Королевство гнева и тумана E-Book

Sarah J. Maas

A COURT OF MIST AND FURY

Copyright © Sarah J. Maas, 2016

All rights reserved

This edition published by arrangement with Bloomsbury USA and Synopsis Literary Agency

Перевод с английскогоИгоря Иванова

Серийное оформлениеИльи Кучмы

Оформление обложкиВиктории Манацковой

Карта выполненаЮлией Каташинской

Маас С. Дж.

Королевство гнева и тумана:роман/Сара Дж. Маас;пер. с англ.И. Иванова.— СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2017.(Lady Fantasy).

ISBN978-5-389-13206-1

16+

Фейра уже не та простая смертная девушка, какой была на земляхлюдей. Здесь, в Притиании, она обрела бессмертие, развила магические способности, ее возлюбленный — верховный правитель Двора весны, и скоро состоится их свадьба. Но когда-то она заключила договор с правителем Двора ночи и обязана неделю каждого месяца проводить в соседних владениях, о которых идет недобрая слава. Между тем владыка Сонного королевства, давний враг Притиании и мира людей, готовит вторжение на их земли. В его руках мощный артефакт, давший когда-то жизнь всему миру и способный оживлять мертвых. Противостоять его силе может лишь Книга дуновений, и Фейра делает все возможное и невозможное, чтобы заполучить Книгу.

Впервые на русском языке продолжение романа Сары Дж. Маас «Королевство шипов и роз»!

© И. Иванов, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017 Издательство АЗБУКА®

Посвящается Джошу и Энни — подданным моего личного Двора мечтаний

Возможно, в душе я всегда была сломленной. И темноты во мне тоже хватало.

Быть может, кто-то иной, родившийся более цельным и совестливым, взял бы кинжал из горной рябины и предпочел бы смерть тому, что меня ожидало.

Все вокруг было залито кровью.

Я с трудом удерживала эфес кинжала. У меня тряслась рука, перепачканная в чужой крови. Я буквально разваливалась на куски, а труп убитого мною фэйского юноши уже остывал на мраморном полу.

У меня не хватало сил отшвырнуть кинжал. Я не могла сдвинуться ни на шаг, продолжая стоять перед трупом.

— Хорошо, — одобрительно промурлыкала с высоты трона Амаранта. — Продолжай.

Меня уже ждал другой кинжал и другая жертва, застывшая на коленях. Женщина.

Я знала слова, которые она шептала. Фэйка читала молитву.

Я знала, что убью и ее, как перед этим убила парня.

Убью всех троих, только бы освободить Тамлина.

Я — истребительница невиновных и спасительница страны.

— Не торопись, дорогая Фейра. Приступай, когда будешь готова, — растягивая слова, произнесла Амаранта.

Ее длинные черные волосы блестели, струясь по алому платью. Алому — как кровь на моих руках и на мраморном полу.

Убийца. Истребительница. Чудовище. Врунья. Обманщица.

Я не знаю, к кому относились эти слова. Границы между мною и самозваной королевой совсем размылись.

Мои пальцы разжались, и кинжал со стуком упал на пол, подняв брызги в расползавшейся луже крови. Часть капель попала на стоптанные сапоги, напоминавшие о моей смертной жизни. Та жизнь осталась настолько далеко, что вполне могла сойти за один из кошмарных снов, одолевавших меня в последние несколько месяцев.

Я взглянула на фэйку, ожидавшую смерти. Мешок на ее голове сполз набок, хрупкое тело не вздрагивало. Она приготовилась принять смерть от моей руки, принеся себя в жертву.

Я потянулась за вторым кинжалом, застывшим на бархатной подушечке, которую держал такой же застывший слуга. Моя влажная, жаркая ладонь сжала эфес, и он показался мне ледяным. Караульные сдернули мешок с головы обреченной фэйки.

Я узнала лицо, глядящее на меня.

Я знала эти серо-голубые глаза, золотисто-каштановые волосы, полные губы и выпирающие скулы. Знала слегка заострившиеся уши, руки и ноги, ставшие совершеннее и сильнее. Все прежние смертные недостатки исчезли, сменившись едва заметным сиянием, что излучают тела бессмертных.

Я знала всю пустоту, отчаяние и порочность, написанные на этом лице.

На этот раз рука, сжимавшая кинжал, не дрожала.

Левой рукой я сжала плечо, ощутив под кожей тонкую кость, и посмотрела в ненавистное лицо — мое лицо.

Потом всадила рябиновый кинжал в сердце, ожидавшее удара.

Часть первая Дом зверей

Я успела добежать до отхожего места, где меня и вывернуло. Я обнимала холодные стенки горшка и исторгала из себя все, что съела накануне, стараясь особо не шуметь.

Единственным источником света в этой просторной комнате с мраморными стенами была луна. Ее лучи струились через окно, а меня продолжало тошнить. Хвала богам, что сравнительно тихо.

Когда меня рывком выбросило из сна, Тамлин даже не шевельнулся. Поначалу я не поняла, где нахожусь, не в силах отличить темноту своей комнаты от вечной ночи в подземной тюрьме Амаранты. Холодный пот, покрывавший мое тело, был липким, как кровь тех фэйцев. Сообразив, что я все-таки дома, я поспешила в купальную.

Я просидела там минут пятнадцать, терпеливо дожидаясь, когда затихнут позывы на рвоту и меня перестанет лихорадить.

Дышалось все еще с трудом, и я не отваживалась поднять голову от мраморного горшка. Я старалась успокоить дыхание. Мне всего лишь приснился кошмарный сон. Один из многих кошмаров, нынче преследовавших меня во сне и наяву.

Со времени событий в Подгорье прошло три месяца. Три месяца приспособления к бессмертному телу и миру. Мир, разнесенный Амарантой на куски, стремился обрести былую цельность.

Я сосредоточилась на дыхании. Вдох через нос, выдох через рот. Снова и снова.

Убедившись, что позывы прекратились, я подняла голову, выпрямилась и прошла к соседней стене. Встала у окна с треснувшим стеклом, — следы разгрома, учиненного подручными Амаранты в нашем доме, попадались на каждом шагу. Прохладный ветер, проникавший сквозь трещины, приятно холодил липкое от пота лицо. Я села на пол, уперлась головой в стену, а руками — в холодные мраморные плитки. Онибыли настоящими.

Мир вокруг меня тоже был настоящий. Я осталась в живых. Я совершила невозможное.

Если только это не сон — не один из лихорадочных снов, посещавших меня в застенках Амаранты. Тогда я проснусь в своей камере и...

Я подтянула колени к груди. Все вокруг меня — настоящее. Настоящее.

Я произносила эти слова вслух до тех пор, пока не разжались руки, обхватывающие колени. Тогда я подняла голову, а пальцы сжала в кулаки, да так сильно, что ладоням стало больно от впившихся ногтей.

Сила бессмертного тела — в большей степени проклятие, нежели дар. Вернувшись в поместье Тамлина, я три дня подряд развлекалась тем, что гнула и сворачивала в бараний рог все ложки, вилки и ножи, которые попадались под руку. К тому же мои ноги, став длиннее и быстрее, без конца спотыкались. Кончилось тем, что Асилла убрала из комнат, гдея появлялась, все мало-мальски ценное. До сих пор помню ееворчание, когда я опрокинула стол с вазой почтенного восьмисотлетнего возраста. Вдобавок я расколотила пять стеклянных дверей, и все лишь потому, что закрывала их с излишней силой.

Шмыгнув носом, я разжала пальцы.

Моя правая рука была длинной и гладкой. Совершенно фэйской. А вот левая...

Я вытянула левую руку. Темно-синие узоры татуировки,казавшиеся сейчас почти черными, покрывали пальцы, запястье, тянулись до локтя и словно втягивали в себя тьму помещения. Глаз, вытатуированный на ладони, постоянно следилза мной, и я к этому почти привыкла. Он напоминал кошачий: такой же спокойный и себе на уме. Днем зрачок этого глаза сужался, а в темноте, как сейчас, — расширялся. Совсем как у обычного живого глаза.

Я хмуро посмотрела на глаз и на того, кто мог через него за мною наблюдать.

За все три месяца жизни в нашем поместье я ничего не слышала о Ризе — так про себя я стала называть Ризанда. Ни единого случайно оброненного слова. Я не осмеливалась спрашивать Тамлина, Ласэна или кого-нибудь еще, чтобы ненароком не обратить на себя внимание верховного правителя Двора ночи и не напомнить ему о дурацком уговоре, который заключила с ним в Подгорье. Я тогда умирала от раны в руке — и, скорее всего, умерла бы, если бы не Риз. Он спас и меня, и руку, но за это я согласилась проводить с ним одну неделю в месяц.

Но даже если Риз «чудесным» образом забыл о нашем уговоре, моя левая рука напоминала о нем постоянно. Думаю, Тамлин с Ласэном тоже помнили, хотя вслух ничего не говорили.

Даже если Риз, в конце концов... даже если он и не был моим злейшим врагом...

Но Тамлин считал его своим врагом. Да и другие дворы тоже. Считаные единицы достигали границ Двора ночи иоставались в живых. Никто толком не знал, чтонаходится на самой северной оконечности громадного острова Притиания.

Горы и тьма, звезды и смерть.

Однако я не считала Ризанда таким уж врагом, особенно если вспомнить наш последний разговор спустя всего несколько часов после убийства Амаранты. Разговор был достаточно откровенным, и потому ни Тамлин, ни кто-либо еще о нем не знали.

«Радуйся, Фейра, что твое сердце осталось человеческим. И пожалей тех, кто вообще ничего не чувствует», — сказал он мне тогда.

Я сжала пальцы левой руки в кулак, скрыв «недремлющее око». Потом встала, подошла к умывальнику, смыла с лица пот и прополоскала рот.

Я очень хотела перестать что-либо чувствовать.

Я очень хотела, чтобы мое сердце, как и все тело, претерпело изменения и превратилось в кусок бессмертного мрамора. Однако сердце мое меняться не желало и напоминало исполосованный клок тьмы, сочащийся гноем и отравлявший все внутри.

Когда я вернулась в спальню, Тамлин продолжал мирно посапывать. Его обнаженное тело лежало поперек кровати.Я залюбовалась сильными мышцами его спины, красиво подсвеченными луной, золотистыми волосами, разметавшимися во сне. Его пальцами, которые я кусала и щипала во время недавних любовных утех.

Все, что я сделала с собой, я сделала ради него. Я с радостью сокрушила себя и свою бессмертную душу.

А теперь мне предстояло целую вечность жить в этом состоянии.

Я шла к кровати. Мои шаги становились все тяжелее и грузнее. Простыни успели высохнуть и остыть, я скользнула в постель, повернулась к Тамлину спиной и обхватила себя руками. Тамлин дышал ровно и глубоко. Но со своими фэйскими ушами... Иногда мне казалось, что я улавливаю малейшую задержку в его дыхании, даже если та длилась доли секунды. У меня не хватало духу спросить, спит ли он или проснулся и лежит, притворяясь спящим.

За все ночи, в которые очередной кошмар вышибал меня из сна, Тамлин ни разу не проснулся. Наверное, он все-таки не слышал, как меня выворачивает по ночам. А если слышал и знал, то предпочитал молчать.

Схожие кошмары мучили и его, причем не реже, чем меня.Когда это случилось с ним впервые, я проснулась и попыталась заговорить. Тамлин оттолкнул мою руку. Его кожа былалипкой от пота. Потом он принял свой звериный облик — вмиг вырастив мех, когти, рога и клыки — и провел остаток ночи на полу возле кровати, следя за дверью и окнами.

Потом у Тамлина было еще много похожих ночей.

Я свернулась калачиком, натянув одеяло почти на нос. Ночь стояла холодная, а мне хотелось тепла. Между мною и Тамлином возникла негласная договоренность: ни в коем случае не признаваться, что Амаранта по-прежнему терзаетнас ночью и днем. Тело самозваной королевы сожгли на костре, но мы не хотели, чтобы ее дух чувствовал себя победителем.

Отпавшая необходимость объясняться облегчила жизнь нам обоим. Я могла не рассказывать Тамлину то, о чем мне было тяжело говорить. Я освободила его, спасла его подданных и всю Притианию от Амаранты, но... разбила себя на множество кусков.

Сомневаюсь, что мне хватит вечности, чтобы собрать все куски воедино.

— Я тоже хочу поехать.

— Нет.

Я скрестила руки, накрыв правой большую часть татуированной левой, и слегка расставила ноги, словно намеревалась сражаться. Разговаривали мы в конюшне.

— За три месяца ничего не случилось. До деревни всего полторы лиги.

— Нет.

Время двигалось к полудню. Сквозь открытые двери в конюшню лился яркий солнечный свет, подсвечивая золотистые волосы Тамлина. Верховный правитель Двора весны застегивал на груди перевязь, плотно набитую кинжалами. Еголицо, красивое суровой мужской красотой, — такое, как я себе и представляла, пока он ходил в маске, — было предельно серьезным. Губы — плотно сжатыми.

Кобыла Ласэна — светлая, в крупных серых яблоках — нетерпеливо перебирала ногами. Ласэн уже сидел в седле, как и трое дозорных из фэйской знати. Услышав мои слова, Ласэн предостерегающе покачал головой, сощурив металлический глаз. «Не серди его», — без слов говорил мне Ласэн.

Покончив с перевязью, Тамлин направился к своему черному жеребцу. Я скрипнула зубами и пошла следом.

— Деревня нуждается в помощи. Мои руки не будут там лишними.

— Не забывай, что мы до сих пор вынуждены охотиться на зверье Амаранты, — сказал Тамлин, мгновенно оказавшись в седле.

Иногда я думала: зачем ему лошадь? Для поддержания видимости, что он, подобно остальным, не умеет передвигаться иным способом? Но ведь это не так. Тамлин способен бежать быстрее любой лошади. Я не раз говорила ему, что он живет одной ногой в лесу. Сейчас глаза Тамлина напоминали две зеленые льдинки.

— У меня нет лишних дозорных для твоего сопровождения, — сказал он, трогая поводья.

— Мне не нужно сопровождение, — возразила я, хватаясь за поводья.

Я вынудила жеребца остановиться. Золотое кольцо на моем пальце, украшенное квадратным изумрудом, блеснуло на солнце.

Подарок Тамлина по случаю нашей помолвки. Предложение он мне сделал два месяца назад. Дни и вечера превратились в нескончаемые торжества с обилием цветов, нарядов, гостей и яств. Неделю назад я получила краткую передышку. Наступил день зимнего солнцестояния. Я переоделась из шелков и кружев в хвойные ветви и гирлянды из листьев. По сути, я меняла один праздник на другой, и все же перемена внесла некоторое разнообразие.

Празднование зимнего солнцестояния длилось три дня и изобиловало угощением и выпивкой. Все делали друг другу небольшие подарки. Самую длинную ночь мы провели на вершине холма, перейдя из старого года в новый, когда солнце «умерло», чтобы утром «родиться» заново. Во всяком случае, смысл церемонии был таким. Зимнее солнцестояние праздновалось в краю вечной весны! Ха. Впрочем, даже сей забавный факт не прибавил мне желания веселиться. Видно, я не рождена для праздников. Они утомляют куда сильнее, чем будни.

Я не особо вслушивалась в рассказы о том, где и как появился этот праздник. Однако фэйцы азартно спорили. Одни утверждали, что праздник родился при Дворе зимы, другие — при Дворе дня, и каждая сторона называла его самым святым из всех торжеств. Я лишь понимала, что мне нужно выдержать две церемонии подряд. Первая начиналась с заходом солнца. На холмах полыхали костры. Гости выпивали, танцевали, обменивались подарками, устраивая своеобразные поминки по умершему солнцу. А потом, когда глаза слипались от бессонной ночи, а ноги болели от танцев вокруг костра, нужно было приветствовать рождение солнца и наступление нового года.

Хуже всего, что мое положение требовало находиться среди знати, не забывая и о фэйри из низших сословий. Тамлин в это время произносил нескончаемые тосты. Я благоразумно умолчала, что на самую длинную ночь приходился и момент моего рождения. Я и так получила более чем достаточно подарков. А сколько еще их преподнесут мне на свадьбу! Как и прежде, я не нуждалась в большом количестве вещей.

До свадьбы оставалось всего две недели. Я чувствовала: мне обязательно нужно вырваться из поместья. Я устала тратить деньги Тамлина и ловить на себе подобострастные взгляды фэйри и фэйцев.

— Тамлин, возьми меня с собой. Жизнь деревень возрождается не так быстро, как хотелось бы. Я могу пригодиться. Я еще не разучилась охотиться. Я могу добыть пищу для жителей деревни. Она там не лишняя.

— Там небезопасно, — отрезал Тамлин, вновь трогая поводья.

Даже в сумраке конюшни черная шкура жеребца блестела, как зеркало.

— А для тебя — особенно небезопасно, — добавил он.

Этот разговор у нас возникал не впервые и всегда заканчивался одной и той же фразой. И всего-то я просила позволить мне отправиться в ближайшую фэйскую деревню, которую Амаранта когда-то сожгла дотла и которая теперь восстанавливалась.

Я шагала рядом с его конем, и мы вышли наружу. День выдался безоблачный, слабый ветерок играл высокими травами на склонах окрестных холмов.

— Фэйцы хотят вернуться в родные края. Им сейчас нужна любая пара рук, готовых помочь.

— Пойми же ты наконец: эти фэйцы видят в тебе благословение. Ты для них — символ новой жизни. Если с тобой вдруг что-то случится...

Тамлин резко оборвал фразу и остановился у тропы, что вела в восточные леса. Ласэн дожидался его в нескольких локтях.

— Бесполезно что-то строить, если зверье Амаранты совершает набеги на наши земли и все крушит.

— Но охранительные заклинания...

— Некоторым тварям удается прошмыгнуть раньше, чем мы накладываем новые заклинания в местах прорывов. Не далее как вчера Ласэн уложил пятерых нагов.

Я посмотрела на Ласэна. Тот дернулся. Вчера за обедом он и словом не обмолвился о своем приключении. Когда я спросила, почему он прихрамывает, Ласэн мне соврал. У меня свело желудок. Не из-за вранья. Из-за нагов. Иногда мне снилось, как я убиваю их, а на меня хлещет кровь. Я и сейчас видела ухмыляющиеся змееподобные морды нагов, которые пытались расправиться со мною в западных лесах. Тех тоже было пятеро.

— Пойми, у меня есть очень важные дела. Но я не смогу их выполнять, если постоянно буду думать, не грозит ли тебе беда.

— Никакая беда мне не грозит.

Я же теперь фэйка. Я стала быстрее и сильнее, чем была в смертном теле. Случись что, я легко скроюсь от беды.

— Прошу тебя, сделай это хотя бы для меня, — сказал Тамлин, поглаживая шею истомившегося жеребца.

Его спутники уже двигались к лесу, а самый первый почти достиг лесной кромки. Тамлин кивнул в сторону белых стен поместья:

— У тебя наверняка найдутся дела дома. Или — займись живописью. Опробуй новые краски и кисти, что я тебе подарил на день зимнего солнцестояния.

Дома меня ждали нескончаемые приготовления к свадьбе. Асилла не подпускала меня ни к каким другим делам. И не только из-за того, кем я была и кем вскоре стану для Тамлина... Из-за того, что я сделала лично для нее, для ее мальчишек и для всей Притиании. Кое-кто из служанок, увидев меня в коридоре, и сейчас еще заливался слезами благодарности. Что же касается живописи...

— Конечно, — прошептала я, заставив себя посмотреть Тамлину в глаза и улыбнуться. — Будь осторожен, — добавила я с тревогой.

Одна мысль о том, что Тамлин отправлялся охотиться на чудовищ, некогда служивших Амаранте...

— Я люблю тебя, — тихо произнес Тамлин.

Я кивнула и повторила те же слова. Тамлин поспешил к дожидавшемуся его Ласэну. Посланник верховного правителя слегка хмурился, недовольный задержкой. Я не стала смотреть, когда всадники скроются из виду, и пошла обратно.

Мне было некуда спешить. Я брела по садам и тропинкам, окаймленным живой изгородью. Над головой весело чирикали весенние птицы, а под ногами моих легких туфелек хрустели камешки.

По правде говоря, я терпеть не могла светлых платьев, ставших моей повседневной одеждой. Однако у меня не хватало духу сказать об этом Тамлину; особенно когда он накупил целый ворох подобных платьев и весь светился от радости, видя меня каждый раз в новом наряде. К тому же в его упорстве был смысл. Если я облачусь в привычные мне штаны и рубашку, надену камзол и вместо драгоценностей обвешусь оружием, и здесь, и в других уголках Притиании это расценят соответствующим образом. И потому я наряжалась в платья и позволяла Асилле возиться с моими волосами. Если это дарило фэйцам и фэйри спокойствие и уверенность, что ж, они заслужили такой подарок.

Тамлин хотя бы не возражал против кинжала, который висел у меня на поясе, украшенном драгоценными камнями. Пояс и кинжал были подарками Ласэна. Кинжал он подарил мне за несколько месяцев до плена у Амаранты, а пояс — через несколько недель после падения самозваной королевы. И кинжал стал частью моего повседневного арсенала. «Даже вооруженная до зубов, ты остаешься прекрасной», — сказал мне тогда Ласэн.

Но даже если в этих краях установится настоящее спокойствие, сомневаюсь, что и через сто лет, проснувшись поутру, я не прицеплю к поясу кинжал.

Сто лет. Подумать только.

Да, меня ожидали века жизни. Века рядом с Тамлином, в прекрасном тихом месте. Возможно, когда-нибудь я привыкну к фэйскому бессмертию. А может, и нет.

Наш дом стоял в окружении роз. Его стены увивал плющ.Возле лестницы, ведущей ко входу, я остановилась и мельком взглянула на окна справа. Их тоже окружали цветущие кусты роз.

Это были окна моей живописной мастерской. В прежней, смертной жизни я могла днями не вылезать оттуда.

Вернувшись из Подгорья, я заглянула в мастерскую всего один раз. Краски, кисти, холсты терпеливо ждали, когда я начну запечатлевать пережитое вперемешку со своими мечтами и фантазиями. Все то, к чему я так жадно тянулась, теперь вызывало у меня... отвращение.

Помню, зайдя в мастерскую, я через считаные минуты вышла оттуда и больше не возвращалась.

Я перестала запоминать оттенки цвета, интересоваться формой предметов. Не знаю почему, но меня больше не восхищали картины, висевшие в коридорах и собранные в галерее. Я вообще старалась на них не смотреть.

Меня окликнули. Из открытых дверей донесся мелодичный женский голос. Тяжесть, давившая мне на плечи, чуть ослабила хватку.

Ианта. Верховная жрица, фэйка знатного происхождения и подруга детства Тамлина. Она взяла на себя все хлопоты по устройству нашей свадьбы. Против этого я не возражала. Но мне совсем не нравилась ее готовность поклоняться мне и Тамлину, словно мы — новоиспеченные боги, избранные и благословленные Котлом.

Впрочем, я не жаловалась. Ианта прекрасно знала придворную жизнь, равно как и жизнь за пределами двора. Во время обедов и официальных празднеств она садилась рядом со мной и подробно рассказывала обо всех гостях. Только благодаря ей я выдержала «водоворот веселья», сопровождавший празднование дня зимнего солнцестояния. Ианта взяла в свои руки управление всеми церемониями. Я была только рада предоставить ей решать, какими ветвями и гирляндами украшать дом и все прочие места празднования. Конечно же, она гораздо лучше меня знала, как накрыть столы и какая посуда приличествует тому или иному пиршеству.

Если Тамлин оплачивал мои многочисленные наряды, Ианта занималась их выбором. Она была настоящим сердцем народа фэ. Казалось, сама Богиня простерла к ней длань, повелев вывести фэйцев из мрака и отчаяния к свету.

У меня не было причин сомневаться в этом. Ианта еще ни разу не дала мне дурного или опрометчивого совета. Мне остро недоставало ее в те дни, когда она была занята в храме, принимая паломников и наставляя учениц. Сегодня я особенно радовалась ей. Мне не хотелось оставаться наедине со своими мыслями.

Приподняв подол тонкого прозрачного платья цвета утренней зари, я взбежала по мраморным ступеням на крыльцо дома.

Ничего, в следующий раз я сумею уломать Тамлина, и он позволит мне отправиться в деревню.

— Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы она села рядом с ним. Они же порвут друг друга в клочья. У нас все скатерти будут залиты кровью, — заявила Ианта.

Она взялась за край своего бледно-серого, с голубым отливом капюшона и насупила брови. На лбу сморщилась татуировка, изображавшая фазы луны. Схватив перо, Ианта вычеркнула имя гостьи, ею же занесенное в список минутой ранее.

В комнате, где мы сидели, было жарко. Даже ветерок, дувший из открытых окон, не давал прохлады. Однако Ианта и не думала откидывать капюшон.

Все верховные жрицы носили просторные одеяния, изобилующие прихотливыми оборками и кружевами, хотя их тела отнюдь не отличались дородностью. Худенькую талию Ианты стягивал тонкий пояс из прозрачных камней небесно-голубого цвета, обрамленных в серебро. Все камни — совершенной овальной формы. Поверх капюшона у нее был надет тонкий серебряный обруч с большим камнем посередине. Обруч удерживал в свернутом состоянии нечто вроде платка или... даже не знаю, как назвать этот предмет ее облачения. Когда Ианте требовалось помолиться, обратиться к Котлу или Матери или просто о чем-то подумать, она разворачивала платок, прикрывая себе лоб и глаза.

Однажды Ианта развернула платок, оставив открытыми только нос и чувственные губы. Ритуал именовался «ГласКотла», и не скажу, чтобы зрелище мне понравилось. Платок, как бы он ни назывался, превращал энергичную, остроумную фэйку в подобие говорящей статуи. К счастью, Ианта больше не разворачивала его в моем присутствии. Иногда она вообще снимала обруч и откидывала капюшон, позволяя солнцу играть ее длинными, слегка вьющимися золотистыми волосами.

Перо на мгновение застыло в изящных пальцах с длинными заостренными ногтями. Ианта была неравнодушна к серебру, о чем свидетельствовали многочисленные кольца на ее пальцах. Выбрав другую кандидатуру, верховная жрица вписала имя поверх зачеркнутого.

— Это что-то вроде игры, — сказала она, поводя вздернутым носом. — Только жестокой. Все участники жаждут власти и возможности подавлять других. Если понадобится,готовы и кровь пролить. Должно быть, тебе непросто ко всему этому приспособиться.

Богатство и внешний блеск не мешали фэйской знати оставаться свирепыми и дикими. Это вам не слабая, хихикающая знать смертного мира. Уж если фэйцы враждуют, товражда кончится не раньше, чем противника разорвут в кровавые клочья. Причем не в переносном, а в самом прямом смысле.

Когда-то я бы дрожала, боясь сесть с ними за один стол.

Я сгибала и разгибала пальцы левой руки, наблюдая, как меняются узоры татуировки.

Теперь я могу не только сидеть рядом с ними, но и сражаться против них. К счастью, пока такой необходимости не возникало.

Каждый мой шаг, каждое движение были на виду, становясь предметом не только наблюдения, но и обсуждения. Зачем невесте верховного правителя учиться премудростям сражения, если в Притианию вернулся мир? Такой довод привела мне Ианта, когда за обедом я по ошибке ляпнула об этом. Надо отдать должное Тамлину: зная нравы соплеменников и мой характер, он нашел компромисс — сказал, что я хочу обучиться самозащите... Тем не менее слухи уже расползались.

— Люди немногим лучше, — наконец ответила я Ианте.

Поскольку Ианта была одной из немногих, кто меня не боялся и не впадал в ступор от моих слов, я поспешила добавить:

— Думаю, моя сестрица Неста вполне вписалась бы в эту компанию.

Ианта вскинула голову. Голубой камень ее обруча вспыхнул, поймав солнечный свет.

— А твои смертные родственники приедут на свадьбу?

— Нет.

Честно говоря, я и не собиралась их приглашать. Мне не хотелось, чтобы в Притиании знали об их существовании. А еще я не хотела представать перед сестрами и отцом в новом обличье.

Услышав мой ответ, Ианта постучала длинным изящным пальцем по столу:

— Они ведь, кажется, живут совсем недалеко от стены? Если для тебя важно их присутствие на свадьбе, мы с Тамлином позаботимся, чтобы их благополучно привезли сюда и отвезли обратно.

За долгие часы, проведенные вместе, я успела рассказать Ианте о деревне и о доме, где теперь жили сестры с отцом. Рассказала я и о моем бывшем дружке Икасе Хэле, и о Тимасе Мандрэ, за которого Неста когда-то собиралась замуж. Только о Клере Бадор умолчала. Не хватило у меня духу рассказать о том, что случилось с самой Клерой и ее семьей.

Усилием воли я прогнала нахлынувшие воспоминания.

— Могу добавить, что Неста не склонна менять свои убеждения. А вашу породу она... просто ненавидит.

— Нашу породу, — тактично поправила меня Ианта. — Мы с тобой уже говорили об этом.

Я молча кивнула, думая, что этим все и закончится. Но верховная жрица продолжила:

— Народ фэ гораздо древнее и изощреннее смертных. Люди беспечно относятся к словам, тогда как мы считаем их таким же оружием, как мечи и когти. И обращаемся с ними как с оружием. Каждое слово, произнесенное тобой, каждая фраза будут обсуждены вдоль и поперек. Не исключено, что и использованы против тебя. — Чтобы смягчить предостережение, Ианта улыбнулась и добавила: — А посему, госпожа, тебе нужно сохранять бдительность.

«Госпожа». Какое дурацкое слово — исовершенно неприменимое ко мне. Никто не знал, как меня называть. Я же не родилась в семье фэйской знати. Я вообще не родилась фэйкой. Таких, как я, называли сотворенными. Меня действительно сотворили заново. Семь верховных правителей Притиании дали мне новое тело. Насколько я знала, я не была парой Тамлина. Между нами пока еще не возникло парных уз...

Если честно... если честно, то Ианта с ее светло-золотистыми волосами, зеленовато-голубыми глазами, изящными чертами лица и гибким телом в большей степени смотрелась парой Тамлина, нежели я. Его ровней. Ее союз с Тамлином — союз верховного правителя и верховной жрицы — прозвучал бы сигналом могущества, стал бы щитом против любых возможных угроз нашим землям. Более того, этот союз упрочил бы власть самой Ианты. Она была весьма искушена в вопросах власти и стремилась укрепить собственную.

В среде фэйской знати жрицы нередко становились распорядительницами церемоний. Они совершали ритуалы, вели летопись фэйской истории, записывали легенды и сказания. Более того, они выступали признанными советницами в больших и малых делах. Правда, никаких проявлений магической силы Ианты я пока не видела, но когда спросила Ласэна, он нахмурился и ответил, что жрицы черпают силу в своих церемониях и сила их может быть смертельной, если они того пожелают. Наш разговор состоялся до дня зимнего солнцестояния. Во время празднества я внимательно наблюдала за Иантой, пытаясь уловить признаки ее магической силы. Я смотрела, как на рассвете она встала в особую позу, протянув руки навстречу восходящему солнцу. В какую-то секунду солнце словно бы оказалось у нее между ладонями, но и тогда я не ощутила ничего магического ни от Ианты, ни от земли под нашими ногами.

Я сама не знала, чего на самом деле ждала от Ианты — одной из двенадцати верховных жриц, которые вместе управляли всеми жрицами Притиании. Когда Тамлин объявил, чтовскоре здесь появится его давняя подруга, взявшаяся возрождать обветшавший храм, я представила ее сообразно тому, что знала из смертных легенд. Почему-то я думала, что увижу женщину почтенного возраста, погруженную в себя. Легенды утверждали, будто все жрицы давали обет безбрачия... На следующее утро Ианта ворвалась в наш дом, как дуновение весеннего ветра, разметав все нелепые выдумки легенд. Особенно — по части обета безбрачия.

Выяснилось, что жрицы могут выходить замуж, рожать детей и развлекаться с мужчинами, если пожелают. Обет безбрачия стал бы оскорблением ценного дара Котла — дара плодородия. Для жриц, наоборот, считалось постыдным скрывать свои телесные устремления, ибо в них скрыта женская магия. Забеременевшая жрица считалась особо благословенной. Все это Ианта рассказала мне в первые же дни.

И если семь верховных правителей царствовали в Притиании, сидя на троне, двенадцать верховных жриц делали то же самое возле алтарей. Их потомство пользовалось таким же уважением и обладало такой же властью, как и дети любого верховного правителя. Ианта, будучи самой молодой верховной жрицей за последние триста лет, оставалась незамужней, бездетной и готовой дарить свои ласки «самым лучшим мужчинам Притиании».

Я нередко задумывалась: как ей удается быть такой свободной и одновременно такой собранной внутри?

Когда я не ответила на мягкий упрек Ианты, она спросила:

— Неужели ты до сих пор не решила, какого цвета будет твое свадебное платье? Белое? Розовое? Желтое? Может, красное?

— Только не красное.

С некоторых пор я возненавидела красный цвет. Амаранта носила алое платье. Такого же цвета была кровь и полосы на изуродованном теле Клеры Бадор, пригвожденном к стене. После месяцев, проведенных в Подгорье, я не желала иметь дело ни с чем красным...

— Но если не чисто красный, можно было бы взять красно-коричневый. В сочетании с зеленым... Правда, это слишком в духе Двора осени, — рассуждала Ианта, постукивая пальцем по столу.

— Любой цвет, какой выберешь.

Будь я почестнее, призналась бы, что Ианта стала моей опорой. Но она, похоже, с удовольствием мне помогала и выручала в тех случаях, когда я сама была готова на все махнуть рукой.

Услышав мои слова, Ианта слегка изогнула брови.

В отличие от других верховных жриц, Ианта и ее семья не познали ужасов жизни в Подгорье, заблаговременно покинув Притианию. Ее отец был могущественным союзником Тамлина при Дворе весны, он командовал военно-морскими силами. Почувствовав надвигающуюся беду, отец Ианты погрузил на корабль всю свою семью: жену, Ианту и двух ее младших сестер — и отплыл в Валлахан, далекую страну, населенную фэйри. Таких стран, как я узнала, было великое множество. Там в течение пятидесяти лет они жили при чужом дворе и ожидали перемен, в то время как их соплеменников порабощали и убивали.

Это я узнала от Тамлина. Сама Ианта никогда не рассказывала о своей заморской жизни, а я не расспрашивала, сознавая неуместность подобных расспросов.

— Каждое мгновение твоей будущей свадьбы станет посланием, адресованным не только Притиании, но и миру, лежащему далеко за пределами нашего острова, — сказала Ианта.

Я сумела подавить зевок. Эти слова я слышала не впервые.

— Знаю, ты не в восторге от платья.

Мягко сказано! Я возненавидела гипюр, выбранный Иантой на платье. Тамлин тоже морщился, особенно когда я продемонстрировала ему, как буду выглядеть в этом наряде. И в то же время, признавая нелепость платья, он заявил: «Ианта знает, что делает». Мне захотелось с ним поспорить. Как же так? Согласиться со мной и все равно принять ее сторону? Но потом я плюнула и не стала понапрасну растрачивать силы.

— Зато твое платье даст верный посыл, — продолжала Ианта. — Я провела достаточно времени при разных дворах и знаю их устройство и механизм действия. Можешь мне верить.

— Я тебе верю, — поспешила ответить я, покосившись на бумаги со списком гостей. — Ты знаешь, как со всем этим управляться, а я нет.

Ианта взмахнула руками. Звякнули серебряные браслеты на запястьях. Такие же браслеты я видела на руках приверженцев общества «Дети Благословенных», что существовало по другую сторону стены, в смертном мире. Может, глупые люди — особенно женщины — подражали верховным жрицам Притиании? А может, какая-то восторженная жрица вроде Ианты задурила им головы этой чепухой.

— Твоя свадьба — важный этап и для меня, — вдруг призналась Ианта, поправляя обруч на капюшоне. Ее зеленовато-голубые глаза встретились с моими. — Мы с тобой очень похожи: обе молодые, неопытные, не знающие, как вести себя с этими... волками. Я благодарна тебе и Тамлину за то, что позволили мне руководить церемонией. Тамлину — отдельная благодарность за приглашение вернуться ко Двору весны и стать его частью. Остальным верховным жрицам нет до меня дела, да и мне до них тоже. Однако... — Она тряхнула головой, заставив капюшон качнуться. — Мы втроем составляем потрясающее звено. Вчетвером, если считать Ласэна, — хмыкнула Ианта. — Да только он не очень-то хочет иметь дело со мной.

Впечатляющее признание.

Ианта частенько старалась оказаться рядом с Ласэном. Вовремя празднеств она норовила подкараулить его в укромном уголке и как бы ненароком тронуть за ладонь или плечо. Ласэн игнорировал ее знаки внимания. На прошлой неделе я спросила его напрямую: не положила ли Ианта на него глаз? Ласэн наградил меня хмурым взглядом, что-то пробурчал и ушел. Я приняла это за «да».

Брак с Ласэном стал бы для Ианты почти такой же выигрышной партией, как и с Тамлином: один — правая рука верховного правителя, второй — сын другого верховного правителя... Потомство от такого брака было бы желанным и могущественным.

— Знаешь, ему... непросто общаться с женщинами, — сказала я, стараясь не задеть Ианту.

— После гибели его возлюбленной Ласэн успел уложить в постель немало женщин.

— Возможно, к тебе он относится по-другому. Те женщины были на одну ночь. А к более серьезным отношениям он пока не готов. — Я ломала голову, подыскивая нужные слова. — Наверное, потому Ласэн и сторонится тебя.

Ианта задумалась. Я молила всех богов, чтобы она купилась на мою полуправду. Она была честолюбивой, умной, красивой и прямолинейной женщиной. Только я сомневалась, что Ласэн простил ей или когда-нибудь простит бегство из Притиании. Иногда я даже опасалась, не разорвет ли он Ианте горло за поступок, который наверняка считал предательством.

— Но ты хоть взволнована предстоящей свадьбой? — спросила Ианта, переменив тему.

— Это будет счастливейший день моей жизни, — ответила я, вертя кольцо с изумрудом.

В день, когда Тамлин сделал мне предложение, я была на седьмом небе. Я плакала от счастья и говорила ему «да». Я повторяла свои «да» снова и снова, отдаваясь ему среди цветущего луга, куда он меня повел по такому случаю.

— Ваш союз благословлен Котлом, — сказала Ианта, кивая в такт своим словам. — И то, что ты пережила все ужасы Подгорья и уцелела, лишь подтверждает сказанное.

Я поймала ее взгляд, скользнувший по моей левой руке. По татуировке.

Мне стоило немалых усилий не спрятать руку под стол.

Татуировка на лбу Ианты была еще темнее моей, но все изображения прекрасно гармонировали с ее обликом, нарядами и украшениями. Там даже сквозила какая-то нежность, чего не скажешь об изящных, но жестоких линиях, покрывавших мою руку.

— Ты можешь надеть длинные перчатки, — как бы невзначай предложила Ианта.

И тем самым напомнить о себе тому, кого я так отчаянно старалась забыть.

— Я подумаю, — сказала я Ианте и вежливо улыбнулась.

Это все, что я могла. Меня подмывало опрометью выбежать из комнаты. Я с трудом дождалась, пока Ианта грациозно удалится в свою личную молельню. Молельня была подарком Тамлина. В полдень Ианта возносила благодарность Котлу за освобождение нашей земли, мою победу и просила упрочить власть Тамлина над Двором весны.

Иногда я думала, не уговорить ли ее помолиться и за меня.

Помолиться, чтобы когда-нибудь я полюбила платья, празднества и роль хорошенькой, краснеющей невесты.

Тамлин появился, когда я уже лежала в постели. Он вошелсовсем тихо — так по лесу ходят олени, — и все же мои фэйские уши услышали шаги. Рука инстинктивно потянулась к кинжалу на столике, но, увидев широкие плечи, я успокоилась. Тусклый свет коридорной свечи расплывался по загорелой коже Тамлина. Лицо тонуло в тени.

— Все еще не спишь? — шепотом спросил он.

В его голосе я уловила недовольство. После обеда Тамлин ушел к себе в кабинет и возился с грудой бумаг, которыми Ласэн завалил его письменный стол.

— Не могу заснуть, — сказала я, любуясь игрой его мышц.

Тамлин прошел в купальную, намереваясь умыться. Я битый час пыталась уснуть, но стоило закрыть глаза, и я оказывалась в замкнутом пространстве, окруженная надвигающимися стенами. Я уже дошла до того, что распахнула окна...но меня ожидала долгая ночь.

Я откинулась на подушку, слушая, как Тамлин готовитсяко сну. Он пока сохранял за собой свои комнаты, считая, чтоу меня непременно должно быть собственное пространство.

Однако каждую ночь приходил спать ко мне. Мне еще предстояло «возлечь на его ложе». Изменится ли что-то после нашей брачной ночи? Только бы меня не вывернуло прямо на кровать, когда я проснусь и не сразу вспомню, где нахожусь. А если учесть частые кошмары, я могу опять решить,что темнота вокруг — это навсегда. Вряд ли новая спальня остановит кошмарные сны.

Возможно, потому Тамлин и не торопил меня.

Он вышел из купальной, раздеваясь на ходу. Я приподнялась на локте. Подойдя к кровати, Тамлин замер.

Я следила, как его сильные, умелые пальцы расстегивают штаны. Потом Тамлин одобрительно зарычал. Я закусила нижнюю губу. Штаны полетели на пол, вместе с нижним бельем. Моему обострившемуся фэйскому зрению предстал голый Тамлин с горделиво вздымающимся членом. У меняпересохло во рту. Я заставила поднять глаза выше, к его мускулистой груди. Потом.

— Иди сюда, — прорычал Тамлин.

Я едва разобрала слова, больше похожие на звериное рычание. В один миг я откинула одеяло, явив и свою наготу. Тамлин зашипел.

Его лицо отражало плотский голод. Я переползла на другую сторону кровати и встала на колени. Протянув руки, я обвила лицо Тамлина. Его золотистая кожа оказалась в странном обрамлении: белизны правой руки и струящейся черноты левой. Я поцеловала его.

Тамлин продолжал смотреть на меня даже сейчас, когда я придвинулась ближе, а его руки скользнули вниз, к моему животу. Мозолистые пальцы гладили мне бедра, талию. Затем он опустился еще ниже и тоже поцеловал меня. Его языквластно раздвинул мне губы и проник внутрь. Столь рьяным поцелуем Тамлин раз за разом утверждал, что я принадлежу ему, и только ему.

Я застонала и запрокинула голову, позволяя целовать себя снова и снова. Его руки замерли на моей талии, затем снова двинулись: одна переместилась на мои ягодицы, вторая скользнула в пространство между нами.

Наступили благословенные минуты, когда существовали только он и я. И никаких преград между нашими телами...

Шершавый язык Тамлина провел мне по нёбу. Его палец переместился к лону. Я ойкнула и выгнула спину.

— Фейра, — не отрываясь от поцелуя, произнес он.

В его устах мое имя звучало как молитва; более истовая, чем молитва Ианты Котлу, вознесенная темным утром в праздник солнцестояния.

И снова язык Тамлина прошелся по моему нёбу, а его палец проник внутрь меня. Я качнула бедрами, требуя большего. Я хотела его всего, сразу. Рычание Тамлина отдавалось у меня в груди, когда внутрь отправился второй палец.

Я качнулась ему навстречу. Меж бедер вспыхнула и пронеслась молния. Я видела только его пальцы, его рот, его тело, придавливающее мое. Потом его пальцы коснулись особого уголка в верхней части бедер. Я простонала его имя и почувствовала, что распадаюсь на кусочки.

Моя голова запрокинулась. Я глотала прохладный ночной воздух и вдруг осознала, что меня с необычайной нежностью и осторожностью опускают на кровать.

Тамлин навис надо мной. Его голова опустилась мне на грудь. Губы сомкнулись вокруг соска. Еще через мгновение я вцепилась ему в спину и обвила ногами. Тамлин оказался у меня между ног, мне необходимо было его ощущать.

Тамлин замер, нависая надо мной.

— Прошу тебя, — шептала я.

Но он пока лишь водил губами по моему рту, подбородку и шее.

— Тамлин, — умоляла я.

Он накрыл ладонью мне правую грудь, придавив большим пальцем сосок. Я вскрикнула и сейчас же ощутила, как Тамлин вошел в меня. Быстро, решительно.

На мгновение я вообще перестала существовать.

А потом мы слились воедино. Два сердца бились, как одно. Я мысленно твердила себе, что так будет всегда. Спина Тамлина чуть согнулась под моими руками. Он сделал толчок. Потом еще и еще.

После каждого толчка я ударялась ему в грудь, а он продолжал, шепча мое имя и повторяя, что любит меня. Потом мое тело снова пронзила молния, и опять ее неистовый огонь понесся по жилам и достиг головы. Я успела произнести его имя, и мой шепот совпал с его оргазмом. Я обхватила спину Тамлина, вздрагивая вместе с ним, наслаждаясь тяжестью его тела, ощущением его кожи, его силы.

В комнате стало тихо, если не считать нашего возбужденного дыхания.

Мне не понравилось, что Тамлин вышел из меня слишкомбыстро. Он лег рядом, подпер голову локтем, а его палец стал лениво чертить круги у меня на животе и между грудей.

— Ты меня прости за утро, — тихо сказал он.

— Ты был прав. Я же понимаю, чем вызван твой запрет, — столь же тихо отозвалась я.

Я не соврала, но и правду не сказала.

Пальцы Тамлина опустились ниже и принялись кружить вокруг моего пупка.

— Ты... ты для меня все, — глухо произнес он. — Я должен... должен знать, что с тобой все благополучно. Что они не смогут подобраться к тебе и причинить вред.

— Тамлин, я знаю.

Его пальцы опустились еще ниже. Я сглотнула и повторила:

— Я знаю. А ты сам? — спросила я, откидывая волосы с его лица. — Кто позаботится о твоей безопасности?

Он стиснул зубы. Теперь, когда магическая сила Тамлина вернулась, он не нуждался ни в чьей защите, ни в чьем прикрытии. Я почти ощущала невидимые шерстинки, встающие у него дыбом при воспоминании, кем он был всего несколько месяцев назад. Живой игрушкой, подчиняющейся прихотям Амаранты. Тогда его сила была маленьким ручейком по сравнению с потоками силы, бурлящими в нем сейчас. Немного успокоив дыхание, Тамлин склонился и поцеловал меня между грудей — в то место, где находилось сердце. Это было достаточным ответом.

— Уже скоро, — прошептал он, и его пальцы застыли у меня на талии. — Скоро ты станешь моей женой, и все будет замечательно. А прошлое мы навсегда оставим позади.

Я выгнула спину, умоляя, чтобы его рука опустилась ниже. Тамлин ответил грубоватым смешком, но его пальцы подчинились моему мысленному приказу. Он снова надавил мне на пупок, а потом прильнул губами к другому соску.

— А как меня тогда будут называть? — вдруг спросила я.

Вопрос вырвался сам собой, без моего участия.

В ответ Тамлин пробурчал что-то невразумительное, но один только звук его голоса снова меня возбудил.

— И все-таки как меня станут называть после свадьбы? Женой Тамлина? Или я получу какой-то... титул?

Тамлин приподнял голову и посмотрел на меня:

— Тебе хочется титула?

Прежде чем я успела ответить, он слегка укусил мой сосок, затем облизал грудь. Его пальцы наконец-то оказались у меня между ног. И там его ласки были неторопливыми и ленивыми.

— В общем-то, нет, — прошептала я. — Но я не хочу, чтобы люди... — Чтоб мне свариться в Котле! Его пальцы... — Не знаю, выдержу ли я, если меня начнут называть верховной правительницей.

Его пальцы опять скользнули внутрь меня, где снова было влажно.

— Не начнут, — возразил Тамлин, вновь нависая надо мною и покрывая мое тело поцелуями. — Такого титула, как верховная правительница, не существует.

Обхватив мои бедра, Тамлин пошире раздвинул мне ноги, наклонился и...

— Подожди. Как это — не существует?

Мой вопрос погасил волну его страсти. Но когда он поднял голову и взглянул на меня, от одного его взгляда я едва не достигла оргазма. И тем не менее мой мозг продолжал работать. Как понимать его слова?

— У верховных правителей есть жены. Их супруги. Никаких верховных правительниц нет и никогда не было, — пояснил Тамлин, успевая целовать меня вокруг лона.

— Но мать Ласэна...

— Она именуется госпожой Двора осени, а не верховной правительницей. Ты станешь госпожой Двора весны. К тебе будут обращаться так же, как к ней. И уважать, как уважают ее.

— Так, значит, мать Ласэна...

— По-моему, в постели тебе вполне достаточно меня, и нечего тащить сюда еще кого-то. Даже на словах, — прорычал Тамлин, склоняясь надо мной.

Первые прикосновения его языка заставили меня прекратить все споры.

Должно быть, Тамлин все же понял, что я не могу довольствоваться поместьем и окрестностями. Более того, он почувствовал себя виноватым по отношению ко мне. Сам он уехал рано утром, меня же дождался Ласэн и предложил навестить близлежащую деревню и посмотреть, как она возрождается к жизни.

Я не была там больше месяца. По правде говоря, уже забыла, когда в последний раз куда-то выезжала. Кое-кого из жителей деревни я встретила на празднике зимнего солнцестояния, но из-за обилия гостей смогла лишь поздороваться с ними.

Возле конюшни я увидела оседланных лошадей и, самане знаю зачем, пересчитала караульных. Четверо стояли возле дальних ворот, по двое — на каждом углу дома. Сад, через который я шла сюда, тоже охранялся двумя караульными. Все они стояли молча, внимательно наблюдая за мной.

Ласэн уже собирался забраться в седло пятнистой кобылы, но я пихнула его плечом и спросила:

— Никак ты свалился с этой милой лошадки?

Ласэн попятился, лошадь тревожно заржала. Я взглянула на свою протянутую руку и посочувствовала караульным. Тем оставалось только догадываться, каким будет мой следующий шаг.

— Почему ты соврал мне насчет нагов?

Ласэн скрестил руки. Его металлический глаз сощурился. Он тряхнул головой, откидывая с лица рыжие волосы.

А мне на мгновение померещилось другое лицо.

Я отвела взгляд... Что за наваждение? Ласэн ничуть не похож на Амаранту. У нее были черные волосы, а кожа отличалась фарфоровой белизной и ничем не напоминала сегодняшний бронзовый загар Ласэна.

Но сейчас я разглядывала не его загар, а конюшню у него за спиной — просторную, с большими, широкими дверями. И безлюдную — все конюхи ушли в соседнее здание. Я редко бывала в конюшне. Только особая скука могла заставить меня отправиться глазеть на лошадей. Конюшню, как и все прочие строения, я рассматривала на предмет места, где можно укрыться. Пространства тут хватало. Да и стены не ощущались слишком уж... прочными.

А вот в кухне потолки низкие, стены толстые и окошки узкие — не пролезешь. И из кабинета не очень-то выберешься. С окнами там вообще туго. В голове у меня хранился целый список различных уголков поместья, где в случае чего можно или нельзя продержаться. Я составила его еще в той, смертной жизни, когда намеревалась бежать из поместья.

— Я не соврал, — с видимым напряжением произнес Ласэн. — Я действительно упал с лошади. После того, как наг меня сбросил, — добавил он, поглаживая лошадиный бок.

Я до сих пор не могла привыкнуть к фэйской манере вранья.

— Как это случилось? — спросила я.

Ласэн плотно закрыл рот.

— Как? — повторила я.

Ласэн повернулся к своей терпеливой кобыле. Но я успела заметить странное выражение, мелькнувшее в его настоящем глазу. Что-то похожее на... сожаление.

— А давай отправимся туда пешком, — предложила я.

— До деревни — больше лиги, — возразил Ласэн, снова поворачиваясь ко мне.

— Это расстояние ты можешь пробежать за считаные минуты. Хочу проверить, сумею ли я бежать столь же быстро.

Металлический глаз Ласэна закрутился. Я уже знала, что услышу в ответ.

— Успокойся, я пошутила, — сказала я и села на свою белую кобылу — весьма милую лошадку, только немного ленивую и избалованную.

Ласэн не пытался возражать и оправдываться. Мы выехали за пределы поместья и оказались на лесной дороге. Весна была в самом разгаре — вечная весна и всегда в полном цветении. Воздух пах сиренью. В густых кустах, окружавших дорогу, шелестела, жужжала и чирикала жизнь. И никакого намека на богге, нагов и иных тварей, от которых в лесу устанавливалась мертвая тишина.

— Не надо мне твоих сожалений, — сказала я, нарушив молчание.

— Это не сожаление. Тамлин не велел тебе говорить, — сообщил Ласэн и поежился.

— Я — не статуэтка из тончайшего стекла. Если на тебя напали наги, я тоже должна об этом знать. По-моему, я заслужила такое право.

— Тамлин — мой верховный правитель. Он приказывает, я выполняю приказ.

— Помнится, когда-то ты рассуждал по-другому. Ты спокойно нарушил его приказы и отправил меня на поиски суриеля.

Та прогулка в западные леса едва не стоила мне жизни.

— Я тогда был охвачен отчаянием. И не только я. Все мы были не в лучшем состоянии. Но сейчас, Фейра, мы нуждаемся в порядке. Нам нужны правила, иерархия и умение подчиняться приказам. Иначе нам не возродить жизнь на нашейземле. Слова Тамлина не должны оставаться пустым звуком.Я — первый, на кого смотрят остальные. Я являю собой пример для других. И не проси меня рисковать устойчивостью нашего двора. Мы еще не настолько крепки, как хотелось бы. Потом положение изменится. Тамлин и так дает тебе столько свободы, сколько возможно.

Мне сжало легкие. Я заставила себя сделать несколько глубоких успокоительных вдохов.

— Ты хоть и отказываешься общаться с Иантой, но во многом рассуждаешь, как она.

Ласэн даже зашипел, словно мои слова обжигали.

— А ты даже не представляешь, как тяжело Тамлину решиться отпустить тебя за пределы поместья. На него давят со всех сторон. Тебе и невдомек, каково ему сейчас.

— Я прекрасно знаю, каково ему сейчас. Я лишь не знала, что стала узницей.

— Ты вовсе не узница. — Ласэн стиснул зубы. — Тебе есть с чем сравнивать.

— Почему-то раньше, когда я была смертной человеческой женщиной, Тамлин свободно отпускал меня охотиться и бродить по полям и лесам. А границы в те дни были куда опаснее.

— Прежде он и заботился о тебе по-другому. Совсем не так, как сейчас. После всего, что произошло в Подгорье...

Слова Ласэна потоком камней влетали в мою голову и шумно сталкивались на лету. От его слов у меня почему-то напряглись все мускулы.

— Пойми, Фейра: он страшится. Страшится увидеть тебяв руках врагов. Они это прекрасно знают. Чтобы помыкать Тамлином, им достаточно захватить тебя в плен.

— Думаешь, я этого не знаю? Но неужели Тамлин всерьез рассчитывает, что я сотни лет буду сидеть в поместье, командуя слугами? Или он думает, что красивые наряды заменят мне все остальное?

Ласэн смотрел на вечно юный весенний лес.

— А разве не об этом мечтают человеческие женщины? Выйти замуж за знатного, обаятельного фэйри и потом до конца жизни купаться в богатстве.

Я с силой натянула поводья, отчего моя кобыла замотала головой.

— Приятно сознавать, Ласэн, что никакие испытания не лишили тебя придурочности.

— Тамлин — верховный правитель, — в который раз напомнил мне Ласэн, щуря металлический глаз. — Скоро ты станешь его женой. Есть традиции и ожидания, с которыми ты должна считаться. И не только ты. Все мы. Это необходимо, чтобы окрепнуть после ужасов правления Амаранты и уничтожить врагов, которые так просто не откажутся от попыток вернуть себе власть.

Примерно те же слова я слышала вчера от Ианты.

— Близится десятина, — качая головой, продолжал Ласэн. — Первая, назначенная Тамлином со времен... ее проклятия.

Ласэна передернуло.

— Тамлин дал своим подданным три месяца на приведение дел в порядок. Он хотел дождаться начала нового года, однако уже в будущем месяце потребует уплаты десятины. По мнению Ианты, пора. Народ готов.

Ласэн умолк. Мне хотелось плюнуть ему в физиономию, поскольку он знал, что я и понятия не имела ни о какой десятине. Ему хотелось, чтобы я вслух это признала.

— Это еще что такое? — сердито спросила я.

— Дважды в год, обычно незадолго до дней летнего и зимнего солнцестояния, каждый подданный Двора весны, от знати до самых низших сословий, обязан платить десятину. Ее размер устанавливается сообразно доходам и положению каждого плательщика. Это дает нам средства на содержание поместья, на жалованье слугам и караульным, на покупку съестных припасов. Тамлин, в свою очередь, защищает плательщиков, правит ими и помогает, чем может. Правила достаточно гибкие. В нынешнем году Тамлин отодвинул время уплаты десятины на месяц. Это тоже забота о подданных. Он не хотел никого лишать праздника и дал дополнительное время на сбор денег. Но очень скоро в поместье устремятся посланники сословий, кланов и деревень. Они привезут собранные десятины. Согласно этикету, жена верховного правителя должна в это время находиться рядом с мужем. Если же кто-то не сможет уплатить десятину... Ты и в этом случае должна будешь присутствовать, пока Тамлин вершит суд и определяет меру наказания. Зрелище бывает весьма неприглядным. Я веду подробный учет приехавших и отсутствующих. Те, кто приехал, должны заявить о своих неплательщиках, если таковые у них есть. Официальные правила обязывают Тамлина предоставить каждому неплательщику еще три дня для уплаты. Если же и тогда не внесут десятину, те же правила обязывают Тамлина отыскать неплательщика. Это сродни охоты. Верховные жрицы... в данном случае Ианта... дарует Тамлину особые охотничьи права.

Боги, сколько ужасного и жестокого было в традициях народа, к которому я теперь принадлежала. Я хотела сказать об этом Ласэну, но увидела его взгляд... Меня и так судили вдоль и поперек.

— А потому, Фейра, не торопи Тамлина, — сказал Ласэн. — Дай ему еще немного времени. Пусть пройдет свадьба, потом уплата десятины, а там... там видно будет.

— Я дала ему достаточно времени. Я не могу постоянно сидеть взаперти. Роскошная клетка все равно остается клеткой.

— Тамлин это знает. Пусть он не говорит об этом вслух, но знает. Поверь мне. Тебе следует простить его. Убийство его близких не позволяет ему излишне... вольно относиться к твоей безопасности. Слишком часто Тамлин терял тех, кто ему дорог. И не только он. Все мы.

Каждое слово Ласэна лишь подливало масла в огонь, бушевавший у меня в душе.

— Я хочу выйти замуж за Тамлина, а не за верховного правителя.

— Одно невозможно без другого. Тамлин таков, какой есть. И он всегда... понимаешь, всегда будет стремиться тебя защитить, не спрашивая, нравится тебе это или нет. Поговори с ним сама. Да, Фейра, поговори. Ты многое поймешь.

Несколько мгновений мы с Ласэном смотрели друг на друга, на его скулах заходили желваки.

— И не проси меня выбирать между вами, — добавил он.

— Но ты намеренно не рассказываешь мне обо всех событиях.

— Тамлин — мой верховный правитель. Его слово — закон. Пойми, Фейра: нам выпал единственный шанс возродить мир и сделать его таким, каким ему надлежит быть. И я не хочу вступать в новый мир, нарушая доверие Тамлина. Даже если ты...

— Даже если я... что?

Лицо Ласэна побледнело. Он рассеянно гладил переливчатую гриву своей кобылы.

— Меня заставили смотреть, как мой отец убивает мою любимую женщину. Братья держали меня, не давая отвернуть голову или закрыть глаза.

У меня сжалось сердце. Ужас пережитого и сейчас, спустя несколько веков, терзал душу Ласэна.

— Никакая магия, никакое волшебное заклинание не могли вернуть ее к жизни. И верховные правители не собирались вместе, чтобы ее воскресить. Она умирала у меня на глазах. Мне никогда не забыть мгновения, когда я перестал слышать, как бьется ее сердце.

Подступающие слезы жгли мне глаза.

— Тамлину повезло больше, чем мне, — хрипло продолжал Ласэн. — Мы все слышали, как у тебя с хрустом сломалась шея. Но тебя вернули к жизни. Сомневаюсь, что Тамлин когда-нибудь забудет этот страшный звук. И он сделает все, что в его власти, только бы оградить тебя от любых новых опасностей, пусть и ценой тайн и правил, которые тебе не по нраву. Здесь ты наткнешься на его несгибаемую волю. Так что лучше и не проси, по крайней мере сейчас.

У меня исчезли все слова. Их не осталось ни в голове, ни в сердце. Дать Тамлину время, ждать, пока он привыкнет... Это самое малое, на что я способна.

Деревню мы услышали задолго до того, как выехали излеса. К щебету птиц добавился стук молотков, визг пил, крики строителей, мычание коров и блеяние овец. Через какое-то время нашему взору предстала наполовину построеннаядеревня: аккуратные деревянные и каменные домики, наспехвозведенные амбары и хлева. Все это — на разных стадиях завершения. Полностью завершенными оказались большой колодец на деревенской площади и строение, смахивающее на таверну.

Меня до сих пор удивляла схожесть жизни в Притиании и в мире людей. Точно так же могла выглядеть и человеческая деревня. Например, та, что отстраивалась после пожара. Конечно, деревня фэйри была куда красивее и опрятнее той, где мы прожили несколько лет. Но общий облик, главные места... Никаких различий.

Однако при всей моей симпатии к местным жителям я чувствовала себя здесь совершенно чужой. Нас с Ласэном заметили, и вся работа и торговля мигом прекратились. Жители вовсю глазели на нас.

Точнее, на меня.

Вокруг стало тихо. Непонятным образом весть о моем появлении разнеслась по всей деревне. Даже на ее окраинах затихли молотки.

— Фейра — Разрушительница проклятия, — прошептал кто-то.

Мое новое имя.

Как хорошо, что у моего костюма для верховой езды длинные рукава, а на подъезде к деревне я натянула перчатки.

Ласэн подъехал к фэйцу, который, как мне показалось, руководил постройкой дома вблизи колодца.

— Мы приехали узнать, не нужна ли вам помощь, — достаточно громко, чтобы слышали остальные, сказал Ласэн. — Можете располагать нами весь день.

Фэец почему-то побледнел.

— Благодарствуем, господин. Мы ни в чем не нуждаемся, — торопливо ответил он, поглядывая на меня широко раскрытыми глазами. — Долг выплачен.

Мои ладони стали липкими от теплого пота. Кобыла подо мной тоже чувствовала себя здесь весьма неуютно и била копытом по красноватой земле.

— Не торопись отказываться, — сказал фэйцу Ласэн, изящно поклонившись. — Мы хотим принять участие в вашей работе. Для нас это не тяготы, а честь.

— Долг выплачен, — качая головой, повторил фэец.

Те же слова мы слышали повсюду в деревне, где останавливались и предлагали свою помощь. Ласэн даже спешился. Везде нас благодарили и вежливо отказывались от непрошеных помощников.

Через двадцать минут мы вернулись в лес.

— Это была затея Тамлина? — хрипло спросила я. — Он позволил тебе свозить меня в деревню, чтобы я не приставала с предложением помочь?

— Нет, это была моя затея, но причину ты угадала верно. Они не хотят твоей помощи и не нуждаются в ней. Твое присутствие отвлекает их от работы и напоминает о том, через что они прошли.

От его слов меня передернуло.

— Но они не были пленниками Подгорья. Я не встретила ни одного знакомого лица.

Ласэн тоже вздрогнул:

— Почему же? Были. Но... в лагерях, устроенных Амарантой. К своему двору она согнала знать и тех, к кому благоволила. Простонародью полагалось работать не покладая рук, дабы обеспечивать ее двор пропитанием и всем необходимым. Тех, кого ее надсмотрщики находили недостаточно усердными, отправляли в лагеря. Под горой существовала разветвленная сеть туннелей. Тысячи фэйцев и фэйри томились там в клетушках, где не было ни света, ни воздуха. И так — пятьдесят лет.

— Но я никогда не слышала...

— Говорить об этом было строжайше запрещено. Кто-то из узников не выдерживал и лишался рассудка. Амаранта частенько «забывала» кормить узников лагерей. И тогда утратившие рассудок набрасывались на своих соплеменников и ели их. Находились и те, кто сбивался в шайки. Они пробирались в лагеря и... — Ласэн потер вспотевший лоб. — Страшные вещи творили они. Те, кто уцелел и снова увидел свет солнца, пытаются вспомнить прежнюю жизнь. Точнее, учатся жить заново.

Мое горло наполнилось желчью. Наша с Тамлином свадьба... возможно, она действительно станет началом исцеления здешних земель и их жителей.

Меня словно окутало темным покрывалом, приглушившим все звуки и притупившим все ощущения.

— Я знаю, ты искренне хотела им помочь, — сказал Ласэн. — Мне очень жаль, что так получилось.

Мне тоже было очень жаль.

Передо мною вдруг раскрылась бездна моей бессмертной жизни.

Я позволила этой бездне поглотить меня целиком.

За несколько дней до свадебной церемонии к нам начали стекаться гости. Я радовалась, что мне не суждено стать верховной правительницей и получить равную с Тамлином власть и ответственность.

Малая, забытая часть моей личности кричала и негодовала, но...