В одно касание E-Book

Тесса Бейли

• Herausgeber: Инспирия
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 500

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Он играет в Национальной хоккейной лиге. Она мечтает стать музыкантом. Бросок в одно касание – и шайба летит в сетку. Одно касание по струнам – и музыка пробирает до мурашек. Абсолютный хит TikTok! Первая книга цикла Vancouver Storm, который познакомит тебя со спортсменами из хоккейного клуба Ванкувера. Джейми Штрайхер сварливый, но при этом очень горячий хоккеист НХЛ. А мне очень нужно получить должность его ассистентки, ведь это отразится на моей карьере. Вот только я забыла упомянуть, что была влюблена в него в старшей школе. У Джейми по-прежнему огромное самомнение: он даже не узнал меня при первой встрече! Но ради такой работы я готова поддерживать профессиональные отношения, даже если Джейми Штрайхер потребует, чтобы я переехала к нему.

Leseprobe

Стефани Арчер В одно касание

Посвящается Брайану, Аланне, Хелен и Антее.

Когда я побеждаю – они хлопают громче всех.

Stephanie Archer

BEHIND THE NET

Behind the Net © 2023 by Stephanie Archer

© Масленникова Т., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1. Джейми

ЛЕВЫЙ НАПАДАЮЩИЙ приближается к воротам и целится в меня шайбой. Она с глухим стуком ложится в перчатку, и кровь закипает от азарта и восторга.

– Непробиваемый Штрайхер! – выкрикивает пролетающий мимо запыхавшийся новичок. Я киваю и швыряю шайбу на лед. В Нью-Йорке фанаты приветствовали меня так во время матчей. Когда в прошлом году я получил «Везину»[1] как лучший вратарь НХЛ[2], в поздравительной речи тоже вспомнили эту фразу.

Рядом со скамейкой толпятся тренеры – наблюдают, делают заметки, обсуждают нашу игру. Мимо пролетает шайба, и внутри все напрягается. Главный тренер на секунду останавливает на мне взгляд, но его лицо мало что выражает.

Две недели назад я в качестве свободного агента подписал контракт с «Vancouver Storm», сознательно занизив свою стоимость. После панической атаки из-за аварии мама продолжает уверять, что все нормально, но я знаю: если она что-то от меня скрывает, дела плохи. Теперь, когда команда купила меня по выгодной цене, я превратился в инвестицию. Они могут продать меня подороже, и у меня даже не будет права голоса. Я как дом, на который только что заключили сделку, и, если руководство решит подыскать что-то получше, со мной легко расстанутся.

На меня накатывает тревога. Моя мать боролась с депрессией и страхом много лет – с тех пор как отец погиб в аварии, сев пьяным за руль. Тогда я был еще ребенком и довольно долго ничего не замечал, но за это время ситуация сильно ухудшилась.

Уезжать из Ванкувера не вариант, и я не собираюсь бросать любимый спорт, так что этот сезон нужно провести достойно. Я должен играть на пределе возможностей и сохранить свой топовый статус, чтобы меня не продали. В этом году мне нужно собраться.

Игроки нарезают круги, продолжая тренировку, и я припоминаю все, что знаю о них по предыдущим играм. В прошлом я играл против «Vancouver Storm», и я узнаю их лица, но не знаю этих ребят так, как свою старую команду. Я играл за Нью-Йорк семь лет, с тех пор как мне исполнилось девятнадцать. Мне незнаком этот тренерский состав, и со времен юношеской сборной я не чувствую себя в Ванкувере как дома. Но именно в этом городе я должен находиться.

Сердце быстро стучит. Сегодня первый день тренировок, но я еще никогда не испытывал такого давления. Я обязан выложиться на полную.

Звучит свисток, и я подъезжаю к скамейке вместе с остальными игроками.

– Отлично выглядите, парни, – говорит тренер, когда мы собираемся вокруг него.

В конце прошлого сезона, одного из худших в истории «Vancouver Storm», все заголовки запестрели именем Тейта Уорда, который объявил о вступлении в должность главного тренера. Ему нет еще и сорока, и он ненамного старше некоторых игроков Ванкувера. В лиге у него начиналась многообещающая карьера нападающего, но ее перечеркнула травма колена. До прошлого года он работал тренером в студенческих командах, и, насколько я понял из хоккейных новостей, сейчас фанаты настроены скептически. Обычно главные тренеры старше и имеют больше опыта на профессиональном уровне.

Уорд смотрит на меня, и у меня под маской сжимается целюсть.

– Нам придется много работать следующие несколько сезонов, – говорит он, окидывая взглядом группу игроков. – В прошлом году мы закончили практически в хвосте.

В воздухе повисает напряжение, все переминаются на коньках и готовятся к разносу. В этот момент тренер обычно перечисляет недостатки и слабости игроков. Указывает, где именно команда облажалась в прошлом году. Сейчас он скажет нам, что поражение не вариант.

Как будто я не в курсе.

– Так что теперь – только вперед, – говорит вместо этого Уорд, криво улыбаясь. – Теперь под душ и отдыхайте. Увидимся завтра.

Игроки покидают лед, и я, нахмурившись, стягиваю маску. Уверен, что эта располагающая, душевная манера Уорда испарится сразу с началом сезона через несколько недель, когда давление станет реальным.

– Штрайхер, – окрикивает меня Уорд по пути в раздевалку. Он подходит ко мне, с одобрением глядя на игроков, исчезающих в коридоре. – Как ты устроился?

Я киваю.

– Нормально. – Моя квартира забита коробками, которые у меня нет времени разобрать. – Спасибо, сэр, что договорились по поводу квартиры. И грузчиков.

У меня сводит плечи от напряжения, я приглаживаю волосы. Ненавижу принимать чью-то помощь.

Уорд только отмахивается.

– Это наша работа – помогать игрокам обустроиться. На самом деле довольно многие игроки просят ассистентов. Они могут и вещи разобрать, и за покупками сходить, и машину в сервис отвезти, и собаку выгулять, если надо.

– У меня нет собаки.

Он улыбается.

– Ну ты понял, о чем я. Мы обязаны обеспечивать тебя всем необходимым, чтобы на льду ты мог сосредоточиться. Все что угодно, просто дай знать.

Мне не нужна помощь, чтобы сосредоточиться на льду. Моя жизнь сейчас ограничена ровно двумя интересами – хоккеем и мамой.

– Можете не сомневаться, – говорю я, отчетливо понимая, что ни о чем просить не буду.

Я всегда был из тех, кто сам о себе заботится. И менять это не собираюсь.

Уорд понижает голос.

– Если какая-то помощь требуется твоей матери, ее мы тоже можем предоставить.

Когда я попросил перевестись в Ванкувер, он лично вызвал меня и спросил почему. Я все ему рассказал. Он единственный, кто знает о маме.

Мне сразу становится не по себе: вот почему не стоит открывать свой чертов рот. Люди сразу хотят проявить участие. Все внутри меня бунтует, и я втягиваю голову в плечи.

В этом году график у меня будет изматывающий. Восемьдесят две игры: половина дома, в Ванкувере, половина в гостях, командные и отдельные вратарские тренировки, а еще собственные нагрузки. И, помимо всего прочего, занятия с физиотерапевтом, массаж, встречи со спортивным психологом и личным тренером.

Я чувствую жгучий огонь в груди, какую-то смесь азарта и предвкушения. Я в хоккее с пяти лет и обожаю дух соревнования. Трудности меня подпитывают. Годы тренировок превратили меня в человека, любящего раздвигать собственные границы и побеждать.

Но этот год? С упрямством моей матери и напряженностью моего графика? Это будет то еще испытание.

Но нет ничего, с чем я не могу справиться, пока сфокусирован.

– У нас все хорошо, – коротко отзываюсь я. – Спасибо.

Нас всегда было двое – я и мама. Я со всем справлюсь. Всегда справлялся.

* * *

Приняв душ и переодевшись, выхожу из спорткомплекса, чтобы где-нибудь перекусить, а потом вздремнуть дома, прежде чем вернуться в зал. Я шагаю по дорожке, ведущей из спортивного комплекса на улицу, и вдруг слышу шум, исходящий от помойки.

Из мусорного контейнера торчит коричневый собачий хвост. Когда я прохожу мимо, собака отрывается от мусора, поднимает голову и смотрит на меня. Вся морда у нее в макаронах с сыром.

Собака виляет хвостом, и я отворачиваюсь. Ее темно-карие глубокие глаза светятся дружелюбием. Породу определить трудно. Весит она килограммов шесть. Возможно, помесь лабрадора со спаниелем. Одно ухо короче другого.

Собака делает шаг вперед, я – назад.

– Ни за что, – говорю я ей.

Собака падает на землю, переворачивается, демонстрируя пузо, водит хвостом по тротуару и ждет, что я почешу ей живот.

Где ее хозяин? Я оглядываюсь в переулке, но мы одни. Я морщу нос, разглядывая ее. Даже не считая макарон, ее морда сальная и грязная. У нее слишком длинная шерсть, спадающая на глаза, и даже несмотря на то, что ей явно нужна стрижка, я вижу, насколько она худая.

У меня в груди все сжимается, и мне не нравится это чувство.

– Не надо это есть, – киваю я на мусор и хмурюсь. – Тебе станет плохо.

Она высовывает розовый язык, и он повисает набок.

– Иди домой.

Я говорю строго, но она по-прежнему ждет почесывания.

У меня сердце кровью обливается, но я пытаюсь отбросить эмоции. Нет. Это не моя проблема. Я не должен отвлекаться. Черт возьми, да у меня даже девушки нет, потому что я по опыту знаю, что люди хотят больше, чем я могу дать.

Но все-таки я не могу оставить ее здесь. Ее может сбить машина или задрать койот. Она может что-то съесть, и ей станет плохо.

Общество охраны животных должно ее принять. Я достаю телефон и, недолго погуглив, нахожу ближайшую точку.

– За спорткомплексом в центре найдена собака, – сообщаю я ответившей мне женщине. В центре Ванкувера только один спорткомплекс, так что она поймет, о чем я. На том конце провода слышен собачий лай. – Может ее кто-нибудь забрать?

Женщина смеется.

– Милый, у нас вообще людей нет. Тебе придется ее подбросить до одного из наших приютов.

Она перечисляет места, где принимают собак, и вешает трубку. Все ближайшие приюты заполнены, и мне придется пару часов везти ее за город, чтобы отдать. Я пялюсь на телефон, недовольно выгнув бровь, а потом снова смотрю на собаку.

Она вскакивает на ноги, все еще глядя мне в глаза и виляя хвостом. Она как будто думает, что я ее чем-нибудь угощу. У меня тянет в груди, и это раздражает.

– Что? – спрашиваю я собаку, и она еще сильнее машет хвостом. В моей груди разливается тепло, и я сглатываю комок в горле.

Я просто не могу ее здесь оставить.

Где-то на задворках сознания возмущается моя жесткая, дисциплинированная сторона. А что там с моим безумным распорядком? Я не могу позволить себе чертову собаку. Я не могу себе даже девушку позволить, чтобы сразу все не испортить. Я сто процентов не справлюсь с собакой. Я полсезона буду в разъездах.

Но я не могу оставить ее здесь.

Она снова виляет хвостом и поднимает на меня свои темные глазищи. Я отвезу ее в приют, но к себе не возьму.

* * *

Уже вечер, и я сижу в машине напротив приюта, разглядывая маленькое, но опрятное здание. Слышу внутри собачий лай. За зданием видна огороженная лужайка с собачьими игрушками и разными пластиковыми конструкциями, как на детской площадке.

Собака, устроившаяся в пассажирском кресле, с любопытством смотрит в окно. Я опускаю стекло, чтобы она принюхалась.

Просмотрев в интернете кучу рекламы приютов, я нашел ферму с высокими оценками, которая принимает бродячих псов и находит для них хозяев. Они тщательно подходят к выбору новых владельцев и за животными хорошо ухаживают.

Это лучший приют, который я смог найти. Я три часа потратил, чтобы сюда добраться.

Я окидываю взглядом это место, но мне снова приходится проглотить комок, застрявший в горле. Я представляю, как бросаю ее здесь, и мне на сердце ложится тяжкий груз.

Собака смотрит на меня и тяжело дышит, высунув язык.

– Я не могу тебя оставить, – говорю я ей.

Она встает и пытается забраться мне на колени, и я вздыхаю. Она не оставляла этих попыток всю дорогу. В итоге она заползает мне на колени и кладет голову на подлокотник.

Черт. Если бы я знал, что будет так сложно, я бы вообще не стал ее забирать.

Ложь. Я бы ни за что не оставил ее в каком-то грязном переулке.

Я перечисляю причины, по которым не могу ее оставить. У меня никогда в жизни не было собаки. Я понятия не имею, как за ними ухаживать. У моей мамы серьезные психологические проблемы, и я нужен ей, признает она это или нет. Я должен сосредоточиться на хоккее. После своей бывшей, Эрин, – а мы расстались, когда мне было девятнадцать, – я не беру на себя никаких обязательств. А эта собака – еще какое обязательство, и мне придется выстраивать свой напряженный график вокруг нее.

Но все же во мне растет сомнение. Я разглядываю здание в поисках изъянов. В саду выросло несколько сорняков. Фасад не помешало бы перекрасить. На лужайке видны ямы, которые, вероятно, вырыли собаки. Я не могу позволить себе собаку, но здесь ее оставить я тоже не могу.

Это место недостаточно хорошо для нее.

Я почесываю переносицу, понимая, что решение уже принято. Черт.

– Эй.

Она вскидывает голову и смотрит сияющими глазами прямо на меня. У меня замирает сердце.

– Хочешь жить со мной? – спрашиваю я, а она не отрывает от меня своего трогательного взгляда. – А. Ты хочешь вкусняшку.

Она разворачивается, спрыгивает у меня с колен и усаживается в пассажирском кресле в нетерпении. Я тянусь на заднее сиденье и раскрываю пакет с лакомствами, которые купил для нее. Я кидаю ей парочку и наблюдаю, как она аппетитно ими хрустит.

Я уже все решил, хотя голос в моей голове подсказывает, что это не лучшая идея. Я смотрю, как собака сворачивается в клубок и засыпает в пассажирском кресле. У меня есть деньги, чтобы на этот год нанять ассистента, так что о собаке позаботятся.

Я прокручиваю контакты в телефоне, пока не нахожу того, кто мне нужен.

– Штрайхер, – отвечает Уорд.

– Привет, – я потираю подбородок, потому что внутри снова копошатся дурные предчувствия. – Я передумал. Мне понадобится ассистент.

Глава 2. Пиппа

У МЕНЯ ОЧЕНЬ ГРОМКО СТУЧИТ СЕРДЦЕ, когда я останавливаюсь перед домом Джейми Штрайхера.

Последний раз мы сталкивались с ним лицом к лицу в школьной столовой, когда я пролила себе на белую футболку синюю газировку. Его холодный, лишенный всякого интереса взгляд до сих пор преследует меня; его зеленые глаза скользнули по мне, а потом он отвернулся и продолжил беседовать со своими сексуальными накачанными дружками.

А теперь я стану его ассистенткой.

Он всегда был придурком, но, боже мой, таким умопомрачительным! Даже тогда. Густые темные волосы, всегда немного взъерошенные после хоккея. Острые скулы, прямой нос. Широкие, сильные плечи. И еще он высокий. Очень высокий. Нереально темные ресницы. Он как будто миновал фазу подростковой угловатости, в которой протекала вся моя юность. Его молчаливая и суровая брутальность одновременно нервировала и завораживала меня, как и всех девчонок в школе, да и половину парней.

О господи! Я делаю глубокий вдох и набираю код на домофоне. Он открывает мне, не сказав ни слова. Пока я поднимаюсь на лифте в пентхаус, у меня скручивает живот.

Но я больше не чудаковатая девчонка из школьной рок-группы. Я – взрослая женщина. Прошло восемь лет. И подростковая влюбленность давно кончилась.

Мне нужна эта работа. Я на мели и пока ночую на диване у сестры. Я бросила жуткую работу в «Хот Дог Хат у Барри», просто перестав туда ходить спустя неделю. Даже если бы я хотела туда вернуться – а я не хочу, потому что это была крайняя мера, чтобы оплатить счета и помочь Хейзел с арендой, – меня бы точно не приняли обратно.

Да и наверняка он меня не помнит. У нас была огромная школа. Я была нелепым, помешанным на музыке подростком, тусовавшимся только с ребятами из группы, а он – горячим хоккеистом. Я на два года младше, так что у нас не было совместных занятий или общих друзей. Он – один из лучших вратарей НХЛ с внешностью чертова бога. И то, что он демонстративно не заводит отношений, еще больше подогревает интерес к его персоне. В прошлом году кто-то бросил ему трусики на лед – это попало во все спортивные новости.

Он меня не вспомнит.

Я наблюдаю, как по мере приближения к его этажу меняются цифры на табло.

Он постоянно в зале и на тренировках. Мы не будем с ним пересекаться.

А мне правда очень нужна эта работа. Я сыта по горло музыкальной индустрией и всякими напыщенными знаменитостями. Я училась на маркетолога, и пришло время пойти по этому пути. Все связанные с маркетингом вакансии в Ванкувере предполагают как минимум пятилетний стаж, так что мою кандидатуру даже рассматривать не будут. Моя сестра Хейзел, которая работает физиотерапевтом в «Vancouver Storm», говорила, что скоро команда открывает вакансию маркетолога. А еще она сказала, что они предпочитают брать своих людей.

Должность ассистента – мой пропуск туда. Это временно. Если я хорошо покажу себя на этой работе, то приоткрою себе дверь в отдел маркетинга.

На верхнем этаже двери лифта открываются, и я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Это не работает, и мое сердце стучит так, что чуть не выпрыгивает из груди.

Мне нужно получить эту работу, напоминаю себе я.

Я стучусь, дверь распахивается, и мой пульс запинается, как напившаяся дешевым сидром школьница.

С возрастом он стал еще сексуальнее. А видеть его вживую? Это уже ни в какие ворота не лезет.

Его фигура занимает весь дверной проем. Он сантиметров на тридцать выше меня, и даже под спортивной кофтой с длинными рукавами видно, что его тело – само совершенство. Тонкая ткань облепляет широкие плечи. Краем уха я слышу собачий лай и топот бегущих лап за его спиной, но меня слишком завораживает его пластика. Его рука легко ложится на дверной косяк. У него задирается рукав, и я любуюсь на его руки.

От рук Джейми Штрайхера можно забеременеть.

Я понимаю, что пялюсь, и останавливаю взгляд на его лице.

Ох. Мое сердце падает. Подростковая влюбленность столетней давности снова врывается в мою жизнь, как комета, и пронзает меня насквозь. Его глаза все того же глубокого, переливчатого зеленого цвета, играющего всеми оттенками дремучего леса. У меня внутри все переворачивается.

– Привет, – выдыхаю я и прочищаю горло. – Привет, – говорю я уже увереннее, изображая жизнерадостную улыбку. – Я Пиппа, ваш новый ассистент. – Я провожу рукой по своему высокому хвостику.

Сначала его лицо ничего не выражает, но через секунду его брови сдвигаются, а глаза страшно сверкают.

Мои мысли рассыпаются, как конфетти. Слова? Не знаю таких. Ни одного не вспомню. Его темные густые волосы немного вьются. А еще они влажные, как будто он только что вышел из душа, и мне хочется провести по ним рукой.

Его взгляд задерживается на мне и становится еще более враждебным, а потом он вздыхает, будто я доставляю ему страшные неудобства. Таким же он был и в старшей школе – угрюмый, нервный, мрачный. Хотя мы не то чтобы много общались.

– Отлично. – В его устах это звучит как ругательство. Будто я последний человек, которого он хочет видеть. Он разворачивается и проходит в квартиру.

Я знала, что он меня не узнает.

Я сдерживаю безрадостный, смущенный и немного разочарованный смешок. Не знаю, почему меня удивило его отношение. Если мой бывший, Зак, и вся его команда чему-то меня и научили, так это тому, что красивым и знаменитым позволено вести себя по-скотски. Мир готов им это простить.

Джейми Штрайхер тут не исключение.

Я воспринимаю открытую дверь как приглашение войти. Ко мне пулей подлетает собака и сразу же прыгает на меня. На ней розовый ошейник, и я мгновенно в нее влюбляюсь.

– Сидеть! – сурово командует он, и от его интонации у меня холодок пробегает по коже. Собака не обращает на него внимания, вертится у меня в ногах и вовсю размахивает хвостом.

– Привет, песик, – я опускаюсь на корточки и смеюсь, когда она пытается меня облизать.

Ее переполняет безумная щенячья энергия, она забавно перебирает лапами по полу и машет хвостом с таким энтузиазмом, что он готов оторваться. Она потешно вертит задом, когда я почесываю ее около хоста.

Это любовь.

Джейми неодобрительно покашливает. Я чувствую укол смущения, но тут же его отбрасываю. Я здесь, чтобы помогать ему с собакой, так в чем проблема? Я выпрямляюсь, и к моему лицу приливает кровь.

А его квартира? Это самое приятное место, где мне приходилось бывать. Это самое приятное место, что я видела. Сплошные окна в два этажа с видом на воду и горы Норт-Шор наполняют огромную квартиру и кухню светом. Сама кухня – сияющая и просторная, и, несмотря на то что гостиная завалена собачьими игрушками и коробками после переезда, огромный диван из нескольких секций выглядит комфортным и уютным. Я замечаю лестницу, которая, видимо, ведет в спальню. Из окон виден Северный Ванкувер и горы. Даже в самый пасмурный день самой тоскливой ванкуверской зимы вид будет потрясающий.

Уверена, в этом доме роскошная ванная.

– Как ее зовут? – спрашиваю я Джейми, гладя собаку. Она ластится ко мне, явно наслаждаясь таким вниманием.

Он стискивает челюсти и бросает на меня такой взгляд, что у меня живот сводит. Его зеленые глаза такие холодные и пронзительные, что я вообще сомневаюсь, улыбался ли когда-то этот парень.

– Я не знаю.

На полу рядом с диваном я вижу мохнатую собачью лежанку, а в гостиной разбросано около сотни разноцветных игрушек. На кухонном полу стоит миска с водой и пустая миска для еды, а на столешнице – наполовину пустой пакет с вкусняшками. Собака подбегает к одной из игрушек, хватает ее, а потом приносит к ногам Джейми и смотрит на него, размахивая хвостом.

– Мне нужно на тренировку, так что перейдем к делу, – говорит Джейми, как будто я трачу его время. Он стремительно проходит мимо меня, и в этот момент мне в ноздри ударяет его аромат.

Я буквально пьянею. Он пахнет невероятно. Это не поддающийся определению запах мужского дезодоранта – резкий, пряный, насыщенный, свежий, бодрящий, все вместе. И называется наверняка «Лавина», или «Ураган», или что-то такое же мощное и неудержимое. Я хочу зарыться лицом в его футболку и вдохнуть. Мне кажется, я могу в обморок упасть.

Пока он передвигается по кухне, показывая мне, где лежит собачья еда, я поражаюсь его мощи и изяществу. У него такие широкие плечи. И он охрененно высокий.

Тут я понимаю, что он даже не представился. Так себя вели некоторые знаменитости, когда во время турне Зака заходили за сцену. Как будто ожидали, что все и так должны их знать.

– Связь будем поддерживать по почте и через мессенджеры, – говорит Джейми. – Гуляй с собакой, корми, следи за ее безопасностью. К ветеринару и в салон я ее уже сводил. – Он снова бросает на нее взгляд.

Я бодро ему улыбаюсь.

– Я со всем справлюсь.

– Да, – резко отвечает он.

Вау. Мистер Эго собственной персоной. Я с усилием сглатываю. Он такой властный. У меня по телу пробегает дрожь, а кожу покалывает. Уверена, в постели он тоже властный.

– Потому что это твоя работа, – добавляет он.

На меня накатывает тошнота, но мне удается ее заглушить. Мне больше не шестнадцать. Я теперь знаю жизнь и знаю этот тип мужчин. После Зака я поняла, что нельзя увлекаться такими парнями. Популярными парнями. Парнями с большим самомнением. Парнями, которые считают, что могут творить что угодно безо всяких последствий.

Парнями, которые просто от тебя устанут и выбросят на помойку.

– В те дни, когда проходят игры, я сплю после обеда, – кидает он мне через плечо, пока мы поднимаемся по лестнице. – Мне нужна полная тишина.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не отдать ему честь и не сказать: «Так точно, сэр!» Что-то мне подсказывает, что ему будет не смешно.

– В это время я могу подольше с ней гулять.

Он утвердительно мычит. Видимо, это его версия пламенного одобрения.

В коридоре на втором этаже он останавливается у открытой двери. Комната пуста, не считая нескольких неразобранных коробок и матраса в целлофане.

– Это моя комната? – спрашиваю я.

Он хмурится, и я невольно съеживаюсь.

– То есть здесь я могу спать, когда вас нет дома? – уточняю я, чтобы он не подумал, что я собираюсь к нему переехать или что-то такое. – Пока занимаюсь с собакой?

Он скрещивает руки на груди.

– Да.

От его пронизывающего взгляда мое сердце мечется в груди, как взволнованная собака, переминающаяся на лапах. Я не придумываю ничего лучше, чем снова нервно улыбнуться, и от этого складка между его бровями становится еще глубже.

– Супер, – практически взвизгиваю я.

Он указывает подбородком на дверь ванной в коридоре.

– Можешь пользоваться этой ванной. У меня в спальне собственная.

Он снова пристально смотрит на меня, и я пытаюсь не осесть на пол под тяжестью его взгляда. Я ему явно не нравлюсь, но все изменится, когда он поймет, насколько проще я могу сделать его жизнь. Кроме того, он меня даже видеть не будет.

Потерять эту работу для меня не вариант.

Глава 3. Джейми

ПИППА ХАРТЛИ СТОИТ в моей гостиной и играет с собакой, а я не могу вздохнуть. Когда я открыл дверь, то подумал, что у меня галлюцинации.

Волосы стали длиннее. Но застенчивая улыбка та же и те же серо-голубые глаза, глядя в которые я забываю свое имя. Тот же мягкий, певучий голос, которым я заслушивался в старшей школе, когда она болтала и смеялась с другими ребятами из группы.

Но, повзрослев, она стала просто сногсшибательной. Полный отпад. Веснушки на носу и скулах, высыпавшие под летним солнцем; золотые локоны карамельных волос, меняющих оттенок от темного к светлому. Хотя брекеты в школе на ней смотрелись довольно мило, сейчас от ее улыбки у меня чуть сердце не остановилось.

«Я Пиппа», – произнесла она в дверях, будто совсем меня не помнит. Не знаю, почему это меня так расстроило.

– Хотите, я помогу вам разобрать вещи? – предлагает она, пытаясь отнять игрушку у собаки. – Или я могу сходить за продуктами, или сделать заготовки на неделю.

Она говорит, а я смотрю на ее красиво очерченный рот. У нее такие мягкие губы, идеального оттенка розового. Всегда такими были.

Черт.

– Нет, – вышло грубее, чем я рассчитывал, но я на взводе.

У меня башка не работает рядом с Пиппой Хартли, и так было всегда.

На секунду я вновь оказываюсь в школьном коридоре, под дверью музыкального класса, где я сидел и слушал, как она поет. У нее был самый прекрасный, волшебный и завораживающий голос, что я слышал в жизни – нежный, но хриплый на определенных нотах. Сильный, но в какие-то моменты тихий. Всегда чистый. Пиппа хорошо знала, как пользоваться своим голосом. Но она никогда не пела на сцене. Пел всегда этот чертов Зак, а она подыгрывала ему на гитаре.

Интересно, она до сих пор поет?

Интересно, она до сих пор с ним? При этой мысли у меня раздуваются ноздри. Этим летом я увидел на билборде его тупую рожу, которая так и просит кулака, и чуть не уехал в кювет. Это он открывает тур? Он едва умел на гитаре играть. И голос у него средний.

Не то что Пиппа. Она талант.

Спустя восемь лет я по-прежнему вспоминаю тот школьный коридор. Не знаю почему – и это неважно.

Собака тянет игрушку на себя, а Пиппа хохочет.

Мне нужно убраться отсюда.

– Мне пора на тренировку. – Я хватаю ключи со столешницы и закидываю рюкзак на плечи.

– Пока, – отвечает она, когда я выхожу за дверь.

* * *

Я возвращаюсь с дневной тренировки, берусь за ручку, чтобы открыть дверь, но шум в моей квартире заставляет меня замереть на месте.

Это пение. У меня в квартире играет Fleetwood Mac[3]. В унисон мелодии струится ее голос – ясный, звонкий, музыкальный. Она попадает во все ноты, но поет песню как-то по-особенному. По-своему.

Я не могу пошевелиться. Если я зайду, она прекратит петь.

В голове звучит тревожный звоночек, потому что именно этого сейчас допускать нельзя. Она должна была уйти прежде, чем я вернусь.

Я не могу в этом году находиться рядом с Пиппой. Прошло всего несколько часов, а она уже не выходит у меня из головы.

Я открываю дверь и вижу, как моя новая ассистентка распаковывает кухонные коробки, вытягивается, чтобы поставить бокал на полку, а потом наклоняется над столешницей, во всей красе демонстрируя свой великолепный зад.

Во мне вспыхивает раздражение. Это последнее, что мне сейчас нужно.

Я медленно окидываю взглядом квартиру. Бóльшая часть коробок разобрана. Она расставила вещи и прибралась в гостиной. Наша с мамой фотография уже стоит на книжной полке. Она расставила мебель не так, как в моей нью-йоркской квартире. Кожаное раскладное кресло повернуто к окнам, из которых открывается вид на огни ночного Северного Ванкувера и залив. Собака спит на диване, свернувшись калачиком.

Я скрещиваю руки на груди, испытывая смесь облегчения и смущения. Квартира выглядит прекрасно. Я чувствую себя как дома. Меня до ужаса пугала перспектива разбирать все эти коробки, а теперь почти все готово.

Я даже не против, что собака лежит на моем диване.

Она прекращает петь и оборачивается.

– О, привет. – Пиппа легонько ахает, сначала посмотрев на телефон на столешнице, а потом прямо мне в глаза. – Извините. Я и не знала, что сейчас уже столько времени. – Она отряхивает руки и идет в сторону двери. – Как прошла тренировка? – спрашивает она, натягивая кеды.

Пиппа задает этот вопрос с такой милой заинтересованностью, что у меня в груди разливается странное тепло. Мне это не нравится. У меня возникает противоестественное желание поделиться с ней, что я нервничаю по поводу этого сезона.

– Нормально, – говорю я вместо этого, и, услышав мой резкий тон, она удивленно распахивает глаза. Проклятье. Ну вот. Именно поэтому ничего не получится. Меня слишком волнует, что она обо мне подумает.

– Мы с Дейзи два часа гуляли в парке Стенли, а потом я весь вечер учила ее разным трюкам.

У меня невольно сдвигаются брови.

– Дейзи?

Она пожимает плечами, с улыбкой глядя на собаку на диване.

– Ей нужно имя. – Она поднимает с пола сумку. – Я еще раз выгуляла ее час назад, так что вам необязательно.

Я пытаюсь выдавить из себя что-то типа «спасибо», но выходит только глухое утвердительное рычание.

Она наматывает концы волос на свои тонкие пальцы, дважды моргает и одаривает меня очередной сияющей улыбкой – той, о которой я грезил всю тренировку.

Ее щеки розовеют, и она заметно смущается.

– Ну, не буду вам больше мешать. – Она перекидывает сумку через плечо и бросает мне еще одну короткую застенчивую улыбку. – Буду завтра утром, когда вы уйдете на тренировку. Спокойной ночи, Джейми.

Мой взгляд падает на ее нежные губы, и у меня язык прилипает к гортани. Она, наверное, думает, что мне в голову слишком часто прилетала шайба.

Она уходит, а я стою как вкопанный и гляжу на дверь.

Может, я не должен…

Я давлю эту мысль, как назойливого комара. Пиппа должна уйти. Общение с матерью и единственная попытка завести отношения в первый год в НХЛ научили меня, что, если я пытаюсь жонглировать несколькими яйцами, одно из них разобьется. Обязательно.

Как только она уходит, я достаю из кармана телефон и набираю Уорду.

– Штрайхер, – отвечает он.

– Тренер. – Я запускаю пятерню в волосы. – Мне нужен новый ассистент.

Глава 4. Пиппа

– ВЫ СО МНОЙ РАССТАЕТЕСЬ? – повторяю я за голосом в трубке, бессмысленно пялясь в пустоту. Сейчас утро, я стою в дверях Хейзел и натягиваю ботинки, чтобы отправиться в квартиру Джейми. Шестеренки в моей голове усиленно крутятся, а лоб морщится от напряжения. – Я не понимаю.

Девушка из администрации команды вздыхает.

– Не принимай на свой счет. Эти парни иногда очень привередливы.

У меня внутри все падает. Уволена после первого рабочего дня. Это будет не очень здорово выглядеть, когда я отправлю резюме в отдел маркетинга.

Я правда думала, что вчера сработала на ура. Я разобрала почти все его вещи, и Дейзи была спокойной и уставшей, когда он пришел. Это было довольно весело – гулять с ней, а потом слушать музыку в квартире, пока она ходит за мной по пятам.

Меня охватывает паника. Черт. Мне нужны деньги сейчас. Я должна съехать из крошечной студии Хейзел. Я не могу вернуться в «Хот Дог Хат»: меня выворачивает от одной мысли, как стремно смотрел на меня владелец. Не говоря уже о том, как от меня пахло после смен.

Уволена. Родители с ума сойдут. После того как я потеряла два года своей жизни, таскаясь с Заком по турам, они отчаянно надеялись, что я построю карьеру в маркетинге. Я этому училась. Они одержимы мыслью, что мне нужно найти стабильную, постоянную работу. В офисе. С соцпакетом. Не в музыкальной индустрии. Они усердно трудились, чтобы заплатить за мое образование. Мои родители совсем не богаты, и они многим пожертвовали, чтобы у нас с Хейзел было то, чего не было у них.

Я хочу, чтобы они мной гордились.

Я благодарю женщину, вешаю трубку и смотрю в пол. На меня обрушивается жестокая реальность, и я опускаю плечи. Вот отстой.

Рядом со мной открывается дверь и чуть меня не задевает. Я пячусь назад, но спотыкаюсь об одну из своих коробок для переезда и грохаюсь на задницу.

– Извини! – с испуганным видом поднимает меня Хейзел. – Все в порядке?

Я, морщась, потираю руку.

– Все в порядке. Не надо было стоять у двери.

Ее квартира – это совсем маленькая студия, потому что Ванкувер чертовски дорогой город. Именно поэтому мне нужна работа, если я планирую переехать.

– Как вчера прошло? – Она идет на кухню и выкладывает ингредиенты для смузи.

Когда я пришла домой вчера вечером, она вела занятие по йоге. Помимо своей основной работы физиотерапевтом в хоккейной команде Хейзел еще преподает йогу – и это ее истинная страсть. Сегодня утром у нее было раннее занятие перед работой.

Я делюсь с ней печальными новостями, которые только что узнала, и у нее буквально отвисает челюсть.

– И они даже не сказали почему?

– Не-а. – Где-то между ребер разгораются угольки ярости, и внутри все сводит от злости. – Но вел он себя как козел. За все время едва пару слов из себя выдавил. Просто сверкал и стрелял в меня своими глазищами. – Я хмурюсь и рычу.

Хейзел приподняла темную бровь. Ее волосы темнее моих – она шоколадная шатенка, а я скорее русая.

– Думаешь, он тебя вспомнил?

– Нет. Точно нет. – Я скидываю ботинки и ставлю их обратно в шкаф. – Он даже не представился.

Она выглядывает из кухни с возмущенным видом.

– Грубо.

– Ага. – Я качаю головой и плюхаюсь обратно на диван. – Очень грубо. Да, он сексуальный, богатый и знаменитый, но я ведь тоже человек, правда?

– Точно, – энергично кивает Хейзел в знак согласия, и хвостик подпрыгивает у нее за спиной. – Ты человек. Ты заслуживаешь уважения.

– Уважения? – фыркаю я. – Он не знает такого слова. Он вел себя так, будто я клоп, которого надо выбросить в мусорку.

Хейзел сжимает зубы.

– Ненавижу его. Всех хоккеистов. – Ее глаза сужаются. – Они хуже всех.

Хейзел встречалась с хоккеистом в университете, но он ей изменил. На этом история закончилась. Мы об этом не вспоминаем.

– Хуже всех, – эхом отзываюсь я, сложив руки на груди. Я отбиваю ногой стаккато, а внутри у меня все завязывается в узел. Я вчера отлично справилась, и я идеально подхожу для этой работы.

После Зака моя самооценка и так сильно пострадала, а теперь это? Как говорится, не бей лежачего.

Я вспоминаю себя месяц назад, в аэропорту, в ожидании самолета до дома. Менеджер тура вызвала такси, и я думала, что оно отвезет меня к автобусу, в котором мы все вместе поедем в следующий город. Вместо этого меня доставили в аэропорт, и, когда я в недоумении начала набирать всем подряд, никто не отвечал.

Наконец Зак мне перезвонил.

– Ох, черт, – сказал он. – Она уже отправила тебя в аэропорт? Я хотел сначала с тобой поговорить.

Он бросил меня по телефону. Сказал, что мы стали разными людьми, что мы больше не подростки и он хочет понять, кто он без меня. Мы встречались восемь лет, с десятого класса, а он попросил свою сотрудницу от меня избавиться.

Когда ему предложили поехать в тур на последнем году университета, он договорился о работе и для меня. Меня назначили ассистентом координатора тура, чтобы нам не пришлось расставаться надолго. Когда у него был затык с песней, мы вместе над ней работали: я играла на гитаре, он придумывал стихи. Я всю свою жизнь поставила на паузу, чтобы быть рядом, пока он воплощает свои мечты.

У меня горит лицо, когда я вспоминаю, как плакала в туалете аэропорта – одинокая и потерянная. Никому не нужная, как мешок мусора на обочине.

А парни типа Зака и Джейми? Они думают, что мир вращается вокруг них. Они думают, что могут просто выбрасывать людей после того, как теряют к ним интерес. Меня пронзает стыд, а сразу вслед за ним – ярость.

Я так устала быть одной из этих девчонок. Которых вышвыривают.

Я выпрямляюсь на диване, все больше распаляясь.

– Я поговорю с ним лично.

– Эм, – Хейзел смотрит на меня круглыми глазами, удерживая руками блендер. – Не думаю, что это хорошая идея.

У меня учащается пульс при мысли, что я выскажу все Джейми Штрайхеру в лицо. Мне до смерти надоело, что мужчины вытирают об меня ноги.

– Ты постоянно говоришь, что мне нужно высказать вселенной все, что я хочу, – отвечаю я Хейзел.

– Да, вселенной. Не ему. Он, скорее всего, вызовет полицию.

– Не вызовет он полицию. – Я представляю, как он насильно выволакивает меня из своего дома, перекинув через плечо. У меня странно сводит между ног. О! Мне нравится эта мысль.

Неважно. Не суть. Он – король гондонов, но мне нужна эта работа.

Хейзел разражается хохотом.

– Вот как ты попадешь на первые страницы газет. «Местную звезду хоккея преследует безумная сталкерша».

– Я не собираюсь его преследовать. Я хочу вернуть свою работу.

Может, она права и прибегать к нему с шашкой наперевес это и правда не самая здравая мысль. Она снова поворачивается к столешнице, чтобы доделать смузи, и тут я замечаю формочку для маффинов, которую использовала на прошлой неделе.

Тут мне в голову приходит идея. Хейзел права – если я явлюсь к нему и начну требовать назад работу, он решит, что я псих.

А вот если я приду с маффинами, то просто лишний раз продемонстрирую, какой замечательной ассистенткой могу быть. Никто не вызывает полицию, когда ему приносят кексики.

Когда я рассказываю Хейзел о своем плане, она смеется.

– Не буду выключать телефон на случай, если придется вытаскивать тебя из тюрьмы.

Через два часа маффины уже на столе – остывшие и украшенные. Глазурь лежит идеально, а сверху они посыпаны жизнерадостной разноцветной крошкой. Но внутри этих кексов – вся моя ненависть. Я чуть костяшки не сбила, когда замешивала тесто, вкладывая в него всю свою обиду на Зака, Джейми и всю свою жизнь, которая ставит меня в такие идиотские ситуации.

Насколько я знаю из расписания Джейми, которое он мне предоставил, он должен быть дома через десять минут. Так что я складываю маффины в контейнер и собираюсь уходить.

Хейзел весело улыбается, пока я натягиваю ботинки.

– Сделай его, подруга.

По дороге в квартиру Джейми меня застает дождь. Я забыла, что погода в Ванкувере может меняться десять раз на дню, поэтому даже не надела пальто с капюшоном. Стоя на светофоре, я пожевываю губу и раздумываю, не вернуться ли мне за курткой.

Нет. Я уже чувствую растущее сомнение. Если я сейчас развернусь, то вообще этого не сделаю.

Мне нужна эта работа. Мне нужны деньги. Я должна освободить место для Хейзел в ее собственной квартире, и мне нужно задержаться в команде, чтобы меня приняли в отдел маркетинга и я смогла двигаться дальше. И это произойдет.

Я верну свою работу.

Глава 5. Джейми

Я ПЫТАЮСЬ ВЗДРЕМНУТЬ, но не могу перестать думать о своей симпатичной ассистентке.

Бывшей ассистентке.

Черт.

Я смотрю в окна спальни, за которыми льет унылый дождь, идеально отражающий мое настроение. Я думал о ней весь день. Зачем себя мучить? Ее моментально перехватит кто-то другой.

В сердце проникает гнусное чувство. Мне невыносимо думать, как она убирается в квартире другого парня, улыбается ему, поет у него на кухне.

Раздается стук в дверь, и я хмурюсь. Я никого не ждал. Когда я подхожу к двери, Дейзи уже тут как тут – принюхивается и виляет хвостом.

Я открываю дверь и замираю.

По лицу Пиппы растеклась тушь. Она плакала? Грудь сковывает болью, но потом я вижу, что глаза у нее ясные, а ко лбу прилипли мокрые пряди волос, и расслабляюсь. Увидев меня, она расправляет плечи и раздувает ноздри. Про себя я отмечаю, насколько это мило.

– Привет, – говорит она и с усилием сглатывает. Затем растерянно моргает.

Она нервничает. В руках у нее пластиковый контейнер. Внутри кексы.

Я снова хмурюсь.

– Как ты попала наверх? – Ей нужен ключ, чтобы пройти через входную дверь.

Она отмахивается.

– Вчерашние охранники меня вспомнили, к тому же я угостила их кексами.

Ну конечно, они ее впустили. Эта женщина может заставить копа отдать ей свое оружие. Стоит ей только улыбнуться, встряхнуть волосами, и он такой: «Пули вам тоже нужны?» В груди приятно, странно ноет, и впервые за очень долгое время мне хочется улыбнуться.

Она пихает мне в руки контейнер.

– Это вам.

Я вскидываю брови и гляжу на кексы сквозь прозрачную пластиковую крышку.

– Я кексы лет десять не ел.

Пиппа выпучивает глаза.

– Что?! Это печально. – Она замечает свое отражение в зеркале за моей спиной, которое, видимо, сама вчера и повесила. – О господи! – Она проводит пальцами под глазами, стирая остатки макияжа. – Вот как я выгляжу? Боже.

Пиппа же знает, что я ее уволил, да?

Она снова поворачивается ко мне и делает глубокий вздох.

– Я вчера хорошо поработала.

Я молчу. С этим трудно спорить.

– Нет! – вспыхивает она. – Я отлично поработала. Я могу справиться со всем, что вы на меня навесите, никаких проблем. А вы даже не представились. – Она поджимает губы. – Кем вы себя возомнили, Райаном Гослингом? Просто решили уволить меня, как последний козел?

Я знаю Райана Гослинга. Встречался с ним на какой-то вечеринке НХЛ, куда заставили пойти всю команду. Он классный. Гораздо более классный, чем я.

Это ее тип? У меня сжимаются зубы. Мне не нравится эта мысль.

– Козел, – повторяю я.

– Извините, – морщится она. – Я тоже человек, знаете ли. Я заслуживаю уважения.

Она жалобно выгибает брови и быстро моргает, как побитый щеночек. О черт! Сердце просто разрывается. Это невыносимо. Невыносимо, что она так себя чувствует, и невыносимо знать, что из-за меня.

Пиппа права. Вчера я вел себя как козел. Но я не хотел. Я не знаю, как вести себя нормально рядом с ней. Она возникла из ниоткуда, как диснеевская принцесса, и я, конечно, двух слов связать не мог.

Она показывает на Дейзи, которая сидит у ее ног и смотрит на Пиппу с обожанием.

– Я хорошо поладила с Дейзи. Извините, что застали меня здесь вчера вечером. Я не уследила за временем, но этого больше не повторится. Я обещаю, вы больше никогда меня не увидите. – Ее голос дрожит. – Я что угодно сделаю ради этой работы.

В воздухе между нами повисает напряжение, и мы смотрим друг на друга. Она что?.. В моей голове вспыхивают картинки, как мы вдвоем лежим в постели. Она подо мной, голова откинута назад, глаза закрыты, а на лице – невыносимое наслаждение от того, как я вхожу в нее.

Я подумаю об этом позже, с членом в руках, хоть мне и стыдно в этом признаваться.

– Я не это имела в виду, – быстро говорит она, и ее щеки розовеют еще сильнее. – Это прозвучало странно. Я имею в виду, что мне действительно нужна эта работа, и, если я сделала что-то неправильно, просто дайте знать.

Я никак не могу сказать ей правду. Что она – девушка, на которой я был помешан два года в старшей школе. А то, что сказала она? Пиппа во всем права. Мне понравилось, как она обставила мою квартиру. Она надрессировала Дейзи так, что мне и не снилось. Я уже понял, что интеллектуальная стимуляция этой собаке нужна ничуть не меньше, чем физическая нагрузка. В глубине души я готов доверить ей собаку.

Я должен попросить команду найти мне другого ассистента. Проблемы Пиппы – не мои проблемы. У меня своих выше крыши.

Но, как и с Дейзи в приюте, я игнорирую все эти доводы. То, как Пиппа смотрит на меня сейчас, с этой смесью решимости и волнения… И то, как она гордо держит голову… Я ранен в самое сердце.

Я смотрю на нее, внимательно вглядываясь в ее черты. Хоть она и выглядит сейчас, как мокрая мышь, ее глаза все равно сияют. Ее пылающее лицо настолько полно жизни и энергии, что меня словно обжигает огнем.

Я вскидываю бровь.

– Ты назвала меня козлом, а теперь требуешь свою работу назад?

Она смаргивает и переминается с ноги на ногу.

– Да, – Пиппа слегка надувает губы и смотрит на меня с виноватым выражением, а от отчаяния в ее глазах у меня сжимается сердце. – Извините.

Мне нравится эта девчонка. Она напористая. Потребовалась большая смелость, чтобы объявиться здесь и назвать меня козлом. Со мной никто так не разговаривает.

Я не могу просто так ее кинуть. Я найду способ взять себя в руки. Всегда нахожу. У меня за спиной годы самодисциплины. В этом году нужно стать еще жестче.

Я не могу ее уволить, но могу держаться от нее подальше.

Я складываю руки на груди и упираюсь плечом в дверной косяк. Лицо пылает.

– Ладно.

У нее загораются глаза, и на секунду я пугаюсь, что она сейчас бросится мне на шею.

– Правда?

Это ужас или восторг? Не понимаю.

– Только ничего сюда не приноси, – быстро добавляю я.

Она хлопает в ладоши, Дейзи приходит в исступление и начинает носиться по всей квартире. Пиппа радостно глядит на меня, на ее лице расползается улыбка, а мне от всего этого чуть дурно не становится.

– Спасибо, – сцепляет она руки на груди. – Обещаю, я буду лучше всех!

Проблема не в этом.

– Мне пора на тренировку, – сообщаю я ей. До нее еще час, но я не собираюсь просто торчать в квартире и смотреть на нее.

Она уже снимает куртку.

– Без проблем. У меня тут все под контролем. Нужны продукты?

Я задумчиво натягиваю обувь. Продукты мне нужны.

Верно расшифровав выражение моего лица, она кивает.

– Я схожу. Чего бы вам хотелось?

– Эм. – Диетолог команды разработал детальный план питания для каждого игрока, но я не хочу и в этом рассчитывать на Пиппу. – Не знаю. Еды.

Она с улыбкой кивает.

– Отлично. Я вас поняла.

Я открываю дверь. Мне нужно убираться отсюда.

– Постойте, – говорит она и протягивает мне кексы. – Возьмите с собой. Раздайте команде или что хотите.

Я бессмысленно на нее смотрю. Если я появлюсь с кексиками, то шутки не кончатся до конца сезона. Но я все равно их забираю. Я не могу снова смотреть на ее расстроенное личико.

Выйдя на улицу, я открываю контейнер и запихиваю одну штуку себе в рот. У меня закатываются глаза, когда язык ощущает сладость, и я чуть не постанываю от блаженства.

Это, мать его, лучшее, что я пробовал в жизни.

Глава 6. Пиппа

– НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ, что кексы сработали, – говорит Хейзел, прогуливаясь со мной по горной тропе.

Наш разговор с Джейми состоялся еще две недели назад, но мы с Хейзел едва успеваем видеться между ее уроками йоги, работой и моими занятиями с Дейзи. Сегодня нам впервые выпал шанс нормально пообщаться.

Дейзи принюхивается к кустам и пулей летит дальше. Мы с Хейзел все утро оттачивали ее навыки, прежде чем удостоверились, что ее можно спустить с поводка во время прогулки. В Северном Ванкувере на таких маршрутах это разрешается. Чем выше мы поднимаемся по горной тропе, тем ниже температура, но солнце уже выглянуло, в лесу тихо и спокойно, на нас теплые куртки, а Дейзи наслаждается жизнью.

Я вспоминаю о нашей встрече с Джейми. Он выглядел так, будто готов меня выкинуть, или еще хуже – позвонить руководству и уничтожить мои шансы на получение следующей должности.

Но он этого не сделал. Когда я сказала, что заслуживаю уважения, то увидела в его лице чуть ли не угрызения совести.

– Не думаю, что дело в кексах, – протягиваю я.

Я не видела его с того самого дня, потому что он постоянно был на тренировках, а потом уехал из города, ведь сезон начался уже несколько дней назад. Его квартира выглядит как картинка из журнала про дизайн интерьеров, и иногда, когда я смотрю из окна на горы, у меня ощущение, будто я отдыхаю в каком-то пансионате, вдали от серых будней. В квартире полно света, так что на этой неделе я купила пару растений, чтобы придать ей индивидуальности.

Квартира просто роскошная, но при этом там немного одиноко. Только я и Дейзи. Я никогда не жила одна. В университете у меня было минимум четверо соседей, а в туре меня постоянно окружала куча людей. Всегда было с кем поболтать и посмеяться.

Нужно завести больше друзей в Ванкувере. Все мои друзья – из музыкальной индустрии.

У меня внутри все сжимается. Мне нужны новые друзья, потому что с музыкой покончено.

С того нашего разговора с Джейми у меня в голове постоянно вертится одна фраза. Я что угодно сделаю ради этой работы.

Я морщусь.

– Я случайно намекнула, что готова переспать с ним ради сохранения работы. – Хейзел взвизгивает от смеха, и я закатываю глаза. – Я сразу объяснилась. Но все равно. Было неловко.

– До него еще не дошло, что вы ходили в одну школу? – Хейзел на год старше меня и на год младше его.

– Точно нет. Ты с ним еще не работала?

– Не-а. – Она кидает на меня вопросительный взгляд. – И ты не собираешься об этом упоминать?

– О господи, нет. Это будет дико странно. Он наверняка спросит, почему я не сказала ему сразу при встрече.

– Ну, скоро это все будет неважно. Эмма уже договорилась насчет декрета, так что сейчас они разберутся с бумагами и откроют вакансию в отделе.

Точно, маркетинг. У меня сводит живот от нервов, и я киваю с несколько деланым энтузиазмом.

– Отлично!

– Наверное, собеседования начнутся в декабре или сразу после Нового года.

– Это хорошо. У меня будет достаточно времени, чтобы достойно выступить перед всей командой.

– Ага. – Хейзел выгибает бровь. – И тогда у нас обеих будет стабильная, ответственная работа на веки вечные, до конца наших дней, – с ироничной торжественностью произносит она.

Я невесело на нее посматриваю. Мечта Хейзел – открыть собственную студию йоги и физиотерапии, где люди всех форм и размеров будет чувствовать себя комфортно. Но родители удавятся, если это услышат.

Рискованно, заявили бы они.

Я шагаю вперед, уставившись на свои ботинки.

– Ну, не скажу, что они не правы. Стабильная работа делает жизнь проще.

В ее тяжелом вздохе я успеваю расслышать: «херня…»

– Да, но они как будто помешались на этом.

– Они желают нам лучшего.

Мои родители не росли в нищете, но они из небогатых семей. Наш папа был механиком, а мама танцевала в балете, со временем вступив в труппу. А потом ей удалось открыть собственную танцевальную студию. Она преподавала балет, пока несколько лет назад они оба не вышли на пенсию, переехав в маленький городок посреди Британской Колумбии. Хоть мама и была прекрасным преподавателем, мне кажется, она считала свою карьеру неудавшейся. Когда в определенном возрасте я начала поговаривать о том, чтобы заняться музыкой, она на собственном примере доказывала, что не стоит.

Поражение – это страшно, – всегда повторяла она. – Лучше готовь себя к успеху.

Они хотят для нас комфортной, счастливой жизни, и для моего отца это значит понедельную оплату и хороший соцпакет. А для мамы – занятие, которое не принесет слишком много разочарования, если ты вдруг не преуспеешь. Например, как врачебная работа Хейзел. Или вся эта маркетинговая история.

Не связанное с музыкальной индустрией. Поэтому я изучала в университете маркетинг, взяв музыку дополнительным курсом. Я хотела сделать ее основным, но мама меня отговорила.

Оказалось, они были правы. Музыкальный мир жесток. Помню, как я сыграла песню, которую написала для Зака, а они с его музыкальным менеджером только посмеялись. Зак назвал ее миленькой.

У меня внутри все сжимается от стыда. Я вспоминаю эти моменты, и мне больно. Я недостаточно крепкая, чтобы такое вынести.

Хейзел поворачивается ко мне.

– Папа продолжает тебя спрашивать про Штрайхера?

Мало того что родители грезят о солидной работе для нас обеих, отец еще и обожает хоккей, и он многолетний фанат «Vancouver Storm». Он в диком восторге, что мы обе теперь работаем на команду. Когда он узнал, что парня из нашей школы купил Ванкувер, он от радости чуть с ума не сошел.

Я закатываю глаза.

– Да…

Мы смеемся, а Дейзи убегает вперед, чтобы поздороваться с белым лабрадором, бегущим нам навстречу.

– Такая славная собака, – говорит Хейзел, беря меня под руку.

Я улыбаюсь.

– Да, так и есть. Эта часть работы мне нравится.

Мы гуляем, любуемся на собак, здороваемся с другими хозяевами и наслаждаемся лесным воздухом. Между деревьев бежит река, шумя о камни. По дороге попадаются лужайки с подходом к воде, и Дейзи иногда бросается в реку, а потом радостно выбегает обратно на тропинку.

– Ты не притрагивалась к гитаре с тех пор, как вернулась домой.

Мне сдавливает горло, и я с трудом сглатываю.

– Было много дел.

Это ложь, и она это знает. Всю жизнь моя голова была забита песнями. Когда мы зависали с Заком, я постоянно бренчала на гитаре, и, стоило мне ударить по правильному аккорду, песня просто возникала у меня в голове. Будто дверь открылась и типа – о, привет, вот и ты.

Но Зак бросил меня, и все. Гробовая тишина.

Я слушаю хруст гравия под нашими ботинками и представляю свою гитару, которая одиноко лежит в квартире Хейзел и ждет меня. Я чувствую, как во мне шевелится странное чувство вины, словно я отвергла ее. Я купила эту гитару еще в старшей школе. Это не самая красивая и дорогая гитара на свете – далеко не самая, – но я все равно люблю ее.

А теперь я на нее даже не смотрю.

Каждый раз, когда я думаю поиграть, то представляю, как Зак просит отправить меня в аэропорт. Я вспоминаю все те моменты, когда играла на гитаре во время работы с Заком над стихами. И вспоминаю, как он смеялся над моей песней.

Хейзел кривит рот, и между ее бровями пролегает глубокая складка.

– Это же никак не связано с Герпесом?

Я прыскаю от смеха. Так она называет Зака.

– Мы не можем его так называть.

– Я всем говорю, что у него он точно есть.

Я складываюсь пополам от хохота.

– Герпес – это навсегда.

Она щурится и закрывает ладонями губы.

– Да, а Зака уже давно нет. Так что давай теперь называть его Хламидией. – Ее лицо снова становится серьезным. – Так это связано с ним?

Я наклоняюсь, чтобы погладить семенящую передо мной Дейзи.

– Может быть.

Хейзел затихает, хотя ей, наверное, кучу всего хочется мне высказать. Ей никогда не нравился Зак, еще со школы.

– Вот бы ты, наконец, поняла, что ты лучше всех, – тихо говорит она. У нее подрагивает подбородок. – Поняла, насколько ты чертовски талантлива. Тогда ничто не смогло бы тебя остановить.

Когда она говорит таким тихим, вкрадчивым голосом, мне хочется плакать. Сама не знаю почему. Мы продолжаем идти в тишине, и лишь шум реки раздается справа от нас.

– Ну, – пожимает она плечами, – тебе остается только вымедитировать его из своей головы.

– Герпес, – говорю я голосом из рекламы спа-процедур. – Просто вымедитируйте его!

– Хламидия, – поправляет она меня, и мы смеемся. – Серьезно. Вымедитируй этого парня на хрен.

Ее брутальный и прямолинейный подход к духовным практикам заставляет меня улыбнуться.

Она усмехается.

– А если медитация не поможет, тебе надо с кем-то переспать.

Я вспыхиваю.

– Лучший способ забыть кого-то – это секс. Особенно, – подчеркивает она, обернувшись и глядя прямо на меня, – если у тебя за всю жизнь был один-единственный парень.

Я вжимаю голову в плечи и сую руки в карманы. Да. Это правда. Я потеряла девственность с Заком и никогда не спала ни с кем другим.

И меня снова обжигает чувство стыда. Возможно, одной из причин, почему он захотел двигаться дальше, было то, что я не могу…

Я не могу, э… достичь пика. Не могу испытать оргазм с парнем. Однажды я призналась Хейзел, что каждый раз, когда мы спали с Заком, я имитировала. Я сделала это однажды, и он дико обрадовался. Для него это было облегчением. Думаю, он считал, что у меня не получается из-за него. И я просто продолжила притворяться. Я повторяла себе, что это в последний раз, потому что это ложь. Но, в конце концов, никому от этого плохо не было, так что я продолжала. Он переживал, когда я не могла кончить, а из-за этого переживала я. Было проще просто притворяться.

Мысль о сексе с кем-то другим приводит меня в ужас. Я никогда не ходила на настоящее свидание, никогда не была на сайте знакомств. Мы с Заком подружились в восьмом классе на уроках музыки и с каждым годом становились ближе. Пока в конце десятого класса он не взял меня за руку. Потом он начал называть меня своей девушкой. Все вокруг как будто даже не удивились, так что и я приняла это как должное.

А потом я несколько лет просто плыла по течению. Я хмурюсь, потому что даже сейчас не знаю, как к этому относиться. Я не могу представить, что с кем-то почувствую себя так же легко и свободно, как с Заком.

Особенно с учетом моей проблемы. Мне снова придется каждый раз имитировать, но теперь для кого-то нового.

Хейзел скептически на меня смотрит, как будто все мои тревоги написаны у меня на лице.

– Что?

– Я ведь не могу… – говорю я, размахивая руками в воздухе. – Ну, ты знаешь.

Она фыркает, передразнивая мой дурацкий жест.

– Оргазм? – подсказывает она.

У меня вырывается страдальческое мычание.

– Да. Это просто мое тело. И теперь мне придется рассказывать об этом абсолютно новому человеку?

Она вздыхает.

– Это не твое тело. Твоя мохнатка понимала, что Зак – абсолютный лузер.

– Хватит рассуждать о моей мохнатке.

– Твоей мохнатке нужна встряска! – орет она на весь лес, а я, корчась от смеха, пытаюсь прикрыть ей рот. – Дай мохнатке то, чего она хочет!

Мимо нас проходит пара, и мы им улыбаемся. Я краснею как рак. Когда они уходят, мы снова покатываемся от смеха.

Хейзел бросает Дейзи палку, и она бросается за ней. Всю оставшуюся прогулку Хейзел рассказывает мне про своих надутых коллег по студии, и, когда мы возвращаемся к машине, у меня скулы сводит от смеха. Дейзи покрыта ровным слоем грязи после пробежки по лужам, но ее усталая морда выражает полное собачье блаженство.

– Вперед, – говорю я ей, показывая на прикрытое полотенцем заднее сиденье. – Запрыгивай.

Она внимательно глядит на меня, а потом смачно отряхивается, разбрызгивая вокруг воду и липкую грязь. Я закрываюсь руками, но слишком поздно.

Спрятавшаяся за машину Хейзел надрывается от смеха. Она фоторафирует меня и любуется результатом.

Я горестно ей улыбаюсь.

– У меня грязь в волосах, да?

– Ага, – скалится она.

* * *

Через час чистая и сухая Дейзи, свернувшись, лежит на диване, а я стою в душе, смывая грязь с волос. Джейми не будет дома до вечера, так что я спокойно напеваю песню Coldplay[4]. Я пою так, как сама бы ее записала – то чисто, то хрипло и резко.

В ванной потрясающая акустика, а бегущая по коже горячая вода в сочетании с запахом моего кондиционера дарит странное чувство, будто я нахожусь в своем собственном маленьком мире, совсем одна, и никто меня здесь не обидит.

Я дослушиваю песню, выключаю воду, вытираю полотенцем волосы, а потом заворачиваюсь в него и выхожу из ванной, чтобы проведать Дейзи.

Но посреди гостиной стоит Джейми Штрайхер и смотрит на меня и мое полотенце.

Глава 7. Джейми

МОЙ МОЗГ ОТКЛЮЧИЛСЯ.

Это единственное объяснение, почему я, не двигаясь, пялюсь на практически голую Пиппу в крошечном полотенце. Ее влажные волосы каскадом падают на плечи, а сцепленные над полотенцем руки прижаты к груди. Мой взгляд застревает в области ее декольте. По ключицам рассыпаны веснушки – такие же как на лице.

Она пела в душе, и это были самые волшебные звуки на свете. Я не мог пошевелиться.

По моему телу прокатывается волна – возбуждение. Влечение. По позвоночнику пробегают искры, когда я вижу ее ноги. Ее кожа кажется такой нежной.

Хочу я этого или нет, но меня дико тянет к этой девчонке.

Ее лицо заливается краской. Ногти у нее на ногах выкрашены в мятно-зеленый цвет. Почему это так чертовски мило?! Я смотрю на ее нижнюю губу. Она всегда была такой пухлой? Кровь приливает к моему члену, и я отворачиваюсь.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. Выходит агрессивнее, чем я рассчитывал.

– Дейзи всю меня испачкала, и я не знала, что вы вернетесь домой так рано…

– Все в порядке.

Ее не должно быть дома к моему возвращению. Я смогу справиться, только если вообще не буду ее видеть.

Черт, да кого я обманываю?! Я не справляюсь. Я думал о ней целых две недели, представляя, чем они с Дейзи занимаются. Она каждый день присылала мне имейлы с новостями, и, хотя я никогда не отвечал, я ждал их с нетерпением. Постоянно обновлял почту, сидя в самолете и между тренировками.

Я думал, что если не буду видеть ее, то не буду на нее отвлекаться. Как я ошибался. Я что-то невнятно хриплю и иду в сторону двери.

– Меня не будет через минуту, – говорит она мне вдогонку.

– Я вернусь в четыре.

Прямо сейчас я должен был возвращаться домой, но один из моих тренеров поменял расписание. Я, не оборачиваясь, натягиваю бутсы.

В лифте я прикрываю глаза и делаю глубокий вдох в жалкой попытке сконцентрироваться. В заднем кармане вибрирует телефон, я достаю его и вижу на экране нашу с мамой фотографию, которая высвечивается во время ее звонков.

Это мое напоминание. Мне с трудом удается совмещать хоккей с заботой о маме, не говоря уже о том, чтобы терять голову из-за какой-то девчонки. Это того не стоит.

– Привет, мам, – отвечаю я.

Глава 8. Пиппа

ДЖЕЙМИ УХОДИТ, и я в ступоре пялюсь на дверь.

Какой же он урод. Это он пришел раньше времени. Я просто следовала расписанию, которое он мне дал.

Я иду в комнату, где ночую в его отсутствие, чтобы переодеться и поскорее убраться отсюда. Я даже волосы не сушу. Просто натягиваю на себя одежду, спускаюсь, целую на прощание Дейзи и запираю дверь.

У Хейзел сегодня онлайн-занятия по йоге до вечера, и я стараюсь не слишком ей мешаться, так что иду в кофейню на первом этаже, чтобы написать свой ежедневный отчет. Он меня об этом не просил, но я хочу хорошо делать свою работу.

Днем мне пришло сообщение от Хейзел. Я еще не открывала его, потому что была в душе.

Что за хрень? – спрашивает она, и я открываю ссылку в сообщении.

Мне хочется под землю провалиться, когда я вижу начало видео. Я дрожащими руками подключаю наушники, когда Зак начинает играть свежий материал, улыбаясь женщине на сцене рядом с ним. На вид ей примерно столько же, сколько мне и Заку, у нее длинные волнистые светлые волосы, и она выглядит очень богемно и стильно. Она улыбается и поет вместе с Заком, который не отрывает от нее глаз.

Она держится так, будто родилась на сцене. Ей абсолютно комфортно, она излучает естественность и харизму.