0,99 €
Mehr erfahren.
- Herausgeber: Strelbytskyy Multimedia Publishing
- Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2023
«Вокруг света в восемьдесят дней» — произведение французского прозаика Жюля Верна (фр. Jules Verne; 1828–1905). «Вокруг света в восемьдесят дней» — приключенческий роман Жюля Верна о кругосветном путешествии. Герои романа Фогг и Паспорту проходят через многие препятствия, чтобы вовремя возвратиться в Англию, обогнув всю Землю по кругу. Смекалка, научные знания и их умелое применение помогают главным героям выиграть невероятное пари. Жюль Верн — автор научно-фантастических, приключенческих романов «Вокруг Луны», «Вверх дном», «Маяк на краю света», «Зеленый луч», «Плавающий город», «Два года каникул», «Михаил Строгов», «Вокруг света за 80 дней». Замысловатые сюжеты автор основывал на известных в его время научных фактах и теориях. Его произведения, в свою очередь, увлекли многих ученых, которые осуществили наяву некоторые фантазии Верна. Так появились технические изобретения, без которых невозможно представить современную жизнь. Произведения Жюля Верна популярны во всех странах, по многим из них сняты художественные и мультипликационные фильмы. Книги писателя вызывают интерес к научному познанию мира, могут служить учебными пособиями по географии, физике, биологии, ботанике.
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Ähnliche
Жюль Верн
Вокруг света в восемьдесят дней
«Вокруг света в восемьдесят дней» — приключенческий роман Жюля Верна о кругосветном путешествии. Герои романа Фогг и Паспорту проходят через многие препятствия, чтобы вовремя возвратиться в Англию, обогнув всю Землю по кругу. Смекалка, научные знания и их умелое применение помогают главным героям выиграть невероятное пари.
Жюль Верн — автор научно-фантастических, приключенческих романов «Вокруг Луны», «Вверх дном», «Маяк на краю света», «Зеленый луч», «Плавающий город», «Два года каникул», «Михаил Строгов», «Вокруг света за 80 дней». Замысловатые сюжеты автор основывал на известных в его время научных фактах и теориях. Его произведения, в свою очередь, увлекли многих ученых, которые осуществили наяву некоторые фантазии Верна. Так появились технические изобретения, без которых невозможно представить современную жизнь.
Произведения Жюля Верна популярны во всех странах, по многим из них сняты художественные и мультипликационные фильмы. Книги писателя вызывают интерес к научному познанию мира, могут служить учебными пособиями по географии, физике, биологии, ботанике.
Романы Жюля Верна есть частью обязательной школьной программы.
I. Филеас Фогг и Паспарту сходятся друг с другом, первый в качестве господина, второй в качестве слуги
Дом под № 7 в Савиль-Роу, Борлингтон-Гарденс, где в 1814 году умер Шеридан, в текущем 1872 году занят был Филеасом Фоггом, эсквайром, одним из самых странных и самых выдающихся членов известного лондонского клуба, называемого Reform Club, хотя, по-видимому, он поставил себе задачей не делать ничего такого, что могло бы обратить на себя внимание.
Итак, место одного из величайших государственных людей, которыми гордится Англия, занял Филеас Фогг, лицо загадочное, о котором не знали ничего иного, только что он отличный человек и один из самых красивых джентльменов высшего английского общества.
Говорили, что он похож на Байрона, — головой, ибо и ноги у него были безукоризненные, — но на Байрона бесстрастного, охладевшего, который мог бы прожить тысячу лет и не состариться физически.
Несомненно Англичанин, Филеас Фогг может быть и не был лондонским уроженцем. Его не видали никогда ни в банке, ни на бирже и ни в одной из контор Сити. Ни бассейны, ни доки Лондона не принимали никогда ни одного судна арматором, которого был бы Филеас Фогг. Этот джентльмен не участвовал ни в каком административном комитете. Имя его никогда не раздавалось ни в коллегии адвокатов, ни в Темпле, ни в Линкольнс-Инне, ни в Грейс-Инне. Никогда не произносил он речей, ни в Канцлерском суде, ни в суде Королевиной Скамьи, ни в казначействе, ни в верховном суде. Он не был ни промышленник, ни негоциант, ни купец, ни земледелец. Он не был членом ни одного из институтов, ни одного из обществ, которыми кишит столица Англии, начиная от общества Armonica, до энтомологического общества, основанного главным образом с целью истребления вредных насекомых.
Филеас Фогг был членом Реформ-Клуба — вот и все.
Кто удивился бы, что столь таинственный джентльмен принадлежит к членам этой почтенной ассоциации, тому отвечали бы, что он вступил туда по рекомендации гг. братьев Баринг, у которых он имел открытый кредит. Это придавало ему особенное значение, так как чеки его уплачивались немедленно в его текущий счет.
Был ли богат этот Филеас Фогг? Несомненно. Но каким образом он разбогател, — этого не могли сказать люди самые сведущие, и мистер Фогг был последний, к которому можно было бы обратиться с расспросами по этой части. Во всяком случае, он не был расточителен, хотя не был и скуп, ибо повсюду где недоставало поддержки на какое-нибудь дело полезное, благородное или великодушное, он доставлял ее молча, и даже, когда было возможно, скрывая свое имя.
Вообще трудно было найти джентльмена менее сообщительного. Он говорил сколько возможно меньше, и казался еще более таинственным по своей молчаливости. Тем не менее жизнь его была у всех на виду, но то что он делал было до такой степени математически однообразно, что воображению и разгуляться было не над чем.
Путешествовал ли он? Весьма вероятно, ибо никто лучше его не знал карты земного шара. Не было такого отдаленного угла на земле, о котором бы он не имел самого точного понятия. Иногда в нескольких словах, кратких и ясных, он поправлял бесчисленные толки, ходившие в клубе о путешественниках заблудившихся или пропавших без вести; он указывал на действительные вероятности, и слова его нередко казались внушением какого-то предвидения, того что называют «вторым зрением», так как события под конец всегда их оправдывали. То был человек, который должен был путешествовать везде, по крайней мере, в воображении.
Несомненно было только одно что в течение многих лет Филеас Фогг не выезжал из Лондона. Те, кто имели честь знать его несколько ближе свидетельствовали, что никто и никогда не видал его в ином месте, кроме прямой дороги по которой он ежедневно проходил от своего жилища в клуб. Единственным занятием его было чтение газет и игра в вист. В эту игру безмолвия, столь свойственную его натуре, он часто выигрывал, но выигрыш он не прятал к себе в карман, а включал в бюджет раздаваемых им пособий. К тому же надо заметить что очевидно мистер Фогг играл для того чтоб играть, а не для того чтобы выигрывать; игра была для него сражением, борьбой против затруднений, но борьбой без движения, без перемены места, без утомления, и это также согласовалось с его характером.
Сколько известно было, у Филеаса Фогга не было ни жены, ни детей, — что может случиться с самыми честными людьми; ни друзей, ни родных, — что конечно бывает гораздо реже. Филеас Фогг жил один в своем доме в Савилль-Роу, куда никто не проникал. О его домашней жизни никогда не было речи. Для прислуги у него был только один человек. Завтракал и обедал он в клубе, в часы хронометрически определенные, в одной и той же зале, за одним и тем же столом, не угощая никого из своих товарищей, не приглашая никого постороннего; он возвращался домой только затем чтобы лечь в постель ровно в полночь, и никогда не пользовался теми комфортабельными комнатами, которые его клуб предоставляет в распоряжение своих членов. Из двадцати четырех часов он проводил десять у себя дома, где спал или одевался. Если он прогуливался, то всегда одинаково, ровным шагом, по входной зале или в крутой галерее, над которою возвышается купол с синими стеклами, поддерживаемый двадцатью колоннами из красного порфира. Когда он обедал или завтракал, клуб доставлял ему все свои роскошные припасы; подавали ему кушанья служители клуба, важные лица, одетые в черное платье и в башмаках на мягких подошвах, на особо назначенной фарфоровой посуде; в хрустальных сосудах клуба ему подавались его портвейн, херес, или кларет, приправленные различными пряностями; наконец лед клуба, привезенный за дорогую цену из американских озер, поддерживал необходимую свежесть его питья.
Если жить при такой обстановке значит быть эксцентричным, то надо сознаться что эксцентричность имеет в себе нечто хорошее!
Дом в Савилль-Роу, не отличаясь пышностью, казался чрезвычайно комфортабельным. К тому же при неизменных привычках его обитателя, услуга не представляла особой трудности. Тем не менее Филеас Фогг требовал от своего единственного служителя необыкновенной точности и аккуратности. В этот самый день, 2го октября, Филеас Фогг отпустил Джемса Форстера, так как малый этот провинился тем, что принес ему воды для бритья в 84R по Фаренгейту, вместо 86R, и ожидал его преемника, который должен был явиться к нему около половины двенадцатого.
Филеас Фогг сидел в своем кресле сдвинув ноги, как солдат на параде, упирая руками в колена, вытянув все тело и смотря на стрелку стенных часов, — снаряда весьма сложного, указывавшего часы, минуты, секунды, дни, числа и год. Ровно в половине двенадцатого мистер Фогг должен был, по своей ежедневной привычке, выйти из дома и отправиться в клуб.
В эту минуту постучались в дверь маленького салона, где сидел Филеас Фогг.
На пороге появился Джемс Форстер, уволенный служитель.
— Новый слуга, — сказал он.
Показался человек лет тридцати и поклонился.
— Вы Француз и имя ваше Джон? — спросил Филеас Фогг.
— Жан, если вам угодно, сэр, — отвечал вновь пришедший, — Жан Паспарту, — прозвище оставшееся за мною и оправдываемое мною естественною способностью выпутываться изо всякой беды. Я полагаю, что я честный человек, сэр, но должен вам сказать правду, что я занимался различными ремеслами. Я был странствующим певцом, потом состоял в цирке, где вольтижировал как Леотар и плясал на канате как Блонден; потом я сделался учителем гимнастики, чтобы принести более пользы моими дарованиями, и наконец был сержантом пожарных в Париже. Но вот пять лет как я оставил Францию, и желая насладиться семейною жизнью, служу камердинером в Англии. Теперь же, не имея места и услышав, что мистер Филеас Фогг есть самый аккуратный человек и первый домосед в Соединенном Королевстве, я являюсь к вам, сэр, в надежде жить у вас спокойно и даже позабыть это прозвище Паспарту…
— Паспарту мне нравится, — отвечал джентльмен. — Вы мне рекомендованы. Я имею о вас хорошие сведения. Условия мои вы знаете?
— Да, сэр.
— Хорошо. Который час на ваших часах?
— 12го двадцать пять минут, — отвечал Паспарту, вынимая из жилетного кармана огромные серебряные часы.
— Часы ваши отстают, — сказал мистер Фогг.
— Извините меня, сэр, но это невозможно.
— Они отстают на четыре минуты. Но это не беда — стоит заметить разницу. Итак, с этой минуты, с середы 2го октября, с 29й минуты 12го часа утра, вы находитесь у меня в услужении.
Сказав это, Филеас Фогг взял свою шляпу левою рукой, надел ее себе на голову, как автомат, и исчез, не сказав более ни слова.
Паспарту услышал, как дверь на улицу затворилась в первый раз, — то уходил его господин; потом во второй раз, — то уходил его предшественник Джемс Форстер.
Паспарту остался один в своей комнате.
II. Паспарту убеждается, что он нашел наконец свой идеал
«Клянусь честью, — сказал про себя Паспарту, еще несколько озадаченный, — я видал у мистрис Тюссо экземпляр точь-в-точь как мой новый господин». Надо заметить что «экземпляры» мистрис Тюссо не что иное, как восковые фигуры, тщательно посещаемые в Лондоне, которые сделаны так живо, что только что не говорят.
В эти несколько минут свидания своего с Филеасом Фоггом, Паспарту быстро, но внимательно рассмотрел своего будущего господина. Последний был человек лет сорока, с прекрасным, благородным лицом, великолепными зубами, росту высокого, которого отнюдь не портила небольшая полнота, с русыми волосами и бакенбардами, — лоб у него был гладкий, без морщин на висках, лицо скорее бледное, нежели румяное. Он, по-видимому, обладал в высшей степени тем, что физиономисты называют покоем в действии, и что составляет черту свойственную всем, кто больше делает дела, нежели производит шума. Спокойный, флегматичный, с светлым взором и неподвижными веками, он представлял собою совершеннейший тип тех хладнокровных Англичан, довольно часто встречающихся в Соединенном Королевстве, академическую осанку которых так удивительно передала кисть их соотечественницы Анджелики Кауфман. Наблюдаемый в различных фазах своей жизни, этот джентльмен напоминал собою существо отличающееся равновесием всех своих способностей, словом, столь же совершенное как хронометр Леруа или Эрнсгоу. И действительно Филеас Фогг был олицетворенная точность, что легко можно было угадать по выражению его ног и рук, так как у человека, равно как и у животных, члены суть выразительные органы страстей. Филеас Фогг был один из тех математически точных людей, которые никогда не спешат, а между тем всегда готовы, расчетливы в своих шагах и движениях. Он не делал ни одного лишнего шага, всегда избирая кратчайший путь. Он ни одного взгляда не бросал в потолок, не позволял себе ни одного лишнего жеста; никто никогда не видал его взволнованным или смущенным. Человек этот торопился меньше всех на свете, а между тем являлся всегда во время. Тем не менее всякий поймет, что он жил один и так сказать вне всяких социальных сношений. Он знал, что в жизни пришлось бы испытать столкновения, а так как столкновения только задерживают, то он и не сталкивался ни с кем. Что касается до Жана, прозванного Паспарту, истого Парижанина из Парижа, то в те пять лет которые он прожил в Англии, проживая в Лондоне и состоя в должности лакея, он напрасно старался найти господина к которому бы мог привязаться. Паспарту, тридцати лет от роду, был отнюдь не из тех Фронтенов или Маскарилей, которые с своими высокими плечами, поднятым кверху носом, самоуверенным видом и сухими глазами, не что иное как бесстыдные негодяи. Нет. Паспарту был славный малый, с приятною физиономией, несколько резко очерченными губами, добрый, услужливый. У него были голубые глаза, яркий цвет лица, при достаточной полноте последнего, так что он сам мог видеть скулы своих щек; широкая грудь, сложение крепкое, мускулы твердые, и геркулесовская сила, великолепно развитая упражнениями во времена молодости. Каштановые волосы его были несколько всклокочены. Если древние скульпторы умели на восемнадцать ладов убирать волосы Минервы, то Паспарту знал только один способ ладить со своими: проведет по ним раза три гребенкой, и прическа готова. Сказать, что откровенный характер этого малого сойдется с характером Филеаса Фогга — значило бы поступить вопреки самой простой осторожности. Будет ли Паспарту такой в совершенстве аккуратный служитель, какой нужен его господину, вот что может быть видно только на деле. После довольно бродячей жизни в молодости, как уже нам известно, он стремился теперь к покою. Услышав похвалы английской методичности и провербиальному хладнокровию английских джентльменов, он поехал искать счастья в Англии. Но до сих пор судьба не очень-то баловала его. Он нигде не мог основать себе прочного житья. Перебывал он уже в десяти домах, где находил причудливость, неровность характера, либо господа оказывались искателями приключений, вели бродяжническую жизнь, что никак не входило в планы Паспарту. Последний господин его, юный лорд Лонгсферри, член парламента, после ночей проведенных в oysters-rooms в Гай-Маркете, часто возвращался домой на плечах полисменов. Паспарту, прежде всего желавший уважать своего господина, осмелился сделать несколько почтительных замечаний, которые приняты были в дурную сторону, и он откланялся. В это время он услыхал, что мистер Филеас Фогг эсквайр ищет для себя служителя. Он навел справки об этом джентльмене. Человек, жизнь которого была такая правильная, который никогда не ночевал вне дома, никогда не путешествовал, не отлучался никуда даже на день, вполне соответствовал его вкусу. Он явился к нему и был взят в должность при вышеизложенных обстоятельствах. Паспарту — лишь только пробила половина двенадцатого, — очутился один в доме в Савилль-Роу. Не теряя времени, он стал его осматривать, начиная с чердака и кончая погребом. Дом этот, чистый, прибранный, строгий, — пуританский, отлично приспособленный для службы, понравился ему. Он произвел на него действие раковины улитки, но раковины освещенной и отопленной газом, так как углеводород удовлетворял всем потребностям света и тепла. Паспарту не без труда отыскал во втором этаже отведенную ему комнату. Она оказалась для него пригодною. Электрические колокольчики и акустические трубочки служили для сообщения этой комнаты с антресолями и первым этажом. На камине стояли электрические часы, сообщавшиеся с часами в спальне Филеаса Фогга, и оба снаряда били секунды в одно и то же время. «Это хорошо, хорошо!» сказал про себя Паспарту. Он заметил также в своей комнате записку, прикрепленную над часами. То была программа ежедневной службы. В ней значились — начиная с восьми часов утра, всегдашний час вставанья мистера Филеаса Фогга, до одиннадцати с половиной часов, когда он отправлялся из дому завтракать в клуб — все подробности службы: чай и завтрак в восемь часов двадцать три минуты, вода для бритья в девять часов тридцать семь минут, прическа в десять без двадцати минут, — все было записано, предусмотрено, распределено. Паспарту с радостью обдумывал эту программу и старался запечатлеть различные статьи ее в своем уме. Касательно гардероба господина, надо сказать, что он был очень хорош и превосходно сортирован. Каждые панталоны, сюртук или жилет снабжены были номером, означенным на списке, с указанием числа, в которое, смотря по времени года, платья эти должны попеременно носиться. Такое же распределение и для обуви. Одним словом, дом в Савилль-Роу, который по всей вероятности был храмом беспорядка во времена знаменитого, но разгульного Шеридана — снабжен был покойною мебелью, свидетельствовавшею о значительном довольстве. Не было ни библиотеки, ни книг, потому что таковые оказались бы совершенно бесполезными, так как Реформ-Клуб представляет в распоряжение мистера Фогга две библиотеки, одну по части литературы, другую по части юриспруденции и политики. В спальне находился несгораемый сундук средней величины, устройство коего обеспечивало его и от пожара и от воров. Во всем доме не было никакого оружия, ни военных, ни охотничьих снарядов. Все свидетельствовало о самых миролюбивых наклонностях. Разглядев в подробности все жилище, Паспарту потер себе руки, широкое лицо его осклабилось, и он радостно повторил: «Это, по-моему, вот это мое дело! Мы отлично сойдемся, мистер Фогг и я! Он домосед и такой аккуратный! настоящая механика. Ну что же, я не прочь служить механике.»
III. Разговор, который может дорого стоить Филеасу Фоггу
Филеас Фогг вышел из своего дома в Савилль-Роу в половине 12го, и поставив 1375 раз свою правую ногу впереди левой, и 1375 раз свою левую ногу впереди правой, прибыл в Реформ-Клуб, обширное здание в Пель-Мелле, постройка которого обошлась не менее трех миллионов.
Филеас Фогг отправился тотчас же в столовую, девять окон которой выходили в прекрасный сад, с деревьями уже позлащенными осенью. Там он занял обычное место за столом, где уже его ожидал завтрак, состоящий из hors d'oeuvre, из вареной рыбы, приправленной reading souce первого сорта, из пунцового ростбифа, пирога начиненного зеленью, из куска честера, и в заключение из нескольких чашек чаю, специально собираемого по поручению клуба.
В сорок семь минут первого, этот джентльмен встал и направился в большую залу, великолепную комнату, украшенную картинами в богатых рамах. Там слуга подал ему неразрезанный Times, и Филеас Фогг принялся за трудное дело развертывания этой газеты с ловкостью, свидетельствовавшею о многолетней привычке к такой операции. Чтение этой газеты заняло Филеаса Фогга до трех четвертей четвертого, а последовавшее затем чтение Daily Telegraph до обеда. Обед совершился при тех же условиях, как и завтрак с присоединением к нему royal british souce.
В 8 часов без двадцати минут джентльмен появился снова в большой зале и погрузился в чтение Morning Chronicle.
Полчаса спустя стали появляться различные посетители клуба и подходить к камину, где разведен был приветливый огонь. То были обычные партнеры мистера Филеаса Фогга, и подобно ему, страстные игроки в вист: инженер Андру Стюарт, банкиры Джон Сёлливан и Самюэль Фаллентин, пивовар Томас Фланаган, Готье Ральф, один из администраторов Английского Банка, лица богатые и уважаемые даже в этом клубе, считающем в числе своих членов различные знаменитости промышленного и финансового мира.
— Скажите мне, Ральф, — спросил Томас Фланаган, — на чем остановилось дело о покраже?
— Должно думать, — отвечал Андру Стюарт, — что Банку придется проститься с своими деньгами.
— Я так, напротив, надеюсь, — возразил Готье Ральф, — что мы захватим виновника покражи. Полицейские инспекторы, люди весьма ловкие, отправились в Америку и Европу, во все порты и пристани, и этому господину трудно будет от них ускользнуть.
— Значит, имеются приметы вора? — спросил Андру Стюарта.
— Во-первых, это не вор, — ответил серьезно Готье Ральф.
— Как не вор? Этот человек, который украл банковых билетов на 55 тысяч фунтов (около 400.000 руб.)?
— Нет, — сказал Ральф.
— Стало быть он промышленник? — спросил Джон Сёлливан.
— Morning Chronicle утверждает что он «джентльмен».
Последние слова произнес Филеас Фогг, голова которого была закрыта волнами бумаги, лежавшей около него. Вместе с тем Филеас Фогг поклонился своим товарищам, которые ответили ему тем же.
Дело, о котором шла речь и которое с жаром обсуждали газеты Соединенного Королевства, произошло за три дня до этого 29го сентября. Связка банковых билетов, составлявшая огромную сумму 55.000 фунтов, была захвачена с полки главного кассира Английского Банка. В ответ тем, кто удивлялся, что такое похищение могло совершиться так легко, товарищ управляющего Банком, Готье Ральф, ограничивался ответом, что в эту самую минуту кассир занимался внесением в регистр дохода в три шиллинга и шесть пенсов, и что нет возможности усмотреть за всем.
Но надо заметить при этом, — чем и объясняется до некоторой степени случившийся факт, — что это удивительное учреждение называемое Английским Банком заботится более всего о достоинстве публики. Нет ни сторожей, ни инвалидов, ни решеток! Золото, серебро, билеты лежат на свободе и так сказать под рукой у первого встречного. Невозможно подозревать честность какого бы то ни было прохожего. Один из лучших наблюдателей английских нравов рассказывает даже следующее: в одной из зал Банка, где он находился однажды, он полюбопытствовал посмотреть поближе слиток золота, весивший от семи до восьми фунтов, лежавший на конторке у кассира; он взял этот слиток, осмотрел его, передал соседу, тот другому, так что слиток этот, переходя из рук в руки, дошел до глубины темного коридора и возвратился через полчаса на прежнее место, а кассир даже и не поднял головы во все это время.
Но 29го сентября дела шли несколько иначе; связка билетов не возвратилась, и когда великолепные часы, находящиеся над drawing-office, пробили шесть, время, назначенное для закрытия бюро, Английскому Банку оставалось только внести 55.000 в список убытков.
Покража была засвидетельствована обычным порядком; агенты-сыщики, избранные в числе самых искусных, отправлены в главные порты: в Ливерпуль, в Гласго, в Гавр, в Суэз, в Бриндизи, в Нью-Йорк и пр., с обещанием, в случае успеха, награды в 2.000 фунтов и пяти процентов с суммы, если б она отыскалась. В ожидании сведений, которые должно было доставить следствие, немедленно начатое, сыщикам было поручено тщательно наблюдать за путешественниками при их приезде и отъезде.
Но именно так как говорил Morning Chronicle, было полное основание предполагать, что виновник кражи не принадлежал ни к одному из обществ воров в Англии. В течении этого дня, 29го сентября, было замечено что джентльмен, хорошо одетый, с изящными манерами, с величественною осанкой, прохаживался взад и вперед по зале выдач, бывшей театром покражи. Следствие дало возможность воспроизвести довольно верно приметы этого джентльмена, которые тотчас же разосланы были по всем полицейским властям Соединенного Королевства и материка. Вследствие этого некоторые разумные люди, — в числе их был и Ральф Готье, — имели основание надеяться, что вор не ускользнет от преследования.
Понятно что факт этот служил предметом всех разговоров как в Лондоне, так и во всей Англии. Повсюду обсуждали с жаром вероятности успеха столичной полиции. Итак, неудивительно было, что члены Реформ-Клуба толковали о том же предмете, тем более что один из вице-директоров Банка находился между ними.
Досточтимый Ральф Готье не хотел даже и сомневаться в успехе разысканий, выражая мнение, что обещанная премия должна сильно содействовать ловкости и усердию агентов. Но его товарищ, Андру Стюарт, далеко не разделял этой уверенности. Итак, прения продолжались между джентльменами усевшимися играть в вист, Стюартом, сидевшим против Фланагана, и Феллентином, сидевшим против Филеаса Фогга. Во время игры партнеры не говорили ни слова, но между робберами прерванный разговор закипал с новою силой.
— Я утверждаю, — сказал Андру Стюарт, — что все шансы в пользу вора, который должен быть непременно человеком весьма ловким.
— Полноте! — отвечал Ральф, — нет страны в мире где бы он мог укрыться.
— Вот еще!
— Куда же вы прикажете ему отправиться?
— Не знаю, — сказал Андру Стюард, — но что ни говорите, земля довольно велика.
— Была когда-то… — сказал в полголоса Филеас Фогг; — вам снимать, сэр! — прибавил он, предлагая карты Томасу Фланагану.
Прения приостановились на время роббера. Но вскоре Андру Стюард воскликнул:
— Как была когда-то? Уж не уменьшилась ли земля каким-нибудь способом?
— Без сомнения, — ответил Готье Ральф; — я разделяю мнение мистера Фогга. Земля уменьшилась, потому что ее объезжают теперь в десять раз скорее, чем сто лет тому назад. И это-то самое в настоящем случае ускорит розыски.
— И даст также вору возможность скрыться скорее.
— Ваш ход, мистер Стюард, — сказал Филеас Фогг.
Но недоверчивый Стюард не был убежден и по окончании сказал:
— Надо сознаться, мистер Ральф, что вы нашли преинтересный способ заявить, что земля уменьшилась. Итак, потому что ее можно ныне объехать в три месяца.
— Только в 80 дней, — прервал Филеас Фогг.
— И в самом деле, господа, — прибавил Джон Сёлливан, — 80 дней, с тех пор как линия между Роталем и Аллагабадом была открыта в сети Great Indian Peninsular railway и вот расчет, представленный в Morning Chronicle:
— Да, 80 дней, — воскликнул Андру Стюард, покрывший по рассеянности свою старшую карту, — но не принимая в расчет непогоды, противных ветров, крушений, соскакиваний с рельсов и пр.
— Со включением всего, — отвечал Филеас Фогг, продолжая играть, — так как на этот раз прения нарушили уважение к висту.
— Даже если Индусы или Индийцы снимут рельсы! — воскликнул Андру Стюарт, — если они остановят поезда, разграбят вагоны, примутся скальпировать пассажиров?
— Со включением всего, — отвечал Филеас Фогг, оканчивая игру вскрытием двух старших козырей.
Андру Стюарт, которому приходилось сдавать, собрал карты, говоря:
— Теоретически вы правы, мистер Фогг, но на практике…
— И на практике также, мистер Стюарт.
— Желал бы я посмотреть.
— Дело зависит от вас. Поедемте вместе.
— Избави меня Боже! — воскликнул Стюарт: — Но я охотно подержу пари на четыре тысячи фунтов (около 25 тысяч рублей) что такое путешествие и на таких условиях невозможно.
— Весьма возможно, напротив, — отвечал мистер Фогг.
— Ну так сделайте его!
— Путешествие кругом света в 80 дней?
— Да.
— Очень охотно.
— Когда?
— Сейчас же. Только предупреждаю, что сделаю его на ваш счет.
— Это безумие! — воскликнул Андру Стюарт, которого начинала сердить настойчивость его партнера. — Давайте лучше играть.
— В таком случае пересдайте, — сказал Филеас Фогг, — потому что вы засдались.
Андру Стюарт схватил карты с лихорадочным движением, потом вдруг, положив их на стол, сказал:
— Хорошо, мистер Фогг, я согласен, и держу пари в четыре тысячи фунтов!
— Успокойтесь, любезный Стюарт, — сказал Фаллентин. — Тут не может быть ничего серьезного.
— Когда я сказал: держу пари, — возразил Андру Стюарт, — то это всегда дело серьезное.
— Идет! — сказал мистер Фогг, потом, обратясь к своим товарищам, присовокупиль: — Я имею двадцать тысяч фунтов (около 150 тысяч рублей) положенные у братьев Беринг. Я охотно рискну ими.
— Двадцать тысяч фунтов! — воскликнул Джон Сёлливан. — Двадцать тысяч, которые вы можете потерять от малейшей непредвиденной задержки!
— Непредвиденного нет на свете, — отвечал спокойно Филеас Фогг.
— Но, мистер Фогг, этот промежуток в 80 дней вычислен как minimum времени.
— Хорошо употребленный minimum достаточен для всего.
— Но чтобы воспользоваться им, необходимо математически прыгать с железных дорог на пакетботы и с пакетботов на железные дороги.
— Я буду прыгать математически.
— Вы шутите.
— Добрый Англичанин никогда не шутит, если дело идет о такой серьезной вещи как пари. Я держу 20 тысяч фунтов против кого угодно, что объеду вокруг земли в 80 дней или в 1.920 часов, или во 115.200 минут. Согласны вы?
— Согласны, — отвечали Стюарт, Фаллентин, Сёлливан, Фланаган и Ральф, предварительно условившись между собою.
— Хорошо, — сказал Фогг. — Дуврский поезд отправляется в 35 минут одиннадцатого. Я поеду на нем.
— Сегодня вечером? — спросил Стюарт.
— Сегодня вечером, — отвечал мистер Фогг. — Итак, — прибавил он, справляясь с карманным календарем: — так как сегодня середа 2го октября, то я должен быть обратно в Лондон в этой самой зале клуба, в субботу 21го декабря в 35 минут одиннадцатого вечером; за неисполнением чего мои двадцать тысяч фунтов, находящиеся ныне у братьев Беринг, будут принадлежать вам, господа. Вот чек на эту сумму.
Пари было заключено и условие подписано шестью заинтересованными лицами. Филеас Фогг оставался совершенно равнодушен. Он, конечно, держал пари не для того чтобы выиграть и рискнул двадцатью тысячами фунтов, половиной своего состояния, — потому только что предвидел что он легко может издержать другую половину, дабы довести до конца это трудное, если даже и исполнимое предприятие. Что касается его соперников, то они, по-видимому, были взволнованы не вследствие ценности ставки, но потому что они совестились ратовать против невозможного.
Пробило девять часов. Мистеру Фоггу предложили оставить вист, чтобы сделать приготовления к отъезду.
— Я всегда готов, — отвечал этот невозмутимый джентльмен, и сдавая карты, сказал: — Бубны козыри. Ваш ход, мистер Стюарт.
IV. Филеас Фогг изумляет Паспарту, своего служителя
В 25 минут десятого, Филеас Фогг выиграл двадцать гиней в вист, простился с своими почтенными товарищами и оставил клуб. В 45 минут десятого он отворил двери своего дома и возвратился к себе.
Паспарту, добросовестно изучивший данную ему программу, был изумлен появлением г. Фогга в необычный час. По программе жилец Савилль-Роу должен был возвратиться домой ровно в полночь.
Филеас Фогг вошел сначала к себе в комнату, потом позвал:
— Паспарту!
Паспарту не отвечал. Этот возглас не мог относиться к нему. Его час еще не наступил.
— Паспарту! — повторил г. Фогг, не возвышая голоса.
Паспарту появился на пороге.
— Я во второй раз зову вас, — сказал мистер Фогг.
— Но теперь еще не полночь, — отвечал слуга, держа в руках программу.
— Знаю, — сказал Филеас Фогг, — я и не делаю вам выговора. Через десять минут мы едем в Дувр и Кале.
Нечто в роде гримасы обозначилось на лице Француза. Очевидно было, что он не расслышал.
— Вы намерены ехать? с- казал он.
— Да! Мы едем кругом света.
Паспарту, вытаращивший глаза, протянувший руки и весь как-то съежившийся, изображал собою изумление, доходившее до тупости.
— Кругом света! — пробормотал он.
— В 80 дней мы его объедем, — отвечал мистер Фогг. — Значит, нам нельзя терять ни минуты.
— Но чемоданы?… — спросил Паспарту, тревожно покачивая головой направо и налево.
— Чемоданов не нужно; взять только дорожный мешок. Туда вы положите две шерстяные рубашки, три пары чулок. Столько же возьмите для себя. Остальное будем покупать дорогой. Выньте мой макинтош и дорожное одеяло. Позаботьтесь, чтоб обувь ваша была в исправности. Впрочем, мы будем ходить пешком очень мало. Ступайте.
Паспарту хотел было отвечать и не мог. Он вышел из комнаты мистера Фогга, вошел в свою, упал на стул и воскликнул:
— Ну уж это чересчур! а я-то думал о спокойствии!..
И машинально он сделал приготовления к отъезду. Кругом света в 80 дней! Или господин его сошел с ума?… Нет, это шутка! Они поедут в Дувр — хорошо. В Кале — пусть так. Вообще это не могло быть неприятно доброму малому, который пять лет уже не видал родной земли. Может быть, они даже доберутся до Парижа, и он счастлив будет увидеть великую столицу. Но конечно, джентльмен столь экономный на свои движения остановится там… Да, конечно! Но, тем не менее, правда что он едет, джентльмен, бывший до сих пор таким отчаянным домоседом!..
В десять часов Паспарту приготовил скромный мешок, заключавший в себе гардероб его господина, и взволнованный оставил комнату, тщательно заперев ее. Он явился к мистеру Фоггу.
Мистер Фогг был готов. У него под рукой был Bradshaw's Continental Railway Steam Transit and General Guide, который должен был доставить ему все необходимые указания для путешествия. Он взял мешок из рук Паспарту, открыл его и положил туда толстую пачку тех красивых банковых билетов, которые ходят во всех странах.
