Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
ЗДЕСЬ: район залива, пригород Сан-Франциско. СЕЙЧАС: конец 1970-х. Уже написан сингл «Now and Then» — «Сейчас и тогда». «Если я пройду через это — только из-за тебя», — поет Джон Леннон. ТОГДА: год 2142-й. Борьбой с преступлениями во времени занимается секретная организация — Бюро темпоральной деформации. Кин Стюарт — обычный семьянин: работает в сфере информационных технологий, пытается сохранить брак и наладить отношения с дочерью-подростком. Но как же не похожа его нынешняя жизнь на прежнюю — на жизнь оперативника БТД! Застрявший в двадцатом веке после проваленной миссии Кин скрывает от всех свое «прошлое», пока однажды за ним не прибывает эвакуатор из будущего. Кин должен вернуться в 2142 год, где отсутствовал всего лишь несколько недель и где его ждет невеста, которую он не может вспомнить. Но последствия этого прыжка во времени способны поставить под угрозу жизнь его дочери и сам ход истории… Впервые на русском!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 329
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
18+
Mike Chen
HERE AND NOW AND THEN
Copyright © 2019 by Mike Chen
All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form.
This edition is published by arrangement with Harlequin Enterprises ULC.
This is a work of fi ction. Names, characters, places and incidents are either the product of the author’s imagination or are used fi ctitiously, and any resemblance to actual persons, living or dead, business establishments, events or locales is entirely coincidental.
Перевод с английского Андрея Полошака
Оформление обложки Вадима Пожидаева-мл.
Чен М.
Здесь, сейчас и тогда : роман / Майк Чен ; пер. с англ. А. Полошака. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. — (The Big Book).
ISBN 978-5-389-29743-2
ЗДЕСЬ: район залива, пригород Сан-Франциско.
СЕЙЧАС: конец 1970-х. Уже написан сингл «Now and Then» — «Сейчас и тогда». «Если я пройду через это — только из-за тебя», — поет Джон Леннон.
ТОГДА: год 2142-й. Борьбой с преступлениями во времени занимается секретная организация — Бюро темпоральной деформации.
Кин Стюарт — обычный семьянин: работает в сфере информационных технологий, пытается сохранить брак и наладить отношения с дочерью-подростком. Но как же не похожа его нынешняя жизнь на прежнюю — на жизнь оперативника БТД! Застрявший в двадцатом веке после проваленной миссии Кин скрывает от всех свое «прошлое», пока однажды за ним не прибывает эвакуатор из будущего. Кин должен вернуться в 2142 год, где отсутствовал всего лишь несколько недель и где его ждет невеста, которую он не может вспомнить. Но последствия этого прыжка во времени способны поставить под угрозу жизнь его дочери и сам ход истории…
Впервые на русском!
© А. С. Полошак, перевод, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025Издательство Азбука®
Амелии
Под кожей ни намека на пульс.
Всеми органами чувств Кин силился уловить знакомое «тук». Нет, не биение сердца, но нечто не менее важное: сигнал возвратного маячка, тонко настроенного на биометрию носителя.
За восемь лет и двадцать восемь заданий от Бюро темпоральной деформации легкая пульсация импланта слилась с общим фоном. Еще один нюанс путешествий во времени. Всего лишь часть работы. Как сердцебиение: не замечаешь, пока не прекратится. Но теперь эта пульсация исчезла.
А с ней — и обратный билет в две тысячи сто сорок второй год.
В номере мотеля Кин разбинтовал живот, переборов жгучую боль, с которой марля отделялась от липкой кожи. Нащупал засохший край нашлепки заживляющего геля, отклеил ее от входного пулевого отверстия под ребрами и аккуратно сложил зеленые обрывки на полотенце. Надо будет сжечь. Даже в самом тяжелом состоянии Кин строго придерживался протоколов бюро. Любопытной прислуге из тысяча девятьсот девяносто шестого незачем видеть следы медицинских технологий будущего, пускай и после использования.
Яркие светодиодные цифры на деревянном радиобудильнике у стены напротив подсказывали, что с момента стычки прошло восемь часов четыре минуты. До сих пор в затылок будто бы все еще впивался гравий на крыше фабрики, где Кин вступил в схватку с наемницей из будущего. Ей поставили задачу задержать мужа сенаторши, чтобы та опоздала на голосование по одному из банковских регулятивных правил. Незначительное на первый взгляд, оно повлекло за собой десятилетия негативных последствий. Кин скрутил наемницу в болевом захвате, но девица обломком кирпича шарахнула ему по коленной чашечке.
Теперь он еле стоял на ногах в ванной комнате, вцепившись в обод раковины. Левая с трудом выдерживала его вес.
Кирпичом по колену, ботинком по ребрам. И выстрел — не из плазменного разрядника, а из соответствующего эпохе полуавтоматического пистолета.
В памяти отпечаталась самодовольная ухмылка наемницы, мелькнувшая в жидком лунном свете. На мгновение Кин удивился, почему девица сочла их стычку забавной. Но дульный срез пистолета скользнул вниз, от лба к месту имплантации возвратного маячка, — и он все понял.
Чем лишить его возможности вернуться, лучше бы застрелила.
Кин выругал себя за то, что позволил преступнице одержать верх. Доверился интуиции, а не массиву разведданных БТД — Бюро темпоральной деформации.
Спустя пару секунд наемница зазевалась, и этого было предостаточно. Адреналин придал Кину сил для финального рывка. Тошнотворный хруст свернутой шеи принес облегчение вкупе с ненавистью к самому себе. Типичные спутники служебного протокола номер восемьсот девяносто шесть: «При сопротивлении, представляющем угрозу для жизни, исполнитель имеет право уничтожить объект».
Задание выполнено. И что теперь?
Кин порылся в памяти. Пролистал воспоминания о рабочих процессах, отчетах, тренировках — обо всем, что могло бы содержать алгоритм действий при неисправности маячка. Но бесконечный список технических спецификаций и заверений в отказоустойчивости не принес утешения. Выходит, все это Кин зубрил напрасно.
Хотя нет, не напрасно. Маячок никогда не выключается. Просто не может вырубиться, пока жив его носитель.
«Действуй по обстановке», — напомнил себе Кин.
Процедуры, протоколы, ментальная визуализация. Благодаря годам специальной подготовки вся совокупность данных разом всплыла перед внутренним взором. Крепко зажимая рану, Кин ждал, когда ощутит ладонью легчайший трепет. Сквозь темно-коричневые пальцы сочилась кровь и стекала по обнаженному торсу. На кафельную плитку в конспиративном номере бюро шлепнулась ярко-красная капля. За ней вторая и третья.
— Сотрудник отдела темпоральных преступлений И-Д-Р-один-пять, код Е-шесть, включить интерфейс.
Эту активационную фразу Кин произносил в конце каждого задания.
Прошло две минуты. Сто двадцать застывших мгновений.
Подождав, Кин повторил те же слова. Миновала секунда, еще две, а затем все расплылось. Прищурив глаза, Кин смотрел прямо перед собой. После активации должна появиться тактильная голограмма. Та же, что всегда.
В нескольких дюймах от лица он буквально видел полупрозрачные линии оранжево-голубого дисплея ввода-вывода. Чувствовал физический отклик, слышал, как щелкает виртуальная клавиатура при вводе кодов доступа и подтверждении статуса задания отпечатком большого пальца.
Видел, слышал, чувствовал, но только в воображении. Интерфейс не появился. Невозможно подать сигнал о завершении миссии.
Из аптечки первой помощи Кин выхватил маленький черный прямоугольник:
— Сканер жизненных показателей.
Перед глазами всплыли голографические символы. Температура тела (слегка повышена из-за ранения), частота ударов сердца (то же самое), уровень гидратации организма (понижен), интенсивность дыхания (в норме), кровяное давление (стабильное). Все это должно было подтвердить личность сотрудника и запустить генератор тепловой энергии для маячка.
С коротким гидравлическим шипением из прибора выскочила тонкая черная палочка. Плазменный скальпель цилиндрической формы. Кин сжал его крепко, до боли в пальцах. Так, приставить инструмент двумя дюймами выше огнестрельной раны. Сделать диагональный разрез на семь-восемь дюймов сверху вниз, чуть наклонив рукоятку к себе.
Теоретически, если в маячке сохранилась хотя бы крупица энергии, в систему отслеживания командного центра — то есть в две тысячи сто сорок второй год — немедленно поступит сигнал. При контакте с воздухом маячок, прежде чем выключиться раз и навсегда, сообщит об успешной попытке извлечения.
Кин накалил скальпель. Вонь горелого мяса оказалась еще невыносимее, чем боль при медленном прожигании тела.
«Но если маячок уже отключен, у меня лишь добавится ран. А условия для полевой хирургии здесь далеко не идеальные. Особенно в отсутствие базовых медикаментов».
Жаркий луч скальпеля исчез.
Полотенце. Вода. Зажать рану, нанести заживляющий гель, наложить бинт. Хорошенько обдумать следующий шаг. Если рассуждать логически, через два дня закончится двухнедельный срок, отведенный на выполнение задания в тысяча девятьсот девяносто шестом, после чего командный центр начнет сканировать эфир в поисках возвратного сигнала. Обычно Кину импонировал строгий регламент БТД с его политикой «день в день», благодаря которой сотрудники избегали преждевременного старения. Но теперь это означало, что целых двое суток предстоит мучиться вопросом: а что, если?..
Не обнаружив сигнала, подсказывал здравый смысл, эвакуаторы БТД найдут агента и заберут домой. Даже без геопозиционирования сделать это проще простого, ведь бюро имеет доступ ко всем цифровым записям в истории человечества.
Да, именно так и будет. Его не бросят здесь, в девяносто шестом.
Ведь не бросят?
Наложив чистую повязку, Кин прислонился обнаженной спиной к стене, соскользнул на пол и шумно выдохнул, ощутив на плечах тяжкое бремя.
На ум пришел новый вариант. Пожалуй, единственный: сохраняй спокойствие, жди и наблюдай.
Будущее покрыто мраком. От этой мысли свело все мышцы в теле. Стон Кина эхом отозвался от тонких грязных стен.
Освещение здесь было скверное, но натренированный глаз приметил за унитазом какой-то крошечный предмет. Претерпевая жжение в боку, резь в коленях и колики в животе, Кин дрожащей рукой дотянулся до него и придвинул к себе.
Монетка.
Игнорируя боль, что расползалась по избитому телу, превозмогая страх, очевидность которого не хотелось признавать, Кин негромко рассмеялся. Один цент. Самая бесполезная наличность в девяносто шестом. Или какой-то знак. Символ. Пенни.
Он зажал находку в кулаке, и ее края впились в ладонь.
На него снизошло спокойствие. Дыхание и сердцебиение вернулись к нормальному ритму. Этот косвенный намек на прошлое — или, в зависимости от точки зрения, на будущее... В нем непременно что-то есть.
Надежда. Ну конечно. Иначе зачем ему эта монетка?
В прошлом Кин Стюарт был секретным агентом и путешественником во времени.
С тех пор минуло восемнадцать лет плюс-минус пара месяцев. По крайней мере, так подсказывало чутье. Но даже теперь Кин толком не знал, где он и что случилось. Не говоря уже о том, кто он вообще такой.
Кин открыл глаза.
Огни. Свет и твердый бетон. Ноющая боль в коленях. Холодно щеке и уху.
Автомобильный гудок.
Голоса. Две женщины — далеко, потом все ближе. Одна определенно моложе другой. Обе взволнованы, говорят короткими фразами.
— Кин? Кин! Ты в порядке? — сказала та, что старше.
— Позвонить в службу спасения? — спросила вторая, помладше.
В каждом ее слове звенела паника.
— Ну же, ну, вставай! Ты меня слышишь?
— Ему нужен врач!
Мир снова потускнел и вдруг обрел резкость. Кин закрыл глаза, отдышался и через силу попробовал вспомнить, что произошло. Наверное, его кто-то ударил, и он лишился чувств.
К лицу прикоснулись холодные пальцы, немедленно пробудив моторную память спецагента.
Исходя из прикосновения, Кин рассчитал угол наклона чужой руки. Периферийным зрением засек два силуэта — обе женщины на коленях, позади него. Сам он на полу, лицом вниз. Ничком. Надо в безопасное место. Но где оно?
Он вскинул руку, оттолкнул женские пальцы, откатился в сторону — на спину, снова на живот, — вскочил на колени и выставил перед собой руки для защиты.
На него смотрели две пары испуганных глаз. Вокруг обеих фигур искрилось гало, менявшее форму, когда Кин переводил взгляд с одной на другую.
Хезер, в деловом костюме, лицо обрамлено длинными рыжими локонами, рука вытянута вперед, ладонь раскрыта. Жена.
Чуть позади Миранда, в форме школьной футбольной команды, смотрит с неподдельной тревогой, округлив большие глаза. Дочь.
Куда ни глянь, везде слепые пятна. Будто фейерверки. Еще один симптом, характерный после отключки.
Кин видел, что Миранде страшно, а Хезер взволнована. Значит, снова потерял сознание, и теперь надо заверить их, что в этом нет ничего особенного, хотя сам он едва держался. Кин изобразил улыбку, не самую широкую, но необычайно теплую, улыбку отца и мужа, желающего успокоить родных. Однако в душе у него, набирая обороты, бушевал смерч.
— Все в порядке, милые. Я в норме. Просто...
Тупая боль в коленях сменилась жгучим огнем, и Кин поморщился. Виски пульсировали в такт с сердцебиением. Дневной свет за открытыми воротами гаража казался ослепительно ярким, а урчание машины Хезер, работавшей на холостом ходу, — оглушительно громким.
— Должно быть, я оступился.
— Нам стоит вызвать врача, — сказала, подавшись к матери, Миранда. — Это уже третий раз за месяц.
Говорила она тихо, но Кин все равно услышал. Надо их приободрить, прежде всего дочь.
— Пожалуйста, не волнуйтесь. Просто дайте мне прийти в себя.
Он выпрямился, игнорируя боль и мышечные спазмы по всему телу.
— Вот видите? Я в полном порядке.
— Миранда, ты же торопишься! — сказала Хезер. — Иди, а я помогу папе.
— Ладно.
Четырнадцатилетняя девочка забрала из машины рюкзак и спортивную сумку и снова подошла к нему.
— Пап, с тобой точно все хорошо? Честно?
— Да, милая. Все отлично.
Кин вытянул руку — мол, дай обниму, — и Миранда на миг прильнула к нему.
— Скоро займусь ужином. Сегодня будет лазанья. По моему рецепту. Добавлю слой киноа для текстуры...
Не успел он договорить, как перед глазами возникли точные образы. За долгие годы тренировок и служебных заданий мозг привык сканировать каждый эпизод, учитывая все переменные. Эта моторная память включалась непроизвольно, даже при простейших действиях вроде приготовления пищи или уборки гаража. Кин мысленно визуализировал рецепт, ингредиенты и весь процесс, а также предполагаемое время готовки и пузыристую сырную корочку на идеальной лазанье. Он надеялся, это блюдо будет достойно телешоу «Домашний шеф-повар», если когда-нибудь у него хватит смелости записаться на прослушивание.
Кин посмотрел на Хезер. Жена ответила привычной ухмылкой и закатила глаза, как всегда бывало, стоило ему завести речь о кулинарии.
Миранда, выводя из гаража велосипед, бросила на отца обеспокоенный взгляд, и Кин мигом переключился в семейный режим. Ну а как иначе?
— Постой. Четыре вопроса.
Их он задавал всякий раз, когда дочь уходила из дома.
Забыв о недавней тревоге, Миранда заломила бровь, и Кин выпалил первый из четырех:
— Куда ты собралась?
— К Тане. Делать домашку по программированию.
Миранда недовольно поморщилась, переминаясь с ноги на ногу, однако Кин был счастлив, что ее волнение сменилось подростковым нахальством.
— Кто там будет?
— Только Таня. И ее родители.
— Когда вернешься?
— Около семи. Сейчас... — (Миранда покосилась на стенные часы.) — ...без двадцати четыре. Как раз успею к твоей лазанье.
— В экстренном случае...
— Можешь мне позвонить. Телефон я взяла. Доволен?
— Вполне. Не забудь, сегодня первый понедельник месяца. По традиции вместе смотрим телевизор.
Миранда кивнула и с неприступным выражением лица обвела глазами предков. Последнее время такое случалось часто.
Хезер ослепительно улыбнулась дочери и переключилась на мужа. Он все еще потирал голову. На лбу у Хезер, как всегда в моменты беспокойства, снова проступили морщинки.
— Поставлю машину в гараж, — сказала она и вернулась в седан, мурлыкавший на холостом ходу.
Автомобиль тронулся с места — и вдруг из-под протектора с громким хрустом вылетел какой-то предмет.
Кин сосредоточился, пытаясь понять, откуда донесся хруст, и просчитать траекторию полета, но в памяти не осталось ничего, кроме голубой вспышки и пронзительного звука. Наверное, еще один обморочный симптом.
Хезер открыла водительскую дверь и хотела было выйти, но замерла.
— О нет, — прошептала она так, чтобы ее услышал Кин, и подняла с пола сферу размером с мячик для пинг-понга. — Только не снова... Ты что, опять рассматривал эту штуковину?
Возвратный маячок Бюро темпоральной деформации. По большей части гладкий хром с редкими технологическими канавками и выемками, а еще — с вмятиной от пули. (Однажды Хезер назвала этот шар помесью Звезды Смерти и сферы Борга. Вместо того чтобы выяснить, о чем речь, Кин предпочел поверить жене на слово.) Голосовая активация, голографический интерфейс. Когда-то маячок находился в теле Кина, прямо под грудной клеткой.
Другие нюансы забылись, но эти засели накрепко. Быть может, о них напоминали шрамы, что остались после собственноручной операции.
Висок ужалила боль. Кольнула, будто швейной иглой.
Теперь Кин вспомнил. Минут десять-пятнадцать назад он достал ящик с инструментами, выудил сферу из-под набора гаечных ключей и уставился на нее, пытаясь усилием воли пробудить былые образы.
— Все то же, что и при нашем знакомстве? — спросила Хезер. — Головные боли, потеря памяти? Но симптомы давно не давали о себе знать. Почему они вернулись? Почему тебе становится хуже?
Кину хотелось раскрыть правду: когда они познакомились, воспоминания о две тысячи сто сорок втором году и БТД стерлись еще не до конца. В итоге мозг вошел в равновесие между прошлым и будущим. Это совпало с расцветом отношений с Хезер. Проявление симптомов стало редким, только когда Кин пытался что-то вспомнить.
До недавних пор.
— Полгода назад... — начал он, поскольку требовалось что-то сказать.
Снова повторить прежнюю легенду о военном прошлом и посттравматическом стрессовом расстройстве, с которым никак не совладать? Или признаться, каково это — чувствовать, как немногие воспоминания агента бюро меркнут в той же черной пропасти, где сгинула память о прежнем Кине? О том, кем он был до встречи с Хезер. Объяснить, что он смотрит на маячок, пытаясь себя спровоцировать? Доказать себе, что не сходит с ума?
Но это прозвучит как бред умалишенного. К тому же Хезер и без того взволнована.
Кин сосредоточил внимание на неработающем маячке. Изобретенный в далеком будущем сплав сферы давным-давно выдержал пистолетный выстрел, а теперь еще и наезд автомобиля.
— Кин, ты слышишь? Здесь твоя семья. И здесь же эта металлическая штука. Объясни, что происходит, — тихо попросила жена. — Я трижды находила тебя в отключке, а рядом лежал этот шарик. Ты прямо как одержимый.
— Это мелочь, старый рабочий инструмент, — пояснил Кин и положил маячок на полку. — Смотрел, нельзя ли починить.
— Но это не совпадение. Быть такого не может. Прошу, избавься от него. Выброси.
Внезапно Хезер поморщилась, зажмурила глаза и, закусив нижнюю губу, схватилась за голову. Кин хотел обнять ее, но жена отвернулась.
— Я в порядке, — сказала она. — Просто день выдался долгий, а еще предстоит сделать несколько звонков.
Адвокатская карьера служила ей поводом для гордости, но в равной мере и причиной постоянного стресса.
— Вот как! — воскликнул Кин. — И кому из нас надо к врачу?
— Честное слово, я в порядке. Если бы не стенограммы разговоров с клиентами, которые надо просмотреть...
На серьезном лице Хезер появилась кривая улыбка, и у Кина стало одной заботой больше.
Жена взяла его за руку. На фоне ее светлых пальцев кожа Кина казалась совсем темной.
— Нет, ты только взгляни на нас. Пререкаемся, кто первый пойдет к врачу из-за головной боли. Как парочка стариков.
— Может, нам сделают пенсионерскую скидку?
— Знаешь что? Вот это, — она коснулась морщин в уголках его губ, — и вот это, — погладила его седые пряди и щелкнула по очкам на носу, — заметно повышает твои шансы на дисконт.
— И твои тоже, — беззаботно отозвался Кин.
— Ты должен говорить, что я выгляжу на двадцать пять и ни днем старше, — усмехнулась Хезер. — И не списывай эту грубость на помрачение рассудка.
Она игриво толкнула его в плечо, и Кин, едва не потеряв равновесие, снова вскинул руки к голове.
— Ой, прости, — смутилась Хезер. — Извини...
— Все хорошо. Ну что ты, все хорошо, — заверил ее Кин и украдкой вытер проступивший на лбу пот. — Ничего мне не сделается.
— Прошу, избавься от этой штуковины, — сказала она изменившимся строгим тоном. — Тебя мучают головные боли и провалы в памяти. Меня это пугает. Миранда места себе не находит от волнения. И видеть тебя в таком состоянии... Все это нам не на пользу.
Она взяла его за руку и добавила:
— Тебе нужна профессиональная помощь.
— Все со мной нормально. Несколько лет назад мне делали томографию. Я в полном порядке.
— Ну почему ты отказываешься меня слушать? Так продолжаться не может. Тревога давит на Миранду, и она замыкается в себе. Обратись к специалисту. Может, у тебя панические атаки или что-то в этом роде. И причиной тому... — (Она взяла маячок.) — ...вот эта штуковина. Не знаю почему. Допустим, включается подсознание. Этот шарик напоминает тебе о детстве в интернате. Или о службе в специальных войсках. ПТСР... Такое расстройство типично для получивших боевое ранение.
Слова Хезер означали, что легенда Кина все еще в силе. Даже теперь. Но он уже не знал, хорошо это или плохо.
— Скверные были годы. Не хочу о них говорить.
— Именно поэтому ты и должен излить душу! Сам подумай — что, если снова потеряешь сознание? Ударишься головой и умрешь? Мне придется осваивать готовку, а в тридцать восемь это как-то поздновато.
Рослая Хезер рассмеялась, притянула мужа к себе и обвила длинными руками.
— В наше время ПТСР — уже не клеймо и не позорное пятно. Это самая настоящая болезнь, и тебя могут вылечить.
ПТСР. Как, скажите на милость, объяснить врачу, что Кин страдает от остаточных фрагментов путешествий во времени, а не от посттравматического стрессового расстройства?
— Таков экспертный совет налогового адвоката?
— Между рабочими встречами выдалась минутка, и я загуглила.
Кин взглянул на маячок, на шероховатые канавки, за которыми виднелась начинка устройства.
— Если это повторится, пойду к врачу. Договорились?
— Ох, Кин... — тяжело вздохнула Хезер.
Они стояли обнявшись, но жена как-то сникла, обмякла у него на руках, зарылась острым подбородком ему в плечо.
— Ну почему ты такой упрямый? Зачем сопротивляешься? Из месяца в месяц становится только хуже.
— Я не сопротивляюсь. Все под контролем.
На Кина вдруг снизошло озарение, мысль столь очевидная, что его самого удивило, как он мог не додуматься раньше. После всех логичных планов, списков и наглядных схем, рассуждений и самокопания... Почему этот вариант лишь сейчас пришел ему в голову?
«Забудь о прошлом. Забудь и не вспоминай».
— Но ты права. Если проблема сохранится, обращусь к специалисту.
Должно быть, Хезер заметила перелом в ходе его мыслей. Такое интуитивное понимание возникает лишь с годами совместной жизни. Она прижалась лбом к его лбу, и кончики их носов соприкоснулись.
— Чертов упрямец, — с теплом в голосе сказала она. — За это и люблю.
— А я думал, ты любишь меня за кулинарные таланты.
— Раскусил!
Поцеловав мужа, Хезер высвободилась, отступила на шаг и окинула взглядом пустую подъездную дорожку.
— До ужина надо поработать с документами. Больше не трогай эту металлическую штуковину. Хорошо?
Она скрылась в доме и поднялась на второй этаж. По гаражу разнеслись отзвуки ее шагов и глухой стук собачьих лап. Собака побежала следом за Хезер, а Кин остался стоять в тишине и медленно перевел взгляд на сломанную вещицу из будущего.
Все, хватит пугать родных. Оно того не стоит.
Кин сам не знал, почему так цепляется за эту железку. Может, подсознание силилось отыскать доказательства прошлой жизни. Или его рассказы об интернате, о службе в войсках специального назначения и о бесконечном переходе по дикой местности были самыми что ни на есть настоящими, а воспоминания о БТД — выдумкой, плодом воображения? Да, это объяснило бы, почему он не помнит ни родителей, ни друзей, ни подружек из гипотетической жизни в будущем.
В конце концов, какая разница?
Кин схватил маячок, вышел через боковую гаражную дверь и решительно выбросил чужеродный хлам в большой черный контейнер для мусора.
Будущего нет. Есть только настоящее.
Он вернулся в гараж, но что-то привлекло его внимание. На подъездной дорожке уже не было пусто.
Там стоял курьер. Молодой, лет двадцати пяти. В полном обмундировании: трекинговые ботинки, коричневые шорты и рубашка, в руках планшет. Но ни посылки, ни грузовичка. Только компактный рюкзак за спиной.
И пристальный недоверчивый взгляд.
Но пару секунд назад этого парня здесь точно не было.
— Чем могу помочь? — спросил Кин.
Курьер продолжал смотреть на него круглыми от удивления глазами. Их взгляды пересеклись, и Кина охватило неодолимое желание отвернуться. Наверное, виной всему та эфемерная шрапнель, что засела в сознании по вине маячка.
— Вы заблудились? — снова заговорил Кин. — Ищете чей-то адрес?
Парень сделал шаг и остановился. Что-то промычав, шагнул еще и застыл, глядя на планшет.
— Мне пора готовить ужин, — сказал Кин. — Если не нуждаетесь в моей помощи, я закрою ворота.
Курьер переступил с ноги на ногу и покачал головой.
— Прошу извинить. Виноват, ошибся, — произнес он с отчетливым британским акцентом и ушел.
Опустилась дверь гаража. В автомобильном зеркале блеснуло солнце, и луч отразился от пенни, прикрепленного над верстаком. Эта монетка была у Кина с тех пор, как он себя помнил. Одного взгляда на нее хватило, чтобы забыть о послеполуденном хаосе и обрести спокойствие.
Кин подошел к верстаку, машинально поцеловал пальцы и коснулся счастливого пенни. Рефлекторное действие. Когда-то это вошло в привычку.
Он подумал, не взглянуть ли в последний раз на маячок. Нанести, так сказать, прощальный визит в будущее. Спорное желание. Особенно с учетом предстоящей готовки, к тому же по новому рецепту. Возможно, Кин покажет эту лазанью на прослушивании для телешоу «Домашний шеф-повар».
После всех неприятностей, доставленных прежней жизнью за восемнадцать лет, слово «прощай» сопровождалось вздохом облегчения. Теперь, отринув прошлое, Кин был готов к чему угодно.
Кин молчал.
Он непременно сказал бы что-то, будь у него возможность вставить слово. Но между матерью и дочерью разгорелся спор, и Кин лишился дара речи.
За несколько минут до того, как Миранду позвали ужинать, Хезер отвела его в сторонку и шепотом сообщила, что знает, как разговорить дочь и растормошить ее после сегодняшнего происшествия.
— Перестань думать об одном и том же. Просто угости нас лазаньей, а все остальное — моя забота.
Не зная, чего ожидать, Кин согласился.
Хезер и Миранда ели вдвое медленнее, чем он. За столом они заспорили, громче и громче, сопровождая реплики все более оживленной жестикуляцией. Хезер иногда ходила в кино с так называемыми «друзьями-гиками». Не об этом ли они говорят?
— И Джейнвей разбила корабль, взяла и разбила! — воскликнула Миранда, решительно взмахнув рукой. — Она поступила так, чтобы восстановить ход времени. Тут ее точно не переплюнуть.
— Да, эпизод впечатляющий, — согласилась Хезер, — но, уж извини, если говорить о самопожертвовании, кого не переплюнуть, так это Спока. «Интересы большинства превыше интересов меньшинства». Научная фантастика во всей красе. И в списке, который я сегодня читала, это полностью подтверждается.
— Ой, да ладно тебе! Такие списки составляют, чтобы людям было о чем поспорить.
— Но признай, они выполняют свою функцию, — парировала Хезер и вернулась к лазанье, звякнув вилкой о тарелку. — Знаешь что? Раз уж сегодня кинопонедельник, посмотрим второй «Звездный путь». А завтра — первые серии «Вояджера», эдаким бонусом к семейному вечеру.
Хезер бросила на Кина многозначительный взгляд. Юридическую стратегию она выстроила с первого слова и до ключевой фразы, что позволит провести больше времени втроем с Мирандой.
— Ну а потом вернемся к нашему спору, — заключила Хезер.
Миранда притворно застонала, затем издала смешок — и они вдвоем покосились на Кина.
— Что скажешь? — спросила Хезер.
— Когда мы в прошлый раз смотрели второй «Звездный путь», папа заснул.
Почти всю жизнь Миранда была папиной дочкой. Хвостиком ходила за ним с футбольным мячом, а с утра пораньше они вместе смотрели прямые трансляции игр английской Премьер-лиги. Но за последние два года или около того Миранда сильно изменилась, как будто в ней разом проклюнулись все семена научной фантастики, с давних пор зароненные матерью. Теперь они с Хезер разговаривали на языке, которого Кин даже не понимал. Ощутив укол ревности, он вклинился в беседу, хотя здравый смысл подсказывал, что делать этого не следует.
— Кстати, я записал матч между «Арсеналом» и «Тоттенхэмом». Готов спорить, Миранда предпочла бы посмотреть его, а не «Звездный путь». Я прав или не ошибаюсь?
Кин посмотрел на дочь, но вместо ожидаемого кивка увидел только, как ее взгляд мечется между отцом и матерью.
— Миранда?
Атмосфера за обеденным столом изменилась. В воздухе повисло осязаемое напряжение. Не самая типичная картина для простого обсуждения, что посмотреть вечером. Хезер озабоченно наморщила лоб. Пожалуй, сильнее, чем следовало бы.
— У меня есть еще одна мысль, — негромко отозвалась Миранда.
— Ты же помнишь, это очень важный матч. «Арсенал» имеет все шансы занять...
— Давайте попробуем сериал «Доктор Кто». Маме он точно понравится, — сказала Миранда, уставившись в свою тарелку, на ломтик чесночного хлеба. — Может, и тебе понравится, пап.
— Вряд ли мне дано понять...
— Думаю, стоит прислушаться к предложению Миранды, — тихо, но убедительно произнесла Хезер, не сводя глаз с дочери, хотя обращалась к мужу.
Девочка продолжала смотреть в тарелку. Казалось, поутих даже храп Бэмфорд, которая дремала на подстилке. Но вдруг лежавший на столе телефон Хезер завибрировал с такой силой, что на блюдах заплясали вилки.
— Это из конторы, — сказала Хезер, глянув на экранчик. — Надо ответить. Но насчет «Доктора Кто» мысль неплохая. Наслышана об этом сериале.
Все это она произнесла, удаляясь в домашний кабинет. Ее тон мгновенно перещелкнулся в профессиональный режим, довольно странный для женщины, только что обсуждавшей просмотр «Звездного пути» для укрепления семейных уз.
— Пап, этот сериал... — звонко начала Миранда, но осеклась.
Кин заметил, что она сделала несколько прерывистых вдохов, прежде чем продолжить.
— ...знаешь, о чем он? О путешествиях во времени.
Ее слова спровоцировали новую реакцию на упоминание больной темы. Не типичную пульсацию в висках, а тяжесть в груди и стиснутые зубы.
Миранда... На что она намекает?
— Я... это...
От столь целенаправленного упоминания о путешествиях во времени Кин почти утратил дар речи.
Миранда покосилась в коридор и посмотрела отцу в глаза.
— Пап...
Помолчав, она вздохнула и продолжила:
— Мне надо кое в чем признаться. Только не сердись.
Сердиться Кин даже не думал. Его охватил страх. Ужас при воспоминании о первых днях в этом мире, когда он постоянно оглядывался, надеясь, что БТД придет ему на выручку, или холодея при мысли, что его сочтут темпоральным беглецом, нарушившим протокол невмешательства бюро. Самих правил он почти не помнил, но нельзя допустить, чтобы кто-то узнал о существовании агентства. Ни в этой эпохе, ни в две тысячи сто сорок втором году.
— Я не сержусь, — сказал он, положив на тарелку палочки для еды. — Напротив, рад, что ты честна со мной.
Миранда кивнула, но отвела взгляд.
— Мама не знает, что я нашла записную книжку. Ту, что у тебя под верстаком. На днях, когда искала отвертку. Ты же просто помешан на своих инструментах.
В нынешнем контексте «помешан», должно быть, означало «педантичен». Инструменты Кина были рассортированы по назначению, размеру и частоте использования. Так же обстояли дела с кухонной утварью, рабочим столом, запасом носков. Инстинктивно, всем своим существом Кин всегда стремился к порядку.
— Заметила, что в ящике бардак, какие-то хаотично набросанные вещи. Заглянула просто так, а потом вижу — записная книжка.
Чтобы понять, — вернее, вспомнить, — о чем речь, у Кина ушло несколько секунд.
Записная книжка. Его дневник.
Прозрение сопровождалось пронзительной болью в висках, настолько острой, что Кин едва не упал со стула.
Он совершенно забыл о дневнике. Забыл, как достал его полгода назад и начал, прогоняя головную боль, отчаянно листать страницы в поисках утраченных подробностей несуществующего прошлого.
Ничего не вышло, как будто организм противился воспоминаниям. А через несколько недель этот эпизод испарился из памяти. До сегодняшнего дня.
К щекам прилила кровь. По иронии судьбы сознание Кина переключилось в оперативный режим. Целиком и полностью, с визуализацией вариантов ответа.
Включая новый. Тот, о котором Кин не задумывался целых восемнадцать лет. Просто сказать правду.
Прежде чем он успел что-то произнести, заговорила Миранда:
— Чтоб ты знал, мне понравилось.
Она побледнела, и ее лицо, обычно светло-коричневое, стало серовато-смуглым.
— В смысле, я не знала, что ты пишешь фантастику, ведь ты отказываешься смотреть наши сериалы.
Фантастика. Миранда решила, что дневник — просто сборник рассказов вроде этого ее «Доктора Кто» или «Звездного пути», любимого Хезер. Но это не рассказы, а подробное описание самого что ни на есть реального будущего. Отчеты по заданиям, инструкции к оборудованию, своды правил. Факты, которые Кин сумел вспомнить и задокументировать в безумной спешке, пока они не стерлись из памяти. Чернила высохли лет шестнадцать назад, еще до того, как он познакомился с Хезер.
А после знакомства с ней поиск утраченных воспоминаний стал не важнее старых инструментов в ящике для всякого хлама.
По телу сверху вниз, от плеч к ногам, прокатилась волна облегчения.
— Ах вот ты о чем.
Всплыли новые варианты ответа, способы развить легенду, не углубляясь в подробности.
— Незадолго до встречи с мамой я брал уроки писательского мастерства. Даже не знаю, можно ли назвать эти обрывки прозой. У меня не особо получалось. Я даже маме об этом не рассказывал.
— Но подробности... Они такие красочные! Как будто ты был там и видел все собственными глазами.
На растерянной мордашке Миранды вдруг появилась широкая ухмылка.
— Обалдеть просто! Бюро темпоральной деформации. Ботинки с раздвижными подошвами, чтобы взбираться на высокие здания. Плазменные разрядники. Развитая сеть по всему миру. Невероятные научные штуки насчет того, как устроены путешествия во времени. «Сферы влияния», «краеугольные события»... Как все это вообще могло прийти в голову? Похоже на создание мира, о котором рассказывал учитель по программированию. «Сперва кодируешь что-нибудь прикольное, а затем строишь вокруг этого мир — так, чтобы он понравился другим».
Миранда прищурилась и, глянув в окно, заключила:
— Эх, пап, зря ты бросил это дело!
Тренированное сознание Кина свело варианты ответа к единственно верному: смени тему, и как можно быстрее.
— Не знаю. Давно это было. Почти ничего не помню. Сказал же, у меня не особо получалось. Как говорится, дело не заладилось, поэтому я увлекся кулинарией.
— Нет, я в том смысле, что тебе надо вернуться к писательству.
Она бросила на него взгляд не четырнадцатилетней девочки, но взрослой женщины, умудренной годами и даже десятилетиями.
— Я так обрадовалась, когда нашла твои рассказы. Подумала, ты можешь подойти к ним с другой стороны. Как к средству самовыражения. Я и правда считаю, что тебе надо снова заняться научной фантастикой.
— Кулинария гораздо лучше...
— Помогает справиться с ПТСР?
Свой вопрос Миранда подкрепила долгим твердым взглядом, после чего потупилась снова и сказала:
— Говорят, творчество способствует исцелению душевных травм.
Кин похолодел. Речь шла вовсе не о дивном вымышленном мире, где умеют путешествовать во времени. Прежние страхи, волнения насчет обмороков и головной боли... Такой способ Миранда выбрала, чтобы тревога превратилась в надежду. Кину стало жаль, что он не может обнять дочь так, как обнимал во младенчестве, когда для утешения ей хватало чистой пеленки и отцовских рук.
— А это кто сказал?
— «Гугл», — ответила Миранда, не сводя глаз с тарелки. — Я поискала.
— Вернее, поискали вы с мамой?
Кин пожал дочери плечо и добавил, понизив голос:
— Не забивай голову подобными вещами.
— Мне четырнадцать. Я знаю, как устроен мир, и вижу, что тебе становится хуже.
— Все будет хорошо.
— Переживаю за тебя, — сказала Миранда, положив ладонь ему на руку. — Эти отключки, фокусы с памятью... Такое чувство, что за последние месяцы все усилилось. Если не лечить ПТСР, возможны скверные последствия. И как нам быть, если с тобой что-то случится? Ты что, не пробовал мамину стряпню?
— Насчет нее мама тоже волнуется.
Оба рассмеялись, хотя Кин украдкой сморгнул набежавшую слезу. Он не сомневался, что Миранда сделала то же самое.
— Что такого страшного с тобой произошло? Откуда эти симптомы?
— Знаю, я редко говорю о прошлом, — признал Кин и тяжело вздохнул.
— Ты никогда о нем не говоришь. Мне всегда казалось, это из разряда «если расскажу, придется тебя убить». Но поверь, давно пора вывести из себя эту дрянь. В реальной жизни или продолжая сочинять. Или поделись с кем-то. С каким-нибудь врачом.
Ее губы дрогнули, и она с трудом произнесла:
— Или, к примеру, со мной.
Фальшивая легенда, которую Кин повторял из раза в раз, въелась в мозг настолько, что он и сам почти поверил в нее. Поддельный номер социального страхования и удостоверение личности, купленные много лет назад, наверное, были зарегистрированы как подлинные. Даже если подробности вымышлены, теперь это твердые факты. Вот и все, что имеет значение.
— Может, как-нибудь сядем за десертом и... попробуем. Только мы с тобой.
Когда она последний раз говорила так искренне? Говорила ли хоть когда-то? Быть может, он этого не замечал?
Всю свою жизнь, начиная с тех пор как Кин остался в тысяча девятьсот девяносто шестом году, он только и делал, что защищался от прошлого. Но здесь, в моменте, рядом с Мирандой он дал волю чувствам — непривычным, едва ли не противоестественным способом.
И это было здорово.
Кин посмотрел дочери в глаза.
— Послушай, милая. Я дал слово маме. Пообещаю и тебе. Все это прекратится. Головокружения, обмороки и так далее. Знаю, мне стало хуже. И еще я знаю — поверь, знаю!.. — Он помолчал, воскресив в сознании образ маячка, погребенного в контейнере для мусора. — ...по большей части знаю, откуда все это взялось.
Он не стал говорить, что понятия не имеет, почему некоторые воспоминания не вызывают головной боли, в то время как другие терзают его, почему временами боль сильнее, а иной раз вполне терпимая, почему иногда его тошнит, а порой голова буквально раскалывается на части. Это не имело значения. В конце концов, все это лишь препятствия между ним и по-настоящему важным в жизни.
— Ты что, путешествовал во времени и ловил злодеев? — хихикнула Миранда.
— Ага, именно так, — усмехнулся Кин. — В прошлом я работал в Бюро темпоральной деформации.
Хотя фраза прозвучала беззаботно, по позвоночнику скользнула искра, — как молния, вверх и вниз, — и сразу же едва ощутимо заболела голова.
Кин поклялся себе, что сегодня последний раз говорит или хотя бы вспоминает о БТД.
— Это осталось в прошлом. Навсегда.
Ему предстояло сосредоточиться на более важном.
— А теперь дашь слово? — спросил он.
— Какое?
— Не рассказывать о дневнике. Никому. Особенно маме. Мне и без того неловко. Она даже не знает, что я брал уроки писательского мастерства.
Кин выставил ладонь, и Миранда хлопнула по ней — так же, как в детстве, когда училась азам футбола.
— По рукам!
Она поднялась, взяла тарелку, но на полпути к раковине замерла, разинув рот. Вытянув шею, девочка выглянула в окно.
— Пап?..
Мягкость в ее голосе сменилась истерической ноткой.
— На заднем дворе кто-то есть!
Кин подошел к дочери и уставился в оконное стекло. Из-за сумерек видимость ухудшилась, но Миранда была права: в полутьме вырисовывался человеческий силуэт. Мигом вспыхнули забытые инстинкты Кина — обозначить и выследить цель. Теперь их питала острая потребность защитить семью.
Человек стоял у ограды. За секунду Кин понял, что видит уже знакомую фигуру загадочного курьера.
По венам, активируя весь спектр рефлексов, разлился адреналин. Пусть Кин и не мог припомнить особенностей две тысячи сто сорок второго года или деталей службы в бюро, но у тела, несмотря на кумулятивный эффект возраста и полученных ранений, сохранилась мышечная память.
Слегка присесть. Набычиться. Приподнять руки. Левой. Правой.
Пригнувшись, он осторожно обошел палисадник, ступая почти неслышно. Колени горели от напряжения.
Перед выходом из дома он велел Миранде не волноваться и идти работать над проектом. Он сказал это с полной уверенностью. С учетом разговоров о ПТСР меньше всего Кин хотел, чтобы дочь с женой подумали, будто он превратился в конченого параноика. С каждым шагом осторожность таяла, сменяясь возбуждением. Вернее сказать, взрывалась, будто попкорн.
Чтобы остаться незамеченным, он выскользнул через главный вход. Запер дверь и через боковой двор направился к калитке, чувствуя себя как рыба в воде. Взгляд метался по сторонам в поисках примечательных нюансов. Кин отворил калитку — аккуратно, чтобы не подали голос скрипучие петли. Сделал шаг, другой, третий — и выглянул из-за угла.
Да, и впрямь курьер. Тот самый, с британским акцентом, но без посылки или грузовичка. Стоит у мусорного контейнера и смотрит в планшет.
«Напугай. Подойди. Наблюдай. Подожди. Застань врасплох».
У каждого варианта свои преимущества. За несколько секунд Кин взвесил все за и против. К пяти линиям поведения добавилась шестая: вернись в дом, запри все двери и вызови полицию. Но верх одержала ставка на фактор внезапности. Взять парня на испуг.
Курьер что-то бормотал себе под нос. Кин сделал первый шаг, прикидывая угол сближения. Парень качнул головой и снова неразборчиво произнес какую-то фразу. Вдруг перед ним появилось оранжевое сияние. В воздухе материализовалось нечто яркое и полупрозрачное.
Кин почувствовал, как от головы отливает кровь, а желудок превращается в гнездо бабочек, и все они рвутся наружу. Чтобы устоять на ногах, он потянулся к стене, но из-за дезориентации сумел опереться на нее лишь со второй попытки.
«Что это? Неужели...»
Даже в фиолетовых тонах сумерек Кин четко и ясно разглядел очертания голографического интерфейса. Стоило этому образу впечататься в мозг, как в висок ввинтилась жалящая боль, и Кин упал на колени.
Курьер обернулся. Их взгляды пересеклись.
Волнами морского прибоя накатывало чувство, что еще немного и Кин потеряет сознание. В висках заколотился пульс. Чтобы не рухнуть ничком, Кин оперся ладонью на бетонную дорожку.
Голограмма растворилась в воздухе, и курьер осторожно двинулся вперед, выставив перед собой руку. Кин приказал телу встать, сражаться, защитить семью от незваного гостя. Ноль реакции. Одного взгляда на интерфейс хватило, чтобы Кин окаменел. От головной боли он не то чтобы шевельнуться, даже думать не мог.
Человек остановился. Стоптанные ботинки замерли в нескольких дюймах от Кина. Курьер присел на корточки и заглянул ему в глаза.
— Агент Стюарт?
Агент? Последний раз его называли агентом... Когда? Он не помнил. Вообще не помнил. Эти подробности стерлись из памяти много лет назад.
Кин попробовал ответить, но не сумел вымолвить ни слова.
— Господи, Кин... Что с тобой стало?
Лицо. Голос. Даже поза. Все это казалось до боли знакомым, словно размытый снимок из старого фотоальбома. Чем внимательней присматривался Кин, тем сильнее болела голова. Такое чувство, что в висках безжалостно стучат отбойные молотки.
— БТД? — сумел вымолвить он, а затем все мышцы онемели.
— Похоже, мы слегка припозднились, — сказал курьер.
Все тело Кина, от сведенных судорогой пальцев до немигающих глаз, превратилось в лед. Из заднего кармана парень извлек хромированную трубку. Ее кончик с шипением сдвинулся, обнажив короткую иглу.
— Я должен кое-что сделать.
— Пап? — звенел в ушах голос Миранды.
Кин снова обрел контроль над телом. В отличие от прошлого раза вставать ему не пришлось, ведь он уже стоял во дворе — хотя понятия не имел, как долго.
Последние лучи солнца исчезли за силуэтами домов пригорода Сан-Франциско, оставив после себя фиолетово-розовые завитки в постепенно темневшем оранжевом небе. Каких-то несколько секунд назад было светлее. Или нет?
Он вышел из дома. Увидел курьера. По какой-то причине впал в ступор. Заболела голова. Появился шприц.
А затем целый вихрь образов, будто Кин бахнул крепчайшего кофе и догнался энергетиком.
Но куда делся тот парень? Назвал его «агентом Стюартом». И сообщил что-то, достав шприц. По крайней мере, Кину так показалось.
— Пап? У тебя снова... проблемы?
Кин моргнул и обернулся. Дочь замерла в напряженной позе. За Мирандой стояла Бэмфорд, борзая тигрового окраса. Ее навостренные уши походили на крылья бабочки.
Она не залаяла на чужих. Миранду не напугали, ей не причинили вреда.
Голографический интерфейс, хромированный шприц. Парень из бюро, однозначно. Но зачем он явился?
Кин взвесил варианты и решил сохранять спокойствие. Тревожить Миранду незачем. При желании сотрудники БТД уже причинили бы вред ему или его семье. Он снова обвел задний двор внимательным взглядом. Все в полном порядке. Загадочный гость бесследно исчез.
— Нет. Вовсе нет. Все хорошо, честное слово. Взгляни, — указал он на тающие в небе краски. — Просто наслаждаюсь видом.
Миранда подошла и прижалась к нему всем долговязым телом.
— Красота...
— Иногда мы считаем ее чем-то обыденным.
— Да, — тихо подтвердила Миранда и повернулась к нему, — хотя учитель по естествознанию говорит, что закаты такие красивые из-за загрязнения окружающей среды и концентрации химикалий в воздухе.
— Ну... — сказал Кин, чувствуя, как в руку ткнулся длинный собачий нос; Бэмфорд требовала внимания. — Все равно красота.
— С курьером разобрался?
— Ах да! Курьер.
Кин выудил из памяти яркие подробности. Теперь он четко видел лицо этого парня, соломенные волосы, светлую кожу, крючковатый римский нос, слышал модуляции британского акцента.
— Ему велели оставить посылку на заднем дворе у Слейденсов, но бедняга не сумел открыть калитку, поэтому хотел войти с нашего участка. Только и всего.
Воспоминания не сопровождались головной болью.
Ему бы радоваться, но на языке завертелись новые вопросы, и Кин приказал себе: никакой оторопи на глазах у Миранды, тем более что из дома вышла Хезер.
— Я что-то пропускаю? — игриво спросила жена веселым голосом.
— Ничего, кроме заката.
— Калифорнийские закаты... — протянула Хезер и, встав за спиной у Миранды, положила ладони ей на плечи. — Чтобы вы знали, они такие из-за скверной экологии.
Миранда с ухмылкой покосилась на отца.
— Все, рабочий день окончен, — продолжила Хезер. — Честное слово. Не пора ли отправиться в путешествие во времени?
— Сейчас подойдем. Как насчет приготовить попкорн?
— Микроволновка — это по моей части, — усмехнулась Хезер.
Миранда утвердительно хмыкнула и развернулась. Ее шлепанцы, подтверждая свое название, зашлепали по бетону. Следом отправились Хезер и Бэмми — та цокала по дорожке отросшими когтями.
Кин же пошел в другую сторону — вглубь заднего двора и к мусорному баку, где чуть раньше тихо стоял курьер. Заглянул под крышку...
Маячка как не бывало.
Кин вытаскивал пакет за пакетом, пока вместительный контейнер не опустел. При беглом осмотре двора других следов обыска не обнаружилось. Уличные кресла на местах, растения не потревожены, и даже керамическая черепашка стоит где всегда, в моховом кольце, наросшем вокруг нее за последние полгода. Никаких изменений, кроме исчезнувшего маячка.
В заднем кармане зажужжал телефон. Кин вытащил его прочесть сообщение. Вот только это не была служебная жалоба на очередную попытку взломать сервер компании «Голд фри геймз».
Сообщение пришло с неизвестного номера.
9:30 в кафе «Ноубл Мотт». Надо поговорить.
Значит, не померещилось. Все по-настоящему.
Из две тысячи сто сорок второго года прибыли сотрудники БТД.
— А вот и ты, — протянул ему руку все тот же человек.
Кин едва не отказался от этого рандеву. Прошлой ночью он то пялился в потолок, ожидая, что БТД снова даст о себе знать, то дремал и видел странные, гиперреалистичные сны, где фигурировал загадочный женский силуэт на фоне футуристического города. Образ прямиком из коллекции фильмов, собранной Хезер. Утро Кин провел в размышлениях, стоит ли вообще идти на тайную встречу, и одновременно с тем увиливал от вопросов жены, когда та периодически интересовалась, почему он такой хмурый.
Вместо того чтобы поехать на работу, Кин остановил машину в двух кварталах от кафе «Ноубл Мотт».
Игнорируй сообщение. Иди на предложенную встречу. Вступи в открытую схватку. Подкрадись и выруби противника. Вымани его, а затем допроси. Подыграй и сделай вид, что рад его видеть.
Беги. Хватай в охапку Хезер, Миранду, Бэмфорд и беги, будто за тобой гонятся все черти ада.
Кин выбрал вариант, казавшийся самым логичным. Прийти на встречу, узнать, что от него хотят, и оценить обстановку. Затем действовать. И держать эмоции в узде. А для этого требуется ясная голова.
Он направился в сторону кафе, подошел к столику и, опустив руки по швам, окинул человека внимательным взглядом. Форму курьера — излюбленный камуфляж в жилых районах — сменили серые брюки и повседневный черный пиджак, стандартная одежда для работы в общественных местах. Такой наряд не привлекает внимания почти в любой современной эпохе.
Кин помнил об этом. Но откуда? И почему при этой мысли уже не раскалывается голова?
— Ну что ж... — сказал человек, опуская руку. — Как вижу, доверие надо заслужить. Снова. Прости за вчерашний вечер. Я услышал чьи-то шаги и решил, что пора исчезнуть. Присядешь?
Кин обвел глазами кофейню. Еще четверо. Трое клиентов, поодиночке. Двое в креслах, один на диване. Четвертый за прилавком. Все за пределами слышимости. Пожалуй, это неплохо — по меркам БТД. Случись кому-то подслушать их разговор, черный пиджак, наверное, получит выговор с занесением в личное дело.
— Что, оцениваешь обстановку?
Неужели это так очевидно? Кин считал, что по-прежнему владеет оперативными навыками, но, похоже, умение скрывать намерения не прошло испытания временем.
— Не понимаю, о чем ты.
— Вся эта безмолвная стрельба глазами — твой способ поразмышлять о жизни? — рассмеялся человек. — Вы, оперативники, считаете себя слишком умными. «Оценивай и действуй», — сказал он с жестом, обозначающим кавычки. — Знаешь, что я обожаю в эпохе «двадцать один — А»?..
Он поднял бумажный стаканчик с темно-коричневым потеком на боку.
— Кофе. Здесь он куда вкуснее. Жаль только, на меня как-то странно посмотрели, когда я попросил добавить меда.
Кофе с медом. Кин постоянно добавлял в кофе мед, а Хезер терпеть не могла этот запах. В кафе будущего ей бы не понравилось.
— Значит, ты и впрямь из БТД.
— Бюро опоздало на восемнадцать лет.
Мужчина опустил уголки рта и понурил плечи, словно ему было очень жаль, — и это заметил бы не только действующий спецагент, но и кто угодно.
— Посмотри на меня. Очень внимательно, — указал мужчина на свое лицо. — Оно тебе знакомо. Надо лишь пробудить воспоминания.
Нюансы те же, что и вчера во дворе. А еще кое-что новенькое...
«Маркус».
Маркус... но фамилию Кин не помнил. Специалист по эвакуации, его звали Маркус.
Кин поморщился — можно сказать, машинально, ожидая пульсирующей боли в висках, — но не ощутил ни внезапного напряжения, ни пронзающих череп уколов. Встревоженный легкостью, с которой дались воспоминания, он откинулся на спинку кресла.
— Тебя зовут Маркус. Людей вроде тебя присылают по окончании задания. Вы подтверждаете результат и с помощью ускорителя темпоральных прыжков возвращаете нас домой.
— Молодец. Голова не болит?
— Нет.
— Что отметишь за период с нашей вчерашней встречи? Головная боль — чаще, реже? Приступы головокружения?
— Вчера мне снился сон. Яркий, реалистичный, но очень далекий.
Перед мысленным взором зажглись подробности сновидения. Женщина, которую Кин не узнал, и обрывки ее слов с каким-то акцентом... английским, что ли? Внутреннее око сфокусировалось на ее лице: выразительные глаза, округлые щеки, темно-каштановые волосы. Вокруг аплодисменты, но кто аплодирует? Женщина смотрела на него с явной уверенностью — но почему?
И чувство. Какое именно, не сказать. Нечто ощутимое.
— Яркие сновидения во время быстрого сна. Следствие гиперфункции головного мозга. Побочный эффект вот этой штуки, — пояснил Маркус и потянулся к сумке на полу. — Можешь вспомнить, что это такое?
Он показал Кину тонкую хромированную трубку, зажатую между большим и указательным пальцем. Ту же, что и вчера вечером.
Шприц с метаболизатором.
— Метаболизатор, — ответил Кин. — Снижая скорость метаболизма и разрушения клеток, укол продлевает человеческую жизнь до...
В памяти всплыли цифры и неуловимые подробности.
— ...до двухсот лет? Что-то вроде того. Ежегодные процедуры начинаются в восемнадцать лет. Сотрудники БТД получают дополнительные дозы для защиты от физиологических реакций на путешествия во времени, поскольку без этих уколов темпоральные прыжки дестабилизируют организм на клеточном уровне.
Слова лились сами собой, будто сплошной поток данных из говорящей энциклопедии. Тотчас вспыхнуло еще одно воспоминание — не об уколах, но о странице дневника, испещренной почерком Кина.
— Вот почему, Маркус, ты так молодо выглядишь. В отличие от меня.
При этом замечании мужчина кивнул.
— ...Были еще какие-то технические тонкости, однако их я не запомнил.