есть. Порой меня это удивляет, но я не знаю, что с собой поделать. Это не юношеский максимализм, не пубертатный период – сколько себя помню, я всегда была такой. Моей ненависти нет рационального объяснения, как нет рационального объяснения пищевых предпочтений. Иногда люди активно не любят какой-то продукт потому, что его плохо усваивает организм, а иногда просто так. Наверно, у этого «просто так» тоже есть объяснение, как и у моих приходящих из ниоткуда снов.

В Лондоне, где мы живем, зима не более чем календарное время. Тут и снег-то на моей памяти шел всего пару раз. Грязный, клочковатый, он меня только раздражал. Это не снег, а издевательство. Я мечтаю о настоящем снеге, в который проваливаешься по колено, о гладком синем льде, о морозе, от которого горит лицо, и о белых узорах на окне. Странные мечты, правда? Лед, настоящий снег и ледяные узоры на стеклах я видела только по телевизору, а про то, как обжигает на морозе кожу, разве что слышала, и то не помню, где и когда…

У меня нет друзей, кроме виртуальных. Мы живем в замкнутом мире диаспоры, где я в буквальном смысле белая ворона. И в переносном тоже – мне неинтересны ни юноши, строящие из себя Джахангиров и Салах-ад-динов на фоне небоскребов Сити, ни девочки – покрытые мусульманки, похожие на тропических птиц, яркие, щебетливые и, на мой взгляд, недалекие. Мне скучны темы, на которые они общаются: шмотки, золото и украшения, пластика, мальчики, замужество…

Я мечтаю путешествовать, но не так, как мои родители. Каждый отпуск они отправляются в тропики: то на Мальдивы, то в Бруней или Малайзию. Я хочу на север, к холоду и снегу. Хочу увидеть заснеженные горы, похожие на покрытые белым налетом клыки дьявола. Тьфу, ну и аналогии…

Только мне это не светит. Впереди – медицинский колледж, хотя к врачеванию у меня душа вообще никаким боком не лежит. А к чему лежит, не знаю. У меня нет времени на то, чтобы решить это для себя. Я точно знаю, кем не хочу быть: врачом. Стоматологом, хирургом, фармацевтом. Я чувствую, что начинаю ненавидеть людей уже за то, что эти сволочи имеют наглость болеть.

Порой я становлюсь очень злой, мне даже самой страшно, правда. Я ведь не всегда такая. Помню, как-то в парке я увидела котенка, припадающего на переднюю лапку. Маленький, только от сиськи оторвался небось и охотиться толком еще не умеет… я подумала, пусть и жестоко, что с такой лапкой и не научится. Или с голоду помрет, или кто-то более крупный им перекусит – собаки или вороны…

Жалко мне его стало, до слез. Кое-как поймала, хотя он, дурашка, все сбежать хотел. Осмотрела лапку – пустяки, слава богу, не перелом, вывих. Вправила, он орал и всю руку мне исцарапал, даже укусил (после такого, конечно, следовало к врачу обратиться, сыворотку вколоть, однако я не стала; я вообще фаталистка – столбняк так столбняк, бешенство – тем лучше, сама откинусь, но прежде родственничков перекусаю… здесь должен быть ехидный смайлик). Потом успокоила его, котенок даже замурчал, и, пока он терся об мою руку (кажется, даже понял, что я ему помогла), вырвала у него из шерсти пару клещей и отпустила. Это было года три назад, а прошлым летом я со своим бойфрендом сидела в том парке на лавочке, как вдруг подходит к нам здоровенный кот и давай мурчать, об ноги мне тереться. Тот или не тот – не знаю, но окрас похожий. Скормила ему свой хот-дог, все равно я их не люблю, ем только потому, что там свинина есть, если производитель не врет.

Меня все считают злюкой и оторвой… я и сама часто думаю так же. Иногда я и себя ненавижу, да еще побольше, чем окружающих. Но я такая, как есть, и не прошу любить меня. Просто оставьте меня в покое, о’кей?

Есть персонаж в одной игре, мой бойфренд, уже бывший, потому что дурак, все ею увлекался. Там куча солдатиков, танчиков, и стоят они до фига – чтобы целую армию собрать, надо уйму бабла потратить. Бойфренд мой, ясное дело, был не из моего круга, поляк какой-то, его папашка держит крохотный паб с пивом и сосисками. Пиво я не пью, потому что алкоголь, а вот сосиски, как уже сказано, ем, потому что свинина (еще один ехидный смайлик, мой фирменный). Ну, я не из-за сосисок с ним сошлась, конечно, а по другим причинам. Главным образом потому, что он был католиком и раздумывал порой, не стать ли ему ксёндзом. Моих от него колбасило, но что поделаешь – толерантность. По-моему, толерантность – это когда всем одинаково плохо. Одной мне хорошо, потому что мне чихать на всех в равной мере. Как говорил другой мой бывший бойфренд, я не расист, я всех ненавижу одинаково. Кстати, не думайте, парней у меня было не так уж много: кроме этих двух еще один, скинхед, но тот совсем безбашенный. Причем из хорошего рода, чуть ли не лорд. Родаки в конце концов его в кадетское училище отправили, куда-то в Шотландию. И хорошо, он мне порядком надоел, а послать духу не хватало – не ровен час придется к своему приемному папочке в пациенты записываться.

Так вот, о персонаже. Он в этой игре считается божеством и лично не появляется, но зато у него масса симпатичных сторонников. Этот дедушка, как его именуют упоротые игроки, характерен тем, что насылает на людей разные болячки и мутации, не со злобы, так, по приколу. Вот им я бы с удовольствием стала! Тогда бы меня сторонились и не ездили по ушам, мозгам и так далее. Люди, ну на хрен я вам нужна, зачем каждый, буквально каждый пытается меня исправить?! Даже, блин, скинхед, который трезв бывал по большим праздникам (в смысле, когда трезвый, тогда и праздник), и тот туда же. «Мы ведь для твоего же блага…» Откуда вы знаете, какое оно, мое благо? Если я скажу, что мое благо – вывалявшись в снегу, забраться в натопленную микроскопическую избу, вы поверите?

Нет, вы будете навязывать мне свое благо. А вы спросили, чего я хочу? Чего добиваюсь? Да я и сама этого не знаю, вы не дали мне возможности это понять.

Можете вы просто оставить меня в покое?

…Есть у меня такое неафишируемое развлечение. Кто-то занимается самоудовлетворением в сексуальном смысле (меня это никогда не привлекало, как и сам секс), а у меня собственный психологический онанизм. Сначала, когда я была поменьше, я представляла, как с моими врагами происходит несчастный случай – машина там сбивает… в лучшем случае. Со временем я стала изобретательнее. А потом появился Горацио (тот взрослый обормот, который играет в солдатиков) и показал мне армию Чумных десантников, рассказав попутно об их божестве. Няяяя-ам, я почувствовала тогда нечто сродни оргазму, правда. Кровь прилила к лицу, я была как пьяная.

Это же просто мечта!

С тех пор я представляла, как подхожу и нежно касаюсь чьего-то плеча. Прикосновение смерти – оно ласковое. Смерти незачем быть жестокой. Может, она даже и сострадательная, ведь никто не видит столько боли и мерзости, как этот персонаж…

Я касаюсь легонько, кончиками пальцев, – и чувствую, как по венам жертвы пробегают первые арьергардные отряды моих армий (военной терминологии я у того же Горацио нахваталась), как они сталкиваются с рядами фагоцитов, клеток-киллеров. Безнадежное сопротивление! Мои орды сильнее, мои армии неисчислимы и непобедимы.

Лишь несколько часов спустя жертва начинает что-то ощущать – температуру, сухость во рту, позывы ко рвоте, с этого времени болезнь быстро прогрессирует, она, словно неделями голодавший тигр, дорвавшийся до мяса, пожирает здоровье жертвы. Тело несчастного покрывается отвратительной коричневой сыпью, или фурункулами, или даже чумными бубонами; изо рта течет слюна или слизь, глаза слезятся, жертве становится все хуже, хуже…

О, я чертовски изобретательна в описании симптомов болячек и самого процесса умирания! Я даже обзавелась каталогами инфекционных болезней, чем, к сожалению, дико обрадовала своих приемных родаков – они подумали, что я «взялась за ум», и завалили меня подарками. От голографического планшета «Вертю» со стразами (мерзость такая, я имею в виду стразы, а не планшет) до тяжелых и аляповатых иранских золотых браслетов. Интересно, никакой восточный ювелир еще не додумался до золотых кандалов? Стильно, прикольно и очень в тему.

Не буду врать, предательская мыслишка капитулировать засела у меня в голове очень плотно. Болячки оказались удивительно интересной темой; конечно, в любом случае я была на стороне инфекции. Человеческое тело так уязвимо – от кожных покровов до костного мозга… Постепенно у меня появились и новые любимцы: злокачественные и перерождающиеся опухоли, токсины, паразиты… Муррр…    Читая про какого-нибудь, прости, милостивый, глиста, я испытывала такое же волнение, как прыщавый подросток от просмотра «Глубокой глотки».

С одной стороны, учеба в меде сулила мне более близкое знакомство с моими дорогими пиявочками, инфекциями, кишечными полипами, тетродотоксинами и меланомами, но с другой – мне ж потом придется, наступив на горло собственной песне, со всем этим бороться. И даже если я не стану сама никого лечить, ограничившись исследованиями, кому пойдут эти исследования? Конечно, тем, кто будет со всем этим бороться.

Я чувствовала себя предателем. Не рода человеческого, нет. Предатель – это тот, кто злом воздает за добро, но человеческий род не сделал мне ничего такого, что я считала бы добром. Чудовищная неблагодарность, правда? Так вот, мне плевать, как вы это расцениваете! Я слыхала японскую сказку о принце и лягушке. Принц решил спасти лягушку из болота и едва ее не угробил. Дорогие мои, пытаясь делать кому-то добро, подумайте, нужно ли ему это, ведь его понимание добра может кардинально отличаться от вашего…

Не могу сказать, что моя точка зрения была для меня догмой, не подвергаемой сомнению. Не верю, что есть люди, настолько убежденные в своей правоте, что вообще никогда не сомневаются. Сомневалась и я. Вдруг я ненормальная? Ни один безумец не скажет, что он ненормален. И потом… если со мной все хорошо, почему мне так плохо? Плохо без видимых причин. Я не голодаю, не нуждаюсь, не больна и не увечна. Внешность у меня – дай бог каждой. Фигурка, ножки, волосы… мордаха, может, немного глуповата, но в хорошем смысле этого слова, мужикам такие нравятся. Тем более при таком наивном выражении мармызы и телячьем взгляде анимешно больших и стереотипно голубых глаз никто не ожидает от меня западло… тьфу, ну вот, опять…

Говорят, Вселенная всегда дает ответ на вопросы, которые тебя тревожат, надо только жить с широко открытыми глазами и внимательно наблюдать за тем, что происходит вокруг. Считается, что это – идеалистическая фигня, но, как мне кажется, дыма без огня не бывает – если люди ходят за водой к колодцу, значит, вода в нем есть. До тренажерки я иду пешком, потому что брать машину и ехать растрясать телеса могут только полные утырки. Так вот, по дороге я столкнулась с интересным персонажем. Персонаж был словно специально создан для запугивания невинных девочек-подростков – здоровенный накачанный афробританец, черный, как задница дьявола, и лысый, как бильярдный шар. Отсутствие волос на башке этот ньюбиан компенсировал вьющейся бородой, довольно густой для чернома… в смысле, представителя африканской расы. К тому же один глаз этого типуса был прикрыт повязкой, черной, а потому сливавшейся с кожей, а белок второго так явственно с этой чернотой контрастировал, что мужчина казался мифическим циклопом, только скособоченным. Одет он был в пальто мерзкого коричневого цвета. При виде меня мужчина широко улыбнулся (зубы у него были хорошие, либо свои, либо дорогие имплантаты) и полез за пазуху.

Я шагнула назад и, должно быть, попала ногой в ливневик – лодыжку пронзила острая боль, но я, стиснув зубы, удержала равновесие. Мужчина, не меняясь в лице, метнулся ко мне… нет, не метнулся, он двигался плавно, как хищник, как черная пантера, хотя пантера грациозна, а этот скорее походил на оживший шкаф Викторианской эпохи. Он схватил меня за плечо своей лапищей – удивительно, его хватка была сильной, но не причиняла боли, и сказал с почти незаметным акцентом:

– Мисс, вам не стоит так пугаться. Я вижу, вы очень напряжены. Если это визвано моим внешним видом, прошу прощиения, но если у вас какие-то проблемии, возможно, я подскажу хорошее решение…

И всучил мне флаерок, после чего отпустил. К тому моменту я справилась с испугом.

– С-спасибо, – сказала я, машинально пряча флаерок в карман сумки.

Он еще раз улыбнулся:

– Ние вибрасывайте этот флаер, пожалуйста, по крайней миере сразу; ознакомьтесь, примите риешение, хорошо?

Я также машинально кивнула и припустила прочь. Блин, флаера он раздает… да ему в порту суда разгружать надо или долги вышибать из нерадивых заемщиков. Хотя… кто знает? Может, его сюда агентство по трудоустройству поставило, а по вечерам он проституток развозит клиентам или еще чем-нибудь достойным занимается.

Мне редко нравятся мужчины, но этот ниггер определенно вызывал симпатию. Сила в сочетании с мягкостью, какая-то странная властность в голосе, словно он… даже не знаю, словно я была для него раскрытой книгой. Нет-нет, его флаерок я точно не выброшу…

* * *

Я валялась в кровати, страдая от действия молочной кислоты, в простонародье именуемой крепатурой, – в тот день на фитнесе я выложилась так, словно решила стать мисс Олимпией до открытия пляжного сезона, – и смотрела на голограмму над планшетом. Рядом с последним, на одеяле, лежал флаерок, врученный мне одноглазым афробританцем. Флаер был лаконичен, что мне очень нравилось. На его лицевой стороне на черном, как кожа этого самого афробританца, фоне белыми, как моя кожа, буквами было выведено:

«У вас психологический дискомфорт? Вам кажется, что окружающие вас не понимают? Вы одиноки? Вы вините себя в чем-то? Вам плохо и вы не знаете почему?»

И все. Если бы у флаера не было оборотной стороны, за такую лаконичность следовало бы хорошенько врезать. Да, и что? У вас есть какие-то предложения?

Предложения были на обороте:

«Мисс Нинель, психотерапевт, лингвопрограммист», затем адрес сайта. И больше ничего.

Я запустила руку в сияние голограммы, вытащив клавиатуру, и быстро набрала указанный на флаерке адрес.

На экране появилось красивое женское лицо. Черты мне показались несколько мелкими, зато хорошо выраженными и приятными, более того – в них было что-то из совершенно незнакомого мне мира.

Приемные родители не читали мне сказок, и мое знакомство с миром волшебства началось довольно поздно, когда мой ядовитый характер уже сложился или, по крайней мере, приближался к этому. По крайней мере, цинизм укоренился во мне довольно основательно. Наверно, если бы родители читали мне сказки, я стала бы другой. Детям нужны сказки, без них они вырастают в чудовищ вроде меня. В волшебство можно не верить, но понятие о нем должно быть, чтобы смягчить ядовито-горькое послевкусие от знакомства с реальностью.

Большая часть фэнтези казалась мне унылой, но нашлись произведения, цеплявшие даже меня. Тот же Толкиен (нолдоры такие душки!) или, например, серия одной американской писательницы, на полном серьезе считающей себя ведьмой. Ее фэнтези отличается от других тем, что рисует волшебный мир реалистичными тонами. И эльфы, живущие в этом мире, – циничные сукины дети, прекрасные, подлючие и ядовитые. Такие эльфы мне по душе.

И такой была моя новая знакомая.

– Добрый день, – подмигнула она. – Что, проблемы достали?

– Типа того, – кивнула я. – Я – Рания.

– Убиться об дверь, – заявила мисс Нинель. – Детка, если ты Рания, то я – китайская провидица Пин Гвин.

Наверно, другой бы на моем месте психанул – что она себе позволяет?! Но мне такое общение неожиданно понравилось. Когда тебе хамят с порога, можно не стрематься и хамить самой.

– Вы тоже на психотерапевта похожи, как кукушка на палату лордов.

– Хреновое сравнение, – парировала мисс Нинель. – У палаты лордов с кукушкой есть как минимум одно несомненное сходство. Кукушка считается глупой птицей, хотя на самом деле она просто подлюка. К тому же бесполезная. Похоже на нашу верхнюю палату, не находишь?

Я улыбнулась – ух ты! А она не промах!

– А ты не промах, – сказала она. – Сдается мне, между твоих симпатичных ягодиц скрывается то еще жало. Я люблю таких. Хочешь, кое-что расскажу про тебя, а?

– Да что вы про меня знаете? – удивилась и, пожалуй, слегка испугалась я. – Вы ж меня в первый раз видите…

Но мне уже было интересно – так интересно, как никогда ранее.

– Больше, чем ты думаешь, детка, – подмигнула Нинель. – Твои родители – богатые муслимы, врачи, скорее всего, но ты их терпеть не можешь, хотя вроде и не за что – материально они тебя обеспечивают и даже, по их мнению, искренне любят.

Я навострила уши: мне ее слова понравились.

– Ты не задаешь вопросов, как я догадалась, – продолжила Нинель, – а потому заслуживаешь ответов. Рания – суннитское имя, а запрос с твоего планшета идет из квартала, заселенного выходцами из Индостана – индусами, пакистанцами, афганцами. Афганцы в люди редко выбиваются, чего не скажешь об индусах. Значит, либо Пакистан, либо спорные территории – Джамму, Кашмир, Пенджаб. Выходцы из этих земель чаще всего связывают свою профессиональную деятельность с медициной. У тебя свеженький голографический планшет, переделка «Востока» от «Вертю»…

Она наморщила лоб, став от этого еще привлекательнее. Вообще у Нинель была очень приятная, живая мимика. Такие люди не столько красивы, сколько притягательны, очаровательны, сексуальны…

– Предположу, что твой отец либо пластический хирург, либо фармацевт.

– Отец пластический хирург, – кивнула я. – Мать фармацевт.

– Не сомневалась в том, что я умна и проницательна, – мило улыбнулась Нинель. – Я знаю твою самую главную тайну. Продолжать?

– Да, конечно! – быстро закивала я.

– Наверно, ты видишь странные сны, – сказала она, и я вновь кивнула. – В них почти не бывает кошмаров, но когда они приходят – это тягучее, засасывающее ощущение хтонического ужаса, не имеющее материального облика. Ни вида, ни вкуса, ни запаха…

Действительно, она опять попала в точку: пару раз у меня были именно такие кошмары! Без какой бы то ни было картинки – просто ощущение всепоглощающей безнадежности, густо замешанной на дьявольской ненависти.

– Откуда вы знаете? – спросила я. – Кто я?

– Вот спорим, что этого вопроса ты еще не задавала никому, даже себе? – Казалось, Нинель эта ситуация забавляет. – Ты спрашивала себя: почему я такая? Откуда во мне столько ненависти, жестокости, причем беспричинной, разрушительной, смертельной? Но никогда не спрашивала, кто ты…

Она улыбнулась и спросила:

– Можно я закурю?

– Иншалла, – ответила я. – Я даже дыма вашего не почувствую, я передачу запахов блокировала. Могли бы и не спрашивать…

Нинель достала откуда-то тонкий длинный мундштук с такой же тонкой черной сигаретой. Вспыхнул огонек, кончик сигареты затлел. Я удивилась – на фрика Нинель не походила, а кто сейчас курит обычные сигареты, не электронку? Фрики и нищеброды…

– Так вот, о тайнах, – продолжила Нинель, выпуская почти прозрачный дым. – Дети, даже новорожденные, обладают прекрасными способностями к запоминанию. Их память похожа на только что отформатированный диск. Это факт общеизвестный, но есть еще один. Как ты знаешь, можно восстановить информацию даже с отформатированного диска. Дело в том, что при форматировании удаляются только заголовки, позволяющие извлекать информацию, но не сама информация. Диск лишь кажется чистым – на деле он полностью заполнен. Суть в том, что с детским мозгом то же самое. Я скажу тебе, что скрывают современные нейробиологи: реинкарнация с научной точки зрения практически доказана, но не обоснована теоретически. Она никак не встраивается в картину мира, созданную предыдущими поколениями ученых. И эти данные просто замалчивают.

– Мне иногда снится снег, – сказала я. – Но я никогда не видела снег… такой снег. Только по телевизору, но…

– Ты чувствуешь, как он проваливается у тебя под ногами, как снежинки опускаются на губы, как пощипывает щеки морозец и коченеют пальцы, да?

Откуда она знает?!

– Это твоя память о прошлых жизнях, – убежденно сказала Нинель. – С этой памятью ты пришла в наш мир и с этой памятью, еще не умея ни говорить, ни ходить, стала свидетелем преступления.

– Преступления? – Я была не просто удивлена, а сбита с толку. – Какого преступления?

– Они думали, что ты ничего не понимаешь. – Взгляд Нинель стал отстраненным, словно она смотрела куда-то в край невидимого. – Они убили твоего отца. Мать, скорее всего, убили не сразу. Она была молода и красива, так что над ней сначала поглумились – на твоих глазах, ведь ты же, по их мнению, ничего не понимала. Потом, конечно, ее тоже убили. И это ты видела тоже… Файлы на твоем отформатированном диске «всплыли», зацепившись за новые воспоминания, которые со временем тоже сгладились. Детская память нестойка. Остаются не сцены, а ощущения… чувства…

– Ненависть? – тихо сказала я.

Нинель кивнула.

– Это сделали мои приемные родители? Не верю, они бы не смогли, у них кишка тонка на такое…

– Не они. – Нинель отрицательно покачала головой. – Они наняли специальных людей, бандитов. У них не было детей и имелись проблемы с официальным усыновлением. Ты оказалась единственным вариантом. Они не знали, что ты все понимаешь и даже делаешь выводы.

В моей душе поднимался горячий, всесжигающий гнев. И я еще укоряла себя за свою ненависть? Я считала, что без причины гневаюсь на людей, от которых видела только хорошее… Оказывается, не только.

– Они могли не знать? – спросила я, чувствуя, как вместе с гневом приходит радость. Радость от того, что я оказалась права. Нет, я не сука, не мразь, не шайтан – я…

Но все это опять могло быть перечеркнуто одним ответом Нинель. Если люди, удочерившие меня, не знали, с кем имеют дело, значит, я зря их осуждала. Если…

– Они знали. – Нинель даже подалась вперед, словно хотела вынырнуть из голографического монитора и шепнуть мне это на ухо. – Те люди, что промышляли таким бизнесом, ничего от них не скрывали.

– Откуда вы знаете? – Последняя слабая надежда на невиновность моих удочерителей, надежда, которую я с удовольствием отрину во имя ненависти. – Откуда вы все это знаете?

– Я видела таких, как ты, множество, – ответила Нинель. – Существует даже центр реабилитации жертв похищений. Я сама была там… и не так давно. – На ее губах промелькнула быстрая улыбка.

– Вы… Вас… – Я не знала, как сказать, и отводила взгляд, но Нинель тоже на меня не смотрела.

– Нет. Меня похитили в более старшем возрасте, и моих родителей не убивали. Но это не мешает мне понимать и сочувствовать.

Внезапно я поняла, что именно понимание и сочувствие, которых я чуждалась всю сознательную жизнь, – это то, что мне необходимо. Я почувствовала удивительную, всепоглощающую близость с этой едва знакомой мне женщиной. Казалось, она вообще единственный близкий мне человек во всей Вселенной.

– И как мне жить дальше? – спросила я. – Вот с этим… Как смотреть им в глаза, как брать у них деньги? Как называть мамой и папой?

Нинель улыбнулась:

– А тебе так хочется с ними жить?

– Нет, – ответила я. – Но какой у меня выбор?

– Выбор есть всегда, – ответила Нинель. – Ты можешь забыть все это. Заставить себя забыть. Ты получишь лишь еще один невроз, зато сохранишь все остальное.

– Что остальное? – спросила я. – Что у меня есть, моя жизнь и так сплошной невроз…

– Не буду тебя разубеждать, – понимающе кивнула Нинель. – Тебе виднее. Но есть еще один вариант.

– Какой? – Я ухватилась за ее слова, как падающий с небоскреба хватается за края перил. В этих словах была вся моя жизнь.

– Ты можешь присоединиться к нам, – улыбнулась Нинель. Она предупредила мой следующий вопрос, сразу ответив на него: – Та банда не простых детей воровала. Мы все индиго, очередная ступень эволюции человека. Мы – латентные носители сверхспособностей.

У меня глаза на лоб полезли:

– Сверхспособностей? Каких?

Нинель озорно подмигнула:

– Разных. Например, кому-то дано касанием руки исцелять сложные травмы… или, наоборот, заражать смертельной болезнью.

– Я о таком только мечтала, – тихо сказала я.

– Наши мечты отличаются от бесплотных мечтаний других, – ответила Нинель. – Мы мечтаем о том, чем можем овладеть. Эта способность скрыта в тебе, ее лишь надо раскрыть, и мы поможем в этом. Хочешь?

Наверно, по моему лицу все было ясно. Нинель кивнула:

– У тебя десять минут, чтобы собраться. Много с собой не бери, у нас все есть для новичков, все, и даже больше. Скоро ты увидишь горы и снег… много снега.

– Стой! А как ты… – удивилась я.

– У тебя планшет с геопривязкой, – пожала плечами Нинель. – За тобой заедет Харма. Вы уже знакомы. Он тебя хвалил, говорил, что ты бесстрашная, обычно его до усрачки пугаются.

– Я не о том… – сказала я, хотя сначала действительно хотела спросить именно об этом. Но теперь в голову мне пришел другой вопрос: – Нинель, а какая сверхспособность у тебя?

Она улыбнулась:

– А ты сама не догадалась? Ну, ведь догадалась же!

Я действительно не знала… или знала?

– Находить таких, как ты, – улыбнулась Нинель. – Индиго.

Выходит, знала…

Микеле Солариано Росси: погоня за Призраком