Сказители E-Book

Утхит Хемамун

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 551

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Сначала была земля. И в земле жил дух. И вот однажды воспарил он над поверхностью и вселился в дерево. Шли годы, земля раскалывалась и собиралась вновь, изгибаясь, меняя форму и имена. А дух был вечным и продолжал жить, сменяя смертные оболочки, в своем любопытстве наблюдая за становлением того мира, который мы знаем сегодня. Дух станет человеком и передаст свою историю потомкам. А они — своим. И те — своим, поддерживая вечный, необратимый цикл. «Сказители» тайского писателя Утхита Хемамуна — один из тех по-настоящему серьезных романов, в которых прекрасно умещаются различные жанры: и семейный, и психологический, и бытовой роман, и эпическое приключение, и легенды, и история взросления. Все это — сюжеты пяти сказителей, принадлежащих одной семье, но живущих в разных местах и в разное время. Эта книга показывает далекий от нас мир тайской истории и культуры, раскрывая его богатство, изобилие и подлинную красоту.

Leseprobe

18+

(THE FABULIST)

Published by agreement with Uthis Haemamool c/o soi squad Co., Ltd. through The Grayhawk Agency Ltd. in association with The Van Lear Agency.

Translated from English.

English translation © Palin Ansusinha & Ploy Kingchatchaval

Перевод с английского Олега Алякринского

Иллюстрация и дизайн обложки Виктории Лебедевой

Хемамун, Утхит

Сказители : роман / Утхит Хемамун ; пер. с англ. О. Алякринского. — М. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (Имена. Зарубежная проза).

ISBN 978-5-389-27424-2

Сначала была земля. И в земле жил дух. И вот однажды воспарил он над поверхностью и вселился в дерево. Шли годы, земля раскалывалась и собиралась вновь, изгибаясь, меняя форму и имена. А дух был вечным и продолжал жить, сменяя смертные оболочки, в своем любопытстве наблюдая за становлением того мира, который мы знаем сегодня.

Дух станет человеком и передаст свою историю потомкам. А они — своим. И те — своим, поддерживая вечный, необратимый цикл.

«Сказители» тайского писателя Утхита Хемамуна — один из тех по-настоящему серьезных романов, в которых прекрасно умещаются различные жанры: и семейный, и психологический, и бытовой роман, и эпическое приключение, и легенды, и история взросления. Все это — сюжеты пяти сказителей, принадлежащих одной семье, но живущих в разных местах и в разное время.

Эта книга показывает далекий от нас мир тайской истории и культуры, раскрывая его богатство, изобилие и подлинную красоту.

© Uthis Haemamool 2015

© Алякринский О., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2024Издательство АЗБУКА®

Эл, тебе

Акт 1

___________

ЧУДОТВОРЯЩАЯ СТАРУХА

Высокое снижается, низкое поднимается со временем

___________

Вы только посмотрите на себя — сидите тут, такие невинные, глаза вытаращили. Вашим родителям не хватает времени, чтобы отчитать вас как следует, они всю жизнь работают, работают, все бегают, как собаки, высунув язык, вот почему они привозят мне вас, щенят, когда им удобно. Чувствуйте себя как дома, мальчики и девочки! Проводите время, как хотите, и делайте, что хотите и когда хотите! У меня тут полно свободного места, все для вас! А когда наскучит играть, я принесу вам термос с ледяной водой, наготовлю гору еды, если вы проголодаетесь — или дам чем перекусить, правда? У меня здесь есть где поспать, так что вам не придется откусывать друг другу головы, сражаясь за спальное место. Когда вы со мной, вы сами себя обслуживаете. Я не стану подтирать вам задницы, ясно? Вы все делаете сами! Здесь вы у меня сами о себе заботитесь. Сами себя развлекаете. Придумываете глупые драмы, сами смешите себя, сами доводите себя до слез. Меня это все не касается, ясно? Я вовсе не обещаю сделать для вас что угодно. Я сделаю, что сочту нужным. Так что нечего мне докучать. Запомните это, ясно?

И мне плевать, если ваши родители будут приходить и возмущаться, когда вы будете жаловаться, что я, мол, с вами грубо разговариваю. Они уже и так достаточно с вами нянчились: не делай того, не ешь сего, не говори того, не трогай этого… Оберегают, следят за каждым вашим шагом: что вы едите, что говорите, что думаете. Спрятались за мамкиными юбками… Вы вообще можете думать самостоятельно? Уверена, что нет. Вы уже достаточно большие, чтобы собака могла лизнуть вас за задницу, а думать самостоятельно не умеете. Будет у вас муж или жена, заведете себе детей, состаритесь, и все равно не сможете думать самостоятельно. Родители в наше время склонны чересчур опекать свое потомство. Некоторые до того занянчили детей, что тех уже физически невозможно больше нянчить. Счастливые баловники! Повезло им иметь «заботливых» родителей, которые в конечном счете вырастят из своих детей никчемных неудачников, да? Ха-ха-ха!

Да откуда вы все взялись, если уж на то пошло? И сколько вас там? Пятеро? А чьи вы сыновья и дочери? Вот этот — мой правнук. А этот живет в соседнем доме. А как насчет остальных? Вы все друзья? Вы знаете, почему ваши родители оставили вас здесь? Уверена, что нет. Они считают вас слишком юными, чтобы вы могли понимать взрослых, вот поэтому они вам ничего и не рассказывают. Но я-то знаю, что на уме у ваших родителей. Хотите тоже знать?

Что? Да вы только поглядите на себя, сидите, глаза вытаращили. Вы хоть понимаете, что я говорю? А, ну, ладно. Я вас не осуждаю. Я осуждаю ваших родителей, которые вырастили таких нелюбопытных и ничего не желающих знать детей. Детей, которые не умеют думать самостоятельно, потому что всю жизнь их только и знали, что баловали и продумывали за них каждый шаг. Но со мной этот номер не пройдет. Делайте, что хотите, ваши величества! И если ваши родители хотят обвинить меня в том, что я, мол, поощряю непотребство, то пускай они мне это скажут в лицо. Я буду их ждать на своем пьедестале, готовая произнести целую проповедь. И может быть, во время этой проповеди я призову своих духов-покровителей и позволю им вселиться в тела ваших родителей! Ну разве не прекрасно? Я вижу, вы киваете, да?

Ага, я тоже так думаю.

Ну, ладно. Простите мне мои манеры, ясно? Так уж я привыкла говорить, и этого не изменишь. Единственное, что требуется поменять, так это ваши уши. Замените их новой парой, и, быть может, тогда мои слова будут звенеть в них куда приятнее. Что скажете? Оторвите старые уши немедленно и по-быстрому пришейте новые. Вам ничуточки не будет больно. Смелее, девчушки мои!1 Дайте-ка я сама вам это сделаю. Не хотите? Ха-ха-ха! Тогда проявите терпение, ясно?

Когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас, я могла все делать сама. Училась сама, думала сама… Можете в такое поверить? Ну, верите вы или нет, выбор у вас небольшой, когда вы находитесь в моем доме. Если не верите, можете убираться! Звучит так, словно я вас прогоняю, верно? Ну да, так оно и есть. И если вы мне не верите, можете идти и шляться где угодно, покуда не найдете то, во что поверите. Я прогоняю вас вовсе не потому, что это мой дом, я просто понуждаю вас сделать то, что я сама делала. За всю свою жизнь я никогда ничем не владела, даже сейчас. Этот дом, в котором я болею, прикованная к постели, не мой, а моего сына.

Видите морщины на моей руке? Подойдите, поглядите внимательнее. Потрогайте их, если хотите. Я трогаю их каждый день, чтобы напомнить себе о древних временах, о времени до моего рождения, когда я была всего лишь духом, духом с сознанием и памятью. В начальный период своего существования Земля была сплошной массой суши, ее поверхность была испещрена впадинами, оврагами и взгорьями — здесь и в дальних краях. Мой дух миллиарды лет спал под землей, в утробе мира. А потом в один прекрасный день на поверхности прогремел взрыв, настолько оглушительный, что, казалось, он случился рядом со мной. За ним последовал крик. Долго раздавался этот крик, а я дрожала от страха, не ведая о том, что происходило надо мной. Через некоторое время все стихло — и я заснула и проспала еще миллион лет.

Тем временем вокруг меня все заходило ходуном, неукротимо заскрежетало, заскользило, внутри и снаружи, вверху и внизу. Воздух затрепетал от удовольствия, задышал неистовым жаром. Магма изверглась из вулканических кратеров, растеклась вокруг, застывая и наполняя расщелины, которые превращались в равнины. Просторы суши превращались в океаны, а океаны превращались в сушу. Благодаря чрезмерному жару и холоду естественные сдвиги поверхности создали условия для возникновения жизни на Земле, и тогда ангелы спустились с небес, неся прозрачные волшебные покрывала. И раз в столетие ангелы разворачивали свои покрывала и застилали ими горы до 8 тысяч ва2 высотой. И всякий раз, прибывая на Землю, они приносили с собой мир и гармонию, так непохожие на хаос, царивший в природе. Ангелы совершали этот ритуал каждое столетие, до тех пор, пока высокие горы не уплощились, а расщелины на поверхности суши не восстали вверх, образовав новые горы. Мой некогда обитавший под землей дух оказался на поверхности, где я впервые смогла познать свет и сушу. Первое, что я сумела увидеть, были сотни и тысячи летящих ангелов, в экстазе пеленавших пики гор своими волшебными покрывалами.

Могу ли я заявить, что прожила долгое время? Вообще-то нет. Я точно не знаю, где была до того, как началось мое подземное существование. Выбравшись на поверхность, я заметила на суше следы известняковых отложений. Вы знаете, что это такое? Конечно, нет. Я не собираюсь вас учить. Когда-нибудь вы про это узнаете в школе. Что такое кораллы? А водоросли? Ракушки? Да? Так вот, все это меня окружало. Подозреваю, что до того, как началась моя жизнь, я пребывала в океане, и меня вынесло на берег вместе с теми ископаемыми морскими существами.

Оказавшись на Земле, мой дух вселился в дерево тхалок. Каждый год дерево росло, и вместе с ним росло мое понимание мира. Вы даже не представляете, каким фантастическим этот мир мне казался! Я слышала раскаты грома и ощущала жару, ощущала холод и дождь на своей коже. Я видела плодоносящие деревья, колосящийся рис и буйную растительность, росшую в изобилии. Я слышала бурление водных потоков, эхо голосов джунглей, треск раскалывавшихся камней. Я слышала рев диких хищников, охотящихся за добычей, вопли обезьян, прыгающих с ветки на ветку, шорох молодых оленей в кустах… Медведи, кабаны, крысы, крабы, черепахи, рыбы, наги3, стаи птиц, порхающих в небе. Я видела их всех.

По ночам небо сияло мерцающим светом звезд, а по утрам над омытыми росой джунглями всходило солнце, и его лучи прорезали туман, упавший на купола листвы. У джунглей сложный запах: множество тонких и пикантных ароматов, соединенных с благоуханием влажной земли. Поля, горы и равнины переливались, точно усыпанные россыпями алмазов, и покуда дни текли, мне стало понятно, что это сверкали слои мельчайшей соли, что накапливалась на земляных кочках. Горы и утесы мало чем отличались от равнин. Богатые металлическими рудами и всевозможными минералами, они словно соревновались друг с другом в переливчатом сиянии под ярким солнцем… О, никогда прежде я не видела такого изобилия!

А со временем на сушу вышли первые человеческие существа, туда, где росло мое дерево тхалок. Кое-кто из них просто проходил мимо, а другие решали обосноваться в тени высившихся вокруг утесов, или в пещерах, или вдоль берегов рек и ручьев. В отличие от прочих животных, люди становятся шумными и необузданными, когда живут вместе. Изнутри моего дерева тхалок я могла слышать, как они общаются друг с другом на языках, которые я со временем научилась понимать. Помню их голоса, и как они меня раздражали: эти люди были не только чрезвычайно говорливыми, но и жаждали бескомпромиссно владеть землями, на которых обитали. Эта земля моя! А та земля твоя! И это были не просто пустые слова, нет, они говорили также на языке террора и насилия. Откуда мне это известно? Ну, потому что я это испытала на себе.

Эти люди опустошали утесы и горы, откалывая от них камни, из которых они вырезали для себя ножи и топоры, превращая эти камни в смертоносные орудия. Однажды они собрались около моего дерева тхалок и наблюдали, как один из них рубил мой ствол бронзовым топором. Я ничего не могла поделать, только беспомощно смотреть на то, как они уродуют дерево, ставшее моим пристанищем. Прежде они много раз пытались срубить его, но не смогли, лишь сломали свои топоры, пытаясь вырубить больше камней, чтобы изготовить из них новые топоры, но теперь они были преисполнены решимости добиться желаемого. И в конце концов они своего добились. Оглушительный вопль моего рухнувшего дерева еще несколько дней и ночей отзывался эхом в округе. А вскоре я уже проводила бессонные ночи, слушая один за другим жалобные вопли и прочих срубаемых деревьев.

Полностью опустошенная, я превратилась в осознанный дух, утратив физическую способность самостоятельно передвигаться, вынужденная вселяться то в одно живое существо, то в другое. В отчаянье и в глубокой печали я молила священных существ даровать мне собственное тело, дабы я смогла отыскать самое просветленное существо Земли — Будду. Как только я завершила молитву, свершилось чудо. Пронзенный копьем нага, спасавшийся от толпы охотников, вдруг упал, обессиленный от раны, близ огромного бревна, в котором обитал мой дух. На моих глазах дух наги покинул его тело и исчез, а мой дух тотчас переселился в безжизненного нагу, даровав мне новую жизнь и энергию. Это тело теперь принадлежало мне. Я собрала всю свою физическую силу и силу воли и начала пробираться сквозь густые джунгли в своем новом змееподобном обличье. Но вдруг, упиваясь неведомым мне восторгом от своей новообретенной способности двигаться, я ощутила болезненный укол в бок. Я нашла безопасное место для отдыха, где обнаружила, что все мое тело в крови. Я принялась лизать кровоточащую рану, и та была странного сладкого вкуса, а потом ощутила, как яростно подрагивает мышца в глубинах моей груди. И в этот момент мне стало ясно, что хотя я обрела новую жизнь, эта жизнь пришла ко мне с раной…

Такова жизнь, дети. Рождение и существование далеки от совершенства.

Что теперь, девчушки мои? Вы, кажется, заинтересовались. Хотите посмотреть на мою рану? Не сейчас. Она давным-давно зажила. Это же мое тело было ранено, а не дух. Я показываю вам руку не чтобы похвастаться раной, понимаете? Я хочу, чтобы вы поразмыслили над моими морщинами, над этими глубокими каналами, буграми и складками. Взгляните на них! Вы их видите?

Каждый день я смотрю на морщины на своей руке, и они служат мне напоминанием о подземелье, где я некогда обитала, и о том дне, когда я впервые выбралась оттуда на поверхность. Нынешние морщины на моей руке напоминают мне кожу земли в те времена, что начались до всех моих жизней.

Прибытие Будды

___________

Когда я жила в стволе гигантского дерева тхалок, я подслушала беседу группы охотников, которые обсуждали чудеса Будды. Погрузившись в глубокую медитацию, он путешествовал по воздуху из Джамбудвипы4 в Кааттаку, которая также известна как гора Паттхави. Эти охотники бродили вокруг моего дерева, и каждый, перекрикивая другого, рассказывал свой вариант одной и той же истории. Я не знала, кому из них верить, но то же время я смогла составить несколько полных версий происходящего. Хотя они различались мотивами, у них было в точности одинаковое начало и конец. Позвольте я их вам расскажу.

В первом варианте истории все происходит в городе Прантапа5, это недалеко отсюда. Там жили два брата — Махабун и Чулабун6. Оба были купцами, которые зарабатывали на жизнь торговлей с иноземцами. Махабун, старший брат, предпочитал вести торговлю на суше, а Чулабун, его младший брат, занимался морской торговлей, дабы их торговые маршруты никогда не пересекались. Однажды Махабун отправился с караваном в 500 повозок в город Саватхи7, где оживленные улицы были полны торгового люда, несущего цветы, свечи, благовония и прочие товары. И все они направлялись к храму Четтвана8 и говорили о том, как сильно они хотели услыхать проповедь Будды. И из любопытства Махабун пошел за ними.

Войдя в храм, он увидал Будду, восседавшего между Маудгальянна и Шарипутрой, своими главными учениками. После того, как все прослушали его проповедь, произошло чудо. Пинтхола, сын брахмана, почувствовал, как в нем возгорелась вера, и в тот же миг он изъявил желание принять постриг от самого Будды. Глубоко потрясенный Махабун затем пригласил Будду принять пожертвования с его торгового каравана.

На следующее утро Будда и его ученики пришли к каравану Махабуна, дабы принять пожертвования. И затем они благословили Махабуна. Преисполненный радости и безмерной преданности, Махабун, подобно Пинтхоле, в тот же миг изъявил желание принять постриг и стать одним из учеников Будды.

Приняв постриг, Махабун вернулся в свой родной город Парантапу и стал жить в тамошнем храме. Ох!9 Как же трудно произнести это название. Давайте назовем город другим его именем — Кхиткхин. А вскоре Махабун достиг архатства10. Однажды, в сезон дождей, его брат Чулабун пригласил Махабуна на трапезу к себе в дом. Даже в сезон дождей Чулабун был вынужден торговать в море, невзирая на вероятность попасть в шторм. Озабоченный своей безопасностью, Чулабун упросил брата дать ему обещание спасти его и его команду, если во время плавания с ними произойдет неблагоприятное происшествие. И Махабун дал ему слово.

После недельного плавания Чулабун и его команда израсходовали все дрова и весь провиант, имевшиеся на борту. Вынужденные причалить, чтобы пополнить свои запасы, они подошли к таинственной земле. К их изумлению, остров изобиловал красным сандаловым деревом, куда более ценным, чем все товары на их корабле вместе взятые. Тогда Чулабун приказал опустошить корабль и забить трюмы грузом красного сандалового дерева, добытого на острове. Но учиненная Чулабуном вырубка красных сандаловых деревьев разъярила островных демонов, чей гнев выразился в свирепом шторме, перевернувшем корабль Чулабуна. Оказавшись на грани смерти, Чулабун вознес молитву брату. И Махабун, чудесным образом явившись из воздуха, спас весь корабль, не дав ему стать жертвой смертоносных клыков демонов. Благополучно вернувшись в Кхиткхин, Чулабун предложил своему брату весь груз красного сандалового дерева в знак своей благодарности за спасение. Но Махабун отказался, ибо красное сандаловое дерево было похищено с острова из-за алчности; вместо этого он изъявил желание пригласить Будду поделиться своими поучениями с Чулабуном, его командой и другими жителями Кхиткхина, в числе коих был отшельник по имени Сатчапхан.

Из привезенного красного сандалового дерева Чулабун выстроил 500 мондоп11, чтобы отпраздновать пришествие Будды. Жители Кхиткхина выслушали учения Будды с огромным восторгом. Затем они лицезрели, как он сотворил чудо, оставив силуэт своей тени и отпечаток правой стопы на каменном лике горы Патави, чтобы люди могли им поклоняться и сохранять память о нем.

В иной версии истории охотников говорилось, что Будда вверил Пинтхолу, новопосвященного сына брахмана, попечительству Маудгальяяна, чтобы его главный ученик мог споспешествовать духовному путешествию нового монаха к архатству. По прошествии дней Маудгальяяна увидел, что его ученику требуется практика основной медитации, поэтому он повел Пинтхолу через леса и горы Джамбудвипы, чтобы тот мог медитировать в одиночестве. Однако Пинтхола не смог достичь нового уровня просветления, и Маудгальяяна задумался, не лучше ли ему оказаться где-то в местах еще более уединенных, например на рубежах какой-либо далекой земли. Поделившись с Пинтхолой своим планом, Маудгальяяна навел чары, уменьшив Пинтхолу до размера ягоды индийского крыжовника, после чего сунул его в складку своего одеяния и полетел в Суварнабхуми12.

Когда они прибыли туда, Маудгальяяна увидел, что покрытые буйной растительностью уединенные окрестности горы Кхатака и впрямь пригодны для того, чтобы Пинтхола смог практиковать медитации. Еще в тех местах располагалась община во главе с охотником по имени Кааттака, кому, по мнению Маудгальяяны, учение Будды могло пойти на пользу. Когда они опустились на эту гору, Маудгальяяна вернул Пинтхолу к его обычному размеру, и оба отправились с визитом к охотнику. Когда два монаха прибыли в дом Кааттаки, уже стемнело.

После целого дня, проведенного в лесах, охотник отдыхал дома, и его лук и стрелы стояли прислоненные к стене.

— Добрый хозяин, — поприветствовал Маудгальяяна охотника, — мы сбились с пути и боимся, что продолжать наше путешествие в темноте будет опасно. Если не возражаете, могли бы мы остановиться у вас на ночлег?

Увидев двух монахов, Кааттака удивился, ибо ему еще не доводилось видеть религиозных людей во плоти. Их обоих окружала некая таинственная аура, и Кааттака даже усомнился в том, что это человеческие существа. И как этим двум незнакомцам вообще удалось войти в ворота поселка? У него зародилось подозрение, что они — злые духи, исполненные недобрых намерений.

— Ах вы негодные! Да как вы смогли вторгнуться в мой дом, так что вас не остановили мои слуги? Вы как ни в чем не бывало забрели сюда просить у меня гостеприимства! Какая дерзость! Да вы же просто злые чудовища! Если вы будете настаивать, чтобы я пустил вас на ночлег, то вот увидите — вам придется просить позволения у моего лука!

— Послушайте, уважаемый. Мы монахи; и мы пришли с мирными намерениями. Мы не хотели вас обидеть, вторгнувшись без спроса на вашу землю. Наши намерения искренни и добры, а именно: просветить других, рассказав о природе и о причинах счастья и страданий. И вы уже проявили свою внутреннюю доброту, позволив нам испросить у вашего лука позволения остаться в этом доме на ночь! — И с этими словами Маудгальяяна обернулся к луку у стены.

— О, верный лук, я прошу тебя исполнить, как и всегда, свой долг пред твоим истинным хозяином. Могу ли я просить тебя обратиться в постель и в кров, который даст нам приют на ночь?

И вдруг лук превратился в лежанку.

Маудгальяяна подвел Пинтхолу к кровати, и оба погрузились в медитацию, продлившуюся всю ночь.

Чудо, совершенное двумя монахами, встревожило Кааттаку и лишь подтвердило его подозрения в том, что это были два переодетых злых духа. После этого происшествия он всю ночь не мог уснуть, ворочаясь в своей постели. Тем временем его жена, дети и слуги пустились распространять слухи о прибытии монахов, и жителям поселка стало любопытно самолично взглянуть на странную парочку. Когда забрезжил рассвет, Пинтхола упал с лежанки, утомленный ночной медитацией. Маудгальяяна упрекнул своего ученика за неспособность концентрировать внимание, наказав ему оставаться все время сосредоточенным.

Кааттака решил, что наступил удобный момент, и подступил к непрошеным гостям.

— Злые духи! Вы принесли невзгоды на мою землю. Уходите немедленно, а иначе я воспользуюсь своим луком так, как сочту нужным!

Два монаха снова превратили лежанку в лук, выразили охотнику свою благодарность, а затем поднялись на безмятежный пик горы Кааттака. Прошло несколько дней и ночей. Наконец Пинтхола успешно достиг архатства, и оба монаха отправились по воздуху в обратный путь к Джамбудвипе.

Когда они прибыли в обитель Будды, Маудгальяяна описал все их путешествие, рассказав и об упрямом охотнике, с кем они повстречались. Маудгальяяна думал, что Кааттаке пойдут на пользу наставления Будды, и посчитал их встречу возможностью для Будды самолично распространить свое учение среди жителей тех земель, дабы те смогли обрести мир и счастье в грядущие годы. Выслушав Маудгальяяну, Будда решил отправиться туда в одиночку и посетить охотника и жителей поселка у горы Кааттака на следующий же день.

Наутро Будда перенесся по воздуху и благочинно опустился на гору Кааттака. И вдруг вся местность озарилась умиротворяющим светом, а буйная растительность леса покрылась спелыми плодами, кои утолили голод бесчисленных животных, кому больше не нужно было лишать жизни другую живность ради пропитания. Будда притушил свою ауру и, облачившись в одеяние обыкновенного монаха, направился к дому охотника.

Кааттака все еще отдыхал у себя во дворе, когда увидел приближавшегося к нему Будду. «Вчера их было двое, и вот идет еще один, — взволнованно подумал он про себя. — Эти негодники явно стремятся испортить мне жизнь!»

— Добрый человек, — поприветствовал его Будда. — Не будешь ли так любезен предоставить мне ночлег?

— Замолчи, негодяй! — отрезал Кааттака. — Я не позволю опять меня беспокоить и устраивать в моем доме такой же беспорядок, какой учинили у меня прошлой ночью те двое!

— Если ты не позволишь мне остановиться здесь, то, может быть, ты разрешишь мне отдохнуть на краю утеса? — спросил Будда.

— Как хочешь, — пожал плечами Кааттака.

И Будда отправился к утесу. Он решил усмирить упрямство охотника и освободить его слуг от грубости и злобности их хозяина. Собрав всю свою чудодейственную мощь, Будда приказал темным тучам заволочь небо от горизонта до горизонта. Три дня и три ночи ливень обильными потоками лился с небес на землю. Дабы уберечься от дождя, Будда свернул вершину утеса в виде капюшона кобры, под которым оставался совершенно сухим на протяжении всей грозы. А гроза имела катастрофические последствия для охотника и его слуг. Воды, хлынувшие из ближайших джунглей, затопили прилегающие земли, смывая дома и уничтожая все ценное на своем пути. Обезумевшие жители поселка пытались, кто как мог, спасти хоть что-то из своих пожитков и запасов.

И как только сельчане заметили Будду, над которым, словно капюшон кобры, изгибался пик утеса, они вообразили себе невесть что. Кто-то был уверен, что этот чудотворный монах и вызвал природный катаклизм, а другие опасались, что он принесет еще большие несчастья. Раздосадованный Кааттака крикнул Будде:

— Ах ты, лживый злодей! Ты навлек на нас этот ливень — и только посмотри, как ты изуродовал мой утес! Ты не сдержал слова, пообещав остановиться здесь только на ночь, вместо того ты пробыл у нас три ночи! Ну-ка убирайся отсюда! Уходи, как ты и обещал!

— Добрый охотник! — ответил Будда. — Верно, что я попросил остаться у тебя лишь на одну ночь. Однако дождь не позволил мне уйти, и хотя теперь он прекратился, все вокруг залито водой. Могу я попросить тебя позволить мне остаться еще на одну ночь?

Кааттака был слишком раздражен, чтобы продолжать спорить с Буддой. Он решил вернуться в дом вместе со своими слугами.

В ту ночь Будда сотворил еще одно чудо. Он вызвал ангелов и брахманов, которые слетелись к нему стаей, озарив всю гору Кааттака солнечным сиянием своих аур. Их блеск разбудил охотника и его слуг. Сначала они встревожились, по ошибке приняв это сияние за лесной пожар, но взглянув повнимательнее, поняли, что купола листвы и горы вокруг озарены небесным светом. Этот необычный свет наконец-то убедил охотника в чудодейственном могуществе Будды.

И на следующее утро охотник и его слуги отправились выразить свое почтение Будде, восседавшему на утесе. Услыхав рассказ Будды и его поучения, они и члены их семей стали чтить буддийские обеты13, поклявшись никогда больше, покуда они живы, не причинять вреда другим живым существам.

Глубоко проникнувшись благоговением, Кааттака изъявил желание принять постриг от самого Будды. И Будда не только незамедлительно исполнил желание Кааттаки, но также убедил того практиковать медитацию, коя должна была избавить его от алчбы и наставить его на путь просветления. И столь же быстро, как банановое дерево срубается одним взмахом меча, Кааттака стал архатом. И он воскликнул с радостью:

— Я жил грешной жизнью невежества, убивая многих животных. Но теперь, когда я стал понимать и ценить дхарму, я клянусь отказаться от прежних жизненных привычек и освободиться от всех страданий. Воистину я обрел мир.

А вскоре Будда сообщил Кааттаке, что его работа тут окончена и что ему пришла пора вернуться в Джамбудвипу. Кааттака попросил разрешения последовать за ним, но Будда отказал ему, наказав вместо этого остаться на горе Кааттака и проповедовать другим жителям этих мест буддистские учения, дабы и они смогли оставить свои грешные и извращенные привычки. И вот, когда Будда возложил на него этот долг, охотник согласился остаться жить на горе Кааттака, но попросил Будду оставить ему какую-то памятную вещь. И тогда Будда запечатлел свой образ на лике утеса, после чего ускользнул по воздуху к Джамбудвипе.

В отличие от первых двух, в последней версии этой истории отсутствуют сложные сюжетные линии. Благодаря медитации Будда просто знал, в какие земли будет благотворнее всего принести его учения и кто будет еще долгие годы распространять их. Покуда он медитировал, ему пришло видение небольших холмов в Паттхави, и именно туда он и совершил путешествие.

Он прибыл в Паттхави в разгар мощной грозы и нашел убежище под сенью утеса. Святость защищала его от дождевых капель, а сияющая аура запечатлела его образ, навсегда впечатав в лик утеса.

Когда ливень стих, Будда отправился к горе Суваннабанпхот, где встал на плоском камне на вершине. Охотник по имени Сатчапхан охотился в тех местах и встретил Будду, осиянного ярким светом. Никогда доселе он не видывал столь чудесного существа. Охотник приблизился к нему, выражая жестами свое почтение, и попросил Будду оставить след своей стопы на камне как знак для богов и людей, которые могли бы затем ему вечно поклоняться.

Прежде чем согласиться, Будда попросил его воздерживаться от греха убийства, и охотник с готовностью согласился с этой просьбой. Затем Будда оставил след своей правой стопы на вершине горы Суваннабанпхот, где ей смогут поклоняться преданные ему приверженцы.

Позднее он отправился в местечко недалеко от горы Суваннабанпхот и остановился у большого дерева. Там он сотворил очередное чудо: он ходил, сидел и спал на самой кроне. Пораженные его могуществом, люди и боги в той области собрались вместе, чтобы выразить Будде свое почтение, предложить пожертвования и выслушать его поучения.

Когда боги и местные жители собрались под тем деревом, Будда улыбнулся при виде козы, пасшейся неподалеку. Ананда, его ученик, заметил, как он улыбается, и с любопытством спросил Будду, что он увидел. Будда ответил, что тот увидел реинкарнацию этой козы в виде великого короля, правителя этой области, который сохранит его образ и отпечаток его стопы для многих будущих поколений.

Такие истории о чудодейственном могуществе Будды я услыхала от охотников. По сей день есть люди, которые не желают приближаться к силуэту Будды и отпечаткам его ноги, — именно из-за этих историй, в которых рассказывается о том, как могучие способности Будды переворачивали жизнь тех, с кем он оказался рядом.

Обитая в дереве тхалок, я снова и снова осмысляла три варианта истории, рассказанных охотниками, покуда мне в голову не пришел вопрос. Как в одно и то же время могли произойти три разных встречи с Буддой? Отшельник по имени Сатчапхан, охотник по имени Кааттака и другой охотник по имени Сатчапхан: все трое попросили Будду сотворить одно и то же чудо, а именно: запечатлеть на горе его силуэт и след ноги. И я поняла: чтобы трое разных людей, кому довелось встретить Будду, засвидетельствовали одно и то же событие в почти одинаковых обстоятельствах, эти трое разных людей должны были быть одним и тем же человеком!

То есть гора Суваннабанпхот — это гора Паттхави, а Кааттака — охотник, живший у горы Паттхави, чье имя на самом деле было Сатчапхан. Что же касается того, был ли он отшельником или охотником, я знаю лишь то, что мне известно со слов этих людей. Могло так случиться, что Сатчапхан был охотником, прежде чем стал отшельником. Но если вам так уж хочется знать, воскурите благовония, вызовите его дух и сами его спросите! Он пребывает в своей обители в Ват Пхра Пхуттхабат, храме Отпечатка стопы Будды. Попросите родителей свозить вас туда.

Услыхав эти истории от разных людей, я тоже стала относиться к Будде с благоговением. Я отчаянно желала следовать его путем, и коль скоро мне посчастливилось обладать телом наги, я решила отыскать отпечаток его ноги на горе Паттхави.

Я поняла, что прибыла на гору Паттхави, когда почувствовала, как меня объял необычайный покой. Я скользила вдоль подножия горы, и мое сердце переполнялось необъяснимым ощущением безмятежности и умиротворения. «Вот эта гора», — сказала я себе. Извиваясь вдоль крутого склона, я наконец достигла вершины. Там я увидала отпечаток его ноги в камне. След не был глубоким, он был около трех соков14 длиной и в один сок шириной. Я подползла поближе и, всмотревшись в хрустально-чистую воду, скопившуюся во впадине следа, увидела в центре образ Колеса Дхармы15. Я нагнулась над водой, чтобы попить, увидела собственное змеевидное отражение и принялась лакать воду языком, утоляя неимоверную жажду, что мучила меня на протяжении всего моего долгого путешествия.

Когда я подняла голову, по всему моему длинному телу разлился восхитительно чистый вкус воды. И в тот самый момент свершилось чудо. Боль от раны в моем боку полностью исчезла, и рассеченная кожа мгновенно начала заживать. Я внезапно преисполнилась живительных сил, и в каждом мускуле моего тела запульсировала энергия. И это благословенное ощущение осталось со мной на века.

Скитания

___________

Священная вода из отпечатка ноги позволила мне жить сотни лет; иными словами, я стала бессмертной. Вы можете счесть бессмертие, неведение боли и смерти, благословением… Что касается смерти — может, и так, но боль стала многовековым бременем для моей души.

Эта история произошла сразу после того, как я обнаружила отпечаток стопы Будды. Я решила остаться в тех землях в надежде, что его чудодейственная сила оградит меня от любых напастей. Однако на отпечаток уже стали претендовать люди. Несколько раз я пыталась попить из него, но они — как охотники, так и жители поселка — прогоняли меня прочь, бросаясь камнями и прочим мусором. Поскольку было рискованно приближаться к отпечатку стопы Будды в дневное время, я пряталась до наступления безопасной ночной поры и осторожно проползала мимо людей, недреманно охранявших тот камень.

Как-то ночью, без предупреждения, без сговора, на горе Паттхави собрались боги и осветили всю гору ярким сиянием. Они прилетели оплакать кончину Будды. О, мое сердце было разбито, когда я узнала, что уже Будда вознесся в Нирвану!

Я, которая терпеливо ждала близ отпечатка ноги, надеясь, что настанет день, когда мне посчастливится приветствовать его возвращение… Я, которая молилась о возможности последовать его путем, находясь в своем нынешнем теле… Мои отчаянные мечтания обратились в прах. Долгие дни и ночи я, безутешная, оплакивала потерю, пока как-то утром не решила стряхнуть с себя горе. Я сползла с горы Паттхави, имея новообретенную цель: посетить каждый уголок тех земель, идя по следам покойного Будды.

Сначала я отправилась в места, где Будда однажды сотворял свои чудеса, сидя на кроне большого дерева. И перед тем как войти в ту деревню, я увидала, что она превратилась в оживленное место встречи множества людей, почти что рынок. В моем тогдашнем обличье близость к людям была, говоря по-простому, равнозначна приглашению поймать меня, поэтому вместо этого я поползла в город Кхиткхин. К моему удивлению, Кхиткхин оказался еще более многолюдным, чем прошлый район. Будучи слишком утомленной, чтобы ползти в какое-то другое место, я вернулась обратно в джунгли.

Удрученная, одинокая, я ползала вдоль берегов реки Пасак16, покуда мне не явился дух-хранитель гор.

— Мое дорогое дитя, — спросил он, — чем вызвано твое одиночество и горе?

И я поведала ему всю правду. Сжалившись надо мной, дух-хранитель сказал:

— Дитя мое, отправляйся на восток, к горе, и там ты найдешь пещеру. Ее называют пещера Пхра Нгам17, где все, кто осмелится попасть внутрь, восхищаются красотой силуэта Будды, запечатленного в камне. Отправляйся туда и сама посмотри на него, для своего же блага, мое дитя. Достигнув подножия горы, ты минуешь деревню монов18. Тебе не следует бояться монов, ибо они благочестивые буддисты, которые не обидят ни одну живую душу. Когда окажешься у входа в пещеру, остановись и соберись с мыслями и силами. Усмири свою душу, затем преклони колени, чтобы выразить свое почтение к смотрителю пещеры — отшельнику. Поведай ему о своих добрых намерениях, и он дарует тебе возможность приблизиться к  Будде.

Я поблагодарила духа-хранителя за данные им наставления, а затем решительно направилась к пещере Пхра Нгам.

О, дитя мое! Я провела так много времени, блуждая в горах! Так произошло не потому, что я оказалась в незнакомой местности, но потому что лесные духи почувствовали, что я заблудилась, и принялись проделывать со мной злые шутки, чтобы я вконец сбилась с пути. Я потеряла много времени, и пробыла там так долго, что вскоре мои силы стали иссякать, а моя кожа, что некогда была плотная и гибкая, стала дряблой. Мое бессмертие убывало.

Я барахталась в болоте, когда вдруг появился Владыка Грязи. Он утащил меня на глубину, угрожая держать меня в плену как свою жену в подводном королевстве. Я взмолилась о пощаде:

— Прошу тебя, не надо! Моя жизнь на суше началась не так уж давно.

Я боролась за жизнь, но все было тщетно: только когда я перестала двигаться, Владыка Грязи наконец ослабил свою хватку.

Однажды я услышала звуки, доносившиеся издалека. Казалось, будто тысячи людей маршировали через джунгли. И вдруг над какофонией человеческих криков и перестука щитов взмыл голос:

— Чья это земля?

И толпа как один отвечала этому зову:

— Великого кхмерского народа!

Они продолжали идти, крича и стуча в свои щиты.

— Моны повержены! Кхмеры достигли величия!

Распространив свою власть и заявив свои права на всю местность, кхмеры призвали горожан присягнуть на верность новому королевству и внести свою лепту в дальнейшее процветание буддизма. Названием этого нового королевства было Лаво19.

Владыка Грязи, слушая гомон маршировавших кхмеров, объявивших эту землю своей, вдруг пришел в сильное возбуждение.

— Еще чего! Я прожил здесь многие годы и никогда ни на что не претендовал. И что получается, теперь я принадлежу кхмерам?

Я воспользовалась этой ситуацией, чтобы высвободиться из его цепких объятий. Оставив недоумевающего Владыку Грязи вместе с его яростью в клокочущем болоте, я смогла вернуться на твердую сушу.

И возобновила свое путешествие, страстно молясь священным существам:

— Прошу, пусть более ничто не препятствует мне на пути к моей цели. Прошу, пусть всякий злобный дух, имеющий намерение мне навредить, будет повержен!

И когда я ползла, извиваясь, по лесу, то услышала вдруг странное пыхтение и чавканье. Эти звуки доносились из ближайшего куста, который весь ходил ходуном как одержимый. Там как будто кто-то яростно ел: пыхтел, чавкал и жевал. Я робко спросила у невидимого существа, добрые у него намерения или злые. Чавкающие звуки внезапно прекратились. И из-за куста раздался голос:

— Добрые!

После чего тот же голос приказал мне держаться как можно дальше, потому как если я приближусь, это может для меня плохо кончиться. Я поступила, как было сказано, и отползла на несколько шагов.

— Ты куда направляешься? — спросила я.

— В Лаво. Мой отец меня туда изгнал.

— Это странно. Зачем отцу изгонять своего ребенка?

— Не твое дело. Держись подальше, если не хочешь пострадать.

— Но ты же сказал, что у тебя добрые намерения. Как же ты можешь мне навредить?

— Да кто ты такой, чтобы задавать так много вопросов?

— Я — нага, — ответила я. — И я направляюсь к пещере Пхра Нгам, чтобы восхититься образом Будды.

— Да что ты? Мы следуем в разных направлениях, но у нас одна цель.

Голос, раздававшийся из-за куста, смягчился, когда мы вступили в беседу. Он рассказал мне, как его отец — бог Шива20 — изгнал его в Лаво. Отец, объятый необузданным гневом, родил его, исторгнув между бровей. Родившись, он упал на землю. Едва открыв глаза, он был охвачен неистовой прожорливостью. Он начал поглощать все, что попадалось ему под руку, денно и нощно, но ничто не могло заполнить пустоту внутри.

Его голод разрастался столь бесконтрольно, что однажды он начал пожирать собственные конечности. Его отец вскоре осознал, что сын родился из страшной ярости — то была ярость, которая пожирала самое себя.

— Сын мой, — сказал ему отец, — ты должен пойти и обосноваться у врат Лаво. Ты должен служить напоминанием о разрушительной силе гнева и ненависти.

Он исполнил желание отца и отправился в Лаво.

— Как твое имя? — спросила я.

— Отец называет меня Кала, — ответил он. — Но хватит, любопытный нага. Тебе пора уходить. Ты отнял у меня достаточно времени, которое я мог бы потратить на еду.

— А сейчас ты поедаешь себя? — спросила я из любопытства. Не думая, я придвинулась поближе к Кале, вытянув голову вперед и глядя сквозь куст. Кала и впрямь поедал самого себя. Он сидел и пожирал свой торс, покуда не понял, что за ним наблюдают. Подняв голову, он оскалился на меня.

— Отстань от меня, любопытный нага!

Наши глаза встретились.

Лицо у Калы было уродливым. Оно было плоское, и на нем выступала пара выпученных глаз, а искаженный гримасой рот походил на разрез от уха до уха. Из провала рта торчали собачьи клыки. От его тела оставались лишь лицо и две руки. Заметив меня, он издал крик, похожий на вой, исполненный боли и печали.

— Дорогой мой нага, ты сам во всем виноват. Теперь я ничем не могу тебе помочь. Чему быть, тому и быть!

— Что ты собираешься делать? — с тревогой спросила я.

— Ты видел мое лицо. Теперь я вынужден сожрать твое Время.

В ужасе я стремительно бросилась прочь, крича что есть мочи.

Я услышала, как Кала тоже закричал, и его разъятый рот стал заглатывать мое Время, год за годом, пока он внезапно не метнулся в противоположном направлении. Наконец я выползла из джунглей. Никогда в жизни я не ощущала себя такой выжатой, как в тот момент. Мои некогда такие яркие воспоминания начали тускнеть, а затем потускневшие воспоминания полностью растаяли. Окружавшая меня местность принялась медленно разваливаться на куски, превращаясь в незнакомый пейзаж. И тут до меня дошло: покуда я спасалась бегством от Калы, от меня ускользнули 700 лет моего Времени.

Я коза из пророчества Будды

___________

Совершенно обессиленная, я с трудом выбралась из джунглей и оказалась на бескрайней равнине. Передо мной возник вид, которого я не встречала ни в одной из своих прошлых жизней: повсюду, насколько хватало глаз, расстилались поля — травы, риса, овощей и злаков, разделенные глубокими бороздами в земле. Оголодавшая, я поползла к ним, чтобы поесть, но меня быстро отогнали жители деревни. Когда же они осознали, что существо, позарившееся на их урожай, на самом деле был нага, люди схватились за свои копья, луки и стрелы, намереваясь либо убить меня и съесть, либо оставить в качестве экзотического домашнего питомца. К счастью, мне удалось спастись от этих мерзких людей. И не успела я глазом моргнуть, как оказалась у горы, где находилась пещера Пхра Нгам.

Подножье горы поросло лесом, там и сям виднелись деревеньки. Я чувствовала себя гораздо спокойнее, незаметно передвигаясь лесными тропами. Невысоко над землей я увидела вход в пещеру. Не привлекая ничьего внимания, я вползла внутрь и сразу очутилась словно в коконе влажного воздуха. Внутри пещера была щедро освещена и заполнена сталагмитами и сталактитами. Скажу я тебе, дитя мое, это была необычайная красота! Но еще замечательнее был силуэт Будды, вырезанный на стене пещеры. Полагаю, именно этот образ и дал ей имя, и, дитя мое, я была воистину заворожена. Мне казалось, будто сам Будда сидел передо мной, готовый обратиться ко мне с проповедью.

Будда был высечен сидящим, скрестив ноги, на цветке лотоса, над головой его сиял нимб, а руки были подняты, символизируя момент поучения. Вокруг него изображались боги и люди-приверженцы, учтиво внимающие его проповеди. Сцена иллюстрировала путешествие Будды к горе Паттхави, где он обратил в буддизм охотника Сатчапхана и где боги слетелись к горе, осветив ночное небо и земли своим ярким сиянием. Я восхищалась картиной, охваченная чувством умиротворения, а потом, медленно свернувшись под ней клубком, уснула.

Меня разбудило приглушенное песнопение. Подняв голову, я увидела отшельника, погруженного в медитацию и шепчущего что-то нечленораздельное. Не желая его потревожить, я продолжала лежать и наблюдать. Через мгновение он сам заговорил со мной, не открывая глаз.

— От чего ты бежала, дитя мое?

От кхмеров, безмолвно подумала я. Я бежала, ища защиты у Будды.

Он понимающе кивнул.

— Не бойся. Королевства Лаво давно нет.

— Но я только что спаслась от кхмерских войск, которые маршировали через джунгли, — сообщила я ему.

— Это было восемьсот лет тому назад, дитя мое, — ответил отшельник. — Мои видения говорят, что твое Время сожрал Кала. Все кхмеры давно изгнаны отсюда, а немногие уцелевшие нашли прибежище в деревнях у подножия этой горы.

— Но джунгли и горы возродились после падения королевства Лаво?

— Дитя мое, джунгли и горы принадлежат королевству Аютия21, которое правило этой землей и ее людьми сотни лет. Неважно, кем ты была раньше, потому что теперь все принадлежит Сиаму: и горы, и деревья, и ручьи, и древние места поклонения, и жизни всех людей.

Отшельник на мгновение умолк, а затем добавил:

— И ты тоже создание Сиама.

— Как и ты! — поддразнила его я.

— Ого! Какой остроумный! — усмехнулся он. — Дорогое мое дитя, ты знаешь, кто заявлял претензии на эти территории?

Я не знала.

— Те, кто уверял, что они — коза Будды, — засмеялся он.

Отшельник оказался словоохотливым. Сгустилась ночь, а он все делился со мной своими нескончаемыми рассказами.

Начал он с прибытия Будды на гору Паттхави и с чуда, которое тот сотворил на глазах у всех, сидя на кроне большого дерева в ампхё Нонг Сано22. Взглянув с высоты вниз, Будда заметил пасшуюся рядом козу и улыбнулся. Ананда, его ученик, увидел, что он улыбается, и с любопытством спросил у Будды, что тот увидел…

— Вот эта коза, — ответил Будда, — возродится и в следующей жизни станет могущественным королем, кому суждено споспешествовать процветанию буддизма в далеком будущем.

За время существования в этих местах королевства Лаво также укрепились во власти два других королевства: Харипунчай и Тамбралинга23. Харипунчаи были потомками монов, которых кхмеры изгнали с их исконных земель. Они вновь обрели силу и отвоевали прежние земли. Пока шла эта битва, войска Тамбралинга приблизились к месту сражения с юга. Они ждали, покуда обе армии истощат друг друга, а затем воспользовались ситуацией и нанесли поражение обеим. Став победителями в Войне трех королевств, Тамбралинги провозгласили принца Кампхота, сына своего короля, новым правителем королевства Лаво. Тамбралинги продолжали править Лаво многие годы, до того момента, как в столице вспыхнуло восстание во время правления Пхра тяо Ситхаммасокарата. Все население королевства было вынуждено мигрировать обратно на юг, где они восстановили столицу в Накхонситхаммарате.

Город Лаво обезлюдел, но по всему Суварнабхуми продолжали возникать новые королевства: Сукхотхай, Ланна, Накхонситхаммарат и Пхриппхри в тянгвате Пхетбури24.

Династия Ситхаммасокарат и династия Утхонга25 развивали близкие отношения и наладили прочные торговые связи, а оба их короля происходили из кхмеров26, по крайней мере так говорят.

Новое королевство на юге, построенное Ситхаммасокаратами, стало процветать. Могущество короля Ситхаммасокарата прославилось в тех землях: этот король завоевал двенадцать городов, наименовав их названиями животных китайского зодиака, и успешно укрепил буддистскую веру, перенеся останки Будды в город Накхонситхаммарат, где их надлежало сохранить.

Однажды, выступая перед придворными, военачальниками и советниками, король Ситхаммасокарата объявил, что он-де реинкарнация козы из пророчества Будды. Вскоре после чего король Ситхаммасокарата почил, и трон перешел по наследству к его вице-королю.

Государство Пхетбури и королевство Накхонситхаммарат согласились на полюбовный раздел своих земель. Оба союзника договорились, что южные области отныне будут принадлежать Накхонситхаммарату, а северные области — государству Пхетбури. Договор был скреплен браком между сыновьями и дочерями обоих королевских семейств. Когда же король Пхетбури скончался, на трон взошел новый король по имени Утхонг.

Однако вскоре после наследования трона город Пхетбури столкнулся с опустошительными волнами голода и чумы. Когда люди и животные в очередной раз стали падать замертво — что было несомненным знаком приближения новых катастроф, — выжившие поспешили покинуть свои дома. А король Утхонг решил переместить столицу на новое место. Он собрал мудрых советников, которые предложили ему земли к северо-востоку от города Лаво: там находились гора Паттхави и гора Суваннабанпхот, где в камень были врезаны тень Будды и отпечаток его ноги… Ампхё Нонг Сано, где Будда сотворил чудо на верхушке дерева и произнес пророчество о козе, которой суждено переродиться в могущественного короля, также находился неподалеку. Услыхав это, король Утхонг объявил, что он и есть та коза из пророчества Будды. Он решил взять с собой армию и верных подданных и отправиться с ними в паломничество, дабы поклониться священным следам Будды.

Во время этого путешествия, посетив множество священных городов, король разбил лагерь на берегу реки Нонг Сано, как вдруг из воды выпрыгнул исполинский сом, обративший на себя все взгляды. Как по чудотворному мановению невидимой руки, грянул раскат гонга и рыба изрекла слова, эхом прокатившиеся по окрестным землям: «Этот ампхё пригоден для столицы!» Пораженный столь многообещающим зрелищем, король вознес молитву и решил попытать счастья: он метнул свой меч и поклялся, что на месте, куда меч упадет, он выстроит новую столицу. И меч упал в Нонг Сано.

Вдруг с безупречной слаженностью люди короля оглушительно закричали:

— Лишь тот, кто ославлен надлежащими заслугами, достоин выстроить столицу в Нонг Сано! Подобное достоинство можно подтвердить лишь способностью проглотить железо и талантом искусного лучника! Столь славный муж должен пустить стрелу вдаль и увидеть, как она возвращается к нему, при этом не пошевелив ни одним мускулом!

Услыхав, как его люди начали повторять этот пугающий, беспокойный рефрен, король понял, что это с ним заговорили духи-хранители Нонг Сано. Они чревовещали через его людей, дабы истребовать свидетельства того, что он достоин такой чести, — его заслуг и его могущества.

— Я — коза из пророчества Будды, — провозгласил тогда король. — И я способен проглотить железо, а моя верная стрела, будучи пущенной вдаль, с легкостью вернется ко мне.

После чего король приказал своим поварам истолочь кусок железа в пыль и вмешать в его пищу, которую он съел на глазах у всех. С тех пор все блюда короля готовились с толченым железом. Он даже уверял, что это улучшило вкус его еды и сделало его невосприимчивым ко многим болезням. Отведав еды с железной пылью, король отправился к реке, держа в руках лук и стрелу. Он пустил стрелу в воду против течения, и ждал, пока река не вернула стрелу прямо ему в руки. Его люди рукоплескали и выкрикивали слова поддержки, обрадованные смекалкой своего короля.

Итак, новая столица была воздвигнута, построены дворцы и храмы. Ее назвали на кхмерском языке Крунгхеп Маханакхон Бавон Тхваравади Си Аюттхая Махадилок Бавон Раттанаратчатхани Буриром, или, коротко, Крунгси Аютия, что означало «непобедимый город».

Город за всю свою историю знавал немало периодов процветания и мира, будучи неуязвимым для внешних угроз и набегов врагов. Однако королю Утхонгу еще только предстояло быть коронованным благородными брахманами. Он отправил посла в Центральную Индию, дабы тот испросил у короля Варанаси27 дозволения прислать в Аютию брахманов, которые могли бы провести церемонию коронации.

И вот церемония коронации прошла. Вступив в союзы с соседними городами Лаво и Супханбури, королевство постепенно колонизовало шестнадцать городов. Весть о величии короля Утхонга распространилась по всей округе по мере того, как он вел одну войну за другой и завоевывал все новые и новые земли. В Сиаме и соседних странах Аютия стала известна как могучая держава, а короля народ привычно величал «Пхра тяо пхэндин», или «священный правитель земель».

Дитя мое, ты видишь, как время от времени несправедливость проявляется в веках? Короли сражаются с другими королями, и все они называют себя козами из пророчества Будды? Они вели войны, чтобы ценой многих жизней захватить новые земли, строили королевства, а их подданные были бесправны и не могли противостоять строгим законам и правилам. Раньше, когда мир был только-только создан, все было иначе, весь порядок вещей был полностью перевернут. Слово «король», или рача, употреблялось по отношению к уважаемому и справедливому человеку: попросту говоря, этим словом обозначали того, кто приносил счастье другим. Это слово создали и утвердили в его значении люди, как написано в Сутта-питаке, одном из трех разделов палийского канона, известного как Трипитака. В Трипитаку входит Виная-питака, Сутта-питака и Абхидхарма. Сутта-питака делится на пять собраний, одно из которых — Дигха-никайя — рассказывает такой миф о создании мира.

Мир, каким он однажды существовал, был чистым, не испорченным определениями. Он был безграничен во времени, лишен дня и ночи. Боги с сияющими прозрачными телами — ни мужчины, ни женщины, ни добрые, ни злые, — обитали на небесах, паря и летая, преисполненные великой радости.

Время шло, и земля начала источать молоко; стали произрастать мхи, лишайники и прочая растительность. Вскоре боги из любопытства попробовали на вкус дары плодородной земли, наслаждаясь приятными вкусами, ароматами и цветами. Они привыкли вкушать зеленые растения земли, и стали выискивать их повсюду, в каждой трещинке и расщелине. Постепенно их сияющие ауры тускнели, их небесные тела стали покрываться плотью. А аппетиты их стали ненасытными; им больше не хватало собственного ощущения счастья. Их тускнеющий свет уже не был достаточно ярким, чтобы освещать Землю, и их сменили яркие светила — солнце и луна; тогда же возникли день и ночь. А Время разделилось на дни, месяцы и годы; возникли сезоны. Небесные существа стали людьми, различавшимися половой принадлежностью и ограниченными во времени, обладавшими плотской похотью и способностью размножаться.

Людям приходилось выживать, питаясь тем, что давала им природа. Они собирали растения и рис, делали многодневные запасы еды, чтобы кормить своих детей и прочих иждивенцев. Когда же запросы людей превзошли то, чем могла их обеспечить природа, возникло сельское хозяйство, и земля стала ценным товаром. Появились те, кто мог приобретать землю, и те, кто не мог, — так родилось зло. Обман, воровство и соперничество стали обычным явлением, как и наказание, лжесвидетельство, месть и убийство.

По мере того как зла становилось все больше, некоторые люди собрались, дабы найти среди себя уважаемого и справедливого человека, способного разрешать все чаще возникающие конфликты. Люди пришли к единодушному пониманию, что этот уважаемый и справедливый человек — король — должен принадлежать ко второй варне28, и ему следует вверить задачу восстанавливать справедливость в общине. А коль скоро справедливость восторжествует, община будет вознаграждать короля долей общего урожая или общей земли. Таково было общее представление о первоосновах королевства или монархии. Тем не менее, как все, облаченные властью, большинство королей не желали отказываться от привилегированного положения, стремясь к расширению и укреплению своей власти путем убийства других правителей и захвата других королевств. Дабы пресечь разногласия, было решено формально передавать власть по линии кровного родства. Однако зло не унималось, покуда дети и внуки убивали друг друга в борьбе за трон.

С момента основания королевства Сукхотхай право на королевство Аютия принадлежало исключительно королю, или Кхун Луангу, как называл его народ. (Дитя мое, твою память о той эпохе также пожрал Кала.) То, как король управлял подданными, было в чем-то схоже с отношениями между отцом и детьми; тогда люди назвали своего правителя Пхо Кхун, или «Великий отец». Это правление отличалось от абсолютной монархии, изобретенной кхмерами: на эту систему сильное влияние оказали брахманы, которые видели в короле аватара богов. А кхмеры правили своими подданными так, как хозяин управляет рабами. В границах захваченных ими земель людей принуждали поклоняться тому, что требовала вера короля: возводились здания, храмы и статуи Бодхисатвы в честь королей как реинкарнации богов.

Однако все было очень сложно. Хотя сиамцы считали королевство Сукхотхай своим, мон-кхмерское влияние сильно ощущалось в сиамских обычаях и повседневной жизни. Монахи продолжали писать и записывать имена королей Сукхотхая на древнем кхмерском диалекте, а королевский словарь оставался кхмерским по своему происхождению. Использование королевского языка было обычной практикой в начале существования королевства Аютия, но, дитя мое, он был слишком сложен для простолюдинов, которые просто предпочитали называть короля Кхун Луанг. И несмотря на то, что он стал употребляться в эпоху Сукхотхая, наименование Кхун Луанг получило большое распространение в королевстве Аютия. В эпоху Аютии это королевство смогло расширить свои территории больше, чем когда-либо. Титул Кхун Луанг Аютии затмил собой любой другой титул в любой другой стране или в любом другом языке.

Отец своих подданных постепенно превратился в отца своей земли. Король не только главенствовал над своими подданными, но и над своими территориями. Земля была четко разграничена: «Эта земля принадлежит Сиаму», так говорили, «вот это сиамская земля». И король Утхонг понимал значимость такого разграничения, дитя мое. Как только он стал королем Аютии, был издан закон, гласивший:

«Вся земля в границах королевства Аютия принадлежит королю; подданные не имеют права владеть землей несмотря на то, что ее населяют». С этого момента король стал обладать абсолютной властью над богатством, имуществом и жизнями своих подданных и всеми сиамскими территориями.

Люди дали своему королю новое имя: пхра тяо пхэндин, священный правитель земель.

Наречение города

___________

Отшельник не спал, рассказывая мне свои истории до самого рассвета, как будто эта беседа была единственным, чего он желал все эти годы. Каждый эпизод, о коем он мне поведал, вызывал у меня благоговейное изумление. Кала отнял у меня историю становления всего королевства, но на этом он не остановился: он также заглотил и завоевание Аютии!

Земля Суварнабхуми постоянно контактировала с другими управляемыми территориями, от соседних королевств вроде Хантхавади29, Ланна и Лан Санг до Кхмерской империи и королевств Китая. Порой они жили в мире, порой они вели войны. Сам Сиам не всегда отличался гармонией и единством: в основе его внутренней политики лежали распри между несколькими колониями — Пхитсанулоком, Накхон Ратчасимой, Мьей и Накхон Ситхаммаратом, которые сражались за независимость и личные выгоды против интересов королевства в целом. Эти цели достигались либо силой, либо дипломатией: правители отправляли своих детей и прочих членов королевских семей в разные колонии, чтобы, завязав искусные узлы отношений, попытаться примирить возникавшие разногласия. Тем не менее эти разногласия нередко перерастали в кровопролития: отцы, матери дети, близкие и дальние родственники продолжали воевать друг с другом с целью стать пхра тяо пхэндин Аютии.

Падению Аютии предшествовал хаос. Королевство Хантавади уже вторгалось в столицу дважды. Первое вторжение было вызвано событиями в городе Чиангкран, где моны заявили о своей верности Аютии, предав Хантавади. Второе вторжение произошло, когда в период ослабления Аютии, с помощью и при участии дополнительных вооруженных сил из северного города Пхитсанулока, столице удалось сдержать нападение под предводительством короля Хантавади. Однако в сражении, последовавшем после второго вторжения, Аютия потеряла свою королеву. После ужасной утраты королевы Сурийотхай, король Аютии Маха Чаккрапхат, посоветовавшись с приближенными, выстроил больше городов вокруг столицы, укрепив ее оборонительные рубежи на случай будущих сражений с Хантхавади.

Как только не нарекали эту землю, но ни одно из этих имен не прижилось. Жители деревень продолжали селиться вне королевских владений и убегали в джунгли или в горы всякий раз, когда им грозила новая эпидемия или война. Располагалась земля стратегически очень удачно — вдоль маршрута из Накхон Ратчасимы в Камбоджу, — а на ее плодородной почве охотно росли рис и прочие культуры: те, что запасали во время войн. Король осознал это и принялся отрезать части от окружающих тянгватов — Лопбури, Накхон Ратчасимы и Накхон Найок, — чтобы основать новый большой город Сарабури. Он стал хранилищем и форпостом королевства, рубежом, откуда можно было следить за потенциальными угрозами со стороны Накхон Ратчасимы и Камбоджи.

Ну вот! Теперь вы знаете, что эта земля, дважды разорванная и сшитая заново, была названа простым именем Сарабури, чтобы вам языком шевелить было удобно.

Я устала рассказывать вам об Аютии. Если жаждете узнать больше, будьте добры, почитайте сами. Или можете спросить своих учителей, но смотрите, пусть хорошо вас учат! Скажите им, пусть не учат ненавидеть бирманцев, монов, лао или кхмеров. Все не так просто. Наши истории глубоко переплетены, и у них были величайшие империи, даже более великие, чем наша. Они, как и мы, буддисты, — нет, скорее, это мы буддисты, как и они. Кхмеры первыми обратились в буддизм и брахманизм, а мы, в свою очередь, унаследовали веру от них. Это заметно в нашем языке иерархий, а особенно — в королевском языке. Лаосцы некогда были нашими возлюбленными родичами: попросите родителей свозить вас в Бангкок, где сами сможете увидеть, как красив изумрудный Будда30. А Бирма? Когда-то они были нашими ближайшими друзьями, но, и это грех всех отношений, настали времена войн, которые превратили благородных людей в отъявленных патриотов. Они не воплощение зла. И они имеют право считать злом нас. Так что попросите своих учителей о таком вам рассказать, ясно?

Так, вы, должно быть, гадаете, сколько лет было тому отшельнику. А этого я и не знаю точно, хотя я провела с ним довольно много времени. Выслушав все истории, что он мне поведал — так, словно сам был свидетелем тех событий, — могу лишь предположить, что он провел в той пещере в полном одиночестве, по меньшей мере, четыреста лет, практикуя умения, необходимые, чтобы достичь просветления. Он был настоящим хозяином своего тела, а его дух был исполнен решимости и силы. Каждый день он начинал с йоги или с пешей медитации. Иногда он несколько дней путешествовал по воздуху, возвращаясь со связкой бананов, дров или трав. Он вечно что-то бубнил себе под нос, иногда исчезал, или обращался в камень, или воспламенял себя.

Иногда, исчезнув на целый день, он возвращался с вестями из столицы. Так было после того, как в Хантавади новым королем Аютии нарекли Маха Тхаммарачу31 — что стало неожиданным событием в истории королевства — и после коронации Черного принца32. Впоследствии, когда на троне его сменил брат, Белый принц, отшельник повел себя так же. Он рассказывал новости громко, не адресуя свои слова никому конкретно. Его голос эхом раскатывался по пещере, а я, единственное живое существо поблизости, слушала.

Как я уже сказала, мой дух бессмертен, но мое физическое тело, в котором дух обитает, со временем чахнет. После почти тридцати лет жизни с отшельником мое тело наги постепенно износилось. Все, что я могла делать, так это сворачиваться кольцом и отдыхать в пещере, дожидаясь непонятно чего. Отшельник, видя мое состояние, жалел меня. Как-то вечером он вернулся в пещеру, волоча труп тигра. Он поманил меня поближе и начал нашептывать заклинание, которое переместило мой дух из тела наги в тело тигра. Покинутое тело наги рассыпалось в прах, а затем и вовсе развеялось по воздуху.

— Дитя мое, тебя обременяет грех, — запричитал отшельник. — Ты обречена на бессмертную жизнь без какой-либо цели.

Услышав эти слова отшельника, я вдруг осознала — прожив столь долго, — какой бы жизни мне хотелось: жизни, посвященной ему! И теперь, имея тело тигра, я могла носить его на своей спине во время медитаций и ухода в джунгли. Отшельник лишь усмехнулся, услыхав мое желание. Несмотря на свою способность переносить себя в любое место, он позволил мне выразить благодарность, выполняя роль его носильщика.

Тело тигра уже было старым и безжизненным к тому моменту, когда отшельник мне его доставил: но он никогда бы не совершил грех убийства, тем более ради того лишь, чтобы добыть мне новое тело. И я жила внутри стен трупа; и тело начало пожирать самое себя, забирая при этом мою способность видеть и слышать. И скоро отшельнику пришлось опять искать мне новое тело. На этот раз он принес мне труп молодого, только родившегося оленя.

— Не чувствуешь ли ты себя разочарованной, вынужденная жить в чужих телах, сменяющих друг друга? — спросил отшельник.

Я не знала, что ответить.

— Тебе никогда не хотелось жить собственной жизнью?

— А я буду рядом с тобой вечно? — спросила я. — Жить ради тебя.

— А зачем тебе жить ради меня?

— Чтобы отблагодарить тебя за то, что ты заботился обо мне все эти годы, — ответила я.

— Ты ничего мне не должна, — сказал он. — Все, что я сделал для тебя, было для меня счастьем, и этого вполне достаточно. Не пытайся связать нас ненужными и сложными узами. Если ты ощущаешь необходимость подарить мне что-то, я бы предпочел, чтобы это был акт дарения дарения ради, а не потому, что ты ждешь чего-то взамен.

— Но тогда я не желаю жить собственной жизнью, — запротестовала я.

— Твой дух цепляется за вещи, находящиеся вне тела, в котором он обитает, — задумчиво сказал отшельник. — Скоро меня не станет. Что же ты будешь делать тогда?

— О чем ты говоришь! Если ты меня покинешь, тогда я хочу уйти вместе с тобой.

— Это невозможно, потому что ты бессмертна. Твой дух обречен вечно жить на этой земле. Оттуда, куда я собираюсь уйти, духи изгоняются и освобождаются от всех своих прежних уз. Ты не можешь уйти со мной, потому что твой дух неуничтожим. Ты это понимаешь?

— Но я когда-нибудь погибну?

— Тебе придется умереть и снова возродиться, — ответил он. — А чтобы все прошло успешно, в момент перед самой твоей смертью ты должна будешь направить свое сознание, сердце и душу на цель твоей следующей жизни.

Затем отшельник поведал мне, что у него есть пучок трав. Эти травы могли освободить меня от боли и страданий бессмертия, и ввести мой дух в цикл жизни и смерти. Однако отшельник отказался отдать мне их, пока я не смогу сказать ему, почему я хочу возродиться и с какой целью.

Много десятилетий тому назад я отложила все эти вопросы в долгий ящик. Я была вполне удовлетворена своей тогдашней жизнью; жизнью в теле оленя, каждодневным обществом отшельника в пещере Пхра Нгам. И все это время, с каждым днем, наши узы все крепли и крепли. Я видела, как грациозно и гибко движется его человеческое тело, как цепки его подвижные руки и как крепка их хватка, и представляла себе, как было бы замечательно, если бы человеческое тело было столь же подвластно и мне. Я бы смогла тогда лучше о нем заботиться, а это и впрямь было моим единственным желанием: возродиться в виде человеческого существа, чтобы я могла заботиться об отшельнике всю свою оставшуюся человеческую жизнь.

Во мне возникло странное чувство. Это случилось, когда я вышла из пещеры поохотиться возле ручья. Я была счастлива до того момента, покуда мое сердце не ушло вдруг в пятки. Я стояла возле ручья. Что я только что потеряла? Да вообще-то ничего. Ничего не пропало, скорее, меня охватил страх утраты — потери кого-то. И из этого семени страха и тревоги выросло мое волнение: незнакомое лихорадочное ощущение, родившееся, надо признаться, из любви, которую я испытывала к отшельнику. Обескураженная перспективой его потерять, я стояла у ручья и плакала.

Я пребывала в плену этого ощущения довольно долго, и оно лишило меня аппетита днем и сна ночью. Я не хотела покидать пещеру, ластясь к отшельнику всякий раз, когда он оказывался подле меня. С той самой поры я ловила каждое его движение, сколь бы незаметным оно ни было.

И вдруг в самый обычный, похожий на любой другой, день он исчез. Сначала я не осознала, что он, возможно, не вернется, но со временем стала изнывать от тоски. Дни превращались в недели, в месяцы, в годы, а от него не было ни слуху ни духу. Время летело, и вдруг настал день, когда в пещере появился монах, который искал место для отдыха. Я поспешно ускользнула в соседнюю пещеру и спряталась там, но была настороже. После того дня в пещеру стали прибывать другие монахи. В конце концов они затеяли строительство монастыря, который впоследствии стал известен как Храм пещеры Бодхисатвы, Ват Тхам Пхра Пхотхисат.

Я оставалась там и после того, как монастырь был выстроен, скрываясь в многочисленных расщелинах в пещере и терпеливо дожидаясь возвращения моего отшельника. Монахи заметили мое присутствие, но великодушно позволяли мне топтаться у входа в пещеру.

Вскоре после этого в монастырь стали наведываться группы деревенских жителей, дабы выразить дань почтения монахам, принести им пожертвования и выслушать проповеди. Всем казалось странным, что возле входа в пещеру лежал недвижимый, словно камень, олень. Слухи распространялись быстро, и вскоре об олене, ждущем чего-то у пещеры, знали уже все жители деревни. Так, люди прозвали это место Тхап Кванг33, что означало «оленья деревня». Оленем, который там обитал, была я.

Как-то ночью во сне мне явился мой отшельник. Он сказал, что ждать его не имеет смысла, ведь его дух уже покинул сей мир. Он наблюдал за мной все эти годы и, движимый жалостью, понял, что пора наконец объяснить мне, что с ним стало. Его дух был уничтожен, он достиг просветления, и ему уже не было суждено вернуться в этот мир. Он достиг просветления во время медитации на горе Суваннабанпхот; после этого он покинул свое физическое тело и этот мир. Он наказал мне найти свой путь и напомнил мне о связке трав, спрятанной под вырезанным на стене пещеры Буддой.

— Направь свой дух к циклам жизни и смерти, — сказал он, — и забери травы. Впусти в сердце стремления и осознай, чего хочешь достичь в следующей жизни. Вот что я пришел сказать тебе, дитя мое.

Сон изумил меня, и я пробудилась, издав болезненный вой, эхом прокатившийся по горам. Его тело, подумала я, было последним, за что держался еще мой дух. Я выбежала из пещеры, страстно желая найти останки отшельника на горе Суваннабанпхот.

Скрытая реликвия

___________

Я бежала, не останавливаясь, два дня и две ночи, пытаясь учуять запах останков отшельника, и в конце концов поиски привели меня к подошве горы Суваннабанпхот. Я остановилась и огляделась вокруг, дабы убедиться, что здесь безопасно улечься. По всему телу пробежала волна сильного утомления, и мои члены содрогнулись, точно я была на грани паралича. Не успев ничего осознать, я уснула.

Проснувшись, я ощутила себя отдохнувшей и обошла по кругу небольшой пятачок земли, окруженный высокими деревьями. Я обнюхала землю, и, воспользовавшись своим оленьим носом, стала лихорадочно разгребать кучи листьев, ища запах отшельника. Я была уверена, что его останки погребены под гигантским валуном, где наиболее сильно ощущался тонкий аромат лотоса. Вот отсюда он и вознесся, не сомневалась я. Я принялась рыть землю своими копытцами в надежде снова увидеть его тело.

Я вкопалась в землю на полметра, как вдруг мой бок пронзила острая боль: во мне засела стрела и из открытой раны сочилась кровь. Какой же жестокий охотник мог учинить такую подлость? Я бросилась в лес, опасаясь за свою жизнь. Домчавшись до склона горы, я нашла там небольшой пруд, словно меня направляла некая чудотворная сила. «Это, должно быть, дух отшельника», — подумала я, и подобралась поближе к пруду. Опустив голову в воду, чтобы попить, я поняла, что этот пруд образовался в отпечатке стопы Будды, похожем на тот, который мне впервые встретился на горе Паттхави. Тогда я сразу же поняла, что вода в том пруду священная, поскольку она исцелила мои раны и обессмертила меня на сотни грядущих лет. Уверенная, что этот пруд такой же священный, как и пруд на горе Паттхави, я пила и молилась о двух вещах. Во-первых, о том, чтобы моя раны зажили, и, во-вторых, о том, чтобы обрести новое тело, которое будет привлекать ко мне меньше внимания: тело, которое станет воистину моим собственным, так, чтобы мне больше не пришлось жить в чужих телах. Когда я склонялась над прудом, чтобы глотнуть воды, я заметила, что берега его испещрены изящными бороздками и узорами, возникшими под тяжестью ноги Будды. Они были куда более поразительными, чем те, что я видела на горе Паттхави. После первого же глотка я ощутила, как все мое тело наполнилось жизнью и могучей энергией. Весело вбежав в кустарник, я сразу наткнулась на уродливого охотника, который все это время выслеживал меня, сжимая в руках лук, — того самого, кто пытался меня убить.

Ужасный охотник был немало изумлен, увидев, как я выскочила прямо на него из кустов. Он на мгновение замер, недоумевая, каким образом олень, которого он подстрелил, был не только невредим, а вполне себе жив, да еще прыгал, словно обрел новую жизнь. Наверное, овладевшее охотником смущение отвлекло его от меня, потому что он забрался в кусты и направился к отпечатку ноги Будды. Никогда еще я не ощущала себя такой отважной. Я больше не боялась охотника, поэтому я пустилась следом и следила за ним из-за кустов. О, дети мои, он казался таким озадаченным, таким задумчивым. Он присел на корточки перед отпечатком стопы и стал омывать свои руки, ноги, лицо и все тело священной водой. И чудесным образом его кожа — пораженная некой болезнью — преобразилась и обновилась! Я увидела, как охотник обрадовался, но в то же время во мне происходило иное преображение. Я ощутила, как волны, исходившие от священной воды, проникают в меня, одна за другой. Первая волна восстановила мою энергию, но вторая — куда более яростная, чем первая, вызвала у меня жар и головокружение. И не успев сделать и шага, я упала без сознания.

Я подняла веки, все еще тяжелые от сна, и увидела, что лежу на деревянном полу в хижине. Я была полностью расслаблена, могла шевелить головой и поднимать руки — мои руки! Это были человеческие руки, совершенно человеческие! О, дитя мое, силой священной воды из отпечатка стопы Будды я получила красивое тело человеческой женщины.

Тут в комнате появился и другой человек. Мужчина, похоже, был занят стряпней. Заметив, что я пошевелилась, он попросил меня не бояться и представился: сказал, что он местный охотник по имени Бун и намерения у него исключительно добрые. Он увидел меня, лежавшую без чувств, когда вышел в джунгли поохотиться. Бун не узнал меня и решил, что я не местная, но заметил, что я дышала, потому решил забрать меня к себе в хижину в лесной чаще и присмотреть за мной. Объяснив произошедшее, он протянул мне настой каких-то целебных трав.

Я посмотрела на Буна. Он был довольно красивый, а еще добрый. Выпив травяного настоя, я чуть не поперхнулась — таким он был горьким и обжигающе горячим. Но потом во мне разлилось тепло: такого ощущения я никогда раньше не испытывала. Вот, наверное, как чувствуют человеческие существа, подумала я про себя. Прикончив целебный отвар, я вспомнила об отпечатке ноги Будды. И рассказала Буну все истории о связанных с ним чудесах, которые мне были известны. Он, должно быть, счел меня странной, выслушивая мои сказания, которые, как я его заверила, все были правдивыми. Я даже рассказала ему о другом отпечатке ноги, который, как мне казалось, я видела на горе Паттхави. Бун выглядел несколько сконфуженным и быстро сменил тему, сказав, что я могу остаться отдыхать в его хижине, и попросил не попадаться никому на глаза. Я слушалась его, полагая, что он желает мне добра.

Бун уходил и приходил, когда хотел. Иногда он исчезал надолго, а потом возвращался с едой и одеждой для меня. Я жила с ним и спала с ним. Он стал моим первым мужчиной.

А еще он оказался хитрецом. У него уже была семья, которая жила где-то далеко. И наша хижина была его охотничьим домиком. В конце концов он нашел себе более достойную работу и забросил охоту. Он получил какую-то важную должность, и я стала его любовницей, частью его тайной жизни. Я стала постепенно подозревать это, собирая по крупицам обрывки доходивших до меня рассказов. Однажды я вернулась к отпечатку ноги Будды на горе Суваннабанпхот и обнаружила, что все сильно изменилось. Подножие горы выглядело довольно странно и кишело чиновниками. Над отпечатком ноги Будды возвели деревянный мондоп, символизировавший, что это место — важный королевский объект. Люди, пришедшие воздать дань уважения и поклониться отпечатку, стали рассказывать мне, что охотник по имени Бун как-то нашел это место во время охоты на оленя. Охотник доложил о своей находке властям Сарабури, и эта весть, долетев до столицы Аютии, дошла до ушей короля Сонгтхама34, после чего тот отправился со своим войском в Сарабури. Бун вызвался отвести короля в горы, чтобы тот самолично увидел отпечаток ноги, и его щедро вознаградили за оказанную услугу. Король распорядился выстроить деревянный мондоп над отпечатком ноги, дабы увековечить находку охотника. Он назначил охранников, пригласил иноземцев из Голландии с их биноклями, чтобы те обследовали местность и проложили дороги к святыне, и даже повелел выстроить здесь королевскую резиденцию на случай его будущих визитов. Грандиозное сооружение получилось!

Слушая этот рассказ, я все думала о двух отпечатках ног Будды: об отпечатке левой ступни на горе Суваннабанпхот и об отпечатке правой на горе Паттхави. Но когда я спросила людей о правой ступне на горе Паттхави, они явно стушевались. По их словам, они никогда не слыхали об отпечатке ноги на горе Паттхави. Они лишь знали о тени Будды, которая была там запечатлена.

Оставив остальные вопросы при себе, я решила отправиться к горе Паттхави и своими глазами увидеть тот отпечаток. Те места изменились так сильно, что их было почти не узнать. Я подошла к монаху, который производил впечатление всесильного затворника-архата, — он молчаливо медитировал в заброшенной келье в задней части храма. Выразив ему положенное почтение, я спросила у него про отпечаток стопы Будды, найденный мной здесь в давние времена. Архат заверил меня, что отпечаток все еще существует, но теперь он спрятан от сторонних глаз. Над отпечатком выстроен мондоп, дабы скрыть его и убедить людей, будто на горе Суваннабанпхот существует лишь один след ноги Будды. Поскольку гора Паттхави уже была местом, где сохранилась тень Будды, было решено скрыть отпечаток ноги Будды на горе Паттхави, присыпав его песком, залить цементом и сделать вместо него подделку в виде более скромного следа. Из уважения к королю жители деревни согласились на это, но, правда, выстроили мондоп в знак почтения к Будде. Местные согласились хранить все это в тайне, тем облегчив работу писцов, что ведут ежегодные анналы. Вот что произошло, мои дорогие. Возможно, сегодня считается, что отпечаток стопы Будды на горе Суваннабанпхот приносит бо