Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Спецназовец – человек свободный: куда пошлют, туда он и захочет... Шутки шутками, а задания бойцам спецназа приходится выполнять совсем не шуточные. Вот и Влада Абросимова направили в самое логово врага. Действуй, мол, парень, по обстоятельствам, а мы в случае чего поможем. Влад знает – спецназ своих не бросает, но создавать проблемы для боевых товарищей не хочется, и он действует как и положено – смело, дерзко и решительно.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 422
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
© Зверев С., 2018
© ООО «Издательство «Эксмо», 2018
– Стартуем, – прошептал Медведь и нажал на кнопку.
Жахнул взрыв, ударил по барабанным перепонкам. Грохот гулко прокатился по ущелью, отражаясь от черных, с белыми проплешинами снега скал.
Внешне ничего особенного – не было голливудских эффектов, поднимающихся клубов дыма и рокочущего пламени. Просто сотряслась почва, выплеснулся огонь и расцвел пыльный дымный цветок. Но эффект был смертельный – осколки радиомины рассекали воздух и тела.
С тщательно выбранной огневой точки Влад отлично видел всю картину. Извилистая, тянущаяся вдоль пропасти горная дорога. Валуны и обломки скал – некоторые могут служить укрытием, но вместе с тем в них легко замаскировать противопехотные мины. И караван внизу – лошади, груженные тюками, моджахеды в халатах, увешанные оружием. И черное крыло смерти, которая рванулась вниз с горного склона, жалящего огнем замаскированных огневых точек.
Две лошади и три человека рухнули, сметенные взрывом. Остальные моджахеды, ученые и опытные, тут же попытались рассредоточиться. Ухнул второй взрыв. Посыпалась каменная крошка. Вслед за грохотом понеслись над скалами вопли боли и отчаяния.
Запели пули. И заработали автоматы. Огни моджахедских трассеров прочертили вечереющее небо. Рявкнули две «Мухи».
В засаде не зевают. Главное огневое поражение противнику наносится в первые секунды, когда тот еще не понял, что происходит, не успел занять выгодные позиции, схорониться, засечь огневые точки и пристреляться.
– Прими посылку. – Влад выжал спусковой крючок, снайперская винтовка дернулась в его руке. Фигура в восточном халате дрогнула и выронила пулемет Калашникова. Цель отработана. Следующий…
Все распределено, рассчитано. Маскировочный комплект фактически сравнял бойцов-десантников с местностью. Беспламенное, бесшумное оружие превращало их в ангелов мщения, сеющих смерть. Оборонявшиеся не могли засечь, откуда в них били, и в ответ поливали наугад горы свинцом – бестолково и беспорядочно.
Оборудована засада была с толком. Основные, запасные огневые точки, маскировка. Медведь был признанным мастером. Каждый десантник имел свою цель, свой порядок действий. Свой сектор обстрела. Оставалось только отработать качественно.
Влад поймал в прицел «винтореза» еще одну фигуру: бородач, приближенный оптикой, пробежал и пытался спрятаться за трупом лошади – это как взрослому человеку спрятаться в коробке из-под телевизора, все равно ноги торчать будут. При этом бородач кричал гортанно, отдавая приказания. Ясно, командир!
Пуля снесла его. Аккуратно. Ювелирно. С расчетом, чтобы человек выжил. Должен выжить, сволочь!
Это была не война. Это был тир. Внезапность, огневой напор, выгодные огневые позиции – и за считаные секунды больше трех десятков опытных, закаленных в бесконечной войне моджахедов были уничтожены. Они расслабились. Посчитали, что идут по своей, родной территории, контролирующейся движением «Талибан». И просчитались. На войне нельзя быть уверенным ни в чем…
– Алла акбар! – заорал последний из оставшихся, поливая склоны из ручного пулемета – щедро, не жалея патронов, понимая, что они ему больше не понадобятся.
Казак расчетливо всадил ему пулю в грудь…
Все, караван закрыт!
Медведь подал сигнал, и десантники двойками – один впереди, другой страхует, – держа на мушке распластанные тела, двинулись вниз по склону. Из-под тяжелых десантных ботинок сыпались мелкие камешки.
Влад заметил шевеление и впарил в дернувшееся тело пулю. Заповедь – не забывай сделать контрольный выстрел.
Контрольные выстрелы прозвучали еще несколько раз. На каменистой дороге распластанные, разорванные взрывами тела людей и лошадей. Ошметки мяса. Кровь. Пороховой дым. Гарь. Разбросанное оружие. Стреляные гильзы. Поле боя!
Влад осторожно приблизился к главарю. Раненный в плечо, контуженный, тот зашевелился за лошадью, пытаясь выдернуть гранату. Влад кинулся, сжал руку с гранатой.
Главарь взревел, но Влад вышиб из него сознание, ударив ладонью – сильно, но аккуратно. Кровь натекла. Рука скользила.
Аккуратно разжал пальцы. Сделал знак. Бойцы кинулись в укрытия. Вытащил гранату – это была «эфка». Рванет – на сто метров никому мало не покажется.
Бросил в сторону обрыва и упал.
Ухнуло…
Влад поднялся. Все, больше опасности нет. Пленный без сознания. Но на всякий случай надо связать ему руки веревкой.
Все зачищено – подал Влад знак. И огляделся.
Вот оно! То, что искали! Иссеченные осколками мешки, из них струйкой сыпался, смешиваясь с пылью, белый порошок.
– Как обещано – три сотни кило, – прикинул Медведь, спускаясь со склона…
Караван ждали второй день. Он должен был прийти еще вчера. Источник, скинувший информацию, ни разу не ошибался. Но вчера не пришли. Задержались на день.
У моджахедов все было просчитано. Погранцы должны были пропустить груз на ту сторону. Купленный командир заставы обещал окно. Дальше груз был бы на автомобильных камерах, как на надувных лодках, переправлен через реку Пяндж. Перекинут соратникам в один из аулов. А дальше начал бы свое движение в сторону России. Потянулись бы на самолетах и по «железке» десятки нищих, доведенных до отчаяния своим бедственным положением таджикских курьеров – за две сотни долларов за рейс они готовы рисковать жизнью и свободой. Проглоченные пакеты, тайники с двойным дном – это уже детали. Главное, сотни килограммов заразы хлынули бы на российские улицы и собрали бы свой гибельный урожай.
– Взвешивать не будем, – усмехнулся подполковник Хорунжий – инициатор операции, сотрудник Управления внешней разведки России. С ним десантная группа ходила на дело уже второй раз. И все в масть!
– Перевяжи, – кивнул Казаку Медведь.
Тот сделал перевязку, воткнул иглу шприца в предплечье бородатому пленнику, выглядящему лет на пятьдесят, но наверняка моложе – горы старят быстро. Моджахед очнулся, попытался укусить десантника, а потом взвыл по-волчьи.
– Алла акбар! – Глаза его остекленели, в них появилась какая-то отрешенность от всего земного. Потом они наполнились ненавистью, и он на очень корявом, но все-таки русском языке прокаркал: – Убей меня!
– Это успеется, – недобро заметил Казак.
Возможно, его и убьют. После того, как выдавят все, что он знает. Но об этом уж пусть голова болит у внешней разведки. Это их трофей.
Отрабатывать караван пришлось в тяжелых условиях. Перехват на таджикской территории был нереален – окно держали погранцы. Поэтому командир разведывательно-диверсионной группы Медведь принял нестандартное решение – нырнуть на территорию Афгана. Благо ребята его знали местность как свои пять пальцев. Хаживали не раз.
Окопались, выбрали место. А после этого самая тоскливая часть работы – ожидание…
Триста кило героина! И пленный. Хороший улов.
– Все подчищаем и уходим, – приказал Медведь.
Мешочки с героином свалили в кучу. Порошок, подхваченный ветром, разлетался в разные стороны, как пурга, смешивался со снегом.
– Ну-ка! Гуляй, рванина! «Лимон» не деньги!
С этими словами Казак, отойдя на почтительное расстояние, всадил в сложенную кучу заряд из огнемета «Шмель».
Вакуумный взрыв. Огненный шар. И остатки неспаленного порошка, повисшие в воздухе.
Героин здесь, на таджикско-афганской границе, стоит меньше доллара. В Москве оптовая цена – полтинник «зелени» за грамм. Итого – пятнадцать «лимонов». А если разбадяжить и пустить в розницу – в два-три раза больше.
Такое количество денег сознанием охватить офицеру, у которого зарплата бывает через раз, тяжело. Не охватывается это сознанием. Да и не нужны поганые кровавые деньги настоящему русскому офицеру. А в офицерской десантной разведывательно-диверсионной группе вояки были настоящие. Без подделки и фальши. Иные не приживались.
Подполковник Хорунжий посмотрел на огонь и произнес с какой-то вовсе не присущей моменту задумчивостью:
– Наркота. Героин. Это кровь, которая струится по жилам прогнившего мира. За их счет финансируются незаконные секретные операции. Совершаются государственные перевороты. Тлеют горячие точки.
– Сатанинское зелье, – кивнул Влад. – Черти его варят.
– Однажды появится такое, от чего мир вздрогнет. И мы будем вспоминать эти тюки с героином с ностальгией. Нам будет казаться, что это детское питание, – добавил Хорунжий.
– Да ладно страху нагонять, – встрял Медведь.
Его волновали конкретные заботы – как доставить языка и уйти без проблем. А потом – Подмосковье. Расположение полка спецназа ВДВ. Боевая работа… И дальше – где вспыхнет очередной пожар.
Влад с неожиданной настороженностью посмотрел на Хорунжего. Тот завороженно уставился на горящие миллионы долларов, огонь плясал искорками в его глазах. А еще в его взоре было нечто странное, неприятное… Алчное.
Уже позже Влад не раз вспоминал тот день. «Мы будем вспоминать тюки с героином с ностальгией…» Кто бы мог тогда подумать, что слова эти окажутся пророческими. И что Влад с Медведем через несколько лет окажутся на острие удара.
Человек наступил на какую-то вязкую грязь. Надо же, новенькие австрийские туфли – и по дерьму в них ходить! Лучше бы резиновые сапоги-мокроступы надел.
Ничего. Зато место хорошее. Отличное место для подобных рандеву. До окраины Болотникова рукой подать, но в радиусе видимости ни одной души, кроме крыс, котов и ворон.
Он огляделся. Перед ним стояло длинное полуразрушенное одноэтажное строение. Когда-то это была фабричка – то ли валенки валяли, то ли дурака. Закрыли ее в начале застоя, да так с тех пор и не собрались сровнять развалины с землей. Стены крепкие, толстые, до революции возведенные, с ними ничего не делалось. Все, что можно отсюда растащить, давно растащено. И здесь поселились дух тлена и потусторонний холодок, свойственные заброшенным строениям.
Он поправил на груди легкую серую кожаную куртку, подровнял черную кожаную кепку, насвистывая, перепрыгнул через кучу земли перед входом. Прошел внутрь. Вдохнул пыльный воздух, закашлялся. Перелез через рухнувшую перегородку. Споткнулся об истлевшую деревянную балку. Чертыхнулся.
Клиент удивился, когда ему назначили встречу в этом месте. Но потом понял: лучше, если их не увидят вместе. Это вопрос жизни и смерти. А может, еще какая-то мысль, скорее всего дурная, пришла ему в голову?
«Кожаный» сжал крепче в руке серебристый «дипломат».
– Кыш, зараза, – прикрикнул он на мелькнувшую серой молнией толстую крысу. – Чем они только тут питаются?
Он прошел в относительно чистую комнатенку. В окно, от которого остались рама и чудом сохранившиеся стеклянные осколки, светило ласковое майское солнце. А продырявленная крыша синела пятнами неба.
В помещении сохранились расшатанная табуретка, трехногий стол. В углу валялся мусор.
– Ох, мать вашу, – послышался знакомый голос.
Пожаловал клиент – широкоплечий парень лет двадцати пяти со стрижкой ежиком. Опоздал он на семь минут. Все чего-то вынюхивал, высматривал. Все хочет быть умнее других. Не доверяет. Ну что ж, его право.
– Как прошло, Дюк? – спросил «кожаный».
– Пока не хватились, мать их. – Дюк витиевато выругался.
Ругался он грязно и неинтересно. «Скучное существо, – подумал «кожаный». – Быдло. Предел мечтаний – срубить легкие деньги. Нажраться водки. Натрахаться. И сдохнуть рано или поздно в разборке от пули или пера. Чтобы все сказали – туда ему и дорога».
– Надеюсь.
– Всего-то полчаса прошло. – Дюк переложил из правой руки в левую объемистый портфель и вытер вспотевший лоб рукавом бежевого плаща. – Бабки при тебе? – Одну руку он как бы невзначай сунул в карман.
– Вот. Подъемные. – «Кожаный» поставил на трехногий стол, который угрожающе качнулся, свой «дипломат», со щелчком отпер замки, приоткрыл крышку и вынул толстую пачку долларов.
– Это чего?! – возмутился Дюк. – Это все?
– Часть.
– А остальные? Шутки шутишь?!
«Кожаный» улыбнулся. Он оказался прав – все-таки в кармане у клиента был пистолет, который теперь поблескивал в руке. Пижонский шестнадцатизарядный «глок» – машинка ни то ни се, недалекими фраерами ценится. Но дырявит она вполне справно, особенно с такого расстояния.
– На. – «Кожаный» протянул еще две толстые, перевязанные черными резинками пачки со стодолларовыми купюрами.
– Не тянет на уговоренное.
– Здесь половина. Остальное на месте получишь.
– Ты чего крутишь-вертишь, жонглер?
– Обеспечиваю себе право на жизнь, – засмеялся «кожаный». – Предусмотрено такое в Конституции.
– За лоха держишь? – недобро прищурился Дюк. Он все не выпускал «глок».
– Не обостряй, – отмахнулся «кожаный». – Где твой товар?
– Вот.
Дюк, не выпуская пистолет, повозился с замками, которые зачем-то закрыл на ключ, будто в случае чего это могло бы уберечь товар от любопытствующих. Открыл портфель. Вынул небольшой серебристый контейнер – тоже запертый. Через секунду распахнул его. Там лежал небольшой целлофановый пакет с темно-серым порошком.
– Здесь все? – спросил «кожаный». Глаза его загорелись. Он старался выглядеть беззаботным, но был не в силах обуздать волнение.
– Все. Только получишь половину. Остальное – когда деньги будут.
– Есть деньги, не бойся. Сейчас выпишу. – «Кожаный» вытащил из «дипломата» еще одну пачку.
Дюк со злым ликованием прищурился. И «кожаный» на миг рассмотрел в этих глазах обещание смерти. Палец слегка дрогнул на спусковом крючке «глока».
– Вот, – будто не замечая угрозы, произнес «кожаный», бросая на стол пачку с долларами.
Дюк кинул на нее жадный взгляд.
– И еще… – Человек в кожанке нажал на спусковой крючок взведенного, снятого с предохранителя и готового к бою «ТТ», лежавшего на дне «дипломата».
Пуля пробила тонкую пластмассу и вошла в живот Дюка, который в ответ всхрапнул, удивленно глядя на убийцу. Качнулся. И рухнул на пол.
«Кожаный» подержал в руке «ТТ». Это машинка профессионалов. Отличный бой. Удобно лежит в ладони. Даже жалко расставаться.
Контрольный выстрел. Все, клиент готов…
– Растяпа ты, Дюк. Твоя судьба быть лохом, – произнес «кожаный» с удовлетворением.
Ему сразу стало легко. Он выиграл партию, впрочем, она и не представлялась слишком трудной. Противник попался не особо искушенный. И какая-то струна пела внутри. «Кожаному» нравилось убивать. Будто отлетающие души передавали ему часть своей энергии. А все переживания, муки совести, все эти выдумки про Родиона Раскольникова, которыми всю плешь проели в школе, – это для лохов. Лох на Руси – это как корова. Молоко дает и на мясо в случае необходимости идет. Судьба у него такая – быть доеным и идти на мясо, приносить доход рачительному хозяину. А «кожаный» считал себя именно хозяином жизни, человеком, который сам строит свою судьбу.
Он погладил целлофановый пакет. Подумать только, что золото и платина – просто дешевый металл по сравнению с этим веществом. Немного труда, и оно превратится в серые таблетки – билет в прекрасные миры. «Елочка» – самый совершенный в мире наркотик. Мечта любого, кто готов сжечь свои мозги за час кайфа.
– Арбайтен унд копайтен, – произнес человек.
Действительно, ему предстояла еще работа. Лопата припасена заранее. Нужно так закопать труп, чтобы нашли не скоро.
Три часа на стареньком, трясущемся «Ту-154» – это про такие летающие примусы говорят по телевизору, когда речь заходит об исчерпанных ресурсах отечественной авиации.
«Все разваливается, хиреет. Окружающий мир будто покрывает ржавчина… Почему должны нормально летать самолеты в стране, которая, как трухлявое дерево, изъедена жадными термитами всех мастей?» – подумал Медведь. Ему стало грустно от этих мыслей.
Самолет замер на поле. Пассажиры заспешили к двери.
– До свидания. Счастливого обратного полета, – мило попрощался Медведь с симпатичной стюардессой у выхода.
– Заглядывайте еще. – стюардесса улыбнулась ему чуть приветливее, чем положено по инструкции. В ее глазах зажегся интерес к этому человеку. Как ни крути, а двухметровый, атлетически сложенный, с густыми русыми волосами мужчина с первого взгляда вызывает в женщине подсознательное желание покориться ему. Женщине хочется, чтобы вот такой громила взял ее за волосы и оттащил к себе в уютную пещеру, где всегда горит огонь и полно мяса мамонтов.
Стюардесса Медведю понравилась. Поворковать бы пару минут. Взять телефончик. Встретиться. Сводить в ресторан. Как это делается обычно. В любом мужчине тоже подсознательное желание при виде женщины взять ее за волосы и оттащить к себе в пещеру, кинуть на ворох шкур и… Прочь посторонние мысли! Он прилетел в Семиозерск работать. И нечего размякать от женских ножек в мини-юбке.
«Жизнь десантника прекрасна, как стюардесса. Но порою бывает короткой, как ее юбка», – неожиданно вспомнились Медведю слова его первого комбата. И от этого стало как-то тревожно. Не нравилась Медведю эта командировка. Ох, не нравилась…
На летном поле было душно и жарко. Вообще, конец весны – начало лета выдались теплые. Медведь провел рукой по вспотевшей шее.
Такси домчало до города за сорок минут. Таксисты оказались здесь не такие наглые и алчные, как в Москве. И за то спасибо. Деньги у Медведя хоть и немереные, но не его.
До встречи осталось два часа. Как раз хватит, чтобы перекусить в кафе. Он зашел в уютный подвальчик с многообещающим названием «Приют гурмана». Там было немноголюдно. Томно истекала из динамиков медленная музыка. Подпорхнул заискивающе улыбающийся официант.
– Пожалуйста. – Он протянул увесистую книженцию меню, в которой красовались цветные фото предлагаемых блюд.
В кафе цены тоже далеко отставали от московских. Медведь заказал салат, мясо с грибами в горшочке и пирожные. Страсть к пирожным у него с детства, ничего не мог с собой поделать. Хорошо еще, бог дал фигуру, которая не обрастает за неделю расслабухи жиром.
– Вино? Коньяк? – осведомился официант.
– Сок есть?
– Вишневый. Черная смородина. Апельсиновый.
– Вишневый.
Медведь любил хорошо, со вкусом поесть. Два часа на безмятежную жизнь. А потом – что сей день готовит? Что такого наговорят через два часа? Возможно, нечто необычное. Экстренная встреча – такое случается нечасто. Тут что-то должно произойти неординарное, если человек пренебрег всеми правилами и напрямую запросил контакта.
Когда Медведь вышел из «Приюта гурмана», оставался почти час. Как раз хватит, чтобы покрутиться по городу. Осмотреть достопримечательности. И убедиться, что вдруг не обрел «хвост».
Вообще-то слежке взяться неоткуда. В Москве, во всяком случае, ее не ощущалось. И здесь непохоже, чтобы она появилась. Но береженого бог бережет. Он отлично знал, что в таких делах, как проведение встреч, никакие предосторожности не бывают излишними. Окажешься невнимательным, пренебрежешь мерами безопасности – спалишь и себя, и всю агентурную сеть.
Оставшийся час Медведь потратил с толком. Он проехался по центру Семиозерска. Сменил два такси. Освоил местный общественный транспорт.
Город как город, обычная русская провинция. Почти миллион жителей. Коптящие небо заводские трубы. Главная площадь с желтыми зданиями с толстыми колоннами – раньше здесь располагались облисполком и обком, а ныне обосновались областная администрация и губернатор. Памятник Ленину так и остался стоять в центре площади – стандартный, с вытянутой рукой, в кепке. Борьба с памятниками не докатилась сюда. Здесь улюлюкающие безумные толпы не сметали былых идолов с пьедесталов. У подножия гранитного вождя лежали цветы.
Слежки за своей персоной Медведь не обнаружил. Часы на башне здания областного драматического театра показывали тринадцать тридцать. Пора.
Человек должен появиться в зеленом скверике напротив магазина «Семь озер» – трехэтажного стеклянного куба. Здесь было достаточно многолюдно.
Медведь прошел мимо праздничной, с веселыми разноцветными луковками пятиглавой церкви. Миновал ряды ларьков, выстроившихся вдоль проезжей части. Динамики на одном из них издавали звуки последнего хита – песню Люды Кош «Эти милые кудряшки».
Вот он. Синий «жигуль» остановился на стоянке около «Семи озер». Из машины вышел невысокий мужчина в очках. Минута в минуту. Пунктуальность – она радует в окружающих. Самому же быть пунктуальным нудно. Русский человек должен иметь зазор – плюс-минус четверть часа. Медведю это было жизненно необходимо. И вместе с тем жизнь заставляла его тоже быть пунктуальным и точным до тошноты.
Теперь человечек пошатается минут двадцать по городу, а Медведь еще раз проверит, не прилепилась ли к нему «наружка». А потом беседа в заранее обговоренном уютном местечке.
Очкастый протолкался через ряды торговцев цветами и шмотками, приблизился к пешеходному переходу. Остановился.
Мигнул красный свет для пешеходов. Несколько особо ретивых бегом попытались перемахнуть проезжую часть и заметались среди набирающих скорость машин, успешно достигли «другого берега». Русская коррида – игра с разъяренными авто. Национальный вид спорта.
И тут Медведя кольнуло. Он вдруг с ясностью увидел нарушение порядка вещей. Что-то тут не то.
Из-за здания магазина вырулила белая «Волга».
Очкарик стоял, беззаботно пялясь на светофор.
А Медведь понимал, что не успевает. Между ними не меньше ста пятидесяти метров. Даже не докричишься в уличном шуме.
«Волга» прибавила скорость, вильнула.
Застучал автомат. Его треск резко перекрыл уличный шум.
Очкастый рухнул, как сноп. Рядом с ним повалилась на асфальт женщина с хозяйственной сумкой.
«Волга» резко рванула с места. Автоматчик откинулся в глубь салона.
Вслед за стрекотом автомата пронесся отчаянный женский крик. Толпа забурлила. Кто-то кинулся в сторону. Кто-то стоял как вкопанный. Но опасность уже прошла. Киллеры сделали свое дело.
Медведь не сдвинулся с места. Его лицо ничего не выражало. Он кинул взгляд в сторону копошащейся толпы, людей, склонившихся над распростертыми телами. Обернулся. Неторопливо, будто его все это не касается, пошел прочь.
Все. Надо первым рейсом отбывать отсюда. А потом – разборы полетов у Гермеса.
Нужно готовиться к активным действиям.
Семиозерск оказался негостеприимным городом. Только что на глазах старшего оперуполномоченного по особо важным делам Главного управления по борьбе с бандитизмом МВД России, бывшего офицера-десантника Олега Денисова, проходившего в подпольной организации «Пирамида» под псевдонимом Медведь, убили его агента. Убили человека, которого он знал не один год и за которого мог поручиться головой.
Казалось, мир сразу поблек. Он всегда меркнет, когда теряешь в нем кого-то. И холодеет – это холод дыхания смерти, в очередной раз безжалостно взмахнувшей своей косой.
В самолете Денисов сидел, прикрыв глаза. Ему хотелось заснуть, забыться. Но сон не шел. И водкой не зальешь боль – нужно иметь ясную голову, чтобы доложить о происшествии и думать, думать, думать. Все складывалось плохо…
– Готовьтесь, девочки. Заказ, – потер руки, зачесавшиеся в предчувствии денег, диспетчер.
Офис «Медеи» располагался в девятиэтажном доме около метро «Серпуховская» и занимал трехкомнатную квартиру, где постоянно ошивались три-четыре рабочие девки, шофер и охранники. Чаще интимные фирмы работают по другой схеме – девочки и мальчики сидят по домам и ждут вызова, на телефоне сидит диспетчер и, получив заказ, прозванивает исполнителям. Но это сказывается на оперативности работы, а значит, и на доходах.
«Медею» пытались закрывать не один раз. Но она снова и снова восставала из пепла. Сотрудники органов проводили мероприятия, задерживали персонал, изымали документацию, все пытались доказать, что имеет место проституция и сводничество. Но по документам оказывалось, что девочки вовсе не заняты древнейшей профессией, а оказывают услуги по психологическому расслаблению, знакомят иностранцев с достопримечательностями столицы. Милиция верила в подобные уставные задачи фирмы с трудом. Но и в милиции люди работают. Надо попросту вовремя кое-кому отстегнуть, кое с кем побарахтаться в постели и кое-кому продать информацию на клиентов – ведь если не стучать, то долго не протянешь, никакие взятки не помогут.
– Коленька, меня направь. Уже почти сутки простаиваю, – присела рядом с диспетчером – парнем лет восемнадцати – толстая черноволосая де-ваха.
– Не, Ленка, – покачал Коля головой. – Требуют среднегабаритную. И блондинку. Для Натахи заказ.
– Чурбаны, что ли? – спросила Натаха – как раз блондинка и габаритами именно средняя.
– Когда это чурбанам худые нравились? – резонно заметила Ленка. – Чурбаны любят, чтобы женщины много было.
– Русский. Триста баксов, – сообщил диспетчер. – На всю ночь.
– Капитально!
– Ленинский проспект. Помню этого чудика. Он уже однажды заказывал у нас. Светлана ездила.
– Ну и что?
– Псих какой-то, – произнес диспетчер скучающе.
– Садик? – заволновалась Натаха.
– Нет, не садист. Просто чокнутый.
– Это не страшно, – отмахнулась Натаха.
– Давай, Натаха, собирайся. И побыстрее. А то выговор получишь, – усмехнулся диспетчер.
История с Наташиным выговором служила предметом постоянных шуток. В прошлом году оперативники из УВД округа сняли Натаху прямо с клиента и отправились в «Медею» выяснять, какие это такие достопримечательности показывала сотрудница фирмы клиенту. Тогда и появился официальный приказ, в котором черным по белому было начертано: «За половое сношение с клиентом объявить экскурсоводу Н. Шавиной строгий выговор». Кстати, его так и не сняли, хотя работала Натаха ударно.
Вскоре со двора дома выехала белая «девятка». Рядом с водителем сидела Натаха – рабочая лошадка, на белом теле которой паразитировали все остальные. На заднем сиденье вальяжно разлегся охранник, в обязанности которого входило и получение денег, желательно вперед. Случалось, что крутые клиенты гнали охранника взашей и без денег, а девушку осваивали всю ночь во всех мыслимых и немыслимых позах. Для подобных инцидентов существовала «крыша» – крутые парни, готовые выбить деньги хоть из самого черта. Впрочем, черти бывают разные, случалось, и «крыша» не помогала – ее встречали с автоматами и в грубой форме обещали отпетушить. Тогда руководитель фирмы Гарик Айвазов набирался наглости и звонил в милицию – в такой-то квартире содержится заложница. И бойцы «серого» спецназа, как идиоты, штурмовали квартиру и освобождали шлюх. Пару раз такой номер прошел. А потом, разобравшись что к чему, «спецы» так отделали Гарика, что тот неделю пролежал дома, кряхтя и постанывая, – благо с ложки его кормили две свободные от работы проститутки.
Уже стемнело. Дневная жара отпустила. Часы показывали четверть одиннадцатого. Гаишник тормознул «Жигули» совсем недалеко от пункта назначения, сразу после празднично светящейся бензозаправки «ЛУКОЙЛа».
– Еханый бабай! – выругался шофер, прижимая машину к обочине и сдавая ее немножко назад. Опустил стекло.
Худощавый гаишник с сержантскими погонами резко козырнул, словно намереваясь рубануть ребром ладони по капоту, пригнулся:
– Сержант Москальков. Документы на машину. Права.
Натаха терпеть не могла милицию, боялась ее до дрожи. Она нервно заерзала на переднем сиденье.
Гаишник насмешливо посмотрел на нее.
В этот момент из «рафика», стоявшего в нескольких метрах позади «Жигулей», неторопливо выбрались трое лбов.
– Уголовный розыск, – крикнул один, распахивая дверцу «Жигулей». – Выйти из машины!
Он выдернул охранника и поставил лицом к машине, руки на крышу, ноги шире плеч. Двое оперативников занялись водителем.
– А чего, ребята, случилось? – нервно затараторила Натаха, глядя на пистолет Макарова в руке опера. – Мы в гости едем! Правда.
– Подождут гости, – сказал оперативник.
«Все, накрылись бабки! Не получит сегодня клиент женщину», – с горечью подумала Натаха.
И ошиблась. Клиент получил все, что заказывал. И даже больше.
Людмила взмахнула руками, бросая публике воздушный поцелуй, вильнула бедром, подхватила цветы и выпорхнула за кулисы.
Заметались разноцветные лучи, и на сцену козлом выпрыгнул кумир публики Иван Пенин – известный «голубой» с мужественной внешностью и мягким, воркующе-тоскующим голосом. Публика завизжала с новой силой.
– Василий. Все это – в машину. – Люда показала на цветы в углу гримерной.
Ее личный шофер, мускулистый молодой парень с бугристой нездоровой кожей на лице, сграбастал букеты в охапку.
– Осторожно, идиот! – взвизгнула Люда. – Помнешь, твою мать!
– Не помну, – не особенно любезно буркнул шофер.
– Ты чего трындишь? Тебе кто деньги платит? – презрительно кинула Людмила.
– Ты.
– Вот и не возникай! Затрахал, как матрос шлюху!
Шофер решил больше не возникать. Осторожно взял цветы и потащил их в «Вольво», припаркованный на стоянке у киноконцертного комплекса.
Когда шофер удалился, в гримерную вошел смуглый, крепко сколоченный мужчина лет тридцати от роду. Черты его смазливого лица от рождения хранили выражение неизгладимого нахальства. Он неустанно обнажал в широкой улыбке ровные белые зубы. В одной руке он сжимал «дипломат». В другой – букет роз.
– От меня, – поклонился он.
– Жиганчик, ты, – всплеснула руками Людмила.
– А ты кого ждала?
– Ну не тебя.
– А дождалась меня. Не рада?
– Нет, почему? Я от тебя балдею, мальчишечка. – Она погладила его по щеке и чмокнула в губы. Букет между их телами зашуршал и спрессовался.
– Розы помнешь.
– А, этой травы у меня полна тачка… Ой, укололась!
– Шипы.
– У, бля… – заскулила Людмила, отскакивая и разглядывая пораненную руку.
Она была среднего роста, с хорошей фигурой, с большими, немного грустными голубыми глазами. Ее светлые волосы служили предметом всеобщей зависти. Злые языки утверждали, будто волосы крашеные. Другие долдонили, что это парик. Но правда состояла в том, что это были ее натуральные волосы.
– У тебя еще выход? – спросил Жиган.
– Не-а, – покачала она головой. – Отпела. Ты скажи, классно я пела? Нет, ты скажи как на духу, Жиганчик. Я хочу правду.
– Правду?
– Ага.
– Разливалась соловьем, – не моргнув глазом соврал Жиган. – Прекрасно.
– Во. А то эти козлы в «Полисе» написали, что я пищу, как котенок. Ну не животные?
– Животные.
– Завидуют. – Людмила встряхнула головой, так что волосы рассыпались по плечам, и всхлипнула. – Все завидуют. – Она открыла сумочку, вытащила сигарету и закурила. – Жиганчик, поставил бы ты их на уши!
– Как?
– Ну взорвал бы! За одно место подвесил бы! А чего они ко мне, козлы, пристали! А? Ну не плачу я им бабки. Так что, такое малявить надо?
– Гиены пера.
– Вот это ты образно сказал! – Она глубоко затянулась. По гримерной поплыл запах марихуаны.
– Все травкой балуешься? – спросил Жиган.
– А че? А кто мне чего? Менты, что ли? Да в жопу их! – махнула рукой Люда и плюхнулась на стул, закинув ногу на ногу, – короткая юбка подчеркивала их возбуждающую длину.
– Не горячись.
– Как там пипл на педика откликается?
– Ликует.
– Ага. Пенину за этот концерт бабок в два раза против моего отстегнули. Ну не животные?
– Животные.
– Жиганчик, пристрелил бы ты их.
– Что ты заладила? Откуда такая кровожадность, любовь моя?.. Поехали.
– Ща, докурю.
– Брось. – Он взял из ее пальцев сигарету, раздавил и выбросил.
– Ты чего, Жиган?! Это же моя заначка!
– Не бойся. – Он обхватил свой «дипломат». – Жиган ребенка не обидит. Пошли.
Они прошли пустыми служебными коридорами. Спустились по ступеням киноконцертного комплекса «Столица». На стенах висели афиши с перечнем артистов, принимавших участие в сегодняшнем концерте. Люда Кош стояла там на третьем месте, что ее крайне возмущало.
Синий «Вольво» уже вырулил со стоянки и стоял рядом с гранитными ступенями.
Жиган, поклонившись, открыл заднюю дверцу.
– Мерси, – кивнула Люда Кош, плюхнулась на сиденье и завизжала: – Ты, придурок, все-таки помял цветы!
– Такие были. Ничего я не мял! – возмутился шофер.
– Помял, бля, животное!
Жиган сел на заднее сиденье. Машина плавно тронулась с места.
– Жиган, он постоянно цветы мои мнет. И еще отнекивается.
Жиган полуобнял ее.
– Знаешь, – попросила Люда, – пристрели его к е… матери! Достал уже!
– Чего ты развоевалась?
– Да потому, что остое…ло все! Все животные! А этот – особенно. Цветы мнет! Не могу. – Она заплакала. – Не могу! Не могу!
– Успокойся. – Он погладил ее по плечам.
– Жиган, ты же бандит. Пристрели, говорю, Ваську. Обнаглел вконец!
Было видно в зеркальце заднего вида, как шофер Василий закатил глаза и покачал головой. Жиган улыбнулся и подмигнул ему в ответ.
Четырехкомнатная просторная квартира располагалась на пятом этаже кирпичного дома в арбатском переулке. Раньше в нем проживали цековские шишки, а теперь селились деньги. Жилище Люде отделали по ее вкусу, который, поговаривают, отсутствовал вовсе. Здесь имелись джакузи, гидромассажная ванна, сортир с зеркалами, мебель с гнутыми ножками и климатконтроль, который работал неустанно, разгоняя уже ставшую привычной за последние годы в Москве жару.
Люда прямо в искрящемся в свете люстр концертном платье плюхнулась в спальне на широченную белую кровать, на которой мог расположиться целый взвод. Сбросила туфлю. Расстегнула вторую и взмахнула ногой, так что туфля пролетела и стукнулась о подставленную руку Василия.
– Пшел вон, – кинула она шоферу.
Василий пожал плечами и удалился.
– Надоели они все! – заскулила Люда, приподнялась и начала стаскивать с себя платье. Осталась в одних трусиках. – Животные!
Она улеглась на спину и уставилась в зеркальный потолок.
Жиган присел рядом с ней.
– Сколько от тебя, Людка, шуму. Ты все-таки мешком с песком пришибленная, – покачал он головой.
– На себя посмотри, – с вызовом бросила она. – Ты вообще чего приперся? Сигарету с травкой выбросил. Где мой порошок? Ты обещал, зараза!
– Я же тебе привозил.
– Кончился! У меня же гости бывают. Мне что, одной?.. С кокаинчиком трах идет куда лучше!
– Ты слишком увлеклась им.
– Нет. Уже слезать начинаю. Ну, принес порошок?
– Нет.
– Ой, Жиган, – заскулила она и заколотила кулачками по своей объемистой голой груди. – И ты животное!
– Во дура, – хмыкнул он. Потом полез в «дипломат». Отодвинул железную планку. И выудил из тайника серо-зеленую таблетку.
– Это чего, аспирин? – подозрительно посмотрела она на таблетку.
– Кое-чего получше.
– Говно какое-то зеленое… И чего с ней делать?
– Проглоти.
– Отравишь, Жиган!
– Чего ты метешь?
– Ладно. Моя смерть на твоей совести будет. – Она кинула в рот таблетку. Скривившись, проглотила. Растянулась на кровати, раскинув руки. Пролежала так минуты три.
Жиган все это время сидел в кресле в углу и с интересом разглядывал ее, как естествоиспытатель, проводящий опыты на белых мышах.
– Жиган, хреновина какая-то! Прихода нет!
– Будет.
Еще через минуту Люда вдруг застонала, выгнулась и заерзала на кровати. Лицо ее перекосила гримаса.
Дозы хватило на несколько часов.
– В такую даль я никогда не улетала, Жиганчик, – призналась Люда утром. – Дай еще!
– Получи таблетку, Людочка… А дальше – как будешь себя вести.
– Заказ, – развязно воскликнула блондинка на «кто там?», донесшееся из-за двери.
– Сколько ждать можно? – послышался недовольный мужской голос.
– ГАИ тормознула.
Дверь приоткрылась, оставаясь на цепочке. Заказчик, широкоплечий, лысый как колено, с проницательными злыми глазами, слегка пьяный мужчина лет сорока пяти недоброжелательно оглядел проститутку и охранника. Через полуоткрытую дверь на цепочке протянул девушке шесть пятидесятидолларовых бумажек.
– Передай ему, – потребовал он у проститутки.
Та, удивленная таким обхождением, передала сопровождавшему деньги.
– Пускай бугай валит, – прорычал клиент.
Охранник улыбнулся, просмотрел бумажки на свет, кивнул:
– Спасибо.
И направился вниз.
Хозяин квартиры закрыл дверь. Звякнул цепочкой. Потом открыл. Резким движением вдернул девушку в прихожую и захлопнул дверь.
– Да осторожнее, – вскрикнула она.
Хватка у клиента оказалась медвежья. В руке он держал пистолет. Девушка испуганно посмотрела на оружие.
– Стой тихо, – прошипел клиент.
Он засунул пистолет за пояс джинсов – единственной одежды на нем. Пробежал руками по платью проститутки. Вырвал сумочку из ее рук. Вытряхнул содержимое на столик в прихожей. Прощупал сумку. Отбросил. С облегчением вздохнул.
– Львенок, а у тебя все дома? – переведя дыхание, спросила гостья. – Как с головой-то?
– Ты работать приехала? Или баллон катить?
– Фи, – поджала губки проститутка.
Уже спокойно, без эмоций хозяин квартиры оглядел ее с ног до головы. И остался доволен.
– Проходи.
Она сгребла разбросанное содержимое в сумочку. Прошла в комнату. Плюхнулась с размаху на диван.
– Львенок, дай девушке выпить, – капризно произнесла она.
– Какой я тебе львенок?
– А ты мне нравишься. Все, кто мне нравится, – это львята.
– Кончай балабонить!
– Ну и ладно.
Она встала. Стянула платье. Бюстгальтер на ней отсутствовал. Большие груди выглядели очень аппетитно.
– Так-то лучше. – Он сел рядом с ней на диван.
Она потянулась за сумочкой. Вытащила зеркальце и помаду.
– Сейчас. – Она быстро подвела губы.
Он потянулся к ней. Провел рукой по груди. Помял, задышав чаще, набухшие соски.
– Сейчас, – прошептала она. – Дай положу.
Она встала. Положила сумочку на стол.
– Секунду.
Она обернулась к хозяину квартиры, в пальцах сжимая футляр от помады.
Мужчина все понял. Он попытался дернуться, бросился вперед.
И в лицо ударила струя. Футляр был не чем иным, как однозарядным газовым баллончиком.
– Ах ты. – Он встал, шагнул ей навстречу.
И рухнул на колени.
– Дурак ты, а не львенок, – усмехнулась женщина, натягивая платье.
Она подошла к хозяину квартиры, пнула его ногой.
Мужчина не терял сознания. Его спрыснули качественной дрянью. Такую не купишь ни за какие деньги. Тело стало бесчувственным и не подчинялось приказам. Это как паралич.
Девушка два раза включила и выключила свет. И направилась к дверям.
Вскоре в квартире возникли трое. Двухметровый, угрожающего вида, но не лишенный привлекательности верзила и двое парней с ним.
– Ну что, Александр Михайлович Хорунжий, – улыбнулся старший, нагибаясь над распростертым телом и не ожидая ответа.
Медведь, он же подполковник милиции Олег Денисов, поглядел в глаза пленника, жившие своей жизнью. В них плескался страх.
– Вот и встретились… Забирайте, ребята, – кинул он своим помощникам.
Парни сноровисто одели тело. Подняли его, как пьяного.
– Спасибо, Вика. Отлично сработала, – кивнул Денисов девушке.
– Понадоблюсь – обращайтесь, – усмехнулась она.
В это время Натаха, настоящая работница фирмы «Медея», вместе с сопровождающими безуспешно пыталась втолковать что-то прилипчивым ментам, которые в «рафике» задавали идиотские вопросы. Она уже поняла, что триста долларов, из которых она получила бы треть, накрылись медным тазом и о них пора забыть.
А ее несостоявшегося клиента Хорунжего тем временем бойцы «Пирамиды» усадили в машину. И повезли на неприятное свидание с собственным прошлым…
Наконец, в «рафик» заглянул гаишник и сказал:
– Все нормально. Машина в розыске не зна-чится.
– Ладно. – Прилипчивый оперативник угрозыска протянул Натахе паспорт. – Возвращаю. Без извинений.
Она схватила паспорт.
– И чтоб я тебя больше не видел. Катись в свое родное Иваново.
– Обязательно. – Она как ошпаренная выскочила из «рафика».
До заказчика на Ленинский проспект они все-таки добрались. Но на звонок никто не ответил.
– Не дождались нас! – разочарованно произнес охранник.
– Менты клятые, чтоб им на портупее повеситься! – с чувством воскликнула Натаха.
Влад прижался головой к Настиному плечу и прикрыл глаза. В окно светило ласковое солнце. Такая квартира – солнце появляется в окне по утрам и не дает выспаться. От него плохо защищают тонкие шторы. Хорошо бы, конечно, купить тяжелые портьеры, но они смешно смотрелись бы в малогабаритной двухкомнатной квартирке.
Настя пошевелилась и приоткрыла глаза. Она повернулась к Владу. Поцеловала его в губы.
– Сколько времени? – прошептала она.
– Одиннадцатый час.
– Это просто кошмар, – без всякого раскаяния произнесла она.
– Распустились, – согласился он. – Ложимся в три. Встаем в двенадцать.
– Как «новые русские».
– Как бандиты. Это у них жизнь по ночам.
– В кабаках.
– В стриптиз-барах.
– Значит, нам стриптиз-баров не хватает… Это никуда не годится. – Она притянула к себе голову Влада. Их губы вновь соединились.
И все куда-то поплыло. Стало незначительным. Все в мире сошлось в одной точке, в которой переплелись их тела.
– Я тебя люблю, – наконец прошептал Влад.
– Я тебя люблю, – прошептала Настя.
– Все это ерунда, – покачал головой Влад. – Слова – чего они стоят? Как ими выразить все?
– И не надо. Мы же все понимаем.
Владу хотелось и плакать, и смеяться. Мир для него играл всеми красками. Он весь сиял радостью. Он был наполнен Настей, с которой полгода назад обвенчались, как положено православным, в церкви. Полгода пролетели как один миг. Их чувства нисколько не поблекли. Не потускнели. Только стали глубже. Серьезнее. И чище.
Влад был счастлив. И он заслужил это счастье. Оплатил его всей своей жизнью – годами войны, штурмом Грозного, когда над городом плыл страшный запах горелого мяса и жженого машинного масла, рейдами в Таджикистан и засадами в Афгане. Он прошел сквозь огонь, воду и медные трубы, чтобы вызволить Настю из беды. Почти год минул с того момента, как ее похитили преступники, работавшие на мощную мрачную структуру «Синдикат», в которой слились в едином порыве олигархические, властные и преступные силы России. Настю держали в тюрьме для тех, у кого изымали внутренние органы. И Влад со своими друзьями тараном врывался в логово врага, переворачивал все вверх дном. И достиг того, что дается в жизни немногим, – спас свою любимую женщину. Великое счастье настоящего мужчины.
Прошлогодняя война с «Синдикатом» стала первым делом Влада Абросимова в «Пирамиде». Там же ему вернули забытый позывной, который носил капитан воздушно-десантных войск Абросимов. Он снова стал Русичем. После этого ему приходилось участвовать еще в двух силовых акциях. И жить странной жизнью, не принадлежать себе. Менять имена. Квартиры. Ежесекундно ждать выстрела снайпера или взрыва.
– Давай вообще не будем вставать, – улыбнулся Влад. – Так и останемся в постели…
– Пока не умрем с голоду, – поддакнула Настя.
– Вот ты все принижаешь.
– Почему принижаю? Я тут испанское блюдо освоила…
Самое неприятное, что Настю сдернули с места. Ей тоже пришлось менять фамилии, паспорта. Считалось – и не без оснований, – что осколки «Синдиката» действуют по сию пору. И бандиты попытаются через Настю выйти на Влада, а затем и на «Пирамиду». Так что вместе с мужем она, блестящий математик, светлая голова, начинающий ученый, должна вести непонятную, потустороннюю жизнь, жертвовать любимой работой.
Впрочем, в углу стоял мощный компьютер, с помощью которого она продиралась через темные дебри математических абстракций. Остальное время, пока Влад бывал в отлучках, она занимала себя тщательным, постепенным, по страницам и главам осваиванием кулинарной книги. Настя принадлежала к тем, у кого получается в жизни все, и лишь на оценку «отлично». Такие люди имеют врожденное чувство гармонии и приводят окружающую среду в соответствие с этим чувством. И готовила она прекрасно.
– Разжирею, стану тучным, противным, ни на что не годным, – притворно горько вздохнул Влад.
– Ну да. По три часа в день гимнастикой заниматься – не разжиреешь.
– Твоя правда… Но сначала я хочу съесть тебя. – Он зарычал и утонул лицом в ее пышных волосах.
Все грозило начаться снова. И тут на столе затренькал сотовый телефон.
– В окно его, – потребовала Настя.
– В окно! – кивнул Влад.
– И не доставать.
– И не доставать! – кивнул он. – Я бы рад. Но…
Она погрустнела. Отпустила его. Она все понимала.
Влад вынырнул из-под одеяла. Повел резко руками, так что заиграли рельефные мускулы. Когда-то он отрастил бороду и походил на эдакого русского витязя, высокого, мощного, но вместе с тем быстрого и грациозного в движениях. С бородой пришлось расстаться.
Он подошел к столу. Взял телефон. Нажал на кнопку.
– Слушаю…
– Цех? – послышался голос. – Передай Семенову, что в шестом трубу прорвало. Ключ – девять на двенадцать.
– Друг, – возмутился Влад. – Ты научись сперва номер нормально набирать.
– А чего?
– Это квартира.
– Квартира, – недовольно пробурчали на другом конце. – А мне цех нужен…
Отбой.
– Что? – спросила Настя.
– Надо ехать.
– Позавтракать успеешь?
– Да. Полчаса на сборы.
– Встаем. – Она откинула одеяло и поднялась – прекрасная, изящная, щемяще светлая.
Та галиматья, которую наговорили по телефону, на самом деле имела смысл. Звонил связник. И шифр означал, что Русичу необходимо явиться в «Зоопарк». Это учреждение не имело клеток и вольеров. Оно было предназначено для другого.
Секретарша была молодая, длинная, красивая, холодная как лед. Она печатала что-то одним пальцем на пишущей машинке «Оливетти», подолгу ища нужные буквы. Чувствовалось, что владеет она машинописью не намного лучше, чем, к примеру, искусством кораблевождения.
Амаров прекрасно знал, для чего служат такие секретарши. Уж, конечно, не для печатания приказов и организации совещаний. У них одно предназначение – быть у хозяина под рукой. Достаточно боссу нажать пальцем с бриллиантовой печаткой на кнопку, и через минуту можно раскладывать девицу – хоть на начальственном столе, хоть на диванчике в комнате отдыха – это уж дело вкуса. А может и обслужить прямо в кресле, встав на колени, чтобы не отрывать от телефонных разговоров и работы на компьютере.
Амаров презирал все это. Он вообще с пренебрежением относился к хозяевам подобных кабинетов, а вместе с ними и к хозяевам всей этой заложенной задарма, проданной по дешевке страны. Эти люди привыкли мешать все – личное и деловое, чужой карман и свой. Это и хорошо, ему, Амарову, легче. Но все равно противно.
– Вас ждут, – отодвигая от себя ненавистную пишущую машинку, неживым голосом произнесла секретарша.
– Ай спасибо, дочка, – закивал азербайджанец, улыбаясь доброжелательно и немного суетливо.
Морщинистое приятное, доброе лицо, быстрые движения, широкая улыбка, легкий акцент в речи – Амаров делал все, чтобы выглядеть немножко примитивным, недалеким, обаятельным, не лишенным юмора, безвредным мужчиной с Кавказа. Эдакая душа нараспашку. Последнюю рубаху готов отдать ради показухи. «Мой дом – твой дом… ты теперь мне как брат…» – и прочее. Срабатывало безотказно. Многие и считали его таким, каким он хотел казаться. Те, кто сталкивался с ним ближе, знали и цену всем этим маскам, которые он менял, как ему заблагорассудится.
– На, красавица. Мужа тебе хорошего. Чтобы ты в норке и на «Мерседесе» ездила. Ай, хорошая, – покачал он головой и протянул девушке французские духи.
Секретарша наконец расплылась в улыбке. Она разбиралась в дорогих духах. И этот человек ей понравился, хотя, сидя в приемной, за полгода она уже научилась воспринимать людей как никчемных просителей, существ куда ниже, чем она сама и ее шеф.
Амаров вошел в длинный, просторный, обшитый дубом кабинет. Когда-то в нем работал второй секретарь обкома КПСС. Здесь все подчеркивало магию власти. Еще в те времена в первый раз Амаров побывал в этом кабинете. Ту власть можно было не любить, относиться к ней как угодно, но это действительно была власть. Она возвышалась над окружающими, как снежный горный пик. Ее атрибуты все воспринимали с должной серьезностью – и машины с флажками, и старомодную массивную мебель, и тяжелые портьеры, и телефоны с гербами, и депутатские значки в лацканах дорогих пиджаков, и многое другое. Теперь в кресле важно восседал сопливый очкарик с хитрой физиономией, из тех, кого в прошлые времена Амаров не пустил бы дальше прихожей – в доме его много серебра, а после таких гостей вилок недосчитаешься. И надо же – вице-губернатор!
Азербайджанец подавил нахлынувшее раздражение и придал лицу еще более доброжелательное, слегка приниженное выражение. Он поклонился.
– Здравствуйте, Яков Абрамович.
Вице-губернатор Яков Гопман, не вставая с места, мазанул по посетителю рассеянным взглядом и небрежно кивнул на стул.
– Ну, чего там? – осведомился он, не отвечая на приветствие.
– С просьбой нижайшей, Яков Абрамович. – Амаров скромно примостился на краешек стула, на колени положил потертую папку из натуральной кожи.
– Ясное дело, не с бананами. У всех просьбы. – Гопман поправил модный галстук. Этому худощавому дерганому человеку едва стукнул тридцатник, и все в нем выдавало натуру прохиндейскую.
– В Красноармейском районе города колхозный рынок реконструировать пора. Когда уже собирались – и что сделано?
– Ну…
– О народе надо позаботиться. Чтобы картошка была. Зелень-мелень продавали. Салат-малат. Людям хорошо будет. Всем хорошо.
– Ясно. Ты его и собираешься открывать. – Вице-губернатор напрягся. Уж в чем в чем, а в рынках он знал толк. Недаром в молодости имел одиннадцать приводов за мелкую спекуляцию. Впрочем, ныне это не возбраняется. Его добрый приятель, известный курчавый молодой реформатор и вице-премьер Неменов, имел не меньше приводов за карточные игры, и хуже ему от этого не стало.
– Не я. Фирма «Гянджа». Хорошие люди там. Честные. И районная администрация согласна. Никто лучше не сделает. Клянусь.
– Хлебом? – спросил Гопман.
– Что хлебом?
– Хлебом ваши клянутся.
Азербайджанец закивал, стараясь не смотреть в глаза хозяину кабинета, боясь выдать истинные чувства.
– Моя подпись нужна, да?
– Нужна, – потупился Амаров.
– Значит, рынок… Отношения, кстати, сейчас тоже рыночные.
– Мы согласны. Мы никого не обижаем.
– Короче, оглы, сколько?
– Сто пятьдесят.
– Рублей? – насмешливо спросил вице-губернатор.
– Тысяч.
– Карбованцев?
– Шекелей…
– Шутка… Мы не продаемся. Это тебе не твои горы, оглы. Это тебе Россия… В общем, решим.
– Братом будете.
– Родственничек, ха… Мне тещи хватает. Значит, сто семьдесят…
Вице-губернатор хапал открыто, не стесняясь. Нагл беспредельно. Из команды молодых. Нрав для своей нации он имел нетипичный – несдержанный, безоглядный, – тащил сколько мог, не слишком задумываясь о последствиях. Сейчас главная его задача – сбить аукционную цену на нефтеперерабатывающий завод на севере области. Тут он работал с губернатором на пару, и основная доля прибыли шла старшему по должности.
– Давай, оглы, – произнес вице-губернатор.
Амаров протянул папку с документами.
– Посмотрю на досуге.
– Ай, молодец, – закачал головой азербайджанец. – Президентом станете.
– Да уж, – махнул рукой вице-губернатор, но на миг призадумался. А почему бы и нет? Когда его пинали бэхээсэсники, мог он представить, что будет принимать людей в кабинете второго секретаря обкома? Ох, получить бы эту дерьмовую страну – вот бы развернулся. Динозавры от власти скоро передохнут. И настанет время «младореформаторов» – недаром об этом телевизионщики до хрипа визжат.
Пятясь задом и кланяясь, азербайджанец вышел из кабинета. Он остался доволен. Подпись вице-губернатора обеспечена. Да еще этот хлыщ Гопман крепко попадется на крючок. И появится у Амарова еще один рынок. Он станет плацдармом в Красноармейском районе. Можно потихоньку начать прибирать окрестности. Кровь прольется, стрельба начнется, но это не страшно. Там нет ни одной мало-мальски серьезной бригады, способной противостоять общине.
– Береги, дочка, своего начальника, – сказал на выходе Амаров секретарше. – Хороший человек… Полезный человек…
Медведь и Русич расположились в глубоких кожаных креслах перед экраном телевизора. Зеленел огонек на видеомагнитофоне.
Встреча происходила в просторном кабинете, заставленном старинной мебелью – красное дерево с золотом. Стены украшали многочисленные картины в тяжелых золотых рамах, на всех без исключения – звери, рыбки, цветочки. Не то чтобы хозяева этого заведения испытывали такую слабость к флоре и фауне. Просто это помещение принадлежало Всероссийскому экологическому фонду – невнятной организации, которая арендовала двухэтажный особняк на Каширском шоссе. На самом деле это была одна из наиболее засекреченных штаб-квартир «Пирамиды», куда допускались наиболее проверенные люди. Местечко это они прозвали «Зоопарком».
Фонд служил неплохой «крышей» для ряда операций. Его сотрудники могли шататься свободно по России и всему миру. Через него перекидывались «благотворительные» деньги…
Как ни странно, «крыша» эта оказалась надежной. Время от времени «Пирамида» теряла людей, позиции, базы. Особый ущерб был после прошлогодней бойни с «Синдикатом» и последовавшего за ним наступления по всему фронту со стороны силовых структур. Но Фонд остался неприкосновенным, никому не известным. Обычно здесь проводились наиболее важные встречи верхушки «Пирамиды». Чужим сюда дорога заказана.
– Он попал в наше поле зрения полгода назад, когда мы работали по чеченским взрывникам. Прошла информация, что он поставляет спецов высокого уровня бандюганам и террористам, – пояснил Медведь. – Находит бывших бойцов спецподразделений, сотрудников госбезопасности, оказавшихся не у дел, выброшенных на улицу. И пристраивает в хорошие руки. Эдакий благотворительный ветеранский фонд.
– Знакомое лицо… Дай вспомнить, – произнес Влад.
– Не напрягайся. Побереги силы. Это Хорунжий Александр Михайлович. Подполковник госбезопасности в запасе. Работал в КГБ. Сначала в контрразведке. Потом в антитеррористической группе. Затем во внешней разведке. Три боевых ордена.
– Черт! Таджикистан! Караван с героином!
– Точно. Он был инициатором операции.
– Глянь, как жизнь разводит всех.
– По разным окопам… Опер был отличный. С несостоявшейся карьерой. С неутоленными амбициями.
– Результат – переход на сторону врага. – Влад вспомнил все разом. Рев «Шмеля». Пылающий героин – разлетались пылью миллионы долларов. И алчное сожаление в глазах подполковника внешней разведки… Скорее всего, все началось у него с вопроса: почему я должен отдавать все для государства, которое не отвечает мне взаимностью? Протяни руку – и вот они, «зеленые» счета с шестью нулями… Нужно только протянуть руку. Всего лишь протянуть руку. Только тогда уже не будет дороги назад. И ты становишься предателем, мразью…
– Это уже не тот человек, что раньше, – произнес Медведь. – Это его жалкое отражение в кривом зеркале. Подозрительный, боящийся своей тени, он скрывался по съемным квартирам. Сильно пил. Не расставался с пистолетом. Взять его – целая проблема.
– Но взяли.
– Не то что взяли. Изъяли – аккуратно и без шума. Мы поставили на прослушку его телефон. Засекли звонок в интимную контору, где он заказал проститутку. Сумели задержать машину с дамой легкого поведения. И подставили ему свою девушку.
– Твоя задумка?
– Не спорю, мое авторство… Теперь слушай внимательно.
Денисов нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и застывшие на экране фигуры пришли в движение. Пошла видеозапись допроса задержанного, который производил Медведь.
– Я думал, ты уже подох. Сколько мы не виделись? Семь лет? – скривился Хорунжий.
– Шесть, – сказал Денисов.
– Много. Такие психи, как ты, долго не живут.
– У меня дела есть на этой земле. Важные.
– Важные, – усмехнулся Хорунжий.
– Александр, ты считался приличным опером. Солдатом государевым. Ты взламывал моджахедские крепости. Москитов кормил в джунглях. Ты служил не за страх, а за совесть. И теперь превратился в трясущуюся мокрицу. И за бабки помогаешь убивать русских людей.
– Моджахеды, – усмехнулся Хорунжий. – Москиты… Помнишь Верещагина из «Белого солнца пустыни»? «Была у меня таможня, были контрабандисты». Было государство. Была служба. Все в прошлом. Нет страны. Твой любимый русский народ, о котором ты всю жизнь пекся, за засохшую жвачку ее загнал. Все наши военные секреты янки с фрицами расхватали, как горячие пирожки, – по пять копеек. И мы врагам жопы лижем. Нет, Денисов, командные игры во славу СССР в прошлом. В сегодняшней дьявольской игре каждый за себя.
– Или каждый за всех.
– Только не я, – покачал головой Хорунжий и потянулся к пластмассовой бутылке с кока-колой. – Ох, Денисов. Никогда бы ты меня не взял.
– Но взял же.
– Расслабился я на секунду. – Хорунжий жадно ополовинил пол-литровую бутылочку. – А ты все на государство работаешь? Из доблестного десанта ты выбыл. Куда приткнулся? К Федеральному агентству государственной безопасности – этой пуговице от ширинки КГБ!
– Угадал ведь, – соврал, не задумавшись, Денисов.
– От меня чего хотите? Шпионов боитесь беспокоить – у них у всех лапа волосатая в Кремле, так за бывших сотрудников взялись?
– Не прибедняйся, Сашок. Орлы, которых ты бандюкам поставляешь, по всей Руси мины ставят.
– У тебя и доказательства есть?
– Что я слышу, Саша? Кому в таких подвалах нужны доказательства? Ты не в следственном изоляторе. И ни по каким документам не проходишь. Ты отставной военный, который за пенсией уже год не заглядывает. Без родных и близких. Тебя никто не хватится. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься.
– Поэтому не томи. Рассказывай все благодарному слушателю.
– Нечего рассказывать.
– Саша, ты не в курсе, что есть способы развязать языки кому угодно? Не трать свое и чужое время. Все уже решено… Кроме того, сам же утверждаешь – каждый за себя.
– А потом что? Суд? И я – козел отпущения?
– Какой суд? Ты нам пригодишься.
– Ага. – Пленный задумался…
Денисов включил перемотку и сказал Владу:
– Дальше – минуты горького раздумья. Конечно, он раскололся. Понял, что чудить нечего.
Лента вращалась. На панели видеомагнитофона мелькали цифры.
– Там он рассказывает о том, куда и каких спецов отправлял. Память у него отличная. Список длинный. На три часа хватило его… Вот то, что нам нужно.
На экране все те же – Медведь и пленник.
Каждое движение, каждый вздох Хорунжего контролировался датчиками стресса – попросту детектора лжи. Комната для допросов была напичкана аппаратурой. Она незаметно считывала электромагнитные составляющие биополя подконтрольного объекта, инфракрасные излучения, идущие от него, другие характеристики. Даже в стулья установлены датчики, реагирующие на вибрацию тела человека, которая тоже отражает эмоциональное состояние. Стандартный детектор лжи считывает только реакцию человека на прямой вопрос. Сложная система, которую заполучила «Пирамида» в одном закрытом, оставшемся без финансирования ВНИИ, оценивала эмоциональное состояние объекта в процессе обычной беседы. Программа позволяла почти со стопроцентной вероятностью ответить на вопрос: можно ли доверять человеку? Такого в мире не мог сделать никто. Американцы, считающиеся признанными лидерами в этой области, только подбирались к подобным методикам и нащупывали тропинки. Эта система позволила выявить нескольких агентов, которых пытались внедрить в «Пирамиду». В верхней части экрана телевизора изображение сопровождал красный график, позволявший определить реакции допрашиваемого на вопросы.
– Последний заказ еще не выполнил, – сказал Хорунжий. – Должен направить человека на днях.
– Что за заказ?
– От вора в законе Бандеры.
– Бандера, – прищелкнул пальцами Медведь. – Где он сейчас?
– В Болотникове.
– Это где?
– Семиозерская область.
– Чего он там делает?
– Команду крутую собирает.
– Воевать собрался?
– Похоже на то.
Денисов выключил видеомагнитофон и повернулся к Владу.
– Ну чего, Русич?
– Занятная история.
– Обратил внимание – Семиозерск.
– Никогда не был.
– Побываешь, – многообещающе произнес Медведь. – Интересные дела там начинаются…
– Что, заброска в тыл противника? – посмотрел на него выжидательно Влад.
– А ты против? – хмыкнул Медведь и изрек очередную десантную мудрость, он был их кладезем: – Десантник – человек свободный. Куда пошлют, туда он и захочет.
Большие бронзовые антикварные часы на стене стучали так, будто жадно клацали железными зубами. И на улице невероятно шумно.
Люда Кош приоткрыла глаза, и по ним резанул свет. Она скосила взгляд. Рядом расположилось нечто большое, противное, от чего исходила дурная энергия. Весь мир казался каким-то не таким, неуютным. В нем стало тесно и опасно.
Все здесь ополчилось против нее – звуки, запахи, свет!
Она застонала. Приподнялась. Встряхнула головой. И начала быстро возвращаться на круги своя. Все приходило в норму. Голова была ясной и пустой. На душе полегчало.
Рядом лежал Жиган. Давно и хорошо знакомая цыганская морда, а не какое-то выброшенное на берег морское чудовище, как показалось сначала.
Это все его таблетки. Чудо, а не таблетки. После марихуаны чувствуешь себя опустошенной. После кокаина на душе так бермудно, что жить не хочется. А тут – пара минут, чтобы прийти в себя, и ты как новенькая.
– Вставай, мальчишечка. – Она весело ткнула Жигана в бок.
Тот замычал и заворочался.
– Вставай, Жиган. – Она потерлась обнаженными грудями о его спину.
– Что? – пробурчал он, не открывая глаз. – Сколько времени?
– Седьмой час.
– У тебя крыша съехала? До трех же кувыркались!
Она прикрыла глаза. Точно, до трех часов ночи они предавались любовным утехам. Это было непередаваемо. Она обитала одной ногой в этом мире, где ею овладевал Жиган, а другой ногой в тех загадочных пространствах, куда забросили ее таблетки.
– Жиган, ты мужик или кто?
– Или кто, – пробурчал он.
– Уж не из тех ли? Не цветной?
Жиган разогнулся как пружина. Резко потянулся к ней, цепкими пальцами сжал ее горло.
– Ты, шлюха! Еще такое вякнешь – твою башку тупую в унитаз спущу!
Люда захрипела, пытаясь оторвать руки Жигана.
Он отпустил ее. Она закашлялась.
– Ох…л? – выдавила она.
– Я предупредил.
– Я пошутила. А ты…
– Ладно. Пока проехали.
– Крутой ты, Жиган. Я балдею от таких. – Она потянулась к нему. Атаковала с пугающим неистовством, так что итальянская широкая кровать грозила рухнуть от разрушительной энергии бурно сплетающихся тел.
Когда все закончилось, Люда не могла успокоиться. Энергия ее так и не нашла до конца выхода.
Не одеваясь, она отправилась на кухню. И провозилась там несколько минут.
– Завтрак. – Она извлекла из микроволновки готовые полуфабрикаты. Сегодня она разрешила не приходить хохлушке, работавшей у нее прислугой. Так что пришлось самой лезть в холодильник и в печку.
Жиган без особого аппетита съел завтрак – прямо в постели. Выпил чашку кофе.
– Завтра уезжаю, – уведомил он, кладя поднос на столик на колесиках.
– Куда?
– К себе. В Семиозерск.
– С хрена ли?
– Дела.
– Дела, дела. Зае…ли все эти дела. У меня тоже дела. Перед пиплом сегодня придется под фанеру всю ночь в «Распутине» корячиться.
– А чего, не нравится?
– Я же актриса.
– Еще скажи, что живешь для публики.
– Я актриса! – хлопнула ладошкой по постели Люда Кош.
– Актриса, актриса.
– И нечего здесь.
– Чего раскудахталась?
– Может, из-за того, что ты уезжаешь.
– Из-за меня? Или из-за «елочки»?
– Ну ты же оставишь мне ее?
– Вот. – Он потянулся к «дипломату», стоявшему рядом с кроватью. Вытащил из тайника несколько таблеток.
– Это что? – возмутилась Люда. – Мало!
– Хватит. Излишества – враг здоровья, Лю-дочка.
– Жиганчик, ты же ничего не понимаешь. Это не как наркотик. Это как успокаивающее. Я же хорошо себя чувствую. Это же не героин сраный.
– Хватит тебе. Через недельку прилечу снова. А потом у тебя гастроли в Семиозерске.
– Ну да. В вашем сраном Семиозерске. На хрена мне ваша дыра?
– У тебя там масса поклонников. «Эти милые кудряшки снятся по ночам». Ломовой хит. Все тинейджеры прутся!
– Правда так думаешь? – Она погладила его ладонью по щеке.
– Правда, – нахально соврал он.
– Ну дай еще таблеточек, Жиганчик! Пожалуйста!
– Закрути вентиль. А то вообще ничего не получишь!
– Ах ты… – Она хотела выругаться, но наступила на свои разболтанные нервы острым каблуком. Ничего, когда-нибудь она сочтется с Жиганом. За кого он ее принимает, бандит с большой дороги?! Она – актриса! А у него – как он сам сказал – институт имени Воровского, факультет карманной тяги…
– «За прошедшие сутки в столкновениях с боевиками на территории Чеченской Республики погибло четверо военнослужащих федеральных войск. Уничтожено более двадцати боевиков. Продолжается освобождение горных территорий республики от бандформирований», – зачитал теледиктор сводку с южного фронта.
Влад завороженно смотрел на экран, по которому в пыли ползли боевые машины пехоты, а вдали виднелись хорошо знакомые развалины трижды проклятого города, собравшего обильную кровавую жатву с русского народа. Каждая улица там знакома. Каждое название саднит ранами в его душе. Площадь Секунда – там снайпер ранил капитана внутренних войск, а потом начал методично отстреливать бросившихся к командиру на помощь солдатиков – ловля на живца, любимый бандитский прием. Каким-то чудом Влад поймал силуэт в оптику эсвэдэшки и нажал на спуск, отправив черную душу моджахеда в ад. А вон пошли кадры – центр города, так и не восстановленный до конца. Здесь в здании Федерального агентства госбезопасности Влад и несколько офицеров со скудным боекомплектом ждали штурма осенью девяносто шестого, понимая отлично, что бой будет неравным – на них перла орда обкуренных зверей… Улица Ленина – там по их боевой машине десанта жахнули с крыши разрушенной пятиэтажки из гранатомета. Хорошо, все бойцы успели соскочить с брони и рассредоточиться. Уйти боевику не удалось… Пыль на зубах. Духота. Или холод южной полузимы-полуосени, которая продирает похлеще российских морозов. Вот что такое Чечня. А еще – запах горелого мяса. Бесформенные, похожие на тюки трупы. И тучи стервятников в голубом небе – спутники жарких боев в горах…
Какое-то странное состояние испытывал Влад, глядя на эти кадры. Когда после фантастического предательства властей русские солдаты бежали из Чечни, Влад обмолвился – мы вернемся… Он оказался прав. Чеченский котел взорвался. Бандитам было тесно в границах мятежной республики. Они двинули дальше, еще не понимая, что власть в России уже не та. И просчитались. Просчитались жестоко, бесповоротно.
– Чего смотришь с тоской в глазах, братушка? – спросил Медведь-Денисов, ставя на стол чашку с кофе. Вытащил из бара коньяк. Здесь всегда держали хороший коньяк на случай приезда Гермеса – генерала госбезопасности Богданова, отца-основателя «Пирамиды». Гермес не мог без небольших доз коньяка. Для него маленькие глоточки божественного напитка из серебряной рюмки – это ритуал.
– Вспоминаю, как мы уходили оттуда. И как мне хотелось вернуться, – произнес Влад.
– Теперь это не наша война. У нас другой фронт, – сказал Медведь.
– Не наша… И не нашего полка…
Действительно, прошлую чеченскую кампанию вытянул родной полк специального назначения ВДВ. На их плечи легло все – диверсионная работа, разведка вплоть до батальонной, сопровождение колонн. А когда доведенная до полной разрухи за последние годы пехота замирала перед наводненными боевиками населенными пунктами, на прорыв шли десантники и спецназ внутренних войск, порой вопреки всем нормативам, перли на находящегося в укреплениях противника, имея не научно обоснованный трехкратный перевес в живой силе, а, наоборот, уступая боевикам… И проходили там, где пройти невозможно, глушили хваленых, прославленных российскими журналистами бандитов, как рыбу в проруби. И гибли, хотя благодаря отличной выучке потери были куда меньше, чем у других частей, когда по пьяному делу палят друг в друга, а не во врага.