Полуночная ведьма. Театр теней E-Book

Марго Арнелл

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Звезды молодежного фэнтези
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 527

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Правда о сущности Ткача Кошмаров меняет жизни сестер Блэр. На Пропасть, и без того растерзанную войной между Трибуналом и Камарильей, обрушивается новая беда. Ткач Кошмаров возвращается из мира теней и ведет за собой устрашающее мертвое воинство. Начинается Дикая Охота, и мертвые охотятся за душами живых. Клио становится ученицей первой сноходицы и последней Туата Де Даннан. Морриган ждет дорога на Авалон… и самое сложное в ее жизни решение. То, что изменит миллионы судеб. То, что навеки изменит все.

Leseprobe

Марго Арнелл Полуночная ведьма. Ткач Кошмаров

Copyright © Марго Арнелл, 2024

© mistilteinn, иллюстрации, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1 Пока солнце не погаснет

Она словно тонула в непроглядно черном океане, вместе с тем волшебным образом оставаясь на плаву. Ее окружали тени. И уютная, будто одеяло из лебяжьего пуха, заботливая, словно родная мать, тьма.

Сплетая ее, свивая жгуты, она создавала мир вокруг себя.

Безумие, что когда-то тьма ее пугала.

Столько десятилетий прошло, а Бадо́ до сих пор помнила тот день, когда впервые очутилась в мире теней. Помнила свой страх – нет, ужас – перед темнотой, которая, казалось, вовсе не признавала света. Боязливое благоговение перед силой, которую тьма заключала в себе.

В те времена в Ирландии еще не существовали теневые зеркалицы, ищущие тайные знаки мертвого мира в зеркалах. Шаманы не провожали души мертвых в последний путь, в Юдоль Безмолвия или чертоги Дану. Некому было рассказать Бадо́, что таит в себе скрытый от чужих глаз мир теней, пугающий и волнующий одновременно.

Бадо́ вошла в замок, в котором она была единственным обитателем. Она соткала его из теней, перевоплощая их в то, чего жаждала душа, а потому неудивительно, наверное, что ее обитель переняла столь многие черты Тольдебраль.

Льющийся с потолка неяркий свет высвечивал дорожку до кресла, напоминающего трон. Рассветные колдуны – или те полуночные бедолаги, для которых мир теней оказался недостижим, – считали, что здесь, на глубинных планах мира мертвых царит непроглядная тьма. Зерно истины в этом было. Царство демонов-фоморов и Балора, их короля, в своей первозданности – и есть вечный мрак. Но Бадо́ никогда бы не стала той, кем была в глазах целого мира (или хотя бы Ирландии, ее осколка), если бы позволяла себе столь легко смиряться с обстоятельствами.

Источник света в мире теней мог быть лишь один – рассветная сила. И Бадо́, как ни прискорбно признавать, являлась ее носителем – наряду с магией полуночной. Даже когда перешла на темную сторону, когда отыскала способ извратить, исказить сновидческую силу, прошив ее, словно венами, магией полуночной, Бадо́ не смогла искоренить в себе подаренную ей Дану рассветность.

Все это время она не могла понять одного: почему всеединая богиня не отобрала ее рассветную силу? Неужели давала своей непутевой дочери шанс измениться?

Бадо́ скривилась. Если так, то она еще более мягкотелая и беззубая богиня, чем привыкли считать ирландцы.

Любой другой бог не простил бы содеянного Бадо́.

Морриган полагала, что Бадо́ предала Дану тем, что, рассветная по рождению, обратилась к магии полуночной. Смешно. Она сделала куда больше. Но в чем ее вина? Разве люди не свергают слабых королей? Разве волки не истребляют слабых вожаков? Во всяком случае, вервольфы так делали точно – вспомнить хотя бы Алека Линча, земля пухом красавцу, и Роналда Лоусона. И пусть свергнуть Дану Бадо́ не под силу, она могла выбрать для себя объект поклонения. Свою сторону, свою королеву…

Или своего короля.

Отчего-то считается, что богов, как и родителей, не выбирают. Что ж, плыть против течения всегда тяжело, но Бадо́ Блэр трудности никогда не пугали.

Она опустилась на трон, с высоты помоста оглядывая свои владения. По обеим сторонам от нее высились резные колонны… а больше здесь ничего и не было. И все же Бадо́ любила сидеть здесь, размышляя и строя планы. Однако последние ее мысли – словно отрава. Они не причиняли ничего, кроме боли.

Морриган…

Надо было убить ее, когда была такая возможность. Прежде, чем уйти из мира живых. Морриган не ожидала удара, а значит, не смогла бы ей противостоять.

Бадо́ медленно провела ногтями по подлокотнику. Будь прокляты некстати проснувшиеся материнские чувства. Они – трещина в монолитном прежде каркасе, уязвимость, недопустимая для легендарной Леди Ворон… а уж Ткача Кошмаров – и подавно. Вот почему она предпочитала отключать чувства, уподобляясь совершенному механическому созданию… Нет, будто сотворив из глины лучшую версию себя. Ту, что не поддавалась мирским страстям, не позволяла другим обнаружить ее слабость.

Ничего, этой ошибки она больше не совершит.

Морриган была последней ее любимицей.

Доминик – последним любимым мужчиной.

Вцепившись в подлокотники обеими руками, Бадо́ закрыла глаза. Кадры прошлого острыми краями рвали на части душу.

Доминик в ее объятиях, будто красивая неживая кукла… Холодные глаза, глядящие в потолок, и вовсе словно подернулись льдом. Уже такой родной и… бездушный.

Отчаяние Бадо́ тогда плескалось через край, между ребрами поселилась стужа. Она металась по миру теней в поисках души Доминика, подобно раненой волчице. На теневых крыльях облетела сумрачное пространство от края и до края, пока не нашла.

Чертовы, прокляни их Балор, шаманы. Они держали душу Доминика в тисках, которые даже ее теням разжать было не под силу.

Из груди Бадо́ вырвался дикий крик – вой зверя вперемешку с вороньим карканьем. Она налетела на шаманов, целясь когтями в их глаза и сердца, призывая на помощь теневые вихри. И лишь тогда ей открылась истина.

Она привыкла воспринимать шаманов полуночными колдунами и не осознавала очевидного: они – проводники между жизнью и смертью, а значит, колдуны, принадлежащие обеим сторонам. Вот почему их души в мире теней так сияли. Огонь рассветности в них пылал ярче полуночного огня.

Бадо́ вновь закричала, ослепленная, обескураженная рассветной мощью шаманов. Но они даже не подозревали, кому на самом деле противостояли. Ее боль по Доминику была словно открытая рана, на которую щедрой рукой высыпали соль. Но дело не только в ней. Не только в нем. Бадо́ не терпела тех, кто смел бросить ей вызов, самонадеянно решив, что останется после подобного в живых.

Она сражалась так отчаянно, будто от ее победы зависело, наступит ли конец света. Как билась на каждой своей войне. Выпивала рассветную силу, которую вздумали использовать против нее. Тени-охотники рвали души шаманов и призванных ими воинов на части. Бадо́ натравила на врагов и фоморов, призывая их из глубин мира теней.

Она посылала демонов на битву, словно уже почивший король фоморов Индех Де Домннан в битве при Маг Туиред. Не желая стоять за спинами марионеток, билась с врагами и сама. Касаясь шаманов, она чувствовала токи их жизней, и эта чуждая здесь, в мире мертвых, сила отравляла ее, обжигала, причиняла боль.

Шаманы знали, что не победят. И в последнем отчаянном порыве – или же во имя возмездия за неминуемую гибель – разорвали душу Доминика на клочки.

Бадо́ кричала, срывая горло, до тех пор, пока могла кричать. Шаманы не просто не дали Доминику воскреснуть, вернуться ревенантом – почти бессмертным – в мир живых. Они уничтожили его душу, развеяли ее по миру теней. Даже Бадо́ при всем своем умении находить ответы (что унаследовала от нее Морриган) не знала, что происходит с душами, растерзанными на лоскуты. Обретают ли они покой, что уготован душам, прошедшим долгий путь до Юдоли Безмолвия? Вынуждены ли вечно скитаться по миру теней, невидимые для других душ?

Или же отныне они вшиты в бесконечный мрак мира мертвых, влиты полуночной каплей в единый сосуд?

Им не дали попрощаться. Не дали свершить будущее, которого оба они страстно желали: бессмертный король, а рядом – его бессмертная возлюбленная. Вечные король и королева.

Ярость не угасала. Накатывала волнами, впивалась холодными лезвиями в сердце. Откинув теневой полог Вуали, Бадо́ скользнула… нет, не в мир живых. В мир сновидений.

Очередное доказательство ее могущества, ведь кто еще, кроме нее, способен существовать сразу в трех мирах? Преодолевать разделяющие их барьеры с той же легкостью, которая требуется, чтобы приподнять кружевную занавеску? Но в душу вгрызалась болезненная мысль: и даже это не помогло ей украсть Доминика у смерти.

Бадо́ не желала уничтожать спящих так рано. Планировала кормиться их страхом до тех пор, пока тот сам их не убьет. Но ярость жгла изнутри ее вены.

Стоя в центре паутины, которую сама же и соткала, Ткач Кошмаров развела руки в стороны, притягивая черные нити. Нити рассветной энергии, ее волей окрашенные в полуночный цвет.

И, стянув воедино, резким движением оборвала.

Чужая сила влилась в нее, пронизывая каждую частицу тела, переполняя ее. Мощь поглощенной энергии едва ли могла уподобить ее прежней… живой Бадо́. Однако это только начало. Все это. Ее игра будет долгой и болезненной для тех, кто не поторопится встать на ее сторону.

Миру – нет, всем трем мирам – еще предстоит узнать, кто такая Бадо́ Блэр.

Вынырнув из прошлого, она окинула усталым взглядом свою личную Юдоль – островок света посреди вечной тьмы. Правда, порождала его отнюдь не рассветность, по-прежнему живущая в ней. Да, Бадо́ не из тех, кто игнорирует преимущества. Беда в том, что, вырвавшись наружу, рассветная сила почти мгновенно поглощалась господствующей здесь тьмой. Но и тут Леди Ворон сумела найти выход. Элегантное, хоть и спорное с точки зрения условных моралистов (окажись они тут), решение.

Магия, вырванная из любого сосуда, нестабильна, хрупка, недолговечна… Ей же даже не пришлось искать подходящий сосуд. Они уже были здесь – души людей, которых Дану отчего-то не пожелала забрать в свои чертоги. Недостаточно невинные, их души были недостаточно чисты…

И все же они сияли.

Свет, который они источали, помогал одним душам не сойти с ума в непроглядном мраке. Другим – противостоять теням-охотникам и фоморам, что слетались на чужую рассветность, как мотыльки – на огонек свечи. Третьим – отыскать дорогу в Юдоль Безмолвия, чтобы в складках темноты обрести вечный покой.

Какие бы мечты ни лелеяли души, сколь бы великие цели ни ставили перед собой, на их рассветность у Бадо́ были свои планы.

Став ревенантом, со временем она обрела способность повелевать не только тьмой – сущностью – мира мертвых, но и его призрачными обитателями. Кем бы души ни были при жизни, хотели того или нет, теперь они стали частью полуночного мира. И сколько бы рассветности они ни хранили в себе, силы противостоять Ткачу Кошмаров им не хватало.

Бадо́ выбирала самые чистые и яркие души, а после лепила из них сферы подобно снежкам из золотистого снега, сияющего в солнечных лучах. И подвешивала в воздухе как фонарики.

Она не злодейка из детских сказок. Не монстр, упивающийся людскими страданиями. В том, что ей приходилось делать, Бадо́ не находила удовольствия. Все это – лишь продиктованная ее судьбой необходимость. Естественный отбор под девизом «Выживает сильнейший». А она собиралась не просто выжить, а жить до тех пор, пока солнце этого мира не погаснет.

Да и случись так, она просто найдет себе другой.

Глава 2 Королева Пропасти

Морриган хорошо помнила, каким увидела Тольдебраль впервые. Огромный замок, которому отвели отдельный остров в самом центре Пропасти, с отдельным, светящим лишь для него пятым солнцем.

Теперь замок принадлежал ей.

Потомственной полуночной ведьме. Бывшей охотнице. Действующей королеве.

У Морриган даже имелся самый настоящий трон, который она игнорировала почти всегда – за исключением моментов, когда окружение настаивало на соблюдении традиций. Сейчас был как раз такой случай. Морриган пришлось выслушать пару жалоб, разрешить один затянувшийся спор и принять нескольких желающих присоединиться к королевскому Дому.

И все же в происходящем ей виделась некое заигрывание с давно ушедшей эпохой, когда тронный зал использовали как зал для аудиенций, где король выслушивал подданных, присваивал им высокие должности и вершил над ними суд. Она не имела ничего против маскарада, вот только время для этого – не самое подходящее.

Да и, несмотря на присущее ей тщеславие, Морриган не была в восторге от нового титула. Во-первых, он достался ей обманом. И мало того, что большинство жителей Пропасти даже толком не знали, кто такая Морриган Блэр, в их глазах она отныне была убийцей.

Как много колдунов из тех, кто пожелал стать частью королевского Дома, делал это из страха? Какая часть – из уважения перед тем, кто оказался сильней?

Сидя на троне в роскошном рубиновом платье и небрежно постукивая по подлокотнику кончиками ногтей, Морриган вглядывалась в лица отступников в попытках понять, какова истинная причина, заставившая их прийти в Тольдебраль.

Вот, например, Дервила из Дома О’Дохерти, ведьма хаоса, известная на всю Пропасть тем, что заклинанием вызвала из глубин мира теней самого Балора. Его прикосновение оставило на ней вечную печать – король демонов лишил ее глаза. Как рассказывала она сама, тот просто вытек ей черной жижей на щеку.

Может, это была случайность со стойким привкусом жестокой иронии. Или же Балор отчего-то решил пометить ведьму, которая смогла воззвать к нему. Ту, что заполучила частицу его демонической силы. В пользу последнего говорил тот факт, что на месте глаза у Дервилы теперь клубилась странная темная энергия.

Не самая лучшая замена, но Дервила полученной меткой гордилась. Повязкой глазницу не закрывала, предпочитая оставлять на виду, чтобы привлечь чужое внимание или смутить собеседников, заставляя их лихорадочно думать, куда же смотреть.

– Что думаешь? – вполголоса спросила Морриган у Дэмьена, который стоял, скрестив руки, по правую сторону от нее.

Ноги в грубых шнурованных ботинках широко расставлены, взгляд исподлобья по обыкновению хмур. Бравый защитник в черной коже, с рунными знаками на выбритых висках и с иными татуировками, спрятанными под одеждой… Морриган отвела взгляд.

Она до последнего не знала, останется ли Дэмьен с ней или предпочтет отправиться в вольное плавание. Со смертью Доминика договор с берсерком утратил силу. Дэмьен настаивал на том, чтобы теперь, когда Морриган стала королевой Пропасти и главой новообразованного Дома Блэр, пришедшего на смену Дома О’Флаэрти, они заключили новую сделку Разговор получился… непростой, что, зная их, совершенно не удивительно.

– Не глупи, Дэмьен. Я прошу тебя быть моим адгерентом. Союзником. Даже… другом. Я не хочу заключать с тобой контракт.

– Это не в моих правилах… – начал он.

– Сделай исключение для меня.

– Ты не понимаешь. Договор можно разорвать, можно прописать в нем все необходимые условия. Он означает лишь временную связь.

– А ты не хочешь привязываться ни к людям, ни к Дому, – усмехнулась Морриган. – Ясно. Но никакого договора заключать с тобой я не стану.

– Почему? – Лицо осталось спокойным, но в серых глазах зажглась искра любопытства.

Морриган пожала плечами.

– Не хочу.

Ответить так проще, чем объяснить все хитросплетения ее противоречивых чувств к Дэмьену. Впрочем, объяснять она и не собиралась.

Голос берсерка вернул ее в настоящее. Пожав плечами, Дэмьен ответил так же, вполголоса:

– Дервила – сильная ведьма. Преданная. В основном, правда, королям… Она была частью Дома Фитцджеральд, а вот с Домиником они что-то не поделили.

– Можно ли ждать от нее подвоха? – спросила Морриган.

Она пристально смотрела на ведьму хаоса, не скрывая, что сейчас решает ее судьбу вместе со своим… советником? Телохранителем? Адгерентом?

– Ты в Пропасти, Морриган. А еще ты королева. – В голосе Дэмьена слышалась усмешка. – На твоем месте я бы никому не стал доверять.

– Даже тебе? – вырвалось у нее.

– Сделай исключение для меня, – вернул ей берсерк недавно сказанные слова.

Морриган одобрительно фыркнула.

– Вот еще. Мое доверие нужно заслужить.

– И я этого еще, конечно же, не сделал.

Она приняла задумчивый вид, рассчитывая на то, что взгляд Дэмьена направлен на нее. Постучала пальцем с длинным ногтем по губе.

– Дай-ка подумать… Ты помог вернуть зрение моей сестре, а потом несколько раз прикрывал мне спину. Нет, точно нет.

Дэмьен хмыкнул.

Подобравшись на троне, Морриган снова сосредоточилась на Дервиле. Ей нужны союзники. Если Бадо́ развяжет обещанную войну… Недостаточно сильных колдунов, будь их хоть трижды по сотне. Леди Ворон… Ткач Кошмаров… Как бы она себя ни называлаа, она просто отшвырнет их от себя, смахнет, как фигурки с шахматной доски.

Точно так же, как она убила последних спящих. Одновременно. В одно проклятое мгновение.

Морриган прикрыла глаза. Воспоминания о последней встрече с матерью приходили без спроса, как незваные гости. Убитый Анакондой в теле Аситу Доминик, с украденной шаманами и растерзанной на клочки душой. Леди Ворон вне себя от ярости и горя. А потом – странный разговор с ней.

О двух сторонах, о неведомой силе, которая сотрясет всю Ирландию… и поставит Бадо́ в один ряд с такими могущественными ведьмами, как Калех и Ягая.

С тех пор минуло уже несколько дней, а свернувшаяся змеей на груди тревога не думала ее отпускать. Ведьминская интуиция шептала на ухо: «Что-то надвигается». А если вспомнить слова самой Ягой, с которой Бадо́ так хотела поравняться в силе…

«Грядет война, ведьма. Совсем скоро люди и нелюди начнут выбирать сторону».

Морриган откинулась на спинку трона, продолжая размышлять. Дэмьен прав – она никому не может всецело довериться. Любой из тех, кто клялся ей в верности, мог оказаться засланным убийцей – или просто тем, кто жаждал свести счеты с действующей королевой.

Доминик и его Камарилья планировали, ни много ни мало, свергнуть Трибунал. Доминик должен был стать освободителем существ древней крови от многолетнего гнета. Он был символом долгожданных перемен – не только для них, но и для полуночных колдунов.

А Морриган заявила всей Пропасти, что собственноручно его убила.

Несмотря ни на что, она не могла позволить себе разбрасываться союзниками. Кто знает, может из Дервилы из Дома О’Дохерти и выйдет толк. Может, в складках темноты, призвав на помощь демонов-фоморов, она сумеет отыскать Бадо́. И поможет разгадать ее планы – с чем, к разочарованию Морриган, не справились ведьмы истины.

Колдуны крови тоже ничего толкового не сообщили. В ней текла кровь матери, но кровь самой Бадо́ после смерти и возвращения в мир живых в сущности ревенанта замерзла и замерла. Наверное, потому колдуны крови и не нашли следы Бадо́ ни в одном из миров – ни в живом, ни в мертвом.

Или же она слишком хорошо скрывалась.

Морриган изобразила улыбку – впрочем, не слишком старательно.

– Буду рада видеть тебя, Дервила, в числе моих адгерентов. Добро пожаловать в королевский Дом.

Ведьма хаоса кивнула, не скрывая торжества, и покинула тронный зал.

– На подходе еще два колдуна хаоса, веретник и темный виталист, – объявил Дэмьен.

Морриган с приглушенным стоном потерла висок, в котором зарождалась болезненная пульсация. Ничего, кроме головной боли, титул королевы Пропасти пока ей не давал.

Жаль, что рядом нет Клио. Разумеется, младшая сестра пожелала бы находиться так далеко от королевских дел и назревающей войны, насколько это возможно. Предпочитала бы спать и видеть колдовские сны, читать или играть с голубкой. Но одно присутствие Клио придавало Морриган сил.

«А знание о том, что она жива и невредима?»

Морриган вздохнула. Она сама настояла на том, чтобы Клио вернулась в Кенгьюбери. В основном, чтобы ее не коснулись последствия решений, принятых старшей сестрой. Чтобы, если Тольдебраль окажется под ударом, хрупкой и милосердной Клио в нем не было.

При себе Морриган всегда держала филактерий с временным порталом, настроенный одной умелицей на дом Ника. А еще умудрилась запустить в его дом парочку слухачей.

Конечно, она не подслушивала их с Ником разговоры. Слухачи – морфо, как называл их Аситу, – были настроены на крик страха или мольбу о помощи. Подобной функции сам Аситу в слухачей не вкладывал, но Морриган оказалось под силу усовершенствовать их.

Однако, несмотря на все меры предосторожности, она не могла перестать волноваться за Клио. Не могла понять, верно ли поступила, отослав ее, или нужно было до конца оставаться рядом с ней?

Но что этот конец означает? Победу над Бадо́?

К горлу подкатила горечь. Морриган никогда не питала иллюзий насчет своей семьи. Не ждала, что однажды на пороге дома появится отец, а Бадо́ превратится в любящую курицу-наседку, для которой самым главным сокровищем в жизни будут дети. Но она никак не могла предположить, что отец убьет мать, посчитав ту чудовищем… и, как выяснится года спустя, не напрасно.

Леди Ворон и была чудовищем.

Морриган всегда знала, что ее мать – убийца, но наивно думала, что те смерти были неизбежны, как неизбежна порой война. Но узнать о том, что на руках Бадо́ – кровь невинных, что она даже могущественнее, чем Морриган представляла, и столь сильна лишь благодаря принесенным жертвам…

«Как же я была слепа. Ничего дальше собственного носа не замечала».

Неужели страстное желание Клио видеть в людях только хорошее передалось и ей?

Наконец рабочий день королевы Морриган посчитала законченным. Думала по традиции обсудить дела с Дэмьеном, но он задержался в тронном зале, чтобы поговорить со знакомым колдуном крови – ее новоявленным адгерентом. Морриган не собиралась дожидаться его и лишний раз показывать свою заинтересованность. И если при Доминике Дэмьен служил телохранителем, то ей вторая тень не нужна.

Морриган направилась в палаты целителей, к Орле – еще одной новой союзнице Дома Блэр.

Ее прошлый Дом канул в Лету, когда Ткач Кошмаров убила его главу. Убивала она медленно, по капле высасывая силу жертвы через страх. А может, все дело в том, что преданная лорду Орла, считающая старика Шона своим вторым отцом, до последнего удерживала его среди живых при помощи чар.

Не удержала. Не догадывалась, что против Ткача Кошмаров шансов у нее нет. Став адгерентом Морриган, Орла не подозревала и о том, что мать королевы, Бадо́ Блэр – и есть Ткач Кошмаров.

Еще одна тайна, сокрытая в стенах Тольдебраль. Но насколько надежно?

Пока все ниточки, ведущие к тому, что случилось в замке в памятный для многих день, находились в руках Морриган. После смерти Аситу управлять привлеченными из мира теней и рассеянными по замку призрачными слухачами стал Ганджу. Ему это, правда, не нравилось, о чем он не уставал напоминать в своей ворчливой манере.

Морриган всякий раз раздраженно отвечала, что она в любой момент может найти другого колдуна, сведущего в полуночной магии. Ганджу возражал, что лучше него с этим мог справиться только Аситу. А теперь, когда его не стало, лучшим был именно он, Ганджу. На этом моменте Морриган или выходила из себя, или вылетала из комнаты.

До Орлы дойти она не успела.

Джамесина появилась из ниоткуда. Как запоздало поняла Морриган, красноволосая бааван-ши воспользовалась тайными ходами, которые, прячась от чужих взглядов и сокращая путь, активно использовала во времена правления Доминика. Надо было запечатать их – точить зуб на Морриган могла и таинственно исчезнувшая Камарилья с Джамесиной во главе.

«Пять баллов, королева. Твоей предусмотрительности можно только поаплодировать», – мрачно подумала она.

Морриган оправдывал лишь хаос, воцарившийся в ее и без того неспокойной жизни. Однако она не привыкла искать себе оправданий. Даже в своих собственных глазах. Впредь будет умней.

Пальцы демонстративно легли на плеть-молнию – привет из охотничьего прошлого, а еще – грозное и стремительное оружие. Некоторые известные Морриган полуночные заклинания были гораздо смертоноснее и быстрей, но без острой нужды она их не использовала.

Что ни говори, меняться не всегда легко и удобно. Однако после открывшейся истины о Бадо́ Морриган отказывалась считать своей сутью полуночную силу. Да, ее матерью была полуночная ведьма, но даже в ней текла рассветная сила сноходицы. А отец и вовсе оказался друидом[1].

Джамесина проследила за ее взглядом и коротко усмехнулась. В ее руках не было клинка, но зачем он вампиру?

– Я не убивать тебя пришла. А поговорить.

– О, прямо от сердца отлегло, – издевательски пропела Морриган, не убирая пальцы с плети. – Заварить вам чаю?

– Не дерзи, девчонка. Ты мне во внучки годишься.

Морриган нетерпеливо вздохнула.

– Зачем вы здесь?

Джамесина по-хозяйски кивнула на кабинет для совещаний, видневшийся в конце крыла. Именно там Доминик советовался с Камарильей, обсуждая с особой королевской стражей планы по свержению Трибунала. Далеко идущие, но закончившиеся со смертью короля.

Не оглянувшись, Джамесина направилась туда. Морриган ничего не оставалось делать, как последовать за ней. Хорошо, что стражи не видели этой сцены. Лучше прослыть королевой-убийцей, чем королевой-марионеткой, которую дергают за ниточки все кому не лень.

Когда они остались в одиночестве, Джамесина соизволила заговорить.

И первые же ее слова стократ повысили градус напряжения.

– Я знаю, что ты не убивала Доминика.

Казалось бы, что может быть лучше, чем попытка кого-то тебя обелить и восстановить твое доброе имя. Но не в Пропасти с ее особыми законами.

Будто желая подтвердить мысли Морриган, бааван-ши резко произнесла:

– Право узурпации уходит корнями в седую древность, о которой ты, девчонка, не имеешь ни малейшего представления. В те времена, когда силу уважали и ставили во главу. О чем это говорит? О том, что главное условие права узурпации не было исполнено. А значит, ты не имеешь права на трон. Не можешь быть нашей королевой.

Джамесина выдержала драматическую паузу, заставляя воздух между ними вибрировать от напряжения. Потом хищно, как умели только бааван-ши, усмехнулась.

– Но я могу закрыть на правду глаза, – вкрадчиво продолжила она. – Я видела, на что ты способна. У тебя есть связь с Конхобаром и другими душами, а еще – союзник среди законников. Ты может диктовать людям Пропасти свою волю. И даже, в случае революции, послать их наверх, на войну с Трибуналом.

– Вы шантажируете меня? – с неприятной улыбкой осведомилась Морриган.

Джамесина равнодушно пожала плечами.

– Называй как тебе угодно. Но я хочу чтобы ты пошла по стопам Доминика и отстаивала права существ древней крови. Чтобы ты, королева, защищала нас.

– Защитниками не становятся в результате шантажа.

Бааван-ши приняла задумчивый вид.

– Нет? Мне всегда казалось, что шантажом можно добиться чего угодно.

– Я перефразирую, – процедила Морриган. – Не терплю, когда мной помыкают.

Маска слетела с лица Джамесины. Выпрямившись, она взглянула в глаза Морриган.

– Мы можем помочь друг другу. Помоги мне уничтожить Трибунал. А я помогу тебе противостоять Леди Ворон.

Итак, Джамесина знала и про Бадо́…

– Уничтожить? Как Дикую Кровь? – прохладным тоном спросила Морриган.

Бааван-ши сузила глаза.

– Я лично помогала тебе уничтожить диких, и не только потому, что они бросали тень на существ древней крови и своими действиями делали все, чтобы убедить людей нам не доверять… и попросту нас ненавидеть. «Более тонкие методы», о которых я тебе говорила, заключаются в том, что мы – не варвары, не дикари и не убийцы. Мы – разоблачители. Вот что я намерена сделать с Трибуналом. Обнажить их лицемерие и двойные стандарты. Но это опасный… очень опасный путь. Потому мне и моим людям необходима ты, королева. И ресурсы, которыми ты сейчас обладаешь.

Морриган молчала, захваченная ураганом противоречивых чувств. Будь Камарилья пресловутой Дикой Кровью, она ни за что не согласилась бы на подобную сделку. Даже под угрозой потери трона и смерти от руки родной матери. Слишком бесчестными, жестокими, кровавыми были их методы. Но Камарилья планировала действовать иначе. Их оружие – информация и обнародование тайн. А Трибунал, стоило признать, отнюдь не невинная овечка.

Морриган побывала и на стороне Трибунала, и на стороне своих бывших врагов, многие из которых стали ее союзниками и даже друзьями. Она видела обе половины правды.

Но дело не только в этом. Грядущая война и Бадо́ со всем ее арсеналом… Если в союзниках Морриган будут существа древней крови, она сможет противопоставить что-то ведьме, которую нарекли Леди Ворон и Ткачом Кошмаров.

И, что внушало большее опасение – Леди Войной.

Морриган устало вздохнула и не без иронии произнесла:

– Добро пожаловать в королевский Дом.

Глава 3 Сторож чужих снов

Так странно просыпаться в его доме, пить заваренный им чай, видеть его по утрам, будто они – супружеская пара…

К тому времени, как Клио выбиралась из постели, Ник давно был на ногах. Каждый раз он готовил завтрак, что отчего-то ее смущало. Она мысленно обещала, что проснется пораньше, но после ночных блужданий в чужих и собственных грезах ей требовался долгий сон, чтобы восстановить силы. Потому спала она крепко и нередко – до самого обеда.

Сладко потянувшись, Клио обвела комнату взглядом голубки. Она кожей чувствовала вшитые в стены рассветные печати. Часть была призвана защитить дом Ника от незваных гостей – все же работу в Департаменте полиции безопасной не назовешь. К своим двадцати трем годам, дослужившись до младшего инспектора, Ник успел нажить достаточно врагов. Не так много, как Морриган, но…

Некоторые из печатей нанесли в присутствии Клио. Их создала охранная ведьма, которая, по собственному признанию, была у Ника в долгу. И все же Клио было неуютно стоять рядом с ней. Что, если ведьма могла почувствовать заключенную в ней тэну? Кем она была для истинных рассветных ведьм? Чудовищем? Недостаточно мертвым, но недостаточно живым сосудом запрещенной силы? Второе, пожалуй, предпочтительнее, но не особо утешительно.

Еще Клио было не по себе из-за того, что кто-то может узнать секрет Ника – законника, который укрывал в доме рассветную ведьму, буквально источающую полуночную энергию.

Вот для чего стенам требовались печати: скрыть Клио от глаз ищеек, агентов и охотников. Всех, кто считает противоестественным, недопустимым само ее существование.

Клио вышла на запах жарящихся яиц, словно дикая лиса, которую заботливые люди приманивали едой.

Ник стоял у раскаленной плиты, насвистывая себе под нос какой-то мотив. Фальшивил он ужасно. На нем были спущенные до бедер пижамные штаны. Сегодня воскресенье, и на работу Нику не надо. Темно-русые волосы взъерошены, словно и он только что встал с постели.

Клио принялась обмахиваться ладонью, словно веером. Здесь так жарко от нагревших плиту сущностей огня или?..

– Проснулась, совушка!

Ник схватил с барного стула пижамную рубашку и натянул на грудь с четко прорисованными мышцами. Мог бы и не одеваться… От подобных мыслей Клио раскраснелась еще сильней.

– Тут такая духота, – смущенно улыбнулся Ник, словно извиняясь.

Торопливо застегнулся, глядя на плиту.

По мнению Клио, извиняться ему было решительно не за что.

Подойдя к Нику, она бездумно расстегнула пуговицы его рубашки – после третьей была пропущена петля.

Ник застыл, когда девичьи пальцы коснулись кожи. Только сейчас осознав двусмысленность ситуации, замерла и Клио. Вспыхнув, подняла глаза. Ник ласково приподнял указательным пальцем ее подбородок и нежно прикоснулся губами к ее губам. Клио пришлось подняться на носочки и для равновесия опереться обеими руками о его грудь.

Они целовались целую вечность – и продолжали бы еще одну, если бы со стороны плиты не донесся подозрительный запах.

– Проклятье! – отстраняясь, вскрикнул Ник.

Завтрак удалось спасти лишь наполовину, но Клио не жалела ни о чем. В ожидании не подгоревшей половины омлета она забралась на стул у барной стойки. Голубка вспорхнула на гладкую, под мрамор, поверхность и принялась, как по тротуару, деловито бродить туда-сюда.

– Что-то интересное снилось? – поинтересовался Ник.

– Разговаривала с Ведой, потом с Морри. Сначала не могла ее найти – опять, наверное, ложится под утро. Или долго не может уснуть.

– Да уж, забот у нее прибавилось. – Ник ловко перевернул бекон. Покачал головой. – Твоя сестра – королева Пропасти. С ума сойти.

– А я всегда знала, что Морри ждет необычная судьба.

Что ни говори, а даже обстоятельства ее восхождения на трон весьма нетривиальны. Морриган была вынуждена провозгласить себя убийцей, чтобы не потерять Тольдебраль. Чтобы однажды, когда пыль уляжется, а опасность минует, Клио было, куда вернуться. И вернуться не просто воскрешенной отступницей и сестрой леди Дома Блэр, а сестрой действующей королевы.

А в то, что Морриган сумеет удержать титул в своих руках, Клио не сомневалась.

Ник водрузил на столешницу тарелки с завтраком. Он предпочитал есть стоя и, пусть их и разделяла барная стойка, они все равно оказывались очень близко друг от друга. И пусть они уже не раз целовались, а однажды Клио и вовсе заснула вместе с Ником в его постели, пока он ее успокаивал и баюкал в объятиях как ребенка, эта близость была иной. Уютной, умиротворяющей.

Их руки порой соприкасались, взгляды постоянно пересекались, и тогда на лице Ника появлялась нежная улыбка.

Он ел торопливо и сметал половину еды в один присест, а еще постоянно говорил с набитым ртом. Клио пыталась отучить его от дурной привычки, но потерпела поражение. Вдобавок Ник ненавидел бритье и даже думал отпустить себе бороду – Клио его откровение по-настоящему ужаснуло, – но теперь, когда они были вместе, он не мог позволить «своей мужественной щетине царапать ее нежную кожу».

Ник частенько застревал в душе на полчаса и все эти полчаса, чудовищно фальшивя, в полный голос распевал песни. В такие минуты хихикающей Клио никак не удавалось сосредоточиться на чтении.

Как странно и волнующе – узнавать его в мелочах. Раньше Клио знала две стороны Ника – педантичного инспектора Департамента и смешливого улыбчивого друга детства. Теперь же он предстал перед ней с другой стороны…

– Я должна поговорить с Морри… – Клио запнулась на мгновение. – …о нас.

– Ага, значит, «мы» уже есть? – Ник лукаво улыбался. – А я, выходит, твой тайный возлюбленный?

Клио покраснела до кончиков ушей. Если быть точным, тайная любовь с ее одиннадцати лет.

– Я… хотела рассказать, честно, но сначала случилась вся эта история с мамой и Домиником, а потом…

С того момента, как Клио умерла, события неслись словно горная лавина. Воскрешение. Слепота. Голубка, ставшая ее фамильяром, другом и ее глазами. Пробудившаяся сноходческая магия. Спящие и их кошмары. Болезненная правда – сначала об отце, а потом и о матери…

Слишком много для неполных семнадцати лет. Однако, если ты носишь фамилию Блэр, вполне ожидаемо.

– Жаль, что мы живем вместе, – притворно вздохнул Ник. – Только представь, какая романтика: ты сбегаешь из закрытого города отступников, ночами проникаешь в мой дом через незапертое окно…

– Ах вот как! Тебе жаль? – Клио прищурилась.

Если бы не разделяющая их барная стойка и невероятно вкусный омлет, она бы набросилась на Ника с щекоткой, которой он боялся как огня.

– И мы не живем вместе. Я просто… гощу у тебя.

Ник подмигнул.

– Как скажешь. Хотя мне больше нравится моя версия событий.

Не успела Клио, порядком смутившись, придумать остроумный ответ, как амулет зова на груди потеплел. Уверенная, что на том конце связующего мостика чар ожидает Морри, она поспешно сжала медальон.

– Дэмьен? – удивилась она, когда на стене напротив высветилось лицо берсерка.

Ник вскинул брови, не переставая, впрочем, активно поглощать омлет. Клио же, напротив, отложила в сторону вилку.

– Клио, я должен извиниться за наш последний разговор, – выпалил Дэмьен.

Она впервые видела его таким… неуверенным. И настолько поразилась этому, что на пару секунд оцепенела.

Но затем тряхнула головой и шепнула Нику:

– Я сейчас.

Вместе с голубкой они выпорхнули из кухни и скрылись в спальне для гостей.

– Все в порядке, Дэмьен…

– Нет. Я не должен был так говорить. Не должен был велеть тебе убираться. Просто я…

Дэмьен прерывисто вздохнул. Впервые на памяти Клио слова давались ему столь тяжело.

– Твои слова насчет Морриган… Они вывели меня из себя.

Клио знала это и понимающе улыбнулась.

– Я сама виновата. Не должна была встревать. Что бы ни происходило между моей сестрой и тобой – это исключительно ваше дело.

Они мирно помолчали.

– А еще я должен поблагодарить тебя. Если бы ты не освободила меня от кошмаров, я бы погиб вместе с остальными.

Клио помрачнела. Она вспомнила стеклянный взгляд Ника, когда он рассказывал ей, что в один момент все спящие, все погруженные в сон Ткачом Кошмаров, погибли. Их сердца разорвались, их души забрал с собой мир теней.

Нет, не он. Ткач Кошмаров. Женщина, чью фамилию она носила. Ее родная мать.

Бадо́ поглотила их души, как деликатес, чтобы напитаться чужой силой. Клио было невыносимо думать об этом.

Но она, конечно же, думала.

– Я рада, что ты жив, – искренне сказала Клио. Помолчав, добавила: – Приглядывай за Морри, ладно? Хотя бы как… друг.

Дэмьен шутливо отсалютовал рукой.

– Слушаюсь и повинуюсь, Леди Голубка.

Клио со смехом закатила глаза. Жаль, под повязкой этого не видно. Смех ее затих, когда она получше разглядела лицо друга. Темные круги под глазами, уставший, словно потрепанный вид…

– Опять плохо спишь?

Клио старалась не подглядывать в сновидения людей, которые были ей дороги, но точно знала, что, даже выскользнув из ловушки Бадо́ Блэр, Дэмьен продолжал видеть кошмары.

Дэмьен растянул губы в неестественной улыбке и преувеличенно бодро заверил:

– Все в порядке.

Клио терпеливо вздохнула. Эта черта – нежелание делиться с кем-то своими бедами – объединяла его с Морри. Да и не только она…

Тревожась за Дэмьена, Клио не стала дожидаться ночи, чтобы шагнуть в Юдоль Сновидений. Сейчас ее ждала встреча не с Ведой или Морриган, а с ее самым близким другом из мира снов – их Ловцом.

Он появился перед Клио, как только она негромко его позвала, словно Юдоль Сновидений прислушивалась к ее желаниям и торопилась их исполнить. Впрочем, отчасти так оно и было…

Белесые волосы по-прежнему лезли ему в глаза, а улыбка смягчала не слишком привлекательное лицо с мелкими чертами. Клио задавалась вопросом, отчего Каэр, обладая невероятной красотой, создала Ловца Снов столь… небезупречным. Может, он кого-то ей напоминал? Кого-то из прошлой жизни, оставленной за пределами царства снов? А может, Каэр ценила красоту во всем ее разнообразии и несовершенстве?

Но почему она не дала Ловцу Снов имя? Не желала привязываться к нему, как к настоящему сыну, забывать, что он – лишь ее творение?

Глядя в почти прозрачные глаза, Клио проникновенно сказала:

– Я хочу попросить тебя кое о чем. Ты можешь помочь моему другу?

– Конечно, – уверенно сказал Ловец Снов. – А чем именно?

– Ты мог бы… м-м-м… сторожить его сны? Забирать или, может, смягчать плохие?

Ловец Снов крепко задумался, приложив палец к бледному рту.

– Я мог бы попробовать.

Клио и сама не знала, выйдет ли из ее задумки что-нибудь путное, но попытаться определенно стоило. Сама она, увы, неспособна избавить близких ей людей от боли, от дурной энергии, которая вмешивалась в их и без того беспокойную жизнь.

Но, может, на это способен Ловец Снов?

Она выскользнула в реальный мир как раз вовремя, чтобы услышать донесшийся с кухни голос Ника.

– Клио?

Она вскочила с постели и придирчиво оглядела себя – не помялось ли платье во время короткого сна? Взбила руками светлые волосы. Подумать только – их с Ником разделяет одна тонкая стенка. И он скучает по ней. И ждет.

Улыбнувшись, Клио звонко крикнула:

– Иду!

Что ни говори, а реальность порой прекраснее самых сказочных снов.

Глава 4 Муха в сетях паука

Она застала его в самом разгаре битвы. Бой велся не до первой крови – той не было совсем. Однако он никому не позволял даже подступиться к себе, не подпускал достаточно близко, чтобы его коснулись вражеские клинки. В его руках оружия не было – им служили сжатые кулаки… а еще – пылающее в глазах пламя, вселяющее в сердца противников страх.

Он отшвыривал их от себя, словно тряпичных кукол. Лишал шанса устоять перед торнадо, в который его превратила берсеркская кровь. Удар, порожденный ладонями, резко выброшенными вперед, сбил с ног очередного противника. Разметал в разные стороны остальных, разбросав по земле, будто клочки бумаги.

Казалось, он подчинил себе даже ветер.

Застывшая поодаль Бадо́ усмехнулась. Знали бы люди, сколь многое можно узнать о них, если просто подсмотреть их сны. Однако с каждой минутой наблюдать становилось все скучней.

Она повела рукой, стирая чужую грезу, обнажая истинную, неприглядную суть. Берсеркский огонь погас в ярко-голубых глазах. Лишившись покрова иллюзий, Лелль превратился в того, кем всегда был. В смешного худощавого паренька со светлыми волосами и некрасивым лицом.

В сына вёльвы и берсерка, который должен был пойти по стопам отца, но выбрал стезю скальда[2].

Походкой пантеры Бадо́ подошла к нему.

– Г-где я? – пролепетал Лелль, озираясь по сторонам.

Как всякий разбуженный в царстве сновидений, он не понимал, что находится внутри собственного сна.

Или, вернее, сна, власть над которым захватила Бадо́.

– Кто я, где я? – с гримасой передразнила она. – Как же вы, смертные, все-таки похожи. И как до зевоты предсказуемы. Ты – в моих владениях.

– Кто вы? – сфокусировав взгляд, хрипло проговорил Лелль.

– А вот это уже интереснее, – сытой кошкой улыбнулась Бадо́. – Мне давали множество имен. Черная Вдова. Ворон Битвы. Ткач Кошмаров. Леди Ворон. Но для многих я больше известна как Бадо́ Блэр. А ты – Лелль Бьёрклунд. Ты помогал Морриган понять истинную сущность ее дражайшего берсерка.

До сих пор едва верилось… Ее своенравная, циничная дочь, которая с детства видела магию смыслом своего существования, влюбилась. И в кого? Во взрывоопасного берсерка, искусственно взращенного Трибуналом.

Да, и сама Бадо́ позволила себе увлечься… но от главной цели Доминик ее не отвлекал. В нем она обрела и поддержку, и опору, которых даже не думала искать. Дэмьен же с его неприятием полуночной силы сбил Морриган с истинного пути. Она позволила задурить себе голову глупыми размышлениями о тьме и свете, о добре и зле. И что из этого вышло? Ничего хорошего ни для кого из них троих. Дэмьен продолжал лелеять свое одиночество и почти истаявшую любовь к фэйри, интрижка Морриган с ноктурнистом закончилась столь же стремительно, как началась, а выбросить из головы берсерка ей так и не удалось. Бадо́ лишилась ценной союзницы, и вместо этого обрела врага.

А врагов в живых она – по обыкновению – не оставляла.

Бадо́ с тоской вспоминала те дни, когда она и маленькая Морриган жили душа в душу. Вместе постигали темную науку – полуночную магию. В дочери, жадно ищущей ответы в зеркалах и жаждущей могущества, Бадо́ видела себя. Она до сих пор не понимала, что случилось. Злилась, что потеряла над ситуацией контроль. Как она могла допустить, чтобы Морриган, словно одурманенная полуночной магией, отвернулась от нее?

Открывая дочери – и зеркалам – свое прошлое, Бадо́ лишь хотела показать, на что по-настоящему способна темная, великая сила, особенно когда находится в правильных руках. И да, картины были жестокими, разрушительными, таящими в себе погибель и хаос. И, разумеется, кровь.

Именно тогда что-то хрупкое внутри Морриган и надломилось.

Бадо́ бы себе сломаться не позволила.

– Дэмьен… – Голос Лелля вырвал ее из мыслей, перевитых с воспоминаниями. – Но откуда вы…

– Как много вопросов, – утомленно проговорила Бадо́.

И этот вечно белый пейзаж своим однообразием утомлял тоже. Пора добавить ему немного красок… Вернее, лишь одну.

Лелль не видел, как с разных сторон к нему потянулись нити, как закрашивалось черным по краям полотно царства снов.

Ткач Кошмаров начала плести свой смертоносный узор.

– Я наблюдала за Морриган, оставаясь в Вуали. Следила и за тобой.

Адгеренты Дома О’Флаэрти наверняка бы удивились, узнай они, что Бадо́ присутствовала в их жизни куда чаще, чем им хотелось бы.

– Ч-что вам надо от меня? Зачем я… здесь? – Лелль добавил себе под нос, думая, что она не услышит: – Где бы я ни был…

– Для начала я хочу, чтобы ты услышал мою историю.

– Я? Почему я?

– Я знаю о твоем даре – оживлять своей песней воспоминания. Я видела, как это происходит. Пусть я находилась, незримая, в Вуали, но я сумела ощутить воздействие твоих чар. Они… уникальны. А я, поверь мне, подобными словами не разбрасываюсь.

Лелль от смущения густо покраснел. Бедолага, он совсем не привык к комплиментам.

– Но можешь ли ты столь красочно и зримо воплотить в жизнь то, чего не видел сам? Стоит проверить, как считаешь?

Скальд потерял бдительность. Размяк от ее обманчиво ласкового голоса, от льстивой патоки, что она нашептывала ему в уши. Слишком расслабился, чтобы заметить расставленную для него ловушку, и с легкостью бездумно летящей вперед мухи попался в силки.

Черная паутина сковала его по рукам и ногам. Лелль забился в путах, с губ сорвался жалкий вскрик.

– Не бойся. Я не буду терзать тебя кошмарами, не буду выпивать твою силу. Паутина нужна лишь для того, чтобы твое сознание не вырвалось за пределы этого долгого сна. Чтобы не позволило тебе проснуться.

Скальд застыл – скорее, от осознания безнадежности ситуации, в которую угодил. Вряд ли слова Бадо́ его успокоили.

– Я буду как те спящие, да? Люди говорят…

– Я знаю, что они болтают, – раздраженно бросила Бадо́. – Мои дочери постарались, чтобы обо мне говорили только самое отвратительное.

– То есть вы ни при чем? – уточнил Лелль.

Могло показаться, что ее взгляд способен испепелять – такую она вложила в него яростную мощь. Даже странно, что скальд на ее глазах не обратился в прах.

– Злодеям – или тем, кого провозгласили таковыми, – редко дают слово в свое оправдание. Но что бы ты там ни думал…

– Я ничего не думаю… – дрогнувшим голосом заверил Лелль.

– Я не собираюсь оправдываться. Я лишь хочу, чтобы люди видели полную картину. Чтобы знали, сколь непростой была моя судьба… и моя жизнь.

Лелль подергался в путах. Понял, что те ничуть не ослабли, и с обреченным видом повис.

– Ты мечтал быть скальдом, верно?

– Но я…

– Хотел петь людям о злодеях и героях, о богах и монстрах? Расскажи им мою историю, и пусть решают, кто я.

– Так вы отпустите меня? – В голосе Лелля пробилась надежда.

Бадо́ сощурилась.

– Посмотрим. Так или иначе, советую тебе не тратить силы и не вызывать мое раздражение глупыми попытками сбежать. Помни: ты не проснешься, пока я тебе не позволю.

Лелль неожиданно улыбнулся. В заблестевших глазах зажегся странный огонек. Не будь он прикован к миру снов цепями из сотканной Ткачом Кошмаров паутины, Бадо́ назвала бы этот огонь… предвкушением, граничащим с восторгом.

Страх все еще жил в Лелле (она знала толк в страхах), но его затмевало новое чувство, пробудившееся в нем.

– Не каждому скальду выпадает шанс услышать историю из первых уст, будь говорящий героем или же злодеем, – выдохнул Лелль. – О Леди Ворон ходит столько слухов, столько противоречащих друг другу легенд…

Склонив голову набок, Бадо́ смотрела на него с задумчивым интересом. Пришлось признать: Лелль сумел ее удивить. Она-то думала, что придется держать скальда в полубессознательном состоянии или усмирять его жестокостью – только так она и умела.

Бадо́ чувствовала ложь, как гончая – запах дичи, за версту. Лелль не врал. Он и впрямь видел в случившемся возможность вырваться за пределы очерченных судьбой границ. Стать кем-то значимым… Не просто сыном вёльвы и берсерка, выбравшим путь певца-поэта. А скальдом, который первым расскажет никому не известную историю о легендарной ведьме.

Бадо́ сыто ухмыльнулась. Еще одна родственная душа, готовая на все ради дела всей своей жизни.

Путы, удерживающие Лелля, расплелись, позволяя ему опуститься на белое покрывало. Бадо́ повела рукой, усилием воли размывая границы между мирами. А потом цепкими коготками схватила душу Лелля и утянула за собой.

В мир теней.

Глава 5 Сломанный дар

Морриган нашла Дэмьена в его незапертой, как обычно, спальне. Берсерк сидел в глубоком бежевом кресле, положив ступню одной ноги на колено другой. Такой деловитый, пропитанный некой импозантностью и уверенностью жест… и толстый томик древнескандинавского в руках.

При виде ее Дэмьен изобразил сидячее подобие поклона.

– О, моя королева!

– Перестань, – со смехом сказала Морриган, усаживаясь на кровать напротив него. Поглядела на книгу. – Снова пытаешься разобраться с берсеркской сущностью?

Ей хотелось, чтобы Дэмьен, который привык запираться в себе и закрывать от других свои чувства, поделился с ней своими мыслями. Чтобы откровенно рассказал обо всем. Но можно ли надеяться на это, если их отношения столь… непросты?

– Я читал много историй о том, как викинги, вдохновленные самим Одином, становились берсерками. – На лице Дэмьена появилась скупая улыбка. – Прямо зачитывался ими – особенно в те времена, когда считал себя настоящим берсерком. Когда узнал правду, понял, что в одиночку мне никогда не исправить того, что со мной сделали. Я обращался ко многим колдунам в попытках избавиться от дара, но то, что вложил в меня Ристерд, словно въелось в меня, переплелось с моей кровью. Тогда я начал искать другие варианты. Способы если не уничтожить, то погасить, приглушить дар…

Дэмьен, нахмурившись, захлопнул книгу.

– Но тебе ведь удавалось притушить свою ярость, держать ее в узде.

– До того, как встретил тебя – да. То есть… После того, как наши пути с Мэйв разошлись…

Морриган впервые видела, чтобы Дэмьен с таким трудом подбирал нужные слова. Да, он был немногословен, но, когда того требовал случай, за словом в карман не лез.

– Оказавшись в Пропасти, я почти сразу присоединился к общине берсерков. Решил, что искать единомышленников среди тех, кто с тобой одной кро… одного дара – вполне разумно. Потом уже понял, насколько глупой была идея.

– Вовсе нет, – возразила Морриган. – На твоем месте я сделала бы то же самое.

– Неужели? – усмехнулся Дэмьен. – И к кому бы ты присоединилась? К полуночным или рассветным колдунам?

Взгляд Морриган посуровел. Берсерк примирительно вскинул ладони.

– Извини. Старые привычки.

– Избавляйся от них, – сухо посоветовала она.

Дэмьен одарил ее дерзкой и лукавой усмешкой без малейшего намека на вину.

– Как прикажете, моя королева.

Морриган покачала головой, пряча улыбку.

– И как тебе жилось среди берсерков?

– Неплохо, но… Почти сразу появились проблемы. Я знал, что без Мэйв будет нелегко. Она была не просто моей возлюбленной. Она сдерживала мою ярость, удерживала меня на краю. – Дэмьен поморщился.

Морриган помрачнела. Никто из них не хотел, чтобы он это произносил. По разным на то причинам.

– И все же я надеялся, что, рано или поздно, я это переборю. Надо только привыкнуть к мысли, что мы больше… что мы пока не вместе. И тогда срывы прекратятся. – Дэмьен сжал переносицу. – Может, так бы оно и случилось, если бы Бьёрклунд не заподозрил, что со мной что-то не так. Он догадался, что мой дар имеет под собой иную, нежели у берсерков, природу. Истинных берсерков, в которых течет сила самого Одина… В общем, меня изгнали из общины.

Морриган молчала, осознавая, что в утешениях не сильна. А Дэмьен не нуждался в утешении.

– Потребовалось время, чтобы я пришел в себя. Я учился владеть собой, брать под контроль собственные эмоции. Хотел однажды вернуться в общину и доказать Бьёрклунду, что он ошибался. Не насчет всей этой истории с Одином, конечно, но насчет того, что я проклят, что разрушу все, к чему прикоснусь. Но для этого…

– Тебе нужно было взять под уздцы свою ярость.

– Именно. Потому поначалу в Пропасти я соглашался на самую грубую работу… То есть грубо обращался с очень грубо поступившими людьми.

Морриган фыркнула.

– Будучи наемником, я получил шанс опытным путем проверять свои успехи в укрощении ярости. Не думай, я не изверг. Со мной всегда был кто-то, кто меня страховал. И все-таки я рад, что тот этап моей жизни был недолгим. Я… – Дэмьен замялся. – Я понял, что нашел себя не только в желании уничтожить Трибунал, но и в том, чтобы помогать людям. Так, как могу. Звучит пафосно, знаю… Но работа устранителем проблем стала тем, чего мне тогда не хватало. Я решал чужие проблемы, используя в качестве оружия слова, а не кулаки и сверхъестественную ярость.

Морриган склонила голову набок, выражая уважение… и ощущая некую родственную связь. Как и она, Дэмьен не стремился идти самым легким путем.

– Обуздать ярость оказалось непросто. Я даже пробовал – только не смейся – духовные практики.

– Дэмьен, сидящий на ковре для медитаций в позе лотоса, – мечтательным голосом пропела Морриган.

Берсерк вперил в нее строгий взгляд.

– Я просил тебя не смеяться.

Теперь уже она вскинула ладони в примирительном жесте, заслужив мимолетную улыбку.

– В конце концов мне удалось обрести контроль над своей яростью. Я думал, что избавился от проклятия. – Дэмьен отвел взгляд. – А потом в Пропасти появилась ты.

– И стала причиной всех твоих бед, – глухо произнесла Морриган.

– Нет. То есть да, почти все время нашего знакомства я считал именно так.

Сердце гулко стукнулось о ребра.

– Почти? Что-то изменилось?

– Изменилось, – нехотя признался Дэмьен. – Клио думает, что я так сильно реагирую на твое прикосновение потому, что где-то глубоко внутри считаю тебя угрозой моему счастью с Мэйв. Тогда я был слишком взбешен, чтобы прислушаться к Клио. – Он мрачно усмехнулся. – Что ж, у меня было время остыть. И я подумал, что возможно… Возможно, она права. Не ты – причина всех моих вспышек, а то, что происходит у меня в голове. В моем подсознании.

Морриган закусила губу, отворачиваясь к окну. Странно ли это – испытывать разочарование от его слов? Выходит, она не была для него особенной. Лишь вызывала в нем чувство вины. И все же Дэмьен признавал, что ее присутствие – угроза его спокойствию, а она нарушает, колеблет привычное течение жизни, будто брошенный по озерной глади камень. В конце концов, все сказанное означало, что Дэмьен думал и продолжает думать о ней.

Так вот что значили все эти перемены в его поведении. Дэмьен перестал винить Морриган в том, что она сломала возведенную им броню, что, вольно или невольно, провоцировала в нем ярость. Благодарить его она, однако, не спешила – не нужно было даже начинать ее винить.

Вместе с тем ее терзала мысль: «Выходит, он все еще любит свою Мэйв? И надеется однажды с ней воссоединиться?»

– Хочешь, признаюсь тебе кое в чем?

Морриган усилием воли сохранила бесстрастное выражение лица. О да, она хотела.

– Когда ты рассказала про «фабрику чар» Колдуэлла, где он вытягивал дары из людей и существ древней крови… Я пытался ее найти. Хотел…

– Избавиться от своей силы, я понимаю. Почему передумал?

Ведь если бы Дэмьен задался целью, «фабрику чар», после убийства Колдуэлла запечатанную Высоким Собранием, он бы нашел. Даже, возможно, сумел бы разобраться, как работают зачарованные Колдуэллом машины, похищающие дары и запирающие их в филактерии. Наверное, лучшего для Дэмьена не придумать – несколько минут боли и разрушительная сила, которая мешает тебе жить, навеки запечатана в зачарованную деревянную коробочку…

– Я подумал: что, если потеряв дар, я потеряю самого себя? Я ведь не знаю себя другим. Не помню. – Он резко, даже зло, мотнул головой. – Нет, вру. Помню себя испуганным, слабым мальчишкой. Да, я никогда не пошел бы на сделку с Трибуналом, если бы знал, какую цену мне придется заплатить. Если бы знал, что для того, чтобы я выжил, должен погибнуть мой лучший друг. Но, думая о своем проклятом даре, я раз за разом задавался вопросом…

– Кто я без него? – тихо обронила Морриган.

Их взгляды встретились. Дэмьен с усилием кивнул.

– Но что ты ищешь там? – Она подбородком указала на книгу.

– Поначалу я пытался разобраться в сути берсеркского дара, думал, может, что-то упустил. Но нет, все достаточно очевидно и предсказуемо: берсерком человека делала сила Одина, текущая в его крови. Именно этим Ристерд и воспользовался. Вдохнул в меня эту самую силу. Она могла не прижиться, могла убить меня, превратить в человекоподобного зверя или пускающего слюни идиота. Но не убила, а изменила меня лишь в нужную ему сторону. Я пытался найти какие-то истории о тех, в ком дар работал… неправильно. Ведь случалось же такое и с существами древней крови, которые не могли совладать со своей силой. Им помогали в этом чарами и практиками. Я искал чего-то подобного. Не нашел.

– Это не означает, что таких случаев не было, – откидываясь назад, заметила Морриган.

Кровать Дэмьена была жесткой, но ее неумолимо клонило в сон. Прошлой ночью Морриган опять не смогла уснуть – мешали мысли о Камарилье и ее вражде с Трибуналом, о покинувшей Пропасть Клио и угрозах Бадо́ – и так по кругу. А значит, она на ногах уже больше суток. Когда-нибудь все это кончится. Когда-нибудь ее ждет покой.

Но не сейчас.

– Я тоже об этом думал. Викинги – гордый народ, возможно, они просто не хотели делиться сокровенным с другими народами. Открывать перед ними душу. Хотя было бы весьма любезно с их стороны рассказать о сложностях, с которыми могут столкнуться их потомки.

– Но ты продолжаешь читать…

– Я знаю, что не найду в книгах готовых ответов, – вздохнул Дэмьен. – Но надеялся, что они натолкнут меня на какую-то мысль, подадут идею…

– И как? – пробормотала Морриган, с трудом подавляя зевок. – Получилось?

Веки отяжелели и были готовы сомкнуться в любой момент.

– Думаю, да. – Дэмьен подался вперед, стиснул зубы так, что резко очертилась линия челюсти. В глазах пылала решимость. – Я хочу отыскать способ воззвать к Одину.

Сон мгновенно слетел с Морриган. Она выпрямилась на кровати.

– Подожди, что?

– Я подумал о людях, которые способны говорить с богами, а не только слышать их.

– Вестники, – негромко отозвалась Морриган, глядя на берсерка расширенными от изумления глазами.

Ведьмы и колдуны, в ком очень силен так называемый первородный дар и крепка связь с богом – будь то Дану, Зевс, Перун или Один.

Разные о них ходили слухи, один невероятнее другого. Кто-то называл Вестников посредниками между людьми и богами, благодаря которым последние могли услышать мольбы верующих в них, едва различимые среди тысяч и сотен тысяч чужих молитв. Кто-то – истолкователями божественной воли.

Века и тысячелетия минули с тех пор, когда боги вмешивались в людские жизни и изъявляли человечеству свою волю. Да и случалось ли такое на самом деле? Громовой глас Зевса или Перуна, вещающих прямо с небес под аккомпанемент прорезающих небо молний. Лик Ра среди безоблачной голубизны, затмевающий своим светом само солнце. Мягкий голос Аматэрасу в голове послушницы синтоистского храма.

Сейчас подобное представить сложно.

Одни довольно прозаически называли Вестников осведомителями, другие, высокопарно, просветителями. Однако какие бы им ни давали эпитеты, кем бы их ни считали, истории о Вестниках всегда казались Морриган скорее легендами – или же сильно приукрашенной правдой.

Да, когда-то Дану ходила по земле, как обычная смертная, но закончилось это давно, с войной Туата Де Данная и Сыновей Миля. Дану помогла своему племени победить, а после вознеслась на небо – чтобы уже оттуда наблюдать за своим народом. Чтобы помогать людям Ирландии и по всему миру – в тех уголках, где верили в нее, – оттуда, с высоты.

Возможно, она просто устала жить среди людей. Вечно воюющих, жаждущих заполучить могущество и частицу божественной силы, тянущих Дану в разные стороны, словно обожатели, набросившиеся на своего кумира.

Может, и она хотела покоя.

– Звучит слишком фантастично, знаю. И все же… Я подумал: что, если отыскать кого-то из Вестников Одина? Рассказать ему о даре, которого я не желаю. Неправильном, даже кощунственном с точки зрения любого берсерка или почитателя Одина. Даре, который, помимо того, что искусственен, еще и бесконтролен. Вдруг Один захочет избавить меня от него, лишить меня силы?

– Допустим, ты и впрямь сумеешь достучаться до Одина. Но он ведь может тебя наказать, – резко сказала Морриган. – Сомневаюсь, что он будет разбираться, кто виновен в том, что в тебе – его дар, полученный без его согласия.

Какое безумие – они обсуждали богов так, будто те были всего-навсего великими колдунами с непредсказуемым характером.

– Подумал. Но этот риск – цена, которую я готов заплатить.

– Хорошо, но как ты вообще собираешься искать Вестника, да еще и в чужой стране?

Дэмьен потер лицо ладонями.

– Пока не знаю, – хмуро сказал он. – И отправиться в Скандинавию пока не могу.

– Дэмьен… Я знаю твое отношение к темным, разрушительным силам, – осторожно подбирая слова, проговорила Морриган. – Полуночной магией и твоей яростью дело явно не ограничивается. Есть ведь и другой способ? Может, воспользоваться им вместо того, чтобы уезжать в незнакомые края и надеяться, что неведомые Вестники – если они вообще существуют – тебе помогут?

– И какой же?

– Признать, что твоя темная сила имеет право на существование, – веско сказала Морриган. – Она уже не раз помогала тебе спасти чужие жизни. А значит, она способна быть не только проклятием, но и даром. Может, стоит научиться ее принимать.

– Думаешь, я не пытался? – вспылил Дэмьен.

– Знаю, что пытался. Ты сам мне сказал, – спокойно ответила она. – И у тебя получалось.

Дэмьен мотнул головой.

– Получалось. Раньше. А сейчас…

Он молчал, хмурясь и глядя куда угодно, только не на нее. И, кажется, вовсе не планируя продолжать.

– Ты примкнул к моему Дому как друг, а не как наемник, – мягко напомнила Морриган. Звучало слишком… непривычно, слишком чуждо. Она вернула улыбку с оттенком самодовольства и царственное выражение лица. – Кстати говоря, я твоя королева, помнишь?

– Как такое забыть, – усмехнулся Дэмьен.

– Я хочу знать, что с тобой происходит.

– Происходит то, что после кошмаров Бадо́ я окончательно утратил контроль над своей силой, – нехотя признался он. – Я проводил тренировки с королевскими стражами, как ты и просила, и… вышел из себя. Парень едва меня коснулся, а я… Я одним яростным импульсом впечатал беднягу в стену, едва не сломав ему позвоночник. Я становлюсь неуправляемым, Морриган. Опасным для других.

Вот почему с недавних пор в его ножнах появился зачарованный клинок. Он больше не доверял собственному дару.

Точнее, доверял еще меньше, чем прежде.

– Может, это лишь случайность, которая никогда больше не повторится? – предположила она, поглубже загоняя тревогу.

Дэмьен не ответил. Подойдя к стене, сдвинул висящую на ней картину. За ней виднелась вмятина с расходящимися в стороны трещинами в том месте, где непоколебимый камень прогнулся под мощным ударом. Не зря Морриган удивлялась появлению картины в спальне берсерка, предпочитающего аскетичную обстановку и лаконичность голых стен.

– И это еще не все, – отрывисто произнес Дэмьен. – Однажды я очнулся от очередного кошмара, за какие-то секунды устроив в комнате жуткий погром. Здесь все было в осколках и перьях от разорванной подушки… Морриган, я не хочу таким быть. Дикарем. Сорвавшимся с цепи зверем. Тем, кто может причинить людям боль или в порыве бешенства даже отнять их жизнь.

Морриган прикрыла глаза, даже не пытаясь представить, каково ему было. Она дважды отказывалась от полуночной силы – боясь последствий, боясь, что станет такой, как мать. Но у нее всегда был выбор.

А у Дэмьена его нет.

Глава 6 Урожденная Бадо́ Катха

Некоторое время ушло на то, чтобы Лелль обошел теневой замок и заглянул в каждую его щель. Бадо́ великодушно позволила ему это и с интересом наблюдала за ним. Лелль вел себя так, будто был не ее пленником, а… гостем. При этом Бадо́ не замечала в нем нахальства, бравады или показного равнодушия к собственной судьбе. В каждом жесте скальда, в каждом брошенном на Юдоль Теней взгляде сквозило любопытство. Неуемный, жадный интерес.

Лелль с детства жил в колыбели отступников и наверняка знал немало полуночных ведьм и колдунов, но вряд ли когда-нибудь ему приходилось столь явно ощущать на себе полуночную силу. Или и вовсе находиться в самом эпицентре темных чар. Что до вёльвы, что была его матерью… ее колдовство – сейд[3] – ему было запрещено постигать.

По воле судьбы Лелль получил шанс шагнуть в мир теней – наряду с шаманами, жрецами вуду и сильными теневыми зеркалицами вроде Морриган. И этой возможностью он пользовался как мог, жадно впитывая увиденное. И гадать не стоит – историю об изнанке мира мертвых Пропасть услышит одной из первых.

Но не раньше истории Бадо́.

Наконец скальд удовлетворил свое любопытство – во всяком случае, на время и лишь в том, что касалось нынешнего окружения. Бадо́ чувствовала, что его душили вопросы, но он не осмеливался их задавать.

Пока не осмеливался.

Ткач Кошмаров грациозно опустилась на сотканный из теней трон – копию того, что остался в Тольдебраль вместе с телом Доминика. Словно плеть, по обнажившимся нервам хлестнула мысль: «Не сейчас». И Бадо́ привычно заперла внутри малейшие оттенки эмоций.

Для Лелля она могла свить из теней хоть стул, хоть кресло. Однако ему пришлось усесться на полу перед ней, следуя ее повелевающему жесту. Бадо́ хотела, чтобы он смотрел на нее снизу вверх.

Пусть вобьет себе в голову, где его место.

Пожалуй, Лелль будет для нее чем-то вроде шута и одновременно своеобразного стенографиста. Нет, хранителя воспоминаний легендарной ведьмы, ее гласа и вестника. Как много задач для столь субтильного тела…

Прочистив горло, Бадо́ смежила веки. Должна ли она говорить шепотом, чтобы Лелль вслушивался в каждое слово? Или вещать громко и четко, как делают рассказчики? Или придать своему голосу, а значит, и всему повествованию налет загадочности?