Разрушитель кораблей E-Book

Паоло Бачигалупи

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Für Kinder und Jugendliche
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 804

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Недалекое будущее, темная эпоха земной цивилизации. Юг США — жертва серии стихийных бедствий. Здесь ушли под воду небоскребы; здесь свирепствуют ураганы — «убийцы городов»; здесь во влажной жаре гниют на берегу многочисленные танкеры и сухогрузы. Для подростка по имени Гвоздарь, как и для многих других жителей этой территории катастроф, единственный способ продлить свое убогое и безнадежное существование — каторжный труд, рискованная добыча утиля на погибших судах. Чтобы вырваться из этой преисподней, он готов пойти на любое злодеяние. По крайней мере, сейчас он нисколько не сомневается в этом… В регионе, который теперь называется Затонувшие Города, бушует гражданская война всех против всех — и враждующие армии массово рекрутируют детей, из которых так легко воспитать бесстрашных и беспощадных фанатиков. От этой войны можно скрыться лишь в глухих джунглях, но однажды она доберется и туда — придет по следу порождения генной инженерии, получеловека-полузверя, совершенного убийцы, порвавшего со своей стаей… Заглавный роман из этого сборника удостоен премии «Локус» и премии Майкла Л. Принца.

Leseprobe

18+

Paolo Bacigalupi

SHIP BREAKER

Copyright © 2010 by Paolo Bacigalupi

DROWNED CITIES

Copyright © 2012 by Paolo Bacigalupi

TOOL OF WAR

Copyright © 2017 by Paolo Bacigalupi

Published in agreement with the author, c/o BAROR INTERNATIONAL, INC.,

Armonk, New York, U.S.A.

All rights reserved

Перевод с английского Ирины Нечаевой

Серийное оформление Виктории Манацковой

Оформление обложки Ильи Кучмы

Бачигалупи П.

Разрушитель кораблей : романы / Паоло Бачигалупи ; пер. с англ. И. Нечаевой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (Звезды новой фантастики).

ISBN 978-5-389-27163-0

Недалекое будущее, темная эпоха земной цивилизации. Юг США — жертва серии стихийных бедствий. Здесь ушли под воду небоскребы; здесь свирепствуют ураганы — «убийцы городов»; здесь во влажной жаре гниют на берегу многочисленные танкеры и сухогрузы.

Для подростка по имени Гвоздарь, как и для многих других жителей этой территории катастроф, единственный способ продлить свое убогое и безнадежное существование — каторжный труд, рискованная добыча утиля на погибших судах. Чтобы вырваться из этой преисподней, он готов пойти на любое злодеяние. По крайней мере, сейчас он нисколько не сомневается в этом…

В регионе, который теперь называется Затонувшие Города, бушует гражданская война всех против всех — и враждующие армии массово рекрутируют детей, из которых так легко воспитать бесстрашных и беспощадных фанатиков. От этой войны можно скрыться лишь в глухих джунглях, но однажды она доберется и туда — придет по следу порождения генной инженерии, получеловека-полузверя, совершенного убийцы, порвавшего со своей стаей…

Заглавный роман из этого сборника удостоен премии «Локус» и премии Майкла Л. Принца.

© И. А. Нечаева, перевод, 2018, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024Издательство Азбука®

Разрушитель кораблей

Посвящается Арджуну

1

Гвоздарь залез в воздуховод и рванул на себя медный кабель. В воздухе повисли облака древней пыли асбеста и мышиного помета. Гвоздарь пополз дальше, сдергивая кабель с мятой металлической стенки вместе с алюминиевыми скобами. Падая, они звенели, точно монеты, поднесенные Богу-Мусорщику. Гвоздарь аккуратно подобрал все до единого тусклые металлические мешочки и уложил в кожаный мешочек на поясе. Снова дернул кабель, освободив не меньше метра драгоценной меди. Снова заклубилась пыль.

Светодиодная краска, намазанная на лоб, позволяла кое-как разглядеть технические тоннели, составлявшие весь его мир. Грязь и пот жгли глаза, стекали по краям респиратора. Покрытой шрамами рукой он стер соляные разводы — аккуратно, чтобы не стереть краску. Кожа под ней страшно чесалась, доводя до бешенства, но в темноте он нипочем не нашел бы выхода из лабиринта воздуховодов. Поэтому решил потерпеть и огляделся.

Ржавые трубы тянулись вперед, постепенно исчезая в темноте. Преобладали чугунные, но были и стальные. Эти он оставил команде, работающей с тяжестями. Гвоздарь занимался только тем, что полегче — проволокой из меди, алюминия и никеля, стальными скобами, всем тем, что можно снять и вытащить из воздуховода к ожидающим снаружи ребятам.

Гвоздарь повернулся, намереваясь лезть дальше, но вместо этого стукнулся головой о потолок. Эхо разлетелось по коробу воздуховода, будто человек сидел внутри церковного колокола. На голову сыпанула пыль, и он закашлялся: респиратор плохо прилегал к лицу. Чихнул несколько раз; глаза заслезились. Пришлось снять маску, чтобы вытереть лицо. Он снова нацепил респиратор, почти не надеясь, что тот хоть как-то прилипнет к коже.

Респиратор был старенький, еще от отца. Он плохо держался и не подходил по размеру, и под ним все время чесалось. Сбоку на маске виднелась выцветшая надпись: «РАССЧИТАНО НА 40 ЧАСОВ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ». Но заменить ее было нечем ни Гвоздарю, ни кому-либо другому. Хорошо, что вообще удалось обзавестись респиратором, хотя микроволокно уже начало рваться от постоянного мытья в океане.

Ленивка, девчонка из команды, смеялась, когда он это делал, и спрашивала, зачем вообще заморачиваться. Респиратор превращал каторжную работу в тоннелях вообще в адскую, в нем было чудовищно жарко. Какой смысл, спрашивала она. Иногда Гвоздарь думал, что она права. Но мать Пимы наказывала ему и Пиме всегда надевать респиратор. Честно говоря, в морской воде каждый раз оставалось очень много черной грязи. Мать Пимы утверждала, что эта грязь не попала ему в легкие, и он продолжал носить респиратор, едва не задыхаясь при каждом вдохе, втягивая сырой тропический воздух через забитый пылью, мокрый от дыхания фильтр.

— Нашел кабель? — пронеслось эхо по коробу.

Это Ленивка кричала снаружи.

— Почти готово! — Гвоздарь пролез чуть дальше, оторвал еще несколько скоб, освободил еще кусок кабеля. Воздуховод шел вперед, но он решил, что на сегодня хватит. Перепилил кабель зазубренным обухом рабочего ножа.

— Готов! — выкрикнул он.

— В сторону! — донесся ответ.

Кабель пополз прочь, извиваясь и поднимая клубы пыли. В далеком конце лабиринта Ленивка крутила лебедку. Пот блестел у нее на лице, светлые волосы прилипли ко лбу, но она вытягивала кабель наружу, как длинную рисовую лапшу из супа, которым кормили у Ченя.

Ножом Гвоздарь нацарапал символ команды легких грузчиков Бапи там, где он перерезал провод. Тот же спиралеобразный символ был вытатуирован на щеках Гвоздаря, подтверждая его право работать на затонувших судах под руководством Бапи. Гвоздарь достал щепотку сухой краски, плюнул на нее, размешал в ладони и размазал по царапинам на железе. Теперь даже на расстоянии символ тускло фосфоресцировал. Оставшуюся краску истратил, пальцем написав под символом заученное: LC57-1844. Код Бапи. Сейчас на этот участок никто другой не претендует, но пометить территорию всегда полезно.

Гвоздарь собрал остатки алюминиевых скоб и на четвереньках пополз обратно по воздуховоду, стараясь огибать слабые места, где металл ни на что не опирался. Торопясь к выходу, он вслушивался в эхо собственных движений, в стук и звон стали. Всеми органами чувств пытался уловить признаки того, что воздуховод готов обрушиться.

В свете маленького светодиода он видел комья в тех местах, где медные кабели сняли еще до него. На дне валялись высохшие крысиные тушки и гнезда. Даже тут, в брюхе старого нефтяного танкера, обитали крысы, но эти уже давно подохли. Попадались и другие кости, мелкие, скорее всего кошачьи, и останки птиц. Перья и пух плавали в воздухе. Здесь, так близко к выходу, туннели служили кладбищем для самых разных тварей.

Впереди вспыхнул солнечный свет. Гвоздарь прищурился и пополз к нему. Наверное, так выглядит возрождение в культе Жизни — ты просто пытаешься добраться до сияющего света. С этой мыслью он вывалился наружу, на раскаленную стальную палубу. Сорвал с головы респиратор и принялся хватать ртом воздух.

Светило тропическое солнце, и дул соленый океанский ветер. Вокруг грохотали кувалды — люди толпами лазали по древнему танкеру, разбирали его на части. Команды, работающие с тяжелым утилем, срезали куски обшивки ацетиленовыми резаками и сбрасывали их на песок пляжа. Листы летели как огромные пальмовые листья. Другие подбирали их внизу и оттаскивали за линию прилива. Легкие утильщики, такие как команда Гвоздаря, собирали мелкие детали, медь, алюминий, латунь, никель и сталь. Кто-то искал незатопленные карманы, где сохранились драгоценные нефть и масло, и вычерпывал их ведрами. Этот муравейник намеревался содрать с корабельного скелета все, что могло пригодиться в новом мире.

— Долго возился, — заметила Ленивка.

Она стукнула по фиксаторам катушки, отцепляя ее от оси. Светлая кожа блестела под солнцем, татуировки на раскрасневшихся щеках казались почти черными. По шее стекал пот. Светлые волосы она стригла почти так же коротко, как и Гвоздарь, чтобы не попадали в щели и не наматывались на вращающиеся шестерни.

— Мы глубоко залезли, — пояснил Гвоздарь. — Проводов полно, но добираться до них долго.

— У тебя всегда есть оправдание.

— Хватит ныть. Норму сделаем.

— Неплохо бы, — сказала Ленивка. — Бапи говорит, еще одна команда купила права на работу здесь.

— Кто бы мог подумать, — скривился Гвоздарь.

— Ага. И так все было слишком хорошо. Помогай.

Гвоздарь подошел к лебедке с другой стороны. Кряхтя, они сняли катушку, оттащили ее в сторону и с грохотом уронили на ржавую палубу. Плечом к плечу, сжав зубы, покатили, изо всех сил упираясь ногами.

Раскаленная палуба жгла босые ступни Гвоздаря. Судно кренилось, и толкать катушку вверх было тяжело, но под общими усилиями двух ребят медленно продвигалась, хрустя облупившейся краской и грохоча расшатавшимся настилом.

С палубы было хорошо видно, как далеко протянулся Брайт-Сэндз-Бич. Широкая полоса песка, испещренная черной жирной грязью и лужами морской воды. Тут и там виднелись полуразобранные танкеры и сухогрузы. Некоторые выглядели совсем целыми, как будто безумные капитаны только вчера выбросили своих километровых подопечных на песок и просто ушли. От некоторых судов остались только ржавые железные каркасы, они высились над берегом, словно огромные рыбьи костяки: тут рубка, там кубрик, а дальше задранный в небо нос.

Как будто Бог-Мусорщик прошелся здесь, размахивая ножом, кромсая железных исполинов и беззаботно отбрасывая в сторону куски. И каждое мертвое чудище облепили, точно мухи, утильщики вроде Гвоздаря. Охотники за железным мясом и костями. Они раздирали плоть прежнего мира, чтобы сложить добычу на весы и отправить в горящие круглые сутки печи «Лоусон и Карлсон», компании, делавшей деньги на поте и крови судовых утильщиков.

Гвоздарь и Ленивка на мгновение остановились, тяжело дыша и опираясь на тяжелую катушку. Гвоздарь вытер пот, стекавший в глаза. Далеко на горизонте черная маслянистая поверхность океана становилась синей, отражала солнце и небо. Белели барашки на волнах. Над берегом висел дым постоянно работавших очагов, но вдали, за дымом, он различал паруса. Новые клиперы. Они пришли на смену огромным развалинам, когда-то пожиравшим уголь и нефть. Тем самым, которые жители Брайт-Сэндз-Бич разбирали на куски сутки напролет. Белые, как чаячье крыло, паруса, углепластиковый корпус. Быстрее этих судов разве что поезда на магнитной подушке.

Гвоздарь проводил взглядом клипер, рассекающий волны, изящный, быстрый, совершенно недоступный. Может быть, медный провод, намотанный сегодня на катушку, рано или поздно окажется на таком судне. Сначала медь отвезут поездом в Орлеан, потом погрузят в трюм грузового парусника и перевезут за океан, к людям и государствам, способным платить за ее добычу.

У Бапи был настенный календарь с клипером компании «Лайбскинд, Браун и Моханрадж». Высотные паруса вздымались так высоко, что, по утверждению Бапи, достигали самых сильных ветров и несли судно по Тихому океану со скоростью свыше пятидесяти пяти узлов; подводные крылья разбрасывали в стороны пену и соленые брызги. Через океан, в Африку и Индию, к европейцам и японцам.

Гвоздарь жадно смотрел на паруса, размышляя о тех краях, куда идет это судно. Лучше ли там, чем здесь?

— Гвоздарь! Ленивка! Где вы, мать вашу?

Гвоздарь дернулся, услышав свое имя. С нижней палубы раздраженно махала рукой Пима.

— Мы вас тут ждем!

— Командирша на палубе, — буркнула Ленивка.

Гвоздарь скорчил гримасу. Пима была старше всех и постоянно командовала. Они давно дружат, но даже это не спасет Гвоздаря, если норма не будет выполнена.

Ребята снова взялись за катушку и, кряхтя, покатили по истерзанной палубе к примитивному крану. Прицепили ржавые крюки, схватились за трос и запрыгнули на катушку, которая медленно спускалась на нижнюю палубу, раскачиваясь и крутясь.

Внизу их сразу окружили Пима и остальные члены команды. Отцепили катушку и покатили в нос судна, к площадке для чистки проводов. Повсюду валялись куски изоляции и аккуратные мотки меди, помеченные причудливым знаком команды Бапи — тем же, что красовался у них на щеках.

Быстро поделив между собой добытый Гвоздарем кабель, команда принялась его зачищать. Работали быстро: дело было знакомое, и все давно притерлись друг к другу. Пима, начальница, ростом выше всех, уже похожая на взрослую женщину, черная, как нефть, и крепкая, как железо. Ленивка, бледная, тощая и голенастая, с грязными светлыми патлами, вечно обгоревшая на солнце. Следующий кандидат на работу в тоннелях — когда-нибудь Гвоздарь вырастет слишком большим для них. Лунная Девочка с кожей цвета бурого риса. Лишившись потаскухи-мамаши в последнюю эпидемию малярии, она работала упорнее всех в команде, потому что не видела альтернатив этой работе. В ушах, губах и носу у нее сидели куски стальной проволоки — продырявила себя в надежде, что никто не захочет ее так, как хотели ее мать. Близорукий Тик-Ток, который постоянно щурился. Такой же черный, как Пима, но вовсе не такой же умный, довольно проворный, если ему объяснить, что делать, и неутомимый. Жемчужный, индиец, который рассказывал товарищам сказки про Шиву, Кали и Кришну. Ему здорово повезло — у него были отец и мать, работали в той команде, что собирала нефть. Был он черноволосый, смуглый, а на руке не хватало трех пальцев, которые попали в лебедку.

Ну и Гвоздарь. Некоторые, например Жемчужный, знали, кто они и откуда. Пима знала, что ее мать родом с одного из крайних островов на той стороне Залива. Жемчужный рассказывал всем подряд, что он самый настоящий марвари из Индии. Даже Ленивка утверждала, что она из ирландцев. А Гвоздарь понятия не имел, кто он по крови. Половинка того, четвертинка сего, смуглая кожа, черные волосы, как у покойной матери, но голубые глаза, как у отца.

В свое время Жемчужный посмотрел в бледные глаза Гвоздаря и назвал его отродьем демонов. Но он вечно что-нибудь такое выдавал. Сказал, что Пима — инкарнация Кали, поэтому у нее черная кожа и поэтому она так злится, если не выполнена норма. В общем, Гвоздарь унаследовал от отца глаза и худощавую фигуру, а в том, что Ричард Лопес — демон во плоти, ни у кого не было сомнений. Трезвый, он внушал страх, пьяный же превращался в чудовище.

Гвоздарь отмотал кусок кабеля и сел на раскаленную палубу. Подцепил провод пассатижами и содрал изоляцию, обнажив блестящую медь.

И еще раз. И еще.

Пима сидела над другим куском кабеля.

— Ты в этот раз долго.

— Рядом уже ничего нет, — пожал плечами Гвоздарь, — пришлось лезть дальше.

— Ты всегда так говоришь.

— Сама не хочешь туда слазать?

— Я слазаю, — вызвалась Ленивка.

Гвоздарь мрачно посмотрел на нее, а Жемчужный фыркнул.

— Ты же не получеловек, у тебя нет чутья. Потеряешься, как Малыш Джексон, и останемся без хабара.

Ленивка сделала неприличный жест:

— Заткнись, Жемчужный. Я никогда не теряюсь.

— Даже в темноте? Когда все воздуховоды похожи друг на друга? — Жемчужный сплюнул за борт, но не доплюнул и попал в леер. — Люди на «Дип Блю III» несколько дней слушали, как Малыш Джексон звал на помощь. Но так и не нашли его. Мелкий говнюк помер от жажды.

— Хреновая смерть, — заметил Тик-Ток. — От жажды. В темноте. В одиночестве.

— Заткнитесь оба, — потребовала Лунная Девочка. — Хотите, чтобы мертвые вас услышали?

— Просто говорим, что Гвоздарь всегда норму делает, — пожал плечами Жемчужный.

— Да я в двадцать раз больше принесу. — Ленивка пригладила мокрые от пота волосы.

— Ну, вперед, — рассмеялся Гвоздарь. — Посмотрим, вылезешь ли живой.

— Если уж ты целую катушку добыл...

— Тебе потруднее будет.

Пима ткнула Гвоздаря в плечо:

— Я вообще серьезно. Мы ничего не делали, пока тебя ждали.

— Я норму выполняю. — Гвоздарь смотрел ей в глаза. — Не нравится — сама попробуй.

Пима сердито поджала губы. Предложение не имело смысла. Она выросла слишком большой, и шрамы на спине, локтях и коленях убедительно это доказывали. С легким утилем работают только субтильные. Большинство перерастает эту возможность годам к пятнадцати, даже если специально голодать, чтобы оставаться поменьше. Если бы Пима не умела руководить, она бы уже давно побиралась на берегу. А так у нее есть еще годик, чтобы окрепнуть и найти себе место в команде тяжелых утильщиков, оставив позади сотни других желающих. Ее время уходит, и это знают все.

— Не будь твой папаша таким тощим, ты бы не выпендривался, — проворчала Пима.

— Ну, хоть за что-то я могу сказать ему спасибо.

Если судить по отцу, то Гвоздарь никогда не вырастет. Возможно, будет очень ловким и сильным, но все равно маленьким. Отец Тик-Тока говорил, что они все не вырастут большими, потому что им не хватает калорий. Говорил, что люди в приморском Бостоне высокие. У них достаточно денег и еды, они никогда не голодают. Вырастают большими и даже толстеют.

Гвоздарь очень часто ощущал, как живот прилипает к спине. Он не знал, каково это — иметь еды вдоволь. Не просыпаться среди ночи оттого, что жуешь собственные губы и воображаешь, будто ешь мясо. Но это все глупости, конечно. Приморский Бостон — это примерно то же самое, что «христианский рай» или легкая жизнь, которую подарит Бог-Мусорщик, если заодно с твоим телом сожгут правильную жертву, когда ты окажешься на его весах.

В любом случае, чтобы туда попасть, надо умереть.

Работа шла своим чередом. Гвоздарь зачищал кабель, кидая куски изоляции за борт. Палило солнце. Кожа сверкала от пота; соленая влага пропитывала волосы и стекала в глаза; руки стали скользкими; татуировки сверкали на раскрасневшихся щеках. Какое-то время ребята болтали и шутили, но постепенно затихли и вошли в ритм. Росли кучки меди, готовые отправиться к любому, у кого хватит на них денег.

— Босс идет!

Кричали снизу, от кромки воды.

Сгорбившись над работой, будто очень заняты, все напряженно ждали, кто поднимется на борт. Если это чужой босс, можно расслабиться...

Бапи.

Гвоздарь скривился, увидев пыхтящего босса. Черные волосы блестели от пота, живот мешал лазать, но, поскольку дело касалось денег, мудила справился.

Привалившись к борту, Бапи переводил дыхание. Майка, которую он носил на работе, потемнела от пота. Она была заляпана желтым и коричневым — от карри или сандвича. При виде этих пятен Гвоздарь осознал, как сильно голоден, но еды до вечера не предвиделось, так что не было смысла думать о том, чем Бапи никогда не поделится.

Быстрые темные глазки Бапи оглядели команду, выискивая признаки лени и несерьезного отношения к норме сбора утиля. Никто не халявил, но под взглядом босса все стали работать еще быстрее, доказывая, что не зря занимают место в команде. Бапи сам когда-то промышлял этим же, так что знал все подходы и уловки. Это и делало его таким опасным.

— Что нашли? — спросил он у Пимы.

Та подняла голову, сощурилась на солнце.

— Медь. Много. Гвоздарь отыскал воздуховоды, до которых не добралась команда Красотки.

Бапи ухмыльнулся, блеснув белыми зубами с дырой посередине: резцы ему выбили в драке.

— Сколько?

Пима кивнула Гвоздарю.

— Килограммов сто — сто двадцать, — сказал он. — И там еще есть.

— М-да? Ну, тогда давайте вытаскивайте. Не надо возиться с зачисткой. Заберите все, что есть. — Он посмотрел на горизонт. — Из «Лоусон и Карлсон» сообщили, что ожидается сильный шторм. Несколько дней нельзя будет работать на судах. Я хочу, чтобы вы набрали побольше кабеля, а чистить будете на берегу.

Гвоздарь сумел не скривиться, узнав, что ему снова придется лезть во тьму, но Бапи заметил что-то в его лице.

— Чем-то недоволен, Гвоздарь? Хотел спокойно посидеть на жопе, пока штормит? — Босс махнул рукой в сторону лагерей, протянувшихся вдоль кромки джунглей. — Думаешь, я не найду там сотню поганцев на твое место? Тамошние говноеды готовы себе глаз выколоть, лишь бы попасть на судно.

— Никаких проблем, — вмешалась Пима. — Тебе нужен кабель, мы его достанем. — Она выразительно посмотрела на Гвоздаря и добавила: — Мы команда, ты босс. Никаких проблем.

Все послушно закивали. Гвоздарь встал и отдал остатки кабеля Тик-Току.

— Без проблем, босс, — буркнул он.

Бапи прищурился:

— Ты за него ручаешься, Пима? А то ведь я могу резануть его по татуировкам и выкинуть отсюда.

— Он хороший утильщик, — ответила Пима. — Мы опережаем план благодаря ему.

— М-да? — Бапи слегка расслабился. — Ладно, ты главная. Не буду лезть. — Он оглядел Гвоздаря. — Смотри, парень. Я ведь знаю типчиков вроде тебя. Каждый думает, что уж ему-то подфартит. Найдется большой нефтяной карман, и больше ни дня не придется работать. Твой старик был таким же ленивым говнюком, и сам видишь, что с ним стало.

Гвоздарь вдруг разозлился:

— Я о твоем отце ничего не говорил.

Бапи расхохотался.

— Что? Хочешь со мной подраться, парень? Ударить в спину, как попытался бы сделать твой папаша? — Он коснулся ножа. — Пима за тебя ручается. Похоже, ты не понимаешь, какое одолжение она тебе делает.

— Хватит, Гвоздарь, — велела Пима. — Твой отец того не стоит.

Бапи смотрел на них, слегка улыбаясь и не убирая руку с ножа. У него были все козыри, и оба это знали. Гвоздарь наклонил голову и попытался успокоиться.

— Я принесу кабель, босс. Не проблема.

— Значит, ты умнее, чем твой старик. — Бапи резко кивнул и повернулся к остальным. — Так, у нас мало времени. Если наберете побольше до шторма, с меня бонус. Тут скоро появится еще одна команда. Мы же не оставим ей легкой добычи?

Он по-звериному оскалился, и все закивали.

— Не оставим легкой добычи, — эхом отозвались ребята.

2

Так глубоко в танкер Гвоздарь еще никогда не забирался. В темноте не светились чужие метки, не угадывались чужие следы. Никто не трогал здесь пыль и крысиный помет.

Над головой тянулись аж три медных кабеля. Это удача — назначенную Бапи норму можно выполнить. Но Гвоздарю было не до радости. Забился респиратор, а еще, собираясь лезть в воздуховод, Гвоздарь забыл обновить светящуюся краску на лбу. Теперь вокруг сгущалась темнота, и он горько жалел о спешке.

Он оторвал еще кусок кабеля. Проход делался все уже, а меди становилось все больше. Он двинулся вперед, и короб протестующе затрещал под его весом. Пары бензина обжигали легкие, очень хотелось все бросить и повернуть назад. Если сделает это сейчас, то минут через двадцать выберется наружу и сможет нормально дышать.

А если добыто недостаточно?

Бапи и так его недолюбливает. А Ленивка мечтает занять его место. «Да я в двадцать раз больше принесу». Ее слова так и звенели в ушах.

И это тревожный звонок. Появился конкурент.

И не важно, что Пима за него поручилась. Если Гвоздарь не наберет норму, Бапи перечеркнет ножом его татуировки и даст шанс Ленивке. И Пима ни хрена не сможет с этим поделать. Никого не держат в команде, если он не приносит денег.

Гвоздарь, извиваясь, пополз вперед. Жадные слова Ленивки придавали ему сил, и он все рвал и рвал кабель. Свет почти исчез; выбираться предстоит по сорванному кабелю. Впервые в жизни он испугался, что не найдет обратную дорогу. Танкер гигантский, ломовая лошадь нефтяной эпохи, целый плавучий город. А он забрался в самые кишки.

Когда умирал Малыш Джексон, его так и не смогли найти. Слышали, как он колотит по металлу, зовет на помощь, но не получилось между стенками двойного корпуса добраться на выручку. Через год резали корпус, и мумифицированный труп гаденыша вывалился, как таблетка из пачки. Сухой, точно старый лист, и погрызенный крысами, он даже зашуршал, упав на палубу.

«Не думай о нем. А то еще его призрак явится».

Воздуховод становился все уже, и Гвоздарь задевал стенки плечами. Начало казаться, что он застрял, как пробка в бутылке. Навсегда остался в темноте. Он вытянул руку и сорвал с креплений еще часть кабеля.

Все, пора назад. Найдено более чем достаточно.

Гвоздарь вслепую нацарапал на металле код Бапи ножом, пытаясь застолбить территорию на будущее. Съежился в комок. Прижал колени к подбородку, уперся локтями и спиной в стенки. Начал разворачиваться. Сжался еще плотнее, выдыхая и стараясь не думать о бутылках, пробках и Малыше Джексоне, умиравшем в темноте и одиночестве. Еще сильнее. Поворот. Скрип и треск металла.

Он сумел развернуться и вздохнул с облегчением.

Еще год, и он сделается слишком велик для такой работы, и его место точно займет Ленивка. Может, для своего возраста он и маленький, но любой человек рано или поздно становится чересчур крупным для добычи легкого утиля.

Гвоздарь пополз обратно, сматывая перед собой кабель. Самым громким звуком было его хриплое дыхание под респиратором. Он остановился и ощупал кабель, убеждаясь, что тот никуда не делся и ведет к свету.

«Не паникуй. Ты сам его оторвал. Просто надо ползти, куда он ведет...»

Сзади донеслось шуршание.

Гвоздарь замер, по коже побежали мурашки. Наверняка крыса. Но как-то слишком громко. Пришел другой, непрошеный образ. Малыш Джексон. Гвоздарь в красках представил призрак мертвого мальчика в воздуховоде. Ищет его. Хочет схватить за ногу иссохшими пальцами.

Гвоздарь подавил панику. Дурацкое суеверие. Паранойя — для Лунной Девочки, а не для него. Но он очень испугался. Начал сдвигать в сторону кабель, отчаянно стремясь выбраться к свету и воздуху. Выбраться, обновить краску, вернуться и выяснить, что тут происходит. Хрен с ними, с Ленивкой и Бапи. Ему нужен воздух.

Гвоздарь попытался обогнуть моток кабеля. Короб угрожающе затрещал под тяжестью его тела и добытой меди. Глупо столько набирать. Надо было порезать на куски, и пусть Пима и Ленивка их вытягивают. Но он спешил, поэтому и взял весь. Гвоздарь лез вперед, отодвигая кабель в сторону. Обрадовался, когда стряхнул с ног последний кусок провода.

Короб громко заскрежетал и задрожал.

Гвоздарь замер.

Короб продолжал трещать и дребезжать. Потом просел и наклонился. Кажется, он намерен развалиться. Возня Гвоздаря и дополнительный вес оказались последней каплей.

Гвоздарь лег плашмя, застыл. Сердце колотилось. Он пытался почувствовать, что будет дальше. Треск прекратился. Гвоздарь ждал, прислушиваясь. Снова пополз вперед, осторожно перенося свой вес.

Металл взвизгнул, и короб полетел вниз. Гвоздарь пытался уцепиться за что-нибудь, но мир обрушился. Он схватился за оторванный кабель. Секунду тот держался, и Гвоздарь висел над бездонной ямой. А потом...

«Не хочу как Малыш Джексон! Не хочу как Малыш Джексон! Не хочу...»

Он упал в жидкость, теплую и вязкую. Чернота поглотила его, едва колыхнувшись при этом.

3

Плыви, мудила, плыви, плыви...

Плыви!

Гвоздарь камнем шел ко дну сквозь теплую вонючую жидкость. Как будто он пытался плыть в сыром воздухе, а не в воде. Он старался изо всех сил, но теплая жижа засасывала его вниз.

«Почему я не плыву?»

Он хорошо плавал. Не боялся утонуть в океане даже в большую волну. А сейчас тонул. Рука зацепилась за что-то твердое.

Кабель!

Гвоздарь схватился за него в надежде, что там, наверху, кабель еще за что-то держится.

Тонкий кабель выскальзывал из рук.

Нефть!

Гвоздарь попытался справиться со страхом. В нефти нельзя плыть. Она просто засасывает тебя, как зыбучий песок.

Он намотал кабель на кисть руки, чтобы не соскальзывал. Перестал опускаться и начал вытягивать себя наверх. Легкие горели. Перехватывая кабель руками, он тянулся все выше, сражаясь с желанием сдаться, вдохнуть, наполнить легкие нефтью. Это было бы так просто...

Гвоздарь выскочил на поверхность, как кит из воды. Нефть медленно стекала по лицу. Открыв рот, он попытался вдохнуть.

Не вышло. На лицо что-то давило.

Респиратор!

Гвоздарь сорвал его, глотнул воздуха. Пары бензина обожгли легкие, но он мог дышать. Внутренней стороной маски попытался стереть нефть с глаз. Подложка респиратора осталась чистой, и он протер ею глаза. Их сильно жгло и щипало; потекли слезы. Он быстро заморгал.

Вокруг было очень темно.

Он в нефтяном резервуаре. Может, это дырявый котел, или запасной бак, или... Он понятия не имел, в какой части судна находится. Если ему не повезло по-настоящему, то это один из главных резервуаров. Он еще раз протер глаза и выбросил совершенно бесполезный респиратор. От запаха нефти тошнило. Гвоздарь заставил себя дышать мелко и крепче вцепился в кабель. Нефть разъедала ладони. Где-то далеко грохотали кувалды. Рабочие разбирали судно, не зная, что человек попал в беду.

Руки соскальзывали с кабеля. Гвоздарь отчаянно хватался за него, пытаясь сделать петлю. Над головой предупреждающе заскрежетал короб воздуховода, и стало страшно. Утонуть не давали только несколько тонких жилок, тянущихся высоко наверх. Но скоро провод не выдержит, и Гвоздарь пойдет на дно. В легкие потечет нефть...

«Успокойся, идиот!»

Гвоздарь прикинул, не получится ли плыть, но отбросил эту мысль. Это все игра воображения. Мозг думает, что вокруг вода. Но нефть не такая. Она не поддерживает тело, как бы ты ни старался. Она тебя просто проглотит.

Гвоздарь видел, как один мужик вот так утонул. Он орал и дергался, но совсем недолго. Ушел вниз, прежде чем кто-нибудь успел бросить ему веревку.

«Без паники! Думай».

Гвоздарь вытянул руку в темноте. Пытался нащупать хоть что-нибудь: стену, плавучий мусор, что угодно — лишь бы понять, где он оказался. Но не чувствовал ничего, кроме воздуха и густой нефти. От движения металл наверху снова затрещал. Кабель слегка подался. Гвоздарь задержал дыхание, готовясь к погружению, но кабель снова натянулся.

— Пима! — заорал он.

Эхо заметалось и вернулось очень быстро.

Очень удивившись, Гвоздарь ухватился за кабель крепче. Судя по звуку, тут не так уж и просторно. Стены совсем рядом.

— Пима!

Быстрый ответ эха.

Это не громадный топливный бак. Что-то намного меньше. Приободрившись при мысли о стенах, Гвоздарь снова потянулся вперед, но уже не рукой, а ногой.

С третьей попытки он нащупал пальцами шершавый металл. Какая-то стена и еще что-то... Гвоздарь радостно вздохнул. Тонкая труба вдоль стены. Лишь сантиметр в диаметре, но все лучше, чем обрывок кабеля, зацепившийся за разваливающийся воздуховод.

Сразу же, чтобы не передумать, Гвоздарь ринулся к стене.

От его движения воздуховод наверху затрещал и сломался. Гвоздарь начал погружаться, барахтаясь изо всех сил и пытаясь ухватиться за тонкую трубу. Грязные руки коснулись стены, соскользнули. Но вот он нащупал трубу. Вцепившись в нее пальцами, потянулся к стене. Руки дрожали от напряжения. Нефть вообще не держала тело. Уже чувствуется усталость. Долго он так не протянет.

Гвоздарь быстро пополз вдоль стены в поисках места, где можно ухватиться получше. Если ему повезет, он доберется до лестницы. Но труба внезапно сделала резкий изгиб — здесь она уходила глубоко вниз.

Гвоздарь едва не заплакал. Он умрет прямо тут.

«Не паникуй!»

Если он расплачется, ему конец. Надо думать, а не реветь, точно младенец, но мысли уже путались, как у пьяного. Это из-за паров. Гвоздарь прекрасно понимал, как все кончится. Еще сколько-то времени он будет висеть на трубе, как жук на стене, и вдыхать ядовитый воздух, но скоро ослабеет или потеряет сознание. И утонет.

Неужели ему суждено так глупо умереть? Это ведь даже не основной бак. Просто какая-то ниша, залитая протекшей нефтью. Даже смешно. Лаки Страйк нашел нефтяной карман и на эти деньги купил себе свободу. Гвоздарь тоже нашел карман — но тут ему и придется умереть.

«Я утону в сраных деньгах».

Гвоздарь едва не рассмеялся. Никто не знает точно, сколько нефти нашел и извлек Лаки Страйк. Он действовал тайком, очень долго. Таскал по ведру, пока не накопилось достаточно, чтобы выкупиться и свести с лица татуировки. А оставшегося хватило, чтобы сделаться агентом и продавать места в той самой команде, из которой сумел вырваться. Совсем немного нефти — и столько счастья. А Гвоздарь увяз в этой долбаной нефти по горло.

— Гвоздарь? — донеслось еле слышно издали.

— Ленивка! — Голос Гвоздаря дрогнул от облегчения. — Я здесь! Внизу! Упал!

Он задергался на радостях, и нефть заколыхалась вокруг.

Наверху показалось тускло-зеленое светящееся пятно. Ленивка просунула в дыру свою крысиную мордочку.

— А ты здорово лоханулся.

— Ага. По полной. — Он слабо улыбнулся.

— Меня Пима за тобой послала.

— Скажи ей, что нужна веревка.

Долгая пауза.

— Бапи не согласится.

— Почему?

Снова долгая пауза.

— Ему нужна медь. Он послал меня за медью. Пока шторм не начался.

— Просто брось мне веревку.

— Когда норму сделаю. — Светящееся лицо исчезло. — Пима кого-нибудь отправит, раз уж я тебя нашла.

Гвоздарь скривился:

— Ты лестницу не видишь?

Еще одна долгая пауза. Оба вглядывались в тусклом свете краски с ее лба. Ничего. Ни лестниц, ни дверей. Просто комната с ржавыми стенами, залитая черной жижей.

— Что с тобой? — спросила Ленивка. — Что-то сломал?

Гвоздарь замотал головой, забыв, что Ленивка его почти не видит.

— Я плаваю в нефти. Скажи Бапи, что тут нефти по горло. Тысячи галлонов. Надо только вытащить меня отсюда, и вся нефть его.

Снова пауза.

— Правда? Много?

Гвоздарь в ужасе осознал, что хитрая Ленивка уже все продумала.

— Не воображай, что ты Лаки Страйк.

— Ну у него же получилось, — возразила она.

— Мы команда, — сказал Гвоздарь, стараясь не показать страха. — Скажи Пиме, что здесь нефть. Тайное хранилище. А если не скажешь, буду являться тебе по ночам, как Малыш Джексон, и вообще кишки выпущу.

Молчание. Ленивка задумалась.

Гвоздаря охватила ненависть. Худая голодная девка, примостившаяся наверху, может его убить или выручить. Пусть скажет Бапи, что от спасения Гвоздаря будет какой-то прибыток. Так нет же, сидит там и решает.

— Ленивка? — окликнул он.

— Заткнись. Я думаю.

— Мы команда, — напомнил он. — Мы клялись на крови.

Он понимал, что она считает. Обдумывает все плюсы и минусы, глядя на огромное богатство. На тайный клад, который она сможет использовать позже, если норны и Ржавый Святой будут милостивы. Ему хотелось заорать, схватить Ленивку и стащить вниз. Пусть она тоже поймет, что значит захлебываться в нефти.

Но орать нельзя. Нельзя ее злить. Она нужна ему. Как же убедить ее, чтобы помогла?

— Давай никому не скажем, — предложил он. — Вместе воспользуемся нефтью.

Снова пауза.

— Ты же сам сказал, что плаваешь там. Когда тебя увидят, сразу поймут, что ты нашел нефть.

Гвоздарь скривился. Слишком уж она умная. В этом-то и проблема с девками вроде Ленивки. Слишком они умные и хитрые для него.

— Мы команда, — повторил он, но уже понял, что это бесполезно.

Он слишком хорошо знал Ленивку. Слишком хорошо знал их всех. Они все умирали от голода. Все обсуждали, что будут делать, если найдут нефть. Такое случается редко. Ленивка должна отыграть свой шанс. Другого ей не выпадет.

«Пожалуйста, — взмолился он. — Пожалуйста, пусть она будет доброй, как Пима. Как Пима и ее мама. Пусть она не будет такой, как мой отец. Норны, пусть она не будет такой, как мой отец!»

Голос Ленивки прервал его безмолвную молитву:

— Пима сказала, чтобы я принесла тебе все необходимое. Если найду тебя.

— Ты нашла меня.

— Ну да. Нашла. — Какой-то шорох. — Вот еда и вода.

В зеленом свете фосфоресцирующей краски что-то мелькнуло. С плеском упало в нефть. Гвоздарь едва разглядел бледные тени, которые сразу же начали тонуть. Вытянул руку, не отпуская трубу. Кое-как схватил бутылку с водой, остальное ушло на дно. Вокруг снова сомкнулась тьма. Ленивка исчезла.

— Вот уж спасибо так спасибо! — выкрикнул он, но она не ответила.

Он не мог знать, скажет ли Ленивка Пиме хоть что-нибудь или просто вернется с медью, твердо решив занять его место, а при случае в одиночку присвоить нефть. Бапи она точно ничего не скажет. Бапи просто заявил бы, что нефть — добыча его команды, и забрал бы ее себе.

Они еще долго будут таскать медь, готовясь к шторму. А это значит, что придется ждать часами, даже Пима уже знает, где он.

Цепляясь одной рукой за стену, Гвоздарь скользкими пальцами и зубами открыл пластиковую бутылку. Прополоскал рот, пытаясь избавиться от нефти, и принялся пить жадными глотками. Пока вода не попала в горло, он не сознавал, как сильно хочет пить. Быстро осушив бутылку, зашвырнул ее во мглу. Если он умрет, это все, что от него останется.

Где-то наверху раздались возня и треск.

— Ленивка?

Звуки прекратились, потом начались снова.

— Ленивка, помоги мне!

Зачем он это сказал? Она уже все решила. По ее мнению, он уже труп. Гвоздарь слушал, как она отрывает остатки кабеля. Пальцы слабели, нефть подбиралась к подбородку. Норны, как же он устал. Интересно, Малыша Джексона так же бросила команда? Ну, тогда понятно, почему его нашли только через год. Наверняка беднягу специально оставили умирать.

«Ты не умрешь».

Он врал себе. Он утонет. Если не найдет лестницу. Или дверь.

Внезапно сердце забилось быстрее.

Если нефть залила помещение случайно, значит тут должны быть двери. Но они наверняка внизу. Значит, придется нырять и искать их, рискуя не вынырнуть обратно. Это опасно.

«Ты по-любому утонешь. Ленивка не спасет».

И это была правда. Он недолго вот так провисит, все больше слабея. В какой-то момент пальцы не выдержат.

«Ты уже умер».

Странное дело, от этой мысли он вдруг почувствовал себя непривычно свободным. Ему теперь совершенно нечего терять.

Гвоздарь медленно сползал по стене, пальцами вытянутых ног пытаясь нащупать какой-нибудь выступ. С первой попытки ничего не нашел. Потом опустился пониже, так что нефть залила подбородок. Что-то почувствовал. Запрокинул лицо и сполз еще ниже. Нефть заплескалась у щек, едва не заливая рот и нос.

Металлическая планка.

Гвоздарь ощупал ее пальцами. Кажется, верх дверного проема, притолока. В длину не больше метра. Опора! Гвоздарь смог расслабиться, дать отдых дрожащим ногам. Тонкая полоска металла — а пользы, как от целого дворца.

«Отдыхай, — сказал он себе. — Жди Пиму. Ленивка скажет ей, что ты здесь. Просто жди».

Он безжалостно отбросил надежду. Может, Пима и попыталась бы его спасти, но Ленивка ничего ей не скажет. Он должен полагаться только на себя.

Гвоздарь балансировал на притолоке и не мог решиться.

Жизнь или смерть. Жизнь или смерть.

И он нырнул.

4

В сущности, черная вязкая жижа была ничем не хуже, чем тьма над ней. Спускаясь вдоль двери, Гвоздарь ощупывал ее руками.

Коснулся пальцами штурвала.

Сердце наполнила надежда. Такими замками задраивают герметичные двери, чтобы изолировать отсек при образовании течи в корпусе. Гвоздарь дергал колесо, пытаясь вспомнить, в какую сторону его надо крутить. Оно не поддавалось. Гвоздарь усилием воли подавил страх и снова дернул. Не двигается. А у него заканчивается воздух.

Гвоздарь рванулся к поверхности, оттолкнувшись от штурвала в надежде, что этим сдвинет его. Вынырнул, замахал руками. Чудом успел ухватиться за тонкую трубу, прежде чем погрузился бы снова. Лихорадочно вытер лицо, прочистил нос. Выдохнул через рот, выплевывая нефть. Хватанул вонючего воздуха.

Не открывая глаз, попытался нащупать ногой притолоку. Испугался, что не отыщет дверь, но тут коснулся ржавого металла и смог кое-как встать. С трудом улыбнулся. Дверь с замком — это шанс. Лишь бы повернуть ту круглую штуковину.

Сверху снова донесся скрежет — Ленивка продолжала трудиться.

— Эй! — крикнул Гвоздарь. — А я нашел выход. И я с тобой поквитаюсь.

Движение прекратилось.

— Ты меня слышишь? — разнеслось эхом. — Я отсюда выберусь и найду тебя.

— Да ты что? Может, мне сходить за Пимой? — В голосе звучала насмешка.

Гвоздарю страстно хотелось схватить Ленивку и окунуть с головой в нефть. Но он решил действовать разумно.

— Если сейчас же пойдешь за Пимой, я забуду, что ты хотела меня бросить.

Долгая пауза.

— Все равно уже поздно, — наконец сказала Ленивка. — Я же тебя знаю, Гвоздарь. Ты по-любому скажешь Пиме, меня выгонят из команды и возьмут другого.

Снова пауза.

— Пусть решают норны. Если выберешься, увидимся снаружи. И сможешь отомстить.

Гвоздарь поморщился. Попытаться все равно стоило. Он подумал о двери. Может, она закрыта снаружи? Может, поэтому штурвал не крутится? Может...

«Если она закрыта, ты подохнешь. Нет смысла думать об этом».

Сделав глубокий вдох, он снова нырнул.

На этот раз, имея запас воздуха и представляя, что надо делать, он быстро нащупал штурвал. Уперся ногами в дверную раму. Сначала надо крутануть, а потом дергать на себя. Он снова налег на колесо.

Ничего не выходит.

Навалился изо всех сил, упираясь ногами в стену.

Не движется.

Он просунул руку в штурвал. Воздух заканчивался, но Гвоздарь не собирался сдаваться. Нажал. Снова нажал, сильнее, чувствуя, как металл давит на сгиб локтя. Легкие разрывались.

Штурвал провернулся.

Гвоздарь удвоил усилия. Перед глазами замелькали золотые, синие и красные пятна. Колесо уже крутилось легче. Легкие отчаянно молили о глотке воздуха, но он перебарывал желание оттолкнуться и выскочить на поверхность. Он крутил штурвал все быстрее; легкие угрожали взорваться. Наконец он вынырнул, сходя с ума от возникшей надежды.

Тяжело задышал в темноте. Постарался запастись воздухом.

Нырнул.

Он крутил, крутил и крутил, а легкие горели. Все или ничего. Только бы выбраться. Гвоздарь вцепился в ручку и с ужасом сообразил, что дверь может открываться внутрь. Тогда давление нефти просто не позволит ей сдвинуться...

Дверь распахнулась.

Черный поток подхватил человека, ударил о стену. Гвоздарь сжался в комок, и его понесло дальше. Вокруг шумела нефть. Он стукнулся лбом в металл и от боли едва не открыл рот, но заставил себя сжаться еще сильнее, давая нефтяному потоку тащить себя по коридорам, бить о стены и втискивать в углы, беспомощного, как медуза, выброшенная прибоем на рифы.

Его вынесло наружу.

Желудок судорожно сжался. Гвоздарь падал в пустоту. Он невольно открыл глаза; их обожгло пылающим солнцем и едкой нефтью. Зеркально-гладкий океан, почти белый от солнца. Синие волны, рвущиеся навстречу. Всего секунда, чтобы перевернуться...

Он рухнул в воду. Соленое море поглотило его. Вода и пелена нефти сомкнулись над головой.

Гвоздарь рванулся наверх, отчаянно работая ногами. Вылетел навстречу волнам и солнцу, хватая ртом воздух. Он жадно дышал, наполняя легкие чистым сияющим кислородом, и думал о том, как прекрасна жизнь, которой он едва не лишился.

Из рваной дыры в борту танкера лилась нефть. Оттуда судно выблевало Гвоздаря. Черные струи сырой нефти оставляли на обшивке жирные следы.

Упасть с пятиметровой высоты на мизерную глубину и остаться невредимым? Гвоздарь расхохотался.

— Я жив! — заорал он.

Он кричал и кричал от радости победы и от пережитого ужаса; волны и солнечный свет пьянили его. Люди на берегу оглядывались.

Он поплыл к берегу, смеясь и хмелея. Волны подхватили его и понесли. Он понял, что ему повезло дважды. Если бы не прилив, он бы упал не в воду, а на песок.

Гвоздарь выполз из воды и встал. Ноги дрожали после долгого заплыва, но он стоял на твердой земле, живой. Дико смеялся, глядя на Бапи, Ли, Рэйна и сотни других рабочих, ошеломленно уставившихся на него.

— Я жив! — прокричал он им. — Я жив!

Они ничего не сказали.

Гвоздарь хотел снова закричать, но что-то в их взглядах заставило его опустить глаза.

Морская пена плескалась вокруг его лодыжек. В ней плавали хлопья ржавчины, обрывки проводов, куски изоляции. И его кровь; она стекала по ногам и смешивалась с водой, обагряя ее с каждым ударом его сердца.

5

— Повезло тебе, — сказала мать Пимы. — Мог умереть.

Гвоздарь слишком устал, чтобы разговаривать, но попытался изобразить улыбку:

— И все-таки выжил.

Мать Пимы подняла ржавую железку на уровень его глаз.

— Войди он на дюйм глубже, на берег вынесло бы труп, — серьезно сказала Садна. — Ты везучий. Норны сегодня спасли тебя от смерти. Иначе был бы у нас еще один Малыш Джексон. — Она подала Гвоздарю ржавый нож. — Это твой талисман. Он хотел тебя убить. Почти достал до легкого.

Гвоздарь протянул руку за вещью, едва не умертвившей его, и дернулся от боли в свежих швах.

— Понял? — спросила она. — Сегодня твой день. Норны благоволят тебе.

Гвоздарь покачал головой:

— Я не верю в норн.

Это было произнесено очень тихо, так, чтобы она не услышала. Если норны существуют, то именно они выбрали Гвоздарю в отцы того, кого выбрали, а значит, полагаться на них нельзя. Лучше считать, что все происходит случайно, чем знать, что мир тебя ненавидит. Хорошо верить в норн, если ты Пима, если тебе повезло иметь хорошую маму, а папаше хватило доброты помереть раньше, чем начать тебя бить. Но все остальные? Да вы вокруг поглядите.

Садна внимательно смотрела на Гвоздаря темно-карими глазами.

— Тогда благодари тех богов, которых чтишь. Может, это Ганеша со слоновьей головой, или Иисус Христос, или Ржавый Святой, или дух твоей умершей матери. Но кто-то точно о тебе заботится. Не пренебрегай этим.

Гвоздарь послушно кивнул. Мать Пимы — лучшая из людей, которых он знает. Не хочется ее злить. Эта лачуга из листов пластика, старых досок и пальмовых листьев — самое безопасное место на свете. Здесь он всегда может рассчитывать на пару раков или миску риса, и даже в те дни, когда есть нечего, здесь под взглядом подвешенных на бечевке голубых глаз норн и обшарпанной статуэтки Ржавого Святого ему спокойно. Никто не пытается его избить, зарезать или обворовать. Сила, исходящая от Садны, гонит прочь страх и тревогу.

Гвоздарь осторожно пошевелился, пытаясь понять, как поведут себя промытые и зашитые раны.

— Спасибо, Садна, что заштопала.

— Надеюсь, это не зря, — произнесла мать Пимы, не поднимая глаз. Она мыла в ведре стальные ножи, и вода уже покраснела. — Ты молодой, к бухлу или наркоте не пристрастился. Ну а если пошел в отца, то тебе досталась живучесть Лопесов. Шанс у тебя есть.

— Думаешь, есть заражение?

Садна пожала плечами. Мышцы под футболкой натянулись канатами. Ее черная кожа блестела в свете свечи. Сегодня эта женщина бросила работу, чтобы заняться им. Не выполнила норму из-за Пимы, которая побежала к ней, едва узнав, что парень из ее команды валяется на берегу, а не застрял внутри судна.

— Не стану гадать, Гвоздарь, — сказала мать Пимы. — Ты весь в ссадинах. Кожа защищает нас, но ты плавал в нефти и грязной воде. — Она покачала головой. — Я же не врач.

— Да зачем мне врач? — Гвоздарь решил обратить все в шутку. — Хватит иголки и нитки. Зашей меня, как парус, и буду как новенький.

Она не улыбнулась.

— Следи, чтобы раны оставались чистыми. Если затемпературишь или гной появится, сразу ко мне. Посадим на раны опарышей и посмотрим, поможет ли.

Гвоздарь поморщился, но кивнул под ее жестким взглядом. Рывком сел и спустил ноги на пол, а потом наблюдал, как Садна хлопочет в своей единственной комнатушке. Она унесла в темноту ведро с кровавой водой и вернулась. Встав, он осторожно пошел к выходу. Откинул пластиковый полог, чтобы посмотреть на берег.

Даже ночью трупы судов были хорошо видны. Люди продолжали работать при свете факелов. Огромные силуэты чернели на фоне ярких звезд и полосы Млечного Пути. Факелы мигали, перемещались туда-сюда. Над водой разносился грохот кувалд. Звуки рабочей и праздной суеты успокаивали, воздух привычно вонял углем плавильных печей и морской солью. Красиво.

Гвоздарь до сего дня не понимал этого. Не понимал, пока чуть не умер. Теперь же Брайт-Сэндз-Бич стал лучшим местом в мире. Никак не наглядеться на него, не перестать улыбаться при виде людей, которые просто бродят по песку или жарят на кострах выловленных на мелководье тилапий, слушать музыку и пьяные крики из борделей. Все кажется прекрасным.

Почти таким же прекрасным, как вид Ленивки, которую пинками гоняли по пляжу, пока Гвоздаря зашивали. Казалось, она сейчас разрыдается от жалости к себе. Бапи собственноручно полоснул ей по лицу ножом, выгоняя ее из команды. Она уже никогда не сможет работать на разборке судов, да и в другом месте вряд ли. Нарушившим клятву на крови никто не доверяет.

Гвоздаря удивило, что Ленивка не пыталась оправдаться. Он не собирался ее прощать, но почувствовал уважение, когда она не стала просить снисхождения у Бапи. Все понимали, что произошло. Что сделано — то сделано. Она сделала ставку и проиграла. Такова жизнь. Если Лаки Страйки, а есть Ленивки. Можно подохнуть, как Малыш Джексон, а можно оказаться везучим, как Гвоздарь. Две стороны одной монеты. Подбрасываешь ее в воздух, и она падает на игральный стол и определяет, жить тебе или умереть.

— Это норны, — тихо сказала мама Пимы. — Теперь ты в их власти. Никто не знает, что будет с тобой дальше.

Она смотрела на Гвоздаря со странным выражением, кажется с грустью. Он хотел было спросить, что Садна имеет в виду, но тут в хижину влетела Пима вместе с остальными ребятами из команды.

— Ого! — воскликнула она. — Да вы посмотрите на него! — Она внимательно оглядела раны и швы. — У тебя останутся крутые шрамы, Гвоздарь.

— Шрамы на удачу, — сказала Лунная Девочка. — Это даже лучше татухи с лицом Ржавого Святого. — И протянула бутылку.

— Что это? — спросил Гвоздарь.

— Подарок. — Она пожала плечами. — Сегодня Бог держит тебя на руках, а значит, я тоже стану ближе к Богу.

Гвоздарь улыбнулся и отхлебнул. Пойло оказалось на удивление хорошим.

— Это «Черное легкое», — рассмеялась Пима и добавила шепотом: — Тик-Ток спер. Просто вышел из лапшичной Ченя с бутылкой. Он тупой, конечно, но зато ловкий. — Она потянула Гвоздаря в сторону берега. — Мы костер развели. Пошли напьемся.

— А как работать завтра?

— Бапи говорит, завтра точно будет шторм, — ухмыльнулась Пима. — А зачищать кабели можно и с похмелья.

Команда расселась вокруг костра, и бутылка пошла по кругу. Пима убежала и скоро вернулась с горшком вареного риса и бобов. Снова удивила Гвоздаря, протянув ему зажаренного на палочке голубя.

— Всем хочется быть поближе к Богу и норнам, — ответила она, встретив его недоумевающий взгляд. — Люди видели, как тебя вынесло из судна. Так еще никому не везло.

Он не стал задавать вопросы и жадно впился в мясо зубами. Как хорошо быть живым и вкусно есть.

Они пили и передавали друг другу ржавый нож, который едва не убил Гвоздаря. Прикидывали, как сделать из него талисман, чтобы носить на шее. Выпивка согрела кровь и сделала мир вокруг еще лучше. Он жив. Кожа как будто поет от этого ощущения. Даже боль в спине и плече, там, где вонзился нож, кажется приятной. Гвоздарь побывал на самой грани смерти, и теперь жизнь сияет. Он дернул плечом, наслаждаясь ощущением боли.

Пима, сидевшая напротив, спросила:

— Как думаешь, сможешь завтра работать?

— Да чего там, провода зачищать. — Гвоздарь заставил себя кивнуть.

— А кто будет лазать за кабелем? — спросила Лунная Девочка.

Пима скривилась:

— Я думала, этим займется Ленивка. Но придется взять кого-то на ее место. Опять клясться на крови...

— Много от этого толку? — пробормотал Тик-Ток.

— Ну, некоторые люди все-таки держат слово.

Они посмотрели на пляж, куда выгнали Ленивку. Скоро она начнет голодать, и некому будет ее защитить. Ей нужен кто-то, кто поделится с ней добычей, прикроет ее, когда она не сможет работать. На берегу сложно выжить без команды.

Гвоздарь смотрел в огонь и думал, что такое удача. Одно поспешное решение Ленивки, и вся ее будущность изменилась. Теперь очень мало выбора и все варианты мерзкие. Кровь, боль, отчаяние. Он сделал еще глоток, и показалось, что он ее жалеет, несмотря на то, что она сделала.

— Можем взять Тилу, — предложил Жемчужный. — Она совсем мелкая.

— У нее нога кривая, — сказала Лунная Девочка. — Тила слишком медленная.

— Для нашей команды не слишком.

— Потом решу, — сказала Пима. — Может, Гвоздарь быстро поправится и нам не придется искать замену.

Гвоздарь кисло улыбнулся:

— Или Бапи и меня резанет и продаст мое место. Тогда выбора не останется.

— Через мой труп.

Все промолчали. Слишком хороший вечер, чтобы портить его плохими мыслями. Бапи сделает все, что захочет, но сегодня можно в этом не копаться.

Пима как будто почувствовала сомнения команды.

— Я уже поговорила с Бапи. Гвоздарь пару дней отдохнет за счет нормы босса. Даже Бапи хочет быть поближе к такой удаче.

— Он не разозлился оттого, что я потерял нефть и она достанется другим?

— Ну, есть такое. Но весь кабель вынесло вместе с тобой, и Бапи утешился. У тебя будет время поправиться, Ржавый Святой тому свидетель.

Звучало слишком хорошо, чтобы в это поверить. Гвоздарь еще раз хлебнул из бутылки. Он привык к тому, что обещания взрослых — пустые слова, и не собирался полагаться на них. Придется выйти на работу завтра же и доказать, что от него есть польза. Он осторожно подвигал плечом, мечтая, чтобы оно побыстрее зажило. Пара дней на зачистке проводов будет счастьем. Вообще, если ему в чем и повезло, так это в том, что завтра будет шторм.

С другой стороны, если бы не шторм, он бы вообще не полез в тоннель второй раз за день.

Гвоздарь сделал еще глоток, любуясь берегом. Ночью не видны нефтяные пятна на воде, только серебристые разводы от луны. И где-то далеко редкие красные и зеленые огни фей. Ходовые огни клиперов, пересекающих Залив.

Клиперы безмолвно уходили за горизонт. Скользили так быстро, что огни исчезали за изгибом земли в считаные минуты. Он попытался представить себя на палубе одного из этих судов, подальше от берега и от команды. Свободным и беззаботным.

— Грезишь наяву? — спросила Пима, забирая у него бутылку.

— Сплю почти, — ответил Гвоздарь, кивнув в сторону огней. — Никогда на таких не плавала?

— На клиперах? — переспросила Пима и покачала головой. — Ага, как же. Один видела у причала, с толпой охранников-полулюдей. Чтобы береговая мразь близко не подплыла, — она поморщилась, — собакорылые даже электричество по воде пустили.

Тик-Ток засмеялся.

— Помню, да. Я подплыл, и меня шибануло.

— А нам вытаскивать пришлось тебя, как дохлую рыбу, — скривилась Пима, — и нас тоже задело.

— Ничего бы со мной не случилось.

Лунная Девочка фыркнула:

— Собакорылые тебя бы живьем сожрали. Они всегда так делают. Едят мясо сырым. Прямо зубами рвут. Если бы мы тебя оставили, они бы твоими ребрами в зубах ковырялись.

— Забей. А вот получеловек, который охраняет Лаки Страйка... Как его зовут? — Тик-Ток помолчал, вспоминая. — Пофиг. Я его видел. Клыки огромные, но людей он не ест.

— А ты откуда знаешь? Те, кого он съел, ничего уже не расскажут.

— Козы, — вдруг сказала Пима. — Получеловек ест коз. Когда он здесь появился, он носил тяжести и ему платили козами. Мама рассказывала, что он целую козу за три дня съедал. Лунная Девочка, вообще-то, права, нечего с ними связываться. Они же монстры. Озвереют и откусят тебе руку.

Гвоздарь все смотрел на убегающие вдаль огни.

— Ты даже не думала, каково там, на клипере? Выйти в море?

— Не-а. — Пима покачала головой. — Наверное, очень быстро.

— Охренеть как быстро, — сказала Лунная Девочка.

— Быстрее всех, — добавил Жемчужный.

Все ребята смотрели на воду голодными глазами.

— Интересно, они вообще знают, что мы тут живем? — спросила Лунная Девочка.

— Мы для таких людей просто мухи навозные. — Пима сплюнула в песок.

Огни двигались. Гвоздарь попытался вообразить, каково это — стоять на палубе, нестись над волнами, лететь сквозь брызги и пену. Он много вечеров провел, разглядывая картинки с идущими под парусами клиперами. Картинки он украдкой вырывал из журналов, которые Бапи держал в ящике в своей конторе. Но это было самое близкое знакомство Гвоздаря с клиперами. Он часами смотрел на хищные изящные силуэты, на паруса, на подводные крылья, на идеал, такой далекий от ржавых развалин, на которых ему приходилось ежедневно работать. На красивых пассажиров — они улыбались и пили.

Парусники обещали скорость, соленый воздух, бесконечный горизонт. Иногда Гвоздарю мечталось просто шагнуть на страницу и оказаться на носу клипера. Хотя бы в воображении уплыть от ежедневной изнурительной работы по разборке. А иногда он просто рвал картинки и выкидывал клочки. Он ненавидел журналы за то, что они манят его недоступным. Тем, о чем он и не узнал бы, не увидев эти паруса.

Ветер переменился. По берегу понесло черные клубы дыма, ребят обволокло копотью и пеплом. Они закашлялись, давясь, пытаясь глотнуть чистого воздуха. Ветер снова сменился, но Гвоздарь все кашлял. Наверняка это нефтяные испарения. В груди и легких чувствовалась тяжесть, во рту появился привкус нефти.

Когда унялся кашель, клиперы исчезли. А ветер снова принес дым.

Гвоздарь горько улыбнулся, вдыхая кислый запах. Вот к чему приводят все эти мечты о клиперах. Забудешь смотреть вокруг и траванешься едким дымом. Он хлебнул еще и передал бутылку Жемчужному.

— Спасибо за подарок, — сказал он. — Не знал, что «Черное легкое» такая крутая выпивка.

— Крутая выпивка — для самого везучего, — улыбнулась Лунная Девочка.

— Ему везет, — кивнула Пима. — Я никого такого же фартового не знаю.

Они изучили приношения, скопившиеся за вечер. Еще один жареный голубь — его Гвоздарь отдал товарищам. Коробочка самокруток. Бутылка дешевого пойла от самогонщика Джима Томпсона. Тяжелая серебряная серьга. Раковина, отполированная морем. Полкило риса.

— Что, фартовее Лаки Страйка? — подколол Гвоздарь.

— Нет, раз уж ты потерял нефть, — ответила Лунная Девочка. — Вот бы нашел способ ее украсть, а не вылить в море. Стал бы богатым, купил бы весь этот берег.

Остальные согласно закивали, но Пима не шевельнулась. Со своей черной кожей она казалась тенью.

— А нет больше таких везучих, — мрачно сказала она. — Ленивка понадеялась на чудо, и вот к чему это привело.

— Ну, сегодня мне все равно повезло, — пожал плечами Гвоздарь.

— Дело не только в этом, — поморщилась Пима. — Тебе еще и ума хватило. И Лаки Страйку тоже. Половина из тех, кто здесь работает, находили нефть, или медь, или еще что, но никто не знал, как этим распорядиться. Все доставалось боссам команд, а работников выгоняли.

Она отхлебнула, вытерла губы ладонью и протянула бутылку Лунной Девочке. Та закашлялась, сделав глоток.

— Не в удаче дело, — сказала Пима. — Мозги нужны.

— Удача или мозги, какая разница? Главное, что я жив.

— За это и выпьем. Мы все мечтаем, что нам повезет по-крупному, и сходим с ума. Проигрываемся в кости, пытаясь ухватить удачу за хвост. Молимся Ржавому Святому: помоги найти что-нибудь, что можно оставить себе. Да черт возьми, даже моя мама кладет неплохо так риса на весы Бога-Мусорщика, чтобы приманить удачу. А потом мы заканчиваем, как Ленивка.

Пима кивнула в сторону берега, где зажигали костры мужики из команд по добыче тяжелого утиля. Вокруг сидели девчонки из дешевых борделей, смеялись, дразнили мужчин, обнимали их тонкими руками, требовали денег и выпивки.

— Ленивка уже там, я видела. Мечтала об удаче, а получила позорные шрамы на лице и плохую компанию.

Гвоздарь смотрел на костры.

— Думаешь, хочет отомстить?

— Я бы мстила, — ответила Пима. — Терять ей все равно нечего. — Она кивнула на кучку подарков. — Ты найди, куда это спрятать. Она наверняка попытается украсть. Может, найдет какого-нибудь папика, чтобы взял ее под крылышко. Но никто другой не станет с ней связываться. В жральню ее не возьмут, и ни один судовой утильщик не согласится иметь дело с человеком с перерезанными татуировками. Плавильщикам тоже не нужны клятвопреступники. У лжецов вроде нее совсем мало вариантов.

— Она может продать почку, — заметила Лунная Девочка. — Или пару пинт крови. Сборщики всегда наготове.

— Ага. У нее глаза очень красивые, — сказал Жемчужный. — Сборщики и от них не откажутся.

— Ее можно всю на куски нарубить, как свиную тушу, — пожала плечами Пима, — но рано или поздно лишнего кусочка не останется. И что тогда?

— Культ Жизни? — предположил Гвоздарь. — Купят у нее яйцеклетки.

— Жду не дождусь, — скривилась Лунная Девочка. — Толпа полулюдей, похожих на Ленивку, прямо мечта.

— Ну, для нее собачья ДНК — шаг вперед, — сказал Жемчужный. — По крайней мере, собаки верные.

Все мрачно рассмеялись. Затем стали перебирать разных животных, прикидывая, какие улучшат гены Ленивки. Петухи рано просыпаются, раки вкусные, змеи могут работать в воздуховодах, а еще у них нет рук, так что они не смогут ударить в спину. Получалось, что любое животное лучше, чем существо, которое предало команду. Судовая разборка — слишком опасное занятие. Нужно доверять своим товарищам.

— Ленивка оказалась в тупике, — наконец произнесла Пима, — но все мы столкнемся с этой же проблемой. Может, не в нынешнем году, но все равно скоро. Мама старается получше меня кормить, чтобы я смогла побороться за место в команде тяжелых утильщиков. — Она помолчала, глядя на берег, на костры и мужчин. — Вряд ли получится. Я слишком большая для легких утильщиков и слишком маленькая — для тяжелых. И что делать? Часто ли кланы принимают к себе чужих детей?

— Хрень полная, — сказал Жемчужный. — Зачем тебе уходить? Ты собираешь больше всех на танкере. Можешь выполнить работу Бапи, передохнуть и сделать двойную норму. Вот так вот! — Он щелкнул пальцами. — Ты можешь делать работу Бапи лучше, чем кто угодно другой. Ты можешь с легкостью сделать всю работу вместо Бапи.

Пима улыбнулась:

— Да там очередь стоит, и я не первая. Такие места покупаются, и ни у кого из нас нет столько денег.

— Как-то глупо, — сказал Жемчужный. — Из тебя босс намного лучше.

— Ага, — поморщилась Пима. — Вот тут-то и вступает в дело удача. — Она серьезно посмотрела на ребят. — Подумайте об этом хорошенько. Просто ум или просто удача стоят дешевле ярда медной проволоки. Надо иметь и то и другое, иначе будешь, как Ленивка, отираться у костров, надеясь, что кто-нибудь тебя подберет.

Она хлебнула, передала бутылку дальше и встала.

— Я спать, — сообщила она и пошла по берегу. Обернулась и добавила для Гвоздаря: — Увидимся завтра, счастливчик. И не опаздывай. Бапи тебя точно выгонит, если не придешь на работу и не будет вкалывать вместе со всеми.

Ее проводили взглядами. Последнее полено в костре треснуло и опало, разбрасывая искры. Лунная Девочка быстро сунула руку в костер, придвинула полено к углям.

— Ей ни за что не попасть в команду тяжелых утильщиков, — сказала она. — Как и всем нам.

— Хочешь испортить вечер? — спросил Жемчужный.

Металл в лице Лунной Девочки блестел в свете костра.

— Говорю то, что все и так знают. Пима стоит десяти таких, как Бапи, но кому на это не насрать? Еще год, и у нее будут те же проблемы, что и у Ленивки. Это дело чистой удачи. — Она сжала в кулаке голубой стеклянный амулет, висевший на шее. — Мы целуем эти глаза норн, надеясь, что все будет хорошо, но кончим так же, как Ленивка.

— Не-а, — возразил Тик-Ток. — Разница в том, что она это заслужила, а Пима — нет.

— Да похер всем, что ты заслужил. Если бы люди получали по заслугам, мать Гвоздаря была бы жива, мать Пимы владела бы фирмой «Лоусон и Карлсон», а я бы ела шесть раз в день. — Лунная Девочка сплюнула в огонь. — Нельзя ничего заслужить. Может, Ленивка и клятвопреступница, но она по крайней мере понимала: что-то можно взять только силой.

— Ну уж нет, — покачал головой Жемчужный. — Что ты собой представляешь, если твоему слову нельзя верить? Ты никто. Меньше, чем никто.

— Ты не видел ту нефть, Жемчужный, — возразил Гвоздарь. — Это была самая большая удача в жизни. Можно сколько угодно делать вид, что мы не такие, как Ленивка, но ты никогда в жизни столько нефти не видел и не увидишь. Тут любой пойдет на предательство.

— Только не я, — резко ответил Жемчужный.

— Конечно. Не ты и никто из нас. Но тебя там не было.

— И не Пима, — сказал Тик-Ток. — Ни за что.

На этом спор закончился, потому что, сколько бы они ни врали друг другу, сейчас Тик-Ток сказал правду. Пима никогда не колебалась. Она была из тех, кто нипочем не предаст и всегда прикроет спину. Даже когда орала на того, кто не выполнил норму, на самом деле она заботилась. Гвоздарю вдруг захотелось отдать ей всю свою удачу. Если кто и заслуживает лучшего, так это она.

Подавленные результатом разговора, они собрали объедки, засыпали песком угли и собрались расходиться — кто к родным, кто к приютившим их добрым людям, кто в другое убежище.

Подул ветер, и Гвоздарь повернулся лицом к нему. Надвигался ураган. Гвоздарь достаточно долго прожил на берегу, чтобы это почувствовать. Будет полноценный шторм. Перерыв в работе на пару дней, не меньше. Может, удастся прийти в себя.

Другие костры тоже тушили. Люди на берегу суетились, хватали скудные пожитки, чтобы спасти их от меняющейся погоды.

На горизонте клипер летел по ночному заливу, ходовые огни светились голубым. Гвоздарь вдохнул свежий соленый воздух, глядя на корабль, мчащийся в ближайший порт, чтобы спастись от непогоды. В кои-то веки Гвоздарь порадовался тому, что находится на берегу.

Гвоздарь развернулся и побрел к своей хижине. Он в одежде с чужого плеча, иначе вообще не рискнул бы возвратиться. Но запасная одежда осталась в доме, и если ему повезет, то отец еще пьянствует где-то и удастся проскользнуть внутрь незамеченным.

Домик Гвоздаря стоял у края джунглей, среди оплетенных лианами кудзу кипарисов. Пальмовые листья, бамбук и листы жести, украденные отцом. Каждый лист отец пометил значком кулака, чтобы не сперли днем, пока никого нет дома.

Гвоздарь сложил подарки у входа. Он помнил времена, когда эта дверь не таила за собой опасности. Пока мать не подхватила лихорадку. Пока отец не начал бухать и торчать. Сейчас эта дверь превратилась в крышку лототрона.

Он тихо открыл дверь и прокрался внутрь. Нащупал банку со светящейся краской и мазнул на лоб. В тусклом свете...

Загорелась спичка. Гвоздарь дернулся.

Отец стоял у стены рядом с дверью, глядя на него и сжимая в кулаке почти пустую бутылку.

— Рад тебя видеть, Гвоздарь.

Ричард Лопес представлял собой тощий комок мышц и кипящей энергии. Татуированные драконы вились по рукам, их хвосты обнимали его за шею и переплетались с выцветшими следами рабочих татуировок. На груди блестели свежие и куда более зловещие, чем драконы, победные шрамы, показывающие, скольких он одолел на ринге. Тринадцать злых алых меток. Его собственная чертова дюжина, как он говорил, скалясь. А потом обязательно спрашивал сына, вырастет ли тот таким же крепким, как его старик.

Ричард зажег фонарь, висевший под потолком. Гвоздарь замер, пытаясь угадать, в каком настроении отец. Тот подтащил к себе старый стул и уселся. Фонарь качался туда-сюда, рождая колеблющиеся тени. Ричард Лопес под завязку накачался спиртным и амфетаминами. Красными глазами он смотрел на Гвоздаря — взгляд змеи, готовой броситься.

— Ну и какого хрена с тобой произошло?

Гвоздарь попытался не выдать страх. У отца в руках нет ни ножа, ни ремня, ни ивового прута. Но как бы сини ни были глаза, это обманчивое затишье океана перед бурей.

— Несчастный случай на работе, — ответил Гвоздарь.

— Случай? Или твоя тупость?

— Нет.

— О девках думал? — давил отец. — Или вообще ни о чем? Замечтался, как обычно? — Он кивнул на рваную картинку с клипером, которую Гвоздарь приколол на стену хижины. — Снова на кораблики слюни пускал?

Гвоздарь не заглотил наживку. Если возразить, станет только хуже.

— И что ты собираешься дальше жрать, раз тебя выгнали из команды?

— Меня не выгнали, — ответил Гвоздарь. — Завтра на работу пойду.

— М-да? — Отец прищурил налитые кровью глаза. Кивнул на тряпку, на которой висела раненая рука. — С такой-то лапкой? Бапи не занимается благотворительностью.

Гвоздарь заставил себя ответить спокойно:

— Я в норме. Ленивку выгнали, и меня некому заменить. Я меньше...

— Меньше, чем кусок дерьма. Тоже мне заслуга. — Отец хлебнул из бутылки. — А респиратор где?

Гвоздарь замялся.

— Ну?

— Потерял.

Повисла напряженная тишина.

— Потерял, значит?

Отец больше ничего не сказал, но Гвоздарь уже чувствовал, что шестерни скандала начали проворачиваться под влиянием наркотиков, злости и того безумия, которое позволяло отцу так отчаянно работать и драться. Под татуированной кожей зарождалась буря, с подводными течениями, волнами и пеной, та буря, в которой Гвоздарю приходилось лавировать каждый день, обходя рифы отцовского настроения. Ричард Лопес задумался. И надо срочно понять о чем, иначе ему не уйти отсюда целым.

Гвоздарь попытался объяснить:

— Воздуховод подо мной развалился, и я упал в нефтяной карман. Не мог выбраться. Респиратор не давал дышать. Его нефтью совсем залепило. От него больше не было толку.

— Не говори мне, от чего там толку не было! — рявкнул отец. — Не тебе решать!

— Да, сэр, — осторожно ответил Гвоздарь.

Ричард Лопес задумчиво стукнул бутылкой о стул.

— Небось сейчас другой попросишь. Ты постоянно жаловался, что этот пылью забился.

— Нет, сэр.

— «Нет, сэр», — передразнил отец. — Какого хрена ты такой умный, Гвоздарь? Всегда говоришь то, что надо.

Он улыбнулся, обнажив желтые зубы, торчащие врастопыр, как пальцы. Но продолжал постукивать бутылкой. Гвоздарь испугался, что отец хочет садануть его этой посудиной. Снова стук. Ричард Лопес оглядел сына хищным взглядом.

— Какой-то ты умный вырос, — пробормотал он. — Слишком уж умный, как по мне. Не доведет это тебя до добра. Кажись, начал говорить не то, что думаешь. «Да, сэр». «Нет, сэр». «Сэр».

Гвоздарь едва дышал. Он понял: отец раздумывает, что с ним сделать. Хочет проучить. Перевел взгляд на дверь. Отец обдолбался, но все равно запросто поймает. Все закончится кровью и синяками, и завтра не удастся выйти на работу, и Бапи выгонит...

Гвоздарь обругал себя за то, что сразу не пошел в безопасную хижину Пимы. Снова поглядел на дверь. Если бы только...

Ричард отследил его взгляд, и его лицо заледенело. Он встал и отбросил стул.

— А ну-ка, иди сюда.

— Мне кое-что подарили, — внезапно заговорил Гвоздарь. — Хорошую штуку. В честь того, что я выбрался из нефти.

Он старался говорить спокойно, будто не понимает, что отец намерен его бить. Пытался изобразить невинность.

— Она тут, — сказал он.

«Иди медленно. Чтобы он не подумал, что ты пытаешься убежать».

— Смотри, — сказал Гвоздарь, открывая дверь и протягивая руку.

Схватил подарок Лунной Девочки и протянул отцу. Бутылка заблестела в свете лампы.

— «Черное легкое», — сказал Гвоздарь. — Ребята из команды подарили. И сказали, чтобы с тобой поделился. Потому что мне повезло, что ты у меня есть.

Гвоздарь затаил дыхание. Холодный взгляд отца упал на бутылку. Может, выпьет. А может, схватит бутылку и ударит ею. Поди угадай. Чем меньше отец работал открыто днем на берегу и чем больше — в ночном теневом мире, тем быстрее наркотики превращали его в воплощение жестокости и голода.

— Дай-ка глянуть.

Отец забрал бутылку и посмотрел, сколько в ней осталось.

— Немного же ты оставил своему старику, — проворчал он, но открыл пробку и принюхался.

Гвоздарь ждал, моля богов об удаче.

Отец отпил и уважительно покрутил головой.

— И правда неплохо, — сказал он.

Опасность начала испаряться. Отец ухмыльнулся и отсалютовал Гвоздарю бутылкой.

— Очень даже неплохо. — Первую бутылку он швырнул в угол. — Куда лучше этой дряни.

Гвоздарь выдавил улыбку:

— Рад, что тебе нравится.

Отец отпил еще и вытер рот.

— Иди спать. Тебе на вахту завтра. Если опоздаешь, Бапи точно выгонит. — Он махнул рукой в сторону одеял и снова улыбнулся. — Повезло тебе. Может, теперь так и звать тебя? Счастливчиком? — Желтые лошадиные зубы сверкнули в благодушной улыбке. — Нравится новое имя?

Гвоздарь нерешительно кивнул:

— Ага, нравится. — Он постарался улыбнуться еще шире, готовый сказать все, что угодно, лишь бы отец остался в нынешнем настроении. — Очень нравится.

— Ну и хорошо, — довольно кивнул отец, — вали спать, Счастливчик.

Он сделал еще глоток и уселся у двери смотреть на шторм.

Гвоздарь накрылся грязным одеялом.

— Все правильно сделал, — пробормотал отец, сидя на другом краю хижины.

При этих словах Гвоздаря вдруг затопило облегчение. Он вспомнил прежнего отца, из тех времен, когда сам был маленьким, а мама была жива. Другие времена, другой отец. В тусклом свете лампы Ричард Лопес походил на человека, который помог ему вырезать лик Ржавого Святого над кроватью больной матери. Но это было очень-очень давно.

Гвоздарь свернулся клубочком, радуясь тому, что эту ночь проведет в безопасности. Завтра все будет по-другому, но этот день закончился хорошо. А завтра будет завтра.

6

Ураган надвигался на берег с неумолимостью древнего танка. Тучи собрались на горизонте, а потом поползли на побережье, неся с собой ливень. Над океаном перекатывался гром, молнии подсвечивали тучи, вспыхивая между небом и водой.

Небо разверзлось.

Гвоздарь проснулся от рева ветра, сотрясавшего бамбуковые стены. В распахнутую дверь хлестал дождь, сверкали молнии. Отец кучей тряпья лежал рядом, храпел открытым ртом. Ветер носился по дому, царапая лицо Гвоздаря ледяными пальцами. Вот он врезался в стену, сорвал с нее картинку с клипером. Бумажка бешено закрутилась, и ее сразу унесло во мглу за окном, Гвоздарь даже не успел протянуть к ней руку. Холодные капли забарабанили по коже — ветер отдирал пальмовые листья с крыши один за другим.

Гвоздарь перелез через отца и, спотыкаясь, бросился к двери. Люди суетились на берегу, тащили свои пожитки в джунгли, гнали скот. Кажется, это не просто шторм. Может быть, даже настоящий убийца городов, судя по тому, как закручиваются тучи и полыхают молнии. Теперь час отлива, но огромные волны накатывают на пляж. Ураган пригнал воду к берегу.

Отец часто утверждал, что штормы становятся сильнее с каждым годом, но Гвоздарь прежде не видел ничего столь же чудовищного. Он вернулся в хижину.

— Папа! — заорал он. — Все уходят в джунгли! Надо спасаться от волн!

Отец не ответил. Ночные вахты бежали с судов, спускались по веревочным лестницам, путались в них, падали, прыгали в поднимающуюся воду, как блохи спрыгивают с собаки. Вспышки молний выхватывали из темноты черные туши исполинов. Вдруг небо стало ярким, как днем, а миг спустя все снова погрузилось во мрак. На берег обрушился ливень.

Гвоздарь метался по хижине, решая, что забрать с собой. Натянул единственную смену одежды, схватил банку со светящейся краской, серебряную серьгу и мешок риса, вчерашний подарок. Хижина скрипела и раскачивалась под ударами ветра. Жесть и бамбук долго не продержатся.

Да, это настоящий убийца городов. Или, как его еще называют, обломщик вечеринок. Или Орлеанский потоп. Выглянув в бушующий шторм, Гвоздарь увидел, что все спешат прочь от берега в поисках убежища понадежнее. Из темноты выбегали люди, сгибались под ударами дождя и ветра, искали укрытие. Например, поезд, приехавший за добычей. Железные вагоны вряд ли улетят.

Гвоздарь подтащил все вещи к отцу. Нашел одеяло и одной рукой покидал на него все пожитки. Раненое плечо горело от боли. Кое-как завязал узел. Крыша разваливалась, сквозь нее лил дождь. Бледная кожа отца уже блестела от воды, но он по-прежнему спал.

Гвоздарь схватил татуированную руку:

— Папа!

Тишина.

— Папа!

Гвоздарь потряс Ричарда Лопеса. Вцепился ногтями в кожу, прямо в татуированного дракона.

— Просыпайся!

Отец даже не пошевелился. Вчерашние амфетамины вырубили его начисто.

Гвоздарь вдруг задумался, сев прямо.

Если на берег обрушится вся мощь урагана, здесь вообще ничего не останется. Он слышал, что из-за повышения уровня океана такое наводнение может сдвинуть берег вглубь на целую милю, превратив пляж и джунгли в топкое соленое болото. Ураган может и корпуса судов сдвинуть. Швырнуть прямо на их домик, если его раньше ураганом не снесет.

Гвоздарь встал. Подхватил узел, застонав от тяжести. Когда он подошел к двери, ветер бросил ему в лицо воду, песок и листья. Били молнии. В их неверном свете пролетел мимо пустой курятник. Все до единой курицы уже сдались серому реву урагана. Гвоздарь посмотрел на отца, мучаясь совестью.

Отец спал мертвым сном. Наркотики настолько истощили его мозг, что урагану его не разбудить. После крутого загула Ричард мог проспать двое суток. Обычно Гвоздарь радовался миру, который приносили с собой эти отключки. Жить становилось намного проще...

Он положил на землю узел с вещами. Проклиная себя за глупость, бросился наружу, в шторм. Да, его отец — алкаш и подонок, но он родня. Оба помнят его мать, вместе едят и вместе пьют, и глаза у них одинаковые. Вот такая у Гвоздаря семья.

Вокруг завертелся вихрь песка, медных опилок и лохмотьев пластика, отходов утилизации судов. Гвоздарь босиком бежал к хижине Пимы. Хлопья ржавчины, куски изоляции, обрывки проводов впивались в кожу, царапали ее, как ножи.

Порыв ветра бросил Гвоздаря на колени, плечо взорвалось болью. Над головой, словно воздушный змей, пролетел лист металла. Чья-то крыша или кусок корабельной обшивки, непонятно. Металл врезался в кокосовую пальму, и дерево рухнуло, но сквозь рев урагана Гвоздарь даже не услышал его падение.

Стоя на четвереньках, он щурился под дождем. Хижины уже не существовало, но он разглядел девушку и ее мать. Они цеплялись за веревки, привязанные к чему-то смутному.

Гвоздарь всегда считал мать Пимы большой, ведь она работала в команде тяжелых утильщиков, но посреди урагана Садна показалась ему такой же маленькой, как Ленивка. Дождь на мгновение ослаб. Садна и Пима вытащили лодку и привязали к стволу дерева, гнущемуся на ветру. Их осыпало мусором. Подобравшись поближе, Гвоздарь разглядел порез у Пимы на лице. Кровь струилась по лбу, но Пима все равно вместе с матерью крепила концы.

— Гвоздарь! — Садна помахала ему. — Помоги Пиме с той стороны!

Она бросила веревку. Обмотав ее вокруг здоровой руки, Гвоздарь дернул, и вдвоем они смогли сдвинуть лодку. Пима быстро завязала узел. Мать махнула им рукой:

— Бегите за деревья! Повыше есть пещера! Укроетесь там!

Гвоздарь замотал головой.

— Папа! — выкрикнул он, указывая на хижину, которая чудом еще не развалилась. — Не просыпается!

Мать Пимы посмотрела на хижину сквозь дождь и мрак. Скрипнула зубами.

— Черт!.. Ладно, уведи его, — велела она Пиме.

Последним, что увидел Гвоздарь, был силуэт Садны в свете молний. Она шла по берегу навстречу дождю и ветру. Пима тащила Гвоздаря к деревьям, сквозь хлеставшие их ветки, сквозь рев урагана.

Они отчаянно лезли наверх, спасаясь от воды. Оглянувшись на берег, Гвоздарь ничего не увидел. Мать Пимы исчезла, хижина отца тоже. Вода слизала все. На воде пылали костры — нефть загорелась, несмотря на дождь.

— Пошли! — Пима снова потащила его. — Еще далеко!

Они бежали в джунгли, скользя в жидкой грязи, спотыкаясь о толстые корни кипарисов. Навстречу неслись потоки воды, превращая просеки в грязные реки. Наконец добрались до выемки в известняковой скале, где едва хватало места на двоих. Скорчились внутри. Сверху стекал тонкий ручеек, и через некоторое время они оказались по щиколотку в холодной воде. Но хоть от ветра спрятались.

Гвоздарь смотрел на шторм. Убийца городов, это уж точно.

— Пима, — начал он, — я...

— Тихо. — Она впихнула его поглубже в пещерку, где лужа была мельче. — С ней все будет в порядке. Она крутая. Круче любого шторма.

Мимо пролетело дерево, будто брошенная ребенком зубочистка. Гвоздарь прикусил губу. Только бы Пима оказалась права. И дернуло же просить о помощи. Мать Пимы стоит сотни таких, как его отец.

Они ждали, дрожа от холода. Пима притянула Гвоздаря к себе, и они обнялись, согревая друг друга, дожидаясь, когда утихнет гнев природы.

7

Ураган бушевал две ночи. Он вылизывал берег, срывая с места все, что не закреплено. Пима и Гвоздарь смотрели на него, прижимаясь друг к другу. Губы у них посинели, а кожа покрылась мурашками.

Утром третьего дня небо внезапно просветлело. Гвоздарь и Пима, кое-как расправляя затекшие конечности, выбрели на берег вместе с другими выжившими.

На пляже Гвоздарь остановился, ошеломленный.

Никаких признаков того, что здесь жили люди. Лишь силуэты танкеров по-прежнему возвышались над синей водой, как разбросанные игрушки. И все. Грязь и нефть с песка и воды смыло; океан и суша сияли в лучах тропического солнца.

— Такое все синее, — прошептала Пима. — Я даже не думала, что вода бывает синей.

Гвоздарь не мог говорить. Он никогда не видел берег таким пустым и чистым.

— Ого, вы живы?!

Им улыбалась Лунная Девочка — изгвазданная, просидевшая все это время в жуткой дыре, но живая. За ней шли Жемчужный и его родители. На лицах написан ужас — бедняги с трудом могли осознать происшедшие перемены.

— Живы и здоровы, — ответила Пима, оглядывая берег. — Маму мою не видела?

Лунная Девочка покачала головой, и многочисленные серьги засверкали на солнце.

— Наверняка где-то там. — Она махнула рукой в сторону депо. — Лаки Страйк еду раздает всем подряд. В долг, конечно, пока работа на судах не возобновится.

— Он сберег еду?

— Не меньше двух вагонов.

— Пошли. — Пима потянула Гвоздаря за собой.

Вокруг товарного состава толпился народ. Пима и Гвоздарь внимательно разглядывали людей, но Садны нигде не было видно. Лаки Страйк сулил: