Время химер E-Book

Бернар Вербер

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 448

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Новый бестселлер от автора культовой дилогии «Танатонавты»! Что станет с миром, если человек изменит свою форму? Создать новый гибрид человека — безумие или необходимость? Проект Алисы Камерер увенчался успехом: она изобрела химер, наполовину людей, наполовину — животных. Одни химеры могут летать, другие — дышать под водой, и третьи — жить под землей. Гениальную ученую называли сумасшедшей, но она верила, что именно такая метаморфоза поможет человечеству пережить грядущие катастрофы и катаклизмы. Существование подобных гибридов влечет за собой надежду, новые союзы и конфликты, но какое место займут эти создания относительно своих соседей — людей?

Leseprobe

Бернар Вербер Время химер

Bernard Werber

Le temps des chimeres

© Editions Albin Michel et Bernard Werber – Paris 2023

© Кабалкин А., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Трем моим «химерам»:

Джонатану, писателю,

Бенджамину, музыканту,

Алисе, танцовщице

Предупреждение

Действие происходит ровно через пять лет после того, как вы откроете этот роман и начнете его читать.

Акт I. Зерно

1

Сквозь тьму пробивается свет.

Мужчина с фонариком в руке крадется по пустому подвалу парижского Национального музея естественной истории.

Он различает в потемках скелеты животных разных размеров. Все они ждут, пока о них вспомнят по случаю очередной выставки. Звери застыли в причудливых позах, отбрасывая пугающие тени. Многие пасти разинуты, и кажется, стоит лучу света ударить, как все чучела оживут.

Посетителю бьет в нос сильный запах формалина, пыль вызывает желание чихнуть, но в этот поздний час в подвале некому вздрагивать от испуга.

Мужчина ориентируется по схеме здания, полученной от полезного знакомого. Через несколько шагов он оказывается перед дверью с номером 103. Под цифрами надпись «БИОЛОГИЧЕСКАЯ УГРОЗА», логотип в виде трех расположенных треугольником дуг, ниже слово «ОПАСНО», еще ниже надпись «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

Посетитель изучает дверной замок, достает из кармана два тонких железных штырька и вставляет их в замочную скважину. Недолгая возня – и механизм со щелчком срабатывает. Мужчина опускает дверную ручку и осторожно переступает через порог.

В лаборатории серые гладкие стены. В глубине помещения белеют кафельные лабораторные столы с микроскопами, пробирками и всевозможными приборами неизвестного назначения. Посередине комнаты стоит письменный стол с компьютером. Справа от него черная дверь, слева полки с пронумерованными папками.

Подойдя к полкам, посетитель перебирает толстые папки, пока не находит ту, которая его интересует. Ее он в волнении кладет на стол, светит на нее своим фонариком и читает название:

«ПРОЕКТ МЕТАМОРФОЗА».

Он открывает папку.

Содержимое приводит его в шок.

Переворачивая страницу за страницей, мужчина приходит во все большее смятение. Впечатление гораздо сильнее, чем то, что обещал ему информатор. Он не может сдержать довольный смешок, думая о важности своего открытия и о взрыве, который вызовет его обнародование.

Он достает мобильный телефон и фотографирует страницы из папки.

Внезапно из-за черной двери долетает слабый звук, похожий на поскрипывание. Незваный гость выключает фонарик, убирает телефон. Через несколько секунд звук повторяется. Мужчина опять включает телефон и подкрадывается к двери.

В тот момент, когда он прижимается к ней ухом, звук прекращается.

Он чувствует, как сильно бьется у него сердце, делает глубокий вдох и решается открыть дверь. Замок в ней примитивный, сопротивляется не дольше, чем предыдущий. Дверь со скрипом открывается.

По лбу мужчины катится пот. Он убирает телефон и делает при свете своего фонарика первый неуверенный шаг.

Перед ним коридор с тремя черными дверями. Здесь пахнет уже не пылью и не формалином, запахи необычные: леса, земли, болота.

Каждая из дверей помечена большой буквой: A, D, N. Мужчина толкает наугад дверь N.

Он попадает в темную комнату с высоченным потолком. Посередине комнаты громоздится стеклянный куб около трех метров высотой.

Посетитель светит фонариком внутрь куба, интересуясь, что внутри, и видит густой пучок длинных синеватых водорослей в жидкости примерно одного с ними цвета.

Мужчина зажимает свой фонарик под мышкой, опять вооружается телефоном и наводит его на стеклянный куб, чтобы сфотографировать. Но водоросли вдруг начинают шевелиться.

Среди растительных нитей вырисовываются две руки, потом – лицо, почти человеческое. Сначала это лицо выражает удивление, а потом дружески улыбается и даже заговорщически подмигивает.

Мужчина таращит глаза от испуга, издает истошный вопль, пятится, с грохотом роняет на пол фонарь и телефон.

И убегает со всех ног.

2

Хватит трезвонить… Хватит!!!

Алиса Каммерер накрывает голову подушкой. Вот уже несколько минут, показавшихся ей вечностью, кто-то пытается дозвониться на мобильный. От пронзительных звуков уже лопаются барабанные перепонки.

Она открывает один глаз, потом второй, с ненавистью смотрит на будильник, показывающий шесть часов утра. Алиса хватает телефон. Кому вздумалось тревожить ее в такой ранний час? Ответ на экране:

«Бенджамин Уэллс».

Она вздыхает, ждет, пока телефон перестанет звонить, и ложится досыпать.

Опять пронзительный звонок.

Алиса засовывает голову еще глубже под подушку и сжимает ее руками.

Наконец, потеряв терпение, она принимает вызов.

– Кто-то проник в твою лабораторию, – торопится сообщить Бенджамин Уэллс, не давая ей произнести ни слова. – Охрана нашла на полу фонарик и мобильный. Определена личность нарушителя: это журналист одного из интернет-изданий, зовут Диего Мартинез, известный охотник за сенсациями.

Растерянная Алиса включает ночник и садится в постели.

– Пока неясно, как он раскопал, чем ты занимаешься. Следствие разберется, не надоумил ли его кто-то из твоих же сотрудников. Но помешать утечке уже не удастся, слишком поздно… Завтра о проекте начнет голосить вся пресса.

– Значит, все кончено.

Все, чего я достигла, пойдет коту под хвост.

– Без паники, Алиса. Я тоже кое-что могу. Вот мой план: мы не станем мешать нашему новому другу, лучше попробуем ему помочь. Причем официально! Пора поведать правду всему миру!

3

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: конфронтация

Природа раздувает конфликты между всеми своими творениями, так она принуждает их эволюционировать.

Когда какое-то из них больше не может изменяться, природа не ликвидирует его, а возрождает в новом, слегка измененном виде и смотрит, не повысила ли эта новая формула его адаптивную способность.

В этом процессе нет ни логики, ни морали. Природа координирует, но не судит свои творения. Потом уже они сами, кишащие в океанах, в пустынях, на равнинах, в джунглях, развивают свои стратегии борьбы или взаимного сотрудничества ради выживания и как можно более длительного распространения.

Энциклопедия относительного и абсолютного знания

4

– Так, все успокоились! Прошу вас, успокойтесь! СПОКОЙСТВИЕ!

Министр науки Бенджамин Уэллс стоит у пюпитра напротив возбужденной толпы журналистов.

Голова Бенджамина близка по форме к треугольнику, большие черные глаза – семейная особенность Уэллсов – сверкают. Всем в этой семейке присуще волнующее сходство с писателем Францем Кафкой. Министр вышел к журналистам во всем черном: черный костюм, черная рубашка, черный галстук. Он постукивает ручкой по стакану на пюпитре.

– Я ВАС ПОПРОШУ! ПРОШУ ВАС! ПОТИШЕ, ПОЖАЛУЙСТА!

Зал в конце концов успокаивается. Добившись всеобщего внимания, оратор наклоняется к микрофону.

– Дамы и господа, прежде всего я спешу поблагодарить вас за присутствие. Мы собрались сегодня, чтобы обсудить ночное вторжение в Национальный музей естественной истории. Это вторжение привело к обнародованию информации касательно проекта «Метаморфоза», описанного в подробностях журналистом Диего Мартинезом. Он утверждает, что прочитал точное описание проекта, когда среди ночи проник – напомню, это нарушение закона – в помещение музея. Он выложил в Интернет кое-какие подробности, настолько волнующие, что в прессе поднялась настоящая буря…

По конференц-залу министерства проносится ропот. Уэллсу снова приходится стучать ручкой по стакану.

– Я бы попросил! Прошу вас!..

Восстановив тишину, министр продолжает:

– Существование проекта «Метаморфоза» нет смысла отрицать. Диего Мартинез не соврал в своей статье.

Журналисты опять оживленно переговариваются.

– Имеется тем не менее некий немаловажный нюанс: «Метаморфоза» – это всего лишь… проект. Проект, не более того. Именно поэтому я счел нужным сделать официальное разъяснение. Для тех, кто еще не читал статью господина Мартинеза, я вкратце перескажу ее содержание. Основательница проекта «Метаморфоза», профессор эволюционной биологии Алиса Каммерер, ставит его целью создание, при помощи последних достижений генной инженерии, нового человечества, состоящего из трех подвидов: люди летающие, люди роющие, люди плавающие.

Вот он это и произнес. Теперь весь мир в курсе. Как же я страшилась этого момента…

В зале снова шум. Министр науки старается успокоить аудиторию.

– Знаю, знаю… Это может показаться… как бы лучше выразиться? Новаторством? Вот именно, это новаторство. Такое, что сбивает с ног. Но терминология не так важна. Прозвучавшее этим утром сообщение породило непонимание и даже враждебность: внезапные и несоразмерные.

Бенджамин Уэллс переводит дух.

– Не прошло и часа, как развернулась кампания дезинформации. Сначала статью подхватила блогосфера, приверженная теории заговора. Далее последовала кампания клеветы, систематического паникерского поношения, которой дирижируют злонамеренные люди. Эту кампанию раздувают также оппозиционные партии, которые, почуяв удачную возможность, спешат очернить образ нашего правительства, финансирующего этот новаторский проект. В этой связи позвольте мне подчеркнуть, что причина нашей поддержки столь дерзких исследований – желание министерства науки способствовать прогрессу… науки. Мы совершенно не страшимся достижений, которые не вписываются в общепринятые нормы. Знайте, как член правительства я всегда буду поддерживать ученых, устремленных в будущее. Когда их трусливо смешивают с грязью, когда над их открытиями глумятся разные недобросовестные субъекты, стремящиеся к сенсациям, я непременно предоставляю им возможности объясниться и выступить в свою защиту. Итак, дамы и господа, прошу, поприветствуйте профессора Алису Каммерер. Напоминаю, мадемуазель Каммерер всего тридцать лет, но она – блестящий биолог. Алиса уже считается одним из лучших в мире специалистов в области эпигенетики, ее работы об эволюции живой материи и о мутациях ДНК пользуются международным признанием.

Теперь моя очередь.

Главное – размеренное дыхание.

Молодая брюнетка с собранными в хвост волосами, с большими зелеными глазами, покидает свое место в первом ряду зала, поднимается на сцену и встает к пюпитру. По такому случаю она скромно облачилась во все белое: белый жакет, белая блузка, белая юбка.

Она оглядывает зал.

Настоящее сборище гиен! Только и ждут, чтобы я дрогнула. Я должна найти правильные слова.

Алиса поправляет микрофон и начинает говорить четко и звонко:

– Всякий, кто рискует устроить революцию в области своей компетенции, неизбежно вербует три группы своих противников: тех, кто не желает никаких перемен; тех, кто хочет сделать то же самое, но немного опоздал; наконец, массу тех, кто ничего в этом не понимает, однако воображает, что имеет собственное мнение, хотя повторяет то, что твердит наиболее враждебное большинство. Особенно если это – ложь. Ведь эмоции препятствуют мысли.

Алиса берет с пюпитра стакан с водой и медленно делает глоток, чтобы привлечь всеобщее внимание. Поставив стакан, она обводит глазами аудиторию.

– Поговорим теперь о проекте «Метаморфоза». Да, этот проект существует. И да, я в него верю. Правда то, что пока что он находится на стадии эксперимента. И все же, пусть это и покажется поразительным, я всерьез надеюсь однажды его осуществить. Почему? Потому что он необходим для выживания нашего вида.

После недолгой паузы она продолжает:

– Я верю в биоразнообразие, служащее доказательством разумности матери-природы. Множа всевозможные формы одного и того же организма, она добивается его приспособления к изменениям среды обитания. Возьмем для примера муравья: в семействе муравьев насчитывают двенадцать тысяч видов. Самый крупный из известных на сегодня муравьев в шестьдесят раз больше самого мелкого. Это то же самое, как если бы среди людей были и метровые карлики, и гиганты ростом в шестьдесят метров.

Ученая берет пульт и выводит на экран у себя за спиной фотографию животного, смахивающего на плюшевую игрушку.

– Или вот пример более близких к нам созданий. Существует сто тридцать два вида лемуров самых разных размеров, мохнатости, окраса и способностей. У некоторых – галеопитеков, их еще называют «летучими лемурами» – передние и задние конечности соединены перепонкой, позволяющей им планировать на очень большое расстояние.

На экране короткое видео: парящий на фоне лазурного неба галеопитек.

– А есть лемуры, умеющие плавать. Есть лемуры, роющие норы в земле. Но нет ни одного, который бы одновременно летал, плавал и рыл норы. У каждого свои физиологические особенности.

Следующая фотография.

– Еще более близкие наши родичи – обезьяны, их сто двадцать пять видов, и у каждого свои размеры, таланты, социальные взаимосвязи и возможности.

На экране появляется человеческий череп.

– А что касается человека, то я напомню, что когда-то существовало три разных вида людей, не считая Homo Sapiens, нашего прямого предка. Во-первых, в 1856 году открыли вид Homo neanderthalensis. Мозг у него был крупнее нашего, объемом 1700 кубических сантиметров, тогда как у нас объем мозга – всего лишь 1300 кубических сантиметров. Вынуждена вас разочаровать: неандерталец был, вероятно, умнее нас. Далее – открытый в 2003 году Homo floresiensis[1], ростом всего метр десять сантиметров, с более широкой, чем у нас, носовой полостью, указывающей на высокоразвитое обоняние: он чувствовал больше запахов, чем мы. И наконец, l’Homo denisovensis[2], его открыли в 2010 году: большерукий, с длинными пальцами, ловчее нас. Все эти виды вымерли, остались одни мы, сапиенсы.

Алиса выводит на экран фото прославленной звезды социальных сетей: гладкое поблескивающее лицо, надутая грудь, перекачанные губы, невероятно длинные ресницы, закаты с пальмами на длиннющих ногтях. Звезда сует в кадр крохотного йоркширского терьера, высунувшего язык, с бантиком на голове, который усеян маленькими бриллиантами. Под портретом подпись: «5 миллионов подписчиков».

В зале слышны смешки – доказательство, что журналисты наконец расслабились. Алиса опять пьет воду.

– Позволю себе раскрыть скобки: какое нужно высокомерие, чтобы назвать свой собственный вид Sapiens, что на латыни значит «умный», «осторожный», «разумный», да попросту, чего уж там, «мудрый»?

Она с деланым огорчением усмехается.

– Давайте по-честному: до мудрости нам далеко. На самом деле мы неразумны, даже глупы, а главное, бесконечно презираем другие виды живых существ, сосуществующие с нами на поверхности этой планеты. В своей безграничной дерзости мы воображаем, что способны управлять природой. И по этой причине норовим все унифицировать. Аграрная индустрия создает особый сорт пшеницы, отличающийся ускоренным ростом и высокой устойчивостью. То же самое относится к селекции крупного рогатого скота, приводящей к появлению высокоудойной породы. К селекции в овцеводстве – на максимальное производство шерсти. В свиноводстве создается порода предельной жирности. В птицеводстве – максимально толстые окорочка и слабое оперение. Цель селекции и клонирования в животноводстве и растениеводстве – производить больше и быстрее, с максимальной прибыльностью. Но когда вспыхивает та или иная болезнь – мучнистая роса пшеницы, коровье бешенство, баранья трясучка, свиная лихорадка или птичий грипп, то эти однородные виды вымирают, потому что не способны защитить себя.

Алиса отбрасывает со лба непослушную челку, переводит дух и продолжает:

– Проект «Метаморфоза» состоит в том, что мы в подражание матери-природе занимаемся диверсификацией человека. Как напомнил господин министр Уэллс, речь идет о создании трех дополнительных подвидов человека, способных противостоять вызовам, неизбежным в недалеком будущем. Каждый из этих подвидов – гибрид, то есть результат скрещивания человека и другого вида. Первая категория – человек летающий, я использую для его обозначения английский термин «Aerial», что значит «воздушный». Для его получения мы скрестили человека и летучую мышь. Вторая категория – человек роющий, он тоже проходит у меня под английским именем, «Digger». Это гибрид человека и крота. Наконец, третья категория – человек плавающий, «Nautics», гибрид человека и дельфина. Все эти наименования выбраны не просто так: взгляните на их начальные буквы, из них получается код, вписанный в сердцевину наших клеток, секрет жизни – ADN[3].

Алиса Каммерер умолкает и дает всем время осознать, а сама отпивает еще воды.

– Превратив наш вид во владыку трех стихий – воздуха, воды и земли, – мы попытаемся обеспечить его выживание. При землетрясении не пострадают умеющие летать. При цунами – плавающие, как рыбы. Устойчивыми к чрезвычайному потеплению окажутся те, кто сможет уберечься от солнечных лучей в подземной прохладе.

Она с облегчением переводит дух.

– Ну вот, дамы и господа, теперь вы знаете, что такое «Метаморфоза». Разнообразие, на которое направлен этот проект, необходимо для продления существования нашего вида. Резюмируя, можно предложить такое уравнение: пятьдесят процентов человека плюс пятьдесят процентов животного дают новое стопроцентное человечество.

– Вопросы? – подает голос министр Бенджамин Уэллс.

Руку поднимает светловолосая женщина.

– Фабьенн Легран, журнал Sciences Magazine. В своей статье Диего Мартинез утверждает, что обнаружил спрятанного в вашем, профессор Каммерер, аквариуме монстра.

Вместо Алисы журналистке отвечает сам министр:

– Есть фотография? Хоть какое-то доказательство? Месье Мартинез – известный охотник за сенсациями на стыке науки и иррационального. Он уже публиковал статьи о домах с привидениями и об инопланетянах.

В зале смеются.

– Мы пригласили господина Мартинеза на нашу пресс-конференцию, – продолжает Бенджамин Уэллс. – Но он, судя по всему, не счел нужным откликнуться на приглашение и поведать нам о своей встрече с воображаемым «монстром из аквариума».

– По его словам, он боится, что его арестуют за проникновение со взломом в лабораторию музея, – говорит белокурая журналистка. – Он считает эту пресс-конференцию ловушкой, в которую его пытаются заманить. Так он, по крайней мере, пишет в своем блоге.

– Понятно. Месье Мартинез не только воображает, что может нарушать законы своей страны, он еще и параноик.

– Он утверждает, что видел в этой лаборатории очень странное существо, – не сдается журналистка.

– Раз отсутствуют доказательства, то это показания свидетеля, ничего больше, – резко отвечает министр. – А, как всем нам известно, любые показания субъективны. Тот факт, что сегодня его нет среди нас, доказывает, по-моему, его неготовность предстать перед такой стаей акул журналистики, которые могли бы забросать его конкретными вопросами и уличить во лжи. Тем не менее ему удалось привлечь внимание блогосферы и прессы, прибегнув к воображению и добавив своим измышлениям сенсационности.

– Тем не менее вы признаете, господин министр, что правительство, которое вы представляете, поддерживает этот научный проект, – говорит журналистка.

– Так и есть, однако это всего лишь один проект среди многих. Как вы, без сомнения, знаете, наше министерство поддерживает сотни весьма дерзких научных проектов и исследований, многие из которых, уверяю вас, гораздо удивительнее этого. Упомяну для примера проект изготовления робота-компьютера с искусственным интеллектом последнего поколения с целью замены им президента…

Звучит довольный смех.

Руку поднимает низкорослый мужчина.

– Фредерик Стенз, TV News. У меня вопрос к профессору Каммерер.

– Я вас слушаю, – отвечает та.

– Берясь создавать новые подвиды людей, вы воображаете себя Богом?

– Если я кем-то себя и воображаю, как вы говорите, то всего лишь простой любительницей природы, – спокойно отвечает Алиса. – Зачем искать в небесах невидимого бога, когда вокруг нас столько бросающихся в глаза чудес, объединенных понятием «природа»?

Она улыбается сразу всем, радуясь, что смогла ввернуть эту фразу, которую считает самой важной.

– Все эти неповторимые пейзажи, – продолжает она, – все это бесконечное разнообразие цветов, животные всех размеров и форм, – не это ли величайшее из всех чудес? Я отказываюсь ссылаться на Бога, которого никогда не видела, но охотно соглашаюсь представить мать-природу, чьими творениями могу любоваться на каждом шагу. Моему взору предстает восхитительный в своем разнообразии мир. Мир с миллионами видов, каждый с присущими лишь ему талантами и возможностями. Откуда это стремление все контролировать и унифицировать? Представьте на мгновение, что на нашей планете осталось всего по одному виду рыб, деревьев, трав, птиц, насекомых! Единообразие – вот что должно вас страшить, а вовсе не бесконечное разнообразие.

– Еще вопросы? – предлагает министр Бенджамин Уэллс, чувствуя, что в зале уже иссякает запас сочувствия к ученой.

Низкорослый журналист еще не удовлетворил своего любопытства.

– Вы случайно не родственница австрийского профессора Пауля Каммерера[4], прославившегося в 1920-х годах своими экспериментами на жабах?

Лицо Алисы суровеет.

– Так и есть, а что?

– Просто хочу напомнить, что профессора Пауля Каммерера считают одним из худших мошенников в истории науки. В 1926 году он покончил с собой после того, как коллеги-ученые разоблачили его фальсификации. А вопрос у меня такой: вы идете по стопам этого бесчестного интеллектуала как его наследница?

В этот раз вся журналистская братия громко хохочет: судя по всему, раньше она на владела этой информацией.

Ученая, сохраняя полное спокойствие, отвечает:

– Раз вы знакомы с биографией Пауля Каммерера, то не можете не знать, что недавно выяснилось, что завистливые коллеги подставили его. Они сговорились подделать его опыты и превратили Пауля в мишень для насмешек. Сейчас не взывает сомнений, что его смерть была не самоубийством, а убийством, замаскированным под суицид.

Молодая ученая пьет воду и продолжает:

– Христофор Колумб говорил: «Ничего из того, что двигает прогресс человечества, не происходит при всеобщем одобрении. Видящие свет раньше остальных вынуждены тянуться к нему вопреки остальным».

– Кто задаст последний вопрос? – спрашивает министр, старающийся избежать неприятного развития событий.

Поднимается рослый бородач.

– У меня не вопрос, а ответ.

Он достает из кармана пиджака револьвер, вскидывает руку и провозглашает:

– НЕТ ЗАМЕНЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ГИБРИДНЫМИ МОНСТРАМИ!

С этими словами он спускает курок.

5

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: зебран, тигрон, нар, мул

Животные-гибриды известны человеку с древности.

Часто они превосходят качеством своих родителей.

Мул, к примеру, – результат скрещивания осла и кобылы. Он сильнее и выносливее их обоих, но его недостаток – неспособность приносить потомство.

Среди других примеров:

– санглочон – гибрид дикого кабана и домашней свиньи;

– мушевр – гибрид дикого козла и домашней козы или дикого барана и домашней овцы;

– крокотта – гибрид волка и собаки;

– бонозе – гибрид самки шимпанзе и самца бонобо;

– вальфен – гибрид самки-касатки и самца-дельфина.

Название гибрида меняется в зависимости от того, кто его отец и кто мать: лигр – гибрид льва и тигрицы, тигрон – гибрид тигра и львицы.

Без вмешательства человека два эти вида, лев и тигр, никогда не повстречались бы, потому что первый обитает в Африке, а второй в Азии.

Еще забавнее нар, гибрид двугорбого и одногорбого верблюдов (бактриана и дромадера): у него… полтора горба.

Энциклопедия относительного и абсолютного знания

6

– Тебе очень повезло, Алиса.

Бенджамин Уэллс сидит в больничной палате своей подруги.

– Пуля всего лишь оцарапала тебе плечо, а стрелявшего удалось скрутить, не дав ему выстрелить опять.

Молодая зеленоглазая женщина встает, проверяет, хорошо ли держится повязка на плече, надевает блузку, куртку, бежевые сапожки.

– Теперь тебе лучше было бы на время исчезнуть из виду, – советует ей Уэллс.

Алиса собирает свои вещи. Оба покидают палату и идут по больничному коридору, мимо врачей, медсестер, больных и раненых.

Перед больницей собрались демонстранты с транспарантами резкого содержания: «ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ НЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ЕГО РАЗНООБРАЗИЛИ», «НАШИ НАЛОГИ НЕ ДОЛЖНЫ ИДТИ НА ОПЫТЫ ПО ЗАМЕНЕ НАС МОНСТРАМИ», «НЕТ БРЕДНЯМ УЧЕНЫХ-БЕЗУМЦЕВ».

Участники демонстрации скандируют:

– Каммерер – дурной пример! Хватит этого дерьма!

Их оцепила полиция, но брошенные ими яйца долетают до ученой и до министра.

Бенджамин Уэллс защищает себе голову кожаным чемоданчиком и помогает Алисе спрятаться в министерский автомобиль. Яйцо разбивается о стекло дверцы, лишь только та успевает ее захлопнуть. Водитель трогается с места и минует все сильнее распаляющуюся толпу.

– Почему ты меня защищаешь? – спрашивает Алиса, когда они оказываются на безопасном удалении от демонстрантов.

– Я всегда был за тебя, это вошло в привычку, – с улыбкой отвечает он. – Помнишь, мы и в лицее часто помогали друг другу. Наверное, потому, что нас кое-что объединяет – значимость наших предков. Мой прадед, Эдмонд Уэллс, был специалистом по муравьям, твой, Пауль Каммерер, – специалистом по жабам. Оба ученых пристально наблюдали за природой, делали выдающиеся открытия, старались, чтобы они не пропали, но в конце концов…

– …оба плохо кончили?

– Скажем, столкнулись с ограниченностью своих современников, – продолжает Бенджамин. – Так или иначе, у нас с тобой схожие корни, и оба мы с ранних лет испытываем давление наших славных предков-первопроходцев.

– Не всем везет иметь безымянных предков, – невесело шутит Алиса.

– Долг не подвести свой род – тяжкий груз.

– Не спорю, Пауль Каммерер всегда служил мне маяком, – признается Алиса, помолчав. – Он ведь тоже боролся с обскурантизмом современников.

– А мне служил маяком Эдмонд Уэллс. Читая его «Энциклопедию относительного и абсолютного знания», я все лучше понимал, что, наблюдая за муравьями, можно разобраться в нашем собственном виде и увидеть новые горизонты. Прадед пришел к выводу, что эволюция человечества следует трем тенденциям: уменьшение размеров, увеличение женственности, возрастание солидарности.

Глядя на Бенджамина, Алиса говорит себе, что сам он, со своей треугольной головой и с черными глазищами, сильно смахивает на… муравья.

Остается выяснить, что из чего вытекает: интерес Уэллса к муравьям – из его сходства с ними или его сходство с ними – из этого его интереса…

Молодой министр продолжает:

– В твоей семье, как и в моей, потомки крупных ученых продолжили их усилия, особенно это относится к моему отцу, Давиду Уэллсу.

– Теперь эту энциклопедию дописываешь за них ты?

– Назовем это нашим семейным времяпрепровождением: собирать, постигать и распространять знания.

– Что за знания собраны в этой вашей «Энциклопедии относительного и абсолютного знания»?

– Надо же, наконец-то ты ей заинтересовалась! – улыбается Бенджамин. – В университете при каждой моей попытке заикнуться об этом ты закатывала глаза и меняла тему.

– Учитывая обстоятельства, пришло, наверное, время сделать над собой усилие. – Она заговорщически подмигивает.

– Ну, раз ты настаиваешь… Скажем так: она сразу обо всем. Там и наука, и история, и разные занятные истории, и кулинарные рецепты, и шарады.

– Шарады?

Уэллс ненадолго задумывается.

– Например, такая, ее приписывают Виктору Гюго. На первый взгляд эта загадка может показаться совсем детской, но, как ты увидишь, она наводит на размышления. Звучит она так: «Это немой возглас. Что я везу?»

– Хм. В смысле, что можно везти, чтобы не иметь возможности вскрикнуть… Что?

– Подсказка проста: это легче легкого.

– Хороша подсказка! – притворно возмущается Алиса.

– Уж какая есть. Скажу больше: ты не догадываешься, потому что это слишком легко.

– Перестань, выкладывай отгадку, и дело с концом.

– Будет веселее, если ты сама ее найдешь. Уверен, у тебя получится.

Алиса не настаивает. Она пожимает плечами, машет рукой и обиженно поджимает губы.

Бенджамин Уэллс улыбается.

– Представить только, что у нас все начиналось со школьной дружбы! Потом наши пути разошлись, но мы никогда полностью не теряли друг друга из виду. Ты стала ученой, я – политиком.

– Министр науки, высшего образования и инноваций – это уже не просто политик.

– Не держи меня за простофилю, Алиса. Мы, политики, не оставим свой след в истории. В ее анналах останутся только президенты, ведущие войны. Зато ученых с их новаторскими проектами вроде твоего будут помнить, неважно, успешны эти проекты или провальны. В этом состоит, наверное, более личная причина моей поддержки твоего проекта, не считая того, что он, по-моему, потрясающе актуальный. Я еще надеюсь оставить след своего присутствия на земле в качестве спонсора твоей деятельности.

– Мало того, что ты меня поддерживаешь, ты еще меня и вдохновляешь, – отвечает Алиса. – Помнишь, сперва моя мысль не шла дальше гибрида, способного летать на собственных крыльях. Это ты мне посоветовал подумать о трех разных особях, приспособленных к разным средам: воздуху, воде, земле. Это же твои слова: «Лучше сразу подготовить по одному виду существ для каждой великой экологической катастрофы».

– Это была идея Давида, моего отца, а не моя. Он, как и ты, задумывался о внесении изменений в человеческий организм, чтобы он оказался подготовленным к любой случайности.

– Не скромничай, Бенджамин. Кто, как не ты, подсказал мне создать «Диггера» и «Наутилуса» в дополнение к моему «Ариэлю»! Я так тебе за них признательна! Еще ты посоветовал назвать их английскими именами, чтобы мое изобретение могло стать международным.

Снаружи начинается дождь, струи постепенно смывают с боковых стекол машины подтеки от яиц. По ветровому стеклу елозят «дворники», вся эта гармония звуков похожа на сердцебиение.

– Ты сделал мне лучший на свете подарок, – не унимается Алиса. – Ты дал мне разрешение и предоставил средства для работы в одиночку, а не в команде. Мне не пришлось сгибаться под тяжестью иерархии и отвлекаться на соперничество, без которого не обходится ни в одном научном коллективе.

Он пожимает плечами.

– Ты работаешь одна, я – нет. Мне полагается отчитываться. Вчера президент Легитимус сказал мне: «Мне не нужны проблемы с твоими экстравагантными проектами». Приближается кампания по его переизбранию, и твоя непопулярность в массмедиа внушает ему страх за собственный имидж. Он не хочет терять голоса при опросах, ведь большинство считает, что ты вознамерилась уничтожить человечество на деньги налогоплательщиков. – Уэллс вздыхает. – А еще он спросил, каково мое мнение о прогрессе твоего весьма… противоречивого проекта.

– Прогресс налицо, Бенджамин. Мне нужно всего-навсего немного времени. Когда я решу, что результат уже можно предъявить, ты первым об этом узнаешь.

Министр резко меняет тон.

– Ты меня не поняла: после этого инцидента у нас не остается времени. Мне срочно надо побывать у тебя в лаборатории, чтобы растолковать потом президенту, чего ты добилась.

– Еще рано! – возражает Алиса.

– Если ты меня туда не пустишь, то я больше не смогу тебя финансировать.

Она смотрит ему в глаза.

– Это угроза?

Он выдерживает ее взгляд. Она, раздраженно сопя, отворачивается.

– Как хочешь. Приходи. Кто платит, тот заказывает музыку. Но предупреждаю, тебе может не понравиться…

– В Национальный музей естественной истории, пожалуйста, – приказывает министр своему водителю.

За стеклами бегут умытые дождем парижские улицы. Провожая взглядом городской пейзаж, Алиса произносит со вздохом:

– Ох как не понравится…

7

Они шагают по галерее «Эволюция».

Чучела выставлены здесь в затылок друг другу, начиная с самых мелких и кончая самыми внушительными. Можно подумать, эволюция не ведает иного критерия, кроме размера.

Вместо глаз у чучел животных стеклянные шарики, отчего у всех до одного пустой неподвижный взгляд.

Алиса Каммерер ведет Бенджамина Уэллса по лабиринтам огромного здания. Они спускаются в подвал с замысловатыми коридорами.

В воздухе летает пыль. Министр чихает.

– Сюда мало кто заглядывает, – объясняет Алиса. – Кстати, ты так и не объяснил мне, как вы сумели определить личность журналиста.

– Ты про Диего Мартинеза? Охрана нашла на полу его смартфон, к тому же он попал в объективы камер видеонаблюдения. Он не надел ни капюшона, ни маски.

Бенджамин останавливается, достает свой мобильный и показывает Алисе видео с журналистом, шныряющим по коридорам музея.

– Сторож не сразу на него среагировал, вот он и успел скрыться.

Они идут дальше и останавливаются перед дверью с номером 103. Караульный узнает министра, отдает честь и впускает его вместе со спутницей.

– Хорошо еще, что Диего Мартинез действовал аккуратно и не испортил замок, – говорит ученая. – Следов взлома не осталось.

– Я ознакомился с его уголовным прошлым. Он – бывший взломщик, переквалифицировавшийся в журналиста – охотника за сенсациями.

– Какой он, этот твой папарацци? Лучше, чтобы я смогла его опознать, если он за мной увяжется.

Бенджамин опять достает смартфон и показывает фотографии криминалистической идентификации Диего Мартинеза, сделанные перед первой его тюремной отсидкой: одна анфас, две в профиль. На щеке у Диего длинный шрам в форме буквы Y. Из-за испанских имени и фамилии и тюремных снимков Алиса готова усмотреть в нем сходство с колумбийским королем наркоторговли Пабло Эскобаром.

Она достает из кармана ключ, отпирает дверь и зажигает в лаборатории свет. На широком столе посреди комнаты красуется толстая папка с надписью «МЕТАМОРФОЗА».

Алиса отпирает еще одну дверь, ведущую в коридор с тремя дверями: A, D, N.

– Поглядим, что там у тебя за эксперименты… – бормочет Бенджамин.

Алиса открывает дверь комнаты N и включает свет. Бенджамин таращит глаза на стеклянный куб с водой в три метра высотой, полный синеватых водорослей, и опасливо приближается к нему.

Тут же из-за стеблей появляется существо, которое министр сначала принимает за обезьяну. Правда, обезьяна довольно странная: во рту у нее форель.

Уэллс невольно шарахается, потом берет себя в руки. Примат упирается ладонями с перепонками в стенку аквариума. У него гладкая блестящая кожа синевато-серого цвета. Он широко улыбается, выпускает из зубов рыбину и дружески подмигивает.

– Полюбуйся на результат своего финансирования, – предлагает Алиса.

Потрясенный Бенджамин Уэллс не сводит глаз с аквариума.

– Это то самое чудище, которое видел журналист?

– Это не чудище, а помесь обезьяны и дельфина. Пока что я окрестила его по-научному Macacus aquarius, но на самом деле его зовут Эжен, в переводе с греческого это значит «с хорошими задатками».

Она поворачивается к гибриду и приветливо машет ему рукой.

– Привет, Эжен.

Обезьяно-дельфин улыбается еще шире, обнажая острые зубы, как будто с желанием произвести хорошее впечатление.

Чтобы успокоить министра, Алиса спешит объяснить:

– Здесь все держится на записи генетических кодов примата и китообразного. Повар бы выразился так: успех или неудача моего блюда зависят от рецепта и от дозировки ингредиентов. Здесь ингредиенты – это кончики цепочек ДНК.

Ошеломленный Бенджамин Уэллс вглядывается в водяную обезьяну, явно радующуюся новому лицу и всячески это демонстрирующую.

– Я не знал, что ты…

– Добилась успеха? – договаривает за него Алиса.

– Согласись, это поразительно! То есть я хочу сказать, что… Словом, я не ожидал, что ты так быстро добьешься результатов.

– Ну, не так уж быстро…

– Сколько лет твоему Эжену?

– Три года, он еще ребенок.

Бенджамин вздрагивает от удивления.

– Ты хочешь сказать, что целых три года скрывала от меня своих… живых гибридов?

– Я хотела убедиться в жизнеспособности Эжена, прежде чем показывать его тебе, – оправдывается молодая женщина. – Представь, ты приходишь, а здесь труп…

Обезьяно-дельфин продолжает делать приветственные жесты в сторону министра. Определенно, новый человек его сильно заинтересовал.

– Это еще не все. Пошли дальше.

Они переходят в комнату за дверью с буквой D. Там министр науки тоже видит огромный стеклянный куб, но уже не с водой, а с бурой землей.

– Это что, огород для Эжена?

Алиса трижды стучит по стеклу, земля в кубе приходит в движение. Появляется лицо, наполовину заросшее черной шерстью. Уэллс снова невольно отшатывается. Поборов первоначальный шок, он подходит к стеклянному кубу и разглядывает сидящее там существо. Видно, что это тоже примат, только глазки и ушки у него маленькие, почти невидимые. Зато нос гораздо длиннее, чем у шимпанзе, с подвижным розовым пятачком. Волосы над верхней губой светлее и образуют усы, рот приоткрыт и обнажает два длинных резца, как у бобра или у белки.

Плеч у существа нет, почти от головы растут огромные розовые кисти, пальцы продолжены широкими толстыми ногтями, больше похожими на когти.

Орудуя кистями, как лопатами, существо пробивается сквозь бурую землю и прижимается боком к стеклу.

– Он буравит землю с той же легкостью, с какой обезьяно-дельфин перемещается в воде при помощи своих перепонок! Поразительно…

Никогда еще Бенджамин не испытывал такого изумления.

– А этот как называется?

– Macacus terrarius. Для меня это Мария-Антуанетта.

– То есть она – дама. Кто же родители твоей Марии-Антуанетты?

– Самец-бабуин и самка крота. – Алиса тычет пальцем в клыки существа. – Длинные резцы позволяют ей резать корни и даже более твердую древесную ткань. При помощи своих широких лап с когтями она перемещается в рыхлой земле, как в полужидкой грязи.

Она поворачивается к министру.

– Мы можем идти дальше?

Уэллс утвердительно кивает. Они выходят, Алиса открывает последнюю дверь, помеченную буквой А. За ней высится просторная вольера с огромным деревом в центре. На его ветке висит удлиненный светло-бежевый плод, который министр сперва принимает за банан-переросток.

Алиса свистит, плод вибрирует и раскрывается, внутри него белеет лицо. Министр видит крылья, вернее, тонкую полупрозрачную мембрану, которой соединены длинные фаланги этой невиданной обезьяны.

– Знакомься, Macacus aerius, помесь гиббона – наверняка ты их знаешь, это прыгучие обезьяны, обитатели высоких крон – и летучей мыши.

– У него нет рук? – удивленно спрашивает Бенджамин.

– Намекаешь, что он подобен ангелу? Иметь и руки, и крылья нелогично. У млекопитающих четыре конечности, а не шесть, то есть ты видишь его передние конечности, превратившиеся в крылья, как у птиц.

Странное существо порхает пару секунд по вольере, но в ней слишком тесно, и ему приходится задержаться перед гостями.

– Я экспериментировала с крыльями альбатроса, но перья оказались неразрешимой проблемой.

Бенджамин не сводит глаз с гиббона – летучей мыши; на его вкус, это вылитый вампир из фильма ужасов вроде «Дракулы», разница только в том, что у него почти полностью белый окрас.

– Самец или самка? – выдавливает он.

– Жозефина у нас самка, видишь шесть сосков у нее на туловище?

Пользуясь близостью существа, министр тщательно его разглядывает. Ему бросается в глаза удлиненная морда, круглые черные глаза навыкате и особенно широкие остроконечные уши с бороздками внутри.

– Можешь с ней поболтать, у нее тончайший слух, она улавливает тишайший шепот.

– Ну, что же… Бонжур, Жозефина.

В ответ существо издает негромкие крики, что-то среднее между обезьяньим бурчанием и птичьим чириканьем.

– Что ответила мне твоя Жозефина?

– Что она голодна. Я установила для нее дозатор сухого корма, но она предпочитает целые фрукты. Покорми ее, если хочешь.

Алиса указывает на ящик с зелеными яблоками. Министр берет одно и просовывает между белыми прутьями клетки. Жозефина ловко хватает яблоко зубами и помогает себе длинными пальцами задних конечностей: держит его и с довольным видом жует.

Доев яблоко, гибрид издает клекот. Министр протягивает ему еще одно зеленое яблоко.

– Я под сильным впечатлением… – бормочет он.

Насытившаяся Жозефина упархивает вглубь вольеры. Министр потрясен крылатой обезьяной.

– От летучей мыши у нашей Жозефины не только крылья: еще у нее полые, то есть облегченные кости. На большой высоте, где снижено давление, у нее не нарушается дыхание. Пища ее привлекает, естественно, своеобразная: кроме плодов и цветочков, она не брезгует мелкими птицами и крупными насекомыми, служащими ей источниками белков. В проекте «Метаморфоза» занимаются организмом во всей его полноте, это очень далеко от пришивания конечностей, которым занимались герои научно-фантастических романов начала двадцатого века.

– А как у Жозефины с сонаром, при помощи которого летучие мыши ориентируются в темных пещерах? – интересуется Бенджамин, еще не оправившийся от потрясения.

– Сонар на месте. То же самое с Эженом: у него не только плавники, но и гладкая безволосая кожа, как у дельфина, и большой объем легких, позволяющий надолго нырять.

– Как насчет Марии-Антуанетты?

– Плюс к лапам с когтями и к длинным резцам у нее есть осязательные волоски – усики, позволяющие улавливать малейшие вибрации почвы, и острое обоняние, облегчающее поиск пищи. Она тоже может подолгу обходиться без воздуха под землей.

– Чем же питается эта твоя подземная Мария-Антуанетта?

– Тем, что находит в земле, главным образом червяками, корешками, грибами.

Жозефина не сводит глаз с человека, побаловавшего ее любимым лакомством.

– Писатели-фантасты прошлого тоже придумывали гибридных людей, но у них они оказывались рабами. У меня совершено другая цель: создать для нас соседей… или наследников, – говорит Алиса.

Министр внимательно рассматривает летучую обезьяну с длинными светлыми крыльями.

– Что будет, если в один прекрасный день выяснится, что здесь происходит? – спрашивает он.

– Может быть, тогда люди возьмутся наконец за ум?

– Нет, они еще сильнее ужаснутся и еще больше тебя возненавидят, – возражает Бенджамин с обреченным видом.

Летучая обезьяна, расправившаяся с яблоком, застывает прямо перед министром и протягивает ему свою гибкую, как рука, ногу стопой кверху, будто просит добавки.

– Не иначе, Жозефина принимает тебя за постоянного подносчика яблок, – смеется Алиса. – Получив лакомство один раз, она ожидает его на регулярной основе.

Министр и гибрид долго смотрят друг на друга. Потом Жозефине надоедает служить объектом любопытства, а может, ей не терпится получить третье яблоко: она просовывает между прутьями вольеры ногу, хватает Бенджамина за руку и впивается в нее клыками.

Мужчина вскрикивает от боли.

– Прекрати, Жозефина! – кричит Алиса. – Немедленно перестань!

Гибрид послушно выпускает руку министра, тот отбегает от вольеры, сжимая укушенное место.

Алиса отводит его к раковине в углу, чтобы он промыл рану, приносит дезинфицирующее средство, бинт и компрессы.

– Слюна может вызвать воспаление, лучше дезинфицировать укус спиртом.

Она промывает рану.

– Понимаешь теперь, почему я столько ждала, прежде чем показать их тебе? Сначала нужно было лучше изучить их психологию, реакцию на незнакомых людей. То, что сейчас произошло, – всего лишь коррекция привыкания: она укусила тебя, как маленькая девочка укусила бы взрослого, отказывающего ей в конфетах.

Бенджамин вовсе не уверен в ее правоте.

– Вряд ли я смогу долго сдерживать любопытных после разоблачений Мартинеза. Эту лабораторию придется очистить.

– В каком смысле «очистить»? – с подозрением спрашивает Алиса.

– Я пришлю команду из доверенных людей, офицеров секретных служб, умеющих работать в подобных ситуациях и держать язык за зубами.

– Что будет с Эженом, Марией-Антуанеттой и Жозефиной?

– Не представляю, как можно их скрыть. Всегда найдется журналист с желанием проверить, что за «монстра» видел Диего Мартинез. Одной круглосуточной охраны будет недостаточно. Рано или поздно какой-нибудь журналист найдет способ обмануть ее бдительность.

– Ну так пришли полицию!

– Чем больше людей будет осведомлено, тем выше риск, что кто-нибудь так или иначе сюда проникнет. Никогда нельзя недооценивать силу любопытства. Чем больше охраны, тем выше ценность охраняемого объекта и тем подозрительнее секрет. А значит, больше людей, рвущихся все разузнать.

– Что же ты предлагаешь? – спрашивает Алиса, бинтуя другу руку.

– Мои «чистильщики» размонтируют твою лабораторию и все отсюда вывезут. Вся документация будет уничтожена. Что касается твоих гибридов, то, увы, в отношении них придется прибегнуть к эвтаназии.

– Об этом и речи быть не может! – возмущенно кричит Алиса.

Министр выдерживает паузу и гнет свое:

– Я не предлагаю тебе прекратить исследования, наоборот: я разрешу тебе их продолжить. Но иначе и в другом месте, в лучших условиях. А для этого тебе придется распрощаться с музеем и с этими тремя… черновиками.

– Эжен, Мария-Антуанетта и Жозефина – не «черновики»! – цедит сквозь зубы Алиса.

Но тон Бенджамина безапелляционен.

– Пойми, Алиса, твои «морские свинки» внушают страх, стоит их найти – а я вынужден тебя уверить, что их вот-вот найдут, – и тебя линчуют или в лучшем случае упекут в тюрьму. Если ты отвергнешь мое предложение, то не только столкнешься с человеческой мстительностью, но и предстанешь перед судом. Я уже не смогу тебя спасти.

– Я не боюсь, – храбрится Алиса.

– В тюрьме или в могиле ты уже не сможешь продолжать свои исследования!

– В могиле? – переспрашивает молодая женщина.

– Мало тебе одного покушения? – сердится Бенджамин. – Коллега, министр внутренних дел, предупредил меня о пугающей переписке в Даркнете. Набралось уже несколько человек, собирающихся положить конец твоим экспериментам… радикальным способом. В следующий раз тебе может не повезти, не всякий убийца настолько неуклюж. Поверь, лучше продолжить твою работу в другом месте.

Алиса взвешивает его доводы и, тяжело дыша, бормочет:

– Погоди, я правильно поняла, что пуля снайпера может настигнуть меня где угодно?

– Правильно. Но у меня возникла идея. Есть одно местечко, где ты будешь в безопасности. Это неблизко, но доверься мне: я не позволю, чтобы ты «покончила с собой», как произошло с твоим прославленным предком.

8

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: Пауль Каммерер

Однажды американский писатель Артур Кестлер[5] решил написать книгу об ученых-обманщиках. Он опросил ученых, заверивших его, что наиболее жалкий обман позволил себе Пауль Каммерер. Этот австрийский биолог сделал свои главные открытия в 1922–1929 гг. Красноречивый, обаятельный и пылкий Каммерер утверждал, что «любое живое существо способно адаптироваться к изменениям среды, в которой обитает, и передавать эти свои новые свойства потомству». Эта теория, родственная «трансформизму» Жана-Батиста Ламарка[6], идет вразрез с теорией Дарвина, считавшего, что выживает только особь, уже родившаяся адаптированной. Для доказательства обоснованности своих утверждений доктор Каммерер демонстрировал впечатляющий эксперимент. Он брал горных жаб, привычных к сухой холодной среде, и помещал их во влажную жару. Жабы, обычно спаривавшиеся на земле, стали спариваться в воде. Чтобы не соскальзывать с мокрых самок, самцы отращивали на пальце черный бугорок и цеплялись им за самок при спаривании. Эта благоприобретенная особенность передавалась потомству, рождавшемуся уже с этим черным бугорком на пальце. Жабы сумели измениться и приспособиться к новой среде.

Каммерер с успехом защищал свою теорию по всему миру. Но как-то раз группа ученых предложила продемонстрировать ее профессионалам. Однако накануне демонстрации в лаборатории ученого вспыхнул пожар, в котором погибли все жабы, кроме одной. Пришлось Каммереру показывать единственного выжившего самца с черными отметинами на пальцах. Ученые изучили земноводное при помощи лупы и расхохотались: оказалось, что пятна нанесены искусственно, путем подкожного впрыскивания туши. Каммерера осмеяли. От него все отвернулись, ему запретили заниматься наукой. Дарвинисты праздновали победу.

Вскоре после этого публичного унижения в лесу нашли его труп. В кармане мертвеца лежало письмо, в котором Каммерер написал, что «хочет умереть на природе, а не среди людей, которых так разочаровал». Самоубийство окончательно его дискредитировало.

Однако, работая над своей книгой «Дело о жабе-повитухе», Артур Кестлер встретился с бывшим ассистентом Каммерера, который признался, что это он был причиной беды. По просьбе группы ученых-дарвинистов он поджег лабораторию и подменил последнюю жабу-мутанта с шишкой на пальце на другую, обычную, которой ввел тушь под кожу.

Следствие, проведенное позднее, доказало, что Каммерер не совершал самоубийства и что найденное при нем письмо было подделкой. На самом деле это было убийство, замаскированное под самоубийство: в полицейском рапорте говорилось, что пистолет был зажат в правой руке, а пуля пущена в левый висок.

Энциклопедия относительного и абсолютного знания

9

Из громкоговорителя звучит обратный отсчет:

– 4… 3… 2… 1… Пуск!

Ракета взлетает в густых клубах желто-белого дыма.

Единственную пассажирку вдавливает в кресло.

Первые восемь минут ракета тратит на отрыв от земной тверди. Кабина вибрирует, Алиса сжимает зубы, от колоссального ускорения натягивается кожа у нее на лице.

Пока происходит взлет, биолог вспоминает события последних недель. После пресс-конференции, покушения и посещения музея Бенджамин Уэллс выполнил свое обещание: помог ей организовать работу в более безопасном месте. Правда, несколько удаленном…

Сначала он распорядился об «очистке» ее секретной лаборатории. Алиса смирилась, просто решила не присутствовать при эвтаназии Эжена, Марии-Антуанетты и Жозефины. Бенджамин дал ей гарантию, что три гибрида не мучились и что их трупы сожгли во избежание анализа останков.

После этого он развернул кампанию против Диего Мартинеза: утверждалось, что тот всего лишь прочел досье «Метаморфозы», а все остальное попросту сочинил. Уэллс отстаивал одну-единственную версию: что это был всего лишь проект среди сотен других, так и не достигший стадии осуществления. Население поддалось уговорам, и имя журналиста встало в один ряд с именами прожженных сторонников теории заговора и других известных паникеров, кишащих в блогосфере. Вопреки всему этому Мартинез ухитрился издать книгу, где поведал о пережитом, и попытался прорекламировать ее в прессе, но ему раз за разом отвечали: «Какие ваши доказательства?» На это у него был только один ответ: «Клянусь, я все видел собственными глазами!»

Алисе оставалось собрать вещи и тайно перелететь в Южную Америку, во Французскую Гвиану.

Бенджамин Уэллс использовал свой статус министра, чтобы поселить ее в Космическом центре в Куру, где она прошла ускоренный курс подготовки к космическому полету. Техника подготовки и обучения значительно усовершенствовалась, так что всего за три месяца она постигла все, что требовалось. Ей повезло, ежедневные занятия спортом закалили ее сердечную мышцу и наделили мускулатурой спортсменки, благодаря чему она без труда прошла все этапы медицинского отбора.

Ракета рвется ввысь.

Алиса не может не вспоминать Эжена, Марию-Антуанетту и Жозефину.

Они не просили, чтобы я их создавала, и были принесены в жертву. Как он их назвал? Моими «черновиками»…

Бедняжки, их даже не похоронили. Они стали мучениками науки. Первыми, кто заплатил собственной жизнью за успех моих опытов.

Ее скручивает приступ невыносимой боли в животе.

Только не это! Не сейчас!

Она корчит гримасу.

«Ее» болезнь. Когда она ее отпустит? Болезнь напоминает о себе по малейшему случаю, не давая никакой передышки.

Алиса помнит как сейчас, с чего все началось. Первый раз это совпало с первыми месячными: ей показалось, что в животе пробудился вулкан. Она спросила у матери, нормально ли испытывать такую боль, и получила утвердительный ответ.

Дальше муки только усиливались. Все женское окружение успокаивало ее, что это обязательно пройдет. Бабушкина подруга даже сказала: «Это кара Еве за то, что съела яблоко: женщины рожают в муках, но даже когда не рожают, все равно им очень больно».

Мать все-таки отвела ее к врачу, который обронил:

«Эндометриоз».

Потом врач объяснил, что это распространенное гинекологическое заболевание: им страдают десять процентов женщин во всем мире. И добавил, что многие живут с этим от полового созревания до менопаузы – и ничего, справляются. В утешение он сказал, что от этого недуга страдала сама Мэрилин Монро, но это не помешало ей стать самой обожаемой женщиной на свете.

Надо же сморозить такую глупость! Мэрилин Монро страдала депрессией и очень плохо кончила.

После того приема у врача Алиса, еще подросток, сказала себе:

Я всю жизнь буду страдать. Нормальная сексуальная жизнь будет не для меня. И детей у меня, наверное, не будет.

С тех пор она замкнулась. Боль, невыносимая и накатывавшая приступами, приучила ее к одиночеству, заставляла прятаться. Алиса очень быстро уяснила, что ей не с кем поговорить о своей беде.

Уж не происходит ли слово maladie[7] от mal à dire?[8]

Но сдаваться эндометриозу она не хотела, искала лазейку – и нашла: это было вероятное научное объяснение ее состояния.

По одной из теорий, его вызывает определенная последовательность в геноме, остаток неандертальского ДНК. Когда-то сапиенсы и неандертальцы могли образовывать пары, заниматься любовью и рожать детей-полукровок.

Дальше наступил период, когда у этих двух видов уже не получалось вместе заводить детей. В конце концов неандертальцы вымерли. Тем не менее в генетическом коде Homo sapiens все еще присутствует в среднем 1,8 % генов Homo neanderthalensis.

Для проверки этой гипотезы Алиса произвела анализ своего собственного генома. В ее ДНК оказалось не 1,8, а 2,7 % последовательностей генов от предков-неандертальцев.

Вот и источник моей проблемы. Мои далекие предки-сапиенсы немножко «переборщили» с любовью к неандертальцам. А я теперь мучаюсь от боли. Вот где надо искать ключик.

Обуздание своей болезни превратилось в одну из главных целей ее жизни.

Из плохого порой можно извлечь что-то хорошее.

Первые ее исследования были посвящены заболеваниям, вызываемым остатками генных последовательностей, полученных от «иных» разновидностей древнего человека. Так Алиса пыталась понять, как фрагменты генетического программирования вымерших разновидностей влияют на современного человека. Она подходила к этому явлению как к сбою устаревшей компьютерной программы, нарушающему нормальную работу новой.

Вдохновленная желанием покончить со своими мучениями, она добилась блестящих результатов, попала в число самых многообещающих молодых ученых своего поколения и получила стипендию от Национального центра научных исследований[9] для завершения своей первой научной работы на тему «Взаимосвязь между эндометриозом и остатками генов древних разновидностей человека». Эта ее работа была даже отмечена престижной международной премией.

Но ей было не до почестей и не до медалей. Алиса мечтала о победе над болью и о том, чтобы помочь двумстам миллионам женщин всего мира, страдающим, подобно ей, от этого ужасного недуга.

Вся моя жизнь была подчинена боли.

Пока Алиса размышляет, пламя у нее внутри неожиданно унимается. Она облегченно переводит дух.

Отпустило. Налетело, как гроза, и прошло.

Алиса Каммерер смотрит в иллюминатор.

Я со скоростью молнии пронзаю земную атмосферу.

Она вспоминает отца, привившего ей страсть к полетам. Вспоминает тот день, когда открыла это фантастическое ощущение. Ей было шестнадцать лет. Как-то в воскресенье, гуляя с друзьями, она рискнула: ей привязали к лодыжкам резинку, и она прыгнула с моста в пропасть.

Очень сильное, но слишком мимолетное ощущение.

Однако Алиса успела заметить, что в падении меньше думала о своей болезни. Это подтолкнуло ее к повторению опыта.

Полет позволяет отрешиться от будничных проблем. Полет – универсальное лекарство, врачующее на время телесные и душевные раны.

Ей стало интересно наблюдать за всеми летающими созданиями: стрекозами, бабочками, птицами и, конечно, летучими мышами. На каникулах она уходила из дома ни свет ни заря с фотоаппаратом и с микрофоном, чтобы снимать все, что летает, и записывать их песни.

Потом Алисе захотелось перейти к опытам более высокого уровня. В сопровождении отца она попробовала прыжки с парашютом. Ей на всю жизнь запомнился прыжок с вершины пирамиды в Гизе под Каиром.

Полторы минуты свободного падения. Волшебное парение над волшебным местом.

Но в свободном падении обнаружилась помеха – шум ветра. Он стал тише только после того, как раскрылся парашют, спуск стал медленнее и равномернее.

И тогда она сказала себе:

Только с высоты, на расстоянии, на некотором удалении, можно понять происходящее на поверхности земли.

Она продолжила поиск не такого шумного способа полета. Отец предложил ей прыжки с парапланом на острове Реюньон в Индийском океане. Вдвоем они прыгнули с высокого холма над заливом Сен-Лё.

То было невероятное ощущение – бесшумно скользить в небесах. К ней подлетали фаэтоны, удивительные представители местных пернатых, и приветствовали ее криками.

Доброе утро, птицы. Спасибо, что принимаете меня в свою воздушную среду.

Она попробовала подражать их крикам, и ей показалось даже, что у них установился диалог. Но тут она ухнула в воздушную яму, была даже секунда, когда она испугалась, что сейчас разобьется…

После этого обескураживающего приключения Алиса решила летать только на прочных аппаратах, которым нипочем воздушные ямы. Началось с уроков пилотирования сверхлегких самолетов в Альпах, но они оказались для нее слишком шумными.

Все равно как если бы меня привязали спиной к работающей газонокосилке!

Тогда она попробовала планер, но в тесной пластмассовой кабинке, да еще под шум вибрации, ей было слишком не по себе. На очереди были маленькие самолеты, потом – вертолеты.

Но даже если все это помогало ей отвлечься на день-другой от боли, чувства «птичьего полета» никак не возникало.

А потом произошло несчастье с ее отцом. Упал его параплан из-за того, что не раскрылся аварийный подфюзеляжный парашют. Он погиб на месте.

Отец повторил судьбу Икара: дерзнул взлететь на большую высоту, опалил крылья и упал.

Уже на следующий день Алиса положила конец риску с полетами.

Ей и в голову не могло прийти, что настанет день, когда она опробует наивысший по совершенству способ полета – космическую ракету.

Никакая птица не сравнится с ракетой – ни по скорости, ни по мощи, ни по высоте полета…

В кабине раздается звонок, мигает желтый свет – сигналы об отделении первой ступени ракеты.

Ускорение нарастает, подъем продолжается.

Алиса возвращается к своим мыслям.

Страсть к полетам помогала ей и как личности, и как профессионалу. На вопрос «как создать человека летающего?» молодая зеленоглазая женщина без запинки отвечала, что ответ лежит в сфере генного программирования.

Для нее было очевидно, что об использовании искусственных крыльев и двигателей на керосине не может быть речи. Речь должна идти о существе, с рождения оснащенном этим волшебным природным приспособлением – крыльями.

Из этой уверенности родилась ее вторая научная работа: «Создание гибридного летающего человека методами генной инженерии». Благодаря этой работе ее приняли на должность исследователя в Национальный музей естественной истории. Там она познакомилась с ведущими орнитологами и приступила к осуществлению своего амбициозного проекта.

Алиса знала, что для успеха этого проекта ей не обойтись без финансовой поддержки. Она отважилась потревожить своего университетского друга Бенджамина Уэллса, успевшего стать к тому времени министром науки.

Она ознакомила его со своей идеей совместить генетические исследования с изобретением «летающего человека». От него исходило встречное предложение: расширить проект на другие стихии, помимо воздушной.

Так родился проект «Метаморфоза» с подзаголовком: «Попытка изобретения трех новых человеческих гибридов в дополнение к нынешнему человеку на случай угрозы его исчезновения».

По мере удаления ее ракеты от Земли у Алисы появляется и усиливается желание послушать музыку. В кабине есть проигрыватель, ее шлем снабжен наушниками. Она успела скачать свои любимые композиции и составить собственный плейлист. Сейчас она находит симфоническую поэму Поля Дюка[10] «Ученик чародея»[11].

Алиса смотрит в иллюминатор на свою родную планету. Потом переводит взгляд на часы. Полет продлится еще двадцать три часа. За это время при должной скорости полета она достигнет орбиты МКС на высоте 410 километров от поверхности Земли.

Она перебирает в памяти свои достижения последних лет.

Благодаря поддержке Уэллса она сумела тайно получить трех обезьян-гибридов.

Все шло как по маслу, пока чертов журналист не пробрался в мою лабораторию.

И вот теперь она превратилась в изгнанницу.

Изгнана с родной планеты!

В кабине опять раздается звонок, опять мигает желтый свет.

Стыковочная капсула с оглушительным ревом отделяется от последней ступени ракеты и начинает орбитальный полет.

Шум и вибрация разом прекращаются. Воцаряется полная тишина.

Датчик гравитации – плюшевая фигурка с лицом Исаака Ньютона – больше не висит на своей ниточке, а плывет по кабине.

Все, тяготению конец.

Ей вспоминается отцовская шутка: «В 1687 году Исаак Ньютон открыл тяготение. Раньше люди были легковесными…»

Она смотрит в иллюминатор на Землю.

В конечном счете Бенджамин Уэллс, возможно, спас мне жизнь. Он предложил мне выучиться за государственный счет на астронавта. Теперь я смогу продолжить мои исследования в настоящем святилище, где никто не сможет меня потревожить.

Музыка из «Ученика чародея», все более выразительная и ритмичная, действует на Алису убаюкивающе. Она засыпает. Ей снится, что она плывет среди звезд в компании Эжена, Марии-Антуанетты и Жозефины.

10

Внезапные вспышки света, долгий пронзительный звонок.

Где я?

Алиса Каммерер резко пробуждается. Нет, это не сон: она и вправду в космосе. На самой границе между атмосферой и пустотой. Хотя эта граница нематериальна, Алиса воспринимает ее как темно-синюю полосу.

Она смотрит в иллюминатор на сияющую точку вдали, приобретающую по мере приближения форму буквы Н.

Вот она какая, Международная космическая станция.

Алиса смотрит на часы.

Какая редкостная точность прибытия!

Извиваясь в тесной капсуле, Алиса натягивает скафандр и готовится к стыковке. Это самый ответственный момент, она знает, что при ошибке маневрирования ее сможет спасти только скафандр.

Бух!

Сильный толчок. Соприкосновение с МКС произошло.

Я достигла места назначения.

Металлический лязг. Стыковка прочно фиксируется.

После стабилизации давления в ее капсуле ученая снимает скафандр, натягивает спортивные штаны и кофту с логотипом Европейского космического агентства[12] и замирает у люка. Дверь открывается.

За ней Алису ждут пятеро астронавтов, работающих на орбитальной станции. Все они по очереди заключают ее в объятия. После теплой встречи все шестеро замирают перед объективом фотоаппарата с автоспуском.

Первое, что поражает здесь Алису, – запах: смесь аромата грязных носков и горелой пластмассы. Второе – жара: она не ожидала, что в космическом пространстве ее встретят такие тропики.

Не успевает она снять кофту, как загорается экран. На связь выходит директор ЕКА и начинает коллективный брифинг с космическим агентством.

– У нас новая постоялица, – докладывает один из астронавтов.

– Я в полном порядке, – сообщает Алиса, одергивая на себе кофту.

– Добро пожаловать на станцию, – отвечает директор ЕКА.

Астронавты станции быстро отчитываются, и экран гаснет. Все дружно приступают к переноске доставленного груза: научной аппаратуры, коробок с едой, фляг с питьевой водой. Пятеро раскладывают все это добро, тем временем шестая, японка, заносит в капсулу свои вещи. Она уступает место Алисе и покидает станцию.

После церемонии прощания японка скрывается в переходном шлюзе, чтобы лететь обратно на Землю.

Когда стихает суматоха, молодая зеленоглазая астронавтка произносит короткую речь:

– Приветствую всех и благодарю за теплую встречу. Меня зовут Алиса Каммерер, мне тридцать лет, я биолог-генетик, специалист по генным мутациям. Министерство науки Франции направило меня на орбиту для завершения этапа моего проекта под названием «Адаптация организма к экстремальным условиям среды».

Четверо астронавтов МКС представляются Алисе. Первым к ней подлетает лысый мужчина спортивного телосложения с голливудской улыбкой и с надписью NASA на футболке.

– Скотт Брэдли. – Он протягивает ей руку. – Американец, биолог. Изучаю изменения ульев и паутины в условиях невесомости.

Следующий – круглощекий толстяк.

– Я Кевин Хёрт, добро пожаловать! Я тоже американец и тоже биолог, изучаю тихоходок. Они могут выживать в вакууме, при экстремальных температурах и при разной солнечной, ультрафиолетовой и космической радиации. Их можно извлечь из космической станции в забортный вакуум, не причиняя ни малейшего вреда.

Высокий накачанный блондин с широкой улыбкой на лице машет Алисе рукой.

– Пьер Кювье, француз, пилот истребительной авиации, сейчас – командир станции.

– Симон Штиглиц, – подхватывает мужчина среднего роста, последний, кто еще не представился. Я тоже француз, но не военный, а биолог, специалист по воздействию всевозможного облучения на растения и животных.

Алиса замечает, что у него серые глаза и очень молодое лицо, хотя волосы совершенно седые.

– Вот мы и познакомились, – заключает командир станции Кювье. – Теперь приглашаю вас в наш «небесный замок».

Новенькая следует за остальными по белому тоннелю. С его стен свисают толстые витые жгуты проводов. Пьер обращает внимание Алисы на кольца в полу, за них можно цепляться ногами при движении. В условиях невесомости меняется восприятие пространства: нет ни верха, ни низа, все плавает.

Ученой пока что нравится это подвешенное состояние, если не вспоминать, что полторы минуты невесомости при парашютном прыжке – это совсем не то, что постоянная невесомость.

Мне предстоит плавать так целый год.

Пьер объясняет:

– Раз нет ни верха, ни низа, мы решили, что то, что обращено к Земле, – это низ; соответственно, то, что обращено в космос, – это верх. Что касается понятий «вперед-назад», то это как на море: мы наклоняемся туда, куда летит МКС. Соответственно, у нас есть «левый борт» и «правый борт».

Алиса обращает внимание на увешанные аппаратурой блоки и на разложенные по специальным карманам инструменты.

– Здесь на первом месте аккуратность и чистота. Ни крупинки пыли, никаких крошек, никаких капель.

Пьер тычет пальцем в иллюминатор.

– Вон там «хребет» станции. Он состоит из пяти первоначальных модулей, соединенных друг с другом и образующих как бы трубу в полсотни метров длиной. Модули, прибывавшие позднее, пристыковывались слева и справа от этого «хребта». Видишь, это выглядит как ствол и ветви.

Пьер жестом показывает Алисе, что нельзя касаться на лету колеблющейся электропроводки.

– А здесь любимое всеми место на МКС: наблюдательный купол с семью иллюминаторами. Он всегда обращен к Земле и обеспечивает круговую панораму. Отсюда лучше всего видна поверхность планеты, а еще солнечные батареи и астронавты, работающие снаружи. Не говоря уже о великолепных закатах! Ты наверняка знаешь, что ход времени здесь не такой, как дома. Солнце встает и садится каждые полтора часа.

– Как понять, вечер сейчас или утро? – спрашивает Алиса.

– Мы выставили на своих часах единое земное время.

Кювье исполняет изящный разворот.

– Ты можешь разместить свои приборы в европейском научном модуле «Алиса». Летим туда!

Оставив позади несколько метров тоннеля, ученая попадает в помещение, полное приборов и компьютеров.

После этого Пьер демонстрирует ей действие всасывающих туалетов, душ с системой максимальной экономии воды, пункт связи с земным Центром управления полетом.

Неподалеку находятся спортивные тренажеры.

– Ты знаешь, насколько важно посвящать спортивным упражнениям не менее двух с половиной часов ежедневно: без беговой дорожки и велотренажера мышцы быстро атрофируются.

Наконец он показывает Алисе ее каюту.

– Раньше здесь жила наша коллега из Японии. Располагайся.

Алиса окидывает взглядом каморку, где ей предстоит ютиться целый год.

– Вот и вся экскурсия, – подытоживает Пьер. – В двадцать часов в модуле «Юнити» мы все вместе ужинаем. Если заблудишься в нашем лабиринте, то запомни, этот модуль соединяет зону русских и зону американцев.

Следующий час уходит у Алисы на установку кое-каких научных приборов. После этого она присоединяется к коллегам.

Симон раздает подносы с едой.

– Сегодня Рождество, поэтому в меню индейка с каштанами, – объявляет он.

– Как это иронично – праздновать день рождения Христа так далеко от Земли, – говорит Скотт.

– Выпьем за него! – предлагает Кевин, раздавая всем специальные маленькие фляжки с шампанским.

Все дружно отдают должное индейке с каштанами, потом Пьер предлагает спеть. Все четверо мужчин исполняют хором по-английски рождественский гимн «Тихая ночь»[13].

Алисе кажется странным, что в этом храме современности звучат религиозные куплеты. Но, выпив шампанского, она тоже присоединяется к поющим и не жалеет голосовых связок.

Скотт берет гитару и исполняет известные каждому песни The Beatles: All You Need Is Love и Black Bird. Все с удовольствием подпевают.

Потом Симон приносит из кухонной зоны рождественские шоколадные рулеты.

– Как ты умудряешься все это готовить? – удивленно спрашивает Алиса.

Симон, не отвечая, уплывает из модуля и быстро возвращается с приспособлением, при помощи которого он творит кулинарные чудеса: агрегатом, опутанным прозрачными трубками с разноцветными порошками.

– Прошу любить и жаловать: кулинарный принтер. Вот в этот отсек кладутся пищевые порошки, вот этой кнопкой устанавливается вкус, вот здесь регулируются текстура и цвет.

– Прямо как автоматическая кофемашина, – кивает Алиса.

– Именно. С той разницей, что этот агрегат позволяет устанавливать форму, цвет и консистенцию блюд.

– Про вкус не забудь! – подсказывает Скотт. – Нам все по плечу: хоть рождественские рулеты со вкусом индейки, хоть индейка в виде рулетов!

Алиса с любопытством разглядывает агрегат.

– Полагаю, вы привезли свой ДНК-принтер, мадемуазель Каммерер? – спрашивает Кевин.

– Вы рылись в моих вещах? – вскидывается она.

– Просто интересно, кто живет с нами рядом и чем пользуется. Невинное любопытство. Обычное дело, когда предстоит настолько тесное и долгое соседство, – объясняет Кевин, пристально глядя на ученую.

– Я бы попросила всех не трогать без разрешения мои вещи.

От этих слов Алисы по комнате пробегает холодок.

– Ее можно понять, – обращается к Кевину Скотт, – она только что прилетела.

– Прошу меня извинить, – говорит Кевин.

– Это я прошу у всех прощения за свою чрезмерную реакцию, – бормочет Алиса.

Обстановка разряжается. Скотт, поглощая рулеты и запивая их шампанским, поворачивается к Алисе.

– Мы уже немало о вас знаем, мадемуазель Каммерер, – начинает он с полным ртом. – Не хватает только мелких подробностей. Не могли бы вы пролить свет на ваш проект?

Если скрытничать, это только распалит их любопытство.

– Цель проекта – создание гибридных особей, помесей сразу нескольких видов.

– Каких? – не унимается Скотт.

– Например, человека и крота, – отвечает за Алису Кевин. – Так, по крайней мере, описал ее проект французский министр науки. Я видел в Интернете репортаж с вашей пресс-конференции.

– То есть вы – что-то вроде французского доктора Франкенштейна, профессор Каммерер? – подхватывает Симон.

Алиса сверлит биолога своими зелеными глазами.