7,99 €
Три школьные учительницы на пенсии берутся за новое расследование! Продолжение книги «Кофе со вкусом убийства» Остроумный и уютный детектив для поклонников Питера Боланда, Кристен Перрин и Ричарда Османа. Насладитесь за чашкой кофе этим забавным и заразительным детективом, где за дело берутся три самые неожиданные сыщицы, которых вы когда-либо встречали. После завершения первого удачного расследования трем школьным учительницам на пенсии никак не удается насладиться кофейными четвергами в садовом центре. Кто-то стал рассылать их друзьям и соседям подозрительные конверты. А внутри – письма, раскрывающие самые страшные секреты… Когда начинают рушится прежние связи и распадаться семьи, а под подозрением оказывается чуть ли не каждый житель маленького городка, подруги решают взять дело в свои руки. И чем дальше они продвигаются в поисках правды, тем яснее понимают, что некоторые могут зайти слишком далеко, чтобы заставить замолчать это «ядовитое» перо. Неужели среди них вновь завелся опасный преступник?
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 444
Veröffentlichungsjahr: 2025
J.M. Hall
A PEN DIPPED IN POISON
Copyright © J.M. Hall 2023
© Матлахова А., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Для Салли.
Спасибо.
Уже в эту пятницу гуляем на летней ярмарке, которую организовал родительский комитет школы имени Святого Варнавы! Лавки, игры, вкуснейшие хот-доги и, конечно же, наша уже традиционная Мага-лотерея! К тому же у вас будет шанс помучить мистера Берримена мокрыми губками! Приходите к 6 часам. Давайте вместе соберем деньги на нужды школы!
Ждем всех!
Существует много признаков того, что школьная ярмарка прошла успешно: прозрачный лотерейный барабан, забитый билетиками; стол с угощениями, на котором осталось несколько сиротливых печенюшек из воздушного риса; промокший, трясущийся учитель, переживший пытку игрой, в которой ребята бросались в него мокрыми губками. В общем, признаков-то много, но в них явно не входит распахнутая настежь дверь кабинета администрации, где прямо на столе лежат деньги на сдачу в лавках.
Тельма замерла в дверном проеме, держа в руках контейнер, подписанный аккуратным почерком «Сдача для книжной лавки». Она осмотрела пустующую комнату и напряглась. Где же все? Где Линда Барли, которая прямо сейчас должна радостно складывать монетки в аккуратные стопочки? Где серьезная офис-менеджер, вокруг которой всегда чувствуется напряженная аура контроля и порядка?
Она огляделась в поисках ответа. На столе Линды веером лежали белые конверты – Тельма знала, что это призы победителям лотереи. Похоже, в этом году везунчики соберут небывалый урожай подарков: и билеты на концерт в Ньюби-Холл[1], и купон на посещение салона «Закрутилось-Завертелось», и бесплатная чашка чая в ботаническом саду. Лишь один конверт лежал в стороне от остальных, он был чуть больше, совершенно ровный и бежевый, хотя лотерейные конверты были белыми. Нагнув голову под правильным углом, Тельма смогла разглядеть обрывки письма, которое торчало из конверта.
…семь лет… очень сожалею, но выбора нет…
Больше не могу оставаться на должности председателя…
Она сразу же догадалась, о чем было письмо и от кого оно. На ярмарке волонтеры только об этом и говорили, особенно Иззи, болтливая женщина, которая работала с Тельмой в книжной лавке. Между родительским комитетом (покровителями школы имени Святого Варнавы) и директором Кейли Бриттен случилась размолвка – вроде бы о том, как будут использованы деньги, заработанные на ярмарке. Родители, как обычно, предложили выдать детям мороженое в конце четверти и купить батут, а вот директриса распорядилась, что все деньги будут потрачены на оборудование кабинета математики.
– Я слышала, что там была просто кровавая баня! – высказалась Иззи Трюин с нескрываемым удовольствием. – Головы летели с плеч!
Размолвка, видимо, и правда была крупной и желчной, потому что обычно веселая, хоть и немного стихийная, председательница Донна Чиверз разрыдалась семью ручьями прямо на детской площадке, а все остальные члены комитета отказались участвовать в ярмарке. Поэтому-то и пришлось приглашать новых волонтеров за одиннадцать часов до мероприятия, таких как Иззи, например, ее дети недавно пришли в Лоудстоун, или Тельма и ее подруга Лиз – бывшие сотрудники на пенсии.
– Ну знаете, все-таки директор не в друзья нам должен набиваться, – рассуждала Иззи. – Поверьте мне на слово, я сама, за какие грехи не знаю, но работала в школе, но то давно было, в Средневековье.
Она заливисто засмеялась, пытаясь навести в кипах детских книжек про Биффа и Чипа[2] хотя бы относительный порядок.
– Я, конечно, лично еще не знакома с миссис Бриттен, но уверена, у нее были свои причины. Она же грамотный управленец и все такое.
Тельма ничего на это не сказала. Ей казалось, что настроить против себя весь родительский комитет прямо перед летней ярмаркой – едва ли грамотный поступок. Но, с другой стороны, директор академии Лоудстоун имени Святого Варнавы, миссис Кейли Бриттен, уже завоевала себе репутацию крепкого орешка.
За полтора года, что она сидела на должности, новая директриса, можно сказать, разделила жителей Тирска на два лагеря. Одни, те, что мечтали, что их дети однажды войдут в двери уже почти святой школы Рипон[3], оценили ее строгость, благодаря которой снизилось количество прогулов (и среди учеников, и среди сотрудников), а также ее серьезный подход к подготовке ребят к ежегодным обязательным экзаменам (таких высоких результатов в школе еще не было никогда). Были и те, кого не устраивала новая политика Лоудстоуна, установленная с легкой, одетой в дизайнерские вещи руки миссис Бриттен. Например, она точно не станет вашей любимицей, если вы из числа тех родителей, которые могут позволить себе отпуска только в середине семестра, или из детей, которым сложнее даются бесконечные контрольные, или если вы сотрудник школы и вам срочно требуется поход к врачу или стоматологу. «Она скорее руководит какой-то растущей корпорацией, а не школой» – и так говорили далеко не единицы.
Все эти мысли носились у Тельмы в голове, пока она осматривала пустую учительскую. Связано ли исчезновение всех сотрудников со скандалом, который Иззи прозвала «Комиттетогеддон»?
– Мелочь! – крик, который так противоречил переживаниям Тельмы, был хриплым, но очень громким. – Нужна мелочь на сдачу!
За ее спиной стояла коренастая фигура с дикой копной малиновых волос и гораздо более дикими глазами. Банти Картер, школьная медсестра, одна из тех, кто работал тут еще во времена Тельмы. А таких становилось все меньше и меньше.
– Да где все? Почему деньги оставили без присмотра?
– Видимо, отлучились, – спокойно сказала Тельма.
– Миссис Купер. – Банти мрачно покачала головой, в глазах искрилось предвкушение надвигающейся катастрофы. – У нас тут все очень плохо! Очень!
За годы совместной работы Тельма много раз слышала, как Банти причитала по самым разным поводам: из-за драки на площадке и из-за застрявшей в ксероксе бумаги – и каждый раз это была катастрофа. Тельма незаметно фыркнула себе под нос. С Банти никогда не знаешь наверняка. Она как тот мальчик, что кричал «Волки!».
Банти сделала шаг вперед, глаза ее забегали по комнате. Спокойная вроде бы.
– Как думаете, может, что-то случилось?
Тельма и правда так думала, но не хотела пускаться в поспешные догадки, которые, зная Банти, быстро разлетятся по женским чатам в вотсапе.
– Оставайтесь тут, я пойду проверю, – сказала она.
Банти уже было открыла рот, очевидно, чтобы возразить, но что-то в тоне Тельмы ее остановило – может, сдержанная властность, свойственная каждому, кто преподавал больше тридцати семи лет.
– Начну считать деньги, – сказала медсестра, снова сканируя глазами комнату.
Тельма заметила ряды бутылок, которые должны были стать призами в лотерее, и коротко помолилась про себя.
Выйдя из учительской, она повернула налево и ушла вглубь школы, все дальше и дальше от шума в актовом зале. Первая же дверь, к которой она подошла, тоже была открыта, хотя должна была быть заперта. На ней висела стильного бордового цвета табличка с золотыми буквами: «Кейли Бриттен – директор».
Из кабинета доносились громкие, заряженные паникой голоса.
– Надо вызвать полицию, миссис Бриттен!
– Нет, – отказ был решительным, но в нем читалось напряжение.
Тельма постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла.
И попала в комнату, в которой явно что-то случилось. Тельма это тут же поняла по языку тел четырех женщин: три стояли, а четвертая сидела за внушительным деревянным столом, который вписался бы скорее в кабинет из «Аббатства Даунтон». Прямо на этом столе и лежал развернутый лист бумаги, и все смотрели на него с разной степенью тревоги и испуга.
Одну из женщин Тельма очень хорошо знала – Линду Барли – замдиректора, супругу местного мастера Мэтта, ярую поклонницу печенья и Spice Girls. Рядом, осуждающе смотря на Тельму, стояла, как всегда опрятная, офис-менеджер Николь. На обеих женщинах были строгие серые блузки, которые, как уже знала Тельма, стали некой школьной формой. Шея Николь была обвязана толстым бирюзовым шарфом – странный выбор для такого теплого дня. Третья, высокая женщина с рыжими волосами, весь вечер бегала как заведенная вперед-назад, руководя волонтерами и выдавая сдачу. Сейчас она согнулась над столом, ладонями упираясь в красновато-коричневую столешницу, на фоне которой лист бумаги был ярким белым пятном. В роскошном офисном кресле сидела четвертая женщина, в брендовом молочном костюме, с пышной копной темно-русых волос. По одному ее виду было ясно, это не кто иная, как Кейли Бриттен, директриса школы Святого Варнавы при академии Лоудстоун. Но ни она, ни другие три женщины не произвели на Тельму сильного впечатления.
Потому что она была поражена самим кабинетом.
Он был прекрасно знаком ей со времен предыдущего директора Фэй. Но, как и вся школа, кабинет сильно изменился. Больше не было ни уютного беспорядка, ни полок, заставленных книгами для школьных собраний, ни привычного глазу календаря от Майка Хоппера, ни вываливающихся из шкафчиков стола спиралей для папок и лотков под бумаги. Унылый оливковый цвет стен, свойственный всем образовательным учреждениям Северного Йоркшира, был закрашен светло-серым, а ковровое покрытие поменяли на что-то плюшевое и алое. Помещение стало сугубо офисным, даже спартанским. Нотку спонтанности добавлял лишь занимающий всю стену напротив стола огромный морской пейзаж – танец насыщенного серого, зеленого и оранжевого.
– Вы что-то хотели? – По неприветливому тону Кейли и самым разным выражениям лиц остальных присутствующих Тельма окончательно убедилась, что пришла в неподходящий момент. – Эта часть школы закрыта для посторонних.
– Это Тельма, она не посторонний, – сказала Линда Барли с таким облегчением, которое, наверное, в ее голове было достаточно красноречивым. – Тельма Купер. Ей можно довериться, миссис Бриттен. Она у нас раньше работала.
Тельма заметила, как формально Линда обратилась к директрисе. Это было совсем не похоже на дружелюбную Линду, которая неизменно обращалась ко всем по имени или даже чаще просто «дорогуша».
– Нужна еще мелочь на сдачу, – сказала Тельма.
Николь, теребящая шарф, повернулась к Линде:
– Вы же не бросили там все без присмотра?
В ее голосе сквозила неприкрытая попытка снять с себя любую вину, уголки губ Линды обеспокоенно опустились.
– Там есть кому присмотреть. – Тельма вытолкнула из головы мысли о призовых бутылках очередной молитвой.
– Главное, чтобы этот кто-то не исчез с деньгами, – сказала Николь.
– Так, – впервые заговорила рыжая девушка, – если мы все-таки хотим провести лотерею, надо уже выдвигаться.
Голос у нее был резкий, почти угрюмый.
– Бекки… Да как? – спросила Кейли Бриттен изумленно. – Кто знает, что может случиться, если я покажусь там?
Девушка покраснела, как могут краснеть только рыжеволосые люди.
– Я просто хотела убедиться, что мы окончательно решили… – угрюмо сказала она.
– Может, кто-нибудь другой разыграет лотерею? – предложила Линда.
– Не хочу никого обидеть, но нам точно стоит это обсуждать? – спросила Николь, медленно переводя глаза на Тельму. – При посторонних?
– Думаю, вам нечего бояться, – Тельма обращалась именно к Кейли Бриттен. – Автора этого гнусного письма точно здесь нет.
Все чрезвычайно ярко отреагировали на это заявление. Четыре пары глаз резко переметнулись прямо на Тельму, а Николь схватила со стола листок и прижала к своему стройному телу, чтобы никто не подглядел. Все, не отрываясь, смотрели на маленькую женщину в огромных очках, сидящих на серьезном лице, и задавались вопросом: откуда она вообще знает, что происходит? А Тельма уже увидела все, что ей нужно было, – за годы работы в классе она стала почти экспертом в чтении перевернутого текста, к тому же надпись на листке была сделана огромными и пучеглазыми печатными буквами:
НАДЕЮСЬ, ТЫ ПОНИМАЕШЬ, СКОЛЬКО ЛЮДЕЙ ТЕБЯ НЕНАВИДЯТ. ТЫ РАЗОЗЛИЛА ОЧЕНЬ МНОГИХ! УЕЗЖАЙ УЖЕ, НЕ ВИДИШЬ, ЗДЕСЬ ТЫ НИКОМУ НЕ НРАВИШЬСЯ!
Тельма снова заговорила с Кейли:
– Ужасные слова. Я понимаю, почему вы расстроены.
– Я думала, это один из лотерейных призов, – выпалила взвинченная Линда. – Слава богу, я догадалась перепроверить, а ведь могли открыть прямо перед родителями.
– Думаю, в этом и была задумка, – сказала Тельма.
Кейли внимательно смотрела на Тельму. Даже в такой стрессовой ситуации она производила впечатление авторитета, поэтому Тельма бессознательно начала сравнивать свою дешевую юбку с ее брендовым молочным костюмом.
– Вы сказали, что автора письма сегодня нет в школе? – спросила Кейли Бриттен.
– Не понимаю, откуда она может это знать, – не слишком уважительно сказала Николь. – Мне кажется, вам не стоит туда выходить, миссис Бриттен.
– Но с чего вы взяли? – Можно было услышать в голосе рыжей девушки претензию и резкость, но Тельма поняла, что та искренне хочет разобраться.
– Ну, я не уверена, конечно, – сказала Тельма, – но я не видела Донну Чиверз весь вечер, и насколько я поняла, – Тельма взяла вежливую паузу, – насколько я поняла, она и не собиралась приходить.
– Донна Чиверз? – спросила Кейли.
Тельма кивнула.
– Почему ты уверена, что это она? – сказала Линда.
– Конверт, – Тельма мотнула головой на белый разорванный предмет на столе.
– Не понимаю, – Линда взяла его в руки и осмотрела, как будто он мог сам ей сказать: «Меня прислала Донна Чиверз». – Не похож на те, что она обычно использует.
– Да, – согласилась Тельма, – но конверт один в один как те, в которых лежат лотерейные призы. А лотереей занималась Донна. Ну, раньше, по крайней мере.
И снова все четверо повернулись к ней.
– В общем, повторюсь, но думаю, что по плану вы должны были открыть конверт при родителях, разыгрывая лотерею. – Тельма прекрасно помнила председательницу родительского комитета: в лицо та всегда была самим дружелюбием, а за спиной… – Я так понимаю, – сказала она, – ее Джейк выпускается?
Рыжеволосая – Бекки – кивнула.
– То есть через неделю ей вообще можно будет здесь не появляться?
Кейли кивнула. Она, кажется, приняла какое-то решение.
– Так, – сказала Кейли, вставая.
– Не хочу никого обидеть, – вставила Николь, – но она же может ошибаться.
– Только не Тельма, – смеясь сказала Линда.
В актовом зале все еще было дико душно, хотя на сцене трещали сразу три напольных вентилятора. Тельма, увидев Иззи, которая обмахивалась одной из тех книжек про Биффа и Чипа, сама будто отчетливее почувствовала температуру.
– Мы тут закипаем, – сказала Иззи. Ее химически завитые кудряшки липли к вискам. Тельма поставила на стол контейнер с мелочью. – Говорят, с отоплением что-то не то. Да я и не жалуюсь. Я вообще родом из Корнуолла, мы там кроме дождя ничего и не видали.
В этот момент довольно полная женщина – чья-то мама, скорее всего (Тельма уже стольких не знала), – начала размахивать томиком книги «Новая жизнь, новый ты!». Иззи приняла это за знак, что пора начать рассказывать (Все внимание на меня!), как она перебралась из Лутона в Тирск, так что у Тельмы выдалась возможность погрузиться в размышления. Она надеялась, что не ошиблась насчет Донны Чиверз. Тельма почти в себе не сомневалась, особенно припоминая тот ужасный случай с женщиной, леденцом и соцработниками. Там уже Донна постаралась на славу.
Тельма оглядела зал. Ничего странного, обычная летняя ярмарка. Донны нигде не видно, а вот есть ли в зале ее сторонники из комитета… Тельма уже почти никого не знала, может, и да… Новые родители, новые сотрудники… Крупная девица у стола с десертами уничтожает последнюю печенюшку из воздушного риса. Пышная девочка, розовощекая от жары, лениво продает лотерейные билеты. Напротив, на игре «Попади по крысиной голове», сидит хоть кто-то знакомый – Сэм Боукер, учитель шестого класса.
Когда-то давно, давным-давно, она сама была его учителем. Его мертвецки бледное лицо (тогда его называли Зомбоид) почти не изменилось, только вытянулось вместе с остальным телом. Тельма вздохнула – еще один признак пролетающих лет. А второй – сам зал с выкрашенными в модный синий стенами и огромной интерактивной доской там, где раньше был стенд «Суперзвезда недели». А над доской теперь, привлекая внимание, красовалось лого школы. Синие, кричащие буквы АТЛ (Академический траст Лоудстоун) стояли на девизе «Иди к успеху, не забывай про мечты». Академии стали чем-то заурядным. Все школы теперь – как это правильнее сказать? – объединялись под началом какого-нибудь траста с громким именем, который уже запустил свои руки в разные концы по всей стране. Школа Святого Варнавы теперь стала дружественным учреждением со школами в Брэдфорде, Лидсе и – что самое странное – где-то в Филикстоу.
Странный стон из колонок привлек всеобщее внимание к мужчине в помидорно-красном костюме, который поправлял на сцене микрофон. Тельма знала, что это Иэн Берримен, учитель пятого класса. Некрасивым его нельзя назвать (хотя это раздражение от бритья на щеках…), но волосы были влажными и взъерошенными после игры с мокрыми губками.
– Дамы и господа, – тихий голос рассеивался в школьных колонках. – Дамы и господа, мы переходим к розыгрышу! – Он сказал это таким тоном, будто все тут же должны были рассмеяться, как после наиудачнейшей шутки, но никто, кроме Иззи и пышной девушки с билетиками, не издал ни звука.
Тельма нахмурилась и перевела взгляд на дверь в коридор. Может, Кейли Бриттен передумала появляться? Именно в этот момент дверь распахнулась, и в зал вплыла директриса школы имени Святого Варнавы.
А она именно вплыла – только так можно охарактеризовать легкую походку, которой она, улыбаясь, шла через толпу родителей. Тельма любовалась ею, как всего пару месяцев назад любовалась Хелен Миррен в Стратфорде. Если миссис Бриттен и была напряжена, то ничто этого не выдавало. Улыбка ее была спокойной и очаровательной, без тени дежурности. Когда она прошла мимо лотерейного барабана, подруга Лиз – Джен Старк выкрикнула что-то подбадривающее. Реакция Кейли – а точнее, полное ее отсутствие – очень удивила: улыбка не дрогнула, но женщина даже и глазом не повела в сторону Джен. Сомнений не было, это была попытка ее задеть, и по лицам Джен и Лиз было видно, что они эту попытку распознали. Джен чем-то не угодила начальнице? Зная Джен, это было вполне вероятно.
Собранная и уверенная Кейли заняла свое место на сцене, перед толпой родителей.
– Прежде всего я хотела бы поблагодарить каждого, кто пришел сегодня поддержать летнюю ярмарку школы Святого Варнавы, – голос твердый. – Это мое второе лето с вами. И уже второй раз я впечатлена тем, с какой готовностью вы участвуете в школьной жизни ваших детей.
Родители молчали и внимательно смотрели на разодетую женщину на сцене. Может, Тельма все-таки ошиблась? Может, кто-то решится выкрикнуть что-нибудь?
– У нас хорошая школа. Мы все можем гордиться – дети отменно постарались! Годовые результаты ожидаются высокие, а наши отметки за письменный тест шестого класса уже не только самые высокие среди других школ траста, но и в рейтинге по всему северо-западному академическому району заняли одну из первых позиций. – На этот раз по залу прокатились довольные шепотки. Все-таки хорошие результаты – это хорошие результаты. Кейли довольно улыбнулась: – Я с радостью сообщаю вам, что с сентября мы получаем титул «Маяк грамотности»!
В толпе снова отреагировали только Иззи и девушка с билетиками, выдав «Уху!». Многие (Тельма тоже) понятия не имели, что это за «маяк» такой, хоть и было очевидно, что это что-то хорошее. Прозвучали хилые аплодисменты. Тельму поразило, какими вялыми были родители. В толпе не было ни грамма теплоты и поддержки, которыми полнились залы, когда выступала прежняя директриса – Фэй.
Тельма осмотрела сотрудников школы, которые уже выносили на сцену разные призы. Казалось, они актеры, ждущие, когда же опустят занавес, а Кейли только что отыграла главную роль. Иэн Берримен держал в руках барабан с билетиками, рядом стоял Сэм Боукер, у которого была корзинка с разными подарками. Николь и Бекки стояли слева и держали корзинку с конвертами. С другой стороны сцены стояли Линда, которая будет тянуть билеты, Джен с призовыми бутылками и Банти Картер с коробкой конфет. И все смотрели прямо на Кейли Бриттен. Вдруг Тельме начало казаться, что вот-вот директриса начнет петь «Не плачь по мне, Аргентина»[4].
– А сейчас, – сказала Кейли, запуская руку с ухоженными ноготками в барабан с билетами, – давайте начнем розыгрыш!
Учителя все ответственно улыбнулись, но ни одна улыбка не показалась Тельме искренней.
– Я никогда ничего не выигрываю, – восторженно сказала Иззи Трюин.
– Синий, двести семьдесят девять, – голос Иэна было еле слышно.
Внимание Тельмы не просто привлекла, выхватила пронзительно кричащая Иззи, которая тут же начала махать своим синим билетиком.
– Это я! – сказала она. – Я же обычно ничего не выигрываю!
Она продолжала повторять это и радостно улюлюкать, пока пробиралась на сцену, чтобы выбрать приз. Она остановилась на абонементе в салон загара «Бронзовый век». Все взгляды были направлены на нее. Все, кроме Тельмы. Она стояла так, что одна во всем зале видела лицо Кейли Бриттен.
Директриса школы имени Святого Варнавы спустилась со сцены и осталась на лестнице, смотря на коллег, которые держали подарки. А лицо ее…
Взгляд совершенно ничего не выражал, хотя ни в коем случае нельзя сказать, что он был пустым. Кейли стала такой бледной, что шея Тельмы сзади покрылась мурашками. Неужели она сейчас упадет в обморок? Было в ее взгляде что-то вроде беспомощности, будто она не может отвести со сцены взгляд. Это шок? Страх? Ни то и ни другое или… все сразу.
Тельма еще раз осмотрела актовый зал. Донны Чиверз нет. Она перевела взгляд на сцену, пытаясь понять, на кого Кейли так смотрит. На Иэна Берримена? Николь или Бекки? На Сэма Боукера или девочку с билетиками? Еще Джен Старк… Линда… Банти Картер. Может, кто-то из них заслужил такой испуганный, напряженный взгляд? Вряд ли она все еще думает про то письмо, прошло ведь уже полчаса с тех пор, как она его получила.
Так что же происходит?
Тельма перевела взгляд обратно на Кейли и успела заметить, что молочный пиджак скрылся за дверью в коридор.
Кейли Бриттен стояла в центре класса «Вяз» и с безразличным выражением лица осматривалась. В руках она держала айпад в дорогом леопардовом чехле и попеременно легко что-то нажимала на экране. С каждым прикосновением ее золотой браслет бряцал, поблескивая в лучах сентябрьского солнца, которое просачивалось сквозь окна.
Лиз сидела в уголке для чтения, и оттуда ей казалось, что ученикам было совершенно все равно на присутствие директрисы. Она непроизвольно сравнивала отношение детей к этой директрисе с тем, какая связь у них была с Фэй. При одном ее появлении они тут же засыпали ее новостями, рассказывали про поездки, вечеринки и про своих морских свинок. А в миссис Бриттен было что-то если не отталкивающее, то, по крайней мере, неинтересное для ребятни.
Одета она была дорого, это даже Лиз понятно. Выглаженный костюм цвета абрикоса прекрасно на ней сидел. Пышные каштановые волосы без единого седого корня сияли на солнце. Лиз пристыженно посмотрела на свое отражение в окне: горшок седеющих волос, белая блузка и выцветшая синяя юбка, которым было плевать на все, что могло на них оказаться в классе младшей школы. Кардиган прилип к спинке кресла секунд через тридцать, как она села, – жара была дичайшая.
И хотя детям было плевать на директрису, Джен, которая рассказывала деткам про звуки за своим полосатым, как шмель, столом, осязаемо чувствовала ее присутствие. Голос ее стал в разы выше с тех пор, как в классе появилась директриса на свой печально известный среди учителей «визит» с проверкой.
– Пример разделенного диграфа. Рандип? – голос ее пузырился от напряжения. Нет, не напряжения.
От страха.
Именно поэтому, конечно, Лиз и помогала классу пробираться сквозь разделенные диграфы и кластеры согласных. Мыслями она постоянно возвращалась к тому заседанию книжного клуба, с которого все началось – хотя началось все сильно раньше, но именно тогда она осознала масштаб проблемы подруги.
Когда Кейли Бриттен только пришла работать в школу Святого Варнавы, а та вошла в состав академии, Джен была ревностным сторонником этих перемен. «Давно пора, – говорила она, – взять это место за грудки и хорошенько потрясти!» Тогда ее энергия и энтузиазм заставили вышедшую на пенсию Лиз почувствовать себя дряхлой ненужной старушкой.
Постепенно все изменилось.
Джен отказывалась приходить на встречи книжного клуба под предлогом стресса на работе, а когда все-таки приходила, говорила мало (в сравнении с собой прежней), а отзывы ее лишились свойственной категоричности.
Осознание пришло в июне. Тогда клуб собирался дома у Лиз, а читали они воспоминания какого-то преступника про ад в малайзийской тюрьме от первого лица («Луна через решетку» – Лиз вообще не понравилось). Выбрала книгу Джен, но сама почти ничего про нее не сказала, будто… Будто вообще ее не прочитала.
В конце вечера Лиз проводила всех, а когда вернулась в гостиную, то ожидала, что Джен, как обычно, начала мыть посуду, но та все еще сидела на диване и пустыми глазами смотрела на крошки тортика «Парк Басби» – они называли все свои торты в честь мест в городе. Лиз сразу узнала выражение на лице подруги и испугалась.
– Мне, наверное, пора. – Голос у Джен был грустный, таким она его давно не слышала. – У меня еще осталась работа на сегодня.
Лиз уже не помнила, что тогда сказала, что-то вроде «Уже ведь так поздно!», именно в тот момент маска слетела с лица Джен, она скривилась и начала заливаться горючими слезами. Ее полное отчаяния лицо стало уродливым. Она плакала семь с половиной минут (в течение которых домой вернулся муж Лиз Дерек, быстро взглянул на них и тут же убежал на второй этаж с газетой «Йоркшир пост» под мышкой), и, спустя почти полпачки салфеток с алоэ вера, из нее начала литься правда.
Ее первый класс сдавал экзамен по чтению госформата. И по самым разным причинам – начиная от эпидемии куриного гриппа до ограниченности природных данных некоторых ребят – класс не смог добраться до тридцати двух проходных баллов. Академический траст Лоудстоун таким результатом был совершенно не доволен, и следующий год тут же был объявлен годом «Высоких достижений». Это означало, что каждый ребенок в первом классе – особенно те, у кого проблемы с чтением, – ДОЛЖЕН как МИНИМУМ трижды в неделю заниматься индивидуально. В теории звучит хорошо, но Лиз прекрасно понимала, что некоторые дети просто не могут круглыми сутками учиться читать, не теряя энтузиазма и продолжая воспринимать информацию. Этот взгляд на методику Кейли Бриттен не разделяла.
– Она иногда просто как взглянет! – жаловалась Джен, как обиженный ребенок. – Сразу чувствуешь себя помойкой.
Так на Лиз и свалились еженедельные индивидуальные уроки по чтению для самых неуверенных в слогах учеников класса «Вяз». Плюс – главное – так она могла оказать своевременную поддержку в случае появления миссис Бриттен на тех самых «проверках».
Дереку эта идея не понравилась.
– Не ввязывайся, – предупредил он. Дерек всю жизнь до ужаса боялся «ввязываться». Во что именно Лиз не стоило ввязываться, муж не пояснял, каждый раз этот совет она получала при разных обстоятельствах – но, видимо, рыдающая на их диване Джен подходила под все его условия. Наверное, также не стоило «ввязываться» в прошлогоднее расследование смерти коллеги, после которого три человека сели в тюрьму.
Поэтому теперь по средам она мало рассказывала, как провела время на своей бывшей работе.
– Все прекрасно, миссис Старк. – Размышления Лиз прервал теплый, но до удивления безразличный голос Кейли. Та осмотрела стены, на которых висели ламинированные плакаты и разрисованные мелками гирлянды в виде соломенных шляп в честь Дня урожая. – Очевидно, что все прекрасно усваивают материал.
Джен подняла на нее круглые, открытые и полные надежды глаза.
– У нас новая система, – сказала она с почти одержимой улыбкой. – Детки забирают домой конверты с «Веселыми буквами».
– Я вижу, что вы все хорошо организовали, – сказала Кейли, – а еще я вижу, что вы заручились помощью подруги.
Кейли бросила приветливую улыбку Лиз, которая подавила резкое желание сделать реверанс.
– Я дам вам более подробную обратную связь, но в целом все отлично. И напоследок зацементируем этот прогресс. Подумайте, как можно в классе создать такую среду, чтобы детей повсюду окружали изученные звуки, – она еще раз улыбнулась и вышла из класса.
Лиз посмотрела на подругу и тоже улыбнулась, как бы говоря: «Молодец, можешь теперь расслабиться!» – но Джен смотрела в спину начальницы. Лиз сразу узнала этот взгляд подруги и испугалась.
– Так! – Дети вереницей выходили на переменку, а Джен замерла, пялясь на осенние слова на доске. – Создать среду! – Голос ее надорвался. Лиз напряженно посмотрела на подругу.
– Давай-ка сделаем перерыв, – сказала она.
Лиз никто не услышал.
Джен решительно закряхтела и начала срывать с доски плакаты со словами (которые Лиз ламинировала только на прошлой неделе).
– Да, ты иди, – сказала Джен заряженным тоном, который ей был свойственен, когда она впадала в такие настроения. – Найдешь сама, чем заняться? – Она мяла плакаты так решительно, что было ясно – ей совершенно плевать, найдет ли Лиз, чем заняться. – Можешь развести ройбуша из моих запасов.
Лиз замерла в коридоре и, хмурясь, уставилась на дверь класса, не зная, что делать. Она раньше видела такие приступы энергии у подруги, и ничего хорошего в них не было. В последний раз Джен переставила все в зимнем саду Лиз по фэншую… У Дерека было такое выражение лица…
Тогда-то Лиз и заметила конверт. Он под углом торчал из-под лавочки около книжных полок. Ослепительно белый на фоне синего коврового покрытия. Наверняка конверт с «Веселыми буквами». Лиз подняла его – обязательно надо было вернуть конверт владельцу, прежде чем Джен разволнуется.
Лиз по пути в учительскую думала про последние двадцать минут своей жизни. Может, все это время Джен преувеличивала проблему? Она частенько раздувала из мухи слона. Да, еще на летней ярмарке в июле Кейли Бриттен ее уколола – но в тот вечер столько всего произошло, что это и неудивительно? Тельма ей все рассказала и про конфликт с родительским комитетом, и про ужасное письмо, которое получила Кейли. Уже достаточно напугать кого угодно. А на проверке совершенно не было ощущения, что директриса как-то пытается завалить ее подругу.
…гневный стук в дверь… «Эта сумасшедшая тварь здесь?»
Лиз потрясла головой. Соберись, Лиз, это же было тысячу лет назад…
Вдруг в коридоре показалась сутулая фигура Банти Картер. Лиз почувствовала укол совести. Когда после ярмарки Тельма поделилась своими переживаниями, она несколько раз хотела позвонить Банти или заехать в гости. Но потом в жизни началась такая суета, что так и не получилось, даже в школе они ни разу не пересеклись. Лиз присмотрелась к бывшей коллеге. Как она? Будто немного шатается, но у нее всегда были проблемы с бедром… Лиз крикнула:
– Доброе утро, Банти!
Лиз замерла, ожидая, что шаткие шаги бывшей коллеги замедлятся.
Но все случилось наоборот.
Коренастая Банти ускорилась и скрылась за углом, бросив на Лиз быстрый и диковатый взгляд через плечо. Странно. Банти всегда с удовольствием болтала. Может, торопится в дамскую комнату?
В учительской толпилась очередь к бойлеру, кофе насыпа́ли в синие брендированные кружки Академии Лоудстоун, которые стояли ровными, аккуратными рядами. Такая разительная перемена после свалки самых разных кружек, к которым она привыкла. У Топси была смешная кружка с надписью «Вива Лас-Вегас и-и-иха-а!». Лиз с тоской посмотрела на старую посуду, запертую в шкаф. Она все собиралась взять с собой свой кофе, но каждый раз забывала, а тут стеснялась у кого-нибудь его попросить. Лиз уселась в уголок комнаты, которая раньше была родной, и снова утонула в странном осознании, что все сильно изменилось. Офисные синие кресла вместо протертых мягких оливковых. Доска с объявлениями с очередным вездесущим лого Лоудстоуна. Но кое-что не изменилось.
– Пора, коллеги! – Марго Бенсон – учительница второго класса – размахивала цветным каталогом с косметикой «Знай свое наслаждение», ее очки на золотой цепочке приветливо поблескивали. – Заказы принесу до пятницы. – На это торжественное заявление начали раздаваться тихие отклики. Лиз улыбнулась. Один из очевидных плюсов выхода на пенсию – ей больше не нужно наскребать десять фунтов на крем для рук, который всегда оставлял неприятный липкий слой.
– А еще пора думать про рождественские заказы, чтобы я успела забронировать товары, пока не разобрали. – Снова минимальная реакция, несколько вежливых улыбок, что странно, потому что обычно Рождество редко оставляло кого-то равнодушным – Лиз ожидала хотя бы какие-то жалобы о том, как быстро летит год.
Бекки Клегг писала на доске красными огромными буквами: «Все промежуточные оценки должны быть переданы Бекки до пятницы, крайний день! Спасибо!» Она дорисовала в конце смайлик, будто он может как-то смягчить ее повелительный тон. Лиз задумалась, не подойти ли к Бекки. Они уже виделись, но та шла по коридору первоклашек с таким целеустремленным и сосредоточенным лицом, что Лиз решила, что не стоит пока заговаривать.
Джен была не очень высокого мнения об этой девушке. Когда Лиз приходила на прошлой неделе, Бекки и Джен горячо спорили о фазе пятой (что бы это ни значило), после чего Джен (с присущей ей неспособностью видеть себя со стороны) назвала молодую коллегу «вредной капитаншей». Но вскоре Лиз посмотрела на нее новыми глазами.
Они столкнулись в городском саду. Лиз пришла на свою первую в сентябре закупку цветочных луковиц на посадку, когда заметила взбудораженную девушку с целой кучей бамбуковых стеблей в руках. Это была одна из тех встреч, когда ты еще сомневаешься, достаточно ли знаешь человека, чтобы подойти к нему, или одной вежливой улыбки в качестве приветствия будет достаточно.
Сомнения были развеяны, когда Бекки, роясь в своей сумке, уронила весь бамбук, и Лиз бросилась ей на помощь. Оказалось, закупка ее никак не была связана с садовыми целями, а совершалась ради мастерской кукольника в школе. Обычно такая собранная Бекки в тот день была готова с удовольствием поболтать ни о чем. Ее очень заинтересовал ящик с цветочными луковицами, что невероятно удивило Лиз, которая до этого видела Бекки только в условиях коротких обсуждений разделенных диграфов и кластеров согласных. А тогда она с круглыми глазами рассматривала в ящике Лиз разнообразные луковички с поэтичными названиями «Шепчущий сон», «Розовый щербет».
– Я думала, они все просто так и называются: красные, желтые или оранжевые, – сказала Бекки, будто под впечатлением, и Лиз вдруг поняла, что ей просто очень одиноко. Высокая и красноволосая, она напомнила Лиз куклу Тряпичную Энн.
Пока они вместе загружали бамбуковые стебли в багажник ее красного «Фиата», Бекки рассказала, что из-за «непредвиденных обстоятельств» она снимала в Рипоне квартиру у канала. (Лиз догадалась, что это имеет отношение к болезненному разрыву, который, по словам Джен, Бекки пережила в начале года.) Она поделилась, что хотела бы выставить горшки с цветами на балкон, но не знала, как к ним подступиться. Размышляя об этом, Лиз теребила в руках каталог с цветами. Стоит ли подходить сейчас?
– Пора сдавать статистику, – сказала Бекки и щелкнула крышкой маркера. Лиз заметила, что она была из тех людей, из уст которых любая просьба звучала как резкий приказ. Лиз струсила и решила придержать каталог для другого момента.
– Вот, миссис Ньюсом, – сказал Сэм Боукер. Его «предсмертные» черты лица с ухмылкой гробовщика не обещали ничего, кроме… приятного удивления! Кружка кофе. – С молоком и без сахара.
– Как вовремя! Спасибо огромное! – сказала Лиз и, как всегда, смотря на него, подумала, что время летит беспощадно быстро. Перед глазами пролетела вся его жизнь: вот он учится читать, вот играет Иосифа в рождественской пьесе, вот собирает бобы на полях его деда Билли – прямо напротив земли Лиз. Привыкнет ли она когда-нибудь, что ему уже сильно за двадцать и он учит шестой класс? С этими мыслями она и сказала: – Не могу привыкнуть, что вижу тебя в учительской.
Он улыбнулся и тихо зевнул:
– А я не могу привыкнуть, что работаю здесь. Все жду, когда зайдет миссис Джой и велит мне проваливать.
Лиз грустно улыбнулась, вспоминая покойную коллегу Топси Джой, которая в прошлом году ушла при таких ужасных обстоятельствах. Она постаралась отбросить эти тоскливые мысли.
– Как у тебя дела? – спросила Лиз. – Давно не видела, чтобы ты огородничал.
– Мне пришлось продать наш садовый участок[5], – грустно сказал Сэм. – Понимаю, это память от деда, но с ребенком и всей этой работой свободного времени вообще не было.
Лиз понимающе закивала. Она однажды сама была учителем начальной школы, так что прекрасно все понимала.
– А еще я слышала, – продолжила Лиз, – что ты выдаешь просто замечательные результаты. Джен рассказала мне про какой-то «Маяк»?
Сэм улыбнулся, но уже не так искренне, даже смущенно, и вдруг скривился в зевке.
– Простите, – сказал он. – Неспокойная ночь.
Когда Сэм это сказал, она вдруг заметила, что он и правда выглядит уставшим. Его и без того худое лицо стало еще более нездоровым.
– Малыш спать не дает?
Он кивнул и еще раз зевнул. Сэм будто хотел сказать что-то еще, но в этот момент учитель третьего класса – Тифф, кажется? – заговорила с ним о письменных заданиях.
– Надо больше давать на обстоятельства действия, – жаловалась она.
Сэм отвечал быстро, но все время теребил воротник своей рубашки. Лиз успела заметить на его шее яркое красное пятно. Дерек тоже такими покрывался после финансовых собраний. Он называл их стрессматит. А Сэму-то из-за чего нервничать, интересно? Ну, помимо очевидных проблем от беспокойного младенца.
Лиз вдруг охватила такая усталость. Посреди этой яркой, формальной комнаты, в которой велись только рабочие разговоры про промежуточные оценки и обстоятельства действия, она казалась себе немолодой и очень уставшей. В голове загорелось яркое воспоминание из старых добрых деньков – она, Пэт и Тельма в завалах из домашек, в нервах от репетиций, в истерике от хохота из-за чего-то, что очередной ребенок сказал или сделал.
Тут Лиз осознала, что в комнате, хоть и было много народу, вдруг стало тихо. Если кто-то и разговаривал, то тихо и о работе, а в основном все сидели поодиночке и смотрели в кружки. Никто не реагировал ни на Марго, ни на Бекки. Раньше все было совсем по-другому… Раньше учительская была сердцем школы – местом, в котором можно было поделиться любыми планами, досадами, тревогами и проблемами. Что же случилось?
– Так, друзья и подруги! – В дверях стоял Иэн Берримен и тыкал в свои наручные часы. На нем был фиолетовый спортивный костюм. – Пора.
Все тут же засуетились, хотя по часам Лиз до конца перемены еще оставалось три минуты. Кажется, учителей хорошо перевоспитали – Фэй вечно сетовала, что их было не разогнать из учительской. До сих пор рассказывали, как она однажды встала перед дверьми с трещоткой болельщиков.
Лиз решила пока не возвращаться в класс «Вяз» к Джен, в каком бы состоянии она там ни была с ее звуками и чтением, а заглянула в дамскую комнату, достала расческу и взбила свой горшок седых волос. Им не нужно было больше объема, но эта привычка всегда ее успокаивала.
Какая странная получилась перемена. Напряженная тишина… Все как на цыпочках ходят. Может, все рассорились? Лиз глубоко вздохнула и посмотрела в зеркало, оттуда на нее взглянули собственные встревоженные глаза.
Что-то точно было не так.
Она вспомнила убегающую по коридору Банти Картер. Почему она не вернулась в учительскую? Разве она дежурит? Только что-то немыслимое могло заставить Банти пропустить кофе.
А как она посмотрела на Лиз!
Быстро – почти украдкой. Будто… испуганно.
Металлический звон просигналил конец перемены. Лиз вздохнула – пора возвращаться в «Вязы». Репетиция перед Днем урожая. Она еще раз вдохнула и вернула расческу в сумку, готовя свои нервы к прогону спектакля «Однажды на капустном поле». В этот момент она задела локтем что-то, что торчало из сумки. Конверт! Она виновато дернулась – совсем забыла! Надо было выяснить, кто потерял свою домашку, – не хватало только добавить Джен новый повод для переживаний. Лиз аккуратно открыла конверт.
Всего мгновение слова никак не складывались в смысл.
ТОЖЕ МНЕ ДИРЕКТОР!
ТЫ ХОТЬ САМА ПОНИМАЕШЬ,
ЧТО ТУТ ТЕБЯ НИКТО НЕ УВАЖАЕТ?
ТЫ НАМ НЕ НУЖНА.
СДЕЛАЙ ОДОЛЖЕНИЕ И ИСЧЕЗНИ…
ТВАРЬ!
– Я думала, что, раз Джейк выпустился, Донне Чиверз плевать на школу.
– На нашу – да. – Тельма сделала глоток кофе. – Теперь она вошла в состав родительского комитета Рипона и занимается забегами с больничными кроватями[6], чтобы собрать деньги на восстановление Фаунтинского аббатства[7].
– Тогда откуда это? – Лиз махнула рукой на конверт, который лежал на столе.
Желчный текст записки остро контрастировал с миленькой обстановкой в кафе садового центра Тирска. Лиз надеялась, что родная, приятная атмосфера как-то сгладит или смягчит резкий смысл написанных букв. Но нет, даже несмотря на повернутый вверх ногами в руках внимательно изучавшей его Тельмы текст, она все еще чувствовала, как внутри пузырился шок, который не давал ей спать всю ночь.
Лиз осмотрела родные стены кафе, чтобы успокоиться. В то утро, как и в любое утро четверга, занята была примерно половина столиков. Пенсионеры, люди на выходном, те, у кого было время на поболтать, порешать сканворды, позалипать в телефонах и планшетах. Одна сотрудница опасно балансировала на стуле и наматывала на светильник тканевую гирлянду из осенних листьев, а вторая порхала от столика к столику и, преисполненная надежды, спрашивала: «Панини с ветчиной и сыром?» Все как обычно. Успокаивает.
Лиз снова опустила глаза на злосчастный лист. Тельма его дочитала и уже хотела подвинуть его обратно подруге, но потом заметила выражение лица Лиз.
– Хочешь, я оставлю у себя? – мягко спросила Тельма.
– Если тебе несложно, – быстро выпалила Лиз, у которой от облегчения гора с плеч упала. – Я знаю, что это глупости, но что-то в этом конверте такое… такое…
– Зловещее, – с уверенностью и решительным спокойствием сказала Тельма. – Я тебя понимаю.
Лиз с благодарностью посмотрела на подругу: спокойный, ободряющий вид, волнистые короткие волосы (среди темных прядей пробивается все больше и больше седины). Тельма всегда понимала, понимала ее бесчисленное количество раз, поэтому даже спустя шесть лет, как они перестали работать в школе, они все еще приходят сюда на кофе каждый четверг.
– И ты никому про это не говорила? – спросила Тельма, убирая письмо в свою сумочку.
– Ни одной душе, – Лиз рьяно потрясла головой, вспоминая, как она судорожно, чуть ли не виновато запихивала письмо на дно сумки. Она инстинктивно хотела спрятать эту ядовитую бумажку туда, где ее никто не увидит. Точно не Джен, которая в агонии репетировала с детьми спектакль. И уж точно не Кейли Бриттен. Строго говоря, Кейли как директриса и как, собственно, адресат письма имела право знать о нем. Но когда Лиз представляла, как серые, широкие глаза бегают по этим горьким словам, щеки начинали пылать. – А что? Думаешь, стоило? – спросила она Тельму. – Стоило рассказать, что появился второй конверт?
Тельма замотала головой.
– Нет! – сказала она. – Письмо, которое выронили, и письмо, которое отправили, – это разные вещи. Нам стоит быть осторожнее. – Тельма положила ладонь на руку Лиз: – Ты правильно поступила.
Лиз вяло улыбнулась, чувствуя, как к горлу предательски подступают слезы. Она сделала глоток кофе и постаралась взять себя в руки. Как же близко к сердцу она восприняла этот пренеприятнейший конверт – даже выпалила всю историю Дереку, хотя собиралась по минимуму посвящать его в школьные дела.
Лиз взволнованно нахмурилась:
– Я не понимаю, зачем Донна Чиверз продолжает слать эти письма.
Тельма посмотрела на подругу:
– Не думаю, что это она.
– Но на летней ярмарке ты сказала, что это Донна.
Тельма кивнула:
– Тогда я так подумала. – А потом серьезно признала: – Очевидно, что я ошиблась.
Лиз нахмурилась еще сильнее:
– Может, стоило кому-то рассказать? Ведь дети тоже могли подобрать его! – В ее голосе уже прорезалась злость.
– Но не подобрали, – спокойно сказала Тельма.
Она понимала чувства Лиз. Они почти всю жизнь провели в школах и выучили сотни детей: как читать, как шнурки завязывать, как отыграть рождественский спектакль, как тщательно мыть руки после туалета. Правильнее сказать, что детей они воспитывали. Как и Лиз, Тельма чувствовала, что в школу пробралось что-то злое, что-то, чему там не место.
– Скажи-ка еще раз, – попросила она, – где ты его нашла?
– У класса «Вяз» в коридоре первоклашек около сцены, – сказала Лиз. – Где у Марни Баркер раньше были занятия с особенными детками.
– А где именно? Прям посередине?
Лиз потрясла головой.
– Сбоку, – сказала она, – под лавочкой.
– На перемене, да?
– Я шла в учительскую.
– Ты вряд ли помнишь, – сказала Тельма, – но, может, успела заметить, лежал ли он там до перемены?
– Нет, – уверенно ответила Лиз. – Я выходила убрать книжки. Я уверена, что заметила бы или дети первые подобрали.
– А кто мог идти по коридору?
Лиз нахмурилась, стараясь вспомнить.
– Женщина из офиса, Николь, – она несла меню на обед. Бекки Клегг передала записку Джен. Да там вечно толпа, кто угодно мог его выронить.
У Тельмы появилась идея.
– Если его выронили, – сказала она.
– Я же сказала, конверт лежал на полу.
– Его могли специально положить туда.
Лиз одарила подругу непонимающим взглядом.
– Сама подумай. Если ты хочешь передать кому-то анонимное письмо – директрисе, например, – и при этом минимизировать риск, что тебя рассекретят. Разве оставить письмо, чтобы его нашел кто-то другой, не самый безопасный вариант?
– На нем не было имени получателя.
– Именно! Ведь так тот, кто его найдет, непременно откроет, чтобы выяснить, что это за конверт. И увидит и получателя, и сам текст. Первое письмо тоже спрятали среди призов лотереи, помнишь?
– Кстати! – Громкий возглас Лиз привлек внимание нескольких человек, а Тельма от неожиданности пролила кофе. – Чуть не забыла! Банти!
Она кратко пересказала Тельме, что видела.
– Она обернулась… Уверена – она была напугана чем-то. Может быть, она подложила конверт и испугалась, что я ее заметила.
Тельма посмотрела на подругу, пытаясь подобрать правильные слова.
– Ты же не думаешь, что… – Она красноречиво замолчала и сделала кружкой еле заметный жест.
– Не знаю, – пожала Лиз плечами. – Близко я не смогла подойти. Но вряд ли. Кейли Бриттен – это тебе не Фэй. Хоть малейшее подозрение, что Банти пьет на работе, и та вылетела бы из школы.
Тельма кивнула.
– Но позвонить ей стоит, – предложила она.
– Да, я и сама думала, – сказала Лиз. Повисла пауза. Стеклянная дверь на террасу была распахнута, в кафе светило теплое сентябрьское солнце. – Помнишь, ты сказала, что Кейли выглядела странно во время розыгрыша? Может, это все как-то связано?
– Не знаю. – Тельма задумчиво мешала кофе.
– Получить целых два таких отвратительных письма… Я понимаю, такие женщины не всем нравятся, но… – Лиз замолчала.
– Какие такие? – спросила Тельма.
Лиз задумалась.
– Даже не знаю, – сказала она. – Со слов Джен, неприятная. Но вчера она мне такой не показалась.
– А какой она тебе показалась?
– Нормальной, – потерянно пожала плечами Лиз. – Дружелюбной. Может, немного отстраненной, но она же директриса. Со мной она была милой. Возможно, это все маска. Она очень строгая, держит всех в ежовых рукавицах, но разве сейчас не везде так? Школы превратились в бизнес.
Тельма закивала. Образование менялось. И после недавних событий с ее мужем Тедди она должна понимать это лучших других.
– Меня вчера так расстроила учительская, – вырвал ее из размышлений голос Лиз, та хмуро смотрела на абажуры, увешанные рыжими листьями. – Там такая атмосфера.
– Какая?
– Неправильная. Все такие тихие, только работу и обсуждают… Будто был какой-то скандал. И никто не улыбается…
Тельма вспомнила про теплый июльский вечер и летнюю ярмарку.
Учителя на сцене. Натянутые улыбки. Испуганное лицо Кейли Бриттен…
– Как думаешь, это все из-за миссис Бриттен?
– Я же тебе рассказывала про Джен. Ей с новой директрисой очень сложно, – голос Лиз немного дрогнул, и повисла пауза. Тельма тут же поняла: Лиз в поведении подруги смущает что-то еще, что-то, что она недоговаривает. Но что? Тельма не спешила расспрашивать, потому что, как это ни было бы грубо, Джен Старк всегда ее очень утомляла. Она была из тех женщин, которые вечно громко и решительно высказывали свое категоричное мнение, ни на минуту не задумываясь, ошибочное оно или нет. Но она была подругой Лиз, точнее, Лиз была подругой Джен, поэтому Тельма не отворачивалась от нее даже в самые тяжелые времена.
Поэтому она и не стала говорить вслух, что Джен могла сама быть источником своих проблем. В этот момент, подумала она, им не хватает какого-нибудь легкого, забавного комментария про Джен и ее злоключения, который всех бы насмешил, а Лиз решилась бы рассказать, что ее гложет.
Пэт.
Они обе машинально бросили взгляд на их любимый круглый столик в уголке, за который никогда не садились вдвоем. Теперь там сидела группа женщин. Они вязали яркими пряжами: алой, бордовой, подсолнечно-желтой. Тельма повернулась к Лиз в тот же самый момент, когда та повернулась к ней. Их взгляды встретились, и все проблемы – Джен, Кейли Бриттен и мерзкие письма – тут же были забыты.
– Она с тобой связывалась? – спросила Лиз.
Тельма отрицательно замотала головой.
– А ты?
– В последний раз мы виделись, когда я на каникулах помогала ей с садом. – Они давно вышли на пенсию, но июль и август все еще называли каникулами. – И даже тогда, я тебе уже рассказывала, было очевидно, что разговаривать она не хочет. Надеюсь, у нее все хорошо.
– Мы бы знали, если нет. Правда ведь?
Лиз кивнула, и разговор медленно завял. Она снова осмотрела кафе и выглянула за окно в садовый центр. Несмотря на золотой сентябрьский свет, на улице уже угадывалась осень. Вокруг муляжа огромного камина висели очередные гирлянды с листочками, а во дворе уже пестрели оранжевый и черный первых хеллоуинских композиций. Хеллоуин, а дальше Рождество – и вот пролетел очередной год. Такой же, как все…
Только вот…
Входную дверь трясет под ударами… Фигура на лестнице, руки на ушах…
Змеящаяся лента воспоминаний вдруг напугала Лиз. Голос ее дрожал, когда она сказала:
– Не знаю, что же такое происходит с нашей школой.
– Ну, может быть, завтра у меня получится что-нибудь выяснить, – тихо сказала Тельма, сдержанно, как и любое другое свое важное заявление. Лиз подняла на подругу глаза, та перестала помешивать кофе и рассказала, что случилось днем ранее.
За день до этого, где-то после трех часов, Тельма вернулась домой со смены в благотворительном магазине и обнаружила своего мужа Тедди, который должен был преподавать класс «От Книги Ездры до Плача Иеремии», но вместо этого сидел в кабинете на коленках в окружении папок и бумажек, которые он, сосредоточенно хмурясь, разложил вокруг себя с усердием строящего модельку поезда ребенка. С верхушки шкафчика на него с осуждением смотрел кот по имени Печенюшкинс. Они взяли его совсем недавно, поэтому пока он был тощим комком черно-белой шерсти с постоянно напуганным выражением мордочки.
– Что делаешь? – спросила Тельма.
Тедди поднял взгляд, и она успела заметить, каким уставшим и напряженным было его лицо до того, как он приветственно кивнул.
– Не хочу, чтобы ты об этом волновалась, – сказал Тедди.
У Тельмы упало сердце. Все настолько плохо? Она хотела присесть, но все поверхности в комнате были покрыты папками с кольцами и тонкими картонными папками. Она уже неделю подозревала, что мужа что-то беспокоит… Он начал по утрам ходить туда-сюда по саду с кружкой кофе… Наплевал на финал йоркширской лиги… Перестал напевать «Что нового, киска?»[8] перепуганному Печенюшкинсу.
– Бахт-ат? – спросила она.
– Да, – сказал он. – Бахт-ат.
Академический траст Бахт-ат, компания из Илкли, с прошлого года занимается управлением школы Рипон и колледжа Святой Беги.
– Летучка? – спросила Тельма. Тедди рассказывал ей, что на этой неделе его ждет напряженное собрание. Что-то в этом неформальном, почти беспечном слове казалось Тельме зловещим.
Тедди ровненько выложил шесть папок небесно-голубого цвета в ряд. Тельма помнила, как покупала их в магазине канцтоваров «Осбалдистонз», которого уже давно нет.
– Я так понимаю, у колледжа все туго с финансами.
Тельма почувствовала облегчение. Они уже много лет определяют финансовое положение колледжа словом «туго».
– Поняла, – спокойно сказала она.
– Перспективы у нас не очень. Ну, так говорят.
– Кто? «Боги маркетинга»? – Так называлась команда по менеджменту траста, состоящая из до страшного молодых людей.
– Судя по всему, нам нужно «кубатурить» дальше или придется искать спонсоров и «перерезать уже пуповину». – Тедди озадаченно потряс головой. Они с Тельмой так и не разобрались в корпоративном жаргоне.
– Что это значит?
– Они хотят проводить ребрендинг.
У Тельмы в голове промелькнули образы ковбоев с раскаленными железными клеймами в руках.
Тедди хмуро смотрел на папку, которая была загадочно подписана: «Бог и удобрения».
– Траст просит подробное описание наших курсов, чтобы они могли завернуть их в удобоваримую для широких масс упаковку. А для этого им нужна моя подробная программа, – он жестом, полным отчаяния, обвел папки и бумажки. Напуганный до чертиков Печенюшкинс на шкафу чихнул. – Хотят от меня таблицы – сводные, – сказал Тедди.
Тельма кивнула, будто это была простая, выполнимая задача – хотя они оба понимали, что все совсем наоборот. Больше тридцати лет лекций. Учебный план курса теологии – «Фабрики по производству викариев», как они его называли – в лучшем случае был необузданным зверем, который каждый год менялся и эволюционировал, подстраивался под студентов, тренды в науке и новые интерпретации Слова Божия. Как можно было его сжать до таблицы на два листа? А если бы это и было возможно, смогли бы эти «боги маркетинга» с их планшетами, стеклянными бутылками с водой и соцсетями хоть что-нибудь в них понять?
– Я могу тебе помочь, – сказала Тельма.
– Я почти все, – сказал Тедди довольным голосом. Слишком довольным.
В этот момент зазвонил телефон – домашний, не мобильник. Тельма пошла отвечать, в глазах у нее помутнело. Муж в окружении бумажек, которые он копил тридцать лет – всю свою профессиональную жизнь, – показался ей жалким и несчастным. Тельма взяла трубку и приготовилась выдать звонящему лучшую пародию на Джуди Денч в роли категоричной и вечно недовольной леди Бракнелл[9].
Но это был не продажник с холодным звонком.
Это была Николь, которая звонила по просьбе Кейли Бриттен.
– Что? Кейли Бриттен пригласила тебя на встречу? – вопрос вырвался у Лиз удивленным взвизгом. – Зачем?
– Этого мне не сказали, – ответила Тельма.
– Думаешь, из-за писем?
Тельма пожала плечами.
– Завтра выясню, – сказала она и потянулась за ключами от машины. – Время покажет, так ведь говорят.
– Да, – согласилась Лиз и тоже встала. – Вся эта история может оказаться пустяком.
– Вот именно, – согласилась Тельма. Она посмотрела на подругу, все еще осознавая, что та что-то явно недоговаривает. И она не ошиблась.
На этой неделе чемпионами Святого В. по идеальному посещению с поразительными показателями в 98,2 % становятся ученики класса «Дуб»! Вперед, дубки!
Регулярное посещение – это очень важно!
Тифф Банстед (учительница третьего класса) нашла отправленное ей письмо на первой перемене. Она пришла в учительскую раньше всех, со стопкой тетрадей на проверку под мышкой, заставляя себя не смотреть на поднос с «КитКатом». Проверила свои сообщения. От Глена ничего. Но она и не ждала.
Белый конверт лежал в ее шкафчике, между пакетиками с сухими смесями для протеиновых коктейлей – остатки ее тоталитарной диеты «Прощай, вес!». В похудении она была настоящим ветераном: диета для бедер Розмари Конли, «Похудеть за неделю», «Дозор за весом», «Худеющий мир» Майлз-Брамвелл, интервальное голодание, да даже Ф-план – Тифф перепробовала все с переменным успехом. Вес уходил, размеры падали – она наслаждалась несколькими счастливыми месяцами… Но в конце концов каждый раз вес приползал назад. Бесформенные черные платья доставались из глубины шкафа, новые облегающие кофточки печально запихивались в комод. Начинало казаться, что так будет всегда. Неудивительно, что Глен сделал то, что сделал.
Последняя диета появилась в ее жизни после одного очень оптимистичного, отчасти отчаянного импульса. Она играла в «Солитер», и на экране вылезла реклама. Худющая актриса обещала, что, если пить кое-какие протеиновые коктейли, жир буквально сам будет таять — это ее заявление подкреплялось бурлящей-кипящей анимацией. И хотя бывалая, циничная часть Тифф понимала, что эти обещания слишком хороши, чтобы быть правдой, маленькая часть ее души еще верила в волшебство и счастливый конец, в котором она снова будет с Гленом на Корфу, как в старые добрые. И эта ее часть подумала: «Ах, что ж, хуже не будет». В месяц всего пятьдесят фунтов (и скоро эта цена будет подниматься!). Лучше, чем тратить те же деньги на имбирный латте. Тифф открывала конверт, попутно решая, какой выпить коктейль.
ХОЧЕШЬ ПОХУДЕТЬ? ПОПРОБУЙ
МЕНЬШЕ ЖРАТЬ, ЖИРНАЯ ТВАРЬ! БЕСХРЕБЕТНЫЕ
ЖИРУХИ УВАЖЕНИЯ НЕ ЗАСЛУЖИВАЮТ!
Слова рассекли ее мангово-вишневые размышления с такой резкостью, что сначала Тифф даже не испугалась. Она оцепенела и опустилась на одно из кресел в учительской, сжимая в дрожащих руках письмо. Жестокие, обидные слова, словно яд, просочились в мысли, отравляя наивные, глупые планы. В коридоре раздался шум, Тифф дернулась и подняла дикие, виноватые глаза на дверь. А потом, как пружина, вскочила и затолкала письмо обратно в свой шкафчик.
– Время кофе! – Тем утром Песто, сисадмин, был чем-то явно доволен. – Надеюсь, кишечник справится. – Он бросил на Тифф уверенный, дружелюбный взгляд. – Мне нужно поднять себе настроение, особенно после информатики для класса «Ива». – Тут он заметил «КитКаты». – Опа! Сегодня у кого-то День рождения?
– У Пэм, вроде бы, – собственный голос, показалось Тифф, звучал откуда-то издалека.
– Рискнуть? – спросил Песто, уже снимая с одной шоколадки фантик. – Вам дать? Или не хотите?
– Нет, спасибо, – сказала Тифф отрешенно и тихо. Она снова села. Ей больше не хотелось ни «КитКата», ни коктейля со вкусом манго и вишни.
Она вообще не могла представить, что снова будет что-то есть.
