Рассвет костяной волшебницы E-Book

Кэтрин Парди

• Herausgeber: Like Book
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Young Adult. Запретная магия
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 510

Veröffentlichungsjahr: 2023

Beschreibung

Бестселлер The New York Times «Рассвет костяной волшебницы» — долгожданное продолжение романа «Луна костяной волшебницы». Вторая книга дилогии. Романтическое фэнтези, наполненное опасной магией и богатой мифологией. Уникальный волшебный мир, в котором властвуют Костяные волшебницы. Они черпают мощь из костей умерших животных, но ради получения силы должны приносить ужасные жертвы. Священный долг каждой костяной волшебницы — переправлять души умерших в другой мир. Так они сохраняют равновесие среди живых. Желая помочь, Сабина провела обряд, чтобы призвать и убить возлюбленного своей сестры. Но в ночь ритуала явился не тот, кого она ожидала, и теперь принц Казимир удерживает Аилессу в плену. Сабина и Бастьен отправляются в замок, чтобы ее спасти. Ведь смертельная опасность грозит всем душам. Аилесса — единственная, кто может исполнить песню на костяной флейте и открыть врата в Загробные миры. Но чтобы освободиться? ей придется убить того, кто предназначен ей судьбой. Для фанатов Стефани Гарбер, Рошани Чокши, Брианы Шилд, а также Ли Бардуго.

Leseprobe

Кэтрин Парди Рассвет костяной волшебницы

Kathryn Purdie

BONE CRIER'S DAWN

Copyright © 2021 by Kathryn Purdie

© О. Норицына, перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Иллюстрация на переплете XINSHI麻雀

Художественное оформление А. Андреева

* * *

Моей матери Элизабет

За искреннюю веру в меня с самого первого дня

1. Сабина

– Сабина, берегись! – Низкий и грубоватый голос Жюли доносится из шахты наверху.

Я едва успеваю отойти в сторону, как она скатывается в туннель. Поток воздуха достигает свечи Бастьена, и пламя с шипением гаснет. И мы остаемся в абсолютной темноте.

– Merde, – ругается Бастьен.

– Расслабься, – говорит Жюли. – У Марселя в рюкзаке всегда есть огниво.

– И еще одна свеча, – добавляет Марсель.

– Великолепно, – радуется она. – Гроза сильно разбушевалась. А значит, самое время разрушить эту стену.

Мы забрались в шахты под катакомбами недалеко от Бо Пале, замка, в котором живет принц Казимир, удерживающий в плену Аилессу. Но скоро это изменится. И от этой мысли мое сердце начинает биться быстрее.

Сегодня мы спасем мою сестру.

Спустя несколько секунд кремень и сталь ударяются друг о друга. Мягкое свечение охватывает фитиль свечи, и на нем разгорается яркое пламя.

Мы с Бастьеном тянемся к свече. Союз с парнем, который любит Аилессу – и которого умудрилась полюбить она, – в лучшем случае можно назвать хрупким. А то, что его друзья помогают освободить ее из рук похитителя, не означает, что я простила их за то, что они сами держали ее в плену.

– Я сам! – объявляет Марсель.

– Подожди! – восклицает Жюли, смотря на брата широко раскрытыми глазами.

Но уже поздно. Он успевает опустить свечу к пороху.

Свист.

Огонь с яростью устремляется к бочке.

Жюли рывком поднимает Марселя на ноги, Бастьен разворачивается и бежит по туннелю подальше от взрыва, а я несусь за ним, подталкивая в спину. Аилесса никогда не простит мне его смерть. Мы мчимся вперед, пока плотная атмосфера не поглощает свет и звуки позади нас. Нервы напрягаются в ожидании взрыва. А вдруг огонь потух до того, как добрался до бочки? Я оглядываюсь через плечо.

БУМ.

Сильная ударная волна накрывает нас, и я врезаюсь в Бастьена, после чего мы падаем на землю. Секунду спустя на нас приземляются Марсель и Жюли. Туннель заполняется известняковой пылью, а по воздуху проносятся осколки камней, острые края которых царапают мне рукава. Но наконец хаос стихает и сменяется кружащимися крупными хлопьями пепла.

Несколько долгих мгновений никто не двигается. Со стороны мы, наверное, напоминаем сплетенный комок из рук, ног и голов. Но вот Марсель соскальзывает с наших тел, отчего его растрепанные волосы слега подпрыгивают.

– Кажется, я недооценил силу взрыва.

– Я убью тебя, – стонет Жюли. Она соскальзывает на пол и принимается стряхивать пепел и пыль со своей золотистой косы. – Молись, чтобы этот грохот приняли за гром, ведь иначе не успеем и глазом моргнуть, как туннель заполнят солдаты Бо Пале.

Мы специально ждали сильной грозы, чтобы скрыть взрыв, но, как назло, она началась в новолуние. В Ночь Переправы. И если наша попытка не увенчается успехом, то мне придется самой вести famille по сухопутному мосту, чтобы перевести души усопших, – священный долг каждой Леуррессы, возложенный на нас богами Загробного мира, от которых мы произошли. Вот только я не могу повести за собой famille. Аилесса – единственная из живых, кто знает, как исполняется на костяной флейте песня, открывающая Врата в Загробные миры. Она должна была стать matrone, а не я.

Я встаю с Бастьена и протягиваю ему руку, чтобы помочь подняться. Он колеблется, но затем выдыхает и обхватывает мою ладонь. Несмотря на наши пререкания, мне без него не справиться. Мы найдем Аилессу быстрее, если станем действовать сообща.

Как только он встает рядом со мной, мы смотрим на дыру, которая образовалась после взрыва и из которой льется туманный серый свет. Я делаю глубокий вдох. Спустя пятнадцать долгих дней мы наконец можем пробраться в Бо Пале.

– Все готовы? – Бастьен осторожно потирает спину в том месте, куда моя мать ударила его ножом.

Рана все еще заживает. И лишь последнюю неделю он ходит не морщась.

Жюли кивает и поправляет плащ. Я сжимаю кулаки. Марсель устраивается поудобнее. Он останется здесь на страже, и если кто-то обнаружит туннель, то Марсель подожжет небольшую взрывчатку с серой и зернами перца. Почувствовав эту вонь, мы сразу поймем, что возвращаться этим путем нельзя. А Жюли останется следить за входом в замок наверху.

Бастьен жестом указывает Жюли и мне двигаться вперед. И мы втроем направляемся к дальней части туннеля. Я первая добираюсь до стены и начинаю карабкаться по обломкам. Сквозь образовавшуюся после взрыва метровую дыру я вижу сухой колодец замка, выложенный речным камнем. Его строительство еще не завершено. Король Дюранд, отец Казимира, приказал построить его взамен колодца, расположенного за пределами замка.

Пока Бастьен и Жюли выискивали любую информацию о Бо Пале в Довре, мне пришлось проводить большую часть своего времени в Шато Кре с famille.

Леурресс потрясло известие о смерти Одивы. Я не стала вдаваться в подробности, а лишь рассказала, что наша matrone погибла, пока переправляла с Аилессой души по древнему мосту в подземной пещере. Ведь если бы они узнали, что Одива прошла через Врата Подземного мира, чтобы воссоединиться со своим возлюбленным – моим отцом, которого боги не выбирали на роль ее amouré, – это вызвало бы множество проблем. Как только Аилесса вернется и по праву займет место matrone, она сама решит, что рассказывать о нашей матери. Я же с радостью готова оставаться в ее тени.

Я прыгаю на противоположную сторону колодца, где хватаюсь за железную перекладину, а затем начинаю взбираться по лестнице, оставленной копателями колодца. Сегодня их нет в замке. Во время проведения Ла Льезон работают лишь артисты и те, кто готовит еду для проведения трехдневного фестиваля.

Мы надеялись пробраться в замок через главные ворота, но король Дюранд не устраивает общественных гуляний. Говорят, он сильно болен. Вот только он болеет уже давно, а ворота замка закрыли лишь тогда, как принц Казимир привез сюда Аилессу.

Жюли запрыгивает на лестницу вслед за мной. Мне остается лишь позавидовать ей из-за кожаных легинсов, прикрывающих ее ноги. Потому что постоянно задеваю туфлями подол своего синего платья.

Бастьен вылезает последним, и мы втроем взбираемся вверх по восемнадцатиметровой лестнице. Сам колодец закрыт железной решеткой, которую приходится сдвигать в сторону, отчего воздух пронзает громкий скрежет. Но его заглушает очередной раскат грома. Хорошо хоть, нас не заливает дождем, потому что мы находимся в узкой башне, где решили вырыть замковый колодец.

Я подкрадываюсь к двери и заглядываю в маленькое окошко в верхней части. Большая часть двора скрывается за стеной проливного дождя – даже кость благодати от козодоя не помогает, – но зато удается разглядеть сине-золотые полосатые навесы, растянутые по периметру. Под ними перемещаются слуги, стараясь как можно быстрее добраться до другой половины двора. Один из навесов растянут над арочным проходом, ведущим внутрь замка, – вход, которым мы планируем воспользоваться.

Бастьен снимает пыльный плащ и бросает его Жюли. Под ним скрывалась простая одежда солдата, охраняющего темницы замка. Я тоже сбрасываю плащ и заправляю несколько выбившихся прядей под чепчик служанки. Прячу ожерелье с костями благодати, чтобы его никто не разглядел в вырезе строгого платья, которое для меня украл Бастьен. А под передник прикрепляю костяной нож в ножнах.

Бастьен поворачивается к Жюли:

– Скоро увидимся.

– Постарайся не терять голову, хорошо? – Она сидит на краю колодца, все еще тяжело дыша после подъема. – Если не получится вытащить ее сегодня, не геройствуй. Мы придумаем что-нибудь еще. У нас есть в запасе десять с половиной месяцев, прежде чем…

– Все получится. – Он слегка стискивает челюсти. – Пошли, Сабина.

И не давая Жюли сказать что-то еще, Бастьен выскальзывает через двери.

Я быстро следую за ним. Мне тоже не хочется обсуждать магию, связывающую души Аилессы и Казимира, которая, как считал Бастьен, соединяла его с ней. Пока мы не узнали правду. Теперь Аилесса должна убить Казимира в течение года, начиная с момента, как боги переплели их судьбы, или она умрет вместе с ним. И я позабочусь о том, чтобы это произошло до того, как мы покинем замок. Вручу ей костяной нож и уговорю спасти свою жизнь.

Мы с Бастьеном шагаем под дождем к арочному проходу, ориентируясь на карту Бо Пале, которую он нарисовал после разговора с уволенным слугой замка. «После трех кружек эля мужчина выложил мне все как на духу», – рассказывал мне Бастьен.

Оказавшись внутри, мы стряхиваем с себя капли и осматриваем фойе с каменными стенами, которое слева направо пересекает длинный коридор. А прямо находится большой зал. Вокруг снуют слуги, расставляя золотые блюда и кубки на нескольких столах. Гирлянды из ярких цветов позднего лета обвивают высокие колонны, которые поддерживают сводчатый потолок. Синие знамена с вышитым золотистой нитью солнцем – знак Довра, выбранный, чтобы почтить бога солнца Белина, – висят рядом с зелеными знаменами, на которых изображено дерево, символ богини земли Гаэль. Говорят, Ла Льезон проводят, чтобы задобрить двух богинь перед сбором урожая.

Мы с Бастьеном обмениваемся быстрыми взглядами и киваем друг другу, а затем расходимся в разные стороны. Он уходит налево, а я направляюсь направо. Ему необходимо добраться до темницы, я же спешу к лестнице на третий уровень. Вдруг Аилессу заперли в одной из комнат королевских покоев наверху.

Но едва я успеваю сделать несколько шагов, как в полутора метрах от меня из-за колонны большого зала выходит красивый парень со светлыми волосами. Мое тело напрягается, а кровь в венах холодеет, после чего вдруг начинает кипеть.

Принц Казимир.

Сегодня он надел облегающие бриджи, свободную льняную рубашку и бордовый камзол. А середину лба пересекает тонкая золотая полоска короны.

Он еще не заметил меня, но я не могу заставить себя пошевелиться. Образы произошедшего в последнее полнолуние всплывают в голове: как Казимир забирает кости благодати Аилессы и подхватывает ее на руки; как Аилесса сопротивляется ему, несмотря на капающую с раненой ноги кровь; как я сражаюсь с солдатами принца, чтобы добраться до нее; как Бастьен беспомощно лежит на мосту, истекая кровью от ножевого ранения.

– Можете добавить еще полевых цветов? – спрашивает Казимир у служанки, пока рассматривает гирлянду, обвивающую одну из колонн. – Аилесса их обожает.

– Конечно, Ваше Высочество.

– Хочу, чтобы ее сегодняшняя встреча с моим отцом прошла идеально.

Я тут же цепляюсь за его слова: «Цветы для Аилессы? Встреча с королем?» Я бросаю взгляд на Бастьена. Он укрылся за деревом в горшке, стоящем в углу между большим залом и прилегающим к нему коридором. Судя по его нахмуренным бровям, он в таком же недоумении от услышанного, как и я. Как Аилесса сможет присутствовать на ужине с отцом Казимира? Разве ее не держат взаперти?

– Все исполним, Ваше Высочество. – Служанка кланяется, и Казимир начинает поворачиваться в мою сторону. Я тут же разворачиваюсь и подхожу к ближайшему столу, делая вид, что поправляю тарелки. Хотя у меня безумно чешутся руки схватиться за костяной нож. С какой бы радостью я это сделала прямо сейчас. Но тогда умрет и Аилесса. Их жизни сплетены воедино. И именно она должна взять в руки ритуальный клинок и убить своего amouré.

До меня доносятся шаги принца, медленно приближающегося ко мне. И от этого пульс стучит все быстрее. Опустив голову, я возношу молитву богине Ночных Небес: «Элара! Не дай ему узнать меня».

– Прости, но ты новенькая?

Я напрягаюсь, продолжая стоять к нему спиной.

– Да, – пищу я.

– Как тебя зовут?

Я могла бы убежать. Обладая скоростью козодоя, я могла бы добраться до третьего этажа так быстро, что у Казимира не осталось бы и шанса меня поймать. Знать бы только, в какой из комнат находится Аилесса. Ведь пока я буду ее искать, он успеет поднять по тревоге весь замок.

– Жинетт, – бормочу я, делая вид, что стесняюсь.

– Жинетт, я твой принц и будущий король. – Голос Казимира наполнен теплом и очарованием, вскружившим мне голову в нашу первую встречу.

Как сестра Аилессы я провела обряд, чтобы призвать и убить amouré Аилессы, ожидая, что появится Бастьен. Но вместо него пришел Казимир, и на несколько чудесных и ужасных мгновений я решила, что он мой amouré.

– Не бойся меня, – говорит он. – Я отношусь к своим слугам с уважением.

Я не смогла удержаться от насмешки:

– А как ты обращаешься со своими пленниками?

Нет никакого смысла притворяться и дальше. Не имеет значения, убегу ли я или встречусь с ним сейчас, он все равно меня обнаружит.

– Ты не завоюешь Аилессу цветами, золотом и притворным уважением. Она всегда будет видеть в тебе лишь похитителя.

Он тихо вздыхает, но это не укрылось от меня благодаря слуху шакала.

– Сабина? – спрашивает Казимир.

Вздернув подбородок, я поворачиваюсь к нему лицом. Казимир смотрит на меня широко раскрытыми серо-голубыми глазами. И мне приходится приложить усилия, чтобы сохранить вызов в своем пылающем взгляде. В его сдержанности скрывается мудрость, понимание и сила. Так что приходится напомнить себе, что именно он украл мою сестру.

– Где ты держишь Аилессу? – требовательно спрашиваю я.

А затем вытаскиваю свое ожерелье и опускаю косточки благодати на лиф платья. Три кости благодати висят рядом друг с другом – череп огненной саламандры, подвеска в виде полумесяца, вырезанная из бедренной кости редкого золотого шакала, а еще лапа с когтем козодоя.

Два гвардейца, стоявшие у стены, делают шаг вперед, но Казимир поднимает руку, чтобы остановить их. Может, он и не понимает, кто перед ним – и кто Аилесса, – но знает, что кости даруют силу.

– Аилесса не пленница. Я пригласил ее погостить в замке, и она согласилась.

Вранье! Аилесса никогда бы так не поступила.

– Тогда скажи ей, что я бы хотела с ней встретиться.

– Ты же знаешь, что я не могу допустить этого. – В его голосе столько спокойствия, что это просто бесит. – Ты пыталась убить меня, Сабина. Тебе не рады в замке.

Злость золотого шакала накрывает меня. И я выхватываю костяной нож, спрятанный под фартуком. Казимир мгновенно достает украшенный драгоценными камнями кинжал. А через секунду наши клинки одновременно прижимаются к горлу друг друга. Острие его кинжала прижимается к сухожилию на моей шее.

– Как изменится отношение Аилессы к тебе, когда она узнает, что ты убил ее сестру?

– Так же, как изменится ее отношение к тебе, если ты…

Громкий крик пронзает уши, заглушая остальные слова, а в его зрачках появляется маленький силуэт. Птица с белой мордой в форме сердца.

И пока я смотрю на Казимира, птица почему-то становится все больше. Я ахаю. Это видение. И я вижу серебряную сову – птицу богини Элары. Она не появлялась передо мной ни в физической, ни в прозрачной форме с той ночи, когда Казимир похитил Аилессу. Никто из Леурресс не рассказывал о подобных видениях, но серебряная сова уже дважды показывалась мне. И оба раза это оказывалось связано с моей сестрой.

Достигнув своего реального размера и расправив крылья, сова зависает перед Казимиром. Он не видит птицу, а смотрит сквозь нее прямо на меня. И я вдруг понимаю, что она защищает его.

Не понимаю. Ведь серебряная сова хотела смерти Казимира. Она заставила меня убить золотого шакала, вырезать флейту из его кости и использовать ее, чтобы приманить принца во время обряда. Я могла бы убить его в тот момент, и это не повлекло бы за собой смерть Аилессы. Обряд защитил бы ее.

Сова взмахивает крыльями, и вокруг меня все меняется. Я чувствую под собой пол замка, но вокруг возвышаются скалы у моря Нивоус. Это ночь последнего новолуния. Аилесса играет песню сирены на костяной флейте, пытаясь открыть Врата Загробного мира.

Скорбная мелодия звучит в ушах и отпечатывается в памяти. До этого я помнила лишь обрывки, но теперь знала ее от начала и до конца. Ноты пульсировали внутри меня и крепко оплетали душу. Сомневаюсь, что мне когда-то удастся забыть их.

Что происходит? Я пришла сюда, чтобы спасти Аилессу, а не увидеть воспоминание и выучить мелодию. Я собиралась помочь ей убить Казимира. Так почему серебряная сова не дает сделать это?

Птица снова взмахивает крыльями. И я вижу Аилессу в подземной пещере на хрупком мосту душ. Она с упрямой решимостью шагает к Вратам в Подземный мир. Я слышу, как кричу ей, чтобы она не шла туда, но Аилесса меня не слушает.

Я закрываю глаза, а открыв, вновь вижу перед собой Казимира за прозрачным телом совы. Мой костяной нож подрагивает у его шеи. Может, сова защищает не его. Может, она защищает от меня Аилессу.

Прикрываясь Казимиром, я могла бы уйти от его гвардейцев, найти Аилессу и освободить ее… Но вдруг не сестра должна возглавить переправу сегодня ночью. В прошлый раз она чуть не прошла во Врата Подземного мира. И ее спасло лишь то, что Одива ударила Бастьена ножом.

Возможно… Возможно, сестре безопаснее оставаться в Бо Пале. По крайней мере, сегодня.

Перед глазами все расплывается от подступающих слез. Увидев их, Казимир хмурит брови. Уверена, его удивляет такая реакция. Последнее время мои мысли занимало лишь спасение Аилессы. Так почему мне мешают на каждом шагу?

Я убираю костяной нож, и серебряная сова исчезает. Как бы мне ни хотелось выругаться на посланницу богини, я научилась доверять ей. Она предупредила меня об Одиве еще до того, как мне стали известны преступления матери. Она привела меня к Казимиру, благодаря которому я наконец смогла найти Аилессу. И, уверена, птица поможет мне снова в нужное время, когда свобода сестры не приведет к ее смерти. Сова знает больше, чем я.

Кинжал Казимира плотно прижат к моей шее. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, и, судя по его лицу, в нем борются гнев и жалость. Но я продолжаю пристально смотреть на него, не обращая внимания на текущие по лицу слезы, и ненавидеть. Осознание воли богини никак не повлияло на мое отношение к нему.

Один из его гвардейцев откашливается.

– Нам отвести ее в темницу, Ваше Высочество?

Кончик лезвия скользит к моему подбородку, слегка приподнимая его, пока Казимир раздумывает.

– Да, – сглотнув, говорит он.

Гвардейцы направляются к нам. А Казимир опускает кинжал ниже, ближе к шее. Чтобы перерезать кожаный шнурок моего ожерелья. Но я со скоростью козодоя и силой шакала обхватываю его запястье и ударяю рукояткой своего ножа по его предплечью. Кинжал выпадает из руки принца. И еще до того, как он ударяется о каменный пол, я врезаю коленом Казимиру в живот, отчего тот сгибается пополам. Я толкаю его на пол и вдавливаю локоть в спину. А затем поднимаю выроненный им кинжал. Первый гвардеец атакует меня, делая низкий выпад. Я отталкиваюсь от Казимира и перепрыгиваю через кинжал гвардейца. А затем несусь прочь, прежде чем второй гвардеец успеет напасть на меня.

Казимир громко кричит мое имя. Он уже успел подняться на ноги и гонится за мной. А гвардейцы следуют за ним. Я сворачиваю в длинный коридор, пробегая мимо укрытия Бастьена.

Он злобно смотрит на меня.

– Что, черт побери, ты творишь? – шипит он.

– Ухожу. Скажи Аилессе, что я знаю песню сирен. И смогу открыть Врата.

Я разворачиваюсь и бросаю украшенный драгоценными камнями кинжал в Казимира. Но я целилась не в него, поэтому кинжал пролетает мимо головы принца и ударяется о каменную колонну. Это отвлекает Казимира, и я тут же швыряю костяной нож в дерево в горшке, за которым прячется Бастьен.

– Скажи Аилессе, чтобы она прикончила его, – добавляю я.

Прищурившись, он смотрит на едва заметную рукоять ножа. Ему придется вернуться за ним чуть позже. Но Бастьен решительно кивает мне, а затем разворачивается и уходит.

Я пробегаю мимо арочного прохода, ведущего во внутренний двор. Но мне не убежать через сухой колодец. Ведь так я подставлю Жюли и Марселя, а еще лишу Бастьена возможности воспользоваться им для выхода из замка.

Казимир зовет подкрепление. И от расположенных неподалеку лестницы и ответвляющегося коридора доносится топот сапог.

Крупный мужчина встает на пути и пытается схватить меня. Я едва уворачиваюсь от его рук и бегу дальше. К витражному окну в тридцати метрах от меня. Солнечный свет позднего вечера проникает сквозь цветные стекла и освещает величественное изображение Белина, бога солнца, скачущего по небу на белом жеребце.

Прибавляя скорость, я скидываю шапочку и фартук служанки. А затем ослабляю завязки на плечах, удерживающие верхнее платье из конопли. И когда я отбрасываю его в сторону, на мне остается лишь сорочка. Нужно избавиться от любого лишнего веса.

– Стой! – кричит Казимир мне вслед.

До витражного окна осталось всего пять метров. Я стискиваю зубы и отталкиваюсь от пола. Благодать, полученная от козодоя, усиливает прыжок. Так что мне остается лишь вскинуть руки, чтобы прикрыть лицо.

Тело ударяется о стекло. И окно разлетается на разноцветные осколки.

В восемнадцати метрах подо мной протекает река Мирвуа. И я несусь навстречу волнам с белыми шапками.

2. Аилесса

Молния сверкает за окном, пока я мчусь по коридору. Вернее, пытаюсь бежать. Длинное платье только мешает. Как и костыль. Но я стискиваю зубы и ковыляю так быстро, как только могу.

До богато украшенной двери осталось всего метров пять. Поэтому я, не обращая внимания на боль в раздробленном колене, продолжаю двигаться вперед. Мне не следует наступать на больную ногу еще месяц. И когда этот день настанет, я сожгу мерзкий костыль. Плен в катакомбах ничто по сравнению с тем, что я оказалась пленницей своего тела.

Я прохожу мимо еще одного окна на третьем этаже замка. Молния проносится по небу, как изогнутый палец, указывающий на древний мост за городской стеной. Кастельпонт. Я останавливаюсь. Я не видела этого моста с ночи обряда посвящения. Когда впервые встретила Бастьена.

Tu ne me manque pas. Je ne te manque pas.

Ты не потеряешь меня. Я не потеряю тебя.

Фраза, которую мне когда-то сказал Бастьен, стала моей мантрой с тех пор, как я оказалась в Бо Пале. Скоро я вновь буду с ним. И мне не понадобятся старые галльские слова, чтобы удержать воспоминания о нем или вызвать в мыслях его глаза цвета морской волны и темные взъерошенные волосы. Он жив. И должен оставаться живым.

Я приближаюсь к двери. Колено болезненно дергает от каждого шага, но зато наконец добралась до ручки. Но как только собираюсь повернуть ее, по всему замку эхом разносится крик.

Чтобы понять, что происходит, я замираю и напрягаю слух. Но из-за грома невозможно разобрать слов. Поэтому подавляю вспыхнувшее беспокойство. Дела замка меня не касаются. Я открываю дверь и, шаркая, пробираюсь внутрь, а затем запираю замок.

В этой комнате рядом с покоями короля Дюранда располагается его личная библиотека. Я никогда раньше здесь не бывала и узнала о ней, немного поболтав со слугами. Я не сидела сложа руки, ожидая пока заживет колено. Выведала план замка, в том числе и про эту комнату, которой пользуются только король и принц Казимир. Если я правильно поняла, то на втором этаже есть еще одна библиотека большего размера.

Если не считать арочного окна, за которым вспыхивают в сумерках молнии, то все четыре стены от пола до потолка заставлены стеллажами. Большую часть полок занимают книги, но среди них есть и несколько ценных вещей: мраморный бюст короля Дюранда, карта Южной Галлы, коллекция экзотических перьев, золотая ваза, украшенные драгоценными камнями кубки, несколько бутылок вина и небольшой сундук… Я останавливаю свой взгляд на сундуке – а не там ли спрятаны мои кости благодати? Как только я получу их, то тут же покину замок.

Сердце начинает биться быстрее. Я отставляю костыль в сторону – он сильно натер подмышку – и опираюсь на большой лакированный стол. А затем прыжками на одной ноге огибаю его, чтобы добраться до стеллажа с сундучком у дальней стены. Я уже обыскала каждый уголок и щель в своей комнате – спальне Казимира – и в комнате, которую он занимает с тех пор, как привез меня в Бо Пале. И мне показалось вполне логичным отправиться на поиски костей благодати сюда. По словам слуг, Казимир часто проводит здесь время.

Я дотягиваюсь до полки и снимаю сундучок. На его крышке в солнечном круге вырезано красивое дерево. Символы Гаэль, богини земли, и Белина, бога солнца. Они часто встречаются в Бо Пале, но нигде не найти золотого шакала Тируса и полумесяц Элары.

Опускаясь на край стола, чтобы не напрягать ногу, я дрожащими руками пытаюсь отодвинуть жесткую защелку. «Прошу, Элара, пусть мои кости благодати окажутся здесь». Я практически чувствую их прохладное прикосновение на груди, где им самое место. Кулон, вырезанный из грудины альпийского горного козла, кость из крыла сапсана[1] и зуб тигровой акулы.

Они не помогут мне исцелиться, как череп огненной саламандры Сабины, но сделают меня сильнее, быстрее и ловчее. А мне пригодятся все преимущества, чтобы добраться до сухопутного моста этим вечером. Ведь я стала matrone своей famille. Я единственная, кто знает мелодию, открывающую Врата Загробного мира. Никто не сможет переправить души умерших без меня.

Защелка наконец поддается. И в тот же момент дверь в библиотеку распахивается. Я вздрагиваю, и сундучок валится у меня из рук, рассыпая содержимое по столу.

Плечи невольно опускаются. Моих костей благодати нет.

– Что ты здесь делаешь? – ошеломленно спрашивает Казимир.

Я поднимаю глаза, и сердце начинает бешено колотиться – примитивная реакция, возникающая всякий раз при взгляде на моего красивого amouré, но сейчас она вызвана не моим подсознательным влечением к нему. Что-то не так. Он тяжело дышит, а по виску скатывается капля пота. Да и кинжал сжат в руке, словно наготове. Я приоткрываю губы.

– Я только…

Но он врывается в комнату и заглядывает за двери, а потом и под стол.

– Что происходит? – хмурясь, интересуюсь я.

– Ты видела кого-нибудь? – требовательно спрашивает Казимир.

– Кого?..

Он открывает рот, чтобы ответить, но тут в библиотеку врываются три гвардейца с обнаженными мечами. При виде меня они замирают и растерянно смотрят на Казимира. Он успокаивается и качает головой.

– Здесь никого нет. Обыщите королевские покои, начиная с комнаты Аилессы. И сообщите мне, как только удостоверитесь, что там безопасно.

– А кто мне может угрожать? – спрашиваю я.

Казимир опускает взгляд на кинжал, и медленно проводит большим пальцем по лезвию.

– В Довре… – дождавшись, пока гвардейцы уйдут, начинает он, – все больше недовольных. Они считают, что мой отец виноват в недавно вспыхнувшей чуме. И некоторые из них пробрались в замок.

Я знаю о недовольных. Слуги говорят, что люди злятся, потому что ворота Бо Пале не открывались больше двух недель, и они не могут обратиться к королю Дюранду со своими проблемами.

– Почему они винят в болезни твоего отца?

– Короли всегда виноваты, если в стране происходит что-то ужасное. Таково бремя монарха. Если властью наделяют действительно боги, то занявший престол человек должен обладать достаточной властью, чтобы предотвратить большую трагедию. А раз так, то, значит, король и королева впали в немилость. И больше не могут править… По крайней мере, так говорят жители других королевств, которым удалось свергнуть своих монархов. В Северной Галле это, кажется, стало чем-то вроде развлечения.

С Казимиром что-то не так. Он говорит быстрее, чем обычно, и с показной беспечностью, совсем ему не свойственной, да и недовольные кажутся серьезной проблемой.

Он прячет кинжал в ножны.

– Тебе не о чем беспокоиться. Я контролирую ситуацию.

Он одаривает меня легкой, ободряющей улыбкой и протягивает мне костыль. Я забираю его, стараясь, чтобы наши пальцы не соприкасались.

Я не виню принца в том, что он привез меня сюда пятнадцать дней назад. Он решил, что Сабина опасна… что неудивительно, ведь она угрожала убить его. К тому же я согласилась остаться здесь по собственной воле. Но Казимир лжет о моих костях благодати. По его словам, он потерял их по дороге в Бо Пале. Но я ему не верю. Ведь стоит мне упомянуть о них, как он тут же отводит взгляд.

– Мне бы хотелось, чтобы ты больше отдыхала и дала возможность ноге зажить, – говорит он. – Если тебе потребовалась другая книга из библиотеки, ты могла бы попросить, и ее бы сразу принесли.

– Мне надоело сидеть в комнате.

– Знаю.

Казимир кладет ладонь на мою руку, и я тут же напрягаюсь. Мне не хочется, чтобы его близость будоражила мою кровь. И плевать, что он мой amouré, созданный специально для меня, а я для него.

– Я изо всех сил стараюсь угодить тебе, Аилесса, – говорит он. – И сегодня вечером ты посмотришь на замок. Обещаю. – Ямочка на его щеке становится глубже от появившейся улыбки, и мне хочется проклинать Тируса и Элару за то, что сделали его таким очаровательным. – Это первый фестиваль Ла Льезон. И слуги уже украшают зал и… – Его взгляд опускается на опрокинутый сундук и его содержимое: нитку жемчуга, сложенное письмо, прядь светлых волос, перевязанную лавандовой лентой, и миниатюрный портрет женщины, поразительно похожей на принца.

Казимир хмурит брови, отчего они сходятся над переносицей.

– Зачем тебе понадобились вещи моей матери?

Жар опаляет мои щеки.

– Мне… мне стало скучно и… – Я качаю головой. – Прости, я не знала, что лежит в сундуке.

Королева Элиана умерла во время великой чумы, когда Казимир был маленьким. Он был ее единственным ребенком и остался таким для короля Дюранда, поскольку тот больше не женился.

Казимир успокаивается и начинает медленно складывать упавшие вещи в сундучок. Желая ему помочь, я поднимаю нитку жемчуга.

– Я сам, – говорит он и тянется за ожерельем.

Но так и не решается прикоснуться к нему. А его пальцы замирают над моими. Наконец он выдыхает и накрывает жемчуг своей рукой.

– Ты должна надеть его сегодня вечером. – Он поднимает голову, и взгляд его серо-голубых глаз пронзает меня.

– Нет, я не приму его, – выпаливаю я. Чувствуя себя воровкой уже за то, что прикоснулась к жемчугу. – Оно слишком дорогое.

– Я и не говорил, что отдаю тебе его. Просто… одалживаю на время. – Он ухмыляется. – Видимо, я не так щедр, как ты думаешь.

Я рассмеялась. Просто не смогла удержаться. За последние дни я превратилась в комок натянутых нервов и даже не думала, что где-то в глубине такого серьезного Каза скрывается чувство юмора.

Он тоже рассмеялся, смущенно потирая затылок.

– Ты знаешь, что я впервые услышал, как ты смеешься? Твой смех звучит… – Он замолчал, подыскивая слово. – Здоровым.

– Здоровым? – фыркаю я. – Ты хочешь сказать, что я выгляжу больной, когда в плохом настроении?

– Сложно сказать. Ты всегда в плохом настроении.

– Что-о-о? – Я замечаю, что на его щеке вновь появляется ямочка.

– Тебе идет смех. Ты должна чаще позволять себе смеяться.

– Хм. – Я задираю подбородок и перекидываю волосы через плечо. – Ну, на самом деле я довольно часто смеюсь. – Порой хватает одного взгляда Сабины, чтобы я согнулась пополам от хохота. – Ты просто еще плохо меня знаешь.

– Согласен. – Его глаза начинают блестеть от озорства. – Но я работаю над этим.

Заметив, как потеплел его взгляд, я вырываюсь из-под его очарования и пытаюсь потушить жар, разгорающийся в животе. Жемчуг ощущается тяжким грузом в руке.

– Что тебе так понравилось во мне? – вырывается у меня, прежде чем я успеваю подумать.

Я слегка ерзаю, чувствуя себя глупо, но мне так интересно узнать ответ. Конечно, у Казимира не осталось выбора после того, как я сыграла песню сирены во время обряда посвящения, но чары соблазна быстро рассеиваются, а их эффект пропадает уже к утру.

Он слегка поднимает брови, и у него вырывается смешок, правда, более нервный.

– Прости, никак не ожидал это услышать. Просто ты… – Он чешет руку. – Ну, это не так-то просто выразить словами.

За окном вспыхивает молния, приводя меня в чувство.

– Можешь не отвечать.

Я соскальзываю со стола и опираюсь на костыль. У меня нет времени разгадывать тайну, что движет моим amouré. Нужно выбраться из замка до темноты.

– Я вернусь в свою комнату, – объявляю я.

А как только Казимир удостоверится, что я добралась туда, снова попытаюсь отыскать свои кости благодати и сбежать отсюда.

– Аилесса, подожди. – Он встает у меня на пути. – Ты… ты очаровываешь, – запинаясь, начинает он.

Я закатываю глаза.

– Можешь не…

– Когда я впервые увидел тебя, мне показалось, что мы знакомы всю жизнь.

– Ты же видел меня издалека.

– Но мелодия, которую ты играла… твое мастерство игры на флейте поразило меня.

– Еще бы.

Я пытаюсь протиснуться мимо него. Все его воспоминания связаны с заклинанием призыва.

– Ты яростней любой девушки, которую я когда-либо встречал, – продолжает он.

Я замираю.

– Но ведь это Сабина угрожала тебе ножом.

Как только звучит ее имя, ноздри Каза раздуваются, что неудивительно. Она притащила его к подземному мосту и велела мне закончить обряд посвящения. Вряд ли Казимир понимал, что это означало, но, скорее всего, догадался, что Сабина хотела, чтобы я убила его.

– Твоя сестра не сражалась с вашей матерью на узком мосту без оружия, как это делала ты, – возражает он.

– Но вполне могла.

Сабина изменилась той ночью. Девушка с черепом саламандры, сомневавшаяся в необходимости кровавых жертвоприношений, исчезла. Теперь она носила три кости благодати, а в ее глазах появился огонь. И она пошла бы на все, чтобы защитить меня.

Казимир вздыхает:

– Почему мы говорим о Сабине?

– Не знаю.

Разозлившись, я ухитряюсь протиснуться мимо него.

Но он мгновенно хватает меня за руку, вынуждая обернуться. Нитка жемчуга, которую я сжала в кулаке, покачивается в воздухе. Я уже и забыла про нее.

– Ты напоминаешь мне маму, – говорит он.

Я смотрю на Казимира, не зная, что ответить.

– Ты напоминаешь мне маму, – сглотнув, тихо повторяет он.

Острая боль пронзает грудь. Он мог бы сказать: «Ты напоминаешь мне свою маму». Разница всего в одном слове.

Он прикусывает губу:

– Не странно ли признаваться в этом?

Я медленно качаю головой, хотя и не уверена наверняка. В детстве я ни разу не слышала ни от кого из famille, что похожу на свою мать, как бы усердно ни тренировалась и ни пыталась проявить себя. «Ты лучше, чем matrone, по крайней мере в том, что действительно важно», – однажды сказала мне Сабина, чтобы утешить меня. И это подстегнуло меня усерднее выбирать третью кость благодати.

– Ее волосы были чуть светлее, но такими же густыми и слегка растрепанными, как у тебя. – Казимир смотрит на волнистую каштановую прядь, лежащую на моем плече. – Но ваше сходство не ограничивается внешностью. Ты такая же живая, как она. Сияющая. Как только она входила в комнату, люди тут же окружали ее. Они смеялись, когда она смеялась. Танцевали всю ночь, если она танцевала вместе с ними.

На мгновение я задумываюсь о том, насколько отличаются наши матери. Одиву тоже всегда окружали люди, но их подстегивал страх перед ней, а не очарование.

– Кажется, она была замечательной.

– Да. – Казимир поджимает губы.

Я опускаю глаза. Каз видел на подземном мосту истинное лицо моей матери. Перед глазами вспыхивает картина, как она вонзает нож в Бастьена, заставляя нахмуриться.

– Сомневаюсь, что такое сравнение уместно, Казимир. Я хожу с мрачным видом с тех пор, как ты привел меня сюда.

Потому что у меня разбито сердце.

– Учитывая, что ты пережила, вряд ли бы кто-то другой вел себя иначе. Но это не уменьшает твоего света.

Я вновь замираю, лишившись дара речи. Он говорит о внутреннем свете или Свете Элары? Нет, Каз не может о нем знать. Только Леуррессам известно, что богиня Ночных Небес одаривает нас своей энергией. Все смертные питаются этой жизненной силой, но для Леурресс она важна так же, как еда и вода. И сомневаюсь, что ему об этом известно.

– Я пойду, Каз, – говорю я. – Хочу отдохнуть перед сегодняшним вечером.

На его лице расцветает улыбка.

– Ты наконец-то назвала меня Казом.

– Просто вырвалось, – выругавшись про себя, заявляю я.

– Но я все равно порадуюсь. Ты не представляешь, как мне это нравится.

Сердце в груди начинает биться быстрее, и это очень меня злит, ведь только подтверждает, что боги не просто так выбрали принца для меня.

Я опираюсь на костыль и подхожу к нему, а затем опускаю жемчуг в его руку. На его лице тут же вспыхивает обиженное выражение. Но мне плевать. Я не собираюсь страдать от чувства вины из-за парня, который прячет мои кости благодати.

– Я не похожа на твою мать. И никогда не стану такой, как она.

Мне предназначено быть Перевозчицей мертвых, matrone моей famille…

«Я должна убить тебя, Каз. Точно так же, как моя мать пыталась убить Бастьена».

Я отворачиваюсь и ковыляю к открытой двери. Но выйти не могу, так как проем загораживает один из гвардейцев.

– Ваше Высочество. – Полный мужчина кланяется Казимиру. – Мадемуазель Аилесса может вернуться в свои покои. Мы не обнаружили никаких признаков нарушителей.

– Спасибо. – Голос Казимира звучит глухо, без привычной теплоты и переливов. – Скажите гвардейцам, что они могут вернуться на свои посты.

Как только мужчина уходит, я поворачиваюсь к Казу. Меня так и тянет вновь посмотреть на него. Его глаза больше не горят, но в них все еще теплится доброжелательность. Ну почему в нем нет и капли жестокости? Это помогло бы мне понять, почему он меня обманывает. И стало бы намного легче его ненавидеть. Или убить.

– Увидимся на празднике, – говорю я, подталкиваемая какой-то необъяснимой потребностью подбодрить его.

Хмурые складки на его лице разглаживаются, брови слегка приподнимаются, а на губах появляется легкая улыбка.

– Слуги принесут тебе платье для фестиваля, – говорит он. – Надеюсь, это никак не оскорбит тебя. Я заказал его недавно, и его никто не носил до тебя. – Он опускает взгляд на нитку жемчуга в своей руке, а затем прячет ее в сундучок и осторожно закрывает крышку. – Я имею в виду, что это платье не связано ни с какими ожиданиями.

Вот только вряд ли это так, даже если ему этого хочется. Там, где существует привязанность, есть и ожидания.

– Если это так, то я с радостью надену его, – отвечаю я, стараясь соблюдать тонкую грань вежливости, но при этом не давать ложных надежд.

А еще защитить свое сердце, сохранив его для Бастьена.

Мои слова вызывают у Каза искреннюю улыбку, и я тут же отвожу взгляд, чтобы не начать любоваться ямочками на его щеках. А затем выскакиваю из комнаты на своем костыле.

«Это всего лишь платье, Аилесса. Никаких ложных надежд. Никаких ожиданий».

3. Бастьен

Я не могу перестать пялиться на одну из служанок в большом зале. Это ее волосы. С рыжиной. Далеко не идеальный оттенок каштановых волос Аилессы. Вдобавок такие же длинные и волнистые, как у нее. А когда девушка время от времени переходит в места, куда не дотягивается свет от массивной люстры, то ее волосы кажутся немного темнее. Прям как сейчас. И если не вглядываться, то можно решить, что я смотрю на…

– Всем остановиться!

Я резко втягиваю воздух. Мимо моего укрытия проходит мужчина, вынуждая меня отодвинуться от края гобелена в закуток между тканью и стеной. Если бы мужчина не нес в руках ящик, закрывавший его лицо, то он бы точно заметил мою высунувшуюся голову.

Я прижимаюсь спиной к прохладным камням. А затем разминаю сжатые в кулаки пальцы. Торчу здесь уже довольно долго, выжидая подходящего момента, чтобы прокрасться к дереву в горшке, куда Сабина кинула костяной нож. Но большой зал наполнен слугами, готовящимися к первому фестивалю Ла Льезон.

– У нас чрезвычайная ситуация! – заявляет мужчина.

Бам. Он с грохотом ставит ящик на стол.

– Вы только посмотрите. Это свечи из жира, а не пчелиного воска. – Он замолкает на мгновение, ожидая возмущенных вздохов. Но вокруг царит тишина. – Видимо, свечник не получил наш заказ, а все магазины Довра закрыты на праздник. – Он вновь замолкает, постукивая ногой по полу. – Неужели мы позволим, чтобы дымящиеся свечи испортили первый фестиваль, на котором будет присутствовать Его Королевское Величество, и оскорбим особого гостя принца?

«Особого гостя»? Я едва сдерживаю усмешку. Это так Казимир называет свою любимую пленницу? Представляю, как Аилесса сидит рядом с ним сегодня вечером и вокруг ее лодыжки обвивается цепь, приковавшая ее к стулу. А затем в памяти вспыхивает другой образ: Аилесса в катакомбах со связанными веревкой руками и ногами. Связанными мной. Внутри все переворачивается. Да, я тоже похитил ее, но при этом считал, что она бессердечная убийца. И никогда не притворялся, будто спасаю ее, как это сделал принц.

– Ответ «нет», – продолжает мужчина. Видимо, он дворецкий. – И вот как мы спасемся из этой ситуации. Вы обыщете замок и осмотрите все канделябры, фонари и подсвечники, выискивая любые свечи из пчелиного воска. Забирайте их, даже если они уже зажжены. Самые высокие из них мы установим на главном столе, а остальные используем для других мест. – Он дважды хлопает в ладоши. – Что стоите? Поторопитесь!

Слышится топот ног. И шепотки десятка собравшихся слуг стихают, когда они разбегаются в разные стороны. А затем, судя по решительным шагам, дворецкий следует за ними.

Теперь у меня появился шанс.

Я выскальзываю из-за гобелена и осматриваю зал, чтобы убедиться, что все разошлись, и бросаюсь к дереву в горшке, стоящему у другой стены. К счастью, поблизости нет гвардейцев. Казимир приказал им обыскать замок на случай, если Сабина пришла не одна.

Сабина. Я невольно стискиваю зубы. Почему она сбежала так внезапно? Она же с легкостью могла отбиться от принца и его людей. Могла бы просто отвлечь их, а я бы за это время освободил Аилессу. Но теперь мне придется все делать самому – после того, как Аилесса убьет Казимира.

Я достаю костяной нож из дерева в горшке и, развернувшись, шагаю обратно. В коридор, который ведет к лестнице на третий этаж. Сабина должна была проверить королевские покои, а я планировал обыскать темницу, но судя по сказанному Казимиром – что он хочет, чтобы слуги добавили полевых цветов для Аилессы, – предполагаю, он держит ее в одной из лучших комнат Бо Пале. Но вряд ли стоит считать принца заботливым, скорее, он манипулирует Аилессой.

Впереди появляется лестница – с массивными ступенями из известняка, с мраморными столбиками и железными перилами. Ее покрывает бархатная дорожка цвета лесной зелени. Наверное, на деньги, которые отдали за нее, можно было бы целый месяц кормить всех беспризорников Довра.

Я быстро поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Колотая рана пульсирует в боку, но я не замедляюсь. Скоро должны вернуться гвардейцы и…

Парень-слуга с взъерошенными волосами появляется из-за угла следующего пролета. С виду он младше меня года на три, ему четырнадцать или пятнадцать, а его руки заняты пятью восковыми свечами. Парнишка внимательно смотрит себе под ноги, лениво напевая что-то себе под нос.

А я замираю на восьми ступенях ниже, сжимая в кулаке костяной нож. Дергаю рукой, чтобы скрыть это. Но уже слишком поздно. Парнишка поднимает глаза. Они карего цвета с легкой рыжинкой, всего на оттенок темнее, чем у Аилессы. Я вижу ее в каждом встречном. Но ее лицо не побледнело бы при виде вооруженного незнакомца. Она бы на месте парнишки разозлилась. А затем встала бы в защитную стойку и приготовилась дать отпор.

– Я не сделаю тебе больно, – говорю я. – Просто не…

– Помогите! – кричит он во всю силу своих легких.

– …кричи.

Мои плечи опускаются. Громкие голоса и топот сапог эхом доносятся сверху из коридора внизу.

Merde.

Я перескакиваю последние ступени до парнишки. А он швыряет в меня две свечи.

– Ай! – вскрикиваю я, когда третья отскакивает от моего лба. – Перестань!

Я отбиваю четвертую, которая летела мне прямо в глаз. А затем преодолеваю последние три ступеньки и пытаюсь схватить его. Парнишка пытается отбиться от меня последней свечой, но я вырываю ее из его рук и выбрасываю с лестницы.

– Помогите! – снова кричит он.

– Да замолчи ты. – Я прижимаю его к стене и подношу костяной нож к его горлу. – Я же сказал, что не сделаю тебе больно.

Придется взять его в заложники. На какое-то время. Только так я смогу скрыться от гвардейцев.

Парнишку сильно трясет. Он худой и хрупкий на вид. И даже не пытался дать мне отпор, потому что просто не знает, как это сделать.

Стук гвардейских сапог звучит громче. А затем раздаются крики, призывающие доложить принцу Казимиру о произошедшем. Парнишка тихо хнычет, отчего у него начинают течь сопли.

«Пожалуйста», – одними губами произносит он.

Мышцы на его шее напрягаются, когда он пытается отодвинуться от ножа.

Я покрываюсь потом. Перехватываю рукоятку покрепче. Ладони стали липкими. Нет, я не могу поступить так снова – взять другого человека в плен ради собственной выгоды.

Поэтому опускаю нож. А затем отступаю назад и киваю в сторону.

– Иди.

Мой голос звучит хрипло и грубо. Как теперь освободить Аилессу?

Мальчишка срывается с места и, протиснувшись мимо меня, уносится вниз по лестнице. Навстречу ему выскакивают два гвардейца и, пропустив парнишку, бросаются ко мне. Еще трое спускаются с верхнего пролета.

– Арестуйте вора!

Я поднимаю голову. С третьего этажа замка, перегнувшись через перила, на меня смотрит принц Казимир. Его плечи расправлены, и даже отсюда чувствуется уверенность.

Выхватываю второй нож и просчитываю свои шансы на побег. Они не очень большие, учитывая травмированную спину. Скорее, даже нулевые.

Я быстро прячу костяной нож в ножны, а затем сжимаю второй нож в зубах. И как только первый гвардеец, поднявшийся снизу, протягивает руку, чтобы схватить меня, перепрыгиваю через перила и цепляюсь за них с другой стороны. Носками ботинок я упираюсь в край едва выступающих за перила ступеней, а затем начинаю спускаться вниз так быстро, как только могу.

Но гвардейцы уже бросились за мной.

Увидев, что до пола осталось метра два, я прыгаю. Колотую рану тут же простреливает боль. Но я вытаскиваю нож изо рта и заставляю себя двигаться вперед.

Несусь по коридору в сторону большого зала и к фойе, из которого можно выбраться во внутренний двор и дальше к колодцу замка.

«Прости, Аилесса. – Грудь пронзает острая боль. – Я вернусь за тобой, обещаю».

Надеюсь, в следующий раз ее лучшая подруга не бросит меня, выпрыгнув в витражное окно.

И лучше бы Сабине пережить это падение. До реки очень далеко, в чем я убедился сам, подкравшись к разбитому окну после того, как Казимир с гвардейцами ушли.

Гвардейцы уже догоняют. Я ускоряюсь и уже добрался до первой колонны большого зала. Она обвита гирляндами из полевых цветов, как приказал Казимир, чтобы порадовать Аилессу.

Его слова, сказанные Сабине, звучат у меня в голове: «Аилесса не пленница. Я пригласил ее погостить в замке, и она согласилась». Из горла вырывается смешок, от которого остается горечь во рту. Какой искусный лжец станет королем Южной Галлы.

Я пробегаю мимо второй колонны. И тут из-за нее выскакивает крупный гвардеец, сбивая меня с ног. Я падаю, рука ударяется о каменный пол. Нож вылетает из руки и отлетает на несколько метров в сторону.

Воздух с трудом проникает в легкие. Спина горит. А гвардейцы, которые бежали позади, почти догнали меня. Сбивший меня с ног мужчина подходит ближе.

Похоже, мне не сбежать.

Я пинаю пяткой по голени ближайшего гвардейца и отползаю ко второй колонне. Затем вытаскиваю костяной нож из ножен. Еще один гвардеец хватает меня за левую руку. Но я успеваю засунуть костяной нож под гирлянду у основания колонны. Нельзя, чтобы они забрали его. Он нужен Аилессе, чтобы убить Казимира. Чтобы продолжить жить.

Третий гвардеец дергает меня за воротник. И его толстый кулак летит мне в лицо.

Боль пронзает череп. И мир погружается во тьму.

4. Аилесса

– Жаль, что вам приходится использовать костыль, – передавая мне его и помогая встать, говорит горничная. – И вы не сможете потанцевать сегодня вечером.

Она подводит меня к зеркалу, висящему на одной из стен спальни. И я, сузив глаза, рассматриваю свое отражение. Даже в луже стоячей воды можно разглядеть больше, чем в этом листе полированного серебра, но мне удается различить результат усилий моей горничной: белый порошок на лице, чтобы скрыть многочисленные веснушки, что-то под названием румяна на щеках и восковой бальзам для губ, пахнущий вином, от которого они стали оттенка диких ягод. Единственное, на что я не согласилась, – выщипывание бровей. Когда горничная дернула первый волосок из моих и без того тонких бровей, рефлексы взяли надо мной верх. Я выхватила пинцет у нее из рук и вышвырнула в окно под проливной дождь.

Я наклоняюсь ближе к зеркалу. Мне не нравится, как я выгляжу с побледневшей кожей и подчеркнутыми губами – слишком сильное сходство с суровой красотой матери, – но мне нравится, как горничная уложила волосы. Верхние пряди она собрала в пучок и скрепила зелеными лентами цвета мха, подходящими к моему платью, а нижние закрутила нагретыми щипцами в крупные локоны. У Сабины так волосы вьются от природы.

Сабина…

Меня пронзает острая боль в груди. Нужно найти способ уйти с праздника пораньше. Сабина и famille, наверное, в отчаянии из-за того, что не знают, как переправить души сегодня ночью.

– Мне бы все равно не захотелось танцевать, – отвечаю я горничной и поворачиваюсь спиной к зеркалу.

Танцы символизируют смерть – обряды перехода и кровавые жертвоприношения на мостах под полной луной…

…но танец также напоминал о руках Бастьена на моей талии и бедрах, и как я обводила пальцами его лицо, и насколько мягкими казались его губы. Ни за что не стану портить это воспоминание танцем с другим парнем, даже если он мой amouré.

Горничная цокает языком:

– Вы такая странная, мадемуазель.

Я пожимаю плечами:

– Мне это уже говорили.

В дверь спальни трижды стучат. И горничная едва не подпрыгивает.

– Это, наверное, принц!

Она еще раз поправляет мое платье из парчи и бархата. Ткань плотно обхватывает мои плечи, как платье для обряда посвящения. Не удивлюсь, если Каз специально заказал такой фасон. Он видел меня издалека на Кастельпонте в ночь, когда я играла на костяной флейте… В ночь, когда я решила, что Бастьен мой amouré.

Удовлетворившись мои внешним видом, горничная подходит к двери и приоткрывает ее сантиметров на десять.

– Ваше Высочество. – Она низко приседает в реверансе. – Мадемуазель Аилесса готова сопровождать вас на фестиваль.

Дверь открывается шире, и в проеме возникает Казимир. При виде его я невольно расправляю плечи и выпрямляюсь. «А ну прекрати», – приказываю я своему сердцу. И в очередной раз проклинаю богов за то, что они выбрали для меня настолько красивого amouré.

Каз надел винно-красный камзол, который идеально подходит к моему зеленому платью, его светлые волосы зачесаны назад и скреплены тонким золотым ободком короны. Его взгляд прикован ко мне и медленно скользит по платью, лицу и волосам. Он подходит ко мне, но его движения настолько неуверенные, словно Казимир шагает по мосту, который может рухнуть в любой момент. Когда между нами остается меньше шага, он берет мою руку и целует тыльную сторону ладони. Щеки опаляет жар, и тут же приходит мысль, что горничная могла не тратить время на румяна.

– Ты прекрасна, – затаив дыхание, говорит Каз.

Мне настолько приятно, что даже пальцы на ногах поджимаются. А сердце вновь начинает биться быстрее.

– Уже не терпится? – спрашиваю я, а увидев, как он хмурит брови, добавляю: – Попасть на фестиваль.

Поскорей бы покончить с этим праздником и вновь отправиться на поиски моих костей благодати.

– Да, конечно. – Он расплывается в улыбке. – Не терпится. Идем?

Он протягивает руку. Вот только как принять ее, не выронив костыль? К тому же мне не хочется виснуть на нем весь вечер. Поэтому я упрямо ковыляю вперед.

Мы выходим из комнаты, минуем коридор и, наконец, оказываемся у начала лестницы, которая ведет на нижний этаж. Дождь барабанит по стеклам, а я смотрю на обшитые бархатом ступени внизу. Кажется, они тянутся на километр, не меньше. Будь проклята моя сломанная нога.

Каз склоняет голову набок и смотрит на меня.

– Позволишь мне спустить тебя на руках?

Я широко распахиваю глаза:

– Нет, конечно!

– Тебе следует поберечь свои силы для праздника.

– А сколько их потребуется, чтобы сидеть на стуле и ужинать?

– Мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовала себя уставшей, когда встретишься с моим отцом.

– Я в порядке. – Я ставлю костыль на первую ступеньку и спрыгиваю на нее.

– И вполне способна…

Я подаюсь вперед. Merde. Костыль цепляется за юбку платья.

Но едва я смирилась с мыслью, что упаду и сломаю себе что-нибудь еще, как Каз подхватывает меня на руки. У меня перехватывает дыхание, а наши взгляды встречаются. И я все еще пытаюсь прийти в себя оттого, что едва не упала.

– Осторожней, – ухмыляется Казимир. – Эта лестница печально известна тем, что на ней часто выворачивают лодыжки.

Он подзывает слугу, передает ему костыль, а затем начинает спускаться вниз.

Я невольно напрягаюсь и стискиваю челюсти, а все потому, что не могу перестать думать о подвеске в форме полумесяца. Окажись у меня на шее кость благодати горного козла, я бы не была такой неуклюжей. А обладала бы ловкостью, чувством равновесия и даже изяществом.

Я найду, куда Каз спрятал мои кости благодати. Может, они в большом зале, в самой гуще праздника? Например, под троном – там, где, по мнению Казимира, я не осмелюсь их искать.

– Мы с отцом уже не раз говорили о тебе, – рассказывает он. – И я бы уже давно вас познакомил, но он не хочет, чтобы ваша первая встреча прошла у его постели. Слава богам, сегодня отец чувствует себя лучше.

Его слова пролетают мимо ушей. А все потому, что я прислушиваюсь к биению его сердца рядом с моим плечом. Наверное, настоящая причина, по которой я еще не сбежала из замка, заключается в следующем: мне хорошо известно, что необходимо для этого сделать. Убить Казимира. Остановить стук его сердца.

– Ты знала, что из всех праздников больше всего мама любила Ла Льезон? – говорит Каз, уверенно шагая по ступеням.

Может, не обязательно использовать ритуальный нож? И подойдет любой клинок? На поясе Казимира висит украшенный драгоценными камнями кинжал. Неужели я не смогу незаметно вытащить его и завершить обряд?

– Боюсь, сегодня вечером в замке соберется не так много гостей, но когда мама была жива, она открывала ворота для всех, кто хотел побывать на первом фестивале. И предлагала им булочки вместе с засахаренным миндалем.

Его слова подталкивают меня к новым размышлениям. И я вдруг представляю, как прекрасные серо-голубые глаза королевы Элианы, доставшиеся в наследство ее сыну, расширяются от ужаса при виде истекающего кровью Казимира, будь она сейчас жива. А затем к ее образу добавляется король Дюранд. Хватил бы его удар, узнай он о смерти своего сына? Неужели я невольно стану и его убийцей?

– Танцы продолжались всю ночь. И отец всегда танцевал первый и последний танец с мамой. Когда они выходили в центр зала, все зачарованно смотрели на них.

А вдруг я не смогу убить Казимира? Согласившись остаться здесь, я пообещала себе, что сохраню ему жизнь. Но если я не закончу ритуала, то предам Бастьена. Что он воспримет не лучше, чем убийство своего отца.

– Конечно, к тому моменту мне уже следовало спать в своей кровати, но я выскальзывал из комнаты и прятался под банкетным столом. – Каз смеется. – Я объедался глазированными булочками и шпионил за гостями. А еще улыбался, видя, как улыбается мама. Она никогда не выглядела более счастливой, чем в ночь первого фестиваля.

Мы уже добрались до последнего пролета. А я давно расслабилась в его объятиях, зачарованно слушая рассказ о любящей семье, мирно живущей вместе. Сабина вполне бы могла жить так, но не Одива, и мне, наверное, это бы не удалось. Кажется, я больше похожа на свою гордую мать, чем на чуткую сестру.

Каз замедляется на последних ступенях.

– Мне бы хотелось, чтобы ты посмотрела на фестиваль, каким он был тогда. Сегодняшний пир не покажет и сотой доли того веселья.

– Уверена, все пройдет чудесно. – Слова слетают с моих губ до того, как удается их остановить.

Но Казимир радуется этой похвале, вновь демонстрируя ямочку на правой щеке. И мое сердце вновь пускается вскачь.

– Отец сегодня участвует в праздновании… а скоро там будешь и ты. И это все, что действительно имеет значение.

Веселая музыка разносится по главному коридору из большого зала. И я поворачиваю голову в ту сторону, ненадолго отбросив мысли о костях благодати и роковой связи наших душ.

– Танцы уже начались? – с любопытством рассматривая гостей, спрашиваю я.

Мне доводилось танцевать только danse de l’amant[2]. Но похож ли он на другие танцы?

– Боюсь, что да. – Каз спускается с последней ступени. – Как и сам праздник. Надеюсь, ты простишь меня за то, что я привел тебя так поздно. Застолье всегда казалось мне самой скучной частью фестиваля, и мне не хотелось утомлять тебя. Мы пропустили лишь приветствия гостей, во время которых все дворяне подходят поздороваться с королем. Зато нам не придется слоняться по залу в ожидании, когда он сможет с нами поговорить.

Каз аккуратно опускает меня на ноги. И слуга, который нес мой костыль, тут же протягивает его. Я неохотно забираю его и, балансируя на одной ноге, смотрю на длинный коридор.

– Что случилось? – спрашивает Казимир.

Я поворачиваюсь к нему и обвожу взглядом с ног до головы. Несмотря на то что Каз спустил меня на руках по лестнице с третьего этажа, у него даже дыхание не сбилось. Во всяком случае, он выглядит бодрым. На его щеках сияет здоровый румянец, плечи расправлены, а спина прямая. Я прикусываю губу.

– Я не стану возражать, если ты понесешь меня и дальше, – тихо говорю я. – Но только до большого зала.

Он слегка приподнимает брови, а на его губах появляется легкая улыбка. Подойдя ко мне, Казимир кладет руку мне на поясницу. От этого прикосновения вспыхивает кожа, и я судорожно втягиваю воздух.

– Жаль, что нам не удастся станцевать вместе первый и последний танец, – кивнув на мой костыль, говорит он. – Но мы можем считать это нашим танцем.

И, не дожидаясь моего ответа, он вновь подхватывает меня на руки. Я передаю свой костыль слуге.

– А что делать мне? – спрашиваю я с дразнящей улыбкой, стараясь поддержать возникшую между нами легкость в общении. – Разве для танца не требуются усилия двух партнеров?

Каз не сводит глаз с моих губ, словно хочет поцеловать меня, но я этого точно не допущу. Я и на этот «танец» согласилась лишь потому, что его и танцем-то не назвать.

– Верно. – Он уверенно шагает по коридору.

– Ну, мои руки свободны. – Со смешком говорю я. – Может, мне помахать ими в воздухе?

Я плавно покачиваю руками из стороны в сторону в такт музыке.

Казимир смеется:

– Да, просто идеально.

– Что еще мне сделать?

В этот раз ямочки появляются на обеих щеках.

– Хлопай в ладоши, чтобы я не сбился с ритма.

– Отлично. Не отставай от этого ритма.

Я принимаюсь хлопать в ладоши, то ускоряясь, то замедляясь, стараясь усложнить ему задачу. А Казимир с широкой улыбкой поспевает за мной. Он то бежит вперед, то останавливается, то подпрыгивает на месте. И хотя меня сильно трясет, я не могу перестать смеяться. Бедный слуга с моим костылем плетется за нами, стараясь не отстать и не вырваться вперед.

Мы «танцуем», пока у Каза не заканчиваются силы. Продолжая смеяться, он останавливается в десяти метрах от первой украшенной цветочной гирляндой колонны большого зала, из которого льется свет множества мерцающих свечей.

– Нам нужно успокоиться, – хихикая, шепчу я.

А затем жестом подзываю слугу с костылем. Забрав его, я благодарю слугу, и тот быстро скрывается из виду.

– Кажется, я стала его любимицей, – говорю я.

На лице Каза сияет улыбка, но смех уже стих. И он все еще держит меня на руках. Его взгляд вновь скользит к моим губам. А затем он склоняет голову ниже.

Мой пульс учащается. А нервы натягиваются. На краткий миг внутри просыпается желание узнать, почему боги выбрали его для меня. Почувствовать это в поцелуе. Но стоит прикрыть глаза, как я оказываюсь в совершенно другом месте – не в коридоре, а в туннеле. В объятиях парня с глазами цвета морской волны и темными взъерошенными волосами… парня, который открыл мне свое сердце, хотя должен был ненавидеть меня.

«Аилесса, тебе никогда бы не понадобилось играть для меня песню».

Я поворачиваю голову, не давая Казимиру коснуться губами моих губ. Его дыхание овевает мою щеку, когда он тихо вздыхает и отстраняется.

– Прости, – говорю я, понимая, как сильно он расстроился. – Ты милый и добрый, но…

В коридор из большого зала выходит мужчина. Это Бриан, один из молодых капитанов Казимира. Я увидела его в первый раз на подземном мосту месяц назад. У него такое встревоженное лицо, что Каз поспешно опускает меня на пол. И я тут же опираюсь на свой костыль.

– В замок вновь проникли незваные гости?

Казимир проходит немного вперед, чтобы поговорить со своим капитаном наедине, но в гулком коридоре каждое его слово подхватывается эхом.

Бриан качает головой:

– Дело не в этом, Ваше Высочество. Как друг, я решил вас предупредить до того, как вы зайдете в зал.

– Предупредить о чем?

Вздохнув, Бриан проводит рукой по своим коротким волосам:

– Ваш отец… он не смог присутствовать на празднике.

– Ему стало хуже? – Каз невольно напрягается.

– Нет. Я разговаривал с его лакеем. Судя по всему, приняв ванну и одевшись к сегодняшнему вечеру, он почувствовал слабость и едва мог стоять на ногах. Врач настоял, чтобы он отдохнул еще несколько дней.

– Хорошо, – выдавил Каз спустя несколько секунд.

От вида его поникших плеч и опущенной головы у меня сжимается сердце. Больше всего на свете он хотел порадовать своего отца сегодня вечером. И я понимаю его разочарование. Мне всегда хотелось угодить матери – и почти никогда не удавалось это сделать. Но думаю, Каз расстроился намного сильнее. Ведь он искренне верил, что его отец идет на поправку.

– Но зато с уверенностью могу сказать, что злоумышленников больше нет, – говорит Бриан, пытаясь хоть немного утешить друга. – Мы не обнаружили никого, кроме вора.

Сердце сбивается с ритма.

– Вора? – Опираясь на костыль, я подхожу ближе. – Какого вора?

Каз напрягается. И не оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

– Не переживайте из-за него, – нервно покосившись на своего принца, отвечает Бриан. – Мы позаботились о нем.

– Что за вор?

Не дождавшись ответа от Казимира, я пристально смотрю на Бриана.

Капитан сглатывает и переводит взгляд на Каза, молча спрашивая разрешения. И тот, вздохнув, кивает.

– Бастьен Кольберт. Но вы можете не волноваться, мадемуазель. Его скоро повесят. Принц приказал запереть его в темнице, – отвечает Бриан, и от его слов у меня едва не подкашиваются колени.

5. Сабина

На дрожащих ногах я веду тридцать три Перевозчицы моей famille