Память мёртвых на Весах Истины E-Book

Анна Сешт

• Herausgeber: NoSugar
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 551

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Завершение дилогии «Смерть придёт на лёгких крыльях». Заплатив немалую цену, Шепсет вернула своё Ка. Мёртвые направляют её. Вместе со своим верным стражем Нахтом молодая жрица идёт по следу убийц фараона Рамсеса. Но силы не равны – слишком многие оказались вовлечены в заговор, а среди союзников нет единодушия в том, кто должен занять трон следующим. Враги, боявшиеся мощи прежнего фараона, подступают к границам, зная, что земли Та-Кемет ослаблены. Шепсет полагается на Богов и на мёртвых, но будущее — в руках живых.

Leseprobe

Анна Сешт Память мёртвых на Весах Истины

© Анна Сешт, текст, 2025

© Анна Герасимова, внутренние иллюстрации, 2025

© Shunyah, иллюстрация на обложке, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

***

Пролог

«– Найди её для меня…»

Легче сказать, чем сделать. Задача была не из простых, даже если располагать знаниями осведомителей Пер-Аа[1]. Вот только по-настоящему верных людей у юного Владыки, только-только входившего в силу, не так уж много. Кто-то приглядывался к нему, ждал, как себя проявит вчерашний царевич, в котором даже собственный отец долгое время отказывался видеть достойного наследника. Кто-то и вовсе не воспринимал всерьёз, считая его фигурой в руках более серьёзных соперников.

Но Ими верила в него, верила по-настоящему. И была одной из тех немногих, кому он доверял. Его доверие к жрице было даже больше, чем к собственной матери, вот почему Рамсес не обратился к осведомителям госпожи Тии.

Переходить тропу хозяйке Ипет-Нэсу[2] очень не хотелось. Ими чрезвычайно ценила милости, которыми осыпала её мать Рамсеса. И, прежде всего, госпожа Тия считала её достойной супругой для своего сына! Об этом даже думать пока было так странно и волнительно… Она – будущая Хемет-Нэсу-Урет[3], владычица Обеих Земель.

Но, как и самому Рамсесу, ей ещё только предстояло проявить себя. В этом жрица не питала иллюзий.

«Свою кошачью жизнь надо прожить так, чтобы даже на царском троне остался след твоего коготка», – так говаривала наставница. Её, Ими, история в вечности только начиналась и обещала быть блистательной. Но титулы титулами… а основная прелесть всё же была в том, что в её ладонях теперь заключено сердце самого прекрасного мужчины, восходящего молодого божества народа Кемет, Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона[4].

Зачем же ему понадобилась загадочная жрица?

«– Она уже мертва. Ты же сам видел.

– Найди её прежде, чем успеют остальные. И приведи ко мне».

Хекерет-Нэсу[5] Шепсет владела неким знанием, которое было необходимо новому Владыке Рамсесу. Юная жрица собачьих богов. Какая ирония! Ими невольно усмехнулась, погладила юркую чёрную кошку, повсюду её сопровождавшую. Покатала на языке имя своей не то союзницы, не то соперницы.

Шепсет. Хекерет-Нэсу Шепсет, самая молодая вельможная дама из свиты великого Усермаатра-Мериамона[6]. Та, кого ныне обвиняли в его безвременной гибели.

Найти на необъятных просторах Та-Кемет девчонку, не желавшую быть найденной? Да проще уж в илистых глубинах Итеру[7] отыскать случайно оброненное кольцо. Да и эта Шепсет была не одна, ей явно кто-то помогал. А найти её желал не только молодой Владыка. Здесь велась настоящая охота, и Ими должна была успеть прежде, чем случится непоправимое. Рамсес считал это очень важным, иначе бы не настаивал.

Значит, Ими отыщет её и убедит вернуться. Скудны были знания, которыми она располагала, зато знамениям своей Богини она не могла не доверять.

И теперь её путь лежал в древний город Нубт, обитель яростного Сета, которого нынешняя династия Владык избрала своим покровителем.

* * *

Здесь была не её земля. Под лапами покачивало – зыбко, неверно, в такт волнам. Воды Дороги Жизни уносили их всё дальше.

Но так было необходимо. Так повелела Первая. Прежде нужна была эта встреча с Неистовым, а вот после – можно домой. Что-то они должны услышать, изведать. Обрести союзников, стоявших у истоков рода вожаков.

Девочка, за которой она нырнула в первозданный мрак и вернула, ещё только-только оправилась. Щенок пока оправдывал её, псицы, высокое доверие. И пока сил юного стража хватало. Она помнила, как щенок сражался с Теми, кто приходил Извне. Вместе с нею сражался, чтоб девочка сумела собрать себя, разбитую, по осколкам. Чародей тогда проиграл, но он вернётся. Воля его крепкая, власть нитями далеко тянется. Вернётся, наточив зубы и когти. Знает теперь, к чему быть готовым…

Её люди оплакивали павшего жреца. Но сама она уже знала, что путь его Там будет лёгким, озарённым благословением Первых. Не о чем скорбеть. Всему и всем приходит свой срок уходить.

А вот впереди, может статься, случится то, о чём скорбеть придётся. То, чего случиться не должно. Промедление ли, ошибка ли – и сбудется страшное. Придут слепые безликие воины с клинками из солнечного света. Вторгнутся в обитель Первой, рассекая мягкие сумерки смерти и преддверия иных миров. И будут кровоточить её братья и сёстры тенями, растворяясь в породившей их предвечной ласковой темноте. И падёт в неравном бою Первая Псоглавая – падёт мёртвой расколотой статуей у своего алтаря…

Она не знала слов людского языка, но жила подле них слишком долго, чтобы не узнавать смыслы. Понимала и теперь, что девочка сомневается.

Плохо, плохо.

«Ты нужна нам», – так бы она сказала, если б говорила словами. Ведь будет ещё больнее, ещё нестерпимее.

Только б не оступилась её маленькая жрица, не свернула…

Часть I Дары Сета

Глава I

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Шепсет

Мокрый нос уткнулся в ладонь. Шепсет опустила голову, встречаясь взглядом с собакой, погладила меж острых ушей. Псица вильнула хвостом раз, другой, словно хотела ободрить. Тёмные глаза смотрели всё так же не по-собачьи мудро, и жрица вспоминала зверей, обитавших в тенях храма Хэр-Ди[8]. Эта собака видела её насквозь, знала о клубившихся внутри недобрых мыслях, не находивших выхода.

Солнечная ладья опускалась за горизонт западного берега. Пальмовые рощи прорезали алое небо узорной чернотой. Воды Итеру, омывающие борта ладьи, обращались расплавленной медью.

Прежде Шепсет любила закаты – хрупкое преддверие сумерек и ночи, времени её Богини. Но почему же теперь, когда Ра пересекал границу меж миром живых и Дуатом, на сердце делалось так неспокойно? Словно она, Шепсет, каким-то образом сама приближала жуткое видение, помогала ему сбыться.

Западный Берег, горевший в лучах умирающего Атума[9]. Жрица не решалась смотреть дальше, боялась, но знала: там, в несбывшемся пока «после», пламя охватывало Долину Царей и маленький гарнизон, хранивший покой Владык. Никак она не могла облегчить свою тревогу, и не с кем было поделиться страхами. Имхотеп уже и так погиб из-за неё – бросил вызов Сенеджу, отвоевал у чародея фрагменты расколотой сущности Шепсет.

Нахт был теперь единственным человеком, которого жрица с уверенностью могла назвать другом. Но как можно было рассказать ему, что она видела возможную гибель его близких? Всех тех замечательных людей, привечавших её вопреки следовавшей по пятам опасности? Да и знала Шепсет, что страх, облекаясь в покров из слов, может обрести плоть и стать уже не мрачным предупреждением, а настоящим знамением.

– Ты её как-нибудь называешь?

Девушка вздрогнула от неожиданности. Меджай словно почуял, что она думала о нём, подошёл ближе, расслабленно оперся на борт. Раны словно его совсем не беспокоили, или же он просто хорошо делал вид. Шепсет сама обрабатывала их и меняла повязки, знала, что ему было больно, хоть он и не жаловался – только морщился и тихо шипел сквозь зубы.

Хорошо хоть в этих ранах, нанесённых искажёнными ушебти[10] Сенеджа, не было ни яда, ни какого-нибудь колдовства на порчу. Эти мысли жрица гнала от себя и уж тем более не обсуждала с Нахтом. И слава Богам, его жизненная сила не утекала по Ту Сторону, ведь ранили его не в привычном для людей пространстве. То и дело она смотрела на меджая иным своим взором, убеждаясь, что не видела рядом Тех, не чувствовала их присутствия. В любой момент Шепсет готова была отогнать от него хищные тени, хоть пока и не срослась, не сроднилась пока окончательно со вторым своим Ка, от которого была отделена так неестественно. Ей ещё предстояло заново «врасти» в свою Силу, вернуться хотя бы к той мере своих умений, которыми она обладала до смерти тела. И то их недостаточно! Обучение было ещё очень далеко от завершения. Вот почему нужно бы поскорее вернуться в Хэр-Ди, поговорить с мудрой Нетакерти.

Когда Нахт негромко окликнул её, девушка поняла, что так и не ответила на его вопрос. Она поспешила напустить на себя безучастный вид, опасаясь, что тревоги отразятся на лице. Впрочем, ей и стараться не пришлось – окружающие всегда говорили, что она слишком мрачная и замкнутая. Сказывалось дыхание Той стороны, да и служение её Богине.

– Кого? – уточнила Шепсет, стараясь не слишком пристально смотреть на воина – ещё заподозрит неладное.

– Ну, собаку эту.

Они оба знали, что создание, сражавшееся на их стороне в ином пространстве гробницы, не было собакой – просто любило принимать такую форму. Это же создание вывело Шепсет из тысячи многоликих пещер и переходов, вырвало из хватки Забвения. И имени своего оно не называло. Проводник душ, чьи глаза сияли путеводными звёздами в первозданном мраке. Сама жизнь, что помогла Шепсет заново осознать и обрести себя.

Они оба знали – и жрица, и меджай. Но легче было держаться хоть за какое-то привычное понимание, особенно Нахту, который впервые оказался на границе и увидел то, что для смертных глаз не предназначено.

– Она разве не ваша, некропольская? – проговорила девушка, немного ему подыграв.

Нахт пожал плечами.

– Стражи некрополей – необычные звери, особенно некоторые из них. Знаешь, как у нас говорят: сами Боги, защищавшие мёртвых, издревле выбирали себе собачьи формы. Отец частенько рассказывал… ну, ты знаешь, как оно бывает…

Шепсет осторожно кивнула.

– Знаю, конечно. Я ведь обучалась в храме сепата Инпут[11]. Но даже мне она кажется необычной…

Даже если ему было любопытно, как всё устроено по Ту Сторону, едва ли он не испытывал тот же инстинктивный первобытный страх перед непостижимым, что и большинство людей. Этот страх когда-то пропастью пролегал между Шепсет и её сверстниками.

«Странница с перевёрнутым лицом!..»

Девушка чуть тряхнула головой, отбрасывая воспоминания. Видели б они её теперь – мёртвую тварь из Дуата, не понимающую даже, кем она стала. Вот уж где страху б набрались! Она встала со стола бальзамировщика. Это уже не шепотки в ночи, не всякое их «тебе всегда есть с кем поиграть и поговорить, даже когда вокруг нет никого».

Почему-то от этой мысли стало смешно. А в следующий миг – не по себе, потому что она поняла вдруг: вызывать страх у Нахта совсем не хотелось.

Вспомнились его слова, сказанные когда-то.

«– Боишься меня? Знаешь же, как говорят. Люди боятся того, чего не понимают.

– Бояться – не стыдно, стыдно не пытаться преодолеть свой страх. И нет, я тебя не боюсь. На вид – так вроде обычная девчонка… со странностями».

Тогда он ещё не знал, с какими странностями. Шепсет чуть усмехнулась.

Нахт понял её мрачное веселье по-своему.

– Она нам хоть и не представилась, но надо ж её хоть между собой как-то называть. А то всё «собака» да «собака».

– Всем собакам собака, – улыбнулась жрица, погладив острые уши своей спутницы.

Та лизнула ей руку и вывалила язык, переводя взгляд с Шепсет на Нахта. Её словно забавляло происходящее, и определённо очень нравилось играть в нормальность вместе с людьми, которых она назначила своими подопечными.

– Знаешь, у меня ведь был пёс, – проговорила девушка. – Во дворце. Я привезла его из Хэр-Ди ещё щенком… Ветер звали.

– Почему же «звали»? Так и зовут.

– Да, о нём обещали позаботиться, когда меня не станет, – тихо согласилась Шепсет.

Сам Рамсес обещал. И наверняка позаботился достойно. Даже заговорщики не тронули священного пса – заперли в покоях в тот день, когда…

Каждый раз ей было сложно завершать эту мысль, говорить даже про себя, что Владыки не стало. Он убит, и её, Шепсет, обвинили в его смерти. Неудивительно, что она так не хотела возвращать себе память, когда ожила. И даже теперь предпочла бы забыть. Но лишь будучи собой до конца, будучи целостной, она могла надеяться исполнить то, что на неё возложено.

«Первозданные воды омывают тебя. Дарую тебе своё дыхание – дыхание Западного Берега. Твоя плоть жива. Твоё дело ещё не закончено, моя Шепсет… Ты нужна нам…»

С чего же начать? Девушка посмотрела на собаку, точно понимавшую всё гораздо лучше, чем она сама.

– Если б я давала ей имя, то назвала бы её Хека[12].

– А твоя Богиня не обиделась бы, что ты дала её собаке имя другого божества? – усмехнулся Нахт.

Псица то ли кашлянула, то ли фыркнула. Меджай и жрица переглянулись, затрудняясь как-либо трактовать этот знак.

Некоторое время они молчали, глядя на утопающий в вечерних сумерках берег. Солнечная ладья уже закатилась, оставив меркнущие алые росчерки на западном горизонте, далеко над пальмовыми рощами и подступающей к ним пустыней. На востоке небо уже приобрело глубокий тёмно-фиолетовый оттенок, облачаясь в украшения из первых искорок звёзд.

– Те создания ведь не получат его? – тихо спросил Нахт, не глядя на девушку. Он смотрел на Запад – туда, куда уходили Боги и души.

Шепсет понимала, о ком он. Меджай скорбел, оплакивал человека, которого знал, наверное, с детства. Она и сама скорбела, успев привязаться к жрецу, который исподволь исцелял её разум и сердце, самые глубины её существа, а в конце концов отвоевал её у врага.

«Я не проиграл. Посмотри, забрал у него то, что он принёс… здесь, где твои корни… Пора тебе стать собой…»

Такими были последние слова Имхотепа, жреца Хонсу.

Украдкой Шепсет смахнула слёзы, почему-то устыдившись их. Она словно имела права на эту скорбь меньше, чем Нахт и жители гарнизона, оставшиеся без целителя.

– Конечно, – уверенно сказала девушка, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Ты это точно видела? Ты ведь умеешь… видеть то, что Там… – он неопределённо махнул рукой, не зная, как сказать лучше. Но услышать ответ ему было очень важно – Шепсет понимала.

Она накрыла ладонью его руку и чуть сжала.

– Я точно видела и точно знаю. Путь Имхотепа в Дуат будет лёгким, и он обретёт покой в Полях Иалу[13]. А мы здесь сохраним память о нём.

«И бесконечную благодарность», – мысленно добавила Шепсет.

* * *

Чёрные воды Итеру, искрящиеся лунным серебром, мерно бились о берег и борта ладьи. Тихая ночь, безмятежная, но Шепсет вспоминала другие воды, тягучие, пеленающие погребальным саваном… вспоминала, как начался её новый путь здесь, как она оказалась частью этой истории.

И, пожалуй, впервые девушка задумалась о том, как всё закончится. Наверное, сказывался последний разговор с меджаем. Нельзя было говорить о посмертии и не задуматься о собственном.

Эти мысли окончательно прогнали сон. Хотелось немедленно сбросить с себя тонкое покрывало, слишком уж оно напоминало то, погребальное, в которое ей пришлось укутаться у бальзамировщиков. Сердце заколотилось где-то у горла. Девушка удержалась, усмирила дыхание, прислушиваясь к тихим голосам моряков, несущим ночное дежурство, и к храпу спящих неподалёку. Сама она спала под небольшим навесом чуть в стороне от команды кормчего. Нахт лёг между ней и остальными, на самом краю её самодельного шатра, разделённый с ней тонким пологом.

Жрица протянула руку, погладила собаку, свернувшуюся рядом. Прикосновение к мягкой тёмной шерсти всегда успокаивало, и подобно тому, как пёс-проводник душ вывел её из мрачных недр Дуата, отогнав тварей Той Стороны, так сейчас это простое касание отогнало тёмные мысли, пожирающие разум.

Шепсет хотела домой. Желание было простым и пронзительным. Она вспоминала ласковые руки матери, и узкие улочки Сет-Маат, и изящные пирамиды некрополя Города Мастеров. Вспоминала мрачноватые, но такие родные тени храма, прохладные воды священного озера и поучения Нетакерти. А потом – залитые солнечным светом, просеянным сквозь кроны деревьев, сады у малого дворца Владыки и его мудрые речи. Где же был её дом? В последний раз она чувствовала себя в безопасности в маленьком гарнизоне Долины Царей, когда помогала Имхотепу толочь травы и заговаривать раны, или когда они с Садех пекли сладкие булочки с инжиром.

Она просто хотела вернуть себе это чувство, когда было тепло, когда принимали. Сейчас её путь лежал в Хэр-Ди. Чати[14] Таа обещал ей безопасный проход, но прежде собирался поручить им с Нахтом некое важное дело. Шепсет не понимала, что такой человек, как чати, ещё недавно – правая рука Владыки, – мог найти в ней. Чем она могла быть полезна ему? А ведь ей о стольком его нужно расспросить…

Однако с разговором Таа не спешил – может, ещё недостаточно далеко позади остались белые стены храмов Сокрытого Бога. Да и Шепсет знала, старики не любили спешку. И всё же ей было любопытно узнать, какую роль уготовил ей вельможа в своём замысле и как надеялся распорядиться её Силой, если она сама не понимала до конца свои возможности.

Очень хотелось обсудить всё с Нахтом, но на борту ладьи негде было уединиться, а она всё же опасалась чужих ушей. Придётся потерпеть до ближайшей остановки на берегу. Это ведь не имя собаке выбирать, а поделиться мыслями о делах Пер-Аа. Да и кто знает, как далеко распространялась сеть осведомителей? Шепсет, конечно, верила, что в своей проницательности Таа как следует проредил ряды своего окружения, даже временного. Или, может быть, не был уверен в командах, и потому не покидал пока шатёр? Кто из этих людей был по-настоящему верен ему, а кто просто сопровождал по распоряжению госпожи Мутнофрет или ещё по чьему-то?

Сон никак не шёл, хотя Шепсет и ощущала усталость. Мерное покачивание ладьи убаюкивало, но слишком уж много мыслей её одолевало. Она чуть отодвинула тонкий полог, посмотрела на спящих на палубе людей. Несколько матросов бодрствовали, направляя ладью по течению. Сейчас, в темноте, судно будто бы замедлило ход. А может быть, так только казалось. И где-то там, глубоко под тёмными водами, глубже, чем мог заглянуть чей-то взор, Ладья Ра совершала свой опасный путь ночных часов, описанный в священных текстах. Странно было думать, что теперь, возможно, и её Владыка присоединился к свите Богов, ведь уже минуло семьдесят дней, и торжественное погребение состоялось. А возможно, он отдыхал где-то на Полях Иалу. Но почему-то Шепсет казалось, что его могучий дух не обрёл покой, хотя она уже довольно долго совсем не слышала его голос.

В центре огромной ладьи стоял шатёр самого Таа, более скромный, чем можно было бы поставить на берегу, но впечатляющий. Чати в основном проводил время там, отдыхая или предаваясь раздумьям – не разговаривал ни с командой, ни даже со своими спутниками. Уже второй день в пути, и никакой ясности! Шепсет готова была подняться и отправиться в его шатёр прямо сейчас, но всё-таки не решилась. Собака, словно почуяв, устроила морду на груди девушки – мол, спи уже и не делай глупостей.

Мысли вернулись к Нахту, к их последнему разговору. Винил ли меджай её за смерть Имхотепа? Это пугало. Хотелось верить, что врага он видел всё-таки в Сенедже, а не в ней. Иначе не отправился бы с ней одним Богам ведомо куда – ведь так? Разве что из чувства долга… а своему долгу Нахт следовал искренне и истово. Такой уж он был, её добровольный страж. И Шепсет не знала, как бы на самом деле хотела, чтобы он относился к их миссии, да и к ней самой.

Посмотрев на Нахта, спящего совсем рядом, у самого полога, девушка закусила губу и опустила тонкую занавесь. Она бы вряд ли сумела сказать ему, как сильно рада, что он отправился с ней. Возгордится ещё. Или, может быть, он тоже был рад ей, ведь сейчас, вдали от всего привычного, был не менее одинок, чем она сама. Наверное, всё-таки стоит сказать… С этими мыслями девушка уснула, убаюканная плеском волн и собачьим теплом рядом.

Глава II

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Нахт

Остановка была неожиданной – уже на утро ладья пристала к берегу. Странно, вроде бы, чати хотел уехать подальше от старой столицы, и путешествовали они около двух дней. Должно быть, здесь его ожидали какие-то дела.

Нахт не узнавал эти места, да и бывать в здешних поселениях ему не доводилось, хотя они сейчас высадились не так уж далеко от Уасет[15]. Он помог снести на берег их с Шепсет немногочисленные пожитки, и вместе они присоединились к небольшой свите Таа. Чати одарил их обоих лёгкой улыбкой, но по-прежнему не обронил ни слова – просто поднялся в свой паланкин, который его люди понесли в сторону ближайшего городка.

И не было ничего в этом месте примечательного – он напоминал не то разросшееся поселение, не то пыльный пригород Уасет, к тому же почти оставленный жителями. Небольшие выбеленные дома с крышами-террасами, традиционные для Кемет, были ухоженными, но явно знавали лучшие дни. И знать не выбирала это место для своих обширных вилл, предпочитая селиться выше по течению Итеру.

Наверняка здесь имелось и своё святилище, как в любом крупном селении, но за садами и домами Нахт не разглядел ни одного большого храма.

Зато увидел кое-что ещё. Над улочками и невысокими постройками вдалеке возвышалась пирамида. Меджай привык к монументальности архитектуры Кемет с детства, он ведь вырос в окрестностях Уасет и каждый день видел обитель Сокрытого Бога и Храмы Миллионов Лет на Западном Берегу. Пирамида казалась совсем непритязательной на вид и едва ли могла сравниться со строениями эпохи легенд, о которых он был наслышан. Но его изумило осознание древности этого места.

Пирамиды возводили далёкие предки нынешней династии Владык – те, чей путь давно уже пролегал среди нетленных звёзд. Боги, имена которых бережно хранили посвящённые. Подобием пирамид был и пик Та-Дехент[16], под сенью которого теперь правители Кемет обретали покой. Небольшие пирамиды даже венчали гробницы мастеров Сет-Маат. Нахту не довелось побывать в Дельте, чтобы собственными глазами взглянуть на легендарные строения, давшие всему начало.

И вот он видел самую настоящую пирамиду – здесь, недалеко от Уасет!

– Меня глаза не подводят? – тихо спросил он у идущей рядом Шепсет, как всегда погружённой в какие-то мысли. – Это же…

Девушка проследила, куда он указывал, и её глаза распахнулись, а на лице отобразилось почти детское изумление.

– Пирамида, – шепнула она. – Но откуда здесь пирамида?

– Сходим посмотреть? – тут же предложил меджай, подмигнув ей, и понизил голос. – Нам ведь необязательно сопровождать чати повсюду, да и он пока как-то не расположен к беседе. Отстанем немного и пройдёмся сами.

Шепсет замялась, но его азарт передался и ей.

– Ну, хорошо. Только сперва давай обработаю раны.

Нахт поморщился, но она была непреклонна и добавила:

– А ещё посмотрим, куда направляется свита. Хоть будем знать, в какую дверь стучаться.

* * *

Паланкин чати вышел встречать местный староста в сопровождении нескольких людей, и они задержались поговорить о чём-то. Не то у Таа было здесь своё небольшое хозяйство – вот ведь странный выбор места! – не то староста предлагал ему временно занять один из домов получше. Нахт и Шепсет не стали прислушиваться к разговору, прошли вместе с остальными к временному жилищу вельможи. Людей на улицах было мало – то ли попрятались все, то ли покинули эти места, за исключением немногих старожилов. Некоторые дома были совсем ветхими, того и гляди развалятся. Другие – просто обшарпанными, где явно давно белили стены и перестилали крыши. Удивило Нахта и отсутствие детей и собак на узких улочках. Тишина царила какая-то неестественная. В целом городок выглядел каким-то не до конца обитаемым, и самыми живыми здесь были они, вновь прибывшие.

Вилла, отведённая Таа, была такая, наверное, одна на всё поселение. Вокруг неё раскинулся заросший сад. Нахт и Шепсет, воспользовавшись тем, что на них особо никто не обращал внимания, ушли под тень деревьев, где можно было оставить вещи и побыть в относительном уединении. После двух дней в тесноте ладьи этого уже несколько не хватало.

Жрица заприметила огромную старую акацию, дарившую щедрую тень, и предложила расположиться там. Быстро осмотревшись, привычно убеждаясь, что угрозы нет, Нахт сложил оружие и щит и сел так, чтобы ей удобно было менять повязки. Шепсет копалась в своей сумке, где хранила снадобья. Собака лениво разлеглась рядом.

Ветер шептал в ветвях что-то умиротворяющее. Птицы радовались новому дню. Меджай всё думал, что же его смущает в этом месте, потом понял. Деревья и кустарники росли густо, словно в храмовых или дворцовых владениях. Значит, воды им хватало в избытке, и были оросительные каналы, за которыми кто-то следил. Но при этом всё разрослось настолько, будто рука садовника не касалась ветвей уже очень давно. Точно так же, как давно не белились стены здешних домов.

– Надо бы узнать, где здесь местные хорошую воду берут, – пробормотала девушка. – Пока из фляги смочу. Давай.

– Я могу сам.

Жрица посмотрела на него так, словно сам он не то что повязку снять, но даже собственную схенти повязать может не слишком уверенно. Не сводя с него серьёзного взгляда, чуть качнула головой, отбрасывая мешавшие косы. Тихонько стукнули деревянные бусины на концах прядей, которые вплетала ещё Садех.

– Ладно, давай, – сдался Нахт. Тихо зашипел сквозь зубы, когда она начала снимать повязку, промывать рану и наносить снадобье.

Руки у жрицы были лёгкими, касания – едва ощутимыми. Она была полностью сосредоточена на своём занятии. Большие тёмные глаза смотрели, как всегда, серьёзно. Меж бровей залегла морщинка. Её лицо было совсем близко, и хотелось коснуться этой морщинки кончиком пальца, разгладить. Жаль, что чаще её черты хранили безучастное, даже мрачное выражение. Девушки, которых знал Нахт, его ровесницы, были легкомысленными и смешливыми, с ними просто было шутить и болтать ни о чём. Шепсет же всегда держалась замкнуто, и всё же было в ней что-то притягательное – какой-то свет, который притягивал даже детей в гарнизоне. Нахт помнил, как они бегали за жрицей, словно стайка щенков, и просили рассказывать страшные истории или научить отгонять злых духов. Жрица лишнее внимание не любила, но с ними всё же немного теплела.

В общем, она была совсем не похожа на всех, кто его окружал. А уж когда ему довелось соприкоснуться с её тайнами, которые и разумом-то не охватишь…

Вспомнился один из их разговоров на привале, когда они направлялись в Уасет по распоряжению Усерхата.

«– А что ты можешь сделать там? – веско спросил Нахт. – Ты не владеешь оружием. Не владеешь колдовством.

– Ошибаешься, – мягко возразила она, не глядя на него – так и смотрела на реку вдалеке. От последующих её слов ему стало несколько не по себе. – Я умею обращаться к мёртвым».

Он не мог не спросить. И без того они избегали обсуждать подробно то, что случилось в гробнице. Разум милосердно отодвигал детали, силясь скрыть завесой забвения то, что было не предназначено для смертных глаз. И всё же меджай отчётливо помнил врагов, с которыми ему никогда не доводилось встречаться. Изломанных чудовищ, лишь отдалённо похожих на людей.

– Ты говорила, твой бывший учитель умеет чувствовать Силу чужих Ка. И даже красть её.

«Возможно, он создавал… каким-то образом создавал вместилища для Ка… чтобы лишать своих врагов силы…»

Шепсет замерла, но тут же продолжила своё занятие – только кивнула.

– Это были они? Его творения? Или мёртвые, призванные им?

Ответила она не сразу.

– Это были ушебти, созданные им из чужих Ка. Ну а мертвы те люди или всё ещё живы, я не знаю… вряд ли жизнь без Ка может быть похожа на привычную.

Нахт почувствовал, как дрогнули её ладони. Ему и самому было не по себе от этой мысли. Каково это – остаться без части души? Или ты и вовсе превращаешься в оболочку, пока твоя сила одухотворяет чудовищную статую?

Он предпочёл перевести тему на что-то хоть и непонятное, но хотя бы не столь немыслимое.

– Ты хорошо сражалась.

Шепсет чуть склонила голову, обрабатывая вторую рану, на боку. Двигаться с повязками, сжимавшими корпус, было не так удобно, но пришлось смириться, пока заживёт.

– Это не я.

– Ну, я видел тебя, – Нахт усмехнулся. – Или это был морок?

– Это был Руджек.

– Руджек? Тот самый, которого… – он не закончил фразу. «Казнили».

– Старший телохранитель Владыки, – кивнула Шепсет. – Я не умею сражаться. Разве что ногтями и зубами вцепиться могу, если совсем нужда припрёт… Но они обещали быть рядом. И встали рядом со мной. Так мы смогли победить.

– Я не понимаю.

– Тебе и не нужно, – она печально улыбнулась. – Мёртвые хотят справедливости, для себя, для Владыки. Я должна помочь. Только вот я не…

Девушка вздохнула, стала убирать снадобья, смотала пропитавшиеся кровью и сукровицей повязки, чтобы выстирать позже.

Нахт подался вперёд, коснулся её плеча.

– Я тоже не знаю как. Но мы это сделаем.

Шепсет посмотрела на него с такой надеждой, словно он и в самом деле мог отыскать все ответы этого мира. Конечно же, не мог. Но по крайней мере то, что в его силах, он сделает.

– А теперь давай попробуем дойти до пирамиды, пока нас не хватились.

* * *

Людей им по пути по-прежнему не попадалось, а кто попадался – держались отстранённо, не пытались заговорить или хотя бы просто поприветствовать. Нахт решил, что здесь, видимо, такие порядки – или, может быть, особенности местного культа.

Узкая улочка вывела их к зарослям плодовых деревьев и каналу, отмечавшему границу возделываемых земель.

– И кто-то ведь их возделывает, – задумчиво проговорил Нахт, глядя на раскинувшиеся впереди поля.

Да, плодородной земли было немного, но он удивился, увидев всего человек пять крестьян вдалеке – явно недостаточно для такой территории. Впрочем, это было не их с Шепсет дело, как тут кто жил и работал.

Поля оборвались так резко, словно кто-то рассёк границу ножом. Нахту показалось даже, будто он вступил в некое совсем иное пространство, где даже воздух иной. Жрица рядом с ним резко вздохнула, останавливаясь, вглядываясь вперёд.

До самого горизонта простирался некрополь, словно собранный из гробниц разных эпох. Часть мастаб[17] из сырцового кирпича обрушилась, и развалины образовывали целый лабиринт. Некоторые постройки он вообще не мог опознать – поминальные святилища? Мастерские жрецов-бальзамировщиков? Жаркое дыхание Сета парило над некрополем мутным маревом, и Та-Дешрет давно уже захватила эти земли, засыпав красноватыми песками. Взгляд меджая не различал ни одного свежего погребения. И всё же, среди руин и загадочных построек угадывались хоженые тропы.

– Здесь… – начала девушка, попытавшись объяснить, и неопределённо махнула рукой вперёд. – Это место древнее… древнее, чем всё, что я видела прежде…

Меджай тоже чувствовал это, хоть и не был жрецом или чародеем. Всё, что он знал и считал древним – Долина Царей и даже те из храмов Западного Берега, которые возводились Владыками, предшествовавшими нынешней династии, – в сравнении с этим местом казались совсем юными. Аскетичная простота, давшая начало блистательному архитектурному величию, сквозила во всём: в формах, в рисунке троп, в использованных материалах.

– Сколько же голосов шепчет здесь из глубин эпох… – чуть слышно проговорила девушка, проходя в тень одной из мастаб и касаясь ладонью тёмной кладки из сырцового кирпича. Почти лишённые облицовки, блоки казались колючими из-за вмешанной в глиняное тесто соломы.

– Не советую к ним прислушиваться, – раздался насмешливый голос откуда-то сверху. – Такую чепуху порой болтают.

Нахт стиснул копьё, инстинктивно заслоняя собой Шепсет, но опасность ей вроде бы не грозила. Да и собака вела себя спокойно – сидела чуть в стороне, снисходительно наблюдая за своими подопечными.

Девушка вскинула голову, пытаясь понять, откуда доносится голос, но в следующий миг он уже зазвучал с другой стороны – говоривший неуловимо переместился.

– Да и, честно говоря, лучше вам вообще далеко не заходить.

– Почему это? – с вызовом спросил Нахт. – Ты нам, что ли, запретишь?

Невидимый незнакомец тихо рассмеялся.

– Да я-то что. А вот деды не обрадуются. Не любят они, когда гости сами по себе тут шастают.

Меджай хотел уже ответить что-то едкое, но Шепсет положила лёгкую ладонь на его локоть, останавливая.

– Может быть, это запретная земля. Священная, – шепнула она.

– Священная – безусловно, – подтвердил голос. – Сплошная дремучая древность. Каждый камешек и каждый захудалый кирпичик.

Сложно было понять, смеётся незнакомец или говорит серьёзно, а может, и то, и другое вместе. И он снова переместился, оказавшись теперь где-то у них за спиной.

– А «деды», стало быть, – те, кто тут захоронен? – уточнила Шепсет, оглядывая некрополь. – Мы беспокоим мёртвых?

– Наши деды могут и проклясть, когда недовольны. Но чаще по-простому, палкой по хребтине, – фыркнул голос, словно хорошо знал, о чём говорит.

Теперь Нахт различал у говорившего лёгкий акцент, но никак не мог разобрать, к какому наречию тот относился.

Жрица недоверчиво усмехнулась. Зрелище было редким – она вообще почти не улыбалась, как успел понять меджай.

– Ты такой словоохотливый – может, уже покажешься? – проворчал воин. – Заодно и расскажешь, где мы, раз уж взялся поведать о местных обычаях.

– Мало кто теперь помнит славный город Нубт, – вздохнул невидимый незнакомец, даже не думая выходить им навстречу. – Да и мы тут приложили немало усилий, чтобы так и оставалось.

– Нубт[18]? – переспросил воин, кивнув на ближайшую стену из сырцового кирпича. – Не похоже, чтоб стены тут были отлиты из золота.

– Зато из золота – божественная плоть. И золото рассыпается под Его громовой поступью… Или ты не знаешь наших легенд, меджай? Впрочем, откуда тебе знать, на чьей земле ты стоишь, когда мы сами давно уже пытаемся не привлекать лишнего внимания.

Нахта уже начали порядком раздражать эти загадки.

– Пойдём дальше? – предложил он Шепсет. – Мы же хотели посмотреть пирамиду.

– А как же эти… «деды»? – нерешительно уточнила девушка.

Любопытство в ней боролось со жреческим почтением к святыням, пусть и чужим. Да и это место оказывало на неё странное воздействие – она будто вслушивалась и вглядывалась в пространство с каким-то особенным благоговением. Вот только назойливый незнакомец явно мешал ей сосредоточиться – может быть, даже намеренно.

– Одним глазком глянем и назад.

– Не успеете, – усмехнулся голос. – Ну, мне пора. А за вами уже идут.

И правда – не успели Нахт и Шепсет сделать и нескольких шагов вглубь некрополя, как их окликнули. К ним спешил запыхавшийся слуга из свиты чати в сопровождении пары воинов, которых меджай помнил по прибывшему с ними отряду.

– Вот вы где! – воскликнул слуга. – Возвращайтесь немедленно. Мой господин уже ожидает вас, а вы тут прогуливаетесь.

Шепсет расстроенно прищёлкнула языком. Нахт с сожалением посмотрел через плечо на загадочную пирамиду, которую они так и не сумели рассмотреть поближе. Ну а обладатель голоса и был таков! Конечно же, он отвлекал их специально, чтобы не зашли глубже. Впрочем, как страж некрополя, Нахт его даже понимал, хотя сам предпочитал более традиционные методы отпугивания незваных гостей, а не глупую болтовню.

Глава III

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Нахт

Таа ожидал их в прохладе дома. К удивлению меджая, внутри это жилище ничем не уступало богатым покоям храмовых владений, где ему не раз доводилось бывать. Могло ли статься, что и неказистый облик здешних строений был лишь внешним слоем росписи, призванным отводить взгляд от сути? Похоже, весь этот городок скрывал в себе нечто большее. По крайней мере, так теперь казалось Нахту.

Воин почти ожидал, что Таа снова коротает время за игрой в сенет, как в храмовом саду матери, будто пытался разгадать свою дальнейшую судьбу, – но нет. Мужчина стоял, сцепив руки за спиной, у высокого окна, выходившего в сад. Облачён он был в длинную простую тунику, прихваченную плетёным поясом. Никаких украшений и регалий, словно здесь в них не было нужды.

– Нетерпение юности, – беззлобно усмехнулся Таа. – Зачем же вы попытались войти без приглашения? Мы и так окажемся там с наступлением темноты. Нас позовут.

– А что там, господин? – не удержалась Шепсет. – Это место словно зовёт меня… такое живое и такое древнее…

Чати обернулся, чуть прищурился, глядя на неё. Нахт не сомневался: вельможа ни на миг не забывал, с кем имеет дело, да и не скрывал, что наметил свои планы на Дар жрицы.

«Ко мне, видишь ли, редко приходят что-то предложить… как правило – о чём-то попросить. И всё же, полагаю, ты тоже можешь быть мне полезна…» Так он сказал ещё при первой их встрече.

– Когда-то здесь лежал один из самых могущественных городов древности – задолго до эпохи первых Владык объединённой Та-Кемет. Наши первые властители правили городами, и эти города сражались между собой за влияние или вступали в союзы. Одним из них и был Нубт.

Нахту трудно было представить, что когда-то могло не быть Обеих Земель или единого Владыки. Конечно же, случались и мятежи, и войны – история Та-Кемет знала и взлёты, и падения. Но Кемет всегда оставалась Кемет, пока царил Закон Маат, разве нет?

– А как же Золотой Век, эпоха правления Богов? – не удержался он.

Таа чуть улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз. Он словно… не верил?

– Это, полагаю, было многим раньше. Я говорю о времени, когда нашей землёй уже правили люди и первые потомки Богов – те, кто пока не называл себя Пер-Аа.

– Неужели это место настолько древнее, – восхищённо прошептала Шепсет. Как и Нахт, она с трудом могла представить себе такую глубину веков, если даже время строителей пирамид уже было эпохой легенд.

– Нубт – чрезвычайно важная точка в нашем с вами пути, – продолжал Таа. – Мы здесь совсем не случайно. Понимаю, что привлекло ваш взгляд, хотя должен сказать, приоткрывается это место не всем, – чати не стал удовлетворять их любопытство, заговорил дальше, не дав возможности что-то спросить. – Святилище отмечено первобытным холмом, поднявшимся из вод Нун[19], возможно, одним из самых древних в Та-Кемет. Имя Владыки, при котором он был возведён, не сохранили даже местные жрецы. Или же этот холм Бенбен[20] и правда был воздвигнут Богами, как говорят. Кто знает? – Таа усмехнулся. – Хотя я всегда был склонен считать, что Боги действуют руками людей.

Нахт невольно вспомнил слова незнакомца.

«Впрочем, откуда тебе знать, на чьей земле ты стоишь…»

– Под этой пирамидой захоронен кто-то очень значимый? – спросил меджай.

– Многие, многие покоятся в её тени.

– Как под пиком Та-Дехент?

– Ну, почти, – в голосе чати прозвенели нотки иронии – искреннее изумление жрицы и меджая его, похоже, забавляло. Сам-то он явно знал больше, чем говорил. – Велико искушение сравнивать. Не скрою, я и сам был под впечатлением, когда впервые здесь оказался. Подобный Бенбен есть ещё рядом с куда более известным некрополем – там, где, как идёт молва, сокрыта гробница самого Усира[21]… Но все они померкнут перед твоим взором, когда ты окажешься в окрестностях города Белых Стен, одной из самых первых наших столиц. Когда увидишь золочёные вершины, устремлённые к горизонту, и ослепительные белые стены, бросающие вызов красным пескам Дешрет и сияющим водам Итеру. Ну да не будем гнать колесницу… ведь сегодня мы – в Нубте, и нет ему подобных во всей Та-Кемет. Нить от него тянется к самому Хут-Уарет[22], откуда родом династия наших Владык.

Нахт пытался угнаться за речью чати, запомнить все эти названия, которыми Таа щедро сдабривал свою речь. Сколько этот человек прочёл летописей и священных текстов – не перечесть! И, конечно же, он, правая рука Владыки Усермаатра-Мериамона, объездил всю Та-Кемет. Жизнь же самого Нахта, по сути, ограничивалась Долиной Царей и окрестностями. Всего несколько фраз, и пропасть между ними стала так очевидна – он слушал, разинув рот, как мальчишка.

И тогда он подумал, что же может быть нужно от них с Шепсет такому человеку, как Таа? Чего он вообще мог пожелать такого, чего не сумела бы исполнить его свита? Да, сейчас чати вынужденно отошёл от дел, а детали этой истории оставались туманны – по каким-то причинам ему ведь сохранили жизнь и даже позволили уйти. Или, что вероятнее, он воспользовался своими многочисленными связями – как, например, с Мутнофрет.

Коротко меджай посмотрел на Шепсет. В отличие от него, жрица говорила с чати на одном языке, хоть и уступала ему и в возрасте, и по положению.

Впервые Нахт задумался о том, что и между ним и жрицей разница была довольно велика. Боги свели их в странном переплетении судеб, но он был простым стражем некрополя, а она – вельможной дамой из свиты самого Владыки. Забывать об этом, пожалуй, не стоило, как бы легко они ни общались.

Эта мысль отрезвляла, как колодезная вода, вылитая на голову.

– Поведаешь ли нам, зачем ты привёл нас сюда, мудрейший чати? – почтительно спросила жрица. – Мы ведь уже достаточно далеко от ослепительных стен обители Сокрытого Бога?

Таа, похоже, оценил иронию, ведь она повторила его собственные слова, сказанные в столице. Его губы дрогнули в полуулыбке.

– Да, теперь мы во владениях совсем иных сил, и я могу рассказать в том числе о цели нашего путешествия. Но всё постепенно.

Нахт украдкой закатил глаза. Куда уж более постепенно? Чати и так начал свою речь с пространных разговоров о городах, которые вообще не имели отношения к делу. Или всё-таки имели?

Жестом Таа пригласил их присесть у невысокого столика, где кто-то из его слуг уже оставил чаши с прохладными напитками и лёгкие закуски из фруктов и ломтиков рассыпчатого сыра. Рядом на блюде лежал ароматный хлеб, уже разломанный.

У Нахта заурчало в животе – он понадеялся, что не слишком громко. Последняя трапеза была ещё вчера вечером, на борту ладьи. Но Шепсет почему-то не выглядела заинтересованной, словно пища ей не требовалась вовсе. Конечно же, это было не так. Воин помнил, как они шли от мастерской бальзамировщиков, спешили, чтобы опередить возможную погоню, прятались в разорённых гробницах. И он пытался добыть для своей спутницы хотя бы скудную еду, на которую она набрасывалась, как шакал в год засухи.

Таа расположился напротив меджая и жрицы, спиной к окну, словно не боялся никакой угрозы или бросал ей вызов. Казалось бы, побывав в самом сердце клубка интриг, жертвой которых пал сам Владыка, будешь бояться собственной тени. Удара в спину – так точно. Но, скорее всего, этот человек просто умело скрывал свои страхи и тревоги. Иначе при дворе было нельзя. Никто не должен увидеть твою слабость – тотчас же воспользуются.

«Я же два года воспитывалась при дворе, помнишь? Та ещё корзина со змеями», – сказала ему как-то Шепсет. Нахт невольно вспомнил свою мать, Мутнофрет. Вот уж у кого точно не было никаких лишних эмоций – ничего, что могло помешать достижению целей.

– Здесь живут те, к кому не стоит обращаться без крайней нужды, – проговорил чати. – Их Божество своенравно – дикая первозданная Сила, иссушающая жизнь или защищающая непокорным пламенем. Смотря какой гранью Он повернётся к тебе. Но в конце концов, разве не самая крайняя нужда ведёт нас теперь? – Таа чуть улыбнулся, отхлебнул из своей чаши, отщипнул немного сыра.

Нахт принял это как приглашение – тоже потянулся за едой. Свежий хлеб пах изумительно и на вкус оказался не хуже. Хека, лежавшая рядом, ближе к Шепсет, неуловимо переместилась и ткнулась носом в локоть воина. Мол, дела делами, а о насущном тоже забывать не стоит – например, покормить священного зверя.

– Так здесь – город Сета, владыки бурь? – проговорила Шепсет, осторожно пробуя на вкус имя противоречивого бога, не желая призывать его всуе. – Но я полагала, сердце его культа сокрыто в Хут-Уарет.

– Безусловно, наши Владыки чтят Хут-Уарет, а великий Сетепенра[23], да осияют его Боги своей милостью в вечности, даже воздвиг там новую столицу, наш великий Пер-Рамсес[24]. Но прежде, когда-то очень давно, задолго до объединения, был Нубт… и было это здесь. Не стану утруждать вас рассказом о вражде Хора и Сета, как повествуют о ней местные жрецы со времён противостояния Нубта и Нехена, что лежит дальше на юге. Вспомним лишь, что нынешняя династия Владык почитает обоих Богов, как когда-то чтили их и правители древности. Возможно, даже больше, ведь Сета они называют не меньше, чем своим предком. Личное имя отца моего Владыки было Сетнахт. Личное имя одного из основателей династии – Сети, и был он в самом деле жрецом Сета, ни больше ни меньше.

Произнося личные имена Владык, Таа сделал рукой защитный жест. Хотя странно было, что кто-то вообще посмеет призывать их вот так просто, в ходе беседы.

Значение собственного имени Нахт знал – «Могучий».

Имена Владык – «Сет Могучий» и «Человек Сета» – говорили сами за себя. И возможно, именно здесь эти правители обретали силу для своих свершений, а не только в Ипет-Сут и собственных Храмах Миллионов Лет.

– Чтобы помочь династии, мы должны обратиться к её корням, так? – понял Нахт. Шепсет посмотрела на него почти с восхищением, и от этого вдруг стало очень приятно.

– Именно так, меджай, – улыбнулся Таа. – Всё же жреческое воспитание не проходит даром, какой путь ни избери.

Воин чуть поморщился, предпочитая не вспоминать, какую роль мать сыграла в его становлении.

– Хозяева не менее своенравны, чем их божество, и редко соглашаются на встречи, а уж тем более – приглашают сами, – продолжал чати. – Даже моё положение не залог их гостеприимства, хоть я и наделён некоторыми, скажем так, привилегиями. Случившееся стало для многих из нас тёмным знамением, прокатилось по Кемет до самых дальних уголков. Встревожило и их тоже, хотя их мало что беспокоит. Теперь они надеются, что я принесу им ответы. Что ж, хотя бы один ответ у меня есть, – Таа чуть кивнул Шепсет, но сейчас его взгляд был не оценивающим, а почти доброжелательным. – Посмотрим, к чему это приведёт.

Жрица и меджай переглянулись. Вот, значит, о каких «дедах» предупреждал незнакомец – о местной общине жрецов самого Сета, Бога, предпочитавшего оставаться в тенях даже теперь, когда трон занимала Его династия.

– К чему нам нужно быть готовыми? – спросил Нахт.

– Всё как всегда. Больше слушать, меньше говорить. Лучше даже вообще не говорить, пока не спросят. Они собирают многовековую мудрость по песчинкам, но редко когда желают делиться ею. Очень важно не упустить ни единого драгоценного слова, тщательно просеять сквозь разум и запомнить.

– Новые загадки и никакой ясности, – пробормотала Шепсет, грустно усмехнувшись, но Нахт услышал.

– Ты сама по себе загадка. Уверен, им тоже любопытно на тебя взглянуть.

– Совершенно точно, – кивнул Таа, – и на это – мой особый расчёт.

Щёки жрицы окрасились румянцем, а в глазах, как показалось меджаю, вспыхнул огонёк гнева или обиды. Конечно же, кому такое понравится, быть для других только диковинкой, непонятным инструментом, который и хочется использовать, и боязно.

Нахту хотелось как-то поддержать Шепсет, показать, что уж он-то воспринимает её иначе. Но он просто не знал, как это сделать. Взять её за руку показалось глупым, потому меджай молча подхватил чашу и залпом выпил прохладный напиток. Он не узнал, из каких тот был приготовлен фруктов и трав – вкус казался немного странным, кисловатый и вместе с тем пряный. «Ну, не отравят же нас здесь, в самом деле», – подумал меджай, да и поздно уже было спохватываться.

– А когда назначена встреча? – спросила Шепсет.

– Полагаю, что прямо этой ночью. Потому я советую вам как следует отдохнуть, – Таа лукаво усмехнулся, – а не тратить время и силы на попытки исследовать тайны чужой обители.

Это словно ознаменовало конец разговора – чати отпускал их. На пороге вырос молчаливый слуга, жестом пригласил воина и жрицу следовать за ним и препроводил их в другую часть дома. Нахту выделили место с воинами Таа, а Шепсет поручили заботам средних лет женщины, исполнявшей здесь роль хозяйки в отсутствие чати.

Меджай предпочёл бы не разделяться, да и жрица явно хотела с ним что-то обсудить с глазу на глаз, но беседу пришлось отложить. Они лишь успели обменяться понимающими взглядами, давая друг другу понять, что были здесь не одни.

Глава IV

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Шепсет

В обществе хозяйки дома – или домоправительницы, следившей за хозяйством, Шепсет так и не поняла – жрице было неловко. Та не вела себя враждебно, но и доброжелательности не проявляла, только сухую учтивость. Показала комнату на женской половине дома, где жили пара её родственниц, так же следивших за домом, и удалилась.

Шепсет обрадовалась, что пока что осталась одна, без чужих людей. С удовольствием она умылась из оставленной для неё чаши и съела немного фруктов и сыра. Потом растянулась на свободной лежанке, чтобы немного отдохнуть, но спохватилась – достала из сумки бережно завёрнутую алтарную статуэтку Беса, подаренную Садех. Поставив защитника у изголовья, жрица разложила перед ним несколько ломтиков фруктов и сыра и только после уже легла обратно.

Приятно было снова оказаться на твёрдой земле, да ещё и в уединении, а не покачиваться на волнах Итеру на переполненной людьми палубе. За окном в саду умиротворяюще шелестели плодовые деревья, и птицы выводили какую-то тихую мелодичную трель. Это успокаивало сердце, и в какой-то миг дремота настолько охватила сознание, что Шепсет показалось: выгляни она сейчас, увидит сад малого дворца, где Владыка предавался раздумьям в тишине послеобеденных часов. И она сможет прийти к нему, просто помолчать с ним о важном. А рядом будет Ветер, озорник, которого правитель частенько баловал лакомством или лаской. И всё это казалось таким реальным…

В следующий миг сердце кольнуло тревогой. Не сразу, но Шепсет поняла, что случилось: собака не вошла с ней в комнату, не сопела сейчас рядом. Это было так странно!

Девушка вскинулась, озираясь. Поняла, что уже настолько привыкла к присутствию своей странной спутницы, словно та была её неотъемлемой частью, вроде Ка[25]. Глупо, конечно, ведь это создание было совершенно самостоятельным. Но ведь не могла же собака просто взять и исчезнуть? Вместе они шли к некрополю, да и обратно вроде бы вернулись втроём.

– Хека? – тихо позвала Шепсет, оглядывая мягкий полумрак комнаты. Сквозь тонкие занавеси на окне пробивался солнечный свет, падая на устланный соломенными циновками пол причудливой сеткой. Бес всё так же загадочно улыбался у изголовья – тени падали на его лицо, оживляя. Девушка коснулась его, черпая в этом уверенность, потом поднялась и выглянула в сад. Снова позвала собаку, но той будто и след простыл. Было очень тихо, только шелестели деревья и пели птицы. Странно, но не доносилось ничьих разговоров.

Девушка выскользнула в коридор, надеясь столкнуться если не с хозяйкой, то хотя бы с кем-то из слуг. Но в доме будто не было ни души. И когда Шепсет, пройдя по коридору, вышла за порог, ей показалось, что даже сам город замер в ленивом послеполуденном мареве. Она совершенно не представляла, куда идти и у кого просить помощи. Хотелось найти Нахта – с ним всё было легче, – но он почему-то тоже покинул дом вместе с остальными. Или так ей только показалось?

Растерянно жрица сжала фаянсовый амулет – старого сглаженного временем шакала Инпу, подаренного ей старым бальзамировщиком, нанизанного на шнур из-под одного из амулетов Нахта. Медленно она пересекла порог, обошла вокруг дома, зовя собаку. Запоздало возникла мысль: с чего этому созданию вообще откликаться на имя, которое ей придумали только вчера? Да и не обязана ведь она была сопровождать Шепсет постоянно. Может статься, привела на нужное место да и скрылась. Или вовсе ушла по Ту Сторону.

От этой мысли стало тяжело и безумно одиноко, словно в груди образовалась рана и теперь саднила. Из Шепсет будто вынули кусочек, и она снова стала неполной, расколотой на части, лишённой ориентиров.

– Нахт!

Собственный голос прозвучал как-то жалобно, надтреснуто.

Её верный страж не отзывался. Сколько бы она отдала сейчас за это надёжное, заземляющее ощущение его присутствия… Девушка даже не ощущала себя частью окружающего пространства – как когда очнулась на столе бальзамировщика и не понимала, что с ней и где она.

Время застыло. Даже солнечная ладья не двигалась. Воздух приглушённо гудел от зноя, и не смолкали птичьи трели, но вокруг не было ни людей, ни животных.

«Может быть, все ушли на какой-то ритуал? – подумала Шепсет, нерешительно ступив на узкую улочку. – Но почему тогда не позвали меня? Или это не для наших глаз? Но где же тогда Нахт?»

Звать меджая снова девушка не стала – слишком страшным сейчас было его молчание. Она побрела по улочке среди плотно жавшихся друг к другу домов с облупившимися стенами. Селение было каким-то тусклым, неухоженным, и только солнечное золото сглаживало впечатление. Шелест ветвей, пение птиц – вот и вся жизнь. На ум пришло одно слово – покинутый. Этот город выглядел покинутым, и Шепсет казалось: загляни она в чьё-то окно, так непременно увидит там нетронутое хозяйство, словно владельцы дома только-только вышли, побросав все свои дела.

Жрица подошла к чьему-то дому, приподнялась на цыпочках и заглянула внутрь… Её догадка подтвердилась. На невысоком столике в комнате остались чаша с фруктами, лепёшки и сыр, а ещё несколько чаш поменьше, которые словно оставили в спешке, посередине разговора. Но может быть, это только в одном доме так?

Следующий дом оказался небольшой ткацкой мастерской, где на вертикальном станке застыли брошенные нити и недоделанный отрез льна. И куда бы ни заглянула Шепсет – она не встретила ни единой живой души.

А потом в тени между домами, дальше по улице, мелькнул собачий силуэт. Жрица обрадовалась, подтянула полы калазириса[26] повыше, чтобы не мешал ходьбе, и ускорила шаг. Хоть кто-то живой, кроме невидимых поющих птиц! Даже если это окажется не Хека, всяко лучше, чем бродить по странному поселению, которое словно вымерло, притом внезапно.

Но собака не спешила показываться на глаза – мелькала смутной тенью. То показывался скрученный хвост, то худощавая лапа. Как Шепсет ни спешила – она всё никак не могла угнаться.

Городок неожиданно кончился, как ножом отрезали. Впереди простирались небольшие квадраты полей, разделённых оросительными каналами. К границе зелени вплотную подступала каменистая пустыня и уже знакомый некрополь, над которым высилась тёмная пирамида о четырёх ступенях.

В паре десятков шагов, на фоне пирамиды, Шепсет разглядела пса, за которым шла всё это время. Зверь обернулся к ней. Худощавый, с тёмно-рыжей шерстью и острой мордой, он был похож на шакала и даже немного – на гиену. Шерсть на холке и по груди росла гуще, длиннее, словно грива. Уши, стоявшие торчком, были срезаны по верхнему краю, а может, с самого начала имели такую форму.

Странный пёс приблизился, бесшумно ступая, пока не остановился в нескольких шагах. Чуть склонив голову набок, он изучал девушку. Показалось или его карие глаза блеснули алым всполохом?

Вот тогда Шепсет поняла, кого напоминал ей этот зверь, – изображения Сета с его странной головой, собачьей, но не такой, как у Инпу и её Богини. И, подобно Хека, этот пёс не был просто псом. Его глазами на мир – и на неё, Шепсет, – смотрело древнее Божество.

Солнечный свет вызолотил его шерсть. Дохнула зноем Дешрет за его спиной. Силуэт пирамиды за ним стал казаться выпуклым на фоне воздуха, словно старинный рельеф.

Жрица поклонилась в знак приветствия – это сейчас казалось самым правильным.

– Я – гостья здесь. Надеюсь, что званая. Прости, если вторглась, куда не следовало.

Пёс коротко вильнул хвостом, потом посмотрел куда-то ей за спину долго, тяжело, пристально. Шепсет стало не по себе, и всё же она нерешительно обернулась.

На самой границе поселения стояла Хека. Она всё-таки отозвалась, пришла за девушкой! Жрица окликнула её, но собака не подошла – смотрела на зверя Сета, глаза в глаза. Между ними словно состоялась безмолвная беседа, и Шепсет чувствовала – это было невероятно важно.

За спиной Хека показались люди.

Нет – не люди.

Шепсет похолодела. Слепые безликие воины – как те, из её видения, что разрушили храм Инпут. Они принесли сети и накинули на Хека. Но почему-то священная псица не сопротивлялась, словно силы неожиданно оставили её.

В груди стало тесно, больно. Воздуха не хватало. Жрица вскрикнула, бросилась вперёд, на помощь своей защитнице. Сети плотно скручивали, пеленали Хека, и силы уходили из рук и ног, пока сама Шепсет уже не упала бессильно на колени, хватая ртом воздух, будто её ударили под дых. В какой-то миг она обернулась, посмотрела на зверя Сета. Это вершилось с его одобрения или он просто показывал ей, как всё могло случиться?.. Перед глазами потемнело. Силуэты воинов окончательно заслонили собаку, запелёнывая, и мир вокруг жрицы терял очертания. Шепсет погружалась в первозданную тьму, которую слишком хорошо знала. И больше некому было вывести её оттуда…

А потом она проснулась. Что-то сдавливало грудь, и она хотела скинуть с себя тяжесть, чтобы наконец вздохнуть. Но тяжесть оказалась не сетью пленивших её воинов из кошмара, а мордой собаки, уютно свернувшейся рядом с Шепсет и даже поверх неё.

Девушка всхлипнула от облегчения, обняла псицу, зарываясь пальцами в мягкую тёмную шерсть. Она не была одна, и город вовсе не вымер, хотя ощущение собственной близящейся смерти было слишком близким, слишком реальным.

В тот миг она поняла, о чём предупредил её сам Сет насланным кошмаром. Её новое существование по эту сторону было как-то связано с Хека. И если с собакой, вестницей Инпут, что-то случится – Шепсет несдобровать.

Мысль, вспыхнувшая внутри, была простой и страшной.

Её существование было одолжено у Богов. Она не была жива по-настоящему.

Глава V

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Нахт

Воины Таа относились к меджаю уважительно, но чувствовалось, что в свой круг его не принимают. Нахт не обижался – понимал почему. Эти люди полагались друг на друга, зависели друг от друга в своей миссии – защищать чати. Так были сплочены между собой воины гарнизона или даже отдельные отряды стражей некрополя. Особое чувство братства, когда все прочие не совсем чужаки, но всё же не относятся прямо-таки к «своим». Вот и он здесь своим не был.

Оказаться вдали от всего привычного было неуютно. Ему и сравнить-то было особенно не с чем, ну разве что когда он приезжал на восточный берег, где старался не появляться. Но теперь получалось, он покинул дом и всё, что знал с детства. Течение событий захватило его, словно тростниковую лодку, и несло по бурным порогам. И сам он чувствовал себя не настолько искусным кормчим, чтобы справиться с тем, что ожидало за излучиной.

В ходе их небольшого путешествия от Уасет Нахт о таком просто не думал, да и обо всех прочих тревожащих его вещах тоже. Но сейчас, во время краткой передышки, мысли нахлынули на него, как паводок в сезон ахет[27]. Разговор с Шепсет и Таа лишь укрепил их.

Смерть Имхотепа вызывала в нём обжигающую смесь горечи и гнева. Нахт корил себя за то, что не сражался ещё яростнее, что не оказался достаточно силён и быстр, чтобы прийти на помощь жрецу, заботившемуся о целом гарнизоне, исцелившему столько ран. Осознание собственного бессилия угнетало: впервые он столкнулся с врагом, которому просто не знал, что противопоставить. Он наносил удар за ударом, но его хопеш не находил податливую плоть. Меджай не понимал даже, с чем сражался, как победить эти странные многоликие формы, восстававшие перед ним. Шепсет говорила, что они – воплощения похищенных Сенеджем Ка, и это было так жутко, так противоестественно.

Конечно, он бы никогда не показал ни страх, ни неуверенность – и особенно Шепсет, которая полагалась на его защиту. Но тогда, в том ином пространстве, далёком от знакомого ему мира, он по-настоящему испугался. Впервые со смерти отца испугался, осознавая, что его сил попросту недостаточно.

И теперь он вспоминал детали боя, вспоминал изломанные фигуры чудовищ, лишь формой похожих на людей, а ещё – Тех, кто не имел никакой формы вовсе. Кто обитал в этой живой дышащей тьме в неведомой глубине гробницы. Их шепотки, шелест, шарканье, скрежет. Собака была рядом с ним – страж и проводник душ сражался подле него. Но самим нутром своим Нахт тогда чувствовал, что за ним идёт смерть. Его кровь приманивала неведомых тварей, и откуда-то он совершенно точно знал: если до него доберутся здесь, его не ожидает уже никакое посмертие. Ни Суд Усира, ни Поля Иалу. Твари пожрут его тело, пожрут его сердце – средоточие мыслей и чувств, – и не останется ни Ка, ни Ба, ни памяти о Рене.

Да, такое с ним было впервые… словно всё привычное вдруг повернулось к нему новой стороной, более тёмной даже, чем мрачные, но привычные тени некрополей и таинственные, подчас пугающие глубины гробниц.

В этой тьме, пробуждающей какой-то инстинктивный первобытный ужас, погиб Имхотеп. Но Шепсет заверяла, что его смерть пришла на лёгких крыльях, а не на кончиках когтей голодных обитателей Той Стороны. И Нахт верил ей, этой странной девушке с двумя Ка, вернувшейся из мёртвых, умевшей видеть то, чего не видели другие.

Защитить доброго целителя никто из них не успел, и эта мысль порождала внутри бурю несправедливости. Но вот что Нахт ещё мог успеть – так это отомстить. Найти чародея, которому Имхотеп бросил вызов и от которого спас Шепсет. И где-то здесь мысль Нахта обрывалась, потому что он не знал ни как найти Сенеджа, ни как сражаться с ним и его творениями. Но ведь у каждого врага должно быть слабое место – это понимал любой хороший воин. Было оно и у чародея. Узнать бы только, найти… Может быть, «деды» знают? Нахт решил, что непременно об этом спросит, как только можно будет подать голос, а не только слушать. В конце концов, это не праздный интерес – ему нужно для дела.

С Шепсет меджай это не обсуждал. Возможно, она чувствовала себя виноватой в смерти Имхотепа, как и сам Нахт. А возможно, боялась своего бывшего учителя – и тут уж воин не стал бы винить её за трусость. Сенедж не был каким-нибудь заурядным человеком, а эта победа дорого им обошлась. Меджай до конца не понимал даже, как именно и что удалось жрице в этой гробнице. Может быть, она и сама до конца не понимала. Зато он помнил, как она сражалась, обретя вдруг силу и ловкость бывалого бойца. Сложно представить, что в неё в самом деле вселился Руджек, но иных объяснений не было.

«Я умею обращаться к мёртвым…»

Нахта вдруг озарила мысль: а говорил ли с Шепсет сам Владыка? Ведь кто, как не он сам, знал имя своего убийцы! Он мог бы направить их по следу, назвать имена всех виновных, так почему же жрица не спрашивала? Это было таким простым решением, лежащим на поверхности, что меджай даже сам укорил себя, почему не сообразил раньше. Впрочем, он ведь и понял далеко не сразу, что стояло за этим её «умею обращаться к мёртвым».

Но Владыки Усермаатра не было с ними в той гробнице, когда чудовища вдруг исчезли, словно и не было их. Даже крови на клинке не осталось – твари не кровоточили. Возможно, он помогал незримо?

Нахт предпочёл бы считать, что всё, случившееся в ту ночь в некрополе Сет-Маат, было лишь мороком. Вот только его собственные раны говорили об обратном. Рассечённые бок и плечо, обработанные Шепсет, заживали своим чередом, неспешно и болели совсем не иллюзорно – слишком мало времени пока прошло.

Что бы ни случилось там, в глубинах гробницы, не ограниченных расписными каменными стенами, это было по-настоящему.

Нахт печалился, что уезжать пришлось в спешке. У него даже не было возможности вернуться в гарнизон хоть ненадолго, оплакать Имхотепа вместе со всеми. Сердце защемило. Прощание с Усерхатом и Садех, напутствия, подаренный военачальником хопеш…

«– А кто его достоин, как не ты? У нас с моей Садех не было сына… по крайней мере сына по крови. Зато был тот, кого даровали Боги…»

Меджай должен был просто прийти в Ипет-Сут и попросить помощи у той, к кому бы никогда не обратился по собственной воле, ради собственных целей. Задача была настолько же простой, насколько и трудно выполнимой для него лично. Но кто же знал, что своих близких он не увидит ещё так долго?

Впрочем, этот путь Нахт выбрал сам. А может, Боги подтолкнули его – ещё в тот день, в мастерской бальзамировщика, когда он выбрал помочь странной девчонке, которую к тому же ещё и обвиняли в страшном преступлении. Конечно же, его посещали самые разные мысли – о том, что его место в гарнизоне. Что нужно было просто доверить Шепсет заботам Таа и его свиты, а не заключать с Мутнофрет сделку, чтобы только сопровождать жрицу. Привычное правильное входило в конфликт с Глубинным правильным.

Он, простой меджай, оказался вовлечён в заговор против Владыки. И как ни прикрывайся долгом, что нужно остаться и вместе с остальными воинами защищать Долину Царей и гарнизон – а ведь это тоже очень и очень важное дело! Тем более в эпоху смуты! – близкие ждали от Нахта не этого. Он должен был помочь сбежать жрице и защищать её на этом пути.