Золотые вёсла E-Book

Мария Папаянни

• Herausgeber: САМОКАТ
• Kategorie: Für Kinder und Jugendliche
• Serie: Вне серии
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 152

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Всё меняется, когда в жизнь врывается новость: папа тяжело болен, и лето придется провести в деревне. Сестры — Леда и Иро — совсем этому не рады: что им делать в горной глуши с дедом-несмеяном, которого они и не видели ни разу? Но обычные летние каникулы превращаются в невероятное приключение, когда сестры узнают деревенскую легенду о могущественном Царь-Древе с золотыми веслами, способном творить чудеса... 5 причин купить книгу «Золотые вёсла»: Нежный и трогательный роман-притча от Марии Папаянни, греческой сказочницы и автора книг «Одинокое дерево» и «Крылатые сандалии»; Книга о том, как принять и пережить утрату и держать курс на жизнь; Увлекательный роман о летних каникулах в загадочной деревне, где жители хранят мрачные тайны, в деревьях живут духи, а в лесах скрывается загадочный волк; Книга о ценности жизни, любви и дружбы; Мария Папаянни дважды номинирована на премию памяти Астрид Линдргрен и по праву заслуживает звание современного классика.

Leseprobe

Μαρία Παπαγιάννη

Χρυσά κουπιά

Patakis

МоскваСамокат

Информацияот издательства

Художественное электронное издание

Художественное оформление Ани Леоновой

Для среднего школьного возраста

В соответствии с Федеральным законом № 436 от 29 декабря 2010 года маркируется знаком12+

Всё меняется, когда в жизнь врывается новость: папа тяжело болен, и лето придется провести в деревне. Сестры — Леда и Иро — совсем этому не рады: что им делать в горной глуши с дедом-несмеяном, которого они и не видели ни разу? Но обычные летние каникулы превращаются в невероятное приключение, когда сестры узнают деревенскую легенду о могущественном Царь-Древе с золотыми веслами, способном творить чудеса…

Мария Папаянни, греческая сказочница, по праву заслужившая звание современного классика детской литературы, создала нежный и трога­тельный роман-притчу, который поражает своей искренностью и наполняет душу теплом и светлой грустью.

Вместе с другими романами автора — «Одинокое дерево» и «Крылатые сандалии» — эта книга поможет пережить утрату, держать курс на жизнь и следовать не за горестями, а за радостью.

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

Copyright © S. Patakis S.A. (Patakis Publishers) & Maria Papayanni, Athens 2020

© М. Казакова, перевод, 2024

ISBN 978-5-00167-659-1

© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательский дом «Самокат», 2024

Твоим семи гномам, любовь моя:

Дидо, Таносу, Элли, Стергиосу, Ианде, Коке и Селе1

Первое «почему»

Две детские кроватки оторвались от пола, вылетели из открытого окошка и поплыли по темному небу. Леда спо­хватилась первой. Оглянулась на соседнюю кроватку. Иро́ беззаботно скакала на матрасе. Леда посмотрела вниз: под ними разверзлась огромная, безбрежная тьма. Иро картинно прыгнула в пропасть. Леда ринулась за сестрой, пытаясь ее ухватить… и проснулась. Машина тряслась вдоль моря по узкой проселочной дороге, подскакивая на ухабах. Леда посмотрела на Иро: та спала рядом.

Вот и славно, а то Иро уже всю душу вымотала: «Леда, может, там не так уж и плохо».

Леда тогда вперила в нее убийственный взгляд. А Иро продолжила: «Может, окажется, что дедушка очень даже милый человек». Последовал убийственный взгляд номер два.

— Настолько милый, что мы сроду его не видели?

— Может, он просто очень старенький, поэтому не путешествует.

— Ясно одно: ты глупышка, каких свет не видывал.

В другой раз Иро дернула бы Леду за волосы или укусила бы, но сейчас лишь выдохнула — «уф».

Все началось…

Леда закрыла глаза и постаралась вспомнить, как проходили дни, когда все еще было нормально. Полдень. Вся семья в сборе. Бо́льшую часть времени проводили на кухне. Там ели. Все вместе накрывали на стол. Ну, точнее, почти все: папа часто пытался ухватить лакомый кусочек прямо из кастрюли. Мама на него ругалась:

— Ну что за дурная привычка — лезть в еду руками?

— Но так вкуснее!

Папа подмигивал им и корчил рожицы. Мама строила гримасы в ответ. Девочки смеялись. Папа хватал по кусочку и отправлял дочкам в рот.

— Отличный пример ты им подаешь. Есть руками.

— Я учу их выживать.

— На случай, если они окажутся одни посреди леса?

— Посреди леса или посреди любой середи, где нет ножей и вилок.

У папы всегда получается перевести маму в турборежим. То в режим турбо-хохотаний, то в режим турбо-рыданий.

Однажды папа ушел, и мама была по уши в турбо-рыданиях. По вечерам он звонил им сказать «споки-зевоки» — так они желали друг другу спокойной ночи.

— Пап, а нам точно нельзя прийти тебя проведать? — спросила однажды Иро.

— В больницу не пускают маленьких детей.

— Тогда обещай, что скоро приедешь.

— Я мечтаю об этом так сильно: отсюда до туда и обратно, до неба, вокруг горы, а затем…

— Пап, остановись!

— Спокойной ночи, мои незабудочки.

— Доброй ночи, папоротник.

Вот такой у них папа: всегда найдет способ рассмешить.

В те дни мамы подолгу не было дома, но девочки отлично проводили время у госпожи Катерины в соседней квартире. Госпожа Катерина готовила наивкуснейшие булочки и апельсиновые пироги2. Но что самое замечательное, так это возможность видеться с Ольгой, дочкой госпожи Катерины: она была красавицей и училась танцам. Ее уши были увешаны несметными сережками, а в волосах пряталась самая настоящая татуировка. Крошечная птичка, порхающая по шее, показывалась, только когда Ольга собирала волосы в конский хвост.

— Мам, ты видела? У Ольги на ушах так много сережек!

— Нет, моя хорошка, не видела.

— Да как так-то, мам! Их очень-очень много!

— Не видела, Иро. Я устала. Дай мне отдохнуть.

— Леда, а ты видела?

— Да, Иро, но не считала.

— Вполне может быть, что их аж двадцать.

— Нет, пять на правом ухе и шесть на левом.

— А говоришь, не считала! Когда вырасту, я тоже буду носить пять сережек на правом ухе, шесть на левом, а может, и бабочку на шее набью.

— Но это же повторюшничество! И вообще не дело, что ты вечно за всеми повторяешь. За мной тоже!

— А почему бы и нет, Леда? Это несправедливо. Когда вырасту, хочу стать как Ольга. И танцевать днями напролет.

— Повторюшка… повторюшка…

— Вовсе нет! Мне просто нравится то же, что и ей. Мам, скажи Леде! Это нечестно… И потом, я ж не птичку хочу набить, а бабочку!

— Повторюшка… И трусиха! Чуть что, сразу маму зовешь.

Тут мама разрыдалась. Вот так внезапно. Иро тоже заплакала и побежала обнимать маму. И Леда. Они и уснули все вместе на двуспальной кровати: не почистив зубы, не надев пижамы.

На другой день мама объявила, что вечером ее не будет дома.

— Вы посидите с Ольгой.

— Ольга сюда придет?

— Да, девочки, придет. Ведите себя хорошо, и чтоб в десять были уже в кровати.

— Но мам, завтра ж суббота.

— Суббота? Тогда в одиннадцать.

Тот вечер был одним из лучших. Ольга пришла со своей пижамой. Целую ночь гостья была в полном их распоряжении. Божественно! Они ели пиццу и болтали о всяком.

Заливаясь хохотом, выдали папу с потрохами: рассказали, как он ест из кастрюли. Потом играли в «правду или действие». Нужно отвечать честно, иначе проиграешь. Вот Леда и спросила Ольгу: «Ты знаешь, почему нашего папы нет дома?» — но Ольга не ответила и воскликнула: «Это не игра, а полная скукотища. Время танцевать!» Тогда-то и началась настоящая пижамная вечеринка. Ольга включила громкую музыку и закружилась в танце. Леда с Иро любовались, смеясь.

— Давайте, девчонки! Потанцуйте со мной!

Сестры смотрели на нее в нерешительности. Топтались на месте: шаг вперед, шаг назад. Танцевать хотелось, да не умелось. Тогда Ольга устроила для них мастер-класс. Вскидывала руки, махала ногами, прыгала — и девочки повторяли за ней. Они смеялись и танцевали.

Наплясались так, что пот катился градом. Ольга умостилась меж двух кроватей.

— Ольга, здорово так двигаться, да?

— Да, здорово!

— Тоже хочу стать танцовщицей, когда вырасту.

— Даже если не получится, все равно танцуй. Всегда. В танце удивительная сила. В древние времена на Мада­гаскаре, когда мужчины пропадали на войне, женщины и девочки танцевали днем и ночью не переставая. Они верили, что своими движениями посылают мужьям силу, храб­рость и удачу. Потому и не останавливались ни на минуту.

На следующий день мама принесла им два небольших свертка: подарки от папы. Девочки с нетерпением их развернули. Внутри были маленькие блокноты: красный для Леды, голубой для Иро. «Для записей о том, как проходят ваши летние дни в гостях у дедушки. Так вы не забудете мне всё-всё рассказать, когда вернусь».

— Мам, что за бред тут папа написал? — спросила Иро.

— Мам, скажи, что мы не поедем к деду, — возмутилась Леда.

— Поедете, девочки. Вы проведете лето у дедушки.

— Мам, я хочу остаться здесь, с тобой. Когда ты будешь уходить к папе, мы можем побыть с Ольгой и госпожой Катериной.

— Так не пойдет, Леда. Вы поедете к дедушке в деревню. Взгляните на это с другой стороны. Лето вдали от города, — ответила мама таким тоном, что девочки умолкли. Только через некоторое время Иро прошептала:

— А там есть море? Надо купальник брать?

Леда разозлилась на сестру:

— Иро, мы же не на каникулы.

— Мама, а это близко к Мадагаскару?

— Иро! Заткнись наконец.

— Леда, не кричи на нее. Иро, малышка, в деревне нет моря. И Мадагаскар от нее далеко. Зато рядом с домом есть большое озеро. Вам понравится на дедовой земле, я уверена.

— Вы все обманщики! — закричала Леда. — Никуда я не поеду. Почему, мам? Почему? Я деда никогда не видела даже. А тот единственный раз, когда, как ты говоришь, он приезжал на нас посмотреть, я не помню. Я была грудничком, а Иро и вовсе еще не родилась.

— Ну вот и шанс вам познакомиться, Леда.

— Мам, а ботинки надо брать, чтоб по горам лазить? — спросила Иро, пытаясь сдержать слезы.

В последний вечер перед отъездом мама на цыпочках зашла к ним в комнату. Леда не пошевелилась. Мама, сев на кровать Иро, погладила ее, поцеловала, а потом пересела к Леде. Та обняла ее.

— Мам, а папа когда-нибудь вернется домой?

Но мама будто не услышала. Вместо ответа выдала белиберду, какую обычно говорила, когда читала им сказки, проваливаясь в сон. Она сказала: «Папа, ты, Иро — вы мой дом».

На следующее утро приехала машина, чтобы забрать девочек и отвезти к дедушке. Мама надела цветочное платье. Она стояла у двери дома и улыбалась дочкам.

— Мам, приезжай поскорее. Поклянись, что и папу привезешь! — крикнула Иро.

Тут мама принялась посылать им воздушные поцелуи, а Иро их ловила на ветру. Леда раздраженно опустила голову. Поэтому она не увидела, как мама подняла руку, приложила к сердцу и произнесла: «О-бе-ща-ю».

Едва машина скрылась вдалеке, Марфа разрыдалась в голос. Мир вдруг раскололся на две части.

***

Девочки ехали к незнакомому деду. Дедушка этот жил на отшибе — вел хозяйство в деревне, которую еще попробуй найди на карте. На родине Марфы.

Вез их мужчина, высокий и тощий:

— Леда, наш водитель — макаронина.

— Не болтай, а то он тебя услышит.

— Ладно, но скажи ведь, он точь-в-точь макаронина?

Господин Макаронина служил водителем в компании, где работал отец, и девочек он согласился отвезти по доброте душевной. По правде говоря, еще чуть-чуть, и он протаранил бы головой крышу автомобиля.

— А-а-а-а-а-пчхи. — Он чихнул и забрызгал лобовое стекло слюнями.

— Буэ, ну и Макаронина, — сморщила нос Иро.

Водитель завел мотор. Иро зарядила без остановки:

— Пока, домик. Пока, мама. Пока, папа. Пока, школа. Пока, Ольга. Пока, друзья с площади. Пока, ларек Фимиоса с изумительным мороженым. Пока, моя кроватка.

К моменту, когда автомобиль покинул город и начал движение по большой автотрассе, Леда насчитала минимум пятьдесят сестриных «пока». Иро продолжала, но Леда уже не считала. Она смежила веки и задремала.

Тогда-то ей и приснился тот кошмар. Распахнула окно — и кровати полетели высоко-высоко. Над бездной, тьмой, пустотой. Леда взглянула на младшую сестру. Та спала, прильнув к противоположному окну. Леда притянула Иро к себе, положила ее голову себе на коленки и стала смотреть в окошко.

Сколько часов придется провести в пути? Желудок запротестовал, и Леда вновь сосредоточилась на виде за окном. Казалось, они на краю света. Только и видно, как громадные волны обрушиваются на скалы. Куда они направлялись? Ладно, пусть это и не край света, но одно ясно: они на другом краю от дома. На другом краю от мамы. На другом краю от папы. На другом краю от счастья.

В деревне

Макаронина остановил машину незнамо где. Достал карту и давай вертеть ее туда-сюда, так-сяк, рассматривая с разных сторон. Неужели потерялись? Так Леда узнала, что за каждым «хуже быть не может» маячит «очень даже может». Мало того, что их отправили к неведомому деду, с незнакомым водителем, так еще и заблудились в какой-то глухомани.

Стояли они на макушке небольшого холма. Дорога вилась змеей: закручивалась, вытягивалась и ускользала среди зеленых лугов. У подножия, среди прибрежных скал, бушевало море. Волны необъятные, волны разъяренные. Леда посмотрела на дорогу, проследила, куда она ведет, но взгляд ни за что не зацепился: ни за домик какой, ни за «маленькое домашнее хозяйство», как мама называла дедово жилище.

— Да в какую глушь забрался этот старикашка? Ничего не понимаю! — взвился Макаронина.

— Нельзя так говорить! — осекла его Леда.

— Чего?

— Крайне невоспитанно говорить о ком-то, акцентируя внимание на его возрасте, происхождении или цвете кожи. И сто́ит называть человека по имени.

— Да мне-то откуда знать его имя?

— Господин Адрахтас3.

— Чего?

— Адрахтас, — повторила Леда, решив, что Макаронина не расслышал.

— Что это за имя такое?

— Имя старикашки.

— Ты, кроха, умница, правильно говоришь. Всю дорогу ехали тише воды ниже травы, а как я что-то про деда вашего ляпнул, так… Что сказать? Счастливец ваш дед, повезло ему! Только б нам найти, где он живет. Если верить вашим родным, где-то неподалеку есть деревня. Давайте съездим туда и порасспросим местных.

Леда растолкала сестру:

— Иро, просыпайся. Скоро приедем.

— К дедуле?

— Какому еще дедуле? С чего вдруг ты так его называешь? Ты его даже не видела пока. Может, он чудовище.

— Не может такого быть, чтоб наш дедушка оказался чудовищем.

— Почему это?

— Благодаря дедушке появилась мама. Поэтому.

Леда не стала ничего отвечать. Вскоре Макаронина сбросил скорость. Показались первые деревенские домики. Серые, каменные. С разноцветными дверями. Балконы уставлены цветочными горшками. Автомобиль помаленьку, еле-еле полз между домами. Леда заметила, что местные как-то странно на них поглядывают. Макаронина опустил стекло и окликнул мужчину — не высокого и не низкого, не толстого и не тонкого, в общем-то, совершенно обыкновенного, но с завитыми усами:

— Вы не подскажете, где живет господин…

Макаронина обернулся и взглядом переспросил Леду.

— Адрахтас.

— Да, точно. Не подскажете, где живет господин Адрахтас?

— Недозволительно.

— Чего?

На миг Леда обрадовалась: вот и доказательство, что всё это — всего лишь безумный сон. Никакого деда они не найдут, а может, он просто испарился. А значит, они все, вместе с Макарониной, смогут вернуться домой и оставаться с Ольгой у госпожи Катерины.

— Сколько можно твердить, что недозволительно на машинах по деревне ездить. Талдычим и талдычим, что недозволительно это.

— А, простите, не знал. Я ищу господина Адрахтаса. Я его внучек привез.

— Он на другом конце живет. Вам нужна дорога, которая начинается далеко-о-о за деревней. А ведь мы твердим и твердим, что по деревне ездить на машине недозволительно. Проезжаете оливы, проезжаете апельсины…

— Ага.

— Не спешите. Твердим же вам: проезжаете персики, инжир — и вот там вдали увидите.

— Понял: оливы, персики, апельсины.

— Да нет же. Оливы, апельсины, персики, инжир.

— Понял.

— А лучше…

— Да, понял, убраться с деревенских улиц. Я с радостью, только вот пока не успел.

— Добро-о-о, — кивнул совершенно обыкновенный мужчина с завитыми усами.

Леда и едва проклюнувшаяся сквозь сон Иро приподнялись и смотрели на завитоусого через заднее стекло. Макаронина тем временем кое-как, со скрипом, протискивался в узкие улочки.

«Фух, ах, ох», — пыхтел Макаронина, как вдруг раздался оглушительный лязг, и машина остановилась. Они застряли среди деревни. Снаружи было так тесно, что Макаронина даже не мог дверь открыть. Он опустил стекло, высунул голову, затем ногу, другую и так попытался выползти из автомобиля. «Бам! Бум!» — трясся потолок. Девочки покатывались со смеху.

За машиной обнаружился завитоусый.

— Почему ты не сказал, что я застряну? — заорал Макаронина.

— Так ты и не спрашивал. Я ж сказал, твердим, недоз­волительно.

— «Недозволительно» — это одно, а «невместительно» — совсем другое!

— И все ж таки одно и то же. Недозволительно, потому как невместительно, твердим, по нашим улочкам да на машине.

— Я думал, вы просто экоактивисты.

— Это еще кто такие?

— А-а-а-а-х! — заревел Макаронина. — Куда я вляпался! Во что ввязался! А кто всегда крайний? Ну кого еще заслать в Тьмутараканное Козодраново? Исидора, конечно!

— Значит, Макаронину зовут Исидор? — украдкой шепнула Леда Иро.

Вокруг столпились местные и принялись вызволять машину: толкали кто с одного бока, кто с другого.

— Втяни живот и всоси щеки.

— Зачем?

— Может, хоть так протиснемся, — подмигнула Иро, и девочки вновь расхохотались. Леда обняла сестренку.

— Как хорошо, что ты у меня есть, Иро, — сказала Леда и показала их тайный знак.

— И что ты у меня есть — тоже замечательно, — ответила Иро и сложила ладошки крыльями бабочки, что выпорхнула на волю и унеслась ввысь.

Вскоре машина, пятясь, выехала-таки на дорогу, что шла в обход деревни. Они направились по маршруту завитоусого: оливы, апельсины, персики, инжиры. Дальше дорога забралась в горку, пропетляла через лес и повела к видневшейся вдали черной точечке. Чем ближе они подъезжали, тем очевиднее становилось: это и есть дедово «маленькое домашнее хозяйство».

Дом был из камня, но двери и ставни — деревянные. Вокруг дома — широкий двор, а во дворе — еще две небольшие каменные постройки. Огромный пес перепрыгнул забор и начал носиться вокруг машины.

— Иван! — позвала его Иро.

— Точно, Иван, а за ним Мойра, — Леда указала на собачку поменьше, которая перепрыгнула к ним следом.

— Ну и дела. Как так вышло, что собак вы знаете, а деда никогда не видели?

— Нам мама рассказывала. У дедушки две собаки: Иван и Мойра. Мойра — мама Ивана.

— Как так? Эта кроха — и мать такого гиганта?

— Ну он же не таким громадным родился. Сначала-то маленьким был, — парировала Иро, и сестры вновь покатились со смеху.

«СТОП!» — донесся голос издалека.

Макаронина резко вжал тормоз, и девочек грубо подкинуло. Прямо перед автомобилем стоял высокий мужчина и угрожающе тряс клюкой. Сестры вжались в сиденья, наблюдая за дедом, которого идели впервые в жизни. Кипенно-белые волосы, разъяренный взгляд. Ветер трепал распахнутую черную рубашку, спортивные штаны терялись в высоких берцах.

— Даже не думай ехать дальше на своей чертовой машине, ты мне всю рассаду загубишь. Стой где стоишь. Пусть девочки вылезают.

Леда и Иро открыли двери и выбрались из автомобиля. Макаронина уже достал их чемоданы. Даже не попрощавшись, он развернулся и унесся за горизонт. Так девочки и застыли посреди тропинки: ни шагу вперед, ни шагу назад. Мойра подбежала и закружилась у ног.

— Надеюсь, зверей вы не боитесь и не совсем уж неженки.

— Мы не боимся животных, — сказала Леда.

— И нежностей тоже, — попыталась пошутить Иро, но дед не засмеялся. Леда скорчила гримасу, мол, кто бы сомневался.

— Ладно, пойдемте в дом.

Дед развернулся и ушел внутрь. Прежде чем взяться за чемоданы, девочки погладили Мойру:

— Привет-привет, Мойра!

— Гав-гав! — залаяла та в ответ.

— Наша мама тоже передает тебе огромный привет.

— Дверь за собой надо закрывать. Это первое правило. Калитку нараспашку никогда не оставляем.

— Почему? — спросила Иро.

— Правило второе. Мы не спрашиваем, почему да по кочану.

«Как жалко, — подумала Иро. — Как жалко, что “почему” недозволительны».Вопросов у нее уже накопилось — вагон и маленькая тележка. И все же Иро нутром чуяла, что совсем скоро найдется способ все разузнать, пусть и не спрашивая напрямую. Уж она-то придумает как…

Несмеян

Хозяйство деда состояло из основного дома, стойла и двух сараев, где хранились дрова и корм для животных. Когда заходишь из двора в дом, попадаешь на просторную кухню, а на втором этаже — две спальни. Пол выстлан каменными плитками разной формы: одни покрупнее, другие поменьше, уложены вразнобой. В большом камине горит огонь, рядом стоит кресло-качалка. Над камином висит карабин4. Девочки переглянулись.

— Ты это видела? — прошептала Иро. — Неужто настоящая винтовка?

Леда пожала плечами и жестом показала, что лучше об этом не расспрашивать. В центре кухни стоял большой стол, вокруг — четыре стула с высокими спинками: два черных, один зеленый и один желтый, а чуть дальше растянулся диван.

— Сегодня здесь поспите, пока я для вас кровать не подготовлю, — сказал дед, кивнув на диван, куда под шумок уже залезали Иван и Мойра.

— Так, сегодня, значит, мы отнимаем у вас лежак, — вздохнула Леда.

— Давайте просто вприлипку ляжем. На диване, все вместе. А, Леда, что скажешь? Мне не нравится спать напротив двери.

— Почему?

— Я боюсь. Вдруг дверь откроется, и кто-нибудь войдет, а мы даже не заметим. С собаками не так страшно.

— Да чего бояться? Раз у нас карабин есть. Сама же видела.

— Ну, видела. Думаешь, дедушка — охотник?

— Не знаю. Мне даже думать неприятно, что наш дед может убивать животных. А, вдруг он и вовсе разбойник?

— Что ты такое говоришь, Леда!

— А почему бы и нет? Разве ж мы знаем, кто он вообще такой?

— Мама бы никогда не отправила нас к деду-разбойнику.

— Ага, но и на типичного дедушку он не похож.

— А типичные — это какие?

— Обычно дедушки ждут приезда внуков: готовят сладости и игрушки, застилают кровати.

— Может, он еще нас удивит.

— Так я и говорю: он явно что-то скрывает. К маме тоже есть вопросы: почему она нас никогда сюда не привозила?

— Не знаю, может, ты и права. Он и впрямь не очень похож на типичного дедушку. Я даже нигде телевизора не вижу.

— Пойдем посмотрим, что тут вообще есть?

Девочки вышли во двор. Там обнаружили корову и двух коз. Иро оббежала двор, нарвала травы, сунула корове под нос, и та c довольным видом открыла рот. А вот козы, напротив, забились поглубже. Поодаль было стойло. Раздалось раскатистое ржание, и сестры поспешили туда.

— Не может быть! Поверить не могу! У нас есть лошадь!

— У деда есть лошадь, Иро.

— Леда, ну что ты все портишь? Ты же тоже любишь лошадок. Разве ты не рада? Мы научимся скакать на коне.

— Разве что нам очень повезет… Но верится с трудом.

Тут лошадь резко замотала головой и топнула передним копытом. Девочки рассмеялись.

— Видишь, Леда, Молния согласна.

— Почему ты называешь ее Молнией?

— Помнишь, мама рассказывала? Когда она была маленькой, у нее была любимая лошадь по кличке Молния.

— Думаешь, столько лет прошло, и она до сих пор жива?

— Может, это ее детишка.

— Ах, Иро, это ты — моя малышка-глупышка.

— А ты — нюня-ворчунья.

Леда посмотрела на сестру. Щеки горят, из носа течет, глаза на мокром месте. Еще чуть-чуть, и разревется.

— Давай, Иро, побежим по этой плиточной дорожке от стойла. Посмотри, куда она ведет.

Леда побежала вперед, то и дело оглядываясь: не отстает ли Иро. В какой-то момент вновь отвлеклась и с размаху налетела на кого-то выходившего с огорода.

— Ого, девочка. Ого, вторая девочка.

Женщина немыслимых размеров уперла руки в боки, перекрыв им дорогу.

— Простите, госпожа, что упала на вас.

— Дайте-ка угадаю. Марфины дочки?

Девочки согласно закивали.

— Какие вы уже большие! Я вашу маму еще вот та­ко-о-ой помню. Я чуть старше ее, но мы дружили. А почему она вас отправила к Несмеяну? То есть, я хотела сказать, к дедушке.

— Мы здесь ненадолго. Она приедет и нас заберет.

— А я надеюсь, что вы здесь подольше побудете. Глядишь, место и расцветет чутка́. Как я рада, что удастся повидаться с вашей мамой!

— Мы ей напишем, что познакомились с вами.

— Да, скажите, что встретили тетю Виргинию. А тому не рассказывайте.

— Кому тому?

— Несмеяну.

— Дедушке, вы хотите сказать?

— Ага, ему. Мы хоть и не здороваемся, мне нравится посматривать, что у него на огороде растет.

— Не расскажем.

— Вот и славно, умницы. А теперь поспешите-ка домой. Небо вон как затянуло, того и гляди ливанет.

Сестренки побежали, но все равно не успели. Тучи нахохлились, набухли, почернели. С грозой прорвался ливень, и девочки тут же вымокли до нитки. Кроссовки увязали в грязи — едва сестры добрались до ступенек под навесом, тут же скинули набравшую воды обувь. Белоснежные носочки стали черными, одежда — мокрая насквозь, волосы вымыты-выполосканы. Дождь лил стеной: даже стойла не было видно. У Иро скрутило живот, и она оглянулась на Леду. По ее щекам бежали слезы.

— Леда, ты плачешь?

— Нет, это от дождя. Глупышка. С чего бы мне плакать?