Повелитель войн - Бернард Корнуэлл - E-Book

Повелитель войн E-Book

Бернард Корнуэлл

0,0
8,99 €

-100%
Sammeln Sie Punkte in unserem Gutscheinprogramm und kaufen Sie E-Books und Hörbücher mit bis zu 100% Rabatt.
Mehr erfahren.
Beschreibung

Великий британский полководец Утред достиг преклонных лет и мечтает о мирных днях в родовом гнезде, своем любимом Беббанбурге. Однако у неумолимой судьбы другие планы... Много лет назад, выиграв решающую битву, Утред возвел Этельстана, внука Альфреда Великого, на трон Уэссекса. Молодой король дал своему другу и наставнику лорду Утреду клятву никогда не сражаться с ним и не вторгаться в его родную Нортумбрию. И вот эта клятва нарушена. Враги Этельстана, желающие прибрать к рукам саксонские королевства, обращаются за поддержкой к Утреду. Неужели лорд встанет под их знамена? Исполнится ли мечта Альфреда Великого об объединении всех англоязычных народов под властью одного монарха? Тринадцатый роман из цикла «Саксонские хроники».

Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:

EPUB
MOBI

Seitenzahl: 503

Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.


Ähnliche


Содержание
Географические названия
Часть первая. НАРУШЕННАЯ КЛЯТВА
Часть вторая. ЧЕРТОВА РАБОТА
Часть третья. ПОБОИЩЕ
Историческая справка
Послесловие автора

Bernard CornwellWAR LORDCopyright © Bernard Cornwell, 2020All rights reserved

Перевод с английского Александра Яковлева

Оформление обложки и иллюстрация на обложке Сергея Шикина

Карта выполнена Вадимом Пожидаевым-мл.

Корнуэлл Б.Повелитель войн : роман / Бернард Корнуэлл ; пер. с англ. А. Яковлева. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. — (The Big Book. Исторический роман).

ISBN 978-5-389-20497-3

16+

Великий британский полководец Утред достиг преклонных лет и мечтает о мирных днях в родовом гнезде, своем любимом Беббанбурге. Однако у неумолимой судьбы другие планы...

Много лет назад, выиграв решающую битву, Утред возвел Этельстана, внука Альфреда Великого, на трон Уэссекса. Молодой король дал своему другу и наставнику лорду Утреду клятву никогда не сражаться с ним и не вторгаться в его родную Нортумбрию. И вот эта клятва нарушена. Враги Этельстана, желающие прибрать к рукам саксонские королевства, обращаются за поддержкой к Утреду. Неужели лорд встанет под их знамена? Исполнится ли мечта Альфреда Великого об объединении всех англоязычных народов под властью одного монарха?

Тринадцатый роман из цикла «Саксонские хроники».

Впервые на русском!

© А. Л. Яковлев, перевод, 2021© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021Издательство АЗБУКА®

«Повелитель войн» посвящается Александру Дреймону

Географические названия

Написание географических наименований в англосаксонской Англии отличалось разночтениями, к тому же существовали разные варианты названий одних и тех же мест. Например, Лондон в различных источниках называется Лундонией, Лунденбергом, Лунденном, Лунденом, Лунденвиком, Лунденкестером и Лундресом.

Без сомнения, у читателей есть свои любимые варианты в том списке, который я привожу ниже. Я принимаю написание, предложенное «Оксфордским словарем английских географических названий» или «Кембриджским словарем английских географических названий» для эпох ближайших или включающих время правления Альфреда — 871–899 годам н. э. Но даже это решение не гарантирует от ошибок. Название острова Хайлинга в 956 году писалось и «Хейлинсиге», и «Хаэглингейгге». Сам я тоже был не слишком последователен, используя современную форму «Нортумбрия» вместо «Нортхюмбралонд», тем самым избегая намека на то, что границы древнего королевства могли совпадать с границами современного графства.

Итак, мой список, как и выбор написания мест, весьма нелогичен:

Беббанбург — Бамбург, Нортумберленд

Бринстэп — Бримстейдж, Чешир

Бургем — Имонт-Бридж, Камбрия

Вилтунскир — Уилтшир

Вир — река Уайр

Вирхелум — Уиррел, Чешир

Глимрекр — Лимерик, Ирландия

Дакор — Дэкр, Камбрия

Дингесмер — Уоллеси-Пул, Чешир

Дунхолм — Дарэм, графство Дарэм

Дун-Эйдин — Эдинбург, Шотландия

Йорвик — Скандинавское название Йорка

Кайр-Лигвалид — Карлайл, Камбрия

Лаутер — река Лоутер

Легесестерскир — Чешир

Линдисфарена — Линдисфарн, Нортумберленд

Линдкольн — Линкольн, Линкольншир

Лунден — Лондон

Мамесестер — Манчестер

Мён — остров Мэн

Мэрс — Мерси

Оркнейяр — Оркнейские острова

Острова Фарнеа — Фарнские острова, Нортумберленд

Раммесбери — Рамсбери, Уилтшир

Риббель — река Риббл

Сестер — Честер, Чешир

Скиптон — Скиптон, Йоркшир

Снотенгэхем — Ноттингем, Ноттингемшир

Снэланд — Исландия

Страт-Клота — Стратклайд

Судрейяр — Гебридские острова

Суморсэта — Сомерсет

Темез — река Темза

Теса — река Тис

Тинан — река Тайн

Туэд — река Туид

Фойрт — река Форт

Хеабург — Уайтли-Касл, Камбрия

Хеден — река Иден

Эмотум — река Имонт

Эофервик — Йорк, Йоркшир

Глава 1

В кольчужном доспехе летом очень жарко, даже если покрыть его белой льняной тканью. Железо тяжелое и жжет немилосердно, да и кожаная поддевка добавляет неудобств. Солнце с самого утра дышало огнем как кузнечный горн. Конь, которому досаждали мухи, беспокоился. Ни единому дуновению ветерка не удавалось перебраться через угнетенные полуденным солнцем горы. Алдвин, слуга, держал мое копье и щит с нарисованной на нем волчьей головой Беббанбурга. Рукоять меча раскалилась так, что больно было прикасаться. Шлем с серебряным гребнем, подбитый кожей, в бою закрывал всю голову, его нащечники, зашнурованные поверх рта, оставляли видимыми только глаза в обрамлении боевой стали. Противник не разглядит шрамов от проведенной в боях жизни, зато увидит волчью голову, золотую цепь на моей шее и тяжелые золотые браслеты на руках, завоеванные в сражениях. Сейчас шлем болтался на луке седла.

Врагов у меня полно. Я хорошо известен, а самые храбрые либо самые глупые мечтают меня убить, чтобы прославить свое имя. Вот почему я привел к холму восемьдесят три дружинника — чтобы убить меня, противнику придется одолеть также и их. Мы — воины Беббанбурга, свирепая волчья стая с севера. Восемьдесят четвертым был поп.

Священник, сидевший на одном из моих скакунов, не носил кольчуги и не имел оружия. Узкое, чисто выбритое лицо, острые глаза. Он был вдвое моложе меня, но седина уже проступила на висках. Облачен в длинную черную рясу, на шее — золотой крест.

— Тебе в твоем наряде не жарко? — спросил я.

— Неуютно, — подтвердил он. Сказано было на датском, его родном языке, на котором я разговаривал в детстве.

— Ну почему я всегда воюю не на той стороне? — пробормотал я.

На это священник улыбнулся:

— Лорд Утред, никому не уйти от судьбы. Тебе суждено потрудиться ради Господа, желаешь ты того или нет.

Я прикусил язык, с которого готов был сорваться язвительный ответ, и продолжил разглядывать широкую безлесную равнину, где солнце отражалось от белесых скал и серебрилась маленькая речка. Высоко на восточном склоне щипали траву овцы. Пастух заметил нас и попытался угнать стадо на юг, подальше, но оба его пса страдали от жары, усталости и жажды и скорее распугали овец, чем сбили их в отару. Крестьянин зря боялся.

В самой глубине долины когда-то пролегал римский тракт, теперь превратившийся в тропу из утоптанного грунта с наполовину утонувшими в земле и заросшими камнями. Прямая, как бросок копья, дорога следовала руслу, а потом сворачивала на запад. Сворачивала именно там, под горой, где ждали мы. Сокол кружил над поворотом, подставив неподвижные крылья потокам нагретого воздуха. Далекий южный горизонт расплывался в мареве.

И вот из этого марева появился один из моих разведчиков. Он мчался во весь опор, и это могло означать только одно: враг на подходе.

Я отвел своих людей и священника немного назад, за склон, — так, чтобы нас не было видно. В нетерпении я выдвинул Вздох Змея из ножен на ширину ладони и вогнал обратно. Алдвин предложил взять щит, но я покачал головой:

— Пусть появятся.

Отдав ему шлем, я спешился и отправился с Финаном и сыном к гребню, где мы залегли, глядя на юг.

— Как-то все не так, — буркнул я.

— Это судьба, — отозвался Финан. — А судьба — сука.

Мы лежали в высокой траве, глядя на клубы пыли, поднимающиеся из-под копыт скакуна разведчика.

— Ему бы следовало ехать по обочине, — пробормотал Финан. — Там пыли нет.

Разведчик, в котором я теперь узнал Осви, свернул с дороги и начал длинный подъем по склону к тому месту, где залегли мы.

— Ты уверен насчет дракона? — спросил я.

— Такую зверюгу не пропустишь, — ответил Финан. — Чудище пришло с севера, так что это он.

— А звезда падала с севера на юг, — добавил мой сын, сунув руку под кольчугу, чтобы коснуться креста. Утред — христианин.

Пыль в долине осела. Враг приближался, вот только я не ведал, кто этот враг. Знал лишь, что сегодня мне предстоит сразиться с королем, идущим с юга. И все это казалось каким-то неправильным, так как звезда и дракон предрекали, что зло придет с севера.

Все жаждут знамений. Даже христиане ищут знаки в окружающем мире. Мы вглядываемся в полет птиц, опасаемся падения ветки, всматриваемся в рисунок, оставленный ветром на воде, затаиваем дыхание при крике лисицы и сжимаем амулеты, стоит лопнуть струне на арфе. Но знамения тяжело истолковать, если только боги не хотят изложить свою волю прямо. И вот три ночи назад боги отправили в Беббанбург предельно ясное послание.

Зло обязано было прийти с севера.

По ночному небу над Беббанбургом пролетел дракон. Я сам пропустил это зрелище, зато Финан видел, а я ему доверяю. Зверь был огромный, сказал он, со шкурой словно из чеканного серебра, с горящими как угли глазами и с крыльями, достаточно широкими, чтобы закрыть звезды. При каждом взмахе этих громадных крыльев море бурлило, как при порыве шквалистого ветра в тихую погоду. Чудище повернуло морду в сторону Беббанбурга, и Финан подумал было, что пламя вот-вот охватит всю крепость, но раскинутые крылья еще раз медленно поднялись и опустились, море внизу взволновалось, и дракон полетел на юг.

— А прошлой ночью упала звезда, — сообщил отец Кутберт. — Мехраса ее видела.

Отец Кутберт, беббанбургский священник, был слеп и женат на Мехрасе — диковинной смуглой девице, которую мы спасли от работорговца в Лундене много лет назад. Девицей я называл ее по привычке, потому как она, ясное дело, была теперь уже средних лет. Все мы стареем.

— Звезда падала с севера на юг, — настаивал отец Кутберт.

— И дракон появился с севера, — добавил Финан.

Я промолчал. Бенедетта прильнула к моему плечу. Она тоже ничего не сказала, но ее рука крепче сжала мою.

— Чудеса и знамения, — проговорил отец Кутберт. — Что-то ужасное грядет. — Он перекрестился.

Наступал летний вечер. Мы сидели на улице. Ласточки порхали под карнизами, а внизу, под восточными стенами, беспрестанно накатывались на берег длинные волны. Волны задают нам ритм: бесконечный звук, сопровождающий подъемы и падения. Я родился под этот звук и скоро, должно быть, умру под него. Я коснулся молота-талисмана и взмолился о смерти под шум беббанбургских волн и крики чаек.

— Что-то ужасное, — повторил отец Кутберт. — И придет оно с севера.

А может, дракон и падающая звезда предвещают мою смерть? Я снова коснулся молота. Я до сих пор мог скакать на коне, держать щит и махать мечом, но боль в суставах к концу дня напоминала о старости.

— Самое скверное в смерти, — нарушил я тишину, — это невозможность узнать, что случится дальше.

Некоторое время все молчали, потом Бенедетта снова сжала мою руку.

— Глупец ты, — сказала она нежно.

— И всегда им был, — вставил Финан.

— Возможно, из Валгаллы ты увидишь, что произойдет дальше? — предположил отец Кутберт. Христианскому священнику не полагалось верить в Валгаллу, но он давно привык угождать мне. Поп улыбнулся. — А может, ты примкнешь к лону римской церкви? — В его тоне угадывалось лукавство. — Уверяю тебя, с небес очень хорошо видно землю!

— Во время всех твоих попыток меня обратить ты ни разу не обмолвился, что в раю есть эль, — огрызнулся я.

— Неужто я забыл про это упомянуть? — Кутберт все еще улыбался.

— В раю найдется вино, — заметила Бенедетта. — Доброе вино из Италии.

Все умолкли. Вино нам не слишком-то нравилось.

— Слышал я, что король Хивел поехал в Италию, — пробормотал сын. — Или только подумывает?

— В Рим? — осведомился Финан.

— Так говорят.

— Мне бы хотелось побывать в Риме, — с грустью промолвил отец Кутберт.

— Ничего в Риме нет, — бросила презрительно Бенедетта. — Развалины да крысы.

— И его святейшество, — мягко напомнил Кутберт.

Снова все помолчали. Хивел, который был мне по душе, являлся королем Диведа, и если он собрался ехать в Рим, то между валлийцами и саксами в Мерсии будет мир, отсюда беды ждать не стоит. Но дракон пожаловал не с юга и не с запада, а с севера.

— Скотты, — высказал я предположение.

— Они по горло заняты дракой с норманнами, — бросил Финан.

— И набегами на Камбрию, — с горечью добавил мой сын.

— Да и Константин уже стар, — напомнил отец Кутберт.

— Мы все старые.

— И Константин предпочитает строить монастыри, нежели вести войну, — продолжил священник.

У меня это вызвало сомнение. Константин — король Шотландии. Мне доставляли удовольствие встречи с ним — это был мудрый и выдержанный человек, но доверия я к нему не питал. Ни один нортумбриец не поверит скотту, а скотт не станет полагаться на нортумбрийца.

— Никогда они не кончатся, — уныло проворчал я.

— Что? — спросила Бенедетта.

— Войны. Беды.

— Будь мы все христианами... — заикнулся было Кутберт.

— Ха! — отрезал я.

— Но дракон и звезда не лгут, — продолжил поп. — Беда придет с севера. Пророк так и сказал в Писании: «Quia malum ego adduco ab aquilone et contritionem magnam».

Он помедлил в надежде, что кто-то из нас попросит перевести.

— «Я приведу от севера бедствие, — огорчила его Бенедетта, — и великую гибель»1.

— «Великую гибель!» — зловеще повторил отец Кутберт. — Зло придет с севера! Так написано!

И на следующее утро зло пришло.

С юга.

Корабль появился с юга. Ветра почти не чувствовалось, море было спокойным, низкие волны бессильно разбивались о длинный беббанбургский пляж. Приближающееся судно с крестом на штевне оставляло после себя рябь, игравшую золотом в свете утреннего солнца. Оно шло на веслах, лопасти поднимались и опускались в неспешном, усталом ритме.

— Бедолаги, видно, всю ночь гребли, — предположил Берг. Он командовал утренней стражей на стенах Беббанбурга.

— Сорок весел, — прикинул я скорее с целью поддержать разговор, чем сообщить Бергу вполне очевидный факт.

— И идет сюда.

— Вот только откуда?

Берг пожал плечами.

— Что сегодня будет? — спросил он.

Пришел мой черед пожимать плечами. То же, что и всегда. Будут ставить на огонь котлы, чтобы прокипятить грязное белье, к северу от крепости в больших чанах примутся вываривать соль, воины станут упражняться во владении щитом, мечом и копьем, лошадей поведут на выгул, будут коптить рыбу, доставать воду из глубоких колодцев и варить эль в кухнях.

— Я предпринимать ничего не собираюсь, а вот ты возьмешь двух человек и напомнишь Олафу Эйнерсону, что он задолжал мне с уплатой подати. Много задолжал.

— Господин, у него жена больна.

— Он это прошлой зимой говорил.

— И половину его стада угнали шотландцы.

— Скорее он продал скотину, — процедил я. — Никто другой не жаловался на набеги скоттов этой весной.

Олаф Эйнарсон унаследовал держание от своего отца, который всегда платил аренду в срок овчинами или серебром. Олаф-сын, был крепким и смышленым малым. Его амбиции, очевидно, не ограничиваются выпасом скота на горных пустошах.

— Я тут прикинул и решил: возьми пятнадцать воинов и вышиби дурь из этого ублюдка. Не доверяю я ему.

Корабль подошел достаточно близко, чтобы я мог разглядеть трех человек, сидящих перед кормовой площадкой. Один из них был священником — по крайней мере, одет в длинную черную рясу. Именно он встал и помахал, повернувшись к нашим стенам. Я на приветствие не ответил.

— Кто бы они ни были, приведи их в главный дом, — приказал я Бергу. — Пусть посмотрят, как я пью эль. И подожди вправлять мозги Олафу.

— Подождать, господин?

— Давай сначала послушаем, что за новости нам привезли. — Я кивнул в сторону корабля, поворачивающего к узкому входу в беббанбургскую гавань. Насколько было видно, груза на судне нет, а гребцы выглядели измотанными. Похоже, корабль доставил срочные вести.

— Он от Этельстана, — предположил я.

— От Этельстана? — переспросил Берг.

— Корабль ведь не нортумбрийский, так? — У нортумбрийских кораблей острые штевни, тогда как южные корабелы предпочитали широкий нос. К тому же на судне крест, а это на нортумбрийских кораблях редкость. — Да и кто еще станет использовать попов в качестве гонцов?

— Этельстан.

Понаблюдав, как корабль входит в канал порта, я свел Берга со стены:

— Позаботься о гребцах. Пошли им еды и эля, а треклятого попа веди ко мне.

Я поднялся в дом. Там двое слуг отчаянно воевали с паутиной, орудуя двумя длинными ивовыми метлами с пучком перьев на конце. Бенедетта следила за тем, чтобы из крепости изгнали всех пауков до единого.

— У нас гости, — сообщил я ей. — Так что войну с пауками придется отложить.

— Это не война, — возразила женщина. — Я люблю пауков. Только не у себя дома. А что за гости?

— Думаю, посланцы от Этельстана.

— В таком случае мы должны принять их соответствующим образом! — Она хлопнула в ладоши и распорядилась установить скамьи. — И установите трон на помосте, — последовал ее приказ.

— Это не трон, — сказал я. — Просто чудная скамья.

— Уфф! — Этот звук Бенедетта издавала в тех случаях, когда досадовала на меня. Я усмехнулся, и это только сильнее распалило ее. — Это трон, — отрезала она. — А ты — король Беббанбурга.

— Владетель, — поправил ее я.

— Ты не в меньшей степени король, чем эта дубина Гутфрит, — женщина сделала знак, отгоняющий нечисть, — или Овейн, или кто там еще.

Это был старый спор, и я не стал его продолжать.

— Пусть девушки принесут эль, — приказал я. — И еды какой-нибудь. Желательно не тухлой.

— А ты облачишься в черное одеяние. Я дам.

Бенедетта была родом из Италии. Еще девочкой работорговцы похитили ее из дома, а потом ее продали. Она успела побывать невольницей в разных странах христианского мира, пока не оказалась в Уэссексе. Я освободил ее, и теперь она стала хозяйкой Беббанбурга, хотя и не моей женой. «Бабушка, — частенько говорила мне Бенедетта, неизменно осеняя себя при этом крестом, — запрещала мне выходить замуж. Утверждала, что это навлечет на меня проклятие! Мне по жизни хватило зла. Теперь я счастлива, и чего ради мне навлекать на себя проклятие бабушки? Она никогда не ошибалась!»

Я нехотя дал ей напялить на меня дорогое черное одеяние, но отказался надеть покрытый бронзой венец, принадлежавший моему отцу. Затем уселся на скамью и стал ожидать прихода священника. Бенедетта пристроилась рядом.

С солнечного света под пыльные своды большого беббанбургского дома вступил мой старый друг. Это был отец Ода, ныне епископ Раммесберийский, высокий и представительный в длинной черной сутане с каймой из темно-красной материи. Сопровождавшие его два западносаксонских воина покорно отдали моему слуге мечи и проследовали за Одой.

— Любой бы решил, — произнес епископ, подойдя ближе, — что видит перед собой короля!

— Так и есть, — подхватила Бенедетта.

— А тебя любой бы принял за епископа, — сказал я.

Он улыбнулся:

— Милостью Божьей, лорд Утред, я и есть епископ.

— Милостью Этельстана, — уточнил я, потом встал и поприветствовал гостя, обняв его. — Тебя стоит поздравить?

— Если хочешь. Сдается, я первый дан, ставший епископом в Инглаланде.

— Так это теперь называется?

— Это куда проще, чем представляться первым епископом-датчанином в Уэссексе, Мерсии и Восточной Англии. — Он отвесил поклон Бенедетте. — Госпожа, рад снова видеть тебя.

— И я рада встрече, милорд епископ. — Итальянка слегка поклонилась.

— Ого! Так молва ошибается! Изящные манеры живы в Беббанбурге! — Он широко улыбнулся мне, довольный своей остротой, и я улыбнулся в ответ.

Ода, епископ Раммесберийский! Единственным достойным удивления фактом являлось то, что Ода был даном, сыном языческих переселенцев, вторгшихся в Восточную Англию в войске Уббы, которого я убил. И вот теперь дан и сын язычников-родителей стал епископом в саксонском Инглаланде! Это возвышение было заслуженным. Ода человек ловкий, умный и, насколько я мог судить, на редкость порядочный.

Возникла небольшая заминка, так как Финан, видевший прибытие Оды, пришел поприветствовать его. Ода был с нами во время обороны лунденских ворот Крепелгейт — схватки, обеспечившей Этельстану трон. Я не был христианином и не любил христианство, но трудно питать неприязнь к человеку, который бок о бок с тобой сражался в жестоком бою.

— О, вино! — воскликнул Ода при виде слуги, после чего обратился к Бенедетте: — Без сомнения, благословленное итальянским солнцем?

— Оно больше похоже на мочу франкских поселян, — буркнул я.

— Госпожа, его обаяние просто неистощимо, не так ли? — отозвался Ода, усаживаясь. Потом он посмотрел на меня и коснулся тяжелого золотого креста на груди. — Лорд Утред, я принес вести. — Голос его сделался серьезным.

— Так я и думал.

— Которые тебе не понравятся. — Ода смотрел на меня.

— Которые мне не понравятся, — повторил я, ожидая продолжения.

— Король Этельстан в Нортумбрии, — спокойно сообщил епископ, по-прежнему глядя мне в глаза. — Он вошел в Эофервик три дня назад. — Ода помедлил, как если бы ожидал взрыва возмущения с моей стороны, но я молчал. — Король Гутфрит неправильно истолковал наше появление и сбежал.

— Неправильно истолковал, значит, — протянул я.

— Вот именно.

— И дал деру от тебя и Этельстана. Прям вот от вас двоих?

— Нет, конечно, — ответил Ода все тем же спокойным тоном. — Нас сопровождали две с лишним тысячи воинов.

Навоевавшись по горло, я хотел жить в Беббанбурге, слушать, как длинные волны разбиваются о берег и как ветер вздыхает над крышей дома. Я понимал, что мне остались считаные годы, но боги милостивы. Мой сын — взрослый мужчина и унаследует обширные владения, я до сих пор могу скакать на коне и охотиться, и у меня есть Бенедетта. Темперамент у нее как у перегревшейся на солнышке куницы, это верно, но она преданная и нежная и блеском своим озаряет хмурое беббанбургское небо, и я ее люблю.

— Две тысячи воинов, — ровным голосом повторил я. — И теперь ему понадобился я?

— Это верно, лорд. Ему нужна твоя помощь.

— Он что, сам вторжение организовать не может? — Во мне пробуждалась злость.

— Это не вторжение, — хладнокровно возразил Ода. — Просто официальный визит. Обмен любезностями между королями.

Дан мог называть это событие как угодно, оно все равно оставалось вторжением.

И я разозлился.

Я бесился, потому что Этельстан поклялся, что никогда не вторгнется в Нортумбрию, пока я жив. И вот он в Эофервике с армией, а я по его просьбе прячусь с восьмьюдесятью тремя воинами за гребнем холма к югу от Беббанбурга. Меня подмывало отказать Оде, посоветовать ему уплыть на своем чертовом корабле обратно в Эофервик и плюнуть Этельстану в лицо. Я чувствовал себя обманутым. Я обеспечил Этельстану трон, но буквально с самого дня битвы под Крепелгейтом он делал вид, что не замечает меня. Я этому только радовался. Я нортумбриец, живу вдали от владений Этельстана, и все, чего я хочу, — это чтобы меня оставили в покое. Но в глубине души я понимал, что покоя не будет. Во время моего появления на свет саксонская Британия разделялась на четыре страны: Уэссекс, Мерсию, Восточную Англию и мою родную Нортумбрию. Король Альфред, дед Этельстана, мечтал объединить их все в страну под названием Инглаланд, и эта мечта близилась к воплощению. Этельстан правил Уэссексом, Мерсией и Восточной Англией, оставалась только Нортумбрия. Этельстан дал мне клятву, что не покусится на нее, пока я жив. И вот теперь он вошел во главе армии в мою страну и воззвал ко мне о помощи. В очередной раз. В глубине души я понимал, что Нортумбрия обречена — либо Этельстан получит ее, либо Константин присоединит к своим землям. И пусть уж лучше это будут люди одного со мной языка, саксонского, который мы называем энглийским. Вот поэтому я и повел за собой из Беббанбурга восемьдесят три воина, чтобы устроить засаду на короля Гутфрита Нортумбрийского, бежавшего от вторжения Этельстана. Солнце стояло высоко и припекало, день выдался тихий.

Осви, прискакавший на взмыленной лошади, принес весть о приближении Гутфрита.

— Скоро, господин! — сообщил он.

— Сколько их?

— Сто четырнадцать. Часть — пленники.

— Пленники? — резко переспросил епископ Ода, настоявший на том, чтобы поехать с нами. — Нам нужен только один.

— Господин, с ними женщины, — продолжил доклад Осви. — Их гонят, как овец.

— Женщины пешие? — спросил я.

— Кое-кто из мужчин тоже. И куча лошадей хромает. Быстро гнали! — Разведчик принял от Рорика кожаную флягу, прополоскал элем рот, сплюнул на траву и сделал большой глоток. — Похоже, всю ночь шли.

— Очень может быть, — пробормотал я, — раз так скоро сюда добрались.

— Теперь они измотаны, — с довольным видом заявил Осви.

Епископ Ода доставил мне вести из Эофервика, и его корабль проделал этот путь за два дня, вопреки неровному ветру, но те, кто приближался сейчас по длинному прямому тракту, покинули город верхом. По моим прикидкам, на путешествие из Эофервика в Беббанбург требовалась неделя, хотя не спорю, это из расчета неспешной езды с ночевками в усадьбах друзей. Однажды я одолел эту дорогу за четыре дня, но никогда в такую жару ранним летом. Люди сбежали из Эофервика и скакали быстро, но гребцы епископа Оды намного опередили их, и теперь усталые лошади несли беглецов к нашей засаде.

— Это не засада, — возразил епископ Ода, когда я употребил это слово. — Мы здесь только для того, чтобы убедить короля Гутфрита вернуться в Эофервик. Также король Этельстан требует твоего присутствия там.

— Моего? — буркнул я.

— Именно. И еще хочет, чтобы ты освободил пленника, которого удерживает Гутфрит.

— Пленников, — поправил я.

— Ну да, — пренебрежительно отозвался Ода. — Но Гутфрит обязан вернуться в Эофервик. Его просто нужно убедить, что король Этельстан пришел с миром.

— При этом захватив с собой две тысячи человек? Все в доспехах и при оружии?

— Король Этельстан предпочитает путешествовать с размахом, — высокомерно заявил епископ.

Этельстан мог описывать свой визит в Эофервик как угодно, но в городе не обошлось без столкновений, потому что, по правде говоря, это было завоевание — молниеносное вторжение. И при всей злости на Этельстана, мне оставалось лишь восхищаться его успехом. Ода рассказал, как король пересек с войском в две тысячи воинов границу Мерсии, затем стремительно повел армию на север, не потеряв по пути ни единого человека или лошади уставшими или больными. Саксы проскакали по дороге и добрались до Эофервика, когда их присутствие в Нортумбрии еще считалось неподтвержденным слухом. Южные ворота города открыли воины из Уэссекса, просочившиеся в Эофервик под видом купцов, и армия Этельстана наводнила улицы.

— На мосту произошло нечто вроде боя, — рассказал мне Ода, — но милостью Божьей язычники были разбиты, уцелевшие обратились в бегство.

Вел этих беглецов Гутфрит. Этельстан отправил епископа Оду с поручением, чтобы я перекрыл дороги на север и не дал Гутфриту уйти в Шотландию. Вот почему я торчал на склоне горы под палящим солнцем. Мой сын, Финан и я лежали, распростершись за гребнем, и глядели на юг, а епископ Ода присел на корточки позади нас.

— А зачем нам мешать Гутфриту удрать в Шотландию? — с недовольством уточнил я у него.

Ода вздохнул, словно удивляясь моей глупости.

— Затем, что это даст Константину повод вторгнуться в Нортумбрию, — объяснил епископ. — Он попросту провозгласит, что восстанавливает законного короля на троне.

— Константин — христианин, — напомнил я. — Чего ради ему вступаться за монарха-язычника?

Ода снова вздохнул, не сводя глаз с теряющейся в мареве дороги.

— Король Константин собственных дочерей принесет в жертву Ваалу, лишь бы расширить границы своего государства.

— А кто такой Ваал? — поинтересовался Финан.

— Языческий бог, — высокомерно пояснил Ода. — И как думаешь, долго ли Константин станет терпеть Гутфрита? Он вернет его на трон, женит на своей дочери, потом тихонько придушит, и скотты приберут Нортумбрию к рукам. Вот почему Гутфрит не должен добраться до Шотландии.

— Идут! — воскликнул Финан.

Вдали на дороге появилась группа всадников. Я видел только расплывающиеся в мареве очертания людей и лошадей.

— Они и впрямь с ног валятся, — добавил Финан.

— Гутфрит нам нужен живым, — предупредил меня Ода. — И в Эофервике.

— Это ты уже говорил, — буркнул я. — Только я до сих пор не понимаю, чего ради.

— Потому что король Этельстан так велел, вот почему.

— Гутфрит — кусок тухлого дерьма, — настаивал я. — Убить его, и дело с концом.

— Король Этельстан требует, чтобы ты сохранил ему жизнь. Пожалуйста, сделай это.

— А я обязан подчиняться его приказам? Он ведь не мой король.

Ода строго посмотрел на меня:

— Этельстан — Monarchus Totius Brittaniae. — Я недоуменно вытаращился на него, и ему пришлось перевести. — Он — монарх всей Британии.

— Вот как он себя теперь называет?

— И это соответствует правде, — отрезал епископ.

Я фыркнул. Королем саксов и англов Этельстан величал с себя с того самого момента, как был коронован, и у него имелись определенные на то основания, но правителем всей Британии?

— Полагаю, у короля Константина и короля Хивела могут найтись возражения, — процедил я.

— Наверняка, — спокойно согласился Ода. — Но так или иначе, король Этельстан желает, чтобы ты помешал Гутфриту достичь Шотландии и вызволил его пленника живым и здоровым.

— Пленников.

— Пленника.

— До женщин тебе дела нет? — поинтересовался я.

— Я молюсь за них, конечно. Но о мире молюсь еще больше.

— О мире? — сердито переспросил я. — Вторгнуться в Нортумбрию означает принести мир?

Ода болезненно поморщился:

— Лорд Утред, Британия не устроена. Норманны угрожают, скотты тревожат набегами, и король Этельстан опасается, что грядет война. Он боится, что война эта окажется более ужасной, чем все известные нам дотоле. Он стремится избежать этой бойни и поэтому убедительно просит тебя освободить пленника и препроводить Гутфрита назад.

Я не улавливал, каким образом возвращение Гутфрита домой поспособствует сохранению мира, но помнил о пролетевшем над стенами Беббанбурга драконе, этом мрачном вестнике войны. Я посмотрел на Финана. Тот пожал плечами в знак, что понимает не больше моего, но нам все же стоит постараться исполнить просьбу Этельстана. Теперь приближающихся по равнине людей стало видно лучше, и я разглядел пленниц, плетущихся в хвосте колонны верховых.

— Что предпримем? — спросил Финан.

— Спустимся, — ответил я, отползая от гребня. — Вежливо улыбнемся и сообщим тупому ублюдку, что он наш пленник.

— Гость, — уточнил епископ Ода.

Рорик помог мне сесть в седло, Алдвин подал шлем с серебряным гребнем. Кожаная подбивка была неприятно горячей. Ремешок под подбородком я завязал, но нащечники оставил открытыми, а потом принял от Алдвина щит с волчьей головой.

— Копье пока не нужно, — бросил я слуге. — И, если завяжется драка, держись в сторонке.

— Не будет никакой драки, — сурово заявил епископ Ода.

— Это Гутфрит, — отозвался я. — Он дурак и сначала бьет, потом думает, но я сделаю все, что в моих силах, дабы сохранить этому парню с телячьими мозгами жизнь. Пошли!

Я повел своих на запад, держась на расстоянии от Гутфрита. Когда я видел его отряд в последний раз, тот находился примерно в половине мили от поворота дороги и двигался мучительно медленно. Мы, на более свежих конях, шли быстрее. Спустившись по склону, пробрались через сосновую рощицу, пересекли вброд ручей и выступили на дорогу. Там мы образовали линию в две шеренги глубиной, чтобы приближающиеся беглецы увидели перед собой два ряда всадников, на щитах и остриях копий которых играют солнечные блики. Мы ждали.

Мне не нравился Гутфрит, а я не нравился ему. Три года он пытался вытрясти из меня присягу на верность, и три года я ему отказывал. Дважды он посылал воинов на Беббанбург, и дважды я запирал Ворота Черепов, приглашая копейщиков Гутфрита пойти на приступ, и оба раза они отступали.

Теперь, под палящим солнцем, его копейщики снова попирали мою землю, но на этот раз их вел сам Гутфрит, причем доведенный до отчаяния. Он убежден, что у него украли королевство. Увидев моих людей и волчьи головы на их щитах, он не только возненавидит меня, но и сообразит, что воинов у него больше. Епископ Ода волен питать надежду, что обойдется без боя, но загнанный в угол Гутфрит обернется хорьком в мешке, бешеным и злобным.

И у него есть заложники.

Не только женщины, хотя их тоже нужно спасти. Гутфрит, хитрый лис, прихватил архиепископа Хротверда, забрав его прямо из собора в Эофервике.

— Во время мессы! — с ужасом воскликнул Ода. — Во время мессы! Вооруженные люди в храме!

Я не знал, осмелится ли Гутфрит нанести вред архиепископу. Такой поступок настроил бы против него всех христианских правителей в Британии, хотя, возможно, Константин проглотит гнев до той поры, пока снова не усадит Гутфрита на нортумбрийский трон. Мертвый архиепископ — не слишком высокая цена за расширение Шотландии.

Показались беглецы. Передовые всадники выехали из-за поворота. Заметив нас, они остановились, и постепенно к ним подтягивались остальные воины.

— Нам следует приблизиться, — заявил Ода.

— Стоим на месте, — приказал я.

— Но...

— Резни хочешь? — рявкнул я.

— Но... — снова заикнулся епископ.

— Пойду я, — последовал мой резкий ответ.

— Ты?

— Причем один. — Я вернул Алдвину щит и слез с седла.

— Я с тобой, — вызвался Ода.

— Чтобы у него оказалось два попа в заложниках? В пару к архиепископу еще и епископ? Ему это понравится.

Ода смотрел на людей Гутфрита, которые медленно выстраивались в линию, более широкую, чем наша. По меньшей мере два десятка пешие — лошади их были слишком плохи, чтобы выдержать седоков. Все надели шлемы и прикрылись щитами с эмблемой Гутфрита в виде вепря с длинными клыками.

— Пригласи его прийти и поговорить со мной, — попросил Ода. — Пообещай, что его не тронут.

Не удостоив епископа ответом, я глянул на Финана.

— Я постараюсь встретиться с Гутфритом на полпути, — объяснил я. — Если он возьмет сопровождающих, вышли мне такое же число.

— Я пойду, — Финан ухмыльнулся.

— Нет. Ты останешься тут. Если возникнут проблемы, ты сообразишь, когда нужно вмешаться. И тогда действуй быстро.

Он понимающе кивнул. Мы с Финаном слишком долго воевали плечом к плечу, чтобы мне не требовалось подробно разъяснять свои планы.

Ирландец усмехнулся:

— Прилечу быстрее ветра.

— Лорд Утред... — начал было Ода.

— Я сделаю все, чтобы сохранить Гутфриту жизнь, — оборвал я его. — И заложникам тоже.

Я не был уверен, что мне это удастся, зато точно знал: стоит нам всем двинуться вперед прежде, чем мы окажемся на расстоянии оклика от людей Гутфрита, не миновать либо боя, либо приставленных к горлу заложников клинков. Гутфрит дурак, но дурак гордый, и я понимал, что он ответит отказом на требование освободить пленников и покорно вернуться в Эофервик. Король не согласится, потому что иначе потеряет лицо перед дружиной.

А воины эти были норманны — северяне, считающие себя самыми свирепыми бойцами в целом свете. Они превосходили нас числом и видели шанс пустить кровь и пограбить. Многие из них были молоды и хотели славы, хотели украсить руки золотом и серебром, мечтали, чтобы имена их произносили с ужасом. Жаждали убить меня, завладеть моими браслетами, оружием и землями.

И вот к ним-то я и направился в одиночку. Я проделал чуть больше половины пути, отделяющего моих людей от усталых воинов Гутфрита — те стояли на расстоянии далекого выстрела из лука. Потом выждал и, когда Гутфрит не сдвинулся с места, присел на поваленный римский мерный камень, стянул с головы шлем, поглядел на пасущихся на склоне овец, потом полюбовался полетом сокола, парящего в потоках слабого ветра. Птица описывала круги, так что послания богов тут искать не стоило.

Я отправился один, ибо хотел, чтобы и Гутфрит пришел один, от силы с двумя или тремя спутниками. Я не сомневался, что король готов к бою, но понимает — люди его устали, а кони загнаны. Мой расчет строился на том, что даже такой дурак, как Гутфрит, наверняка ухватится за шанс избежать драки и добиться своего, не потеряв при этом десяток, а то и два своих воинов. Кроме того, имея заложников, он наверняка собирался воспользоваться ими, чтобы заставить меня с позором отступить.

А Гутфрит все не двигался. Похоже, был сбит с толку. Он видел, что я один и явно не представляю угрозы, однако нельзя стать королем, не обладая хоть толикой хитрости, и правитель Эофервика определенно чуял подвох. Я решил дать ему убедиться, что ловушки нет, поэтому поднялся, попинал немного наполовину вросшие в землю камни старинной дороги, пожал плечами и зашагал назад.

Это побудило короля к действию. Услышав цокот подков, я обернулся, надел шлем и стал ждать. Гутфрит взял с собой троих. Двое были воинами, один из них вел в поводу маленькую лошадку. На ней сидел архиепископ Хротверд, все еще облаченный в расшитое золотом одеяние, которое христианские священники носят в церкви. Выглядел он невредимым, но очень уставшим, его лицо покраснело от солнца, а седые волосы висели космами.

За спиной у меня тоже застучали копыта. Обернувшись, я увидел, что Финан выслал Берга и моего сына.

— Держитесь за мной, — предупредил я их.

Заметив, как Гутфрит и двое его сопровождающих обнажили мечи, мои спутники тоже вытащили длинные клинки из ножен. Берг расположился позади и правее от меня, напротив человека, державшего лошадь Хротверда. Сын был по левую от меня руку, лицом ко второму противнику.

— Что... — заговорил сын.

— Молчи! — оборвал его я.

Гутфрит осадил коня буквально в двух или трех шагах от меня. Одутловатое лицо короля, обрамленное сталью шлема, блестело от пота. Его брат, одноглазый Сигтригр, был красивым мужчиной, а Гутфрит пил слишком много эля и ел слишком много жирной пищи, отчего в седле сидел грузно. У него были маленькие, подозрительно бегающие глазки, широкий нос и длинная борода, заплетенная в свисающие на дорогую кольчугу косицы. Конь его щеголял в серебряной сбруе, гребень шлема украшало перо ворона, а меч он приставил к горлу Хротверда.

— Лорд архиепископ! — приветствовал я священника.

— Лорд Ут... — заговорил Хротверд, но осекся, когда лезвие меча надавило ему на горло.

— Обращайся сначала ко мне, — прорычал Гутфрит. — Я твой король.

Я посмотрел на него и нахмурился:

— А имя свое не напомнишь?

За спиной хмыкнул сын.

— Хочешь, чтобы этот поп сдох? — процедил Гутфрит. Под давлением меча Хротверд отклонился в седле. Его испуганные глаза впились в меня поверх серой стали клинка.

— Да нет, в общем, — спокойно ответил я. — Он мне вполне даже нравится.

— Настолько, чтобы просить сохранить ему жизнь?

Я сделал вид, что взвешиваю эту мысль, потом кивнул:

— Да, готов. Отпусти его.

— За это придется заплатить. — Гутфрит осклабился.

Я подметил, какую неудобную позицию занимает Гутфрит: Хротверд располагался слева от него, а меч он держал в правой руке.

— Платить нужно за все. — Я шагнул влево, тем самым вынудив Гутфрита наполовину отвернуться от Хротверда. Меч задрожал. — Король Этельстан хочет всего лишь поговорить с тобой, — продолжил я. — И обещает сохранить тебе как жизнь, так и корону.

— Этельстан — дерьмо из поросячьей задницы, — огрызнулся Гутфрит. — Ему нужна Нортумбрия.

Тут он был прав, по крайней мере касательно устремлений Этельстана.

— Этельстан держит слово, — возразил я. Хотя, по справедливости говоря, меня Этельстан предал, нарушив данную клятву. Тем не менее я стоял тут и делал то, что ему угодно.

— Он обещал не вторгаться в Нортумбрию, пока ты жив, — сказал Гутфрит. — Однако сейчас здесь!

— Ему понадобилось поговорить с тобой, ничего больше.

— Быть может, мне стоит убить тебя? Вдруг мелкому засранцу это понравится?

— Ну, попытайся. — Конь сына пошевелился у меня за спиной, копыто цокнуло о разбитый камень дороги.

Гутфрит подвел лошадь ближе ко мне и развернул меч в мою сторону.

— Лорд Утред, ты так и не принес мне присягу на верность, — напомнил он. — А я ведь твой король.

— Это верно, — согласился я.

— Тогда на колени, ярл Утред. — Слово «ярл» он произнес с издевкой. — И присягни мне.

— А если не стану?

— В этом случае тобой покормится Клык Вепря.

Как я смекнул, Клыком Вепря назывался меч, находившийся теперь поблизости от моего лица. Я видел зазубрины на отточенных кромках, ощущал щекой исходящий от нагретого металла жар, солнце играло на плавных разводах кованой стали.

— На колени! — взревел Гутфрит, дернув клинком.

Я поднял голову и заглянул в темные, полные ненависти глаза.

— В обмен на свою присягу я требую пощадить архиепископа, — заявил я. — И остальных заложников.

— Не можешь ты ничего требовать! — рявкнул он. — Ничего! — Гутфрит ткнул мечом, острие проскрежетало по моей кольчуге, потом уперлось в одно из звеньев, заставив меня податься на полшага назад. — Ты будешь моим вассалом, — продолжил король. — И получишь только то, что я соизволю дать. А теперь на колени! — И он снова надавил на меч, еще сильнее.

Когда я покорно опустился на колени и понурил голову, у моего сына вырвался изумленный возглас. Гутфрит хмыкнул и поднес клинок к моему лицу.

— Целуй меч, — потребовал он. — И произноси слова.

— Государь... — униженно пробормотал я, потом смолк. Левая моя рука нащупала булыжник с кулак величиной.

— Громче! — рявкнул Гутфрит.

— Государь, — повторил я. — Клянусь Одином...

Тут я схватил камень и впечатал его скакуну в морду. Удар пришелся в уздечку, раздавив серебряный узор, но лошади, видно, тоже досталось, потому что она попятилась и заржала. Меч Гутфрита скрылся у меня из виду.

— Давай! — заорал я, хотя побуждать сына и Берга к действию не требовалось.

Гутфрит старался удержаться в седле на вздыбившемся коне. Я вскочил, проклиная боль в коленях, ухватил короля за руку с мечом. Сын был слева от меня и удерживал другого норманна на расстоянии под угрозой вогнать ему клинок в живот. Я потянул Гутфрита, дернул еще раз. Рывок жеребца отбросил меня вправо, но Гутфрит наконец повалился и рухнул на дорогу. Я вырвал у него из ладони меч, упал ему коленями на живот и приложил Клык Вепря к всклокоченной бороде.

— Только одну клятву ты от меня услышишь, слизь лягушачья, — пообещал я. — Клятву тебя убить.

Король дернулся, и мне пришлось сильнее прижать меч, чтобы его успокоить.

А за спиной у меня шел в атаку Финан. Копья моих воинов были опущены, острия сверкали под палящим солнцем. Люди Гутфрита пришли в себя не сразу, но теперь тоже двинулись вперед.

И я в который раз поймал себя на мысли, что не уверен, на правильной ли стороне дерусь.

1 Иеремия, 4: 6.

Глава 2

Была ли это неправильная сторона?

К Гутфриту я симпатии не питал. Вечно пьяный грубиян и дурак за короткое пребывание на престоле Нортумбрии преуспел только в сокращении границ страны. Теперь, лежа на дороге, он мычал что-то, и я надавил на меч, заставляя его заткнуться.

Мой сын ранил своего противника в живот. Высвободив клинок, Утред развернул коня и рубанул врага по шее. Удар получился жестокий, быстрый и искусный. Дружинник покачнулся, его лошадь рванулась, и он с глухим стуком упал на траву близ дороги. Тело подрагивало, а кровавое пятно растекалось в пыли.

Гутфрит снова дернулся, и я сильнее надавил на меч, прижав ему бороду к шее.

— Ты гость на моей земле, — заявил я ему. — Так что изволь вести себя учтиво.

Берг освободил Хротверда. Державший лошадь архиепископа норманн бросил поводья и попытался развернуться и сбежать. То была смертельная ошибка, особенно при встрече с противником столь яростным и умелым, как Берг, тоже норманном. Теперь тот парень корчился на земле, а его коняга рысил рядом с Гутфритовым скакуном, морда у которого была в крови.

— Берг, ко мне! — рявкнул я. Гутфрит пытался заговорить и колотить меня рукой. — Еще раз дернешься, и я перережу тебе глотку! — пригрозил я. Он успокоился.

Финан, верный слову, мчался как ветер, за конями тянулся шлейф поднятой с сухой земли пыли. Наши лошади устали гораздо меньше вражеских, поэтому Финан добрался до меня раньше.

— Стой! — заорал я ирландцу, перекрывая грохот копыт. — Всем стоять! Стой!

Мне потребовалось встать и раскинуть руки, чтобы меня поняли. Гутфрит попытался повалить меня, так что пришлось врезать ему Клыком Вепря плашмя по шлему. Он ухватился за клинок, я дернул меч на себя и увидел как из ладони у короля потекла кровь.

— Дубина! — выругался я и еще раз приложил его клинком. — Гербрухт! Гербрухт, сюда!

Мои воины остановились, окутавшись клубами пыли. Гербрухт, здоровяк и силач из Фризии, подвел ко мне скакуна и соскользнул с седла.

— Что, господин?

— Держи его крепко, — распорядился. — Он, конечно, король, но, если будет брыкаться, врежь ублюдку как полагается.

Люди Гутфрита не сразу поняли, что происходит, однако в конце концов пошли вперед и теперь видели, как Гербрухт держит их короля, приставив ему к шее меч. Норманны осадили коней.

Гутфрит не сопротивлялся, только плюнул в меня, отчего Гербрухт сильнее прижал меч.

— Гляди не убей, — с некоторым сожалением сказал я.

Я пленил короля. Короля, который пустил по ветру свою страну, притеснял народ и позволил врагам жестоко бесчинствовать в западных землях. Теперь в Эофервике находился король Этельстан: монарх справедливый, строгий. Но королем он стал только благодаря тому, что я бился за него под лунденскими воротами Крепелгейт. В былые времена я относился к Этельстану как к сыну. Я оберегал его от могущественных врагов, обучал мастерству воина и наблюдал за его взрослением. И он предал меня. Этельстан поклялся не вторгаться в Нортумбрию, пока я жив, но заявился сюда с войском.

Я нортумбриец. Моя страна — это продуваемый всеми ветрами берег, черные от дождей горы и голые скалы на севере. От обильных пажитей вокруг Эофервика до горных пастбищ, где люди стараются хоть что-то вырастить на тощей почве, от суровых вод, где рыбаки забрасывают сети, до унылых болот и густых лесов, где мы охотимся на оленя, — все это земля, завоеванная моими предками. Они обустроили ее, возвели надежные усадьбы и крепости, а потом защищали их. Мы — это саксы и даны, норманны и англы. Мы все нортумбрийцы.

Вот только у маленькой страны на большом острове век короткий. Мне ли не знать. К северу от нас располагалось государство Константина — Альба, известная у нас как Шотландия. И Константин боялся живущих к югу от нас саксов. Саксы и скотты — народы христианские и говорят, что их бог — любовь. Они учат любить друг друга и подставлять вторую щеку, если тебя ударили, однако, когда на кону земля, все эти догматы улетучиваются и в ход идут мечи. Константин правил Альбой, Этельстан — Уэссексом, Мерсией и Восточной Англией, и оба хотели заполучить Нортумбрию. «Нортумбрия говорит на нашем языке, — заявил мне однажды Этельстан. — На языке нашего народа. И она должна стать частью нашей страны, страны, говорящей на энглийском!»

Это была мечта короля Альфреда. В ту пору, когда даны захватили почти всю Британию, а Альфред прятался в болотах Суморсэты, мечта казалась несбыточной. Однако мы сражались и победили. Теперь его внук владеет всем Инглаландом за исключением моей страны, Нортумбрии.

— Сражайся за меня, — раздался голос.

Я повернулся и обнаружил, что это говорил Гутфрит.

— Тебе следовало драться в Эофервике, — возразил я. — А ты сбежал.

Он ненавидел меня, и по лицу его было ясно, каких усилий ему стоит говорить спокойно.

— Нортумбриец, ты ведь язычник. Неужели ты желаешь победы христианам?

— Нет.

— Тогда воюй на моей стороне! Мои люди, твои люди, и Эгил Скаллагримрсон приведет своих!

— И у саксов все равно будет шесть человек против одного нашего, — отрезал я.

— А если мы укроемся за стенами Беббанбурга? — В голосе Гутфрита прозвучала мольба. — Что тогда? Константин нам поможет!

— Чтобы забрать потом твое королевство.

— Он пообещал этого не делать! — выпалил Гутфрит.

— Пообещал? — переспросил я, сделав паузу.

Но Гутфрит умолк. Под действием отчаяния он явно сказал больше, чем намеревался, и теперь жалел об этом. Выходит, Константин засылал послов в Эофервик? И Гутфрит принимал их? Мне хотелось достать Осиное Жало, мой короткий меч, и вогнать его в брюхо мерзавцу, но рядом стоял архиепископ Хротверд, да и епископ Ода уже спешился и подошел к пленнику:

— Государь! — Ода поклонился Гутфриту. — Я послан с братским приветом от короля Этельстана. — Епископ глянул на Гербрухта. — Отпусти же его, приятель. Отпусти!

Гутфрит таращился на Оду, словно не веря своим глазам, а мой воин посмотрел на меня, ища подтверждения. Я неохотно кивнул.

— Государь, лорд Утред вернет твой меч, — утешительным тоном произнес Ода, как если бы обращался к ребенку. — Лорд Утред, пожалуйста!

Это было безумием. Удерживать Гутфрита в заложниках — единственный шанс избежать побоища. Его люди по-прежнему сжимали обнаженные мечи, держали копья опущенными и превосходили нас числом.

Гутфрит протянул руку, ладонь которой продолжала кровоточить.

— Дай сюда, — потребовал он, но я не шевельнулся.

— Лорд, верни ему меч, — настаивал Ода.

— Хочешь, чтобы он пустил его в ход? — сердито спросил я.

— Насилия не будет. — Ода адресовал эти слова Гутфриту, и тот, помедлив, коротко кивнул. Потом епископ очень официально обратился ко мне: — Прошу тебя, лорд Утред, верни королю меч.

Я колебался.

— Лорд, пожалуйста, — сказал Ода.

— Стой смирно, — бросил я Гутфриту.

Не обращая внимания на протянутую окровавленную руку, я встал рядом с пленником. Я был выше на голову, что его раздражало, и он дернулся, когда я взялся за его отделанные золотом ножны. Гутфрит решил, видно, что я вознамерился их украсть, но вместо этого я вогнал в их подбитый овчиной зев Клык Вепря, потом отступил и обнажил Вздох Змея. Гутфрит положил ладонь на эфес, но я шевельнул клинком, и он замер.

— Государь, король Этельстан ищет встречи с тобой, — все так же спокойно продолжил Ода, — и обещает сохранить тебе и жизнь, и королевство.

— Константин, без сомнения, предлагал то же самое, — вставил я.

Ода и бровью не повел.

— Государь, нам многое нужно обсудить.

— Вот! — рявкнул Гутфрит, указав сначала на меня, потом на моих воинов. — Давай обсудим это!

— Недоразумение, не более того, — возразил Ода. — Прискорбное недоразумение.

Архиепископ Хротверд все это время испуганно молчал, но тут энергично закивал:

— Государь, слову короля Этельстана можно доверять.

— Прошу, лорд Утред! — Ода посмотрел на меня. — Нет нужды обнажать меч. Мы встретились как друзья!

И тут закричала женщина.

Я заложников не видел, их заслоняли люди Гутфрита, но Финан, должно быть, что-то разглядел, потому как погнал вперед скакуна, выкрикивая воинам Гутфрита приказ расступиться. Однако какой-то зеленый юнец поднял копье и повел коня навстречу моему старому другу. Похититель Душ, меч Финана, отбил копье и метнулся к груди противника. Он пробил кольчугу, но вроде как просто скользнул по ребру. Молодой наездник покачнулся в седле, обездвиженная рука выронила древко. Финан промчался мимо, с ходу рубанув его по шее. Норманны взревели и стали разворачивать коней в погоню за Финаном, что подтолкнуло моих людей броситься на выручку ирландцу. Все это произошло в мгновение ока. Только что обе стороны хранили относительное спокойствие, пусть и враждебное, затем раздался крик, и вот уже повсюду топот копыт, блеск стали и яростные кличи.

Гутфрит оказался проворнее, чем я ожидал. Он сильно толкнул Оду, отчего епископ пошатнулся и упал на Хротверда, а пленник тем временем рванул к своим, требуя коня. Он был грузным, рыхлым и уставшим, и мне не составило труда догнать его. Одним ударом под колено я уложил короля на дорогу. Гутфрит замахнулся в мою сторону, как раз когда один из его дружинников двинулся к нам. Всадник опустил копье и пригнулся в седле. Гутфрит швырнул в меня камень, но в результате неловкого броска только отбил в сторону древко копья своего воина. Оно ударило меня по руке с такой силой, что я едва не выронил Вздох Змея. Гутфрит пытался вытащить меч, но тут подскочил Гербрухт и пнул по ножнам так, что эфес вырвался у короля из ладони. Всадник развернулся. Пегого жеребца покрывала пена, копыта стучали по камням и грунту, дружинник отчаянно сжимал поводья. Из-под серого шлема видны были широко распахнутые глаза и открытый рот. Юнец орал, только я ничего не слышал. Он отчаянно ударил коня шпорами, но тот, вместо того чтобы ускориться, поднялся передо мной на дыбы. Молодой воин пытался переложить копье из одной руки в другую, но теперь пришлось выпустить оружие и ухватиться за луку седла. Я воткнул Вздох Змея ему в бедро, распоров кольчугу, ткань и плоть от колена до паха, и он упал. Клинок высвободился, только когда лошадь сорвалась с места и помчалась по дороге туда, где мои люди рассекли войско Гутфрита, как «свиное рыло» рассекает «стену щитов».

— Прекратите! — завывал Ода. — Остановитесь!

Гербрухт схватил Гутфрита и поставил на ноги. Король ухитрился как-то подобрать выпавший меч, но я отвел в сторону его руку и приставил окровавленное лезвие Вздоха Змея к шее.

— Хватит! — гаркнул я всадникам так, что чуть не надорвал горло. — Хватит!

Гутфрит попытался ткнуть меня клинком в ногу, но я только плотнее прижал свое оружие к его кадыку. Он взвизгнул, а я провел острой кромкой Вздоха Змея по его шее, оставив царапину в палец шириной.

— Бросай меч, ублюдок! — проревел я.

Он подчинился.

— Ты меня душишь, — прохрипел король.

— Хорошо. — Я слегка ослабил нажим.

На нас скакал всадник с вепрем Гутфрита на щите. Он опустил копье, наставив его на меня, но потом разглядел Гутфрита, разглядел мой меч и осадил коня всего в нескольких шагах от нас. Копье он продолжал нацеливать на меня, его взгляд перебегал с испуганного лица Гутфрита на мое и обратно. Воин прикидывал, успеет ли проткнуть мне плечо прежде, чем я перережу королю глотку.

— Парень, не валяй дурака, — предупредил я, но это, похоже, только подтолкнуло его.

Он уставился на меня, немного поднял копье. Я слышал дыхание его коня, видел белки глаз животного. И тут вдруг всадник выгнулся, откинул голову, и показалось острие второго копья. Оно вонзилось воину в спину, перебив позвоночник, потом прошло через кишки и вздулось здоровенным бугром под кольчугой, прежде чем прорвало звенья и впилось в луку седла. Берг, нанесший удар, отпустил копье, парень заскулил и ухватился за древко, пришпилившее его к седлу. Выхватив меч, Берг развернулся, готовый отразить нападение следующих всадников, но бой уже затихал. Берг посмотрел на меня:

— Господин, не хотят ублюдки драться! — Он подвел коня к умирающему юнцу, резким ударом меча перерубил древко, и освободившийся всадник упал.

Драться-то ублюдки хотели, но не сильно. Они вымотались, а натиск Финана получился таким быстрым и яростным, что большинство воинов попытались избежать боя, и лишь немногие волей или неволей приняли участие в нем. Финан уже возвращался, кольчуга его была залита кровью.

— Вон с коней! Сложить оружие! — кричал он людям Гутфрита. Потом повернулся в седле, пригрозив дураку, не спешившему подчиниться. — Наземь, дерьмо вонючее! Бросай меч!

Меч упал. Противник частенько теряет боевой дух, когда видит желание Финана пустить кровь.

Я отпихнул ногой меч Гутфрита и освободил короля.

— Ну, теперь можешь поговорить с венценосным ублюдком, — сказал я Оде.

Тот помедлил, потому что Финан гнал коня к нам. Ирландец кивнул мне:

— Молодому Иммару рассекли плечо, но в остальном... Мы не пострадали, господин. Чего не скажешь про этого ублюдка. — Он бросил что-то Гутфриту. — Один из твоих зверюг, лорд король. — Финан осклабился. Я увидел, что швырнул он отрубленную голову, которая покатилась по земле и остановилась у ног Гутфрита. — Хотел забрать младенца забавы ради, — пояснил мне Финан. — Но теперь женщины и мелкота в безопасности. Под охраной твоего сына.

— И ты, лорд король, тоже в безопасности, — заверил Ода, отвешивая Гутфриту поклон. Он говорил как ни в чем не бывало, словно не лежала на камнях отрубленная голова и парень не корчился с обрубком копья в животе. — Король ждет встречи с тобой! — прощебетал епископ. — Ждет не дождется!

Гутфрит ничего не ответил. Его трясло, вот только от страха или от злости, утверждать не берусь. Я подобрал его меч и сунул Гербрухту.

— Ему он некоторое время не понадобится, — сказал я, отчего Гутфрит насупился.

— Лорд король, нам следует вернуться в Эофервик, — гнул свое Ода.

— Хвала Господу, — пробормотал Хротверд.

— У нас есть корабль, — бодро продолжил Ода. — Мы будем в Эофрвике через два, от силы три дня.

— В Йорвике, — промычал Гутфрит, называя Эофервик его датским именем.

— Вот-вот, в Йорвике.

Среди побежденных я заметил пожилого, седобородого, одноглазого, с ногой, покалеченной саксонским копьем, Болдара Гуннарсона. Он был одним из самых доверенных людей Сигтригра, воин опытный и с головой, и меня удивила присяга, принесенная им Гутфриту.

— Господин, а какой у меня был выбор? — спросил он, когда я его вызвал. — Я стар, семья моя живет в Йорвике. И что мне было делать?

— Но служить Гутфриту?!

— Он не чета брату, — согласился Болдар, пожав плечами. Братом Гутфрита был Сигтригр, мой зять, человек, которого я любил и которому доверял.

— Ты мог бы перейти ко мне после смерти Сигтригра.

— Я подумывал об этом, господин. Но Йорвик — мой дом.

— Так возвращайся, — сказал я. — И забери с собой людей Гутфрита.

Он кивнул:

— Хорошо.

— И еще, Болдар, чтоб без глупостей! — предупредил я его. — Селян не трогать! Хоть краем уха услышу про грабеж и насилие, отыграюсь таким же образом на твоей семье.

Тут Болдар помрачнел, но снова кивнул:

— Не будет глупостей. — Он помолчал. — Господин, а как быть с ранеными и убитыми?

— Своих мертвых закопайте или оставьте воронам, мне все равно. А раненых увезите с собой.

— Куда это увозите? — возмутился Гутфрит. Вспомнив про свой королевский титул, он приосанился и, оттеснив меня, встал перед Болдаром. — Куда?

— Домой! — отрезал я сердито и, в свою очередь, толкнул его. — Болдар отведет твоих людей домой, при этом тихо и мирно.

— Мои люди останутся при мне! — упирался Гутфрит.

— Тебя повезут на корабле, срань ты несчастная. — Я подошел ближе, заставив его податься назад. — И места на борту мало. Тебе можно взять четырех человек. Четырех, не больше!

— Ну, наверняка... — начал было Ода, но я оборвал его:

— Он возьмет четверых!

Он взял четверых.

Мы вернулись в Беббанбург с Гутфритом, четырьмя его воинами и архиепископом Хротвердом, ехавшим рядом с Одой. Мой сын будет провожать женщин на юг до поры, пока Болдар и его люди не уйдут домой. Корабль, доставивший Оду в Беббанбург, должен был теперь отправить его, архиепископа и короля-пленника на юг, в Эофервик.

— Король Этельстан желает тебя видеть, — напомнил мне Ода перед отплытием.

— Ему известно, где я живу.

— Он бы хотел, чтобы ты прибыл в Эофервик.

— Я останусь здесь, — буркнул я.

— Он повелевает, — негромко промолвил Ода и, когда я не ответил, а молчание чересчур затянулось, пожал плечами. — Как знаешь, лорд.

На следующий день мы наблюдали, как корабль Оды выходит на веслах из гавани. Дувший с северо-востока пронзительный ветер наполнил парус. Я смотрел, как втягивали внутрь весла, а белый след разбегался за кормой, когда судно шло мимо островов Фарнеа. Я глядел ему вслед, пока он не растворился на юге в пелене дождевого шквала.

— Значит, мы не идем в Эофервик? — уточнил Финан.

— Мы остаемся здесь, — твердо заявил я.

Этельстан, которого я с малых лет опекал и которому помог взойти на трон, теперь величал себя Monarchus Totius Brittaniae, вот пусть сам и разбирается со своей Британией.

А я остаюсь в Беббанбурге.

Два дня спустя я сидел с Финаном и Бенедеттой на утреннем солнышке. Недавние жаркие деньки уступили место холодной не по сезону погоде. Убрав под капюшон несколько непослушных прядей, Бенедетта поежилась:

— Это что, лето?

— Лучше, чем в последние два дня, — отозвался Финан.

Ледяной северо-восточный ветер, наполнивший парус идущего на юг корабля Оды, принес с собой надоедливый дождь, и я переживал за судьбу урожая. Но дождь кончился, робко выглянуло солнце, и я даже надеялся на возвращение тепла.

— Ода теперь должен быть уже в Эофервике, — пробормотал я.

— И долго нам ждать, прежде чем Этельстан пришлет тебе приглашение? — поинтересовался Финан.

— Возможно, гонец уже в пути.

— И ты поедешь? — поинтересовалась Бенедетта.

— Если он попросит вежливо? Может, и поеду.

— А может, и нет, — добавил Финан.

Мы смотрели, как молодые воины упражняются во владении мечом. Обучал их Берг.

— От Рорика нет проку, — проворчал я.

— Он старается.

— И на Иммара только глянь! Да он и с улиткой не сладит!

— У него рука еще не зажила.

— А Алдвин? Как сено косит.

— Он ведь еще мальчишка совсем. Научится.

Наклонившись, я погладил одного из моих волкодавов по жесткой шерсти.

— И еще Рорик толстеть стал.

— Он обхаживает одну скотницу, — сказал Финан. — Пухленькую такую. Подозреваю, она ему масло таскает.

— Подозреваешь? — буркнул я.

— И сливки, — продолжил ирландец. — Надо мне за ней приглядеть.

— И задать ей порку, если ворует.

— Ему тоже?

— Ясное дело. — Я зевнул. — Кто вчера выиграл соревнование по еде?

— А ты как думаешь? — Финан ухмыльнулся.

— Гербрухт?

— Жрал как вол.

— Но парень он хороший.

— Это точно, — согласился Финан. — Победа в соревновании по пердежу тоже за ним.

— Уфф! — Бенедетта скривилась.

— Это их развлекает, — заметил я.

Из главного дома доносились взрывы хохота. Я думал о том, что привело Этельстана в Эофервик. Думал о том, сколько еще пройдет месяцев, прежде чем все это навсегда перестанет меня волновать.

— Их легко развлечь, — сказал Финан.

— Вон там корабль. — Я кивнул на север.

— Заметил его минут десять назад, — отозвался ирландец. Он был зоркий как сокол. — И это не купеческое судно.

Ирландец оказался прав. Приближающийся корабль был длинным, низким и узким — корабль для войны, не для торговли. Корпус у него был темный, а парус почти черный.

— Это «Трианайд», — опознал я. Название означало «Троица».

— Ты его знаешь? — В голосе Финана прорезалось удивление.

— Шотландский корабль. Мы видели его в Дамноке несколько лет назад.

— Зло грядет с севера, — процедила Бенедетта. — Звезда и дракон! Они не лгут!

— Это всего лишь один корабль, — попытался я успокоить ее.

— И он направляется сюда, — добавил Финан.

Идущий под парусом корабль находился близ Линдисфарены и разворачивал украшенный крестом штевень в направлении канала, ведущего в гавань Беббанбурга.

— Если этот тупой ублюдок не поостережется, сидеть ему на мели.

Но кормчий «Трианайда» знал свое дело. Корабль обогнул песчаные банки, спустил парус и на веслах вошел в канал, где мы потеряли его из виду. Я ждал, когда дозорные на северных укреплениях принесут мне весть. Одинокий корабль опасности не представлял. «Трианайд» мог нести человек шестьдесят-семьдесят, но мой сын все равно поднял отдыхающих воинов и отправил на стены. Берг прервал тренировку и послал людей загнать в крепость большую часть беббанбургских лошадей — те паслись на окраине деревни. Кое-кто из поселян, опасаясь, что появление темного корабля предвещает стремительный свирепый набег, уже гнал свою живность к Воротам Черепов.

С новостями пришел Видарр Лейфсон.

— Скотты, господин, — доложил он. — Окликнули нас. Причалили в гавани и ждут.

— Чего ждут?

— Заявили, что хотят переговорить с тобой.

— Штандарт несут?

— Красная рука, сжимающая крест.

— Домналл! — в удивлении воскликнул я.

— Давненько не видели мы этого ублюдка, — пробормотал Финан. Домналл был одним из полководцев Константина, внушающим страх воином. — Впустим его?

— Его и еще шестерых, — распорядился я. — Шестерых, и не больше. Примем его в главном доме.

Прошло с полчаса или больше, прежде чем Домналл поднялся в главный зал Беббанбурга. Все его люди, кроме составившей ему компанию шестерки, остались на корабле. Очевидно, им было строго-настрого запрещено досаждать мне, потому что никто даже не попытался сойти на берег, а сам Домналл добровольно сдал меч в дверях и приказал своим людям сделать то же самое.

— Лорд Утред, мне ведомо, что ты меня опасаешься, — пророкотал Домналл, едва мой слуга принял мечи. — Но мы явились с миром!

— Когда скотты толкуют про мир, лорд Домналл, я покрепче запираю своих дочерей, — был мой ответ.

Он помолчал, коротко кивнул, а когда заговорил снова, в голосе его слышалось сочувствие.

— Лорд, помню, у тебя была дочь. Мои соболезнования. Она была храбрая женщина.

— Да, — сказал я. Моя дочь погибла, обороняя Эофервик от норманнов. — А как твои дочери? Здоровы?

— Здоровы, — ответил он, пройдя к огню, который мы разожгли в большом центральном очаге. — Все четыре замужем и рожают детишек, как плодовитые свиноматки. Добрый Господь на небе! — Шотландец протянул руки к пламени. — Ну и холодный денек выдался!

— Это верно.

— Король Константин шлет тебе привет, — ровным голосом промолвил он, потом воскликнул с воодушевлением: — Это эль у вас тут?

— Когда ты пробовал его в прошлый раз, то сказал, что он на вкус как лошадиная моча.

— Может, и сейчас так покажется, но что делать страдающему от жажды? — Домналл обратил внимание на сидящую рядом со мной Бенедетту и поклонился ей. — Госпожа, мои соболезнования.

— Соболезнования? — переспросила она.

— С тем, что тебе приходится жить со мной, — пояснил я и указал Домналлу на другую сторону стола, на скамьи, способные вместить всех моих людей.

Домналл обвел зал взглядом. Высокая крыша держалась на мощных балках и стропилах, понизу мы обложили стены камнем, а устланный тростниковой подстилкой пол сбили из широких сосновых досок. На обустройство крепости я потратил целое состояние, и этого нельзя было не заметить.

— Славное местечко, лорд Утред, — похвалил Домналл. — Жалко будет его лишиться.

— Я уж постараюсь, чтобы этого не произошло.

Шотландец хмыкнул, потом перекинул могучие ножищи через скамью. Он был настоящим великаном, одним из тех, с кем я предпочел бы не встречаться в бою. Мне он нравился. Его спутники, за исключением бледного попа, выглядели тоже внушительно — их явно отобрали с целью устрашить нас своей наружностью. А их предводитель, усевшийся справа от Домналла, был еще одним великаном. По виду ему было лет сорок, смуглое, покрытое морщинами и шрамами лицо, и на фоне густого загара длинные волосы казались неестественно белыми. На меня верзила смотрел с неприкрытой враждебностью. Но самым странным в его обличье были два амулета поверх отполированной кольчуги. Одним был серебряный крест, а другим — серебряный молот. Символ христианства и символ язычества.

Домналл придвинул к себе кувшин с элем, потом кивнул священнику на место слева от него.

— Отец, ты не беспокойся, — сказал он попу. — Лорд Утред, может, и безбожник, но не такой плохой парень. — Потом он обратился ко мне. — Отец Колуим — доверенное лицо короля Константина.

— Что ж, добро пожаловать, отче, — поприветствовал я.

— Мир дому сему, — произнес Колуим звучным голосом, выдававшим куда больше уверенности, нежели можно было ожидать, судя по робкой наружности попа.

— Высокие стены, сильный гарнизон и добрые люди обеспечивают в нем мир, — проговорил я.

— И надежные союзники, — добавил Домналл, снова потянувшись за кувшином.

— И надежные союзники, — эхом повторил я. За спиной у скоттов упало полено, разбрызгивая искры.

Домналл плеснул себе эля.

— Лорд Утред, вот только в этот раз, — продолжил он, — союзников у тебя нет. — Говорил он тихо и вновь в его тоне прорезались нотки сочувствия.

— Разве? — переспросил я. Больше слов у меня не нашлось.

— Ну а кто тебе друг? Король Константин очень тебя уважает, но он не союзник для Нортумбрии.

— Верно.