Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Грешник. Злодей. Беспощадный. Эти прозвища нравятся принцу Зависти. Они напоминают ему о том, кем он не является: святым. И когда приходит загадочная записка, сигнализирующая о начале смертельной игры, он знает, что к финалу его будут называть гораздо хуже, чем сейчас. Загадки, заколдованные предметы, анонимные игроки — ничто не встанет у него на пути. Имея на кону могущественный артефакт и собственное будущее, Зависть полон решимости победить... Но ни один из тщательно продуманных планов не подготовил его к встрече с ней — дерзкой художницей, которая разжигает в нем греховную страсть, как никто другой…
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 718
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Kerry Maniscalco
THRONE OF THE FALLEN
Copyright © 2023 by Kerriy Maniscalco
© Киштаева М.Д., перевод, 2024
© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2024
Тем, кто не может устоять перед злодеями и до неприличия страшными сказками, – эта книга для вас.
В небольшом городке под названием Уэйверли-Грин, немного, хоть и не слишком-то напоминающем Лондон эпохи Регентства, нескольким смертным довелось столкнуться со странными и необъяснимыми явлениями. Некоторые из них, и сами не без греха, вроде мисс Камиллы Антониус, слышали шепотки о темном подземном царстве, исполненном пороков, где семеро принцев-демонов правят семью тлетворными дворами, погрязшими в скверне. В Уэйверли-Грин не принято высмеивать колдовство, равно как и обсуждать его в открытую. По крайней мере, пока не окажешься на запретном черном рынке: говорят, здесь даже похищенные произведения искусства и артефакты пронизаны мистическими силами, а торговцы на самом деле вовсе не люди…
Без ведома Камиллы и остальных жителей Уэйверли-Грин недавно некое проклятие вторглось в это злокозненное царство и высвободило одного из порочно притягательных принцев.
Вопреки любой сказке принц, который уже спешит за Камиллой, вовсе не прекрасен. Как и все сказочные злодеи, этот темный принц в конце концов завладеет ее сердцем, если Камилла не будет осторожна.
Разве что ей удастся совершить невозможное и похитить его нечестивое сердце первой…
Дом Зависти
Несколько десятилетий назад
– Проклятый ублюдок фейри!
Принц Зависть уставился на изумрудное перо, выпавшее из развернутого свитка пергамента. От этой насмешки его сердце забилось быстрее. Внезапно он ощутил жар между лопаток: ему чуть ли не до боли захотелось выпустить крылья.
Этот придурок знал наверняка, куда ударить Зависть побольнее.
Выгравированное на пере заклинание призывно засветилось.
Будь готов.
Л.
Вздохнув, чтобы успокоиться, он поднял глаза и всмотрелся в свое отражение в позолоченном зеркале на другом конце комнаты. Он изучал себя глазами ценителя искусства. В том числе – изящного искусства обмана.
Выражение его лица казалось спокойным, даже скучающим – само воплощение королевской праздности. Темные волосы были идеально уложены, а холодные высокомерные черты лица подчеркивала та самая затейливая, едва заметная ухмылка, благодаря которой он одержал столько легких любовных побед.
Это была всего лишь очередная красивая ложь.
Ярость бушевала внутри него настолько неистово, что его брат Гнев, король демонов, наверняка почувствовал волнение, исходящее от этого круга Ада. Рано или поздно он заявится сюда разнюхивать, в чем дело.
С годами Зависть научился притворяться ради того, чтобы сохранить свой двор.
Он знал, что́ видят другие, когда смотрят на него: созданную им маску красивого безрассудного принца, которому нравятся игры и загадки. Он понимал, что безупречная внешность и очаровательные ямочки, которые изредка появлялись на его щеках, были всего лишь оружием в его арсенале. А может, хитроумным способом скрывать за точеным профилем опасного демона, безжалостного принца, давным-давно растерявшего всякое понятие о морали, когда дело доходило до средств достижения того, чего он хотел.
Зависть поднял перо, коснувшись оперения большим пальцем едва ли не с почтением. Вдруг это чувство уступило место другому, куда более мрачному.
Это перо было напоминанием о временах, когда его границы были скорее размытыми, чем жесткими. А сама записка предупреждала о том, что новая игра уже началась.
«Будь готов». Это был вызов, ни больше ни меньше, и на этот раз Зависть собирался одержать победу. Он ждал начала игры уже более полувека, наблюдая, как с каждым годом его двор все больше приходит в упадок. Допустив одну-единственную ошибку в том, что был слишком мягким, Зависть предал проклятию их всех.
Это и была тайна, которую невозможно было долго скрывать от братьев, особенно если бы все так и продолжалось.
Если присмотреться, все признаки были налицо. Зависть замечал это по тому, как затуманивались лица его придворных, и по постоянным мимолетным заминкам во время беседы. Они словно не могли вспомнить, где находились и с кем разговаривали.
Пока что эти помрачения длились лишь мгновение, но дальше будет только хуже. Время покажет.
А еще Зависть знал, что этот ублюдок фейри затянет игру, откладывая ее начало как можно дальше, просто чтобы ослабить его насколько возможно. Как и все братья, он черпал силу в том, что внушал свой грех окружающим. Однако двор на краю гибели ни у кого не вызывал зависти.
Крах его двора повергнет в хаос все королевство и прорвет брешь для других, таких, как этот коварный мастер игры, и они попытаются проникнуть внутрь.
Если бы братья Зависти знали, насколько плачевным было его положение… Ну он уж постарается, чтобы они ничего не проведали. Пусть думают, что он ведет очередную легкомысленную игру и движет им лишь стремление к победе ради того, чтобы разжечь в них свой грех – зависть.
После всех его осторожных маневров ничего другого они и не ожидали.
Зависть в последний раз посмотрел на свое отражение в зеркале. Он убедился, что на его любимой маске нет ни трещинки, ни намека на истинные чувства. Затем он спрятал перо в жилетку и скомкал записку в кулаке.
Когда придет пора, Зависть сыграет в эту игру. Он вернет то, что ему принадлежало, восстановит свой двор и больше ни за что не подвергнет опасности свой круг тем, что снова увлечется кем-либо из смертных.
Зависть бросил пергамент в камин и наблюдал за тем, как пламя уничтожает письмо этого проклятого осла. Он дал себе слово: когда-нибудь он увидит, как мастер игры точно так же превращается в пепел.
Внутри себя Зависть прогорел, совсем как огонь в его кабинете.
Несколько десятилетий спустя
– Эй! Дорогая, хочешь прокатиться на знаменитом одноглазом монстре, нарисованном на моем потолке?
Лорд Нилар Рейнс поднялся к трону по помосту. Он насмехался над картиной в опочивальне принца Зависти, о которой ходили легенды. И вдруг смутно осознал: с ним было что-то не так. И дело было даже не в очевидном предательстве, которое он совершал.
Впрочем, его собственные неподобающие выходки Рейнса совершенно не заботили.
– Кто хочет выяснить, действительно ли жизнь подражает искусству?
Рейнс указал на пышногрудую брюнетку, которая стояла ближе всех к нему. Хоть убей, он не мог вспомнить ее имени, что тоже показалось ему весьма странным. Где-то глубоко внутри он понимал, что знал ее целую вечность. И никогда раньше не смотрел на нее сладострастно, как какой-нибудь недалекий мерзавец из Дома Похоти – одного из противоборствующих дворов.
Однако и эта странность мгновенно забылась.
– Эй, ты! – зычно крикнул он.
Высоко вскидывая ноги, он скакал перед сверкающим троном, как настоящий шут. Казалось, его конечности двигались сами по себе.
– Садись ко мне на колени, ненаглядная! У меня есть для тебя королевский подарок.
Рейнс потряс своим вялым членом, отчего придворные дамы захихикали.
– Если Его Высочество увидит тебя там, тебе несдобровать! – воззвал к нему лорд… как его там?
Рейнс помотал головой, чтобы она хоть немного прояснилась. Должно быть, он выпил куда больше вина из демон-ягоды, чем мог припомнить. Даже в молодости он ни разу не напивался до такой степени, чтобы забыть имена друзей.
Это же его друзья, так ведь?
Он окинул взглядом едва узнаваемые лица собравшихся лордов и леди – пьяное сборище из двенадцати человек. Тринадцати, считая его самого. Кроме Рейнса, облаченного в красное, все были в темно-зеленых одеяниях. Казалось, и цвета, и числа имели какое-то особое значение с оттенком дурного предзнаменования… И тут он заметил, что время близится к двенадцати.
Полночь.
Перед глазами промелькнули события этого вечера. Он был почти уверен, что не надевал красный наряд – ведь это не цвет Дома Зависти.
Пульс его участился, когда сквозь туман пробились слова:
– Элла и алмазик.
Что за ерунда… Ему было никак не вспомнить, слышал ли он это раньше. Вероятно, да.
В голове все смешалось и перепуталось. Не считая того, что…
При дворе творилось что-то странное. На это указывали шепчущие голоса и тени, которые мгновенно забывались… Однако чего-то не хватало. Чего-то жизненно важного.
Беспокойство Рейнса обо всем этом исчезло так же внезапно, как и появилось. Он был вынужден продолжать кривляться, как марионетка на ниточках, которой управляла некая невидимая сила.
– Иди сюда, маленькая шалунья! – Рейнс задвигал бедрами, притворяясь, что хочет наклонить хихикающую брюнетку. – Забудь об опочивальне! Пусть все полюбуются, как ты отсосешь мне прямо здесь, и обзавидуются!
– Как же ей сосать то, чего не отыскать? – выкрикнул кто-то.
Рейнс прищурился, не понимая, была ли туманная дымка реальной или всего лишь ему привиделась. Высокий блондин с острой, как бритва, улыбкой прошел сквозь толпу.
Не сразу, но все же Рейнс узнал его. Алексей. Правая рука принца.
Раз уж этот вампир здесь, то Его Высочество, скорее всего, тоже где-то неподалеку…
Внутри у Рейнса все затрепетало, но тут его внимание переключилось на внезапный звон колоколов часовой башни. Близился колдовской час.
Вокруг зашелестел шепот сотен голосов. Каждое движение секундной стрелки приближало наступление заветного мига.
Это что, воспоминания? Они наконец-то проясняются?
С чего вдруг ему в голову пришла такая нелепица? Рейнс изо всех сил пытался сообразить, когда пил из этого кубка в последний раз. Возможно, это положило бы всему конец. Чем бы это ни было!
Рейнс заткнул уши и зажмурился, вслушиваясь в нарастающую какофонию. Голоса слились воедино, и та же самая странная фраза вырвалась наружу, громко и ясно.
Элла и алмазик. Элла и алмазик. Элла и алмазик. Элла и алмазик…
– Заткнись! – крикнул он и услышал в ответ еще несколько смешков.
Рейнс прищурился. Черт возьми! Он был в стельку пьян. Никто ничего не говорил.
Шатаясь, он подошел к трону. Он был готов попытать удачу и рискнуть разозлить принца хотя бы ради того, чтобы зал перестал вращаться. Ему нужна была лишь минута тишины, чтобы перевести дух и подумать. Вот бы только вспомнить…
Как только он сел, все вокруг замерло. Лорды и леди рухнули на клетчатый пол, словно сбитые с поля шахматные фигуры.
Какая-то игра… Вот в чем дело. Принц наверняка был в курсе. Должно быть, Алексей его искал.
Рейнс напрягся, разыскивая глазами вампира, но его нигде не было видно.
– Что за…
Колокольный звон прервался. Наконец наступила полночь.
Вдруг вокруг трона взвились клубы темного дыма. Рейнс был вынужден зажать нос рукавом; глаза жгло. Озираясь в поисках источника дыма, он увидел свое отражение в зеркале на другом конце зала. От ужаса у него отвисла челюсть.
Половина трона осталась нетронутой. Другая половина – та, где сидел Рейнс, скованный магией, – была охвачена огнем.
Горел он сам.
Каким бы густым ни был туман у него в голове, он рассеялся. Реальность внезапно и больно ударила Рейнса. Он закричал. Вполне осязаемые языки пламени облизывали его, как любовница-садистка, и плавили его плоть.
Ему хотелось позвать на помощь, вырваться из смертоносного пламени. Однако почему-то он не мог выкрикнуть ничего, кроме «ЭЛЛА И АЛМАЗИК!».
Рейнс медленно погружался в благословенный мрак забытья, но мог поклясться, что принц наконец вышел из тени. Его изумрудные глаза сверкали.
У Рейнса внутри загорелась крошечная искра надежды. Принц был сильнее. Он устоял бы перед этим безумием, прежде чем всех их настигнет проклятье. Он должен!
– Элла и алмазик, – захныкал Рейнс.
Элла и алмазик. Элла и алмазик. Элла… и… алмазик…
Принц стоял над ним и просто смотрел. Он словно запечатлевал эту сцену в памяти.
За пару мгновений до смерти Рейнс наконец собрал оставшиеся силы.
– Что… это… значит?
– Это значит, что игра началась.
Гнев промелькнул на лице принца, и он вышел из зала.
Вскоре Рейнс остался один. А может, и нет…
Он закрыл глаза. Разум его угасал.
Может быть, принц Зависть и вовсе здесь не появлялся. А может, и сам Рейнс не горел на Проклятом троне…
1. Не использовать магическое воздействие на тех, кто не участвует в игре, но напрямую связан с вашими подсказками.
2. Каждому игроку предоставляется три попытки, чтобы перейти к следующей подсказке. Неудача после третьей означает дисквалификацию.
3. За дисквалификацией следует наказание, которое назначает мастер игры. Смерть может стать наказанием, хотя ею виды наказания не ограничиваются.
4. Для каждого победителя предусмотрен определенный приз. Каждый ставит на кон нечто особенное.
5. Участники отбираются лично мастером игры.
Соглашаясь на участие в Игре, тем самым вы обязуетесь подчиняться ее ходу до тех пор, пока не будет выбран победитель.
Капните кровью на обозначенное место, чтобы активировать связующее заклинание.
После его активации Игра будет отслеживать ваше продвижение, уведомляя о нем непосредственно Короля Хаоса.
Удачи.
Мисс Камилла Антониус с трудом переносила глупцов, даже приятных на вид. А лорд Филип Аттикус Вексли (золотистые волосы, загорелая кожа и плутовская ухмылка) был одним из ярких представителей обеих категорий. К тому же он и впрямь полагал, что она создаст для него очередную подделку.
Именно за этим он и явился. Камилла поняла это сразу, как только он вошел в картинную галерею, залитую лучами закатного солнца. Он был в начищенных сапогах для верховой езды, бордовом фраке и облегающих песочных бриджах.
Время близилось к закрытию. Загадочный блеск в глазах Вексли не предвещал ничего хорошего. Они не были ни друзьями, ни доверенными лицами, ни тем более любовниками. Да что уж там – если бы случилось так, что Камилле никогда больше не пришлось бы его видеть, она закатила бы вечеринку, достойную королевских особ, чтобы отпраздновать такую удачу.
– Работаете над чем-нибудь необычайным, мисс Антониус?
– Над обычным пейзажем, лорд Вексли.
Это было неправдой, но Вексли было ни к чему это знать. Камилла считала творчество глубоко личным делом. Оно основывалось на предостережениях матери Камиллы, рассказах отца и ее собственном одиночестве, благодаря которому она видела мир таким, какой он есть, без прикрас.
В живописи она нередко обнажала душу. Ту ее часть, которую не решалась раскрыть кому попало.
К счастью, мольберт стоял задней стороной к двери. Вексли пришлось бы пройти через комнату, чтобы рассмотреть ее работу. А он редко прилагал столь большие усилия к чему-либо, кроме собственной скандальной репутации.
Камилла отодвинула табурет от мольберта и быстро отошла от картины к старинному дубовому бюро. Оно служило кассой, а заодно и прекрасной перегородкой для того, чтобы держать на расстоянии назойливого лорда.
– Я могу вам чем-нибудь помочь или этим вечером вы просто полюбуетесь картинами?
Лорд засмотрелся на ее рубашку, забрызганную краской. Камилла не успела снять ее до того, как он явился. Едва заметное движение губ выдавало, как он хотел бы, чтобы она это сделала.
– Не стройте из себя скромницу, дорогая. Вам известно, зачем я пришел.
– Как мы уже обсуждали ранее, милорд, долг выплачен. Кроме того, я добыла для вас камень памяти. Все, что вам осталось сделать, – скормить ему то самое воспоминание.
По крайней мере, так сказал Камилле торговец на черном рынке, у которого она купила волшебный, по его утверждениям, артефакт. Сама она не ощутила никаких магических вибраций. Хотя, учитывая все обстоятельства, в этом не было ничего удивительного. И все же Вексли отказался принять от нее вещицу.
Он озадаченно взглянул на Камиллу, словно ее отказ в том, чего он хотел, был прямым оскорблением. Казалось, он даже забыл про сам волшебный камень, способный стереть из его памяти любое воспоминание, какое бы он ни выбрал.
Лорд Вексли не был денди в полном смысле этого слова, но деньги он определенно тратил в похожем стиле. Первенец виконта, он позволял себе только самое лучшее на протяжении всех своих тридцати распутных лет.
Четыре года назад, после весьма скандального инцидента в театре, в который была вовлечена даже не одна, а две актрисы, с публичной демонстрацией пьяных ласк во время того, что с той поры стали называть «позорным антрактом», отец лишил его наследства в пользу младшего брата. Этот случай, бесспорно, должен был шокировать весь высший свет Уэйверли-Грин.
Однако, к огромному удивлению родных лорда Вексли, скабрезные выходки ни в коей мере его не опозорили. Скорее наоборот: среди местных он стал считаться кем-то вроде легендарного пройдохи.
В обществе превыше всего ценились нравственные добродетели, особенно у женщин. Однако они никогда не казались настолько же соблазнительными, как пороки. О добродетелях было совсем не так увлекательно сплетничать за чаем. Каким бы чопорным и порядочным ни считалось высшее общество, все приходили в восторг от хорошего скандала, и чем непристойнее, тем лучше. В Уэйверли-Грин ничто так не любили, чем наблюдать, как кто-то падает с небес прямо в грязь.
С тех пор репортеры сатирических листков обычно следовали за Вексли по пятам. Они были одержимы идеей раньше других сообщить о следующем скандале с его участием. Всем было известно, что лорда лишили наследства. Поэтому источник его доходов стал непостижимой тайной, и раскрыть ее хотелось большинству жителей города.
Вексли лишь отшучивался, то объявляя себя опытным игроком, то упоминая о продуманных вложениях капитала. Однако все продолжали нашептывать друг другу куда менее лестные истории о его растущем состоянии.
Одни были убеждены, что он заключил сделку с дьяволом, другие шушукались о том, будто он ударил по рукам с фейри. Одна лишь Камилла знала правду.
Из-за того, что она называла Величайшей ошибкой, это она невольно стала финансировать его сумасбродный образ жизни, а заодно подвергла себя опасности попасть на передовицы газет.
В последний раз, когда Камилла написала для лорда Вексли подделку, ее обман чуть не раскрылся. Ситуацию спасло лишь то, что тот коллекционер перебрал кларета, а затем тут же облегчился на бесценную скульптуру на глазах у лордов, дам и даже герцога, тем самым учинив настоящий переполох, поскольку герцогиня упала в обморок прямо посреди зловонного кавардака. Иначе репутация Камиллы была бы погублена безвозвратно.
Скандал такого масштаба лишил бы ее статуса самого востребованного торговца произведениями искусства в Уэйверли-Грин, завоеванного с невероятным трудом. Эгоистичный подлец, который стоял перед ней в свежевыглаженном костюме с дьявольски очаровательной улыбкой на лице, знал это, и ему явно было наплевать.
– Честно говоря, Камилла, дорогая…
– Мисс Антониус, – надменно поправила она.
Натянутая улыбка Камиллы промелькнула быстрее взмаха кисти.
Вексли, или Векс-Фекс-Пекс, как она называла его про себя, шантажировал ее из-за роковой ошибки, которую она совершила давным-давно. Они заключили сделку, что он должен будет вложить воспоминание об этой тайне в редкий волшебный камень в обмен на три подделки, которые Камилла напишет и продаст для него.
Вот только недостаток сделок с негодяями и подлецами заключается в том, что у них нет ни капли чести. На очереди была уже шестая подделка, и Камилле было необходимо поставить точку.
Как бы талантлива она ни была, если хоть кто-то узнает, что́ она натворила, ей будут грозить арест и виселица и, кроме того, она больше не продаст в Уэйверли-Грин ни одной картины. Как и в любом другом близлежащем городе или деревушке королевства Айронвуд, раз уж на то пошло. Не то чтобы она часто выезжала из Уэйверли-Грин.
Королевство Айронвуд представляло собой небольшое островное государство. Его можно было проехать в карете из одного конца в другой за несколько дней. Однако все, что было знакомо Камилле, находилось в этом городе и в поместье в двух часах езды к северу от него. Если бы ей пришлось покинуть Уэйверли-Грин, всем ее надеждам и мечтам о процветающей галерее, открытой в память об отце, пришел бы конец.
Мужчины вроде Вексли лишь расцветали благодаря скандалам, а сатирические листки лишь прибавляли им известности. Однако женщины, особенно в ее положении, были лишены такой роскоши. Камилла и так ходила по краю. Как куратор выставок она прибегала к довольно эпатажным приемам, однако сама никогда не стремилась оказаться в центре внимания.
Благодаря самой известной картине отца Камилла усвоила важный урок. Она давно поняла, что в высшем обществе ценятся легкий намек на драматизм и зрелищные спектакли. Это подтверждала растущая популярность сатирических листков и карикатур.
К счастью, на тот момент в обществе не утихали разговоры о ее неповторимых выставках. В шаге от того чтобы совершить гнусный акт насилия над лордом Вексли, Камилла была готова почти на все, чтобы уберечь свою галерею и доброе имя от куда более злостных сплетников. Для них не было ничего приятнее, чем унижать других ради мимолетной потехи в гостиных.
Порой Камилла читала бульварные газетенки, чтобы напомнить себе, что стоит на кону. Так она постоянно предупреждала себя о том, насколько осторожной ей нужно быть. Ведь она боролась не только за блестящую репутацию в обществе, но и за статус респектабельного галериста. Ей разрешили взять на себя управление отцовской галереей, потому что все любили Пьера и его неординарную натуру. Но Камилла осознавала, что злые языки, как стервятники-падальщики, только и ждут повода налететь и ее растерзать.
Она искренне надеялась, что когда-нибудь посетители будут приходить в галерею исключительно ради ее собственных картин. Но этому не бывать, если на ее репутацию падет хоть малейшая тень.
Камилла украдкой кинула взгляд за окно и с облегчением отметила, что там не притаились репортеры, жаждущие написать, где и чем Вексли занимается сегодня. Она уже представила себе гнусные заголовки о том, как ангел от искусства и дитя порока резвятся наедине.
– Больше я не смогу помочь вам в этих делах, – тихо сказала Камилла. И тут же добавила, не дав Вексли предпринять жалкие попытки очаровать ее: – Если вам нужна будет работа по индивидуальному заказу, буду более чем счастлива…
– Не смогу и не буду – абсолютно разные вещи, мисс Антониус.
Камиллу возмутил его высокомерный, пренебрежительный тон. Как будто она сама не чувствовала разницу, а он только что поделился с ней потрясающим открытием.
Ледяной взгляд Вексли скользнул по ее лицу и задержался на губах чуть дольше, чем позволяли приличия. Затем его внимание переключилось на ее кудри с серебряным отливом, изящно вздернутый нос и золотистую от природы кожу.
Перед глубокими серебряными глазами Камиллы не мог устоять ни один поклонник, и сейчас они явно заворожили лорда Вексли.
До нее доходили слухи, что призывный взгляд из-под полуопущенных век, которым лорд одарил ее, помог ему соблазнить нескольких вдов и даже замужних женщин, не страдавших от боли утраты.
Лорд Филип Вексли был бессовестным повесой. А еще ходил слушок, что его несносный рот доставлял немало приятных минут тем, кто оказывался на его шелковых простынях. В спальне Камиллы Вексли не бывал, и она не собиралась его туда приглашать.
Как выяснилось, шантаж на корню убивает любые мысли о страсти.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – протянул он, совсем не обращая внимания на то, что у Камиллы чуть ли не шел пар из ушей каждый раз, как он говорил с ней снисходительным тоном. – Но ведь вы совершенно не в том положении, чтобы отказываться от работы. А как же сведения о той самой известной картине, которую вы мне продали? Вы же ее помните, не так ли? Она все еще у меня.
– Вексли, – предостергла его Камилла, оглядывая безмолвное пространство.
Репортеры так и не появились. Поскольку стояла середина недели, а время близилось к закрытию, к радости Камиллы, галерея уже опустела. Из-за того, что Камилла была ограничена в средствах, этим утром ей пришлось уволить единственного помощника. Это решение далось ей нелегко. Теперь же оно казалось еще и опасным: беспринципный негодяй приблизился к ней вплотную, и некому было ему помешать.
– Вообще-то эта картина настолько прекрасна, что мне пришлось спрятать ее, – продолжил он, прижавшись бедром к бюро. Лорд наклонился к Камилле так, словно собирался поделиться секретом. – Как бы никто не попытался ее у меня похитить…
Эта знаменитая картина была подделкой. Первой и последней, которую ей хотелось бы создать. Два года назад, почти восемь лет спустя после того, как мать Камиллы сбежала, ее отца внезапно одолел загадочный недуг. Он больше не мог работать.
В отчаянных попытках спасти отца Камилла потратила все сбережения, и сейчас поступила бы так же. Она пригласила нескольких врачей и даже отважилась отправиться на запретный черный рынок в поисках волшебного эликсира. Она была убеждена, что болезнь отца имела потустороннее происхождение.
И все-таки бой со смертью она проиграла.
Ясное весеннее утро незадолго до совершеннолетия Камиллы, когда исчезла мать, причинило ей немало боли. Удар, который Камилле нанесла смерть отца, был сокрушительным.
Пьер, ее отец, был бесстрашным. Как художник он нараспашку открывал душу публике. Как отец он воспитывал Камиллу на своих любимых сказках о волшебстве, приключениях и темных королевствах далеко за пределами Айронвуда. Камилла до сих пор переживала, что не следует всему, чему он ее учил.
После смерти отца она написала подделку только ради того, чтобы заработать. Она терпеть не могла обман и перебирала другие способы найти средства. Однако их дом и галерею едва не отобрали за долги. Даже после того, как она отнесла в ломбард все свои драгоценности с серебром и сдала в аренду загородное поместье, ей едва хватило денег на жалование прислуге и садовнику. Камилле больше нечего было продать. Перед ней встал выбор: либо картины, либо ее собственное тело.
Либо единственное, что ей пока не хватило духу заложить. И вот уже сентиментальность вернулась, захватив ее с головой.
Каким-то образом, хотя это и было неудивительно, Вексли оказался достаточно хитер и расчетлив, чтобы уловить едва заметную разницу между подделкой и подлинником. Однако вместо того, чтобы разозлиться на Камиллу за попытку обвести его вокруг пальца, он тут же придумал, как нажиться на ее способностях. Теперь он снова требовал от нее заняться нечестным трудом.
И снова не собирался ей за это платить.
Камилла подавила желание ударить его коленом в пах и снова натянуто улыбнулась.
– Как известно, джентльмен вроде вас держит слово, сэр. Мы заключили сделку, и я заплатила сполна и даже больше. Могу ли я принести камень памяти?
Вексли откинул голову назад и рассмеялся. Прозвучало это искренне, а потому еще более раздражающе. Он считал ее забавной. Прекрасно!
– Дорогая моя, а что, если я сделал бы вам предложение руки и сердца? Тогда вы соблаговолили бы доставить удовольствие супругу? Наверняка вам захотелось бы обеспечить для нас безбедную жизнь, крышу над головой и деликатесы на столе.
На этот раз рассмеялась Камилла. Замуж за Векс-Фекса! То есть служить ему всю жизнь и вечно терпеть его ложь, вереницы любовниц, которых он даже не скрывал, и целую толпу тех, кто посчитал бы ее набитой дурой.
Он задумчиво смотрел на нее, приподняв брови. Камилла поняла, что он не шутил.
Она откашлялась, пытаясь подобрать наиболее уклончивый ответ, чтобы смягчить удар. Привилегированные люди в их мире не умели достойно принимать отказы. И пускай Камилла презирала лорда, ей было необходимо сохранить его благосклонность, пока он не сотрет эти проклятые воспоминания и не освободит ее.
– К сожалению, сейчас я не ищу мужа, милорд. Я чрезвычайно занята своей галереей, и…
– Вы бы по-прежнему занимались галереей, дорогая. С вашим талантом и моими связями мы могли бы зарабатывать в год больше золота, чем король.
– Нас едва не раскрыли! – прошипела она. – А если нас повесят, никакие деньги нам не помогут.
– Вы чрезмерно беспокоитесь.
Вексли отмахнулся от самой важной детали, будто она вообще ничего не значила.
– Больше такой сумятицы не будет. Я не знал, что у Харрингтона уже была эта картина. Его было довольно легко убедить в том, что его подлинник был подделкой, а оригинал находился у Уолтерса, не так ли? Он передал его мне, как я и говорил. И вообще, – продолжал Вексли, – вы всерьез полагаете, что кто-то станет допрашивать мою жену? А если дойдет до этого, все, что от нас потребуется, – обновить гардероб платьями с вырезом поглубже. И тогда точно никому не будет дела до того, что вы говорите или продаете, моя дорогая. Уверяю вас, их внимание будет полностью отвлечено. Для особы такого роста у вас весьма впечатляющая грудь. Разумеется, с этим придется поработать, чтобы дело пошло нам на пользу.
– Я…
Камилла растерялась. Казалось, Вексли был абсолютно уверен в том, что ей приятно, когда ее внутренним миром пренебрегают, а тело выставляют напоказ ради осуществления какого-то там плана.
Плана, в котором она не хотела принимать участие.
Если он проявит бо́льшую настойчивость как жених, это станет настоящей проблемой.
Более того, поскольку они были наедине, и он вторгся в личное пространство Камиллы, они оказались на грани скандала.
Камилла не принадлежала к среднему классу, хоть у нее и было свое дело. Ее отец, каким бы эксцентричным он ни был, происходил из знатного рода и был титулованной особой. Она потратила почти все наследство, пытаясь спасти его. Так что теперь ее заработки имели решающее значение для содержания дома и прислуги. Отец часто говаривал, как гордится тем, что на его попечении находилось несколько поколений домашнего персонала. Камилле не хотелось подвести его, распустив штат.
Вексли было достаточно всего лишь обойти стойку, встать рядом с ней и сделать вид, что происходит что-то неподобающее. Тогда, если бы хоть один репортер увидел их через окно и написал об этом, жизнь Камиллы и все, чего она так упорно добивалась, пошло бы прахом.
Ледяной холодок пробежал у нее по спине.
Перед ней стоял лорд, который без малейших колебаний погубил бы ее. Он вполне мог отчаяться настолько, чтобы заманить Камиллу в узы брака, а затем сделать ее своей пешкой до конца ее дней.
Вексли внезапно схватил обнаженную руку Камиллы и целомудренно поцеловал костяшки пальцев. От прикосновения его прохладных губ ее пробрала мелкая противная дрожь, которую он принял за наслаждение. Его зрачки расширились, губы изогнулись в улыбке. Он был чересчур высокого мнения о своем умении обольщать.
– Понимаю, вам не устоять перед моим обаянием. Давайте продолжим нашу беседу в другой раз. Через два дня я собираюсь устроить роскошный званый ужин, чтобы блеснуть последним приобретенным сокровищем. Ожидайте приглашения в самое ближайшее время.
Не успела Камилла придумать убедительную отговорку, как Вексли развернулся на отполированных каблуках и вышел из галереи.
Если бы не звон колокольчика над головой, можно было подумать, что его здесь не было и все это привиделось ей в кошмаре.
Он хотел, чтобы она стала леди Камиллой Вексли. Боже упаси!
Она выбросила это безобразие из головы и взглянула на часы. К счастью, вот-вот наступит время ее еженедельного ужина с лучшей подругой, леди Кэтрин Эдвардс, и любимой кошечкой Камиллы, Банни. Кэтрин приглядывала за ней, пока Камилла работала в галерее.
Китти поддерживала Камиллу даже в самые худшие времена. Она была для нее путеводной звездой, отстаивала ее место в обществе и делала так, чтобы Камилла посещала все балы и светские мероприятия вне зависимости от финансовых затруднений. Она не только выступала в роли наставницы, когда это было необходимо, но и оставалась Камилле самым верным другом, за что та была ей очень благодарна. Камилла не представляла, что бы с ней стало без подруги.
Чтобы скоротать последние полчаса перед закрытием, она вновь вернулась к своему полотну. Отрешиться от всего в творчестве – вот что ей было нужно, чтобы забыть об абсурдном предложении Вексли.
Она пыталась изобразить мир, который не раз видела во сне. Тот, где царила зима во всей ее суровой, убийственной красе.
Но как только Камилла села к мольберту и взяла кисть, над дверью снова зазвонил колокольчик. На этот раз она чуть не сломала кисть пополам.
Как он посмел вернуться и снова ей докучать!
Она закрыла глаза и взмолилась, чтобы некий источник силы открылся ей и не дал совершить убийство. Двадцать восемь лет – это слишком рано, чтобы сесть в тюрьму или попасть на плаху за то, что она задушит этого коварного высокомерного повесу!
– Я прошу прощения, если я вас обидела, – сказала она, даже не выглянув из-за мольберта. – Но мне не нужен муж, милорд. Не могли бы вы просто уйти?
На мгновение повисла тишина. Если повезет, Вексли оскорбится ее язвительным тоном, развернется и уберется в какой-нибудь дальний город на краю света.
– Что ж, вот это облегчение! Особенно если учесть, что мне нужна картина, а не жена.
Услышав низкий раскатистый голос, Камилла тут же вскочила с табурета, чтобы посмотреть, кто это говорит. Рот ее приоткрылся от удивления.
Мужчина, стоящий в дверном проеме, определенно не был лордом Вексли.
На мгновение Камилла утратила дар речи, засмотревшись на странного незнакомца.
Он был высоким. Черные волосы с легким намеком на каштановый оттенок мерцали в сиянии свечей. Несмотря на то, что мужчина выглядел довольно худощавым, когда он зашагал дальше по галерее, Камилла отметила в нем определенную твердость. Одежда, сшитая на заказ, подчеркивала четкость его движений.
Он не просто двигался, а рыскал.
Камилла подсознательно почувствовала себя так, словно очутилась рядом с ягуаром, изящным высшим хищником. Перед его очарованием невозможно устоять, даже когда он приближается, чтобы напасть.
Глаза необыкновенного, чудесного изумрудного цвета сияли так, словно мужчина знал, где блуждали ее мысли. Похоже, он был бы не против впиться зубами в ее плоть. Только Камилла не сразу поняла, зачем: ради удовольствия или чтобы причинить ей боль. Хотя, судя по вспышкам недоброго блеска в его глазах, скорее, он выбрал бы второе. А это означало, что он был очень опасен. Однако ее сердце не заколотилось от страха, пока он не подкрался ближе, лениво окинув ее взглядом так, будто имел на это полное право.
Каждый сантиметр пространства вокруг этого человека принадлежал ему, как и ее внимание. Камилла обнаружила, что не смогла бы отвести взгляд, даже если бы попыталась. Не то чтобы она очень старалась…
Он был не просто красив, а умопомрачительно прекрасен. Его лицо представляло собой образец изысканных контрастов. При взгляде на него у Камиллы дрожали пальцы. Ей хотелось зарисовать жесткие, точеные черты лица, мягкие изгибы губ и изумрудный оттенок глаз, выделявшихся на фоне бронзовой кожи, чтобы навеки запечатлеть на холсте его дьявольское великолепие.
Его красота представляла собой беспощадный холод с царственным блеском. Отточенным клинком любуешься, даже если он вот-вот тебя сразит. Из него вышла бы прекрасная модель для портрета. Камилла вообразила, какой переполох эта картина вызвала бы среди дворянок.
Она покраснела, осознав, как оконфузилась, говоря о замужестве. Оставалось лишь надеяться, что в галерее уже стемнело, и незнакомец этого не заметил.
Уголок его чувственного рта изогнулся в намеке на усмешку. Выходит, он все же уловил ее смущение.
Будь он джентльменом, то оставил бы это без комментариев.
– Я полагаю, вы – мисс Камилла Элиза Антониус.
То, что он знал ее второе имя, показалось ей странным. Но, когда он снова принялся изучать ее облик, спокойно, но пристально, Камилле удалось собраться с мыслями.
Никто и никогда раньше не смотрел на нее с таким беспредельным вниманием. Словно она была чрезвычайно волнующей загадкой и самым прекрасным ответом, слившимися воедино.
– Верно, сэр. Чем я могу вам помочь? – спросила она, когда сумела взять себя в руки.
– Я пришел обсудить детали работы, которую хотел бы заказать, – начал он. Голос его лился патокой. – Но теперь вы меня заинтриговали, мисс Антониус. Вы приветствуете так всех посетителей или только тех, кого находите невероятно красивыми?
«Только тех, кого я нахожу невыносимыми», – сердито подумала она. Чары, под властью которых она оказалась, внезапно рассеялись.
Камилла прикусила язык, чтобы вслух не высказаться о его высокомерии.
Она ошиблась. Этот мужчина был не ягуаром, а волком. А это означало лишь одно: еще один заносчивый аристократический пес, от которого ей придется избавиться этим вечером.
– Это ваши пожелания? – спросила она, кивнув на темно-зеленый хрусткий листок пергамента, который он держал в руках.
Ее тон был таким же прохладным, как осенний воздух за окном, но джентльмена это ни капли не огорчило. Наоборот, в непроницаемых глазах, напоминающих драгоценные камни, вспыхнул лукавый огонек.
Молча, не двигаясь с места у бюро, он протянул ей пергамент.
Камилла застыла в нерешительности. Он вынуждал ее подойти.
Либо он тонко намекал, что ему можно доверять, либо это был продуманный шаг для того, чтобы подчинить ее своей воле. Угрожающий изгиб губ и холодный расчет во взгляде четко указывали на его властную натуру.
Перед ней стоял человек, который хотел держать все под контролем. Камилла подумывала выгнать его, чтобы поставить на место. Волчий оскал растянулся еще шире. Во взгляде читалась безмолвная насмешка.
– Увидите, это довольно простая просьба, в отличие от предложения руки и сердца.
Все его внимание сосредоточилось на Камилле.
– Подойдите же! Взгляните сами.
Сказал волк, прикинувшись овцой.
Камилла сильно сомневалась, что какое бы то ни было пожелание этого человека окажется простым. И все же она к нему приблизилась. Чем быстрее она поймет что ему нужно, тем быстрее пошлет его куда подальше и навсегда избавится от него и его злобной ухмылки.
Ничто не радовало Принца Зависти больше, чем удачный стратегический ход.
К счастью, сегодня был один из славных дней, когда ему удалось совершить именно такой. Он положил пергамент и осторожно пододвинул его по старой столешнице, чтобы бумага не зацепилась за шероховатую деревянную поверхность. Он стал на шаг ближе к тому, чтобы раскрыть вторую подсказку.
Судя по тому, что он беглым взглядом успел заметить в Уэйверли-Грин, в этом царстве было принято, чтобы женщины угождали мужчинам. Он почти не сомневался, что к концу недели мисс Антониус допишет картину. От него требовалось лишь войти, заполнить собой все пространство, и тогда она сделает все, что он захочет.
Женщина, стоящая напротив него, прочла текст на пергаменте. Серебряные глаза сузились, уголки пухлых губ опустились. Ее смущение быстро прошло, сменившись раздражением.
Он почувствовал это кожей. Это не было похоже на колющее чувство ярости, однако при должных усилиях она наверняка дойдет и до такого. А поскольку этот грех принадлежал его братцу Гневу, Зависть даже не думал распалять негодование Камиллы.
– Все понятно? – Голос его был притворно небрежным, хотя внутри у него все клокотало. Сердце колотилось о ребра тем сильнее, чем дольше художница смотрела на написанное. Ее реакция была совсем иной, чем он предполагал.
Наконец она подняла взгляд, и Зависть одарил ее одной из своих самых обольстительных улыбок.
Она повела бровью, ничуть не впечатлившись.
Что ж… Придется сразу перейти к делу.
– Как я уже говорил, это довольно простая просьба, мисс Антониус. Мне нужна картина с изображением трона. С одной стороны он должен быть идеальным, с другой – гореть огнем. Если вам удастся выполнить эту работу, я закажу следующую.
Миниатюрная художница аккуратно вернула ему листок, а затем вытерла руки о подол рабочего халата, словно пергамент глубоко ее оскорбил.
Уловив краем глаза неожиданный жест, он тут же потянулся к усыпанному изумрудами кинжалу, который всегда находился при нем, на поясе под курткой.
Гнев был боевым генералом, но Зависть владел оружием не хуже него. При любом резком движении его внутренний воин приходил в состояние полной боевой готовности, каким бы невзрачным ни выглядел потенциальный соперник.
Мисс Антониус повторила то же самое движение. Зависть заставил себя расслабиться и по-настоящему принять ее. В конце концов, облик Камиллы, ее мерцающие серебряные волосы и необыкновенный взгляд вовсе нельзя было назвать невзрачными.
Более того, рассмотрев ее повнимательнее, он не мог не отметить, что ее рот напоминал сердце. Если бы Зависть решил ее нарисовать, то использовал бы именно эту форму. Нежные изгибы губ выглядели поразительно гармонично, образуя безупречную форму лука Купидона.
Не обращая внимания на завороженного гостя, Камилла прикусила нижнюю губу, пока возилась со своим халатом. Ее губы были такими пухлыми и соблазнительными, что Зависть не мог отвести от них глаз. В голове у него проносились всевозможные порочные мысли. До сих пор он был так сосредоточен на слабеющем дворе, игре и предшествующем ей проклятии, что ни о чем другом и не думал.
Искушение и грех подпитывали его, но теперь казалось, что он слишком долго пренебрегал ими. Сейчас братец Похоть был бы им доволен.
Зависть тут же пресек все мысли, блуждающие там, куда он старался не заходить. Камилла слегка поежилась в грубой рабочей одежде, затем развязала тесемки на талии, быстро сняла запачканный краской фартук и засунула его под стол.
Он холодно посмотрел на нее.
– Когда вы сможете приступить к работе, мисс Антониус? Это довольно срочно.
– Извините, кажется, я прослушала ваше имя, лорд…
Тонкий намек от умной женщины. По дорогому костюму и безупречной, изысканной манере речи Камилла поняла, что незнакомец был голубых кровей.
Однако она и не подозревала, что это совсем не человек и не обычный лорд. Перед ней стоял один из семи правящих Принцев Ада.
В некоторых царствах смертных их называли Нечестивцами. Они заслужили это прозвище тем, что веками оттачивали мастерство в порочных играх и разврате.
Прямо сейчас он играл в одну из таких игр. Вот только ставки были самыми высокими за всю его жизнь.
– Лорд Эшфорд Синтон. Но те, кто знает меня близко, называют меня Син.
Разумеется, это была ложь. Первая в череде тех, что ему еще предстояло озвучить.
– Что ж, лорд Синтон, – Камилла использовала его полное имя, чтобы подчеркнуть: она не была его близкой знакомой. – Вынуждена отказаться от этого заказа, но с удовольствием рассмотрю любые другие.
– Простите?
Глаза Зависти сузились. Он предвидел разные итоги этой встречи, но даже не предполагал, что Камилла откажется от его покровительства.
Эта картина была нужна ему, чтобы открыть следующую подсказку.
А если верить предыдущей подсказке, которая разыгралась у него в тронном зале, именно Камилла должна была ее создать. В словах «Элла и алмазик» оказалось зашифровано ее полное имя – Камилла Элиза. Он до сих пор не совсем понял, почему выбор пал именно на нее. Но вскоре он получит ответ и на эту отдельно взятую загадку.
Тем временем шпионы Зависти раскапывали все, что можно было выяснить о художнице. Какие бы секреты она ни хранила, надолго их от него не утаить.
К концу недели Зависти будут известны все грехи, пороки и добродетели, которые для нее значимы, и тогда он использует эти сведения по полной. Каждому что-нибудь да нужно, и он охотно рассчитается с мисс Антониус тем, что нужно ей.
Камилла кивнула на бумагу.
– Придется найти кого-нибудь другого, кто напишет это для вас, милорд.
– Так не пойдет. Вы – лучшая, поэтому я и прибыл в это… заведение.
Он оглядел галерею. На деревянной табличке у входа, которая приятно поскрипывала на ветру, значилось «Вистерия-Уэй». Ее расписали вручную, но элегантно и весьма мило.
Снаружи галерея представляла собой простой каменный коттедж. Над входом вились пышные лианы глицинии. Такое причудливое место могло бы находиться в каком-нибудь провинциальном городке. А здесь кусочек деревенского пейзажа словно перенесли в самое сердце оживленного квартала художников и втиснули между двумя более крупными, но куда менее гостеприимными зданиями.
Пространство внутри больше напоминало затемненную комнату, где проводились неофициальные тайные собрания. Широкие половицы были застелены темными коврами, а стены оклеены парчовыми обоями темно-зеленого цвета. Повсюду висели картины и эскизы в позолоченных рамах. На страже темных углов стояли скульптуры и статуэтки.
На крошечном круглом столике в нише, где Камилла работала при свечах, в нескольких чашках красовались использованные кисти всевозможных размеров и форм. Вода, в которой их мыли, приобрела болотный оттенок.
Мольберт располагался задней стороной к двери. Зависть мог лишь гадать, над чем она работала. Все остальное в галерее было оформлено очень тщательно, чтобы продемонстрировать коллекцию в лучшем виде. Все это невероятно интриговало и оказалось не совсем таким, как он ожидал.
Прямо как женщина, которая стояла перед ним и, насколько он понял, изучала его так же внимательно, как он только что разглядывал ее галерею.
– Я не видела вас ни на одном мероприятии и никогда раньше не слышала о вас, лорд Синтон. Вы приехали издалека?
Внутренне он возмутился. Он провел в этом земном городе уже почти две недели, понемногу восстанавливая старое поместье. Наверняка до нее доходили хоть какие-то слухи о его приезде. Он выдавил натужную улыбку.
– Пока что я собираюсь остаться здесь на неопределенный срок, мисс Антониус.
Это было близко к истине. Зависть был готов ко всему. Возможно, мисс Антониус потребовалось бы больше времени, чем он ожидал, чтобы нарисовать Проклятый трон. А может, он задержится здесь из-за следующей подсказки.
Разумеется, ему был нужен штаб, откуда он мог бы вести наблюдение. Раз игра привела его сюда, вскоре за ним последуют и другие игроки. Или, что еще хуже, они уже сюда прибыли.
– Что ж, раз так, добро пожаловать. Буду рада рекомендовать вам кого-нибудь другого, кто сможет помочь.
Зависть отметил, что ее эмоции слегка изменились. Он по-прежнему явственно чувствовал ее раздражение, но также ощутил прилив нетерпения.
Он и представить не мог, чтобы кто-то нашел его отталкивающим. Возможно, ему следовало прислушаться к нелепому плану братца и очаровать Камиллу. Если бы он с ней флиртовал, она не стала бы так небрежно от него отмахиваться.
Зависть тайно закипал. Большинство людей реагировали на него совершенно иначе. Принцы-демоны обладали определенной темной харизмой, которая привлекала любовниц. Кто-то считал, что это происходит благодаря их способности властвовать над грехами. Он был уверен, что Камилла поддастся ему без особых усилий.
Стараясь скрыть презрение в голосе, он спросил:
– Дело в стоимости? Назовите цену.
– Уверяю вас, милорд, к деньгам это не имеет никакого отношения.
Она демонстративно вздернула подбородок. Зависть предельно ясно понимал: она не в том положении, чтобы отказываться от работы, за которую так щедро заплатят. Желая завершить беседу, Камилла спросила:
– Могу ли я чем-нибудь еще вам помочь или вы отправитесь дальше по своим делам? Боюсь, вы пришли в неудачное время, поскольку галерея закрывается.
– Возможно.
Зависть размышлял, не использовать ли ему капельку своего греха, чтобы повлиять на ее чувства, но передумал. Игры фейри были не так просты. Игрокам запрещалось использовать магию ради победы. Это правило позволяло всем играть на равных и низводило бессмертных до простых людей. Зависть сгорел бы, но не признался, насколько захватывающим ему обычно казалось это препятствие. Вот только данные обстоятельства обычными не были.
Для дальнейшего продвижения в игре ему требовалось, чтобы Камилла написала эту картину по своей воле. И ей придется сделать это как можно скорее.
– Могу ли я узнать, почему вы отказались от моего задания? – не хотел уступать он, следя за тем, чтобы его тон оставался учтивым.
– Конечно, – ответила она. Улыбка у нее была такой же острой, как спрятанный у Зависти за поясом кинжал. – Я отказываюсь писать какие бы то ни было заколдованные предметы. И поправьте меня, если я ошибаюсь, милорд, но Проклятый трон – один из самых могущественных.
Зависть увидел ее в новом свете.
– Что женщине вашего положения известно о заколдованных предметах?
– Достаточно, чтобы отказаться иметь дело с любым из них.
Наконец мисс Антониус вышла из-за стойки, пронеслась мимо него к двери и положила руку без перчатки на хрустальную ручку. Брызги краски на ее коже напоминали созвездие из разноцветных веснушек.
– Возможно, вам стоит посетить черный рынок на Сильверторн-лейн. Они гораздо более сведущи в этом конкретном направлении искусства, нежели я.
С этими словами она распахнула дверь, и звон колокольчика подытожил сказанное. Принца Зависти бесцеремонно выставляли за порог.
Он моргнул, глядя на это миниатюрное исчадие ада. В ответ девушка улыбнулась еще приветливее, а затем взглянула на потемневшее небо. Ее серебряные глаза на фоне грозовых облаков были подобны вспышкам молнии. Какое прекрасное предзнаменование гибели…
– Возможно, вам стоит поторопиться, милорд. Похоже, вот-вот пойдет дождь.
Раскат грома подкрепил ее предостережение. Не успев опомниться, Зависть оказался на улице. Причудливая дверь захлопнулась прямо у него перед носом.
Спустя пару секунд свечи погасли, и галерея погрузилась в полную темноту.
Зависть разразился проклятиями. Первые крупные капли дождя упали ему на плечи. Скрип сапог он услышал за мгновение до того, как его спутник вышел из тени, мрачно посмеиваясь.
– Ты сразу войдешь, так ведь? – ухмыльнулся принц Гордыня. Его глаза раздражающе ярко блестели серебром на темном фоне. Спутанные каштановые волосы создавали впечатление, будто любовница взлохматила их рукой. – Проще простого.
Зависть бросил на брата убийственный взгляд.
– Я думал, ты ждешь в пабе.
Гордыня пожал плечами.
– Планы поменялись. Мне захотелось развлечься. Каково это, когда тебе вручают твои собственные яйца?
– Не сейчас.
Зависть направился через дорогу к ближайшему навесу, чтобы укрыться от надвигающейся грозы и проклятого брата. Вся его показная надменность разом исчезла.
– Самое время согласиться, что этот план был обречен, – Гордыня шагал рядом с ним, засунув руки глубоко в карманы. – Даже предложение Похоти было лучше.
– У Похоти одно предложение на любой случай.
– В смысле? Это всегда работает.
Зависть стиснул зубы. Гордость снова забормотал, но теперь его голос стал более резким.
– Итак, лорд Син. Потрудитесь объяснить, неужели, черт возьми, вы способны на ложь?
– Не особенно. – Зависть был не в духе и, меняя тему разговора, спросил: – Разве ты не должен искать подсказки о том, где находится Люсия? Возможно, ты не так уж убит горем, как всем демонстрируешь.
Это был удар ниже пояса, но Зависти было необходимо, чтобы Гордыня оставил его в покое, прежде чем обнаружит трещины в его броне. Если бы Зависть только мог воспользоваться силой и выпустить крылья, он взмыл бы в небеса, оставив брата далеко позади. Однако в нынешнем виде Зависти приходилось оставаться на земле до тех пор, пока он не выиграет эту треклятую игру и полностью не восстановит свои магические способности.
При упоминании о пропавшей супруге с лица брата исчезло всякое легкомыслие. Гордыня стиснул челюсти и обнажил застарелый шрам, рассекавший его нижнюю губу. Большинству Гордыня казался пьяницей и повесой, одержимым блестящими вещицами, – беспечным, эгоистичным, не интересующимся ничем, кроме хорошеньких любовниц, вечеринок и безделушек.
Но Зависть, король масок, знал, что скрывается под личинами брата. Гордыня был куда более расчетливым, чем думали окружающие. У него было столько секретов, что даже лучшие шпионы Зависти до сих пор не раскрыли их до конца.
– Не злись на меня за то, что я оказался прав, – ледяным тоном огрызнулся Гордыня. – Я же говорил: сначала приударь за ней, а потом попроси нарисовать для тебя трон. А иначе зачем ей помогать незнакомцу в таком опасном деле? Поставь себя на ее место. Ты бы стал собой рисковать?
Зависть хмыкнул. Гордыня внимательнее присмотрелся к нему.
– Гнев говорил, что ты совсем не умеешь стратегически мыслить, и ты лишь подтвердил его правоту.
Зависть проглотил эту колкость. Гнев и Эмилия посетили его Дом греха около месяца назад. Ему едва удалось скрыть от них постепенный упадок своего двора. К счастью, худшие признаки скрывало проклятие, снятое совсем недавно.
Приняв его спокойствие за молчаливое согласие, Гордыня продолжил:
– Если Камилла тебе так противна, может, попросить кого-нибудь из наших братьев соблазнить ее вместо тебя? Уверен, Похоть или Чревоугодие охотно тебе помогут. Вероятно, они даже объединят усилия, если она их вежливо попросит.
– Ты же не предложишь… – начал Зависть, внимательно наблюдая за выражением лица брата.
Гордыня посмотрел на него и наконец замолчал.
Зависть оглянулся на галерею, и его охватило раздражение.
Даже в тоскливую грозу было в этом здании нечто неземное, нечто очаровательное. Совсем как в той несносной женщине, которая им владела.
Притвориться влюбленным в нее не составило бы Зависти никакого труда. Но ему и так было на чем сосредоточиться без дополнительных помех, а ухаживания за смертными изобиловали бессмысленными правилами и утомительными бальными танцами. Ему не хватило бы терпения неспешно прогуливаться с ней под ручку и давать другим повод для сплетен.
Ему предстояло одержать победу в игре. И он уже потерял немало времени.
– Для одного вечера с меня хватит твоего эго.
Зависть вытащил из ножен кинжал своего Дома. Изумруд на богато украшенной рукоятке мерцал в надвигающейся темноте. Принцы Ада не могли убить друг друга этими кинжалами, зато с их помощью можно было отправить других принцев обратно в их круги Подземного мира, желали ли они этого или нет.
– Отправляйся домой, Гордыня, если не хочешь получить такой же шрам на другой стороне лица.
Гордыня поднял руки и отступил.
– Упрямый придурок! Почему тебе просто не попросить о помощи?
Зависть поджал губы, храня молчание.
Брат с отвращением взглянул на него.
– После первого отказа Камиллы у тебя осталось две попытки открыть следующую подсказку, так?
А поскольку Зависть по-прежнему молчал, он добавил:
– Надеюсь, ты осознаешь, какого черта ты творишь!
– Признайся, ты ведь не думала продать галерею и переехать за город? – спросила леди Кэтрин Эдвардс, протягивая Камилле бокал шерри. – Вексли со временем наверняка утратит к тебе интерес, особенно если какая-нибудь театральная певица с пышной грудью привлечет его внимание. Снова.
– Хм… Это была бы большая удача!
Камилла потягивала вино и грела ноги в тапочках у потрескивающего огня в камине в изысканно обставленной гостиной леди Эдвардс – рыжеволосой темнокожей красавицы, которая не умела держать язык за зубами, зато определенно могла отстоять свои интересы в обществе, самой близкой подруги Камиллы с тех пор, как они обе дебютировали десять лет назад.
Тогда Кэтрин и сама была новенькой в Уэйверли-Грин. Они с Камиллой сразу же сблизились из-за того, что их обеих почитали за белых ворон. Даже после того, как Кэтрин вышла замуж, они сохранили традицию и раз в неделю ужинали вместе. С годами она стала Камилле как сестра, которой можно было доверить самое сокровенное.
За некоторыми исключениями…
Хотя никого ближе Кэтрин у Камиллы не было, даже она не знала всей правды, скрытой за предложением Вексли.
– Ну, раз он так одержим желанием поухаживать за тобой, почему бы не рассмотреть его предложение? – размышляла Кэтрин, откинувшись на спинку бархатного кресла, пока Камилла отпила добрый глоток шерри, чтобы перебить вкус этой абсурдной идеи. – Он сын виконта. Внук графа.
Дверь со скрипом отворилась, и из-за нее высунула нос большая серо-белая кошка.
– Банни!
Камилла тут же просияла, а Кэтрин фыркнула.
– Я заранее отправила за ней экипаж. Знаю, как ей одиноко, когда ты работаешь.
– Выглядишь царственно, как и всегда, – сделала Камилла комплимент кошке. В ответ та величественно посмотрела на хозяйку, затем уселась и принялась вылизывать длинную роскошную шерсть.
– Так вот, – Китти все не унималась, – вернемся к сути дела. Почему бы не Вексли? Он из хорошей семьи.
– Он отвергнутый сын и отъявленный негодяй. Сатирические листки прозвали его «Златоязыким извращенцем», ради всего святого, Китти! Неужели ты не видела последнюю карикатуру на него? Непристойность – слишком мягко сказано. Эта иллюстрация была настолько откровенна, что, по слухам, у той витрины, где она выставлялась на прошлой неделе, столкнулись три экипажа.
– А я слышала, из-за того самого сатирического листка в его спальню наведались семь новых любовниц, – парировала Кэтрин. – А еще я знаю из достоверных источников, что его прозвище вполне заслуженно. Причем оно не имеет отношения к тому, насколько он хороший оратор.
Начавшийся чуть раньше мелкий дождь превратился в устрашающий ливень. Завывающий ветер сотрясал ветки деревьев, и они бились в окна, словно огромные чудовища, но две женщины уютно устроились у огня с бокалами шерри.
Как по часам, после ужина лорд Эдвардс отправился в клуб для джентльменов, чтобы дать женщинам время выпить и посмеяться как раньше, до того, как они с Кэтрин поженились три года назад. Ходили слухи, что он зачастил в клуб, чтобы отвлечься от разочарований по поводу того, что они до сих пор не произвели на свет наследника.
Это была тема, которую Китти не любила затрагивать. Камилла знала причину и хранила тайну подруги так же, как Китти молчала о множестве секретов Камиллы.
– Даже представить себе не могу, что Вексли всерьез подумывает о женитьбе, – заметила она.
Камилла задумалась.
– Семь новых любовниц за семь ночей – это возмутительно даже для Вексли.
– Дорогая, я ни слова не сказала о семи ночах. Ходят слухи, что он устроил настоящую вакханалию, и ни одна дама не ушла от него разочарованной.
Камилла шумно выдохнула.
– Конечно. Джентльмену следует потворствовать пороку лишь при покупке произведений искусства – то есть тратить на него огромные суммы, особенно в моей галерее, – а в браке быть добропорядочным. Уже из-за одного этого принципа я ни за что не вышла бы замуж за Вексли.
Ее подруга фыркнула.
– О нет, дорогая! Есть причина, по которой считается, что лучшие мужья получаются из исправившихся повес. В спальне бесстыжий мужчина просто необходим. Вообще-то чем распутнее, тем лучше. Во всяком случае, следует поблагодарить Вексли за его недавние выходки. По крайней мере, теперь тебе известно, что он неплохо подготовлен и вынослив.
– Неплохо подготовлен, – повторила Камилла с улыбкой, встряхнув головой. – Трудно понять, о чем ты говоришь: о мужчине или об идеальном куске мяса.
– Некоторые утверждают, что это одно и то же. Если повезет, ты тоже найдешь отличный бифштекс и вонзишься в него зубами!
Кэтрин изобразила, как отгрызает большой кусок. Камилла рассмеялась.
– Китти! Какой ужас!
– Если отбросить шутки, то, как ты помнишь, у Уильяма до нашей свадьбы была та еще репутация, однако жаловаться мне не приходится.
Она отпила шерри, глядя на Камиллу поверх бокала.
Камилла угрюмо молчала.
– Пускай Вексли груб и вульгарен, но я знакома с несколькими женщинами, которые жаловались, что их мужья – эгоистичные любовники. Они не заботятся о том, чтобы их жены тоже получили наслаждение. Разве быть внимательным к своей пассии – не добродетель?
– Кэтрин, – вздохнула Камилла. – Будь посерьезнее. Вексли до добродетели не ближе, чем до луны.
– Просто найди себе мужественного кавалера с сомнительной репутацией и спи с ним, когда у тебя появится настроение.
Как будто для женщины в этом мире нет ничего проще!
– Раз уж Вексли тебе не по душе, – Кэтрин наконец отступилась, – может, тебе попадался другой потенциально перспективный преданный спутник?
Камилла поежилась. Под преданным спутником, на поисках которого настаивала Китти, подразумевался тайный любовник. Камилла искренне не одобряла этой мысли.
Не считая нескольких жарких поцелуев, страстных ласк и тайной встречи с бесчестным охотником, который впервые довел ее до оргазма, Камилле недоставало опыта реальной жизни. Она проживала подробности, рассказанные замужней подругой. Понаблюдав за горем отца после ухода матери, Камилла отвергла саму идею замужества.
Она не воспринимала идею Китти всерьез, хотя ей все же хотелось мужской ласки. Кэтрин знала об этом и частенько пыталась с кем-нибудь свести Камиллу, к ее вящему удовольствию и ужасу. Камилла знала, что, как только она будет готова, Кэтрин ничто не остановит.
Если бы Кэтрин оказалась тем вечером в галерее, она бы сочла лорда Синтона идеально подходящим на роль преданного спутника Камиллы. А все из-за его властной позы – казалось, им было пронизано все пространство вокруг него. Он был человеком, который знал чего хочет, и добивался этого.
Синтон вошел и заявил свои права на галерею всего лишь одним высокомерным взглядом. Он овладел всем, в том числе и благоразумием Камиллы.
Как бы эта его черта ни раздражала при свете дня, Кэтрин заявила бы, что по ночам в спальне лучшего и желать нельзя. Особенно если он поставил бы перед собой задачу овладеть после разума Камиллы еще и ее телом.
– Твое молчание наводит на мысли о том, что ты уже встретила кого-то привлекательного.
– Нет, – солгала Камилла. – Вовсе нет.
Непроизвольно, причем уже не в первый раз за этот вечер, она вернулась мыслями к завораживающим изумрудным глазам и чувственному рту, который мог похвастаться донельзя дьявольской ухмылкой.
Еще по пути к подруге, когда дождь лениво забарабанил по крыше экипажа, Камилла откинула голову на мягкую стенку, закрыла глаза и внезапно обнаружила, что представляет лорда Синтона, сидящего на скамейке рядом с ней. Он медленно притягивает ее к себе и скользит пальцами по ее рукам, изучая небольшие участки обнаженной кожи между перчатками и платьем, словно хочет найти в ней ответы на любую загадку Вселенной…
Он не спускает с нее изумрудных глаз. Камилла наблюдает за тем, как он медленно наклоняется, чтобы дать ей время остановить его порывы, а затем нежно проводит губами по чувствительной шее мягким поцелуем. Когда ее дыхание перехватывает от этого ощущения, он следует вдоль изгиба ее плеча, затем вниз, по декольте…
Его губы становятся все настойчивее с каждым умелым движением языка и нежным покусыванием, отчего все ее тело охватывает жар.
Затем он переключается на корсет, осторожно тянет за шнуровку и развязывает ее со сноровкой, сводящей с ума. Тут-то он и раскрывает один из самых скандальных секретов этой старой девы: слабость к нижнему белью. В шикарном белье Камилла чувствовала себя красивой и втайне покупала у модистки нежные, мягкие и женственные вещицы, облегавшие изгибы ее тела…
Пальцы Камиллы соскользнули со скамьи на колени и приподняли юбки. Шелест шелка звучал запретной музыкой на фоне грохота колес экипажа. Она принялась медленно поглаживать чувствительную кожу над чулком с кружевными краями, все ближе подбираясь к нарастающему жару между ног.
Она ласкала себя в экипаже, представляя его пальцы между бедер, и всем телом предалась этим ощущениям, пока кучер не постучал в дверь. Он привел ее в чувство и, что было куда неприятнее, не дал ей достичь удовлетворения.
Вообще-то этот лорд Синтон просто повеса, так что ей стоило перестать о нем фантазировать. Особенно после того, как он попросил о том, чего она ни за что бы не написала. Каждого, кто интересовался заколдованными предметами, следовало избегать любой ценой. Об этом ее предупреждали и мать, и отец – редкий случай, когда они оба были непреклонны.
Заколдованные предметы не то чтобы обладали разумом, но и не были абсолютно его лишены. Камилла знала, что ведьмы создавали их из ненависти при помощи темной магии, а затем позволяли им с течением времени сеять все больше хаоса и неприятностей.
По рассказам ее отца, это означало, что артефакты могли даже менять внешний вид. То, что изначально было троном, могло превратиться в книгу, кинжал или перо для того, чтобы издеваться, ранить и убивать забавы ради. Такой предмет мог овладеть живым существом и вселиться в него до тех пор, пока ему не наскучит и он не покинет тело хозяина.
В поле ее зрения возникло обеспокоенное лицо Кэтрин.
– Камилла? Милая, может, стоит открыть окно? Ты немного покраснела…
– Нет, прошу тебя. Думаю, это последний глоток шерри.
Про себя Камилла проклинала лорда Эшфорда Синтона и его соблазнительные высокомерные губы за то, что снова на них отвлеклась. Это невероятно выводило из себя – не выносить мужчину и в то же время испытывать к нему влечение. Невозможно было поверить, что она думала о нем вот так.
Этого никогда не случалось с другими мужчинами, которых она презирала. Ей ни разу не доводилось практически достичь оргазма на заднем сиденье экипажа, представляя себе Вексли.
Камилла дала себе слово больше не думать в таком ключе и о Синтоне.
– Вексли упоминал о званом ужине. Ты получила приглашение? – спросила она.
Кэтрин пристально смотрела на нее, но наконец кивнула.
– Его доставили прямо перед твоим приездом. Пожалуйста, скажи, что идешь, – взмолилась она. – Я не вынесу даже мысли о том, что буду там без тебя.
Если бы Вексли прислал приглашение, Камилле пришлось бы принять его, чтобы избежать его гнева, хотя ей этого ох как не хотелось.
Зато у нее возникла одна мысль.
Если она попадет в дом Вексли на званый вечер, который наверняка перейдет в шумную вечеринку, возможно, ей удастся найти там ее первую подделку.
Вексли говорил, что спрятал ее. А значит, она хранилась в его личном кабинете, куда во время праздника не попадет ни один из гостей. Для Камиллы это была отличная отправная точка.
Когда вечеринка будет в самом разгаре, она займется поисками картины. А когда найдет ее, сожжет в первом же камине. Векс-Фекс даже не узнает, что это ее рук дело. Так она защитит себя от дальнейшего шантажа.
План был рискованным. Однако если он сработает, награда будет слишком велика, чтобы не попытаться.
До этого Камилла различила в речах беспутного лорда нотки отчаяния. Она понимала, что вскоре он найдет способ добиться ее руки. Так что она чокнулась с подругой и улыбнулась:
– Разумеется, иду. Разве можно придумать лучший способ скоротать вечер!
Кэтрин рассмеялась и покачала головой.
– Лгунишка! Но я рада, что ты там будешь. Сама знаешь, каким восхитительно неистовым скандалом может обернуться этот вечер, особенно если Вексли напьется…
Камилла знала и молилась, чтобы Векс-Фекс не подвел ее.
Лицо Кэтрин просияло.
– Кстати, о неожиданных поворотах. Слышала про того лорда, который приехал совсем недавно? Лорд Эшфорд как-то там… О нем все говорят.
Камилла сглотнула комок в горле.
– Да? Не слышала. По крайней мере, перестали шептаться о моей матери.
Кэтрин одарила ее грустной улыбкой. Она пыталась уберечь Камиллу от худшей сплетни последнего десятилетия. Особенно от безжалостных мамаш, готовых на все, чтобы их дочери вышли замуж за самых завидных женихов.
– Судя по тому, что ты мне рассказывала, леди Флер была не робкого десятка. Поэтому о ней до сих пор и говорят, даже десять лет спустя, – сказала Китти. Она почувствовала, куда завели Камиллу ее мысли. – И она была права: все эти глупые мамаши просто завидовали твоему таланту. Помнишь, ты сама мне это говорила?
Камилла рассмеялась.
– Они не завидовали моему таланту, Китти. Они считали меня странной и не хотели, чтобы их сыновья ухаживали за мной.
Китти одарила ее улыбкой заговорщика.
– Твоя мама говорила: «Все они дуры, которым нужно лишь отвлечь внимание от своих идиотских наследников и их, вне всякого сомнения, крошечных членов».
– Кажется, ты не совсем так запомнила ее слова, – возразила Камилла.