Убить вампира-завоевателя E-Book

Карисса Бродбент

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 372

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Силина отдала своей богине зрение, свободу и душу. Взамен она обрела дом, сестер и навыки хладнокровного убийцы. На человеческие земли наступает армия вампиров во главе с безжалостным командиром Атриусом. Орден Госпожи судьбы, к которому принадлежит Силина, намерен бороться с захватчиками. По заданию ордена Силина становится прорицательницей Атриуса. Ей открываются ошеломляющие картины его прошлого — прошлого, которое слишком напоминает ее собственное. С каждым прикосновением и раскрытым друг другу секретом Силина и Атриус сближаются все сильнее, а грань между правильным и неправильным истончается. Но приказ отдан, и ослушаться его нельзя. Силина должна убить вампира-завоевателя. Убить точным ударом в сердце. Вот только ее собственное сердце этого удара, кажется, не вынесет… Спин-офф цикла «Короны Ниаксии».

Leseprobe

18+

Carissa Broadbent

SLAYING THE VAMPIRE CONQUEROR

Copyright © 2023 by Carissa Broadbent

Published by permission of the author and her literary agents,

Ethan Ellenberg Literary Agency (USA) via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia)

All rights reserved

Перевод с английского Игоря Иванова

Оформление обложки Татьяны Павловой

Бродбент К.

Убить вампира-завоевателя : роман / Карисса Бродбент ; пер. с англ. И. Иванова. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025.

ISBN 978-5-389-27564-5

Силина отдала своей богине зрение, свободу и душу. Взамен она обрела дом, сестер и навыки хладнокровного убийцы.

На человеческие земли наступает армия вампиров во главе с безжалостным командиром Атриусом. Орден Госпожи судьбы, к которому принадлежит Силина, намерен бороться с захватчиками.

По заданию ордена Силина становится прорицательницей Атриуса. Ей открываются ошеломляющие картины его прошлого — прошлого, которое слишком напоминает ее собственное. С каждым прикосновением и раскрытым друг другу секретом Силина и Атриус сближаются все сильнее, а грань между правильным и неправильным истончается.

Но приказ отдан, и ослушаться его нельзя. Силина должна убить вампира-завоевателя. Убить точным ударом в сердце. Вот только ее собственное сердце этого удара, кажется, не вынесет…

Спин-офф цикла «Короны Ниаксии» — впервые на русском!

© И. Б. Иванов, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024Издательство Азбука®

1

Я больше не скорблю о потере телесного зрения. Оно не позволяло по-настоящему воспринимать окружающий мир и было подобно костылям. Взамен я получила нечто куда более ценное.

Взять хотя бы эти минуты. Я стою, прижавшись спиной к стене, держу наготове кинжал и выжидаю, когда смогу убить мужчину — того, кто за стеной.

Если бы я полагалась только на обычное зрение, пришлось бы вытянуть шею и заглянуть в дверной проем. Меня могли бы увидеть. Чтобы выбрать наилучший способ нанесения удара, я была бы вынуждена, напрягая глаза, всматриваться в извивающиеся силуэты сплетенных тел моей жертвы и его любовницы.

Неэффективно. Чревато ошибками. В общем, ужасающий метод работы.

Вместо этого я чувствовала. Ощущала. Благодаря магическим нитям распознавала границы физического мира: цвета и контуры предметов, черты лица, темноту и свет. Открывшиеся возможности были гораздо шире и крайне важны для подобного ремесла.

Моей целью был молодой аристократ. Полгода назад у него умер отец, занимавший высокое положение в обществе. Едва вступив в права наследства, сын употребил все полученное богатство и власть на то, чтобы, грабя народ, упрочить благосостояние Короля питоры.

Сейчас его сущность была густо пропитана похотью. Арахессы не могут проникать в чужой разум, но мне и не требовалось читать мысли. Какой в них толк, если я видела его сердце?

— Еще, — простонал женский голос. — Умоляю, еще!

В ответ он что-то промямлил, слова потонули в волосах любовницы. Она сгорала от желания, ее душа дрожала в нетерпении. Мужчина менял позы, вдавливая ее тело в кровать, приближая пик удовольствия. На мгновение меня охватила зависть: эта змея испытывала наслаждения, каких я не получала никогда.

Но я быстро отогнала мысль. Арахессам не пристало сожалеть о том, что мы отдали во имя нашей богини Аседжи — Прядильщицы судеб, Хранительницы неведомого и Матери колдовства. Нам незачем горевать ни о зрении, ни о праве распоряжаться своей судьбой, ни о кусочках плоти, принесенных в жертву. И конечно, глупо сокрушаться об утраченном телесном блаженстве.

Вот только поскорее бы они уже...

Вжимаясь в стену, я сердито выдохнула сквозь зубы и опустила взгляд, задев ресницами наглазную повязку.

«Пора?»

Голос Реты у меня в голове прозвучал совсем тихо. Она находилась почти у самой границы досягаемости нити-шептуньи, внизу, у входа в особняк на берегу. Услышав арахессу, я одновременно почувствовала слабое эхо морского ветра, обвевавшего ее лицо.

«Нет еще», — ответила я, вызвав раздражение у Реты.

«Непонятно, сколько у нас в запасе времени. Он ведь занят? Так убей его и уходи, пока он не почуял твое присутствие».

Да, он занят. Теперь не только женские стоны, но и его тоже отражались от разделявшей нас стены.

Я не торопилась отвечать.

«Силина...» — начала было Рета.

«Хочу дождаться, когда его девица уйдет».

Так и знала: мой ответ вызвал у Реты смех.

«Дождаться, когда его девица уйдет? Если задержишься, кто-то обязательно тебя обнаружит».

Я стиснула зубы и промолчала. Звуки, передаваемые по нити-шептунье, потонули в шумном оргазме парочки.

Эти нити были очень полезны. Разговор по ним не подслушаешь. Они превышали диапазон звучания так же, как способности арахесс превосходили обычное зрение. То был дар Прядильщицы, за который я не уставала ее благодарить.

...Но меня злило, что уже не притворишься, будто чего-то не услышала.

«Силина!»

«Возможно, она не знает», — ответила я.

Не знает, кто он и что он — чем занимается и для кого.

У меня не было сомнений по поводу убийства этого аристократа. Скоро я испытаю радость, и бо́льшую, чем следовало бы, чувствуя, как он обмякает и умирает подо мной. Это будет моим маленьким секретом, постыдным удовольствием. Но его любовница...

И вновь я услышала смех Реты.

«Она знает».

«Она...»

«Раз она с ним кувыркается, то знает. А если нет, у нее дурной вкус по части мужчин. Какая тебе разница?»

И тут я почувствовала.

В воздухе что-то затрещало. Это был звук отдаленного удара, но он не шел ни в какое сравнение с ощущением, пробежавшим по нитям жизни. Они пролегают под физическим миром. Некая могущественная сила заставила их вибрировать.

Я застыла.

Моя жертва и его любовница замерли.

— Что это было? — шепотом спросила девица.

Но мне стало не до них, когда сила вибраций и бессловесная паника Реты хлынули по нитям, словно поток крови.

«Рета!»

Молчание.

«Рета! Что случилось?»

Замешательство. Страх.

Ощущения передались мне и поблекли. Похоже, она отошла от входной двери особняка, а через несколько шагов помчалась по городским улицам.

«Рета!»

Она была вне досягаемости нитей-шептуний. Я улавливала лишь слабые вибрации.

Так продолжалось, пока я не услышала ее крик.

Арахесса не смеет срывать порученное задание ни при каких обстоятельствах, даже ради спасения жизни другой сестры. Но в тот момент все тщательно заученные наставления вылетели из моей головы. Я почувствовала неописуемый ужас Реты: утробный, человеческий и слишком хорошо мне знакомый, в чем я бы никогда не призналась.

Я побежала.

Вниз по мраморным ступеням, по плиткам пола, вдруг ставшим скользкими, к входной двери, где моя сестра-арахесса еще недавно стояла, наблюдая за обстановкой.

В лицо ударил ветер: соленый, веющий запахом моря.

И вместе с ним пронзило понимание — они.

Вампиры.

Они вторглись в наши пределы.

Наверное, и через десятки лет я буду помнить этот момент. Все ощущения, сопровождавшие их высадку. Меня мутило от их магии. Я словно запачкалась в ней. В воздухе разлился густой запах крови, от которого меня чуть не стошнило.

Сестры-арахессы проходят основательное обучение магии каждого бога. С детского возраста нас знакомят со всеми видами чар, невзирая на бунт наших тел и даже на то, что учеба причиняет увечья и оставляет рубцы от ожогов.

Я сразу определила, с чем столкнулась. Это была магия Ниаксии — богини-отступницы, Матери вампиров.

Слух только мешал. Удары, крики, стоны, грохот падающих камней — все слилось в один невыносимый гул, подобный рокоту водопада. На мгновение я почувствовала себя слепой из-за лавины ощущений. Каждая сущность, каждая душа вопили разом.

В тот момент я не знала, что происходит. Только позже отчетливо поняла, чему стала свидетелем. Но одно мне было ясно сразу: Король питоры здесь ни при чем. Это чужеземцы.

«Рета!»

Я пустила зов по нитям, протягивая их, словно сеть. Там, где суша граничила с водой, я почувствовала Рету. Почувствовала, как она бежит. Но не от взрывов, гремящих на берегу. Наоборот — прямо к ним.

Нет!

Идиотка. Глупая девчонка. Порывистая. Нетерпеливая.

«Рета! Вернись!»

Я побежала за ней, лавируя между каменными обломками и вспышками странного огня. Такой мне еще не встречался. Он не был ни горячим, ни холодным, но пожирал деревья и здания. Из-за него я постоянно меняла направление, а магия в голове стучала и завывала от чрезмерного напряжения.

Но я нигде не оступилась.

Рета стояла на берегу, возле причалов. Ее окружало множество сущностей; такая толпа, что их было не разъять. Люди. Вампиры. Я не могла сосчитать. Их было слишком много, и еще больше сходило с кораблей. Они выплескивались на берег, сопровождаемые морской пеной, магией, взрывами и кровожадной яростью. Их злоба отдавалась у меня в жилах.

«Силина!»

Аша. Окрик предводительницы был резким, а голос — испуганным.

Я впервые ощутила ее страх.

До этого момента я ни разу не нарушала приказы.

Но сейчас я услышала вопль Реты. Воздух потряс новый взрыв темной магии — настолько сильный, что, когда он отгремел, я оказалась на четвереньках. В тело впились щепки разнесенного причала.

Рета исчезла. Совсем.

Трудно объяснить, каково это — осознать смерть сестры-арахессы. Я никогда не видела Рету и не слышала ее голоса. Но вблизи другой арахессы ты чувствуешь ее так же, как человек ощущает тепло тела того, кто рядом. Все нити сестер связаны с твоими.

И вдруг все обрывается.

У мертвых нет нитей.

Цвет нитей Реты был пурпурным. Иногда, в моменты радости или волнения, он становился чуть теплее, в нем появлялись оттенки розового. А если она пребывала в мрачном настроении, цвет, меняясь, напоминал грозовые облака вокруг закатного солнца.

Сейчас все исчезло. Там, где совсем недавно находилась Рета, каждая из нас ощущала дыру. Странно, но во мне инстинктивно пробудилось воспоминание, с которым я давно должна была бы справиться. Когда-то я видела, как безжалостно челюсти войны заглатывают людские жизни.

Аша тоже почувствовала гибель Реты. Иначе и быть не могло. Мы бы поняли это на любом расстоянии.

«Отпусти ее, — повторила Аша. — Возвращайся. Нужно уходить. Задание выполним в другой раз».

Задание? Какое мне дело до этого жалкого аристократа с его вялым членом?

У меня появилась куда более внушительная цель.

Там был — он.

Даже в гуще вампиров и их магии он стоял особняком. Одно его присутствие превосходило любые воздействия. Он был точкой притяжения. Все остальное — бесчисленные души, серая морская пена, холод ночи — простиралось вокруг него, словно он восседал на троне. Казалось, сама вселенная спешила расположиться в угоду ему, когда он сошел на берег.

При всем царившем хаосе, еще не зная деталей, я ощутила появление чего-то громадного, ужасного и смертельно опасного. С первых мгновений стало понятно: он — главарь вторгшихся вампиров.

Морской бриз принес запах войны. Я запечатлела в душе все подробности. Нити даже на расстоянии определили его черты. Он был в дорогих одеждах и еще более дорогих доспехах. Его длинные волосы — влажные, просоленные, — разметавшись по плечам, отражали лунный свет.

И конечно, ошеломляли рога. Черные, как ночь, торчащие надо лбом и загнутые назад. Ничего подобного я не встречала. Должно быть, они появились в результате какого-то темного магического ритуала.

Он был проклят. Он был запятнан. Это я чувствовала. А когда он переступил через тело Реты, я инстинктивно сунула руку за спину и достала лук.

Я была фантастически метким стрелком. Человеческие глаза могут подвести. Но нити не подводят никогда.

Мне открылась превосходная возможность. Одна нить протянулась от меня прямо к его сердцу.

«Силина, возвращайся!» — скомандовала Аша.

«Всего один выстрел».

«Ты слишком далеко».

Неправда. Я на нужном расстоянии.

Я натянула тетиву.

«Мы не можем потерять здесь еще одну сестру!» — загремела Аша с такой силой, что я вздрогнула, а мозг взорвался болью.

Он вышел на берег. Нить между нами туго натянулась. Он повернул голову. Я ощутила на себе его взгляд — и зловещая магия пробежала от него по нити.

«Силина, Зрящая мать повелевает тебе вернуться».

Я могла бы его убить.

Могла бы.

У меня дрожали руки. Каждая крупица внимания, прорываясь через все ощущения, была сосредоточена только на нем. Ничего другого не существовало.

Но одновременно я чувствовала взгляд Зрящей матери, ослушаться которую не смела ни одна сестра.

Я опустила лук и устремилась в хаос ночи. В пути я настолько перенапрягла свою магию и разум, что, догнав Ашу, буквально рухнула на придорожные камни. Я знала о наказании, ожидавшем меня в крепости, но оно меня не волновало.

Упущенный момент уже был наказанием.

Момент, когда я позволила ему уйти.

Я еще долго буду размышлять над этим.

2

Глаза у тебя забирают не сразу. Приношение совершается по чуть-чуть.

Зрящая мать объяснила мне, что так предпочтительнее для Аседжи. Один раз решение можно принять, поддавшись порыву. Потом это решение может показаться опрометчивым. Потом о нем можно пожалеть. Но решение, которое принимаешь каждый день в течение года — и каждый день осознанно, — опрометчивым уже не покажется.

Это было честным договором с Аседжей, ведь арахессы спасли меня от смерти.

Мне исполнилось уже десять лет. Я оказалась старше большинства послушниц и остро ощущала разницу между нами и тогда, и потом. Наверное, это чувство останется со мной навсегда, потому что десять лет — огромный срок, отделявший меня от других сестер. Многие из них едва помнили процесс своего посвящения, не говоря уже о прежней жизни. Арахессия и Соляная крепость — это все, что у них было. Иногда я жалела их. Знай они о происходящем за пределами крепости, они бы еще больше ценили нашу обитель.

Я знала. И помнила все.

В таком возрасте сложно не запомнить каждую каплю жгучего настоя маратина, который мне капали в глаза, после чего в них разгорался огонь. Помнила я и видения, заставлявшие меня по ночам метаться в кровати. Они не давали спать, а от высохших слез щеки покрывались коркой. Но главное, в десять лет уже понимаешь, что даже боль — это благословение по сравнению с внешним миром.

Люди думают, будто мы настолько оторваны от реальности, что не знаем их мнения о нас. Какая глупость! Нам известно все. Люди считают нас сумасшедшими. Еще бы, ведь мы принесли, по их мнению, невообразимую жертву. Но это была не жертва. Это был добровольный обмен.

«Дитя, закрой глаза — и увидишь весь мир».

Вопреки людской молве, мы не слепы. Нити жизни, пронизывающие все вокруг, и наше умение пользоваться ими дают нам необходимые знания. И даже больше.

В мой первый раз обряд совершила сама Зрящая мать. Она прижала мои руки к каменному столу. Было страшно. Но уже тогда своим детским умом я понимала: бояться не надо. Просто я не привыкла к виду арахесс и их повязок. Когда Зрящая мать склонилась надо мной, я не знала, куда смотреть, и потому уставилась на ярко-красную полоску ткани на ее глазах. Время над этой женщиной было не властно. Морщинки у крыльев носа и вокруг рта почти не влияли на ее сверхъестественно молодой облик.

— Дитя, ты должна сохранять спокойствие, — сказала она. — Даже перед лицом сильной боли. Помнишь, как это делается?

Мне нравился голос Зрящей матери. Он был спокойным и нежным. Судя по тону, она в одинаковой степени уважала во мне как беззащитность, так и сообразительность, столь редкую среди моих сверстниц. Едва увидев эту женщину, я осознала, что ради нее готова на все. Втайне я представляла богиню Аседжу в точности с таким же лицом.

— Силина, тебе понятно? — не услышав моего ответа, спросила Зрящая мать.

Она впервые назвала меня моим новым именем. Как же это было приятно! Передо мной словно открыли дверь и позволили войти.

Я кивнула и, преодолевая сухость во рту, сказала:

— Да. Понятно.

Это испытание, догадалась я. Меня проверяли, прежде чем допустить в Соляную крепость. Способность стойко переносить боль являлась непреложным условием, а я хорошо умела терпеть. Желая доказать это сестрам, я намеренно сломала пальцы. Прошло столько лет, но, касаясь левой руки, я по-прежнему ощущаю гордость.

Зрящая мать улыбнулась мне и кивнула сестре, стоявшей рядом.

Когда все завершилось, мое лицо было залито слезами, а рот полон крови. Я так сильно закусила язык, что потом целую неделю не могла есть твердую пищу.

Однако оно того стоило. Позже мне рассказали, что я была единственной послушницей, не проронившей ни звука.

Я больше не замечала повязки Зрящей матери, поскольку у меня, как и у всех сестер, появилась своя. Сегодня я надела красную, такую же, какая была на глазах Зрящей матери пятнадцать лет назад, когда она склонилась надо мной. Случайное совпадение.

Эта мысль пришла ко мне на общем собрании. Вместе с другими сестрами я сидела за большим круглым столом. Мои пальцы касались полоски крупной соли, рассыпанной вдоль столешницы. Каждая из сорока сестер прижимала руки к соли, связующему звену, соединяющему нас между собой и с Прядильщицей, Госпожой судьбы — богиней Аседжей, которой мы поклялись в непоколебимой верности.

Но я остро ощущала пустовавшие стулья. Их стало больше со времени прошлого собрания. В тот день началось вторжение, и мы с Ашей вернулись с юга.

Было невозможно не почувствовать отсутствия сестер. Разрывы в цепи, никем не тронутые полоски соли.

Первой жертвой после высадки вампиров стала Рета. Затем в местечке Брелес скончалась Вима. Падение каждого города сопровождалось гибелью кого-то из наших сестер.

Враги продвигались быстро, не теряя времени. Их цель была понятна: захватить всю Глею. Иначе зачем им высаживаться на юге и упрямо перемещаться на север?

Я совсем не удивилась, когда Зрящая мать, откашлявшись, сообщила:

— Вампиры вторглись в Вапрус.

Никто не произнес ни слова. Но нити позволяли нам чувствовать волны страха и горя.

Кивком я указала на третий пустующий стул. Мне не требовалось знать правду.

Однако молоденькая сестра Илена дрожащим голосом спросила:

— Амара?

Зрящая мать тяжело вздохнула. Ее печаль мы почувствовали раньше, чем услышали слова:

— Да, мы потеряли Амару.

Илена закусила губу, согнувшись над столом. Ей было всего семнадцать, и утраты пока еще больно били по ней. Наверняка они больно били по всем. Просто мы научились прикрывать душевные раны другими делами. Штопать их нитями следующего задания.

Я стиснула зубы и постаралась утаить чувство безысходности, пока его не уловили остальные. Никогда и нигде я не находилась под столь пристальным вниманием, как за этим столом, в единстве со всеми сестрами, Зрящей матерью и самой богиней Аседжей.

Но в последние недели эта общность начала меня тяготить. Становилось все труднее загонять вглубь постыдные мысли, которые вообще не должны были появляться в моей голове.

— Зрящая мать, нам что-нибудь известно об их дальнейших замыслах? — спросила Аша.

Мне доставило удовольствие не только услышать, но и почувствовать нотки гнева в ее голосе.

— Думаю, им нужны наши земли, — просто ответила Зрящая мать.

— Обитранцы еще не решались на захват человеческих территорий.

Континент Обитры был родиной вампиров и находился во владении богини-отступницы Ниаксии. Три вампирских королевства: Дом Тени, Дом Ночи и Дом Крови — постоянно воевали между собой, но не нападали на земли людей. По крайней мере, с таким размахом. А сейчас? Это вторжение было продуманным и хорошо подготовленным. В Глее высадилась целая армия.

— Вампиры Дома Крови — самые непредсказуемые из всех, — уточнила Зрящая мать. — Пока невозможно понять причину их действий.

— Они что, обошлись без официального объявления войны? — спросила Аша.

— Да. Король Дома Крови не объявлял нам войну.

— Тогда этот вампир... их командующий... он проявил самоволие?

— Пока неизвестно.

В голосе Зрящей матери звучало бессилие. Она словно признавалась в своей беспомощности. Она, которую было невозможно представить уязвимой! Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого.

За столом воцарилось долгое молчание.

— А может, все это только во благо, — нарушила тишину Аша.

Она говорила вполголоса, словно рассуждала вслух.

— Пусть уничтожают друг друга. Может, это истощит обе стороны.

Я резко повернулась к ней. Мне было не скрыть вдруг охватившую меня волну негодования. Но я закусила язык, ощутив давний выступающий шрам — память о детском сражении с болью. Сейчас боль помогла мне подавить гнев.

Почувствовав на себе пристальный взгляд Зрящей матери, я поняла, что опоздала.

— Силина, что ты желаешь сказать?

— Ничего, Зрящая мать.

— Здесь не лгут.

Эти слова часто звучали за нашим столом. Возможно, они были правдой. Касаясь пальцами соли, мы были предельно открыты друг перед другом. Но это не означало, что у нас не появлялось идей, которые не следовало выражать. Таким мыслям было не место в наших умах, однако они все равно возникали.

Сейчас мне бы следовало промолчать. Но разум не успел удержать слова, и они вылетели изо рта.

— Если позволить случиться этому, война обернется большими человеческими жертвами.

— Силина, уж тебе-то должен быть хорошо известен наш принцип, — сказала Аша.

В ее голосе я уловила сожаление, отчего мне захотелось перепрыгнуть через стол и влепить ей пощечину.

— Мы действуем, — уточнила она, — исключительно по воле Аседжи, а не на поводу у своих чувств.

Да, так оно и есть. Двадцать лет назад Король питоры варварски завоевал Глею, ввергнув растерзанный край в состояние нескончаемой войны. Но даже этого было недостаточно, чтобы арахессы начали действовать. Они принимали решения не на основе нравственных принципов и представлений о добре и зле, хотя выходки Короля питоры по всем меркам были злом. Прядильщица показала нам более серьезную причину: Король питоры нарушил естественный порядок и сместил наш мир с надлежащего курса.

Понятие врага для арахесс определялось волей Аседжи и потерей природного равновесия — и этим отличалось от человеческого.

Однако нынешняя ситуация... она воспринималась...

— Аседжа не питает ненависти к детям Ниаксии, — напомнила мне Аша. — Возможно, даже поддерживает вторжение. Порою боги считают необходимым устроить чистку.

— Чистку? — переспросила я, не успев подавить гнев.

— Движение вперед не обходится без жертв.

В последнее время моего терпения не хватало надолго. Оно словно истощилось. Особенно по отношению к Аше. Стоило мне услышать ее голос, как я, не вникая в смысл слов, сразу вспоминала ее приказ отступить.

А ведь я могла бы тогда убить его, и эти стулья сегодня не пустовали бы.

И вместе с тем я сознавала ее правоту. Ниаксия — мать вампиров — была врагом Белого пантеона человеческих богов. Две тысячи лет назад, еще будучи молодой второстепенной богиней, Ниаксия влюбилась в Аларуса — бога смерти и стала его женой. Но их союз вызвал недовольство других богов, что привело к казни Аларуса. Обезумев от горя и гнева, Ниаксия покинула Белый пантеон и создала вампиров, целиком подчиняющихся ее власти. Теперь все боги Белого пантеона относились к Ниаксии с неприязнью. Единственным исключением была Аседжа, проявлявшая терпимость как к самой Ниаксии, так и к роду вампиров.

Словом, не нам судить завоевателя.

Но меня это не устраивало. Я хотела его судить. Я хотела судить каждого, кто превращал города в развалины и вызывал чувства, какие я испытала много лет назад, лишившись родного дома.

Это делало меня плохой арахессой, зато я могла честно оценить свои сильные и слабые стороны.

Умение управлять выражением лица — еще не все. Однако, как и телесное зрение, гримаса лишь поверхностно указывает на истинное состояние. Я могла контролировать все мышцы, включая лицевые. А вот управлять изменениями в ауре куда сложнее. Особенно за столом, когда все твои эмоции видны остальным сестрам.

Сейчас моя аура бурлила от гнева. Я злилась на вампира-завоевателя. На Ашу, заявившую, что жизни, погубленные его армией, могут способствовать всеобщему благу. И еще (зачем себе лгать?) — на Зрящую мать, не позволившую мне выстрелить в вампирского главаря.

«Силина, ты хочешь еще что-то сказать?» — спросила по нити-шептунье Аша.

Я уже готова была огрызнуться и бросить ей: «Довольно!»

— Довольно!

Голос Зрящей матери одновременно разнесся в воздухе и по нитям-шептуньям.

Мы замолчали. Я заставила себя успокоиться.

— Силина права, — сказала Зрящая мать.

Я удивленно вскинула брови, задев ткань наглазной повязки, но почувствовала удовлетворение.

— Нам лучше, чем кому-либо, известно, что зло способно принимать множество обличий, — продолжила она. — Да, Король питоры — наш враг. Но это не означает, что все его враги должны быть нашими друзьями. Вампир-завоеватель вызывает у нас обоснованное беспокойство.

Скажи это кто-то другой — и «беспокойство» ощущалось бы слишком мягким словом. Но в устах этой женщины оно могло быть проклятием.

— Зрящая мать, с тобой говорила Прядильщица? — осторожно спросила Илена.

Наставница ответила не сразу. Она встала, упершись ладонями в соль.

— Пока еще рано обсуждать, какого она мнения об этом. Грядут мрачные времена. И это, дочери мои, правда. Мы должны заглянуть внутрь себя... А теперь ступайте готовиться к вечерним молитвам.

Единым заученным движением мы взмахнули руками, рассыпая соль по столу, и поднялись. Вместе с сестрами я направилась к выходу.

«Силина, останься, — прозвучал по нити-шептунье голос Зрящей матери. — Ты пойдешь со мной».

3

Свое название Соляная крепость получила из-за местонахождения в горах восточной Глеи — почти недосягаемого уголка страны. Крепость плотно окружали высокие, труднодоступные каменные хребты, служа прекрасной защитой от проникновения чужаков. Даже если бы кому-нибудь и удалось обнаружить крепость (что сомнительно само по себе, ибо арахессы обладают непревзойденной способностью хранить тайны), пешее странствие по этим склонам наверняка означало бы верную смерть. Горы стояли, казалось, впритык, и потому даже магическое путешествие (большая редкость) на такое расстояние было очень опасным. Если не знать, где пролегают почти невидимые тропы, любой следующий шаг мог закончиться падением в пропасть. Такой случай произошел около ста лет назад, когда один несчастный колдун, воспылавший чувствами к арахессе, попытался пойти следом за любимой, надеясь попасть в крепость.

Да, имелось немало соображений практического характера, обусловивших возведение Соляной крепости там, где горы встречались с морем, заграждая доступ со всех сторон. Эстетические соображения в расчет не принимались.

И тем не менее крепость была красивой.

Впервые увидев ее ребенком, я почувствовала себя совсем маленькой и ничтожной. Я оказалась среди двух божественных пространств: гор с одной стороны и моря с другой. Рядом с мощными явлениями природы я была жалким набором плоти и костей. Это зрелище повлияло на мое представление об Арахессии — силе, превосходящей общую силу всех сестер-арахесс. Соляная крепость стала для меня олицетворением могущества. И конечно, такое чудо могло появиться только на стыке двух миров. Так я рассуждала в десять лет.

Разумеется, я уже не могу видеть крепость, как в детстве. Но это не значит, что я не вижу ее по-своему. Вижу. И ощущаю глубже, чем тогда. Сейчас я чувствовала все грани окружающего мира, смотрела на него под разными углами. Я замечала каждый серый утес, каждую зеленую волну прибоя, каждую пыльную травинку цвета пожухлого золота, щекочущую мне лодыжку.

Мне не о чем скорбеть. Я приобрела больше, чем потеряла. Так я отвечала каждому, кто спрашивал.

Но в потайном уголке моей личности, который я отказывалась признавать, я тосковала по возможности увидеть все это, как прежде, — человеческими глазами. Иногда, приходя сюда, я пыталась воскресить память о зрении, которым обладала в десять лет.

— Ты невнимательна, Силина, — одернула меня Зрящая мать.

Я резко посмотрела вперед. Мы шли по каменистым тропкам, огибавшим утесы. Холодный ветер обжигал нам щеки, и мы кутались в плащи.

Она была права. Я поддалась рассеянности.

— Прошу прощения.

— Незачем извиняться. Восхождения трудны. Мне известно, что Рета много значила для тебя.

Слушая ее голос, я чувствовала, как она тепло улыбается.

Вот это я с детства ценила в Зрящей матери. Да, она бывала строгой, требовательной, грозной. Но она же умела быть доброй, милосердной, сострадательной. Умела дарить то, чего мне тогда так не хватало. Может, порой мне и сейчас этого не хватает.

Я не посмела солгать ей и призналась:

— Но я борюсь с этим.

— Рета теперь живее, чем прежде. И ты это знаешь.

— Да.

Восхождение, а не смерть. Такого слова в нашем лексиконе не было. Арахессы не верят в смерть, считая ее переменой состояния. Подобно тому, как утрата наших глаз не означает утраты зрения, прекращение сердцебиения не означает конца жизни.

И все же было трудно не скорбеть по той, что теперь существовала лишь как воздух, земля и вода, не имея воспоминаний, мыслей и переживаний, делавших человека человеком.

— Силина, что тебя тревожит? — спросила Зрящая мать.

Я не ответила, и она негромко засмеялась.

— Ты всегда была загадочной. Даже когда мы тебя нашли.

Тщательно подбирая слова, я сказала:

— Я... я чувствовала, что Рета могла избежать гибели, и мне горько, что так случилось. Но этот груз нести мне, а не Аше.

— Твои тревоги связаны не только с Ретой.

Я промолчала. Не могла придумать, как ответить и не показаться возмущенной, ведь я действительно негодовала.

— Силина, во имя Прядильщицы, говори откровенно, — попросила Зрящая мать и, заботливо коснувшись моего плеча, покачала головой: — Это ведь не допрос.

— Не люблю высказывать мысли, которые того не заслуживают.

— Уверена, Аседже приятно твое благочестие. Но все-таки удовлетвори мое любопытство.

Я невольно скрипнула зубами. Так происходило всегда, стоило мне вспомнить тот несостоявшийся выстрел. Натянуть тетиву и не пустить стрелу...

— Просто я могла все оборвать еще тогда, — после долгого молчания сказала я. — Он был в пределах досягаемости. Я собиралась его застрелить.

— И почему не сделала этого?

Мне не нравилось, когда Зрящая мать задавала вопросы, уже зная ответы на них. Но ей хотелось услышать суждения из наших уст.

— Потому что Аша приказала мне вернуться, сославшись на тебя.

— Ты только поэтому не стала стрелять?

Я застыла, глядя на нее. Зрящая мать продолжала идти.

— Не останавливайся. Почему Аша велела тебе вернуться?

— Она чувствовала, что у нас почти не остается времени и мы можем не выбраться оттуда.

— Это не единственная причина.

Зрящая мать остановилась, повернувшись ко мне.

— Главное назначение арахесс — быть зодчими судьбы, которую показывает нам Прядильщица. Мы не судьи и не палачи. Мы — исполнительницы воли Аседжи, путешественницы в неведомое.

У меня раскраснелись щеки. Необходимость пускаться в объяснения вызывала раздражение. Удивляло то, что Зрящей матери, которой я так восхищалась, требовались мои доводы.

— Знаю, — сказала я, — и стараюсь безоговорочно исполнять волю нашей богини.

— Не сомневаюсь, Силина. Я не просто так завела этот разговор. Ты — целеустремленная арахесса, верная сестра нитей и дочь Прядильщицы. Вижу, что ты упорно борешься со своими слабостями, но не всегда понимаешь, почему тебя охватывает то или иное чувство.

— Страдания... много страданий, — пробормотала я. — И это касается не только Реты или Аши. Это...

— Это напоминает тебе собственное прошлое, — подсказала наставница.

Стыдно признаться, но во мне вспыхнул гнев и потребность защищаться.

— Зрящая мать, при всем уважении...

Она взмахнула рукой, словно воздвигла стену между нами. Казалось, ее сущность теснила мою.

— Тебе незачем соглашаться или спорить. Не столь уж важно, считаешь ли ты меня правой или наоборот. Ты находишься в стенах крепости дольше большинства арахесс. Я знаю, тебе было трудно. Отчасти это мешало твоему обучению, но могу с гордостью сказать, что ты все преодолела.

Мое лицо пылало. Я не любила думать об этом. Прошли те времена, когда я остро реагировала на многочисленные упреки. Мне говорили, что я никогда не стану достойной арахессой, поскольку попала в крепость, будучи переростком среди послушниц.

— Прошлое укоренило в тебе сильное чувство справедливости. Это делает тебя смелой воительницей, верной своим убеждениям. Но это же означает твою борьбу с реальным положением вещей в мире, где нет ни добра, ни зла. В нас ведь тоже нет ни добра, ни зла. Есть только предначертанное судьбой.

Жаль, я не могла сказать, что она ошибается. Я не один год старательно изживала из себя эту черту характера, одержимость справедливостью. И по большей части — успешно. Не существовало моральных принципов добра и зла. Было предначертанное или не предначертанное судьбой. Были нити судьбы, которые пряла богиня, и было отклонение от них. И не нам судить, что есть что.

Теплая рука Зрящей матери коснулась моей щеки. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Ее ласка была короткой, но нежной.

— Силина, у тебя доброе сердце, — сказала она. — Это дар Аседжи, хотя порой для тебя он и оборачивается тяжкой ношей. Умерь свои ожидания от внешнего мира и в то же время не давай погаснуть внутреннему огню. Он тебе понадобится для того, что ждет впереди.

Что может быть впереди?

Я без всяких слов почувствовала перемену в состоянии Зрящей матери. В ее сущности появился оттенок серьезности и какой-то торжественности.

— Минувшей ночью я всматривалась в темноту.

Всматриваться в темноту. Так обозначалась высшая степень прорицания, доступная лишь многоопытным арахессам. Теперь понятно, почему Зрящая мать отсутствовала несколько дней. Всматриваться в темноту — долгое и тяжелое занятие. Арахесса почти умирала для внешнего мира, проводя в созерцании многие часы, а то и дни. Такое состояние могло приблизить к богам, насколько это позволено людям.

— Что ты видела? — спросила я.

— Аседжа показала мне завоевателя и ужасные последствия, которые постигнут нас, если вампир одержит победу. Его действия не предначертаны. Они угрожают владениям Аседжи и всего Белого пантеона.

Это было серьезное обвинение.

— Как? Почему? — решилась спросить я и почувствовала лукавую улыбку Зрящей матери.

— Прядильщица, да возблагодарят ее наши сердца, изъясняется загадками. Она показала мне отдельные нити, а не весь узор. Но я увидела достаточно, чтобы понять намерения богини. Завоевателя необходимо остановить... — Голос ее дрогнул. — Если ты до сих пор жалеешь о несостоявшемся выстреле, скоро у тебя не останется причин для этого.

От услышанного я утратила дар речи и, помолчав, спросила:

— Ты поручаешь мне?..

— Да.

— Но я...

— Дитя мое, нам нужен огонь, — с обезоруживающей простотой сказала Зрящая мать. — У тебя он есть. Но если не хочешь...

— Очень хочу, — слишком поспешно и порывисто ответила я.

За годы служения мне перепало множество заданий. Все их я выполнила точно, умело и незаметно. Попав в Арахессию значительно позже других, я обучалась и упражнялась с двойным усердием, наверстывая упущенное. Я делала все, чтобы ярлык переростка не прилип ко мне. Мое усердие не осталось незамеченным. Я довольно быстро поднималась по ступеням иерархии арахесс, и сестры если и не радовались моим успехам, то, по крайней мере, уважали меня.

В последние недели... вдруг стали настойчиво проявляться черты моей личности, которые я считала давно отмершими. Я скрывала их как могла, но меня волновало, что Зрящая мать это заметила.

Я видела, как сестер изгоняли из Арахессии. Наша богиня требовала дисциплины и отстраненности, а не эмоциональных всплесков.

— Благодарю тебя, Зрящая мать, — сказала я, склонив голову, — и принимаю задание.

Она приподняла мой подбородок:

— Все заслуживают второго шанса.

Зрящая мать взяла меня под руку, и мы пошли дальше.

— Что ты знаешь о кроверожденных вампирах? — спросила она. — О Доме Крови?

Арахессы тщательно изучали все континенты и главные королевства. Вампирские дома существовали весьма обособленно. Узнать какие-либо подробности об их жизни было нелегко, но у нас имелись свои способы получения сведений.

— Не скажу, чтобы я слишком интересовалась ими. Но я знаю, какие у кроверожденных отношения с их богиней.

Создав вампиров, Ниаксия всячески их опекала. Континент Обитры являлся ее вотчиной. Но в давние времена Дом Крови усомнился во власти Ниаксии. Богиня расценила это как оскорбление и даже предательство. Она прокляла кроверожденных, и они не получили от Ниаксии тех качеств и способностей, которыми она одарила вампиров двух других королевств. О самом проклятии мы знали мало. Известно лишь, что кроверожденные жили гораздо меньше собратьев и умирали, по вампирским меркам, совсем молодыми. Дом Крови вызывал неприязнь не только у человеческих государств, вообще не желавших иметь ничего общего с вампирскими, но и у соседних королевств.

— А ты знаешь, что кроверожденные очень сильно зависят от прорицателей?

Этого я не знала.

— Разумеется, они помалкивают об этом, — продолжила Зрящая мать. — Но все крупные сражения, которые вел Дом Крови, сопровождались прорицателями при главнокомандующем. Их король также постоянно держит при себе прорицателя.

Странно, что королевство, управляемое Ниаксией, находилось в подобном положении. Ее приверженцы не обладали никакими магическими способностями, позволявшими заглядывать в будущее. А значит, они не могли обойтись без прорицателей — людей, которые поклонялись другим богам (включая Аседжу), наделявшим их даром предвидения.

— Вампир, вторгшийся к нам, не исключение. У него тоже есть прорицательница. Тебе надлежит отправиться к нему, проникнуть в армию и следить за его действиями. Когда войдешь в доверие к завоевателю и станешь прорицательницей, у тебя появится редкая возможность узнавать его намерения.

— Ты сказала, у него уже есть прорицательница? — на всякий случай спросила я.

— Да, — кивнула Зрящая мать. — Пока есть.

Дальнейших пояснений не требовалось. Я отчетливо понимала, что мне нужно сделать: пробить брешь и укорениться.

— Армия движется на север, — сказала Зрящая мать. — Я не знаю конечных целей завоевателя, но известно, что он будет искать встречи с Королем питоры. Осталось выяснить, зачем и что еще он намеревается сделать. Ты будешь рядом, а в подходящий момент убьешь его.

Несколько лет назад у меня возникло бы желание покончить с ним немедленно. Но сейчас я понимала: отруби змее голову, и у нее вырастут две новые. Нужно вонзить кинжал в змеиное сердце.

Возможно, в самом начале убийство главаря могло бы остановить вторжение. Теперь, когда он захватывал город за городом, было уже поздно.

— Не хочу тебя обманывать, Силина, — тихо сказала Зрящая мать. — Это опасное и неприятное задание.

— Все задания опасны и неприятны.

Полученное только что хотя бы отличалось размахом.

Зрящая мать кивнула, в точности поняв мои мысли.

— Отправляйся, — повелела она. — Лучше через водную стихию. Этим вечером армия движется на юго-запад.

Я не возражала и не спрашивала, можно ли попрощаться с сестрами. Все мы и так были связаны нитями.

— Спасибо, Зрящая мать, — снова поклонилась я.

Мне осталось лишь вернуться в крепость и собрать вещи. Не пройдет и часа, как я тронусь в путь.

Зрящая мать не двинулась с места.

— Да спрядет тебе богиня нити удачи! — крикнула она мне вслед, и ее голос потонул в морском ветре.

4

В детстве я иногда рисовала.

Когда я попала в Соляную крепость, среди моих скудных пожитков был и блокнот. В тот вечер, чтобы скоротать время, я стала делать наброски окрестных пейзажей. Море и скалы так заворожили меня, что я не удержалась и, как умела, перенесла эту красоту на бумагу.

На следующий день, еще до начала испытаний, сестры принялись перебирать мои вещи. Зрящая мать взяла блокнот и долго смотрела на него. Я тогда не понимала, как она может видеть сквозь повязку на глазах.

— Что это? — спросила Зрящая мать.

— Это море, — ответила я.

— Нет, это просто бумага, — возразила она.

Ее магия превратила блокнот в кучу обрывков. Зрелище того, как ветер несет их к волнам, было одним из последних, что увидела только я — обычными глазами. Спустя столько лет мне все еще вспоминались те летящие пестрые клочки. Они были похожи на крылья бабочек, и мир так легко поглотил их.

Всего-навсего бумага, как сказала Зрящая мать.

Я вынырнула из волн и шумно глотнула воздуха. Порыв холодного ветра влепил мне пощечину, не дав понять, где я, и взбудоражив все ощущения. Я слышала от некоторых сестер, что им это даже нравится, однако уверена: они врали. После пятнадцатилетнего опыта странствий сквозь толщу воды мое впечатление не стало менее тошнотворным. А может, оказываясь между нитями, я как будто проваливалась в прошлое, и это вызывало у меня неприязнь.

На берегу я устроила себе небольшую передышку: села, прислонившись спиной к валунам. Провела рукой по волосам, убирая их с лица. А когда встала на нетвердые ноги, попыталась разобраться в ощущениях. От их переизбытка задача была не из легких.

Арахессам тяжело находиться вблизи толпы. Обычные глаза дают лишь ограниченное восприятие. У нас же ограничений нет. Мы одновременно распознаем все, что нас окружает. И сейчас ощущения буквально захлестывали меня.

Указания Зрящей матери отличались удивительной точностью. Я появилась недалеко от военного лагеря, в нескольких лигах севернее Вапруса — последнего из захваченных городов. Земли Глеи по большей части были суровыми и малопригодными для жизни. Лучшие районы полководцы Короля питоры забрали себе. Жизнь была сосредоточена в городах-государствах, отделенных друг от друга пустошами, где почти никто не селился. На юге это были бесплодные каменистые равнины.

Ведомая ощущением толпы, я забралась на скалистый гребень, за которым на плоскогорье раскинулся вражеский стан.

Захватчиков было так много, что на меня обрушилась целая лавина аур. Сколько их: сотни, тысячи? Похоже, что тысячи. И каждый — вампир. Они ощущались иначе, чем люди: будто струны, настроенные на другой лад, скорее минорный, чем мажорный. Каждый оттенок был для меня непривычным.

Убедившись, как обширен военный лагерь, я начала обследовать его с помощью нитей. Обнаружила добротные, крепко поставленные шатры и повозки с продовольствием. От солдат исходило ощущение, что их вполне устраивает длительный привал. Даже издали я почувствовала их усталость. Меж тем возведение шатров продолжалось.

Стало ясно: они пришли совсем недавно и намеревались пробыть здесь несколько дней. Я не понимала, почему они перебрались на эту равнину, а не остались в одном из недавно захваченных городов. Однако мне их привал был только на руку. Я должна была разыскать прорицательницу, устранить ее и занять ее место.

Я спустилась к лагерю и спряталась за огромными валунами. Вампиры обладали великолепным зрением и тонким обонянием, поэтому я делала все, чтобы мои перемещения или запах не выдали меня. И в то же время требовалось подойти как можно ближе, определив границы бивуака.

Природа каждого существа имеет свои особенности. Но при таком хаотичном скоплении воины приобретали больше схожих черт, теряя отличия. Их чувства тоже были одинаковыми: решимость идти дальше на фоне усталости от пройденного пути. Мне это было знакомо. За годы служения я часто оказывалась рядом с солдатами. Меня немного удивило, что вампиры испытывают те же ощущения, что и люди. Наверное, все войны идентичны, и не важно, какая кровь течет в жилах солдат: красная или черная.

Обследовав половину лагеря, я замерла.

Его я узнала мгновенно. В море оттенков серого его душа была темной, с прожилками красного, похожими на шрамы. Ни следа утомления, одолевшего солдат. Нет, завоевателя отличали крепость духа и ярость. Стоило прочувствовать этот гнев, как у меня перехватило дыхание.

Шатер главаря на южной окраине лагеря был одним из самых больших. Выйдя наружу, завоеватель выпрямился во весь рост и остановился, оглядывая солдат.

Он повернулся в мою сторону.

Не дыша я отступила в тень камней. Шаг назад. Второй. Третий. Я находилась достаточно далеко, и даже с его обостренным зрением и чутьем он не мог...

И все же он долго всматривался в темноту. Туда, где пряталась я.

Однако повернулся и ушел в шатер.

На выявление прорицательницы у меня ушло два дня наблюдений и ожиданий.

Я почти не сомневалась, что она служит кому-то из богов Белого пантеона. Самые тщательные поиски я вела в дневные часы, когда вампиры прятались в затемненных шатрах и лагерь затихал.

На второй день она раскрыла себя.

Я уловила ее присутствие, когда солнце стояло высоко в небе. Ее шатер оказался неподалеку от шатра завоевателя. Я не ошиблась, она была человеком — немолодой женщиной, разменявшей седьмой десяток. Ее сущность была твердой и напоминала истертый временем камень. Я не могла определить, какому богу она служит, но это не имело значения.

Прорицательница взяла с собой мешочек, откуда выглядывали головки цветов. Там же я ощутила несколько восковых свечей. Она шла молиться.

Я последовала за ней, поначалу держась на расстоянии. Но чем дальше прорицательница уходила от лагеря, тем ближе я к ней подбиралась. Неторопливо, как хищник, которому некуда спешить.

Мы отдалились от стоянки на половину лиги, оказавшись на каменистом берегу озера. Теперь нас разделяли считаные шаги.

Когда прорицательница опустилась на колени и стала раскладывать амулеты, я решила действовать.

Наши души связывала единственная, туго натянутая нить. Как только я переступила через нее, окружающий мир поблек и изменился. Через мгновение я уже была за спиной жертвы и занесла над ней кинжал.

Я не успела ударить — она обернулась. Это было так неожиданно, что я попятилась, готовая ударить под другим углом. Однако женщина осталась на месте и просто смотрела. Она находилась так близко, что я ощущала морщины на ее лице. В глазах светилась мудрость.

— Я тебя вижу, — сказала она.

— Так ли уж это важно?

— Наверное, нет, — язвительно ответила прорицательница. — Забавно, я всю жизнь заглядывала в будущее и никогда не думала, что погибну от руки одной из ваших поганых сектанток. Не мне сражаться с судьбой. — Она скривила губы. — Но с тобой я сражусь.

Я была не настолько наивна, чтобы недооценивать колдунью, и не обманывалась отсутствием угроз с ее стороны. Я успела отскочить раньше, чем она ударила двумя пучками света. Мои ноздри наполнились едким дымом сгоревшей травы. Она промахнулась.

Однако поединок оказался нелегким, и не только из-за применяемой магии. Я дергала за нити вокруг прорицательницы, протискивалась сквозь воздух, стараясь уклоняться от ее попыток нанести удар. Уже через несколько минут я вновь оказалась у нее за спиной, схватила за шею, пнула под колено. Женщина вскрикнула от боли. Я не дала ей рухнуть на землю, а крепко прижала к себе.

Дальше надо было действовать без промедлений.

Однако я должна была задать этот вопрос.

— Зачем, зачем ты ему помогаешь? — спросила я, морщась от прикосновения ее седых вьющихся волос к моему лицу.

Прорицательница усмехнулась.

— Думаешь, дитя твоей богини способно понять, что взгляд на мир зависит от того, где ты стоишь, и что в каждом месте он неузнаваемо меняется? Наверное, потому они и забрали у тебя глаза, чтобы ты никогда этого не увидела.

Ей удалось повернуть голову, чтобы встретиться со мной глазами.

— Сколько лет тебе было, когда ты к ним попала? Четыре? Пять?

Я не ответила. Наверное, мое молчание подсказало ей. А может, магия.

— А-а, ты из переростков, — засмеялась она. — Неудивительно, что ты так отчаянно...

Кинжал полоснул ей по горлу. Лицо мне забрызгало теплой соленой кровью. Дыхание прорицательницы стало похожим на журчание ручья. Скоро она затихла.

Я разжала руки. Ее тело сползло вниз, и сухая земля принялась жадно поглощать кровь, словно долгожданный дождь. Только цвет его был ярко-красным.

5

Вампиры сразу хватились прорицательницы. Вероятно, в темное время суток старуха редко покидала шатер. Я следила за их поисками. Поначалу они лишь сердились. Я плохо знала обитранский язык, но улавливала смысл обрывков разговоров. Солдаты ругались и недоумевали, что старуху понесло невесть куда и она заблудилась.

Наконец появился и он.

Если других пропажа прорицательницы только возмущала, он был в бешенстве. Видя его состояние, все умолкли. Он потребовал искать ее повсюду и не останавливаться, пока не найдут.

Солдаты послушно рыскали ночь напролет.

Я выждала сутки, затем вторые. Поиски продолжались. Вспышка гнева у завоевателя не погасла, перейдя в постоянное бурление. Я это чувствовала даже на расстоянии. Ярость распространялась от его сущности, как струи горячего воздуха от раскаленных углей.

Шли дни. Беспокойство вампиров нарастало. Нужно было двигаться дальше, но завоеватель не желал уходить без старухи. Я наблюдала, как по вечерам он злобно выкрикивал приказы. Поиски были бесплодными, и команды раздавались через каждые несколько часов. Однако всем уже стало понятно, что прорицательница не вернется.

Уровень отчаяния, царивший в лагере, вполне годился для моих действий.

Невдалеке находился городок. Впрочем, городком его можно было назвать лишь с большой натяжкой. Правильнее сказать, торговое поселение с лавками, складами и жилыми домами. Всего один постоялый двор, рынок с короткими рядами прилавков и питейное заведение. Когда стемнело, я отправилась туда, спросила себе вина и стала ждать.

Мои расчеты оправдались. Вскоре там появились вампиры. Двое. Судя по облику, пехотинцы. Они расспрашивали всех подряд, не видел ли кто прорицательницу.

Я выбрала себе заметное место у двери, где и сидела, попивая вино.

По правде говоря, вино мне нравилось. В крепости его подавали редко, поскольку оно не лучшим образом влияло на восприятие. Но если путница зашла в питейное заведение, что она будет там делать? Естественно, пить. Пила я крошечными глотками, стараясь, чтобы вино как можно меньше попадало на язык.

Подавальщик держался угрюмо и на вопросы солдат отвечал неохотно. Естественно, им это не понравилось. Они начали орать, он в долгу не остался... тем все и кончилось. Бормоча себе под нос, он поплелся за стойку. Солдаты переглянулись. Я распознала досаду обоих, а еще сильнее — их ужас перед возвращением в лагерь с пустыми руками.

А потом я почувствовала их взгляд.

Я отхлебнула вина, словно не замечая их, и даже не сделала попытки отвернуться. Пусть глазеют. Я дала им вдоволь насмотреться на мою повязку и одежду, подходящую служительнице Аседжи.

«Запомните меня, солдатики», — подумала я и, лишь когда они ушли, довольно улыбнулась.

В большинстве случаев мой необычный облик лишь осложнял ситуацию. Разумеется, я с радостью пожертвовала богине свои глаза. Через несколько лет она забрала у меня мизинец на левой руке и добавила шрамы на животе. Я отдавала ей себя добровольно и считала за честь, что на теле останутся постоянные следы, напоминающие о моей верности Аседже. Это странным образом роднило всех нас. Мы сознательно делали себя чужими для внешнего мира и навечно получали отметины арахесс.

Конечно, мы гордились этими отметинами, которые не спутаешь ни с чем, но в то же время это... создавало определенные сложности. Мы всегда выделялись. Можно было сменить одежду, но нас выдавали повязки на глазах.

Нынешняя ситуация являлась приятным исключением. Сейчас мой внешний вид говорил сам за себя. Едва увидев меня, кроверожденные солдаты сразу поняли, кто перед ними.

Оставалось всего-навсего дождаться, когда они придут за мной.

На постоялом дворе я сняла комнату, выбрав самую заметную. Ее большие окна выходили на фасад, и я намеренно не стала их занавешивать. Когда нагрянул мой похититель, хозяин не пытался остановить его. Я не обиделась. Попытка сыграть в благородного рыцаря могла стоить ему жизни.

Вампир даже не постучал, а просто распахнул хлипкую дверь так, что дверная ручка оставила вмятину в штукатурке стены. Если он решил показать мне грубую силу, то почти добился желаемого.

Он остался стоять в проеме. Я сразу его узнала: это был один из солдат, приходивших выяснять насчет пропавшей старухи. Широкоплечий, крепко сбитый, с бледной кожей, растрепанными волосами пепельного цвета и аккуратно подстриженной бородкой. На нем был темно-красный двубортный мундир с серебряными пуговицами — форма кроверожденных солдат. Когда-то этот мундир выглядел даже щегольски, однако со временем пообтрепался.

— Ты пойдешь со мной, — объявил он с сильным акцентом.

Голос у него был низкий, в нем я уловила ту же усталость, что и в облике. Наверняка сказались несколько дней безуспешных поисков прорицательницы.

Я не двинулась с места и лишь спросила:

— Что... что тебе нужно?

Мой голос прозвучал выше, чем обычно. Я умышленно разыграла растерянность и даже страх.

— Ты пойдешь со мной, — повторил солдат. — Это можно сделать легким способом или трудным. Выбирай.

Я встала, пошатываясь, и прижалась к стене, показывая, что боюсь.

— Нет... я никуда не пойду.

Он тяжело вздохнул и, подскочив ко мне, схватил за запястья.

Я стала сопротивляться. Разумеется, не слишком сильно; не так, как могла бы. Только для вида.

— Убери руки!

Конечно, он не послушал, а грубо поволок меня к выходу. И хотя события разворачивались так, как я и рассчитывала, сердце у меня заколотилось — особенно когда он улыбнулся, обнажив два клыка. Таких острых, что я почти ощущала их через нити. Во мне вдруг проснулся давний страх, напомнив схожую ситуацию из раннего детства. Пришлось сделать над собой усилие и не поддаться инстинкту выскользнуть из хватки вампира.

Вместо этого я трепыхалась, как рыба на крючке, и позволяла тащить себя к двери.

— Отпусти меня! — вопила я. — Отцепись!

Для убедительности я высвободила руку, схватила с прикроватного столика металлический подсвечник и замахнулась на солдата.

Он ответил потоком обитранских ругательств. Его лицо помрачнело. Подсвечник расцарапал ему щеку. Закапала черная кровь.

Вампир сердито посмотрел на меня и сказал:

— Что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.

Сжав меня одной рукой, второй он выхватил из-за пояса кинжал и полоснул мне по предплечью.

Я оторопела, зашипев от боли. Он что, собрался убить меня, а не только подавить строптивость? То и другое было бессмыслицей. Но когда из раны потекла кровь, я поняла.

Вампиры Дома Крови применяли магию.

Рану стало жечь как огнем, резь нарастала, и вскоре я уже сжимала зубы и судорожно дышала. Вампир поднял руку, и моя рука самовольно дернулась в его сторону, словно мышцы больше не подчинялись моей воле.

Он щелкнул пальцами, и вдруг мое лицо вспыхнуло, а голова будто раскололась надвое.

Меня учили переносить страдания посильнее этого. И мне бывало больнее, чем сейчас. Но ощущение того, как твое тело восстает против тебя...

Я открыла рот — и не смогла произнести ни слова.

— Вот так-то лучше, — раздраженно бросил похититель.

Это последнее, что я слышала. Я обмякла в его руках и провалилась во тьму.

6

Я медленно приходила в себя. Голова трещала от боли. Первым ощущением стал запах снега. Это было странно, поскольку снег в Глее выпадал редко.

Потом я услышала голоса и не сразу поняла, на каком языке говорят. Однако сообразила: на обитранском.

Кто-то бесцеремонно меня встряхнул, отчего боль пошла по телу волнами, как будто толкнули не снаружи, а изнутри. От импульса вновь пробудились нити.

Надо мной склонился тот самый вампир с постоялого двора.

— Добрый вечер, — произнес он с улыбкой, показав острые клыки.

Я была натренирована быстро возвращаться в сознание. Умение управлять дыханием позволяет творить чудеса. Мне не составило труда оценить обстановку. Я сидела на стуле, свесив голову. Затекшая шея ныла. Одной Прядильщице известно, сколько времени я провела в такой позе. Стоило пошевелиться, как шея отозвалась легким хрустом. Однако мое лицо осталось бесстрастным, на нем не отразилось ни боли, ни немощи.

Я выпрямилась, подняла голову и... прямо перед собой увидела завоевателя.

Он развалился на стуле, поставив одну ногу на ящик. Судя по всему, мы находились в его личном шатре, ибо по меркам комнаты здесь было тесно, а по меркам обычного шатра — весьма просторно. И хотя, кроме нас, здесь был еще мой похититель, аура завоевателя подавляла его ауру, словно волна, набегавшая на скалы.

Я могла бы убить его сейчас.

Разумеется, я этого не сделаю. Это противоречило моему заданию, и таких приказов мне не давали. Я не посмею нарушить волю Прядильщицы.

Однако уверенность в том, что я могла бы прикончить его в этот момент, прочно захватила мой разум.

Завоеватель молчал, но я чувствовала его взгляд. Он словно впитывал меня с головы до пят. Ощущение было острым и таким же сильным, как если бы чужие руки шарили по моему телу.

— Добро пожаловать, — сказал он.

Голос у него был низким, но говорил он на удивление мягко, чего я совсем не ожидала, учитывая исходящую от него власть.

На самом деле многое в этом вампире не стыковалось между собой. Я обнаружила странные пласты его сущности, звучавшие несогласованно. Противоречие отражалось даже в его облачении — это раздражающее сочетание очень изысканной, хотя и старой одежды и потертых доспехов. Уж не знаю, каким богом он был отмечен, а может, боги тут ни при чем и у него когда-то произошло неприятное столкновение с сильным и коварным магом. Я воспринимала его целиком, а не так, как делают обычные люди, которым доступно только телесное зрение. И все равно его рога... казались чуждыми в общем образе. Нити подсказывали, что рога были не единственной его странностью, хотя он изо всех сил старался скрыть другие темные стороны своей личности.

— Оставь нас, — велел он солдату, и тот молча вышел.

Я осталась наедине с завоевателем.

Меня охватила робость, которую я не желала признавать и уж тем более выдавать ему.

Завоеватель молчал.

Я осторожно встала, стараясь, чтобы мои движения были плавными и уверенными, невзирая на слабость в ногах. Зелье, которым меня одурманили, оказалось очень сильным.

— Это излишне, — заметил он.

— Предпочитаю встретить смерть стоя.

Он засмеялся. Звук этот, словно змея, скользнул по моей коже.

Вампир поднялся и приблизился ко мне на шаг, затем еще на один. Оказалось, запах снега исходил от него. Частица его родины, принесенная с другого края света. Снег, железо. И легкий привкус соли.

— Я слышал, что такие, как ты, умеют видеть даже без глаз, — произнес он. — Это правда?

— Глаза — очень неудобный способ восприятия.

— Заученные слова. Думаю, их твердят все сектантки.

— С твоей стороны, лицемерно называть меня сектанткой. В Обитрах поклоняются Ниаксии. Чем тебе не секта?

Он снова засмеялся, тихо и как-то грубо. Я почувствовала его приближение, однако мне стоило усилий не вздрогнуть, когда его пальцы коснулись моей щеки. Они тоже были грубыми, мозолистыми, с острыми ногтями, вызывающими легкую боль.

— Может, ты и права, — сказал он. — Мы все приносим жертвы своим богиням. И у всех они значительны.

Он потянулся к моей наглазной повязке, намереваясь снять ее, но я схватила его за руку.

— Не смей!

— Если ты так внимательно рассматриваешь меня, почему я не могу взглянуть на тебя?

— Других слов от завоевателя я и не ожидала.

На этот раз он не засмеялся. Его пальцы задержались на моей щеке, теребя шелковую ткань повязки, но стянуть ее он больше не пытался.