Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Идеальный триллер от автора шок-сборника «восхищение»! Мы все идеальны в мелочах. Бывшая порноактриса и наркоманка отлично понимает, как выбраться с того света и не сойти с ума. Пережившая нападение знает все о домашнем насилии. Узнавшая об изменах способна спланировать идеальную месть. Но что если желание быть идеальной выходит из-под контроля? Если это уже не мелочь, а главный принцип всей жизни? Идеально: удалить информацию о наркоманском прошлом из интернета. Идеально: направить домашнее насилие на того, кто сам его применял. Идеально: отомстить изменнику так, чтобы о нем больше никто никогда не услышал. Да и вообще, смерть — идеальный финал любой истории, не так ли?..
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 334
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
© Александр Матюхин, текст, 2022
© Валерий Петелин, обложка, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Александр Матюхин – творец с буйной фантазией и мастер слова, у которого даже то, что «не твое», читать интересно.
…Завязки его произведений хорошо узнаваемы. Тут речь, конечно, не о паранормальщине, а о быте, знакомых образах, житейских ситуациях, в которых одна маленькая деталь вдруг начинает работать не так, превращая всю конструкцию в адский механизм, пожирающий всех неудачно подвернувшихся ему под колеса.
Стиль и язык Матюхина так же остры, как лезвие опасной бритвы в руках маньяка. И порой такие же сочные и пугающе живые, как стекающая по этому лезвию кровь.
19 октября 2019 г.
Вы знаете, как горит прошлое?
Я намереваюсь узнать. Сразу после похорон. Прости, мы были счастливы вместе, пусть и недолго.
Сегодня снова случилось так, что Лера бегала по лесу, вырывала себе ногти, чтобы избавиться от налипшей влажной грязи, и, стоя перед зеркалом в ванной комнате, сдирала с век наросты гноя.
При этом она тихонько напевала колыбельную, въевшуюся в подкорку сознания. Не могла остановиться:
– Только месяц не спит, тихо в окошко глядит…
Бу-бу-бу коготками боли по горлу и сквозь потрескавшиеся губы. Как избавиться от навязчивой мелодии, не подскажете?
В этом страшном сне ее схватили за запястье, и мужской голос прошептал знакомое: «Валерия, милая моя, последний кадр, хорошо? Кричи изо всех сил, будто это самый лучший секс в твоей жизни. Мы договорились? Договорились? Не испорти ничего, пожалуйста».
А она знала, что испортит.
Проснулась, как обычно, резко и с надрывом, будто только что прыгнула с крыши и вот приземлилась в собственной кровати.
Умылась. Приготовила завтрак. Процессы, позволяющие существовать.
Кофе оказался чуть горьковатым. Овсяная каша, как всегда, переварилась и слиплась. Надо бы купить свежее молоко, но для этого придется выползать из дома. Лера не любила утро и патоку солнечного света, разъедающую глаза. Не любила людей. Предпочитала ночные покупки, сразу после рабочей смены. Ночью в магазинах пусто, тихо и не так ярко. Идеальное время, чтобы сойти с ума.
За чашкой кофе неторопливо листала старый потрепанный сонник, давно валяющийся на подоконнике (буква «О», страницы сто девяносто девятая – двести пятнадцатая, непослушные жирные листики, которые сложно быстро листать). Завибрировал телефон.
По утрам ей звонила только мама. Маме скоро исполнялось шестьдесят три, ее мучила бессонница, по ночам она вязала и смотрела бесконечные новости, а часов в семь набирала номер младшей дочери, чтобы пересказать последние события, творящиеся в мире. Теракты, происшествия, визиты одних президентов к другим, результаты футбольных матчей, кассовые сборы очередного супергеройского фильма – менялись имена и цифры, но не суть новостных лент. Очень редко она звонила по другим причинам: просила помириться с папой (не будет этого никогда!). Или жаловалась, что среди ночи к ее дому снова приходила Настя и заглядывала в окна. От Насти спасали молитвы и святая вода (а еще таблетки, но мама пила их редко, потому что не доверяла современной медицине).
Лера взяла трубку, прислонила к плечу ухом:
– Доброе утро.
За окном накрапывал октябрьский дождь – прекрасная погода, гармонирующая с Лериным настроением.
– Какое же доброе… – голос у мамы был тихий, сбивчивый, непривычный. – Ты новости еще не смотрела?
– У меня нет телевизора, мам.
– А Интернет? Ты новости в Интернете не читаешь? Посмотри скорее…
– Что-то случилось? – Лера отложила сонник, загнув уголок страницы на нужном месте. Выдохнула: – С папой?..
Почему-то каждую неприятную новость она ассоциировала с отцом. Казалось бы, не общались толком много лет, но случись что – мысли сразу сворачивали к нему. Глыба семьи, центр притяжения, иначе никак.
– С папой все в порядке… – пробормотала мама. – Денис умер.
Она замолчала, видимо, ожидая, что Лера как-нибудь отреагирует. А Лера не могла отреагировать. У нее перехватило дыхание.
– Денис, который муж твоей сестры, – подытожила мама. – Представляешь? Тридцать четыре года. Молодой еще совсем. Вот уж не ожидала. Здоровый был, бегал, качался, что там еще? Никогда бы не подумала, чтобы… Бедная Ната. Счастливая семья, и тут вдруг раз, и… Вы, конечно, мало общались… Но ты знаешь, я должна была позвонить, одна семья все же, близкие люди…
– Мам… – Лера поняла, что сейчас начнет тараторить, как всегда, и поспешно прикусила губу. – Я позже перезвоню. Мне надо посмотреть в новостях, хорошо? А у меня с телефона… Мне надо отключиться. Я позже, обещаю. Не обижайся. Позже наберу.
– Как же так… – сказала мама негромко, будто не слышала. – Бедная девочка, такое горе. Что же за проклятие такое на вас, доченьки мои…
Лера оборвала связь. Сон в руку, как ни банально. Иногда жизнь вообще очень предсказуема.
Полезла в Интернет. Прочитала заметку, однотипно мелькающую в лентах местных новостных агрегаторов.
Сухо и кратко: Денис Попов, тридцать четыре года, предприниматель, найден мертвым утром в двух кварталах от своего дома. Следов насильственной смерти не обнаружено.
Денис вышел утром из дома, одетый в шорты и футболку. Еще не взошло солнце, было серо и по-осеннему тоскливо. Как говорится, в такую погоду бегают только отъявленные негодяи и зожники. И вот он бежал, делал паузы, переходил на шаг, снова бежал, сверялся с трекером на запястье – модным японским дорогим трекером, который отмерял пульс, считал километраж, подгружал маршрут, а еще подавал сигналы, когда следовало отдохнуть или выпить воды, и даже советовал, как часто надо дышать. Модная штука, которая не умела одного – предсказывать сердечный приступ.
А потом Денис упал в двух кварталах от дома и умер. Дождь капал ему на лицо, попадал в глаза и на губы. Или, может, Денис лежал на животе, и капли стучали по его затылку. Надо бы найти фотографии, сохранить на флешку, оставить закладки на память, на будущее.
Лера моргнула и поняла, что сидит без движения уже несколько минут. Занемела рука, держащая кружку с кофе на полпути ко рту. Под кожей бегали болезненные мурашки.
Второй рукой Лера неосознанно брала из сахарницы кубики рафинада и складывала их пирамидкой на краю стола. Наверняка для того, чтобы потом убрать в карман халата, как делала много лет назад, еще до лечения в психоневрологическом диспансере.
Чертыхнулась. Отставила кружку и сделала несколько кругов по кухне.
Это как же – умер? Денис, здоровяк и спортсмен, рубаха-парень, жизнерадостный и пробивной, целеустремленный, общительный… Сколько там еще хороших эпитетов она могла накидать?.. Нежный, ласковый, тихий, мягкий, близкий.
Бесконечно близкий.
…Лера выплакалась минут за десять. Достала пузырек успокаивающего, высыпала три пилюли (по рецепту положено принимать одну в день, но сейчас-то какая разница?), проглотила, запив остывающим кофе. Взяла со стола пару кубиков сахара и как есть, в ночном халате и тапочках, вышла из квартиры.
В старом подъезде на всех этажах воняло мочой. Сквозь замызганные, покрытые паутиной окошки на лестничных пролетах тянуло холодом. Кто-то привязал к батарее около почтовых ящиков велосипед, и у этого велосипеда уже не было переднего колеса.
Лера вышла на улицу, под осенний ветер и накрапывающий дождь. Лето боролось с осенью, упорно отстаивая периметр. Впрочем, бой оно уже проиграло. Вокруг шумели деревья, район был хорошо засажен еще с конца прошлого века – панельные пятиэтажки летом тонули в зелени, а сейчас оказались завалены гниющими листьями. Через дорогу раскинулась небольшая и неухоженная парковая зона, где чуть ли не раз в месяц находили очередного окочурившегося наркомана. В этой же парковой зоне, ближе к обочине дороги, выстроились ларьки с шаурмой, сигаретами, газетами. Она направилась туда.
Знакомый продавец дал ей в долг пачку сигарет и зажигалку. Лера тут же закурила, прикрыв глаза от краткого удовольствия. Попыталась понять, от чего ей прямо сейчас стало вдруг лучше: таблетки подействовали или никотин заставил выбросить очередную порцию дофамина? Возможно, и то и другое.
– Я в заднице, – сказала Лера самой себе.
В кармане завибрировал телефон. Она выудила его и увидела на экране лицо Дениса. Он улыбался на этой фотографии: уверенный, молодой, чуть небритый. В черных очках отражалась Лера – если приглядеться.
Номер был рабочий. Денис не звонил ей с домашнего, а рабочий телефон не приносил домой. Он оставлял его в машине. В багажнике. В аптечной коробке. В офисном портфеле.
А где лежал телефон сейчас?
Соединение.
– Алло?
В трубке молчали.
– Алло? – переспросила Лера, чувствуя, как холодеет в затылке. – Кто это? Ответьте. Это по работе? Алло?
Связь оборвалась. Лера несколько секунд разглядывала погасший экран, на котором распустилось несколько капель дождя.
Когда она перезвонила, телефон был уже отключен.
В салоне было душно, но зябко. Не работал кондиционер. Зато жарил подогрев сидений.
– Я сдохну где-нибудь на обочине дороги, как настоящий контркультурщик, – сказал Пашка.
Он развалился на заднем сиденье автомобиля и, приоткрыв окно наполовину, курил. Судя по запаху – самокрутку с каким-то дорогим табаком. Пашка презирал сигареты, точно так же, как презирал готовый фарш, молотый кофе и презервативы. Про последнее Лера знала особенно хорошо.
Одет Пашка был в потертую камуфляжную форму со значками на груди («За любовь и верность», «Против войны», «Панки живы!»), с выцветшей георгиевской ленточкой, приколотой к нагрудному кармашку. Пашка старательно поддерживал образ матерого, видавшего виды мужика, того самого, который ходил на медведя с голыми руками, отлично разбирался в оружии и ориентировании на местности, в общем, отлично подготовился к возможному апокалипсису. Образ ему шел. С оговорками.
Именно он, многолетний друг, вытряхнул Леру из тесной коробки квартиры, уговорив съездить на похороны. Лера не хотела, да и не понимала: зачем ехать? Для чего? Но Пашка (всеведущий человек!) привел довод: вы были настолько близкими, что он не простит, если не придешь. Впрочем, в загробную жизнь Пашка не верил, так что от его слов попахивало цинизмом.
Автомобиль тряхнуло на повороте, почти сразу пришлось объезжать перегородивший полдороги дряхлый ствол с гниющей шапкой листьев.
Лера вспомнила, что часто гуляла с Пашкой в лесу много лет назад. Почти сразу же после того, как выбралась из клиники и стала приучать себя жить обычной жизнью. Пашкина инициатива, кстати. Вправлять мозги и приводить в чувство он умел.
Каждую субботу в семь утра они выезжали из города в любую погоду, продирались сквозь тучи мошкары или отбивались от ветра. Тряслись от холода или изнывали от жары. Неизменно. Пашка называл эти походы «терапией» и терпеливо объяснял Лере нюансы прогулок по лесу, учил понимать местность, заставлял запоминать маршруты вокруг кооперативного поселка, где стоял дачный дом ее семьи, и не забывал напоминать, что это все ради ее же блага. «Чтобы вытащить из депрессии, понимаешь? Это лучше, чем сидеть без дела и пялиться в монитор». Пашка, как всегда, был прав.
– Тут налево, мать, – произнес он.
Лера свернула, проехала через небольшой пролесок. Справа растянулись железнодорожные пути. На кладбище можно было попасть только по этой грунтовой дороге, параллельно которой вилась вытоптанная сотнями ног тропинка.
Почти сразу за пролеском дорога заканчивалась – тянулись две колеи примятой травы. Еще через сотню метров начиналась гравийная стоянка. Туда Лера и свернула.
– Автобуса еще нет, рановато, – сказал Пашка, щурясь от редких лучей солнца, пробившихся сквозь низкие серые облака. – Как думаешь, под дождь попадем?
Лера припарковалась и тоже закурила. За ночь уже высосала штук пятнадцать сигарет и выпила четыре чашки крепкого кофе. В пять утра забылась быстрым сном, когда не разобрать, где явь, а где грезы, потом проснулась со знакомым ощущением безнадеги. Такое уже случалось раньше, и довольно часто, но нынешнее ощущение было самым сильным за год или даже два. Хотелось наглотаться таблеток и уйти в сновидения навсегда. Спасаясь от щемящего чувства, она выскочила на улицу и наворачивала километры на машине вокруг дома, пока не рассвело. Потом дозвонилась Паше и вывалила на него столько информации, сколько не вываливала, наверное, никогда. Он, стоит отдать ему должное, соображал быстро, втолковывал уверенно и как-то незаметно продавил ехать на похороны. Без него Лера бы не поехала.
– Я сильно влипла? – спросила она, поглядывая на Пашку в зеркало заднего вида.
О, эта спасительная привычка делиться с другом проблемами!
Он пожал плечами:
– Трахалась с мужем старшей сестры, с кем не бывает. Я не мастер утешать или вправлять мозги, да? Но я тебя хорошо знаю. После того, что случилось, трахайся с кем хочешь – никто не осудит.
Он имел в виду наркотики, депрессию, алкогольную зависимость, съемки в порно – длинный вонючий шлейф, тянущийся с две тысячи девятого года.
– Мне позвонили вчера с его рабочего телефона. Молчали в трубку.
Пашка неопределенно хмыкнул.
– Думаю, Ната в курсе. Если не знала раньше, то знает сейчас, – продолжила Лера. – А я приперлась на его похороны. Ты не представляешь, что у меня сейчас в голове.
– Упаси боже представить, – сказал Пашка. – Ты как каучуковый мячик, который бросили в комнату, полную стеклянной посуды. Я даже не знаю, жалеть тебя или нет.
– Не надо жалеть. Зачем ты меня вообще уговорил приехать?
Пашка пустил дым носом.
– Потому что вы родственники. Не скажу, что вы дружно и тесно общались, но есть такой странный парадокс в этом мире: смерть объединяет и уравнивает. Сечешь, о чем я? Когда ты валялась в клинике после смерти ребенка и нервного срыва, сестры приезжали к тебе. Когда Вика вляпалась в ту неприятную историю с мужем – вы тоже помогали. Все закономерно. Круговорот родственников в природе.
– У тебя самокрутка с коноплей?
– Нет. Просто немного выпил перед рассветом. Не думал, что ты позвонишь. Но суть проста: как бы кто себя ни вел, на кладбище все едины. Скорбь и слезы на лицах, неторопливые движения, мысли о смерти. Вон, смотри, первые похоронные ласточки.
Он кивнул в сторону тропинки. Из-за кустарника показалась пешая процессия – несколько пожилых людей, одетых в черное, элегантное. Дальние родственники Дениса или вроде того.
– Они печальны, потому что прожили долгую жизнь и понимают, что смерть близка. А чьи-то похороны – это еще один кирпич в их дороге на ту сторону.
– Ты меня вгонишь в еще больший стресс.
– Моя дорогая, стресс – это реакция организма на что-то новое. Так что переживешь.
– Уж поверь, я постараюсь.
Лера вышла из салона во влажную духоту осеннего утра. Свет был рассеянный, тяжелый, от него болели глаза. Ощущалось скорое начало грозы. Пожилые люди – две бабушки и дедушка – помахали ей. Она ответила.
Невыносимо захотелось уехать. Как поведет себя Ната? Как поведет себя сама Лера, когда увидит Дениса в гробу?
В ее воспоминаниях он застыл на пороге квартиры, посылая привычный, почти традиционный воздушный поцелуй на прощание. Кто же знал, что они действительно видятся в последний раз?
Пашка тоже выбрался на улицу, тяжело дыша, не выпуская из пухлых губ самокрутку. Когда-то он был качком, мечтой всех девчонок из местного юридического института, холеным парнем с модной стрижкой, умным и начитанным – на коне! Сейчас он мог соблазнять разве что библиотекарш. У него появилось пивное брюшко, нависающее над портупеей, постоянно краснели щеки, была одышка, а еще из горла то и дело вырывался хриплый кашель, как у туберкулезника. Острый ум, конечно, остался. Но кто его ценит в современном обществе?
– Напомни: когда ты забросил тренировки? – спросила Лера.
– Как только понял, что смысл жизни в другом. А ты все еще бегаешь по утрам?
– Иногда надоедает. Но стараюсь держать себя в тонусе.
– Смотри! Главная процессия.
Из пролеска, громыхая, выкатил зеленый глазастый ПАЗ. Следом за ним еще несколько машин. Лера увидела черный «лексус» Дениса. Формально он принадлежал жене, но Денис любил хвалиться, что куплен автомобиль на его деньги. Теперь вот жизнь расставила все по местам.
ПАЗ с хрустом заехал на гравий, сделал полукруг, остановился боком к сторожке. Сразу началась какая-то размеренная, неторопливая суета. Из автомобилей высыпались люди – все в черном, траурном. Рабочие вытаскивали гроб, кто-то выудил из автобуса стулья и понес их за забор с колючей проволокой, лавируя среди надгробных плит и крестов. Кто-то стал вынимать пластиковые букеты и венки, развевающиеся ленты с надписями. Похороны всегда чем-то напоминают свадьбы. Только никто никуда не торопится.
Лера, вытянув шею, пыталась разглядеть лицо Дениса. А затем увидела Нату и отца.
Ната была в строгом темном платье, в темных же очках и в перчатках. Выглядела изящно, как будто приехала сниматься в кино.
«Макияж подбирала полночи, – подумала Лера отстраненно. – Чтобы выглядеть идеально».
Ната медленно повернулась к ней. Острый подбородок, тонкие губки, откорректированный замечательный носик. Лера взмахнула рукой, улыбнулась, хотя тут же поняла, настолько глупо и нелогично выглядят и взмах, и улыбка. Ната не отреагировала. Просто смотрела сквозь черные стекла очков, похожие на две ямы, заполненные грязью.
Конечно, это она звонила позавчера утром.
Ната знает, с кем Денис регулярно встречался. Она увидела переписки в социальных сетях и мессенджерах. Все эти «люблю», «когда встретимся», «соскучился». Фото, смайлики, копипасты… Денис не удалял истории из рабочего телефона, был слишком самоуверенным. Лера как-то пыталась его убедить, но Денис – о, непреклонный сердцеед! – отшутился и убедил ее, вечную паникершу, дующую на воду, что все будет в порядке.
В копчике зародилась ноющая боль, перекинулась на позвоночник и стремительно взобралась к затылку. Лера отвернулась, не выдержав. Затряслись кисти рук – так всегда случалось, когда она нервничала. Подступающие приступы паники.
– Пойдем, – сказал Пашка. – Надо поздороваться и выразить скорбь.
– Я… не могу. Я не пойду. Посижу здесь, хорошо? – Лера открыла дверь автомобиля.
– Это неправильно, даже если будет тяжело.
– Ты не понимаешь.
Мимо Леры шли люди, которых вдруг оказалось невероятно много. Рядом внезапно очутилась младшая сестра Вика, худенькая, скуластая, с длинным носом, как у всех в их семье. Года два они не виделись точно. Еще одна оборванная родственная связь.
– Привет, сестрица, – сказала Вика, положив ладонь с тонкими пальцами Лере на плечо. – Грустно, не правда ли? Теперь мы снова втроем и без мужей. Как в старые добрые времена.
– Твой хотя бы не умер! – брякнула Лера.
– Не знаю, что хуже, – ухмыльнулась Вика. – Зато последний жених до сих пор просится назад.
– А ты что?
Вика вздохнула, деликатно поджав губы:
– А я размышляю. Надо бы вернуть, конечно. Хотя бы ненадолго. Секса хочется нормального и еще домашнего тепла… Нате на самом деле повезло. Сколько они прожили вместе? Лет восемь, кажется. Не добрались до серьезного кризиса отношений. Самый сок – конфеты, цветы, трахались, наверное, как кролики. А потом раз! – и можно нового мужа искать, без хлопот и забот.
От нее разило алкоголем. Сестра пристрастилась к выпивке сразу после развода. Вроде бы где-то лечилась, но не особо успешно. Хотела ли вообще вылечиться? Может быть, и нет.
– Такой молодой, а уже проблемы с сердцем, – продолжила она задумчиво. – Странно это. Совсем о себе не заботился.
– Он занимался спортом.
– Тебе откуда знать, дорогая? Ты же у нас добровольный изгой. Вы сколько раз вообще виделись с Денисом? Он постоянно носился на свои корпоративные вечеринки, слеты, по командировкам. Вот и аукнулось. Много пил. При его работе иначе нельзя.
– Не знала, что он болел.
– Это потому, что тебя не было ни на одном семейном дачном ужине. Была бы – узнала.
Гроб уже занесли за забор. Вика отвлеклась, заторопилась:
– Мне пора, помогаю Нате справиться с горем. Не забывай, сестрица. Родственники все же.
За гробом шел папа – Василий Ильич. Он нес деревянный крест, неловко удерживая его на вытянутых руках, будто не знал, как лучше взяться. Выглядел папа нелепо, потому что оделся по форме, как положено, а вот офицерскую фуражку повернул козырьком влево, не застегнул пару верхних пуговиц рубашки и еще закатал рукава, будто собирался сам браться за лопату и копать могилу. Видно было, что папа растерян, обстановка ему непривычна и как себя вести в такой ситуации, он попросту не знает. За ним вприпрыжку торопились двое подчиненных, то ли телохранители, то ли просто помощники из воинской части. Тоже в военной форме и тоже растерянные.
«А ведь папа постарел», – подумала Лера.
То ли так случайно получалось, то ли кто-то специально организовывал, но каждый раз, когда Лера приезжала на дачу, там оказывалась только мама. Папа или улетал в командировку, или задерживался в городе на выходные, а то и вовсе отсутствовал без всякой причины. Впрочем, Лера не то чтобы соскучилась. С отцом все было сложно, сложнее, чем с остальным в этой жизни.
Пашка за спиной неловко закашлялся. Лера обернулась и увидела сначала черные блестящие сапожки на шпильке – совсем не подходящая обувь для похорон, но зато идеально смотрящаяся на красивых ножках в чулках. Затем подняла взгляд выше, уперлась в черные стекла очков на носу старшей сестры.
– Сочувствую, – произнес Пашка глухим кашляющим басом и спрятал самокрутку за спиной. – Очень не вовремя. Очень.
Как будто смерть когда-нибудь приходила вовремя.
Ната кивнула, будто соглашаясь с Пашкиным сочувствием, повернула голову к Лере.
– И я тоже, – быстро сказала та. – Это чудовищно. Не знаю, как ты это пережила.
– Еще не пережила, – ответила Ната негромко. – И вряд ли когда-нибудь переживу. Денис был для меня всем. Богом. Центром Вселенной. Лучшим человеком на свете. Ты даже не представляешь.
Она несколько секунд смотрела на Леру, потом направилась к отцу, прямо шпильками по кладбищенской грязи.
– Я не могу, – повторила Лера. – Я не пойду туда. Это что-то невообразимое. Ужасно. Я не выдержу.
Боль впивалась в затылок, высасывая трезвые мысли. Одно накладывалось на другое. Страх, бессонница, нервы. Узелок стрессов, который затягивался все туже.
– Это твой шанс попрощаться, – сказал Пашка. – Я бы им воспользовался.
Лера дернула плечом:
– Ненавижу, когда ты прав.
Ее разбудила вибрация телефона.
Мгновение назад в грустной полудреме Лера завтракала с Денисом в кафе, но реальность стремительно вытесняла воспоминания.
«Мне надо худеть», – говорил Денис каждый раз, когда заказывал семь или восемь пончиков, а потом еще чизкейк, кофе с сиропом и маршмеллоу. Впрочем, Лера считала, что у него идеальное телосложение. Когда любишь человека, сложно замечать его недостатки.
Звонила мама. Полшестого утра.
Привычный старческий полушепот:
– Не спится… Как ты?
– Скверно.
Лера перевернулась на бок, поджав ноги и положив телефон под ухо на подушку. Не хотелось выбираться из-под одеяла. Под одеялом было тепло, а воздух в квартире стоял холодный, осенний.
Сон про Дениса не желал выветриваться. Вместе с ним из прошлого вернулось неуютное ощущение, давно забытое и вроде бы вылеченное: Лера захотела выйти в Интернет и поискать кое-какую информацию.
– Как думаешь, – спросила она у мамы, – к чему снятся мертвые люди?
– Чтобы ты о них не забывала. Надо на могилку прийти, цветов принести… Жаль, у Насти не осталось могилки…
Мама смущенно замолчала. Лера чувствовала это смущение даже через расстояние. Чтобы как-то его развеять, она предложила:
– Я заеду, хорошо? Вот прямо в следующие свои выходные. Смену закончу, и пулей к тебе.
– Пирожков нажарю! – подхватила мама. – Все равно бессонница, делать нечего. Папа целыми днями в городе, Вика и Ната на дачу давно не заглядывают… Знаешь, чем я занимаюсь последнюю неделю? Ремонт затеяла в ваших комнатах. Помнишь, у тебя кровать была старая, скрипучая? Выкинула к чертовой матери. Зачем она?
Лера помнила. На той же кровати она в последний раз ночевала с полугодовалой дочерью. Эти воспоминания психолог настоятельно советовал изолировать. Настя умерла на рассвете, а скорая помощь ехала в загородный поселок почти два часа. Все это время Лера сидела у кровати, смотрела на сверток из простыней и пила чай с дешевым коньяком. Стакан за стаканом.
– …доченьки мои, такие милые… – бормотала мама. – Никак я вас не соберу вместе. Выросли и разлетелись. Совсем одна тут, никому не нужная. И Настенька иногда приходит, заглядывает. Смотрю на нее, на красавицу, и тебя вспоминаю.
Лера села на кровати, отпихнув одеяло. Бессмысленно прошлась по квартире: из кухни в комнату, потом в ванную, в коридор, обратно в кухню.
– Не заводи себя. Позвони папе, пусть приедет, перевезет обратно в город. Ну ее, эту дачу, одни дурные воспоминания.
– В такую рань папа еще спит. Все спят. Одни мы с тобой жаворонки. Ты всегда рано просыпалась. В шесть утра – тебя уже нет. Умотала в лес, приключения искать.
Мама бормотала что-то еще, погрузившись в воспоминания с головой. Лера щелкнула кнопку чайника, и тот в ответ зашумел почти мгновенно, разодрав скопившуюся в квартире утреннюю тишину.
Вернувшееся ощущение неприятно пекло в груди. Лера взяла с подоконника сонник. Страница так и была загнута на букве «О». Надо бы поискать, к чему снится «Отчаяние».
– Смерть забирает лучших, – внезапно сказала мама. Лера вздрогнула. Ее мысли крутились вокруг Дениса. – Не буду больше докучать. Надоела, наверное, совсем. Пирожков напеку. Позвоню папе. Все как ты сказала. Хорошего дня. Не забывай.
Связь прервалась. Выговорившись, мама почти наверняка ляжет спать и проспит до обеда. Про пирожки она, конечно же, забудет. Да и про папу тоже. Чрезмерное употребление успокоительных делает дыры в памяти не хуже, чем пули в головах. Быстро и надежно.
Уж Лера была в этих вопросах экспертом. А еще по наркотикам, алкоголю и клинической депрессии, верно? Например, две тысячи девятый Лера помнила лишь эпизодическими лохматыми лоскутками. Тот год походил на решето – память заполнилась черными дырами, сквозь которые навечно слились воспоминания. Пропажа Насти – самая большая дыра. «Зачем Валерия Одинцова раскопала могилу собственной дочери? Куда она спрятала тело? А главное, вспомнит ли она, что произошло и по каким причинам?» Ни на один из этих вопросов, блуждающих по Интернету, не было найдено ответа. После двух лет в клинике, а потом еще трех лет реабилитации черные дыры не стали меньше. Они просто отдалились. Таблетки и упорные тренинги позволили думать, что прошлое осталось в прошлом, а старая Лера заперта где-то возле поджелудочной.
Пузырька «Ревинола» в аптечке не оказалось, хотя Лера помнила, что покупала его две недели назад, после планового посещения психотерапевта. В тумбочке в ванной тоже не было. На кухне, за банками с крупами, Лера нашла пузырек, на дне которого лежали две фиолетовые капсулы. Кто вообще придумал раскрашивать успокоительные таблетки в фиолетовый цвет?
«Ревинол» помогал от целого букета «проблем с головой». Он входил в обязательный и постоянный перечень принимаемых лекарств, прописанных Лере. «Таблетка от всего». Почти как «Арбидол», только дороже.
Капсула уплыла по пищеводу вместе с выпитым стаканом холодной воды. Лера накинула на обнаженное тело махровый халат, надела кроссовки и выскользнула на улицу, купить сигарет. Предыдущая пачка испарилась меньше чем за сутки.
В воздухе стоял туман, мелкими каплями оседающий на щеках и губах. Серое утро пузырилось пятнами фонарного света. Улица оказалась забита машинами. Лера вспомнила, что сегодня понедельник, рабочий день, а значит, жители Митина с утра пораньше в едином порыве отправились на любимые работы.
– Отлично выглядите, – сказал старый таджик, протянув пачку сигарет из недр киоска.
Будто все остальное время она выглядела неважно.
– Спасибо, – ответила Лера, тут же достала сигарету и быстро закурила. – Вы тоже ничего.
– О, я как раз плохо. Неделю назад… это самое… инфаркт перенес. Внук меня в больницу отвез, иначе бы так и умер, на кухне. Сказали, не волноваться и не кушать жирного. Я, видишь, не кушаю. Один чай с молоком пью. Помогает, говорят.
Таджик расцвел в улыбке. Видимо, он был бесконечно рад, что не умер на кухне, а продолжает продавать сигареты девушкам в халатах.
– И все равно вы в хорошей форме! Чай, конечно, помогает, но лучше еще раз к врачу загляните. Чтобы наверняка.
– Так и сделаю. Так и сделаю! – кивнул таджик.
Понятно было, что ни к какому врачу он не заглянет. Люди вообще беспечные существа. Находят миллион причин, пока проблема не возьмет за горло. Лера знала не понаслышке.
Сколько раз ее уговаривали обратиться к специалистам? Тысячу. Сколько раз она прислушалась? Правильный ответ – ни одного. Нужен человек, который поступит против твоей воли, но для твоего же блага. У Леры такой человек нашелся – Пашка. У таджика нет… А у Дениса?
Она медленно пошла вдоль дороги, не чувствуя холода, облизывающего обнаженные ноги. Короткий и очевидный вопрос вдруг всплыл в голове, напомнил о себе.
Почему Денис ни разу не говорил ей о проблемах с сердцем?
Он был откровенен во многих вещах. Господи, да он делился подробностями о том, что вытворяла Ната в постели! Про ее «правила секса», почерпнутые из какого-то онлайн-тренинга. А про собственное сердце не упомянул ни разу. Пробежки, физические нагрузки, вредная пища – все это не прекращалось, хотя, казалось бы…
Знал ли он вообще, что болен?
– Чушь какая-то! – буркнула Лера.
Снова промелькнула мысль, что надо бы поискать кое-какую информацию в Интернете. Все, что связано с сердечными заболеваниями. Противопоказания, диагностика, консультации. Сохранить на флешку. Спрятать. Чтобы не забыть.
Одним из побочных эффектов нервного срыва в две тысячи девятом стало эпизодическое обсессивно-компульсивное расстройство. Лера боялась пропустить или забыть информацию. Она сама не знала, что именно ей нужно, но тревога возникала каждый раз, когда Лера оставалась без Интернета. Казалось, что-то необходимое проскочило мимо нее в виде заметки на каком-нибудь сайте, в ролике на «Ютьюбе», в посте неизвестного человека. Ей требовалось срочно зайти в Интернет и сохранить что-то… неважно что… сохранить, скопировать на флешку, а флешку спрятать, чтобы никто не добрался до сокровища, которым она теперь обладала.
Тревога вылилась в полную коробку флешек, где осели гигабайты сохраненных страниц, скриншотов, ссылок, скачанных видео и картинок, никак не связанных между собой. Заполнив флешку, Лера тут же переставала интересоваться ее содержимым. Тревога унималась, когда на флешку нельзя было больше ничего сбросить, но через месяц-два возвращалась вместе с бессонными ночами, литрами кофе, сигаретами и бесконечным серфингом по сайтам.
Лера так и не поняла до конца, как же ей удалось справиться с расстройством – при помощи таблеток или из-за Пашки, который устроил двухнедельное путешествие без Интернета. О, это была сложная и прекрасная пора, необходимая им обоим…
До квартиры она добралась в сладостном возбуждении. Не сопротивлялась ему. Пашки не было рядом. Он не удержал. Тут же уселась за ноутбук, принялась гуглить, искать ссылки и страницы. Оторвалась для того, чтобы заварить кофе. Взяла кубик рафинада, раскрошила ногтями. Болели глаза, а еще ужасно хотелось покопаться в шкафчике в туалете и среди разного старого хлама разыскать картонную коробку из-под новогодних гирлянд. Ту самую коробку с кошмарами, которую Лера должна была выбросить несколько лет назад в рамках курса психотерапии (избавление от прошлого), но не смогла и спрятала.
Правильно говорят: психические болезни невозможно вылечить навсегда. Мозг, хитрый засранец, оставляет запасные пути, по которым можно вернуться обратно. Черные дыры в сознании не затягиваются. Вскрыть их – плевое дело. Нужно только захотеть.
Лера сдержалась, но пришлось выпить две чашки кофе. В затылке болело. Это Лера из прошлого напомнила о себе.
К часу дня количество закладок в браузере оказалось столь велико, что новые открытые страницы стали подтормаживать. Крошки сахара прилипали к запястьям. Лера чувствовала, что на верном пути. Иначе ведь и быть не могло.
Откинувшись на спинке стула, она читала статью о сердечно-сосудистых заболеваниях. Отличная статья. Надо сохранить. Еще одну из десятка сохраненных за последний час.
Денис мог бы выжить, если бы вовремя прочитал вот это вот все.
Но почему он не интересовался этим? Умный, любознательный, заботящийся о собственном здоровье – и ни разу не упомянул про болезнь сердца? Как такое может быть?
Скверная мысль крутилась в голове. Вытряхнуть бы ее.
Лера обнаружила, что курит предпоследнюю сигарету из купленной пачки. Часы показывали половину четвертого. За окном бесшумно лил дождь. День проскользнул мимо сознания и клонился к вечеру. Осенью темнеет рано.
На коленях лежала коробка с кошмарами. Надпись на картонной крышке: «Не открывай!» – как предупреждение для Леры из прошлого, которая не успела забыть, что происходило с ее сознанием много лет назад.
Нынешняя Лера уже почти забыла.
«Не открывай!» – раньше эта надпись обжигала взгляд, а сейчас казалась какой-то наивной. Буковка «Й» завалилась набок. Восклицательный знак жирно обведен несколько раз. Кто-то (Лера из прошлого) сильно нервничал тогда. Верил, что надпись обладает некой магической силой и остановит всякого, сюда сующегося.
Лера из настоящего сбросила крышку на пол и обнаружила флешки. Память подсказала: ровно сорок две штуки. Гигабайты информации. Ее собственный Эльдорадо. Кого-то сделает богатым, а кого-то окунет в пучину безумия.
– Но ведь сейчас я не больна, – сказала Лера, стряхивая пепел на стол возле ноутбука. Прозвучало не очень уверенно. – Я вылечилась, правда?
Она прислушалась к звукам в квартире. Казалось, где-то за стеной слишком громко бубнит телевизор. Капли дождя разбиваются о металлический козырек. Похрустывает жесткий диск. Ему требуется передышка. Как и самой Лере, разумеется.
– Почему Денис не рассказал о проблемах с сердцем? – Лера запустила пальцы в коробку, перебирая флешки. Они были разных размеров и цветов, разного объема. Разные на уровне воспоминаний и ощущений. До каких-то было страшно дотрагиваться, какие-то вызывали теплые чувства. Все были живые, родные, знакомые.
Как же давно она не касалась их!
– Какие еще у него могли быть от меня секреты?
В голове пульсировала еще одна слабая мысль: «Ревинол» не помогает.
Смерть Дениса, похороны, звонок, воспоминания – стресс был настолько силен, что одной фиолетовой капсулы не хватило. Организм запустил защитные механизмы по полной.
Лера скользнула взглядом по горке раскрошенного сахара вперемешку с пеплом. Пошла на кухню. В пояснице болезненно закололо. Сколько же она просидела без движения?
На кухонном столе валялись сигареты вперемешку с клочками разодранной сигаретной пачки. Лера не помнила, когда это сделала. Зато вспомнила яркое слово, означающее ее состояние: «приход».
Последняя капсула «Ревинола» лежала на блюдечке у раковины. Две штуки в день – это передозировка, но кто думает о последствиях, когда хочет избавиться от гнетущего состояния? Лера проглотила капсулу, запила водой, закрыла глаза.
Она почти физически ощущала собственные мысли, похожие на взбесившихся блох внутри черепной коробки. Перед глазами мельтешили белые пятнышки. Приход случился неожиданно, и Лера надеялась, что он быстро пройдет.
Нужно собираться на работу, а нет ничего лучше для проветривания мозгов, чем монотонное заполнение бумажек в тишине склада. Слава бюрократии.
Мысли слегка умерили беспорядочное мельтешение.
Прибраться, вычистить кухню, проветрить, вернуть коробку с флешками на место, выключить к чертовой матери ноутбук, предварительно закрыв все вкладки и очистив историю поиска. Чтобы не осталось зацепок, к которым можно вернуться даже мысленно. Вот что важно.
Лера из прошлого, спрятавшаяся внутри головы, задала еще один вопрос:
«А как же быть с Натой? Рано или поздно придется выяснять отношения».
– Может быть, и не придется. Нужно просто оставить все в прошлом.
«Снова будешь верить, что проблемы рассосутся сами собой? Кажется, ты так уже делала. Не помогло».
– Почему бы не попробовать еще раз?
Завибрировал телефон, выводя Леру из транса. Она вдруг осознала, что стоит посреди темной комнаты с сигаретой в руке и разговаривает сама с собой. Как в старые «добрые» времена.
Вторая капсула «Ревинола», когда же ты начнешь действовать, мать твою?!
Звонила Вика. Сестра не слишком часто радовала Леру звонками в последнее время.
– Привет еще раз, – сказала Вика в трубке. – Я тут подумала хорошенько. Действительно. Ната никогда не говорила про болезнь Дениса. И от него я тоже не слышала. Странно это все. А почему ты спрашивала?
– Ты о чем? – пробормотала Лера. Мысли снова вспорхнули, как испуганные воробьи с куста.
– Об аневризме. Ты спросила – откуда я знала, что он болен. Я попыталась вспомнить, ну и… Не вспомнила. Где-то в разговоре, наверное, упоминалось.
– Когда я спрашивала?
– Час назад. Лерчик, с тобой все хорошо?
– Заработалась просто. И еще похороны эти. Вышибли из колеи. Так печально… Молодой совсем был. Я два дня хожу, думаю… Не знаю почему.
– Мы все в шоке… – вздохнула Вика. – Такая счастливая пара, и тут вдруг – бац! Хочу заехать к Нате завтра после работы. Выпьем, пообщаемся по-сестрински. Ты с нами?
– Я всего лишь средняя, – вспомнила Лера шутку из детства.
Вика неопределенно хмыкнула.
– Смешно… Но ты подумай, если что. Родственная связь – самая крепкая. Вместе переживать беды легче.
Едва она положила трубку, Лера открыла меню вызовов. Мысли уже не просто порхали, а бились изнутри о стенки черепа. Сердце заколотилось. Подступила тошнота. Все, как положено во время панической атаки.
Час назад она звонила Вике. А потом – Нате. Звонок длился почти четыре минуты.
Черные дыры сожрали воспоминания.
Что это был за звонок, и о чем они разговаривали?
Лера села на край кровати, вертя в руках телефон. Потом набрала Пашку. Кусала губы, не замечая. Тошнота не отступала.
– Рад тебя слышать, – сказал Пашка. На заднем плане играла какая-то гитарная мелодия.
– Мне нужно, чтобы ты приехал. Срочно. У меня снова приход.
– Серьезный?
– Пока не знаю. Но, кажется, я уже наломала дров… И захвати что-нибудь крепкое. Виски, водку, что угодно.
– Хрен тебе, подруга! Держись. Скоро буду.
Она положила трубку и бросилась к туалету. Желудок выплеснул кофе, капсулу «Ревинола» и зеленоватую едкую желчь, полившуюся из носа. Глаза наполнились слезами. Лера села возле унитаза, растирая ладонями сопли.
Затылок продолжал болеть.
Пашка развалился на заднем сиденье такси и бегло редактировал видео.
Время поджимало, такси стояло в пробке, курить было нельзя – все эти мелкие неприятности походили на липкие щупальца осьминога, присосавшиеся к сознанию. Мысли сделались вязкими. От таких мыслей Пашка обычно избавлялся алкоголем, но сейчас даже выпить было нельзя.
А все потому, что именно сегодня требовалась ясность сознания. Ради Леры.
Они уже много лет вытаскивали друг друга с того света. Две соломинки – из одного, мать его, веника. Лера со своими приходами и Пашка с навязчивой идеей влезть в какие-нибудь приключения. Что-то в этом было подсознательное и плохо контролируемое.
Они даже познакомились на эмоциональном изломе. Пашка в две тысячи девятом подрабатывал оператором на съемках порно. Очень модно было делать ролики «под домашнее видео» – чтобы дрожала камера, планы получались нечеткими и перекосившимися, изображение зернилось. Антураж, соответственно, тоже «тру-домашний»: старая квартира, обои в цветочек, деревянные оконные рамы, между которыми застряли пожелтевшие кусочки ваты, ржавый чайник, грязный линолеум и ковер над кроватью. Носки на мужике во время секса – непременный атрибут.
Домашнее порно пользовалось бешеной популярностью. Пашке нравилось его снимать – хлопот в разы меньше, чем с профессиональной съемкой. Никаких тебе четких кадров или планов, со светом заморачиваться не надо, поставил две камеры в нужных местах – и тупи в телефоне, пока люди на скрипучей кровати дубли отрабатывают.
В одной из таких квартир он и встретил Леру. Она сидела на табуретке у окна в кухне, курила, стряхивала пепел в рюмку с водой. Обнаженная и вспотевшая. Очень красивая. Волосы растрепаны, тушь размазалась под глазами, фиолетовые разводы коснулись носа и щек. Мелкая совсем, лет восемнадцать, не больше. При этом сильно пьяная, Пашка сразу определил. Возможно, под наркотой.
Увидев его, Лера улыбнулась.
– Последний раз снимаюсь, – сказала она, будто оправдываясь. – Надо завязывать и взрослеть. Появилась ответственность, понимаешь? Хочу выйти из бизнеса и вылечиться.
Он прекрасно помнил чувство стыда и неловкости от всей этой сцены. Лера была худенькая, костлявая, все у нее казалось каким-то угловатым и торчащим: скулы, коленки, локти, маленькие груди, нос. Но при этом она источала столь бешеную сексуальность, что сложно было удержаться и не разглядывать ее, представляя… всякое.
– Давно снимаешься? – спросил Пашка, закуривая, чтобы отвлечься.
Лера шевельнула плечом:
– Где-то год. А ты давно такой извращенец?
Он хотел ответить, что не извращенец, а просто подрабатывает по совету друга. Лишние деньги никогда не помешают. Но почему-то осекся. Лера докурила сигарету и тут же закурила следующую.
– Меня надо спасти, – произнесла она, стряхивая пот с груди. – Иначе сдохну. Поможешь?
Автомобиль дернуло, водитель выругался, буркнул через плечо:
– Извини, брат, задержимся немного. Какие-то козлы не разъехались на перекрестке.
– Ничего страшного, – ответил Пашка, склонившись над планшетом. Попытался сосредоточиться.
Десять лет прошло, а он как был извращенцем, так и остался. На планшете был открыт видеоредактор. Из многочисленных кусочков требовалось склеить получасовое «домашнее видео». Свежак, снятый минувшей ночью в Питере. Технологии развивались, Интернет захватил мир, стриминговые сервисы ломали привычные схемы продаж, картинка потокового видео достигла 4K Ultra, а зритель все так же требовал ковра на стене, мужских носков и полной иллюзии съемки на домашнюю камеру. Приходилось соответствовать.
Пашка давно не снимал сам, а только монтировал. Лера отговорила. Он до сих пор не очень понимал, зачем возится с монтажом порно, ведь не так уж сложно найти нормальную работу с нормальным доходом, но, наверное, ответ был прост. Ему нравилось.
Женщина за тридцать пять и мужчина за сорок (оба профессиональные актеры, если можно так выразиться) сняли порно на собственные телефоны, разыгрывая пару в отпуске. Порнодраматургия требовала разогнать сюжет от обычной прогулки по центру Питера («Дом Книги», Казанский собор, Зимний дворец, уютное кафе где-нибудь на Невском), до секса в гостиничном номере (с видом на Исаакиевский собор, естественно). Пара не ограничивалась банальными любовными утехами, а имела в арсенале несколько эротических игрушек, разные причуды для анального секса и набор мелких извращений. В общем, ролик должен был затрагивать желания различных слоев населения.
К обеду нужно было смонтировать и выложить на сервисы, закинуть описание для маркетологов и разослать ролик пиарщикам. Индустрия работала отлаженно.
Следующие десять минут он старательно монтировал, перемешивая крупные планы вспотевших лиц с крупными планами эрегированного члена и женских губ. Такси наконец вырвалось из пробки, юркнуло в подворотни Митина. С обеих сторон потянулись старые панельные дома, прячущиеся за заборами заводики и частные коттеджи, автозаправки и супермаркеты.
Еще через пять минут таксист остановился у знакомого подъезда.
– Извини, брат, – повторил он. – Слегка задержались. Сам видел, что на дорогах творится.
Пашка был не в обиде, даже накинул, по обыкновению, чаевые. Первым делом, выбравшись из такси, закурил. Прошел под козырек подъезда и докуривал неторопливо, поглядывая на деревья и прохожих. Бесконечный дождь к вечеру слегка утих. Тучи кое-где расползлись, обнажая кляксы неба, окрашенного в сочные алые тона.
Собрался с мыслями, нажал истертые и знакомые цифры домофона и вошел в подъезд.
Ностальгия, чтоб ее. Отвратительное желание оказаться в хорошем, светлом и таком далеком прошлом. Ностальгия парадоксально позитивна. Она похожа на жизнерадостного щенка, которого подарили в детстве, – щенок этот лижет щеки, тыкается мокрым носом в ладони, виляет хвостом и просто дарит радость. У ностальгии нет продолжения, кроме мига счастья. Ностальгия подбрасывает эмоции, от которых было хорошо. Самое ужасное – рано или поздно наступает понимание, что миг этот давно испарился, а за ним наступает нечто обыденное и уже не такое счастливое. Например, старость.
На пятый этаж Пашка поднялся без лифта. Подошел к двери с номером «146», постучал по металлу согнутым пальцем. Дверь приоткрылась почти бесшумно, дыхнуло горячим и вязким воздухом. Много лет назад Лера во время приходов неосознанно выкручивала батареи на максимум, закрывала окна и бродила по квартире в нижнем белье. Хоть что-то в жизни не меняется.
В образовавшуюся щель высунулось вспотевшее Лерино лицо. Волосы прилипли ко лбу, встопорщились вокруг ушей, а на затылке были скручены и перетянуты разноцветными резинками. Он снова вспомнил первое знакомство. Лера выглядела так же – безобразно-сексуально. Притягательно, но отталкивающе. Разжигала в Пашке страсть, которой он боялся.
Они ведь ни разу не занимались сексом. Жили вместе несколько лет, но дальше дружеских поцелуев не заходили. Почему? Никто не сделал первый шаг, вот почему. Оба боялись, что разрушат хрупкое равновесие, которое очень долго и очень сложно возводили.
– Заходи… – буркнула Лера, пропуская в темный коридор.
– Оденься! – попросил Пашка. Она стояла в одних трусиках.
– Ой, да… Блин! Прости.
Лера метнулась из коридора в комнату. Пашка медленно разулся, снял куртку.
Квартиру оккупировал сигаретный дым.
Первым делом – проветрить. Пошел на кухню, распахнул окно, впуская холодный ветер, дождь и шум вечерней улицы. Ностальгия намекнула: в кухне ничего не изменилось за много лет. Даже деревянные рамы никто не заменил на стеклопакеты. Стол был усеян белым порошком. Пашка приложил палец, почувствовал легкое похрустывание, заметил смятую пачку из-под сахара-рафинада на подоконнике. Старый Лерин невроз. Кто-то рвет бумажки, чтобы успокоиться, кто-то грызет ногти, а Лера крошит кубики сахара. Не самое страшное занятие, если разобраться.
И когда она успела снова рухнуть в нервное расстройство? Несколько дней назад на похоронах Дениса смотрелась вполне себе адекватно. Выдержала тягомотину с прощанием, постояла среди родственников у могилы, не плакала, когда гроб быстро забросали землей. Чуть позже, в роскошном и дорогом ресторане (за поминки отвечал Василий Ильич, а уж он-то постарался), Лера ничем не отличалась от сестер. Держалась стойко. С Натой старалась не пересекаться даже взглядом. Это Пашка хорошо подметил. Впору было отдышаться, успокоиться и продолжить кое-как жить, зализывая очередные раны, поверх старых. Но нет. Что-то в ее мозгах снова закоротило…
– У меня несколько вопросов, – раздался голос из-за спины. Лера стояла в дверях кухни. Накинула рубашку и натянула фиолетовые гольфы. Волосы собрала в хвост на затылке. Хоть на человека стала похожа. – Денис умер в результате болезни сердца. Аневризма, знаешь такое? Подробностей мне, конечно, никто не расскажет. Я краем уха слышала на похоронах. Теперь ищу информацию. Что у него была за форма аневризмы? Почему раньше никто не замечал? Проходил ли обследования? Интернет творит чудеса. Реально в любую дырку пролезть можно. Должны быть пути. Так вот, Денис мне ни разу не говорил о том, что у него больное сердце. А мы встречались минимум два раза в неделю. По утрам. Иногда по вечерам. Один раз он прожил у меня неделю, пока Ната была в командировке. И ни слова о болезни. Почему? И еще…
Пашка подошел в два шага, взял Леру за плечи, прервав нервный, заикающийся монолог.
– Таблетки принимала?
– Только пару капсул «Ревинола». Мне положено.
– Пила? Нюхала? Что-нибудь?
– Паш, все в порядке. Это легкий приход. Справляюсь. Просто нужно кое-что выяснить. Подозрительно это все.
Она высвободилась. Глаза бегают туда-сюда, взгляд ощупывает пространство. Кончики длинных пальцев дрожат. Быстрое дыхание.
– Ага. Справляешься. – Пашка кивнул на стол, усыпанный сахаром. – Я вижу. Пойдем-ка в комнату.
Открытый ноутбук валялся на кровати, высвечивая потолок белым прямоугольником. Закладок в браузере было столько, что верхнее меню походило на ежа. Свет в комнате не горел.
– Мне нужна информация об аневризме, – продолжила Лера, шумно выдохнув. – Я же говорю, подозрительно это все, понимаешь? Есть вопросы. Там существует скрытая форма, симптомов почти не бывает, но Денис ходил к врачам. Один раз точно, когда у него слегка онемели рука и плечо. Он мне рассказывал. Потом как-то забылось. Почему?
Вокруг ноутбука валялись флешки. Еще один очень нехороший признак.
Пашка быстро открыл окна. Потом взял Леру за плечи, усадил на стул. Лера не сопротивлялась, обмякла, и только бегающие глаза обнажали внутреннее напряжение.
– Значит, так, – начал он, поднимая с пола пустую коробку. – Мы это уже проходили, да? Первое: я сейчас отключу все устройства и заберу с собой. Флешки тоже. Ни к чему они тебе. Посидишь пару дней без ноутбука и Интернета. Ты же помнишь, как это полезно для здоровья? Бумажные книги, прогулки. Проветривание сознания. Терапия. Цифровой детокс. Если надо, поедем в лес, как раньше. Поживем неделю в палатках, рыбу будем удить, в реке купаться.
– Осенью, ага… – Лера поморщилась, но больше ничего говорить не стала.
Это хорошо. Раньше в самые острые периоды она могла уговаривать, просить, кричать, угрожать, выбегать из квартиры голышом.
Информационная зависимость – так это называется. На игле Интернета сидят восемьдесят шесть процентов населения планеты. Только три процента способны избавиться от зависимости безболезненно. А еще у двадцати процентов зависимость переходит в острую стадию – а это психозы, нервные расстройства, бессонница, депрессии, ОКР. Полный набор.
– Второе, – спокойно продолжил Пашка. – Иди под душ и хорошенько помойся. Чтоб пробрало. Контрастный. Затем мы с тобой съедим чего-нибудь, выпьем чаю. Кофе и сигареты я тоже забираю.
– Мне не хочется кушать… – пискнула Лера.
– Знаю, – мягко ответил он. – Ты никогда не хочешь есть в таком состоянии. В последний раз потеряла почти двадцать килограммов за десять дней. Фото показать? Я сохранил. Для подобных случаев.
Лера покачала головой и вдруг, набрав побольше воздуха, затараторила вновь: