Посланники Тьмы E-Book

Антон Грановский

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Гиблое место
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 369

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Рано радовался Глеб Орлов миру и тишине. Гиблое место не дало ему спокойно ковыряться в своем огороде. Загадочная гибель друга снова приводит Орлова в столицу княжества русичей Хлынь-град. Но на этот раз города не узнать. Вырвавшиеся из глубин Преисподней тени принимают облик убитых ими горожан. Княжеские охоронцы ни с того ни с сего начинают на Глеба настоящую охоту. А из Гиблой чащобы наползает зловещий туман, порождающий все новых и все более мерзких чудовищ. Ну что ж, пришлось Глебу Орлову засучить рукава. Ведь недаром прозвали его в этом мире Первоходом…

Leseprobe

Антон Грановский Посланники Тьмы

Если ты охотишься на чудовищ, опасайся, чтобы самому не превратиться в чудовище. Ведь если ты долго смотришь в бездну – бездна начинает смотреть на тебя.

Ф. Ницше

Глава первая

1

Осторожно и неторопливо пробирался молодой ходок Дивлян по Гиблой чащобе. Лес вокруг был темный и густой. Серого тумана в этом месте было поменьше, чем в окружающих ложбинах. Он стлался на земле брюхом, как живой, с коварной ласковостью обвивал сапоги Дивляна, поднимался до колен.

Кое-где клочья тумана висели между черными деревьями, не опускаясь и не поднимаясь. Натыкаясь на такие обрывки, Дивлян всякий раз останавливался и напряженно в них вглядывался.

Тишина в лесу стояла мертвая. Ни птиц, ни ветра. Лес будто бы впал в тяжелый, беспробудный сон.

Больше года назад вся чащоба затянулась непроницаемым серым туманом, и держался тот туман целый месяц. А как сошел – Гиблое место изменилось. Будто посуровело. И нечисть в нем завелась новая. И ходоки, которые сунулись туда, стали какими-то странными и неразговорчивыми, они не рассказывали никому о том, что видели. Двое ходоков опосля похода удавились, а еще один стал хлестать водку и допился до смерти.

Охотник-промысловик по прозвищу Вислоус, заплутав в тумане, забрел случайно в Гиблое место. Вернулся он оттуда через два дня, полностью поседевший.

Вислоус рассказывал, что видел в сером тумане какие-то быстрые тени и слышал вой столь жуткий, что умер бы со страху, если бы вместо него не умерли его волосы.

Хозяин постоялого двора дал охотнику лучшую комнату. А ночью из этой комнаты донесся оглушительный вопль. Когда охоронцы вбежали туда, они увидели, что Вислоус сидит на полу, сжимая в левой руке меч, и испуганно глядит в темный угол.

Потрогав Вислоуса за лицо, охоронцы поразились. Кожа его была так холодна, а мышцы так тверды, будто помер Вислоус не только что, а, по меньшей мере, день тому назад.

После смерти охотника по княжеству пошли слухи, что теперь всякого, кто сунется в Гиблое место, ожидает смерть – даже если он вернется из чащобы живым и невредимым.

...Тропа устремилась в низину, наполненную серым туманом. Дивлян не без робости ступил туда. Эх-эх... Не отправился бы он в Гиблое место, кабы не крайняя нужда. Пришел к нему три дня назад купец Бава Прибыток, а с ним еще двое, нездешних, и положили на стол большой кошель, туго набитый золотыми солидами.

«Твой будет, – сказали, – коли сделаешь, как мы велим».

«Я не слишком опытен», – пробовал отбрехаться Дивлян.

А Бава усмехнулся в усы, пригладил ладонью бороду, да и говорит:

«Слыхал я, Дивляша, что ты ходил в учениках у самого Глеба Первохода. Это дорогого стоит. К тому ж никто из ходоков больше в Гиблое место не шастает. Набили себе карманы серебром да золотом, обленились. А ты, я слыхал, бос да гол. И сестры твои – немощные калеки. Деньги-то, небось, нужны».

А кошель с золотом все лежал на столе, и глаз от него отвести было невозможно. Как тут не согласиться?..

Согласился.

...Спустившись в низину, Дивлян прошел всего несколько шагов, когда заметил, что в одном месте туман стал сгущаться. Сгусток тумана шевельнулся и вдруг неторопливо поплыл в сторону Дивляна. Чем ближе он был, тем четче становились его очертания. И вот уже не сгусток тумана, а человек – призрачный, туманный – шел бесшумно по сырой, темной траве.

Дивлян открыл от изумления рот и попятился назад. Под каблуком его сапога тихонько хрустнул мокрый валежник. Туманный человек остановился и повернул голову в сторону Дивляна. Ходок поспешно отпрянул за дерево, но пред тем успел заметить, что вместо лица у странного туманного человека пустое, ровное место.

Так вот какие новые чудовища появились в Гиблом месте!

Дивляна пробрал лютый ужас. Колени его ослабли, волосы на голове встали дыбом.

«Бог Семаргл, не дай мне пропасть! – беззвучно взмолился ходок. – Клянусь, никогда больше не сунусь в Гиблое место! Дай только унесть отсюда ноги, дай вернуться к мамке и сестрам! Они без меня пропадут!»

Выждав немного, Дивлян осторожно выглянул из-за дерева – выглянул и чуть не обделался со страху. Безликий человек стоял прямо перед ним.

Дивлян вскрикнул, повернулся и бросился бежать. Однако пробежать удалось всего несколько шагов. Потом что-то сильно толкнуло Дивляна в спину, он потерял равновесие и упал на землю. Хотел подняться, но туман навалился на него, словно огромное, потное, смрадно дышащее животное, и придавил к земле.

Дивлян поднатужился, выхватил из ножен меч и рубанул мечом по туману, но меч увяз в этом тумане, как в глине. И вдруг кто-то с силой вырвал меч из пальцев Дивляна. Ходок увидел, как что-то черное стремительно приближается к нему сквозь туман, а в следующее мгновение что-то схватило его за ноги и подняло в воздух.

В этот миг Дивлян забыл, что он уже мужчина, забыл, что ему уже восемнадцать лет и что в жилах у него бежит кровь потомственного охотника. Он набрал полную грудь воздуха и закричал:

– Мама!

Левая рука ходока дернулась, горячие капли брызнули ему на лицо. Дивлян скосил глаза влево и увидел, что руки у него больше нет, а вместо нее торчит белая, страшная, измазанная кровью кость.

Что-то темное мелькнуло у Дивляна перед глазами, и вслед за тем серое, безликое лицо, сотканное из клубящегося тумана, приблизилось к его лицу. Словно это сама тень Дивляна глядела на него.

– Кто ты? – с ужасом и тоской крикнул он в эту тень. – Что ты такое?

На мгновение Дивляну показалось, что он увидел два черных, бездонных глаза, и тут чащобу потряс громкий, гортанный, нечеловеческий смех.

Дивлян снова хотел закричать, но холодная черная мгла устремилась ему в рот, втекла в глаза и выморозила ему внутренности.

2 Месяц спустя, северный берег большого Эльсинского озера

– Еще что-нибудь? – поинтересовался толстый целовальник Назарий, протирая оловянный стаканчик сухим рушником.

– Угу, – с холодноватой усмешкой отозвался парень, сидевший на лавке у деревянной стойки. – Веревку и шаткий стул.

Парень был широкоплеч и строен – смуглое, худощавое, сосредоточенное лицо, уверенные легкие движения. Одет он был в короткую меховую куртку, а волосы имел темные и длинные. По виду – молодой охотник-промысловик. Впрочем, не такой уж и молодой. Лет тридцать, наверно, не меньше.

Целовальник вскинул бровь.

– Ты сегодня не в духе, Первоход?

Парень раздраженно дернул щекой:

– Сон дурной приснился.

– Опять? И что за сон?

– Да чепуха. Как будто выхожу я в праздничный день на площадь, шляюсь в толпе, покупаю пряники, пью медовуху. И вдруг гвалт смолкает, и наступает мертвая тишина. И в этой тишине все люди – все до единого – молча смотрят на меня. Сначала мне все это странно, а потом до меня вдруг доходит...

Глеб Первоход сделал паузу, чтобы отхлебнуть из кружки.

– Доходит – что? – спросил Назарий.

Глеб поставил кружку, посмотрел целовальнику в глаза и сухо проговорил:

– Что на этой площади лишь я один – человек. А остальные только притворяются людьми. Гляжу на них, а у них вместо лиц – темные дыры. Я хватаюсь за меч, а меча нет. Тянусь к кобуре, но и она пуста.

– Эвона как, – завороженно проговорил целовальник. – И что было дальше?

Глеб хмыкнул:

– Дальше все было хорошо. Дальше я проснулся.

Назарий нахмурился и покачал головой.

– Сон твой и впрямь страшен, – тихо сказал он. – А мне сны вообще не снятся. Раньше я тревожился, но потом понял – лучше совсем никаких снов, чем такие, как бывают у тебя.

Целовальник сполоснул в ведре с водой второй оловянный стаканчик и принялся тщательно натирать его рушником.

– Что северные купцы? – поинтересовался он, меняя тему. – Купили твою свеклу?

Глеб оживился.

– Все купили, – ответил он. – И свеклу, и клубнику, и крыжовник. Золотом заплатили.

– Прибыльное, значит, дело – огородничество?

– Смотря что выращивать. Вот ты, например, знаешь, что такое огурец?

Назарий покачал головой:

– Нет.

– А скоро его во всех русских землях есть станут.

– Это вряд ли, – возразил целовальник. – Русский человек иноземную пакость в рот никогда не возьмет.

Глеб хотел высказаться, но вдруг замолчал и прислушался.

– Что это там за шум? – спросил он.

Прислушался и целовальник. С улицы доносились приглушенные голоса, и звучали они угрожающе. Целовальник нахмурился.

– Никак опять бродяги у кружала людей обирают, – с досадой проговорил он. – Совсем испаскудился народ. Ни богов, ни княжьей власти не страшится.

– Пойду посмотрю, – сказал Глеб.

Назарий посмотрел на него опасливо.

– Не ходил бы, – осторожно проронил он. – Бродяги нынче границ не знают, чуть что – за нож хватаются.

– Ничего. – Глеб поставил кружку на стол. – Посторожи мой сбитень.

Он слез со скамьи, поправил, откинув полу длинного плаща, ножны и зашагал к выходу.

На улице похолодало и свечерело. Черная, мокрая земля поблескивала в свете слюдяного фонаря. Снег в здешних местах и в январе был редкостью, а в марте его совсем не осталось. Глеб успел немного соскучиться по настоящим белым сугробам, серебрящимся в свете луны.

Чуть в стороне от кружала он увидел то, что ожидал. Трое здоровенных бродяг окружили богато одетого человека, который только что спешился с рослого вороного коня, и вымогали у него деньги.

Этап жалобного скулежа они уже миновали и теперь перешли к прямым угрозам. Глеб услышал, как странник приглушенно проговорил:

– Нету денег, мужики! Сварогом клянусь – нету!

Один из лиходеев ощерился.

– Чего ж тогда к карманам не пускаешь? Дай сами поглядим!

– Это мои карманы, – ответил путешественник, угрюмо глядя на бродягу. – И, кроме меня, туда никто руку не запустит.

– Карманы твои, – согласился другой верзила, еще выше прежнего, со смуглой разбойничьей физиономией. – А то, что в них, – наше. Кто по этой дороге идет, нам мзду платит. Плати и ты.

Глеб увидел, что двое из бродяг сунули правые руки в карманы залатанных кафтанов. Путешественник тоже, как бы невзначай, положил пальцы на рукоять сабли.

Поняв, что сейчас начнется кровавая драка, Глеб шагнул вперед и вышел из тени.

– Эй, вы! – грубо окликнул он бродяг. – Оставьте человека в покое!

Уличные громилы повернулись на голос и зыркнули на Глеба холодными глазищами.

– Не нарывайся, огородник, – сказал один из них, самый низкорослый и широкоплечий. – Этот мытарь – наша добыча.

– Иди поли свою репу, а в наши дела не суйся! – рявкнул другой.

Бродяги снова повернулись к мытарю.

– Так не дашь обыскать карманы? – спросил самый рослый из них.

Мытарь насупил брови и тихо ответил:

– Не дам.

– Ну, пеняй на себя. Мочи его, ребята!

Двое молодчиков выхватили из карманов раскладные ножи, а третий, самый низкий и широкоплечий, схватил огромной пятерней руку мытаря, лежащую на рукояти сабли, и крепко сжал ее.

Лезвие ножа чиркнуло путешественника по предплечью, он вскрикнул и шатнулся в сторону, но тут второй верзила саданул его ножом в бок. Но мытарю снова удалось увернуться. Лезвие ножа лишь распороло его кафтан и слегка прорезало кожу.

Мытарь выхватил из ножен саблю, но тут коренастый бродяга ударил его по запястью камнем, и сабля со звоном упала на мерзлый кругляш замощенной площадки.

Мытарь попятился и прижался спиной к стене кружала. Он стоял, тяжело дыша, придерживая рукой порезанный бок, и смотрел на окруживших его головорезов сверкающими глазами загнанного в ловушку зверя.

Решив, что самое время вмешаться, Глеб с лязгом выхватил меч из ножен и шагнул к бродягам. Движения его были быстрыми и точными. Первым же ударом он выбил нож из руки самого рослого бандита, затем ударил его ногой в колено и двинул в челюсть крестовиной меча. Верзила рухнул наземь.

Второй бродяга бросился на Глеба, но получил встречный удар голоменью меча в лоб и грохнулся в покрытую тонкой коркой льда лужу.

Увидев, что приятели повержены, коренастый головорез подхватил с земли саблю и приставил ее острие к горлу мытаря.

– Сделаешь еще шаг, перережу мытарю горло! – процедил он сквозь зубы, поглядывая на Глеба свирепыми глазами.

Глеб вложил меч в ножны, затем спокойно достал из заплечной кобуры ольстру и направил ее дуло бродяге в лоб.

– Давай, – просто сказал он. – Перережь ему горло, а я прострелю тебе башку.

Несколько секунд Глеб и коренастый разбойник смотрели друг другу в глаза. Затем негодяй усмехнулся и медленно опустил саблю.

– Положи ее на землю! – скомандовал Глеб, качнув стволом ольстры.

Бродяга подчинился.

– Теперь бери своих дружков за шиворот и тащи их отсюда прочь, – приказал Глеб. – И запомни: еще раз увижу вас возле кружала, убью.

Коренастый сделал все в точности, как велел Глеб, схватил бродяг за шиворот и одним рывком поставил их на ноги.

– Еще свидимся, огородник! – тихо, с едва заметной усмешкой, проговорил он и потащил дружков прочь.

Бродяги скрылись за углом.

Глеб сунул ольстру в кобуру и взглянул на мытаря. Тот уже поднял свою саблю. Кафтан на его правом боку промок от крови.

– Сильно они тебя? – спросил Глеб.

Мытарь мотнул головой:

– Нет. Ты вовремя подоспел. – Он вложил саблю в ножны и взглянул на Глеба: – Кто ты такой, негаданный защитник?

Глеб усмехнулся.

– Я светлый лучик в беспросветной тьме твоей жизни, мытарь. Идем в кружало. Нужно обработать твои царапины.

Мытарь неуверенно посмотрел на своего вороного скакуна, переминающего копытами у коновязи.

– А как же конь? – спросил он. – Эти мерзавцы его не украдут?

– Нет, – ответил Глеб. – В здешних краях почитают бога Камоку. У него лошадиная голова, и он ненавидит конокрадов. Местные бродяги скорей размозжат голову женщине или старику, чем украдут лошадь. Идем!

Глеб повернулся и первым зашагал к кружалу. Мытарь, пораздумав секунду, последовал за ним.

– Садись. – Глеб помог мытарю усесться на лавку. – Назарий, дай нам водку и чистую тряпицу. Да, и еще одну кружку для моего приятеля.

Целовальник кивнул и пошел в чулан. Мытарь посмотрел, как Глеб берет кружку с недопитым сбитнем, и сказал:

– Они назвали тебя огородником. Ты правда огородник?

Глеб хлебнул сбитня и кивнул:

– Угу.

Целовальник вышел из чулана и опустил на стойку кубышку с водкой и чистые тряпичные лоскуты.

Глеб поставил кружку на стойку, взял лоскут и повернулся к мытарю.

– Снимай кафтан и задирай рубаху.

Мытарь скинул дорогой кафтан и обнажил разрезанный бок.

– Ты ведь не просто огородник, верно? – слегка поморщиваясь от боли, поинтересовался он, глядя на то, как быстро и ловко Глеб накладывает повязку.

– Почему ты так решил?

Мытарь хмыкнул:

– Скажем так: на своем веку я повидал немало огородников, и ты не похож ни на одного из них.

Глеб закончил дело и смахнул с колен тряпичные нитки.

– Ошибаешься, – сухо проговорил он. – Если захочешь, могу продать тебе капусту или баклажаны, выращенные собственными руками. Одевайся.

Пока Глеб наполнял кружку мытаря хмельным сбитнем, тот заправил рубаху в штаны и натянул теплый, подбитый соболями кафтан. Глянув на приклад обреза, торчащий из кобуры Глеба, он вдруг сказал:

– А я понял, кто ты. Твоя ольстра тебя выдала. Ты ведь Первоход, верно? Ходок в места погиблые.

Глеб не ответил. Он молча повернулся к стойке и взялся за свою кружку. Но мытаря, казалось, охватил новый приступ любопытства, и остановиться он уже не мог:

– Что ты делаешь в этой дыре, Первоход?

– Живу, – ответил Глеб, прихлебывая сбитень.

– Живешь? – Мытарь прищурился. – В Хлынском княжестве про тебя ходят легенды. Говорят, что ты был лучшим ходоком! И что самая злобная нечисть обходила тебя стороной! А теперь ты простой огородник?

Глеб покачал головой и едва заметно усмехнулся.

– Не простой. Я лучший огородник на всем Северном побережье.

Мытарь тихо засмеялся:

– Ну, пусть будет так. – Он взял свою кружку и осторожно глотнул. – М-м... А это вкусно! – Сделав еще глоток, мытарь поставил кружку на стойку и спросил, понизив голос: – Послушай-ка, Первоход, а молодой ходок Дивлян – не твой ли ученик?

– Дивлян? – Глеб прищурил недобрые глаза. – Возможно. А тебе что за дело?

Охотник хлебнул сбитня и облизнул сладкие губы.

– С месяц назад ходок Дивлян вернулся из Гиблого места.

– Вот как? – Глеб недоверчиво нахмурился. – А я слышал, что в Гиблое место уже никто не ходит.

– Верно, – кивнул мытарь. – Дивлян был последним. Говорят, Бава Прибыток отвалил ему за это целый пуд золота.

– Вот как, – неопределенно проговорил Глеб. – И что Баве понадобилось в Гиблом месте?

– Того никто не ведает, – ответил странник. – Сговор у них был тайный. Дивлян пропадал в Гиблом месте три дня, а вернулся с культяпой вместо левой руки. С тех пор он жил в своей конуре один, ни с кем из старых знакомцев не разговаривал, а на улицу, сказывают, выходил только по вечерам.

Глеб немного помолчал, попивая сбитень, затем покосился на странника и глухо спросил:

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

Мытарь пожал плечами:

– Сам не знаю. Думал, тебе интересно. Дивляна-то убили. С неделю назад.

Несколько секунд Глеб молчал. Лицо его потемнело, глаза замерцали мрачным огнем. Потом он облизнул губы и хрипло спросил:

– Как это случилось?

Мытарь пожал плечами:

– Да ведь никто не знает. Известно только, что смерть его была страшной. Точно не ведаю, но сказывают, что Дивлян сидел на полу, весь иссохшийся, будто из него выпили все соки. Глаза вытаращены и смотрят в угол комнаты. – Мытарь передернул плечами и обмахнул себя охранным знаком от нечисти, после чего договорил: – А в глазах его стоял такой ужас, что даже княжьему дознавателю стало не по себе.

Глеб молчал, о чем-то размышляя. Мытарь тем временем допил сбитень и вытер рукавом рот.

– Жалко Дивляна, – сказал он со вздохом. – Совсем ведь еще мальчишка был. Говорят, у него остались сестры-калеки. Теперь пойдут по миру.

Глянув на молчаливого Глеба, мытарь сдвинул брови и сказал:

– Ладно, Первоход, мне пора. Спасибо, что помог отбиться от лиходеев.

Мытарь поднялся с лавки и оправил дорогой кафтан. Затем взял со стойки соболью шапку и нахлобучил на голову.

– Слышь, ходок, – тихо позвал он, – ты только не возвращайся в Хлынь. Слыхал я, что за твою голову князь назначил щедрую награду.

Глеб продолжал молчать, стиснув в пятерне кружку со сбитнем и нахмурив смуглый, обветренный лоб.

– Ну, ладно. Бывай здоров!

Мытарь повернулся и торопливо вышел из кружала.

Целовальник вернулся с другого конца стойки и, взглянув на Глеба, спросил:

– О чем задумался, Первоход?

Глеб качнул головой и посмотрел на целовальника туманным взглядом, как человек, только что вышедший из глубокой задумчивости. Затем нахмурился и сказал:

– Присмотришь за моим хозяйством?

– Конечно. А ты далеко ли собрался?

– Далеко, – ответил Глеб.

Назарий сдвинул брови и внимательно посмотрел на Глеба.

– Хочешь отправиться в Хлынь?

Глеб промолчал.

– Зря ты это затеял, – хмуро проговорил целовальник. – Знаешь ведь, как тебя там встретят.

– Да уж знаю. Нет пророков в своем отечестве. А людская любовь переменчива. Сегодня тебя носят на руках, а завтра втаптывают в грязь.

– Ты ослушался князя, – напомнил Назарий. – А это хуже любого преступления. Кабы не твои ратные подвиги, не выпустили бы тебя из Хлыни живым.

На это Глеб ничего не сказал.

– Я слышал, ваш князь набрал охоронцев из викингов, – снова заговорил Назарий. – Сказывают, лютее и сильнее их не найти. Убьют они тебя.

– Пусть попробуют, – мрачно проговорил Глеб. – Ладно. Мне тоже пора.

Он достал из кармана охотничьей куртки связку ключей, снял один ключ и брякнул его на стойку. Затем убрал всю связку обратно в карман, положил на стойку пару медных монеток, повернулся и зашагал к выходу.

Назарий посмотрел ему вслед, вздохнул и покачал головой.

3

Холодно и голодно жил Хлынь-град после недавней войны. Многие лавки на торжке и в гостиных рядах позакрывались. Иные купцы обезденежели от лютых княжьих поборов, другие припрятали товары до лучших времен.

То, что осталось, стоило дорого, а качества было отвратительного. Рыба и та стала будто бы мельче и тощее после войны. Как писали в старинном романе – озлобленно, праздно и голодно шумел большой город.

Глеб въехал в город в сумерках, в складчинной телеге, на которой помимо него сидели, закутавшись в шубы и шали, трое замерзших купчиков. У гостиных рядов Глеб спрыгнул с телеги, взял свою суму, сшитую из оленьей кожи, и махнул возчику, чтобы ехал дальше.

На обочине дороги сидел на деревянной тележке безногий калика. Глеб сунул в его грязную ладонь монетку и спросил:

– Как тут у вас?

– В Хлыни-то? – Калика сверкнул на Глеба лукавыми глазами. – Да по-всякому. То нас дерут, то мы деремся. А пузо у всех одинаково пухнет – у богатого от брашна, у бедного – с голодухи.

Глеб улыбнулся.

– Язык-то у тебя длинный, калика, – заметил он. – Гляди, подрежут.

– Оно и к лучшему, – отозвался калика. – В последние месяцы я им все равно ничего не лижу, окромя купецких задниц. А для этого дела и без меня охотники найдутся.

Глеб засмеялся, поправил на голове охотничью шапку, закинул сумку на плечо и зашагал по мостовой.

Мимо проскользила кавалькада из трех расписных саней. Перед санями бежали фонарщики со слюдяными фонарями на длинных древках. Знатные, видать, поехали купцы. Уж не сам ли Бава Прибыток?

Глеб усмехнулся, перешел через дорогу и, дойдя до торжка, свернул в темный переулок. По нему он шел минут двадцать, после чего снова вывернул на большую дорогу, прошел еще чуток и остановился возле постоялого двора Дулея Кривого, огороженного высоченным забором.

Сторожу, топчащемуся под слюдяным фонарем с колотушкой в руке, Глеб дал резаную медяшку и спросил:

– Сестры-калики все еще здесь живут?

– Здесь, – ответил тот. – Но к ночи съедут.

– Чего это вдруг?

– Дулей их гонит в шею. Живут, а не плотют.

– Ясно.

Глеб прошел мимо сторожа, распахнул калитку и, поскрипывая снежком, зашагал к большому дому.

Комната, где жили сестры ходока Дивляна, располагалась на первом этаже, сразу за хозяйственными помещениями, и была, без сомнения, самой ветхой и плохо обставленной конурой в доме Дулея Кривого.

Дверь они не запирали, потому как каждый знал, что красть у сестер нечего, а на их колченогую красоту никто не зарился. Завидев на пороге Глеба, обе сестры вскочили с лавок и с радостными криками захромали ему навстречу.

– Глеб!

– Глебушка!

Глеб крепко их обнял, и девушки зарыдали у него на груди.

– Ну-ну-ну, – улыбнулся Глеб, крепко обнимая девушек и поглаживая их по вздрагивающим спинам. – Все будет хорошо. Все наладится.

– Глеб, Дивляна сгубили...

– Да, я знаю.

Он вновь погладил сестер по худым спинам. Затем неловко проговорил:

– Ну, будет... Будет вам. Дайте я на вас посмотрю.

Как и каждый раз, когда Глеб встречался с сестрами Дивляна, он удивился несправедливости природы, которая наградила девушек изумительной красотой, но при этом, словно издеваясь сама над собой, сделала их хромоножками.

Через тысячу с лишним лет, в начале двадцать первого века, их лица неплохо бы смотрелись на глянцевой обложке «Воуга» или «Вэнити фэйр». А их точеным фигуркам позавидовали бы лучшие манекенщицы. Но из-за хромоты девушки считались в городе едва ли не самыми жуткими уродинами. Да и себя наверняка считали таковыми. Кроме того, по здешним меркам они были излишне худосочны.

Внешне Рожена и Божена были совершенно неотличимы. Но Божена была милой и приветливой девушкой, и улыбка у нее была милой и приветливой, а Рожена улыбаться почти не умела, от постоянной хмурости между бровей у нее обозначилась тонкая поперечная морщинка.

Вытерев мокрое от слез лицо платком, Рожена сказала:

– Глеб, как мы рады, что ты вернулся!

– Мы по тебе скучали! – с улыбкой добавила Божена.

– Жаль, что Дивлян не дожил до твоего возвращения!

– Проходи к столу!

Глеб вошел в горницу, прошел к столу и сел на лавку.

– Как вы? – спросил он.

– Ничего, живем. Прости, нам совсем нечего подать на стол.

– Это не беда.

Глеб скинул с плеча сумку, ослабил стяжку и сунул в нее руку. Сестры, несмотря на то что глаза их все еще были на мокром месте, уставились на сумку завороженными взглядами, словно дети, с восхищением ожидающие, что же достанет из своего мешка Дед Мороз.

Глеб выгрузил на стол каравай хлеба, кусок вяленого мяса, сырную голову и кожаный бурдючок с красным византийским вином. Сестры зарделись.

– Глеб, мы...

– Только не надо слов, – спокойно сказал он. – Дивлян не раз выручал меня. Теперь моя очередь.

Пока сестры накрывали на стол, Глеб порезал хлеб, мясо и сыр, разлил вино по глиняным стаканчикам.

Сестры стеснялись есть при Глебе, и ему приходилось едва ли не силой заставлять их проглатывать очередной кусок. Посчитав наконец, что Рожена и Божена сыты, Глеб заговорил о деле. Начал он почти издалека:

– Мне жаль, что так случилось с Дивляном. Он не заслужил такой смерти.

– Он был хорошим братом, – тихо сказала Божена. – Никогда не обижал нас.

– А если кто пытался обидеть, всегда нас защищал, – добавила Рожена.

– Да, он был славным малым. – Глеб снова наполнил вином стаканчики. – Давайте выпьем за то, чтобы ему нашлось место в блаженном Уграе.

Они выпили, не чокаясь. Рожена заела вино кусочком сыра, глянула на Глеба грустными глазами и тихо сказала:

– Дивлян постоянно говорил о тебе.

– Правда?

Она кивнула:

– Да.

– Только не в последние дни, – призналась Божена. – После своего возвращения из Гиблого места он к нам заходил редко.

– С тех пор, как Дивлян вернулся из Гиблого места, он был сам не свой, – подтвердила Рожена. – С нами почти не разговаривал. Да и ни с кем не разговаривал. Ходил угрюмый. А то, бывало, уставится в пустой угол и дрожать начинает. Будто что-то там видит.

– А где он жил? – поинтересовался Глеб.

– Да здесь же, у Дулея Кривого, – ответила Рожена. – Его комната была наверху, окнами на торжок. Он всегда уходил через «черную» дверь, так что мы с ним почти не встречались.

– Вот как. – Глеб вновь наполнил стаканчики. – Я слышал, что вы сегодня съезжаете, – сказал он. – Где собираетесь остановиться?

Сестры еще больше погрустнели.

– Пока не знаем, – ответила за обеих Рожена. – Платить нам нечем. Может, кто согласится приютить нас в долг. А ты надолго ли в Хлынь?

Глеб пожал плечами.

– Пока не знаю. Дел много, а времени мало. Вот и к вам забежал всего на минутку. – Он залпом выпил свое вино и поставил стаканчик на стол. – Ладно. Рад был вас увидеть.

– Может, останешься? – тихим голосом спросила Божена. – На дворе скоро ночь.

– Мы постелим тебе на лавке, а сами ляжем на пол, – поддержала сестру Рожена. – Оставайся, Глеб. Уверена, Дулей согласится погодить до утра.

Глеб качнул головой:

– Не могу. Дел невпроворот. Лучше я зайду к вам завтра.

Он поднялся с лавки и закинул на плечо сумку. Сестры встали его проводить. У двери Божена спросила тихим, смущенным голосом:

– Глеб, а ты правда придешь завтра?

– Да. Наверное. Если не случится ничего непредвиденного.

– Я буду ждать, – пролепетала Божена, отвела взгляд и слегка покраснела.

Рожена посмотрела на нее насмешливо. Затем перевела взгляд на Глеба и сообщила:

– Эта дура в тебя влюблена.

– Не говори ерунды, – еще больше покраснела Божена. – Просто я... Просто я волнуюсь за тебя, Глеб. В Хлыни нынче неспокойно. А за твою голову обещана награда.

– Ничего, – сказал Глеб и улыбнулся Божене. – Бог не выдаст, свинья не съест. Не скучайте.

Он наклонился и по очереди поцеловал сестер в теплые щеки. Затем повернулся и вышел из комнатки.

4

Достучаться до хозяина постоялого двора оказалось делом непростым. Решив, что в руках проку нет, Глеб саданул по двери сапогом.

– Чего там? – послышался из-за двери хриплый, пьяный голос.

– Дулей, открой дверь! – крикнул в ответ Глеб.

– А это кто стучится?

– Глеб! Глеб Первоход!

– Врешь! – гаркнул в ответ хозяин. – Глеба Первохода прибили княжьи дружинники! Ступай прочь, бродяга, пока я тебя не поколотил!

Глеб вновь громыхнул по двери ногой.

– Открой или вышибу дверь!

– Только попробуй! У меня за стеной живут наемные охоронцы! Кликну их, они тебе враз наваляют!

Время переговоров истекло. Глеб отошел на пару шагов от двери, затем разогнался и ударил в дверь плечом. Легкий засов вылетел из старых, давно нуждавшихся в замене досок.

Распахнув дверь, Глеб увернулся от брошенного ему в голову глиняного кувшина, шагнул вперед и легонько врезал хозяину кулаком в челюсть, чтобы привести его в чувство.

Дулей грохнулся на лавку и удивленно заморгал.

– Первоход! – дрогнувшим голосом прохрипел он.

Хозяин постоялого двора был невысок, но кряжист и пузат и видом своим напоминал бочку. Толстые руки его были волосаты, голова плешива, один глаз выбит, а нос своим видом и цветом напоминал недозрелую сливу.

– Вот это да! – снова выдохнул Дулей. – А я думал, ты в тридевятом царстве.

– Теперь нет. – Глеб пододвинул к себе расписную скамью и сел на нее.

– Да уж вижу. – Дулей усмехнулся. – Ежели про тебя доложат князю... – Он не договорил и облизнул толстые губы. – Зачем ты здесь, Первоход?

– По делу.

– Если тебе нужна комната, я найду. Сегодня как раз одна освобождается.

– Освобождается?

– Угу. – Дулей взял со стола кувшин с брагой, отхлебнул через край и вытер рот рукавом грязной рубахи. – Живут тут две кособокие девки. Денег уж вторую седмицу не платят. Хотел их проезжим по копейке за ночь продавать, да кто ж таких тощих да кривобоких возьмет?

Глеб наклонился вперед, сгреб Дулея за рубаху и приблизил свое лицо к его физиономии.

– Эти девки – сестры моего друга, – глухо проговорил он. – Выгонишь их из дома, пеняй на себя.

Дулей поежился под холодным взглядом Глеба.

– Что ты, Первоход, – примирительно проговорил он, – нешто я не понимаю? Да только за житье платить надо. Ты человек сурьезный, но ведь и я свою правоту имею.

Глеб выпустил Дулея, достал из кармана кошель и ослабил тесьму. Дулей уставился на кошель.

Глеб достал серебряную резанку и швырнул ее на стол.

– Это за сестер Дивляна, – сказал он. – А это... – Глеб вынул еще одну резанку и положил ее рядом с предыдущей. – За разговор.

Дулей посмотрел на деньги и шумно задышал. Затем перевел взгляд на Глеба и спросил подрагивающим от волнения и алчности голосом:

– За какой такой разговор?

– Ходок Дивлян жил в угловой комнате, верно?

Дулей кивнул:

– Ну да.

– В тот день, когда его нашли, ты был тут?

– Тут. Я его и нашел.

– Расскажи мне об этом.

– А чего тут рассказывать? Сидел я у себя в комнате, бражничал. Вдруг слышу – крик. Ну, думаю, неужто ходок напился? А время уж позднее, постояльцы спят. Вот я и отправился к Дивляну, чтобы заткнуть ему рот. Пришел, а он уже мертв.

– Что было потом?

– Потом? Да то же, что и всегда. Я послал холопа за княжьими охоронцами. А следом за ними пришел и дознаватель.

– Который из дознавателей?

– Замята.

Глеб задумчиво потер пальцами щеку и спросил:

– Дивлян жил один?

– Ну да. А что?

– К нему кто-нибудь захаживал?

Хозяин постоялого двора криво усмехнулся.

– Какое там. Даже сестры к нему не совались. Иногда он передавал им пряники да баранки через моего мальчонку. И раз в неделю вносил плату за их постой.

Глеб обдумал его слова и протянул руку.

– Дай мне ключ от комнаты Дивляна.

– Зачем? – насторожился Дулей.

– Хочу осмотреться.

Несколько секунд хозяин постоялого двора пялился на ладонь Глеба, затем вдруг побагровел, выпятил грудь колесом и сверкнул глазом.

– Чего это ты тут раскомандовался, ходок?! – хрипло гаркнул он. – Я тебе не слуга, а ты мне не хозяин!

Глеб вздохнул. Дело осложнилось.

– Дулей, – терпеливо проговорил он, – ты уже крив, не вынуждай меня выбивать тебе второй глаз. Я просто хочу...

Хозяин постоялого двора метнулся к лавке, схватил лежащий на ней меч и выставил его перед собой.

– А как тебе это? – ощерился он на Глеба. – Иди отведай! Понравится, дам еще!

– Меч? – Глеб усмехнулся. – И давно ты им в последний раз махал?

– Давно али недавно, какая разница? Рука у меня крепка, а твоя голова к шее не гвоздями прибита! Махну мечом, да и срежу под корень!

Глеб положил руку на приклад ольстры, торчащий из жесткой кожаной кобуры, и пристально посмотрел на хозяина постоялого двора.

– Не связывайся со мной, Дулей, – негромко, но твердо проговорил он. – Ты был хорошим ратником, но времена те давно прошли. Опусти меч и дай мне ключ от комнаты Дивляна. Не вынуждай меня применять силу.

Дулей опасливо покосился на ольстру, хотя и не верил до конца, что Глеб решится стрелять.

– Ладно, – неохотно проговорил он. – Твоя взяла. – Дулей опустил меч и швырнул его на лавку. – Не так уж ты и силен. Кабы не огнестрельный посох, скрутил бы я тебя и запер в кладовке.

Пройдя к деревянному щиту, прибитому к стене и утыканному гвоздями, Дулей снял с одного из гвоздей ключ и швырнул Глебу.

– Держи!

Глеб поймал ключ, повернулся к двери и вышел из комнаты.

Выждав немного, Дулей встал с лавки, просеменил к двери, открыл ее и выглянул в коридор, дабы убедиться, что Первоход ушел. Затем плотно прикрыл дверь, подошел к стене, сдвинул в сторону кусок грубой рогожи, открыв черную дыру, и крикнул в эту дыру:

– Лочок! Лочок, сучий сын!

– Чего, дяденька Дулей? – гулко откликнулся из дыры мальчишечий голос.

– Живо беги за княжьими охоронцами! Скажи – Первоход здесь!

– Хорошо, дяденька Дулей!

Дулей отпрянул от дыры и занавесил ее куском рогожи. Посмотрел на дверь злым взглядом и пробормотал:

– Хотел бы я посмотреть, как ты будешь храбриться, когда тебя растянут на дыбе.

5

Обшарпанная, бедно обставленная комната. Старенькая, закопченная до черноты печь в углу. Исцарапанная, изгаженная пятнами столешница. Деревянная кровать с тощим соломенным тюфяком. У маленького окна, затянутого потемневшей слюдяшкой, старый сундук.

Глеб откинул крышку сундука и заглянул внутрь. Несколько пустых берестяных туесков и больше ничего.

Глеб достал из кармана коробку с бутовыми самокрутками, вынул одну и сунул в обветренные губы. Щелкнул зажигалкой, выпустил дым и еще раз огляделся.

– Что же с тобой произошло, Дивлян? – проговорил Глеб задумчиво. – Не верю, что ты просто так взял да и помер. А если тебя убили, то за что? – Глеб выпустил облако дыма, посмотрел, как расплывается оно под потолком, и прищурил глаза. – Может, ты что-то скрывал?

Он снова огляделся. Да, комнатка была бедная. И никаких признаков того, что здесь недавно жил живой человек.

Уровень потребностей Дивляна был ненамного выше, чем у дворовой собаки. Но ведь во всем виновата нужда.

Глеб снова тщательно обыскал комнату, разглядывая вещи Дивляна и пытаясь представить себе его жизнь. Представить и понять, что в ней могло привести парня к гибели, да еще такой ужасной.

Но как Глеб ни старался, он не нашел ни одного подходящего места для тайника, и не было даже ни малейших намеков, что Дивлян пробовал что-то прятать.

Остановившись посреди комнаты, Глеб закурил самокрутку и тихо проговорил:

– Давай, Дивлян. Покажи: что это было? За что тебя прикончили? Ты что-то спрятал или что-то видел?

Выпустил облачко сизого дыма, Глеб по привычке проследил взглядом, как расплывается оно в воздухе, и вдруг прищурил глаза. Под самым потолком Глеб увидел слегка отошедшую от стены доску.

Глеб поспешно пододвинул к стене лавку, забрался на нее и без труда отодрал выпятившуюся доску. Затем достал зажигалку и выщелкнул язычок пламени.

Огонь осветил деревянную, запыленную полку, но полка эта была пуста. Глеб вгляделся внимательней и увидел, что в одном месте пыли не было. Прежде там явно что-то стояло. Предмет был небольшим – глиняная крынка или берестяная шкатулка.

– Так-так, – прищурился Глеб. – Значит, что-то ты все-таки прятал. И где же это теперь?

Глеб провел ладонью по полке, быстро простучал стены, однако больше ничего интересного не обнаружил и спустился с лавки на пол.

– Подытожим, – сказал сам себе Глеб. – Либо вещь, которую Дивлян прятал, унес тот, кто его убил. Либо... – По лицу Глеба пробежала тень. – Чертовы дознаватели! – хрипло выругался он.

Покидая двор Дулея, Глеб услышал стук копыт. Перемахнув через забор, он не ушел, а присел и заглянул в щель между досками.

Во двор въехали три всадника в бронях и суконных плащах. На головах у них поблескивали шеломы, о бедра бились украшенные серебром ножны.

Это были княжьи охоронцы.

– Где он? – грубо спросил рыжебородый десятник.

Дулей почтительно склонил голову, ощерил рот в подобострастной улыбке и проговорил:

– Убег. Опоздали вы, господа охоронцы. Не обессудьте.

– Не обессудьте? – Ратник сдвинул густые брови. – Знаешь ли ты, что за ложный вызов должен заплатить виру?

– Не обессудь, – снова пролепетал хозяин постоялого двора.

Десятник оглядел двор цепким, внимательным взглядом.

– Крепкое у тебя хозяйство, Дулей, – похвалил он. – Домище из цельных дубовых бревен. А каков частокол! В четыре локтя, не меньше. Не у каждого князя частокол так же высок и крепок, как твой. Немалое богатство ты стяжал, Дулей.

Хозяин двора поклонился и робко пробормотал:

– Все трудами, господин десятник. Трудами и молитвами. – Дулей выпрямился и слащаво проговорил: – Не изволите ли перекусить с дороги?

При этих словах угрюмое выражение покинуло лица ратников.

– А что у тебя есть? – заметно оживившись, поинтересовался рыжий десятник.

Хозяин двора сдавленно улыбнулся.

– Э-э... Свинка с мочеными грибочками. А к ним – пиво.

– Пиво кто варил?

– Моя сватья.

– Это Гудониха, что ли?

Дулей улыбнулся и кивнул:

– Она.

Лицо десятника просветлело.

– Что ж, пожалуй, перекусим. Но сперва дело разрешим. За ложный вызов должен ты нам серебряный дирхем или денарий.

Единственный глаз Дулея Кривого вылез из орбиты, а бровь изумленно приподнялась.

– Кормилец, что ты! Нету у меня дирхемов! Перуном клянусь, нету!

– Нету, говоришь?

– Нету!

Десятник нахмурился:

– Плохо. Ну, ничего. Мы возьмем, что глянется.

Рыжеволосый десятник махнул рукой – двое его спутников спешились и, сунув за пояс рукавицы, молча зашагали к амбару. Холопы Дулея Кривого, переминающиеся возле амбара, при их приближении разбежались в стороны.

Дулей запричитал что-то о трудных временах, о высоких ценах на припасы, но десятник его не слушал и не перебивал. Он ждал возвращения своих людей, и вскоре они вернулись, таща большой мешок с зерном.

– Ну, вот, – удовлетворенно кивнул десятник. – Это и будет твоя вира. А теперь можно и свинки твоей отведать. Да, и прикажи своей челяди накормить наших коней. Идемте в дом, братцы! Мешок пока положите под навес – его никто не тронет!

Десятник первым двинулся к дому. Ратники, аккуратно положив мешок с зерном под навес и сверкнув на Дулея свирепыми взглядами, заспешили за своим начальником.

Дулей подождал, пока охоронцы зайдут в дом, затем воздел руки к небу и взмолился:

– Боги Перун и Велес, пошто вы меня так наказываете?

– Это потому что ты предатель и прохвост, – сказал из-за забора Глеб.

Дулей отскочил от забора и изумленно уставился на доски.

– Пе... Первоход? Ты, что ли?

– Я. И не вздумай бежать к дому или орать. Ты у меня на прицеле. Значит, ты рассказал обо мне княжьим охоронцам.

– Я не хотел. Первоход, смилуйся. Меня заставили!

– Тише, не вопи, – грубо осадил его Глеб. – Знай, Дулей, что теперь у меня на тебя зуб. Выслужишься, прощу. Не выслужишься, убью. Казню самой лютой смертью. Свяжу по рукам и ногам, отвезу в Гиблое место и брошу там на съеденье нечисти.

Угроза была столь страшна, что Дулей затрясся.

– Пе... Первоход, – вновь стал заикаться хозяин двора. – Не казни... Все, что прикажешь, для тебя сделаю.

– Хочешь выслужиться? – Глеб хмыкнул. – Здравая мысль. Я подумаю, как тебя использовать. А пока – ступай в дом и про меня помалкивай. Знай, в твоем доме есть холоп, которого я подкупил. Он мне все про тебя рассказывает.

– Холоп? – Дулей растерянно моргнул. – А который?

Глеб усмехнулся:

– Ты, я вижу, совсем от браги и березовицы осоловел. Ступай в дом и веди себя хорошо. Иначе сделаю из тебя упыря, а потом сам же вырву тебе сердце. Все, иди!

Дулей будто только и ждал этого приказа, он повернулся и на подгибающихся от страха ногах зашагал к дому.

Глеб перевел дух. Что ж, запугать алчного дурака Дулея оказалось совсем несложно. Нужно было только напомнить ему о Гиблом месте. Угроза подействовала безотказно. Стоит ли удивляться? Для жителя Хлыни нет страшнее беды, чем помереть в Гиблом месте и превратиться в упыря.

Глеб поднялся с корточек, сунул в рот самокрутку и зашагал по примятому, подтаявшему снежку, доставая на ходу зажигалку.

6

Княжий дознаватель Замята пил вторые сутки подряд и никак не мог напиться. Порою ему казалось, что он даже хмеля в голове не чувствует.

Был Замята высок, худ, темен и морщинист ликом, как сухое дерево. А нос имел столь длинный, что мог бы запросто облизать его языком.

Сидя у стола в одних подштанниках, он скосил глаза на кровать, где сладко посапывала во сне гулящая девка. Одеяло сползло с ее живота, обнажив срамное, и Замята подумал, что надо бы ее накрыть. Однако вставать с лавки было лень.

Откуда девка взялась, Замята помнил плохо. Помнил лишь, как шел с ней от кружала в обнимку, как светила полная луна и как весело поскрипывал снег у них под валенками.

Как занимался с ней любовью – помнил плохо. Может, и вовсе не занимался?

Замята снова посмотрел на раскинувшуюся на постели девку и прислушался к себе – не откликнется ли в чреслах сладострастная истома? Не откликнулась. Во всем теле была лишь вялость. Значит, заездила его девка до полусмерти, истомила.

Что ж, это хорошо.

Замята зевнул и протянул руку за кувшином с хмельной березовицей, однако промахнулся и ухватил пальцами пустоту. Хмель все же играл в голове.

Тогда Замята решил не рисковать и не лить березовицу в кружку, а потому приложился губами прямо к кувшину. Хмельной напиток прохладной волной побежал по глотке...

Перед глазами у Замяты помутилось и поплыло. Несколько мгновений он глупо таращился на комнату, потом голова его упала в тарелку с недоеденной жареной рыбой, глаза закрылись, а из глотки вырвался прерывистый, нездоровый храп.

И приснилась Замяте река, полная хмельной березовицы. А берега у той реки были сплошь покрыты шелковистой травой, такой мягкой, что, раз улегшись на эту траву, никто бы уж не пожелал встать обратно. А на берегу водили хоровод голые девки! Их полные, сочные груди подпрыгивали в такт движениям! Замята глядел на девок сквозь ветви дерева и чувствовал томление в штанах.

Но вдруг случилось ужасное: одна из разлапистых веток ожила, потянулась к Замяте, ухватила его за шиворот и гаркнула человеческим голосом:

– Проснись, Замята! Проснись, сучий сын!

Неумолимая сила подняла Замяту кверху и хорошенько встряхнула.

Замята открыл осоловелые глаза и увидел перед собой незнакомое лицо. Худощавое, не по-здешнему загорелое, с коротко подстриженной бородой.

– Ты кто? – недоуменно спросил Замята.

– Гость, – ответил незнакомец.

– Чей? – не понял Замята.

– Твой, – последовал ответ.

– Поди прочь, – сказал Замята и снова закрыл глаза.

И снова пришел сон. Сладкий, волнующий – с голыми девками и рекой, полной березовицы. Сон был такой...

Но проклятый гость, кем бы он ни был, не дал Замяте насладиться зрелищем.

– Вставай, говорю! – гаркнул он в самое ухо.

Замята открыл глаза, хрипло вдохнул воздух и недоуменно уставился на незнакомца.

– Ты проснулся или как? – спросил тот.

– Это чего? – изумленно спросил он.

– Кадка с водой, – спокойно ответил незнакомец. – Я макнул тебя туда головой.

– Ты? Меня?

Парень кивнул:

– Да. И буду макать, пока не протрезвеешь.

Внезапно Замяту охватил гнев. Вот наглец! Мало того, что приперся в чужой дом и прогнал блаженный сон, так еще и в кадку макает! Ну, мяфа!

Замята сжал кулаки.

– Ах ты, мяфа! – рявкнул он. – Да я тебя...

Замята считался отличным кулачным бойцом, но незнакомец легко увернулся от его крепкого кулака, перехватил руку и завернул ее Замяте за спину.

Замята тихонько взвыл.

– Да ты хоть знаешь, кто я?! – выкрикнул он.

– Знаю, – ответил гость.

– Я княжий дознаватель!

– Я же сказал: знаю.

– Я растяну тебя на дыбе! Сам! Вырву тебе груди калеными щипцами! А после, когда устану рвать, велю всыпать тебе десять плетей с железным охвостком!

– Да ты, брат, еще во хмелю, – с угрюмой насмешливостью проговорил незнакомец. – Ну, ничего, я тебя вылечу.

Он рывком поднял дознавателя на ноги, снова подтащил его к кадке, схватил за волосы и макнул в воду.

Замята вынырнул, вытаращил глаза и отплюнулся.

– Хватит! – взмолился он. – Прошу тебя, хватит!

– Протрезвел? – поинтересовался гость. – Или макнуть еще?

– Протрезвел! Клянусь Велесом, протрезвел!

Незнакомец швырнул Замяту на лавку и кинул ему рушник.

– Утрись.

Замята взял рушник и вытер мокрую рожу. Отложив рушник, он угрюмо посмотрел на незнакомца.

– Хорошо! – прорычал он. – Твоя взяла. Но потому лишь, что я пьян. Был бы я трезв...

Замята наткнулся на твердый, холодный взгляд незнакомца и замолк. Ему и прежде приходилось видеть такие взгляды. И ничего доброго они не предвещали.

На всякий случай Замята решил пока помалкивать. Так сказать, до выяснения. Если человек спокойно входит в горницу к княжьему дознавателю и макает его головой в чан с водой, значит, может иметь на то полное право.

Почувствовав холод, Замята снова взял рушник и вытер шею и голую, мокрую, волосатую грудь.

Пока он вытирался, незнакомец достал из кармана берестяную коробку, вынул из нее что-то и сунул в рот. Затем щелкнул огнивом, почмокал губами и выпустил изо рта клуб дыма.

Дым... Дымящийся сучок... Бутовая трава...

Что-то забрезжило на самой изнанке сознания Замяты. Кто-то ему уже про такое рассказывал. Дескать, есть в Хлыни один ходок, который дымит бутовым сучком и... И что?.. Замята сдвинул брови и наморщил лоб... Нет, не вспомнить.

Он тряхнул головой и поднял взгляд на незнакомца.

– Слышь, гость, ты кто ж такой будешь? – глухо и осторожно спросил он.

– Меня зовут Глеб, – спокойно ответил тот. – Глеб Первоход.

– Перво... – Замята оцепенел, во все глаза уставившись на гостя. – Вот лешье вымя! Так ты тот самый Первоход, которого вышвырнули из княжьего града?

Глеб кивнул. Затем усмехнулся и сказал:

– Хорошая, я вижу, по мне осталась память. А про то, что я спас князя Егру и его вояк от нелюдей и войска Голяди, ты не слышал?

– Что-то такое говорили... – промямлил Замята, настороженно глядя на то, как сжимаются кулаки гостя. – Да я, признаться, не запомнил. Слаб я памятью, Первоход. Уж не обессудь.

Кулаки гостя разжались, и Замята незаметно перевел дух – слава Сварогу. Гость был явно сильнее, чем выглядел, и при желании мог легко пересчитать Замяте зубы.

– Пока тебя не было в Хлыни, тут многое переменилось, – произнес Замята примирительным голосом.

Первоход кивнул.

– Знаю.