Преступление и наказание E-Book

Федор Достоевский

• Herausgeber: Shelkoper.com
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Так называемого «морализаторства» в криминальном триллере «Преступление и наказание» нет и в помине. Основное внимание Федор Достоевский уделяет молодым, образованным людям, многие из которых мнят из себя гениев, и с этой уверенностью легко идут на самые страшные преступления. Да, идеи Раскольникова широко распространены и сейчас. Ты велик? Конечно, ведь само твое существование в этом мире подтверждает личную значимость и персональную судьбоносность. Нет сомнений, что вселенная изначально была ориентирована именно на твое рождение. Это подтверждает, что любой твой поступок – только во благо, ты «право имеешь». Хваленая русская пассионарность, сверхэнергичность, избыточность «золотой» и пытающейся «выбиться в люди» молодежи, вот и вся суть романа.
Итак, Родион Раскольников – стесненный в средствах студент. Он ютится в крохотной комнате и много размышляет о себе, о справедливости и своих возможных достижениях. Родион планирует и осмысленно совершает преступление, а затем, в соответствии с законом кармы получает наказание: страшась расплаты и испытывая муки совести, невольно стремится к раскаянию. Роман описывает изменение психики героя, чудовищную ломку мировоззрения, жуткую и болезненную. Раскольников не похож на человека, вроде Наполеона, способного бестрепетно вести на смерть ради своей гордыни тысячи человек. Нет. Он честный, по-своему добрый, хоть и мрачный человек.
Кто живет хорошо? Подлец Лужин. Вот у него – все ОК. Настоящий хозяин жизни, буржуа. Кому приходится хуже всех? Мармеладовы – светлые, но слабые личности, намного слабее Раскольникова. Только Соня достаточно сильна, чтобы выжить и не уничтожить себя, несмотря на крайнее положение. Родион окружен людьми: хорошими и плохими, великодушными и подлыми, несчастными в жизни и светлыми в душе. Он осознает, что лучше, талантливее многих – но не знает, как относится к этому. Он многих презирает – но компенсирует это жалостью и милосердием. Да, Раскольников – это по настоящему персонаж трагедии, человек, которому трудно уживаться с этим миром, где его ум и талант никому не нужны, где ему нет достойного применения.

Leseprobe

ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

КОПИРАЙТ

© Fyodor Dostoyevsky (1821–1881)

«Crime and Punishment» («Prestupleniye i nakazaniye»)

Language: Russian

Initial Published: 1866,  Russia

Categories: Fiction, Historical, Social Thriller, Realism, Crime

Pages: 446

Russian Age Rating System: 12+

Digital Book Release under the World Intellectual Property Organization Copyright Treaty (WCT) & Digital Millennium Copyright Act (DMCA)

Направления издательской деятельности: цифровые и печатные книги. Публикуем русскую классику и исходные, наиболее полные переводы мировой классики, без цензуры, идеологических вставок и последующей адаптации оригинального текста. Осуществляем подготовку, выпуск и распространение значимой жанровой и нон-фикшн литературы, произведений инди-авторов.

Наша издательская политика заключается в следующем: Бесплатные услуги для перспективных инди-авторов – допечатная подготовка, верстка, конвертация текста в файл PDF для печати. Дизайн и форматирование рукописи для получения предсказуемого результата печати, в соответствии с заданным размером (обрезным форматом) и цветностью. Присвоение ISBN. Регистрация авторских прав. Печать по требованию. Дистрибуция цифровых и печатных книг.

Мы регулярно выпускаем увлекательные и познавательные произведения, и вы можете присоединиться в качестве автора, переводчика, или поддержать издательскую деятельность, приобретая наши книги.

Shelkoper.com is a Genres and Non-fiction Literature. Publication of Russian Classics and the original, most complete translations of World Classics into Russian language. Free publishing services for the most promising Indie Authors. Free ISBN Assignment. Copyright Registration and Certificate of registration with the US Copyright Office. Depositing in the Library of Congress and Getting the Library of Congress Control Number. Global Distribution of Printed Books and Digital Books. Promotion of books for the Local Russian-speaking Community in United States, Canada, Great Britain and European Union, Australia and New Zealand.

Email: [email protected]

US Phone: [phone]

© Compiled Book by Shelkoper.com, 2017

ОГЛАВЛЕНИЕ

КОПИРАЙТ

АННОТАЦИЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ЭПИЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

СНОСКИ

АННОТАЦИЯ

Так называемого «морализаторства» в криминальном триллере «Преступление и наказание» нет и в помине. Основное внимание Федор Достоевский уделяет молодым, образованным людям, многие из которых мнят из себя гениев, и с этой уверенностью легко идут на самые страшные преступления. Да, идеи Раскольникова широко распространены и сейчас. Ты велик? Конечно, ведь само твое существование в этом мире подтверждает личную значимость и персональную судьбоносность. Нет сомнений, что вселенная изначально была ориентирована именно на твое рождение. Это подтверждает, что любой твой поступок – только во благо, ты «право имеешь». Хваленая русская пассионарность, сверхэнергичность, избыточность «золотой» и пытающейся «выбиться в люди» молодежи, вот и вся суть романа.

Итак, Родион Раскольников – стесненный в средствах студент. Он ютится в крохотной комнате и много размышляет о себе, о справедливости и своих возможных достижениях. Родион планирует и осмысленно совершает преступление, а затем, в соответствии с законом кармы получает наказание: страшась расплаты и испытывая муки совести, невольно стремится к раскаянию. Роман описывает изменение психики героя, чудовищную ломку мировоззрения, жуткую и болезненную. Раскольников не похож на человека, вроде Наполеона, способного бестрепетно вести на смерть ради своей гордыни тысячи человек. Нет. Он честный, по-своему добрый, хоть и мрачный человек.

Кто живет хорошо? Подлец Лужин. Вот у него – все ОК. Настоящий хозяин жизни, буржуа. Кому приходится хуже всех? Мармеладовы – светлые, но слабые личности, намного слабее Раскольникова. Только Соня достаточно сильна, чтобы выжить и не уничтожить себя, несмотря на крайнее положение. Родион окружен людьми: хорошими и плохими, великодушными и подлыми, несчастными в жизни и светлыми в душе. Он осознает, что лучше, талантливее многих – но не знает, как относится к этому. Он многих презирает – но компенсирует это жалостью и милосердием. Да, Раскольников – это по настоящему персонаж трагедии, человек, которому трудно уживаться с этим миром, где его ум и талант никому не нужны, где ему нет достойного применения.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С – м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К – ну мосту.

Он благополучно избегнул встречи с своею хозяйкой на лестнице. Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. Квартирная же хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу. И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился. Он был должен кругом хозяйке и боялся с нею встретиться.

Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой. Он был задавлен бедностью; но даже стесненное положение перестало в последнее время тяготить его. Насущными делами своими он совсем перестал и не хотел заниматься. Никакой хозяйки, в сущности, он не боялся, что бы та ни замышляла против него. Но останавливаться на лестнице, слушать всякий вздор про всю эту обыденную дребедень, до которой ему нет никакого дела, все эти приставания о платеже, угрозы, жалобы, и при этом самому изворачиваться, извиняться, лгать, – нет уж, лучше проскользнуть как-нибудь кошкой по лестнице и улизнуть, чтобы никто не видал.

Впрочем, на этот раз страх встречи с своею кредиторшей даже его самого поразил по выходе на улицу.

«На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь! – подумал он с странною улыбкой. – Гм… да… все в руках человека, и все-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости… это уж аксиома… Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся… А впрочем, я слишком много болтаю. Оттого и ничего не делаю, что болтаю. Пожалуй, впрочем, и так: оттого болтаю, что ничего не делаю. Это я в этот последний месяц выучился болтать, лежа по целым суткам в углу и думая… о царе Горохе. Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это? Разве это серьезно? Совсем не серьезно. Так, ради фантазии сам себя тешу; игрушки! Да, пожалуй что и игрушки!».

На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, – все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека. Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен. Но скоро он впал как бы в глубокую задумчивость, даже, вернее сказать, как бы в какое-то забытье, и пошел, уже не замечая окружающего, да и не желая его замечать. Изредка только бормотал он что-то про себя, от своей привычки к монологам, в которой он сейчас сам себе признался. В эту же минуту он и сам сознавал, что мысли его порою мешаются и что он очень слаб: второй день как уж он почти совсем ничего не ел.

Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу. Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить. Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой. Но столько злобного презрения уже накопилось в душе молодого человека, что, несмотря на всю свою, иногда очень молодую, щекотливость, он менее всего совестился своих лохмотьев на улице. Другое дело при встрече с иными знакомыми или с прежними товарищами, с которыми вообще он не любил встречаться… А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!», – и заорал во все горло, указывая на него рукой, – молодой человек вдруг остановился и судорожно схватился за свою шляпу. Шляпа эта была высокая, круглая, циммермановская,1 но вся уже изношенная, совсем рыжая, вся в дырах и пятнах, без полей и самым безобразнейшим углом заломившаяся на сторону. Но не стыд, а совсем другое чувство, похожее даже на испуг, охватило его.

– Я так и знал! – бормотал он в смущении, – я так и думал! Это уж всего сквернее! Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить! Да, слишком приметная шляпа… Смешная, потому и приметная… К моим лохмотьям непременно нужна фуражка, хотя бы старый блин какой-нибудь, а не этот урод. Никто таких не носит, за версту заметят, запомнят… главное, потом запомнят, ан и улика. Тут нужно быть как можно неприметнее… Мелочи, мелочи главное!.. Вот эти-то мелочи и губят всегда и все…

Идти ему было немного; он даже знал, сколько шагов от ворот его дома: ровно семьсот тридцать. Как-то раз он их сосчитал, когда уж очень размечтался. В то время он и сам еще не верил этим мечтам своим и только раздражал себя их безобразною, но соблазнительною дерзостью. Теперь же, месяц спустя, он уже начинал смотреть иначе и, несмотря на все поддразнивающие монологи о собственном бессилии и нерешимости, «безобразную» мечту как-то даже поневоле привык считать уже предприятием, хотя все еще сам себе не верил. Он даже шел теперь делать пробу своему предприятию, и с каждым шагом волнение его возрастало все сильнее и сильнее.

С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а другою в-ю улицу. Этот дом стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками – портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами и на обоих дворах дома. Тут служили три или четыре дворника. Молодой человек был очень доволен, не встретив ни которого из них, и неприметно проскользнул сейчас же из ворот направо на лестницу. Лестница была темная и узкая, «черная», но он все уже это знал и изучил, и ему вся эта обстановка нравилась: в такой темноте даже и любопытный взгляд был неопасен. «Если о сю пору я так боюсь, что же было бы, если б и действительно как-нибудь случилось до самого дела дойти?..», – подумал он невольно, проходя в четвертый этаж. Здесь загородили ему дорогу отставные солдаты-носильщики, выносившие из одной квартиры мебель. Он уже прежде знал, что в этой квартире жил один семейный немец, чиновник: «Стало быть, этот немец теперь выезжает, и, стало быть, в четвертом этаже, по этой лестнице и на этой площадке, остается, на некоторое время, только одна старухина квартира занятая. Это хорошо… на всякой случай…», – подумал он опять и позвонил в старухину квартиру. Звонок брякнул слабо, как будто был сделан из жести, а не из меди. В подобных мелких квартирах таких домов почти все такие звонки. Он уже забыл звон этого колокольчика, и теперь этот особенный звон как будто вдруг ему что-то напомнил и ясно представил… Он так и вздрогнул, слишком уже ослабели нервы на этот раз. Немного спустя дверь приотворилась на крошечную щелочку: жилица оглядывала из щели пришедшего с видимым недоверием, и только виднелись ее сверкавшие из темноты глазки. Но увидав на площадке много народу, она ободрилась и отворила совсем. Молодой человек переступил через порог в темную прихожую, разгороженную перегородкой, за которою была крошечная кухня. Старуха стояла перед ним молча и вопросительно на него глядела. Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы ее были жирно смазаны маслом. На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка. Старушонка поминутно кашляла и кряхтела. Должно быть, молодой человек взглянул на нее каким-нибудь особенным взглядом, потому что и в ее глазах мелькнула вдруг опять прежняя недоверчивость.