0,99 €
Роман «Приключения капитана Гаттераса» - одна из увлекательнейших книг классика приключенческой литературы Жюля Верна. Таинственный капитан Гаттерас набирает команду, чтобы исполнить свою мечту – покорить неисследованные просторы Северного полюса. Но экспедиция оборачивается смертельными опасностями и неожиданными приключениями, постоянными холодом, голодом и болезнями. И лишь самым стойким удастся вернуться домой…
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 565
Veröffentlichungsjahr: 2017
Роман «Приключения капитана Гаттераса» — одна из увлекательнейших книг классика приключенческой литературы Жюля Верна.
Таинственный капитан Гаттерас набирает команду, чтобы исполнить свою мечту — покорить неисследованные просторы Северного полюса. Но экспедиция оборачивается смертельными опасностями и неожиданными приключениями, постоянными холодом, голодом и болезнями. И лишь самым стойким удастся вернуться домой…
«Завтра, с отливом, бриг Forward, под командою капитана К. З., при помощнике капитана Ричарде Шандоне, отплывет из Новых доков принца по неизвестному назначению».
Это можно было прочесть в Liverpool Herald'е от 5-го апреля 1860 года.
Отплытие простого брига не составляет важного события для одного из самых больших торговых городов Англии. Кто заметит его среди целой массы судов всех размеров и национальностей, которые едва могут поместиться в громадных доках, простирающихся на две мили в длину?
Однако же 6-го апреля значительная толпа народа покрывала обширную набережную Новых доков; бесчисленное множество городских морских корпораций, казалось, назначили себе там свидание. Рабочие с соседних верфей побросали свои работы, негоцианты — свои мрачные конторы, торговцы — свои опустевшие магазины. Разноцветные омнибусы, проходящие подле наружной стены доков, ежеминутно высаживали на набережную целые толпы любопытных; казалось весь город только одного и желал: присутствовать при отплытии брига Forward'а.
Forward был винтовой бриг в семьдесят тонн вместимостью, с машиною в сто двадцать сил. Его легко можно было бы смешать с другими стоящими в порте бригами. Но если он не представлял ничего необычного глазам простой публики, то знатоки замечали в нем особенности, на счет которых моряк никогда не ошибется. Так, на борте невдалеке стоявшего на якоре Nautilus'а группа матросов делала самые разнообразные предположения относительно назначения брига.
— На кой ему такие мачты? — говорил один из матросов. — Обыкновенно, паровые суда не несут много парусов.
— Должно быть, — ответил краснощекий боцман, — бриг больше рассчитывает на ветер, чем на свою машину, и если его верхние паруса так широки, то потому только, что нижним придется часто бездействовать. Я вполне уверен, что Forward отправляется в арктические или антарктические моря, где ледяные горы зачастую перехватывают и задерживают ветер больше, чем это может быть желательно для доброго и крепкого судна.
— Да, вы правы, Корнгиль, — подхватил третий матрос. — A заметили вы, что его форштевень[1] опускается в море совершенно отвесно?
— К тому же, — сказал Корнгиль, — он снабжен стальным, острым как бритва лезвеем, способным разрезать на двое трехпалубный корабль, если Forward на полном ходу навалится на него.
— Совершенно верно, — подтвердил лоцман, — потому что при помощи своего винта бриг преисправно отмахивает по четырнадцать узлов в час. A как он поднимался против теченья во время пробного плавания — просто загляденье! Поверьте, что это судно — ловкий ходок!
— Да и под парусами бриг не ударит в грязь лицом, — начал Корнгиль; — его не кренит[2] и он отлично слушается руля. Не будь я Корнгиль, если бриг не отправляется в полярные моря! Да, еще одно. Заметили ли вы, как широк у него гельмпорт (отверстие), в который проходит голова руля?
— И впрямь, — заметили собеседники Корнгиля. — Но что же это доказывает?
— A то, голубчики мои, — с презрительным самодовольствием ответил Корнгиль, — что и наблюдать-то вы не умеете, да и смекалки-то у вас не много. Это доказывает, что рулю хотели дать побольше простора, чтобы его легко можно было снять и снова поставить на место. A среди льдов, сами знаете, это делается частенько.
— Что правда, то правда, — ответили матросы.
— И к тому же, — продолжал один из них, — мнение Корнгиля подтверждается еще и грузом брига. Я узнал от Клифтона, который отправляется на бриге, что Forward имеет на пять или на шесть лет провианта и значительный запас угля. Уголь и съестные припасы — весь его груз, да еще шерстяная одежда и тюленьи шкуры.
— Значит, — сказал Корнгиль, — и сомневаться нечего. Но если ты знаешь Клифтона, то не сказал ли он тебе, куда именно отправляется бриг?
— Ничего не сказал, потому что сам ничего не знает. Так и заподряжен весь экипаж. Куда отправляется судно — узнает каждый по прибытии на место.
— Узнает, как же!
— К черту в зубы — вот куда, — заметил один из скептиков.
— Но зато какое жалованье, — начал, воодушевившись, приятель Клифтона, — какое славное жалованье! В пять раз больше обыкновенного! Без этого Ричард Шандон, при настоящих условиях, не завербовал бы ни одного человека. И то сказать: какое-то странное судно, отправляется Бог весть куда и не имеет, по-видимому, особенного желания вернуться назад! Нет, это не по мне, я бы не согласился ни за сто печеных раков!
— По тебе или не по тебе, дружище, — ответил Корнгиль, — все равно ты не попал бы в состав экипажа.
— Это почему?
— Потому что ты не удовлетворяешь требуемым условиям. Мне говорили, что женатые не принимаются на бриг, а ты принадлежишь к большой категории обабившихся. Значит, и покобениться-то тебе не представилось бы случая.
Осаженный таким образом матрос рассмеялся вместе с другими.
— Даже и самое название брига чересчур уж того… смелое, — начал опять Корнгиль. Forward — вперед, да до какого же места вперед? A o том, что никто не знает капитана брига, я уже и не говорю.
— Напротив, его знают, — сказал один молодой матросик с довольно наивною физиономиею.
— Как знают?
— Да так-таки знают.
— Послушай, молодчик, — сказал Корнгиль, — уж не считаешь ли ты Шандона капитаном брига?
— Но… ответил молодой матрос.
— Так знай же, что Шандон — помощник капитана, и ничего больше. Это бравый и смелый моряк, китобой, с хорошей стороны заявивший себя, парень теплый и во всех отношениях достойный командовать судном. Как бы то ни было, но он не командует бригом; говоря попросту, он такой же капитан, как ты или я, не в обиду мне будь это сказано. Что же касается человека, который, после Бога, должен быть старшим на корабле, то об нем ничего неизвестно самому Шандону. В свое время настоящий капитан явится, не знаю только в Новом или Старом свете, потому что Ричард Шандон не говорил, да и не имеет права говорить, в какую страну света он направит свой бриг.
— Однако, — возразил молодой матрос, — могу вас уверить, мистер Корнгиль, что кое-кто уже объявлен капитаном на бриге, о нем упомянуто в письме, которое получил Шандон и в котором ему предлагалась должность помощника капитана.
— Как? — заметил Корнгиль, нахмурив брови, — не думаешь ли ты утверждать, будто на бриге находится сам капитан?
— Само собою разумеется.
— И ты говоришь это мне, мне?
— Конечно, потому что так сказал мне Джонсон, шкипер брига.
— Джонсон?
— Да.
— Сам Джонсон?
— И не только сказал, но даже показал мне капитана.
— Показал капитана? — переспросил ошеломленный Корнгиль.
— Да, показал.
— И ты его видел?
— Собственными глазами.
— Кто же это такой?
— Собака.
— Собака?
— О четырех ногах?
— Да, как есть собака.
Велико было изумление матросов Nautпlus'а. При других обстоятельствах они просто бы расхохотались. Собака оказывается капитаном брига к семьдесят тонн. Просто умора! Но Forward — такой странный корабль, что, прежде чем смеяться или отрицать что-нибудь, следовало хорошенько пораздумать. Впрочем, сам Корнгиль уже не смеялся.
— И Джонсон показал тебе этого диковинного капитана, — начал он, обращаясь к молодому матросу. — И ты его видел?..
— Видел, как вижу вас.
— Ну, как вы думаете на счет этого? — спросили матросы у Корнгиля.
— Ничего я не думаю, — резко ответил последний, — за исключением того, что Forward'ом командует или сам сатана, или безумцы, которых следовало бы запереть в Бедлам.[3]
Матросы молча смотрели на бриг, на котором заканчивались приготовления к отплытию. Никому из них и в голову не приходило, что шкипер Джонсон мог подшутить над молодым матросом.
Молва о собаке облетела уже весь город, и в толпе любопытных не один отыскивал глазами собаку-капитана, будучи не прочь считать ее каким-то сверхъестественным существом.
Впрочем, несколько уже месяцев Forward обращал на себя общее внимание. Его несколько необычная конструкция, облекавшая его таинственность, инкогнито капитана, самый способ, которым Ричарду Шандону было предложено наблюдать за вооружением брига, тщательный выбор экипажа, неизвестное, едва ли подозреваемое многими назначение корабля — все это набрасывало на бриг более чем странный оттенок.
Ничто в такой степени не возбуждает интерес мыслителя, мечтателя и в особенности философа, как готовящееся к отплытию судно. Воображение охотно следует за кораблем во время его борьбы с океаном и бурями, во время его отважных странствований, не всегда оканчивающихся в порте. Но подвернись тут какое-нибудь необыкновенное обстоятельство, и корабль немедленно предстанет в фантастическом образе даже пред людьми с очень неподатливым воображением.
Так было и в отношении брига Forward'а. Если большинство зрителей не могли делать ученых замечаний Корнгиля, то скопившихся в течение трех месяцев россказней было совершенно достаточно для того, чтобы доставить обильную пищу сплетням города Ливерпуля.
Бриг был заложен на верфи в Биркенгеде, предместье города, расположенном на левом берегу реки Мерсея и имеющем постоянное сообщение с портом посредством беспрестанно снующих взад и вперед паровых лодок.
Строитель Скотт и К°, один из искуснейших корабельных инженеров Англии, получил от Шандона смету и подробный план, в котором с величайшею точностью были указаны вместимость, размеры и модель (лекала) брига. Все свидетельствовало о полнейшей предусмотрительности сделавшего их опытного моряка. Шандон располагал значительными средствами, работы начались немедля и, по требованию неизвестного судовладельца, продолжались быстро.
По конструкции своей бриг представлял все гарантии прочности. Очевидно, он должен был выносить громадную силу давления, потому что его стены из индийского дуба, отличающегося крайнею твердостью, были скреплены еще железными связями. Среди моряков возбуждался даже вопрос, почему корпус корабля, снабженного такими средствами сопротивления, не был сделан прямо из одного железа, подобно корпусам многих паровых судов. На это получался один и тот же ответ: у таинственного инженера имелись свои важные причины.
Мало-помалу бриг принимал на верфи определенную форму, и его крепость и изящный вид изумили всех знатоков дела. Как заметили матросы Nautilus'а, его форштевень, составлявший прямой угол с килем, был снабжен не острогою, а стальным лезвием, отлитым в мастерских Гауторна, в Ньюкестле. Этот металлический, сверкавший под лучами солнца форштевень сообщал бригу нечто необыкновенное, несмотря на то, что судно не имело воинственного вида. Однако же, на баке его стояла пушка; укрепленная на вертикальном стержне, она могла быть направляема во все стороны. Следует заметить однако, что и пушка, подобно форштевню, не делала бриг воинственнее.
5-го февраля 1860 года странный корабль был счастливо спущен на воду при громадном стечении зрителей.
Но если бриг не был ни военным, ни купеческим судном, ни потешной яхтой, так как не совершают же увеселительных поездок с шестилетним запасом продовольствия в трюме, то чем же его следовало считать?
Судном, отправляющимся на поиски за кораблями Erebus и Terror сэра Джона Франклина? Но в предшествовавшем, 1859, году лейтенант Мак-Клинток воротился из полярных морей, представив неопровержимые доказательства гибели злополучной экспедиции Франклина.
Не намеревался ли Forward сделать новую попытку к открытию знаменитого Северо-западного прохода? Но капитан Мак-Клюр открыл его в 1853 году, а его лейтенанту Кресуэлю первому выпала честь обогнуть американский материк от Берингова до Дэвисова пролива.
Для людей компетентных было несомненно, что Forward отправляется в полярные моря. Не думает ли он отправиться к южному полюсу и пройти дальше китобоя Ведаля и капитана Росса? Но к чему и с какою целью?
Хотя область предположений была очень ограничена, но из сказанного видно, что воображение и в ней нашло возможным сбиться с пути.
На следующий день, после того как бриг спустили на воду, его машина была доставлена из мастерских Гауторна в Ньюкестле.
Машина эта, в сто двадцать сил, занимала мало места. Сила ее была очень значительна для судна в сто семьдесят тонн, несшего много парусов и, притом, замечательного по быстроте своего хода. Сделанные опыты не оставляли в этом отношении ни малейшего сомнения, так что даже шкипер Джонсон счел необходимым заметить своему другу Клифтону.
— Когда Forward одновременно идет под парусами и парами, то под парусами он идет быстрее.
Ничего ровно не понял из этой фразы, Клифтон считал однако ж все возможным для судна, которым командовала собака.
После установки машины началась погрузка провизии, — дело очень нелегкое, потому что бриг запасался продовольствием на целых шесть лет. Продовольствие состояло из соленого и вяленого мяса, копченой рыбы, сухарей и муки; горы кофе и чаю сваливали прямо в трюм. Ричард Шандон присутствовал лично при погрузке этого драгоценного товара. Все было размещено, снабжено ярлыками и занумеровано в строжайшем порядке. На корабль погрузили также большое количество так называемого пеммикана,[4] содержащего в незначительном объеме большое количество питательных веществ.
Самый род съестных припасов не оставлял никакого сомнения на счет продолжительности плавания.
При виде бочонков lime-juice (лимонного сока), пакетов горчицы, известковых лепешек, щавельного семени и ложечной травы, словом, при виде этой массы антискорбутных средств, столь необходимых для плавания в южных и северных полярных морях, человек смышленый сразу же догадывался, что Forward отправляется в области вечного льда. Без сомнения, Шандону поручили обращать особенное внимание на эту статью груза, так как он заботился о нем не меньше, чем и об аптеке.
Если на бриге было немного оружия, что успокаивало людей робких, то его крюйт-камера[5] была переполнена, — признак очень тревожного свойства. Единственная пушка на баке не могла заявлять претензии на такое количество пороха; следовательно, тут можно было и призадуматься.
На бриге находились также громадные пилы, разного рода машины, рычаги, свинцовые бабы, ручные пилы, большие топоры, мы, считая порядочного количества blastig-cylinders род петард), при помощи которых можно бы поднять на воздух громадную лондонскую таможню. Все это было странно, если не ужасно; о ракетах, сигнальных аппаратах, горючих составах и фонарях мы уже не говорим.
Многочисленные зрители на набережных доков любовались также длинною китобойною шлюпкою из красного дерева, пирогою из листового железа, покрытою гуттаперчею, и halkett-boat's — каучуковыми плащами или мешками, которые можно было превратить в лодки, вдувая воздух за их подкладку. Каждый из зрителей все больше и больше испытывал чувства любопытства и даже тревоги, потому что с отливом Forward должен был отправиться по своему таинственному назначению.
Вот текст письма, полученного Ричардом Шандоном восемь месяцев тому назад.
Абердин, 2-го августа 1859 г.
Г. Ричарду Шандону.
Ливерпуль.
«Милостивый государь!
«Настоящим письмом уведомляю вас о передаче шестнадцати тысяч фунтов стерлингов гг. Маркуарт и К°, банкирам в Ливерпуле. Прилагаемые при сем и подписанные мною ордера поставят вас в возможность обращаться с требованиями к сказанным гг. Маркуарт на сумму шестнадцать тысяч фунтов стерлингов.
«Вы меня не знаете. Это неважно. Но я вас знаю, и это главное.
«Предлагаю вам место помощника капитана на бриге Forward на время компании, быть может, продолжительной и опасной.
«Не изъявите вы согласия — и конец делу; в противном случае, вы ежегодно будете получать пятьсот фунтов стерлингов, а по окончании каждого года, в течение всей компании, размер вашего содержания будет увеличиваться на одну десятую.
«Бриг Forward не существует. Вы примите на себя труд постройки его с таким расчетом, чтобы в первых числах апреля 1860 года, никак не позже, он мог выйти в море. При сем прилагается подробный отчет и смета, которых вы будете строго придерживаться. Бриг должен быть построен на верфи гг. Скотт и К°, с которыми вы и войдете в соглашение.
«В особенности обращаю ваше внимание на экипаж Forward'а. Он будет состоять из меня — капитана, из вас — помощника капитана, третьего офицера, шкипера, двух машинистов, iсе master'а (лоцмана среди льдов), восьми матросов и двух кочегаров, всего — из восемнадцати человек, в том числе и доктора Клоубонни, который явится к вам в свое время.
«Желательно было бы, чтобы лица, отправляющиеся на бриге Forward,были англичане, люди независимые, бессемейные, неженатые, готовые все предпринять и все вынести и притом воздержанные, потому что употребление крепких напитков и даже пива не допускается на бриге. Вы предпочтительно будете выбирать людей сангвинического темперамента и, по тому самому, в высшей степени обладающих источником животной теплоты.
«Вы предложите им плату, в пять раз превосходящую обыкновенную плату, которая, по окончании каждого служебного года, будет увеличиваться на одну десятую. По окончании кампании, каждому из служащих выдастся по 500, а вам — 2,000 фунтов стерлингов. Необходимые для этого суммы реализированы у поименованных гг. Maркуарт и К°.
«Компания будет продолжительная и трудная, но зато почетная, следовательно колебаться вы не можете, г. Шандон.
«Отвечайте: в Готтеборг (Швеция), poste restante, под инициалами К. З.
«P. S. В будущем феврале месяце, 15-го числа, вы получите большую датскую собаку, с отвислыми губами, серо-черную, с поперечными черными полосами. Вы примете ее на борт и распорядитесь кормить ячменным хлебом и наваром из говяжьего сала. О получения собаки не забудьте уведомить в Ливорно, Италия, под указанными выше инициалами.
«Капитан брига Forward'а явится в надлежащее время. В момент отплытия вы получите новые инструкции.
«Капитан брига Fofward К. З.»
Ричард Шандон был заправский моряк; в течение долгого времени он командовал китобойными судами в арктических морях и во всем Ланкастере пользовался хорошею репутациею. Такое письмо по всей справедливости могло изумить его; действительно, он изумлялся, но только с выдержкою человека, видавшего виды.
Ричард Шандон удовлетворял всем требуемым условиям: он не имел жены, детей, родственников, значит был — вольная птица. Не имея надобности советоваться с кем бы то ни было, он прямо отправился к гг. Маркуарт и К°.
— Если денежки на лицо, — подумал он — то остальное устроится само собою.
В банке его приняли с почтительностью, подобающею человеку, которого ждут в кассе шестнадцать тысяч фунтов стерлингов.[6] Разъяснив вопрос о деньгах, Шандон приказал подать себе бумаги и своим крупным почерком моряка написал, по указанному адресу, письмо, в котором изъявил согласие на сделанное ему предложение.
В тот же день он вошел в соглашение с биркенгедскими судостроителями и двадцать четыре часа спустя киль брига Forward'а лежал уже на стапеле верфи.
Ричард Шандон был человек лет сорока, сильный, энергичный и смелый. Следовательно, он обладал тремя качествами, необходимыми каждому истому моряку, качествами, которые поселяют доверие в самому себе, придают бодрость и хладнокровие. Его считали человеком завистливым и неуживчивым; матросы скорее боялись, чем любили его. Но такая слава не затруднила Шандона в отношении вербовки экипажа, так как всем было хорошо известно, что он умел выпутаться из всякого затруднительного положения и знал свое дело отлично.
Шандон однако опасался, чтобы таинственная сторона предприятия не стеснила его свободы действий.
— Лучше всего — сказал он себе — не разглашать дела. Конечно, найдутся люди, которые заходят знать всю подноготную, зачем, мол, да почему; но так как мне и самому ничего неизвестно, то я очень бы затруднился отвечать им. Этот К. Z. наверное какой-нибудь чудак; но он знает меня и рассчитывает на мою опытность, а этого совершенно довольно. Что же касается корабля, то мы отделаем его на славу, и не будь я Ричард Шандон, если бриг не отправится в полярные моря! Однако все это останется между иною и моими офицерами.
Затем Шандон занялся вербовкою экипажа, придерживаясь требований капитана относительно семейного положения матросов и условия их здоровья.
Од знал одного молодца, по имени Джемса Уэлля, человека лет под тридцать, не раз уже побывавшего в северных морях. Шандон предложил ему место третьего офицера. Джемс Уэлль не колебался ни минуты, потому что страстно любил свое ремесло и желал только одного — как можно скорее отправиться в море. Шандон подробно рассказал ему, равно как и некоему Джонсону, поступившему на бриг в качестве шкипера, все, что только знал сам.
— Что ж — сказал Уэлль, — попробуем; все равно, куда ни плыть. Если дело идет о Северо-западном проходе… Ну, что ж, возвращались люди и оттуда.
— Не всегда, — ответил Джонсон, — из этого однако не следует, чтобы туда нельзя было ездить.
— К тому ж, — начал опять Шандон, — если мы не ошибаемся в наших предположениях, то нельзя не согласиться, что настоящее путешествие предпринимается при благоприятных условиях. Forward судно доброе и при помощи своей машины может уйти далеко. Восемнадцать человек экипажа — больше нам и не надо.
— Восемнадцать человек, — сказал Джонсон, — столько именно было на корабле американца Кэна, когда он предпринял свою знаменитую экспедицию в северному полюсу.
— A все же странно, что отыскивается еще человек, решающийся пройти из Дэвисова пролива в Берингов! Экспедиции, отправлявшиеся отыскивать адмирала Франклина, обошлись Англии более 760,000 фунтов стерлингов,[7] а между тем ни к какому практическому результату они не привели. И какой дьявол решается еще раз рискнуть своим состоянием для такого дела?
— Прежде всего, Джемс, — ответил Шандон, — это только предположение, но куда отправимся мы, — в северные или южные моря, — этого я не знаю. Быть может, дело идет о новых открытиях. Наконец, на днях должен явиться к нам некто доктор Клоубонни, которому таинственное предприятие известно лучше нашего; я полагаю, что он даст нам необходимые разъяснения. Подождем — увидим.
— Ну, ладно, подождем, — сказал Джонсон. — A я, между тем, постараюсь подыскать надежных ребят. Что же касается до их животной теплоты, как говорит капитан, то за это я ручаюсь вам наперед. В этом отношении вы можете положиться на меня и быть совершенно спокойны.
Джонсон был неоцененный человек. Он освоился с плаванием в высоких широтах, находясь в качестве боцмана на корабле Phenix,входившем не раз в состав экспедиций, отправлявшихся отыскивать Франклина. Отважный моряк был свидетелем смерти французского лейтенанта Бэлло, сопровождая последнего во время его экскурсии среди льдов. Джонсону был известен личный состав моряков в Ливерпуле, и он немедленно приступил к вербовке экипажа.
Шандон, Уэлль и Джонсон действовали так успешно, что в первых числах декабря экипаж был в полном составе. Дело не обошлось однако ж без труда; многих соблазняла высокая плата, но, вместе с тем, страшила будущность экспедиции; иной матрос, смело приняв предложение, через несколько времени брал свое слово назад и возвращал задаток, так как друзья не советовали ему принимать участие в таинственной экспедиции. Но все они старались проникнуть тайну и надоедали расспросами Шандону, который спроваживал их к Джонсону.
— Но что же я могу сказать тебе, друг мой? — неизменно отвечал Джонсон. — Я знаю не больше твоего. Во всяком случае, ты будешь в хорошем обществе, с лихими, на робкого десятка, товарищами, а это что-нибудь да значит. Следовательно, раскидывать тут умом долго нечего: согласен или не согласен?
И большая часть матросов соглашалась.
— Пойми же, наконец, — добавлял иногда шкипер, — что я нисколько не затрудняюсь на счет выбора. Высокая плата, какой никто не запомнит из моряков, и уверенность по возвращении получить кругленький капиталец — штука, братец ты ной, лакомая.
— Что и говорить: больно лакомая! — говорили матросы. — К тому же, если вернешься цел и невредим — обеспечен и всю жизнь, а это штука важная!
— Не скрою от тебя, — продолжал Джонсон, — что кампания продолжительная, трудная и опасная. Это формально выражено в наших инструкциях. Необходимо, поэтому знать, за что берешься. По всем вероятиям, придется делать все человечески-возможное, но, быть может, и того больше. Значит, если ты не из храбрых и характер у тебя не выносливый, если в тебе не сидит сам сатана, и ты порою говоришь себе, что на один шаг успеха у тебя имеется двадцать шансов погибнуть, словом, если тебе приятнее оставить свою шкуру в этом, а не в другом месте, здесь, а не там, то поворачивай оглобли и дай место молодцам, посмелее тебя.
— Но, — говорил прижатый к стене матрос, — по меньшей мере, вы знаете капитана?
— Капитан — это Ричард Шандон до поры, до времени.
Следует заметить, что так думал и сам Шандон; он легко поддавался мысли, что в последнюю минуту получатся точные инструкции на счет цели путешествия и что он останется капитаном брига. Он даже высказывал такое мнение в беседе с офицерами или с матросами, следя за работами на бриге, ребра которого торчали на бирвенгедской верфи, подобно ребрам лежащего на спине кита.
Шандон и Джонсон строго сообразовались с полученными инструкциями относительно выбора матросов. Вид у последних был вполне удовлетворительный и они обладали элементами животной теплоты в количестве достаточном для приведения в движение машины брига Forward'а. Их упругие члены, белые, румяные лица давали им полную возможность противостоять сильной стуже. То были уверенные в себе, энергические, решительные и крепкого сложения люди. Однако ж, не все они обладали равными силами; Шандон даже не решался принять некоторых из них, например, матросов Гриппера, Гарри и гарпунщика Симпсона, показавшихся ему несколько худощавыми. Но так как они были люди здорового телосложения и смелые, то, в конце концов, дело уладилось, и они были приняты.
Все матросы принадлежали в одной и той же секте. протестантской религии, — обстоятельство достойное замечания. Общая молитва и чтение библии служат лучшим средством поддержать и укрепить упавший дух в минуту несчастия, а потому весьма важно было, чтобы между матросами — характеры и темпераменты которых различались между собою очень резко, — не возникли бы впоследствии препирательства по каким-либо религиозным вопросам. Шандон по опыту знал пользу совместных религиозных упражнений и их влияние на нравственную сторону матросов; общая молитва и чтение священного писания — обычное явление на кораблях, зимующих в полярных странах.
Покончив с вербовкою экипажа, Шандон, Джонсон и Уэлль занялись заготовкою съестных припасов, строго придерживаясь инструкций капитана, инструкций точных, ясных, подробных, определявших как число, так и количество малейших предметов пищевого довольствия. Благодаря ордерам, которые имел Шандон, все оплачивалось чистоганом, с надбавкою восьми процентов, тщательно относимых Шандоном за счет К. Z.
В январе 1860 года, все было в полной готовности: экипаж, провиант и груз. Бриг, со своей стороны, принимал определенную форму. Шандон каждый день бывал в Биркенгеде.
23 января, утром, по своему обыкновению, Шандон находился на палубе одной из тех широких паровых лодок, которые имеют по рулю на каждой из своих оконечностей и беспрестанно совершают рейсы между обоими берегами Мерсея. В воздухе стоял обычный туман, заставлявший пресноводных моряков прибегать к помощи компаса, несмотря на то, что каждый рейс длился не более десяти минут.
Как ни густ был, однако ж, туман, он не помешал Шандону заметить какого-то невысокого роста, но довольно толстого человека, с интеллигентным, веселим лицом и ласковыми глазами. Человек этот подошел в Шандону, схватил его за обе руки и стал трясти их с горячностью, живостью и фамильярностью «чисто южною», как сказал бы француз.
Однако субъект этот не был уроженцем юга; когда он говорил, то страшно жестикулировал; казалось, что мысль его во что бы то ни стало, должна была проявиться в каком-либо жесте или телодвижении, иначе она могла бы взорвать его мыслительный аппарат. Его глаза, маленькие как у человека умного; большой подвижной рот, были чем-то вроде предохранительных клапанов, которыми выходил излишек его внутреннего содержания; он говорил так много и быстро, что, по правде сказать, Шандон ничего даже не понимал.
За всем тем, он узнал маленького человечка, которого никогда не видел. В голове его промелькнула светлая мысль, и в то время, когда незнакомец начал отдуваться, Шандон быстро проговорил:
— Доктор Клоубонни?
— Он сам, собственною особою! Более четверти часа я ищу вас, и у всех спрашиваю про Forward! Поймите же мое нетерпение! Еще пять минут — и я сошел бы сума? Итак, вы помощник капитана, Ричард Шандон? Значит, вы существуете, вы не миф? Вашу руку, вашу руку. Позвольте мне еще раз пожать ее! Да, эта рука Ричарда Шандона. Но если существует Ричард Шандон, то существует и бриг Forward,которым он командует; если он командует бригом, то отправится в море, а если отправится в море, то возьмет с собой доктора Клоубонни.
— Да, доктор, я Ричард Шандон, бриг же Forward,отправляющийся в плавание, существуют несомненно, а не только в одном воображении.
— Это совершенно логично, — ответил доктор, вдохнув значительное количество воздуха, — это совершенно логично. Я несказанно радуюсь этому, я на вершине блаженства! Давно уже я жду такого случая, давно уже хотел предпринять подобное путешествие. Мы уверены…
— Позвольте… — перебил Шандон.
— Мы уверены, — продолжал доктор, не слушая Шандона, — что с вами мы уйдем далеко и не сделаем шагу назад.
— Однако ж… — возразил Шандон.
— Потому что вы представили доказательства своего уменья, и мне известен ваш послужной список. Да, вы отличный моряк!
— Если вы…
— Нет, я не желаю, чтобы ваше мужество, ваша храбрость, ваше искусство подвергались сомнению, хотя на единую минуту, даже с вашей стороны. Капитан, назначивший вас своим помощником, не дал маху, уверяю вас!
— Да не в том дело, — сказал вышедший из терпения Шандон.
— A в чем же? Ради Бога, не мучьте меня!
— Да вы не даете мне сказать слова! Прежде всего, доктор, что понудило вас принять участие в экспедиции брига Forward'а?
— Письмо, очень достойное письмо — вот оно — письмо добрейшего капитана, очень лаконическое, но зато вполне достаточное!
Говоря это, доктор подал Шандону письмо следующего содержания:
«Инвернес, 22-го января 1860 года.
«Доктору Клоубонни.
«Ливерпуль.
«Если доктору Клоубонни угодно отправиться на бриге Forward'е в продолжительное плавание, то он может явиться в помощнику капитана Ричарду Шандону, получившему в этом отношении надлежащие инструкции.
«Капитан брига Forward
«K. Z.».
— Письмо получено сегодня утром, и я готов сегодня же подняться на борт брига.
— По меньшей мере, вам известна цель настоящей экспедиции, доктор? — спросил Шандон.
— Нисколько; впрочем, это не имеет для меня никакого значения. Главное — лишь бы отправиться куда-нибудь! Говорят, будто я человек ученый. Но я ничего не знаю, и если я издал кое-какие книжонки, которые расходятся недурно, то в этом отношении я был не прав. Публика слишком уж снисходительна, если покупает их. Ничего я не знаю, говорю вам, за исключением того, что я величайший невежда. Но мне дают возможность пополнить или, скорее, исправить мои познания в медицине, хирургии, истории, географии, ботанике, минералогии, конхилиологии, геодезии, химии, физике, механике и гидрографии; ну что ж, я согласен и, уверяю вас, просить себя не заставлю.
— Следовательно, — начал разочарованный Шандон, — вам неизвестно, куда отправляется Forward?
— Напротив, известно. Он отправляется туда, где можно чему-нибудь научиться, где можно что-нибудь открыть, сравнить, где встречаются другие обычаи, другие страны, где можно изучать другие народы и процесс присущих мне функций; словом, бриг отправляется туда, где мне никогда не приводилось бывать.
— Но более определенно? — вскричал Шандон.
— Как я слышал, — ответил доктор, — бриг отправляется в северные моря. Ну что ж, на север, так на север!
— По крайней мере, — спросил Шандон, — вы знаете капитана брига?
— Нисколько! Но, поверьте мне, это достойный человек!
Высадившись в Биркенгеде, Шандон разъяснил доктору настоящее положение вещей, и таинственность предприятия не замедлила воспламенить воображение Клоубонни. При виде брига он пришел в восторг. С этого дня доктор не расставался с Шандоном и каждое утро осматривал корпус Forward'а.
Впрочем, ему специально была поручена установка аптеки на бриге.
Клоубонни был доктор и притом хороший доктор, но практикою он занимался мало. На двадцать пятом году от роду он был уже доктором медицины, как и все, впрочем, а на сороковом — настоящим ученым. Известный всему городу, он был членом литературного и философского общества в Ливерпуле. Его небольшое состояние позволяло ему пользовать больных безвозмездно, что нисколько не уменьшало достоинств его бескорыстных советов. Любимый всеми, как личность в высшей степени обязательная, он никогда не причинял вреда ни другим, ни самому себе. Живой и, пожалуй, несколько болтливый, он был человек с добрым сердцем, с рукою всегда готовою помочь всем и каждому.
Как скоро в городе узнали о переселении доктора на бриг, друзья Клоубонни делали всевозможные попытки удержать его в городе, что еще больше укрепляло ученого в раз принятом им решении. — Стоило только доктору где-нибудь пустить корни, и едва ли нашелся бы человек, способный сдвинуть его с места.
С этого времени всякого рода догадки, предположения и опасения увеличивались не по дням, а по часам, что не помешало, однако ж, спустить бриг Forward на воду. Через два месяца бриг был уже готов к выступлению в море.
15-го марта, как сказано было в письме капитана, по эдинбургской железной дороге в Ливерпуль была доставлена датская собака, по адресу Ричарда Шандона. По-видимому, то было злое, трусливое и даже зловещее животное, с какими-то странными глазами. На медном ошейнике было начертано слово: Forward.Шандон в тот же день принял собаку на борт и о получении ее отправил в Ливорно уведомительное письмо, под указанными инициалами.
Таким образом, не считая капитана, экипаж брига Forward'а находился в полном комплекте и состоял: 1) из капитана, К. Z.; 2) Ричарда Шандона, помощника капитана; 3) Джемса Уэлля, третьего офицера; 4) доктора Клоубонни; 5) Джонсона, шкипера; 6) Симпсона, гарпунщика; 7) Белля, плотника; 8) Брентона, первого машиниста; 9) Шовера, второго машиниста; 10) Отронга (негра), повара; 11) Фокера, лоцмана; 12) Уольстена, оружейника; 13) Больтона, матроса; 14) Гарри, матроса; 15) Клифтона, матроса; 16) Гриппера, матроса; 17) Пэна, матроса; 18) Уэрена, кочегара.
Бриг должен был выйти в море 5-го апреля. Присутствие доктора на бриге несколько успокаивало недоверчивые и трусливые умы; куда бы достойный ученый ни отправился, можно было смело следовать за ним. Однако ж, большая часть матросов все-таки тревожилась, и Шандон, опасаясь, чтобы побеги не произвели пробелов в рядах экипажа, очень желал выйти поскорее в море. Потеряв берега из виду — рассуждал помощник капитана — матросы покорятся своей участи.
Каюта доктора Клоубонни находилась на юте и занимала всю кормовую часть брига. Тут же были каюты капитана и его помощника, выходившие окнами на палубу. Каюту капитана наглухо заперли, снабдив ее различными инструментами, мебелью, носильным платьем, книгами и утварью, указанными в подробном списке. По распоряжению таинственного незнакомца, ключ от этой каюты был отправлен в Любек, следовательно только капитан и мог войти в нее.
Это обстоятельство очень тревожило Шандона, так как оно лишало его многих шансов на командование бригом. Что касается его собственной каюты, то он отлично приспособил ее в нуждам предстоявшего путешествия, тем более, что ему вполне были известны требования полярных экспедиций.
Каюта Уэлля находилась в помещении между двумя деками, служившими спальнею для матросов. Экипажу было там очень просторно, и едва ли он нашел бы на другом судне более удобное для себя помещение. О матросах заботились, как дорогом грузе; посредине общей залы стояла чугунная печь.
Доктор, вступивший во владение своею каютою 6-го февраля, т. е. на другой день после спуска на воду брига, всецело предался своим занятиям.
— Счастливейшим животным, — говорил он, — была бы улитка, если бы по своему усмотрению она могла устроить себе раковину. Постараюсь быть разумною улиткою.
Действительно, как раковина, в которой ему суждено было пробыть долго, каюта доктора принимала очень приличный вид. Клоубонни радовался, как ребенок или как ученый, приводя в порядок свой научный багаж. Его книги, гербарии, математические и физические инструменты, коллекции термометров, барометров, гигрометров, подзорных труб, компасов, секстантов, карт, планов, склянки, порошки, бутылки его походной, очень плохой, аптеки, — все это приводилось в порядок, которому мог бы позавидовать Британский музей. Помещение в шесть квадратных футов содержало в себе неисчислимые богатства; доктору стоило только протянуть руку, не сходя с места, чтобы мгновенно сделаться медиком, математиком, астроном, географом, ботаником или конхилиологом.
Надо сознаться, что он гордился своим хозяйством и был счастлив в своем плавучем святилище, которое могло бы наполнить собою трое из его самых тощих приятелей. Последние не замедлили явиться и, притом, в количестве, стеснительном даже для столь покладливого человека, как доктор, так что под конец он сказал, перефразируя известное изречение Сократа:
— Мой дом не велик, но дай Бог, чтобы никогда он не наполнялся моими друзьями.
Для полного описания брига добавим еще, что конура датской собаки находилась как раз под окном таинственной каюты отсутствующего капитана. Но свирепый обитатель конуры не любил сидеть в своей берлоге и предпочитал бродить между двумя деками и в трюме брига. По-видимому, не было никакой возможности приручить его; положительно никто не мог совладать со странным характером угрюмой собаки. По ночам, жалобный вой ее зловеще раздавался в глубине судна.
Не тосковала ли собака по своем отсутствующем хозяине? Не сознавала ли она инстинктивно опасности предстоящего путешествия, не было ли это предчувствие грядущих несчастий? Матросы высказывались охотнее в пользу последнего предположения. Правда, некоторые из них как будто и подсмеивались над этим, но в душе считали собаку каким-то дьявольским отродьем.
Пэн, — один из матросов — человек вообще грубый, бросившись однажды отколотить собаку, неловко упал на шпиль, причем страшно раскроил себе череп. Само собою разумеется, что этот случай был отнесен также на счет нечистой силы животного.
Клифтон, суевернейший человек из всего экипажа, заметил, что, находясь на юте, собака постоянно ходила на подветренной стороне; даже позже, когда бриг находился уже в море и когда ему приходилось лавировать, странное животное, после каждого поворота, переменяло место и упорно держалось подветренной стороны, словно настоящий капитан Forward'а.
Доктор Клоубонни, который своею кротостью и ласковостью мог бы, казалось, смирить тигра, бесполезно старался снискать благосклонность собаки, и только даром потратил при этом свои труды и время.
Так как собака не откликалась ни на одно имя «собачьего» календаря, то матросы под конец стали называть ее Капитаном, потому что она отлично знала все морские порядки и, очевидно, не раз уже побывала в плавании.
Понятны, поэтому, забавный ответ боцмана приятелю Клифтона и причина, по которой предположение его не встретило недоверия среди матросов. Некоторые, правда и улыбались, вспоминая курьезный ответ боцмана, тем не менее были вполне уверены, что в один прекрасный день собака примет человеческий образ и на бриге раздастся громкая команда настоящего капитана.
Если Ричард Шандон и не опасался этого, то, во всяком случае, не был совершенно спокоен и питал кое-какие сомнения, разрешить которые надеялся 5-го апреля вечером, в беседе с доктором, Уэллем и Джонсоном.
Все четверо оканчивали уже по десятому стакану грога, без сомнения не последнему, потому что, согласно с инструкциями, изложенными в письме из Абердина, во время плавания брига вся команда, начиная с капитана и кончая кочегаром, не получала ни вина, ни пива. Крепкие напитки отпускались только по случаю болезни да и то по предписанию доктора!
Около часу уже беседовали об отъезде. Если все распоряжения капитана должны осуществиться, то Шандон получит завтра письмо, содержащее в себе последние инструкции.
— Если это письмо, — говорил Шандон, — не объявит мне имени капитана, то, по крайней мере, укажет место назначения брига. Без этого, куда же мы отправимся?
— На вашем месте, — ответил нетерпеливый доктор, — я уехал бы не выжидая. Могу вас уверить, что письмо, которое вы ждете, попадет к нам в свое время.
— Вы ни в чем не сомневаетесь, доктор! Но не угодно ли вам сказать, в какую страну света направили бы вы корабль?
— К северному полюсу! Это само собою разумеется, — тут не может быть ни малейшего сомнения.
— Ни малейшего сомнения! — протянул Уэлль. — Но почему же не к южному полюсу?
— К южному? — вскричал доктор. — Никогда! Неужели капитан желает, чтобы бриг прошел весь Атлантический океан? Подумайте только об этом, любезный друг!
— У доктора на все готов ответ, — сказал Уэлль.
— Положим, что и на север, — начал опять Шандон. — Но объясните, доктор: к Шпицбергену, в Гренландию, в Лабрадор, в Баффинов залив? Если все дороги ведут к одному месту, т. е. к непроходимым льдам, то, во всяком случае, дорог этих очень много, и я очень бы затруднился на счет выбора той или другой из них. Можете ли вы дать на это категорический ответ?
— Нет, — ответил Клоубонни, досадуя, что не может ничего сказать. — Но в случае неполучения письма как вы намерены поступить?
— Да никак: стану ждать.
— Вы не уедете? — вскричал доктор, отчаянно потрясая своим стаканом.
— Нет, не уеду.
— Это будет всего благоразумнее, — спокойно заметил Джонсон в то время, как доктор ходил вокруг стола, потому что ему не сиделось на месте. Да, это будет благоразумнее, хотя дальнейшая проволочка может иметь неприятные последствия. Во-первых, теперь время года самое благоприятное, и если решено, что мы отправимся на север, то необходимо воспользоваться таяньем льдов для того, чтобы пройти Дэвисов пролив. Во-вторых, экипаж все больше и больше волнуется; друзья да товарищи подбивают наших матросов оставить бриг, и — поверьте мне — происки их могут сыграть с нами плохую шутку.
— К тому ж, — добавил Уэлль, — если среди матросов обнаружится паника, то они сбегут все до последнего, и я не знаю, как вы наберете тогда новую команду.
— Но что же делать? — вскричал Шандон.
— То, что вы сказали: ждать, но ждать только до завтрашнего дня и не отчаиваться. Обещания капитана исполнялись до сих пор с точностью; поэтому, нет причин опасаться, чтобы в свое время мы не получили инструкций относительно назначения брига. Что касается до меня, лично, то я нисколько не сомневаюсь в том, что завтра мы будем уже в Ирландском море, а потому, друзья мои, предлагаю вам выпить последний стакан грога за успех нашего плавания. Оно начинается при несколько сомнительных условиях, но с моряками, подобными вам, имеет тысячу шансов на благоприятный исход.
И все четверо в последний раз чокнулись стаканами.
— A теперь, — начал Джонсон, обращаясь к Шандону, — если позволите дать вам совет, — приготовьте все в отъезду. Необходимо, чтобы экипаж был убежден, что в действиях своих вы вполне уверены. Получится ли завтра письмо, не получится ли, но вы отправляйтесь. Не разводите паров; ветер, по-видимому, установился, и ничего не может быть легче, как спуститься по течению. Пусть лоцман взойдет на борт; в час отлива вы выйдете из доков и станете на якорь за бирвенгедским мысом; наши люди не будут иметь никаких сношений с берегом, и если этому дьявольскому письму суждено попасть в наши руки, то, поверьте, оно сумеет найти нас за мысом, как и везде, впрочем.
— Умно сказано, Джонсон! — заметил доктор, протягивая руку старому моряку.
— Пусть будет по-вашему! — согласился Шандон.
После этого каждый отправился в свою каюту и, в тревожном сне, стал ожидать солнечного восхода.
На следующий день первая разноска писем уже окончилась, а между тем Ричард Шандон не получил ни строки.
Несмотря на то, помощник капитана деятельно приготовлялся к отплытию. Слух об этом пронесся по всему Ливерпулю и, как уже мы видели, громадная толпа зрителей хлынула к набережной Новых доков принца.
Многие приходили на бриг, чтоб в последний раз обнять товарища, другие — чтоб отсоветовать приятелю принимать участие в таинственной экспедиции, третьи, — чтоб взглянуть на странное судно, наконец, четвертые, — чтобы узнать цель путешествия. Многие даже изъявляли неудовольствие по поводу того, что Шандон был молчаливее и сдержаннее, чем обыкновенно.
Но у него имелись на то свои уважительные причины.
Пробило десять, пробило и одиннадцать часов. Отлив должен был кончиться к первому часу. Шандон тревожно поглядывал на толпу, стараясь разгадать свою судьбу по выражению лица кого-либо из посетителей. Напрасные старания! Матросы молча исполняли приказания помощника капитана, не спуская с него глаз и все ждали какой-либо вести, которая, однако, не приходила.
Джонсон оканчивал последние приготовления к отъезду. Погода стояла пасмурная; вне доков развело сильное волнение; дул довольно крепкий юго-восточный ветер, но выйти из Мерсея не представляло никаких затруднений.
Полдень… Опять ничего… Доктор страшно взволнованный быстро ходил по палубе, поглядывая по сторонам, жестикулировал, и «жаждал моря», как он выражался с некоторого рода латинскою элегантностью. Клоубонни был сильно взволнован, как ни старался преодолеть себя. Шандон до крови кусал себе губы.
В эту минуту подошел Джонсон.
— Если вы хотите воспользоваться отливом, — сказал он, — то времени терять не следует. Раньше часа мы не выйдем из доков.
Шандон в последний раз поглядел вокруг себя и взглянул на циферблат. Был уже первый час.
— Снимайтесь! — сказал он шкиперу.
— Эй вы, проваливайте! — крикнул Джонсон, приказывая посторонним очистить палубу брига.
В толпе произошло некоторое движение, а матросы, между тем, отвязывали последние причалы.
Неизбежный беспорядок, производимый любопытными, которых матросы бесцеремонно спроваживали с палубы, усиливался еще воем собаки. Таинственный дог стал вдруг протискиваться чрез густую толпу посетителей. Он глухо лаял.
Собаке дали дорогу; она вспрыгнула на ют и, трудно поверить, — однако подтвердить это могут тысячи свидетелей, — таинственное животное держало в зубах письмо.
— Письмо, — вскричал Шандон, — значит он не на бриге?
— Без сомнения, он был здесь, но теперь его уже нет, — ответил Джонсон, показывая на палубу, совершенно очищенную от толпы праздных зрителей.
— Капитан, Капитан! Сюда! — кричал доктор, стараясь схватить письмо, которое собака не давала ему, делая сильные скачки. Казалось, она хотела отдать пакет только самому Шандону.
— Сюда, Капитан! — крикнул моряк.
Собака подошла к нему. Шандон без труда взял письмо, после чего Капитан три раза громко залаял посреди глубокой тишины, царившей на бриге и набережной.
Шандон держал в руке письмо, не вскрывая его.
— Да читайте же! — вскричал нетерпеливо доктор.
Шандон посмотрел на конверт. В адресе без числа и места значилось:
«Помощнику капитана, Ричарду Шандону, на бриге Forward.»
Шандон распечатал письмо и прочитал:
«Отправляйтесь к мысу Фаревелю, куда вы прибудете 20 апреля. Если капитан не явится, вы пройдете Дэвисов пролив и подниметесь в Баффиновом море до мыса Мельвиля.»
«Капитан брига Forward»
«К. Z.»
Шандон тщательно сложил это лаконическое письмо, сунул его в карман и отдал приказание об отплытии. Голос его, раздававшийся среди завываний восточного ветра, звучал как-то торжественно.
Вскоре бриг был уже вне доков и, направляемый лоцманом, маленькая лодочка которого шла невдалеке, вошел в фарватер Мерсея. Толпа повалила на внешнюю набережную доков Виктории, чтобы в последний раз взглянуть на загадочное судно. Быстро подняли паруса и Forward, достойный своего имени, обогнув Биркенгедский мыс, полным ходом вступил в Ирландское море.
Неровный, порывистый, но попутный ветер разразился сильными апрельскими шквалами. Forward быстро рассекал пенившиеся волны; бездействовавший винт нисколько не мешал движению брига. К трем часам встретили пароход, поддерживающий постоянное сообщение между Ливерпулем и островом Мэном. Капитан парохода окликнул бриг, и это было последнее слово напутствия, слышанное экипажем Forward'а.
В пять часов лоцман сдал командование бригом Ричарду Шандону и пересел в свою лодочку, которая вскоре скрылась из вида на юго-западе.
К вечеру бриг обогнул мыс Мэна, на южной оконечности этого острова. Ночью море сильно волновалось; Forward шел по прежнему отлично, оставил мыс Эр на северо-западе и направился к Северному каналу.
Джонсон был прав: в открытом море морской инстинкт матросов одержал верх над всякого рода соображениями. Заметив, как надежен бриг, они забыли даже исключительность своего положения; морская жизнь установилась правильно.
Доктор с наслаждением вдыхал морской воздух; во время шквалов он бодро ходил по палубе и — принимая во внимание его профессию — у него оказались достаточно твердые «морские ноги».
— Что ни говорите, а море — прекрасная вещь, — говорил однажды Клоубонни Джонсону, поднимаясь на палубу после завтрака. — Я поздно познакомился с ним, но постараюсь наверстать потерянное.
— Вы правы, доктор; я готов отдать все материки за частицу океана. Говорят, будто морякам скоро надоедает их ремесло. Но я сорок лет уже хожу по морю, а между тем оно так же нравится мне теперь, как и в то время, когда я первый раз отправился в плавание.
— Какое наслаждение чувствовать под собою надежный корабль и, если не ошибаюсь,Forward ведет себя молодцем.
— Вы не ошибаетесь, доктор, — сказал Шандон, подходя к собеседникам. — Forward — отличное судно и, должно сознаться, что никогда ни один корабль, предназначенный для плавания в полярных морях, не был лучше снаряжен и экипирован. Это напоминает мне, как тридцать лет тому назад капитан Джемс Росс, отправившись для открытия Северо-западного прохода…
— На бриге Победа(Victoire), — с живостью перебил доктор, — такой же почти вместимости, как и Forward,и также имевшем машину.
— Как? Это вам известно?
— Судите сами, — продолжал доктор. — В то время машины находились, так сказать, в младенчестве и машина брига Победа была причиною многих и неприятных задержек. Капитан Джемс Росс, бесполезно починявший ее по частям, кончил тем, что разобрал и бросил на первой же зимней стоянке.
— Черт побери! — вскричал Шандон. — Да вы знаете все подробности не хуже меня самого!
— Что прикажете! — скромно продолжал доктор. — Я пробежал сочинения Парри, Росса, Франклина, донесения Мак-Клюра, Кеннеди, Кэна, Мак-Клинтока, кое-что и осталось в памяти. Добавлю еще, что тот же Мак-Клинток, на винтовом, в роде нашего, бриге Лисица(Fox) гораздо легче и успешнее достиг своей цели, чем его предшественники.
— Совершенно верно, — ответил Шандон. — Мак-Клинток — отважный моряк: я видел его на деле. Можете добавить еще, что, подобно ему, в апреле месяце мы будем в Дэвисовом проливе: удайся нам только пробраться между льдами, и путешествие наше значительно подвинется вперед.
— Если только, сказал доктор, нас с первого же года не затрет — как это было с Лисицей в 1857 году — льдами в Баффиновом море и мы не зазимуем среди ледяных гор.
— Надо надеяться, что мы будем счастливее, — ответил Джонсон. — Если уж на судне, подобном Forward'у, нельзя прийти куда хочешь, то придется на все махнуть рукой.
— Впрочем, — начал опять доктор, — если капитан будет находиться на бриге, то конечно не затруднится, как следует ему поступить в данном случае, тем более, что мы совершенно не знаем его намерений. Крайне лаконическое письмо не позволяет нам разгадать цель экспедиции.
— Достаточно уже и того, — с живостью ответил Шандон, — что нам известно, какого держаться пути. Полагаю, что в течение целого месяца мы можем обойтись без сверхъестественного вмешательства незнакомца и его инструкций. Впрочем, на счет этого мое мнение вам известно.
— Подобно вам, я всегда был убежден, — заметил доктор, — что этот таинственный капитан оставит за вами командование бригом и никогда не появится, но…
— Но? — с некоторым оттенком неудовольствия спросил Шандон.
— Со времени получения второго письма, я думаю иначе.
— Это почему?
— A потому, что если это письмо указывает вам путь, то не разъясняет назначения брига; между тем, необходимо знать, куда именно мы идем. Мы находимся в открытом море, и я спрашиваю вас: есть ли какая-нибудь возможность получить третье письмо? В Гренландии, как я не без основания полагаю, почтовая часть оставляет желать очень многого. Вот видите ли, Шандон, по моему мнению, капитан ждет нас в каком-нибудь датском поселении, в Гостейнборге или Уппернавике. По всем вероятиям, он отправился туда для пополнения груза тюленьих шкур, покупки собак и саней, и заготовки всего необходимого для полярных экспедиций. Поэтому, меня нисколько не изумит, если в одно прекрасное утро он выйдет из своей каюты и совершенно спокойно станет распоряжаться на бриге.
— Быть может, — сухо заметил Шандон; — однако, ветер свежеет и было бы неблагоразумно во время такой погоды рисковать своими брамселями.
Шандон оставил доктора и приказал убрать верхние паруса.
— Однако он упорно стоит на своем, — заметил доктор шкиперу.
— Да, — ответил последний, — и это тем неприятнее, доктор, что, быть может, вы правы.
В субботу, под вечер, Forward обогнул Галловейский мыс, маяк которого был замечен на северо-востоке. Ночью бриг оставил мысы Кантайр и Фэр, к трем часам прошел остров Ратлин и Северным каналом вступил в океан.
Это было в воскресенье, 8 апреля. Англичане вообще, а английские матросы в особенности чтят воскресный день, и доктор охотно принял на себя чтение библии, что заняло добрую часть утра.
Ветер, принимавший по временам размеры урагана, грозил снести бриг к ирландскому берегу; волнение было очень значительное, качка — крайне утомительная. Если у доктора не обнаружилось морской болезни, то потому только, что он этого не хотел, хотя мудреного в том ничего бы не было. В полдень, мыс Мелингед скрылся из вида на юге; то был последний клочок европейского материка, виденный отважными мореходами, и не один из тех, кому не суждено было снова увидеть этот мыс, долго следил за ним своими взорами.
С помощью секстанта и хронометра определили положение брига. Получили 55°57′ сев. широты и 7°40′ долготы, по гринвичскому меридиану.
Ураган стих к девяти часам вечера;Forward,нисколько не убавляя ходу, держал курс на северо-запад. В этот день можно было сделать оценку морских качеств брига; ливерпульские моряки не ошиблись: Forward оказался отличным парусным судном.
В течение нескольких дней бриг быстро подвигался на северо-запад; ветер отошел в югу; море сильно волновалось;Forward шел под полными парусами. Буревестники и пуффины целыми стаями носились над ютом; доктор очень ловко застрелил одного из пуффинов, и птица упала на бриг.
Симпсон, гарпунщик, взял ее и подал Клоубонни.
— Плохая дичь, доктор, — сказал он.
— Из которой можно приготовить отличное кушанье.
— Как? Вы станете есть эту дрянь?
— Да, и вы тоже, — засмеялся Клоубонни.
— Бррр! — ответил Симпсон. — Мясо этой птицы отдает ворванью и маслянисто, как у всех морских птиц.
— Ладно! — сказал доктор. — Я особенным способом изготовлю эту дичь, и если после того вы признаете в ней морскую птицу, то я готов во всю жизнь не застрелить ни одного пуффина.
— Значит, вы ко всему еще и повар? — спросил Джонсон.
— Ученый человек всего должен знать понемножку.
— В таком случае, берегись, Симпсон, — сказал Джонсон. — Доктор — человек ловкий; пожалуй, он заставить нас принять puffin'а за отличную куропатку.
Клоубонни однако сказал правду и не ударил в грязь лицом. Он искусно снял с пуффина слой жира, лежащий под кожею и в особенности на ногах и устранил, таким образом, затхлость и запах рыбы, столь неприятные в этой птице. Приготовленного таким образом puffin'а все, а в том числе и сам Симпсон, призвали отличною дичью.
Во время последнего урагана Шандон мог вполне оценить достоинства своего экипажа. Он изучал каждого матроса отдельно, что обязан делать каждый благоразумный начальник судна, желающий предупредить в будущем большие опасности. Он знал теперь, на кого можно рассчитывать.
Джемс Уэлль душой и телом бил предан Шандону; всякое дело он понимал хорошо, был хороший исполнитель, но ему недоставало инициативы действия. В качестве второстепенного должностного лица на бриге, он был вполне на своем месте.
Джонсону, человеку испытанному в борьбе с морем, вдоволь постранствовавшему по арктическому океану, учиться хладнокровию и отваге не предстояло надобности.
Симпсон, гарпунщик, и Бэлль, плотник, были люди надежные, рабы своего долга и дисциплины. Фокер, воспитанный в школе Джонсона, мог оказать экспедиции большие услуги.
Из других матросов, Гарри и Больтон, по-видимому, принадлежали к числу лучших. Больтон, человек веселый и словоохотливый, считался на бриге чем-то в роде балагура; Гарри, малый лет тридцати пяти, имел энергическое лицо, но был несколько бледен и задумчив.
Матросы Клифтон, Гриппер и Пан, по-видимому, менее пылкие и решительные, не прочь была при случае и пороптать. Гриппер, в момент отъезда брига, хотел даже отказаться от принятых обязательств, и только чувство стыда удержало его на Forward'е. Если все шло хорошо, не предстояло надобности подвергаться слишком большим опасностям и работать чересчур усиленно, то на этих трех матросов можно было вполне рассчитывать. Но им необходима была питательная пища, потому что сердце у них находилось, так сказать, в желудке. Хотя и предупрежденные заранее, они с трудом осваивались с своим положением, за обедом скорбели об отсутствии водки, джина и старались наверстать недостающее на кофе и чае, отпускавшихся на бриге с некоторою расточительностью.
Что касается двух машинистов, Брентона и Пловера, и кочегара Уэрена, то до сих пор они решительно ничего не делали и только прохаживались или сидели, скрестивши на груди руки. Итак, Шандон знал, что он мог думать о каждом из своих подчиненных.
14-го апреля Forward пересек большое течение гольфстрима, которое направляется вдоль восточных берегов Америки, доходит до Ньюфаундлэнд, затем уклоняется на северо-восток под 51°37′ широты и 22°58′ долготы в двухстах милях от Гренландии. Становилось холодно; термометр опустился до тридцати двух градусов (0° стоградусного термометра),[8] т. е. до точки замерзания.
Доктор, не находя нужным одеваться потеплее, вырядился, подобно матросам и должностным лицам брига. Любо было поглядеть, как щеголял Клоубони в высоких сапогах, в которые он, так сказать, входил всею своего особою, в широкой клеенчатой шляпе и в таких же панталонах и жакете. Во время сильных дождей, или когда большие волны перекатывались чрез палубу, доктор был похож на какое-то морское животное. Надо заметить, что сходство это чрезвычайно льстило его самолюбию.
В течение двух дней море не утихало; северо-восточный ветер сильно замедлял движение брига. От 14-го до 16-го апреля продолжалось сильное волнение, но в понедельник полил проливной дождь, почти мгновенно успокоивший разбушевавшееся море. Шандов обратил внимание доктора на это обстоятельство.
— Этим подтверждаются интересные наблюдения китобоя Скоресби, такого же члена королевского ливерпульского общества, как я сам, — сказал доктор. — Вы замечаете, что во время дождя волнение почти улегается, даже при сильном ветре. Напротив, в сухую погоду море волнуется и от слабого ветерка.
— Как же объясняют этот феномен, доктор.
— Очень просто: его не объясняют.
В это время лоцман, стоявший на вахте на брам-рее, заметил вод ветром плавающие массы льда.
— Ледяные горы под этою широтою! — вскричал доктор.
Шандон взглянул в подзорную трубу по указанному направлению и подтвердил заявление лоцмана.
— Вот так штука! — сказал доктор.
— Это вас удивляет? — заметил, смеясь Шандон. — Неужели мы настолько счастливы, что, наконец, можем чем-либо удивить вас?
— Это изумляет меня, нисколько, однако ж, не удивляя, — улыбаясь ответил доктор, — потому что бриг Ann de Poole,из Гринспонда, в 1813 году, под сорок четвертым градусом широты, был затерт ледяными горами. Дэнент, капитан брига, насчитывал их целыми сотнями.
— Значит, — сказал Шандон, — и в этом отношении мы кое-чему можем поучиться у вас.
— Очень немногому, — скромно ответил доктор, — за исключением разве того, что ледяные горы встречались и под менее высокими широтами.
— Это мне хорошо известно, любезный доктор, потому что, состоя юнгою на канонерской лодке Fly…
— В 1818 году, — продолжал доктор, — в конце марта, вы прошли между двумя плавающими ледяными островами, под сорок вторым градусом широты.
— Ну, это уж чересчур! — вскричал Шандон.
— Зато совершенно справедливо. Следовательно, я не имею поводов удивляться, тому что, находясь на два градуса севернее,Forward встретил ледяную гору.
— Вы, доктор, — настоящий кладезь учености, из которого остается черпать были бы только ведра.
— О, я иссякну гораздо скорее, чем вы думаете. Но если бы мы сами могли наблюдать этот интересный феномен, — я был бы счастливейшем доктором в мире!
— Я и сам тоже думаю. Джонсон, — сказал Шандон, обращаясь к шкиперу, — мне кажется, что ветер как будто начинает свежеть.
— Да, — ответил шкипер. Но мы подвигаемся очень медленно, и вскоре течение Дэвисова пролива даст-таки себя почувствовать.
— Вы правы, Джонсон. Если мы хотим быть 20-го апреля в виду мыса Фаревеля, — необходимо идти под парами, иначе нас снесет к берегам Лабрадора. Г. Уэлль, прикажите развести огонь в машине.
Приказание Шандона было исполнено; через час пары достигли достаточной степени давления; паруса были убраны и винт, бурля воду своею спиралью, мощно ринул бриг против северо-западного ветра.
Вскоре многочисленные стаи буревестников, puffin'ов и морских чаек — обитателей этих печальных стран — возвестили о близости Гренландии. Forward быстро подвигался к северу, оставляя за собою длинную полосу черного дыма.
Во вторник 17-го апреля, к одиннадцати часам утра, лоцман заявил о первом появлении ледяного blink'а[9] миль на двадцать к северо-западу. Эта ослепительно белая полоса, несмотря на присутствие довольно густых облаков, ярко освещала соседние с линиею горизонта части атмосферы. Опытные моряки не могли ошибиться на счет этого феномена и по силе преломления лучей света заключили, что blink идет от широкой ледяной поляны, находившейся вне поля зрения миль на тридцать от брига.
К вечеру подул южный попутный ветер; Шандон, в видах экономии, приказал поднять паруса и прекратил топку машины. Forward под марселями и фокселем быстро направился к мысу Фаревелю.
18-го числа, в три часа, было замечено ледяное течение (iсе stream) белой, неширокой, но блестящей и резкой полосой отделявшее линии неба и моря. По-видимому, течение скорее шло от берегов Гренландии, чем из Дэвисова пролива, потому что льды преимущественно держатся на западных берегах Баффинова моря. Час спустя,Forward пробирался уже между отдельными льдинами течения; в самых плотных частях iсе stream'а, льдины повиновались движению зыби, несмотря на то, что были крепко соединены между собою.
На следующий день, на рассвете, часовой приметил какой-то корабль: то был датский корвет Valkirien, шедший к Ньюфаундлэнду. Сила течения пролива начала сказываться в значительной степени; чтобы противостоять ей вынуждены были поднять побольше парусов.
Шандон, доктор, Джемс Уэлль и Джонсон стояли на юте, наблюдая силу и направление iсе stream'а. Доктор спросил, доказано ли постоянное существование течения в Баффиновом море.
— Вполне, — ответил Шандон, — парусные суда с трудом поднимаются против него.
— Тем более, — добавил Джемс Уэлль, — что течение встречается на восточных берегах Америки и западных берегах Гренландии.
— В таком случае это в значительной мере подкрепляет мнение моряков, старающихся открыть северо-западный проход, — сказал доктор. — Течение это приблизительно делает пять миль в час, следовательно, трудно допустить, чтобы оно началось в заливе.
— Ваше мнение тем основательнее, доктор, — заметил Шандон, — что поток направляется с севера на юг, а в Беринговом заливе существует другое течение, идущее с юга на север и, по всем вероятиям, дающее начало первому.
— Таким образом, господа, — сказал доктор, — необходимо допустить, что Америка совершенно отделена от полярного материка и что воды Тихого океана прямо изливаются в Атлантический океан. Впрочем, вследствие более высокого уровня первого, воды его необходимо должны направляться к морян Европы.
— Но, — возразил Шандон, — должны же существовать какие-нибудь фактические данные, в подтверждение такой теории. Если же они существуют, — не без иронии добавил он, — то наш всеведущий ученый должен знать их.
— Еще бы не знать! И, если только это вас интересует, — любезно отозвался доктор, — готов поделиться с вами моими знаниями. Вот факты: китов, раненых в Девисовом проливе, несколько времени спустя убивали по близости берегов Монголии, причем в теле их еще торчали европейские остроги.
— Если они не обогнули мыс Горн или мыс Доброй Надежды, то по необходимости должны были обойти вокруг северных берегов Америки. Это неопровержимо, доктор, — заметил Шандон.
— Но для того, чтобы вполне убедить вас, любезный Шандон, — улыбаясь сказал Клаубонни, — я мог бы представить и другие факты, например, присутствие в Дэвисовом проливе большого количества плавучих деревьев, лиственниц, тополей и других древесных пород, свойственных. тропическим странам. Известно, что Гольфстрим не позволил бы этим деревьям достигнуть пролива; но если они выходят из него, то попасть в него могли только чрез Берингов пролив.
— Я вполне убежден, доктор; впрочем, трудно было бы оставаться неубежденным в виду доводов, представленных таким человеком как вы.
— Кстати, — сказал Джонсон, — вот предмет, который: разрешит наше недоумение. Я вижу в море довольно больших размеров дерево, и если г. Шандону угодно будет позволить, мы поднимем на борт этот деревянный ствол и спросим у него, как называется страна, в которой он родился.
— И отлично! — вскричал доктор. — Сначала правило, затем подтверждающий его факт.
Шандон отдал соответствующее приказание, и бриг направился к указанному дереву, которое не без труда было поднято на борт.
То был ствол красного дерева, до самой сердцевины источенный червями, без чего он, впрочем, и не мог бы плавать по воде.