Слушай, что скажет река E-Book

Мария Линде

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Ты не одинок
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 442

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Аста ищет брата, исчезнувшего пятнадцать лет назад. Уже отчаявшись найти его в родном Риттерсхайме, она случайно набредает на город Арнэльм, которого нет на карте. Здесь дома парят в воздухе, а река разговаривает с людьми, стоит только прислушаться. Неожиданная встреча с арнэльмцами — историком Тео, его внуком Лином и кузнецом Свеном — открывает Асте путь за границы привычного мира, где ей предстоит найти ответы на свои вопросы и узнать много нового. Например, из чего сделаны парящие дома? Зачем лисам крылья? Почему ее новые друзья ведут себя порой крайне странно? И наконец — кто же вернет реке Сердце, украденное много лет назад?..

Leseprobe

Мария Линде Слушай, что скажет река

В оформлении издания использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© Мария Линде, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Ты открываешь книгу в надежде найти в ней друга.

В надежде увидеть себя.

В надежде понять: твою боль – кажется, невыносимую, – понимает кто-то ещё.

Здесь есть и настоящая любовь, здесь есть настоящие друзья. И все твои ошибки – ты знаешь это точно – будут прощены, ведь все мы люди, все мы их совершаем и все мы хотим, чтобы нас простили.

Знаешь, такое бывает не только в книгах.

Посмотри вокруг: разве все эти истории – не из настоящей жизни?

Возле тебя есть хорошие люди. Нужно только присмотреться.

Даже если так кажется, знай: ты не одинок.

Редактор

Глава 1

«Лошадь. Эта дурацкая лошадь, – думала Аста, прислушиваясь сквозь мелодию в наушниках к голосу из динамика над головой. – Или он ее завтра уберет, или я увольняюсь».

Центр города. Следующая – главный вокзал. Хорошо, народу станет поменьше. Она прислонилась лбом к прохладному стеклу, закрыла глаза. Семь остановок – и дома. Почему сегодня не пятница или хотя бы не четверг? Еще и эта лошадь…

Издательство, в котором Аста работала уже полтора года, готовило к выпуску новую туристическую брошюру. И не обычную, а для студентов – тех, кто приезжает в Риттерсхайм из других городов Германии. Главный дизайнер, степенный дяденька лет пятидесяти, выдал бесконечно оригинальную идею – на обложку поместить герб города и его символ, коня в прыжке. На месте Риттерсхайма раньше был конный завод одного герцога, здесь устраивали скачки и состязания, отсюда и название – Обитель Рыцарей[1].

Все бы ничего, но дизайнер обложки – студент, вместе с которым Аста работала над проектом, – подошел к делу более творчески. Он нашел где-то в сети (или в собственных архивах, что вероятнее) фотографию группы молодых людей на фоне облезлой железной лошади. Лошадь была Асте знакома – памятник неизвестного авторства в кампусе технического университета. У животного не было хвоста (когда-то, видимо, был, но потом кому-то понадобился), зато имелась грива из стальных прядей, развевающаяся на ветру, как волосы топ-модели в рекламе шампуня. Компания, позировавшая на фоне сего шедевра, выглядела сильно нетрезвой даже на фото. Но молодой (подающий надежды) дизайнер свой выбор объяснил тем, что такая обложка очень хорошо передаст свободный, неформальный дух города, и это выгодно отличит их издание от других, со скучными постановочными снимками. Но сказал он все это не лично, а в письме с прикрепленным файлом, которое Аста открыла, когда отправитель уже сбежал домой в конце рабочего дня. Ей нужно до завтра сверстать макет для просмотра, а вместо обложки – такой кошмар. И спросят, конечно, с нее, с кого же еще – она же ведет команду.

Поезд остановился, пассажиры пошли на выход – многие с рюкзаками и чемоданами. Аста прибавила громкости в плеере смартфона, безучастно разглядывая людей и продолжая думать о лошади. Надо будет дома, пока еще есть время, поискать какое-нибудь другое фото… И опять, конечно, не получится выспаться.

Взгляд задержался на высоком парне в черной кожаной куртке. Его темные волосы были собраны на затылке в пучок, а на шее, на длинном шнурке, висел крупный кулон из какого-то очень светлого металла, так что Аста хорошо рассмотрела его со своего места: крест с двумя поперечными перекладинами-дугами – одна концами вниз, другая вверх. Это же… Это…

Из состояния полудремы трудно очнуться и помчаться бегом, но ей это удалось. Сорвавшись с места, одной рукой запихивая в карман куртки наушники, другой оттесняя людей в вагоне, бормоча «извините» и «можно пройти», Аста бросилась к выходу. Незнакомец уже сошел на перрон и затерялся в толпе. Аста выскочила за ним, натолкнулась на входящих… Кто-то заметил ей вслед, что готовиться к выходу надо заранее, и, кажется, добавил еще что-то более грубое, но она уже не слышала. Снова увидела в толпе высокий силуэт и бросилась следом, к эскалаторам, стала на три ступеньки ниже, не отрывая взгляда от кожаной куртки. Впереди стояла пожилая пара, и Аста спряталась за их спины, надеясь, что преследуемый не обернется и не заметит ее.

Он не обернулся, сошел с эскалатора и быстрым шагом направился к выходу со станции. Аста шла за ним, стараясь держаться на расстоянии и в то же время не упустить его из виду и совершенно не представляя, что делать дальше.

Выйдя на Кроненштрáссе, парень свернул под арку, ведущую в Замковый парк. Уже стемнело – в середине апреля сумерки еще ранние. Накрапывал холодный дождь, асфальт блестел в свете фонарей и вывесок магазинов. Под аркой было темно, свет туда почти не проникал. Секунду помедлив, Аста шагнула следом.

В большом парке было тихо и безлюдно, огни почти все уже погасили – время и погода не для прогулок. Тут парень замедлил шаг, а потом резко остановился и обернулся. Аста, оказавшись почти рядом с ним, в испуге отшатнулась назад и тоже остановилась. Пару секунд они смотрели друг на друга – он с любопытством, прищурившись, она – готовая немедленно сорваться с места и бежать без оглядки. Потом парень сказал:

– Если ты собираешься меня убить, то давай начнем. У меня сегодня еще куча дел.

Голос у него был хриплый, надтреснутый. «Простужен или долго ни с кем не разговаривал», – мелькнула мысль где-то на краешке сознания. Так, только спокойно. Она попыталась объяснить:

– Я не…

– Что? Не собираешься? – Незнакомец сложил руки на груди, как будто показывая, что ему все равно и он даже защищаться не будет. – Да ладно, все сначала так говорят. А потом…

– Я ищу своего брата, – выдохнула Аста. Губы задрожали, ноги сделались как чужие, горло схватило судорогой – до сильной боли. – Пожалуйста, помогите мне.

Пытаясь справиться с дрожью, она зажала себе рот рукой, закусила пальцы. Парень посмотрел на нее внимательно, подошел ближе, спросил уже совсем другим тоном, без насмешки:

– Почему ты решила, что я могу тебе помочь?

– Я просто… Сейчас, сейчас. Вы только не уходите. – Трясущимися пальцами она расстегнула сумку, вынула кошелек, а из него – тетрадный лист из тонкой серой бумаги в клетку, сложенный в несколько раз. Развернув, протянула незнакомцу. – Вот…

Он взял листок, посмотрел на него, потом на Асту, снова на рисунок, сделанный синими, почти выцветшими от времени чернилами шариковой ручки. В слабом свете, проникавшем под арку с улицы, на бумаге можно было различить один-единственный символ – тот самый крест с двумя перекладинами-дугами.

– Мы с мамой нашли это в его тетради, после того как он пропал. Еще у него был… кожаный браслет с цветком из металла… С таким же символом в сердцевине. Но никто не знает, что это такое. Помогите мне. Пожалуйста, помогите…

Дальше она говорить не могла. Голос сорвался, нервная дрожь усилилась, ветер с дождем показался еще холоднее… Только бы что-то узнать, только бы не ошибка… Парень подумал, потом вернул ей листок и кивнул:

– Пойдем.

И Аста покорно пошла за ним – обратно на главную улицу и дальше по ней, мимо кафе и магазинов, к Замковой площади. Шагов через сто инстинкт самосохранения все же взял верх, и она спросила:

– А куда мы идем?

– Да найдем какое-нибудь место потеплее. – Ее спутник застегнул куртку до ворота, откашлялся, положил руки в карманы. – Погода тут у вас…

Они устроились в сетевой кофейне у торгового центра, за стойкой у окна, взяли по стакану латте. Незнакомец сел спиной к залу, Аста – напротив. Он высыпал в кофе два пакетика сахара, размешал деревянной палочкой, отпил и поморщился.

– Рассказывай.

Рассказ вышел короткий – она почти ничего не знала. Когда ей было семь лет, а ее брату Томасу шестнадцать, одним осенним днем она уехала с родителями к бабушке на выходные, а брат остался дома – готовиться к школьному докладу. Уехали они в пятницу вечером, вернулись в воскресенье – Томаса уже не было. Судя по всему, он ушел в тот же день, потому что еда в холодильнике, приготовленная мамой, почти вся осталась нетронутой. Он не оставил записки, с собой в рюкзак сложил только пару футболок и смену белья и даже денег, которые копил на спортивный велосипед, не взял – значит, не собирался уходить далеко и надолго, максимум переночевать. Но где, у кого – они не знали. Полиция искала его по всей стране – безуспешно. В одном из супермаркетов в центре города камеры наблюдения в последний раз засняли Томаса – он покупал сэндвич и бутылку воды в тот же пятничный вечер, когда исчез. Дальше след обрывался. С тех пор прошло пятнадцать лет, но больше ничего выяснить не удалось.

– У полиции была версия, что он связался с какой-то сектой, – закончила Аста свой рассказ. – Или бандой. Или чем-то подобным. Он в последний год часто где-то пропадал, иногда целыми днями, возвращался поздно. Пьяным никогда не приходил, но заметно уставал, и казалось, его что-то беспокоило. И еще этот знак… Мы думали, что его втянули в какие-то темные дела, а потом… Что-то случилось. И он не смог вернуться…

Аста глубоко вздохнула, сделала большой глоток приторно сладкого кофе. Где-то она читала, что кофеин помогает сдерживать слезы. Наверно, в этом была доля правды – ей удалось не расплакаться, совладать с волнением и болью от потревоженных воспоминаний. Неужели?.. Неужели после стольких лет она что-то узнает?..

Ее собеседник, так и не назвавший своего имени, тоже отпил кофе, подумал.

– Значит, так, – сказал он Асте, – у меня для тебя целых три новости: хорошая, плохая и снова хорошая. Так что начнем в любом случае с хорошей.

Сердце на мгновение сбилось с ритма, ладони сделались ледяными. Аста обхватила ими теплый стакан и подалась вперед, вся внимание.

– Хорошая новость – мы не секта. И не банда. И не что-то подобное, – сообщил ей незнакомец. – Плохая новость – я не знаю, что случилось с твоим братом. Понятия не имею, никогда о нем не слышал. Но, опять же, хорошая новость – я могу попытаться что-то узнать. Ничего не обещаю, но попробовать можно. Идет?

Аста покорно кивнула, будто была под гипнозом.

– Договорились. Давай адрес.

Она очнулась.

– Э-э-э-э… Мой?

Парень закатил глаза.

– Ну свой я знаю. – И бросил в сторону: – Если б я еще домой сегодня попал, со всей этой каруселью…

Аста достала ежедневник и ручку, дрожащей рукой вырвала листок… Помедлила немного. Незнакомец, кажется, угадал ее страхи.

– Да не приду я к тебе в гости без приглашения. Не бойся, – успокоил он. – Связаться просто как-то надо, а телефоны не везде ловят… слава Всевышнему и здешним.

Ей ничего не оставалось, кроме как нацарапать свое имя и домашний адрес на клочке бумаги. Загадочный собеседник спрятал его во внутренний карман куртки, одним глотком допил кофе, поднялся и выбросил пустой стакан в урну, что стояла в углу.

– Мне надо идти. Я свяжусь с тобой, только не скажу когда – буду занят в ближайшее время. Но обязательно напишу, даже если ничего не найдем.

– Хорошо. Спасибо…

– Пока не за что. Хорошего вечера.

Он пошел к двери, вышел на улицу и сразу же исчез, сколько Аста ни высматривала его в окно. Она осталась сидеть, сжимая в ладонях стакан с остывшим кофе. Мысли метались, сердце бешено колотилось, город шумел за окном – ненавистный город. Нет, сегодня ей не уснуть. И злосчастный макет тут больше ни при чем.

* * *

От кофейни Лин пошел обратно в сторону вокзала. Навстречу ему то и дело попадались компании молодежи, одетой в национальные костюмы или их дешевое синтетическое подобие – девушки в легких платьях с глубоким вырезом, парни в кожаных штанах и клетчатых рубашках. Некоторые держали в руках бутылки с алкоголем, громко смеялись и о чем-то спорили, но вели себя вполне мирно. Каждый год в конце апреля в Риттерсхайме проходил весенний фестиваль с аттракционами и угощениями, и каждый год Лин удивлялся этому действу, не в силах его понять.

Странный праздник. Хотя какой же это праздник – священное таинство, приветствие весны и благословение нового урожая[2] давно превратилось в массовую попойку. И как им не холодно в этих нарядах, при такой погоде – непонятно. И народу на улицах сколько – заняться им, что ли, нечем? Хорошо все же, что он нечасто бывает в этом городе. Закончить бы дело поскорее – вообще тогда можно здесь не появляться. У себя дома работы хватает, ночи еще длинные. Неизвестно, что там произошло за сегодня, пока он тут шатается – и главное, совсем без толку.

С другой стороны, интересная вылазка в этот раз получилась – впервые кто-то из местных заговорил с ним. Обычно его в упор не замечают, пока он не заговорит сам, – что очень удобно, как ни посмотри. А эта девчонка не только заметила его и разглядела ключ, но и умудрилась преследовать. Конечно, он сам разрешил ей сделать это из любопытства. На реттеров она не похожа, да и вряд ли они ему тут встретятся, так что опасности в ней он не увидел. Глаза вот только больные – все, небось, выплакала, как и ее мать. Наверно, любила брата сильно, долго ждала… Что же с ним стало?

Лин вспомнил рассказ Асты, прикинул год, время. Вздохнул – в той осени памятная дата только одна. И если так, то новости будут печальные, но, может, все-таки обошлось. Надо у деда спросить, сегодня же, если он еще спать не лег…

Не доходя до вокзала, он свернул в переулок и, миновав вход в супермаркет, направился к арке в глубине просторного двора. Оглянулся на освещенную улицу, потом нырнул под каменный свод и растворился в сырой темноте.

* * *

Через два дня, вернувшись вечером с работы, Аста нашла в почтовом ящике конверт. Адреса отправителя на нем не было – только ее адрес и марка с изображением Бранденбургских ворот. Внутри оказался тетрадный листок с неровным зубчатым краем, который, видимо, раньше крепился к пружине, а на нем – всего несколько слов: «Пятница, 18:30. Рыночная площадь. Кафе “Лисья нора”. Тайса».

Пятница наступила быстро, но тянулась бесконечно. Работы хватало – сверстать макеты новых страниц, просмотреть корректорские правки, проследить, чтобы бухгалтерия выставила счета типографии… Издательство выпускало путеводители, карты и другие издания для туристов, так что к летнему сезону отпусков и каникул заказов поступало много. Но мысли витали далеко за пределами тесного офиса с его светло-серыми стенами. Аста работала механически – писала, отвечала на звонки, отмечала карандашом ошибки в распечатках… И даже лошадь ее больше не беспокоила – просмотр перенесли, Аста велела студенту переделать обложку по-человечески и тут же забыла о ней.

Что скажет ей Тайса, кем бы она ни была? Жив ли Томас? Если да, то что с ним случилось, где он был все это время?

Тысяча мыслей. Страшные сцены, словно в немом кино, представавшие перед глазами все эти годы. Вот брата сбивает машина на пустынной дороге и водитель, чтобы его не поймали, забирает тело. Вот его похищает какой-то сумасшедший, запирает в бункере, где проводит жуткие эксперименты… Или просто какой-то несчастный, невозможный в своей нелепости случай, из-за которого Томас погибает – и остается лежать где-то на заброшенной стройке, на дне водосточного люка, никем так и не найденный… Но – странный знак, кулон, похожий на ключ, и еще браслет… Слишком тяжелый, чтобы быть просто украшением. Что это все могло значить? Может, брат принадлежал тайному обществу, в котором нарушивших правила сурово наказывают?..

Предупредив команду, что сегодня уйдет вовремя, так как у нее назначена встреча, Аста в четверть седьмого уже шла через Рыночную площадь. Пришлось обойти ее всю, прежде чем она нашла кафе – в самом дальнем углу, напротив ведомства по делам иностранцев. Над входом поблескивала в лучах вечернего солнца медная вывеска с замысловатым шрифтом и лисой, обнимающей буквы роскошным хвостом. Постояв несколько секунд, Аста толкнула массивную дверь – и та открылась неожиданно легко, будто ничего и не весила.

Для норы внутри оказалось просторно и очень уютно. На подоконниках – букеты полевых цветов в вазах (редкость для большого города), на полках – стеклянные подсвечники. Деревянные столы без скатертей почти все были заняты – конец рабочего дня. То к одному, то к другому подходили девушки-официантки в длинных темных юбках и белых передниках, приносили заказы – проворно, но вместе с тем как-то расслабленно, по-домашнему, болтая о чем-то с посетителями. Милое местечко. И – ох, как же трясутся руки.

За барной стойкой в глубине комнаты девушка с рыжими волосами, скрученными на затылке и заколотыми большой деревянной шпилькой, расставляла по полкам чашки и бокалы. Аста поздоровалась с ней и спросила Тайсу.

– Это я, – ответила девушка. – Чем могу помочь?

– Я насчет моего брата. Мне дали этот адрес… Высокий парень в черной куртке…

– А, вы Аста. – Тайса улыбнулась – не просто вежливо, а по-настоящему тепло, так что сразу стало немного спокойнее. – Да, Лин говорил, я вас ждала. Пойдемте со мной.

Попросив другую девушку заменить ее в баре, Тайса провела Асту через дверь за стойкой в кладовую, где хранились запасы продуктов и напитков, а из нее – в маленькую прихожую, к черном ходу. Там она огляделась в полумраке и, не включая свет, позвала:

– И´рис!

Тут же из плетеной корзины под вешалкой для одежды выскочила… лиса. Аста никогда не видела лис так близко, только за оградой в национальном парке, и сначала подумала, что это собака. Но нет – длинный пушистый хвост, рыжие уши с кисточками и белые «носочки» не оставляли сомнений. Вот только со спиной было что-то странное – не то шерсть всклокочена, не то жировая складка, нетипичная для такого грациозного животного… Аста не успела рассмотреть, да и света было мало. Тайса открыла дверь, и лиса бесшумно выскользнула наружу, уселась на тротуаре, обернув передние лапы хвостом, и выжидающе посмотрела на хозяйку.

– Проведи к деду, – сказал ей Тайса и добавила странное: – Только смотри, по земле иди! – И, обернувшись к Асте: – Она вас проводит к человеку, который расскажет, что знает. И потом обратно в город отведет, если надо. Если не будете успевать, скажите: «Помедленней!», а то за ней иногда не угонишься.

Попрощавшись с Тайсой и поблагодарив ее, Аста поспешила вслед за лисой. Та уже трусила вниз по переулку обратно к площади, иногда оглядываясь – мол, идешь или нет?

* * *

Пару раз она порывалась крикнуть «Помедленней!», потому что Ирис действительно оказалась прыткой и Аста еле за ней успевала. Но задерживаться не хотелось. Томас. Томас… Неужели совсем скоро она узнает, что с ним случилось? Или даже увидит его. Может же быть? Ох, если бы так и было!

Сколько лет ему теперь? Почти тридцать два. Узнает ли он ее? Вдруг не вспомнит? Вдруг он не помнит вообще ничего? Вдруг…

Тут она остановилась, будто налетев на невидимую стену. Два парня, что шли следом и, конечно, пялились в свои телефоны, натолкнулись на нее, отпрянули в разные стороны, и один из них выдал двусмысленную шутку на местном диалекте. Оба загоготали и пошли дальше. Аста едва обратила на них внимание, чувствуя, как спина под блузкой покрылась липкой холодной влагой.

Вдруг ее заманивают в ловушку? Вдруг те, кто расправился с Томасом, теперь используют его как приманку – и она просто не вернется домой и никто никогда не узнает, что с ней случилось? Ведь она даже никому не сказала, куда идет.

Лиса сидела неподалеку, в тени церковной башни, мерно перебирая передними лапами. Асте показалось – та угадала ее мысли и теперь пытается успокоить взглядом: мол, не выдумывай ужасов, все будет хорошо.

Ирис не знала, что в одном девушка точно права – домой сегодня она не вернется. Точнее, вернется очень скоро, но не сегодня, и это будет уже совсем другая жизнь. Но откуда лисе было это знать, а ее спутнице – так и подавно.

Аста сомневалась недолго, и вскоре они продолжили путь.

* * *

Когда Ирис повернула за угол супермаркета – того самого, где в последний раз видели Томаса, – Аста вновь уловила запах, который непонятно почему иногда ее здесь преследовал – запах реки. Но откуда? До Некара, на берегах которого лежит Риттерсхайм, несколько километров, а тут веет свежестью, как будто горная речка рядом. Но всё это длилось только мгновение, а в следующее вернулись запахи города: шавермы из забегаловки на углу, свежего хлеба – он повсюду. Из киоска доносились легкие, как газовая ткань, ароматы срезанных цветов – робкие, нежные мотыльки в пыльном мареве. Невозможно представить здесь реку, да еще горную.

Раздумывать в этот раз было некогда – лиса торопилась и вскоре проскользнула под высокую каменную арку в глубине двора. Аста прошла за ней, справа потянулся серый фасад здания – склад супермаркета, кафе, вход в стоматологическую клинику… Потом мелькнули желтые ящики Deutsche Post[3] и бело-зелено-красная вывеска итальянского ресторана. Но Аста едва замечала все эти привычные городские декорации – она старалась не потерять из виду лису.

И все-таки что-то непонятное у лисы со спиной – то ли теплая попона надета, то ли какое-то подобие платья, длинного, чуть ли не до земли. Странно. Хотя костюмы для собак – обычное дело, а лисы вроде из того же семейства…

По-прежнему не давая себя толком рассмотреть, Ирис спустилась в подземный переход. Они долго шли по туннелю – слишком долго, так что снова закрались нехорошие подозрения. Но тут туннель закончился, и Аста оказалась на пустыре, оглянулась и увидела внизу широкую дорогу, по которой струились потоки автомобилей.

Понятно. Это Конрад-Аденауэр-штрассе – значит, они за Замковым парком. Следом за Ирис Аста перешла шаткий строительный мостик, а потом долго пробиралась среди каких-то недостроенных бетонных коробок. Рыжая глина одобрительно зачавкала под ногами и с удовольствием размазалась по дорогим черным туфлям. Аста, ругаясь себе под нос, старалась выбирать место почище, а потом наконец ступила на твердую землю и подняла голову.

Перед ней убегала далеко вперед безлюдная улица, вся в цветущих деревьях. По обе стороны от мощеной дороги стояли балочные дома. Точнее, не стояли, а как будто парили над облаками зелени, возвышаясь над раскидистыми кустами. Немецкий фахверк: белые стены и контрастно окрашенные балки – в сливовый, винный, шоколадный цвета. И темная зелень с вкраплениями желтого барбариса и разноцветных тюльпанов. Какое красивое место. И тихое. И всего в десяти минутах от центра города – странно, что она никогда здесь не была. И как дома интересно построены, как будто и правда в воздухе висят.

Справа постройки и деревья спускались с пологого склона холма к темно-сизому лесу, а в самом низу плыл, поблескивая в последних лучах солнца, широкий водный поток. Прямо посередине него качалась на волнах отчаянная маленькая лодочка, издали похожая на ореховую скорлупку.

Ирис подвела Асту к одному из первых домов и, дождавшись, пока та взойдет на веранду, вспрыгнула на боковые перила, а затем потянулась, расправив при этом большие, широкие крылья.

Аста зажмурилась, потом снова открыла глаза – но крылья у лисы никуда не делись. Ирис, заметив произведенное впечатление, самодовольно прищурилась, зевнула и, отвернувшись, принялась вылизывать рыжие перья на одном крыле.

Рядом с дверью не было звонка, зато на ней висело тяжелое кольцо, которое держала в пасти голова фантастической рыбы.

«На подпорках, – сказала себе Аста. – Дома стоят на подпорках. Или так, или я схожу с ума».

И постучала в дверь.

Глава 2

В глубине дома раздались шаги, потом что-то упало, гулко ударившись об пол, и кто-то неразборчиво, но совсем незлобно выругался. Аста отступила на шаг назад – просто так, на всякий случай.

Дверь открылась. На пороге стоял мужчина лет шестидесяти, впрочем, возраст трудно было угадать. Волосы седые, мягкими серебристыми волнами падают на плечи, борода по грудь, а лицо за этой бородой вроде и молодое, сияющее жизненной силой, но вокруг глаз – серых и очень прозрачных, как вода в ручье, – дорожки глубоких морщин.

– Здравствуйте. Я по поводу моего брата… – Аста замешкалась, не зная, протягивать ли руку для приветствия, – в обеих руках незнакомец держал маленькую деревянную скамейку. На такие иногда ставят ноги, чтобы удобнее было сидеть.

– Здравствуйте. – Он улыбнулся, сунул скамейку под мышку и протянул руку. Рукава пестрой шерстяной рубашки были закатаны до локтя, предплечье покрывали сложные, тонко выведенные узоры татуировок. – Вы Аста? Я вас жду.

– Да, это я, господин… Простите, я не спросила у Тайсы вашего имени…

– О, пожалуйста, без господинов. Зовите меня Тео – это самое короткое и произносимое из моих имен. Прошу, проходите.

Аста шагнула было за ним в приоткрытую дверь, но тут посмотрела на свою обувь и смутилась – туфли сплошь измазаны глиной.

– Извините… там стройка, и вчера шел дождь… Для важной встречи у меня кошмарный вид…

Тео взглянул мельком на ее туфли и вновь улыбнулся.

– Не переживайте так, прошу вас. Грязная обувь – признак того, что ее обладатель не боится сойти с мощеной дороги. Но у меня тапок сколько угодно. Выбирайте. – И он жестом показал на два ряда мягких шлепанцев в углу прихожей.

Оставив злополучные туфли у порога (Ирис тут же подошла и принялась их обнюхивать), Аста выбрала себе подходящую пару обуви, сделала несколько шагов… И чуть не упала, споткнувшись о ту самую скамейку. Откуда она взялась? Тео же поставил ее у входа, под вешалкой для одежды. Или это другая?

Хозяин дома вовремя поддержал ее, спросил, все ли в порядке, потом наклонился и снова взял скамейку в руки.

– Вы не обижайтесь на нее, пожалуйста, – сказал он Асте. – Эта скамейка очень себе на уме. Она хорошая на самом деле, просто ей скучно, вот она и бродит по дому. А тут еще узнала, что будут гости, и вообще целый вечер сама не своя. – И он ласково погладил полированное дерево.

Аста помотала головой, пытаясь одновременно изобразить что-то вроде «Ничего, бывает» и как-то утрясти в голове летающих лис и ходячие скамейки, а потом осмотрелась.

В маленькой гостиной, обставленной старой деревянной мебелью – видимо, ручной работы, – ничего необычного на первый взгляд не было. Два кресла у окна, шкаф с книгами, пара подсвечников из витражного стекла на полке – такие продают на рождественских рынках. Уютное и опрятное жилище пожилого человека, где каждая безделушка имеет историю – иногда намного длиннее, чем у ее хозяина. На стенах, покрытых старыми полосатыми обоями, висели картины. Большой пейзаж маслом – берег реки на рассвете, два старых черно-белых снимка Риттерсхайма – главный вокзал и ратуша – и несколько акварельных набросков. Позже Аста узнает, кто их написал, и не сразу сможет смотреть без боли на эти воздушные, полные света рисунки. Но тогда взгляд не задержался на них, а хозяин дома как раз пригласил ее присесть в одно из кресел.

– Хотите чаю? – предложил он. – Или кофе, я как раз сегодня обжарил свежий…

– Благодарю. Воды, пожалуйста. – Аста вспомнила свое решение ничего не пить в незнакомой обстановке и тут же забыла о нем. Странным образом ей здесь нравилось. Забытое, давно потерянное ощущение дома.

От торшера лился мягкий, с медным отблеском, свет, и в воздухе пахло абрикосами. Будто спелый, с румяными бархатными боками плод разломили на две половинки, на которых тут же выступили прозрачные капли сладкого сока. Аста осмотрелась. Откуда? Да и не сезон на фрукты пока…

– Это свет, собранный абрикосовым деревом, – буднично объяснил Тео, ставя на подоконник два стакана с водой и присаживаясь в кресло напротив. – Он, правда, слегка желтоват, с липы или миндаля получается посветлее, но их в моем саду нет, так что пользуюсь тем, что есть.

Аста кивнула. Она не очень много знала об альтернативных источниках энергии, поэтому решила не удивляться.

На журнальном столике лежала большая карта. Старая, кое-где подклеенная скотчем, с обтрепанными краями и карандашными пометками на полях. Тео положил на нее широкую ладонь, откашлялся, посмотрел, прищурясь, в окно, в засыпающий сад, потом повернулся к Асте:

– Я расскажу вам все, что знаю. Но позвольте сначала один-единственный вопрос…

– Пожалуйста. – Она сглотнула вязкую слюну, отчего-то предчувствуя подвох, и потянулась за стаканом с водой.

– Вы знаете, где мы сейчас находимся?

И посмотрел выжидающе, как учитель, который задал ученику простую с виду задачку на внимательность. Аста решила начать с очевидного:

– Мы в Риттерсхайме, недалеко от центра. Я не очень хорошо запомнила дорогу, но это где-то за Замковым парком…

Тео убрал руку с карты.

– Покажите.

Она склонилась над картой. Так, вот площадь, вот парк и здание театра. Вот улица имени первого федерального канцлера за ним. Где-то здесь должен быть Национальный музей истории и картинная галерея…

Ничего этого не было. Дальше начинался какой-то совсем другой, незнакомый город, надписанный на карте выцветшими красными буквами: Арнэльм. Через него текла река, за ней рос лес, из которого выступала острыми клыками горная цепь, переходящая не то в степи, не то в пустыню. А за пустыней, довольно большой даже на карте, продолжался Риттерсхайм. Станция метро «Каннштатт», музей автомобилей и круглое блюдце огромного стадиона.

Аста снова вернулась к парку и проследила свой маршрут, водя пальцем по гладкой бумаге. Наклонилась пониже, пытаясь разглядеть следы не очень удачной склейки, но их не оказалось. Город, ее знакомый, родной город, плавно переходил в какую-то совершенно не известную, фантастическую местность и затем продолжался, как ни в чем не бывало.

– Извините, я не понимаю, – сдалась она наконец. Выпрямилась в кресле, откинула волосы со лба. – Это что, шутка? Фотошоп?

Тео даже рассмеялся:

– Помилуйте. Фотошоп – отличная программа, но я не стал бы ее использовать, чтобы вас обмануть. И, в общем, вы все правильно сказали. Мы и правда недалеко от Риттерсхайма, всего в нескольких километрах от главной площади. Арнэльм находится в том же часовом и климатическом поясе – здесь тоже весна, вечер и дождь собирается. Дождит, правда, не так часто, как у вас – река немного влияет на погоду, но это мелочи, к делу не относится.

Они помолчали. Потом Аста решила, что в плане здравого смысла ей уже терять нечего, и спросила о самом очевидном:

– Но… как же так получается? Мы разве в параллельном мире? Это бред, конечно, но…

– Нет никаких параллельных миров, Аста, – ответил Тео, сразу посерьезнев. – Это глупости, хотя и занятные в своем роде. Мир один-единственный, целый и неделимый, сколько бы его ни рвали на части. И нет никакого другого мира, кроме этого. Все зависит от того, как на него смотреть.

Он сам склонился над картой – Аста невольно подалась вперед – и одной рукой сдвинул край, так что образовалась складка. В ней исчез фантастический город, река и горы с пустыней – и Риттерсхайм снова стал целым – таким, как на всех других картах. Потом Тео отпустил бумагу – и она расправилась, вновь открывая незнакомые места. Выглядело все очень просто, даже слишком, но понятнее от этого не становилось.

– Карта – это всего лишь проекция. Грубый набросок, схема, не более. – Тео разгладил бумагу длинными красивыми пальцами, исчерченными морщинами, потом откинулся в кресле, сложив руки на коленях. – И мир на этой схеме такой, каким люди его видят, каким привыкли видеть. Мир огромен, бесконечен для одной человеческой жизни – и в то же время для многих людей он не больше газетной страницы или экрана телевизора. И если сказать им, что здесь, в двух кварталах от их дивана, живут крылатые лисы, и река говорит с людьми, и, когда воздух сырой, рыбы плавают в нем, как в воде… И дома парят в воздухе, и деревья растут, не касаясь корнями земли, – огромные, до облаков, – разве кто-нибудь поверит?

Аста покачала головой. Не то чтобы она могла ответить за всех, но ей самой пока не очень во все это верилось. Тео истолковал ее жест по-своему.

– Вот именно. Разве кто-то воспримет это всерьез? Разве, проходя мимо Ирис, когда она греется на солнце у входа в кафе, они хоть на секунду поднимут голову от своих телефонов? – Он сделал паузу, не предполагающую, впрочем, никакого ответа. – Когда-то давно кто-то создал этот мир. Я не знаю, действовал ли он в одиночку или у него были помощники, – тут мнения расходятся, но, в общем, это не важно. Важно то, что у него, или у них, получился шедевр. Огромный, бесконечно разный, переходящий из одной крайности в другую, не повторяющийся ни в чем – и все же являющийся одним целым. Он никогда не был совершенным, этот мир, но шедевру и не надо быть совершенным. Ему достаточно быть прекрасным – таким, чтобы дух захватывало.

И он был таким, но потом в мир пришли люди. Может, Творец ждал кого-то другого, я не знаю… Но пришли те, кто пришли. И увидели мир, и начали переделывать его под себя – сначала в своих мыслях, а потом и по-настоящему. Они решали, что должно остаться, а что – исчезнуть. Что приносит выгоду, а что использовать нельзя, поскольку оно существует само по себе, не считаясь с их мелочными интересами.

Люди исследовали мир и рисовали карты. Потом они показывали эти карты своим детям и говорили: мир такой. И детям ничего другого не оставалось, как только принять на веру слова родителей. Потом дети выросли и то же самое передали своим детям.

И так тяжелели шаги людей по Земле, тяжелели их руки, что когда-то были легкими, как птичьи крылья. И карта смялась под их руками.

И появились на ней такие места, как это. Оно вроде бы существует, но не на поверхности, которую все видят и признают как объективную картину мира, а как бы… В тени, в складках карты. Рядом, но в то же время недостижимое для многих. Многие, впрочем, в этом и не нуждаются.

– Но неужели никто не знает об этом месте? – Аста все еще цеплялась за свой старый привычный мир, как за край скалы над бушующим морем. – Неужели люди не заходят сюда?

– Нет, почему же, некоторые заходят. Собственно, это обстоятельство как раз и привело вас ко мне.

Он посмотрел на Асту, и у той сердце заколотилось от волнения. Томас…

– Ваш брат однажды пришел сюда. Просто гулял по городу после занятий в гимназии и пришел. Ему тогда было четырнадцать, и он сразу подружился с местными школьниками. Они-то и привели его ко мне на урок. Я, в числе прочего, преподаю – как один из Хранителей Истории нашего мира – целого – того, что есть не на всех картах.

…Так вот, значит, куда уходил брат и почему его не могли найти. Чем больше она узнавала, тем тревожнее ей становилось. Аста затаила дыхание, стараясь не пропустить ни слова.

– Но прежде, чем я расскажу о нем, вы должны узнать, как появился Арнэльм, – сказал ей историк, заметив, как она заволновалась. – Чтобы правильно понимать дальнейшие события.

* * *

Его светлый, солнечный взгляд вдруг потемнел, усталость и возраст стали заметнее. Пока Тео молчал, подбирая слова, Аста почувствовала, как по спине тянет неприятным сквозняком, которому вроде бы неоткуда взяться. Потом историк заговорил:

– Арнэльм существует не так уж долго, всего каких-то две сотни лет. Для городов это детство. Раньше здесь был другой город – Эльмбург. Он назывался так по имени крепости, которую построил его правитель, светлый князь Эльм – чудак с огромным сердцем, покинувший высший свет в поисках свободы. Он нашел эту землю, потому что видел дальше, чем другие. Народ, который жил на берегу реки, он полюбил больше своей семьи. Его сородичи только и знали, что пьянствовать, транжирить деньги и вести споры о политике, а здесь люди жили по-другому – в ладу с природой и друг с другом. Они не были дикарями – умели читать и писать, знали разные науки, владели ремеслами, создавая невиданной красоты вещи. Но главным их талантом была медицина – целительство на грани магии. Наверно, больше нигде в мире так лечить не умеют.

Говорят, это река, которая течет за городом, давала людям такую мудрость и силу. Ее зовут Арна, и она умеет говорить. Каждый, кому нужна помощь, может прийти к ней за советом. Река видит всех насквозь – потому что все мы состоим из воды, а вся вода в мире – это одно целое. Ну, как и огонь один, и небо одно на всех – понимаете?

Аста кивнула, будто под гипнозом, но оцепенение беспокойства не вызывало – наоборот, она наконец-то согрелась, и внутренняя дрожь унялась как по волшебству.

– Эльм привозил из большого мира книги, трактаты великих ученых того времени, измерительные приборы, – продолжал Тео. – Он же основал здесь университет, пригласил несколько своих друзей из науки – таких же чудаков, как он сам, которым не было места на родной земле. Университет Эльма объединил все поселения в один большой город. По чертежам самого князя на холме у реки выстроили крепость – замок с четырьмя парящими в воздухе сторожевыми башнями из древесины Летающих Лесов. Крепость и город получили его имя, а самого Эльма люди избрали своим правителем. Они очень любили его. Кроме университета, он также помогал строить дороги, преподавал детям в городской школе, составил несколько учебников и карт – в том числе эту. Она уже довольно старая, но мир на ней настоящий, сегодняшний, потому что карта всегда отражает действительность. Все новые постройки, все переименованные улицы и возведенные памятники – всё здесь есть.

Эльм был хорош собой, и женщины любили его, но он так и не нашел среди них свою. Говорят, было в нем такое светлое, глубокое одиночество – без страданий и надрывного мужества, просто как данность. В редкие свободные минуты он приходил на берег реки и говорил с ней, а иногда просто сидел и смотрел на волны. Арна любила его. И Эльм ее тоже любил – была между ними двумя какая-то очень прочная связь, которой никто больше не мог понять.

Он прожил не так уж много – всего пятый десяток разменял, когда сердце его вдруг устало биться. Лечили князя самые лучшие врачи, но без толку – видно, не болезнь это была, а просто время вышло. Он все слабел, становился тише, прозрачнее и только улыбался нездешне… А потом уснул все с той же улыбкой под деревом у воды – и угас.

Горожане сожгли его тело там же, на берегу, на каменных плитах. Те, кто присутствовал при этом, клялись потом, что вода в реке сделалась горько-соленой, как слезы, билась о камни, стонала и плакала человеческим голосом – хотя ветра не было. А когда костер догорел, поднялась вдруг река, нахлынула – и стали уголья драгоценными камнями. Да такими, каких никто здесь не видел: все насквозь из света и переливаются радугой. Но едва кто-то протянул руку к камням, Арна оттолкнула его волной, сбила с ног, потом схлынула – и забрала камни с собой, спрятав их глубоко на дне.

У Эльма не осталось наследников, поэтому люди выбрали нового правителя из местных старейшин. Снова зажил город. И хорошо, в общем-то, жил – не на что было жаловаться, да только что-то ушло из него безвозвратно. А потом пришла беда.

«…Самая светлая птица тени своей не спрячет от распростертого в небе над миром крыла…» – вспомнилась ей старая песня. Аста слушала дальше.

– О тех сокровищах много толков ходило, – продолжал Тео свой рассказ. – Нашлись и охотники за камнями, но вернулись они в лучшем случае ни с чем, а некоторые и вовсе сгинули. Но однажды случилось вот что.

В городе жил один купец. Он рано овдовел, горевал долго, а потом взял себе молодую жену. Красивую, говорят, выбрал – страсть. Голос медовый, но нрав бедовый у нее оказался. Достатка мужа ей показалось мало, жизнь наскучила, и закрутила она роман с его старшим сыном. Ей – развлечение, а парень влюбился как ошалелый, на все ради нее был готов. Тогда она ему и говорит: «Достань мне со дна реки тех камней, тогда буду твоя. Бросим все и убежим вместе в какой-нибудь другой город».

Собиралась она действительно с ним бежать или так, голову морочила – дело неясное, но он поверил, пошел за теми камнями – с оружием, с веревками крепкими, ремнями кожаными… Что уж он там делал, как с рекой боролся – не знает никто, но много дней его не было, думали – пропал. А он вернулся. Израненный, избитый, в лохмотьях. Пришел домой, позвал мачеху, свою любовницу, и вывернул перед ней сумку на стол.

И такие камни посыпались… Нет таких слов, чтобы их описать. Яркие, как цветы весной, прозрачные, как слезы, узорчатые – ни одна человеческая рука таких узоров не выведет. И был среди камней один особый – больше других в несколько раз, глубокого алого цвета, как маковый лепесток, и такой же нежный на ощупь. И формой как человеческое сердце.

Женщина охала да ахала над теми камнями, а парень схватил ее и давай целовать. И тут вернулся отец, увидел свою жену в объятиях сына… Ему, конечно, всякое рассказывали, да он не верил, а тут увидел сам… И хотя добрый, говорят, был, рассудительный, но тогда свету в глазах не стало. Схватил кухонный нож и убил обоих.

И когда кровь залила камни, они полыхнули огнем – и начался пожар. Вскоре он перекинулся на соседние дома, и так загорелся весь город. Жители пытались тушить огонь, но, сколько ни лили в него речной воды, он только сильнее разгорался.

Когда город сгорел дотла, люди пришли к реке – просить у нее прощения, но Арна сказала только: найдете сердце моего возлюбленного – вернетесь на эту землю, а без него и не ступайте на мои берега. Они рыскали в горячей золе, так что стали черны как ночь, но ничего не нашли. И пришлось им уйти отсюда, прочь от реки, к горам. Основали они там поселок и, так как их города, Эльмбурга, больше не было, назвали его Нод – нужда, бедствие, а себя – нодийцами.

Камни с тех пор никто не видел. На следующую весну река разлилась невиданно широко – и смыла все, что осталось от города. А через несколько лет пришел сюда наш народ. Мы раньше жили на юге в лесах, но там лихорадка болотная разгулялась, пришлось уходить. Старейшина наш – мой дед – привел людей сюда и заговорил с рекой. Сказал, что знает о ее горе, рассказал о нас и спросил позволения остаться. К его удивлению, река согласилась – с условием, что новые жители будут во всем ее слушаться. На том и порешили. На месте Эльмбурга построили новый город – Арнэльм, по имени Арны и ее возлюбленного…

Тут Аста прикинула возраст собеседника, но удивиться не успела – она слушала, честно стараясь все принимать на веру.

– Вскоре нодийцы узнали, что мы здесь живем, и им это не понравилось. Мол, здесь земля их предков, прах их предков, а мы поселились на их месте. Не корчевав леса, не возделывая землю, не возводя крепости – она одна тогда уцелела в пожаре. Зато домов висячих понастроили, тогда как нодийцы чтят Летающие Леса и считают их вырубку варварством. Опять же, усмотрели несправедливость – ведь не они же лично отняли у реки ее сокровище, не они совершили убийство. И решили во что бы то ни стало найти те камни и землю свою вернуть.

С тех пор идет война. Не пламенная, не постоянная – все привыкли к ней, как к ноющей ране, слабому кровотечению, что день за днем отнимает силы. Дети здесь рождаются уже с этой раной. Иногда нодийцев не видно месяцами, а потом они вдруг появляются целым отрядом, нападают на жителей, рыщут в городе, устраивают пожары. Они нас ненавидят. Считают, что мы хитростью заполучили то, что принадлежит им… А мы защищаем свой город как можем.

Тео замолчал. Аста тоже молчала. Оцепенение прошло, она вернулась из прошлого в реальный мир – в свою новую реальность – и вдруг почувствовала, как все внутри напряглось – до боли. Как натянулись в груди стальные струны, вот-вот готовые лопнуть. Томас… Неужели…

* * *

Тео посмотрел на нее осторожно – так доктор смотрит на больного, перед тем как объявить страшный диагноз. Приподнял угол карты на столе, вынул прямоугольное фото размером с ладонь, протянул Асте – она взяла негнущимися пальцами.

На старом цветном снимке ее брат сидел в этом же кресле, в котором теперь сидела она. В странной куртке из прозрачных пластин, вроде рыбьей чешуи, в брюках темно-зеленого цвета – его любимых, он называл их солдатскими. На шее у него, на ремешке, висели круглые, как у пилота, очки. Одну руку Томас положил на подлокотник, а вторую вытянул перед собой, и на раскрытой его ладони сверкал цветок из металла с восемью острыми лепестками. В абрикосовом свете лампы он казался отлитым из золота, и такие же золотые блики горели у брата в глазах – теплых, карих, как у бабушки. Бабушка любила Томаса, говорила: «Глаза мои, только лучше, светлее…»

– Томас хотел защищать нас. Он любил этот город, мечтал поселиться здесь, когда окончит школу. Однажды он спас нескольких детей во время набега нодийцев, помог им добраться до укрытия. Его хотели наградить, и он попросил позволить ему учиться у наших воинов. Людей тогда не хватало, враги становились все сильнее и изобретательнее. Его взяли – в резерв, самым последним, кому когда-либо придется сражаться…

Тео вздохнул, закусил губы, помолчал, подбирая слова. Он не смотрел на Асту и не видел, как она, держа в одной руке фотографию, другой вцепилась в подлокотник кресла, как будто боясь соскользнуть с него в пропасть.

– Он часто приходил ко мне, расспрашивал об истории города, о нодийцах, о том мире, который дальше, за лесом. Рассказывал о своей семье. Сказал, что у него есть сестра, и спросил, можно ли привести ее сюда, когда подрастет. Я разрешил. Это фото я сделал в тот день, когда он сдал экзамен в военной школе и получил право носить оружие. С ним я его и сфотографировал.

– Оружие? – переспросила Аста, услышав свой голос как из-под земли – глухой и хриплый. Сердце бешено колотилось, и каждый его удар отдавался звоном в ушах.

Историк посмотрел на нее с беспокойством. Пояснил, добавив запутанности:

– Это восьмиконечная кризáнта, свет, закованный в металл. Только им можно одолеть нодийских воинов. Потому как…

– Что с ним случилось? – выдохнула Аста, не дослушав. – Где мой брат? Что с ним?

…Стоит ли спрашивать? Или, может, лучше не слышать – так это не станет правдой. В голове завертелся смерч, мир застлала серая пелена.

В этом душном тумане Тео сказал ей:

– Пойдем, – уже на «ты».

И повел куда-то через темные комнаты. Открыл одну из дверей, вспыхнули электрические свечи под потолком. Желтоватый свет выхватил из мрака ряды шкафов и стеллажей. Историк отпер один из шкафов, достал книгу – огромную, с полметра в длину и толщиной в хороший кулак. Пристроил ее на столе под лампами, открыл на странице, отмеченной тонкой плетеной закладкой. Осторожно взял из рук Асты фотографию, которую она все еще держала за уголок, приложил к странице. Сделал жест – смотри. Аста склонилась над книгой.

Позже она узнает, что это Книга Памяти и Прощаний. Толстая пожелтевшая бумага, черные, яркие чернила, красивый учительский почерк. Она прочла: «Томас Р., 198… года рождения. Смертельно ранен при обороне Арнэльма. Скончался в городском госпитале около 5:30». И дата. Следующий день после того, как они простились у дверей их квартиры. Простились навсегда.

– Это была страшная ночь, таких я еще не видел, – донесся до нее голос Тео откуда-то из темноты. – Тогда все, кто мог, вышли на защиту города. Томаса и еще нескольких новичков послали на самый спокойный участок – не драться даже, просто помогать жителям и нести вахту. Кто ж знал, что эти твари только этого и ждут…

Высокий потолок начал падать, Аста схватилась за край стола. Тео придержал ее, усадил на диван у стены. Коснулся рукой плеча, сказал негромко:

– Останься здесь до утра. Останься, пожалуйста, так будет лучше. Завтра Лин вернется и проводит тебя в город. Я принесу хвойное одеяло…

Где-то за стеной, в кромешной тьме, заскулила лисица.

* * *

Ночью она несколько раз соскальзывала в сон, как с гладкого льда в полынью, но тут же просыпалась.

Вдруг вспомнилось все. Как мама плакала – молча, беззвучно, как плачут на грани сумасшествия. Как папа о чем-то ругался с полицией, просил, грозил даже, и каждый раз потом уходил из дома на несколько дней. Наверно, полиция все-таки сделала свою работу на совесть, вот только это не помогло ничем. Маленькую Асту две недели не выпускали на улицу – боялись, что ее кто-то похитит. Она сидела на кровати в своей комнате, прислушиваясь к голосам за окном, к шагам на лестничной площадке. Думала: вдруг Томас сегодня придет. Родители будут его ругать, но, конечно, обрадуются. И мама снова испечет пирог с шоколадным кремом и малиной, а потом они все вместе пойдут куда-нибудь. И все будет как раньше.

Она ждала, а его уже не было. Когда приехали домой от бабушки, когда начали искать, Томас был уже мертв. Он никак не мог вернуться.

* * *

…Когда за окнами библиотеки разлился тусклый рассвет, слез уже не осталось. Аста сидела на диване у окна и смотрела на мокрые деревья в старом саду. На ветвях, уже покрытых свежими молодыми листьями, висели хрустальные бусы утреннего тумана. За ночь стены остыли, но одеяло, что дал ей Тео, спасало от холода. Сплетенное из тонких, похожих на шерсть волокон, оно пахло лесом и как будто впитало в себя силу вековых деревьев. Хвойное волокно в арнэльмском лесу собирают с ветвей специальными расческами, а потом прядут из него нити, но Аста тогда ничего этого не знала. Она даже не находила в себе сил удивиться необычной ткани, но чувствовала ее тепло и аромат, и от этого становилось немножко легче.

Наверняка в доме полно всяких диковинок, но хватит. Пора выбираться отсюда – делать ей здесь больше нечего.

Она собралась подняться, но тут заскрипел на улице под чьими-то шагами речной песок. Хлопнула входная дверь, и снова что-то упало, как вчера вечером, кто-то выругался, но это был не Тео. «Скамейка вышла на утреннюю прогулку», – подумала Аста отстраненно. Потом дверь в библиотеку приоткрылась, и Лин, ее недавний знакомый из кофейни, заглянул внутрь.

Наверно, вид у нее после бессонной ночи был неважный – Лин посмотрел с беспокойством, подошел, присел на корточки перед диваном.

– Привет. Ты как?

Она молчала. Глаза горели, в голове стоял низкий разноголосый гул. В горле вдруг поселился целый выводок котят-подростков, которые драли его изнутри острыми когтями, как обивку старого кресла. Можно попросить попить, но даже разговаривать не хочется…

– Извини, я вчера не смог прийти, – снова заговорил Лин, не дождавшись ответа. – Думал вечером к деду зайти, помочь, может, чем-нибудь. Хотя чем тут поможешь…

Глаза снова наполнились слезами, бледный утренний свет показался нестерпимо ярким.

– …Слушай, мне очень жаль. Правда. Я, когда твою историю услышал, так пока деда не спросил, еще надеялся. Думал, ну вдруг живой, мало ли что. Хотя мне про ту ночь много потом рассказывали. Я на несколько лет старше тебя, так что тогда, конечно, в обороне не участвовал, но жил у тети с дядей как раз недалеко от места битвы. И они успели меня унести, пока пожар не начался. Так что в какой-то мере я твоему брату жизнью обязан.

Он так и сказал – унести, но ей не хотелось ни о чем спрашивать. Она сморгнула слезы, отерла щеки ладонью. Вытаскивать руку из-под одеяла было холодно, пальцы от влаги прямо-таки заледенели.

Лин вздохнул, посмотрел на клубы пара в воздухе.

– Н-да, свежо. Подожди, я сейчас шерсти в печку подброшу.

«Ох и вони сейчас будет», – подумала Аста – впрочем, довольно равнодушно. Лин ушел за стеллажи, погремел там заслонкой и печной утварью, названия которой Аста не знала, ведь она росла в городе. Вскоре потеплело и запахло карамелью.

– Чем вы тут топите, сладкой ватой? – спросила она, когда Лин вернулся и присел рядом на край дивана. Голос охрип и пришлось говорить очень тихо.

– Это шерсть золотистых лесных котов. Они сладкоежки. Землянику объедают, малину, сладкие корни из земли выкапывают. – Лин, похоже, обрадовался, что она проявила хоть какой-то интерес к жизни. – Мы им кормушки с медом ставим, подкармливаем. Эти коты линяют на зиму, и белая шерсть у них совсем другая, более жесткая. Так что мы собираем летнюю в начале осени, до того как пойдут дожди. Она хорошо горит и дает очень много тепла – один клочок может до утра тлеть. Жаль, одежду из нее не сошьешь. На человеческом теле быстро распадается – нет у нас такой сильной светлой ауры. А красивые – жуть. И ласковые. Но пугливые, не ко всем идут – в основном девушек любят.

Он снял прилипшие к рукаву несколько волокон, протянул Асте. Та взяла двумя пальцами, понюхала – пахло карамелью. Что ж, еще одно чудо, которое ей ничем не поможет. Она попросила:

– Проводи меня до города. Хотя бы до туннеля, дальше я сама. Только тут, наверно, заблужусь.

Лин кивнул, поднялся.

– Проведу. Только, может… тебе поесть сначала? Силы восстановить. Я поищу чего-нибудь…

Она не могла вспомнить, когда в последний раз ела, но вся еда в мире стала вдруг какой-то совсем бесполезной.

– Нет, спасибо, ничего не надо. Пойдем.

В доме стояла тишина, только часы в гостиной выстукивали секунды. Выйдя в прихожую, Аста огляделась по сторонам, не желая снова споткнуться о скамейку, но той не было видно. Наверно, устроилась на отдых где-нибудь в углу, откуда вещала о своих приключениях другой, не столь активной мебели. Туфли стояли все там же, у порога, начищенные до блеска. Ирис спала рядом в своей корзине, свернувшись в клубок и прикрыв нос кончиком хвоста. На паркете неподалеку серел комок птичьих перьев.

Снаружи, после ароматного домашнего тепла, оказалось по-зимнему холодно, пахло рекой и прошлогодней прелой листвой. Застегнув легкую куртку, Аста сделала несколько шагов – и вдруг что-то яркое, сияющее мелькнуло перед лицом и снова исчезло в тумане. Она посмотрела вслед неизвестному существу – вдалеке еще виднелось слабое свечение. Птица, не птица?..

– Это рыбы, – объяснил ей Лин, который шел рядом. – Они плавают в реке, а когда сыро, то и в воздухе. Еще они светятся в темноте, как фейерверки.

Летающие рыбы… Да, конечно. Мысли спутались окончательно, а котята в горле снова затеяли возню, и разговаривать расхотелось.

Так, в молчании, они дошли до подземного перехода. Отсюда уже слышен был город – Риттерсхайм не желал отсыпаться в субботнее утро и, несмотря на ранний час, вовсю кипел, торопя своих жителей по разным неотложным делам. Аста и Лин остановились у бетонной арки, постояли молча – оба не находили слов.

– Спасибо тебе за помощь, – сказала наконец Аста, чувствуя, что пора прощаться. – Хорошо, что все… выяснилось, а то я бы еще ждала.

…Как же холодно. Такой анестетический холод, как в операционной, и боль ощущается будто издалека.

– Да не за что. Я бы тебе с радостью хорошую новость принес, но видишь как…

Он снова замолчал, а она вспомнила, о чем собиралась попросить.

– Я хотела бы себе фотографию Томаса, ту, которая в книге. Можно ее скопировать?

– Да, конечно. Дед много фотографирует, у него есть все негативы. Я попрошу его напечатать фото и пришлю тебе. Адрес есть.

– Спасибо. Ну, я пойду.

– Давай. Береги себя.

– Ты тоже.

Нырнув в сырой полумрак туннеля, она тут же запретила себе оглядываться. Сказать бы Лину: «Не отпускай меня, пожалуйста. Сделай что-нибудь, потому что я не знаю, как теперь жить дальше…» Но что он мог сделать? Пусть возвращается в свой странный мир – каждому свое.

Вот и снова Замковый парк, почта, знакомые вывески магазинов. И будто не изменилось ничего – только надежды не стало. По улицам города разливался серый весенний день, и люди спешили по своим делам, не успевая подумать даже о самом маленьком чуде.

* * *

Проводив Асту, Лин вернулся в дом деда. Ирис, все еще спавшая в своей корзине, подняла голову, когда открылась дверь. Конечно, она и так знала, кто пришел, но лишний раз посмотреть не мешает. Лин склонился, рассеянно погладил рыжие, с кисточками уши, и теплый шершавый язык коснулся его ладони.

В кухне он привычным движением взял со стола старый медный чайник, наполнил его водой из бака, поставил на круглую плитку из огненного камня – она засветилась мягким оранжевым светом. Затем Лин нашел на полке самую большую чашку, а в глубине одного из шкафов – начатую упаковку чая в пакетиках и порадовался, что дед ее не выбросил. Тот поэтично называл такой напиток «Пыль индийских дорог» и вообще за чай не считал. В ожидании, пока горячая вода в чашке примет чайный цвет, Лин отрезал кусок вчерашнего хлеба, намазал маслом и медом и безнадежно подумал: поспать бы. Но куда там – времени все меньше, а дела никакого. Темный лесной мед пах терпкой ягодой и нагретыми солнцем травами, и в янтарных струйках, стекавших с ложки, сверкали золотые блики. Хоть бы потеплело, а то опять целый день по городу шататься – никаких сил не хватит.

Скрипнули старые половицы, и вскоре дед Тео появился в кухне – все в той же клетчатой рубашке, надетой поверх ночного халата. Увидел внука, поморщился, заметив ярлык чайного пакетика.

– Доброе утро. Опять чернила хлебаешь?

– Доброе утро, дед. – Лин закрыл глаза, наслаждаясь теплом, потом объяснил неизвестно в который раз: – Это хороший чай. Био. Экологически чистые плантации…

– Ну да, ну да. – Дед брезгливо заглянул в дымящуюся чашку, потом в чайник. Долил воды, снова поставил на огненную плитку. – Ты с ночи? Давай я тебе чаю по-человечески заварю – с розмарином и смородиной. Чтоб ты соображал хорошо и не простудился.

– Спасибо, не надо. Я побегу сейчас, на утреннюю пересменку хочу успеть. Может, что-то новое расскажут.

– Угу. – Дед всыпал в заварочный чайник горсть листьев мелиссы, ложку мяты и толченого имбирного корня. Подумав, добавил щепотку корицы и пару бутонов гвоздики. – У тебя-то что нового? Как твои поиски?

– Да никак. – Лин откусил хлеба, обнял чашку ладонями. – Который день уже никаких следов. Может, его давно в городе нет.

– Или даже в стране?

– Тоже вариант. Или… – Тут он хотел сказать небрежно, но вспомнил Асту, и что-то в груди противно заныло. Выговорил поосторожнее: – Может, его и в живых уже нет. С таким характером как раз куда-нибудь вляпаться, и родительские деньги при нем – наверно, ни в чем себе не отказывал. Неудивительно, что мы его найти не можем…

– Что Арна говорит?

– Ничего. Я к ней давно не ходил, потому что не с чем. Один раз переспросил, но она снова только имя его повторила, и все. Значит, надо искать.

Лин долил в свою чашку горячей воды, отрезал еще хлеба. Надо бежать. Сейчас разнарядка, потом к сеньоре – доложить о результатах поиска (точнее, об их отсутствии). Потом урок в военной школе у новобранцев, потом снова в Риттерсхайм, будь он неладен. Большой, шумный, с толпами людей, и туристов сегодня наверняка целая куча – выходной же. И еще это утро. И девчонка с ее горем. Хоть столько времени прошло и ничего нельзя сделать, все равно паршиво почему-то…

– Ты Асту проводил? Что она? – спросил вдруг дед. Лин так и не смог за всю жизнь привыкнуть, что тот умеет подслушивать мысли.

– Да что… Зареванная вся. Проводил. Ей надо отдохнуть – столько лет ждать, и все зря…

Тео покачал головой, задумался, забыв о своем чае, и посмотрел куда-то за окно, в пространство. Сказал негромко:

– Хороший у нее был брат – умный, светлый – такие во внешнем мире не часто встречаются. И освоился быстро, как будто здесь и родился. Ты не помнишь его разве – совсем?

– Нет. – Лин бессознательно коснулся пальцами шрама на затылке, прикрытого длинными волосами. – Мне тогда… было не до этого.

…Вроде и зажило давно, а горит иногда, будто только что обожженное. Память тела. Боль в каждой клетке, туман перед глазами, слабость… Пустота. Долгие дни в кровати, под низким беленым потолком, на котором тени рисовали черты маминого лица…

Лин помотал головой, прогоняя воспоминания. Не хотелось расстраивать деда – подслушает же. Хотя тот и так все понял, конечно. Он решил сменить тему:

– Слушай, я вот думаю: этот парень последний, кто нам поможет. Был бы он как Томас – другое дело. А так – ну найдем мы его, и что дальше?

– Он должен узнать свою судьбу и принять ее.

– А если не примет? Если скажет: «Да пошли вы все…» Он город бросил, семью свою знать не хочет – какая у такого судьба?

– И все-таки Арна хочет его видеть. И мать тоже…

Лин вздохнул. Беатрис. Сегодня он пойдет к ней с докладом, несмотря на выходной. Или, если повезет, можно будет просто передать горничной, что ничего нового нет. Что он по-прежнему не знает, где ее сын, который ушел из Арнэльма два года назад. Ушел в большой мир, хлопнув дверью родительского дома, и с тех пор на его пороге не появлялся.

Лин встал из-за стола, сполоснул чашку под струей воды в раковине.

– Все, дед, побегу. Может, завтра заскочу еще. – И, задержавшись у порога: – Ты осторожно тут. Не геройствуй, если что.

– Ох, кто бы говорил… Давай беги. Сеньоре от меня наилучшие пожелания…