Смута. Орел и Ворон E-Book

Даниил Калинин

• Herausgeber: Ленинград ИД
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Военная боевая фантастика
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 315

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Год 1609-й, Смута. Михаил Скопин-Шуйский ведет русскую рать на Москву, намереваясь разбить поляков и Тушинского вора. Под Тверью начинается одно из самых тяжелых сражений, что ярко проявит полководческий талант обреченного героя... А потомки воинов, верно служивших князю, вдруг начинают видеть яркие сны о жизни предков. И с каждым новым сном видения их становятся все ярче... Пока однажды не обернутся жестокой реальностью Смуты!

Leseprobe

Даниил Калинин, Сергей Воронин Смута. Орел и Ворон

Серия «Военная боевая фантастика»

Выпуск 60

© Даниил Калинин, 2024

© Сергей Воронин, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог Ворона

Помни о чести и Боге,Принимая судьбы удар.В жизни нет верной дороги.В бой спеши, черный рейтар!

Дождь.

Сначала мелкими каплями. Потом все сильнее, отбивая по козырьку бургиньота завораживающую мелодию… Набирая мощь, ливень срывается с черного неба сплошным потоком.

Я дернул шеей: ремешок шлема, пропитавшийся водой, неприятно натирает подбородок.

Не хватало, чтобы у мушкетеров отсырел и порох и фитили…

Не более часа назад наши конные разъезды пытались выманить людей Зборовского на открытую местность. Конники издевательски проезжали перед позициями мятежников и поляков – собственно, также мятежников, поднявших на родине бунт-рокош, проигравших его и бежавших в Россию. Но, честно говоря, глупо было рассчитывать, что такой хитрый лис, как Александр Зборовский, клюнет на это… Ни один мушкет не грохнул выстрелом, ни один гусар не дрогнул. Рыбкой польский магнат себя вовсе не ощущает – скорее мнит себя удачливым рыбаком!

Ну, это мы сегодня выясним…

Я улыбнулся своим мыслям, машинально поправляя колесцовые пистолеты у седла. Привычка могла показаться признаком нервозности, но эти три огнестрельных товарища, покоящиеся сейчас в английских кожаных чехлах, много раз спасали мне жизнь. А самое главное – стоили целую уйму денег! Поэтому лучше будет, если они сработают и сегодня, главное, чтобы от общей влажности не отсырел порох…

– Себастьян, друг мой, ты как? – От финского сержанта не укрылись мои манипуляции с оружием.

Внимательный, зараза…

Белоглазый финн, ослепительно улыбаясь, ждет моего ответа. Словно в корчме за стаканом пива заседает, а не под ливнем в ожидании боя!

– Все отлично, Степан. Лишним проверить не будет. Как говорят московиты: «Береженого Бог бережет», – ответил я с ехидной улыбкой, прекрасно зная его реакцию.

– Я – Тапани! И ты прекрасно это знаешь! Слишком быстро стал местным, ротмистр… Прав был мой дед, если долго говоришь на чужом языке, сам превращаешься в чужака!

Отчасти предок Тапани был действительно прав. Мне нравится в этих землях. Мне нравятся эти люди: суровые, но честные, богобоязненные, но лихие в разгуле. И да, я хорошо выучил их язык. Наш род обеднел еще при моем деде, отцу с трудом удавалось вести торговлю, а на меня времени уже не хватало. Но в наш дом в Дортмунде частенько заезжал новгородский купец Василий, останавливался на постой и рассказывал мне о временах, когда Новгород звали Господином и Великим, о Соловье-разбойнике и русских богатырях. Этот седой старец, торговавший пушниной, не только помог выбраться отцу из долговой ямы, но и научил меня изъясняться на певучем языке московитов… Мне же оставалось только практиковаться, благо купцы с востока никогда не были редкими гостями в наших землях. А уж в какой восторг пришли местные, когда на их смешливое «нехристь» и «собака иноземная» я ответил залихватской русской руганью! Авторитет мой в рядах московитов поднялся до небес, учитывая, что они успели узнать, чего я стою в бою!

Я вновь улыбнулся. А вот к беспричинным улыбкам без повода эти северные люди относятся настороженно… Как объяснил мне один дворянин из поместной конницы: «Улыбаясь, ты делаешь зубы беззащитными».

Видит бог, мне нравится этот народ.

От размышлений меня отвлекло движение в рядах. Вперед нашего строя выдвинулся человек в блестящей кирасе (отличной от нашей черной брони), с цепким взглядом и соломенного цвета усами. Подбородок его блестит едва ли не сильнее, чем отполированная сталь!

Этот швед французского происхождения – прирожденный командир. Собрать вместе моих соплеменников, французов, финнов, шведов и даже шотландцев! Заслужить их уважение и успешно командовать ими – для этого нужна недюжинная сила воли и харизма лидера.

При этом Якоб прост и мягок в общении и уважителен с каждым солдатом. Говоря по совести, я боялся, что это может привести к разброду в рядах нашего разношерстного войска, но пока «человек из гвардии», как уважительно называют его французы, держит узды правления крепко.

Даст Бог, так будет и дальше.

– Солдаты! – возвысил голос командир, пока гнедой жеребец под ним гарцует и вскидывает голову с аккуратно подстриженной гривой. –  Там, за стеной дождя, нас дожидается враг! Так бейтесь с ним подобно львам! Рвите зубами, как волки! Я с вами не первый день и сегодня – точно не последний! Бейтесь за честь, бейтесь за товарищей, что стоят с вами в одном строю!

Делагарди на секунду замолчал, а после продолжил с легким смешком:

– Ну и за звонкую монету, конечно!

По рядам наемников прокатился одобрительный гул. Командир никогда не повторяет перед битвами своих предыдущих слов и всегда говорит от сердца, к уважению своего корпуса.

Нашего корпуса.

– Сегодня мы не отступим и не проиграем! Сегодня мы будем праздновать победу! Так возьмем же ее! И да поможет нам Бог!

Солдатские шеренги взорвались воинственными криками на разных языках! Поддержали нас и ничего не понимающие из слов Делагарди русские.

Я хищно ухмыльнулся, также воодушевленный речью Якоба.

Нет. Сегодня я точно не умру. Сегодня я намерен оказаться в стане победителей…

– У тебя улыбка как волчий оскал, фон Ронин. Рад, что ты с нами, а не против нас!

Черноглазый брюнет с длинным косым шрамом на щеке хлопнул меня по плечу. Кого-кого, а вот шотладцев в этих землях, да еще и в строю под моим командованием, я совсем не ожидал, поступая на службу в рейтары. Воистину, мой эскадрон есть олицетворение Вавилона!

– Я тоже рад, что ты с нами в одном строю, Джок.

Я ответил, не погрешив против истины. Этот горец из рода Лермонт вполне может биться и без своего полуторника! Я своими глазами видел, как его жилистые руки раздавили голову ясновельможному пану из людей Керножицкого! Дело было под Торопцом, где наша конница довершила разгромный удар панцирной пехоты Горна… Правда, тогда же мне пришлось стрелять из невероятного положения, чтобы другой ретивый поляк не укоротил моего шотландского товарища на голову!

Стрелять я люблю и умею, а ведь нет ничего лучше, чем делать то, что ты любишь! То ли дело рубка… Вот не лежит моя душа к виду изрубленных тел. Потому я стараюсь не оставаться на поле боя после окончания баталии…

Еще в Дортмунде мне пришлось дважды выходить на дуэли по абсолютно надуманным поводам. Ну представьте сами: вы захаживаете к одной прекрасной вдовушке, а вас вызывает ее сосед, потому что, видите ли, он точно знает, что вы обесчестили его дочь! К слову, такую дочь, что любой мужчина скорее ушел бы в монастырь, чем возлег с ней! Рука моя была легка, и ретивый отец отделался лишь небольшим шрамом на лице.

А вот второй случай я вспоминать совсем не хочу…

Дождь льет потоками, словно на Реймских порогах. Я люблю дождь, но только когда наблюдаю за ним из окна собственного дома или харчевни. В крайнем случае из полкового шатра! Сейчас же с выжатой одежды можно набрать не меньше двух ведер воды…

Не знаю почему, но перед каждой битвой я начинаю предаваться воспоминаниям и более остро ощущать свою жизнь. Один старый итальянский пьяница рассказал мне, что перед тем, как предстать перед престолом Святого Петра, человек видит всю свою прожитую жизнь. Может, это и так… Очевидно, я действую на опережение – как и подобает рейтару!

А между тем, пока я предавался воспоминаниям, к нашему генералу на белоснежной кобыле подъехал воевода всего русско-шведского войска… Князь Михаил Скопин-Шуйский, родственник царя!

Князь совсем не походит на большинство московитов. Встретив его на улицах Дортмунда, я скорее бы принял его за немецкого дворянина! Ибо он гладко выбрит и коротко стрижен… У Михаила очень внимательные, умные глаза, и крепкая, сильная рука! Причем он моложе меня, моложе большинства из нас. Но, командуя значительным войском, Скопин-Шуйский пока не потерпел ни одного поражения, сражаясь плечом к плечу со своими воинами! И я с восхищением отмечаю про себя, что сравниваю Михаила с Александром Великим, покрывшим себя неувядаемой славой еще в молодости!

Главное, чтобы царский племянник не встретил свою смерть в столь же раннем возрасте, как и Македонский…

Командиры пожали руки друг другу и обнялись. Русский князь и шведский генерал давно стали друзьями, проверив друг друга в боях с мятежниками. Последних московиты на свой манер называют «ворами»… До моего слуха долетело лишь только «Бог поможет» на русском и «Обязательно, князь!» – на шведском.

Сегодня нам предстоит атаковать неприятеля… Сегодня нас ждет битва.

Скопин-Шуйский лихо развернул коня и скрылся в дожде, следуя в центр, к шведской и немецкой пехоте, разбавленной малым числом стрельцов московитов. Делагарди же и три эскадрона финских рейтаров (одним из которых я и командую) находятся на правом фланге, вместе с русской поместной конницей. В свою очередь, левый фланг заняла французская конница с моими земляками. Ну что ж, сегодня воюем так…

Но мне искренне жаль бедных мушкетеров и стрельцов! Порох на полках мушкетов при таком дожде отсыреет мгновенно, а фитили просто не разгорятся.

…По телу начал расходиться жар в предвкушении битвы, а между тем центр объединенного войска разразился воодушевленными криками. Московитский князь также решил подбодрить своих людей перед битвой! Ну что же, и мы с радостью подхватили и присоединились к ликующему реву союзников.

Нет. Сегодня я не умру…

Неожиданно на левом фланге во множестве заиграли горны, призывая к атаке, следом жиденько грохнул редкий залп. А затем послышался стремительно множащийся клич солдат! И нехороший клич – словно наши всадники не бодрят себя перед дракой, а уже вступили в бой с врагом… Сильным врагом.

Неужто атаковали польские гусары?!

– Без приказа с места не двигаться! Что бы ни произошло!

Над рядами рейтаров прокатился крик Делагарди, а по центру закачались копья пикинеров, клонясь к земле. Раздались редкие одиночные выстрелы, а следом невероятный треск и грохот, словно в ряды наемников врезался могучий таран! Пехота подалась назад, а меня прошиб холодный пот…

– Фон Ронин! Бери свой эскадрон и становись по центру, за спинами пикинеров и мушкетеров! Пусть твои рейтары образумят трусов, если кто-то попытается бежать, увлекая за собой товарищей!

Генерал властно махнул рукой, и я тут же крутанулся на своем Хунде, резко скомандовав:

– Эскадрон! За мной!

Рейтары разом сорвались с места, следуя по пятам за моим жеребцом… Несколько минут короткой, яростной скачки, показавшиеся мне, впрочем, целой эпохой, – и вот мы на месте.

А схватка между тем стремительно набирает обороты! Пехота все же устояла под натиском гусар, и теперь пики солдат клонятся на левую сторону… Ибо левый фланг, в отличие от центра, пал – прямо на наших глазах! Французы побежали: их смяла атака польских гусар. Крылатые сволочи буквально протаранили незадачливых рейтаров, чье главное оружие – пистоли – под дождем теряет свою убойную мощь… Н-да, не всем хватает денег на надежные чехлы! А вот поляки, хоть и сами имеют пистоли, предпочитают таранить врага длиннющими пиками (добрая половина которых полая внутри, отчего и нести их не составляет особого труда), а после самозабвенно рубятся палашами и саблями… Я не виню своих товарищей: эти польские гусары лучше любой другой тяжелой конницы, лучше кирасир!

Я сместил коня на левый флаг эскадрона. Еще чуть-чуть, и уже моим всадникам придется схватиться с ляхами – так их величают московиты! Правда, пикинеры успели развернуться, частично прикрыв нас от гусар. И сейчас шведские наемники тремя шеренгами удерживают исполинских польских жеребцов… А последние, в свою очередь, уже лишившись поломанных в бою пик, пытаются дотянуться до пехотинцев длинными гранеными кончарами. И ведь не совсем уж безуспешно!

Не выдержав, я послал Хунда вперед, приблизившись к сражающимся. И на моих глазах один из ляхов, отбив направленную ему в грудь пику, ловко увернулся от второй и самым кончиком кончара ранил в голову ближнего к нему наемника! Последний тут же осел наземь, зажимая правую половину лица и истошно вопя… А польский шляхтич опасно продвинулся вперед, твердо намереваясь пробить брешь в тонкой цепочке пикинеров!

Да вот незадача: на его пути оказался черный рейтар в моем лице! И как только дистанция между нами сократилась на расстояние точного выстрела, я без колебаний выхватил пистоль и разрядил его прямо в усатое лицо гусара! Тяжелая пуля снесла противнику половину черепа, и убитый повалился под ноги нашим пикинерам…

А позади последних уже принялись спешно строиться стрельцы московитов. Но увы… Даже их сотник отчаянно, но совершенно безрезультатно пытается разжечь фитиль с помощью огнива, рыча при этом, словно медведь! Наконец, осознав всю бесполезность этого действия, он поднял бородатое лицо, случайно поймав мой взгляд, и я невольно послал ему ободряющую улыбку. Но стрелец только под ноги сплюнул…

Угрюмый настрой московита невольно передался и мне. Наши мушкетеры молчат, пушки молчат! Правда, пехота стоит насмерть, вгрызшись в землю. Словно испанские терции, а не воюющие за деньги ландскнехты!

Кстати, оторвавшиеся от преследования рейтары также пытаются построиться, хоть и откатились до самого обоза… Доносящаяся до меня ругань французов так красочна, словно они рассказывают о любви! В то время как немцы собираются молча…

– Ротмистр! Ротмистр фон Ронин! – Вдоль моего растянувшегося эскадрона мчится финн-посыльный.

– Да! Что случилось?! – Я направил коня навстречу.

– Приказ Делагарди вернуться на правый фланг! Срочно!

Намечается контратака?!

– Эскадрон! За мной!

Что же, пехота удержала центр, не думает пятиться и русская поместная конница. Правда, ей противостоят не гусары… Начать наступление первыми мы не успели, зато и неожиданная атака врага не увенчалась успехом!

Нет. Сегодня мы не отступим. И не умрем!

Я пришпорил коня, раздраженно тряхнув подбородком: ремешок шлема все-таки натер подбородок… А навстречу мне уже летит возбужденный битвой генерал, издали подавая мне знаки рукой.

– Себастьян, твои рейтары отправятся со мной, вместе с эскадронами Томаса и Джона. Напомним полякам, из чего мы скроены! Обойдемся без караколе, нет места и времени! Стрелять без команды – у кого порох еще не отсырел! Остальные – палаши к бою, вперед! Сметем эту сволочь!

Мне осталось лишь злобно стиснуть зубы. Как же я ненавижу рубку!

…Три польские хоругви смешанного состава, атаковавшие вслед за гусарами, увязли в центре, и в пылу боя ляхи не разглядели новую опасность. А мы ударили им в правый фланг – так, что поляки и мятежники даже опомниться не успели, как рейтары врезались в их ряды! Пришел черед моего рейтшверта собирать кровавую жатву: справа завалился с разрубленным плечом польский пехотинец, пропустивший мой удар…

Какая же мерзость.

Подскочивший слева мятежник попытался поднять меня на пику, но я ушел от укола и тут же разрядил во врага второй пистоль, выхваченный из седельного чехла левой рукой! Все же в том, чтобы родиться левшой, а после переучиться на правую руку, есть свои преимущества… Третий пехотинец в ярком сюртуке лишь скользнул копьем по кирасе, а после рухнул с проломленным черепом. Рядом со мной «воров» рубит Лермонт! Вот финна «Степана» что-то не видно… Но я уверен, что он жив!

Скрежет, крик и треск стоит такой, что, думаю, он слышен даже жителям Твери!

Срубив конного шляхтича – достал со спины самым острием клинка, – я схватился с очередным всадником. Тот оказался искусным бойцом, и я с трудом выдержал первый натиск размашисто и быстро рубящего саблей ляха! Что же, самое время использовать третий заряженный пистоль… Блокировав плоскостью рейтшверта очередной удар сабли – едва успел остановить летящий в голову клинок! – я выстрелил от бедра с левой руки! Пуля ударила в горло разом захрипевшего врага – а я в очередной раз похвалил себя за то, что раскошелился на чехлы… И что два из трех повесил с левой стороны седла!

…В какой-то миг противник дрогнул под нашим напором, и над рядами наемников и московитов поднялся радостный гул. Ляхи покатились назад. Медленно, а потом все быстрее…

Но бой еще не окончен – самые храбрые и дурные мятежники упорно бьются с рейтарами, не позволяя начать преследование своих соратников. Плоскость моего меча, жалобно лязгнув, в очередной раз приняла удар сабли «вора», восседающего на гнедом коне. Тот весьма хорош, и при своих немаленьких габаритах он искусно владеет клинком! Один удар мне пришлось даже принять на козырек бургиньота, благо противник задел меня по касательной…

Ненавижу рубку!

В очередной раз я выхватил пистоль левой и надавил на спуск. Щелкнул замок. И… Ничего! В пылу схватки я забыл, что расстрелял все заряженные пистоли!

– Собака!

Выдохнув ругательство, я с трудом парировал очередной удар и молниеносно выбросил руку с пистолетом вперед, метя в шею врага. Дуло ударило в кадык здоровяка, и тот, опустив саблю, схватился за шею… Я же, чуть отклонив корпус влево, рубанул мечом от себя, вложив в удар всю свою ярость и страх! Заточенная сталь сверкнула молнией, устремившись к шее ляха…

Переведя взгляд с поверженного противника влево, я замер с похолодевшим сердцем: в отдалении сразу от трех всадников отбивается Делагарди!

Я решительно направил коня в сторону сражающихся. Жаль, заряженных пистолетов не осталось… Но ничего, по такому случаю поработаю и клинком!

Ближний ко мне шляхтич настолько увлекся боем, что я подобрался к врагу незамеченным и быстро нанес колющий удар со спины, в основание черепа. Нечестно? Может быть. Но это война!

К тому же благородно ли нападать троим на одного?! Нет, я только уравнял шансы…

Подкрученные усы Якоба опали, а глаза горят огнем! Генерал, так же как и я, не собирается сегодня погибать, и очередной его удар поверг наземь второго противника! Я успел схватиться с третьим, но тот вдруг развернул коня и, отмахнувшись от меня саблей, припустил к отступающей пехоте хоругвей…

– Не преследовать! – иерихонской трубой провозгласил Делагарди.

Но я и не собирался… Рука свинцом налилась, болит отбитый копьем бок. Да еще кто-то бровь рассек! И это под шлемом!

Ненавижу рубку!

– Спасибо, Себастьян!

Якоб Понтуссон с чувством мне улыбнулся, и я поспешно кивнул в ответ:

– Да было бы за что! В бою любой солдат и офицер – братья. Как там сказано в Писании: жизнь за други своя!

…Мятежники отступили и теперь улюлюкают и бранятся из-за своих довольно жиденьких укреплений. Они твердо уверены, что победа осталась за ними, хоть их атака и была отбита! Что же, основания для этого все же есть: наша пехота отступает с поля боя, в то время как обоз уже переправился за Волгу. Вскоре придет очередь и всадников…

Только теперь вокруг меня начал собираться мой эскадрон. Н-да, после боя мы недосчитались десятка рейтаров… Я недоволен собой и зол, а вот Делагард неожиданно бодр и весел. Нет, я примерно понимаю мысли генерала: ценой наших небольших потерь он смог предотвратить гибель намного большего количества людей.

Но есть одно но. Павшие рейтары были моими людьми!

– Молодцы! Вы все львы! – Якоб рысью пронесся в сторону реки, где белеет лошадь Скопина-Шуйского.

И где уже начала переправляться пехота.

Как же много мертвых тел на поле… И наших, и мятежников. Впрочем, я с радостью отметил, что крылатых гусаров не менее полутора сотен. И это только те ляхи, кого я успел насчитать! А вот опрокинутых и растоптанных ими французов и земляков считать уже не стал – сделалось дурно.

– Ты как? – Джок с подбитым глазом поравнялся со мной. – Смотри, что ухватил. – Он протянул мне знамя одной из хоругвей. Неплохой трофей!

– Оставь себе. Когда вернешься на родину, повесишь в родовом замке над камином…

Я ответил, одновременно с тем расстегивая ремень, из-под которого сочится кровь. Надо обязательно обработать раны! Мне, конечно, нравится в Московии – но забыться вечным сном в ее земле, да еще и так рано, я совершенно не спешу!

– Тебя по голове, что ли, ударили, Себастьян? Какой замок?

Шотландец споро срезал знамя с древка, после чего продолжил:

– Был бы у меня замок, думаешь, я месил бы здесь грязь?! Нет, эту тряпку я буду использовать как скатерть!

Я не удержался от дружеской подковырки:

– А я думал, что тебе с нами просто интересно!

По рядам рейтаров пробежали усталые смешки. Что же, после боя людям нужен хороший отдых, и надеюсь, они его получат…

Воцарилась тишина. Дождь стих. У самой реки я вновь встретил хмурого стрелецкого сотника, так и не сумевшего ни разу выстрелить. Его люди уже вступили на мост… Сил на разговоры не осталось, и я лишь натянуто улыбнулся московиту, не рассчитывая на ответ. Но тот, к моему удивлению, легонько склонил голову, после чего его губы разошлись в неком подобие невеселой, подбадривающей улыбки…

Выходит, я все же не так хорошо знаю московитов!

…А за спиной, во вражеском лагере продолжают веселиться, празднуя победу, и кажется, что веселье это только набирает силу, судя по крикам!

Ну ничего, пусть празднуют.

Пока живы.

Пролог Орла

Обманчиво спокойно на нашем берегу Волги. Стрекочут сверчки, плещется в воде хищная рыба, вышедшая на ночную охоту, где-то вдалеке коротко взвыл волк… И тут же затих. А вот на соседнем берегу, в «воровском» лагере, вовсю идет гульбище, доносящее до нас многочисленные пьяные мужские крики и истошный бабский визг. Иногда раздаются и выстрелы – по воздуху палят, дурни!

– Радуются, ироды, победу отмечают…

– Так рано радуются, Никола! – ответил я на кураже, надеясь подбодрить друга-горниста, а вот на прочих стрельцов уже рыкнул грозно, хоть и вполголоса: – Кто шум поднимет, тому лично все зубы повыбиваю! Чтоб ни звука, ни писка!

Ответом мне служит глухое молчание ратников, но мне его вполне достаточно: мою тяжелую руку все знают. Как и то, что обещания я на ветер не бросаю! Да и мало дураков шум поднимать, я больше для острастки рычу, себя успокаиваю – кому ведь охота под пули воровские лезть аль под картечь?! Дураков нема, стрельцы люди сметливые: ежели кто не знал, за каждого молодца всей деревней о приеме ратуют, самых головастых из крестьян дают! Ну иль кто из уже состоящих в приказе ратников слово замолвит – иначе ведь в сотню и не попасть… А за дурней никто просить не станет, себе дороже выйдет в первом же бою.

– Тронулис, братцы, вперед! Наказ мой не забываем! Да вразнобой идем, шаг не печатаем!

Немцы и свеи, что впереди нас встали, пришли в движение по команде собственных сотских голов, «офицеров» по-иноземному. Вот, стало быть, и наш черед пришел!

Ну, погань воровская, сейчас «порадуем» мы вас, ох порадуем… Днем дождь поливал, фитили тушил, порох мочил – ни разу пальнуть не вышло. Сейчас же иначе все будет!

Лагерь воровской прикрыт только острожками из сцепленных между собой крест-накрест кольев да поперечной перекладины. Конных они остановят, спору нет, а вот пешцев… Пешцы, коли до острожек беспрепятственно добегут, острожки эти руками в стороны и растащат!

Нет, конечно, коли враг с той стороны к обороне изготовился, попробуй убери преграду – живо сабелькой аль пикой приголубит! Да и то, добежать надо! Ведь ворогу огненного боя покуда хватает, чай ляхи с ворами Лжедмитрия (уже второго по счету!) огненным припасом делятся, да и запасы из взятых городков и крепостиц все у воров… Однако же упились поганые, упились хмельным! В ночи палят, с бабами гулеванят, драки затевают, орут, будто бесноватые, да песни непотребные во все горло распевают – победу празднуют, стало быть! И это хорошо, ой как хорошо! Ибо удара нашего не ждут, на дозоры понадеявшись. А может, воевода воров и вовсе не смог порядка в войске своем навести, коли допускает подобное…

И точно, порядка у ворога нет никакого! Костры жгут, костров много – при свете огня видно хорошо, так глаза их к свету и привыкают. А там, где кончается свет, там тьма словно стеной ляхов и запорожцев окружает!

Нет, не увидать им рати князя Михаила Скопина-Шуйского, приближающейся едва ли не бегом… И не слыхать, точно говорю, не слыхать нас из-за шума, что в лагере ироды подняли! А дозоры… А что дозоры? Недаром к князю с повинной головой явились бывшие казаки Болотникова под предводительством головы Дмитрия Шарова, верной службой надеющиеся заслужить прощение за воровство. И хоть казаки народишко и разбойный, и вина за ними серьезная, но Скопин-Шуйский – человек, умный не по годам. Взял под крыло справных воев, в степи ратному искусству научившихся, с татарами не раз сабли скрещивающих да хитрости и премудрости воинские разумеющих. И вперед основных сил их сейчас и отправил, сторожи тушинцев по-тихому снять, шума не поднимая – стрелами. Ибо не хуже степняков из луков бьют, а что в ночи, так ведь дозорных со спины огонь костров подсвечивает!

И, судя по всему, справились-то казачки, раз уж мы вперед пошли, а у воров тревогу не поднимают…

Ближе к лагерю иноземцы перешли на легкий бег, пришлось побежать вслед за ними, но в какой-то миг немецкие мушкетеры (потому как пищаль они мушкетом кличут, оттого и название!) в стороны расступились, по сотне вправо и влево от нас. А тут уж и острожки стоянки воровской показались…

– Стой!!!

Выкрикнул команду я вроде погромче, чем хотел, но севшим после бега голосом получилось как раз что нужно: стрельцы мои меня услышали, в то время как в лагере тушинцев я никого не насторожил. Будь иначе – и воры принялись бы пристально вглядываться в нашу сторону… Впрочем, моих ореликов, замерших в пяти шагах от границы освещенного кострами участка, разглядеть все равно ой как непросто!

– В два ряда становись!

Сотня послушно выполняет мою команду: каждый стрелец давно знает свое место в строю, так что даже сейчас, в предрассветной тьме, никто не ошибается.

– Порох на полку!

Все как один стрельцы открывают полку замка (похожа она на малое корытце), на нее ратники засыпают немного пороха из натрусницы – вровень с краями. У кого-то натрусница – это деревянный, а то и железный футляр с узким горлышком; у меня же имеется настоящий рог! Постаравшись насыпать порох как можно ближе к затравочному отверстию, соединяющему полку и канал ствола (все же костры вражеские дают свет, хотя опытные стрельцы и с закрытыми глазами справятся!), я дважды легонько хлопаю ладошкой по ложу пищали. Так порох наверняка попадет в затравочное отверстие… Наконец я закрываю полку.

– Заряжай!

Все ратники (в том числе и я) потянулись к одному из «двенадцати апостолов», висящих на перевязи-берендейке, перекинутой через левое плечо. «Апостол» – это деревянный футляр-зарядец с порохом, причем отмерено в нем ровно на один заряд… Я упираю пищаль прикладом в землю, без всякой спешки засыпая в ствол нужное количество огненного зелья. После чего, вынув шомпол из паза под стволом, утрамбовываю им порох.

– Пулю клади!

Следующей в зияющее черным отверстие ствола отправляется пуля – ее я достаю из мешочка, отдельно пришитого к берендейке. Вновь утрамбовываю шомполом…

– Пыж клади!!!

Наконец в ствол отправляется пыж (небольшой кусок потертой, изношенной ткани).

– Фитиль пали!

Вымоченную в пороховом растворе веревку (ее после высушивают на солнце) я также извлекаю из мешочка с пулями. Поджечь ее в сухую погоду не составляет труда: достаточно пары ударов кремня о кресало. С обеих сторон от меня раздаются негромкие удары-щелчки, после которых в темноте проявляются крошечные огоньки.

– На плечо!

Пищали у всех стрельцов разом взмывают вверх.

– Фитиль крепи!

Перехватив свое оружие, я закрепляю тлеющую веревку в удерживающем ее двузубце – жаграх. У меня получается не сразу – пальцы чуть подрагивают от волнения и предвкушения скорого боя…

– Прикладывайся!

До того висящий на плечевом ремне бердыш вонзается заостренным втоком в землю, а в выемку, образованную обухом и тупием секиры, укладывается ствол пищали, позволяя мне без особых усилий удерживать ее, нацелив на лагерь тушинцев!

– Полку крой!

Ратники дружно открывают пороховые полки с уже улегшимся в них порохом… Всё. Пищаль готова к бою!

Выждав всего пару мгновений, чтобы поспели отстающие, я, уже не скрывая своего голоса, по-молодецки зычно кричу:

– Целься… ПАЛИ!!!

Одновременно с командой отворачиваюсь, закрываю глаза (иначе вспышка пороха может их обжечь) и нажимаю на спусковой крючок. Зажженный фитиль устремляется к пороховой полке…

Выстрел!!!

…Залп полусотни стрельцов гремит оглушительно. И он опередил последовавшие вслед за ним залпы иноземных мушкетеров, пусть всего на пару-тройку ударов сердца, но опередил! А в ответ ему со стороны лагеря тушинцев раздаются заполошные крики перепуганных воров, отборная ругань и протяжный вой раненых, в том числе и моими стрельцами…

В том числе и мной.

Разрядив оружие, первая полусотня меняется местами со стрельцами второй, и тут же я отрывисто кричу:

– Прикладывайся!

Пищали занимают положенное им место на бердышах.

– Целься… ПАЛИ!!!

После второго залпа мою сотню заволокло дымом так, что сквозь него уже ничего не видно. И все же я не спешу бросать своих людей вперед, рассчитывая, что заряженные нами пищали еще могут пригодиться.

– Первая полусотня – заряжай! Вторая – бердыши склонить, пищали наземь, сабли наголо!

Послушно выполняя мои команды, ратники выдергивают бердыши и вновь вонзают в твердь у своих ног. Но уже под наклоном к противнику, способному ударить в ответ, пока еще пороховое облако не развеялось! Вот бердыши и сослужат нам службу – как те же острожки, к примеру… Сами вои, оголив клинки, отступают на пару шагов назад и чуть расходятся в стороны, чтобы не мешать друг другу рубиться. А то, глядишь, своего соратника сабелькой-то и зацепят вместо вора!

Нет, такого допускать нельзя, никак нельзя…

Пороховой дым вскоре развеялся, и нам открывается картина охваченного паникой лагеря: вопящие и голосящие на все лады воры мечутся из стороны в сторону, кто-то волочится по земле, зажимая раны… Однако в стороне уже замаячили всадники, стремительно скачущие в нашу сторону! Впрочем, тут же стало понятно, что это не закованные в брони крылатые гусары, а прочие тушинцы: запорожские казаки, ляхи победнее, а то и вовсе татары, прибившиеся к Лжедмитрию! Так вот, последние направили лошадей к заграждению – но замерли у острожек, не имея возможности их с ходу преодолеть. Впрочем, часть всадников тут же спешилась, надеясь освободить путь соратникам…

Ага, как же. Разбежались!

– Первая полусотня – вперед! Вторая полусотня – заряжай!

Равный шаг, печатающийся десятками стрелецких сапог – и ратники с заряженными пищалями оказываются впереди.

– Прикладывайся! Целься… ПАЛИ!!!

Пороховое облако вновь закрывает обзор – но истошное ржание тушинских скакунов, чьи хозяева вознамерились преодолеть заграждение и атаковать нас, убеждает меня в точности залпа! Впрочем, спустя несколько ударов сердца, за которые дым успел развеяться – а вторая полусотня зарядить пищали – я увидел, что острожки убраны в сторону, а уцелевшие вражеские всадники (да в большом числе!) уже направили коней в нашу сторону…

– Первая полусотня – назад, бердыши оставить! Вторая – прикладывайся!!!

Как же бешено колотится сердце в груди!

– По лошадям – целься… ПАЛИ!!!

Очередной раз слитный залп оглушает, а дымное облако закрывает обзор… Но страшный крик раненых животных, кажущийся теперь пугающе похожим на человеческий, и наоборот, словно звериный рев раненых или придавленных скакунами людей – все это убеждает меня: залп не пропал даром!

– Первая полусотня – заряжай! Вторая – бердыши к земле, готовьсь!

Я и сам склоняю свою секиру по направлению к вражеским всадникам, вогнав ее втоком в землю так, чтобы острие полотна нацелилось в грудь жеребца противника. Одновременно с тем тяну саблю из ножен и напряженно замираю, ожидая увидеть, как сквозь клубы дыма проявится силуэт несущегося во весь опор конника!

…Однако когда белесое пороховое облако развеялось, пред взорами стрельцов предстал лишь хвост отряда тушинских всадников, улепетывающих в густую темноту… Да небольшое поле, усеянное телами павших людей и животных по обе стороны от сдвинутых заграждений.

Правда, за ними какой-то ретивый запорожец с характерным чубом-хохлом и вислыми усами, отчетливо освещенный пламенем ближнего к нему костра, уже строит свою голытьбу! Однако же, к чести литовских казаков, стоит признать, что при всей схожести внешним обликом с оборванцами, запорожцы – лихие рубаки, перенявшие от турецких янычар искусство драться строем. К тому же, совершенно не заботясь об одежде, оружие свое они холят и лелеют – хватает у запорожцев и фитильных пищалей, и даже дорогущих колесцовых пистолей! Правда, то настоящие казаки, обитающие в порубежье литовской «Украины» и на Сечи… Но последние, поддержав Лжедмитрия, привели на Русь огромное число холопской голытьбы… Впрочем, сколь бы ни были они многочисленны, литовские холопы пусть и называют себя казаками, но не владеют ни казачьей ратной выучкой, ни нормальной зброей.

Ну, сейчас узнаем, кто там против нас собирается… Хм, да вроде ведь строятся – видать, не совсем уж холопская голытьба!

– Первая полусотня – вперед, прикладывайся! Вторая – назад, заряжай!

Стрельцы меняют друг друга, пока сам я так же поспешно заряжаю свою пищаль. Для новичка дело кропотливое, небыстрое, но рукам опытного воина оружие будто бы само повинуется – словно ретивая кобылка, усмирившая норов перед грозным хозяином!

А между тем что-то заполошно орущий запорожец (ни слова в крике его не разобрать, разве что ругань про «псов» и «москалей») наконец-то повел свое немалое воинство вперед.

Ну, понеслась душа в рай…

– Ждем! Без команды не стреляем!

Но мои орелики (стрельцы из прочих сотен приказа величают их так из-за моего прозвища) и сами понимают, что вернее бить, когда воры приблизятся. Ведь так ни одна пуля не пропадет даром! Правда, у запорожцев и собственные пищали имеются…

– Пошире разойдись! Стенкой не стойте!

Вот это я правильно придумал. Теперь вражий залп – коли тушинцам есть из чего стрелять – первый ряд сотни целиком не выкосит… Да и бердышами стрельцам сподручнее рубить будет! Это конных встречать лучше густым залпом, стенкой, да не в два ряда, а в три или четыре, коли ворогов много…

– Ждем!!!

Запорожцы уже добрались до сдвинутых в стороны острожков, и что-то не видать мне среди них ни одного ратного с пищалью или пистолем! Все больше колья (даже не копья и уж тем более не пики) да топоры вместо сабель. Все-таки голытьба? Но ведь идут строем…

– А-А-А-А-А!!!

– Бей москалей!!!

– Руби!!!

Первые ряды воров внезапно сорвались на бег, устремившись в сторону моей сотни, выкрикивая при этом отборную ругань и боевые кличи. Будь среди ореликов новички иль вои духом послабее, может, и начали бы палить без разбору… Но мои молодцы не раз испытали себя в ратном деле – настоящие орлы!

– Первая полусотня – целься! Вторая – прикладывайся!

Я замираю, с гулко бьющимся сердцем считая шаги, разделяющие нас с ворогом, и вместе с тем замер мой крик, уже готовый сорваться с губ… Только крепче стискиваю ладонями ложе пищали да плотнее упираю ее в плечо, и палец, указательный палец, чуть подрагивая, уже лег на спусковой крючок…

– ПАЛИ!!!

Кричу я одновременно с собственным выстрелом, чуть пошатнувшим меня назад. Не к месту в памяти всплывает мой самый первый выстрел – тогда неплотно прижатый к плечу приклад «лягнул» меня так, что вся правая рука онемела от боли…

Клубы дыма вновь закрывают обзор, но даже с заложенными от оглушающего залпа ушами я различаю шаги приближающихся воров. Выходит, не всю голытьбу мы успели выкосить!

– Вторая полусотня – ПАЛИ!!!

Глухие щелчки спусковых крючков, короткое шипение сгорающего на полках пороха и слитный грохот полусотни выстрелов следуют за моей командой! Положив бесполезную теперь пищаль на землю, сам я перехватываю бердыш обеими руками, склонив острие полотна навстречу ворогу… Но никто не спешит появиться из дыма, зато теперь отчетливо различим мерный шаг ступающих в ногу запорожцев! От отчаянной догадки у меня словно шерсть дыбом на спине встала, и я бешено кричу во всю мощь глотки:

– НАЗЕМЬ! НАЗЕМЬ САДИСЬ!!!

Но ответный залп казаков, пустивших впереди себя холопскую голытьбу, отстает от моего крика всего на удар сердца…

Теперь густой дым заволок уже все разделяющее нас пространство. Однако за белесой дымкой уже слышится быстрый топот запорожцев, спешно ринувшихся в атаку, – перезарядить пищали мы точно не успеем…

– Держись, братцы, не робей! Пищали наземь, секирами и саблями – руби!!!

…Первым из порохового дыма выныривает запорожец с копьем. Он держит его у живота обеими руками, нацелив наконечник чуть в сторону от моей груди. Чуть в сторону потому, что вор не сразу различил меня на бегу, и короткого мгновения его замешательства мне хватает, чтобы резким ударом секирой по древку вражеского копья отклонить его в сторону! Тут же я делаю шаг вперед и одновременно с тем коротко и быстро колю в ответ, вонзив острие полотна в живот вскрикнувшего запорожца…

Освободив бердыш, отшагиваю назад. А после резво опускаю его к земле – и скользящим ударом подрубаю ногу показавшегося сбоку казака, устремившегося на горниста Николу! Ворог истошно завизжал от боли в распластанной чуть повыше колена ноге… А я едва успеваю подставить древко секиры под рубящий удар сабли третьего тушинца, вырвавшегося из белесой, уже рассеивающейся дымки!

– Умр-р-ри-и-и!!!

От звериной ярости в черных как смоль глазах буквально рычащего запорожца (кажется, у него даже пена выступила на столь же черных, как и глаза, усах) у меня аж спину обдало холодом! В своей сотне я один из первых силачей, но сейчас мне едва хватает сил, чтобы не завалиться назад под напором противника! Хорошо хоть, древко бердыша специально подобрал дубовое – такое с одного удара не перехватишь!

– А-а-а-а-а!!!

Закричав в ответ, я рывком толкаю секиру от себя, все же потеснив ворога (аж руки от напряжения заболели!), и тут же, разжав пальцы, приседаю! Приседаю, одновременно с тем схватившись правой за рукоять сабли… Противник пытается ударить вдогонку, сверху вниз! Вот только клинок его плотно застрял в древке, шлепнувшемся мне на спину…

А я, даже не распрямляясь, одним движением вырываю из ножен турецкую саблю-килич и размашисто рублю прямо перед собой… Ох и от души я рубанул, лихо, аж развернулся вслед за ударом! И верный клинок пробороздил беззащитный живот захрипевшего казака, мгновение спустя безвольно рухнувшего на меня сверху…

– Упокойся с Богом!

Стряхнув ворога в сторону, я резво выпрямляюсь, вскинув саблю для нового удара! Но очередной противник не спешит под мой килич… А спустя всего пару ударов сердца сквозь наконец-то рассеивающийся дым я различаю лишь спины отхлынувших назад запорожцев. Замираю, тревожно оглядываясь и ожидая подвоха, но тут же позади раздается отрывистая иноземная команда! Заполошно обернувшись, я различаю лес пик, возвышающихся над головами немецких наемников и их командира. Последний жестами приказывает нам расступиться и дать пикинерам дорогу…

Кажись, сегодня Господь меня миловал!

Глава 1

Очередное уведомление от банка пришло в тот самый миг, когда я уже наливал кипяток в наведенную «заварную» смесь из одной чайной ложечки кофе, трех – сахара и небольшого количества молока. У каждого свой рецепт кофе – кто-то любит венский с медом, кто-то запаривается с молотыми зернами и варкой в турке, кто-то покупает себе кофейный аппарат. А люблю вот так, дешево и сердито, но именно этот рецепт возвращает меня в детство, отчего-то напоминая вкус какао… Недавно я варил его себе – так вот, не понравилось мне само какао! И вкус совершенно другой, не тот, что отложился в памяти… А вот кофе – простой, растворимый, в большой банке по акции – заходит на ура.

Почему так, загадка…

С удовлетворением хмыкнув – пришли отпускные, – я провел пальцем по экрану смартфона, закрывая вкладку сообщений, и сел за стол. Ум-м-м, завтрак… Поесть я ой как люблю! Впрочем, как и готовить. Вот и сейчас не удержался, растопил целую сковороду нарезанного средней толщины пластинками почеревочного сала с мясными прожилками, обильно присыпав их солью, перцем и молотой паприкой. Следом кинул две головки нарезанного тоненькими полукольцами лука, размятого перед «загрузкой», добавил половинку уже мальца залежавшегося помидора, порезанного маленькими кусочками. А когда быстро зажарившийся, словно во фритюре, лук стал совсем мягким, разбил в сковороду четыре яйца. М-м-м, красота! Королевский завтрак!

Потянувшись к холодильнику за сыром (люблю выдержанный, характерно соленый вприкуску с яичницей), я уже открыл его дверку, как вдруг…

– По лошадям целься… ПАЛИ!!!

…Крик незнакомого мне человека (чей голос, однако, показался удивительно похожим на… мой собственный?!) застыл в ушах. И одновременно с тем перед глазами вдруг предстала картинка летящих во весь опор всадников с оголенными саблями. Стало реально страшно, будто в моей квартире взаправду может появиться всадник столетия из семнадцатого, желающий меня зарубить!

Аж мороз по коже пошел… Что за жесть?!

Я так и замер перед открытым холодильником, пока он не запищал. После чего отступил к столу и в бессилии рухнул на стул, даже не посмотрев в сторону аппетитно пахнущей еды.

Что это было?!

Алкоголем я не увлекаюсь, запрещенных веществ в жизни не пробовал и не собираюсь, так что всякие там «приходы» или «белочки» банально исключены. Вчера, правда, пересматривал перед сном «1612. Хроники Смутного времени» – отличный, кстати, фильм, отчего-то не пришедшийся по вкусу публике… Как, впрочем, и «Слуга государев». Но сейчас ведь речь не о кино…

Не спорю, просмотр подобных фильмов перед сном может привести к сновидениям по теме. Сновидениям, но не…