Ва-банк E-Book

Дженнифер Линн Барнс

• Herausgeber: Like Book
• Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 356

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

«Прирожденные» — захватывающий психологический триллер, в котором молодые и талантливые парни и девушки используют свои способности и помогают ФБР раскрывать самые запутанные преступления. В разных казино Лас-Вегаса были найдены три тела. Кэсси Хоббс и команда «Прирожденных» вновь вынуждены подключиться к расследованию. Но даже с их уникальными талантами в профайлинге дело кажется слишком запутанным. В отличие от других серийных убийц, этот каждый раз использует разные методы. Преступник оставляет на запястьях жертв визитные карточки в виде татуировок с набором цифр. Похоже, что в них скрыт какой-то код, и это лишь одна из загадок, которую «Прирожденным» придется решить. Тем временем Кэсси сталкивается со своей собственной тайной, не менее опасной. Впервые за много лет появляется зацепка в деле о ее матери. Для фанатов книг «Хороших девочек не убивают» Холли Джексон, романов Майка Омера и Лэй Ми, а также сериалов «Менталист», «Мыслить как преступник», «Обмани меня», «Охотники за разумом» и «Милые обманщицы».

Leseprobe

Дженнифер Линн Барнс Ва-банк

Jennifer Lynn Barnes. All In

© М. Карманова, перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Copyright © Jennifer Lynn Barnes, 2015

Энтони, моему сообщнику – сейчас и всегда.

Ты

Подсчитать можно все. Сколько волос у нее на голове. Сколько слов она тебе сказала. Сколько вдохов ей осталось.

На самом деле это прекрасно. Числа. Девушка. Все твои расчеты.

То, кем тебе предначертано стать.

Глава 1

Канун Нового года выпал на воскресенье. Проблем было бы меньше, если бы бабушка не считала «Собирай семейство свое за воскресным столом» непреложной заповедью или если бы дядюшка Рио не назначил себя виночерпием.

Вина было в избытке.

К моменту, когда мы стали убирать со стола, было вполне ясно, что никто из взрослых поехать домой в ближайшее время будет не в состоянии. Учитывая, что у моего отца было семеро братьев и сестер, все семейные, некоторые с детьми на десяток лет старше меня, «взрослых» здесь было в избытке. Когда я несла стопку тарелок в кухню, у меня за спиной кипело с десяток или больше споров, и их почти – но не совсем – заглушали взрывы неистового смеха.

Со стороны это выглядело как хаос. Но для профайлера все было просто. Легко понятно. Объяснимо. Это была семья. Какая именно семья, из каких людей она состояла – это читалось в деталях, в том, как рубашки были заправлены или надеты навыпуск, как звякали столовыми приборами – громко и одновременно бережно.

– Кэсси. – Мой двоюродный дедушка блаженно улыбнулся, глядя на меня затуманенным взглядом, когда я вошла в кухню. – Скучаешь по семье, а? Приехала навестить своего старого дядюшку Рио!

Все в этом доме считали, что последние шесть месяцев я провела в программе для одаренных детей, которую оплачивало государство. Вроде закрытой школы. Отчасти это была правда.

Вроде того.

– Пх! – Бабушка неодобрительно хмыкнула в сторону дядюшки Рио, взяла у меня из рук стопку тарелок и переместила их к раковине. – Кэсси вернулась сюда не ради старых дураков, которые слишком много пьют и слишком много говорят. – Бабушка закатила глаза и открыла кран. – Она приехала повидать бабулю. Извиниться за то, что не звонила.

Два обвинения в одной реплике. Дядя Рио почти что сохранил невозмутимость. Я же, как бабушка и рассчитывала, ощутила укол вины и подошла к раковине следом за ней.

– Давай, – сказала я. – Все сделаю.

Бабушка хмыкнула, но отодвинулась. Было что-то успокаивающее в том, что она не менялась, оставаясь прежней: отчасти мать-наседка, отчасти диктатор, который правит своей семьей с помощью запеченных зити[1] и железной хватки.

«Но я не прежняя. – От этой мысли было не уйти. – Я изменилась». У новой Кассандры Хоббс стало больше шрамов – и метафорических, и буквальных.

– Она так сердится, если ты слишком долго не звонишь, – сообщил мне дядя Рио, кивнув на бабушку. – Но, может, ты занята? – Его лицо осветила некая мысль, и он пристально всмотрелся в меня. – Сердцеедка! – заявил он. – Скольких парней ты от нас скрыла?

– Нет у меня парня.

Дядя Рио уже много раз обвинял меня в том, что я не рассказываю ему о своих парнях. Теперь он в первый и единственный раз оказался прав.

– Ты, – бабушка показала на дядюшку Рио лопаткой, которая появилась у нее в руке будто из ниоткуда. – Вон.

Он настороженно взглянул на лопатку, но не уступил.

– Вон!

Через три секунды мы с бабушкой остались в кухне одни. Она стояла и разглядывала меня; ее лицо слегка смягчилось.

– Парень, который забирал тебя прошлым летом, – сказала она. – Тот, с модной машиной. Он хорошо целуется?

– Бабушка! – воскликнула я.

– У меня восемь детей, – сообщила она. – Я разбираюсь в поцелуях.

– Нет, – быстро ответила я, сосредоточившись на мытье тарелок и стараясь не слишком задумываться о ее словах. – Мы с Майклом не… У нас…

– Аххх, – понимающе произнесла бабушка. – Не так уж и хорошо целуется. – Она утешительно похлопала меня по плечу. – Он еще молодой. Научится!

Этот разговор повергал меня в ужас сразу на нескольких уровнях, не в последнюю очередь из-за того, что целовалась я не с Майклом. Но если бабушка предпочитает считать, что я так редко звонила домой, потому что погрузилась в любовные страдания, не буду ей мешать.

Эту пилюлю было легче проглотить, чем правду: я погрузилась в мир жертв и мотивов, убийц и трупов. Меня брали в заложники. Дважды. Я по-прежнему просыпалась ночью, вспоминая, как стяжки впиваются в запястья, как в ушах звенит от звука выстрелов. Иногда, закрывая глаза, я видела, как свет играет на окровавленном лезвии ножа.

– Тебе нравится эта твоя школа? – Бабушка изо всех сил постаралась, чтобы это прозвучало непринужденно. Но меня она не обманула. Я прожила с бабушкой со стороны отца пять лет, прежде чем вступила в программу обучения прирожденных. Она хотела, чтобы я была в безопасности, чтобы я была счастлива. Она хотела, чтобы я осталась здесь.

– Да, – ответила я ей. – Нравится. – Мне не пришлось врать. Впервые в жизни я чувствовала, что нахожусь на своем месте. С другими прирожденными мне не приходилось делать вид, что я не та, кем являюсь на самом деле. Да я и не смогла бы, даже если бы хотела.

В доме, полном людей, которые видели то, что упускали все остальные, скрывать что-то было невозможно.

– Ты хорошо выглядишь, – неохотно признала бабушка. – А теперь, когда я тебя неделю кормила, еще лучше. – Она снова хмыкнула, а потом мягко оттолкнула меня в сторону и взялась за мытье посуды. – Я дам тебе еды с собой, – заявила она. – Этот парень, который тебя забирал, он слишком худой. Может, начнет лучше целоваться, если нарастит немного мяса на костях.

Я прыснула.

– Что за разговоры о поцелуях? – послышалось от дверей. Я ожидала увидеть одного из братьев отца. Но вместо этого я увидела его самого. Я замерла. Сейчас он работал за границей, и мы не ожидали его возвращения в ближайшие пару дней.

В последний раз я видела его больше года назад.

– Кэсси. – Папа неловко улыбнулся мне – на пару оттенков слабее настоящей улыбки.

Я подумала о Майкле. Он бы смог точно прочитать, что означает напряжение на лице отца. Я же была профайлером. Я могла взять набор мелких деталей – вещи, которые человек брал с собой, слова, которые он выбирал, чтобы поздороваться, – и соединить их в общую картину – кто он такой, чего он хочет, как он будет вести себя в той или иной ситуации.

Но что именно означает эта не-совсем-улыбка? Какие эмоции скрывает отец? Испытал ли он вспышку признания, или гордости, или хоть каких-то отцовских чувств, когда посмотрел на меня?

Этого я не знала.

– Кассандра, – с упреком сказала бабушка, – поздоровайся с папой.

Прежде чем я успела что-то сказать, бабушка обняла его и крепко сжала. Она поцеловала его, потом несколько раз стукнула, потом поцеловала снова.

– Ты рано вернулся. – Бабушка наконец-то отпустила своего блудного сына. Она посмотрела на него – наверное, она так же смотрела на него, когда он был маленьким мальчиком, который натащил грязи на ковер. – Почему?

Папа перевел взгляд на меня:

– Мне нужно поговорить с Кэсси.

Бабушка прищурилась.

– И о чем это тебе нужно поговорить с Кэсси? – Бабушка ткнула его в грудь. Несколько раз. – Ей нравится в новой школе, и у нее есть парень, худой такой.

Я едва заметила, что она произнесла это с нажимом. Отец поглощал все мое внимание. Он выглядел слегка помятым. Будто не спал всю ночь. Он избегал смотреть мне в глаза.

– Что случилось? – спросила я.

– Ничего, – ответила бабушка голосом шерифа, объявляющего военное положение. – Все в порядке. – Она повернулась к отцу. – Скажи ей, что все в порядке, – приказала она.

Папа пересек комнату и мягко положил руки мне на плечи.

Обычно ты обходишься без таких нежностей.

Я мысленно перебрала все, что знала о нем, – наши отношения, то, каким человеком он был, то, что он вообще оказался здесь. Желудок словно наполнился свинцом. У меня внезапно возникло ощущение, будто я уже знаю, что он скажет. Это знание парализовало меня. Я не могла дышать. Я не могла моргать.

– Кэсси, – тихо сказал папа. – Это насчет твоей матери.

Глава 2

Между «считается погибшей» и «погибла» есть разница – разница между моментом, когда ты входишь в мамину гримерную, залитую кровью, и моментом, когда через пять лет тебе сообщают, что обнаружено тело. Когда мне было двенадцать, тринадцать, четырнадцать, я каждую ночь молилась, чтобы кто-то нашел маму, чтобы полиция оказалась не права, чтобы каким-то образом, несмотря на все улики, несмотря на количество крови, которое она потеряла, ее все-таки нашли. Живой.

В конце концов я перестала надеяться и начала молиться, чтобы нашли ее тело. Я представляла, как меня вызовут опознавать останки. Я представляла, как попрощаюсь с ней. Я представляла, как ее похороню.

Такого я не представляла.

– Они уверены, что это она? – спросила я тихо, но спокойно.

Мы с папой сидели напротив друг друга на качающейся скамейке, подвешенной на крыльце. Только мы и больше никого – максимальная степень уединения, которой можно было добиться в бабушкином доме.

– Место совпадает. – Он ответил, не поднимая глаз на меня – глядя в ночь. – И время тоже. Они пытаются опознать по состоянию зубов, но вы двое столько переезжали… – Внезапно он осознал, что рассказывает мне то, что я и так знаю.

Найти мамину стоматологическую карту будет непросто.

– Они нашли это. – Папа показал мне тонкую серебристую цепочку. На ней висел маленький красный камень.

У меня перехватило горло.

Это ее.

Я сглотнула, отгоняя эту мысль, словно могла забыть ее отчаянным усилием воли. Папа протянул цепочку мне. Я покачала головой.

Это ее.

Я понимала, что мама почти наверняка мертва. Я знала это. Я верила в это. Но теперь, глядя на ожерелье, которое было на ней той ночью, я не могла дышать.

– Это улика, – с усилием выговорила я. – Полиция не должна была отдавать ее тебе. Это улика.

О чем они думали? Я работала с ФБР всего шесть месяцев. Большую часть этого времени я оставалась за сценой, но даже я знала, что нельзя нарушать правила хранения улик только для того, чтобы девочка, потерявшая мать, смогла получить что-то, что принадлежало матери.

– На нем не было никаких отпечатков, – заверил папа. – Никаких следов.

– Пусть оставят себе, – выдавила я, встала и подошла к краю крыльца. – Им может понадобиться. Для идентификации.

Прошло пять лет. Если они искали стоматологические записи, значит, мне там опознавать уже нечего. Остались только кости.

– Кэсси…

Я перестала его слушать. Я не хотела слушать, как человек, который едва знал маму, рассказывает, что у полиции нет зацепок, что они считают нормальным компрометировать улики, потому что никто из них не ожидал, что это дело будет раскрыто.

Через пять лет нашли тело. Это уже улика. Следы на костях. То, как она была похоронена. То, какое место выбрал убийца. Должно быть что-то. Какое-то указание на то, что случилось.

Он пришел за тобой с ножом. Я приняла точку зрения матери, пытаясь понять, что произошло в тот день, как делала уже много раз. Он застал тебя врасплох. Ты сопротивлялась.

– Я хочу увидеть место преступления. – Я повернулась к отцу. – Место, где они нашли тело. Я хочу это увидеть.

Папа подписал разрешение, чтобы меня зачислили в программу агента Бриггса по обучению одаренных детей, но он понятия не имел, что за «образование» я там получаю. Он не знал, в чем суть программы. Он не знал, на что я способна. Убийцы и жертвы, неизвестные субъекты и тела – для меня это был родной язык. Мой язык. А знание о том, что случилось с моей мамой?

Оно тоже принадлежит мне.

– Не думаю, что это хорошая идея, Кэсси.

Это не тебе решать. Я подумала об этих словах, но не произнесла их. Спорить с ним не было смысла. Если я захочу получить доступ – к месту, где ее нашли, к фотографиям, к любому подобию улик, которое они все-таки обнаружили, – спрашивать об этом нужно не Винсента Батталью.

– Кэсси? – Папа встал и неуверенно шагнул ко мне. – Если ты хочешь об этом поговорить…

Я повернулась и покачала головой.

– Я в порядке, – произнесла я, отвергая его предложение. Сглотнула, протолкнув комок в горле. – Я просто хочу вернуться в школу.

«Школа» – это, конечно, преувеличение. В программе обучения прирожденных насчитывалось всего пять учеников, а у наших уроков было, можно сказать, практическое приложение. Мы не просто учились. Мы были ценным ресурсом.

Элитной командой.

У каждого из нас был талант, дар, отточенный до совершенства средой, в которой мы выросли.

Ни у кого из нас не было нормального детства. Я не переставала думать об этом снова и снова, когда через четыре дня стояла рядом с бабушкином домом, в начале подъездной дороги, ожидая, когда за мной приедут. Если бы оно было нормальным, мы бы не стали прирожденными.

Вместо того чтобы думать о том, как провела свое детство, переезжая из города в город с мамой, которая обирала людей, убедив их, что она экстрасенс, – я вспоминала об остальных – об отце-психопате Дина, о том, как Майклу пришлось научиться читать эмоции, чтобы выжить. О Слоан и Лии, о том, какие подозрения у меня были насчет их детства.

Мысли об остальных прирожденных вызывали у меня определенного рода ностальгию. Мне хотелось, чтобы они оказались здесь – все они, каждый из них, – так сильно, что я едва могла дышать.

– Станцуй это, – произнес мамин голос в моих воспоминаниях. Я буквально увидела, как она, с рыжими волосами, влажными от холода и снега, замотавшись в темно-синий шарф, включает приемник в машине и выкручивает громкость на максимум.

Это был наш ритуал. Каждый раз, когда мы переезжали – из одного города в другой, от одной отметки на карте к следующей, от одного представления к другому, – она включала музыку, и мы танцевали на наших сиденьях, пока не забывали обо всем и обо всех, оставшихся позади.

Мама была не из тех, кто считал, что о чем-то можно тосковать подолгу.

– Выглядишь весьма задумчивой. – Низкий серьезный голос вернул меня в настоящее.

Я отогнала воспоминания и поток эмоций, которые хотели нахлынуть вместе с ними.

– Привет, Джуд.

Человек, которого ФБР наняло присматривать за нами, секунду разглядывал меня, а потом подхватил мой рюкзак и закинул его в багажник.

– Прощаться будешь? – спросил он, кивнув на крыльцо.

Я обернулась и увидела, что там стоит бабушка. Она любила меня. Яростно. Решительно. С того момента, как ты меня встретила. Меньшее, что я ей должна, – это попрощаться.

– Кассандра? – бодро спросила она, когда я подошла. – Что-то забыла?

Многие годы я считала себя сломанной, считала, что моя способность любить – яростно, целеустремленно, свободно – умерла вместе с мамой.

Последние несколько месяцев показали мне, что я ошибалась.

Я обняла бабушку, и она обхватила меня руками и сжала изо всех сил.

– Мне нужно идти, – сказала я через несколько секунд.

Она потрепала меня по щеке чуть более энергично, чем следовало бы.

– Позвони, если что-то тебе понадобится, – велела она. – Что угодно.

Я кивнула.

Она помолчала.

– Мне так жаль, – осторожно произнесла она. – Что с твоей мамой это случилось.

Бабушка никогда не встречалась с мамой. Она ничего о ней не знала. Я никогда не рассказывала отцовской части семьи, как мама смеялась, или как она придумывала игры, чтобы научить меня читать людей, или то, как мы говорили «несмотря ни на что» вместо «я тебя люблю», потому что она любила меня всегда, вечно и несмотря ни на что.

– Спасибо, – сказала я бабушке. Голос прозвучал слегка хрипло. Я постаралась скрыть скорбь, которая поднималась изнутри. Рано или поздно она меня настигнет.

Мне всегда лучше удавалось отделять и прятать нежелательные эмоции, чем избавляться от них.

Я отвернулась от бабушкиного пристального взгляда и пошла к Джуду и машине. Из головы все не шел мамин голос.

Станцуй это.

Глава 3

Джуд вел машину молча. Он оставил возможность нарушить молчание мне – когда и если я буду готова.

– Полиция нашла тело. – Мне понадобилось десять минут, чтобы заставить свои губы выговорить это. – Они думают, это мама.

– Я слышал, – просто ответил Джуд. – Бриггсу позвонили.

Специальный агент ФБР Таннер Бриггс был одним из двух руководителей программы обучения прирожденных. Это он пригласил меня туда, и он упомянул дело моей матери, чтобы меня завлечь.

Разумеется, ему позвонили.

– Я хочу увидеть тело, – сказала я Джуду, глядя на дорогу прямо перед нами. Позже я смогу об этом подумать. Позже. Я смогу предаться горю. Ответы, факты – вот что мне было нужно сейчас. – Фотографии с места преступления, – продолжила я, – все, что Бриггс сможет добыть у местной полиции, я хочу все это увидеть.

Джуд немного помолчал.

– Это все?

Нет. Это было не все. Мне отчаянно хотелось, чтобы тело, которое нашла полиция, не принадлежало маме. И одновременно хотелось, чтобы это была она. И неважно, что эти идеи противоречили друг другу. Неважно, что я проиграла бы в любом случае.

Я сжала зубы, ощущая, как они впиваются во внутреннюю сторону щеки. Через некоторое время я вслух ответила на вопрос Джуда.

– Нет, это не все. Еще я хочу добраться до того, кто с ней это сделал.

Это, по крайней мере, было просто. Это было ясно. Я вступила в программу прирожденных, чтобы сажать убийц за решетку. Мама заслуживала справедливого воздаяния. Я заслуживала справедливого воздаяния – за все, что я потеряла.

– Я должен бы сказать тебе, что охота на человека, который ее убил, ее не вернет. – Джуд сменил полосу, и могло показаться, что он обращает на дорогу больше внимания, чем на меня. Но меня это не обмануло. Джуд в прошлом был морпехом, снайпером, и он всегда держал обстановку под контролем. – Должен бы сказать тебе, – продолжил он, – что одержимость этим делом твою боль не уменьшит.

– Но не станете, – сказала я.

Вы знаете, каково это – когда мир распадается на части. Вы знаете, каково это – просыпаться по утрам и осознавать, что монстр, который разрушил вашу жизнь, – по-прежнему на свободе и он может это повторить.

Джуд не станет говорить мне, что мне нужно все это отпустить. Не сможет.

– Что бы вы сделали, – тихо спросила я, – если бы это была Скарлетт? Если бы у вас была зацепка, пусть даже ничтожная, по ее делу?

Я никогда раньше не произносила вслух имя дочери Джуда в его присутствии. До недавнего времени я даже не подозревала о ее существовании. Я мало знала о ней – за исключением того факта, что она стала жертвой серийного убийцы, известного как Найтшейд.

Единственное, что мне было известно, – как Джуд почувствовал бы себя, если бы по делу появились подвижки.

– Для меня все было иначе, – наконец ответил Джуд, не отводя взгляда от дороги. – Тело нашли. Не знаю, делает ли это все лучше или хуже. Наверное, лучше, потому что мне не нужно было гадать. – Он на мгновение стиснул зубы, а потом продолжил: – Хуже, потому что ни один отец не должен видеть такое.

Я попыталась представить, через что пришлось пройти Джуду, когда он увидел тело дочери, и тут же попыталась остановить себя. Джуд умел терпеть боль, а его лицо скрывало девять десятых того, что он чувствует. Но, когда он увидел безжизненное тело дочери, скрыться было невозможно, невозможно перетерпеть боль, стиснув зубы, – не оставалось ничего, кроме гула в ушах и чувства опустошения, которое было слишком хорошо знакомо и мне.

Если бы тело Скарлетт нашли только что, если бы у вас в руках оказалось ее ожерелье, вы бы не стали сидеть на месте. Вы не смогли бы – чего бы это ни стоило.

– Вы попросите Бриггса и Стерлинг дать мне материалы дела? – спросила я. Джуд не был агентом ФБР. Его первым и единственным приоритетом было благополучие несовершеннолетних помощников ФБР. Он принимал финальное решение о том, будем ли мы работать над тем или иным делом.

В том числе над делом моей матери.

«Вы понимаете, – подумала я, глядя на него. – Хотите вы этого или нет – вы понимаете».

– Ты сможешь посмотреть материалы, – ответил Джуд. Он остановил машину у частной взлетной полосы, а затем пристально посмотрел на меня. – Но ты не станешь делать это одна.

Глава 4

В частном джете было двенадцать мест, но, войдя, я увидела, что заняты только пять. Впереди сидели агенты Стерлинг и Бриггс, по разные стороны от прохода. Она изучала материалы дела. Он смотрел на часы.

«Исключительно деловые отношения», – подумала я. Впрочем, если бы отношения между ними были действительно деловыми, им бы не понадобилось увеличивать расстояние, садясь по разные стороны.

За ними расположился Дин, спиной вперед. Перед ним стоял столик, на котором лежала колода карт. Лия развалилась на двух сиденьях, по диагонали от Дина. Слоан, скрестив ноги, уселась на краю столика, светлые волосы собраны в кривоватый хвост на макушке. Если бы на ее месте был кто-то другой, я бы стала переживать, что он сейчас свалится, но, зная Слоан, она, вероятно, уже математически просчитала свое положение и приняла все необходимые меры, чтобы законы физики работали в ее пользу.

– Что ж, – произнесла Лия, одарив меня ленивой ухмылкой, – смотрите-ка, кто наконец решил почтить нас своим присутствием.

Они не знают. Осознание того, что Бриггс не сказал остальным членам команды о моей матери – о ее теле, – окатило меня. Если бы он сказал, Лия не стала бы лениво подшучивать надо мной, она бы делала это куда резче. У некоторых людей талант утешать других. Лия гордилась своей способностью отвлечь – но так, что вы вряд ли захотите благодарить ее за это.

Мое предположение подтвердилось, когда Дин повернулся и посмотрел на меня.

– Не обижайся на Лию, – сказал он. – Она не в духе, потому что я обыграл ее в «Парашюты и лестницы»[2]. – В уголках его губ заиграла слабая улыбка.

Дин не встал со своего места. Не прошелся по самолету, не положил руку мне на плечо или на затылок, чтобы успокоить. А значит, он определенно не знал.

В этот момент мне и не хотелось, чтобы он знал.

Улыбка на его лице, то, как он поддразнивал Лию, – Дин понемногу исцелялся. Каждый день, который мы проводили вместе, барьеры понемногу истончались. Каждый день он понемногу выходил из тени и становился больше похож на себя.

И я хотела, чтобы это продолжалось.

Я не хотела, чтобы он думал о том, как моя мать стала жертвой убийцы. Я не хотела, чтобы он думал о своем отце, который был убийцей.

Я хотела и дальше смотреть на эту улыбку.

– «Парашюты и лестницы»? – переспросила я.

У Лии заблестели глаза.

– Моя версия намного интереснее.

– Это пугает сразу по нескольким причинам, – сказала я.

– С возвращением, – произнес агент Бриггс. Агент Стерлинг подняла взгляд от папки, которую изучала, и посмотрела мне в глаза. Бывшая жена Бриггса была профайлером. И моей наставницей.

Если знает Бриггс, то и Стерлинг тоже. В следующее мгновение мой взгляд метнулся к папке у нее в руках.

– Выбирай место, – сказала Стерлинг.

Я решила, что это означает «Поговорим позже». Стерлинг предоставила мне решать, хочу ли я сказать остальным – и когда. Я понимала, что не смогу держать это в секрете вечно. Лия специализировалась на распознавании лжи. Так что врать – не вариант, и, как бы тщательно я ни старалась скрыть свои эмоции, Дин вскоре поймет, что что-то случилось.

Мне придется им сказать. Но я смогу отложить это на пару часов – учитывая, что единственного человека, который мгновенно распознал бы, что что-то не так, на борту не было.

– А где Майкл? – спросила я, усаживаясь рядом с Дином.

– В двадцати четырех километрах к юго-востоку от Уэстчестера, к северу от Лонг-Айленд-Саунд. – Слоан наклонила голову набок, словно неровно завязанный хвост перевешивал.

– Отправился домой на Рождество, – перевел Дин. Под столом его рука нашарила мою. Первым идти на физический контакт было для Дина непросто, но постепенно он учился делать это чаще.

– Майкл отправился домой на Рождество? – повторила я и взглянула на Лию. Они с Майклом то сходились, то расходились задолго до того, как на сцене появилась я. Мы оба знали – все в этом самолете знали, – что «дом» – не то место, где Майклу хотелось бы находиться.

– Майкл захотел съездить домой. – Агент Бриггс вмешался в разговор, подойдя ближе и встав в проходе за спиной Слоан. – Это его просьба и его решение.

Разумеется. У меня скрутило желудок. Майкл однажды сказал мне, что, если ты не можешь защититься от чьего-то удара, лучшее, что ты можешь сделать, – спровоцировать этот удар. Когда Майклу было больно, когда возникала хоть малейшая вероятность, что ему причинят боль, он искал конфликта.

Когда я выбрала Дина, он воспринял это как пощечину.

– Он хотел повидаться с мамой, – невинно пояснила Слоан. – Сказал, что уже давно ее не видел.

Остальные понимали людей. Слоан понимала факты. Она поверила бы в любое объяснение, которое озвучил Майкл.

– Я дала ему список фраз, чтобы начать разговор, перед отъездом, – с серьезным видом продолжала Слоан. – На случай если им с мамой будет не о чем поговорить.

Зная Слоан, она, вероятно, считала, что Майкл сможет преодолеть неловкое молчание в семейной беседе, сообщив, что последнее слово в словаре – zyzzyva и это разновидность тропического долгоносика.

– С Майклом, – вмешался Бриггс, – все будет в порядке. – Что-то в том, как Бриггс стиснул зубы, выдавало, что он доходчиво объяснил отцу Майкла: тот остается на свободе, только пока с Майклом все благополучно.

Мы все попали в программу прирожденных по-разному. Отец Майкла – тот, кто научил его первым провоцировать удар, – отдал Майкла ФБР в обмен на иммунитет от обвинений в мошенничестве.

– Ну-ну, – ровным голосом произнесла Лия, – все будут в порядке, просто спойте кумбайя! Если мы на сегодня закончили с тем, чтобы успокаивать Кэсси, давайте перейдем к чему-нибудь менее нудному?

Одно в Лии было хорошо: она не позволяет предаваться тревоге или страху слишком долго.

– Взлет через пять минут, – ответил Бриггс. – Так, Слоан?

Наша специалистка по числам запрокинула голову, глядя на Бриггса.

– Высока вероятность, что вы сейчас скажете мне слезть со стола, – произнесла она.

Бриггс почти улыбнулся:

– Слезь со стола.

Глава 5

Мы находились в воздухе уже почти двадцать минут, когда Бриггс и Стерлинг начали рассказывать нам, куда мы летим – и для чего.

– У нас новое дело. – Стерлинг говорила спокойно и ровно. Еще недавно она убеждала нас, что нет никаких «нас», что несовершеннолетним – какими бы талантливыми они ни были – не место в расследовании ФБР.

Еще недавно прирожденные могли заниматься только старыми делами.

Многое изменилось.

– Три тела за три дня. – Бриггс продолжил с того места, на котором остановилась Стерлинг. – В местной полиции не понимали, что имеют дело с одним и тем же неизвестным субъектом, пока не провели вскрытие третьей жертвы. После этого они сразу же запросили помощь ФБР.

«Почему? – Я погрузилась в этот вопрос. – Почему полиция не связала первых двух жертв? Почему после третьей помощь ФБР запросили так быстро?» Чем больше будет занят мой ум, тем легче будет не возвращаться к мыслям о том, чье тело нашла полиция.

К тысяче и одному воспоминанию о маме.

– Кажется, что у жертв очень мало общего, – продолжил Бриггс, – за исключением местоположения и того, что выглядит как визитная карточка нашего субъекта.

Профайлеры используют термин modus operandi – MO, или образ действий, – когда описывают аспекты преступления, которые были необходимыми и функциональными. Но оставить визитную карточку? Это не функционально. Не является необходимым. Значит, это похоже на часть почерка нашего неизвестного субъекта.

– Что за визитная карточка? – спросил Дин. Голос у него был тихим, чуть глуховатым – он уже переключился в режим профайлинга. Нам нужны были мелкие детали: что за визитная карточка, где полиция нашла ее в каждом случае, что на ней было написано – все это поможет нам понять субъекта. Убийца подписывал свою работу или передавал сообщение? Помечал жертв как свою собственность или стремился вступить в коммуникацию с полицией?

Агент Стерлинг подняла руку, заставляя нас замолчать.

– Давайте сделаем шаг назад. – Она взглянула на Бриггса. – Начнем с начала.

Бриггс коротко кивнул и щелкнул выключателем. Зажегся плоский экран в передней части самолета. Бриггс нажал кнопку, и перед нами появилось фото места преступления. Женщина с длинными темными волосами лежала на тротуаре. Синеватые губы. Остекленевшие глаза. Промокшее платье пристало к телу.

– Александра Руис, – произнесла агент Стерлинг. – Двадцать два года, студентка, специализировалась на реабилитационной терапии, университет Аризоны. Ее нашли примерно через двадцать минут после полуночи, в новогоднюю ночь, лицом вниз в бассейне на крыше казино «Апекс».

– Казино «Апекс». – Слоан моргнула несколько раз. – Лас-Вегас, Невада.

Я ждала, что Слоан сообщит нам его площадь в квадратных метрах или год основания. Но она молчала.

– Дорого, – нарушила молчание Лия. – Если предположить, что жертва снимала номер в «Апекс».

– Не там. – Бриггс вывел на экран еще одно фото, рядом с фото Александры. Мужчина лет сорока. Темные волосы, лишь слегка припорошенные сединой. На фото он не позировал. Он не смотрел в камеру, но у меня возникло отчетливое ощущение, что он знал о ее наличии.

– Томас Уэсли, – сообщил нам Бриггс. – Бывший интернет-магнат, действующий чемпион мира по покеру. Приехал на чемпионат по покеру, который вот-вот начнется, и снял пентхауз в «Апексе» с эксклюзивным доступом на крышу с бассейном.

– Полагаю, наш дорогой Уэсли любит повеселиться? – спросила Лия. – Особенно под Новый год?

Я перестала рассматривать фото Томаса Уэсли, потому что мой взгляд снова притянула Александра. Вы с друзьями решили, что будет круто встретить Новый год в Вегасе. Вас пригласили на вечеринку. Возможно, на ту самую вечеринку. На ней было бирюзовое платье. Черные туфли на высоком каблуке. Один каблук отломан. Как ты сломала каблук?

Ты убегала? Ты дралась?

– У нее были ушибы? – спросила я. – Признаки того, что ее удерживали под водой?

Признаки того, что она сопротивлялась?

Агент Стерлинг покачала головой.

– Никаких признаков борьбы. Уровень алкоголя в крови был достаточно высок, и полиция решила, что это несчастный случай. Трагический, но без криминала.

Это объяснило бы, почему полиция не связала первых двух жертв. Они даже не осознавали, что Александра – жертва.

– Откуда мы знаем, что это не был несчастный случай? – Лия перекинула ноги через ручку кресла и поболтала ими.

Мои мысли переключились с Александры на неизвестного субъекта. Ты сделал так, чтобы все выглядело как несчастный случай, но оставил что-то, чтобы полиция поняла правду. Если они будут достаточно умны, если они смогут сложить кусочки мозаики, они увидят. Увидят, что ты делаешь. Увидят твое мастерство.

Увидят, как ты умен.

– Что это? – Я озвучила вопрос, который Дин уже задавал до этого. – Что оставлял субъект?

Бриггс кликнул снова – на экране появилось еще одно фото, на этот раз – увеличенное изображение запястья. Александры. Ее рука лежала на тротуаре ладонью вверх. Я видела вены под кожей, а прямо над ними, у внешнего края запястья, виднелись четыре цифры, татуировка с изысканным шрифтом – 3213. Чернила были темно-коричневые, с едва заметным оттенком оранжевого.

– Хна, – предположила Слоан, крутя в пальцах край рукава и благоразумно избегая смотреть в глаза остальным. – Краска, которую изготавливают из растения Lawsonia inermis. Татуировки хной – временные и в целом встречаются реже, чем постоянные татуировки, в соотношении примерно двадцать к одному.

Я почувствовала, как сидящий рядом Дин осмысляет эту информацию. Он неотрывно смотрел на фото, словно мог усилием воли заставить его рассказать им все.

– Татуировка на запястье, – сказал он. – Это его визитка?

Ты не просто оставляешь сообщения. Ты оставляешь татуировки на телах жертв.

– Можно ли узнать, когда была нанесена татуировка? – спросила я. – Он сначала пометил ее, а затем утопил, или сначала утопил, а затем пометил?

Бриггс и Стерлинг переглянулись.

– Ни то, ни другое. – На вопрос ответила Стерлинг. – Согласно показаниям ее друзей, она сделала татуировку сама.

Пока мы обдумывали сказанное, Бриггс очистил экран, а затем открыл новое фото. Я попыталась отвести взгляд, но не смогла. Тело на фото было покрыто пузырями и ожогами. Непонятно, мужчина это или женщина. Нетронутым остался только один участок кожи.

Правое запястье.

Бриггс увеличил этот фрагмент.

– 4–5–5–8, – прочитала вслух Слоан. – 3–2–1–3. 4–5–5–8. – Она замолчала, но ее губы шевелились, повторяя эти цифры снова и снова.

Мы с Дином тем временем разглядывали фотографию.

– На этот раз – не хна, – сказал он. – На этот раз я выжег цифры на коже жертвы.

Я предпочитала для профайлинга местоимение «ты». Я разговаривала с убийцей, разговаривала с жертвами. Но Дин проникал в мысли неизвестного субъекта, представляя себя на его месте. Представляя, как совершает убийство.

Учитывая, кем был его отец, – а также то, что Дин никак не мог избавиться от страха, что унаследовал от него что-то, что может превратить в чудовище и его, – это меня не удивляло. Каждый раз, составляя психологический портрет, он лицом к лицу встречался со своим страхом.

– Предполагаю, вы скажете нам, что вторая жертва выжгла цифры на своем запястье? – спросила Лия у Бриггса. Ей отлично удавалось изображать невозмутимость, будто ужасное фото вовсе на нее не подействовало, но я-то знала, что это не так. Лия отлично умела маскировать свои искренние реакции, показывая миру только то, что считала нужным.

– В некотором роде. – Бриггс открыл еще одно фото, разместив его рядом с изображением запястья. На нем было что-то вроде браслета. В толстую ткань вделаны четыре металлические цифры – 4558, но наоборот – зеркальное отражение того, как они отпечатались на коже жертвы.

Агент Стерлинг сообщила:

– Огнеупорная ткань. Когда жертва загорелась, металл нагрелся, но ткань не пострадала, и под ней образовалось четкое клеймо.

– Согласно нашим источникам, жертва получила браслет в посылке от поклонника, – продолжил Бриггс. – Упаковка посылки давно утрачена.

– От поклонника? – повторила я. – Значит, наша жертва… кто она?

В ответ на мой вопрос на экране вспыхнуло еще одно фото – мужчины двадцати с чем-то лет. Выразительное худощавое лицо, острые скулы, фиолетовые глаза – вероятно, цветные контактные линзы.

– Сильвестр Уайльд. – Лия опустила одну ногу на пол. – Современный Гудини, иллюзионист, гипнотизер, мастер на все руки. – Она помолчала, затем перевела для остальных: – Он показывает фокусы на сцене – и, как и большинство людей этой профессии, великолепный лжец.

В устах Лии это был комплимент.

– У него было ежевечернее шоу, – сказал Бриггс. – В «Стране Чудес».

– Еще одно казино, – задумчиво произнес Дин.

– Еще одно казино, – подтвердила агент Стерлинг. – Мистер Уайльд выступал на сцене второго января, когда он – согласно показаниям свидетелей – внезапно загорелся.

– Еще один несчастный случай. – Дин слегка наклонил голову, волосы упали ему на лицо. Он был настолько сосредоточен, что я могла видеть это в линиях его плеч и спины.

– Так считала и полиция, – произнес агент Бриггс. – Но потом…

Последнее фото, последняя жертва.

– Юджин Локхарт. Семьдесят восемь лет. Он был постоянным клиентом казино «Роза Пустыни». Приходил раз в неделю с небольшой группой из местного дома престарелых. – О том, как Юджин погиб, Бриггс не сказал ничего.

В этом не было необходимости.

В груди старика торчала стрела.

Глава 6

Как убийца перешел от подстроенных несчастных случаев к тому, чтобы поразить кого-то стрелой средь бела дня?

Я продолжала обдумывать этот вопрос, когда самолет пошел на посадку в Лас-Вегасе. На фотографии Юджина Локхарта, пронзенного стрелой в сердце, брифинг не закончился, но именно в этот момент все предположения об убийце, которые были у меня до этого, стали меняться.

Я ощутила, как сидящий рядом Дин тоже обдумывает все, что мы узнали. Когда ты прирожденный, ты не можешь просто отключить ту часть своего мозга, которая работает не так, как у других людей. Лия не может перестать распознавать ложь. Слоан всегда будет видеть цифры, куда ни посмотрит. Майкл невольно подмечает любое микровыражение, которое промелькнет на лице собеседника.

А мы с Дином компульсивно собирали образы людей из множества деталей, будто мозаику.

Я не смогла бы остановиться, даже если попыталась бы – а поскольку я знала, к чему обратятся мои мысли в ту же секунду, как я перестану думать о деле, я не сопротивлялась.

Поведение. Личность. Окружение. В поведении убийц, даже самых чудовищных, был определенный смысл. Расшифровать их мотивы – значит поставить себя на место неизвестного субъекта, увидеть мир его или ее глазами.

«Ты хочешь, чтобы полиция знала – Юджина Локхарта убили», – подумала я, начиная с очевидного. Стрела не может «случайно» поразить посетителя многолюдного казино. По сравнению с предыдущими убийствами это явно стремилось привлечь внимание. «Ты хотел, чтобы власти это заметили. Ты хотел, чтобы они увидели. Увидели, что ты делаешь. Увидели тебя».

Ты привык, что тебя не замечают?

Тебя это достало?

Я снова вернулась к тому, что нам сообщили. В дополнение к четырехзначному числу, написанному маркером на запястье старика, патологоанатом нашел еще одно сообщение, написанное на стреле.

Tertium.

На латыни это значит «в третий раз».

И тогда полиция стала изучать недавние несчастные случаи и убийства и обнаружила цифры, вытатуированные на запястье Александры Руис и выжженные на запястье Сильвестра Уайльда.

«Почему латынь?» Я покрутила в голове эту мысль. «Считаешь себя интеллектуалом? Или это часть ритуала?» От мысли об этом по спине пробежал холодок. «Что это за ритуал?»

Я невольно наклонилась к Дину. Его карие глаза встретились с моими, и я попыталась понять, о чем он думает. Интересно, пробирает ли холодок и его, когда он проникает в мысли убийцы?

Дин положил ладонь на мою руку, провел большим пальцем по тыльной стороне моего запястья.

Лия, сидевшая напротив, взглянула на наши руки, а потом с мелодраматичным видом приложила ладонь ко лбу.

– Я мрачный темный профайлер, – театрально произнесла она. – Нет, – ответила она фальцетом, поднимая вторую руку. – Это я мрачный темный профайлер. Нам судьбой предначертано быть вместе!

Я услышала, как в передней части салона кашлянул Джуд. Подозреваю, он старался скрыть смех.

– Вы так и не сказали нам, почему местная полиция так быстро обратилась в ФБР, – сказала я агенту Бриггсу, отодвигаясь от Дина и пытаясь перенаправить внимание Лии, прежде чем она разыграет в лицах всю историю наших с Дином отношений.

Самолет приземлился. Лия встала и потянулась, выгнула спину, а потом приняла наживку.

– Ну? – переспросила она агентов. – Извольте сообщить классу?

Бриггс ответил коротко и по делу:

– Три убийства в трех разных казино за три дня. Неудивительно, что владельцы казино беспокоятся.

Лия схватила свою сумку и аккуратно повесила ее на плечо.

– Что я слышу, – произнесла она. – Оказывается, некоторые силы, представляющие казино, переживают, что убийства – это плохо для бизнеса, и используют свой существенный политический капитал, чтобы заставить местные правоохранительные органы обратиться к экспертам. – На губах Лии заиграла медленная опасная улыбка. – Рискну надеяться, это значит, что эти же владельцы казино позаботятся и о том, чтобы нас обслужили по высшему разряду?

Я буквально увидела, как в голове Лии проносятся образы ночных клубов и VIP-залов.

Бриггс, наверное, подумал о том же, потому что он скривился:

– Лия, это не игра. Мы здесь не для того, чтобы играть.

– И, – строго добавила агент Стерлинг, – вы несовершеннолетние.

– Слишком молода, чтобы повеселиться, но достаточно взрослая, чтобы участвовать в федеральном расследовании серийного убийства. – Лия демонстративно вздохнула. – И вот так всю жизнь.

– Лия. – Дин посмотрел на нее примерно с таким же выражением, что и Бриггс.

– Понимаю, понимаю, не стоит сердить наших замечательных агентов ФБР. – Лия отмахнулась от возражений Дина, но все же решила немного поумерить пыл. – У нас, по крайней мере, будут номера со всем необходимым? – спросила она.

Бриггс и Стерлинг коротко переглянулись.

– Для ФБР выделили люкс в «Розе Пустыни», – сказал Джуд, подходя к нам и отвечая от имени агентов. – А я тем временем снял два номера в скромном отеле рядом с Лас-Вегас-Стрип[3].

Другими словами: Джуд хотел, чтобы между нами и штабом операции ФБР оставалось некоторое расстояние. Учитывая, что за прошедшие шесть месяцев меня брали в заложники не один, а целых два раза, я не собиралась жаловаться на его намерение не привлекать лишнего внимания.

– Слоан, – вдруг произнес Дин, и я тоже посмотрела на нее. – Ты в порядке?

Слоан обнажила зубы в, вероятно, самой широкой и неестественной улыбке, которую я у нее когда-либо видела. Она застыла, как олень в свете фар.

– Я не тренируюсь улыбаться, – быстро пояснила она. – Иногда человеческие лица просто сами это делают.

Это заявление все присутствующие в самолете встретили молчанием.

Слоан поспешно сменила тему:

– Вы знали, что в Нью-Хэмпшире больше хомяков на душу населения, чем в любом другом штате?

Я привыкла, что Слоан делится случайными фактами, но, учитывая, что мы собирались высадиться в Вегасе, я бы ожидала чего-то более тематически подходящего. И тут я поняла – Вегас.

Слоан родилась и выросла в Лас-Вегасе.

Если бы у нас было нормальное детство, мы бы не стали прирожденными. Я мало знала о прошлом Слоан, но кое-что подметила. Слоан не возвращалась домой на Рождество так же, как Лия и Дин, а значит, возвращаться ей было некуда.

– Ты в порядке? – тихо спросила я.

– Ответ положительный, – прощебетала она. – Я в порядке.

– Ты не в порядке, – без обиняков произнесла Лия. Потом протянула руку и заставила Слоан подняться. – Но переложи свои важные решения на меня на ближайшие несколько дней, и все будет хорошо. – Лия сопроводила эти слова ослепительной улыбкой.

– Статистические данные касательно твоей способности принимать решения вызывают беспокойство, – серьезно ответила Слоан. – Но я согласна принять это к сведению.

Бриггс поднес руку к виску. Стерлинг открыла рот – наверное, чтобы объявить, что Лия не будет принимать связанные с Вегасом решения ни за кого, включая себя саму, – но Джуд поймал ее взгляд и покачал головой. Он симпатизировал Слоан, и всем было ясно, что она не рада оказаться дома.

«Дом, это не место, Кэсси. – Воспоминания снова надвигались на меня. – Дом – это люди, которые любят тебя сильнее всего, люди, которые всегда будут тебя любить, всегда, вечно, несмотря ни на что».

Я встала и оттолкнула это воспоминание. Не время думать о маме. Мы прибыли в Вегас по делу. У нас есть работа.

Дверь самолета открылась. Агент Бриггс повернулся к агенту Стерлинг.

– После вас.

Ты

Три – это число. Число сторон треугольника. Простое число. Святое число.

Три.

Трижды три.

Трижды трижды три.

Ты проводишь кончиками пальцев по наконечнику стрелы. Ты хорошо стреляешь. Ты знал, что так и будет. Но убийство старика не принесло тебе радости. Ты предпочитаешь играть в долгую игру, тщательно планировать, выстраивать костяшки домино кругами и рядами, чтобы потом достаточно было толкнуть одну…

Девушка в бассейне.

Пламя, сжигающее кожу второго.

Идеально. Элегантно. Намного лучше, чем проткнуть стрелой этого старика.

Но есть порядок вещей. Есть правила. И поэтому все должно было быть так. Третье января. Стрела. Старик в плохом месте в плохое время.

Ты уже привлек их внимание?

Ты прячешь наконечник стрелы в карман. В другом месте, в другое время этого бы хватило. Трех было бы тебе достаточно.

Три – хорошее число.

Но в этой жизни, в этом мире три – недостаточно. Ты не можешь остановиться. Ты не остановишься.

Если они еще не заметили тебя, скоро они увидят.

Глава 7

Большую часть своего детства я провела в мотелях и квартирах, которые сдавались понедельно. По сравнению с некоторыми местами, где останавливались мы с мамой, отель, который Джуд забронировал для нас, выглядел достаточно мило – хотя и несколько потрепанно.

– Все, о чем я только мечтала. – Лия радостно вздохнула. У нее был талант не только распознавать ложь, но и врать. Она окинула здание таким взглядом, будто нашла свою давно потерянную любовь – и выглядела при этом совершенно искренне.

– Тут не так и плохо, – сообщил Дин.

Словно повернули выключатель, Лия перестала выделываться и отбросила за плечо свои длинные черные волосы.

– Это Лас-Вегас, Дин. «Неплохо» обычно не для меня.

Джуд фыркнул:

– Лия, нам подойдет.