Покоренные судьбой E-Book

Кора Рейли

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Love & Mafia
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 551

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Амо — будущий глава Нью-Йоркского мафиозного клана. Грета — дочь мафиози из Лас-Вегаса. Как быть, когда твоя родственная душа — запретный плод? Как быть, когда судьба ведет себя куда более жестоко, чем самый хладнокровный бандит? На что готовы наследники мафиозных организаций ради своих чувств? Или все же долг превыше всего?

Leseprobe

Кора Рейли Покоренные судьбой

© 2022 Cora Reilly

© А. Белякова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Предупреждение о триггерах

Убедительная просьба не читать, если хотите избежать спойлеров.

В книге поднимаются мрачные и болезненные темы, которые могут сильно повлиять на некоторых читателей: пытки, чрезмерное описание насилия, бесплодие, измена, смерть, жестокое обращение с животными.

Глава 1

Грета

Двенадцать лет

Я была обычной маленькой девочкой, одетой в любимую пачку, когда вдруг осознала, что мужчины в моей семье подобны монстрам из фильмов ужасов, которые так любил смотреть Невио.

И тогда часть моего сердца разбилась.

* * *

Послышались крики и смех, заполнившие задний двор. И от запаха древесного угля у меня зачесался нос.

Мама мигом поймала мой взгляд. Она лежала, растянувшись на шезлонге возле огромного бассейна, в котором мой брат-близнец Невио и кузены Алессио и Массимо устроили водяную битву с сыном Фабиано – Дэвидом и дядей Савио. Женщины семейства отдыхали в шезлонгах, попивая напитки. Только Аврора, будучи на три года младше меня, стояла у края бассейна и наблюдала за сражением, словно подумывала присоединиться к битве.

Я же расположилась во внутреннем дворике, нуждаясь в уединении, но даже отсюда были слышны крики и смех. Казалось, день никогда не закончится. Он был полон подарков, поздравительных песен, объятий и торта, поскольку мы с Невио праздновали наш двенадцатый день рождения.

Будь это только мой день рождения, я бы его вообще не праздновала. Но я разделяла его вместе с Невио, поэтому стоически выдерживала веселье.

Одарив маму извиняющейся улыбкой, встала со стула. Она кивнула, отчего несколько прядей ее светлых волос выбились из небрежного пучка. Мама знала, что мне нужно уйти и провести остаток вечера в тишине комнаты. Я огляделась в поисках папы, чтобы по традиции пожелать ему спокойной ночи. И нашла отца, Нино и Фабиано в общей комнате нашего особняка. Большую часть времени здесь было оживленно. Под крышей жили три семьи, и все всегда собирались именно здесь – как для празднования, так и для споров.

И Фабиано, который был как брат моему отцу и дядям, пусть и не кровным, тоже часто приходил сюда.

Они разговаривали тихо. Я чувствовала – что-то не так. В воздухе витала нервозная энергетика, от которой у меня по коже побежали мурашки. Захотелось спрятаться в темном углу. Папа замолчал, когда заметил меня. На мгновение в его темных глазах – таких же карих, как и у меня, – промелькнул огонек, который я не смогла разобрать, а затем в них появилась нежность.

Я направилась к отцу и обняла за талию:

– Я иду спать.

– Хорошо. – Он поцеловал меня в макушку, прежде чем я отстранилась и одарила Нино и Фабиано натянутой улыбкой, поскольку устала из-за сегодняшней чрезмерной нагрузки, а потом побрела в крыло моей семьи.

Еще пару лет назад мы с Невио жили в одной комнате, но, когда меня захлестывал поток эмоций из-за разнообразных событий, я часто стремилась к абсолютной тишине. В отличие от брата. Его комната представляла собой зону боевых действий, а в моей царили порядок и безупречная чистота.

Однако наши комнаты были соединены дверью, так что мы могли легко захаживать друг к другу.

Несмотря на то, что было всего восемь, я решила поспать. Я чувствовала усталость, поэтому предпочла почитать в постели.

Но около одиннадцати я поняла, что не засну в ближайшее время. Меня переполняли сильные чувства.

На улице стало тише.

Я поднялась с постели и надела любимый белый гимнастический купальник, колготки, пачку и балетные туфли, прежде чем спуститься на первый этаж. Сквозь застекленные двери увидела, что мама, жена Нино – Киара, жена Савио – Джемма и Леона – жена Фабиано все еще разговаривают и пьют вино. Затем подметила какое-то движение, вероятно, углядела других детей.

Я решила проигнорировать балетную комнату в садовом домике. Мне не нравилось танцевать там, когда в саду находилось много людей.

Поэтому я проскользнула в подвал. Папа не хотел, чтобы я туда ходила. Но с тех пор как Невио разгадал код от стальной двери, я часто посещала подвал, когда больше нигде не могла найти уединения.

Я всегда любила темноту. Искала укромные уголки и щели в особняке, чтобы спрятаться, когда мир вокруг становился невыносимым, а звуки и запахи обрушивались на меня подобно лавине, буквально угрожая меня похоронить. Бесчисленными ночами я бродила по туннелям и комнатам под нашим особняком и двумя соседними домами. Один принадлежал Фабиано и его семье, а другой в основном пустовал. Папа купил его, потому что не хотел иметь соседей. Дядя Адамо и его семья жили там, когда приезжали в Лас-Вегас.

Сегодня вечером в подвале что-то изменилось. Моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, и тогда я поняла, что свет исходит откуда-то из дальнего конца коридора. Я двинулась по нему, пока не достигла первого коридора под соседним особняком. Он был освещен.

Я нахмурила брови, когда услышала тихие голоса из-за одной из дверей.

Дальше по коридору послышалось шарканье, будто кто-то волочил обувь по камню, и я метнулась в комнату рядом с камерой. Она тоже оказалась освещена, и, обернувшись, я поняла почему.

Здесь имелось окно во всю стену, выходившее на соседнюю камеру. Папа и Невио находились внутри и, похоже, не видели меня.

Само окно напоминало зеркало Гезелла[1]. Я приблизилась, гадая, что происходит. Волосы Невио еще не высохли, и он был босой.

Дверь в камеру открылась, и вошли Нино и Фабиано, волоча за собой очень высокого, но худого мужчину.

Они положили его на носилки в центре комнаты, а затем надели на него наручники.

– Наслаждайся подарком на день рождения, – сказал Фабиано, покачав головой. Одарил Невио странной улыбкой и удалился.

Невио переводил взгляд с папы на Нино, облизывая губы.

– Подарок?

Я вздрогнула от нетерпеливых ноток в его голосе.

– Ты с ним разберешься, – проговорил папа, указывая на мужчину, который выглядел испуганным, а его широко раскрытые глаза метались между моим братом и отцом.

Невио мрачно рассмеялся, наклонился и вытащил ножи. Он всегда носил два из них в кожаных кобурах на икрах. Без обуви и носков, но зато с оружием.

Я отступила на шаг, мотая головой. Что тут творится?

Невио практически прыгнул на человека на носилках, как кот на раненую мышь, и полоснул лезвиями по его щеке. Раздался крик, и я резко обернулась. Сердце бешено колотилось, перед глазами все расплывалось.

Я бежала не останавливаясь, пока не оказалась в темном коридоре. Дыхание стало затрудненным. Я пыталась осмыслить увиденное, понять смысл всего этого.

Папа подарил Невио человека, с которым надо разобраться…

Я знала, что отца боялись в Лас-Вегасе. Как-никак, а он – дон Каморры, однако всегда старался, чтобы я не знала о его работе слишком много. Поскольку я не посещала школу и не общалась с людьми за пределами нашего мира, никогда не слышала слухов о нем.

Но даже с ограниченными знаниями я могла предположить – папа отдал Невио этого человека, чтобы тот мог причинить ему сильную боль.

Я досчитала до семидесяти пяти, прежде чем прокрасться обратно в камеру, движимая одновременно любопытством и ужасом.

Папа всегда говорил, что мы должны смотреть страху в лицо, иначе тот будет управлять нами.

Поэтому я прошмыгнула в соседнюю комнату. Когда я приблизилась к стеклу, по моей коже вновь побежали мурашки. Невио по-прежнему стоял на коленях рядом с человеком на носилках, но все остальное разительно изменилось.

Кровь покрывала лицо Невио, одежду и пол вокруг него – даже ноги. Тот мужчина представлял собой ужасное месиво, и на первый взгляд мне показалось, что он мертв, но потом его глаза на окровавленном лице с обвисшей кожей открылись. Он скулил.

Невио жестоко улыбнулся и опять принялся орудовать ножом. Раздался душераздирающий крик. Я резко обернулась, прерывисто дыша. Холодный пот выступил на спине, сердце забилось как безумное. Я была уверена, что оно не выдержит.

Мне нужно будет просмотреть одну из медицинских книг в библиотеке. Следует проверить, возможно ли, чтобы у подростка случилась остановка сердца, если нет порока.

– Если ты всегда будешь терять контроль над собой во время пыток, не выбьешь из них никакой полезной информации, – неодобрительно сказал папа.

– И подобный приступ невыносимой боли за такой короткий промежуток времени не приносит столько мучений, как пытки в течение длительного времени, – протянул Нино.

Я вздрогнула.

Мне нужно уйти. И нужно это прекратить.

Мне нужно…

– Что здесь происходит? – Резкий мамин голос пронзил мое ухо.

– О черт, – пробормотал папа.

Я обернулась и обнаружила маму – в той камере. Она выглядела растерянной, но одновременно разъяренной и испуганной. Она уставилась на Невио расширенными голубыми глазами.

Когда я видела ее в последний раз, она была счастливой и навеселе. Теперь все изменилось.

Брат усмехнулся:

– Папа подарил мне самый лучший подарок на день рождения.

Мама сглотнула, на ее лице отразилось недоверие, будто она не могла поверить в увиденное.

Папа подошел к ней, схватил за руку и вытащил из камеры, несмотря на ее сопротивление. Я быстро нырнула под стол, который был придвинут к стене, и забилась в тень, которую он создавал, стараясь казаться как можно меньше.

Мгновение спустя дверь распахнулась и ударилась о каменную стену. Папа втащил маму внутрь. Закрыл дверь и нажал кнопку на панели управления рядом с дверью. Внезапно звуки из соседней камеры прекратились, и я подумала, что Нино и Невио не смогут нас слышать.

Мама вырвалась из рук отца.

– Как ты мог? – закричала она, ее кожа покраснела, а по лицу потекли слезы. – Что с тобой не так?

Я никогда не слышала, чтобы мама повышала голос на отца.

Она начала колотить кулаками по его груди.

– Что. С. Тобой. Не. Так? Как ты мог сделать подобный подарок двенадцатилетнему мальчику?

Папа схватил маму за запястья, выражение его лица было пугающим.

Я оторопела. Я никогда не видела, чтобы родители ссорились. Как и никогда не видела, чтобы мама волновалась. Она всегда была спокойной и понимающей.

– Ты действительно хочешь, чтобы Невио стал таким же испорченным, как и ты?

Мама! У меня перехватило дыхание, и мне пришлось заставить себя оставаться неподвижной.

Отец прижал маму к груди, улыбаясь так, что мое сердце забилось быстрее.

– Ангел мой, пусть ты и слепа к правде. Но я – нет. Возможно, ты не видишь или не хочешь видеть, что наш сын – чудовище. Я не собираюсь превращать его в монстра. Он не в себе, и я пытаюсь усмирить его демона, пока он не начал свирепствовать и вовсю безумствовать. Ради всего святого, посмотри на него.

Тем временем Невио с любопытством водил кончиком лезвия по животу мужчины.

– Прекрати, прекрати сейчас же! – прошептала мама.

Папа долго смотрел на нее, прежде чем его губы сжались в тонкую линию.

– Иди наверх. Я закончу все. На сегодня. Но ты не можешь помешать Невио стать тем, кем он был с момента рождения. Это у него в генах.

– Может, нам нужно обратиться за помощью.

– Мы – его помощь. Ему больше ничего не нужно. А теперь ступай наверх, – прорычал папа.

Он никогда не приказывал маме, и я вздрогнула.

Мама вырвалась из его объятий и выбежала на улицу. Папа резко вздохнул и вышел из комнаты.

Я выползла из-под стола и, шатаясь, поднялась на ноги. Затем поплелась к панели управления и нажала ту же кнопку, что и папа.

Мгновение спустя он появился в соседней камере.

– Представление окончено, – приказал он.

Невио помотал головой, продолжая колоть мужчину ножами.

– Но я еще не закончил. – Его голос звучал так нетерпеливо и… неправильно.

Папа схватил Невио за плечо и рывком поставил на ноги.

– Я сказал, что на сегодня все. И тебе лучше помнить, кто устанавливает законы в этом доме и на Западе.

Невио минуту смотрел на папу, после чего опустил ножи и кивнул.

Нино оттолкнулся от зеркала и похлопал Невио по плечу.

– Тебе нужно научиться останавливаться и контролировать себя.

– Контроль… какая скука, – сказал Невио с усмешкой.

Папа обменялся с Нино загадочным взглядом и покачал головой:

– Ты должен научиться контролировать себя.

– Зачем? Тебе не приходится контролировать себя, будучи доном.

– Верно, но я должен.

Он вытолкнул Невио из комнаты, в то время как Нино подошел к истекающему кровью мужчине.

– Я вернусь. Мы еще в самом начале. – И он последовал за папой и Невио.

Сперва я ничего не делала, только дышала, а затем заставила себя двигаться. Выползла из комнаты и стояла в коридоре, пока не досчитала до пятидесяти пяти, прежде чем почувствовала, что снова способна идти.

Мне следовало вернуться в особняк. Однако я вошла в камеру. Я никогда не чувствовала подобную грусть и отчаяние, чем в те мгновения.

Пол камеры был залит кровью, а ножи и плоскогубцы лежали в луже на полу рядом с тяжелораненым мужчиной на носилках.

Это сотворил мой брат. Папа и Нино показали ему, как надо.

У меня не укладывалось в голове, как люди, которые защищали и любили меня, способны совершить такое.

Я шагнула к мужчине, и он открыл глаза. Один был вытекшим.

Потрескавшиеся, окровавленные губы шевельнулись, и он что-то сказал, но я не смогла разобрать, что именно. Несмотря на панику и тошноту, подступившие к горлу, подошла ближе.

Балетки коснулись крови и впитали ее, когда я замерла рядом с ним.

– Помоги мне, – прохрипел он.

Я забралась на носилки и в ужасе опустилась на колени. Что я могла сделать? Я не в силах помочь ему сбежать. Что, если это навредит моей семье?

Слезы застилали глаза.

Мужчина смотрел умоляюще.

– Помоги мне, пожалуйста. – Он судорожно втянул воздух. – Убей меня.

Я сглотнула и оцепенела.

Он повернул голову к ножам, которые так и не упали на пол.

– Зарежь меня, – умолял он.

Нахмурив брови, спрыгнула на пол и дрожащей рукой потянулась к ножу. Сжала пальцами окровавленную рукоять. Лезвие было покрыто кровью мужчины из-за бесконечных порезов, которые нанес Невио. Я старалась не смотреть на изувеченного мужчину слишком пристально. Не могла вынести доказательства чудовищности моей семьи.

Я уставилась на прозрачную ткань балетной пачки, которая медленно становилась красной от крови.

– Быстрее. Пока они не вернулись, – прохрипел мужчина.

Я посмотрела на его умоляющее лицо, вернее, на то, что от него осталось.

Слезы катились по моим щекам.

– Прояви милосердие, девочка, и убей меня.

Разве убийство может быть милосердным?

Я поклялась никогда не причинять боль ни одному живому существу: не ела мяса, молочных продуктов или яиц.

Но этот мужчина просит меня лишить его жизни.

Мои пальцы сжались на рукояти ножа, но меня словно парализовало.

Затем, несмотря на отвращение, я протянула другую руку и осторожно коснулась плеча мужчины. Я никогда не прикасалась к незнакомым людям. Но этот человек нуждался в утешении, и мне пришлось преодолеть себя. Снова.

– Я не могу. – Язык заплетался. Я убрала руку.

Мужчина попытался перевернуться, но наручники удерживали его на месте. Он застонал и откинулся на спину.

– Тогда дай мне нож. Не заставляй меня страдать.

– Я могу поговорить с отцом. Он пощадит тебя.

Мужчина засмеялся, отчего изо рта у него потекла струйка крови.

– Твой отец и его братья делают такое каждый день. Они пытают людей ради бизнеса и забавы. И не знают пощады.

Я боялась, что это правда – особенно после того, что услышала ранее. Мое сердце билось все быстрее, пульс в висках стал почти невыносимым. В ушах зазвенело. Мне нужна тишина.

И темнота. Мне нужно сладостное забвение.

Уцелевший глаз мужчины расширился. Измученный человек задрожал и заплакал. Он что-то увидел у меня за спиной.

– Грета, – тихо произнес Нино.

Я не обернулась, продолжая смотреть на изуродованное лицо мужчины. Я слушала его отчаянные всхлипывания. Я никогда не испытывала такого ужаса, как он.

Ужаса из-за людей, которых любила всем сердцем.

– Уходи отсюда немедленно, – сказал Нино и шагнул ко мне. – Если ты приблизишься к ней хоть на сантиметр, то пожалеешь, – процедил он совсем другим тоном, обратившись к жертве.

Мужчина зажмурил глаз, его плечи сотрясались от рыданий.

Но я зарыдала сильнее, пока наблюдала за его страданиями.

– Дай мне нож, Грета.

Я крепче сжала рукоять, не сводя взора с мужчины.

Нино потянулся к моей руке, но я оттолкнула его и прижалась спиной к стене. Я тяжело дышала. Нино нахмурился.

Он вскинул руки:

– Я не причиню тебе вреда. Ты знаешь. Отдай мне нож, и вернемся наверх.

Он подошел на шаг ближе, и я подняла лезвие так, что оно уперлось мне под ребра. Я достаточно насмотрелась тренировок по рукопашному бою, чтобы знать – именно сюда целятся, когда хотят убить. Вдобавок я всегда слушала, как Нино объясняет анатомию.

Нино посмотрел на нож и кивнул:

– Хорошо.

– Что, черт возьми, еще такое? – пробормотал папа, который тоже зашел в камеру.

Он замер, когда заметил меня. Суровость исчезла с его лица, а потом выражение стало непостижимым. Слишком много эмоций промелькнуло в его глазах за долю секунды.

Слезы продолжали застилать мне глаза, мое тело сотрясалось.

Папа взглянул на Нино, на нож в моих кулаках. Я целилась в мягкое место под ребрами.

– Что ты делаешь, дорогая? – Голос звучал нежно и ласково. В нем слышалось утешение и любовь. И именно это я и любила.

Он придвинулся ближе, но я сильнее прижала нож к своей груди, и он остановился.

– Что ты видела?

Я посмотрела ему в глаза и сглотнула. Все. Слишком многое. Я промолчала, но он, должно быть, прочитал это в моих глазах. Папа хорошо разбирался в людях.

Он взглянул на Нино. И на мужчину на полу.

– Он заслужил это, понимаешь?

Я всхлипнула, мотая головой. Я не хотела слышать ни слова. Я просто хотела уйти подальше.

И оказаться в темноте и тишине. Но я не могла уйти сейчас, не сделав того, что должна.

Хотя каждое слово, как шрапнель, застревало у меня в горле, я прохрипела:

– Не причиняй ему боли.

– Почему бы тебе не подняться наверх? – Папа протянул руку. И обменялся очередным взглядом с Нино, который переступал с ноги на ногу.

Возможно, они думали, что я ничего не замечаю. Они ошибались. Я видела все, любую мелочь, какой бы незначительной та ни была. В этом и заключалось, как ни парадоксально, и мое спасение сейчас.

Я отступила еще дальше и вжала нож в свою плоть. Острие пронзило кожу, и я застонала, не привыкшая к боли, но готовая выдержать ее.

Нино снова вскинул руки:

– Дорогая, брось нож.

– Прояви милосердие.

Папа коротко взглянул на мужчину, и по его взгляду стало ясно, что он этого не сделает.

Папа никогда не лгал мне, и сейчас тоже не станет.

– Нет. Даже ради тебя. Пока ты не можешь понять.

Мужчина открыл глаз и посмотрел на меня. Он желал смерти.

– Тогда убей его. Только не причиняй ему еще боли.

Папа посмотрел на меня, потом на мужчину и посуровел. Нино покачал головой, похоже, его раздражала вся эта ситуация, ринулся к мужчине, схватил его за голову и сильно повернул.

Я услышала, как сломалась его шея. Свет исчез из его уцелевшего глаза, но вместе с ним исчезли и ужас и мука.

Я с грохотом уронила нож. И папа с Нино посмотрели на меня так, словно я вот-вот сломаюсь.

Я выбежала из комнаты, ускользнув от папы, и помчалась быстрее, чем когда-либо прежде. Я знала коридоры наизусть, даже в темноте, которая окутывала их сейчас. За последние несколько лет я чересчур часто бродила по ним ночью.

Можно сказать, что электрический свет погнался за мной, когда папа и Нино попытались поймать меня и включили лампы, свисающие с низкого потолка. Но я поворачивала за один угол за другим, не сбавляя скорости.

Их крики эхом отдавались в подвале, преследуя меня.

Слезы жгли глаза, ослепляя. Но мне не нужно, чтобы они это видели. Я бежала и бежала, пока не добралась до подвала под особняком Фабиано и не спряталась в кладовке в большой картонной коробке, которая оказалась наполовину заполнена выброшенной одеждой.

Я свернулась калачиком и затаила дыхание.

Я уставилась в темноту, борясь с тошнотой и пытаясь унять шум в ушах.

Вскоре темнота и тишина вступили в силу, пульс замедлился, а гул в ушах стих.

Сладостное забвение.

Глава 2

Грета

В комнате раздавались голоса.

– Чертов бардак, – пробормотал Фабиано.

– Ты можешь себе представить, как она, должно быть, напугана? – сказала Леона с волнением.

У меня защемило сердце. Тогда я поняла, о ком она говорила – обо мне.

Она тревожилась из-за меня, переживала, что я испугалась. Но испугалась ли я? Должна ли?

Из-за папы? Из-за каждого мужчины в моей семье? Из-за родного брата? Я не понимала, что чувствую. В основном я не хотела ничего чувствовать. Я мечтала побыть в темноте и тишине, в полном одиночестве.

– Сомневаюсь, что она только напугана. Когда видишь нечто подобное, это меняет тебя, – сказал Фабиано.

Они не думали, что я здесь, однако я знала код от их части подвала.

Они удалились, вероятно, чтобы помочь родным найти меня.

* * *

Восемь часов спустя – в какой-то момент я начала считать тихое «тук-тук» секундной стрелки наручных часов – мне пришлось покинуть укрытие. Хотелось в туалет, а ноги и спина ныли из-за долгого сидения в скрюченном виде. Когда я убедилась, что осталась одна, то приоткрыла крышку коробки и вылезла.

Кровь на одежде сделала ткань жесткой, но я уже не ощущала медного запаха. Мой нос ничего не чувствовал.

Я поежилась. В подвале было холодно даже в теплое время года. Раньше я этого не замечала, но от холода у меня окоченели пальцы на руках и ногах. Я огляделась в поисках места, где можно было бы облегчиться, но все углы казался мерзкими и пыльными. А еще мне стало неловко от мысли, что я могла так осквернить подвал Фабиано.

Воспоминание о луже крови в камере всплыло в памяти, и я снова содрогнулась. Возможно, я сумею продержаться еще несколько часов… но что тогда?

Пока я не могла вернуться домой.

Я обхватила себя руками и задрожала еще сильнее.

Что мне оставалось делать?

Я посмотрела направо и с сожалением забилась в угол. И вздрогнула, когда дотронулась до окровавленной ткани купальника. Кое-как выпутавшись из одежды и присев на корточки в углу, я помочилась. Поспешно опорожнив мочевой пузырь, стремительно оделась и бросилась обратно в укрытие. Мне нужна тишина и темнота.

Пусть будет еще темнее. Я не хочу, чтобы моя почти фотографическая память смогла воспроизвести каждую деталь искаженного болью лица того мужчины. Я даже не знала его имени. Помнит ли его кто-нибудь?

Я хотела забыть, но разве это правильно – желать чего-то подобного? Я свернулась калачиком на тряпье в коробке и закрыла крышку.

Я не уснула, хотя устала и не спала больше суток. Я продолжала считать секунды, стараясь, чтобы знакомый звук успокоил меня.

Спустя одиннадцать часов после бегства я снова услышала голоса, но на сей раз не только Фабиано и Леоны.

С ними были папа, Нино и Невио.

Я скрючилась еще сильнее и дышала очень медленно и тихо, чтобы меня не нашли.

Они находились не в кладовке, а в коридоре. Я навострила уши, чтобы расслышать их разговор.

– Ты уверен, что она не знает гребаных кодов от помещения? – прорычал папа. – В это трудно поверить, учитывая, что ты тоже вечно ускользаешь.

– Может, и знает. Грета наблюдательна, – сказал Невио.

Хоть я и увидела, что он творил, я хотела пойти к брату. Он всегда утешал и защищал меня. А теперь я пряталась от него и семьи.

– Ее нет ни в нашем подвале, ни на цокольном этаже другого дома. Остается только этот подвал, – продолжал папа.

– С нашей стороны она еще не покидала территорию. Я проверил журнал регистрации за последние двенадцать часов, – протянул Нино. – Единственный код, который был введен в нашем помещении, находился на двери, ведущей в твой подвал, Фабиано.

Я понятия не имела, что они могли видеть и кто вводил код.

– У меня нет журнала с записями введенных кодов. Леона сочла, что это слишком по-сталкерски. Сигнализация срабатывает только в том случае, если введен неправильный код, но этого не случилось.

– Значит, она могла выскользнуть из твоего особняка, – рявкнул папа напряженно.

– Сомневаюсь.

– Ты не можешь основывать свои сомнения на фактах, – проговорил Нино.

– К черту! – проворчал папа. – Мы должны найти ее. Если с ней что-то произойдет…

– Может, тебе стоит предупредить солдат на тот случай, если она появится, – предложил Фабиано.

– Нет. Я не хочу, чтобы кто-то знал. Если дело касается Греты, я не доверяю никому. Мы найдем ее.

– Давай обыщем твой подвал, особняк и задний двор, если ее там нет, подумаем о дальнейших действиях, – заявил Нино.

Голоса отдалились. Я сглотнула. Оставался только вопрос времени, когда меня обнаружат.

Когда я убедилась, что их нет поблизости, то вылезла из коробки и на цыпочках подкралась к двери. Я не знала, чего ждала. Но понимала, что пока не могу встретиться с ними лицом к лицу.

Я выглянула в коридор. Он оказался пуст, но из двух комнат в самом конце лился свет.

Я посмотрела в другую сторону, где крутая лестница вела в дом. Сделав глубокий вдох, бросилась к ней и поднялась по ступенькам. Я выскочила из подвала.

Откуда-то с первого этажа доносились голоса Фабиано и Нино.

Выбежав, поднялась на второй этаж. Я несколько раз бывала в доме Фабиано и запомнила планировку. Я приложила ухо к двери комнаты Авроры.

Внутри было тихо, потом я услышала, как Аврора тихонько напевала что-то себе под нос. Я вошла внутрь без стука.

Аврора сидела на полу в окружении Барби и играла, повернувшись ко мне спиной.

Она обернулась и в тревоге распахнула глаза.

– Грета?

– Тсс! – Я прижала палец к губам. – Можно я спрячусь в твоей комнате?

Она поднялась на ноги, разглядывая меня:

– Что у тебя на одежде?

– Кровь, – ответила я.

Она побледнела:

– Правда?

Я кивнула. И различила приближающиеся голоса.

– Можно я спрячусь? Мне очень нужно!

– Ты сделала что-то плохое? – спросила Аврора с удивлением.

В этот момент я уже не была уверена.

– Пока не пойму… Ты поможешь?

Аврора нерешительно кивнула и указала на шкаф. Я кинулась туда и опустилась на пол, прячась за платьями. Я понятия не имела, зачем ей столько платьев. Она никогда их не надевала. Аврора закрыла ставни с вопросительным выражением на лице.

Она вернулась к Барби и села за секунду до того, как раздался стук в дверь. Сквозь щели в ставнях-дверцах я увидела, как в комнату кто-то вошел.

И узнала белые кроссовки Фабиано.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да, – ответила Аврора, склонившись над Барби и раздевая одну из кукол. – Я сижу в комнате, как ты и просил.

Он не пошевелился:

– Это хорошо. Ты что-нибудь слышала? Или, может, видела Грету?

– Грету? – переспросила Аврора, на мгновение подняв голову.

– Она убежала. Наверное, она что-то увидела, испугалась и немного запуталась.

Я прикусила губу.

Я не запуталась. Он сказал это, чтобы Аврора донесла на меня, если ей что-то известно.

– Ясно, – проговорила Аврора. – Что она видела?

– Не о чем беспокоиться. Ты скажешь, если увидишь ее, ладно? – Он подошел ближе и присел на корточки.

Я напряглась, поскольку смогла рассмотреть его лицо. Я сомневалась, что он заметил меня сквозь щели, в шкафу ведь не было света, как в комнате.

Аврора продолжала возиться с куклой Барби. Если она будет продолжать в том же духе, у него могут возникнуть подозрения.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – тихо спросил он.

Я затаила дыхание.

– Мы с Гретой не очень близки. Я пыталась с ней подружиться, но она предпочитает играть с мальчиками, а не со мной и Карлоттой.

Фабиано коснулся ее плеча.

– Грета другая. Дело не в тебе.

Аврора кивнула. Фабиано поцеловал ее в лоб и поднялся на ноги.

– Оставайся в комнате, пока мы с мамой не позовем тебя на обед.

Он ушел.

«Грета другая».

Я не двигалась. Я знала, что отличаюсь ото всех. Мне не нравилось находиться в окружении незнакомых людей. Большое количество народа заставляло меня нервничать. Меня не беспокоило, что я отличаюсь от других. Но теперь я задавалась вопросом, не причинила ли я Авроре боль: ведь я вела себя таким образом.

Она встала и открыла платяной шкаф. Посмотрела на меня с неуверенной улыбкой.

– Спасибо.

Она кивнула:

– Ты можешь оставаться в комнате столько, сколько захочешь. Позже я попробую пронести тебе что-нибудь на ужин.

Я помотала головой:

– Я не голодна, но я и правда бы хотела остаться здесь.

– Не хочешь принять душ и надеть что-нибудь из моей одежды?

Я посмотрела на окровавленные купальник, пачку, колготки и балетные туфли.

– Нет.

По какой-то причине мне пока не хотелось смывать кровь. Мне показалось, что таким образом я обесценю страдания того мужчины.

– Ладно. Но я уверена, кое-что из моей одежды подошло бы тебе, даже если это не твой стиль.

Я нахмурилась. Не мой стиль?

У меня нет стиля. Я любила удобную одежду. Да и Аврора часто носила комбинезоны, которые были воплощением комфорта. Я ничего не сказала, потому что не знала, как объяснить Авроре свою позицию.

Я знала, что ее одежда пришлась бы мне впору. Несмотря на то что она на три года младше, мы были почти одного роста, однако я оказалась чрезвычайно худой, что постоянно беспокоило маму.

– Я просто хочу посидеть здесь, – выдавила я в конце концов.

Аврора кивнула.

– Конечно. Тогда я закрою дверь и поиграю в куклы.

* * *

Прятаться у Авроры было неплохо.

Ведь у Авроры имелась личная ванная комната с туалетом. А мне могло приспичить в любую минуту.

Прошло тридцать восемь часов с тех пор, как я сбежала, и Аврора уважала мое желание не общаться. Несмотря на ее предложение спать с ней в одной постели, я предпочла остаться в шкафу или забраться под кровать и глазеть на раму.

Я понимала, что от меня, должно быть, ужасно пахнет из-за засохшей крови, но Аврора не жаловалась.

Я не спала и не ела более двух дней и начала ощущать последствия. Мои глаза горели, как будто в них насыпали песок, а живот сильно болел. Аврора ушла обедать ровно семьдесят пять минут назад. Возможно, она снова принесет мне поесть. Еду, к которой я не прикоснусь.

Не потому, что та не была вегетарианской, а потому, что мысль о еде казалась невозможной.

Дверь открылась, но я осталась на своем месте. Вдруг это не Аврора?

– У меня сейчас действительно нет времени играть в куклы, – пробормотал Невио, следуя за Авророй.

Я замерла под кроватью, где пролежала два часа.

– Прости, но я должна была привести его. Он сходил с ума от беспокойства, – произнесла Аврора совершенно несчастным голосом.

– Что? – спросил Невио и замолчал. – Черт.

Он подошел к постели и опустился на колени, затем заглянул под кровать. На его лице отразилось облегчение, и меня охватило чувство вины. Тревога о брате всегда заставляла меня чувствовать себя плохо. Он потянулся ко мне, но я напряглась и отпрянула.

Внезапно он скривился, словно от боли, и горькое осознание ножом прошлось по моему сердцу.

Он растянулся на спине на полу, повернувшись ко мне.

– Дай нам минутку, Рори, и убедись, что нам никто не помешает.

Аврора без колебаний удалилась, неслышно прикрыв за собой дверь. Невио протянул мне руку.

Но я не приняла ее.

Я посмотрела на Невио, в его темные, как мои, глаза. Вот только взгляд был другим. Если черты моего лица – мягкие, то у Невио – суровые.

Я худая и невысокая, а он был высоким и уже накачанным благодаря боевым тренировкам и паркуру.

Я презирала насилие, а Невио нуждался в нем.

– Мы безостановочно искали тебя. Все беспокоятся, Грета. Мы думали, с тобой что-то случилось.

Что-то и правда случилось. То, чего я пока не могу объяснить. У меня язык прилип к небу.

Ощущение налета на языке напомнило мне, что я давно не чистила зубы. При мысли об этом у меня участился пульс.

– Грета?

Я уставилась на брата. Стоило огромных усилий встретиться взглядом с другими людьми, но не с ним.

– Ты боишься меня? – спросил он сдавленным голосом. Мои глаза наполнились слезами. В глубине души я всегда знала, кем был Невио. Я чувствовала.

Но не совсем понимала всю чудовищность ситуации, равно как и то, насколько черной, как смоль, являлась жажда Невио на самом деле. То, что я увидела, чем занимаются он, папа и Нино, открыло мне глаза на жестокую правду, с которой трудно справиться.

– Грета, – проговорил Невио, придвигаясь чуть ближе.

Я взглянула на его ладонь с пересекающимися шрамами. Боль мало что значила для Невио. Ему нравилось чувствовать боль. И причинять ее другим людям.

– Я не боюсь тебя, – ответила я.

Невио расслабился, и на его губах появилась невеселая улыбка.

– Я боюсь того, на что ты способен. И боюсь за людей, которые попадутся тебе на пути в трудную минуту.

– Так уж устроен мир, – пробормотал он. – Есть тьма и свет, без них ничего не будет существовать. Возможно, это то же самое, что и у близнецов, вот только мы не поделили все поровну. Мне досталась тьма, а тебе – свет.

– Столько тьмы слишком тяжелая ноша, – прошептала я, мое сердце болело за него.

Он сардонически усмехнулся:

– Мне нравится тьма, Грета. Там мое место.

Мне хотелось поспорить, но, вспомнив выражение его лица, когда он мучил того человека в камере, я промолчала.

– Очень немногие люди могут вынести меня, – тихо продолжал он.

– Я могу.

Невио заглянул мне в глаза:

– Ты бежала от этого.

– Не от тьмы. От… – Я содрогнулась. Слезы снова навернулись на глаза.

Невио кивнул, как будто понял.

Как он мог, если даже я не понимала?

– Я никогда не убегу от тебя, Невио. И всегда буду на твоей стороне, что бы ни случилось.

– Клянешься?

– Клянусь. – Я протянула руку и коснулась его ладони. Безо всякого отвращения. Как странно.

Почему я могла выносить все это даже после того, что увидела? Ведь я с трудом выносила близость большинства людей? Может, мой свет был не таким ярким, как думал Невио.

– Нам пора домой. Папа собирается выслать кавалерию, чтобы прочесать весь город в поисках тебя.

У меня внутри все сжалось, но я позволила Невио вытащить меня из-под кровати. Он осмотрел мою окровавленную одежду, но ничего не сказал. Меня трясло, потому что я слишком долго ничего не ела. Брат крепче обнял меня, когда выводил из комнаты. Он возвышался надо мной, наши пальцы переплелись.

Аврора прислонилась к стене в коридоре, но, увидев нас, выпрямилась и бросила на меня извиняющийся взгляд, прежде чем улыбнуться Невио.

Он кивнул ей.

– Я твой должник. – Брат протащил меня мимо нее по коридору.

Когда мы почти добрались до лестницы, я оглянулась через плечо, одними губами поблагодарив Аврору, которая до сих пор стояла на месте.

Невио повел меня вниз. Вскоре мы уже пересекали подвальные коридоры, а затем вошли в особняк.

Невио не сбавлял шага, пока мы не оказались в общей комнате, где собралась большая часть семьи. Алессио и Массимо развалились на диване, а Нино и Савио сидели напротив них – на другом.

Папа расхаживал взад и вперед, а Киара утешала маму, которая выглядела ужасно.

– Где, черт возьми, ты был? – пробурчал папа, после чего его взгляд остановился на мне, когда я вышла из-за спины Невио.

Воцарилась тишина. Мама высвободилась из объятий Киары, ее голубые глаза осматривали меня с головы до ног. Ужас смешивался с облегчением.

Мама бросилась ко мне и крепко прижала к груди.

– О, Грета! – Она всхлипнула. – Грета!

Я обняла ее в ответ, но мой взгляд устремился в другую часть комнаты.

Невио направился к папе, по пути хлопнув Массимо и Алессио по рукам. Он что-то сказал папе, вероятно, о том, как меня нашел.

Папины глаза встретились с моими, и я почувствовала глубокую печаль. Отвела взгляд и высвободилась из маминых объятий. Теперь я не смотрела ни на кого в комнате, я просто не могла вынести и это бремя.

– Нам нужно привести тебя в порядок, – осторожно сказала мама.

– Нет, – твердо ответила я.

– Грета. – Мама обхватила мое лицо ладонями. – Нам надо снять с тебя эту одежду. Тогда ты почувствуешь себя лучше.

Я попятилась, но мой отказ есть и пить настиг меня, отчего ноги подкосились. Мама ахнула и протянула руку, чтобы поймать меня. Однако мои колени коснулись пола прежде, чем она успела меня подхватить.

Папа в мгновение ока пересек комнату и опустился на корточки рядом со мной.

Я напряглась, когда он поднял меня на руки.

– Когда ты в последний раз ела? – прошептал он.

Я мельком взглянула на него и пожала плечами.

– У нее обезвоживание. Я вижу по коже, – заверил отца Нино.

Он потянулся к моему запястью, но я отдернула его. Папа крепче сжал меня, но ничего не сказал.

– Я хочу пощупать твой пульс, Грета, – спокойно объяснил Нино.

– Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне, – шикнула я.

Нино взглянул на папу.

– Сейчас я отнесу тебя в твою комнату, дорогая, где ты позволишь маме помочь тебе умыться и одеться, а потом Нино осмотрит тебя, и ты будешь есть и пить, понятно?

Я заморгала, глядя в его темные, серьезные глаза. И молча кивнула.

– А ты останешься здесь, – приказал папа.

– Почему? – простонал Невио.

– Останься.

Папа отнес меня наверх, за ним последовали мама и Нино. Он опустил меня на мраморный пол в ванной, но продолжал придерживать за плечи.

– Теперь я могу подменить тебя, – выдавила мама сдавленным голосом.

Родители обменялись напряженными взглядами.

Папа, наконец, отпустил меня и ушел.

Мама на мгновение зажмурилась, а потом повернулась ко мне с притворной улыбкой.

Она не пыталась заговорить со мной, помогая мне раздеться. Если ее и беспокоила кровь на одежде и коже, она этого не показывала. Я предположила, что, будучи замужем за папой, она видела и гораздо худшее. Когда она стягивала с меня колготки, я поморщилась от резкой боли в пятке.

У меня был порез под ступней, который вроде бы воспалился.

– Нино должен будет взглянуть на рану, – заявила мама нейтральным тоном. – Или ты предпочтешь, чтобы я вызвала врача?

Я покачала головой. Нино всегда лечил меня, когда я болела. Мне не хотелось, чтобы кто-то незнакомый заботился обо мне.

– Ладно. Я подумала, что просто должна спросить… учитывая все, что произошло.

Мама прищурилась.

– Ты злишься на меня?

Она рассмеялась и тоже помотала головой, скользнув ладонью по моим волосам, когда начала промывать их водой.

– Нет, с чего бы мне сердиться?

– Но ты выглядишь разозленной.

– Так и есть.

– На папу.

Она протянула мне лейку для душа, я взяла ее и смыла грязь и кровь, пока мама подготавливала пушистый халат.

– Почему они такие?

– Не знаю. – Мама протянула мне халат.

Я не была уверена, что она говорит правду. В ее голубых глазах таилась нежность, когда она посмотрела на меня, но губы были плотно сжаты. На ней не было макияжа, а светлые волосы спутались.

– Лучше бы ты ничего не видела. Жаль, я не могу облегчить твою ношу.

– Почему ты думаешь, что справишься лучше, чем я? – спросила я, искренне любопытствуя.

Мама улыбнулась:

– Я так не считаю, но, вероятно, должна думать именно таким образом. Я твоя мать. И хочу защитить тебя.

– Мне не нужна защита от Невио, папы и Нино.

Мама погладила меня по щеке:

– Верно. Я рада, что ты понимаешь. И это не то, что я имела в виду.

Я кивнула:

– В конце концов я бы все равно узнала.

– Возможно. Но ты выбрала очень жестокий способ выяснить это. Необходимо многое осмыслить.

Я не стала ничего отрицать. Но меня обуревали сомнения.

Когда я вытерлась, надела пижаму с пушистыми зайчиками, надеясь ощутить привычный комфорт.

Мама схватила что-то с полки и протянула мне игрушку. Плюшевого кролика. Он был у меня с самого раннего детства, но в последнее время я перестала его обнимать.

Я взяла его.

– Что я могу сделать? – прошептала я, прижимая к груди кролика. Он был мягким и белым.

Мама вздохнула. Она выглядела измученной. Вероятно, тоже не спала последние два дня.

– Люби их.

* * *

Когда мы с мамой вышли из ванной, папа и Нино ждали нас в спальне.

Отец внимательно изучал мое лицо, нахмурив брови. В темных глазах таилась настороженность, как будто он боялся, что я снова убегу.

Мама проигнорировала их обоих и помогла мне лечь в постель. Поцеловала в лоб и выпрямилась.

– Иди спать. Отдохни. Я присоединюсь к тебе, когда поговорю с Гретой, – сказал папа маме.

Она не смотрела на него, только на меня.

– Ты хочешь, чтобы я осталась?

Глаза папы наполнились гневом.

– Нет, ступай.

Мама замешкалась, но кивнула и отвернулась.

Отец удержал ее за запястье, когда она попыталась пройти мимо него. Мама бросила на него испепеляющий взгляд.

Он отпустил ее, и она выскользнула из комнаты, но оставила дверь приоткрытой.

В свою очередь, Нино и отец обменялись многозначительными взглядами. Я могла лишь предполагать, о чем они размышляли в такие минуты. Папа подошел ко мне и опустился на кровать, указал на прикроватную тумбочку, где был мой ужин. Стакан воды и тарелка с омлетом из тофу и тостами.

Я осушила половину стакана и откусила кусочек тоста.

– Сейчас Нино тебя осмотрит.

Я кивнула, знала, что папа не примет отказа. Да и в любом случае это разумный поступок. Мне не хотелось, чтобы в рану попала инфекция. Если бы воспаление помешало мне танцевать, это было бы непостижимой утратой. Я понимала, что мне придется провести много ночей в одиночестве в балетной студии, чтобы привести себя в форму.

Нино присел на край кровати.

– Я собираюсь начать с пореза у тебя под ребрами.

Я приподняла пижамную рубашку, чтобы показать ранку, которую я нанесла самолично.

Нино тщательно промыл ее и заклеил пластырем с антисептиком.

– Мы проверили того мужчину на возможные инфекции, поскольку нож, который ты использовала, был испачкан его кровью, но никаких заболеваний не выявлено.

Его голос звучал сухо и профессионально, что я обычно ценила. Всякий раз, когда мне требовалось нейтральное мнение или я хотела по-настоящему понять что-то, я спрашивала Нино. Однако сегодня не могла вынести его бесстрастного тона.

Он, не сбавляя темпа, начал изучать порез на моей ноге.

– Каково это – причинять кому-то такую сильную боль, что он молит о смерти, хотя ты можешь его спасти? – тихо спросила я.

Пальцы Нино замерли. Он взглянул на меня, затем на папу.

В итоге ответил именно отец.

– Он заслужил смерть.

– Кто так решил? – спросила я.

– Кто? Я. Мое мнение – единственное, что имеет значение.

Я посмотрела в непоколебимые глаза отца. Но не заметила в них ни тени вины или сомнения.

Я всю жизнь знала, что он дон. Потребовалось много времени, дабы понять, что это значит, но до сих пор не была уверена, что знаю все.

Я никогда не понимала людей, которые предпочитали жить в забвении и не интересовались чем-то из любопытства. Возможно, я медленно продвигалась в нужном направлении.

– Хочешь, чтобы я объяснил почему?

– Нет, – твердо ответила я. – Это не изменит моего мнения.

– Ты не можешь знать наверняка, – вмешался Нино.

– У меня есть убеждения.

Нино поднялся на ноги и начал складывать медикаменты обратно в аптечку.

– Это роскошь, которая позволена не каждому.

Воцарилась тишина. Нино закрыл аптечку и посмотрел на папу, на лице которого на мгновение застыло властное выражение.

Их молчаливое общение часто напоминало мне о нас с Невио.

Однако мыслительные процессы отца и Нино, пожалуй, были более схожи, чем наши с Невио.

Я сглотнула, вспомнив мамины слова.

– Спасибо, Нино. Ты обработал мою рану. Я ценю это.

Он наклонил голову:

– Не за что.

– Знаешь, я тебя не боюсь, – заявила я, прежде чем он успел удалиться.

Он с интересом уставился на меня, на его губах появилась натянутая улыбка.

– Тебе не нужно бояться никого из нас. – И закрыл за собой дверь.

– Тебе нужно постараться уснуть, – прошептал папа, сидя на краю кровати и не прикасаясь ко мне.

Он собирался встать, но я поднялась и прижалась к нему. Путь он не думает, что мои чувства к нему изменились.

Сначала он был напряжен, но потом крепко обнял меня и глубоко вздохнул.

– Я люблю тебя, папа.

Отец поцеловал меня в висок:

– А я люблю тебя больше жизни, дорогая моя. Никогда не забывай об этом.

Я согласно кивнула. Я никогда не сомневалась в его любви, даже в подвале.

– Вокруг тебя тьма, непроглядная, как ад, и как бы я ни старался защитить тебя от нее, она неизбежно коснется тебя, потому что ты – часть Семьи. Но клянусь, что позабочусь о том, чтобы никакая другая тьма и близко не коснулась тебя.

Я закрыла глаза, слушая, как ровно бьется его сердце.

Мне стало любопытно, что чувствовали мама и Киара, зная, какими были папа и Нино. Они выбрали их, несмотря на то, кем те являлись. Я и не предполагала, что когда-нибудь смогу быть с кем-то подобным. Я всегда любила семью. Я не выбирала родных и близких.

Но выбрать кого-то, кто был способен на такие ужасы, на акты крайней жестокости? Я не смогу.

Мужчины в моей семье – воплощение плохих людей. Невио, моя вторая половина, вероятно, являлся наихудшим из них.

Но любовь неизбежна.

* * *

Казалось вполне естественным, что я влюбилась в мужчину, который являлся таким же плохим, таким же жестоким, как и те, кто меня вырастил.

Глава 3

Амо

Семнадцать лет

Я нанес сильный удар Максимусу в живот. Он хмыкнул и попытался атаковать в ответ, но я блокировал его боковой выпад. Мы тренировались вместе много лет и хорошо знали друг друга.

Максимус один из немногих парней, которые со мной почти одного роста. Драться с ним иногда непросто, что приятно.

– Тренировка окончена! – крикнул папа, входя в семейный тренажерный зал.

Мы с Максимусом остановились и обменялись растерянными взглядами. Голос отца звучал очень сердито.

Максимус приподнял темную бровь и схватил полотенце, висевшее на его плече.

– Что ты сделал?

Нас иногда принимали за братьев, поскольку у нас обоих черные волосы. Однако мои глаза были серыми, как у отца, а Максимус унаследовал янтарный цвет радужки от своего. Я на год старше, мы являлись лучшими друзьями на протяжении десяти лет. Раньше Примо, младший брат Максимуса, почти всегда присоединялся к нам, но теперь у него имелась своя компания друзей.

Я хмыкнул. Список возможных неудач был слишком длинным, чтобы выбрать что-то одно.

Гроул – отец Максимуса – поднялся со скамьи для жима лежа, кивнул моему папе в знак приветствия и жестом пригласил сына подойти к нему.

Максимус покинул боксерский ринг и подбежал к родителю, а я направился к своему отцу.

– Нам нужно поговорить, – сказал папа напряженно.

Что я еще натворил?

Я последовал за ним в раздевалку. Дядя Маттео уже сидел там, а это означало, что дело касалось Семьи, а не простых неурядиц. И когда он не поприветствовал меня обычным подмигиванием и ухмылкой, я понял, что обречен. Папа жестом попросил одного из солдат оставить нас наедине.

Мужчина не колебался.

Я схватил чистое полотенце с полки у стены и вытер обнаженную грудь.

– Антоначи звонил мне сегодня.

Фамилия Крессиды Антоначи – это единственное, что связывало меня с ней теперь. Я сохранял нейтральное выражение лица.

Я не собирался ни в чем признаваться… на случай, если это все-таки было что-то иное.

Папа скрестил руки на груди и прислонился к шкафчикам. От его хмурого взора у многих случился бы нервный срыв. Маттео бросил на меня взгляд, который подсказывал, что мне следует придумать свое последнее желание, а затем подошел к маленькому зеркалу, чтобы проверить, в порядке ли его прическа. Я чуть не закатил глаза. В какой-то степени я был самовлюбленным, но Маттео всегда выглядел так, словно сошел с обложки журнала «Вог».

– Он рассказал мне о вас с Крессидой.

Черт.

– Нет никаких нас с Крессидой, – сразу же ответил я. Это правда.

Между мной и Крессидой ничего не было. То, что произошло, осталось в прошлом. Едва ли об этом стоило упоминать с самого начала.

– Неужели? – спросил папа ледяным тоном. Судя по позе, ему было трудно оставаться на месте. – Значит, ты не переспал с той девушкой?

Я ничего не ответил. Некоторые из моих прошлых решений были неудачными, вызванными едва сдерживаемым гневом. Я все еще чувствовал, как он опасно закипает у меня под кожей.

Папа выгнул брови. Он был недоволен.

– Настоящий джентльмен никогда не проболтается. – Он ударил кулаком по шкафчику, пылая от ярости.

Я напружинился. Грохот шкафчика, наверное, был слышен даже на улице.

– Клянусь, я выбью из тебя каждое чертово слово, если ты сейчас же не откроешь рот.

– Мы переспали несколько раз. Конец истории.

Папа направился ко мне, будто намеревался свернуть мне шею. Я не отступил. Я и раньше сталкивался с отцовским гневом, хотя он никогда не был таким сильным, как сейчас. Я привык к этому и не слишком беспокоился. Он схватил меня за плечи с такой силой, что мы оказались нос к носу. Меня обдало его горячее дыхание.

– И ты называешь себя джентльменом?

– Будто ты не спал с другими женщинами до того, как женился на маме. Насколько я слышал, вы с Маттео трахали каждую женщину, которая попадалась вам на пути.

– Осторожнее, – прорычал папа, стиснув кулаки.

Маттео прищелкнул языком.

– У нас с твоим папой в наших похотливых головах еще оставалось достаточно мозгов, чтобы выбирать для секса посторонних.

Папа оттолкнул меня и врезал кулаком по другому шкафчику, оставив вмятину, а потом повернулся к Маттео.

– Я даже смотреть на него не могу. Я действительно хочу его убить.

– У нас с ней был секс по обоюдному согласию. Я не подталкивал ее, перестань так остро реагировать.

Отец набросился на меня прежде, чем я что-либо осознал. Я винил в этом свою ослабленную бдительность по отношению к Семье. Кто-то другой не застиг бы меня врасплох.

Отец толкнул меня на шкафчик. Я впечатался затылком в металл, отчего у меня зазвенело в ушах.

Мышцы напряглись, инстинктивно желая отомстить, как я привык, но я подавил непреодолимую потребность тела действовать. Это мой отец и дон.

Глаза отца горели безумием.

– Если бы ты изнасиловал ее, у нас был бы совсем другой разговор, сынок.

Я держал рот на замке. Моя сестра Марселла всегда обвиняла меня в опрометчивости, но я знал, когда стоит промолчать. По крайней мере, иногда.

– Она благородная итальянка, дочь одного из моих капитанов, а ты, черт подери, лишил ее девственности.

– Именно, – заявил я. – Поверь мне, она вела себя совсем не благородно. И то, как она набросилась на меня, я бы не назвал покорностью. Она практически умоляла меня избавить ее от бремени.

Папа взглянул на Маттео и жестом пригласил его занять свое место. Маттео шагнул вперед, а отец повернулся ко мне спиной.

– Тебя часто били по голове за эти годы… или ты специально прикидываешься дурачком? – спросил Маттео с суровой улыбкой.

Мышцы плеч отца напряглись под белой футболкой, а руки были до сих пор сжаты в кулаки.

– Ее семья не в восторге. Из уст девушки это прозвучало так, будто ты пообещал ей весь мир, и она не смогла отказать.

Я прищурился:

– Чушь собачья. Я ничего ей не обещал.

Она жеманничала о том, как ей хотелось бы увидеть меня снова и как здорово было бы жить вместе, разделяя радость с близкими.

Я проигнорировал ее речи и показал ей, как правильно сосать член, чтобы она заткнулась.

– Зачем ты это сделал? – спросил папа тихо, снова поворачиваясь ко мне.

На лице мамы в таком случае отразилось бы разочарование, но папа пребывал в ярости.

– Чтобы доказать свою точку зрения.

– И какой тут смысл?

– Она не имела права осуждать Марси. Она назвала ее шлюхой.

– Ты поступил как чертов идиот. Тебе следовало подумать о последствиях, – пробормотал Маттео.

– Дай ее отцу денег и побольше солдат, уверен, он будет счастлив.

Маттео усмехнулся. Отец не выглядел довольным, его ответная улыбка напоминала оскал хищника.

– Есть только одна вещь, которую он примет в качестве компенсации. Брак.

Мне потребовалось некоторое время, дабы понять, что имел в виду отец. Я рассмеялся.

– Верно.

Папа покачал головой, как будто не знал меня.

– Я не шучу. Я сказал ему, что подумаю о браке между тобой и Крессидой.

У меня вытянулось лицо.

– Ты же не серьезно. Ни за что на свете я не женюсь на сучке.

Папа снова ударил по шкафчику. Это был уже третий, который он сильно помял. И я сомневался, что кто-нибудь когда-нибудь снова достанет оттуда свои вещи.

– У Антоначи хорошие связи среди традиционалистов. Я отменил чертовы кровавые простыни, которые вызвали переполох и чуть ли не бунт. Ты соображаешь, что произойдет, если я позволю тебе обесчестить дочь капитана, не надев ей на палец кольцо?

– Ну и что? Мы сделаем громкое заявление и заставим их выполнять наши приказы. Мы – Витиелло, мы не подчиняемся ничьим прихотям.

– Ты хочешь, чтобы я убивал верных людей, ядро нашей Семьи, потому что ты не смог удержать член в штанах? Я был чрезмерно снисходителен к тебе. Но теперь тебе придется нести ответственность за свои поступки.

Я недооценил Крессиду и ее амбиции. Я хотел заставить ее отказаться от своих слов. Но она все изменила, и теперь я вынужден остаться с ней.

– Должен же быть какой-то выход, – пробурчал я.

Папа глубоко вздохнул и провел рукой по своим темным волосам.

– Традиционалисты давно чувствуют себя обманутыми. Отношения Марселлы с байкером, кровавые простыни и наша связь с Каморрой – все было очень трудно пережить. А твой поступок стал переломным моментом. Я не собираюсь ослаблять Семью теми или иными кровавыми заявлениями только потому, что ты терпеть не можешь будущую невесту. Крессида станет твоей женой. У тебя есть время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. И ты, черт возьми, свыкнешься, или, клянусь, испытаешь на себе мою ярость.

Я сердито посмотрел на отца.

– Да, дон.

* * *

По дороге домой мы не разговаривали. Я пытался придумать, как выпутаться из передряги. Как сказал папа, у меня еще было время до того, как я женюсь. А до тех пор я должен найти гребаное решение. Мысль о том, что я буду с Крессидой всю оставшуюся жизнь, казалась слишком суровым наказанием за несколько паршивых перепихонов.

Когда мы вошли в особняк в Верхнем Ист-Сайде, мама сидела в гостиной с Валерио, помогая ему с домашним заданием. Одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы понять: она в курсе.

Папа жестом велел Валерио уйти. Он поворчал, но подчинился.

– У тебя большие неприятности, – пробормотал он, проходя мимо меня.

Спасибо, что предупредил… Я попытался взъерошить его непослушные светлые волосы, но он увернулся. Его рефлексы становились лучше.

Мама заломила руки, когда папа направился к ней. Он быстро поцеловал ее, и они обменялись несколькими фразами. Мама кивнула, но я видел, что она недовольна.

Мама едва доставала отцу до груди, однако, несмотря на хрупкость, являлась его опорой. Она поддерживала мужа и его решения, даже если не одобряла их. По крайней мере, в глазах других, даже нас, детей, так было всегда.

Она никогда не противоречила папиному решению, однако обеспокоенно взглянула на меня.

Мама волновалась за меня. Она хотела, чтобы я женился по любви.

Папа еще раз покачал головой и направился к выходу. Похоже, он все еще злился, чтобы долго находиться со мной в одной комнате. Мама проводила его взглядом, прежде чем снова посмотреть на меня. Тихо вздохнула и направилась ко мне.

Приблизившись, коснулась моей щеки, глядя на меня затуманенными тревогой глазами.

– С тобой все будет в порядке?

– Ты про свадьбу с Крессидой?

– Да.

– Конечно. Я знал, что женюсь из тактических соображений, а не по любви, – солгал я. По какой-то причине я не мог заставить себя использовать маму в качестве тарана.

Она была единственной силой на планете, которая могла переубедить папу, если он чего-то добивался, но я слишком восхищался их браком, чтобы вбивать клин между ними.

– Любовь для мечтателей или слабаков. Я не являюсь ни тем, ни другим.

– Отец может быть кем угодно, но только не мечтателем или слабаком.

– Папа – исключение из правил. Ваша история иная, мама. Многие супружеские пары с трудом переносят присутствие друг друга. Вот что меня ждет с Крессидой. Если повезет, через несколько лет она возненавидит меня настолько, что накажет молчанием, и тогда мне не придется с ней разговаривать.

Мама промолчала. Наверняка ей было интересно, куда делся мальчишка, которого она вырастила. Она смотрела на меня так, словно я самозванец, а тот мальчик просто скрывался, отсиживаясь неизвестно где.

По правде говоря, я почти уверен, что этот добродушный парень с самого начала был самозванцем. Учитывая папины гены, иной характер оказался бы большим сюрпризом.

Мама тревожилась о моем эмоциональном благополучии. Если бы она могла заглянуть мне в душу, то поняла бы – ничто не может задеть мои чувства или разбить мое сердце. Похищение Марселлы и последствия этого закалили меня, превратили в того, кем я должен был стать. Такова моя судьба.

Мой дед превратил папу в закаленного человека, который правил Семьей железной рукой.

Отец воспитывал меня согласно традициям и делал так вовсе не из любви к маме. А байкеры, похитившие мою сестру, лишь довершили начатое.

Я наслаждался той резней. Жестокость течет у меня в крови. Возможно, в прошлом я сдерживался только из-за мамы.

Я похлопал ее по плечу, когда она не перестала смотреть на меня затуманенными глазами.

– Со мной все будет в порядке, мам. Мне не нужна любовь.

* * *

Я поднялся в комнату. Марселла уже находилась здесь, просматривала журнал, скрестив ноги. Она приоделась и была на высоких каблуках.

Однако я подозревал, что она придет сегодня на ужин, потому что Мэддокс находился на задании, охотясь на бывших приятелей-байкеров. Ее темные волосы были зачесаны назад, открывая искалеченное ухо, от которого у меня до сих пор кровь закипала в жилах, несмотря на то, что мы с отцом жестоко отомстили ублюдкам.

Марселла подняла глаза и покачала головой:

– Я же говорила тебе держаться подальше от Крессиды.

Я закрыл дверь, пересек комнату, подошел к столу и опустился на стул. Телефон издал звуковой сигнал с очередным сообщением. Я положил его на стол. Отвечу на сообщения Максимуса позже.

– Я сделал это ради тебя. Чтобы отплатить ей. Она наговорила о тебе гадостей.

Сестра прищурила свои голубые глаза:

– Я предупреждала тебя. И теперь у тебя будут неприятности. Ты понимаешь, что она, наверное, сейчас злорадствует как сумасшедшая, потому что станет твоей женой, супругой будущего дона. Лишить ее девственности небольшая цена за то, что теперь все будут буквально боготворить землю, по которой она ходит. Если подумать, благодаря тебе мне придется вести себя с ней любезно. В общем, ты оказал медвежью услугу нам обоим.

Я бросил на нее раздраженный взгляд. Я знал, что облажался. Женитьба на Крессиде… мысль об этом уже бесила меня. Я не хотел, чтобы она находилась рядом. Она вела себя как королева, поскольку ее отец был капитаном. Оставалось только представить, насколько хуже она будет относиться ко всем окружающим, когда у нее на пальце окажется кольцо.

– Уже поздно. Папа намекнул, что у меня нет права голоса в вопросе. Я должен жениться на ней, чтобы сохранить равновесие. Очевидно, мои поступки были… непорядочными.

Марселла пожала плечами.

– Непорядочными… Хм, не знаю. Думаю, Крессида с радостью прыгнула к тебе в постель.

– Да. Убеждать ее не нужно.

– Тогда это ее проблема, что она потеряла девственность до замужества. Но твои действия все равно были глупыми. Есть причина, по которой большинство мужчин заставляют спать с девчонками до свадьбы, чтобы избежать подобной неразберихи.

Мысль о том, что я останусь с Крессидой, казалась ужасной. Я полагал, что наш брак будет только на бумаге.

– В браке с Крессидой есть преимущества. Мне наплевать на ее чувства, поэтому я могу продолжать заниматься сексом с кем захочу, даже когда мы поженимся.

Марселла вздохнула:

– Ты собираешься устроить еще больший беспорядок, я чувствую это в глубине души.

– Говорит девушка, которая привела домой байкера.

Она вскочила и ударила меня по плечу. Но сестра знала, что я прав. Ничто из того, что я мог сделать, не вызовет большего скандала, чем тот, который устроила она.

* * *

Месяц спустя наши семьи встретились за ужином, чтобы окончательно обговорить детали брачного союза. Марселла нашла неубедительный предлог, чтобы не присутствовать. Я бы хотел поступить так же. Она, наверное, занималась сексом с Мэддоксом на его мотоцикле, пока мне приходилось выносить самодовольное выражение лица Крессиды.

После ужина я встал с натянутой улыбкой:

– Я бы хотел показать Крессиде дом.

Ее мать поджала губы с преувеличенным беспокойством.

– Вы еще даже не помолвлены.

Ее отец, похоже, не слишком беспокоился о том, что я остаюсь наедине с Крессидой. Я уже лишил ее девственности, поэтому мы и оказались здесь. Он благосклонно кивнул, отчего я чуть не врезал ему.

Крессида встала с наигранно застенчивой улыбкой. Положила руку мне на плечо и ухмыльнулась, когда я выводил ее из комнаты. Я не проронил ни слова, пока мы не дошли до библиотеки, а потом отступил на шаг.

Мне надоело прикидываться покорным рыцарем.

– Амо, в чем дело? – спросила она с деланым изумлением.

– Прекрати притворяться. Ты же знаешь, я тебя терпеть не могу. Ты действительно хочешь построить брак на лжи?

Крессида пожала плечами:

– Мне без разницы. Однако ты изменишь свое мнение обо мне, когда узнаешь меня получше.

Я серьезно в этом сомневался. Она говорила гадости о моей сестре в один из самых тяжелых периодов в ее жизни. Она относилась ужасно ко всем, кого считала ниже себя, и была чертовски самовлюбленной.

– Найди парня, который купится на твою чушь и будет боготворить землю, по которой ты ходишь, потому что это буду не я.

Она насупилась, но затем мило улыбнулась и коснулась моей груди.

– Я подарила тебе девственность, разве это ничего не значит?

– Я бы вернул ее, если бы мог, – прорычал я. Меня не волновало, что это прозвучало непочтительно. Я был состоявшимся мужчиной, а не британским джентльменом.

Она вспыхнула:

– Но ты не можешь. Ты обесчестил меня. Тебе повезло, что никто, кроме моей семьи, еще не знает. Это выставило бы тебя в дурном свете.

– И тебя, – сказал я. Но в ее словах имелся смысл. Хотя это и не погубило бы меня, но вызвало бы много вражды и заставило бы традиционалистов требовать, чтобы я не становился доном.

Она прижалась ко мне, выпятив нижнюю губу.

– Не будь таким, Амо. Уверена, нам будет хорошо. А теперь мы можем повеселиться.

Я стиснул зубы. Она опустилась на колени прямо в библиотеке и расстегнула мне ширинку. Я покачал головой, не в силах поверить, что она собирается отсосать мне, пока наши семьи находятся в доме. Я был сторонником всяческих авантюр, но явно не тогда, когда моя мать потенциально могла сюда зайти.

Крессида достала мой член, который начал твердеть, несмотря на мою неприязнь к ней.

Крессида снова ухмыльнулась и облизнула губы.

Мое раздражение взяло верх над гормонами, и я схватил ее за руку, поднимая на ноги. На ее лице промелькнуло замешательство.

– Не стоит думать, что я опять обесчещу тебя. – Мой голос сочился сарказмом.

Она пожала плечами, когда я засунул член обратно в штаны и застегнул ширинку.

– Твоя потеря.

Я усмехнулся, покачав головой:

– Крессида, я не говорил, что стану монахом. Я не прикоснусь к тебе, пока мы не поженимся, – и я, кстати, не вижу ни единой гребаной причины для нашего брака, – но это вовсе не означает, что я не буду трахать всех женщин, которые станут на меня вешаться.

– Я могу сделать то же самое, понимаешь? Позволить другим парням овладеть мной.

Я ничего не сказал, только дерзко посмотрел на нее. Она сделала бы мне самый лучший подарок на свете, если бы позволила парню трахнуть ее до того, как я официально надену на ее палец кольцо. Тогда я был бы свободен от нее.