Тайна двух лагерей E-Book

Николай Леонов

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Черная кошка
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 538

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Накануне летней смены в детском лагере «Страна чудес» в результате несчастного случая погибает рабочий. Одновременно одна из девушек-вожатых этого лагеря получает анонимную записку с требованием молчать. Точно такое же происшествие со смертью рабочего и угрозой девушке-волонтеру случается в соседнем лагере «Росинка». Расследующий дело полковник МВД Лев Гуров отмечает, что оба погибших были очень похожи друг на друга. То же — и девушки. Что это — странное совпадение или преступный почерк? Гуров поднимает статистику похожих происшествий и, сам того не зная, невольно оказывается в списке ближайших жертв неведомого злодея…

Leseprobe

Николай Леонов, Алексей Макеев Тайна двух лагерей

© Макеев А.В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Тайна двух лагерей (повесть)

– Люся, оставь! – отмахнулся Владислав Антонович Тихомиров. – Ну правда никакого аппетита.

– Вот, это все твоя работа! – вздохнула жена. – Ну разве можно так себя не щадить!

– Люся, до открытия лагеря осталось всего ничего, а еще столько надо успеть сделать. А ко мне комиссия за комиссией, – повязывая галстук, ворчал Тихомиров. – И всех надо ублажить, всех убедить, что мы успеем к открытию, что заезд детей произойдет вовремя. И ты же знаешь, что ведь и так все в курсе – я успею. Не первый день директором «Росинки» работаю. И все равно – едут на природе отдохнуть, шашлычок пожарить, выпить за чужой счет. И я все должен для них организовать. И ведь не скажешь, что я не хочу пить и вообще мне некогда. Обязательно им надо, чтобы я сидел с ними, а они на меня величественно смотрели. Начальство!

– Владик, ну хоть ложку овсяной каши для желудка!

– Нет, не лезет, – отмахнулся Тихомиров. – Люся, сваргань мне, пожалуйста, кофе покрепче, и я поехал!

Машина летела по Профсоюзной. Тихомиров прибавил скорость, хотя и знал, что здесь есть камеры, которые как раз фиксируют скоростной режим. Но тут не до штрафов, какими бы они ни были. Вот наконец кончились городские пробки. Впереди виден был поток машин на МКАДе, но это уже не страшно. По путепроводу на Калужское шоссе, а дальше будет посвободнее. Тихомиров глубоко вдохнул и выдохнул. Слева за грудиной ломило, и он невольно оторвал руку от руля и потер грудь. Нет, все-таки права Люся. Так нельзя, надо как-то перестраивать работу или к черту бросать эти детские лагеря. Но бросать все же не очень хотелось, потому что если умело это дело поставить, то очень даже…

И тут голова закружилась, а сердце как будто перестало биться. «Надо остановиться, – подумал Тихомиров. Что-то совсем плохо…»

Водитель маршрутки едва успел затормозить. В салоне за его спиной послышались крики – значит, кто-то даже упал. Завизжал какой-то ребенок, послышался мат, а впереди, подрезая маршрутку, вылетел китайский внедорожник и по диагонали врезался на большой скорости в отбойник. От удара машина опрокинулась и несколько метров проехала на крыше. Из выхлопной трубы вился дымок, колеса еще вращались, а на дороге уже стали останавливаться машины. Водители бежали к месту аварии, кто-то схватил огнетушитель…

– Что же он, – промакивая салфеткой кровь на разбитом лице, произнес один из пассажиров маршрутки, – хотел направо в поворот успеть проскочить?

– Гоняют, мерзавцы, – возмутилась пожилая женщина.

– Может, человеку плохо стало! – упрекнула ее девушка, поправляя порванный рукав летней курточки.

Глава 1

Этот майский вечер был теплым и тихим. Маша сидела в плетеном кресле на веранде и смотрела на небо, полыхавшее над лесом пурпурными красками. «Удивительный вечер, – подумал Гуров, глядя из двери на жену. – Тишина, красивый закат. И у Маши сегодня нет спектакля вечером, и я свободен. И можно наслаждаться закатами, тишиной и соловьями под утро. Как же это красиво и уютно, не открывая глаз, на рассвете услышать под окном соловьиные трели. И слушать, слушать, а потом опять уснуть. А утром с Машей наперебой рассказывать друг другу, как это было красиво».

Гуров вышел на веранду, поставил на стол термос с заваренным травяным чаем и накрыл Машу пледом. Жена подняла на него глаза, улыбнулась благодарно и глазами показала на закат.

– Посмотри, какое чудо! В Москве такого не увидишь.

– А некоторые и здесь не видят, – усмехнулся Гуров.

– Но ты-то у меня видишь. – Маша высвободила из-под пледа руку и коснулась пальцами сильной ладони мужа. – Знаешь, я часто думаю, что это такое счастье, что ты у меня оказался не просто матерым сыщиком и суровым полковником, что при твоей грубой профессии ты сохранил в себе чистоту и душевную гармонию. Ты видишь закат, ты любишь театр, ты любишь меня так, как будто это наш с тобой первый медовый месяц.

– Уж такой я, – рассмеялся Гуров и, поднеся к лицу руку жены, коснулся губами ее ухоженных пальчиков. – Ничего с собой поделать не могу. Это же твое на меня влияние. Хочу, чтобы ты была счастлива со мной, и ни в чем тебе не могу отказать.

– Не можешь?

– Это выше моих сил! – театрально воскликнул Гуров.

– Тогда у меня к тебе одна маленькая просьба! – хитро прищурилась жена. – Завтра по дороге на работу завези кое-что дочери моей подруги Любочки в детский оздоровительный лагерь.

– В детский лагерь? – Гуров попытался скрыть свое неудовольствие, и, кажется, это ему удалось. – Постой, а какие в мае могут быть детские лагеря?

– Ну, что ты насторожился, мой матерый сыщик, – улыбнулась Маша и чмокнула мужа в щеку. – Конечно же, все смены начинаются в июне. Девочка просто в качестве волонтера работает там и помогает готовить лагерь к открытию. А потом она там на все лето остается вожатой. Девочка так торопилась, что забыла взять паспорт, а ей нужно оформляться. Ну не станем же мы гонять ее на маршрутках в такую даль. А тебе почти по пути…

– По пути? – с сомнением переспросил Гуров.

– Ну, почти. Ты просто по Калужской дороге въедешь в Москву. А там поворот на Серегино, и через пару километров будет указатель. Только не перепутай. Девочка работает в лагере «Страна чудес». А там почти рядом второй лагерь есть – «Росинка». Ты случайно в него не сверни.

Семейные дела и вечерняя идиллия – это все, конечно, прекрасно. Но все же есть еще и работа. И погоны на плечах, тем более полковничьи погоны, требуют определенной служебной дисциплины. И пусть ты Петра Николаевича Орлова знаешь очень много лет и вообще он твой друг и поклонник творчества Марии, но все же генерал полиции Орлов еще и твой начальник, а злоупотреблять дружбой нельзя. Сдержав вздох, Гуров перевел взгляд на телефон и набрал номер Орлова.

– Добрый вечер, Петр, – сказал Гуров, услышав в трубке голос начальника, какую-то музыку и легкий шум. – Удобно говорить?

– Подожди, сейчас, Лева. Я только в другую комнату выйду, где потише.

– Не отвлекаю? – усмехнулся Гуров, когда шум поутих, а голос Орлова стал слышен лучше.

– Отвлекаешь, за что я тебе еще и очень благодарен, – немного уныло ответил Орлов. – Тут у нас нечто вроде обязательной программы. Надлежит всем быть по статусу и чину. Так что отвлекай, а я пока посижу в тишине.

– Петр Николаевич, хочу попросить об одном одолжении. Правда, дело не такое важное в рамках страны, но все же. Я могу завтра задержаться и чуть опоздать на утреннюю планерку? Моих вопросов там вроде бы нет…

– Что случилось? – голос Орлова стал озабоченным. – У вас там все в порядке, дачники?

– Да что у нас может случиться, – рассмеялся Гуров. – Все хорошо, чаи гоняем. Маша вот рядом сидит и привет тебе передает!

– Машеньке поклон от меня! – Гуров ощутил, что Орлов сейчас наверняка заулыбался.

Вообще, история отношений Орлова и Марии была особенной. И с тех пор как Гуров женился на Маше Строевой, Орлов стал чуть иначе относиться к Гурову. Петр Николаевич частенько заявлял полковнику, что жена влияет на него положительно, не дает ему огрубеть на работе в уголовном розыске, где общаться приходится чаще всего не с самой лучшей частью человечества. Хотя и сам Орлов изменился с тех пор. Он пристрастился к театру. Причем не просто стремился попасть на спектакли Марии, а стал бывать в театрах, стал понимать это искусство. И даже частенько с Машей обсуждали премьеры. Да и саму Марию он называл не иначе как по-отечески, Машенькой.

– Ладно, меня уже зовут, – интонации голоса Орлова изменились и стали ворчливыми. – Вот что, давайте-ка ко мне оба со Станиславом завтра часикам к одиннадцати. Я как раз вернусь от замминистра. Надо будет обсудить кое-что.

Утро было чудесным, по-настоящему майским. Это как раз тот период, когда зазеленели леса и парки, но зелень еще молодая, нежная, светло-зеленая. И в воздухе уже нет той влаги, присущей периоду активного снеготаяния. Он напоен ароматом молодой растительности. Уже сошла зеленая дымка на березах и листва распустилась в полную силу, взгляд ласкал удивительный контраст белых стволов и нежность молодых клейких листочков.

Увидев указатель, Гуров повернул на узкую дорогу с новеньким асфальтом. Деревья кронами сходились над ним, образуя зеленую живописную арку протяженностью в несколько километров. Тихая, красивая весна, очень спокойная, уравновешенная, какая-то сложившаяся! И только утреннее солнце весело скакало в кронах деревьев, то и дело игриво попадало в глаза водителям. Вот и развилка: детский-оздоровительный лагерь «Страна чудес» и детский оздоровительный лагерь «Росинка». Гуров улыбнулся. Какие названия, как же это здорово – представить новую смену, новых друзей и эту жизнь, когда каждая минута расписана и некогда скучать. От зарядки до самого отбоя интересные занятия, увлекательные события. Да и после отбоя тоже не всегда сразу всем до сна. Как это здорово – лежать в темноте и перешептываться, вспоминать, мечтать или просто что-то рассказывать, слушать чужие истории. А уж костер в конце смены, который во время юности самого Гурова назывался пионерским, – один из самых трогательных и запоминающихся моментов. И Гуров свернул в «Страну чудес».

Перед закрытыми воротами топталась значительная, но унылая фигура охранника из какого-то охранного агентства. Гуров и не рассчитывал, что для него распахнут гостеприимно ворота, и сразу же свернул в сторонку, на парковку. Кстати, очень аккуратную и вместительную. Гостям будет приятно. Захлопнув дверь машины, сыщик направился к охраннику, заготовив приветливую улыбку, но тут же напоролся на хмурый подозрительный взгляд.

– Вам кого? – прозвучал хрипловатый прокуренный голос. Вопрос был задан конкретно и требовал не менее конкретного ответа.

– Настю Овчинникову. Она тут волонтером у вас…

– Вы кто, папаша ее? – отрезал охранник. – Вот домой езжайте и ждите свою Настю, а здесь не место…

Волна негодования и неприемлемости такого вот заурядного хамства буквально захлестнула Гурова, но вывести из себя опытного сыщика было непросто. Тем более такими пустяками, как невыспавшийся мужчина с застарелым чувством профессиональной несостоятельности и недовольства собой. Пришлось достать удостоверение, раскрыть его перед глазами охранника.

– Что у вас тут происходит? Мне нужен директор лагеря!

Первая часть вопроса была дежурной и не являлась ключевой фразой, но, к великому изумлению Гурова, охранник окончательно сник и пробормотал:

– Так это… убийство же у нас…

Теперь настала очередь опешить самому Гурову. Первая же мысль, промелькнувшая в голове, была о том, что, не дай бог, что-то случилось с Настей Овчинниковой. Но с ней наверняка все в порядке, потому что еще вчера вечером мать знала бы о происшествии. К тому же и местный страж не стал бы предлагать «папаше» ждать девочку дома. Охранник объяснил, где найти директора лагеря. Бросить пост он отказался, сославшись на инструкцию. Но как раз это Гурова и устраивало. Он быстрым шагом шел по асфальтированной аллее, осматриваясь, отмечая, что готовность лагеря к первой смене не полная, что работать придется в несколько смен, чтобы все успеть. И что обстановка в лагере несколько нервозная. Вон прораб или мастер материт двух рабочих с тачкой. Понятно, что детей здесь еще нет, но как-то обстановка детского лагеря этого человека не облагородила. Хотя разгильдяи могут довести до белого каления любого выдержанного человека.

А вот эта картина была знакома, даже очень. Лев Иванович увидел молодого человека двадцати с небольшим лет, который сидел за столом на веранде и быстро что-то писал, то и дело поднимая глаза на собеседника. Под рукой у юноши была толстая кожаная черная папка для документов, а перед ним сидел мужчина в рабочей спецовке, прямой как палка и с мученически напряженным лицом. Ясно, один допрашивал и записывал показания, а второй эти показания давал, лихорадочно думая о том, чем все это может лично для него закончиться. Все было понятно – молодой оперативник опрашивал свидетелей преступления.

Поймав за рукав проходящего мимо мужчину с несколькими рулонами обоев в охапке, Гуров спросил, где найти директора Касаткина. К его удивлению, директором оказался как раз этот человек.

– Я Касаткин, а вы, собственно…

– Полковник полиции Гуров Лев Иванович, – сыщик раскрыл удостоверение, а потом снова спрятал его в карман. – А вас, простите?

– Артем Михайлович, – обреченно заявил директор, подозвал какую-то женщину и вручил ей свои рулоны. – Вы, значит, прямо из министерства? Что, и туда дошло? Дело-то ведь простое, несчастный же случай, а шуму… Нет, я все понимаю, жизнь человека… конечно, это беда, но ведь они всегда случаются.

Гуров смотрел, как выкручивается этот человек, и думал, что директору сейчас несладко. Слабые, вялые и безынициативные директорами, в том числе и детских оздоровительных лагерей, не становятся. А ведь случилось что-то гораздо более неприятное, чем гибель кого-то в результате несчастного случая.

– Это мы потом обсудим с вами, Артем Михайлович, – строго заявил Гуров. – А сейчас давайте с вами пройдем по лагерю и найдем девочку Настю Овчинникову. Есть у вас такая девочка-волонтер?

– Овчинникова? – директор удивленно уставился на полковника из министерства, а потом кивнул на ближайший корпус. – Пойдемте, они там сейчас, внутри помещения отмывают.

Чтобы избежать расспросов, Гуров всю дорогу до обозначенного корпуса расхваливал лагерь и то место, где он расположен. Прежде чем начать задавать умные вопросы, сыщик предпочитал собрать побольше фактов, получить хотя бы визуальное представление о создавшейся обстановке. А спрашивать глупости Гуров не любил. Когда ему показали стройную высокую девушку в бейсболке, надетой козырьком назад, с тряпкой в руке, Гуров тут же отправил директора по неотложным делам, пообещав найти его попозже, чтобы задать несколько вопросов. А пока вопросы можно и нужно было задать девушке.

– Настя, привет, – улыбнулся Гуров. – Ты меня, наверное, помнишь. Меня твоя мама Любовь Сергеевна попросила заскочить и передать тебе паспорт.

– Ой, спасибо, дядя Лева! – улыбнулась не очень весело девушка. – Я его забыла, а сейчас нам оформляться на работу надо, а я без документов. Спасибо вам огромное!

– Я смотрю, у вас тут работы в самом разгаре. Скоро открытие сезона! – Гуров обвел рукой здание корпуса, а потом взял девушку под локоть и увлек в сторонку, к лавке у стены. – Давай-ка, Настенька, немного поговорим с тобой про ваши дела. Что тут у вас происходит?

– Несчастный случай, дядя Лева, – вздохнула девушка и, сняв с головы бейсболку, растрепала короткие волосы. – Прям настроения даже никакого нет. Тут рабочий один упал в яму – и насмерть. Теперь вот всех допрашивают, полиция постоянно здесь, все на нервах. Какой уж тут праздник для детей устраивать, когда его и в душе нет.

– Ну, несчастные случаи бывают, Настюша, – Гуров похлопал девушку по руке. – Чего уж там. Рабочего, конечно, жалко, но мне кажется, причина тут в несоблюдении требований охраны труда и правил безопасности. Разберутся!

– Да тут еще такое, дядя Лева… – девушка замялась и почему-то тревожно обернулась и посмотрела по сторонам. – У нас Ритка Логинова записку получила и теперь не знает, куда деваться. Струсила, а ей не разрешают домой уехать, говорят, что еще допрашивать будут. А ей знаете, как страшно!

– Тихо, Настюша, тихо, – остановил девушку Гуров. – Ну-ка с самого начала. Что за записка, с какими угрозами, кто передал?

– Ну, короче, так было. – Настя собралась и попыталась начать рассказывать все по порядку.

Максим, тот самый рабочий, который упал в яму, выкопанную для заливки бетона, и умер, был парнем хорошим, и ему нравилась Рита Логинова. Рита, как и другие девушки, была студенткой, досрочно сдала сессию, чтобы поехать на подработку в детский оздоровительный лагерь. Сначала волонтером, а потом, когда откроется первая смена, остаться вожатой в одном из отрядов. Когда тело рабочего увезли на «Скорой», девчонки, кто посмелее, бегали к той яме, чтобы посмотреть. Говорят, там кровь и вообще жутко. А утром Ритка нашла у себя под подушкой записку с угрозами, что если она раскроет рот, то и ей не жить. А о чем речь, о чем рот раскрывать нельзя, вообще непонятно. Короче, жуть, да и только!

Выслушав рассказ девушки, Гуров посмотрел на наручные часы. Да, ситуация, конечно, неприятная. Ладно бы еще только нелепая смерть рабочего, но тут еще и записка. Наверняка чья-то неумная и циничная шутка. Как-то придется рассказать обо всем этом Маше и, конечно же, ее подруге. Сам Гуров о дурацкой записке умолчал бы обязательно, но вот Настя, с ее юношескими эмоциями, расскажет обязательно. Ладно, решил Лев Иванович, времени еще немного есть и стоит поговорить с оперативником.

Когда Гуров поднялся на веранду, молодой человек закончил опрос свидетеля и собрался было идти за следующим, но тут увидел неизвестного мужчину старше себя по возрасту, в очень хорошем костюме и с очень серьезным лицом. Почему-то лицо незнакомца заставило молодого опера насторожиться. У Гурова не было времени на игры в загадочность, и он с ходу показал молодому человеку свое удостоверение. К удовольствию сыщика, молодой опер нисколько не испугался, не изобразил чинопочитание, а, наоборот, деловито представился:

– Оперуполномоченный уголовного розыска лейтенант полиции Безруков. Слушаю вас, товарищ полковник.

– Это я вас слушаю, товарищ лейтенант, – спокойно ответил Гуров и кивнул на стул. – Давайте-ка присядем и вы мне коротко и внятно доложите о том, что здесь произошло. Про смерть рабочего, про странную записку.

– Дело обстоит следующим образом, товарищ полковник. – Лейтенант послушно сел на стул напротив гостя и терпеливо стал пояснять: – Вчера вечером здесь в результате несчастного случая, упав в яму, погиб рабочий. Да, действительно, записка была, но не в этом лагере. Вас кто-то дезинформировал, товарищ полковник. Просто в соседнем лагере «Росинка» сегодня утром тоже погиб рабочий, но это, к сожалению, убийство. Так вот, там, в «Росинке», одну из девушек преступники запиской предупредили, чтобы она не раскрывала рта, полагая, что она что-то знает об убийстве или причинах убийства.

– И вы решили начать оперативные мероприятия именно с этого лагеря? – удивился Гуров, сразу отметив себе несоответствие и странность ситуации.

– Там работы больше, а здесь просто дежурный сбор информации и объяснения очевидцев. Закончу здесь, а потом плотно возьмусь за второй лагерь.

– Каким образом было совершено убийство в «Росинке»? – спросил Гуров озабоченно.

– Самодельный нож, изготовленный кустарно из куска стали. Ударили в спину под лопатку и даже нож не извлекли. Рабочий умер почти сразу. Простите, товарищ полковник, вы все подробности можете узнать в нашем отделе полиции, а мне нужно спешить. Оба лагеря в первую смену ждут иностранных детей, а тут такой скандал. Мне нужно закончить работу.

– Хорошо, работайте, – кивнул Гуров, озадаченно барабаня пальцами по столу.

Лев Иванович сразу подумал о Насте Овчинниковой и странных совпадениях. Двое погибших рабочих, две записки, а об одной из них лейтенант даже не знает. Проводив взглядом оперативника, Гуров поднялся и поспешил назад к корпусу, где работала Овчинникова. Он вызвал Настю и попросил позвать ту самую Маргариту и чтобы та принесла записку.

Девушка оказалась довольно крупной, выглядевшей взрослой не по годам. Она испуганно посмотрела на Гурова, потом на подругу, но Настя успокоила Риту, что Льва Ивановича знает давно, он друг ее мамы и обязательно во всем разберется.

– Я ее выкинула со страху, – призналась Рита. – Меня так трясло, что я порвала ее на мелкие кусочки и смыла в унитаз.

– Кто еще знает о записке?

– Только Настя, мы с ней дружим, и еще одна девочка. Но она никому не расскажет. Она и мне советовала никому не говорить.

– Хорошая девочка, правильно посоветовала, – одобрил Гуров и достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и авторучку. – Теперь, Рита, вспомни текст, точно его вспомни.

На глазах Риты вдруг появились слезы. Девушку затрясло, да так, что ей пришлось обхватывать себя руками, чтобы унять этот озноб страха. Настя обняла подругу, прижала к себе. Рита не сразу из-за спазма лицевых мышц смогла произнести, но потом все же выдавила из себя:

– «Откроешь рот – и пойдешь за ним следом…» Так там было написано.

– Ну, все, все, Рита. – Гуров погладил девушку по голове. – Теперь ты под защитой полиции и тебе ничего не грозит. Ты лучше расскажи о Максиме Смирнове. Что он был за человек?

– Не знаю, – пожала Рита плечами. Озноб начинал проходить.

– Ну он же вроде ухаживал за тобой, знаки внимания оказывал, – напомнил Гуров.

– Да какое там ухаживание, – вздохнула девушка. – Это типа игры было. Как-то раз на пороге столовой я споткнулась и тапочку с ноги потеряла, а он следом шел, подобрал и при всех шутливо встал на колено, как перед Золушкой из сказки. Ну, я подыграла. Всё при людях. Так, поприкалывались. Ну и при встрече иногда продолжали прикалываться. Всем было весело. А так-то я его близко не знала. Ну, пару раз разговаривали с ним. Я сказала, где учусь, он рассказал, что работает в бригадах, зарабатывает на машину. А живет с матерью.

– А еще? – попросил Гуров.

– Больше ничего. Лет ему двадцать девять. Это я тоже спрашивала. Не знаю, Лев Иванович, что еще рассказать. По мне, так он хороший парень был.

Увидев на соседней дорожке, ведущей к административному корпусу и столовой с кухней, человека со строительной тачкой, Гуров узнал в нем того самого молодого мужчину, которого недавно допрашивал Безруков. Раз лейтенант его допрашивал, значит, этот рабочий более или менее близок был с погибшим. Поблагодарив девушек, сыщик отправился догонять рабочего. Догнать его удалось у дальнего угла здания, где виднелись кучи земли и песка. Представившись, Гуров проговорил:

– Я знаю, вас допрашивал лейтенант Безруков. Скажите, вас как зовут?

– Алексей, – напряженным голосом ответил рабочий. – Жариков. Я вроде тому лейтенанту все и рассказал.

– А вы можете показать место, где погиб Смирнов?

– Могу, – уныло пожал плечами рабочий. – Чего его показывать, вон она, яма-то.

Они двинулись к небольшому котловану возле трансформаторной подстанции на задах столовой. На краю котлована стояла большая емкость под дизельное топливо. Судя по всему, здесь установлен еще и резервный генератор, на случай отключения электрического тока. Разумно, учитывая, сколько продуктов на кухне и какая их часть должна находиться в холодильниках.

– Вы дружили со Смирновым? – как бы между прочим спросил Гуров. – Хорошо его знали?

– Ну, как дружил. Знаю давно, мы с ним в одних бригадах часто пересекаемся. И здесь, и в городе. Заработать хочется, вот и крутимся. И Макс крутился. Есть любители после работы расслабиться, вмазать с получки, а Макс – нет, деньга в карман – и домой или на другой объект. Так-то он парень хороший был, не конфликтный. Его многие прорабы знали хорошо. Ну, вот сюда он и упал…

Жариков остановился и хмуро посмотрел вниз, сделав странное движение рукой. То ли мысленно горсть земли бросил, как в могилу, то ли показать хотел, где лежало тело. Собственно, где лежало тело, было понятно без слов. Кровь была присыпана свежим песком, но все равно ясно, куда рухнул парень. Да и кровь на торчащей вертикально арматуре говорила о многом. Страшноватая смерть, подумал Гуров. Как же Смирнова угораздило сюда свалиться?

– Как его угораздило сюда свалиться? – спросил Гуров на всякий случай.

– Не знаю. Может, грунт поехал. Вон, видите, на краях осыпь. Не рассчитал чего-нибудь, а может, и уставший был. Мы же с ним по вечерам допоздна на квартирах работаем в новом элитном доме.

– Может быть, – согласился Гуров и, кивнув рабочему, отправился искать лейтенанта Безрукова.

Молодого опера Гуров нашел у самого выезда из лагеря, когда тот садился в старенькую, но ухоженную «Мазду». Увидев полковника, Безруков вежливо кивнул, вышел из машины и захлопнул дверь. Гуров рассматривал лейтенанта, пытаясь понять, что же ему в нем не нравилось. Молод, симпатичен, дело свое делает с энтузиазмом, уверенности в своей правоте на троих хватит. Но это все не недостатки. Это молодость, неопытность – все то, что с годами проходит, трансформируется в опыт. А не нравилась Гурову в этом оперативнике поспешность суждений. При недостатке информации с выводами спешить нельзя.

– Как тебя зовут, лейтенант? – спросил Гуров, умышленно переходя на «ты», чтобы смутить парня, снять с него эту маску самоуверенности.

Обращение полковника к нему на «вы» как бы повышает лейтенанта в собственных глазах, добавляет необоснованной самоуверенности. А это вредно и для работы, и для здоровья. А так лейтенант сразу подумает, что он делает что-то не так, полковник из главка недоволен чем-то, может доложить куда-нибудь, и лейтенанта накажут. А может, и звание задержат. Так что такое неожиданное обращение тонизирует молодежь.

– Тимофей, – неуверенно пробормотал оперативник, и на его лице сразу промелькнул весь набор сомнений, о которых только что размышлял Гуров.

– Тимофей, – кивнул Гуров задумчиво. – Есть версии, Тимофей? Тут рабочий, в соседнем лагере рабочий. Прямо поветрие какое-то, повышенная частота гибели рабочих на один квадратный километр детских лагерей в преддверии открытия первой смены.

– Здесь очевиден несчастный случай, товарищ полковник, – сразу сорвался с места в карьер Безруков. – И свидетель Жариков показывает, что причиной могла быть усталость, хроническое недосыпание человека, который работает от темна до темна на нескольких работах. А то, что и здесь, и в соседнем лагере, так как раз одной из причин травматизма и несчастных случаев на производстве всегда являлась спешка, авральные работы.

– Статистика, значит? Хороший аргумент. Другие идеи есть? – спросил Гуров, но потом махнул рукой: – Ладно, пока еще не время делать выводы. Удачи, лейтенант Тимофей Безруков.

Проводив взглядом машину оперативника, Гуров осмотрелся по сторонам и увидел в стороне от дорожек уединенную беседку в зарослях черемухи. Усевшись на лавку и распустив узел галстука, он посмотрел на часы. Так, Орлов еще к заместителю министра не ушел, значит, в кабинете. Он там уже часов с восьми утра.

– Але, Петр Николаевич, удобно говорить? – по привычке поинтересовался Гуров, услышав в трубке голос Орлова.

– Если коротко, то удобно, – быстро ответил Орлов. – Ты что, застрял где-то или уже приехал?

– Можно сказать, что и застрял, но могу в любой момент повернуть оглобли и быть в означенное время у тебя. Но тут есть одно дело, о котором хотелось с тобой поговорить.

– Нашел время, – проворчал Орлов, но тут же замолчал, потом прикрыл трубку рукой. Стало слышно, как он кого-то выпроводил из кабинета. – Ну, что у тебя там стряслось?

Лев Иванович и не сомневался, что Орлов не отмахнется, а выслушает. Все-таки они знают друг друга уже столько лет, что понимают с полуслова. И если Гуров позвонил в такое время и хочет что-то обсудить, то основания у него есть, и очень серьезные. Не стал бы Гуров дергать шефа в такое время пустяками.

– Слушай, Петр, тут странные вещи и странные смерти в двух рядом расположенных детских оздоровительных лагерях. А делом этим занимается зеленый мальчишка, лейтенант из местного отдела полиции. А скоро открытие смены, и сюда приедут иностранные дети.

– Ты в каком лагере и как туда попал? – вдруг холодно осведомился Орлов.

– Так я же вчера тебе… – и тут Гуров вспомнил, что он вчера лишь спросил разрешения задержаться, но не рассказывал, куда и зачем хочет заехать перед работой, чтобы выполнить просьбу жены. – Лагерь «Страна чудес». А по соседству «Росинка». Парень напортачит, потому что ему уже за два часа все стало ясно. Два трупа, Петр, две записки с угрозами. Ты меня знаешь, я панику поднимать не любитель, но надо позвонить в их Управление и попросить прислать толкового опера, чтобы он руководил розыскными мероприятиями. Лучше бы в МУР, но оба лагеря за пределами МКАДа, за чертой города. Тут ГУВД не привлечешь. Два трупа – это не шутка, Петр.

– Вообще-то три, – странным голосом сказал Орлов.

– Что? Я не понял? – насторожился Гуров, оглядываясь по сторонам и проверяя, не слышит ли кто его разговора. – Что три?

– Трупа три, – пояснил Орлов. – Ты просто еще не в курсе, что сегодня утром на своей машине насмерть разбился директор лагеря «Росинка». Так что трупов уже три. Каждый день по трупу.

– Ничего себе, – Гуров хотел было встать, но тут же снова опустился на лавку. – Ты откуда знаешь?

– Из сводки, – хмыкнул Орлов. – Название редкое, услышал, запомнилось.

– А вот это мне уже совсем не нравится, тут никакой статистикой не объяснить.

– Статистикой? Да, брат, тут уже к статистике не обратиться. Ну, в общем, вот что, Лев Иванович. Ты там в курс дела уже, я так чувствую, вошел немного. Бери-ка в свои руки это дело и разберись. Времени действительно мало, и скандал с лагерями никому не нужен. Если что, Крячко будет на связи и подстрахует тебя. Можешь ему звонить, я Станислава предупрежу. И сейчас организую звонок в отдел полиции, чтобы там были готовы. Как зовут этого молодого оперативника, который занимается лагерями?

– Лейтенант Тимофей Безруков.

– Тимофей? – усмехнулся Орлов. – Редкое имя.

– Сейчас уже не редкое. Сейчас обычными именами уже не называют, всем подавай Тимофеев, Родиславов, Прохоров и Светозаров. Ладно, звони в Управление, а я поехал в «Росинку». Здесь, в «Стране чудес», пока мне все понятно. Плясать надо от «Росинки». И еще, Петр, пусть Станислав мне перезвонит как можно скорее. Ему есть задание.

Гуров сел в машину и завел мотор. В голове привычно складывался план предстоящей работы по этому делу. Солнце поднялось уже высоко, и теперь оно не проникало через ажурные кроны деревьев, склонившихся над дорогой. Да и дорога уже не выглядела по-весеннему веселой. Что-то мрачное и недоброе повисло в воздухе. «Эмоции, – упрекнул себя Лев Иванович, – никак не можешь без эмоций. Ну-ка, соберись!»

Глава 2

Лейтенант Безруков выглядел обескураженным и явно не знал, как себя вести с Гуровым, как смотреть на него. Только недавно он разговаривал с полковником как с человеком старшим по званию, но докучающим и лезущим в чужие дела. Ведь это не его работа, Гуров работает в главке уголовного розыска, а главк рутиной не занимается. И тут такой сюрприз – вызов к руководству и приказ поступить в подчинение к полковнику Гурову и продолжать работать по делу о гибели в двух детских лагерях. Тимофей Безруков не знал, как объяснить этот ход начальства и то, зачем самому Гурову или его начальству такое назначение. Личное? Или от Безрукова скрывают истинное положение вещей, истинную причину? А вдруг там подозревают участие кого-то из уголовного мира, кто имеет особый вес, особое влияние, или там есть выход на важные, нашумевшие дела, нераскрытые преступления или на что-то подобное? Безруков ломал голову над этими вопросами и не подозревал, что муки поисков ответов, как в зеркале, отражались на его лице.

Ехать в отдел полиции в рабочий кабинет Безрукова Гуров не хотел. Это и потеря времени, да и афишировать свое участие в районном отделе не хотелось. И в каком-то из лагерей устраивать рабочее совещание на глазах персонала и волонтеров не стоило. Поэтому Гуров остановил машину у придорожного кафе, в котором он еще вчера приметил кофемашину. Здесь, по пути в лагеря, он и назначил встречу Безрукову. Место, конечно, непривычное, но оперативник обязан уметь взаимодействовать с коллегами в любой обстановке и в любых условиях.

– Ну, Тимофей, продолжаем работать, – сказал Гуров, делая вид, что не замечает состояния оперативника. – Теперь мы работаем вдвоем, а значит, дело пойдет в два раза быстрее. Итак, давай совещаться, устроим мозговой штурм.

Безруков обвел взглядом полупустое кафе с чистеньким интерьером и запахом свежей древесины. Наверняка кафе недавно заново отделали деревянными панелями. За стойкой не очень громко играла современная музыка из категории «попса ни о чем». У окна завтракала семья из четырех человек, судя по номерам, питерская и направляющаяся в южном направлении. Муж с женой лет по тридцать и две девчушки с косичками, в нарядных платьях. С другой стороны в углу сидели двое мужчин – шоферы-дальнобойщики. Вполне дорожная обстановка. Игнорируя недовольство лейтенанта, Гуров заказал кофе и стал неторопливо размышлять вслух:

– Итак, самое главное, что нужно понять, пытаясь раскрыть преступление?

– Понять, у кого есть мотив, – сдержанно ответил лейтенант. – Нас учили на юрфаке так: поймешь, кому выгодно, – найдешь преступника.

– Логично, – согласился Гуров, – есть такая методика. И действует безошибочно, но с маленькой оговоркой – если преступление совершено случайно, то мотив понять невозможно. Или спонтанно совершенное преступление, в состоянии аффекта. Ты не огорчайся, Тимофей, что я возражаю. И не думай, что я хочу приуменьшить заслуги и ум твоих педагогов на юрфаке. Я просто пытаюсь дать тебе понять, что шаблонами мыслить нельзя. А еще есть такой закон природы – причина никогда не бывает одна. У того или иного явления или события бывает комплекс причин.

Безруков задумчиво крутил в ладонях чашку с кофе и сосредоточенно молчал. Это Гурову понравилось. Парень не ерепенился, не бросался сразу возражать. Он думал, а это занятие Лев Иванович очень уважал. Теперь надо направить эти размышления на продуктивную стезю, а то ведь размышления могут ограничиться путешествием по замкнутому кругу.

Семья из-за столика у окна стала шумно собираться в путь. Девчушки-дошкольницы бурно что-то обсуждали, и обсуждения у них уже перерастали в спор. Отец быстро навел порядок в семье и вывел всех женщин на улицу. Гуров ждал, выдерживая паузу, Безруков должен сосредоточиться на его мысли. Не надо его торопить. Наконец лейтенант заговорил:

– Хорошо, допустим, товарищ полковник! Максим Смирнов из «Страны чудес» мог стать жертвой несчастного случая. Это раз. Его могли столкнуть в этот чертов котлован, это два. Все? Где тут множественность причин?

– Пожалуйста, – пожал плечами Гуров. – Смирнов совершил самоубийство, находясь в состоянии аффекта, например его бросила девушка, а он очень впечатлительный человек и болезненно переживает утраты. Это три. Четвертый вариант – он бросился спасать кого-то, кто мог упасть в котлован, и свалился туда сам. Пятый – рабочий увидел на дне в котловане что-то ценное или важное и полез туда, никому не сообщив, чтобы не делиться, и погиб. Хватит? Обрати внимание, что в предложенных мною вариантах обязательно не будет свидетелей. За исключением, конечно, случаев, когда он кого-то спасал, но спасенный не захочет себя выдавать, испугается и будет все скрывать от следствия.

– Да, – улыбнулся лейтенант, – я не подумал об этом. А ведь действительно. На первый взгляд ваши варианты кажутся маловероятными. Но они реальные. А одно преступление всегда отличается от другого. Значит, вы допускаете, что и смерть в «Стране чудес» могла быть в результате преступления?

– Скажем так, я не исключаю. Потому что исключать нельзя и мы с тобой обязаны отработать все версии.

– Только я вот не пойму, товарищ полковник, – лейтенант солидно нахмурился. – Вы вот меня упрекаете в том, что я хватаюсь за версии, которые, по-вашему, несостоятельны, и тут же мне говорите, что рассматривать и проверять надо все версии.

– Отвечаю по порядку. – Гуров сдержал улыбку, чтобы она все же не задела самолюбие молодого оперативника. – Раз уж мы будем работать вместе, называй меня Львом Ивановичем, а не обращайся по званию. А упрекаю я тебя, Тимофей, не в том, что ты придумал версию, на мой взгляд, неудачную. Я недоволен тем, что ты на ранней стадии расследования уже выделил главную версию, а остальным не уделяешь должного внимания. Сейчас все версии равны, потому что у нас нет практически никаких доказательств. Да, нож в спине убитого – это, скорее всего, говорит именно об убийстве, и не обязательно умышленном, совершенном группой лиц по предварительному сговору. Эту и другие подобные идеи мы с тобой оставим для судьи или для следователя, который будет формулировать обвинение. Поэтому я с удовольствием выслушаю от тебя все, даже самые невероятные, версии и обдумаю каждую. А иерархию из версий мы будем выстраивать тогда, когда у нас начнутся появляться доказательства, улики и подозрения. А пока надо просто работать и копить информацию, в том числе и в папке по этому делу: объяснение за объяснением, рапорт о проделанной работе за рапортом. И в голове, где одна к другой будем складывать и выстраивать в нужном порядке догадки. Иногда, может быть, придется их менять местами или перекладывать, как карты из одной колоды в другую, колоду другой версии.

– Ну, это понятно, – лейтенант постарался ответить солидно, хотя по глазам было видно, что он несколько растерян.

– Ну и славно, что понятно, – кивнул Гуров и опрокинул в рот остатки кофе из чашки. – Тогда твоя задача на пару последующих дней – изучить окружение обоих погибших рабочих, найти сектора, в которых круг одного пересекается с кругом другого.

– Искать мотивы?

Гуров смотрел на молодого оперативника и думал о том, что можно научить человека почти всему, дать ему в руки все инструменты для оперативно-розыскной работы, но настоящим сыщиком человек может и не стать. Нет, он, конечно, сможет работать с определенной эффективностью, даже руководить отделом уголовного розыска, а возможно, и дорасти до заместителя начальника Управления по оперативной работе. Но дело в том, что начальниками становятся, как правило, не хорошие специалисты, а люди, умеющие создавать видимость работы, стремящиеся все организовывать и демонстрировать свою лояльность к руководству. Не быть лояльным, а именно демонстрировать.

Это, конечно, не огульное обобщение, которое сделал Лев Иванович за долгие годы работы в уголовном розыске. Примеров обратного тоже было немало. Например, старый друг генерал Орлов. Петр Николаевич Орлов был удобен своему начальству. И начальство продвигало его по карьерной лестнице прежде всего именно потому, что он был удобен. Он умел прикрывать тылы и недоработки своего руководства. Более того, им можно было гордиться, его можно ставить в пример и быть уверенным, что Орлов не подведет, что бы ни случилось. Петр Николаевич был тем случаем, когда в нем сосредотачивалось мастерство сыщика с мастерством руководителя. Сколько же раз Орлов уговаривал и Гурова перейти на руководящую должность, начать передавать знания и опыт молодым сотрудникам. Но Лев Иванович не любил отвечать за других и нести ответственность за чьи-то недоработки и тем более чужое разгильдяйство. И теперь Орлов был начальником, а Гуров – опером, каких еще поискать, и это положение его устраивало.

А вот кем был Тимофей Безруков? Ответов на этот вопрос сыщик пока не находил. Сказать, что лейтенант еще никем не был, не сформировался как личность, как профессионал? Нет, Гуров был уверен, что к двадцати с небольшим годам личность уже у каждого вполне сформирована. И человек движется по жизни, руководствуясь принципами, в этой личности заложенными раз и навсегда. Взрослый человек не меняется, он может только приспосабливаться, а вот станет он профессионалом в той или иной профессии, можно понять уже сейчас. Человека можно научить рисовать, преподать ему основы живописи, дать богатую практику, но станет ли он корифеем? Не обязательно. Помимо хороших знаний и набранного опыта, есть еще один фактор, который должен присутствовать. И называется он талант. Кто-то скажет, что вершин профессионализма можно достичь и без таланта, а лишь усердием и колоссальным трудолюбием. Но, простите, величайшее усердие в освоении мастерства, колоссальное трудолюбие – уже сами по себе талант, причем редкостный. А отсюда и успехи в профессии.

Гуров разыскал Милу Фролову, вторую девушку, получившую записку с угрозами, в лагере «Росинка» не скоро. Девушка сидела на лавке за крайним корпусом в полном одиночестве и смотрела в землю перед своими ногами. Сыщик остановился. Мила выглядела старше своих лет, была яркой брюнеткой с роскошными густыми волосами. Да, есть о чем подумать этой девушке, есть чего бояться. Безруков рассказал, что допрашивал Фролову и она призналась, что у нее были отношения с погибшим рабочим Вячеславом Андреевым. И записка с предупреждением, которую она нашла под подушкой в своей комнате в лагере, точно так же, как и Маргарита Логинова в лагере «Страна чудес». Текст, судя по всему, был одинаков в обеих записках, а это означало, что писал их один и тот же человек. Одно маленькое несовпадение все же было. У Маргариты, волонтера из соседнего лагеря, с погибшим рабочим отношений не было. Была игра, со стороны похожая на отношения.

– Здравствуй, Мила, – негромко сказал Гуров, подошел и сел рядом с девушкой на лавку. – Это я хотел с тобой поговорить. Полковник Гуров. Можешь звать меня Лев Иванович.

– Понятно, – бесцветным голосом произнесла девушка, мельком глянув на сыщика. – Опять допрашивать будете?

– Ты знаешь, нет, не допрашивать, – пожал Гуров плечами. – Допрос – это когда под запись, с заполнением протокола или бланка объяснений. Но это все есть, а мне хотелось бы поговорить с тобой, понять, что же произошло на самом деле.

– На самом деле? – вспыхнула Мила и обожгла мужчину негодующим карим взглядом. – На самом деле убили человека. Вот прямо в лагере и убили. И меня запугивают так, что я спать боюсь, даже когда девчонки в комнате рядом спят.

– Они думают, что вы что-то знаете, что у вас были доверительные отношения с Вячеславом, – попытался догадаться Гуров.

– Доверительные? – Девушка посмотрела на Гурова странным взглядом. То ли с интересом, то ли с недоумением. – Как вы завуалировали вопрос. А хотели же узнать, спала я с ним или нет?

– Смелая девочка, – с иронией заметил Гуров. – Вот так запросто бросаться такими понятиями в разговоре с незнакомым мужчиной. Хочешь показаться взрослой? Это неплохо, только старайся казаться взрослой, используя взрослые суждения, а не цинизм. Между прочим, доверительные отношения, дружба, любовь – это всё чувства, это картина внутреннего мира человека. А секс – это всего лишь поступок. Чувствуешь разницу масштабов того и этого? Скажу тебе по секрету, как человек взрослый и проживший долгую жизнь, секс бывает и без любви, интимные отношения, как это ни печально, часто основываются не на глубоких чувствах. Так что меня интересовали ваши отношения, а не поступки, которые вы могли совершать.

– Странный вы человек, Лев Иванович, – девушка с интересом посмотрела на собеседника. – Вы вроде бы и воспитываете, поучаете, но почему-то это не бесит.

– Нет, ну бесить я тоже умею, и еще как! – доверительно заявил Гуров.

– Ну ладно, я поняла вас, – вздохнула Мила. – Ничего у нас такого не было со Славкой. Даже не целовались. Интересно с ним было, лестно, что взрослый такой парень внимание мне уделяет, но… у меня тоже есть свои принципы. А записка была не по адресу, потому что я ничего такого о нем и не знала. Даже не понимаю, за что его можно было убить. Даже намека никакого не было, что он занимался чем-то таким… криминальным.

– Получается, ты согласишься, что, глядя на ваши отношения со Славой со стороны, можно было поверить в их серьезность? И кто-то, кто написал и подбросил тебе эту записку, в это поверил?

– Наверное, – пожала девушка плечами и, повернувшись к сыщику, заверила: – Ну правда, я представления не имею, о чем там речь, по какому поводу мне нельзя рот раскрывать. Можно я уеду домой?

– Мила, поверь, что здесь ты в большей безопасности, – улыбнулся Гуров. – Ты на виду, вокруг люди, и преступники теперь очень рискуют, проявляя себя любым способом. А в городе у них руки развязаны. Это первый фактор. А второй заключается в том, что они тебя предупредили и успокоились на этом. И еще. Ты же понимаешь, что родителей до инфаркта доведешь, если расскажешь, что здесь произошло. А рассказать придется, иначе как ты объяснишь, что уехала из лагеря. Представь свой рассказ! У тебя, восемнадцатилетней девчонки, отношения с мужчиной, которому за тридцать. Его убили, а тебя предупредили, чтобы не болтала. А почему? Потому что они тебя посчитали любовницей этого мужчины, который, кстати, еще и в криминале может быть замешан. Так подумают твои родители. Хороший букет ты им преподнесешь, правда?

– Да уж, – вздохнула Мила. – Инфаркт им обеспечен.

– Ну вот и договорились. Работай, ни о чем не думай, а мы свое дело сделаем. Уверяю тебя, что мы во всем разберемся и всех поймаем.

Разговаривая с Милой Фроловой, Гуров не ждал каких-то открытий и откровений. Он хотел просто убедиться, что Безруков ничего не упустил и все понял правильно, получая показания этой девушки. А еще уяснить для себя, что в обоих случаях девушки не имели никакого отношения к криминальным делам приписываемых им ухажеров. Если, конечно, те и впрямь были замешаны в чем-то незаконном. Это было важно, это нужно было знать наверняка. А вот от разговора с директором лагеря «Страна чудес» сыщик ждал многого. Поскольку с Касаткиным они уже были знакомы: Гуров в первый свой приезд сюда искал Настю Овчинникову по просьбе своей жены, тогда и познакомился с директором. И вот теперь настало время поговорить более обстоятельно.

Директор Артем Михайлович Касаткин катался по территории, как мячик, стараясь везде успеть, все осмотреть. Он сейчас и был похож на мячик даже внешне. Невысокий, какой-то весь округлый, с большой лысиной во все темя, он метался по территории, кого-то ругая, кому-то давая советы, кому-то что-то обещая. Лысина блестела, на спине и под мышками легкой летней рубашки расползались темные пятна проступающего пота. Гуров поймал директора, как и в прошлый раз, почти схватив за руку. Надо отдать должное, Касаткин сыщика сразу узнал. Или Гурову показалось, или правда директор воспринял эту встречу на территории лагеря с каким-то облегчением. Мол, он не виноват, обстоятельства, органы, печальные события. И значит, можно сидеть и говорить и не метаться по лагерю. Уважительная причина!

В кабинете директора тихо жужжал кондиционер, который Касаткин сразу выключил, с сомнением покрутив потной шеей. Продует в один момент. Оглянуться не успеешь. Гуров не стал ждать приглашения, а уселся за длинный приставной стол для совещаний. Касаткин нерешительно потоптался и решил, что восседать перед полковником полиции за своим рабочим столом с видом хозяина кабинета не стоит. Слишком много неприятных событий в его хозяйстве. Так что не до амбиций. И Касаткин уселся напротив Гурова.

– Так я вас слушаю, товарищ полковник.

– Не надо так официально, – поморщился Гуров и откинулся на спинку стула. – Честно говоря, терпеть не могу, когда ко мне обращаются по званию. Вы не мой начальник, не мой подчиненный, да и те меня редко по званию величают… Давайте проще. Меня зовут Лев Иванович, а поговорить я с вами хотел бы, разумеется, о несчастных случаях, которые имели место совсем недавно.

– Несчастных случаях? – Лицо директора стало напряженным. – Но у меня же в лагере только один…

– Один, – согласился Гуров и, чуть понизив голос, добавил: – Но вы правильно отметили, Артем Михайлович, что это у вас в лагере только один случай. А рядом, в соседнем лагере? Тоже рабочий погиб, такой же, как и у вас. Только там еще и… директор!

Гурову приходилось видеть, как от волнения бледнеют люди или как от гнева лицо собеседника наливается кровью. Многое ему приходилось видеть за годы работы в уголовном розыске. Лицо часто выдает своего хозяина, надо просто уметь смотреть на лица, на реакции. Тогда она была весьма красноречивой и очень быстрой. Касаткин побледнел как полотно мгновенно. Сыщик даже забеспокоился, как бы директору лагеря не стало плохо.

– Так вы намекаете на что? – судорожно сглотнув, поинтересовался Касаткин. – Что Тихомиров умер не от сердечного приступа? Мне же сказали, что ему за рулем стало плохо и он разбился на машине, когда ехал утром на работу.

– Да на что же мне намекать-то? – Гуров изобразил крайнее изумление. – Хотя я еще не знакомился с заключением медиков о причинах смерти вашего коллеги из «Росинки». Но знаете, наверное, это профессиональная деформация у меня: не верится мне, что две смерти рабочих и смерть директора, и все в пределах двух детских лагерей, были случайными и простыми совпадениями. Знаете, даже наука статистика – и та бы удивленно выпучила на меня глаза, заяви я, что все это и правда совпадение. А вы как находите, Артем Михайлович?

Касаткин с удивлением слушал всю эту белиберду, которую нес Гуров, а в голове его явно крутились сомнения. И сыщик это отчетливо видел. Видел он и то, что директор боялся. Но вот каковы причины его страха, предстояло выяснить. И тут интуиция подсказала Гурову, что не стоит темнить, что собеседник готов и сам высказаться о своих опасениях и страхах. А интуиция сыщика никогда не подводила, ведь она базируется на богатом опыте работы и знании людей, на наблюдательности. И Гуров решил рискнуть:

– Артем Михайлович, а вы давно знакомы с Тихомировым?

– Ну, как говорится, шапочно я его давно знал. Он все время крутился, мелькал где-то в коридорах администрации района. Я тогда не особенно интересовался, в каких он там ГУПах или МУПах работает. А директором «Росинки» его назначили три года назад. Это должен был быть его четвертый сезон. Тут, конечно, мы с ним часто встречались. И на совещаниях в администрации, и в отделе образования, и так, на хозяйстве, как говорится. То он у меня одолжит две бочки краски, то я у него упаковку шифера. Машины частенько друг у друга просим. Приходится крутиться, когда что-то происходит в разгар сезона или когда вот так «авралим» накануне открытия.

– Я понимаю вас, Артем Михайлович, – с готовностью закивал Гуров. – Тут дело такое, что в лепешку расшибись, а выполни. И вовремя откройся, и не допусти никаких ЧП.

– Вот всяких ЧП начальство в администрации боится больше всего. Тут, знаете, реакция по принципу чугунной сковородки. Свой зад бы прикрыть, а дальше трава не расти. Вот и крутимся мы на местах в таких вот организациях и предприятиях как можем. И рисковать ради дела часто приходится. Так я вам вот что скажу, Лев Иванович, не уверен я, что Тихомиров от сердечного приступа скончался, ох не уверен.

– Вы знаете, что ему угрожали, он ввязался в какое-то криминальное дело?

– Нет, не знаю я такого, но мне и знать не надо. Это же очевидно. Или долг не отдал, или узнал много лишнего, а может, и помешал кому-то.

Гуров бился около часа с директором лагеря, но тот так и не смог объяснить, какие же такие причины могли быть у преступников, чтобы убить директора «Росинки». Скорее всего, это были только фантазии и страхи самого Касаткина. Но он так убежденно говорил о них, что поначалу сыщик и правда поверил. Но даже результаты вскрытия однозначно показали, что причиной потери сознания руководителя «Росинки» был сердечный приступ. В чем был прав Касаткин, так это в том, что работа у них была «на износ».

Безруков приехал после обеда. Выглядел лейтенант уставшим и понурым. Поздоровавшись с Гуровым, он уселся на лавку и замолчал. Порадовать своего шефа ему явно было нечем. Да, подумал Гуров, глядя на молодого оперативника, в молодости так и бывает: небольшая неудача, не срослось, не получилось, как планировалось, и сразу сомнения в своих силах, способностях. В молодости хочется всего и сразу. И только с возрастом понимаешь, что достигается все трудом, работой. Гуров сел на лавку рядом с Безруковым и заговорил, вроде бы и не обращаясь к молодому напарнику, а так, размышляя вслух.

– Мне тут как-то в поезде попалась книженция. Так, детективчик, который кто-то забыл в вагоне. Вроде и неплохой, и не скучный. Правда, читать мне его было неинтересно. Если судить по этой повести, то вся работа уголовного розыска – это перестрелки, погони, схватки с преступниками. И, что любопытно, у каждого опера, а то и целой оперативной группы одно-единственное дело, которому они посвящают все свое рабочее и личное время. А ведь начни писатель рассказывать, как по-настоящему протекают будни оперативника уголовного розыска, то и читать будет не о чем. Да и писать тоже. Ведь если начать описывать, сколько времени у нас уходит на написание плана работы на следующий день, отчета для планерки о выполненной работе, сколько времени мы тратим на написание рапортов, которые надлежит подшить в то или иное розыскное дело, умом тронешься. И, самое главное, это большая роскошь – одно дело у оперативника. Но в реальности такого вообще не бывает. Каждому отписано начальником по пять, шесть, восемь дел. И всеми ими надо заниматься, причем одновременно. У тебя сколько сейчас дел, Тимофей?

– Одиннадцать, – пробурчал лейтенант.

– Вот! – назидательно поднял указательный палец Гуров. – В книгах и фильмах в работе оперативника столько романтики и геройства, а в реальной жизни рутина, рутина и еще раз рутина. Но есть два положительных момента, Тимофей! Первое – ты приносишь пользу людям. И каждое раскрытое преступление, каждый пойманный преступник – это чья-то спасенная жизнь, это реальная помощь кому-то, кто попал в беду.

– А второй положительный момент? – с интересом посмотрел на полковника Безруков.

– А второй положительный момент в том, что никто не видит нашей работы со стороны, и это просто здорово. Никто не видит погонь и перестрелок, мы работаем незаметно. Это в фильмах погоня по городу со стрельбой – признак геройства, а в реальной жизни за это выговора лепят и погоны снимают. Это непростительная халатность и дилетантство, если тебе пришлось гоняться по городу, создавая опасность для окружающих. Это непрофессионально, этим нельзя гордиться.

– Ну да, – кивнул лейтенант, – наверное, вы правы.

– Конечно прав! – уверенно заявил Гуров. – Я не страдаю от ложной скромности. Мне приятно, когда я прав и когда меня за мою правоту хвалят. Любой человек любит, чтобы его хвалили, и нечего тут стесняться. Давай, Тимофей, делись новостями, а я тебя буду хвалить. Ну, что ты там нарыл нового?

– Можно сказать, что без толку все, – с неудовольствием пожал Безруков плечами. Даже не пожал, а нервно дернул, как капризный мальчишка. – Столько перелопатил, и ни одного пересечения.

– То есть круг общения обоих погибших рабочих в обоих лагерях никак не пересекается? – уточнил Гуров.

– Ни по работе, ни в быту, ни по линии жены, потому что оба не женаты. Друзей общих тоже не нашел.

– И ты считаешь, что потерял бездарно время? – удивился Гуров.

– Хотите сказать, что отрицательный результат – это тоже результат?

– Почему отрицательный! – возмутился Гуров. – Ты же доказал одну из версий – что обе смерти никак не связаны одна с другой. Доказал же?

– Ну, получается, что доказал, – не совсем уверенно ответил оперативник.

– Только ты упустил один очень маленький нюанс. Ты его знать не обязан, потому что у тебя очень маленький жизненный опыт. Ты еще этого не знаешь, а я знаю. Рабочие сами по себе на объектах не появляются. Ни один современный руководитель не станет сам нанимать рабочих по одному со стороны. Это делая ремонт дома, так можно поступать. А при таких объемах, которые имеют место при подготовке лагеря к сезону, нанимают прораба или бригадира, а уж он сам решает, сколько и в какое время ему нужно человек на объекте. Ты выяснил, кто нанимал, кто приглашал рабочего Максима Смирнова на объект «Детский лагерь «Страна чудес» и кто приглашал на работу рабочего Вячеслава Андреева в «Детский лагерь «Росинка»?

– А… – Безруков посмотрел на полковника, открыл было рот, но не нашел, что ответить.

– С прорабом я сам поговорю, благо он сегодня возвращается с дальнего объекта сюда. А ты, Тимофей, постарайся по душам поговорить с матерями обоих погибших рабочих. Один, кажется, жил с матерью вместе, а другой отдельно. Но найти их надо, и поговорить с женщинами тоже надо. Как жил, с кем дружил, что беспокоило, чем делился с матерью. Понимаешь?

Да, помощничек, вздохнул Гуров, посмотрев на часы. Парню еще учиться и учиться. Хорошо еще, что он стал воспринимать советы правильно, а в первый день их знакомства Безруков вел себя как непререкаемый авторитет. Ладно, до встречи с прорабом оставалось меньше часа. Надо еще вернуться в «Росинку». Хорошо бы, конечно, вызвать прораба в кабинет и допросить его по всем правилам. Включая и психологические. Ни для кого не секрет, насколько подавляюще действуют стены здания полиции на большинство людей. Особенно на тех, у кого совесть нечиста. Но в данном случае нужен разговор по душам, доверительная беседа. Нужно, чтобы человек многое вспомнил, о многом поразмышлял.

Лев Иванович часто пытался представить себе внешность человека, с которым он лично не был знаком, но только что поговорил по телефону. Голос, интонации, какие-то дефекты речи, манера общения, ну и словарный запас, соответственно все это создавало в голове некий образ. И очень интересно потом при встрече проверить, насколько удалось «угадать человека». Разумеется, это не было праздным развлечением для сыщика. Подобный опыт очень часто имел и практическую ценность – узнать человека среди других, при условии, что ты слышал лишь его голос, часть какого-то разговора.

Прораб Алексей Толвинский был, судя по голосу, человеком деловым, с железной хваткой, резкими суждениями. Он терпеть не мог пререканий, любил беспрекословное подчинение и требовал его не только на строительной площадке, но, судя по всему, и в повседневной жизни. Такие черты характера, которые бросились Гурову в глаза во время телефонного разговора, вряд ли действуют только на работе. Скорее всего, это чувствуют на себе и близкие люди, родственники, семья. Но была в характере Толвинского и определенная гибкость. Уметь «нагибать» своих рабочих – черта полезная, но прорабу общаться приходится и с заказчиками, и с поставщиками материалов, у которых он мог получать скидки. Общаться ему приходилось и с другими прорабами и строительными начальниками по самым разным вопросам. И часто свой гонор приходилось убавлять.

С полковником Гуровым Толвинский разговаривал на всякий случай вежливо, стараясь не употреблять ненормативную лексику, что, по-видимому, удавалось ему с определенным трудом. Но и настороженность чувствовалась в разговоре – все-таки с прораба никто не снимал ответственности за несчастный случай на строительной площадке. И когда Гуров увидел прораба на территории лагеря, приехав на встречу с ним, то с удовлетворением отметил, что чисто внешне он Толвинского примерно таким и представлял.

Высокий мужчина в возрасте около сорока лет был худощав, порывист в движениях. Его длинные руки с широкими лопатообразными ладонями постоянно жестикулировали. Самыми приметными чертами его внешности были большой орлиный нос и выпирающий кадык. Прораб шел по лагерю и отдавал приказы рабочим, что-то осматривал, за что-то отчитывал. Увидев Гурова в костюме и при галстуке, Толвинский сразу понял, что именно этот человек ему звонил и с ним они договаривались встретиться на территории «Страны чудес» для беседы.

Поздоровавшись и обменявшись крепким мужским рукопожатием, мужчины уселись в детской беседке, в тени и в стороне от посторонних глаз. И все же Толвинский нервничал. Это Гуров заметил сразу. Все в облике прораба выдавало его беспокойство по поводу ситуации, из-за возможности личной ответственности за гибель рабочего. С этого сыщик решил и начать разговор. Чем более нервное состояние собеседника, тем легче его смутить, тем легче поймать его на эмоциях. Каждый опытный оперативник сам себе «детектор лжи». Он без датчиков и приборов видит и отмечает тончайшие реакции собеседника на тот или иной вопрос, на ту или иную информацию. Тем более на вопрос, заданный умело, и на информацию, вброшенную аккуратно и в нужный момент.

– Что, трудно выпутываться? – поинтересовался Гуров.

– Трудновато, – согласился прораб. – Формально я и не виновен в гибели Смирнова. Да и вообще, я стараюсь на таких объектах соблюдать все правила: у меня и договор с каждым рабочим, и его подпись на правилах техники безопасности при производстве работ по его профилю. И котлован этот чертов был огорожен! Но огорожен так, чтобы случайно человек не свалился, а подойти, обогнув ограждение, к краю было можно. Никто и не говорит, что я должен был опутать его колючей проволокой и возвести бетонный забор. Вроде бы все правила соблюдены, но есть такая формулировка, которую не обойти и не переплюнуть. Называется она «принять все меры по недопущению несчастных случаев на объекте». А если он случился, то ты все равно виноват, хотя и не виноват. Значит, где-то не сделал все возможное. И никто пальцем не ткнет в какой-то пункт, не укажет конкретно, чего же я не сделал такого. Каждый за свою задницу, простите, больше боится.

– Чувствую, накипело, – усмехнулся Гуров.

– Накипело! – признался прораб. – А тут еще этот случай в «Росинке»!

– За что могли Андреева в «Росинке» убить? Мы проверили всех рабочих: ни одного судимого, ни на одного и тень подозрения не падает. Вы людей вроде бы хорошо подбирали, абы с кем договора не подписываете. Но человека же убили. Да еще прямо на строительной площадке! Есть у вас соображения на этот счет?

– Ох, сколько мне уже задавали такие вопросы, по пальцам не пересчитать, – со вздохом помотал головой Толвинский.

– Догадываюсь. Мне просто интересно: не появились ли у вас за это время какие-то догадки, подозрения?

– Нет, на этих объектах у меня никаких скандалов и разборок не было между рабочими, да и ко мне у них претензий никаких. Не секрет, что бюджетные деньги получить просто так и в срок не всегда легко. У них часто задержки бывают из-за того, что вовремя кто-то не подписал акт выполненных работ, начальник уехал и не заверил платежку. Обычное дело, а не нравится – не подряжайся на бюджетные заказы. Но я никогда рабочим из-за этого зарплату не задерживаю, у меня всегда есть резерв. Вот и ломаю голову, из-за чего могло это произойти. Может, причина не у меня на площадке, а в личной жизни: И убил не наш рабочий, а тот, кто пришел с улицы и потом сбежал после убийства, а?

– А вы давно знаете Смирнова, Андреева? – вместо ответа задал новый вопрос Гуров.

– Ну, год, может, чуток побольше, – подумав, ответил прораб и пожал плечами. – Как познакомился, я уж не помню. А так, телефоны их у меня есть. Как объект подворачивается, я обзваниваю, зову тех, кто нужен. А где они в другое время работают, я и не знаю.

– А друг с другом они были знакомы?

– Вот все так спрашивают, – горько усмехнулся Толвинский. – Кто б ни допрашивал, обязательно об этом скажут. Откуда же я знаю! Вместе они у меня вроде не работали на одном объекте. Я, конечно, у мужиков потом интересовался, никто толком и не знает, знакомы они или нет. У меня в телефоне этих работяг человек пятьдесят, наверное. И тех, кто давно у меня не работал, я не удаляю. Мало ли когда могут пригодиться. Не знаю, кто из них живой, а кто нет. А мне, кажись, после этого случая дверка в бюджетные хлеба закрылась.

«Итак, что мы имеем, – размышлял Гуров, заходя в лес недалеко от лагеря «Росинка». – Убить мог чужой. Если никто из своих не имел мотива, то мотив мог иметь тот, кого я не знаю. Но чужих в лагере не замечали. Значит, он мог появиться, сделать свое дело и исчезнуть. Забор из рабицы, забранный в раму из стального уголка, – защита, как говорится, от честных людей. Значит, чужой мог наблюдать за лагерем, а в подходящий момент перебраться через ограждение, убить и снова вылезти наружу. Он торопился так сильно, что даже нож в теле жертвы оставил».

Гуров остановился в лесу напротив того места, где на территории был убит Вячеслав Андреев. Вот отсюда было видно, где Андреев на верстаке резал ламинат и уходил в корпус укладывать его на пол. Работал он один, и это понятно. Подсобнику платить надо, а если сноровка есть, то в скорости ты не теряешь, но получаешь за весь объем работы сам. И вот здесь, возле верстака, рабочего Андреева нашли лежащим на земле с самодельным ножом в спине. Удар был нанесен сзади точно в сердце. Ну что же, вывод ясен – быстро и умело. И никакой ссоры, лишь подготовка и совершение убийства. «А не рано ли я делаю выводы», – остановил себя Гуров и стал осматриваться.

Май месяц. Трава зеленеет и заполняет все вокруг, как будто радуясь, что земля прогрелась, освободилась от снега и лишней влаги. Она еще низкая, но уже густая. И кустарник распустил листочки. Пока еще не стоит стеной, но уже сплошь зеленый. А вот листва деревьев вполне «взрослая», и крона скроет человека, если он будет прятаться за деревом. Нет, дальше к лесу от забора отходить не стоит. Тот, кто следил за рабочим, должен стоять близко, чтобы успеть добежать, перелезть. «Я не фантазирую? Может, я спешу с выводами», – в очередной раз подумал Гуров, и тут он увидел то, что искал.

Окурков было три, и сыщик сразу присел на корточки возле своей находки. Так и есть! Трава расправилась, но не полностью. Человек топтался здесь довольно долго. И местами на рыхлой земле даже отпечаталась подошва кроссовок. След затоптан, но ясно, что это кроссовки. Два окурка человек затушил, вдавливая подошвой в землю. Докурены до конца, до самого фильтра. Дешевые сигареты. А вот третий окурок он раздавил торопливо и не до конца. И докурен он только до половины. Значит, настал подходящий момент и человек прекратил курить. Учитывая, что курить вблизи от лагеря и своей жертвы было опасно, можно предположить, что курил убийца редко. Ну, может, одна сигарета, выкуренная с интервалом в час или полчаса. Гуров достал из кармана платок, подхватил через ткань большой окурок и поднес к носу. Запах табака еще ощущался. И дождя не было. Да, окурок совсем недавний.

А теперь дорожка следов. Увы, до самой сетки забора ничего примечательного Гуров не нашел. Даже если, перелезая через сетку, этот человек и опирался ногой, то земля уже высохла и осыпалась. Так, а вот теперь бы поискать такое же местечко возле «Страны чудес». И именно в том месте за забором, откуда хорошо виден задний двор кухни и котлован под емкость для солярки. А если он там тоже найдет подобное место с, можно сказать, уликами? Эта мысль настолько поразила сыщика, что он поспешил к машине. «Нужно торопиться, – думал Лев Иванович, – я достаточно уже намелькался здесь, как и Безруков до меня. Если кто-то наблюдает за ситуацией внутри того или другого лагеря, то может насторожиться. Вспугнем преступника, так и не поняв, что он преступник. Надо торопиться, нужно делать выводы, нужна здравая схема, а у меня ее еще и в помине нет».

Оставив машину недалеко от ворот, Гуров поспешил в лес, обходя забор лагеря. Здесь расстояние другое, если двигаться от ворот. Но кто сказал, что преступник, если он сначала наблюдал за своей жертвой, двигался тоже от ворот. Он мог прийти откуда угодно. Гуров спешил и пару раз наступил на мокрую землю, испачкав ботинки. Ничего, это не самое большое из зол. Наконец сыщик добрался до того места в лесу, откуда хорошо была видна задняя стена кухонного корпуса и яма под емкость, куда свалился рабочий.

Да, обследовать придется обширный участок, потому что в этом месте ограждение выгибается дугой и точек для наблюдения вымышленного преступника может оказаться очень много. И все же Гурову удалось отказаться от нескольких участков. Слишком открытая местность, невозможность скрытно уйти с точки наблюдения или просматриваемость этого места с других сторон. Нет, наблюдатель должен быть уверен, что его не видно ни с одной стороны, он должен быть прикрыт деревьями максимально. А значит, таких мест всего три. Гуров обошел их дважды, он обошел даже больше, чем ему показалось важным. И все же ни намека, ни окурка, ни хоть какого-то следа обуви. Что это означало? Собственно, ничего особенного и не означало. Преступник, если он и существовал в природе, мог не успеть выкурить ни одной сигареты. Увидел Смирнова возле ямы, понял, что никого нет рядом и рабочий не виден со стороны кухни. Перебрался через забор, подошел и столкнул его вниз. Всё! Причем это если основываться на гипотезе, что преступник был. А ведь его могло и не быть, это действительно могло быть несчастным случаем. Могло. Но сколько совпадений, нереально много совпадений.

Зря спешил, подумал Гуров. Надо вернуться и хотя бы окурки собрать. Ничего они не дадут, но собрать надо. И след обуви сфотографировать на телефон. Ни одного приметного дефекта на подошве, но сделать снимок все равно надо. Гуров шел вдоль забора «Росинки» к тому самому месту, где недавно он нашел окурки и место, где топтался и курил неизвестный. Все было как-то неправильно и нелогично. Недовольный собой, сыщик шагал по лесу вдоль забора лагеря и пытался снова выстроить в голове непротиворечивую схему.

И тут он совершил непростительную ошибку. Пытаясь разложить в голове по полочкам всю информацию и начать делать выводы, Гуров упустил из вида, что преступники тоже беспокоятся о следах, которые могут привести к ним. Это не бытовая ссора. Тот, кто убил Андреева, действовал не по своей инициативе, за ним стоял заказчик, и этот заказчик узнал, что исполнитель выжидал за деревьями, курил и бросал на землю окурки. И теперь ему было приказано следы убрать.